Усы, лапы, два хвоста (гет)

С друзьями тогда хорошо посидели. В узком кругу — хоть не в классическом формате «на троих», но вчетвером. А такую компанию тоже не назовешь толпой.

Зато, как могли, растянули удовольствие — с вечера и чуть ли не до полуночи. Шутка ли: обмывали новое авто Алексея. Новенький, даром что купленный в кредит, «форд».

Не обошлось тогда, конечно, без дружеских подколок. Один из друзей напомнил ему, что коль машина кредитная, то принадлежит «не тебе, Леха, а банку». На что Воропаев, в подпитии склонный к философствованию, родил что-то вроде силлогизма. Что у банка-де брал он взаймы деньги, так что деньги действительно банку принадлежат. А вот то, что он на них купил, уже его и ничье больше. До тех пор, по крайней мере, пока он, Алексей, способен взятые деньги понемногу возвращать. И покуда не придется расплачиваться самой машиной.

Зато, бахвалился Воропаев, это совершенно новое детище автопрома. Не в пример старому ржавому «бумеру»… каковой по случайному стечению обстоятельств имелся в распоряжении подколовшего его Михи.

Затем Алексей принялся с восторгом перечислять достоинства своего «форда» на зависть Михе, и не только. Да не стыдясь сильно их преувеличить. Друзья, впрочем, не пытались его опровергнуть, ведь заехал он за ними как раз на новом авто. И они успели оценить и удобство его, и скорость, и почти бесшумный двигатель. По крайней мере, на контрасте с собственными тачилами не первой свежести.

Посидели, как уже говорилось, хорошо. Выпили немало. И могли бы сидеть, выпивать и общаться дальше — благо пятница на дворе. Кабы не два момента.

Во-первых, кому пятница, а кому предстояло выходить на смену. Конкретно — виновнику торжества, Алексею Воропаеву. К восьми утра быть как штык у заводских ворот. Да Алексей был уверен: в его молодом организме даже изрядное количество алкоголя к завтрашнему утру сгорит почти без следа. Против тех же следов, которые останутся (запаха перегара, например), поможет «Алка-Зельтцер».

Но испытывать судьбу не хотелось. Ни гайцам попадаться (на второй день после покупки новой машины, обидно же!), ни на работе нарываться на втык от начальства и тем ставить под угрозу служебное положение. А с ним платежеспособность, а значит, право и дальше владеть автомобилем своей мечты. К хорошему привыкаешь быстро, и снова пересаживаться на дешевую ржавую рухлядь Воропаеву не улыбалось.

Во-вторых, не будучи дураком, Алексей был в курсе неутешительной правды. Когда мозги пропитаны алкоголем, человек громогласен и не всегда адекватен даже в те моменты, когда думает, будто ведет себя тихо и воспитанно. А лишний шум в поздний час мог испортить отношения Воропаева хотя бы с его соседкой… далеко не бесполезной соседкой, если говорить откровенно.

Пока Воропаев отрабатывал смену, соседка заходила покормить рыбок в аквариуме, начнем с этого. Единственных питомцев, которых Алексей позволял себе держать дома. Еще время от времени соседка баловала его разносолами собственного приготовления. Внося приятное разнообразие в унылый рацион Воропаева, состоящий из опостылевших пельменей и осточертевших сосисок. И даже (о чудо!) иногда прибиралась в его квартире.

Разумеется, делала она все это небескорыстно. Хотя речь шла отнюдь не о деньгах. Но о взаимном удовольствии, которое доставляли друг другу эти двое.

Тянуло их друг к другу. Его, молодого покамест холостяка. И ее — разведенку, тоже далеко не старую и не лишенную привлекательности. Так что рано иль поздно и Воропаеву, и соседке его предстояло сменить свое семейное положение. Одновременно. В одном ЗАГСе и стоя рядышком.

Не желая огорчать эту заботливую даму, которую, кстати, звали Викой, Алексей предпочел ближе к полуночи прекратить обмывание новой машины. И одного за другим выпроводил гостей прочь. Не забыв, разумеется, вызвать каждому такси.

Оставшись один, Воропаев с тоской посмотрел на маленький столик возле дивана — отчего-то называемый «журнальным», но в его квартире заставленный тарелками и недоеденной закуской и окруженный пустыми и полупустыми бутылками. А ведь еще часть бутылок и не до конца опустошенных тарелок осталась на кухне, в которой, собственно, их празднование и началось.

Убирать следы пиршества хотелось меньше всего. И сил не осталось, и голова от выпитого отяжелела. Более же всего Алексей желал бухнуться на диван, в его однушке игравший еще и роль спального места. Да отрубиться до той адской секунды, когда квартиру огласит мелодия будильника на телефоне. Напоминая о необходимости привести себя в порядок и тащиться на завод.

Беда в том, что прежде чем превратить диван в спальное место, его следовало разложить. А прежде чем разложить — отодвинуть якобы журнальный столик. Что, в свою очередь, сделать было бы гораздо легче, освободив его от расставленной на нем посуды. И для самой посуды сохраннее, что немаловажно.

К тому же Воропаев был человеком довольно брезгливым. И спать по соседству с объедками ему было неприятно — чай, не бомж на помойке. Но преуспевающий член общества. Вон каким авто сегодня разжился!

Потому, вздохнув, Алексей перво-наперво избавился от бутылок, высившихся вокруг столика, словно замковые башни вокруг донжона. Да-да, средневековая эстетика ему была по сердцу, за что отдельно следовало поблагодарить популяризовавший ее сериал «Игра престолов».

Бутылки, в которых оставалось хоть что-то, Воропаев отнес в холодильник; пустые — сложил возле помойного ведра. В ведро же вытряхнул содержимое пепельницы, стоявшей на подоконнике и успевшей за вечер доверху наполниться окурками.

Затем Алексей решил отнести в холодильник тарелки с закуской. Хотя бы те, что стояли на столике у дивана. Но не успел до этого столика дойти, как почувствовал себя… странно. И это еще мягко сказано.

Сначала потолок словно ввысь вознесся — на высоту нескольких этажей, и теперь казался почти таким же далеким, как небо. Затем подкосились ноги. Алексей упал на четвереньки… и с ужасом смотрел на свои руки, на которые оперся при падении. Смотрел, как они стремительно зарастают густым волосом.

«Ёпрст! — подумал Воропаев в панике. — Ну ни хрена меня накрыло! Вот и допился… белочку поймал!»

Последние слова он даже выкрикнул вслух от избытка чувств. Точнее, попытался выкрикнуть, но изо рта вырвался лишь последний слог, произнесенный с неестественной протяжностью: «ма-а-а-л!»

Оторвавшись от созерцания внезапно заросших рук, Воропаев осмотрелся и понял, что странности на этом не закончились. Все вокруг сделалось непривычно большим. Тесная прихожая, в которой прежде трудно было разойтись двум взрослым человекам, теперь стала обширной, как вестибюль какого-нибудь театра или дома культуры. Дверной проем в единственную комнату по высоте сравнялся, наверное, с Триумфальной аркой в Париже или Бранденбургскими воротами в Берлине. А обувь, расставленная под вешалкой с одеждой, стала величиной чуть ли не с самого Воропаева. Не говоря уж о самой одежде — исполинским полотнищам, свисавшим с высоты нескольких человеческих ростов.

Первые минуты Алексей метался, озираясь в недоумении, переходящем в ужас. «Это сон! — думал он. — Точнее, кошмар!»

И снова он не удержался от того, чтобы выразить свою паническую мысль вслух. Как и в предыдущий раз, хватило его глотки лишь на последний и протяжный слог: «мар-р-р!»

Затем, переведя дух и немного успокоившись — пар выпустив, Воропаев обнаружил в случившемся неожиданный позитивный момент. Выпитое больше не давило на голову, не туманило мозг. К Алексею вернулась способность мыслить вполне ясно. Или, если угодно, трезво. И первая мысль, посетившая его, порадовала бы самого Оккама.

«Все вряд ли могло разом вырасти. Так что, скорее, это я уменьшился».

То есть обратить внимание следовало не на окружающий мир — жутковатый мир, в который превратилась холостяцкая квартирка-однушка. Но на себя любимого. На собственное очевидно необычное состояние, которое не получалось объяснить одними лишь вечерними возлияниями. Напротив, говорилось уже: ощущение, что он пьяный, оставило Воропаева. Так же неожиданно, как не ожидал он фокусов с размерами.

Первым делом Алексей попытался снова подняться на ноги. Увы, те держать упорно отказывались, и менее секунды спустя он снова оказался на четвереньках.

После этой неудачи Воропаев повернул голову, дабы оглядеть себя. И заметил, что без одежды… но при этом назвать себя голым у Алексея не повернулся бы язык. Потому как его тело сплошь покрывал густая, серая в полоску шерсть. Как шуба на меху.

Или как шкура зверя.

Но самым главным сюрпризом для него стал хвост. Темный пушистый хвост, изгибавшийся вопросительным знаком.

«Бред! Бред!» — повторял про себя взволнованный таким открытием Воропаев. Но ни хвост, ни шерсть исчезать не спешили.

Не порадовали и руки, когда Алексей перевел взгляд на них.

Правильней теперь было называть передние конечности лапами, потому что волосами, их покрывшими, случившаяся метаморфоза не ограничилась. Пальцев стало меньше, сами они сделались заметно короче. Но зато заканчивались теперь каждый солидным таким острым полумесяцем-когтем.

«На кошку похоже, — заключил Воропаев, сопоставив все увиденные черты новой внешности и сведя воедино, — хотя какая на хрен кошка? Кошка баба, а я мужик… кот».

Чтобы проверить свою догадку, Алексей забежал в комнату, подошел к дивану и запрыгнул на него. С легкостью запрыгнул, даже подтягиваться не пришлось. Хотя прежде разве что в спортзале подтягивался на турниках такой высоты и, признаться, не без напряга. Не говоря уж о том, что давненько в этот зал не наведывался. Запустил себя.

На стене напротив дивана висел большой широкоэкранный телевизор, купленный, кстати, на собственные деньги Воропаева. По крайней мере, такую покупку он мог себе позволить, не выпрашивая кредит в банке.

«Ключевое слово — мог, — ехидно заметил гаденький внутренний голосок, — прошедшее время, Карл! Теперь-то, небось, хрен заработаешь… коль превратился в бессловесную тварь».

Алексею более всего хотелось, чтобы голос этот, выражавший его собственную догадку, ошибся. Но никакой ошибки не было. В выключенном телеэкране отражался диван… а также стоявший на нем крупный кот. Обычный представитель биологического вида «кошка домашняя»: с усами, пушистым хвостом и на четырех лапах.

«Это сон, просто сон, — все еще пытался успокаивать себя Воропаев, — я допился до чертиков и отрубился. Сейчас усну… а наутро все будет по-прежнему».

И, следуя собственной установке, улегся на диван, совершенно естественно свернувшись клубком. Чтобы спустя несколько мгновений провалиться в сон… а наутро проснуться с обманутыми надеждами.

* * *

— Так я человек! — воскликнул Бандит, буквально шокированный накатившими на него воспоминаниями. — Я человек!

Вернее, не Бандит, а Алексей Воропаев. Каким-то злым волшебством превращенный в бродячего кота.

Склонившийся над ним долговязый тип в сером костюме усмехнулся. Обнажив острые и неестественно длинные зубы, каких, Бандит знал, у людей не бывает.

— Что помнишь, это хорошо, — произнес странный человек, — и мне подсказка… значит, не ошибся. Да, дорогой мой, ты человек, если тебя это утешит. По крайней мере, душа у тебя человеческая. А значит, пригодится Рогатой праматери-Крысе.

— Ты меня понимаешь?! — крикнул ставший Бандитом Воропаев, последний пассаж человека в сером проигнорировав, ибо уж очень бредово он прозвучал.

— Конечно, понимаю, — было ему ответом, — правда, только я и мне подобные. Кто сам когда-то был тварью, мохнатой и хвостатой. У вас, рожденных человеками, еще есть что-то вроде пословицы: «Кто не был, тот будет, кто был — не забудет». Она, конечно, совсем о другом, но суть передает неплохо. По крайней мере, вторая ее часть. Пребывание в звериной шкуре… не забывается! Ну а о первом пункте не прочь позаботиться некоторые из наших. Благодаря которым ты здесь… в таком виде. В общем, я-то понимаю, а они…

Долговязый странный человек растопырил руки, словно пытался обнять весь мир, и прокрутился волчком вокруг оси.

— Они… эти все вокруг — нет. Так что не очень-то на них рассчитывай. Для них я просто какой-то чудаковатый тип, разговаривающий не то с котом, не то с самим собой.

Он не врал. Оглядываясь, Бандит-Воропаев видел, как другие прохожие неодобрительно косятся на лысеющего верзилу в сером костюме и стараются, обходя его, держаться подальше. Какой-то парень даже пальцем у виска покрутил, на что два его дружка радостно заржали.

Затем Алексей перевел взгляд на машину… и был готов задохнуться от возмущения. Но лишь гневно зашипел, выгибая спину. Потому что авто, на котором приехал и к которому направлялся, пока не заметил Бандита, его странный собеседник, был тем самым «фордом», который он купил и обмывал накануне своего превращения.

— Да это… моя машина! — вскричал Воропаев затем. — Моя! Какого хрена ты на ней ездишь? Да кто ты вообще такой?!

— А ты вспоминай, вспоминай, дорогой, — нагло осклабился серый человек, снова сверкнув своими не по-человечески длинными и острыми зубами, — вспомнил главное — вспомнишь и это.

И Бандит, он же Алексей Воропаев, вспомнил.

* * *

Пробуждение не принесло желаемого. Когда Алексей проснулся, в окно вовсю светило солнце, с улицы доносились обычные для бодрствующего города звуки вроде шума автомобилей и обрывков голосов переговаривающихся прохожих. Но он, Воропаев, по-прежнему оставался покрытым шерстью маленьким существом, для которого комнатушка в холостяцкой квартире казалась залом с высоченным потолком.

А коль так, то случившееся этой ночью ему не приснилось. И пресловутая «белочка» была ни при чем. Оставалось принять как единственную реальность то обстоятельство, что теперь он кот. А вовсе не преуспевающий труженик, не далече как вчера осчастлививший себя новой машиной.

Добро, хоть с похмелья башка не болела.

Воспоминания о «форде», как и о работе на заводе, которая ему, положа руку… теперь уже лапу на сердце, нравилась, заставила Воропаева погрустнеть. А мозг попытался было найти объяснения происходящему.

Первый из этих порывов души Алексей задушил в зародыше, а со вторым попросту не преуспел. Причем по одной и той же причине.

Грустить попусту было к лицу разве что бабам или великовозрастным дурням, не желающим взрослеть. Размышления же очевидно стоило отдать мыслителям. Тогда как Воропаев считал себя человеком практичным. То есть сосредоточенным на насущных проблемах и задачах.

В данный момент такой насущной проблемой для него, в кота превратившегося, было выжить; конкретно — избежать голодной смерти. Потому что пробудился Алексей с просто-таки зверским аппетитом.

С этой конкретной проблемой здесь и сейчас он сладил сравнительно легко. Благодаря оставленным на как бы журнальном столике возле дивана тарелкам с остатками закуски. Да, так и не успел он, Воропаев, убрать их в холодильник. Как и вообще толком прибраться после застолья. Зато теперь эта оплошность оказалась ему на руку… то есть, в его случае, на любую из четырех лап.

Как, кстати, и собственное уменьшение в размерах. Небольшой столик обернулся теперь в глазах Алексея огромным банкетным столом. А содержимым тарелок, казалось, можно было питаться не один день.

Да, слипшиеся, присохшие к тарелке кусочки сыра и уже начавшая подозрительно попахивать колбаса не тянули на роскошное лакомство не только для человека. Для кота тоже. Но выбирать было не из чего, голод требовал утоления. Этим и занялся Воропаев, умяв почти весь сыр. Потребности в еде оказались неожиданно немаленькими для такого небольшого существа.

День он провел, подъедая закуски и пытаясь найти хоть какой-нибудь выход. Из его положения вообще и из квартиры в частности. Потому что понимал: объедки со вчерашних посиделок скоро должны были закончиться. Особенно с его аппетитом. И что дальше? Помирать с голоду?

Такой исход Алексея, конечно, не устраивал. Вот только поделать он ничего не мог: ни двери открыть, ни окна силенок у него не хватало. И что самое печальное, даже окошко, в которое прошлым вечером дымили его курящие друзья, они впоследствии накрепко задраили.

«Аккуратные, блин!» — подумал он еще раздраженно.

С другой стороны, жил Воропаев на десятом этаже. И сомневался, что даже в кошачьем облике сможет спрыгнуть с такой высоты, ничего себе не сломав. Хоть и слышал о кошках, успешно приземлявшихся и с больших высот, хоть и знал, как они это делают — благодаря своим хвостам, играющим роль парашютов, а самому пробовать желанием не горел. В конце концов, как кот, тем более верхолаз, он неопытный. А значит, имеет больше шансов все-таки закончить свой полет неудачно. С переломами и иными травмами.

В общем, так ничего не придумал, так ничего не нашел Алексей для собственного спасения в первый день пребывания в кошачьей шкуре. Зато ближе к вечеру спасение само к нему пришло. В лице соседки Вики, о которой он едва не забыл.

Были у Вики ключи от ее квартиры — сам дал. И вот она пришла… да прямо с порога наткнулась на встречавшего ее кота.

— Так Леша еще одного питомца завел, — воскликнула она, удивленная его появлением, — а он мне не говорил…

Правильно… относительно правильно истолковав жалобный взгляд кота, соседка решила не только покормить рыбок, как прежде договаривалась с Воропаевым. Но и усатому-хвостатому обитателю квартиры принесла кое-что перекусить. Еду за неимением миски для домашнего питомца насыпав в одну из оставшихся чистых тарелок.

Последних, кстати, по итогам Викиного визита в квартире прибавилось. Покормив рыбок и угостив кота, соседка встала у раковины и принялась мыть более-менее свободную от остатков закуски посуду, содержимое ее пересыпая в другие тарелки и ставя в холодильник.

— Вроде взрослый парень, — сетовала она, обращаясь, очевидно, к коту, — а такой неряха. Мужики… они все такие. Заботы требуют почище, чем дети малые. Правда ведь, котик?

Алексей, присутствовавший при этом спиче, возмущенно мяукнул, как бы протестуя. Но Вика истолковала этот возглас по-своему. В выгодном для себя ключе.

— Да, вижу, что согласен, — были ее слова, — тоже, смотрю, пострадал от своего хозяина. Ни еды тебе не оставил, ни молочка не налил. Даже миску специальную выделить не удосужился!

Решив исправить оплошность предполагаемого хозяина кота (он же ее сосед и хахаль), Вика сняла с полки одну из собственноручно вымытых ею тарелок — поглубже, поставила ее в коридоре, затем сходила за пакетом молока и наполнила тарелку.

Кот Воропаев радостно принялся лакать, время от времени поднимая на соседку благодарный взгляд. В бытность человеком, надо сказать, Алексей молока не любил. Зато теперь оно показалось ему безумно вкусным. А может, сказалась долгая жажда. Он ведь, как проснулся, ничего не пил. Как, впрочем, и незадолго до сна и превращения в кота. Бухло не в счет. Так как в деле утоления жажды от него толку не больше, чем от тушения пожаров бензином.

Итак, благодаря Вике Воропаев и напился, и наелся. За что был ей так благодарен, что помимо воли кинулся к соседке, принявшись гладиться о ее ноги. Вика сдержанными движениями погладила его в ответ по пушистой голове.

Вот только попытку увязаться следом, когда она покидала квартиру Алексея, соседка мигом пресекла.

— Ты это брось, — сказала она, легонько отпихивая кота ступней и не давая выскочить за порог, — сбежишь — хозяин твой не обрадуется.

«Да я и так не рад!» — хотелось крикнуть Воропаеву. Но никаких звуков, кроме жалобного «мяу!», он издать, конечно, не cмог.

После этого Вика заглянула в его квартиру еще дважды. Рыбок покормить, кота угостить чем-нибудь. При этом в первый раз на лице соседки читалось недоуменное недовольство, во второй — уже тревога.

Во время последнего визита она обнаружила на тумбочке телефон Алексея. И была неприятно удивлена его там наличием. Отдельно от хозяина, невесть куда запропастившегося.

С минуту соседка смотрела в экран телефона, листала — поражаясь, не иначе, обилию не отвеченных вызовов. Таковых действительно было немало с момента пребывания Воропаева в кошачьем облике. Алексей сам слышал, как время от времени мобила его принималась названивать. Да еще громко так, настойчиво. Но не имея рук, ответить ни на один из звонков Воропаев не мог.

Вика листала телефон — и на глазах мрачнела. А потом, с телефоном в руках, зашагала к двери.

— Загулял твой хозяин, — сказала она подбежавшему коту, — хрен знает где загулял. И тебя оставил, и телефон… зачем-то. И меня.

После чего добавила — словно оправдываясь:

— Взяла бы тебя к себе, но аллергия у меня. Не могу долго с вашим братом в одном помещении находиться. Но не волнуйся… я заходить буду… попробую. Что-нибудь носить тебе вкусненького. Может, пристроить куда-нибудь смогу.

Так Вика обещала — но обещания не сдержала. Больше не появившись на пороге квартиры Воропаева, ничего из съестного ему не принеся. И уж тем более не найдя желающих его приютить.

Так прошло несколько дней — для Алексея наполненных голодом и отчаянием. Тогда он, собственно, и пробовал поохотиться на аквариумных рыбок. Но те, даже несмотря на собственное, тоже теперь далекое от сытого, существование, оказались слишком проворными. И начинающему четвероногому рыболову-любителю не дались.

Зато воспоминание именно о той неудачной охоте оказалось столь ярким, что сохранилось даже после трех, наполненных выживанием, зим после которых Алексей Воропаев по большому счету перестал существовать. Зато родился и вырос бродячий кот Бандит.

В конце концов долго пустовавшей квартирой заинтересовался вор. И когда проник внутрь, Воропаев, больше не желающий ждать у моря погоды и испытывать судьбу, стремглав выскочил в открывшуюся дверь. Навстречу новой бродяжьей жизни.

С тремя зимами, заставившими его забыть за ненадобностью себя прежнего.

Зато теперь Алексей вспомнил.

* * *

У того вора был еще странный запах. Человеку не свойственный, хотя и человеческим же носом не различаемый. По неопытности Воропаев тогда не смог верно его распознать и истолковать. Зато сумел это сделать теперь, после трех лет, а главное —трех зим, на протяжении которых он выживал главным образом охотой.

Вор тот, нечаянно вызволивший Алексея из квартиры, ставшей для того ловушкой, пахнул… крысой. И как крыса ощущался. С тварями этими в кошачьем своем обличии Воропаев сталкивался неоднократно. И потому ошибиться не мог.

А теперь тот же запах исходил от долговязого типчика в сером костюме. Отчего, помимо прочего, становился понятен выбранный им цвет одежды. Как говорится, привычка — вторая натура.

Будь у Алексея-Бандита закрыты глаза, он бы определил субъекта в сером как крысу, потому что крысой тот и был. Только в человеческом облике, подобно тому, как Воропаев был человеком в обличии кота.

Оба они были не на своем месте. Но как?..

— Кто я? — переспросил этот долговязый грызун в человечьей шкуре, а затем перешел на медленный вкрадчивый тон. — Я тот… кто… заменил тебя. Заменил тебя в твоей человеческой жизни. Получив то, что раньше принадлежало тебе. Квартиру… клевую тачку. Работу твою. Правда, она мне не очень нравится…

— Похоже, и вором тем был ты, — не разговаривал, но скорее рассуждал вслух Бандит, — думал, поживиться заглянул, а оказалось — заселялся.

— Ох, мне, конечно, жаль, что не оправдал твоих ожиданий, — изрек его собеседник таким издевательским тоном, что даже дураку было ясно, что не жаль ему ни капельки, — ну а теперь…

— …пеняй на себя, — закончил за него фразу Бандит.

И с яростным возгласом — боевым кличем — прыгнул на притворявшееся человеком крысиное отродье.

Прыжок этот завершил, вцепившись в его серые брюки… точнее, в ноги под этими брюками. Легкими по случаю летней погоды и прочностью тоже не отличавшимися. Почти с наслаждением воткнул когти в прикрытую только этими тряпочками кожу.

Крысиный ублюдок истошно заверещал — как-то тоненько, совсем не по-мужски. Или как тот же грызун в тот момент, когда на него наступают тяжелым ботинком. Либо хвост оказывается в мышеловке.

С таким вот криком он повалился на колени, тщетно пытаясь оттолкнуть обернувшегося злобной фурией кота. А кот (Бандит то бишь) уже нацелился на лицо самозванца.

— Да что ж это такое?! — возмущенно воскликнула так некстати проходившая мимо немолодая тетка. — Что ж это делается? То собаки бездомные на людей бросаются… теперь, видите ли, кошки. А дальше?..

И ладно бы ограничилась причитаниями. Но приспичило этой тетке сыграть роль доброй самаритянки. Придя на помощь тому, кто помощи, мягко говоря, не заслуживал.

Положив рядом с собой пакет с продуктами, тетка ухватила Бандита сзади за туловище и аккуратно, но неумолимо оторвала от крысы в облике человека.

— Спасибо, — коротко и как-то тоненько бросил, точно пискнул, грызун, осторожненько поднимаясь на ноги и застенчиво пытаясь прикрыть ладонями дырки и кровавые пятнышки на штанах.

— Тварь бешеная, — посетовала тетка.

Видя, как сучит лапами в воздухе Бандит, тщетно пытаясь достать своего недруга, она не спешила отпускать его. Так и держала на весу обеими руками.

— Да что вы, — бывший пасюк улыбнулся эдак вымученно, как голодный продавец-консультант в конце рабочего дня, и изо всех сил пытаясь придать своему голосу примирительную мягкость, — это вовсе не тварь и точно не бешеная. Уж я-то знаю. Кот это мой. Сбежать пытался… но я его нашел. А ему не понравилось… хе-хе.

— Ну… раз ваш, — понимающе проговорила тетка и осторожно передала ему в руки Бандита. Стараясь держать его спиной к этому существу, только притворявшемуся человеком.

И хоть было существо на деле отвратительной тварью, но тетка-то об этом не подозревала! Не чуяла того запаха. Не говоря обо всем остальном.

— Гормоны играют, — прокомментировала тварь атаку Бандита и само его поведение, для домашних кошек нехарактерное, — кошку хочется бедному. Вот и ярится. Надо бы кастрировать…

— Я бы тебя сам кастрировал, — прошипел Бандит, но никто его, кроме серого типчика, разумеется, не понял, — если б не эта кошелка!

— Вам точно ничего не надо? — напоследок поинтересовалась тетка. — Могу «скорую» вызвать.

Возможно, упомянутая серым псевдочеловеком якобы озабоченность кота поиском второй половинки вызвала и у нее желание познакомиться поближе с каким ни на есть мужиком. Но ответного интереса тот не выказал.

— Само все заживет, — были его слова, сказанные с все той же деланной и вымученной бодростью.

Едва не сказал «как на собаке», но осекся. Привык опасаться этих кровожадных монстров еще в бытность крошкой-грызуном, целиком помещающимся в пасти иного из них. А потому предпочитал лишний раз не поминать.

А Бандиту прошептал, когда тетка пожелала грызуну в людском обличии здоровья и отошла:

— Я мог бы отправить тебя к Рогатой Крысе быстро и без лишней боли. Но после того, что ты учудил… хе-хе, ты сдохнешь в муках, котик.

И поволок отчаянно вырывающегося Бандита к припаркованному у тротуара «форду». Держа кота обеими руками, он изловчился и смог открыть багажник.

В этот момент в игру вступил Бурбон, до этого в недоумении стоявший на тротуаре. Не понимая происходящего, он терпеливо ждал, пока Бандит и этот странный человек закончат свою не менее странную беседу.

Зато теперь до него дошло, что дело неладно. С криком «отпустите его!» Бурбон кинулся к крысе в облике человека.

Увы, боец из котенка был так себе.

— Пшел вон, малявка! — выкрикнул бывший грызун и топнул ногой прямо перед Бурбоном, заставив его испуганно попятиться. — Ты мне не нужен.

— Беги, Бурбон, — отозвался и Бандит, прежде чем субъект в сером костюме бросил его в багажник.

— Я позову на помощь, — точно оправдываясь, сказал котенок и помчался вдоль тротуара.

«Как бы тебе самому помощь не понадобилась», — успел подумать Бандит-Воропаев, прежде чем дверца багажника захлопнулась, отделяя его от свободы.