Маскарад (гет)

Маэстро Саладор все-таки надеялся, что к его обожаемой Флер вернется голос, но, когда он дошел до импровизированной гримерной, оказалось, что пропал не только голос Флер, но и сама Флер, обиженная его невниманием и тем, что на ее роль взяли безголосую Грейнджер. Взволнованный маэстро кинулся на поиски, и это спасло его от лицезрения того, как Гермиона исполняет не только фривольную историю Бабетты и Каде, но и поет о своей лирической героине «Без ума целый свет от красавицы Жанетт». Пела Гермиона отлично, совладав со смущением и уверив себя, что если Гарри ее не узнал, то и никто не узнает, а труппа авось не выдаст, но от такого умелого кокетства со стороны Грейнджер у Снейпа порвало бы шаблон, как хомячка полкило динамита.

Пока Грейнджер в ее сценическом образе очаровывала зрителей, прогнав подальше мысль, что после такого ей уже не притвориться скромницей, если разоблачат — и новая мысль, что это будет особенно верно, если разоблачит ее Гарри, накрывала Гермиону приятным стыдом — пока это происходило на сцене, Снейп успел обшарить весь замок и наконец нашел Флер на самом верху Астрономической башни. Рядом с Флер стояла Аврора, без которой приключения Сириуса на Астрономической башне опять не обошлись, а над башней, словно Санта на оленях, летел на фоне луны Сириус верхом на гиппогрифе.

— Он улетел, — чуть грустно сказала Флер своим обычным мелодичным голосом, обернувшись к маэстро. — Но он обещал вернуться.

— Милый, милый! — подтвердила Аврора, тоже очарованная тем, как быстро и даже бескорыстно талантливый разгильдяй Сириус утешил девочку и вернул ей не только ее прекрасный голос, но и свойственную красавицам уверенность в себе.

— Другая бы на вашем месте оправдывалась! — патетически воскликнул ревнивый маэстро, глядя на Флер и не обращая внимания на взгляд Авроры, который намекал, что оправдываться в следующем году будет он: студентки-то уедут, а молодые преподавательницы останутся. — Доказывала бы свою невиновность!

— Но это было бы очень просто, — вскинула носик Флер. — Так же легко, как вам оскорбить невиновную девушку. И запомните, если вы заставите меня оправдываться, я оправдаюсь — только после этого между нами будет всё кончено.

Аврора, как и всякий астроном, была организованной женщиной, и сейчас она жалела, что блокнот в праздничной суете не оказался при ней — за Флер стоило записывать.

— Но, если вы будете милы и безо всяких доказательств, просто на слово, без судов поверите мне… — продолжала Флер.

— То что? — удивился маэстро Саладор. — Вы — меня — собираетесь простить?

— Да, я окажу вам эту милость, — сдержанно ответила Флер.

Когда запутанный, ошарашенный и прощенный маэстро Саладор наконец вернулся в Большой зал, постановка дошла до финальной арии, которую он рассчитывал исполнять с Флер дуэтом, а теперь Гарри и Гермиона пели ее, держась за руки и не отрывая друг от друга влюбленных глаз.

— Пусть он мне только скажет:

— Вы прекрасней любого сна

— Пусть он еще мне скажет:

— Даже радость без вас грустна

— Пусть я лишусь сознанья…

— Вы бальзам для души больной,

Вы поэтических грез созданье…

— Боже, что со мной!

Было по-прежнему непонятно, сколько человек в зале узнали хотя бы одного из них в их маскарадных нарядах, но зал очевидным образом им сопереживал, немного неуместно выл, словно это был не зал, а трибуны, и даже МакГонагалл, женщина пуританских нравов, смотрела на красивую пару неожиданно мягким взглядом, подперев голову рукой.

Гермиону вызывали несколько раз, выкрикивая ее сценическое имя: Ли Джордан, бессменный комментатор и нынешний конферансье, объявил ее в начале второго действия как мадемуазель Нитуш, и то, придумал ли он сам этот псевдоним или ему подсказала Гермиона, так и осталось тайной. Гермиона выбегала на сцену, замечая, что у выхода из-за кулис собирается толпа, и ее теперь так просто не выпустят, и вдруг неожиданно для всех прыгнула со сцены прямо на руки к Гарри, который скромно сошел вниз, допев свой дуэт. И конечно же, Гарри ее поймал, у него была хорошая реакция, и он крепко стоял на ногах, что было проверено даже хвосторогой.

— Мадемуазель, вы находитесь под охраной английской армии, — галантно сказал Гарри, поставив Гермиону на ноги, и надвинул чуть ниже съехавший назад кивер, чтобы его не могли узнать по шраму — в том числе и мадемуазель Нитуш, которая иногда казалась Гарри родной и понятной маггловской девушкой, не знающей о его славе, с каковой Гарри никогда толком не знал, что делать.

Рождество все-таки семейный праздник, и наутро после Рождественского бала студенты разъезжались по домам: аристократы пользовались портшлюзами, остальные спешили на поезд, только Гарри никуда не спешил, он даже был бы не против провести каникулы в Хогвартсе, если Сириус так подгулял вчера, что отыщется нескоро. Рон постучал по опущенному пологу и попрощался чуть громче, чем следовало бы прощаться тому, кто не хочет разбудить друга, если тот спит, и Гарри вышел на галерею над опустевшей гостиной, когда шум покидающих гриффиндорскую башню студентов окончательно затих.

Гермиона, к удивлению Гарри, сидела на большом диване, одна среди послеотъездного беспорядка, стиснув губы, словно бы она сдерживала то ли волнение, то ли смех.

— Я искал тебя вчера, — сказал Гарри, удивляясь тому, что не чувствует почти никакой неловкости. — Прости, мне действительно жаль, что я тебя не нашел — наверно, как-то не узнал.

— А я тебя узнала, — ответила Гермиона, пересиливая смущенную шаловливую улыбку, и тут Гарри все же смешался — значит, Гермиона все-таки видела, как он танцевал с незнакомкой, пел с ней дуэтом, особенно ее последнюю партию... Гарри не знал, был ли он влюблен в незнакомку, сейчас или тогда, он только почему-то чувствовал стыд, словно от предательства. Но он ведь о Гермионе так не думал… ну, почти… и не было у них ничего, после чего он уже не мог бы так танцевать с другой… но могло бы быть… наверно, он бы…

Гарри до безобразного замешкался с ответом, став совсем прежним, даже таким, каким Гермиона помнила его еще до того, когда они вместе спасали Сириуса, обнимались с времяворотом на шее и дрались рука об руку. Гермиона перестала сдерживать улыбку, заметив, что Гарри задумался и уткнулся взглядом в ковер, ничего теперь не видя, и неожиданно для Гарри запела. Заклинание, которое Гарри накладывал на нее вчера, уже потеряло силу, а свой голос у Гермионы был слабым, но Гарри достаточно было расслышать слова, чтобы ошарашенно поднять голову.

Я натворила столько всяких бед!

Я так вела себя, что мне прощенья нет.

Что ждет меня, когда раскроют мой секрет?

Подумать только, я была мадемуазель Нитуш!

Гермиона сама не знала, какое впечатление на Гарри произведет это признание: смутится ли он еще сильнее, а может, просто не поверит? Но Гарри медлил и терялся, только когда запутывал сам себя, а на вызовы судьбы он отвечал быстро и неожиданно — в ответ на признание в таком розыгрыше Гарри обнял Гермиону и поцеловал. Не в щеку и не робко коснувшись губ — действуя по какому-то наитию, Гарри обхватил Гермиону рукой за плечи так, что не вырвешься, и Гермиона со сладким замиранием сердца почувствовала, что она доигралась — хотя, возможно, это слово пришло ей в голову, уже когда Гарри подхватил ее и пересадил к себе на колени.

Северус Снейп считал, что по крайней мере удовольствие от снятых с Гриффиндора баллов он теперь получит — и снимать он их будет именно с тех, с кого снять баллы приятнее всего: не только с наглеца Поттера, но и с зазнайки Грейнджер. Эти гриффиндорские чудовища словно нарочно остались на каникулы, чтобы попадаться патрулирующему замок Снейпу в темных ночных коридорах, и при этом настолько увлекались друг другом, что обидно его игнорировали. Пару раз Снейп прошел мимо, решив, что не хочет видеть их счастливые лица, но потом сообразил, что эти обалдуи просто присматривают в замке места на остаток учебного года, когда гриффиндорская башня больше не будет пустой, и решил этот разведывательный петтинг сурово пресечь.

Разумеется, МакГонагалл тут же подала апелляцию, и только поэтому Снейпу приходилось тащиться к Дамблдору: апелляция уже зарегистрировалась, пусть даже МакГонагалл и сама согласилась, что баллы были сняты справедливо, когда Снейп объяснил ей ситуацию. А раз МакГонагалл не придет отстаивать свою апелляцию, Дамблдор утвердит снятые Снейпом баллы… Разумеется, как и каждого, кто наивно полагал поведение Дамблдора легко предсказуемым, Снейпа ждал сюрприз.

— Замечательно, замечательно, — с молодым задором сказал Дамблдор, после того как Снейп рассказал ему о непристойном поведении Гарри и Гермионы. — Не бойтесь расстроить меня подробностями, я вовсе не нахожу гетеросекс отвратительным. В молодости я экспериментировал, раздвигал границы…

Снейп от неожиданности подавился и закашлялся, а хитрец Дамблдор убрал со стола забытую там карту, о которой Снейпу знать было незачем, и перепрятал из ящика стола в карманы пару нужных ему артефактов.

— Я вынужден злоупотребить своей властью и отменить ваше взыскание, Северус, — дополнительно огорошил Снейпа Дамблдор. — Видите ли, магия любви иногда действует так же сильно, как Феликс Фелицис, а им обоим, в особенности Гарри, везение вскоре очень понадобится.

— Вы же раньше уповали не на везение, а на благоразумие этой Грейнджер, — пробормотал Снейп, которого снова накрыло осознанием того, что последние несколько месяцев он усердно трудился над тем, чтобы как можно лучше устроить чертову Поттеру его личную жизнь.

— Не завидуйте, Северус, — с хитрым прищуром посоветовал язвительный Дамблдор. — Ступайте уж лучше к своей полувейле, а то, чего доброго, ее уведет у вас из-под носа даже не Блэк, а кто-нибудь из Уизли.

— Ступайте, ступайте, — подбодрил Дамблдор. — Я знаю, что вы сейчас мне скажете: «всегда…» Так я скажу вам, что у вас «всегда»: вы всегда мрачный, ворчливый и неопрятно одетый. Если бы я мог вам приказывать, как делали это директора в прошлые века, я бы давно приказал вам жениться — а теперь просто настоятельно советую, — и Дамблдор представил себе, как соперничество Снейпа и Сириуса Блэка будет развлекать его до самого лета.

— Значит, вы отказываетесь наложить на них двоих взыскание? — в ярости сказал Снейп, а Дамблдор только кротко кивнул в ответ, с той кротостью, за которую только и можно, что назвать мерзавцем или негодяем. — Тогда позвольте вам предсказать, что этим летом вы вряд ли удержите вашего драгоценного Поттера у его родственников — особенно учитывая другую его наслед-ствен-ность! И даже если вы напишете ему, чтобы он не покидал дом своей тетки, а этой Грейнджер — чтобы она ему не писала, они очень даже запросто назовут вас за глаза старым дураком и пошлют вас к черту!

— Да, да, — согласился Дамблдор, словно не замечая, что этой тирадой Снейп отвел душу, выбранив его и послав его к черту, пусть и от чужого имени. — Помимо многого другого, в трудных ситуациях их объединяют находчивость, решительность и презрение к правилам. Между прочим, качества, присущие вашему факультету, дорогой мой Северус, — с этими словами Дамблдор, неожиданно стряхнув с себя старческую сутулость, встал из-за стола, за которым он неизменно отсиживался во время визитов Снейпа, и глаза Дамблдора вспыхнули молодой синевой.

— Возрождение Риддла мы, пожалуй, можем немного отложить, — решительно сказал Дамблдор, и даже свою знаменитую палочку он держал теперь наотлет, словно шпагу перед дуэлью. — Им двоим в наступающем году и без него будет достаточно приключений. А годам к двадцати, когда они окончательно сработаются и их магия начнет действовать в унисон — черт возьми, я думаю, они тогда уложат Риддла в честном бою.