The Plagues (джен)

Утро казни выдалось холодным, но солнечным — на небе не было ни облака, далекие купола Великой септы Бейлора переливались всеми цветами радуги. Даже Красный замок не выглядел таким мрачным, как обычно — в солнечном свете он вспыхивал почти всеми оттенками красного, от алого до густо-кровавого.

— Хороший день, чтобы умереть, — сказал Эйгор. Его только что вывели из крепости Мейгора; он стоял на мосту через ров с пиками и щурился на солнце — в последний или предпоследний раз.

— Да, — негромко ответил Бринден; плащ с капюшоном позволял ему не смотреть по сторонам, на брата в том числе. — День неплохой.

— Для всех, кроме тебя, верно, чучело пернатое? — Эйгор с хрустом потянулся. — Ты как с детства парился в этом своем саване, так и паришься.

— Про себя не забывай, — бросил Мейкар, подходя к ним с дюжиной стражников. — Тебя вообще-то ведут на эшафот, ты об этом помнишь?

— Это верно, — Эйгор дернул уголком рта. — Но я буду гонять в пекле чертей, а Брин будет страдать от солнца и духоты. Приятно помирать, когда знаешь, что кому-то хуже, чем тебе.

Мейкар не ответил — только сделал знак стражникам. Эйгора взяли в кольцо и повели; Мейкар шагал впереди, Бринден — чуть позади. Все они молчали — разговаривать в такой момент было не о чем и незачем.

— А балка у той конюшни так и провисает, — неожиданно сказал Эйгор. — Так и не отремонтировали толком с того времени, как Брин на ней на веревке катался, что ли...

— Это был не я, — ответил Бринден прежде, чем успел сообразить, кому и когда отвечает.

— А кто?

— Мне тоже кажется, что это был Риверс — нет, не ты, а младший, — вдруг подал голос Мейкар. — У нас с братьями были другие развлечения.

— Да он это был, он, — фыркнул Эйгор. — Возомнил себя драконом, попросил кого-то привязать веревку к краю балки и болтался на ней туда-сюда на пару Визерисом, пока в лужу не рухнули. Мало того, что изгваздались и ободрались, так еще и кусок балки прогнули...

— Я впервые слышал, чтобы Болл так орал, — у Мейкара дрогнул голос; Бриндену показалось, что он сдерживает смех. — Он, конечно, был мастер поорать, но чтобы так...

— Ну да, а по шее прилетело мне, — помрачнел Эйгор. — Я же старший, я же должен... как всегда.

Он замолчал и принялся осматривать замок, подолгу останавливая взгляд на каждом строении. Он прощается, понял Бринден. Прощается с замком, с городом, со своим домом. Вот почему он так спокоен — он свыкся с мыслью, что умрет, и ему осталось только попрощаться.

Бринден дорого бы дал за то, чтобы идти на свою смерть так же спокойно.

Эшафот воздвигли прямо в воротах — помост и дубовая колода, потемневшая от крови. Внизу, сколько мог видеть Бринден, уже клубилась толпа — на казнь известного мятежника пришел поглазеть весь город; подле помоста уже стояли Эйрис, Эйрион и Эгг с Бетой — Шира сказалась больной и не пришла. Бринден понял ее — и не осудил: это было ее право, в конце концов.

— Умереть на пороге родного дома... вы, Таргариены, знаете толк в издевательствах, — пробормотал Эйгор. — Пекло с вами, давайте уже заканчивать. Надеюсь, папаша придержит мне место в котле попрохладнее, бутылку адского вина и шлюху посимпатичнее.

— Именем Эйриса Таргариена, первого этого имени, короля андалов, ройнаров и Первых Людей...

Бринден не смотрел на эшафот, где стоял Эйгор, не смотрел на толпу внизу, не смотрел вокруг: он замер в ожидании. Слова герольда долетали до него издалека и отрывками: "Сир... за свои преступления против государства... к смертной казни..." Вот, вот, сейчас!..

— Но король Эйрис в великой... — герольд запнулся, — в великой своей милости дарует своему недостойному родичу королевское помилование и заменяет смертную казнь на ссылку в Ночной Дозор, где сир Риверс вступит в ряды черных братьев и будет служить государству до самой... самой своей смерти. Да будет так!

Эйгор замер; таким изумленным и разозленным одновременно на памяти Бриндена он был разве что когда поймал их с Широй. Толпа внизу недовольно зашумела, но Эйгора уже уводили прочь; Эйрион выглядел как капризный ребенок, у которого забрали конфету, но Эйрис чуть улыбался, да и Эгг с Бетой взбодрились.

— Здравствуй, Эйгор, — Эйрис поздоровался с ним так непринужденно, будто они расстались вчера. — Прекрасный день, не находишь?

— Он был бы еще прекраснее, если бы не ваш ублюдочный спектакль, — процедил Эйгор. — Почему бы просто не дать мне сдохнуть?

Улыбка Эйриса чуть увяла.

— Идем. Мне надо показать тебе кое-что.

На столе в палате Малого совета стоял уже знакомый Бриндену ларец. Эйрис подождал, пока за ними — им, Эйгором, Бринденом и Мейкаром со стражниками — запрут двери, и снял с шеи ключ.

— Мы голосовали: красное — твоя казнь, черное — ссылка. Ларец с голосами был заперт и стоял около моей кровати, ключ был у меня на шее, а спальню охраняла замковая стража и Вороньи Клыки Бриндена, — он отпер ларец и принялся выкладывать фигурки-голоса. — Парные мы сожгли, так что подлог исключен, как видишь.

Эйгор скривился было, но до первой фигурки. Корабль, голос мастера над кораблями. Красное.

Цепь из трех деревянных колечек. Грандмейстер. Черное.

Трехглавый дракон в короне. Эйрис. Черное.

— Не люблю лишнего кровопролития, — пожал плечами тот в ответ на гримасу Эйгора и вынул следующий голос.

Ухо. Мастер над шептунами. Красное.

Свиток. Мастер над законами. Красное.

Маленький трехглавый дракон. Эгг. Черное.

Трехглавый дракон побольше. Эйрион. Красное.

— И почему я не удивлен, — процедил Эйгор. — Точнее, нет, удивлен. Немного.

— Эйгон — великодушный мальчик, — мягко сказал Эйрис и достал следующий голос.

Меч. Лорд-командующий Королевской Гвардией. Красное. Эйгор стиснул кулаки.

Трехглавый дракон — как у Эйриса, но без короны. Мейкар. Черное.

— Позволить тебе стать мучеником, погибшим во имя дела всей жизни? — фыркнул Мейкар. — И не мечтай.

Кружок с королевским профилем. Мастер над монетой. Черное. Эйгор нахмурился, что-то подсчитывая, и обернулся к Эйрису.

— Их поровну.

— Почти, — ответил Мейкар и вынул из ларца последний голос — черную руку, голос королевского десницы. — Шесть против пяти. Скажи спасибо младшему Риверсу.

Эйгор побелел — губами и скулами, — но промолчал, только бросил на Бриндена ненавидящий взгляд. Бринден как можно непринужденнее передернул плечами.

— Мейкар прав. На Стене ты принесешь больше пользы, дорогой братец. Уведите его.

— Я же говорил — он не оценит, — негромко заметил Мейкар, когда Эйгора вывели. — Толку играть в благородство...

— С ним? — вскинул бровь Бринден. — Я просто вернул ему старый должок.

Мейкар пристально взглянул на него — и усмехнулся, горько и как-то понимающе.

— Ну да, ну да. Ты раздаешь долги, а мне в Эшфорде следовало не идти на поводу у Эйриона, — он похлопал Бриндена по плечу. — На твоем месте я бы радовался. Тебе не будет сниться палица, которой ты проломил брату череп.

Они ушли — и он, и Эйрис, а Бринден так и стоял у стола, бездумно рассматривая фигурки-голоса. Потом встряхнулся и, стащив с головы капюшон, зашагал по двору, подставив лицо солнцу — завтра он свалится с лихорадкой, но как свалится, так и встанет.

Из конюшни — той самой, с продавленным краем балки — темноволосый мальчик в коричневом шерстяном дублете выводил черного коня. Заметив Бриндена, он чуть улыбнулся — одними глазами, он всегда улыбался одними глазами — и помахал рукой. Бринден помахал ему в ответ.

Возможно, его выбор был не лучшим для государства, но на душе у него было спокойно впервые за многие годы.