Птицы под кровлями (гет)

Друг Клары, Гарри, встряхивая рыжими кудрями и подергивая плечами, играл на гитаре какой-то не то восточный, не то цыганский мотив. Он пел от лица какого-то хлыща, который, вернувшись из путешествия, признается жене в измене. Примерно в таком духе: страсть закружила, не сохранил верности и не каюсь, потому что не знал большего счастья, но та женщина меня отвергла, и теперь тебе решать... Будь Андерс братом этой самой жены, прогнал бы подонка поганой метлой. Удивительно, из какой мерзости и пошлости поэты пытаются выжать романтику. Впрочем, пел Гарри очень приятно, надо отдать должное, а Клара танцевала под эту песню еще лучше.

Андерс в стилях танца не разбирался, но невольно затаил дыхание, наблюдая за ее легкой грацией. Она то кружилась, то подпрыгивала, то плавно ступала, чуть перебирая плечами, то слегка играла длинным голубым подолом, то изгибала руки, взмахивала ими, трепетала пальцами. И ни о чем другом Андерс не мог думать в этот момент, только о том, что ее мелькающие в воздухе пальцы удивительно хрупки и изящны. Налетал ветер — и она напоминала ему колыхающийся цветок, а миг спустя — стремительную ласточку.

Но вот песня кончилась. Клара застыла, упав на одно колено, опустив руки и поникнув головой — в самом деле, будто сломленный цветок. Встала, поклонилась, широко улыбаясь.

На всякий случай Андерс отступил подальше. Сегодня она до нужного момента не должна его заметить или узнать, он приложил для этого некоторые усилия. Пора проверить, достаточны ли они.

Нет, вроде бы она не посмотрела в сторону Андерса. Гарри передал ей гитару, и Клара стала наигрывать айбарийский танец. На сей раз он был куда вольнее в движениях, куда веселее. Вскоре из толпы он вывел за руку высокую, крутобедрую девицу и продолжил танец, кружась вокруг нее. Самодовольное лицо девицы раскраснелось. Парень, который до этого стоял с ней рядом, потупился и закусил губу. Бедняге пришлось мучиться еще пару минут, покуда Гарри не закончил танец, страстно прижав руку девицы к губам. Умеет, однако, наживать врагов.

Похоже, Клара была того же мнения. Когда танец кончился и зеваки, собравшиеся посмотреть, стали расходиться (Андерс успел спрятаться за угол), она негромко и довольно сердито стала что-то выговаривать своему другу. Доносились отдельные фразы:

— Ему было обидно... Опасно... Нарвешься...

— Что же делать, если никто больше не вдохновлял...

Они достали из оставленной у стены корзинки (что за легкомыслие, долго ли ее украсть!) пиджак, шляпку и шаль. Андерс стал приближаться, но его не замечали — хороший знак, видимо. После первого разговора он виделся с Кларой дважды, образа присутствовал ее приятель, Гарри, и от него Андерс успел узнать кое-что по поводу грима и особых примет. И попытался использовать новые знания: надел темные очки, надвинул шляпу на брови, поднял воротник, прикрывая подбородок, и основательно ссутулился. Начал отрабатывать прихрамывающую походку. Жаль, переодеться пока было не во что: за годы полного разрыва с родителями он изрядно пообносился.

Подойдя вплотную, положил Кларе руку на плечо и произнес скрипучим голосом:

— Ну как выручка сегодня? Во сколько оценивают прекрасное?

— Неудовлетворительно, — мгновенно ответил за подругу Гарри, пока она переводила дыхание. Видимо, Андерс по крайней мере ее напугал.

— Вы давно уже так ходите? — спросила она, положив ему руку на локоть. — Ссутулились, хромаете? Устали, наверное?

— Клара, не делай из мужчины слабака! — оборвал ее Гарри. — А загримировались вы неудовлетворительно. Я вас сразу узнал.

— Неудивительно, — пожал плечами Андерс (они все же слегка затекли). — Ведь я пользовался советами начинающего актера. Точнее, первокурсника, который учился... Сколько? Месяц? Если бы я, проучившись месяц, брался ставить диагнозы...

— Да, я проучился месяц и уже вижу, что пока вы маскировались бездарно, — отрезал Гарри. — И кстати, я вижу вашу благодарность за помощь.

— Простите, но вы ведь пришли не ссориться с Гарри, а что-то сказать мне? — уточнила Клара. — Или я слишком высокого о себе мнения?

— Не хочу вас обижать, но я всего лишь проверял маскировку.

Кажется, в ее неуловимом взгляде мелькнуло легкое разочарование. Андерс отвел глаза и тут же не смог сдержать улыбку. Из магазина поблизости как раз выходил Себастьян.

Приятель замешкался в дверях, пропуская старушку. Ссутулившись и прихрамывая, Андерс направился к нему. "Неудовлетворительно... Сейчас увидим..."

— Молодой человек, где здесь телефон-автомат?

Себастьян открыл было рот, недоверчиво к нему присмотрелся — и расхохотался, врезав по плечу.

— Ну ты и образина! Чего тебе вздумалось дурачить меня?

— Ты меня тоже сразу узнал? — это становилось, наконец, обидно, Андерс же старался.

— Через минуту, — ответил Себастьян. — Но я ведь тебя сто лет знаю. Ты бы на ком-то проверил, кого знаешь мало. Кстати, а музыканты уже ушли? Жаль, девочка такая славная.

Обернувшись, Андерс заметил, что Клары и Гарри уже в самом деле не видно. Стало необъяснимо досадно, да и слова Себастьяна о Кларе вызвали почему-то раздражение. Хотя, пожалуй, Андерс бы с ними согласился.

Себастьян позвал к себе ужинать: он купил в кулинарии жареную курицу и салат с рыбой и рисом. Андерс в их компании всегда отвечал за кофе: хотя впервые сварил, поступив в университет, сразу вышло хорошо. Видимо, удавалось точно соблюсти пропорции.

Раньше, когда их было шестеро, девчонки, Милдред и Хильда, во время посиделок у кого-нибудь на квартире всегда картинно сердились на него. Говорили, он посягает на какое-то их священное право. Он только пожимал плечами: ведь им ничто не мешало научиться варить кофе так же хорошо, или хотя бы демонстративно не пить то,что варит он.

Вообще хорошая у них была компания. Как сейчас перед ним вставали Джозеф с его прямым взглядом и резким профилем, весельчак Джеймс, Милдред с ее мягкими руками и спокойным голосом, изящная интеллектуалка Хильда... Были у них вечеринки, прогулки по городу, совместная подготовка к занятиям. И споры, споры до покрасневших щек, до слез возмущения в глазах Милдред, и походы в кино, и выезды за город...

А потом они предали его. Все, кроме Себастьяна. Милдред и Джозеф явились к нему незадолго до суда и назвали убийцей. Джозеф скупо, но с отвращением цедил, что он должен был спасать жизни, а не отнимать, а Милдред кричала, обзывая бессердечным подонком, безжалостным монстром и еще по-всякому. Под конец она разрыдалась и убежала.

Он мог узнать в этой обозленной девице свою прежнюю подругу. И как раньше ничего не замечал?

— Можешь считать нас ограниченными, — Джозеф словно прочитал его мысли. — Но мы никогда не скрывали своих взглядов. Мы не лицемерили, Андерс, и если ты не обращал внимания, это говорит о том, какой ты на самом деле друг. А не мы.

— Тогда почему ты пытаешься оправдаться? — спросил Андерс как можно более ядовито.

— Да, ты верно подметил, оправдываться мне не стоит, ведь я прав перед тобой. А ты подумай вот над чем. У Барбары было бы гораздо меньше проблем, если бы она, как и следует порядочной девушке, блюла себя до свадьбы. И у тебя, и у нее было бы гораздо меньше проблем, если бы ты не потворствовал ее желанию решить вопрос путем, который вам казался самым легким.

— Подскажи другие способы решения этой проблемы. Или ты сейчас скажешь, что я вообще не должен был вмешиваться?

— А ты, видимо, гордишься тем, что вмешался. Всегда хотел быть героем, правда? Тебя заботит только твое самолюбие. Можешь считать, что пострадал из-за своей доброты. Но мы с Милдред так считать не будем. Мы обязаны были сказать тебе об этом, и однажды ты согласишься с нами.

Понятно, на это не стоило отвечать.

Джеймс... Его не арестовали по чистой случайности: тот, кто донес на них с Барбарой, видимо, про участие Джеймса в операции не знал, а они оба его не выдали. Он был самым искусным в их компании, после Андерса и Хильды, но ее они инстинктивно решили не вмешивать. Похоже, Джеймс мучился страхом разоблачения и не выдержал: по словам Себастьяна, ушел из университета в связи с нервным расстройством. Хильда, его невеста, видимо, перестала общаться с Андерсом, чтобы не расстраивать Джеймса.

Она и со всей прежней компанией порвала. Выбрала любовь — это так называется? Как говорил Себастьян, Бог ей судья. Да всем им.

...За ужином друг радовался, что пациентка, которую он посчитал было безнадежной, вдруг пошла на поправку.

— Ты подумай, ей ведь восемьдесят лет! И не навещает никто, и дома-то семья грызется вечно. А ей, понимаешь, жить интересно. Говорит, пока у вас лежу, читаю, сколько всю жизнь не могла.

И тут же Себастьн перескочил на другую тему и стал рассуждать о возможности новаций в травматологии. Андерсу было интересно, но в последнее время пару раз он не без холодка замечал, что не понимает, о чем приятель рассказывает. О чем-то узнать не успел, что-то стал забывать. Он, конечно, не стеснялся останавливать и уточнять... "Но для чего все это? Ведь врачом я никогда не буду". Странно, отчего так обидно вдруг стало. Должно быть, неудача с маскировкой огорчила больше, чем следует.

Нет, по совести, сегодня он рассчитывал подольше поговорить с Кларой. С ней приятно было говорить — она не пыталась его задеть, не пыталась казаться умнее, чем на самом деле, но и не была нарочито-доброй. Он представил себе, как сейчас, в эту самую минуту, она сидит на подоконнике и считает звезды — маленькая и хрупкая на фоне освещенного окна. И очень захотелось передать ей привет. "О чем бы с ней заговорить в следующий раз? Не спрашивать же, как у дорогого братца дела? — а вообще любопытно иногда было. — На месте увижу, ладно. И как это я мог подумать, что они с этим Гарри — пара? Ведь я ними не один месяц наблюдаю, и ни разу, в общем... Конечно, они воспитанные люди, но все равно ведь.... Все это... По-особому. Какая ерунда лезет в голову!"

— Эй, приятель, что-то ты задумался, — Себастьян потрепал его за локоть. — Очнись! От собственного же кофе и разморило, что ли?

— Да, добавил тебе снотворное, чтобы ограбить, а потом перепутал чашки, — Андерс смог улыбнуться.

Вдруг раздался звонок. Себастьян взял трубку, но Андерс насторожился: у него самого телефона в квартире не было, и мистеру Барроу он дал телефон Себастьяна. И точно, это оказался мистер Барроу.

— Жду вас завтра в девять. Есть задание.

Мистер Барроу встретил Андерса в неплохом расположении духа. Даже предложил сесть и сразу стал рассказывать:

— Ко мне обратилась некая миссис Китсви, вот ее адрес. Она работает в химчистке, замужем за клерком, их дочери пятнадцать лет. В течение месяца из ее дома последовательно исчезли следующие вещи: кусок хозяйственного мыла, шампунь, отрез фланели, только что купленный кусок колбасы, одна из трех баночек паштета, оставленный на потом кусок пирога с капустой. Чаще всего она обнаруживала пропажу, придя с работу домой, но в случае со съестным — по утрам.

— Думаю, со съестным все просто: домашние слопали и не признаются, — предположил Андерс. — А остальное она просто сама потеряла. А может, у нее плохая память, так что пирог и все прочее она тоже съела сама.

— Будь у нее такая плохая память, как она смогла бы составить столь точный список пропаж? В любом случае, ваша задача — проверить обстановку и принести мне максимально полные сведения. Сегодня в одиннадцать хозяйка будет вас ждать на углу магазина Хорсет. Приведет в квартиру, сможете все осмотреть, расспросить о муже и дочери, а уж проследить за ними вы должны сами. Если вам все понятно, можете приступать.