Когда король спасает Францию (джен)

Приближающая война всегда имеет свой запах, Аршамбо. Это трудно выразить словами., но он буквально разлит в воздухе. Он оборачивается теплыми летними днями, бездонным небом, тягучим запахом клевера и какой-то странной всеобщей беззаботностью. Весной восемнадцатого года, первой спокойной весной после смертей, голодовок, кризисов, эта беззаботность вдруг поселилась над Парижем. Люди, глядя на необычное за минувшие годы густое синее небо, словно почувствовали, что хотят жить и радоваться, что хотят просто гулять по улицам и наслаждаться каждым днем, что скоро начнется бесконечное счастливое лето… Это и есть запах приближающейся войны, Аршамбо…

* * *

Политика, Аршамбо, ужасно сложная вещь. Самое сложное, что ты никогда не знаешь, выиграл ты в ней или проиграл. Иногда множество побед приводит в финале к оглушительному поражению. А иногда, наоборот, кажущиеся неудачи оборачиваются к конце стратегической победой.

Да и что такое победа или поражение, Аршамбо? Это ведь тоже, как посмотреть. Понятно, бывают полные разгромы, но они редки. А большинство сражений оканчиваются неопределенно. Возьмите, вот знаменитую битву при Бувине сто пятьдесят лет назад, где король Филипп II разбил англичан и имперцев. Все твердят, что-то была чуть ли не великая победа. Успех-то в самом деле был, да только и французы потеряли столько, что почти надорвались. А англичане потеряв многое, сохранили Гиэнь, плацдарм на юге. Да и Пуатье пришлось отвоевать уже Людовику VIII.

Или возьмите английскую экспедицию Людовика VIII, тогда еще принца Людовика, 1217 года. Высадился в Англии, разбил Иоанна Безземельного, взял Лондон, но был отрезан с моря и вывел войска. Поражение? Так-то оно так, да только после этого все христианские монархи считали Францию априори сильнее Англии. И англичане почти сто лет не рисковали связываться с французами, вплоть до короля Филиппа Красивого. А потом осмелели после его полупобед в Аквитании и неудач во Фландрии.

В таком же странном положении оказался после «Оленьего процесса» и Робер Артуа. Вроде бы он оглушительно проиграл: слишком уж много он кричал, что Маго приобрела яд у этой самой Изабеллы для короля Людовика. А тут выяснилось, что обвинения сняты, и Изабеллу сожгли буквально даром. Так-то оно так, но только отчасти. Выгоду из этого дела Робер извлек тоже немалую.

В чем выгоды? Ну, прежде всего, Аршамбо, теперь только ленивый не говорил, что Маго отравила Людовика Х, а того называли теперь «убиенным королем». Опять-таки не доказали, это верно, но ощущение причастности Маго к этому делу осталось. А еще королева Клеменция перепугалась настолько, что запретила каким-либо образом выпускать графиню Маго из Артуа, а людей графини — к Венсену. Робер Артуа, как вы и сами понимаете, с удовольствием исполнил эту просьбу.

Так вот, Аршамбо, с королевой Клеменцией был шок после процесса. Робер искусно настроил ее так, что это был без сомнения тот самый яд, которым Маго отравила ее мужа Людовика X. Истерики королевы проходили стандартно, Аршамбо. Она убегала в спальню, закрывалась и сидела у окна, где ее находила вечером Эделина. «Нет, нет! Я никого не хочу видеть», — слабым голосом отзывалась Клеменция. Кончалось дело тем, что Эделина находила Филиппа Пуатье, который уносил на руках дрожащую королеву. Так было и в тот раз.

Филипп Пуатье, вернувшись из Артуа. бросился в объятия своей любовницы с новой страстью. Он настолько влюбился, что даже не мог произнести имя «Клеменция» без смущения, а если просто слышал разговор о королеве, то загорался от счастья. Иногда он намеренно упоминал имя королевы, чтобы послушать о ней разговоры, снова услышать звучание ее имени, или просто ощутить, что у них с королевой есть своя невероятная тайна.

Развязка наступила тридцатого апреля, в третью годовщину смерти Маргариты Бургундской. Видимо, он всегда был удачным для графа Артуа. Филипп и Клеменция под вечер мило прогуливались по аллеям Венсенна, воркуя, как все влюбленные. Филиппа вдруг охватил несвойственный ему приступ поэзии, и он даже преподнёс королеве цветущую ветку сирени, как неаполитанке. Мадам Клеменция после рассказов об итальянском море и замке Неаполя вдруг нежным голосом пропела, что сегодня ночью их милая встреча состоится позже обычного: дядя Валуа желает поговорить с ним, Филиппом, в одной из комнат замка около полуночи. Встреча будет важной и должна проходить без свидетелей.

Филипп Пуатье сразу смекнул, что ему хотят предложить сделку. Он ничуть не удивился, когда за час до полуночи в маленькую комнатку вывалились Валуа и Робер. Свечи зажгла Эделина — верная камеристка и подруга королевы Клеменции. Между прочим, Аршамбо, бывшая любовница Сварливого, родившая ему дочь. Так что Людовику X не стоило так уж сильно страдать из-за рогов мадам Маргариты: в чем-то они были квиты. Да, возможно, он так и не страдал бы, не подними Филипп Красивый скандал на все королевство

Политики, дорогой Аршамбо, умеют читать язык знаков. Тот факт, что свечи зажгла Эделина, означал длч всех присутствовавших очень многое. Прежде всего, что королева Клеменция в курсе встречи и всецело одобряет ее, хотя разговор пойдёт чисто мужской. (Впрочем, Эделине ничего не стоит его послушать и передать королеве, с которой они были почти подруги: да так оно, думаю, все и произошло). Не мене значимо было и то, что Эделина была любовницей Сварливого. Валуа как бы показывал племяннику, что они с Робером — законные наследники царствования Людовика, а вот он, Филипп, пока якшается с его убийцей.

Да-да, пока. Я рад, племянник, что вы усвоили это любимое слово короля Иоанна. Мелькнувшая Эделина, как тень королевы Клеменции, доказывала, что в будущем все может быть иначе, и Филиппу нечего делать с такими ужасными людьми. Филипп Пуатье тоже не сплоховал и пришёл на встречу в домашнем халате, как бы показывая, что в покоях королевы он у себя дома. Валуа и Робер сразу оценили этот его жест и многозначительно переглянулись.

Три года назад Валуа с Робером перевербовали на свою сторону архиепископа Жана де Мариньи. Благодаря его показаниям Людовику X, коадъютор был повешен. Но Жана Мариньи они приструнили компроматом: говорят, тот воровал имущество тамплиеров и сбывал его ломбардским купцам. На графа Пуатье компромата не было: лично он всегда был кристально чист, да еще и сын, брат и дядя королей. Ему надо было что-то предложить.

Сначала они помолчали. Валуа, видимо, ждал, что Филипп возмутится присутствием Робера. Но тот и ухом не повёл, а сел по домашнему, закинув ногу на ногу. Поняв, что граф Пуатье не собирается заговаривать первым, молчание нарушил Валуа.

— Филипп, дорогой племянник, я пришёл, чтобы обсудить накопившиеся вопросы. Я очень благодарен вам, что вы, пожертвовав таким приятным вечером, — начал он без экивоков, намекая, что прекрасно знает об их плотской связи с королевой, — нашли время прийти ко мне. Не удивляйтесь, что я взял с собой Робера. Вы ведь знаете, что у меня нет от него секретов, как у королевы, моей племянницы, от вас.

— Совершенно справедливо, дядя, — наклонил голову Филипп. — Я только за, если кузен Робер будет присутствовать при нашем разговоре.

— Мне кажется странным, Филипп, что мы оба, преданно служа королеве Клеменции, никак не можем прийти к соглашению по важным вопросам и все время ссоримся из-за них. Возьмите вашу поездку в Артуа: вы могли бы согласовать ее со мной. Понимаю, что вы действовали в интересах королевы, моей любимой племянницы. Но, согласитесь, — Валуа провёл по пухлым щекам, — странно, что вы, так преданно служа моей племяннице не посоветовались со мной и не обсудили ее результаты. Вы ведь знаете, у моей самой любимой племянницы нет от меня никаких секретов.

За этой фразой Валуа крылся простой и прозрачный намек: раз уж вы, Филипп, почти открыто спите с моей племянницей и ласкаете ее совершенное тело, то вы принадлежите к моему клану, а не клану Маго. А раз так, то извольте играть по моим правилам, ибо старший в этом клане я. Цинично, но согласитесь, Аршамбо, в чем-то Карл Валуа был прав…

Граф Пуатье и сам понимал, что это так. В принципе он не был против соглашения с дядей. Графиня Маго не поможет ему стать королем ни при каком раскладе: для этого надо устранить четыре препятствия в виде малыша Иоанн, королевы Клеменции, Карла Валуа и Жанны Наваррской Такое не под силу никакой Маго, причем устранение ни одного из этих препятствий не давало ровным счетом ничего, ибо они все защищали друг друга как шахматные фигуры в «защите Каракан». У Филиппа был шанс стать почти королем, то есть регентом, только через постель королевы Клеменции. (Тем более, что Филипп был так влюблен, что смел бы любого, кто встал бы у государыни на пути). Но для этого нужно было перейти на сторону Валуа и играть по его правилам. По крайней мере пока.

— Дорогой дядя, — произнёс, подумав, Филипп. — Поверьте, я всегда испытывал к вам только глубокое уважение, помня ваши военные и государственные заслуги. Между нами, это правда, бывают мелкие разногласия в совете по поводу тех или иных ордонансов. Вы с королевой Клеменцией, — при одном упоминании ее имени Филипп непроизвольно расцвёл как куст роз, — больше апеллируете к королю Людовику Святому, а я чту память нашего отца, короля Филиппа, вашего брата. Но мелкие разногласия ничуть не мешают нам вместе трудиться на благо Франции и королевы, — сказал он. — И если вам, дядя, нужна моя поддержка, то вот она, — он протянул Валуа длинную тонкую руку.

Валуа с чувством пожал его руку.

— Ну раз недоразумения исчезли, то вот вам и моя рука, кузен, — Робер протянул свою лапу Филиппу.

— А что касается моей поездки к графине Маго, то я действовал в интересах королевы и вас, дядя, — продолжал Филипп, пожав руку Робера. — Должны же мы, дорогой дядя, сохранять с ней какой-то контакт, раз уж королева не желает видеть ее при дворе ни под каким видом. Ведь она может начать переговоры с бургундцами и фламандцами!

— Это справедливо, — важно сказал Валуа, — но, поверьте, племянник, скоро с графиней будет иной разговор. Вы видите, как ее выходки раздражают мою племянницу.

— Не удивлюсь, если она, мерзавка, предстанет перед судом за цареубийство! — ткнул пальцем в воздух Робер. — А за такое обычно привязывают к четырём лошадям и разорвут живьём на части. Или четвертуют, или повесят в порядке особой милости.

— Разумно ли, племянник, поддерживать с ней близкие контакты? — спросил Валуа,

— Если обвинения подтвердятся, я буду первым голосовать за казнь цареубийцы, — наклонил голову Филипп. — Однако, дорогой дядя, вы должны понять и меня, раз уж к нас откровенный разговор. Через мою супругу Жанну я являюсь сиром Салэнским, а это приносит половину моих доходов. Через брак с Жанной мне отойдёт после смерти Маго графство Бургундское. Накануне коронации моего покойного брата между мной и графиней Артуа состоялся непростой разговор.

Робер и Валуа переглянулись.

— Графиня Артуа сказала мне следующее, — продолжал Филипп. — Ежели она теряет Артуа в силу каких-то причин, — многозначительно посмотрел он на Робера, — то она сделает все, чтобы забрать себе графство Бургундское. А для меня, как вы сами понимаете, это было бы большим ударом, — Филипп вытянул длинные журавлиные ноги. — Надеюсь, дядя, что вы, как глава Регентского совета позаботитесь и о моих интересах! — сказал он.

Воистину граф Пуатье был отменным политиком. Он показывал в одной речи, что признает старшинство Валуа, готов помогать ему, раз пересказывает свой закрытый разговор с Маго, но просит заплатить за его поддержку. «Если не поскупитесь, все будет хорошо!» — говорил им Филипп.

— Понимаю, понимаю ваши заботы, дорогой племянник, — ответил Валуа, уразумев, о чем хлопочет Филипп. — Поверьте, я приложу все силы, чтобы разрешить этот казус. Если это единственное, что вас тревожит, то знайте: после смерти короля Людовика вы — мой старший и любимый племянник, занявший для меня его место…

«В том числе на ложе любимой племянницы», — чуть не прыснул Робер. Вот тут-то он с шумом поднялся и начал расхаживать по залу.

— А не кажется ли вам, кузен, что самый простой путь к цели — самый верный?

Филипп с интересом посмотрел на него. Валуа тоже: речь Робера, похоже, не была согласована с ним заранее.

— Посудите сами, — продолжал Робер, — Маго в обмен на брак своей дочери с вами передала графство Бургундское в королевский домен, то есть казне. Наследство ушло. В обмен она получила Артуа. Но ведь нигде в документах не указано, что она получила Артуа, мое Артуа, на правах обмена! — ткнул он в воздух. — Нет, ей придумали, что она получила его как дочь моего деда! — с чувством изрёк Робер. — А раз так, то на каком основании она потребует себе назад графство Бургундское?

Филипп задумчиво почесал подбородок.

— И впрямь, племянник, не вижу причин для беспокойства, — улыбнулся Валуа. — Графиня Маго пошлёт письмо королю, то есть моей племяннице королеве. А зная отношение к вам государыни, сильно сомневаюсь, что она его удовлетворит.

— Едва ли она вообще пожелает читать письма Маго! — засмеялся Робер. — К тому же, — продолжал он, — это имело бы смысл, будь у моей гнусной тетушки наследник. Но ее сын помер в прошлом году… не иначе как кара Божия! — воскликнул он.— Ее наследница — Жанна, с который вы, кузен, не собираетесь формально развозится, несмотря ни на что, не правда ли? — доверчиво посмотрел он на Филиппа. — Если бы мое дело было бы так легко решить, как ваше… — вздохнул Робер.

— Мне кажется, дело нашего кузена вполне решаемо, — неожиданно весомо произнёс Филипп. — И действовать можно начать уже завтра.

Валуа и Робер с интересом посмотрели на нового союзника. Филипп и в самом деле доказывал, что готов платить услугой за услугу.

— Для начала я бы запросил епископа Теруанского, как идёт расследование по делу мэтра Тьерри д’Ирсона, — сказал Филипп. — До конца срока действия Венсенского соглашения осталось полгода. Полгода! — повторил он. — А что-то мы до сих пор не имеем результатов расследования!

— Добрый совет, племянник, — кивнул Валуа. — Завтра я напишу ему письмо!

— Лучше, дядюшка, если ему напишет письмо сама королева, — уточнил Филипп. — Пусть поймёт, что государыня не собирается ждать.

— Я завтра же поговорю с племянницей! — охотно заявил Валуа.

— Я тоже скажу ей, чтобы письмо было оформлено построже, — кивнул Филипп. — Пусть наш епископ не думает, что дело Тьерри д’Ирсона можно заболтать. Далее, я бы обратился за помощью к графу Бувиллю, — посмотрел он на Робера. — Ведь он был камергером моего покойного отца и знал всю подоплеку дела вокруг Артуа.

— Бувилль не скажет ничего нового, — вздохнул Валуа.

— Зато у королевы будет формальный повод начать новую тяжбу, — резонно возразил Филипп. — Решения короля не могут быть пересмотрены. Но теперь королева в свете новых показаний графа Бувилля может вернуться к делу.

Все трое разошлись довольные друг другом. Валуа и его родич-буян поняли, что граф Пуатье вполне договороспособен. Ну, а Филипп не долго переживал из-за перехода в другой лагерь. Поднявшись в опочивальню королевы, которую та украсила к его возвращению итальянскими гобеленами, он сразу нырнул под тяжелое одеяло. Свечи горели, бросая тяжёлый воск в подсвечники. Филипп почувствовал, что улетает в небо, видя как вошла королева в длинном кремовом платье.

— Душенька моя… — ему казалось, будто он находится саду сирени майском ночью.

— Тсссс! — Клеменция с улыбкой приложила длинный палец к губам. — Я уже успела соскучиться!

И сбросив шелковое платье, Клеменция преподнесла ему свое нагое мраморное тело, отливавшее в полутьме перламутром и сладко пахнущее кипрскими маслами.

* * *

Что там такое, Брюне? Почему мы стоим? Где мы? В Кэнсаке? Но остановка здесь не предвиделась… Чего хотят эти вилланы? Ах, благословения! Ты же знаешь, что я раздаю благословения на ходу… In nomine patris……lii… sancti…Ступайте, люди добрые, вас же благословили, ступайте себе с Богом… Если мы будем останавливаться всякий раз, когда меня просят благословлять встречных, мы до Меца и через полгода не доберемся.

Вы уже предвкушаете узнать, что было дальше, Аршамбо? Понимаю. У Робера Артуа, племянник, был могущественный враг — Жанна Хромая или Жанна Хромоножка. Родная сестра Маргариты Бургундской, она стала женой Филиппа Валуа, поскольку Его Высочество Карл Валуа видел в этом путь к укреплению своих позиций при дворе. Жанна ненавидела Робера не только в память о сестре Маргарите, но и потому, что надеялась каким-то образом завладеть графством Артуа. Ну или передать его своему брату Эду.

Жанна Хромоножка быстро поняла, что к чему. После смерти Маго графство Артуа отойдет к ее дочери Жанне, жене Филиппа Пуатье. Тот был не особенно крепок здоровьем — чем он там только не болел с детства, сказать трудно. А если графиня Жанна уйдет в мир иной, чему можно и поспособствовать, Артуа отойдет к их дочери Жанне, ставшей женой герцога Эда Бургундского. Главное, чтобы не вмешался Робер.

Хромоножка была отпетой мерзавкой, Аршамбо. Ее все ненавидели, должно быть, отец вам рассказывал об этом. По ее приказу готовили отравленные ванны для неугодных ей гостей. Таким манером она одного епископа чуть не отправила на тот свет. Была она злобная лгунья, мерзкая, — словом, преступница была. Филипп Валуа случалось, нещадно ее избивал, но даже побоями не удавалось ее исправить. К несчастью, он слишком любил ее. Отец рассказал ему о ночном соглашении с Филиппом Пуатье, а его сын возьми да и выдай все это своей гнусной гарпии.

Хромоножка немедленно раскрыла тайну их секретного соглашения. Одно письмо через Беатрису д’Ирсон она передала графине Маго; другое отправила своему брату герцогу Эду. Маго поняла, что ставить на Филиппа Пуатье бессмысленно, ибо он через пахнущее фиалками ложе Клеменции всецело связал себя с кланом Валуа. Единственной ее надеждой оставался герцог Эд, с которым она срочно установила связь. Стороны заключили секретный протокол: если вассалы Маго восстанут снова, то бургундцы немедленно введут войска в Артуа. Ну, а Маго в благодарность передаст им затем графство Бургундское.

Ситуация резко менялась: Франция могла мгновенно получить огромную Бургундскую державу на своих восточных границах. Бургундцев поддержал бы без сомнения мятежный граф Фландрийский. А английский король вполне мог, воспользовавшись случаем, снова прибрать к рукам всю Гиэнь. По счастью, Филипп Пуатье обожал шпионаж. Да, Аршамбо, это удивительное качество всех физически хилых людей. Его соглядатаи перехватили протокол Маго с герцогом Эдом.

Теперь уже граф Пуатье собрал на ночное совещание в Венсене своих новых союзников: Валуа с Робером. Лето восемнадцатого года выдалось чуть потеплее четырех предыдущих, но всё равно дождливым и холодным. В одну из таких июльских ночей все трое снова встретились в Венсене, и Филипп показал теперь уже союзникам перехваченным документы. Негодованию Робера не было предела:

— Я ведь советовал еще год назад раздавить эту суку тетушку! — В ярости воскликнул он. — Опять, опять мы промедлили, как король Людовик!

— Но поскольку мы ее не раздавили, кузен надо решить, что делать дальше.

— Придется поставить в известность мою племянницу королеву, и как можно скорее! — нахмурился Валуа.

— А в самом деле… Эделина! — крикнул Филипп. — Зовите скорее Ее Величество, хватит подслушивать в соседней комнате! Дело срочное!

Император Константинопольский тяжело вздохнул. Ему определено не нравилось, что Филипп ведет себя как муж королевы, но теперь они все были в одной лодке. Королева, ожидавшая любовника, прибежала почти сразу, наспех набросив горностаевый плащ на ночной пеньюар. Теперь в сборе были все, и Филипп, легонько положив руку на плечо Клеменции, протянул королеве документы.

— Вы забываете, племянник, что война — мое ремесло! — самодовольно фыркнул Валуа, пока королева читала их с широкими глазами. — И ваша бабушка Мария, племянница, подтвердит это.

— Дядюшка, никто не спорит про ваши военные таланты, — вздохнул Филипп. — Но нам еще нужно время, чтобы собрать войска, в то время как бургунды уже займут Артуа, после чего к ним подойдут фламандцы. А мы еще только начнем развертывать войска…

Валуа, вздохнув, был вынужден признать, что племянник прав.

— А если воспользоваться предложением государыни и начать блокаду Артуа? — вскочил Робер. Мысль о том, что столь близкое графство уплывает из рук казалась ему невыносимой.

— Тогда нам придется начинать войну самим, — резонно ответил Филипп. — После сосредоточения войск мы должны будем перейти границу. К тому же сейчас у нас просто нет повода для введения блокады.

Королева Клеменция одарила его счастливым взглядом, словно показывая остальным: куда мы все без моего Филиппа?

— Хорошо, племянник, что вы предлагаете? — в упор спросил Валуа, хотя ему не особенно нравилась возросшая роль графа Пуатье.

— Я бы выбил самое слабое звено коалиции, — задумчиво протянул Филипп. — Можно купить бургундцев, предложив им что-то…

— Надеюсь, не мое Артуа? — фыркнул Робер.

— Конечно, не ваше Артуа, кузен, — ответил Филипп, от чего лицо Робера сразу приобрело счастливое выражение. — А если Наварру… — Размышлял он вслух. — Пообещаем отдать ее Жанне Наваррской…

— Тем более, что в Наварре нет Салического закона, на который можно сослаться, — подхватил Робер, довольный тем, что Филипп соблюдает условия их соглашения. — Отличная идея, кузен!

— Но тогда мы признаем крошку Жанну законнорожденной… — размышлял вслух Валуа. — Эд в случае чего может поставить вопрос, что раз Жанна достойна править Наваррой, то почему она не достойна править Францией?

— Ну и что? — пожал плечами Артуа.

— Тогда нам придется признать ее наследницей, Робер.

Эти слова заставили потупиться Филиппа Пуатье. В мечтах на случай смерти Иоанна он видел себя королем, который сразу разведется с Жанной и женится на Клеменции.

— А может быть… Сначала припугнуть Маго? — спросила королева. — Напишем ей, что нам известен ее протокол с герцогом Эдом, и при первом же движении бургундцев мы введем войска в Артуа?

Все присутствующие повернулись к королеве. Всё же эта голубка, как говорил Филипп, недаром была внучкой Марии Венгерской.

— Золотые слова, племянница! Но чем вторгнемся? — спросил Валуа. По моим подсчетам, — хвастливо напомнил он, что война — его дело, — нужно недели три, чтобы собрать и перебросить к Артуа приемлемое количество войск.

— Мы опять упираемся в блокаду! — сразу отозвался Робер, представляя себя во главе похода на свое родовое графство. — Под ее прикрытием можно будет собрать войска.

— Повод? — насторожился Филипп.

— Например, потребуем от Маго что-то очень жесткое, — сразу отозвалась Клеменция. — А ваша супруга, Филипп, — ласково улыбнулась она, — пусть передаст письмо графине.

Робер не смог сдержать смешок: королеве пришлось быстро учиться государственному ремеслу.