Гарри Поттер и Герой с Тысячей Лиц (гет)

По старой профессиональной привычке Джонс сделал паузу на несколько минут, прежде чем начать сеанс. Он считал эти пустые отрезки времени очень показательными. Когда люди сталкиваются со словесным вакуумом и не знают, что сказать, их реакции могут быть просто потрясающими. Некоторые нервничали. Некоторые заполняли пустоту болтовней. Некоторые вели себя так, как будто им было все равно, как будто их ни капли не смущало сидеть в тишине. Некоторые бесцельно вышагивали по кабинету.

Но он никогда не видел реакции подобной той, которую сейчас наблюдал.

Рон спокойно сидел напротив него, небрежно положив ногу на ногу и скрестив руки на груди. Он встретился со взглядом Джонса без тени дискомфорта, его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Молодой мужчина был практически сверхъестественно неподвижен, будто мог сидеть так часами или даже днями. Впервые за всю свою карьеру психиатра Джонс почувствовал, что это ему неудобно.

— Вам это помогает? — наконец произнес Рон, разрезая тишину кабинета своим голосом.

— Что помогает?

— Ожидание. Отличная возможность для небольшого анализа, да? Большинство людей не переносят такой вакуум. Скоро, я думаю, вы поймете, что я не из них.

— В самом деле, — нейтрально сказал Джонс. Интересно, что ты решил обратить на это внимание, — подумал он. На самом деле, ты точно такой же. Ты тоже не можешь выносить это «ничего». То, что ты заметил эту уловку, не делает тебя невосприимчивым к ней.

— Не принимайте на свой счет, это старый шахматистский прием. Потянуть время, заставить оппонента нервничать.

— Так я ваш оппонент?

— Надеюсь, нет.

Джонс раскрыл блокнот.

— Доктор Субраманиам говорит, что вы в полном порядке.

— Рад слышать.

— Вы понимаете, почему вы здесь?

— Я так полагаю, они хотят удостовериться, что я у меня нет какого-то внутреннего психоза, прежде чем выпустить меня в мир.

— А он у вас есть?

— Еще раз: надеюсь, нет.

— Расскажите мне о своих чувствах после освобождения.

Рон вздохнул.

— Что ж, я совру, если скажу «все как раньше». Меня эта ... открытость все еще отчасти смущает. И всегда кажется, что вокруг слишком много людей.

— Легкая агорафобия вполне естественна, учитывая столь долгий период изоляции.

— Да.

— Что еще?

Рон пожал плечами.

— Я рад видеть моих друзей и семью. Они очень меня поддерживают.

— А что вы чувствуете?

— Знаете, я думал, что будет сложно, но пока это не так. Я чувствую себя хорошо. На самом деле, даже отлично, — он улыбнулся. — Здорово быть свободным.

Джонс улыбнулся в ответ.

— Сильно устали носить эту маску?

Лицо Рона немного дернулось. Его голубые глаза сверлили глаза Джонса, но тот не отводил взгляд. Наконец Рон откинулся на спинку стула, и всякое выражение слетело с его лица.

— Очень, очень устал, — прошептал он.

— Не могли бы вы...

— Нет.

— Почему?

— Потому что на самом деле это не я. Я как будто... — Рон подвинулся вперед на краешек стула, поднимая руки, словно ища подходящие слова в воздухе. — Когда я был один, было легко не принимать этого. Теперь все намного сложнее.

— Не принимать чего?

Рон покачал головой.

— Да всего. Двенадцать лет, семь месяцев, пятнадцать часов. Теперь это повсюду — все, что я пропустил. Выпускной сестры. Свадьба брата. Моего отца назначили министром магии, и меня не было рядом с ним. Двое моих лучших друзей влюбились друга в друга, и меня не было рядом с ними.

— То есть... все из-за того, что вы пропустили жизни других людей?

— Нет, черт возьми. Все это должно было быть частью моей жизни. Я должен был закончить Хогвартс; может быть, влюбиться и даже жениться. Я должен был найти работу и дом, в котором бы захотел жить, — его голос не был сердитым или злым, скорее покорным. Джонс видел этот огромный бездонный колодец горечи, в который каким-то образом этот человек умудрился не провалиться, и он восхищался его храбростью. Рон глубоко вздохнул. — Но зацикливаться на этом бесполезно. Я все еще молод, я могу жить дальше. Я могу начать новую жизнь. И я должен двигаться вперед — без оглядки назад.

— Вы должны поговорить об этом с людьми, которые переживают за вас.

— Может и поговорю. Но не сейчас. Они рисковали жизнями, чтобы вытащить меня, и они хотели вытащить меня. Я не хочу быть каким-то сломленным, обиженным овощем, который только скрежещет зубами и кричит "о горе мне!", потому что не смог пойти на гребаный выпускной, — Рон фыркнул. — Дерьмо случается, это точно. Но это была не моя вина.

— Это была его вина.

Рон встретился взглядом с Джонсом. Долгое время он ничего не говорил.

— Он был моим лучшим другом. Поэтому они и забрали меня.

— Думаете, он это понимает?

— Конечно, понимает. А я понимаю, что он годами мучился, обвиняя во всем себя. Так что я его ни в чем не виню.

— Вы уверены?

— Да. Гарри никогда не хотел, чтобы со мной случилось что-то плохое. Я знаю, что он считал себя виноватым в моей смерти. Та еще греческая трагедия была бы, обвини я его открыто и обруши на него свой гнев, так что я просто не могу. Он не должен был защищать меня. Вы думаете, мы с Гермионой не говорили об этом? Мы знали. Мы знали, что Волдеморт может напасть на него через нас. Мы знали, что быть его другом — это рискованно, но мы приняли это. Мы остались с ним, потому что он нуждался в нас, и потому что ... ну, мы любили его. Мы не могли просто бросить его, потому что знали, что он не бросит нас, если бы все вдруг сложилось наоборот, — он вздохнул. — Все это на самом деле подтверждает то, о чем я давным-давно подозревал.

— О чем же?

— Гермиона — лучший человек, чем я.

— Почему?

Рон посмотрел на него.

— Потому что если бы убили ее, а не меня... не уверен, что смог бы его простить.

 

* * *

 

Лаура вошла на кухню с пустыми тарелками, оставшимися после завтрака, и бросила их в раковину, закатывая глаза. В дверном проеме на внутренней веранде стояли их тошнотворные домашние секс-демоны и неторопливо целовались. Гермиона спиной прижималась к дверному косяку, ее ноги обвивались вокруг Гарри.

— Разве вам двоим не нужно быть кое-где? — спросила Лаура.

— Уходи, — ответил Гарри, звук его голоса тонул где-то в губах Гермионы, — мы заняты.

— Ага, господа-не-можем-держать-руки-при-себе, я прекрасно вижу, что вы заняты. Рона выписывают сегодня утром, вам бы пойти и встретить его!

— Это только в десять, — улыбаясь, сказала Гермиона, пока целовала Гаррин подбородок.

— Да ради всего святого, уже девять сорок пять! — воскликнула Лаура. Они оба застыли, их губы сжались, а глаза расширились. — И сколько вы уже тут стоите?

Они быстро отлипли друг от друга.

— С ума сойти, — сказал Гарри. — Мы вообще потеряли счет времени.

— Побежали, а то опоздаем! — закричала Гермиона, хватая свой плащ со спинки кресла. — Пока, Лаура! Мы скоро! — она едва успела попрощаться, как Гарри схватил ее за руку и на бегу выволок из комнаты. Лаура покачала головой, бубня что-то себе под нос, а затем услышала, как хлопнула входная дверь и завелась машина Гермионы.

Она вошла в гостиную, где сидел Джастин и читал утреннюю газету, сложив ноги на кофейном столике. Чоу писала какое-то письмо, расположившись в кресле рядом с ним.

— Что это вы двое тут делаете? — недоверчиво спросила Лаура.

Они обменялись озадаченными взглядами.

— Эм-м-м...

— Ну-ка вставайте, быстро! Рон будет здесь к полудню, мы должны привести это место в порядок!

Джастин осмотрелся.

— А что не так-то?

— Ох, ну ты серьезно?! Соберите эти бумажки, поправьте диванные подушки! Чоу, в прихожей такая пылища, а вещей сколько навалено. Ну, чего стоим, кого ждем? — она резко захлопала в ладоши.

— Мдаа, ты что-то только повышаешь градус стресса этим утром, Чант, — подозрительно сказал Джастин.

Лаура умоляюще посмотрела на них.

— Помогите мне пожалуйста, ребята. Помните, Рон знает вас обоих, а меня нет. Я очень хочу произвести хорошее впечатление. Я как будто ... собираюсь встретиться с Элвисом или с кем-то в этом роде.

Джастин размахивал палочкой по комнате, собирая мусор.

— Расслабься. Сомневаюсь, что он ожидает приехать в Букингемский Дворец. И ни один из нас раньше не был его другом. Я знал его ровно настолько, чтобы здороваться в коридоре.

— А я знала его, потому что он был лучшим другом Гарри, — сказала Чоу.

Лаура переминалась с ноги на ногу. Она понимала их удивление, и сама была немного удивлена тем, как нервничала перед встречей с Тем Самым Человеком. Рон стал какой-то мифической фигурой в ее сознании, образцом дружбы и жизнерадостности; самым верным другом, самым забавным, самым добрым, самым милым человеком. Первый парень Гермионы, гид Гарри по волшебному миру. Лаура видела, как его все еще оплакивали члены семьи и друзья, пусть и не открыто по прошествии стольких лет, и она чувствовала, как сильно его память повлияла на Гарри и Гермиону.

Накануне Лаура помогала Гермионе обустроить для Рона одну из спален в восточном крыле и слушала, как та оживленно рассказывала о времени, которое они уже успели провести с ним после его возвращении, и о том, как здорово было бы воссоединиться. Лаура была рада это слышать, но все же ей стало немного не по себе. Школьные годы вернуть невозможно, и "все как раньше" для них уже по определению было невозможно.

Если оставить в стороне тот факт, что Рон отсутствовал долгое время, за которое ему пришлось существенно измениться, Гарри и Гермиона тоже являлись теперь не теми люди, которыми были когда-то. Их связывали отношения, в которых Рон никак не участвовал, и Лаура задавалась вопросом, будет ли Рону трудно к этому привыкнуть. Сможет ли он понять, когда они захотят побыть наедине? Будет ли он чувствовать себя обделенным, столкнувшись с их близостью? Как он отреагирует, когда осознает, что друг для друга они всегда будут на первом месте? Что они теперь — единое целое, которое по умолчанию не могло включать его.

По мнению Лауры, Гермиона сильно недооценивала возможное чувство ревности. Гермиона была печально известна своей скромностью, когда дело касалась ее собственной привлекательности и обаяния, и она едва ли могла поверить, что мужчина мог "нести факел" для нее все эти годы. Лауре же было не так уж и сложно это допустить. Именно то, что Гермиона не считала себя привлекательной, делало ее таковой еще больше. Она не была девушкой с обложки, не обладала идеальной фигурой, порой бывала довольно занудной в своей любви к книгам и с почти проктологическим вниманием к деталям, и все же Лаура видела, что многие мужчины запросто бы прошли мимо более красивых женщин, просто чтобы поговорить с Гермионой. Она была уверенна в себе, держалась с царственной непринужденностью и создавала вокруг себя атмосферу открытости и доброты. Это было странно заманчивое сочетание, которое с годами становилось только привлекательнее. Очевидно, что Рон ценил все это в ней, когда им было шестнадцать. Но Лаура думала, что теперь Гермиона была еще более обаятельной и желанной. Рон мог бы легко с ней согласиться.

Она также знала, что чувства Гермионы к Рону одновременно исцеляли и тревожили ее. И все же было совершенно ясно, что никакое утешение или беспокойство не в силах пошатнуть ее чувств к Гарри. У ее лучшей подруги не было выбора. Свой выбор Гермиона сделала давным-давно. Однако Лаура переживала, что теперь уже Гарри может быть не так в этом уверен, а Рон, возможно, захочет получить свой шанс ... или, что еще хуже, подумает, что шанс у него все еще есть.

Лаура командовала своими войсками в лице Джастина и Чоу и носилась по всему дому, словно тасманский дьявол, наводя марафет. На столиках появились цветы, подушки взбили, мрамор заблестел, а изделия из дерева засверкали после полировки. Она вернулась в холл и обнаружила, что Джастин палочкой развешивает огромный баннер, растянувшийся через всю северную стену. Горящие буквы «Добро пожаловать домой, Рон!», казалось, издавали настоящий жар.

— Как тебе? — спросил он, отступая назад, чтобы полюбоваться своей работой. — Не слишком топорно?

— Хмм. Не уверена, что мне нравятся эти горящие буквы. Мы как будто приветствуем его только затем, чтобы чуть позже зажарить на костре.

Джастин взмахнул палочкой, и буквы теперь состояли из взрывающихся и искрящихся разноцветных фейерверков.

— Лучше?

Она улыбнулась.

— Намного, — Лаура похлопала Джастина по руке. — Хватит с нас огня, у нас ведь уже есть ты, дорогуша.

— Ха ха, это так ужасно смешно, что я мог бы заполыхать прямо здесь.

Чоу зашла в комнату.

— Смотрите, что я нашла, — сказала она, протягивая им фотографию в рамке. Лаура и Джастин подошли ближе, чтобы взглянуть. Это был снимок Гарри, Рона и Гермионы на какой-то вечеринке в Хогвартсе.

— Ого, это когда? — спросила Лаура. Они выглядели такими юными. Гермиона стояла между двумя парнями, держа каждого из них под руку. Они улыбались и хохотали, кудри Гермионы развевались по ветру.

Джастин всмотрелся в снимок.

— Похоже на вечеринку в честь 1000-летия Хогвартса. Наш шестой курс. Я помню ту вечеринку.

— Они же с Роном тогда встречались, да?

— Ага, как раз в то время.

Лаура посмотрела на Чоу.

— Где ты ее нашла?

— На комоде Гермионы. Я подумала, фото хорошо бы... эй, не смотрите на меня так! В вещах я не копалась!

Лаура ухмыльнулась и достала палочку.

— Я знаю, что с этим делать, — решительно сказала она. Одним взмахом палочки снимок увеличился до размера плаката и приклеился к стене фойе. — Вот. Теперь все.

— Очень вовремя, — пробормотал Джастин, выглядывая в окно рядом с входной дверью. — Идут!

— Боже, — выдохнула Лаура и попыталась поправить волосы. — Ой ей ей.

— Просто расслабься, — сказала Чоу, успокаивающе похлопывая ее по руке. — Будь собой, и он будет в восторге от тебя, я уверена.

Лаура встала рядом с Чоу и Джастином и нервно заерзала, когда голоса и шаги стали приближаться к входной двери. Она услышала голос Гарри, Джорджа, и еще один, незнакомый ей. Должно быть, он, — подумала она.

Дверь открылась и появился Гарри с чемоданом в руке, который он тут же поставил на пол. Следом вошла Гермиона, за ней Джордж, а затем ...

Лаура уставилась на него, наконец увидев Рона собственными глазами. Он медленно вошел, изумленно таращась на все вокруг. Рон был высок, выше Гарри и Джорджа, стройного телосложения и напомнил ей и Билла, и Артура Уизли одновременно. Его густые волнистые рыжие волосы касались воротника. Гермиона порхала и щебетала вокруг него.

Рон прошел в фойе, все еще оглядываясь по сторонам.

— Мать честная, этот дом просто невероятен! Вы не говорили мне, что это целое поместье! — выпалил он. Заметив баннер, Рон широко ухмыльнулся.

Джастин как настоящая хозяйка дома первым выступил вперед, чтобы поприветствовать нового сожителя.

— Добро пожаловать домой, Рон! — сказал он, протягивая руку.

Рон улыбнулся.

— Эй, Джастин! — поприветствовал он в ответ, пожимая протянутую руку. — Спасибо! Это ты сделал? — он указал на баннер.

Джастин развел руками.

— Не смог устоять перед небольшим представлением.

Взгляд Рона перешел на Чоу.

— О, а вот и Чоу, — весело сказал он.

— Рон, привет! — Чоу встала на носочки, чтобы поцеловать его в щеку. — Так здорово видеть тебя!

— Спасибо. Я рад быть здесь.

Гермиона подошла к Лауре и встала рядом с ней.

— Рон, это Лаура, — он тепло улыбнулся ей, протягивая руку для приветствия, но она едва обратила на это внимания. Некоторые из недавних эмоций Гарри и Гермионы, должно быть, передались и ей, потому что она вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха.

Прежде чем осознать, что делает, Лаура вышла вперед и обняла Рона. Она могла чувствовать его смех, и затем ответное объятие. Опомнившись, Лаура отпустила его и отошла назад.

— О, черт возьми, прости ... просто я так рада конец познакомиться с тобой, — она схватила его за руку и с энтузиазмом начала ее трясти.

— Это взаимно, — усмехаясь, сказал Рон, — и спасибо тебе, что присматривала за этими двумя, пока меня не было.

— Ой, знаешь ... они сплошная ходячая проблема. Никогда не могу вовремя уложить их спать.

Все засмеялись. Глаза Рона пробежались по фойе, осматривая новое помещение, затем остановились на фотографии-плакате.

— Ого, — пробормотал он, подходя к ней, чтобы посмотреть поближе. — Вы только посмотрите.

Гермиона коснулась Лауры, тоже заметив фотографию, и все трое сделали несколько шагов вперед, чтобы рассмотреть ее получше. Они стояли прямо перед ней, тихо переговариваясь друг с другом, и Лаура внезапно осознала, что они случайно встали точно также, как на снимке. Ей пришла в голову неожиданная идея, и она могла видеть по выражению лица Джастина, что он подумал о том же.

— Акцио камера, — тихо пробормотал он, поднимая палочку. Через несколько секунд фотоаппарат уже приближался к его руке, плавно паря со второго этажа вниз по лестнице. — Эй, ребятки, — позвал он, — повернитесь.

Троица посмотрела на него и увидела камеру, сначала озадачившись, а потом сообразив, как именно они встали перед увеличенной фотографией. Гермиона взяла под руку Рона с одной стороны, Гарри — с другой, оказываясь между ними точно также, как на плакате. Лаура снова почувствовала, что задыхается, глядя, как они стоят и улыбаются в камеру Джастина. Они не смогли бы спланировать фотосессию лучше, даже если бы думали об этом часами. Фотография из Хогвартса висела достаточно высоко на стене, так что их подростковые лица были прекрасно видны, а увеличенное изображение практически совпадало с человеческим ростом. Выглядело так, будто их собственные призраки выглядывали из-за плеча.

Лаура не могла не сравнить их теперешние лица с лицами на фотографии. Она решила, что из них троих Рон изменился меньше всех, что было более, чем удивительно ... хотя, пожалуй, с какой стороны посмотреть.

Последние двенадцать лет мир Гарри и Гермионы периодически прокручивал их через свою мясорубку. Он стер их неуверенность, обострил черты, отточил способности и разрушил не один десяток иллюзий. Этот мир оставил на их лицах печать зрелости и жизненного опыта, очистил их чувства друг к другу от хаотической смеси дружбы, зависимости и скрытого влечения до удивительно чистой любви. Теперь они были более уверенны, будучи самими собой — такими, какие есть, а это заставляло их выстраивать собственные границы.

Рон не проходил такой путь. Он сидел в изолированном от реального мира пузыре, имея доступ только к его вымышленным версиям. Он варился в собственном соку, и любые изменения в его характере были исключительно его личными разработками. Рон не усвоил уроков, которые были даны Гарри и Гермионе. Но ему пришлось выучить совсем другие.

Лаура улыбалась, пока Джастин фотографировал их с серьезным видом «работайте, крошки», в то время как мысли о таких разных судьбах этой троицы кружились в ее голове. Она наблюдали за тем, как воссоединившиеся друзья шутили, корчили рожицы и тыкали друг друга совсем как школьники. Какой бы ни была разница в их опыте, она начинала думать, что в конце концов это не было так уж важно.

— А здесь у нас кухня, — показала Гермиона, проходя в огромную комнату, мало напоминавшую кухню Рона. Две шестиуровневые печи, гигантский двухстворчатый морозильник, огромная разделочная доска для мяса как минимум метр на метр. Почти половину комнаты занимал стол, на котором, казалось, хватило бы места для всех рыцарей круглого стола, — это территория Джорджа, так что берегись.

Джордж протолкнулся впереди направился прямо к холодильнику.

— Хочешь выпить, Рон?

— Конечно.

Джордж кинул ему бутылку сливочного пива.

— Есть какие-нибудь пожелания на ужин сегодня? Все исполним.

Рон покачал головой, все еще удивляясь тому, что его шумный старший брат стал таким домохозяином. Он единогласно считался хранителем очага этого дома, не говоря уже о том, что был еще и воистину экстраординарным поваром.

— Полагаюсь на тебя, Джорджи, пока мой живот не раздуется до десяти метров в диаметре.

— О нет. Специально для тебя ограничусь только пятью.

Они продолжили осмотр, изумление Рона росло с каждой новой комнатой, которую они обходили. Впечатления от дома напомнили ему фотографии замка Балморал и Билтмор-Эстейт в Америке. Байликрофт хоть и был меньше, но все же оказался гораздо внушительнее, чем он ожидал. Одно только фойе было размером почти с его квартиру. Ему показали уютный кабинет, элегантный застекленный зимний сад, обширную заднюю террасу и беседку, гостиную и более удобную комнату отдыха прямо за ней.

Все вместе они поднялись по винтовой лестнице в гостиную на втором этаже. Гермиона указала на коридор, уходящий влево.

— Это западное крыло, — сказала она, — там находятся комнаты Джастина, Джорджа и Лауры.

— А где ваша?

— Вон там, через арку, — она улыбнулась. — Хочешь посмотреть?

— Ну конечно!

Рон с Гарри и Гермионой прошли через арку, за которой появилась еще одна лестница. Она упиралась в короткий коридор, заканчивающийся большой створчатой дверью. Гарри открыл ее, пропуская вперед Рона и Гермиону.

Рон оглядел огромную комнату, отмечая про себя, что заметил ее еще снаружи. С фасада дома была видна только выступающая позади северная башня — полукруглая конструкция, увенчанная железобетонным куполом. Тогда ему стало интересно, что за комната находится в этой башне; он должен был догадаться, что это была их спальня.

Комната Гарри и Гермионы представляла собой овальное помещение, форма которого диктовалась формой самой башни. Вдоль стен справа и слева от Рона стояли несколько кресел рядом с окнами, ряд которых прерывался двумя каминами, обращенными друг к другу. Большая аккуратно застеленная кровать с балдахином стояла в дальнем конце между двумя высокими окнами в пол. Дверь слева, вероятно, вела в примыкающую ванную комнату; другая дверь, справа, — в гардеробную. Между входом и кроватью располагалась небольшая неформальная зона отдыха, состоящая из дивана и двух кресел, стоящих вокруг низкого журнального столика из красного дерева.

Его глаза блуждали по комнате, отмечая следы их жизни в ней. На одной из двух тумбочек лежала стопка книг. Наверное, сторона Гермионы, — подумал Рон. На кушетке в изножье кровати лежал чей-то халат. На спинке одного из стульев висела коричневая кожаная куртка. Фотографии друзей и родных разложены на книжной полке, на нескольких он даже заметил себя. На стене висело еще одно изображение, которое он уже видел в кабинете — как ему сказали, это была их помолвочная фотография. Снимок Гермионы в рамке стоял на ночном столике рядом с Гарриной половиной кровати. Комната была опрятной, но явно обжитой. Пара мужских ботинок лежала на полу там, где их скинули; потрепанный кожаный портфель прислонялся к стене у двери в ванную.

Некоторое время Рон изучал комнату, зная, что они оба наблюдают за ним.

— Здесь очень красиво, — сказал он наконец. — Кто жил в ней до того, как вы вместе поселились тут?

— Я, — ответил Гарри. — Комната Гермионы была на втором этаже в южной башне.

— Очень даже неплохо для холостяцкой берлоги, — пошутил Рон.

Гарри засмеялся.

— Едва ли. На самом деле ... черт возьми, по-моему, здесь вообще не было женщин, кроме, конечно, Гермионы. Ко времени переезда сюда мы с Ронин уже расстались.

— И после у нее у тебя не было даже никаких свиданий?

— Были, конечно, но ни одно не заканчивалось здесь, у меня дома. Я же не спал с каждой женщиной, с которой ходил поужинать. Кто я вообще, по-твоему, а?

— О, ты образец мужской добродетели, разумеется, — Гермиона издала короткий саркастический смех.

— Эй! — улыбаясь, возмутился Гарри.

— Извини, — она повернулась к Рону. — Кстати о комнатах. Не хочешь посмотреть свою?

— А то, — Рон последовал за ними обратно в гостиную через двойные двери, ведущие в восточное крыло. Перед ними протянулся широкий коридор, в котором располагалось несколько дверей. Гермиона провела их ко второй, на мгновение задержавшись перед ней.

— Если тебе не понравится эта комната, у нас есть из чего выбрать. Мы можем отремонтировать любую, какую только захочешь, — она открыла дверь, и Рон наконец вошел в свой новый дом.

— Вау, — выпалил он, оглядываясь вокруг. Комната была идеальной. Она была большой, но ее пространство не давило на него. Отделанная в стиле соснового домика — с лоскутами ткани в клетку на стенах, в древесных тонах и с дубовой мебелью. Кровать стояла между двумя высокими окнами, выходившими на фасад дома и предоставлявшими владельцу солнечный южный вид. Здесь даже имелся отделенный уголок для чтения с двумя удобными стульями и лампой, а у одной из стен стоял замечательный письменный стол, полностью укомплектованный необходимыми принадлежностями. Две двери в каждом углу вели, видимо, в ванную и гардероб.

— Тебе нравится? — спросила Гермиона с некоторым беспокойством.

— Нравится ли мне? Я в восторге! — воскликнул Рон. Он прошел дальше вглубь и закружился на месте. — Ой, ребята. Она великолепна. Как будто прямо под меня.

— Мы хотим, чтобы тебе было комфортно здесь, — сказал Гарри. — Я имею в виду, теперь это твой дом точно также как и наш.

Рон кивнул.

— Я уже чувствую себя дома, — он улыбнулся им. — И когда мне ждать счет?

Они засмеялись.

— Нуу, думаю, мы вполне сможем подождать, пока ты не найдешь себе работу, — сказал Гарри.

Ужин в тот вечер был гораздо более изысканным, чем, вероятно, ожидал бедный Джордж, учитывая, что примерно к трем часам дня дом был уже наводнен рыжеволосыми захватчиками. Они носились по дому, снося Рона волной счастливых объятий и улыбок маленьких племянниц и племянников, которые хотели полазить по Новому Дяде Рону.

Гермиона оставила их в большой гостиной и заглянула на кухню, где Джордж на пальцах подсчитывал гостей к ужину.

— Сколько выходит? — спросила она.

— По-моему, двадцать.

— Мы все не влезем сюда. Придется ужинать в столовой.

— Она такая формальная, ненавижу есть там. Сегодня так тепло, и я подумал, может накроем столы на веранде?

— О, отличная идея. И Рону понравится. Не так... тесно и многолюдно получится. Он этого не любит.

— Ага, знаю. Блин, вот дерьмо, я забыл посчитать Стефана и Драко, они подойдут позже. Так, двадцать два, — Джордж взглянул на Гермиону. — А Рон знает, что Джинни встречается с Малфоем?

Гермиона сглотнула.

— Ммм, не думаю. Он знает, что Драко больше не засранец, что он спас наши с Гарри задницы, но на этом все.

— Ну, знать и принимать — это все-таки разные вещи.

— Да, Рон больше всех его ненавидел, — она вздохнула. — Думаю, мы оставим это Джинни, она же с ним встречается.

Гермиона покинула кухню, оставляя Джорджа наедине с его приготовлениями, и вышла на веранду, где стоял Гарри и внимательно смотрел на их дом.

— Что-то не так? — спросила она, вставая рядом с ним.

— Почему ты спрашиваешь?

— У тебя такой вид.

— Какой?

— Смутно Обеспокоенный Вид.

Он фыркнул.

— Ты всем моим выражениям дала названия?

— Разумеется. Есть Мрачной Решимости Вид, Шаловливо Настроенный Вид, Очень Взбешенный Вид, Глупо Скучающий Вид...

— Ну все-все, я понял, — он повернулся и посмотрел на террасу, — наверное, я и правда немного беспокоюсь.

Она вздохнула.

— Дом защищен всеми возможными заклинаниями и талисманами, ты сам их поставил. Здесь Рон в безопасности.

— Возможно, но в конце концов он ведь захочет выйти отсюда. Как мы тогда защитим его?

— Гарри, полегче, не задави его. Ты хуже Молли, честное слово.

Это вызвало у него улыбку.

— Боже, что за сравнения, — он покачал головой. — Мне просто невыносимо думать, что теперь, когда мы вернули его, кто-то может снова попытаться забрать его.

— Мне кажется, ты чересчур паникуешь.

— Почему это?

— Ты же сам сказал. Все было слишком просто.

— Просто? Мы понесли тяжелые потери, дважды подвергались атаке, мы ...

— Если бы она действительно хотела, она могла бы остановить нас. Их тактика увиливания тормозила наши поиски настолько, что у Аллегры было достаточно времени, чтобы напасть с сотней волшебников Круга и растоптать нас в мармелад.

Он беспокойно поерзал.

— Да, знаю.

— Она отпустила его.

— Зачем держать кого-то десять лет, а потом просто позволить утащить его у себя из-под носа?

Она покачала головой.

— Понятия не имею, — Гермиона взглянула на его лицо, на сузившиеся глаза и нахмуренные брови. — У тебя есть мысль?

— Скорее, крошечная догадка.

— Расскажи мне.

Он вздохнул.

— Потом. Она слишком тревожная. Мне нужно больше доказательств.

Гермиона кивнула.

— Дай знать, если понадобится помощь.

Он посмотрел на нее, и на его лице впервые появилась искренняя улыбка.

— Обязательно.

 

* * *

 

Джинни прибыла незадолго до ужина, рассыпаясь в извинениях и обнимая Рона снова и снова, который ошеломленно отвечал на ее объятия. Она отступила и нерешительно посмотрела на своего брата. Рон подумал, уж не нервничает ли она.

— Рон, я... прежде чем начнется ужин, я должна кое-что тебе рассказать.

— Оу? И что же?

Она беспокойно требила кончик своего шарфа.

— Просто ... ну ...

Он сжалился над ней.

— Ты хотела мне сообщить, что встречаешься с Драко Малфоем?

У нее отвисла челюсть.

— Что... как ты... а, Гермиона сказала?

— Нет.

— Значит Гарри.

Он рассмеялся, хотя подтверждение его умозаключений было все же немного неприятным. Он надеялся, что ошибся.

— Никто мне не говорил, Джин.

— Тогда... как...

— Всякий раз, когда речь заходит о твоей личной жизни, ты меняешь тему, начинаешь нервничать и чувствуешь себя неловко. Когда я спросил Гермиону, она отреагировала точно также и у нее стало такое... ммм, многозначительное выражение лица, когда об этом зашла речь. Мне стало ясно, что ты встречаешься с кем-то, кого бы я, как ты думаешь, не одобрил. Следовательно, это должен быть кто-то, кого я знаю, что значительно сужает круг подозреваемых, поскольку я не встречал никого нового за десять лет. А еще больше никому не кажется, что он для тебя неподходящая партия, все просто нервничаю из-за моей реакции. Так что это должен быть кто-то, кто мне не нравится, но с кем остальные ладят. Когда Гарри сказал мне, что Малфой перешел на светлую сторону, я подумал, что это должно быть он. Кого еще я ненавидел настолько, чтобы вызвать всеобщий нервоз? Остается разве что профессор Снейп, но он, пожалуй, для тебя староват.

Она вздохнула с облегчением оттого, что ей не пришлось сообщать ему эту новость самой.

— О, понятно. Очень умно с твоей стороны.

— Бывает и такое, — он улыбнулся ей. — И как долго?

— Почти год.

— Он хорошо к тебе относится?

Она кивнула.

— Да, очень, — она немного замешкалась. — Ты не ... это не слишком странно для тебя?

— Что ж, я, конечно, никак такого не ожидал, но это далеко не первая странная вещь, которую я услышал с тех пор, как вернулся. И еще, уверен, услышу. Эй, да я буду последним, кто поспорит с тем, что кто-то может сильно измениться за десять лет! Ты взрослый человек, мне придется довериться твоему мнению. Кажется, Гарри и Гермиона не против, им я тоже доверяю. И если наша мать приняла его, мне тем более лучше с этим согласиться, правда же?

Джинни хихикнула.

— Ну, он там...ждет снаружи. Я хотела сама тебе рассказать прежде, чем...

— Все нормально, заводи его сюда. Помимо всего прочего, я должен сказать ему спасибо за то, что спас жизнь моим друзьям.

Джинни подбежала к двери и жестом позвала кого-то, кто стоял снаружи. Рон приготовился, ожидая встретиться со своим худшим врагом детства, который теперь держал за руку его младшую сестренку — в доме, который он теперь должен был называть своим.

Рона сразу же успокоило то, что Малфой был ниже его, по крайней мере, на несколько дюймов. Он был одет консервативно, в темный костюм с такой же рубашкой и галстуком ... не нужно иметь воображения, чтобы представить, Малфой согласился бы не на монохромный образ. Его светлые волосы теперь были темнее, а бледная кожа обветрилась. Отчего-то от сейчас выглядел как человек, который несколько раз пробежал вокруг квартала ... но в его шаге теперь не было чванства, а надменность исчезла из гордо выпяченного подбородка. Проходивший с Джинни через холл человек, как казалось Рону, был каким-то образом унижен жизнью и был вынужден переосмыслить некоторые вещи. Я уничтожаю своего врага, когда делаю его своим другом, — подумал он.

Джинни стояла рядом с Малфоем, все еще выглядя довольно встревоженной. Рон привел черты своего лица, как он надеялся, в какое-то подобие улыбки.

— Малфой, — выдавил он.

Драко кивнул.

— Добро пожаловать домой, Уизли, — Драко протянул руку Рону, которую тот кратко пожал.

— Спасибо. Я слышал, ты тут стал героем.

Драко слегка покраснел.

— Не знал, что зашел так далеко, — это само по себе говорило о многом. Драко, которого помнил Рон, немедленно приписал бы себе все, что он сделал и чего не делал, если бы это служило какой-то его цели.

Рон кивнул.

— Пока ты не обижаешь мою сестру, для меня этого будет достаточно.

Драко слегка улыбнулся.

— Договорились.

Джинни увела своего ... парня (Господи прости) ... на кухню, на ходу одарив Рона благодарной улыбкой. Рон затаил дыхание, чувствуя, как Гарри подошел к нему и встал рядом.

— Чертов Малфой, — сказал Рон сквозь зубы.

— Ага, знаю, — поддержал Гарри. — Мы тоже далеко не сразу привыкли.

— Только не говори мне, что вы стали с ним друзьями навек.

Гарри издал какой-то неидентифицируемый звук из глубин горла.

— Мы с Драко никогда не будем друзьями, — безапелляционно отрезал он.

Что-то в его тоне заставило Рона повернуться к нему.

— Звучит довольно категорично.

— Так и есть.

— Я еще чего-то не знаю?

Гарри, казалось, не был уверен, что стоит отвечать на этот вопрос. После минутного колебания он схватил Рона за руку и повел в зимний сад, где можно было найти относительное уединение.

— Я не хотел рассказывать этого прямо сейчас.

— Ты, черт возьми, уже начал.

— Знаю, — он вздохнул. — Он... кое-что сделал. Гермионе. Она простила его, но не я. И никогда не смогу.

Темный гнев поднимался в груди Рона.

— Что? Что сделал этот ублюдок?

— Послушай, Рон, очень немногие люди знают об этом, и Джинни в том числе. Это должно остаться между нами.

— Ладно.

Гарри вздохнул.

— Прямо перед тем, как мы с Гермионой сошлись, она встречалась с мужчиной по имени Джеральд Ван Хавен. Он был молод, красив, обаятелен, у него была хорошая работа и действительно выдающийся вкус в одежде. Я правда с ума сходил, когда видел его с ней, но тогда не понимал, почему.

Рон кивнул, не понимая, что делать с этой информацией.

— И?

Гарри встретился с ним взглядом.

— Рон, Джеральдом был Драко. Замаскированный гламуром. Настоящий Джеральд Ван Хавен погиб в автокатастрофе за год до того. Не было никакого Джеральда. Это Драко находился под его прикрытием, чтобы шпионить за нами по приказу Аллегры.

Слова Гарри доходили до него очень медленно, Рон просто стоял и моргал. Разве злился он по-настоящему когда-нибудь? Эти мелкие неприятные ощущения, которые у него случались в прошлом ... похищение, заключение в тюрьму, изоляция ... разве они сравнимы с этим? Он не знал, что сказать. Этот человек сделал ... такое ... и теперь они называли его союзником?

Гарри продолжил, видя его ступор.

— Фактически, в то время он на самом деле не работал на Аллегру. Он перешел на другую сторону много лет назад и работал против нее изнутри. Прежде, чем Джеральд начал встречаться с Гермионой, Драко привел в действие план, который должен был саботировать очень опасные намерения Аллегры... но для того, чтобы он увенчался успехом, он должен был продолжать вести себя так, будто работает на нее. Когда она приказала ему замаскироваться под Джеральда и наладить отношения с Гермионой, у него не было другого выбора, кроме как подчиниться и продолжать свою работу.

Рон кивнул, понимая слова Гарри, но, как ни странно, ему было все равно.

— Он спал с Гермионой под чьим-то лицом. Он заставил ее доверять ему, он заставил ее заботиться о ком-то, кого на самом деле не существовало.

Гарри вздохнул.

— Именно.

— И она простила его?

— Она гораздо лучший человек, чем я.

— И чем я.

— Слушай, она никогда по-настоящему не любила Джеральда. Она признает, что это был чем-то вроде случайных отношений. Она порвала с ним еще до того, как мы узнали, кто он на самом деле.

— С чего это? Устала от его безупречной красоты и невероятного обаяния?

— Нет, дубина, потому что мы... мы начали... ну, ты же знаешь эту историю.

— И Слава Богу.

— Полностью согласен. Он не разбил ей сердце, но... что ж, в моей голове то, что он сделал — практически изнасилование.

— Согласен.

— Она простила его, потому что рана, по ее мнению, была нанесена только ей самой. Она единственная, кому он причинил боль. Но именно по той же самой причине я не могу его простить, — Гарри приложил руку ко лбу. — Слушай, я знаю, как это звучит. Я знаю, что ты, наверное, так же зол, как и я когда-то. Но никто об этом не знает. Ни Джинни, ни кто-либо из Уизли, никто за пределами этого дома. И они не должны узнать, понимаешь?

Рон вздохнул, желая, чтобы его зубы перестали скрежетать, прежде чем он сотрет себе эмаль.

— Да, я понял.

— Я так скажу: поскольку Драко сделал то, о чем просила Аллегра, это дало ему возможность позже спасти жизнь Гермионе, да и мою тоже. Когда пришло время, он не колебался. Он пошел против своего отца, чтобы защитить нас. И подверг себя значительному риску, чтобы помешать Аллегре сделать со мной что-то действительно ужасное. Все это не оправдывает того, что он сделал, но мы должны это учитывать. Теперь он наш союзник, его нанял Сириус и Канцелярия. У них с Джинни хорошие прочные отношения, которые, кажется, делают их обоих счастливыми. Мы с ним можем быть вежливыми друг с другом, и мы успешно работали вместе не раз. Он знает, что я никогда не прощу ему того, что он сделал с ней. Малфой говорит, что сожалеет об этом, что это было необходимо, и я должен признать, он был вполне искренен с извинениями, когда все закончилось.

Рон встретился глазами с Гарри. Было ясно, что он хотел, чтобы они с Малфоем поладили — хотя бы ради Джинни и всеобщего спокойствия. Гарри сбавил градус своего гнева смягчающими обстоятельствами. Он проглотил свою неприязнь к Драко, которая буквально сочилась из его слов, потому что был обязан ему жизнью и потому что, нравилось ему это или нет, этот парень точно будет здесь ошиваться какое-то время. Все это было до боли понятно. Что еще было до боли понятно, так это желание Гарри, несмотря ни на что, вырвать сердце из груди Малфоя за причиненную боль его любимой женщине.

Все это было сродни прогулке по тонкому льду, в чем Рон Гарри совсем не завидовал. Он начинал понимать, что его жизнь представляла собой огромный длинный узор из переплетенных нитей. Его работа, характер, долг, чувства, жизнь, секреты, его вина, его гнев... Ему постоянно приходилось балансировать на тонкой линии из одного решения, вытекающего из другого, руководствуясь только своей совестью ... а иногда чем-то совсем иным.

— Контекст понятен, — сказал он наконец, пока эти мысли тревожно роились в глубине его разума. — Были обстоятельства и все такое, с которыми нельзя было ничего поделать и опять же все такое. И я до сих пор в ужасе от того, что этот парень встречается с моей сестрой.

— Не стоило говорить тебе?

— Нет, нет. Лучше сразу в лоб. Хотя до ужина мог бы и подождать, — ответил Рон, слегка ухмыляясь.

— Прости за это. Полагаю, мое отношение все-таки не слишком объективно.

— Представляю. Я бы... хотел потом поговорить с Гермионой. Это ее расстроит?

— Скорее всего, немного. Она не слишком любит об этом говорить, у нее всегда мурашки по коже.

— Еще бы.

— Но с тобой она поговорит, я уверен, — Гарри хлопнул его по плечу. — Что ж, минус еще одно откровение.

— Дай знать, когда доберемся к концу списка, ладно?

Гарри засмеялся, будучи явно рад, что снял с себя тяжесть этого обсуждения.

— Обязательно. Ладно, пойду, пожалуй, помогу перенести столики на веранду, иначе буду ночевать в конуре.

Рон смотрел ему вслед, застряв на месте прямо у выхода из зимнего сада. После нескольких секунд тишины он услышал позади себя осторожное откашливание.

Он повернулся и увидел стоящего там Малфоя, и какое-то время просто смотрел на него, не зная, как среагировать. Малфой кивнул, заставляя Рона следовать за ним, затем развернулся и пошел по коридору. Рон последовал за ним мимо кабинета и бильярдной в пустую гостиную в задней части дома. Малфой придержал для него дверь, затем закрыл и запер ее на замок, и повернулся к нему лицом. Кулаки Рона были сжаты, зубы крепко стиснуты, вся его поза выказывала готовность перебить любые слова, которые он, возможно, хотел бы сказать.

Драко вздохнул.

— Ну давай.

Рон не нуждался в дальнейшем поощрении. Он неуклюже замахнулся рукой, и его кулак коснулся челюсти Малфоя. Запястье пронзила стрела боли, и Рон едва сдержал чуть было не сорвавшийся вскрик, пятясь назад и жмурясь из-за ноющей руки. Малфой лишь немного пошатнулся, быстро оправившись, и занял прежнее ровное положение.

— Черт побери! — прошипел Рон, держась за поврежденное запястье левой рукой.

— Ну как, лучше?

— Нет! Больно же! Охренеть, а когда Гарри это делал — выглядело так просто...

Малфой улыбнулся.

— Ты должен научиться правильно держать руку. Чудо, что вообще запястье не сломал, учитывая как именно ты ей замахнулся.

— Буду признателен, если не будешь издеваться. Я никогда раньше никого не бил, — он нахмурился. — Почему ты позволил мне это сделать?

— Я видел, как вы разговаривали с Гарри, и по твоему выражению лица подумал, что он, должно быть, рассказать тебе о Джеральде. Я решил, что тебе стоит выпустить пар до того, как мы вернемся ко всем и будем разыгрывать дружелюбие по отношению друг к другу.

— Ты просто невероятный сукин сын. Думаешь, это смешно?

— Нет, не думаю, — он вздохнул. — Рон, я не могу извиниться перед тобой за то, что мне пришлось сделать. Я этим не наслаждался, я сожалею, что это было необходимо, и мы с Гермионой пришли к своего рода пониманию в этом вопросе. В конце концов, это касается только нас с ней. Я понимаю, что у вас с Гарри могут быть проблемы с принятием этого факта, но ничего не могу поделать. Мне приходилось лгать огромному количеству разных людей, пока я был в Круге. Но с этим покончено. Я честен с твоей сестрой, и то, что между нами происходит, — только наше дело. — Он сделал паузу и глубоко вздохнул. — И ты должен быть польщен. Это, наверное, самое большое количество слов, которые я сказал обо всей этой истории за год. — Рон ничего не ответил. — Ну что, все нормально? Мир?

Рон уставился на него, массируя свою руку.

— Нет, — сказал он тихо, — но может когда-нибудь.

— Я смогу с этим жить.

— Но позволь мне сказать вот что, — продолжил Рон. — Я не жестокий человек, Малфой. Я провел десять в одиночестве, и за эти годы мне пришлось активно взращивать в себе мирное созерцание. Но если ты причинишь боль моей сестре, я тебя прикончу, — он взглянул на свою руку, — даже если мне придется заставить Гарри показать, как это делается.

Драко улыбнулся.

— Буду считать, меня предупредили.

Он открыл дверь и вышел, оставив Рона в одиночестве. Тот простоял еще несколько мгновений, пытаясь перевести дух: голова кружилась и раскалывалась. Ему вдруг пришло в голову, может ли что-нибудь когда-нибудь снова его так шокировать, но остановил себя. Не думай о таких вещах, — сказал Рон самому себе. Когда тебе кажется, что ты слышал все, что-нибудь новенькое обязательно огреет тебя по голове.

Ужин был просто восхитительным. Рон все никак не мог поверить, что Джордж на самом деле все приготовил сам, хотя его заверили, что это истинная правда. Душистый и теплый сентябрьский вечер опустился на Кент, и на просторной веранде Байликрофта уже расставили три стола, чтобы вместить всю большую толпу за ужином. Открытый внутренний дворик тянулся вдоль дома, вымощенный гладким кирпичом и окруженный невысокими каменными перилами. Его периметр усеивали высокие растения и причудливые архитектурные элементы, а ступени спускались на обширную лужайку на заднем дворе. Вид открывался поистине безмятежный. Лужайка плавно переходила в путаницу лесов, обрамляющих ручей, прерываемой узлами высоких деревьев и большой беседкой.

Рон сидел за ближайшим к лестнице столом, его мать — справа от него, а Гермиона — слева. За его столиком также расположились Джинни с Малфоем, мистер Уизли, Фред и Джордж. Гарри сидел за соседним столиком вместе с Биллом и Чарли, Джастином и его партнером, Чо, ее парнем и их соседкой по дому Лаурой. Третий стол был в основном заполнен детьми и, как ни странно, Перси. Рон немного встревожился, что ему явно намеренно отказывают в дальнейшей возможности внимательно изучать поведение своих друзей по отношению друг к другу.

С момента прибытия в дом они, казалось, почти не разговаривали друг с другом и едва ли находились вместе в одной комнате. Конечно, это был напряженный день, и он провел большую часть его со своей семьей, но был ли он единственным, кто заметил что-то неладное? Больше никто не обращал на них внимания. Он подозревал, что у него возникла озабоченность ими, или, если быть точнее, их отношениями. Доказательства их существования были повсюду вокруг него, но явно отсутствовали там, где они должны были быть наиболее очевидными.

Он почувствовал, как голова начала пульсировать. Все люди и непрекращающаяся какофония голосов заставляли его ощущать себя неважно. Терраса была живописной, но ее открытость нервировала его. Рон поймал себя на мысли, что хочет сбежать обратно в дом, в свою комнату и закрыть дверь.

Под конец трапезы мистер Уизли поднял тост за возвращение сына, обратившись к нему. Рон хотел что-нибудь ответить, но сразу обнаружил, что ему совершенно нечего сказать, поэтому кивнул, принимая отцовский жест и крепко держа Гермиону за руку. Она нежно улыбнулась ему. Она понимает, — подумал он. Рон поймал взгляд Гарри через веранду и увидел в нем то же сочувствие. Как же это прекрасно — быть понятым без нужды что-либо объяснять ...

Вскоре после ужина разношерстная толпа гостей и членов семьи разошлись в ворохе объятий, перекрестных разговоров и с заверениями скоро снова увидеться. К облегчению Рона, в доме вскоре никого не осталось, кроме его жителей, к которым он все еще с удивлением причислял себя.

Домочадцы перебрались в удобную гостиную в задней части дома. Покой казался прохладной водой для истерзанных нервов Рона, и он был рад возможности поговорить наедине со своими новыми товарищами по дому, троих из которых он почти не знал.

Гермиона вошла последней, сбросив туфли со вздохом облегчения. Он смотрел, как она пересекает комнату, едва заметно замедлившись проходя мимо Гарри, сидящего на диване. Она продолжила свой путь и села рядом с Роном в мягкое кресло, несмотря на то, что место рядом с Гарри было пустым. Больше никто этого не заметил.

— Рон, что думаешь насчет вечеринки? — спросил Джордж. — Мы с Джинни как раз обсуждали недавно, что так много народу хочет повидать тебя. Школьные друзья, друзья семьи, соседи, учителя и так далее.

— Вечеринки?

— Ага. Мы бы могли устроить ее тут. Пригласить всех желающих.

Рон на секунду задумался.

— Боже, я даже не знаю. Не хочу выпендриваться.

— Едва ли это так, — сказала Лаура с огоньком в глазах, который, как он начинал понимать, редко в них отсутствовал. — Твое возвращение — самая громкая новость в волшебном мире, а тебя послушать — так ерунда какая-то.

— Да нет, — ответил Рон, — для меня это, конечно, не ерунда. Просто я все еще привыкаю к тому факту, что и для мира тоже.

— Не меняй тему, — влез Джастин. — Мы же устраиваем вечеринку? Если да, мне уже нужно начинать все планировать!

Все посмотрели на Рона.

— Эммм... отличная идея, просто... все эти люди.

— Мы думали, что это может быть проблемой, — мягко сказала Лаура, — поэтому хотели сначала спросить тебя. Ну и вообще можно же не сейчас; подождем, сколько потребуется.

Рон вздохнул с облегчением.

— Да, так будет лучше. Немного времени для себя.

Джордж усмехнулся.

— Тебе, видимо, было недостаточно времени для себя? — все засмеялись.

— Это и правда забавно, — заметил Рон, — чем больше у тебя времени на себя, тем больше его нужно.

 

* * *

 

Гермиона была достаточно внимательна, чтобы снабдить письменный стол Рона достаточным количеством различных предметов, вероятно потому, что она не совсем понимала, что он предпочитает. Рон нашел свитки пергамента разной ширины и толщины, перья всех мыслимых птиц и головокружительный ассортимент карандашей и чернил.

Он только начал рыться во всем этом добре, как в дверь постучали.

— Войдите!

В комнату заглянула Гермиона, одетая ко сну во фланелевую пижаму с изображением маленьких пингвинов, сидящих в очаровательных гнездышках. Она выглядела так, будто только что умылась, а ее волосы были собраны в хвост.

— Не помешаю?

— Конечно нет! — сказал он, подпрыгивая. — Я рад, что ты зашла. Давай присядем и поболтаем, — они забрались на кровать и сели, скрестив ноги, лицом друг к другу.

— Так тебе правда понравилась комната? — спросила Гермиона.

— Она чудесная. Хотя немного пустовата.

— Знаешь, твоя старая квартира сейчас под контролем Р.Д. Мы можем доставить сюда все твои вещи, если это не будет слишком странно. Или просто купить новые.

— Я бы хотел забрать сюда мои книги и журналы. Больше там нет ничего, что я бы захотел снова увидеть.

— Завтра принесу их.

— Как Боб? Я хотел спросить про него весь день, но все не было возможности. Можно его увидеть?

Губы Гермионы слегка сжались.

— Он в Р.Д. Думаю, ты сможешь навестить его через несколько дней, если захочешь.

— Они там поджаривают его, да?

— Допрашивают, верно.

От того, как она это сказала, у Рона по спине побежали мурашки.

— Они же не ... причинят ему вреда?

— О нет! Он сейчас в моем подразделении, которое как раз обычно занимается допросами, и мой босс, Изобель, лично взяла дело Боба себе. Он не считается источником опасности. Но даже если бы он и был, мы не трогаем подозреваемых. Мы действуем гораздо тоньше, — она улыбнулась. — Я клянусь, с ним нормально обращаются. Но он так хорошо знает Круг, что нам нужно ...

— Ага, я понял. Если он в порядке, то отлично.

— В порядке. Ему гарантированно убежище Канцелярией, а это значит, что он официально под защитой Корпуса Магического Правопорядка, — она колебалась. — Гарри сказал, что говорил с тобой о Джеральде. Я подумала, ты захочешь это обсудить.

Рон был немного удивлен.

— Я не собирался мучить тебя этим прямо сейчас. Гарри сказал, ты не любишь вспоминать тот случай.

— Он прав, но... Драко встречается с твоей сестрой, Рон. Представляю, какой это должно быть шок.

— Так и есть. Честно говоря, за Джинни сейчас я беспокоюсь чуть меньше, чем за тебя. Я наблюдал за ними весь вечер и мне стало совершенно ясно, что между ними определенно настоящая привязанность и что у Джинни нет проблем с тем, как он с ней обращается. Ведь с ней он никогда не делал чего-то настолько же ужасного, как с тобой.

— У него не было выбора.

— Это не делает его поступок менее отвратительным.

Она вздохнула.

— Нет, полагаю, не делает. Послушай, мне потребовалось немало времени, чтобы справиться с этим. Гарри помог мне и ...

— Гарри помог тебе? — Рон попытался, но не смог сдержать нотку недоверия в голосе.

Она нахмурилась.

— Конечно, это, можно сказать, его работа. Он же мой партнер по жизни, забыл?

Он немного покачал головой.

— Да, конечно. Извини. Просто эмоциональная эмпатия никогда не была его сильной стороной.

Гермиона засмеялась.

— Пожалуй, да. Я не говорю о том, что он провел какую-то психотерапевтическую сессию, но он поддерживал меня, выслушивал мои бессвязные бормотания и обнимал меня, когда мне нужно было поплакать. Иногда это все, что нужно сделать партнеру. Я не стала бы ему говорить, но кажется самым важным, что он для меня сделал, было его презрение к Малфою. И я знаю, что он все еще ненавидит его в глубине души. Мне кажется неправильным выступать в пользу межличностной ненависти, но я ничего не могу с собой поделать. То, что Гарри так рассердился, очень мне помогло. Ведь это значило, что теперь мне не нужно было ненавидеть Драко, Гарри делал это за меня. Я могла отпустить это чувство, даже если он не мог, и я была той, кому нужно было больше всего отпустить ситуацию. Видеть, как Гарри зол на него, помогло мне, хотя я не уверена, что смогу ...

— Объяснить? Не нужно. Кажется, я понял. Это как барометр. Как бы нам ни было паршиво, нам становится легче, если наши любимые злятся из-за нашей боли.

Она кивнула.

— Похоже на недостойную реакцию, но я рада, что Гарри ненавидит Малфоя. Если и ненавидит, то только потому, что любит меня, — Гермиона на секунду остановилась, выглядя слегка задумчивой. — Вообще-то теперь, когда я думаю об этом ... впервые я призналась Гарри в любви сразу после того, как рассказала ему о ненастоящем Джеральде. Тогда мы еще не знали, что это был Драко.

— Уверен, он все равно был вне себя.

— О да. Вроде бы не должно быть связи между любовью и гневом, но я не думаю, что есть какой-то способ обойти это. Видит Бог, я могу сопереживать. Но иногда мне кажется, что я прошла боевую подготовку только благодаря тому, что представляла лицо Аллегры вместо каждой боксерской груши, которая мне попадалась.

— Ты ненавидишь ее?

Ее глаза немного затуманились.

— Ненависть — такое неподходящее определение. Его разбавили чрезмерным употреблением. Мы ненавидим новую осеннюю моду, ненавидим погоду, ненавидим утренние поездки на работу. То, что я чувствую к Аллегре, — это скорее словарное определение "ненависти". Страшная, мощная, по-настоящему мерзкая штука, которая раздувается в самые странные моменты. И это не из-за того, что она сделала мне, а из-за того, что она сделала Гарри. А теперь сюда стоит добавить и то, что как она обошлась с тобой. Что-то пенящееся и неукротимое где-то глубоко внутри меня, — Гермиона покачала головой, словно пытаясь развеять эту идею. — Но я не люблю зацикливаться на этом. Если слишком много думать о своей ненависти, она начнет тебя контролировать.

Рон посмотрел на нее.

— Вы ребята через столькое прошли.

— Это ничто по сравнению с тем, что прошел ты.

— Чушь. Со мной случилась только одна ужасная вещь, и я давно уже к ней привык. У вас же беда за бедой.

— Не все было так плохо. У нас было множество и чудесных моментов тоже. Я довела до совершенства их прокручивание в своей голове, когда Гарри исчез.

— Я узнал немного больше о том времени теперь от Джинни, Джорджа и других. Они сказали, что ты была действительно сильной и решительной, и что все восхищались твоей храбростью и выдержкой.

Гермиона закатила глаза и саркастично фыркнула.

— Джинни лучше знать. Одному господу известно, сколько я проплакала у нее на плече.

— На что это было похоже?

Она просто смотрела на него мгновение.

— Не думаю, что смогу это описать, но дам тебе кое-что, что может помочь. Сразу после его исчезновения я начала вести дневник. Он задумывался просто как заметки о тех вещах, которые он пропустил, а в итоге стал местом, куда я вложила всю себя. Я исписала три огромных тома за два месяца. Когда Гарри вернулся, я дала их ему. Завтра я принесу их тебе; по-моему, они у него в чемодане.

Рон моргнул.

— Ты позволишь мне прочитать нечто настолько личное?

— Конечно. Это же ты, — она улыбнулась ему, и Рон подумал, что он мог бы заплакать. Гермиона соскользнула с кровати. — Ладно, я пойду. В течение следующих нескольких дней мы с Гарри будем меняться, кто-то будет ходить на работу, а кто-то — работать из дома, так кто-нибудь из нас все время будет рядом. Завтра моя очередь идти на работу, так что, если если ты не ранняя пташка, мы не увидимся до вечера.

— Я определенно не ранняя пташка.

Она ухмыльнулась и поцеловала его в щеку.

— Спокойной ночи, крошечка Ронни (великие цитаты Фреда и Джорджа из ФК (гл.6) на все времена — прим. пер.)

— О господи боже, даже не начинай, — она погрозила ему пальцами, выходя из комнаты. Рон просидел на кровати еще несколько мгновений, думая об их разговоре.

Его любопытство по поводу истории отношений Гарри и Гермионы казалось безграничным. Ему, конечно, было интересно все, что произошло, пока он отсутствовал, но именно эта вещь привлекала особое внимание. Он предположил, что сдвиг на этой теме был следствием того, что у него никогда не было настоящих взрослых отношений, поэтому его и интересовали отношения между двумя людьми, которых он любил. Что еще хуже, все постоянно ссылались на их Великий Страстный Роман, которому Рон еще не видел никаких прямых подтверждений. Он не просил многого. Ничего явного, ничего грязного. Он что, провалится в преисподнюю, если они будут держаться перед ним за руки? Небольшой поцелуй, ласковый взгляд?

У него была теория, в которой он убеждался все больше с каждой минутой. Они делали это специально, но в то же время случайно. Если бы их спросили, они, вероятно, настаивали бы на том, что ведут себя нормально. В самом деле, больше никто ничего странного не замечал. Рон уже знал, что Гарри с Гермионой обычно не стеснялись друг друга дома, больше того, их несдержанность была чем-то вроде домашнего шутки.

Все было из-за него. Только из-за него они были так осторожны. Он не мог уследить за всем, но понимал, что стоит ему повернуться спиной, и они будут поглощены друг другом.

Очевидно, требовалось больше наблюдений. Часть его хотела противостоять им, но что, черт возьми, он мог сказать? Рон мог представить себе этот разговор: Гарри, Гермиона, я буду очень признателен, если вы сейчас же начнете целоваться. Да, спасибо. Ну, давайте! Чего стоим, кого ждем? Навести-ка ее миндалины. Нет, конечно же, нет.

Он подождет. И все увидит.

 

* * *

 

Когда Гермиона вернулась в Чертог, Гарри еще был внизу. Он все еще разговаривал с Джастином, когда она поднималась наверх, и, вероятно, до сих пор оставался там. Она тщательно почистила зубы и легла в постель.

Она почти вздрогнула, возвращаясь из легкой полудремы, когда наконец пришел Гарри. Гермиона наблюдала за ним, лежа неподвижно как будто во сне, как он тихо передвигался по комнате, чтобы не беспокоить ее. Он разделся, потом, видимо, о чем-то вспомнил и подошел к своему столу, начиная копаться в ящиках.

— Что потерял? — наконец спросила она.

Гарри взглянул на нее через плечо.

— О, прости, дорогая. Я не хотел тебя будить.

— Я не спала, — она вздохнула, поднимаясь на кровати. — Так что ты ищешь? — повторила Гермиона.

— А, мой старый форменный пояс. Диз потеряла свой и хотела одолжить у меня на время.

Она наблюдала за ним несколько мгновений, в какой-то мере оценивая вид, который он ей так любезно предоставлял.

— Гарри?

— Ммм?

— Могу, конечно, ошибаться, но я правда считаю, что у тебя лучшая задница во всей Англии.

Он усмехнулся, продолжая рыться в ящиках.

— Это объективная оценка, доктор Грейнджер?

— Оу, да. Я абсолютно беспристрастна.

— Ага! — победно воскликнул он, выдергивая из глубин стола свой пояс. Гарри повесил его на стул и повернулся взглянуть на нее, приподнимая бровь. — Так что там ты говорила о моей заднице?

— Ничего важного. За исключением, конечно, того, что сейчас она слишком далеко от меня, чтобы с этим мириться.

Он ухмыльнулся и немного застенчиво заерзал, от чего Гермиона растаяла. Иногда он мог быть откровенно стеснительным. Другим мужчинам это показалось бы притворством, но он в такие моменты был просто очаровательным. Гарри оставил свой стол и забрался в кровать рядом с ней, приподнимаясь на локте.

— Так лучше? — спросил он.

— Гораздо.

Его лицо стало серьезным.

— Как думаешь, как все прошло сегодня?

— Думаю, отлично. Рону вроде было комфортно. Мы с ним душевно поболтали. Думаю, он сейчас обустраивается.

— Ты тоже заметила, что он весь день наблюдал за нами, как ястреб?

— Да, заметила. Но не могу понять, что он пытается увидеть.

— Я не уверен. Может, он просто пытается логически понять то, что мы ему еще не рассказали. Он довольно сообразительный и должен знать, что у нас есть еще куча историй, о которых он не слышал.

— А мне кажется, что он до сих пор не привык к «нам». Я имею в виду, к самой идее. У него был такой странный вид, когда я упомянула об этом во время нашего разговора.

— Какой вид?

— Даже не знаю, как объяснить. Неуверенный, задумчивый. Как будто он все еще не решил для себя, что думает по этому поводу. Новости о Джинни и Драко еще подлили масла в огонь... хотя надо сказать, он воспринял их слишком хорошо.

— Да, он вроде бы нормально отреагировал. В отличие от новостей про Джеральда.

— Да, мы затронули эту тему.

— Хорошо. Кажется, они с Драко заключили своего рода перемирие. Весь вечер такие осторожные круги наворачивали вокруг друг друга.

— Нам просто нужно быть очень осторожными. Я правда так нервничаю из-за того, что ему будет неудобно. Рону еще ко многому нужно привыкнуть: новый дом, новые друзья, новая жизнь. Последнее, что ему нужно, чтобы и мы с тобой тоже были «новыми». Мы должны стараться быть настолько похожими на наши старые «я», как только можем. Что-то знакомое, на что он может пложиться, пока адаптируется.

Гарри улыбнулся.

— Значит, мне не стоит делать этого, — Гермиона резко вздохнула, — когда он рядом.

Она захохотала с придыханием.

— Я надеюсь, ты не будешь делать этого, когда вообще кто-нибудь рядом.

— Не буду. Дело в том, что...

Гермиона оборвала его.

— Хватит о Роне, — она посмотрела ему в глаза, позволяя этому простому взгляду растянуться на мгновение. Она все смотрела на него, пока в тишине менялось их настроение.

Гарри улыбнулся и притянул ее к себе. Он начал нежно целовать ее лицо, его руки скользили по ее телу, а части пижамы спонтанно покидали ее одна за другой. У него был какой-то удивительный способ раздеть ее так неожиданно и с таким эффективным отвлечением, что она внезапно обнаруживала себя обнаженной, не помня, как именно она ступила на эту дорожку.

Она почти готова была поверить, что это волшебство.

 

* * *

 

Несмотря на его заверения Гермионе, на следующее утро Рон встал довольно рано. Часы на стене говорили ему, что было всего около семи часов, и он уже не спал, несмотря на то, что просидел далеко за полночь, что-то строча за своим новым письменным столом.

Он потянулся и зевнул, надеясь снова уснуть, но ничего не вышло. Неохотно Рон свесил ноги с кровати и спустился вниз. В доме было тихо и мирно, само пространство внутри его стен казалось каким-то очень большим и пустым.

Рон прошел на кухню и обнаружил на столе две полупустые кофейные чашки. Теперь звуки доходили до его ушей — голоса с террасы, далекие, но приближающиеся к дому. Он прошел на веранду и уселся в тени навеса.

Только он успел устроиться, как из-за деревьев у ручья выскочили два человека и побежали к дому. Похоже, это были Гарри с Гермионой, возвращающиеся с утренней пробежки. Рон смотрел, как они достигли середины двора и оставили свои куртки на скамейке. Они остановились и несколько мгновений ходили кругами, чтобы восстановить дыхание. Рон наблюдал, как его друзья потягивались и расхаживали по лужайке, не говоря друг другу ни слова. Их язык тела подсказывал, что для них это обычное дело.

В конце концов Гермиона взяла со скамейки небольшое полотенце и вытерла лоб.

— Сегодня будет спарринг? — спросила она Гарри.

— Конечно. С палками?

— Это все, что я взяла с собой, так что или с палками или голыми руками.

— Ну тогда с палками.

Он взял два длинных крепких шеста и бросил один ей. Рон выпрямился и стал наблюдать. Они начали неторопливо кружиться, не сводя глаз друг с друга, напряжение считывалось в каждой мышце. Гарри держал свой бар рядом, Гермиона — перед собой, широко расставив руки по его длине. Внезапно она замахнулась на Гарри своим снарядом, скрутившись в районе талии. Гарри быстро отреагировал, выставив блок рукой и блокируя ее удар. Начало схватке было положено.

Рон изумленно таращился на них, пока утреннюю тишину нарушали резкие и громкие стуки дерева о дерево. Их ноги танцевали на траве в разгаре бушующей псевдо-битвы. Гарри рассказывал ему, что Гермиона занималась боевой подготовкой с тем же пылом, что и академическими занятиями, и Рон мог видеть результаты. Она была хороша; быстра и сообразительна даже для его неподготовленного взгляда. Тем не менее, было столь же очевидно, что она все еще училась. Возможно, навык борьбы с этим снарядом она еще только приобретала. Какой бы ни была причина, Гарри, очевидно, справлялся лучше, чем она. Когда его снаряд впервые задел ее, Рон вздрогнул. В момент, когда Гермиона впервые ударила Гарри, он снова поморщился. Через несколько мгновений он просто позволил этой пораженной морщине все время оставаться на его лице, чтобы ему не приходилось повторять это выражение снова и снова. Удары бара о плоть выглядели довольно болезненными. Рон задавался вопросом, использовали ли они какое-то заклинание, чтобы уберечь себя от травм, напоминая себе, что тренировочные спарринги обычно не предназначались для нанесения ущерба. Еще ему было интересно, как Гарри сможет перенести, если сильно заденет ее, даже в тренировочной ситуации.

По мере того, как они продолжали движение, он мог видеть, что ни один из них не испытывал видимой боли. Они определенно реагировали на удары друг друга, но быстро оправлялись. Рон немного расслабился. Они знают, что делают, — сказал он себе. Они делают это постоянно.

Они быстро кружились, бросаясь туда-сюда и блокируя удары друг друга то здесь, то там. Внезапно палочка Гермионы оказалась у нее в руке. Она указала ею вперед и закричала: «Профундиармус!» Гарри отпрыгнул на шаг как раз в тот момент, когда заклинание ударилось о землю у его ног, вырывая небольшую ямку.

— Промазала, — сказал он.

Гермиона только улыбнулась и снова бросилась вперед. Вместо того, чтобы направить свой снаряд в Гарри, она воткнула ее прямо в дыру, которую только что создала микровзрывом, и использовала свою палку как опору, которая импульсом подняла ее ноги от земли. Гермиона обхватила бар и прижалась к нему верхней частью тела, обеими ногами ударив Гарри в грудь. Он отлетел назад и ударился спиной о землю, снаряд выпал из его рук. Гермиона наклонилась и подняла его, выдергивая из земли и свой собственный.

— А вот и нет, — ответила она, стоя над ним с обеими палками в руках.

Гарри улыбнулся ей.

— Да, неплохо, — сухо сказал он, поднимаясь на ноги. Гермиона протянула ему снаряды, они взяли свои куртки и направились к дому.

— Отличное утро для зарядки, — заметил Рон, когда они поднялись на веранду. Они оба улыбнулись ему; теперь, когда они были ближе, он мог видеть пот и румянец от напряжения на их лицах.

— Доброе утро, — сказала Гермиона. — Думала, ты не ранняя пташка.

— Обычно нет. Это все новая обстановка. Поначалу сложно расслабиться.

Он кивнул в сторону лужайки.

— Вы каждый день так тренируетесь?

— Ты про пробежку? Да, почти. Иногда мы...

— Нет, я о спарринге, — сказал Рон, перебивая Гарри на полуслове.

— О. Да, мы тренируемся почти каждый день, но не всегда друг с другом. На работе даже легче найти кого-то из других агентов или инструкторов для небольшого спарринга. В последнее время мы упражняемся чуть больше, потому что Гермиона только начала осваивать новый снаряд.

— А выглядит как профи.

Гермиона засмеялась.

— О, он позволил мне выиграть. Этот ход с дырой в земле — довольно умный, но я уверена, он его за милю предвидел, — Рон действительно заметил, что Гарри просто стоял, позволяя ей схватить себя, хотя у него было достаточно времени, чтобы среагировать. Он был рад, что от внимания Гермионы это тоже не ускользнуло.

Из дома доносился грохот кастрюль и сковородок. Гарри направился к двери.

— Скоро толпа придет завтракать. Так что бежим, успеем первыми попробовать те самые булочки с корицей от Джорджа, — Гермиона последовала за ним в дом, с улыбкой проходя мимо Рона.

Джордж уже стоял на кухне в фартуке поверх пижамы и готовил завтрак.

— Тебе помочь? — спросил его Рон.

— Давай. Накроешь на стол? Нас вроде бы должно быть восемь.

— Восемь? А кто...

— Стефан здесь почти каждое утро, хотя он часто уходит так рано, что мы его не застаем.

— Он кажется хорошим парнем.

— Это правда. А еще он умный и чертовски подходит Джастину. У бедного парня всегда была проблема с самооценкой. Чрезмерно компенсирует это своими бесконечными шуточками. На самом деле история стара как мир. Вот Стефан чувствует себя комфортно, будучи самим собой. Его семья очень либеральная, они совсем не огорчились, когда он признался в своей ориентации. Чего не скажешь о родителях Джастина, вот это шкандаль был, — Джордж усмехнулся. — Не могу говорить за всех, но я почувствовал такое облегчение, когда они сошлись. До Стефана мы никогда не знали, что за существо спустится утром по лестнице из комнаты Джастина. Когда-то завтрак был здесь чем-то вроде показа, кто кого притащил к себе накануне вечером, — он моргнул и задумался. — Боже, прозвучало так, будто у нас тут был бордель.

Рон засмеялся, расставляя тарелки на столе.

— Так значит не был?

— Не. На самом деле только Джастин и Чоу соревновались за звание «лучший новый парень месяца». У меня тут были гостьи, но я не то что бы Казанова. Гермиона после переезда сюда ни с кем серьезно не встречалась до Джеральда, да и тот никогда не оставался здесь на ночь. Теперь понятно, почему.

— А что насчет Лауры? И Гарри?

— Ну, у Лауры есть Сорри. Может, он и редко тут бывает, но она определенно женщина-однолюб. А Гарри, ну ... он расстался с Ронин до того, как мы сюда переехали. После этого у него было несколько свиданий, но ничего серьезного, никто здесь не ночевал. Знаю, у него было много возможностей, но последние несколько лет он кажется не был заинтересован в поиске кого-то нового.

— Это странно.

— Я так не думаю. Оглядываясь назад, мне кажется, что он ждал. Ее. Как будто какая-то его часть знала, что скоро придет их время, и он не собирался рисковать, привязываясь к кому-то другому, когда это, наконец, случится.

Пока Рон обдумывал его слова, Стефан спустился по задней лестнице, завязывая свой галстук.

— Доброе утро, — весело сказал он, подходя налить себе чашку кофе из большой кофейника, стоящего на буфете. — Как первая ночь дома? — спросил он Рона.

— Долго не мог заснуть на новом месте, а так отлично, привыкаю.

— Не сомневаюсь. У меня та же проблема, когда ночую в другом городе из-за командировок.

Джастин с грохотом спустился по лестнице в вихре утреннего воодушевления со вздохами-охами и явно на сверхзвуковом режиме. Рон с удивлением наблюдал, как в течение пяти секунд Джастин успел поцеловал Стефана и сказать ему доброе утро, поздороваться с Джорджем, взять чашку кофе, осмотреть свой завтрак и начать готовить тосты. Это прозвучало примерно так: «Доброе утро дорогуша что-то ты выглядишь чертовски помято а у нас есть сливки ты явно плохо спал о сегодня копченая рыба знаешь я ненавижу овсянку посмотри-ка еще и мармелад есть мне кажется сегодня будет дождь ох боже передай-ка масло». Никого это даже не смутило. Стефан сел рядом с ним, спокойно потягивая кофе.

Через несколько мгновений вошла Лаура, одетая с иголочки на работу, но выглядела немного уставшей. Гермиона шла прямо за ней, с раскрасневшимся после душа лицом и влажными волосами. Чоу спустилась в пижаме, сонно потирая глаза. У нее не было такого рабочего графика, как у остальных, но похоже завтрак здесь был чем-то вроде семейным делом.

Все домочадцы расселись вокруг стола. Рон оказался между Джорджем и Лаурой. Гарри завалился в кухню как раз в тот момент, когда Джордж передавал Джастину большую миску с вареными яйцами.

— Всем доброе утро, — сказал Гарри, плюхаясь рядом с Гермионой. Рон увидел, как его рука на мгновение задержалась у нее на плече, но потом все стали слишком поглощены своими тарелками и вилками, чтобы обращать внимание на что-либо еще.

— Вот это рог изобилия, — прокомментировал Гарри. — Я надеюсь, это все мне.

— Ну, я ненавижу потом искать тебе таблетки от обжорства, так что нет, — сказал Джордж. — Завтрак — что-то вроде нашей неофициальной трапезы. Мы так редко собираемся все вместе за ужином, и никто не бывает дома в обед. Так что завтрак — наш единственный шанс ежедневно общаться друг с другом.

— Вот почему я здесь, а не в своей уютной кроватке, — проворчала Чоу, накидывая на плечи теплый уютный свитер.

Завтрак стихийно превратился в бурю пересекающихся разговоров. Рон говорил очень мало, довольствуясь наблюдением за происходящим вокруг него. Несколько вещей стали очевидны сразу. Во-первых, Чоу не была жаворонком. Во-вторых, Джастин и Джордж были лучшими друзьями, о чем ему рассказывали, но до сих пор он не имел шанса в этом убедиться. В-третьих, Лаура была очень смешливой, но невероятно одинокой за своей улыбкой. Конечно, он следил и за своим текущим наблюдательным экспериментом. Гарри и Гермиона провели большую часть завтрака, тихо переговариваясь друг с другом, время от времени делая паузу, чтобы вставить комментарий то тут, то там в другом разговоре. Они внимательно слушали друг друга, разговаривали и кивали, пока ели, но редко смотрели в глаза.

— Лаура, — наконец сказала Гермиона. — Ты сможешь позвонить сегодня портнихе? Нам нужно провести со всеми финальную примерку.

— Конечно. Наберу тогда Саре и Джинни из офиса.

— Нужно не забыть еще отправить сову Мел. Я чувствую, что отстала от жизни, столько всего нужно проверить. Уверена, у нее там все под контролем, но приятно все-таки быть в курсе.

Рон внезапно понял, что речь идет о свадебных планах. Эта мифическая свадьба, это надвигающееся событие, в реальность которого он все еще не верил. Назначенный день быстро приближался. Ему внезапно пришло в голову, а какую роль ему предстоит сыграть в их свадьбе? В безумии своего возвращения он сомневался, что они успели подумать об этом. Рон предполагал, что его, конечно, пригласят, но захотят ли они большего? Хотел бы он сам большего? Он знал, что у них уже есть свидетели. Было бы верхом самонадеянности напрямую спрашивать их о своей роли в таком событии. В конце концов, это только их дело.

Вскоре все засуетились, делая набеги к раковине, чтобы опустить туда посуду и налить по второй чашке кофе, а затем возвращаясь обратно на свои места за столом. Гермиона, однако, не стала задерживаться.

— Мне пора, — сказала она. — На работе куча дел, — она посмотрела на Гарри. — Наполеона выпишут сегодня, и я подумала пригласить его к нам, если он захочет.

— Хорошая идея, — кивая, согласился Гарри.

Гермиона улыбнулась Рону.

— Увидимся позже, хорошо?

— Хорошего дня. Не дерись с другими детишками.

Она засмеялась.

— Очень постараюсь, — Гермиона взяла свой портфель и направилась к двери, на ходу поглядывая на Гарри. Рон увидел, как он подмигнул ей. — 812, — сказала она ему через плечо и скрылась в дверях.

— 813, — ответил Гарри, допивая свой кофе. Он встал, встретившись глазами с Роном. — Мне нужно отправить несколько сов, но потом хочу показать тебе кое-что. Ты как?

— Как скажешь, — ответил Рон. — У меня все равно никаких планов.

Гарри вышел из кухни, по пути оставляя свою чашу в раковине. Стефан покачал головой.

— Кто-нибудь мне скажет, что это за цифры? — спросил он.

Лаура пожала плечами.

— Никто не знает. Я всегда думала, что это какой-то пароль по работе.

— И я об этом думал, — согласился Джастин. — Может какая-то проверка?

Рон оглядел их лица. Они что, серьезно? Неужели они действительно не понимали, что это значит? Он прочистил горло.

— Эти числа, — сказал он, немного поразив всех своим голосом, потому что до сих пор практически ничего не говорил. — Они говорят их, когда прощаются?

— Иногда. Но всегда.

— И числа всегда увеличиваются?

— Ага, раз уж ты упомянул об этом.

Рон усмехнулся.

— Тогда это код.

— Для работы? — спросил Джастин.

— Нет, для того, чтобы сказать «Я люблю тебя», — Рон оглядел их пустые лица. — Да ладно вам, — сказал он. — Это должен быть какой-то личный шифр, чтобы ... ну, сказать это, на самом деле не говоря. Перед другими людьми или там, где это может быть неуместно. Скорее всего, число — это сколько раз они сказали эту фразу друг другу, вот почему оно продолжает расти. Вести счет так похоже на Гермиону.

Лаура вздохнула.

— Так, ладно, а теперь поднимите руку, если чувствуете себя самым глупым человеком в мире, — взметнулся лес рук. — Но погодите ... перед нами-то им зачем шифроваться? Мы все слышали, как они говорили это друг другу много раз.

Потому что они не хотят говорить этого при мне, — подумал Рон, но не сказал вслух.

— О, такие шифры имеют особое значение. Вроде шутка, но способствует какой-то близости. Отношениям нужна своя собственная мифология. По крайней мере, я так это понимаю.

Он вздохнул, пока соседи по дому болтали между собой, обсуждая прокламацию Рона. Конечно, — подумал он. Они оставили себе возможность говорить это так, чтобы я не слышал. Недостаточно того, что я знаю. Я все еще хочу услышать сам.

 

* * *

 

Гарри мягко подтолкнул свою последнюю утреннюю сову к насесту Фауста, задерживая взгляд на верхнем письме в Отдел Контроля над Талисманами Канцелярии. Это была необычная просьба, на которую он решился только после долгих раздумий. Сама только эта просьба вновь и вновь приводила его к темному подозрению, неотвратимо прорастающему в голове, которым он ни с кем не делился , даже с Гермионой. Ему нужно было больше данных, прежде чем что-либо предпринимать. Похищение и удерживание Рона вели к определенным догадкам, которые он не мог игнорировать, но ему нужна была помощь ... и подходящие инструменты. Скоро ему придется решить, кому он действительно доверяет.

Гарри нашел Рона в его комнате.

— Сегодня такой шикарный день, ты чего тут сидишь?

Рон оторвался от книги.

— Гарри, у тебя тут оказывается охренительно великолепная библиотека, лучшей я еще видел. Это же как... рай!

— Что ж, у меня тоже довольно теплые воспоминания об этой библиотеке.

Рон аккуратно закрыл книгу и поднялся на ноги.

— Итак. У нас есть планы на сегодня или просто будем слоняться вокруг?

— Я за слоняться вокруг.

— Я тоже, — согласился Рон с легкой улыбкой.

Гарри усмехнулся.

— Ну пойдем, я как раз хотел показать тебе территорию.

Они спустились к ручью, следуя по размытой из-за недавнего дождя тропинке, которая повела их прямо через лес. Гарри заметил, что Рон расслабился, когда они оказались под кроной деревьев. Рон взглянул на него немного печально.

— Знаю, это глупо, но ... мне гораздо лучше, когда вокруг не так много этого ... свежего воздуха. Слишком много места, — он вздохнул. — Это очень странно?

— Еще как.

Рон засмеялся. Какое-то время они шли в тишине, пока Рон снова не заговорил.

— Расскажи мне об Аллегре.

Гарри колебался.

— Под этим, я так понимаю, ты имеешь в виду мои с ней отношения.

— Да.

Гарри вздохнул.

— Боже, я так рад, что ты здесь, Рон. Есть вещи, которые я просто не мог сказать Гермионе.

— Оу?

— Я могу говорить с ней почти о чем угодно, но все же главное слово здесь...

— Почти.

— Да. Я могу рассказать ей о том, что именно предательство Аллегры заставило меня почувствовать, но я не могу рассказать ей о том, насколько это было опустошающе. Я не могу рассказать ей о том, как эта женщина могла настолько свести меня с ума, что я едва мог ходить прямо. И я не могу сказать ей, что иногда все еще вижу ее в своей голове.

— Она может быть злющей и все такое, но... Мерлинов призрак, вот это тело.

Гарри на мгновение остановился, засунув руки в карманы.

— Как будто мало того, что она злая, как будто мало того, что она причиняет боль людям, которых я люблю. Хуже всего то, что ...

— Ты все еще хочешь ее. На каком-то...животном уровне, который не можешь контролировать.

Гарри зашаркал ногами.

— Да, пожалуй, так. Я не хочу ее, но ...

— Твой Джонсон хочет.

Гарри хохотнул.

— Мне интересно, понимают ли женщины, насколько это странно порой для мужчин. Непросто жить с чем-то прикрепленным к твоему телу и едва ли его контролировать. Или не контролировать вообще.

— Было бы проще, если бы он был ... ну знаешь, съёмным.

Гарри взорвался хохотом.

— Съемным?

— Конечно. Можно снять его, когда он доставляет неудобства, нацепить на поводок и вести за собой. Затем, когда настанет для него подходящее время, просто надеть обратно.

Гарри продолжил их путь, все еще сотрясаясь от смеха и толкая Рона локтем.

— Это сильно, конечно. Особенно учитывая, что ты это сказал.

— Почему это? — возмутился Рон, но с глупой ухмылкой на лице.

— Человек, который годами жил один в квартире? Да ты, наверное, установил мировой рекорд по онанизму.

— О, как мило! Мне нравится! Прекрасное сравнение от человека, который год кувыркался со своим злейшим врагом.

— Слушай, а есть ли какой-нибудь закон, возвращающий девственность, если воздерживаться годами?

— Мы можем сколько угодно тут обмениваться колкостями, но у меня в рукаве козырь на все времена.

— И какой же?

— Ты спал с моей сестрой. По всем неписаным правилам мужчин я должен был тебе за это врезать. Я этого не сделал. Так что вот.

Гарри кивнул, обдумывая его слова.

— Очень интересное замечание.

— А еще ты увел мою подружку.

Гарри прочистил горло.

— Боюсь, что в этом вопросе мне нечего сказать в свою защиту. Отдаюсь на милость суда.

— Мудак.

— Дрочер.

Их смех улетучился, оставив упругую тишину, единственным звуком в которой были их шаги по тропинке, засыпанной листьями. Внезапно раздалось какое-то беспечное фырканье.

— Я, э ... похоже, что-то в глаза попало.

— Чертова аллергия снова разыгралась?

— У тебя есть платок?

 

* * *

 

Когда Гермиона вернулась домой с работы, уйдя настолько рано, насколько это было возможно, чтобы не слишком смахивать на бездельника. Она застала Гарри и Рона в гостиной, наблюдающими за Призрачными Кристаллами с их выпуска из Хогвартса. Остальные кристаллы валялись разбросанными вокруг талисмана поиска. Она узнала некоторых из них ... там был выпускной в Стоунхендже, вечеринка по случаю 21-го дня рождения Гарри, поездка, которую они совершили много лет назад во Францию с Уизли. Гарри указывал на людей Рону и кратко рассказывал, чем занимаются их одноклассники. Когда она вошла, Гарри приостановил воспроизведение и улыбнулся ей.

Это был долгий день, полный бумаг и невнятных поручений, и она чувствовала себя очень уставшей. Она ничего не хотела, кроме как подойти прямо к Гарри и плюхнуться к нему на колени, чтобы приятно и долго обниматься, но сдержалась и вместо этого села рядом с Роном, поцеловав его в щеку.

— Чего делаете, ребята? — спросила она.

— Что ж, я должен признать, — ответил ей Рон, — что ничего хорошего.

— Я так и думала.

— Выглядишь уставшей, — сказал Гарри. Она встретилась с ним взглядом и подумала, что он также хочет провалиться в ее объятия, как и она сама.

— Я в порядке. Странный был день на самом деле.

— Почему?

— Ну, меня вызвали для опознания и исследования трупа, который нашли недалеко от одного из исследовательских центров ПиР ... Проникновения и Рекогносцировки, подразделение Люпина, — добавила она для Рона.

— Трупа? — спросил Гарри, нахмурившись.

— Да. Мужчина средних лет, без документов. Его нашли в лесу рядом с местом преступления, и никто не может определить, как он туда попал и почему он там оказался. Нам не удалось даже выяснить, как его зовут.

Рон подался вперед, явно заинтересованный.

— А если использовать эту... как там ее... вещь, которой вы проверяли лже-меня?

— Оракул? Я пробовала, но мне сказали, что он сейчас недоступен, — когда она это сказала, на лице Гарри промелькнуло наистраннейшее выражение, и Гермиона сразу поняла, чья была заслуга в том, что она не смогла воспользоваться сегодня Оракулом. Она решила отложить этот вопрос. — При себе у него было только это, — сказала она, протягивая им копию небольшого клочка бумаги. — Мы нашли это в кармане его рубашки.

Рон протянул руку и взял у нее листок. На левой стороне бумаги столбиком были написаны буквы Q, D, N и P, затем пробел, и числа 1 и 5. Рядом с каждой записью были указаны непоследовательные числа в диапазоне от 5500 до 38.

— Пока что никто не знает, что это значит, но похоже на какое-то сокращение или код, правда не уверена, даст ли нам что-то эта информация.

Рон откашлялся.

— Имеешь в виду, помимо того, что ваш таинственный незнакомец был американцем, магглом и работал в розничном магазине с выручкой от сорока до пятидесяти тысяч долларов в день?

Гермиона удивленно моргнула. Она взглянула на Гарри, который смотрел на Рона с таким же ошеломленным выражением.

— Как ... что ... откуда ты все это узнал?

— Здесь написано, — Рон провел пальцами по столбцу букв и цифр слева. — Видите? Q D N P ... четвертаки, десятицентовики, пятаки и пенни. Затем единицы и пятерки. Это американская маггловская валюта, я не удивлен, что вы ее не узнали. Этот человек считал сдачу в сейфе, делая пометки для себя. Числа, написанные там, представляют собой суммы в долларах, находящихся в сейфе. Видите, число четвертей кратно десяти? Четвертаки идут в стопках по 10 долларов, десять центов — в стопках по 5 долларов и так далее, как пачки по пятьдесят галеонов. Это не обязательно должен быть розничный магазин, но это самое вероятное предположение ... слишком много для ресторана, слишком мало для банка. Что касается продаж, ну ... довольно большая сумма наличных, больше восьми тысяч долларов. Сумма сдачи, которую магазин держит под рукой, зависит от его ежедневных продаж. Чем они больше, тем больше резервов под сдачу требуется. Цифра от сорока до пятидесяти тысяч — это просто обоснованное предположение, — Рон посмотрел на их лица. — Э-э ... Я прочитал несколько книг по управлению розничной торговлей. Даже исследование написал.

Гарри взял бумагу из рук Рона, изучая ее.

— Мерлин, Рон. Я бы ни за что не догадался, что это значит!

— Конечно, догадался бы. Или кто-нибудь еще. Возможно, не сразу, но догадались бы.

— Я впечатлен.

— И я! — воскликнула Гермиона, все еще таращась на Рона.

— Ты никогда не рассматривал работу в разведке? — смеясь, спросил Гарри.

Рон поднял руки.

— О, нет. Нет, нет, нет, ты этого не сделаешь. Ты не втянешь меня в свою полную опасностей и интриг жизнь. Нет, спасибо, оставляю шпионские игры профессионалам.

— Может, мы смогли бы привлекать тебя в качестве консультанта...

— Готов предоставлять справочные услуги в обмен на проживание и еду, — ухмыльнулся Рон. — Я же не могу вечно валяться тут и жить за ваш счет, правда?

Гарри наклонился вперед и положил руку на плечо Рона.

— Но ... у тебя это так хорошо получается!

Ближе к вечеру в дом вновь стали подтягиваться всевозможные Уизли. Гермиона ушла на время, сказав, что ей нужно встретить кого-то с работы.

К облегчению Рона, Джинни приехала одна.

— Спасибо тебе, что был с Драко таким любезным вчера, — тихо сказала она, сжимая его в объятиях. — Знаю, для тебя это было непросто.

Ты даже не представляешь, подумал Рон, обнимая ее в ответ.

— Все в порядке, Джин. Раз ты счастлива, я счастлив.

Она улыбнулась.

— Очень, — она поцеловала его в щеку и проследовала на кухню. Рон задержался в фойе, глядя на плакат, где он был запечатлен с Гарри и Гермионой, все еще висевший там, где Лаура оставила его в честь возвращения Рона.

Входная дверь снова открылась, и вошла Гермиона, но она была не одна. Рон изумленно уставился на ее спутника. Кем бы он ни был, он был явно не из тех, кого Рон ожидал увидеть среди своих новых и старых знакомых. Этот мужчина был высоким и худощавым, с готической бледной кожей. Его волосы были окрашены в привлекательный неоново-розовый цвет и закручены в смертоносные шипы по всей голове. Похоже, он пользовался черным карандашом для глаз, а его лицо было усыпано пирсингом, по крайней мере, в полдюжине мест. Одно из его предплечий было покрыто красочной кружащейся абстрактной татуировкой, запястье другой руки обведено чернильным витком в виде колючей проволоки. На нем были черные джинсы и удивительно обычная синяя рубашка-поло. Они с Гермионой улыбались и выглядели как друзья. Она взяла у него плащ, чтобы повесить, заметив при этом Рона.

— О, Рон! Я рада, что ты здесь, — она подвела незнакомца к нему.

Друг Гермионы посмотрел на него сверху вниз, приподняв бровь и положив руки на бедра.

— Так так, вот и тот самый парень, — сказал он с таким густым кокницким акцентом, что он казался даже слегка фальшивым.

Рон не до конца понимал, что ему думать об этом персонаже, поэтому прибег к старой доброй традиции западного мужского приветствия и протянул свою руку.

— Э-э, привет. Я Рон Уизли.

Мужчина энергично пожал ее.

— Чертовски приятно познакомиться. Я Наполеон Джонс. Думаю, это тебе я обязан пулей между ребер!

Желудок Рона немного сжался. Это был друг Гарри и Гермионы, которого подстрелили во время операции по его спасению. Для него сразу стали очевидны две вещи: во-первых, этот человек не питал к нему неприязни из-за своей травмы, и во-вторых, Гермиона им очень дорожила. Помня об этом, Рон подавил чувство вины и усмехнулся.

— Ой, привыкай, — пошутил он. — Для чего ж я еще живу, если не доставлять неприятности другим?

— Подтверждаю, — хохотнула Гермиона, широко улыбаясь.

— Надеюсь, тебе хотя бы положены всякие почести за то, что ты был ранен при исполнении служебных обязанностей, — сказал Рон.

Наполеон пожал плечами.

— Ой, даже не сомневаюсь. Мне, наверное, присудят Орден таких-то сяких-то или медаль имени Джеймса «007» Бонда за «Выдающуюся Доблесть» или бог знает что еще. Я бы, вообще-то, предпочел памятный сувенир в виде рюмашки, раз уж им все равно, что дарить ... ну ладно, в сторону шутки. Я просто смотрю на этот шрам как на еще один в своей коллекции.

Рон рассмеялся. Кажется, мне уже нравится этот парень, — подумал он.

— Ты выглядишь отвратительно бодрым для того, кому недавно изрешетили грудь.

— Чудеса колдомедицины, мой дорогой. Ты можешь висеть на волосок от смерти, а через несколько дней уже весело скачешь через маргаритки в альпийских лугах ... хотя я бы солгал, если бы ответил, что уже чувствую себя как новенький.

— Помни, Сакеш сказал, что на восстановление потребуется какое-то время, — обратилась к нему Гермиона.

Наполеон улыбнулся ей.

— Женщины. Им так нравится со мной возиться. Моя бывшая жена специально приехала в город, чтобы приглядывать за моим выздоровлением.

— Ого! Она к нам присоединится? — спросил Рон.

— Неа, она уехала сегодня утром. Пришлось вернуться на работу. Как бы я ее ни обожал, не могу сказать, что расстроился из-за ее отъезда. У меня уже почти крыша поехала, — Наполеон хлопнул Рона по плечу с такой силой, что тот потерял равновесие. — Моя святая тетя! Лихой, забавный и покойный Монсеньор Уизли. Это ж как будто встретить принца Уильяма! — он схватил Рона за руку и потащил его из холла на кухню. — Пошли, великан. Мы с тобой будем на обложке сборника «Выползшие из могилы», и я знаю, где у Джорджа тайник с корнуэлльским огневиски Адмирала Борегара (генерал армии Конфедерации США времен Гражданской войны — прим. пер.). На ней выгравированы наши имена, — совершенно ошеломленный Рон позволил тащить себя, смех Гермионы следовал за ними из холла.

После еще одного семейного ужина (на этот раз меньшего размера, по крайней мере, его можно было подать на кухне) Гермиона поднялась в свою комнату, чтобы ответить на какое-то письмо, прилетевшее с совой. Проходя через просторную галерею на обратном пути к лестнице, она почувствовала, как чьи-то руки внезапно схватили ее сзади. Она вскрикнула от неожиданности, когда ее прижали к чьей-то груди и ощутила прикосновение теплых губ к своей шее.

— О, Джордж, не надо, — пробормотала она с ухмылкой. — Гарри же дома!

— Ха-ха, — прогрохотал позади нее Гарри, разворачивая ее в своих объятиях. Она с энтузиазмом ответила на его поцелуи, не имея возможности даже поцеловать его в щеку этим вечером. Гермиона скользнула руками под его свитер, чувствуя тепло его кожи через футболку. Она могла видеть, как он улыбается в полумраке галереи.

— Долгий был день, — сказал он тем низким, хриплым голосом, который часто использовал, когда они оставались наедине; тем голосом, который проходил прямо сквозь нее.

— Очень долгий, — согласилась она, прижимаясь головой к его плечу и довольно вздыхая. — Я так скучала по тебе сегодня на работе.

— Ооу, это все потому что я разрешал тебе доедать свое мороженое за ланчем.

— Да ну тебя, — она поцеловала его шею сбоку, позволяя своим губам задержаться там. — А может, я просто надеялась на еще один перепихончик.

— Хмм. Об этом я не подумал.

— Лжец.

— Мне казалось, офисные перепихоны предназначены только для людей, занимающихся незаконными делишками.

— Это слишком неприлично для такой милой, уважаемой и благочестивой пары как мы?

— Скорее всего, — ответил он. Гермиона слышала улыбку в его голосе, хотя и не видела его лица.

— А я вот так не думаю. Даже милые и уважаемые пары могут иногда превращаться в похотливых мерзавцев.

Гарри хохотнул.

— Я оскорблен, доктор Грейнджер. Вот кто я для вас значит? Сексуальный объект?

Она отстранилась, чтобы посмотреть на него, прежнее легкомыслие моментально испарилось.

— Нет, Гарри. Это всего лишь один пункт в очень длинном списке того, что ты для меня значишь.

Он притянул ее к себе и снова поцеловал. Гермиона встала на носочки и поцеловала его в ответ, оба со стоном выдохнули, растворяясь в объятиях друг друга. Она позволила своим мыслям плыть в голове свободно и беззаботно, пока они стояли там, в тени, и в них не было ничего, кроме него. Его руки обнимали ее, скользя по нежной коже на спине под рубашкой и опускаясь ниже, чтобы обхватить ее ягодицы. Его рот накрывал ее, одновременно такой требовательный и такой уступчивый. Тело Гарри плотно прижималось к ней, его форма была настолько знакомой, что она точно знала, как и где ее собственное должно соответствовать ему в каждой точке. В такие моменты она иногда думала о ходе его мыслей. Был ли его разум точно также занят ей, как ее собственный — им? Он забывал обо всем, кроме нее, когда сжимал ее в своих руках? Неужели весь остальной мир растворялся в небытии, когда она была в его объятиях? Ей хотелось бы знать, но она не понимала, как сформулировать этот вопрос так, чтобы он не прозвучал глупо.

Может мне и не нужно спрашивать, — подумала она, ее пальцы путались в его мягких волосах, пока он целовал ее в шею. Может, я и так знаю.

Гарри схватил ее за руки и потащил из угла к арке, ведущей в Чертог, каким-то образом добившись этого, не отрывая своих губ от ее. Гермиона хотела последовать за ним ... на самом деле, она хотела даже кинуться со всех ног туда наперегонки... но не сейчас. Она остановилась и отстранилась от него.

— Не сейчас, милый. Не когда здесь ... все, — было настолько очевидно, что под «всеми» она имела в виду «Рона».

Гарри немного осунулся, но кивнул.

— Ты права. Мы невнимательные хозяева.

— Это меньшая из наших проблем. Хозяюшки Джастина хватит на весь дом.

— И то верно.

Она посмотрела мимо него на пустую лестницу.

— Где Рон?

— На веранде с Джонсом.

— Боже правый, чем они там занимаются?

— Я думаю, они там «лечатся», как, несомненно, сказал бы Наполеон.

Она усмехнулась.

— Подумать только, а мы боялись, что эти двое будут ненавидеть друг друга.

— Я с содроганием представляю истории, которые Джонс рассказывает ему о нас.

— Ой, ну что ты за зануда занудная. Он будет рад услышать какие-нибудь истории не только от нас. Если они с Наполеоном подружатся, что ж, я скажу «ура».

— Не скажешь, когда Рон придет утром с ужасным похмельем. Бедный парень явно же слишком восприимчив к алкоголю, если только в его тюремной квартире не было мини-бара.

— Да брось. Джордж знает обо всех известных противопохмельных зельях, и даже, пожалуй, о неизвестных тоже.

Гарри улыбнулся.

— Это правда, — он задумался на мгновение. — Что ж... тогда я наверное заскочу повидать Сириуса.

Она нахмурилась.

— Зачем?

Он посмотрел на нее.

— Ты знаешь, зачем.

После минутного колебания она отвернулась.

— Ах. Это.

— Да. Я откладывал этот разговор три дня. Просто не знаю, что сказать.

— Сказать, как есть — всегда лучший вариант.

— Всегда? Типа «Сириус, ты же не возражаешь, если не будешь моим шафером? Без обид, просто появился кое-кто получше». Меня аж передергивает, даже когда я говорю это в шутку.

— Я уверена, он поймет, хотя я бы не рекомендовала использовать именно такие слова. А Рона ты уже спросил?

— Нет. Сначала хотел понять, как все пройдет с Сириусом.

— Ты же на самом деле не думаешь, что Сириус разозлится?

— Нет, но это может его задеть.

— Просто дай ему понять, что мы все еще очень хотим, чтобы он был там рядом с нами.

— Конечно, я постараюсь. Просто в несколько ином качестве.

Гермиона кивнула.

— Гарри... я тут подумала.

Он коснулся ее щеки.

— О чем, дорогая?

— Ты хочешь, чтобы Рон был твоим шафером, что ж... это здорово для тебя, но а как же я? Я хочу, чтобы он был причастен и с моей стороны.

— Конечно, хочешь, но мы же не можем перетягивать его из стороны в сторону.

— У меня была другая мысль, — она вздохнула. — Я хотела попросить его провести меня к алтарю.

Гарри моргнул, выглядя несколько озадаченным.

— Но.. а как же твой отец?

Она пожала плечами.

— Нет же такого правила, что только один мужчина может вести меня туда? Почему они оба не могут? У меня две руки, — он все еще таращился на нее. Гермиона отвела взгляд и заерзала.

— Если ты, конечно, не думаешь, что это... ммм, немного странно...

— Думаю, это было бы чудесно, — улыбаясь, ответил Гарри.

Она немного расслабилась.

— Ох. Хорошо. Я боялась, вдруг это неуместно, или что-то в этом роде.

— Если это то, чего ты хочешь, тогда уместно.

— В таком случае, я хочу, чтобы на церемонии на тебе был один только бант из красной шелковой ленты.

— Тебе нравится заставлять меня брать свои слова назад, да?

— Я просто считаю несправедливым лишать всех наших друзей и семью прекрасного вида на лучшую задницу во всей Англии, — пошутила она, хлопнув по указанной части его анатомии, когда он проходил мимо нее, спускаясь по лестнице.

Гарри покачал головой.

— Иногда я так скучаю по той чопорной и приличной школьнице, с которой дружил когда-то.

Она схватила его за галстук, останавливая на нескольких ступенях ниже себя.

— О нет, не скучаешь.

— Ты права, совсем не скучаю. Мне нравится ее взрослая версия, — он снова поцеловал ее.

— Иди к Сириусу, — сказала она, отпуская его галстук. — И эй... когда вернешься...

— Да?

Она сделала несколько шагов вниз до его уровня, взяла его за руку и положила ее себе на грудь.

— Мы продолжим с того места, где остановились.

Он улыбнулся опасной полуулыбкой, затем наклонился к ее лицу, оставляя свою руку там, куда она ее положила.

— О, детка, — поддразнивающе пропел он своим фальшивым басом в стиле «Барри Уайта», как он сам его называл, а Гермиона в частном порядке считала это голосом «Заядлого курильщика». Она шлепнула его по затылку.

— Иди уже, ты, сексуальная штучка.

Он стал спускаться вниз, перескакивая через несколько ступенек, а затем ухмыляясь резко перепрыгнул через перила и поплыл по ним в холл — трюк, от которого у нее всегда немного перехватывало дыхание, хотя она чертовски хорошо знала, что гравитация не представляет для него такой же опасности, как для нее и для остальных жалких смертных. Она услышала, как Гарри попрощался с Роном и Наполеоном, а потом и с остальными, и через мгновение входная дверь уже захлопнулась за ним. Она спустилась по лестнице более традиционным образом, качая головой.

В фойе Гермиона обнаружила Лауру.

— А где Рон и Наполеон?

Лаура закатила глаза.

— Ты имеешь в виду Чук и Гек? Иди на пьяное пение, — она кивнула в сторону кухни, поскольку ее руки были полны скатертей и салфеток, которые она явно собиралась отнести в стирку.

Гермиона прошла через кухню, встав как вкопанная, когда услышала это самое «пьяное пение». Они не могли быть слишком пьяными, да и она узнала песню: это была «Eve of Destruction». Два мелодичных голоса пели не слишком мелодично, но с несомненным энтузиазмом.

— Так что не говори МНЕЕЕЕЕЕ снова и снова и снова и снова и снова...

— Чет многовато «снова», старина.

— А, плевать! И все вместе! Снова и снова, мой друг... эй, Гермиона! — оба смотрели, как она подошла к тому месту на веранде, где певцы сидели бок о бок на деревянных шезлонгах. Они ухмыльнулись улыбками счастливейших людей, вступивших в большой флот Адмирала Борегара.

— Как у вас двоих тут дела? — спросила Гермиона. Рон размахивал перед собой рюмкой, словно отдавая честь невидимой публике. Наполеон держал бутылку между ног, а его собственная рюмка надежно располагалась между шипами в его розовых волосах.

— Осмелюсь сказать, что мы немного ... пьяны! — заявил Наполеон. Они оба рассмеялись над этим фактом. Все смешно, когда ты пьян, — подумала Гермиона.

— Отличная работа, Джонс, — упрекнула она его. — Мой бедный друг вышел из тюрьмы пару дней назад, он знает тебя всего три часа, а ты уже начал оказывать на него дурное влияние.

— Эт мой священный долг, лапуля! Бедняга настолько чист и целомудрен, прям как цветущий бенедиктинский монах! Эт' был вопрос чести: напиться самому, напоить его и мм... ВОЛЬНО!

Рон взмахнул рукой, и Адмирал влетел прямо ему в руку.

— Я выпью за это!

— Давайте все выпьем за это! — они опрокинули еще по рюмке. Гермиона хотела выразить неодобрение, но не смогла. Если кто и заслуживал немного безумия в жизни, так это Рон, и она не могла представить себе более подходящего гида в Безумный Мир, чем Наполеон. Они с Гарри не особо разбирались в сумасшедших кутежах и полоумных выходках. Наполеон попытался налить еще по одному шоту, но к своему ужасу обнаружил, что Адмирал ушел в самоволку. Он поднял пустую бутылку. — Ой, вот же ж херня! Нет больше Адмирала. Гребаный дезертир, его надо пристрелить.

Рон взглянул на Гермиону затуманенным взглядом.

— Гермиона, похоже, у нас кончилась выпивка. А я еще хотел поговорить с этим парнем ... как бишь там его?

— Наполеон, дорогой.

— Точно. Можно мы больше не буим пьяными? Не взражаеш?

Она улыбнулась.

— Погодите минутку. Я сейчас вернусь, сидите здесь, — она вернулась на кухню, где Джордж энергично оттирал следы от пригорания на своей любимой кастрюльке.

— Концерт окончен? — спросил он, не отрываясь от кастрюли.

— Думаю, да.

— Хорошо. Мы как будто оказались на Вудстоке. Три дня пьянства, любви и фальшивого пения.

— У тебя не осталось апохмелина Сардоффа?

— Вроде был где-то в холодильнике. Посмотри за соевым соусом. Я приготовил пару порций после последней игры Чоу, срок годности, по-моему, еще не вышел. Если кончился, в корзине для специй точно еще есть порошок.

Гермиона открыла холодильник и стала рыться среди бутылок и склянок, пока не нашла то, что искала: прозрачную зеленую фляжку, полную сингулярного дезинфицирующего средства Сардоффа, безошибочно узнаваемого по белому цвету и пенистой консистенции. Она вынула бутылку и забрала рюмки Рона и Наполеона, наполнив оба стакана Сардоффом ... для полной эффективности зелье нужно было смешать с несколькими каплями того, что вы пили. Она покрутила стаканы, размешивая зелье, и отнесла их хмельным обитателям шезлонгов.

— Вот так. Выпейте все, сейчас же, — они откинули рюмки, поморщившись. Сардофф, возможно, и был божественным благословением для тусовщиков всего мира, но это не означало, что он отличался приятным вкусом. Гермиона поймала рюмки, выпавшие из их пальцев, и две головы почти синхронно откинулись на шезлонги. Через минуту они проснутся совершенно трезвыми.

Джорджа уже не было, когда она вернулась на кухню, его кастрюля сушилась на полке. Она ополоснула рюмки и поднялась наверх, в свой кабинет, улыбнувшись, когда проходила мимо укромного уголка, где совсем недавно ее так приятно подстерегал Гарри.

На своем столе Гермиона нашла конверт, на лицевой стороне которого было написано ее имя. Так вот что он делал, таясь в галерее, — подумала Гермиона, открывая конверт одним большим пальцем и вытаскивая оставленное внутри письмо.

Гермиона, говорилось в нем.

Странно писать тебе письмо, когда ты там внизу. Думаю, «странный» — вообще то самое слово, которое лучше всего описывает всю прошедшую неделю. Прямо сейчас все так по-другому и запутанно, и я просто хочу еще крепче держаться за то единственное, от чего я зависим больше всего ... за тебя.

Я все время думаю об этом Омуте памяти, с которого начались наши потрясения. Тогда я несколько дней бесконечно спорил сам с собой о том, стоит ли отдать его тебе. Я почти отказался от этой идеи и что, если бы я все же так и сделал? Рон бы все еще сидел в своей тюрьме. Он никогда не стал бы свободным снова. Кажется неправильным, что такие огромные последствия могут быть у такого небольшого решения. Но дело не только в этом. Подумай о цепочке тех событий, которые должны были произойти, чтобы привести нас сюда. Что, если бы Рона не ударили этим бладжером? Что, если бы он не опоздал на занятия и позволил мадам Помфри залечить ему синяк? Что, если бы вас с ним в тот день не охватило желание? Что, если бы я дал тебе Омут Памяти, но ты никогда не посмотрела бы в него или не заметила этого синяка?

Если уж на то пошло ... что, если бы я прибыл на платформу 9 3/4 двумя минутами позже и никогда не встретил бы Рона при тех обстоятельствах, как это в итоге произошло? Что, если бы Невилл умел держать Тревора под присмотром, и я никогда бы не познакомился с тобой так, как тогда? Я мог бы стать лучшим другом Малфоя, я мог бы провести свои дни в Хогвартсе слизеринцем.

Прости, что-то меня занесло. Сегодня вечером меня внезапно поразило ... не знаю. Как же все в этом мире хрупко. Как тонки веревки, связывающие все вместе. Потяни за одну из них, и развалится весь узор. Меня это беспокоит, потому что я ненавижу думать, как легко я мог упустить то, что сейчас есть у нас с тобой. Мы можем говорить о том, что это судьба, о том, что мы созданы друг для друга. Это романтическая идея, но она далека от реальности. Мы все блуждаем по жизни, случайно натыкаясь на людей, на одного за другим. Некоторые отскакивают сразу, а другие прилипают ... но почему? Почему мы втроем прилипли, если с таким же успехом могли бы отскочить?

Меня пугает не то, что я не могу представить жизнь без тебя, а то, что я могу. Я могу представить себе сто жизней, которые у меня могли бы быть, и все они столь же вероятны, как и та, которую я прожил. Эти жизни, в которых я никогда не встречал тебя, никогда не любил тебя. Я могу представить, как все эти другие Гарри занимаются своими делами на той работе, на которой они оказались, с другими друзьями, которые у него есть. Они, вероятно, думают, что счастливы, но это только потому, что они не знают ничего лучшего; они не знают, чего лишены.

Не знаю, прав ли я, но все эти странные экзистенциальные мысли заставляют меня чувствовать себя чертовски удачливым, что все события в моей жизни произошли именно так. Может быть, как раз это и называется «сказочная жизнь». Для меня это значит, что я здесь, я вернул в свою жизнь Рона и я собираюсь жениться на тебе.

Ты, наверное, не так представляла себе любовное письмо, да? Хочешь верь, хочешь нет, но я действительно собирался написать его тебе. Теперь я смотрю на него и вижу, что все время просто болтал о своей тупой сущности. Видимо, не моя это сильная сторона. И я лучше все скажу тебе лично, по крайней мере, я на это надеюсь! Что ж ... Сегодня вечером я собираюсь пойти к Сириусу, а когда вернусь, обязательно придумаю слова получше, обещаю. Так что пока я просто скажу самое простое: я люблю тебя, Гермиона. Всем, что у меня есть, и всем, чем я когда-либо буду, каждую минуту каждого дня. И если бы я мог любить тебя больше, чем сейчас, я бы любил.

Гарри

Гермиона сложила письмо и положила обратно в конверт, стараясь не позволить слезам залить его.

 

* * *

 

— Дядя Гарри! — завопила Шарлотта, путаясь в ногах Сириуса, и подбегая к двери, чтобы обнять его. Гарри подхватил ее и поцеловал в щеку. — Яна стошнило на моего мягкого бегемотика! — объявила она. Гарри рассмеялся. Никто не сможет познакомить вас с последними новостями так четко и безапелляционно как пятилетний ребенок.

— Иуу, гадость, — сказал он, корча лицо. — Надеюсь, ты не возьмешь бегемотика с собой в кровать.

— О, он в порядке. Мамочка его почистила. И его зовут Фиби!

— Фиби — это имя для девочки.

— Папочка говорит, для мальчика оно тоже подходит. Мне нравится Фиби!

— Ладно, ладно, спокойно! Фиби — прекрасное имя!

Сириус пришел ему на помощь.

— Шарли, почему бы тебе не пойти в свою комнату и не почитать сказку на ночь, а?

— Сколько? — спросила Шарлотта, когда Гарри опустил ее на пол.

— Ну, так как ты сегодня была хорошей девочкой и делилась своими игрушками, можешь взять три.

— Урааа! — воскликнула Шарлотта. — А тетя Мина может мне их почитать? — она выжидающе огляделась, предполагая, что Гермиона пришла в гости вместе с Гарри, как обычно.

— Тетя Мина сегодня не придет, милая, — сказал Гарри. Ее лицо поразило трагическое разочарование. — Если хочешь, я тебе почитаю.

Шарлотта просияла.

— Давай! Но ... ты не делаешь голоса, дядя Гарри, — она ахнула, вспомнив кое-что еще. — А ты заставишь картинки разговаривать, как в прошлый раз?

— Конечно.

— Урааа! — снова закричала она, взбегая по лестнице в свою комнату. Как такие маленькие ножки могут создавать шум будто от ракеты? — подумал Гарри.

Сириус пригласил его в гостиную.

— Они вернется минимум через час. Шарлотта не просто выбирает сказки для нас, она сначала читает их сама. Детская логика.

Корделия сидела за обеденным столом с какой-то работой, ее портфель стоял у ее ног. Ян играл на полу с несколькими зачарованными кубиками, которые меняли цвет в зависимости от того, как их сложить. Она подняла глаза с выражением «я-счастлива-но-очень-устала», которое они с Сириусом носили большую часть времени; выражение, привычное для родителей маленьких детей. Когда-нибудь с таким буду и я, — подумал Гарри. Надеюсь.

— Привет, Гарри, — кивнула Корделия. — Налить тебе что-нибудь?

— Нет, спасибо. Я пришел кое о чем поговорить Сириусом, — он откашлялся, садясь на диван в гостиной. Гарри заметил, как Блэки переглянулись, и подумал, не ожидали ли они этот визит.

Гарри бесцельно рассматривал комнату, откладывая причину своего появления.

— Вы обои переклеили?

— На прошлой неделе.

— Красиво.

— По-моему, такие же как и были, но Корделия настаивает, что это совсем другой цвет.

— Я вижу разницу. Эти вроде немного темнее.

— Возможно, — Сириус перехватил инициативу прямо перед тем, как Гарри собирался сформулировать свою следующую светскую реплику.

— Гарри, я рад, что ты пришел, я тоже хотел с тобой поговорить.

— Оу? — спросил Гарри, поднимая брови.

— Да, насчет свадьбы. Мы с Корделией подумали и, ну ...ты не обижайся, пожалуйста. Но ты бы сильно расстроился, если бы я ушел с поста твоего шафера?

Гарри моргнул.

— Ушел?

— Да. Я знаю, что уведомляю тебя об этом в столь короткие сроки и все такое, но в следующие несколько недель я буду очень занят на работе и в школе, и у меня просто не хватит времени на полноценную подготовку. Это было бы несправедливо по отношению к тебе и Гермионе, и я не хочу лишать тебя последней грандиозной холостяцкой вечеринки.

— Я ничего и не ожидал.

— Ну а я да. Просто мне кажется, что я был бы лучше в роли ... наблюдателя. Отец жениха и все такое, — он улыбнулся. — И если я не слишком ошибаюсь, более достойный кандидат как раз объявился.

Гарри вздохнул. Конечно, они ожидали его визит, возможно даже с того самого момента, когда Рон вернулся. Он криво улыбнулся крестному.

— Ты ведь знал, о чем я пришел поговорить, да?

— О чем же? — спросил Сириус, выгибая бровь.

— Это дискуссионный вопрос и ты чертовски хорошо понял, о чем я, — они оба тихо засмеялись. — Спасибо, — сказал Гарри.

— Это единственный правильный вариант, Гарри. Так и должно быть.

— Но вообще-то у меня есть к тебе еще один вопрос.

— Какой?

— Если ты не будешь моим шафером, мы хотели бы попросить тебя кое о чем другом.

— Выкладывай.

Гарри встретился с ним взглядом.

— Ты будешь вести церемонию?

Какое-то время Сириус ничего не говорил.

— О, Гарри. Я... даже не знаю, что сказать.

— Скажи, что будешь.

— Я думал, Арго...

— Мы хотим, чтобы это сделал ты. Если ты не против.

— Я никогда не делал этого раньше. Не вел свадебных церемоний, знаешь ли.

— Но ты же можешь. Как Заместитель Канцлера ты обладаешь такими полномочиями, так ведь?

— Ну, да, но... Мерлин, никто меня об этом никогда не просил.

— Я прошу. Тогда все будет действительно идеально, Сириус. Рон будет стоять там рядом со мной, пока ты будешь произносить слова, которые сделают меня ее мужем. Это все, чего я когда-либо хотел в своей жизни.

Сириус кивнул, сглатывая ком в горле.

— Ну тогда как я могу сказать нет?

Гарри улыбнулся.

— Отлично, — он встал, протягивая руку Сириусу, а затем наклонился и обнял его. — Спасибо.

Сириус обнял его в ответ.

— Спасибо тебе, Гарри.

 

* * *

 

Рон взглянул на ослепительно красный закат и удовлетворенно вздохнул.

— Я чувствую себя просто потрясающе. Кто этот гений Сардофф и когда он изобрел свое чудесное средство?

— О, один финский зельевар. Взорвал рынок где-то лет пять назад.

— Он, наверное, галлионер сейчас.

— Ага, вертит Гринготтс как хочет, — какое-то время они с Наполеоном сидели в тишине. — Так каково это вернуться? Странно?

— Не так странно, как я думал. Те годы, которые меня не было, уже начинают казаться слегка туманными, как будто их и не было.

— Что думаешь о своих друзьях? Они такие, как ты себе представлял?

— Я не уверен в том, что я представлял.

— Не на*бывай меня давай. Ну так что?

— И не собирался, — Рон ухмыльнулся, обменявшись косым взглядом с этим странным человеком, этой панк-принцессой, с которым он чувствовал себя до странного непринужденно. — Гермиона такая ... взрослая. Уверенная, намного более спокойная, чем была раньше.

— А что насчет Гарри?

— Гарри просто... ну... Гарри. Не думаю, что он сильно изменился. Если только... — он колебался.

— Только что?

Рон выдохнул сквозь зубы и сдался.

— Он практически безупречен. Когда это случилось?

Наполеон безумно хмыкнул.

— Я обязательно расскажу ему, что ты это сказал! — он быстро протрезвел и наклонился, чтобы взглянуть на Рона. — Так ты в ту сторону качнулся, старик? Если да, я просто обязан познакомить тебя с одним моим другом-доктором, он абсолютно ...

Рон засмеялся.

— Никуда я не качнулся. По крайней мере, я так думаю. Не то чтобы у меня была возможность проверить.

— Назови-ка пять фильмов, в которых Брэд Питт снимает рубашку.

— Эм, ладно. Дай подумать. Ммм, он половину «Бойцовского клуба» ходил без рубашки. Потом был... эммм...

Наполеон издал звуковой сигнал, очевидно обозначающий, что его время истекло.

— Пардоньте, ваше время вышло. Ты натурал. Подумай об этом на досуге.

— Так и быть. Но, честно говоря, не нужно быть геем, чтобы иметь глаза ... это я про Гарри. Но он-то сам так не думает, так что можно заявлять о его безупречности только по тому, как он себя ведет.

— Я знаю.

— А еще с этой славой, ну... женщины должно быть...

— О, еще как. Но он как будто не видит. Он чертовски невнимателен к таким вещам, — минутная пауза. — В любом случае, глаз он положил только и исключительно на нее.

— Рыбак рыбака, как говорится.

Наполеон взглянул на него и обреченно вздохнул.

— Ага, они говорили, что ты сообразительный.

— И как долго?

— Как будто вечность. Где-то год уже, на самом деле почти столько же, сколько я ее знаю. Но с этим покончено, — тишина. — Ладно, не покончено, но я... смирился с этим. Мне пришлось, нелегко вляпаться в такую историю с женщиной босса.

Рон моргнул.

— Гарри твой босс?

Наполеон уставился на него.

— Ну да. А ты что, не знал?

— Нет! Они просто сказали, что ты друг, который помог им спасти меня!

— Оу. Ну да, он мой босс. Я у Гарри.. мм, правая рука, с позволения сказать. Заместитель главы КиТО.

— Чтоб меня. Вот же адский котел. Но ты выглядишь с ним вполне дружелюбным.

— Я всегда дружил с ней, но было время, когда Гарри меня ненавидел. Но он с этим справился, по крайней мере, так кажется. Длинная история, но важная. Он знает о моих чувствах к ней, но еще он знает, что я никогда не сделаю даже шаг в эту сторону. Иисусе, я даже помогал им сойтись после той их малюсенькой проблемки прошлым летом. Хотя уверен, в конце концов они все равно бы это сделали и без меня.

Рон задумчиво посмотрел на профиль своего нового друга. Этот человек был умнее, чем он хотел показать миру, скрывая свой разум и инстинкты диковинной внешностью и манерой поведения «выкусите, засранцы». Довольно чувствительный, но как будто менее озабочен этой частью себя.

— Расскажи мне что-нибудь о моих друзьях, — попросил он. — Что-то, чего я не знаю. Что-нибудь.

Наполеон задумался на мгновение.

— Гарри говорит на восьми языках.

— Вау.

— У него к этому какая-то особенная склонность ... хотя два из них — магические, так что не считается, — Наполеон сделал паузу. — Гермиона просто отвратительно готовит. Она поставила на кулинарии крест несколько лет назад.

— Странно, учитывая ее навыки в Зельях.

— Гарри не умеет свистеть. Это величайший позор в его жизни.

Рон засмеялся.

— Что он делает, проходя мимо кладбища? Достает свой казу? (казу — американский народный музыкальный инструмент, свистелка такая — прим.пер.)

Наполеон засмеялся вместе с ним, поддерживая шутку.

— Гермиона ненавидит шопинг, но у нее какой-то фетиш на шляпы. Наверное, несколько дюжин в коллекции уже. Никогда их не носит, просто покупает. А Гарри потерял их обручальные кольца несколько недель назад.

Глаза Рона расширились.

— Шутишь!

— О, он их потом нашел. Гарри купил кольца где-то месяц назад. Как-то раз он достал их, чтобы показать мне, куда-то поставил и не мог найти несколько дней. Он был в бешенстве и не хотел говорить об этом, Гермионе в первую очередь.

— Естественно, — Рон уронил голову на кресло. — Все вот рассказывают мне об их отношениях, как они ...

Наполеон перебил его.

— О нет, не надо. Я не хочу сидеть здесь и снова обсуждать их великую любовь. Тебе еще не надоело об этом слушать?

— Нет, я заворожен! Как мне может надоесть, если я этого не вижу?

Наполеон нахмурился.

— О чем это ты?

— Ну... если бы я был Гарри и у меня бы была такая женщина как Гермиона, думаю, я... ну, знаешь, целовал бы ее постоянно. Да хотя бы просто держал за руку. Разве это так сложно?

— Но они это делают!

— Не передо мной, нет. Все, что я вижу, так двух моих лучших друзей, и они ведут себя так, будто они всего лишь ... лучшие друзья. И да, я все время слышу об их ... как ты там выразился? ... об их великой любви, но я уже начинаю думать, что это просто большой розыгрыш! Ха-ха! Мы скажем ему, что отчаянно влюблены, а потом посмотрим, купится ли он на это!

— Рон, послушай того, кто внимательно следил. Это точно не шутка. И я не заметил, чтобы они… ну, сдерживались.

— Это потому что ты не я. У них нет проблем с тем, что ты увидишь... эти их штучки.

— Может они не хотят тебя расстраивать или чтобы тебе было некомфортно.

— Мне и так уже некомфортно! Сложно снова влиться в чью-то жизнь, если они скрывают от тебя важную ее часть! Чего они беспокоятся-то?

— Потому что ... ну ... а я-то откуда бл*ть знаю? Ты спрашиваешь не того парня! Я что, выгляжу как психиатр?

Рон вздохнул.

— Я просто сбит с толку, вот и все. Я ничем не давал понять, что имею что-то против их отношений.

— Разве что следишь за ними, как ястреб за тухлой курицей, что они наверняка заметили. И скорее всего и сами нервничают. Так что вот тебе идея: поговори с ними об этом!

Рон вздрогнул.

— Не знаю, смогу ли я. Я прожил среди живых меньше недели, не думаю, что готов к какой-либо конфронтации. Это только ухудшит ситуацию. Как бы деликатно преподнести?

— А мне откуда знать, я ни разу не деликатный.

— Как-нибудь все уладится само собой, — сказал Рон, решительно кивая головой.

— Ну как скажешь, приятель.

Рон посмотрел на Наполеона с легкой улыбкой.

— Серьезно?

— Что серьезно?

— Мы приятели?

Наполеон улыбнулся в ответ.

— Почему бы и нет.

Они чокнулись ... на этот раз просто бокалами со сливочным пивом ... и устроились в креслах, чтобы посмотреть, как поднимается луна.

 

* * *

 

Гермиона уже спала, когда Гарри вернулся домой, пробыв у Сириуса намного дольше, чем планировал. Сначала пришлось почитать Шарлотте, а когда он спустился вниз, Корделия вытащила шахматную доску, Сириус сварганил попкорн, так что пришлось еще ненадолго задержаться.

Он подошел к ее стороне кровати и склонился над ее спящей фигурой. Гермиона свернулась на боку, лампа на ее тумбочке все еще горела, а рядом с ней лежала открытая книга, на одной из страниц которой лежала ее рука. Пальцы другой руки покоились возле ее щеки, а грудь поднималась и опускалась с глубокими, ровными вдохами. Гарри медленно отодвинул от нее книгу, отметил страницу, на которой она остановилась, и положил ее на тумбочку. Он натянул одеяло и накрыл ее плечи, а сам сел на край кровати и мгновение просто смотрел на нее сверху вниз.

Такое клише, Гарри, — подумал он про себя. Смотришь, как спит твоя любимая. Но клише откуда-то появлялись, а это было из того места, которое он понимал. Ему нравилось смотреть, как она спит. Было невероятным облегчением просто смотреть на нее так, как ему хотелось, без посторонних рядом, даже без нее самой, гадая, чем он вообще занимается. Просто смотрит. Просто наблюдает. Просто думает. Просто надеется, удивляясь, поражаясь и чувствуя. Что я делаю? Ничего особенного, просто смотрю.

— Гарри? — внезапно прошептала она, ее губы изогнулись в сонной улыбке. Она повернулась на спину и открыла глаза. — Что такое?

Он покачал головой и поднял руку, чтобы убрать волосы с ее лица.

— Ничего. Я ... просто любуюсь.

Она протянула руку и провела пальцами по его губам.

— Спасибо за то письмо.

Он вздохнул.

— Я надеялся, что ты не успеешь его найти, так что я бы смог написать получше.

— Я рада, что ты этого не сделал. Оно идеально, — она повернула голову и поцеловала его ладонь. — Я даже поплакала.

— Серьезно? — он не понял. Гарри повторно прокрутил письмо в своей голове. Множество "а что, если" и странных философских размышлений.

Она нежно улыбнулась, взяв его руки в свои.

— Гарри ... ты был сиротой в детстве, а затем одиннадцать лет подвергался словесному и эмоциональному насилию. Затем ты провел семь лет в школе, где твоей жизни угрожали несколько раз в год, и с тобой периодически обращались как с изгоем. Лучшего друга и двух твоих наставников убили, а затем тебя завербовали в профессию секретности, зла и постоянной опасности.

— И что?

— И то ... у меня слезы наворачиваются от того, что даже после всего этого ты все еще можешь сказать, что живешь сказочной жизнью, и имеешь в виду это только потому, что ... — у нее сбилось дыхание, она остановилась и продолжила. — Потому что у тебя есть я.

Он улыбнулся.

— Все дело в том, как смотреть на вещи, — сказал он. — Моя жизнь, в таком твоем описании звучит и правда довольно ужасно, но для меня это не так. Могло бы быть так, но ... У меня была ты, чтобы справиться со всем этим.

Гарри увидел, как глаза Гермионы заблестели, она села и обняла его за шею. Он прижал ее к себе, тепло сонного тела просачивалось сквозь него, приветствуя его в ответ.

— Это очень красивое письмо, — прошептала она ему в шею. Гермиона отстранилась и поцеловала его, сначала нежно, затем более основательно. Гарри прижал ее к себе еще крепче, пока их поцелуи становились все более горячими, двигаясь на кровати, чтобы он мог чувствовать ее грудь, касающуюся его сквозь пижаму. Гермиона откинулась назад и снова легла, увлекая его за собой. Гарри скинул свои ботинки и полностью забрался на кровать, нависая над ней, одеяло все еще разделяло их. — Гарри, — мягко позвала она.

— Что?

— Я хочу заняться с тобой любовью.

Он улыбнулся ей в щеку.

— Знаешь, тебе не нужно спрашивать разрешения.

— Лаура говорит, что женщины слишком самодовольны, что я должна больше говорить о своих желаниях, когда мы в постели, играть активную роль. Говорить тебе, что я хочу, спрашивать тебя, чего ты хочешь, и так далее.

— И чего же ты хочешь?

— Я просто хочу тебя, — ее нежная улыбка стала слегка озорной. — Сейчас.

— Ну, вот он я, и я весь твой. И если ты захочешь еще попозже ... ну, мы закажем пиццу или еще что-нибудь.

Их тихий смех сменился мягким шепотом, издаваемым только друг для друга, шелестом одежды и постельного белья, когда она затянула к себе под одеяло, в знакомую чувственность своего тела и объятий. С облегчением он наконец смог избавиться от своей одежды и почувствовать, как его собственная кожа гладко и мягко скользит по ее. Здесь не было ни неуверенности, ни неловкости, ни сложных разговоров, ни натянутых отношений. Это было единственное место в его жизни, где он никогда не был никем, кроме самого себя, где не было необходимости в фасадах или смелых лицах. Здесь он всегда был честен, здесь он мог снова и снова шептать, как сильно любит ее, не беспокоясь о том, что это звучит как фраза из пошлого любовного романа. Все было правильно, этого и следовало ожидать. Они могли потакать своим фантазиям, побуждениям, тем диким и эротическим сторонам своей личности, которые они показывали только друг другу. Здесь они могли даже соревноваться, иногда игриво сражаясь за то, кто должен быть на вершине ... он мог бросать себе вызовы, чтобы она кричала громче, чем в прошлый раз. Здесь он мог доставить ей удовольствие, он мог заставить ее забыть обо всем, — о том, что когда-нибудь может оттолкнуть ее от него. Здесь он мог найти в ней удовольствие и, возможно, на мгновение даже забыть об этих вещах сам.

По пути в свою комнату Рон остановился в гостиной, глядя через арку, которая вела к Чертогу. Его ухо было насторожилось, готовое уловить любые звуки наверху, но он слышал только тишину. Ему не следовало даже беспокоиться, ведь Джордж сказал ему, что в доме заглушающие чары. Они могли устроить там оргию из двенадцати человек, и он ничего не услышал бы, но это не избавило его от желания услышать.

Рон направился в свою комнату, стараясь идти как можно тише, чтобы не беспокоить домочадцев. Наполеон только что уехал, и было уже очень поздно. Вероятно, его друзья уже спали; завтра будет очередь Гарри идти на работу.

Все уладится само собой, — сказал он Наполеону. Но уладится ли? Может быть, время пускать что-то на самотек уже прошло. Завтра будет его третий день дома. Всего несколько часов назад он сказал, что не знает, что делать, как действовать и что говорить.

Но теперь он знал. У него даже созрел план. И завтра он приведет его в исполнение.