Симфония разума (джен)

— Теперь ты будешь жить здесь, — высокая худая женщина с длинными светлыми волосами позволила мальчику первым войти в помещение, скорее для вида, чем из добрых побуждений.

Комната выглядела хорошо, но лишь на первый взгляд. Штукатурка с потолка кое-где осыпалась, стены и вовсе были неровными, мебель не совсем новая, испачканная ручками и фломастерами, за окном открывался "чудесный" вид на подворотню с тремя контейнерами для мусора.

— Когда придут мама и папа? — с надеждой в голосе спросил мальчик, глядя на женщину с неприятным холодным лицом, напоминающим Снежную Королеву из одной сказки. Холодная, жестокая и злая.

— Старые не придут, но, возможно, тебе повезет и придут новые.

— Не хочу новых! — топнул ножкой мальчик. — Хочу моих! Где они? Верните мне моих маму и папу!

— Хватит! — гаркнула женщина, и ни один мускул на ее лице не дернулся. Но мальчика уже было не остановить.

— Хочу домой! А здесь мне не нравится! Я хочу уйти! Хочу к маме и папе! Хочу…

— Твои родители погибли, нет смысла так за них держаться, — холодный и равнодушный голос женщины заставил мальчика вздрогнуть и замолчать. — Есть взрослые, которым не нужны дети. Ну не убивать же их? Поэтому они отправляют их сюда, в специальные учреждения. Существует альтернативный вариант: оба родителя умирают, но у них остается ребенок. Сам о себе он позаботиться не в состоянии и его направляют сюда. Поздравляю, малыш, ты один из таких детей.

— Вы врете!

— А смысл? Поверь, ты нам и подавно не нужен, но твои родители погибли, и специальные органы направили тебя сюда, чтобы мы заботились о тебе, поэтому, будь добр, не наживай себе врагов в первый же день, — женщина вышла из комнаты, оставив мальчика одного. По его щекам крупными градинами скатывались слезы.

Скоро закончится обед, и в эту комнату придут еще четверо детей, которые впоследствии круто повлияют на будущее маленького Джеймса Ньюмана.

* * *

Вечер. Солнце клонится к горизонту после напряженного дня. Оно больше не дышит жаром, а ласково пригревает. Налетевший ветерок перебирает волосы. Пляж пустеет. Любящие родители со своими чадами отправляются на отдых, и больше не звенит гомон малышни у берега. Веселые компании после напряженного дня уже готовятся к не менее напряженной ночи в кафешках на набережной с грохочущей музыкой и сверкающими до утра огнями. Больше не разносится голос из динамика: «На "банане" осталось три свободных места». И вот, наконец-то, становится слышен шум прибоя. Волны тоже, кажется, устали, и лениво накатывают на берег, гоняя мелкие камешки и оставляя после себя клочки пены. Изредка пролетит чайка, крикнет что-то — то ли смеется, то ли зовет за собой. А дорожка от солнца такая яркая, слепит глаза, и, кажется, по ней можно добежать до солнца. А дневное светило буквально на глазах погружается в воду или скрывается за ближайшей горой, посылая прощальные лучи. Завтра будет новый день и новый вечер, и так будет, пока не задует холодный северный ветер.

Джеймс наблюдал за этим чудесным явлением, облокотившись на перила причала. За это время столько всего произошло, и хорошего, и плохого. Пора бы разложить все "по полочкам" в голове.

Внезапно чьи-то руки обняли его сзади за поясницу. На его лице тут же засияла счастливая улыбка.

— Иви.

Он развернулся и порывисто обнял Эвелин, приподнимая ее над землей. Та по-детски рассмеялась, а глаза заблестели от восторга и счастья.

— Алекс наконец-то заснул. Ух, а вот я не помню, когда спокойно спала. То работа, то Алекс по ночам спать не дает. Но как можно злиться на такое чудо? — опустившись на землю, она встала возле Джеймса, облокотившись на перила, вглядываясь в спокойное море и красочный закат.

— Наконец-то все это закончилось, — после минутного молчания сказал Джеймс.

— Да, жить без памяти было нелегко, — усмехнулась Эвелин.

— Иви, — Джеймс положил свою руку поверх ее. — Я думал, что потерял тебя тогда.

— И это было правдой, — она легонько коснулась длинного красного шрама, растянувшегося длинной полосой на ее шее. — Я уже видела яркий свет, но не такой, как, например, лампа или солнце. Он был таким… мягким и словно живым. Я могла потрогать его, погладить, как кота. А потом я поднималась по ступеням. Очень долго поднималась. Впереди и за мной поднимались еще люди. А потом… — Эвелин воодушевилась, но внезапно затихла, даже не договорив.

— Что потом? — заинтересованно спросил Джеймс, не сводя с нее пристального взгляда.

— …Потом я услышала твой голос, — Эвелин словно бы вновь провалилась в те воспоминания. — Он доносился снизу и был тихим, еле слышным, казалось, что вот-вот он пропадет окончательно. Я побежала на него вниз по ступеням, расталкивая людей, — она опустила глаза и виновато улыбнулась. — Каюсь, получилось не очень хорошо, но я боялась потерять тебя, твой голос, и остаться на той лестнице навсегда. Ха, знаешь, мне кажется, с того дня я стала верующей.

— Зато теперь ты бессмертная.

— Мы бессмертные, — поправила она. — Для меня мучительно быть бессмертной, но одинокой.

— Хорошо, что мы все сожгли там, и ничего не уцелело. Пусть уж лучше все будет, как прежде, и никто ничего не знает. Человечество еще не готово к таким открытиям.

— Не говори, как он, — поежилась Эвелин. — Меня это пугает.

— Если б я знал, что эта тварь тоже стала бессмертной, нашел бы способ прикончить его, пока он в обмороке, — Джеймс крепко сжал кулаки, до хруста в пальцах.

— У нас еще есть время найти способ убить его.

— Он угрожал тебе и Алексу, — с отвращением и ненавистью процедил Джеймс. — Чертов маразматик!

— Все пошло из детства, он не виноват, что стал таким.

— Ты защищаешь его?

На мгновение воцарилось молчание, нарушаемое лишь шумом моря и брызгами волн о скалы.

— Иви? — не на шутку обеспокоился Джеймс, пытаясь заглянуть ей в лицо.

— А? Нет, конечно! — встрепенулась она, заправляя русую прядь за ухо. — Просто мне… немного жаль его. В каком-то смысле. Ты не разговаривал с ним, а я слышала в его словах мольбу о помощи. Он… видел меня насквозь. Даже слишком далекое прошлое. Мои родители никогда в меня не верили, как в человека из органов. Они мечтали о карьере спортсменки для меня. «С твоими физическими данными дорога в юридическую сферу для тебя закрыта, и только спорт откроет перспективы», — так они говорили. А я не слушала. Мне очень нравилось право, я увлекалась рассказами о Шерлоке Холмсе и мечтала стать похожей на него. И вот однажды я приехала в Нью-Йорк. «Большие перспективы, великий город все-таки!» — думала тогда я, но в тот же день разочаровалась в нем. Ночью, когда я возвращалась домой, в переулке на меня напали двое человек и там же изнасиловали. Тогда я перестала верить не только мужчинам, но и в Бога. Я молилась ему, ходила в церковь, но результата не получала. А желание стать служителем закона только укрепилось. Потом появился ты, и все изменилось.

— Ты никогда не рассказывала об этом…

— Потому что это прошлое противно, лучше не вспоминать о нем.

— Мне правда очень жаль, милая. Но такие, как Калиновский, не меняются. Он всего-навсего подчинил тебя своему психологическому влиянию, а дальше ты сама сделала с собой то, что нужно ему. Внушила и приняла за правду его слова, — строго отчеканил он, искренне опасаясь за Эвелин. — Он намеренно погубил больше миллиарда людей и при этом даже не чувствует вины. А если бы на его месте был Алекс?

Видимо, этот аргумент подействовал на Эвелин, как ведро холодной воды, потому что она вздрогнула и словно очнулась от сна.

— Да, ты прав. Мы должны найти способ убить его.

— О, Иви, — Джеймс прижал ее к себе, любовно целуя в макушку, зарываясь носом в ее волосы. — Я люблю тебя, женушка моя.

Эвелин хихикнула и сильнее прижалась к его груди, блаженно прикрыв глаза.

Внезапно раздался сигнал сирены, и к ним подъехал черный лимузин «Зверь». Эвелин и Джеймс удивленно переглянулись. Из машины вышли двое "людей в черном", а за ними сам Арнольд Джордан Уинстон собственной персоной.

— Приветствую вас, герои нашего времени! — весело поприветствовал он, пожимая руку Джеймсу и целуя Эвелин в тыльную сторону ладони, — Итак, город ожил, народ идет на поправку, Калиновский взят под стражу — и все налаживается!

— Очень рады, — улыбнулся Джеймс, а шепотом сказал Эвелин на ухо: — Не могу поверить, что Калиновский смог настолько все перевернуть вверх тормашками и уверить нас в том, что этот типичный политик на самом деле хотел убить нас.

— Сама в шоке, — так же шепотом ответила Эвелин, кивая в ответ на очередные разглагольствования Арнольда о том, как тяжело быть президентом целой страны. — И все-таки он напыщенный самовлюбленный тип, который взвалил на нас половину работы правительства. Ненавижу политиков!

Джеймс усмехнулся, и Эвелин не смогла сдержать веселой улыбки.

Все хорошо, что хорошо кончается.

Но конец ли это?

Может, история только начинается?