Миледи (джен)

Раньше Иера думала, что богачи проводят свои встречи в шикарных ресторанах с живой музыкой, омарами и официантами, одетыми лучше, чем она. Было у неё и другое предположение — о том, что некоторые особо оригинальные (или просто особо торопливые) богатеи отдают предпочтение обычным забегаловкам. С одной стороны забегаловка не принуждает человека держать планку стиля, и усталый VIP, вынужденный торговать лицом двадцать четыре на семь, может наконец-то расслабиться; с другой стороны никто не отменял посредственный сервис, а главное — обывателей, на которых общество человека из высшего света оказывает странный (и порой — небезопасный) эффект.

Иера и подумать не могла, как оригинально решена эта проблема: забегаловки с имущественным цензом. Обычный распознаватель личности, прикрученный к дверям любого общественного заведения, плюс программа, подающая сигнал охране, как только в двери проходит человек, чьё состояние ниже заданного — всё, как в дорогих ресторанах, вот только за этими дверями находится обычная кафешка с бургерами и кофе. Интерьер немного уютнее, еда немного качественнее, требования к персоналу гораздо строже, но в остальном — обычное придорожное кафе только для своих. Идеальный компромисс между простотой и сохранением статуса.

На входе возникает небольшая заминка: Карлос и Клэрис официально приглашены, а вот пропускать Иеру не торопятся. Уверения на тему «она с нами» тоже не проходят, поскольку верить такому заявлению можно только если оно исходит от человека, чьё состояние позволяет пройти в дверь.

— Секундочку, — миролюбиво улыбается Карлос. Достаёт телефон — кто бы мог подумать, что вовсе не бедный человек всё ещё пользуется таким старьём. Затем он переводит совершенно недвусмысленный взгляд на белую коробку распознавателя над дверью.

— Мы сейчас всё устроим, — улыбается Клэрис охраннику, незаметно дёргая брата за полу пиджака.

— Ну ладно, ладно…

Наконец на пороге появляется виновница торжества. Иера думала, что она будет выше. Девушка перед ней невысокая, но очень крепкая, с телосложением типа «тумбочка». Её гардероб составляют вещи, выглядящие просто и скромно, но при этом стоящие раза минимум в три дороже, чем-то, что носит Иера. Смысла в такой трате денег она никогда не видела. У неё типично славянское круглое лицо с грубоватыми чертами — такую больше ожидаешь увидеть за станком или в поле. Единственное её украшение — длинные светло-русые волосы, падающие на плечи как тяжелое плавленое золото.

— Добрый вечер, — она кивнула и улыбнулась, — Carlos, je sais que tu es le juponnier, mais tellement? *

— Je…

— La seconde en un jour! Et j'ai demandé à prévenir quand…

Девушка нацепила стандартную улыбку для светской болтовни, но было ясно, что разговор вовсе не светский. В конце-концов зачем тогда было бы переходить на французский?

— Ce n'est pas ce que tu penses. Vinter est encore atroce, — вставила Клэрис.

На порог вышел молодой человек в сером пиджаке. Только этот серый пиджак Иера и видит, потому что тот, кто носит его — не K. Изображение расплывается, глаза снова щиплет.

— Что, не он? — опасливо спрашивает Карлос.

Иера качает головой. Она понимает, что разревётся в голос, если заговорит.

— Карлос, я… извини, что напрягла, спасибо за помощь… — Иера пытается не всхлипывать: помимо горя есть ведь ещё и гордость, и разреветься, как бедная родственница, перед этой золотой молодёжью — это уже ни в какие ворота, — извините… — шёпотом бросает она, разворачивается и уходит. Пройдя несколько шагов, она ощущает руку на своём плече. Обернувшись, она видит ту блондинку, с которой говорил Карлос:

— Подожди. Позволь помочь тебе.

* * *

Иере никогда ещё не доводилось лично общаться с крупными бизнесменами. Так, наверное, чувствовала бы себя крестьянка, попавшая за стол к дворянке. «Дворянка» словно обладала магическим даром изменять пространство вокруг себя: перегородки внутри кафе могли смещаться, так что обе оказались за столиком в наскоро организованной комнате. Кроме них двоих больше никого там не было.

— Значит первое. Ты мне нравишься, поэтому я хочу быть с тобой честной: помогая тебе, я прежде всего преследую интересы Eternal Summer. Эта дамочка нам порядком гадит. Её спецы компрометируют наше ПО, её подкупные лица мешают нашей торговле в Европе, и это я ещё не говорю о том, что со Шпицбергена в случае чего очень удобно перекрыть всё судоходство в регионе, а там и наши товары плавают. Бизнес — это война, а на войне все средства хороши.

Иера кое-как собралась, чтобы прекратить слёзы.

— Простите, я вас не вполне понимаю.

— Хоспаде. Давай на ты, — Наташа выглядит раздражённой.

— Извини… те, я не хотела вас…

— Так, стоп, — Наташа закрывает нос сложенными ладонями и делает долгий вдох. Когда она отнимает руки от лица, её губы уже улыбаются, и впечатление такое, будто она пытается передать улыбкой столько тепла, сколько передавать не привыкла. Краем сознания Иера вспоминает о приснопамятной «русской улыбке».

— Иера, — Наташа кладёт ладони поверх её, — я уже, наверное, знаю ответ, но всё же: из-за чего вы с братом на самом деле поругались?

Похоже, Иера не заметила, как Карлос вкратце пересказал начальнице её историю.

— Он… говорил что-то про социальный слой. Про «стеклянный потолок» над нами, — Иера оживляется, — началось с того, что он подкатил к девушке из «высшей лиги», так сказать, а она предпочла ему молодого человека побогаче. Я пыталась его успокоить, но это злило его ещё больше. Он накричал на меня и ушёл. Дальнейшее вам… тебе уже рассказали.

— Так и знала. Вот смотри: твой брат — K — хороший, добрый, умный человек; и ты сама — такая же. Вы — хорошие ребята, заслуживающие хорошей жизни. И живёте вы себе, живёте, всё в порядке, но тут приходит какой-то мажор и вытирает о вас ноги. А потом ещё раз, и ещё. А потом ты встречаешь такую всю типа добрую и прогрессивную принцессу, которая с тобой запанибрата, пытается показать, что вы равны, но всё равно кладёт свои руки поверх твоих и всё равно показывает своё блядское превосходство, — Наташа убирает руки и вздыхает; в её зелёных глазах на долю секунды вспыхивают злые искорки, — вот почему он взбеленился. Вот поэтому, понимаешь?

— Капитализм?

— Пф, капитализм… Это уже не капитализм, Иера, это феодализм. И знала бы ты, как мне от этого противно.

— Тебе? — Иера чувствует поднимающуюся изнутри злобу, — Но ты же наверху. Богачка против капитализма, принцесса против феодализма, пчела против мёда!

— Подожди. Да, тебе легко обвинить меня в неискренности. Но я не принцесса — я такой же винтик этой системы, как и ты. Думаешь, у нас наверху всё здорово? Богатые, может слышала, тоже плачут, и это правда. И систему в одиночку не изменить, потому что это гораздо глубже, чем политика и экономика. Это у людей в головах.

— Так почему ты на самом деле мне помогаешь?

— Улучшить систему можно только если каждый из нас будет систематически делать обычные добрые дела, говорить обычные добрые слова и думать обычные добрые мысли. Но я не могу позволить себе меценатствовать направо и налево, потому что иначе на нас накинуться паразиты и нахлебники. Я не могу позволить себе быть доброй. Но я могу схитрить.

Наташа откидывается в кресле и сцепляет пальцы в замок. Её переходы от делового стиля к доверительному и обратно слишком резки. Кроется ли за этим неумение притворяться обычным добрым человеком или же неумение притворяться хладнокровной бизнесвуман, неясно.

— Смотри: Миледи часто связывают с серийником по прозвищу «Сердцеед». Многие думают, что это она и есть. Так ли это на самом деле, неизвестно. Как бы то ни было, это её ужасно компрометирует, а что плохо для неё, то хорошо для меня. Все в курсе про это тёмное пятно на её репутации, но Миледи отбивает все атаки, а то и обвиняет конкурентов — нас в том числе — в клевете. У нас вооружённый паритет, так сказать, напряжённое равновесие — и тут ты. Несчастная девушка, попавшая в жернова большого бизнеса, — Наташа проводит рукой, изображая газетный заголовок, — обычная девчонка из ниоткуда идёт спасать своего брата из лап хладнокровной убийцы, как… э-э… слушай, это же уже где-то было, не помнишь?

— Нет.

— Ладно, не важно. Важно что: подать это правильно — и ты героиня. Образец для подражания. Святая.

— Окстись, я не хочу славы!

Наташа предупредительно поднимает руки:

— Все связанные со славой неудобства мы берём на себя. Главное — не твоя слава, а то, как ты оттенишь Миледи. Да, я использую тебя, чтобы уронить её репутацию, но: если K действительно у неё, ты получишь его обратно. Рука руку моет — это закон, который я не могу нарушить. Но твоя история действительно трогает, и я действительно хочу помочь.

Пауза. Иера долго молчит, но вскоре её губы трогает едва заметная улыбка. Она становится всё шире. Раз уж Наташа была с ней откровенна, надо отплатить тем же.

— Но не будь это выгодно твоей компании, ты бы не помогла мне, даже если бы очень захотела, верно?

— Да.

— И тебе пришлось бы спустить всё на тормоза, и вышло бы очень неудобно…

— Ну, наверное… слушай, может не будешь мне морали читать?

— И сделал из них литого тельца. И сказали они: вот Бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской.* Может показаться, что я тебя за что-то виню, но пожалуйста, не думай так.

Наташа снова наклонилась к ней, положила руки на стол.

— Телец топчется по нам, и K думает, что в седле — вы. Но вы не в седле — вы волочитесь по земле, привязанные к его хвосту. Всё, что мы можем — это прикрывать голову, всё, что можете вы — упираться ногами. Но мы можем кое-что ещё.

Оценив момент, Иера кладёт свои руки на руки Наташи и смотрит ей в глаза:

— Телец это не режим, это не система — это то, как люди мыслят. Каждое доброе дело, каждое доброе слово, каждая добрая мысль: по капле мы меняем этот мир к лучшему. И рано или поздно, благодаря таким, как ты, телец остановится.

Примечание к части* — Карлос, я конечно понимаю, что ты бабник, но чтоб настолько?

— Я...

— Вторая за день! И я просила предупреждать, когда...

— Это не то, что ты думаешь. Винтер опять зверствует.

* Исход, 32:4