Гарри Поттер и Герой с Тысячей Лиц (гет)

Человек умирает не тогда, когда должен, а когда может.

— Габриэль Гарсиа Маркес, "Сто лет одиночества"

15:00

20 сентября 2008

Рон Уизли уже несколько минут сидел неподвижно, рассматривая занавески в своей комнате.

— Или я их, или они меня, — сказал он.

Рон давно уже не испытывал чувства неловкости, говоря с самим собой: в конце концов, больше поговорить было не с кем.

— Великолепно, Уизли. Прямо-таки Оскар Уайльд на все случаи жизни.

Занавески издевались над ним. Висят тут, такие полосатые и аккуратно подшитые… думают, что они великолепны. Они не были бы такими самодовольными, знай они, что никакого окна позади нет. Они просто висят на отполированном карнизе из красного дерева с декором, закрывая глухую стену. Иллюзия окна там, где окна просто не могло быть. В этой квартире вообще нет никаких окон. Ведь они не нужны, если ты живешь в двадцати метрах под землей.

И все-таки там висели шторы — всегда задернутые, всегда идеально отглаженные.

— Вы пытаетесь кого-то обмануть? — подумал Рон.

Ясно же, что и подоконника здесь нет.

— Что делаешь? — послышался чей-то любопытный голос из-за спины Рона.

Он даже не вздрогнул; это всего лишь Боб. Он ждал его, ведь тот всегда приходил каждый день в одно и то же время.

— Ненавижу эти занавески, — ответил Рон.

Боб взглянул на него.

— Хм, а по мне так очень ничего, симпатичные.

— Ну конечно они симпатичные. Просто они ... такие лживые, — Рон встал из-за стола, — как будто им нечего скрывать. Но у нас не может быть окон, так что давайте просто повесим бесполезные шторы. Как по мне, лучше уж повесить вместо них какой-нибудь пейзаж Моне или одну из тех вычурных фотографий Лондона с воздуха.

Боб вытащил ежедневную доставку Рона, как всегда в картонной коробке с крышкой.

— Я достал ту газету. Помнишь, ты просил.

— О, отлично, — сказал Рон, прерывая осмотр занавесок. — А то я уже почти все прочитал.

— Хочешь я их переплету?

— Да, давай, — Рон прошел через всю комнату к своим записям, которые он хранил во внушительном ящике с бумагами и аккуратно положил их в пустой ящик, который отдал Бобу. — Вот, держи.

— Принесу тебе обратно через несколько дней.

— Великолепно, — Рон уже вернулся к своим мыслям и, роясь в содержимом своей посылки, побрел вместе с ней прочь.

Боб ушел, как всегда не попрощавшись, вероятно возвращаясь к ... каким-то своими делам, которыми он был занят, когда не приносил Рону посылки. Где-то в этом подземелье находилась комната Боба, которая, как полагал Рон, была очень похожа на его собственную, с одним единственным отличием.

Боб мог ходить, куда ему вздумается. Рон же не покидал своей комнаты уже десять лет.

19:43

К тому моменту, когда Гарри вышел из ванной с белым как снег лицом, Гермиона уже успела рассказать Джорджу о своем открытии. Он решительно покачал головой.

— Нет, нет, нет. Этого не может быть, — сказал он.

— Джордж, да послушай меня…

— Нет! — закричал он, не давая ей договорить. — Гермиона, не надо! Мой брат мертв! Зачем ты это делаешь?

— Я всего лишь хочу знать правду о моем друге! — ответила Гермиона, чувствуя, что вот-вот скатится в истерику.

— Правду?! — завопил Джордж. — Правда в том, что он ушел из замка, думая, что вам двоим нужна помощь, и поплатился за это жизнью!

Гермиона резко выдохнула. Она впервые слышала, чтобы кто-то из семьи Уизли хотя бы косвенно винил их с Гарри в смерти Рона.

— И какой-то идиотский Омут памяти этого не изменит, — закончил он.

— Джордж, ты ошибаешься, — тихо сказал Гарри. — Я уверен: то, что она видела — правда.

— Но это… это всего лишь воспоминание! Я даже не вспомню, что ел на завтрак!, — возразил Джордж.

— Это не просто воспоминание, это Омут памяти. Я могу не помнить все о той ночи, но мой мозг записал всю сцену до мельчайших подробностей. Воспоминание, которое видела Гермиона, правдиво, — он сделал шаг вперед, казалось, его ноги подкашиваются. — Джордж, я знаю, саму мысль, что он мог быть жив все эти годы… даже допустить невыносимо. Но если есть хоть малейший шанс на это, мы должны сделать все, чтобы найти его.

Джорджа, очевидно, разрывали противоречия, за минуту он несколько раз изменился в лице.

— Да, но как мы это докажем?

Гарри вздохнул.

— Есть только один способ окончательно в этом убедиться.

2:49 утра

21 сентября 2008

Гермиона сидела на низкой каменной скамье на заднем дворе Норы, подтянув колени к груди, и наблюдая как звезды мерцают в чернильном безлунном небе. Где-то внутри выжившим детям Уизли сообщали правду о смерти брата. Гарри остался там, чтобы поддержать Артура и Молли в их попытке объяснить всем, как такое могло случиться и не сойти с ума, но сама она сбежала в сад, не найдя в себе сил присутствовать при этой выбивающей землю из-под ног сцене.

Им с Гарри потребовалось время, чтобы объяснить Молли и Артуру то, что они сами считали правдой. Гермиона ожидала такую реакцию. Они были потрясены, напуганы, опустошены… и теперь, когда первый шок отступил, — полны надежды. Может ли их младший сын быть жив? Гермиона понимала их, потому что чувствовала то же самое. Ее сердце бешено билось при мысли о том, что она может вскоре снова увидеть его, и все же неизбежная мысль о том, какой могла быть его жизнь все это время, безжалостно сменяла эйфорию.

Артур и Молли согласились с тем, что потребуется эксгумация тела, найденного в ту ночь в долине, чтобы раз и навсегда установить, были ли это Рон или нет. Они незамедлительно вызвали всех своих детей, не сообщив, что именно случилось, лишь давая понять, что все чрезвычайно серьезно. И теперь, в эти темные часы, потерянные между поздней ночью и ранним утром, все Уизли прибыли, чтобы услышать наконец правду.

Внезапно из дома послышался шквал восклицаний. Она услышала гневный голос, похожий на Чарли. Слышала, как Джинни что-то кричала, но не могла разобрать слов. Слышала, как плакала Молли. А затем узнала низкий и ровный голос Гарри, пытающегося контролировать ситуацию.

Гермиона не понимала, как Гарри мог оставаться таким спокойным. С тех пор, как он вернулся к ней с Джорджем после небольшого отсутствия в ванной, он был неестественно сдержан и рационален. Поначалу это было даже… жутковато. Гарри был довольно эмоциональным человеком, и она привыкла видеть его таким… хотя затем ей пришлось вспомнить, что вероятно только она его таким и видела. Для остальных же Гарри сохранял свою ледяную выдержку с недюжинным упорством. Его самообладание позволило ему пережить ужасное детство, и как она предположила, такое качество определенно требуется и в его работе.

Отчасти она гордилась его поведением, и в то же время оно пугало ее. Она не так часто видела Гарри волшебником, каким он на самом деле был, ведь для нее он был просто Гарри, ее другом и партнером по жизни. Она задавалась вопросом, не было ли это его профессиональное поведение просто способом самозащиты, которое позволяло ему оставаться в холодном рассудке. Впервые увидев его послужной список, описания его многочисленных проявлений спокойного и разумного руководства, храбрости, даже она впечатлилась, уже знавшая о нем целый мир. Сейчас в Норе был как раз тот человек.

Гермиона услышала, как открылась и тут же захлопнулась входная дверь, и до нее донеслись шаги по каменным плитам.

— Как все прошло?, — спросила она, когда Гарри подошел к скамье и встал позади нее.

— Да как сказать? — ответил он. — Как я могу судить о реакции людей на настолько значительную новость? Как люди вообще должны реагировать? Они пытаются это осознать. Думаю, им нужно время наедине со своими мыслями.

Она кивнула, все еще прижимая подбородок к груди.

— И что будет дальше?

Гарри вздохнул.

— Я говорил с Сакешем, он организует извлечение и транспортировку тела в наш морг, и там осмотрит. Он просил приехать к пяти.

Еще несколько мгновений она сидела, не проронив ни слова.

— Мне кажется, я распадаюсь на миллион кусочков, — наконец произнесла Гермиона. — Я как будто сошла с ума.

— Понимаю.

— Ты так спокоен. Хотела бы и я быть такой.

— Я спокоен, потому что должен, — натянуто ответил он. — Поверь мне, где-то в глубине души я бегаю по кругу и рву на себе волосы.

— Гарри… что, если это правда? Что, если он жив? Боже, где он? Что с ним сделали? — она могла бы позволить вопросам и дальше вырываться из нее, но прикусила язык.

— Давай все по порядку, — ответил Гарри. — Сначала нужно изучить тело. А затем задать правильные вопросы.

5:35 утра

Гермиона дрожала, хотя в комнате не было холодно. Гроб стоял на столе перед ней, источая запах плесени и гнили. Она искренне надеялась, что ей не придется смотреть на то, что внутри, даже если это не будет телом ее друга.

Гарри стоял напротив, скрестив руки на груди. Уизли толпились вокруг изголовья гроба, и все они так или иначе держались друг за друга. Джинни была бледной и молчаливой, взъерошенная, будто только что из кровати, что, как подозревала Гермиона, было недалеко от правды. Артур и Молли держались друг за друга, будто не давая себе упасть, одна рука Молли была в руке Чарли. Семью доставили в Р.Д. на условиях строжайшей секретности, к которой, как полагала Гермиона, им всем совсем скоро придется привыкнуть.

Арго стояла справа от Гермионы. Ее незамедлительно проинформировали о ситуации, и она заверила Гарри с Гермионой в своей полной и безусловной поддержке. Уизли, вне всяких сомнений, понятия не имели, кто она такая и, похоже, им было все равно.

Дверь открылась, и вошел Сакеш, неся перед собой большую полированную серебряную коробочку. Он поставил ее на ближайший к себе стол и повернулся к Уизли.

— Министр, — сказал он своим самым успокаивающим голосом. — Миссис Уизли, господа. Я доктор Субраманиам. Я понимаю, сейчас для вас очень трудное время. Важно, чтобы вы понимали, что я собираюсь сделать.

Он положил руку на коробку.

— Мы называем это устройство Оракулом. Это идентификационный талисман, и очень мощный; фактически, он единственный в своем роде, нигде в мире такого больше нет. Он может видеть сквозь любое зелье, любой гламур и любую маскировку, созданную магическими или физическими средствами. Его нельзя обмануть, нельзя принудить. Его сила простирается за пределы физической материи. Я хочу сказать, что он чрезвычайно надежен при опознании умершего. У нас в Корпусе магического правопорядка нет неопознанных мертвецов: Оракул расскажет, кто они такие, независимо от того, как они были обнаружены. Вы понимаете? — все кивнули. — Я кратко продемонстрирую его функции.

Сакеш открыл коробку, из которой появился мерцающий серебристый Оракул. Доктор направил его к голове Джинни, стоявшей к нему ближе всех. Оракул на мгновение закрутился.

— Уизли, Вирджиния Кэтрин, — произнес он своим неопровержимым бесполым голосом. — Основатель и главный редактор журнала Цирцея.

Оракул замолчал. Сакеш направил его к Артуру.

И снова момент раздумий.

— Уизли, Артур Аллен, — произнес он. — Министр магии, министерство Соединенного Королевства.

Сакеш остановил Оракула и взял его в руки.

— Сейчас я проведу идентификацию тела этого человека, — сказал он, направляя Оракула к изголовью гроба.

— Вам не нужно… открывать его?, — спросил Артур.

— Нет необходимости. Оракул видит сквозь дерево, — он подтолкнул Оракула в нужном место и отошел назад.

Гермиона обняла себя за талию, из-за ожидания у нее скрутило живот. Никто не шевелился, не издавал ни звука. Казалось, что никто даже не дышал, в то время как Оракул вращался намного дольше, чем это было с Джинни или с Артуром. «Оно думает», — поняла Гермиона.

Наконец, Оракул выдал свое заключение. Два слова, которые гильотиной перерезали жизнь Гермионы на «до» и «после». Всего лишь два слова, и она знала, что ничего уже не будет как прежде.

— Личность не опознана.

И хотя эти слова не слишком удивили ее, официальное подтверждение было сродни хорошему хуку в челюсть.

Она услышала сдавленный крик Молли и видела, как Джинни прижалась к груди Фреда, ее плечи дрожали. Все Уизли выглядели полностью ошарашенными. Гермиона взглянула на Гарри, который стоял неподвижно с закрытыми глазами. Она почувствовала, как Арго успокаивающе положила руку ей на плечо, и была за это благодарна. Она была парализована, и в то же время дрожала всем телом, как будто ее мышцы дергались прямо под кожей.

Гарри вышел вперед, и она почти увидела на нем невидимую мантию Ответственности.

— Хорошо. Теперь мы знаем, — сказал он.

— Мы ничего не знаем! — воскликнул Билл. — Гарри… как мы допустили это? Как это могло произойти?

— Где он? — потребовал ответа Артур, хотя прекрасно понимал, что никто из присутствующих в комнате не мог дать его. — Где наш сын?

— Все, послушайте меня, — сказал Гарри, заламывая руки. — Я знаю, что вы чувствуете. Я чувствую то же самое…сейчас я едва могу связать два слова в своей голове. Но послушайте, давайте соберемся. — Он пристально посмотрел на каждого в комнате. — Я его найду. Вы меня слышите? Мне плевать, сколько времени это займет или что мне потребуется для этого сделать. Я узнаю, что с ним сделали. Но прямо сейчас вы должны понять: никто не должен знать об этом.

Его слова вызвали бурю негодования.

— О чем ты говоришь? — возмутился Перси. — Мы должны доложить в соответствующие органы, начать расследование, мы должны….

Он замолчал под суровым взглядом Гарри.

— Окей, внимание. Никто из вас не знает, чем мы с Гермионой зарабатываем на жизнь. Хотя, я полагаю, у вас есть определенные догадки, правда же? Дело в том, что мы и есть соответствующие органы. Расследование будет, и проведем его мы. — Он посмотрел на Артура и Молли. — Я найду его, — повторил Гарри уже более мягко. — Сможете мне довериться?

— Ну… конечно мы верим тебе, Гарри, но… он наш сын, мы не должны оставаться в стороне.

— Нет, — твердо сказал Гарри. — Вы не можете в этом участвовать.

Очередной шквал протестов.

— Послушайте! — Гарри попытался перекричать их вопросы. — Просто выслушайте меня, хорошо? Я могу представить себе несколько вариантов того, что случилось с Роном. Но скорее всего, его увезли в ночь предполагаемой смерти и удерживали против воли, до сих пор удерживают. Кто бы ни похитил его, у него были на то причины. Если они пронюхают, что мы вышли на них, что мы знаем правду ... они могут решить не рисковать и убить его или постоянно менять его местоположение, так что мы никогда его не найдем. Теперь вы поняли? Мы должны держать это в очень, очень большой тайне, иначе мы подвергнем опасности Рона.

Уизли все еще обменивались обеспокоенными взглядами, но Гермиона видела, что Гарри убедил их.

— Хорошо. Вот что мы сейчас должны сделать. Все вы должны вернуться к своей обычной жизни и вести себя нормально, как будто ничего не случилось. Я должен знать, сможете ли вы это сделать. Сможете ли продолжить вести себя как ни в чем не бывало? Сможете держать это при себе? Если нет, скажите мне об этом прямо сейчас, только будьте честны, потому что на кону жизнь Рона. Я применю заклятие забвения к каждому из вас прежде, чем хоть малейшая крупица информации просочится и поставит под угрозу жизнь Рона.

Молли ответила за всех Уизли, ее челюсти были сжаты, а по лицу катились слезы.

— Мы сможем, Гарри. Мы сделаем все что угодно, чтобы защитить Рона. Но… хоть как-нибудь мы можем помочь?

Гарри покачал головой.

— Нет. Вы все слишком на виду. За Министром магии и его семьей всегда пристально наблюдают. Единственное, чем вы можете помочь — это вести себя как ни в чем не бывало. Вы должны верить нам.

— Мы верим вам, — сказал Артур. — Но вы должны пообещать нам сообщать, что узнаете, Гарри. Мы обязаны знать, что происходит. Я думаю, что это справедливо.

— Согласен. Мы будем держать вас в курсе, — Гарри вздохнул и обвел взглядом всех в комнате. — Впереди тяжелые времена, и я не могу обещать вам счастливый конец. Но я обещаю, что мы с Гермионой будем с вами на протяжении всего этого пути. Мы оба любили Рона также как и вы, и мы ни перед чем не остановимся в поисках правды.

— Гарри? — голос Джинни, необычайно тихий и нерешительный.

— Да, Джинни?

— Откуда мы знаем, что… — она остановилась, чтобы откашляться. — Если Рон не умер той ночью… что ж, как мы можем узнать…. — Она не смогла договорить.

— Что он все еще жив? — Гарри мягко закончил за нее. Джинни кивнула, прижимая тыльную сторону ладони к носу.

— Этого мы не знаем. Увы, есть вероятность того, что Рон не умер той ночью только за тем, чтобы умереть позже. Но мы же должны предполагать, что он все еще жив, Джинни. Мы не можем… не можем не искать его. Мы обязаны попробовать. Я… — на мгновение Гарри отвернулся, и Гермиона буквально увидела, как он борется со своими эмоциями. — Все, что мы знаем наверняка — это то, что он умер не так, как мы думали. Я верю, что мой друг жив, — хрипло ответил Гарри. — Я буду верить в это до тех пор, пока не найду доказательств обратного.

Уизли уезжали в ворохе объятий и слез. Гарри держался в стороне, стоя возле гроба, пока Гермиона обнимала всех по очереди и как могла утешала. Она крепко обняла Джинни: когда дружишь целую жизнь, слова излишни.

Джордж задержался.

— Я собираюсь сегодня остаться в Норе со своими, — сказал он, — но завтра вернусь домой. От соседей мы тоже должны все скрывать?

Гермиона кивнула.

— Пока что никто не должен об этом знать.

Джордж покинул комнату последним вместе с Сакешем и Арго, которые должны были проводить Уизли в их дом в Оттери-Сент-Кэтчпоул. Гермиона закрыла за ними дверь и прислонилась к ней, переводя дыхание. Она обернулась и поняла, что в комнате с гробом остались только они с Гарри. Он впервые встретился с ней взглядом, и она увидела в его глазах подтверждение своих опасений: что бы ни ждало их впереди, ему будет тяжелее, чем ей. Возможно, Рон и был ближе к ней на момент своей смерти, но Гарри будет труднее справиться с этими внезапно свалившимися открытиями и разоблачениями. У него были свои недостатки, и главный из них в том, чтобы брать на себя слишком многое. Все всегда было его виной, его ошибкой, его ответственностью и бременем. Иногда из-за этого люди могли обвинять его в эгоцентризме, но на самом деле дела обстояли с точностью наоборот. Он будет винить себя во всем и пытаться оградить ее во что бы то ни стало… Еще одна его черта, которая бесконечно раздражала Гермиону.

И все же, помимо всего прочего, на его лице она ясно видела тот же шок и замешательство, которые испытывала и сама.

Гарри попытался немного улыбнуться.

— Нам никогда не дадут передышку, правда?

Она покачала головой, уязвленная правдивостью его слов. «Разве мы недостаточно пережили? — шептал голоc в ее голове. — Разве я не заслужила право просто спокойно быть рядом с любимым человеком?»

А затем почувствовала острый укол вины за столь мелочные мысли в такое время. Она знала, что с радостью отдала бы все на свете, только чтобы вернуть Рона и даже больше… но, черт возьми, как же это несправедливо.

Она не нашла подходящего ответа, поэтому просто сказала.

— Иди ко мне.

Гарри быстро пересек комнату и прижал ее к себе с прерывистым вздохом, будто он ждал этого слишком долго. Она обняла его, прижавшись щекой к его шее, и закрыла глаза. Лицо, которое она показывала окружающим, исчезло, а вместе с ним исчезло и сковывавшее ее напряжение. Она стала более настоящей версией себя — той, которую мог видеть только Гарри. Ее эмоции вырывались на поверхность, когда она был с ним наедине и то, что она не могла сформулировать и выразить в другое время, было так просто с ним вдвоем. Она часто удивлялась, насколько другой могла быть с ним и задавалась вопросом: было ли это то самое, что делало их любовь особенной и, возможно даже достойной определения «истинной»?... Дело было не только в ее чувствах к нему, но и в том, какой она была рядом с ним.

Эти мысли проплывали у нее в сознании, где-то в мешанине многочисленных вопросов и тревог. Внезапно Гермиона почувствовала, что Гарри дрожит и держит ее слишком крепко.

— Гарри, — прошептала она. — Ты меня сейчас задушишь…

Он ослабил хватку и слегка отстранился, обняв ее за талию и посмотрев прямо в глаза. Гарри выглядел так, словно в чем-то остро нуждался, и странное выражение озарило его лицо. Он сосредоточенно нахмурился, протянул руки и взял ее за плечи.

— Скажи мне, что любишь меня, — попросил он так, будто ее ответ был жизненно необходим и не был очевиден.

Гермиона удивленно моргнула.

— Гарри, я… конечно, я люблю тебя, ты же это знаешь.

Такой ответ, казалось, его не устроил.

— Скажи, насколько сильно.

Гермиона смущенно покачала головой, затем протянула руку и прикоснулась к его лицу. Казалось, ему так отчаянно вдруг нужно было это услышать, что она не стала мучить его.

— Еще не придумали слова, чтобы описать, как сильно я люблю тебя, — сказала Гермиона. — К чему это все? Почему ты спрашиваешь меня об этом сейчас?

Он сделал вдох, его подбородок почти касался груди, поэтому она больше не могла видеть его лица.

— Если бы я позволил тебе увидеть тело, если бы я не остановил тебя… мы бы не… Рон был бы….

— Эй, ну-ка подожди, — ответила Гермиона, мысленно обнуляя свой маленький внутренний счетчик, отсчитывающий время, когда Гарри Снова Во Всем Себя Обвинит. — Даже если бы я увидела тело, я могла не заметить тот синяк. В Омуте памяти у меня было гораздо больше времени, чтобы осмотреть все, куда больше, чем в ту ночь… и я была в таком состоянии, когда мы нашли его… Ты считаешь, я об этом не думала? Что, если бы я уговорила его остаться со мной? Что, если бы я не позволила тебе себя остановить? Перестань винить во всем себя, Гарри, мы оба виноваты!

Она наклонилась к нему, пытаясь заставить его посмотреть ей в глаза.

— Мы никогда не узнаем, что могло и чего не могло случиться. Ты не знал, ты не мог знать. Ты просто пытался меня защитить.

— В этом все и дело, — сказал он, глядя куда-то вверх. — Я помешал тебе увидеть его тело не чтобы тебя защитить, а чтобы защитить себя. Я не мог позволить тебе увидеть тот шрам на его лбу, потому что, если бы ты это увидела… что ж, возможно, ты возненавидела бы меня. Ты могла обвинить во всем меня, и я потерял бы и тебя тоже. Я был эгоистом, и поэтому они обманули нас. Они обманывали нас десять чертовых лет, и боюсь признавать это, но Рон мог пострадать из-за моего эгоизма!

— Гарри, прекрати! — Гермиона встряхнула его за плечи. — Я не позволю тебе утонуть в этой жалости к себе! Что сделано, то сделано, и мы уже не можем изменить того, что случилось той ночью. Все, что мы можем — исправить это! Ради Бога, я любила Рона, и ты тоже! Что бы мы ни значили друг для друга, мы все еще сломлены без него, и всегда такими будем! Но сейчас у нас появился шанс все исправить!

Она видела, как он изменился в лице, как с почти видимым усилием прогонял чувство вины, которое сменилось мрачной решимостью.

— Ты права, — сказал он. — Извини, я просто… — Гарри вздохнул и продолжил. — Просто накатило на минуту.

— Я знаю, — сказала она, сжимая его руку. — Но сейчас мы должны действовать.

— Тогда за работу, — он отошел прочь от гроба, пока Гермиона обходила его с другой стороны.

— Надо сказать, я не совсем уверен, с чего начать.

— Тогда давай я, — она взяла коробочку Сакеша и посмотрела на Оракула, все еще вращавшегося над гробом в ожидании дальнейший указаний.

— Оракул, — обратилась она к нему. Он завращался чуть быстрее. — Подтверди личность субъекта.

— Личность неизвестна.

— Подтверди, что неопознанный субъект не Рональд Уизли.

Еще одно быстрое вращение.

— Подтверждено.

— Время смерти?

Три быстрых оборота.

— Время смерти 12 марта 1997, 16:46.

Гермиона записала показания Оракула.

— Дата правильная, а время нет, — сказал Гарри.

— Я знаю. В без пятнадцати пять мы с тобой только-только вышли из Гриффиндорской башни на занятия в дуэльном клубе. До того, как Рон получит письмо от Волдеморта, еще двадцать минут.

Гарри прикусил нижнюю губу, его глаза превратились в узкие задумчивые щелочки.

— Они убили подставного Рона заранее, схватили настоящего и подложили нам этот труп.

Гермиона кивнула.

— Уже что-то.

Она снова повернулась к Оракулу.

— Возраст на момент смерти?

Снова три быстрых вращения.

— Двадцать восемь дней и пять часов.

Два агента обменялись быстрыми взглядами с обоюдной досадой.

— Если бы мы только использовали это время, — голос Гермионы надломился.

— У нас не было причин подозревать еще что-то, кроме того, что казалось очевидным.

— Но почему никто больше не заметил, что его синяк исчез? Не только я знала, что он травмировался. Ты знал, Мадам Помфри знала, следователи определенно должны были знать.

— Да, но еще они знали, что ему лечили сломанную ключицу. Уверен, они предположили, что заодно вылечили и синяки, — он нахмурился. — Кстати, а почему нет?

Гермиона вздохнула.

— Рон не хотел ждать, пока мадам Помфри приготовит противосинячное зелье, потому что тогда бы он опоздал на занятие. Она вылечила перелом, но он ушел до того, как она залечила синяк. Рон хотел зайти в больничное крыло позже или сам с ним справиться.

— Я даже не знал об этом, и уверен, никто и не догадался бы спросить. И если бы я даже и заметил отсутствие синяка, а надо признать, я не заметил, я бы тоже предположил, что синяк ему просто вылечили. Знаешь, ты ведь скорее всего единственный человек, кто знал наверняка, что у него все еще был тот синяк прямо перед смертью.

— И я была единственным человеком, который не видел его тела, — она встряхнула головой. — Какое совпадение.

Она положила свои записи и отправила Оракул назад в его серебристую коробочку. Гермиона выпрямилась и посмотрела на Гарри, который задумчиво опирался на гроб.

— Как нам найти его после всех этих лет, Гарри? Откуда начать?

— Начнем отсюда, — ответил Гарри, стуча по крышке гроба. — Мы проведем полную экспертизу тела и найдем все, что могло бы указывать, где оно хранилось до своей смерти, как умерло, кто его создал, где и как.

— Нам понадобится помощь. Вообще-то очень много помощи.

— Знаю, — Гарри взглянул на нее и увидел то же беспокойство, которое испытывал сам… но озвучила его она.

— Гарри… если мы должны хранить все в строжайшей секретности, чтобы не навредить Рону….

— Точно.

— Я имею в виду, если в Р.Д. есть крот, мы не сможем не допустить утечки.

Он покачал головой.

— Мы сделаем все, что сможем. Организуем собственное расследование и ограничим круг тех, кто сможет получить всю информацию, допустим только самых проверенных. Арго и Сакеш уже знают. Ремус, Генри и Наполеон.

— А что насчет Диз?

Гарри тяжело вздохнул.

— Я все еще не до конца доверяю ей. Ее послужной список говорит сам за себя, но что касается нашей миссии… Для меня этого пока недостаточно.

Гермиона согласна кивнула.

— Я тоже так думаю. Сириусу тоже нужно сказать, даже если он не сможет помочь.

— Да, — Гарри провел рукой по волосам, сделав их еще более растрепанными, чем обычно. — Но осторожность не повредит даже с ближайшими друзьями.

— Мы превращаемся в буйных параноиков.

— Один из моих инструкторов однажды сказал мне, что немного паранойи не помешает в неспокойные времена.

— Очень мудро. Это Лефти сказал?

Гарри покачал головой и мрачно улыбнулся.

— Аллегра.

8:17 утра

Маленький конференц-зал на несколько секунд погрузился в полную тишину.

— Ядрена вошь, — наконец пробормотал Наполеон. — Десять лет.

Гарри кивнул.

— Я стараюсь не думать об этом, чтобы сконцентрироваться. Давайте сейчас сфокусируемся на том, что нужно сделать в первую очередь.

Он оглянул всех присутствующих, которых только что проинформировали о ночных событиях.

— Наш главный приоритет — секретность. Кто бы ни удерживал Рона, они не должны узнать, что мы вышли на них. Все действия в рамках операции должны выполняться только нами. Никаких приказов, никакого делегирования, никакой помощи.

— Я могу сделать анализ трупа, — сказал Сакеш. — Если там остались какие-то следы, я должен буду их найти.

— Хорошо.

Генри качал головой.

— Я все еще сомневаюсь в правильности твоего подхода, Гарри. Спустя десять лет практически никаких следов мы уже не найдем, учитывая степень разложения тела. Я думаю, надо подключать разведку.

— Давайте это обсудим, — сказал Гарри. — Я хочу услышать ваши идеи.

— Если он жив и его удерживают против воли, — начал Ремус, — тогда кто-нибудь, где-нибудь, знает об этом.

— Мы не уверены в том, что его где-то держат, — ответила Гермиона. — Что, если ему стерли память и он живет где-то в блаженном неведении? Что, если его отправили назад или вперед во времени?

Гарри поднял руку, останавливая ее.

— Так мы доведем себя до безумия, если будем выдумывать дикие сценарии того, что с ним могли сделать, Гермиона. В нашем случае будет наиболее эффективным сосредоточиться на самом простом и вероятном объяснении. Итак, что мы знаем? Мы знаем, что они уже проворачивали этот трюк.

— Да, когда подкинули нам лже-Гарри в твое отсутствие, — дополнила Гермиона.

— И мы все еще не знаем, кто сделал это или как.

Гермиона заерзала на своем стуле.

— Вообще-то… нет, мы знаем. — Глаза всех присутствующих уставились на нее.

— По крайней мере, я знаю.

— Знаешь? — спросил Гарри, нахмурившись. — Ты никогда ничего об этом не говорила.

— Я не могла, это… касается Стража.

— Можно поконкретнее? — спросил Генри, наклоняясь вперед.

Какое-то время Гермиона сидела молча, раздираемая противоречиями. Тео никогда не говорила ей не обсуждать особенности взаимодействия Стражей и Вечных со смертными, но это явно подразумевалось. Что она действительно знала, так это то, что никто из присутствующих при исцелении Гарри — ни Сириус, ни Сакеш, ни Наполеон — не сохранил никаких воспоминаний о том, что видел Тео и Норта в камере Гарри в Изоляторе. Воспоминания Наполеона о Домене остались нетронутыми, но очень смутными. Казалось, она была единственной, кто ясно помнил все происходящее там… включая тот факт, что Сет отправил или приказал отправить им фейковое тело Гарри. Но последствия исчезновения Рона не остались незамеченными Гермионой. Учитывая выбор между раскрытием существования другого мира или решением оставить своего лучшего друга без вести пропавшим… что ж, на самом деле, не было никакого выбора.

— Это… — начала Гермиона, кладя руки на стол. — В общем, есть Страж. Вы этого не помните, но некоторые из вас видели ее. Она — сила добра… но она, как и мы, живет в сбалансированной вселенной, где на каждое добро всегда должно быть зло.

В это время…

Аллегра резко открыла глаза, быстро приходя в сознание. Она села, сразу сообразив, что находится в собственной постели в своей комнате в Лекса Кор… и не одна.

Мастер сидел рядом на стуле у края кровати и пристально на смотрел на нее.

— А, ты проснулась. Прошу прощения, если я шокировал тебя. Должен сказать, не ожидал такого театрального обморока.

Она уставилась на него, его последнее слово перед тем, как она отключилась, все еще эхом отдавалось в голове.

— Кто…кто ты? — спросила она.

— Ты знаешь, кто я, Мама.

— Не называй меня так! Я не твоя мать!

— Ну конечно же, ты моя мать. Но если хочешь, я буду звать тебя Аллегра. Должен сказать, мне и самому так будет привычнее.

Аллегра открыла рот, чтобы ответить ему, но колебалась.

Она снова захотела отрицать его происхождение, исключить себя из самой вероятности идеи, что этот взрослый мужчина, который выглядел как минимум на десять лет старше ее, мог быть ее собственным ребенком. Ребенком, которого она… нет, это было невозможно.

— Невозможно. Я в это не верю.

— Ну же, посмотри на меня. Я видел ваши семейные фото, я очень похож на мужчин из твоей семьи. Мы с твоим старшим братом могли бы быть близнецами. И даже ты не можешь отрицать, что у меня глаза отца, — он улыбнулся ей, но в этой улыбке не было тепла.

Она покачала головой, хотя чувствовала, что не может не верить этому и даже надеется, что он говорит правду.

— Но ты… ты умер, — прошептала она. — Я потеряла тебя.

— Да, но не из-за смерти, — ответил он, уже сидя на краю ее кровати и двигаясь все ближе. — Я знаю, что возможно ты сбита с толку. Ты сейчас так уязвима… Должен сказать, это новая ипостась женщины, которую я знал и уважал как грозную силу природы.

— Мне твое снисхождение не нужно, — прошипела Аллегра.

Его улыбка стала еще шире.

— Вот это моя девочка. А теперь, почему бы тебе не рассказать мне, что случилось… или что ты думаешь случилось… восемь лет назад.

Она откинулась на изголовье кровати, вспоминая время, которое хотела забыть.

— Я только-только присоединилась к Кругу, когда поняла, что беременна, — пробормотала Аллегра почти про себя. — Я носила ребенка Гарри. Этого не должно было случиться, мы оба были под контрацептивными чарами, но все же… это случилось. Сначала я была в ужасе. Потом начала привыкать к этому и даже…

— Ты полюбила меня.

Она кивнула, смотря куда-то вдаль.

— Как любила моего отца.

Услышав это, Аллегра сверкнула глазами.

— Что?! Я никогда…

— Помни, с кем ты говоришь, пожалуйста. Тебе меня не одурачить. Я вижу все твои сокровенные тайны, твой стыд и твою вину. Ты хотела только соблазнить Гарри Поттера, узнать о нем все, чтобы уничтожить. Ты обманула его, а по ходу дела обманула и себя. Как же банально, как предсказуемо, что ты в него в конце концов влюбилась.

— Что за пошлятина из любовных романов, — отрезала Аллегра. — Даже сама мысль об этом оскорбительна.

— Возможно, но все равно это правда, — холодная улыбка не покидала его лица. — Поэтому тебе стала нравиться идея родить ребенка, чтобы у тебя осталась его часть, но ребенок при этом вырос бы таким, как ты.

Аллегра вздохнула.

— Полагаю, это в природе человека, а я всего лишь человек.

— Но все пошло не так.

Она посмотрела на него и встретилась с его глазами, теми самыми глазами.

— Ты умер при рождении, — прошептала она. — Я никогда не могла этого понять, ведь с тобой было все в порядке до самого конца. Я услышала, как ты закричал, а дальше только тишина. Как будто ты внезапно… исчез.

Она почувствовала, как ее глаза стали наполняться слезами при воспоминании о той боли, которую она ни с кем не делила. Она рожала одна за исключением колдоакушерки, которая ухаживала за ней…но она родила в одиночестве, одна держала маленькое безжизненное тело и плакала. Ее взгляд стал жестче, когда она посмотрела в лицо этому незнакомцу.

— Если ты мой сын, тогда скажи мне, как это возможно, что ты и жив, и мертв.

— Тебе бы следовало знать ответ, Аллегра. Круг славится увлекательной историей подобных злодейств. У тебя ведь и у самой есть… скажем так, запертый питомец, правда? Которого ты унаследовала от предшественника.

Ее глаза сузились. Немногие знали об этом: только она сама, несколько ее самых доверенных волшебников и, конечно же, Боб.

Мастер продолжил.

— Но мы говорим не об этом, я знаю. И тем не менее, ты должна была знать, что подменить нужного человека и заставить мир считать его мертвым, вполне возможно.

— Это не моих рук дело. Волдеморт…

— Волдеморт был глупцом, и те, кто помогали ему подняться, не были рады тому, как он распорядился отведенной ему ролью. Но они, надо сказать, гораздо больше довольны тобой.

— Кто доволен? О чем ты?

— Открой глаза, моя дорогая мамочка, и увидь лучшие миры, чем этот, — он подвинулся еще ближе. — У меня тоже есть наставник. Он вырастил меня, показал мне мое предназначение. Его сила…хотя, пожалуй, не будем об этом. Но ерунда вроде противозачаточных чар ему не помеха. Если он хотел, чтобы ты забеременела, так и вышло. Если он хотел этого ребенка себе, он забрал его.

Аллегре казалось, что она упала в очень глубокую яму бурлящей черной лжи, где реальность была лишь тонкой оболочкой.

— Кто он? Кто, черт возьми?

— Всему свое время, — ответил Мастер. — Так же не интересно, если я сразу дам тебе все ответы, правда?

— Но… ты должен быть из будущего, так? Ты же родился только восемь лет назад.

— В том смысле, в котором ты понимаешь время, мне сорок восемь. И полагаю, я из будущего в какой-то степени, но по сути я не из будущего совсем.

— Ты издеваешься надо мной, — спросила Аллегра, скрестив руки на груди и подняв бровь. Если так, то он прекрасно с этим справлялся.

— Ни в малейшей степени. Ты обо всем узнаешь. Так ли это важно сейчас?

Она смотрела ему прямо в лицо, ее разум только что дошел до осознания, что он был ее сыном. Она допускала, что это все еще могло быть какой-то тщательно продуманной уловкой, и все же знала, что это не так. Аллегра чувствовала это в каком-то давно забытом материнском центре, который узнавал ее ребенка на гораздо более глубоком уровне, где не было места ни логике, ни рациональности.

Она покачала головой.

— Это может подождать, — сказала Аллегра. Несмотря на свою суть, ее сердце будто становилось больше при виде его. Она сделала так много, чтобы спрятать смерть своего ребенка внутри себя, отрицала, что это имеет хоть какое-то значение или что потеря ребенка опустошила ее. Если бы ее спросили об этом, она ограничилась бы небрежной фразой… и все же, в глубине души она так и не смогла с этим справиться. И вот он здесь, живой.

Даже если он был чем-то, что она не понимала и чего отчасти боялась, он все равно был ее сыном.

— Могу я... — начала она, но затем отвела взгляд, словно чувствуя себя неловко. Она хотела спросить, можно ли прикоснуться к нему, но не нашла слов.

Казалось, он чувствовал ее неловкость, и в его лице впервые проявилась человечность. Он потянулся к ней и взял ее за руку.

— Я рад, что мы наконец встретились, Аллегра, — мягко сказал он.

Она неуверенно улыбнулась.

— Я тоже, — прошептала Аллегра и сжала его пальцы.

Прежде чем она успела сказать что-либо еще, дверь в комнату с грохотом распахнулась.

— У нас проблема, — сказал Линч, волшебник Круга, которого она обычно считала своим заместителем.

— Какая? — спросила Аллегра, подумывая обрушить на него поток оскорблений за такое беспардонное вмешательство, но прогнала этот импульс. Он бы не поступил так, не случись что-то серьезное.

Линч перевел взгляд с нее на Мастера, которого, конечно, не узнавал.

— Это насчет… пленника, — он не уточнил, какого, да в этом и не было необходимости.

Аллегра на мгновение словно окаменела. Ей казалось, что момент, которого она так боялась, наконец настиг ее.

— Что с ним? — сказала она спокойно, будто убеждая саму себя, что ничего не случилось.

Лицо Линча было мрачным, и его следующие слова мгновенно изгнали все нежные материнские мысли из ее головы.

— Они знают.

10:18 утра

Гарри сидел в своем кабинете, обхватив голову руками, на столе перед ним стояла нетронутая чашка кофе. Он сомневался, что когда-либо в своей жизни чувствовал себя настолько подавленным. Напряжение, ставшее результатом вынужденного самообладания, начинало его утомлять; нервы, почти как протертые канаты, уже готовы были лопнуть.

Их маленькая группа поставила для себя задачи и уже приступила к их выполнению. Теперь у него появилось несколько минут наедине с собой, и он не был уверен, что позволить себе остановиться хоть на какое-то время было хорошей идеей. Если бы он был занят, он бы, по крайней мере, избежал этого груза эмоций и тревог, которые теперь почти раздавили его.

Дверь в кабинет открылась, и в нее вошла Гермиона, темные круги под глазами которой уже грозили стать самостоятельными членами общества. Его сердцу было больно видеть ее, такую замученную и несчастную… и все же, даже в таком состоянии, для него она была все еще прекрасна, и его уставшие глаза были невероятно рады ее видеть.

— Привет, — сказал Гарри.

Она упала в один из его офисных стульев.

— Привет.

Несколько мгновений они просто сидели и смотрели друг на друга. Гарри наблюдал за ее лицом, и ей едва ли требовалось говорить, что творится у нее в голове — он это видел. Черты ее лица были ему так хорошо знакомы, что выражения на нем говорили ему порой больше, чем любые слова. Наконец, она заговорила.

— Я ужасный человек, Гарри.

Он вздохнул, чувствуя, как в груди поднимается раздражение.

— Да, конечно. Ужасный, чудовищный, отвратительный человек. Не знаю, почему ты все еще здесь. Нам надо было отправить тебя в Дом Для Ужасных Людей. Удивлен, что ты еще так долго продержалась среди нас, не-ужасных-людей.

Она удостоила его испепеляющим взглядом.

— Сарказм тут не уместен.

— На самом деле, это самоцель.

— Ладно, забудь.

— Ну что, что я еще должен был ответить на такое твое заявление как гром среди ясного неба? Ты просто хочешь, чтобы я сказал, что ты не ужасный человек.

— Разве это так сложно?

— Почему ты так думаешь о себе? — она несколько раз моргнула, и он уже пожалел о своей легкомысленности. Она была на грани, как и он сам, и пришла к нему в поисках утешения. А что сделал он? Отмахнулся от нее. И все почему? Потому что сам хотел утешения, а не утешать. В этом не было ничего страшного, они всегда менялись ролями. Гарри встал и присел рядом с ее стулом, взяв Гермиону за руку.

— Прости, — тихо сказал он. — Просто я на волосок от нервного срыва, вот и все.

— Я тоже, — прошептала она.

— Как я могу тебе помочь? Скажи мне.

— Просто я чувствую себя такой… эгоисткой.

— Почему?

— Потому что вот есть мы с тобой, а вот Рон — он может быть живым где-то, может быть ужасно страдает, может не понимает, почему нам потребовалось десять лет, чтобы спасти его. Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы узнать, где он и что с ним сделали.

— Как и я.

— Я знаю, в этом все и дело! Если я настолько хочу найти своего лучшего друга и помочь ему, почему же я тогда продолжаю думать, что… — она на секунду заколебалась, затем продолжила. — Просто этот плаксивый голос в моей голове не затыкается, как бы я ни пыталась сосредоточиться на Роне, этот противный голос все визжит: «Ну конечно, а как же свадьба?»

Гарри почти что засмеялся, но смог сдержаться.

— Это не делает тебя плохим человеком, Гермиона. Просто человеком. Может будь это все мелодрамой, мы и не думали бы ни о чем кроме него, но мы живем в реальности. Совершенно естественно думать о практических последствиях.

— Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь, особенно кто-то из Уизли, думал, что прямо сейчас есть что-то более важное для меня, чем найти Рона, потому что это не так. Все остальное отодвигается на задний план. Если придется отложить свадьбу, мы отложим. Но, черт возьми, мы так долго ждали…

Гарри поднял руку и жестом остановил ее.

— Позволь мне тебе кое-что показать, — сказал он, вставая и направляясь к своему плащу, висевшему на крючке двери его кабинета. Он вытащил небольшую коробочку из кармана и сел рядом с ней.

— Что это? — спросила Гермиона.

— Я купил кольца буквально позавчера, — ответил он. Он не планировал показывать их ей до самой свадьбы, но момент сейчас был самым что ни на есть подходящим. Гермиона широко открыла глаза, уставившись на коробку. Гарри открыл крышку, глядя ей прямо в глаза.

Там, на бархатной подложке, лежали два простых обручальных кольца, одно немного больше другого: золотые, с серебряным абстрактным спиралевидным узором. Их изготовил на заказ один лондонский мастер. Позже на них появится надпись, он все еще размышлял над формулировкой.

— О, — Гермиона протянула руку, чтобы слегка прикоснуться к одному из них. — Они прекрасны.

Она взглянула на него.

— Почему ты решил показать мне их сейчас?

Он пристально посмотрел на нее, надеясь передать всю свою искренность.

— Это кольцо окажется на твоем пальце 15 ноября. Найдем мы Рона или нет. Меня не волнует, чем мы будем заниматься в тот момент и где будем находиться. Если мы окажемся в глухой гималайской деревне, значит я, черт возьми, найду шамана или еще кого-то, и мы уделим пятнадцать минут себе и принесем наши клятвы, — он улыбнулся и наклонился чуть ближе к ней. — Ты права, у нас должны быть приоритеты, и сейчас это Рон. Но это не значит, что мы обязаны отложить все свои планы на неопределенный срок. Я откажусь от нашей свадьбы, если придется, но отказываюсь отказаться от нашего брака. Так что не строй, пожалуйста, других планов, потому что 15 ноября я собираюсь жениться на тебе, и лучше бы тебе появиться. Хорошо?

Она улыбнулась в ответ.

— Хорошо.

— Обещаешь?

Она наклонилась и поцеловала его.

— Обещаю.

— Отлично. Я тебя везде достану, ты же знаешь.

Дверь в кабинет Гарри открылась, и вошел Наполеон с двумя большими коробками. Он замешкался, увидев, что они сидят совсем близко, а рука Гермионы лежит на лице Гарри.

— Пардон, я не вовремя?

Гарри встал и взял одну из коробок.

— Нет, просто свадебные разговорчики. Это те самые записи?

— Ага, — Наполеон поставил свою коробку на стол Гарри.

— Что это? — спросила Гермиона.

— С тех пор как Рон исчез, в Р.Д. было двадцать семь разных агентов под прикрытием, работавших внутри Круга в разное время, — ответил Гарри. — Я надеюсь, что кто-то из них возможно слышал что-то о Роне, но тогда не понял, что это значит.

Он взглянул на Наполеона.

— Начни с приказов каждому из этих агентов немедленно явиться ко мне сюда на допрос. Не местным отправь экспресс сову.

Гарри посмотрел на Гермиону, открыв рот, чтобы сказать ей что-то.

Она подняла руку, останавливая его.

— Дай-ка угадаю. Хочешь, чтобы я покопалась в этих отчетах и искала все, что может относиться к Рону.

— Так точно.

Она сунула одну из коробок под мышку.

— Что ж, увидимся через несколько дней.

— Наполеон поможет тебе, когда закончит с вызовами, — Гарри перебирал бумаги на столе, борясь с усталостью.

Гермиона замешкалась в дверном проеме.

— Гарри, ты не спал уже сутки.

— Ты тоже.

— Я в порядке.

Но его не обмануть. Она стала бледной и какой-то помятой, волосы безжизненно свисали вокруг лица, а обычно ровный цвет кожи стал пятнистым. Гарри сомневался, что выглядит лучше.

— И я.

Он почти слышал, как в ее голове крутятся шестеренки, пока она размышляла, стоит ли спорить с ним. Видимо, она отказалась от этой идеи, а возможно, знала, что попытайся она заставить его отдохнуть, он сделает то же самое.

— Что ты собираешься делать?

— Четверо из этих агентов под прикрытием сейчас работают здесь, с них и начну.

— Гарри… ты не сказал ничего о ... том, что я рассказала тебе о поддельном теле. Страж думала, что это Сет отправил его. Что, если это он…

Гарри не дал ей договорить.

— Мы не можем ничего с этим пока сделать. Волдеморт и последние представители Пожирателей Смерти были причастны к исчезновению Рона, мы это знаем точно. Так что, если этот Сет… как нам его, кстати, называть, анти-Страж?... что-то задумал, тогда он работал через Волдеморта. Если это так, то он, вероятно, все еще работает через Круг. Вот как мы должны подойти к вопросу. Не думаю, что большая часть Круга вообще догадывается о существовании более могущественного покровителя, и было бы глупо дать понять им, что мы догадываемся. Мы не можем сражаться с кем-то вроде Сета, это вне нашей власти. Так что придется иметь дело с Кругом.

— Думаешь, Сет может быть Мастером Аллегры?

— Выглядит как очевидное заключение, что заставляет меня думать, что все совсем не так.

Она кивнула и вышла в коридор.

— Наполеон, принесешь ту вторую коробку ко мне в кабинет, когда закончишь? — спросила Гермиона.

— Окей’на, — рассеянно сказал он, когда она закрывала за собой дверь.

Наполеон посмотрел на список агентов под прикрытием, и Гарри увидел, как его глаза округлились.

— Форт Чизм работал под прикрытием в Круге?! Ты че, шутишь?

— Нет, он был там около года.

— Этот парнишка с лицом хорька из Стратегии? Который не сказал бы «кыш» мышке? Я же правильно понимаю, о нем речь?

— Именно, и не стоит его недооценивать. Под этой внешностью налоговика Форт Чизм — один из самых умных агентов, которых я встречал. Его мозг нам бы обоим дал фору. В остроумии с ним только Гермиона могла бы тягаться.

Гарри чувствовал на себе взгляд Наполеона, когда, опустив голову, рылся в коробке с файлами. Он не знал, зачем заговорил о ней. Все было гораздо проще между ним и его замом, когда ее имя оставалось непроизнесенным. Один только звук напоминал им обоим об их скрытом противостоянии. Гарри и Наполеон давно уже достигли определенного мира в вопросе Гермионы. По крайней мере, так казалось. Он знал, что значит для Гермионы, но его внутреннее мужское чувство собственничества вспыхивало от одного осознания, что другой мужчина имел на нее, так сказать, виды. Он понимал, что Наполеон никогда не сделает никаких явных шагов навстречу к ней, но одного осознания того, что в глубине души он этого хотел, было достаточно, чтобы Гарри безмолвно ревновал.

Но сейчас Наполеон лишь нейтрально прокомментировал.

— Для тебя она действительно целый мир, да?

Гарри поднял на него взгляд, нахмурившись из-за удивленного тона в голосе Наполеона, когда речь шла об очевидных вещах.

— Ну… да, конечно. А почему ты…

Наполеон пожал плечами, перебивая его.

— Ммм, да неважно. Просто… ты единственный парень, которого я знаю и который бы никогда не отпускал шуточки за спиной своей дамы. Даже мои знакомые ребята, которые действительно любят своих жен или подруг, как будто вынуждены периодически над ними посмеиваться, когда их нет рядом, понимаешь? Думаю, это какая-то мужская фишка. Мачо-позерство. Чтобы казалось, что они не нужны нам так сильно, как это, мать их, есть на самом деле.

Гарри обдумывал его слова, в очередной раз впечатлившись неизменно проницательными наблюдениями Наполеона, затем пожал плечами.

— Я понял, о чем ты, но… думаю, я просто не разделяю этой мужской фишки. Мы с Роном никогда… — он резко остановился, звук имени друга вернул его обратно к делу.

Гарри внезапно обнаружил, что не может закончить предложение, слова встали комом в горле. Наполеон нахмурился.

— Эй. Не парься. Мы найдем твоего друга, приятель. Я сделаю все, что смогу, мы все сделаем. И найдем его, он будет в порядке и потом, ну… мы найдем его, да и все.

Искренние, хотя и неуклюжие слова поддержки Наполеона помогли Гарри.

Прокашлявшись, он ответил.

— Да. Спасибо. Э… ты можешь…

Наполеон взял список агентов.

— Я закончу с этими приказами и пойду помогать Грейнджер продираться сквозь чащу этих бумажек, ага?

— Чудненько, давай, — Гарри сел, думая о допросах, которые собирался провести. — И скажи Форту Чизму зайти ко мне через 15 минут, он первый.

Наполеон направился к выходу, замешкался в дверях и вернулся обратно.

— Послушай, Гарри. Вы оба можете говорить, что с вами все в порядке, но и тебе, и Гермионе реально надо отдохнуть и поскорее. Я не хочу левитировать потом кого-то из вас в лазарет.

Гарри кивнул, ни на секунду не желая прекращать поиски, но понимая, что нервный срыв и истощение никому не помогут.

— После этих четырех допросов мы пойдем домой и немного поспим. Вы с Ремусом продолжите, когда остальные агенты ответят на вызов.

— Есть, сэр, — сказал Наполеон, шутливо отдавая честь. Такое небрежное выражение военного признания лишило его всякой формальной жесткости. Гарри смотрел, как тот уходит, недоумевая, каких только друзей не подбросила ему жизнь за эти годы.

13:19

Гермиона была в своей стихии, перелопачивая пятисантиметровые в толщину отчеты, когда Наполеон присоединился к ней, занимая место на противоположной стороне столе и сразу принимаясь за работу.

— Делюсь лайфхаком, — сказала она. — Прими мой совет, я эксперт в поиске информации. Пропускай раздел «Личный статус», бегло просматривай заметки о новых контактах, пролистывай раздел «Обновления» и затем приступай к «Примечаниям и наблюдениям». И даже не думай изучать раздел «Транскрипции», если только агент не ссылается на важную информацию там, иначе просидим тут до судного дня.

— Вот, — сказал он, протягивая ей дымящуюся кружку. — Я подумал, сейчас самое время нарушить правило никакого-кофе-после-обеда.

— Спасибо, — поблагодарила Гермиона, дуя на горячую поверхность.

— Гарри сказал, что после его допросов вы, ребята, пойдете домой спать.

— Ну это он так думает.

— Если ты не пойдешь сама, я уверен, он с радостью отнесет тебя. Или я.

— У меня много работы.

Она снова склонилась над отчетами, ее глаза быстро пробегали через слова. Наполеон не стал спорить, продолжив свою работу в полной тишине.

Гермионе приходилось заставлять глаза концентрироваться на страницах, они постоянно хотели то закрыться, то расфокусироваться. Кофе немного помог, но вскоре он закончился, что в целом описывало и ее состояние… она кончилась.

Они с Наполеоном сидели и читали в тишине несколько часов подряд, и день медленно превращался в вечер. Усталость пыталась посягнуть на тело Гермионы, но она оказывала ей мрачное сопротивление, помня о своей цели — найти Рона. Все остальное не имело значения. Ни ее тяжелые веки, ни ноющее тело, ни урчание в животе. Наконец Наполеон заговорил, немного напугав ее в многочасовой тишине.

— Может еще кофе? — спросил он.

Она покачала головой.

— Нет. Мне нужно отвлечься. Поговори со мной.

— Отвлечься?

— Что-нибудь, что поможет мне не отключиться и остаться в этой комнате. Я хороша в многозадачности, так что смогу изучать отчеты и слушать одновременно. Поболтай со мной.

— О чем ты хочешь поговорить?

— Ох, да о чем угодно. О чем-нибудь, никак не связанном с поисками. Расскажи мне… мм, я не знаю. Расскажи о своем детстве. Ты вырос в Австралии, да?

— Нет, в Восточном Лондоне. Как и все, я должен был пойти в Хогвартс, но мои родители переехали в Элис-Спрингс.

Он продолжал бесцельно рассказывать о своем образовании в Свингартене, школе для волшебников в северной части Австралии. Его отвратительная игра в квиддич, капитанство в Дуэльном клубе, умение тратить очки своего факультета и набирать их снова на следующий же день. Казалось, он чувствовал, что ей нужно, и болтал о вещах, в которые она могла вслушиваться только отчасти и все еще понимать, о чем речь, пока изучала отчеты.

Он продолжал свою собственную работу, пока рассказывал, хотя его скорость и снизилась, поскольку приходилось жертвовать концентрацией ради речи.

Больше, чем через час спустя он замолчал, так как рассказал, казалось, все, что мог. Она взглянула на него.

— Не останавливайся, это помогает мне концентрироваться. Если мне нужно сосредоточиться на двух вещах одновременно, я не вырубаюсь.

— Я не знаю, что еще тебе рассказать.

— Расскажи мне что-то, чего я о тебе не знаю.

Он медлил.

— Мы с Терк развелись, потому что она полюбила другого, — выпалил он. Гермиона остановилась, это внезапное откровение, ответ на вопрос, который она боялась задать, сбил ее с ритма. Он покачал головой.

— Извини. Эт, наверное, вообще неуместно, да?

— Правда, она тебя бросила? — ее мнение о Терк сливалось в унитаз, и Наполеон не оставил этого без внимания.

— Не думай о ней плохо из-за этого. Мы не выбираем, кого нам любить, ты же сама знаешь это слишком хорошо. Но ты бы видела того парня. Он был невероятен, я и сам наполовину влюбился. Он был нашим другом, и это, наверное, должно было случиться. Я не держу зла, правда. Наши отношения никогда не были гармоничными, но мы остались друзьями. Не то что бы мы перестали любить друг друга, просто… ну, появился он, и все.

Гермиона выдохнула сквозь зубы.

— Вау. Ты гораздо более снисходителен к ним, чем я, будь я на твоем месте. Если бы Гарри в кого-то там влюбился, думаю, я бы еле сдерживалась, чтобы не убить ее во сне.

— Злость никому не к лицу.

— Почему они не вместе?

Наполеон вздохнул.

— Он умер. Спустя всего несколько месяцев после нашего развода и прямо перед их свадьбой.

— Умер?

— Его убили.

Гермиона ахнула.

— Нда, знаю.

— Как же это ужасно!

— Дальше хуже. Его убил тот, кто пришел за ней и вместо нее нашел его. Его убили в качестве предупреждения ей. С тех пор она изменилась. Терк поймала парня, который это сделал, но с тех пор не хочет ни с кем, ну... ты поняла. Я знаю, у нас обоих были мысли о том, чтобы сойтись, но… думаю, она этого боится. Думаешь, почему Такс все время рядом с ней? Она боится, что и с ним что-то случится… хотя думаю тому, кто попытается прикончить Такса, придется попотеть.

Прежде чем Гермиона смогла ответить, дверь в ее кабинет открылась, и в нее вошел Гарри.

— Гермиона, пойдем домой и немного поспим, — сказал он.

— Нет, — решительно ответила она, не отрывая глаз от отчетов. Они прошли уже примерно три четверти этого пути, и конец был близок. — Я хочу закончить.

— Наполеон может закончить. Ты сейчас вырубишься, и я уже тоже.

— Я в порядке. Я хочу…

— Нет, — прервал ее Гарри. — Мы скоро вернемся. Дай другим решить часть задач, ты не должна делать все сама. Пойдем, ты достаточно сделала на сегодня.

— Я сказала, я в порядке! Я могу…

Он снова не дал ей закончить.

— Это приказ, Лейтенант.

Его голос был ровным и требовательным. Он был явно не в настроении спорить.

Гнев затуманил ее разум, и она поднялась из-за стола.

— Как ты посмел? — процедила Гермиона. — Как ты посмел тыкать в меня рангами? Ты не можешь командовать мной как подчиненной, Гарри!

Наполеон наклонился вперед.

— На самом деле, он может, — прошептал он. — Он же типа майор, а ты нет и все такое, и он…

— Заткнись, Джонс, — рявкнула она. — Ничего не имею против его приказов, если бы это была операция Дивизии, в которой мы бы оба участвовали, но не сейчас. Это не Р.Д.шное дело, это личное, и, если и есть что-то, что ему категорически запрещено делать, так это приказывать мне в нашей частной жизни!

Она посмотрела на Гарри, который совсем не выглядел ошеломленным ее гневом ... он просто будто ожидал этого и был готов к удару.

— Так-с, мой выход, — сказал Наполеон. — Мамочка и Папочка ругаются, так что я просто убегу в свой кабинет и пережду там.

Он взял коробки с документами и скрылся. Гермиона едва ли это заметила.

— Ты собираешься взять свои слова назад? — спросила она. — И извиниться за то, что командуешь мной?

Гарри обошел ее стол и встал рядом с ней, наклонившись так близко, что это можно было бы назвать вторжением в личное пространство, и тихо заговорил.

— Наши поиски Рона могут быть в значительной степени личным делом, но это компетенция Р.Д., — сказал он, указывая на коробку с файлами перед ней. — Ты ведь первая всегда настаиваешь на том, чтобы наши личные отношения не мешали профессиональным, а в этом здании с этими отчетами ты и есть мой подчиненный. Я в своем праве отдать приказ другому выполнить твою задачу. И ты это знаешь, — сказал он, пытаясь поймать ее взгляд. — Ты слишком устала, чтобы работать эффективно. Мы оба застряли здесь уже на тридцать шесть часов. Мне очень жаль, если я прозвучал... властно… Ты же знаешь, как я не люблю эти ранги, а с тобой меньше всего. Так что пожалуйста, Гермиона, я прошу тебя, пойдем со мной домой. Да, мне нужно поспать. Я иду домой спать, и я не хочу быть там один. Ты мне нужна.

Она почувствовала, что решимость ее слабеет, когда он наклонился и поцеловал ее в шею, так низко, где она переходила в плечо. Гермиона попыталась сохранить жесткую и сердитую позу, но его воздействие на нее было сродни железным опилкам для магнита.

— Нам нужно держаться друг за друга, — тихо сказал он ей на ухо, и его теплое дыхание коснулось ее щеки.

— Ох, хорошо, — наконец сказала она. Он не подал вида, что удовлетворен своим триумфом, лишь протянул ей плащ, который, должно быть, взял, пока шел через комнату. Она смяла его в руках.

— Но это не значит, что я тебя простила, — добавила Гермиона.

Теперь, когда этот факт был установлен, она позволила себе повиснуть на нем, положив голову ему на плечо, пока его рука обнимала ее за талию.

— Сможешь наказать меня позже, — сказал он, когда они выходили из кабинета.

2:38

22 сентября 2008

Гермиона была удивлена проницательным отказом ее разума думать о чем-либо, кроме судьбы Рона. Одержимые переживания обо всей этой ситуации не покидали ее и сейчас, когда они с Гарри лежали в их большой постели, занимаясь любовью… ну, или вернее пытались.

Придя домой, они оба легли в кровать, не сказав друг другу ни слова, и едва успев раздеться, сразу уснули. И тем не менее, она не могла отдохнуть. Кошмары проносились в ее спящем мозгу и мучили образами, в которых Рона пытали, удерживали в тюрьме, уродовали, убивали снова и снова, сотней тысячей способов, которые шокировали и пугали ее, в конце концов разбудив от крепкого сна. Ее крики разбудили и Гарри и поразили саму себя, когда она услышала собственный голос, пронзающий тишину комнаты.

Он обнимал и успокаивал ее, а она снова расслаблялась, прижимаясь к нему и ища защиты. Когда он начал целовать и ласкать ее, она ответила на его желание, хотя секс и не был первым в списке ее желаний. Ей нужны были его утешающие прикосновения, когда она просыпалась в холодном поту от кошмара. Она скорее предпочла бы снова заснуть, но, если Гарри это было нужно, она с радостью угодит ему.

Так она и оказалась в этом состоянии, не уделяя действию все свое внимание, как обычно. Они были в их любимой позе: Гермиона лежала на правом боку, а Гарри прижимался к ней вплотную. Его руки крепко притягивали ее к его телу, руки скользили по ее груди, пока он двигался внутри нее, — процесс, обычно эффективно изгонявший все лишние мысли у нее из головы, но только не сегодня. Она не могла даже собраться с силами, чтобы убедительно изобразить участие. Гермиона надеялась, что он не заметил ее отстраненности, и в то же время боялась обратного. Он казался немного неловким, его движения были менее расслабленными и спонтанными, и он не целовал ее так часто, как обычно.

Внезапно, без предупреждения, он отстранился от нее и откинулся на спину, шумно вдыхая и выдыхая.

— Прости, дорогая, — сказал он. — Я просто не могу.

Она перевернулась на другой бок и озадаченно взглянула на него.

— Чего не можешь?

— Не могу продолжать дальше. Я пытался.

Она уронила голову на подушку.

— Слава Богу. Секс — это последнее, о чем я могу сейчас думать.

Гарри нахмурился, поворачиваясь к ней.

— Но… Я только ради тебя этим и занимался… Думал, тебе это нужно.

Она моргнула.

— А я думала, тебе это нужно.

— Вот черт, — ответил он. — В следующий раз нам стоит сначала обсудить это.

— Прости, я просто…. Никогда в жизни еще не чувствовала себя менее сексуальной.

— Я тоже. Ты даже не поверишь, какие грязные мысли мне пришлось прогонять в голове, чтобы… кхм, разбудить зверя.

Гермиона хихикнула.

— Даже не знаю, как я должна на это реагировать. Я лежу тут с тобой в постели, голая и все такое, а тебе нужно думать о чем-то грязном, чтобы возбудиться.

Он улыбнулся в ответ.

— Перестань. О ком ты думаешь мои грязные мысли?

Она наклонилась и мягко его поцеловала.

— Представь, что тут я отвечаю что-то остроумное, просто сейчас я не в форме. Обычно я хочу тебя так сильно, что думать о чем-то другом… странно.

— Думаешь о Роне?

Она кивнула, кусая губу.

— Знаю, что ты тоже.

Он поднял одну руку, чтобы дотронуться до ее лица, его большой палец гладил ее щеку. Она видела в его глазах полное понимание и боль, точно такую же, как и ее. Гарри протянул руку и обнял ее. Она с радостью прижалась к нему своим обнаженным телом и погрузилась в этот знакомый запах его кожи. Его объятия были напряженными, пальцы одной руки запутались в ее волосах и гладили затылок. Он поцеловал ее в лоб, позволяя своим губам задержаться там, где его дыхание щекотало ее волосы.

— Мы найдем его, — прошептал он, повторяя это еще раз. — Мы снова будем вместе. Как в старые добрые времена.

Он замолчал, и она не ответила. Они оба знали, что не будет никаких как в старые добрые времена, ничего не будет как раньше. Их трио было особенным и уникальным. Спустя столько лет будет ли все как прежде? В равностороннем треугольнике есть какой-то магический мистицизм, это фигура совершенной симметрии, все три точки которой находятся на одинаковом расстоянии друг от друга. Насколько сильно он изменится, если две его вершины станут намного ближе друг к другу? Симметрия будет потеряна, форма треугольника станет неправильной и нечеткой, его углы перестанут совпадать: некоторые тупые, а некоторые острые.

Будет довольно паршиво, если они не смогут найти Рона, или если они найдут не его, а доказательства его недавней смерти. Но не об этом были ее страхи.

Страх, который вырисовывался все четче, заключался в том, что они найдут и спасут его, но это будет чужой им незнакомец, а годы разлуки продолжат разделять их, даже когда они физически воссоединятся. Предположим, он захочет продолжить с ней на том месте, где они остановились в последний раз. Ее благопристойность заставила исключить такую возможность, но что, если он тосковал по ней все годы своего заключения? Как бы он отреагировал, обнаружив, что она не только спит с его лучшим другом, но и вот-вот станет его женой?

Выбор для нее между Роном и Гарри был предрешен. Гарри был ее жизнью, концом дискуссии. Даже простая мысль, что ее заставят сформулировать свой выбор, заставляла ее дрожать от страха.

Она вряд ли осмелилась бы спросить его, но знала, что Гарри, должно быть, тоже думает об этом. Казалось, они оба состояли в заговоре молчания, отрицая само его существование. «Если мы не скажем этого вслух, возможно, мы сможем сделать вид, что нас это не беспокоит», — говорили они друг другу сотней молчаливых взглядов и невысказанных слов. Мы сосредоточимся на его поиске и не признаемся даже самим себе, что боимся этого «после».

17:29

25 сентября 2008

Гермиона вошла в кабинет Гарри, вызывавшего ее к себе, и обнаружила, что он там не один. За столом сидел мужчина в длинном плаще с поднятым капюшоном. Они оба повернулись на звук, сопровождающий ее появление.

— Гермиона, это Сабиан, — сказал Гарри.

Внезапное волнение от встречи с таинственным Сабианом сглаживалось тем фактом, что она ничего не могла разглядеть в самом волшебнике. Его плащ закрывал его с головы до пят, а руки были спрятаны под кожаными перчатками. Высокий капюшон создавал такую непроницаемую тьму перед его лицом, что она заподозрила заклинание маскировки, которое делало его еще более неидентифицируемым.

— Приятно познакомиться, — запинаясь, пробормотала она, и протянула руку.

Он крепко пожал ее.

— Очень рад, доктор Грейнджер, — сказал Сабиан хрипловатым голосом, знакомым ей по многочисленным рапортам из Пузырей.

Она уселась в кресло рядом с ними.

— Я попросил Сабиана присоединиться к нашему расследованию, — сказал Гарри. Она не удивилась. Если бы в его подразделении и был хоть один из агентов, которому Гарри доверял безоговорочно, то это был Сабиан. — Он провел последние нескольких дней, наводя для меня справки.

Гарри взглянул на агента в капюшоне с несчитываемым сигналом в глазах.

— И он уже как раз уходил, не так ли?

Сабиан встал, слегка склонив голову в знак уважения.

— Я свяжусь с вами, шеф, — ответил он. Сабиан повернулся и подошел к двери, будто паря над землей. — Доктор Грейнджер, — тихо сказал он, уходя прочь и оставляя за собой слабый шлейф ладана.

Гермиона снова повернулась к Гарри.

— Жуть.

— Да, он такой. Зато эффективно.

— Ты не знаешь, почему он так тщательно себя скрывает?

— Не уверен. Думаю, это его собственная инициатива. Маскировка не позволяет его идентифицировать, и он может проникать куда угодно.

— И все же. Он выглядит как Призрак из "Рождество еще не наступило".

Гарри отложил карандаш и уставился на нее.

— Боже мой. Именно так он и выглядит. Годами это не давало мне покоя. Спасибо тебе, — он встал. — Пойдем, у нас брифинг.

Они молча прошли в конференц-зал Сакеша, где тайно встречалась их небольшая де-факто следственная группа.

Даже шаги Гермионы были глухими и подавленными. Она знала, что ей не о чем сообщить, и не думала, что кому-либо есть.

Она не ошиблась. Подойдя к столу, Гермиона увидела лишь расстроенные лица и разочарованные взгляды.

— Я допросил каждого агента, который работал под прикрытием в Круге и ни один из них не помнит ничего, что могло быть связано с Роном, — начал Гарри.

— Мы с Ремусом прочесали все их полевые отчеты дважды и тоже ни с чем, — сказал Наполеон.

Сакеш листал свой дурацкий блокнот.

— Мне не удалось собрать никаких полезных вещественных доказательств с трупа. Я определил, что его последняя еда состояла из куриного сэндвича и картофельного пюре, но эта информация вряд ли нам поможет.

— Ну ... Полагаю, это говорит о том, что они не держали его в коробке, пока он им не понадобился, — ответил ему Гарри.

Следующим заговорил Генри.

— Я перепроверил отчеты и заметки команды, которая вела расследование смерти Рона в 98-м, и допросил их всех. Ничто не указывает, что преступление было не тем, чем выглядело, и ни один из авроров или силовиков не почувствовал в нем ничего хоть немного подозрительного.

— В соответствии с инструкциями, два агента, которые у меня сейчас внедрены в Круг, сделали несколько весьма косвенных запросов, — сказала Изобель. — Один из них сообщает, что среди волшебников Круга давно ходят слухи, мол у Аллегры есть какое-то там секретное убежище, но что касается того, что она там хранит ... ну, некоторые говорят, это сокровища, другие думают, что живое бьющееся сердце Волдеморта, а кто-то уверен, что там тайные политические заключенные. Все это не слишком надежная информация.

Гарри тяжело вздохнул.

— Возможно, самая обескураживающая новость на сегодня: несмотря на двухдневные усилия Сабиан тоже не смог ничего раскопать.

Все присутствующие чуть-чуть поникли. О мастерстве Сабиана как разведчика ходили легенды, и преобладало мнение, что, если Сабиан не мог что-то обнаружить, значит, этого не существовало. — Но он не сдается, — добавил Гарри.

Ремус повернулся к Гермионе.

— Есть успехи с магическими средствами поиска Рона?

Она покачала головой.

— Самонаводящиеся чары бесполезны, так как они не работают без хоть какой-то наводки на цель. У Ищущих чар, казалось бы, есть такая возможность, но для них требуется относительно недавнее физическое изображение объекта. Фотография десятилетней давности не сработает. Драконьи гончие могут помочь, но мы понятия не имеем, откуда начать.

За столом воцарилось гробовое молчание.

— Как Молли и Артур? — тихо спросил Сакеш.

Гарри снова вздохнул.

— А как ты думаешь? Они сами не свои. Я уже начинаю считать, что стоило наложить на них заклятие Забвения ради их же собственного рассудка и безопасности нашего расследования.

— Наше расследование ни к чему и не приводит, — сказал Наполеон. — И у нас уже заканчиваются идеи.

— О, у нас есть идеи, — ответил Генри. — Множество вариантов. Проблема в том, что все они ведут к Кругу. Но мы связаны необходимостью все держать в тайне.

— Может мы слишком сильно зациклены на этом? — спросил Ремус. — Что если бы мы достаточно быстро…

— Слишком опасно, — решительно ответил Гарри. Он сидел на краешке стола, слегка наклонившись набок и скрестив руки на груди. — Я буду рассматривать это только в крайнем случае.

— Я думаю, это как раз он.

— Нет, не он. Пока нет.

Гермиона прочистила горло.

— У меня… пожалуй, есть идея.

Все головы повернулись на нее.

— Мы могли бы попробовать заклинание Феноморбия.

Никто никак не отреагировал на упоминание этих чар, кроме Сакеша. Главный врач сел прямо, на его красивом лице появилась тревога.

— Абсолютно точно нет, — сказал он с силой.

— Оно дает ровно то, что нам нужно.

Гарри поднял руку.

— Я не знаком с этими чарами.

— Тому есть причина, — сказал Сакеш. — Это запрещенное заклинание класса D, очень опасное и возможно смертельное. Ему даже не учат нигде, кроме как на продвинутой медподготовке, что подчеркивает его опасность.

— Как оно действует? — спросил Наполеон.

— Какая разница? — воскликнул Сакеш. Гермиона редко видела его таким взволнованным. — Мы все равно не можем его использовать.

— Сакеш, — тихо остановил его Гарри. — Гермиона, пожалуйста, расскажи нам об этом заклинании.

Она перевела дыхание.

— Заклинание вызывает своего рода транс, в котором сознание заклинателя открывается, позволяя мыслям и переживаниям целевого индивидуума втягиваться в разум заклинателя.

— Призрак Великого Мерлина, — пробормотал Ремус. — Такие чары наверняка чрезвычайно сложны.

— Да. Они входят в класс D, потому что вызывают обширное поражение мозга. Любое заклинание, изменяющее мозг, опасно, даже старые добрые заклинания забвения класса B должны применяться только обученными практикующими волшебниками. Да, многие пользуются ими постоянно, но спросите Гилдероя Локхарта, насколько опасными они могут быть. Он провел пять лет в Изоляторе, пытаясь восстановить свою личность после того, как с обливиейтом что-то пошло не так.

В этот момент вмешался Сакеш.

— Но последствия от неправильного заклинания Забвения ничто по сравнению с Феноморбием. Когда чей-то разум открыт для внешнего воздействия, он становится крайне уязвимым. Трудность заключается не в том, чтобы раскрыть разум заклинателя, а в том, чтобы найти и успешно загрузить воспоминания цели. Если заклинание сработает даже немного неправильно, это может привести к тому, что в разум заклинателя вторгнутся воспоминания каждого человека на планете. Возникнущая в результате нервная перегрузка убьёт моментально.

— Но если сработает, то получается ... ты просыпаешься и у тебя есть воспоминания другого человека? — спросил Наполеон. — Потому что если да, это было бы как раз то, что нам нужно.

Гермиона вздохнула.

— К сожалению, это не так просто. Относительный успех заклинания во многом зависит от заклинателя, а также от ряда других факторов, находящихся вне чьего-либо контроля. Были случаи, когда заклинатель, как ты говоришь, просыпался, помня целые куски жизни цели, как если бы он прожил ее сам. В других случаях заклинатель сохраняет как бы совокупную память, впечатление от опыта цели. А бывает так, что заклинатель получает информацию о том, что может называться подсознательным уровнем. Тогда его единственный доступ к воспоминаниям — это инстинкт или догадка.

— Это ведь не Темная Магия? — спросил Генри.

— Нет, — твердо ответила Гермиона. — Конечно, нет. Феноморбиус не может быть использован для чьего-либо контроля или причинения вреда, так что это не Темная Магия. Опасность есть только для практикующего.

Несколько мгновений Гарри просто молчал. Он сидел на краешке стола, глядя ей в лицо. Затем медленно покачал головой.

— Нет.

— Гарри, я хочу это сделать, — сказала она. — Возможно, это единственный шанс найти его.

— Слишком опасно.

— Ты же знаешь, нам это очень нужно. И я могу это сделать.

Он ничего не ответил.

— Возможно, это самый лучший способ, — настаивала Гермиона.

— Я не дам тебе рисковать собой.

— Это уже мое решение.

Остальные в комнате переводили взгляд то на одного, то на другого, будто смотрели теннисный матч.

— Я не стану принимать в этом участие, — воскликнул Сакеш.

— Ты же слышал ее, это лучший способ! — встал на защиту Наполеон.

Внезапно все члены группы заговорили одновременно, перебивая друг друга на повышенных тонах и активно жестикулируя.

— Тема недостаточно изучена...

— ...часы или возможно дни, но что если у нее...

— … вообще-то клятву давал и отказываюсь ассистировать на такой операции…

— …все еще можно подключить разведку…

— … осталось совсем мало, а это может ускорить…

Ни Гарри, ни Гермиона не принимали участие в этой куче мале, сидя на противоположных концах стола молча и неподвижно, и пристально смотрели друг на друга. Гермиона не смогла бы описать выражение лица Гарри, даже будь у нее на это в распоряжении сотня лет. На его лице она могла видеть всю историю своей жизни. Ей казалось, будто течение сносило их обоих в какой-то бурный водоворот приближающегося будущего и связанного с ним решения. Все, что она могла сделать, это позволить течению унести себя, держа голову над водой и держась за Гарри изо всех сил.

Никто не обращал на них внимания, будучи полностью охваченными дебатами и спорами, и даже не подозревал, что в это самое время они разделяют какой-то личный глубокий момент. Гермиона видела лишь лицо Гарри, его покорное выражение, эту беспомощность в его глазах, а затем легкое движение губ, когда они безмолвно приняли форму тех самых слов, предназначенных только ей: «Я люблю тебя».

Она быстро отвела взгляд. Гарри встал и подошел к Сакешу, отводя его в сторону. Гермиона собрала свои записи и кивнула Наполеону, и все снова закрутилось. Момент, чтобы он ни значил и во что бы ни превратился, прошел.

В это время…

Этот день ничем не отличался от предыдущих; такой же безликий, как и остальные в памяти Рона. Проснулся, потом завтрак, беговая дорожка, что-то почитать и ждать ежедневную посылку. Он не знал, насколько же этот день будет другим и не подозревал, что к его концу он покинет свою комфортабельную клетку и больше никогда ее не увидит.

Он сидел за своим письменным столом, когда услышал звук открывающейся двери… но для Боба слишком рано. Что-то новенькое. Это хорошо.

Когда он увидел Аллегру, появился повод в этом усомниться. Он приподнял бровь, наблюдая как она стоит в дверном проеме с руками на бедрах.

— Так, так, — сказал он. — Стучать не учили?

— Пакуй трусишки, Рон. Мы отправляемся в небольшое путешествие.

Он усмехнулся и хлопнул в ладоши.

— Ого, вот это да! Я был настолько хорошим мальчиком эти десять лет, что Санта наконец услышал мои молитвы и Мамочка повезет меня в Диснейленд! Прелесть какая!

Улыбка моментально исчезла с его лица, и он вернулся к своему занятию с уклончивым ворчанием.

— Чего тебе?

— Ты меня не слышал? Я забираю тебя отсюда.

Он посмотрел на нее, на несколько мгновений комнату поглотила тишина.

— И это значит, что…?

— Что я сказала, то и значит.

— Не-а. В этом столько же правды, как если бы ты сказала, что выпускала меня отсюда сотни раз за эти годы. Пардон, если я слишком уж утрирую.

— Я не говорила, что отпускаю тебя. Я отправляю тебя в безопасное место.

Рон нахмурился. Вот теперь он обеспокоен. Ее манеры всегда были такими… игриво-злобными, сейчас же явно что-то изменилось.

— Еще более безопасное? Что, мне снова грозит смерть?

— Речь не о тебе. Все из-за Поттера, — сказала она, выплевывая его имя.

Желудок Рона совершил кульбит куда-то к его ботинкам.

— Гарри? — тихо сказал он. — О чем… о чем ты говоришь?

Глаза Аллегры сузились, превратившись в тонкие щелочки.

— Он знает.

На мгновение Рон задумался, может ли макушка его головы действительно оторваться и улететь в неизвестном направлении. Он ждал этих слов десять лет.

Рон медленно поднялся из-за стола, его веснушчатые щеки покраснели.

— Тогда не важно, куда ты меня отвезешь, — сказал он. — Если Гарри знает, что я жив, он найдет меня. Он ни перед чем не остановится.

— Знаю. Но это не значит, что я должна облегчать ему задачу.

Аллегра пересекла комнату и схватила его за руку. Они исчезли в вихре трансгрессии, оставив после себя лишь пустую тюрьму и перо Рона, по которому на лист пергамента стекали чернила.

И даже когда мой мозг размышлял над тем, что именно происходило и на что это было похоже, он собирал достаточное количество впечатлений, позволяющих ему идентифицировать место, мое тело, последовательно собирая воспоминания о каждой комнате, о том, какие там были кровати, где располагались двери, как дневной свет проникал в окна, был ли там проход, о чем я думал, пока засыпал, и что обнаружил, когда проснулся.

— Марсель Пруст, «Воспоминание о прошлом»

  

Рон не думал, что ему снова доведется испытать ужас, подобный ужасу той ночи, когда он отправился спасать своих друзей, а вместо этого оказался в окружении Пожирателей смерти в капюшонах и затем попал в свою квартиру-тюрьму.

Дело было не только в том, что Аллегра тащила его, закованного в кандалы, по сырым каменным коридорам, пахнущим средневековыми пытками и истекающим кровью заключенных. Ужас пронизывал его просто от самого факта, что он впервые почти за всю сознательную жизнь покинул свою квартиру, а Рон всегда считал, что такому событию будет рад независимо от обстоятельств. Ему и в голову не приходило, что из-за столь долгого заключения у него могла развиться агорафобия, а должно было… он читал о таких вещах. Все казалось слишком большим, а людей вокруг — определенно слишком много, хотя с ним были всего-то Аллегра и два других колдуна из Круга.

— Куда ты меня тащишь? — спросил он, не слишком надеясь на ответ.

— Да вот хочу припрятать тебя в одном очаровательном местечке, — ответила Аллегра.

Рон огляделся вокруг.

— Это же Лекса Кор?

Она резко посмотрела на него.

— Как ты узнал?

— О, ты даже не представляешь, сколько всего можно узнать, сидя взаперти.

Аллегра как будто хотела продолжить допрос, но внезапно передумала.

— Так, допустим… Если я хорошо знаю Гарри, он предположит, что я держу тебя здесь, но как сюда попасть не знает никто. Есть еще, конечно, эта чертова Грейнджер… ее не стоит недооценивать, она умна и никогда не знаешь, что может выдать.

Рон остановился.

— Ты и Гермиону знаешь?

Аллегра улыбнулась ему.

— Мой дорогой мистер Уизли, для нее у меня в голове есть особый уголок пыток и способов, которыми я бы мечтала ее прикончить. Я его часто посещаю.

Она дернула Рона за руку, чтобы он не отставал. Рон не знал, что и думать. Он слышал, как Аллегра говорила о Гарри и раньше, но о Гермионе — никогда. Он и не подозревал, что лучшая подруга каким-то образом пересекалась с его похитительницей. Рон понятия не имел, оставались ли Гарри с Гермионой такими же близкими друзьями, как в школе, и вообще, были ли они до сих пор друзьями. Об этом он думал часто, надеясь, что они хотя бы поддерживали связь. Но кто мог знать, как его предполагаемая смерть могла повлиять на них?

Рон мог только догадываться, как прошел их последний год в Хогвартсе, чем они занимались после учебы, где жили, за какую работу взялись. Люди меняются, двигаются дальше, оставляют юношескую дружбу в прошлом.

Мысль о том, что два его лучших друга перестали быть таковыми друг другу, наполняла его глубокой печалью, и он надеялся, что все же это не так, хотя у него и не было возможности узнать об их судьбе. Он провел не один час, размышляя об этом. Может кто-то из них уже вступил в брак? Возможно, у кого-то из них или даже у обоих уже были свои дети. Стала ли Гермиона старостой, как все думали? А Гарри — профессиональным игроком в квиддич? То, что Рон слышал от Аллегры, наводило на подозрение, что Гарри так или иначе работал в области борьбы с темными силами. Возможно, он стал аврором. И Гермиона, получается, тоже? Чем-то же она вызвала гнев Аллегры. Может она, как и всегда, помогала Гарри в его крестовых походах… как когда-то оба они. Все это вселяло в Рона надежду, что Гарри с Гермионой оставались близкими друзьями, а его воображение рисовало разные картины, как они независимо друг от друга борются со злом.

Он всегда знал, что его семья и друзья считали его погибшим. Аллегра позаботилась, чтобы об этом знали все, лишив его даже малейшей надежды на спасение, которая поддерживала бы его в заключении. А Аллегра ясно дала понять, что оно будет бессрочным.

Рон понятия не имел, для чего они его похитили и удерживали. Со временем он нашел другие способы сохранять рассудок и примириться со своим бесконечным одиночеством, но где-то в глубине души он задавался вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем он сойдет с ума.

Они подошли к просторному пустому помещению с несколькими коридорами, расходящимися в разные стороны. Аллегра вынула свою палочку и пробормотала несколько слов. Впереди на стене появился узкий проход, распахнувшийся прямо перед ними. Она толкнула Рона в кромешную темноту. Он заглянул внутрь, его сердце пропустило удар.

— Это не тюремная камера, — сказал он. — Это гребаный чулан для метел.

— И весь в твоем распоряжении, — Аллегра запихнула его внутрь и сняла кандалы. Новая камера была даже меньше, чем метр на метр. Рон с растущим ужасом осознавал, что здесь он даже не сможет сесть. Дверь захлопнулась у него перед носом, и он обнаружил, что стены на самом деле были чем-то вроде сетки, невидимой снаружи, через которую на него смотрело лицо Аллегры.

Он встряхнул головой.

— Ты ведь знаешь, что я не протяну здесь долго.

— И не нужно. Я готовлю для твоих друзей небольшой квест. Они тебя наконец найдут, но, увы и ах, спасать тебя будет уже слишком поздно.

Рон вздохнул.

— Опять состряпаешь псевдо-меня, да?

— На этот раз он будет идеальным. Так что и не мечтай насладиться свободой, Уизли.

— Это их уже не одурачит.

— Что ж, может и нет. Но все равно к этому времени ты уже будешь далеко-далеко, замурованный намертво.

— И ты даже не расскажешь мне, зачем было столько возиться с моим похищением? Ты хотела себе личного питомца-волшебника? Сомневаюсь, что я все еще способен на волшебство.

— Это не моя идея. Как по мне, так ты этого всего не стоишь, слишком много проблем. Но я знаю, когда нужно следовать инструкциям, — она вздохнула, внезапно показавшейся ему очень уставшей и подавленной. — Я оставлю тут гарнизон маггловских наемников, они присмотрят за тобой.

— Если тебя так волнует мое благополучие, может дашь мне хотя бы клетку побольше, — горько сказал он, не желая даже думать о том, в какой форме он окажется, пробыв здесь хотя бы один день.

— Это камера для чрезвычайных ситуаций, временный надежный склад.

— Значит, вот что я для вас? Просто мебель для хранения на складе?

— Как скажешь, — Аллегра повернулась и ушла, не проронив больше ни слова, что было крайне странно. Она обычно не уходила без пары тройки едких фразочек.

Рон тяжело вздохнул, оглядывая свою новую крошечную тюрьму.

По сравнению с ней, его старая квартира была прямо-таки роскошной.

— Что ж, Гарри, — думал Рон, — если ты меня ищешь, ради бога, поторопись.

* * *

— Зачем столько подушек? — спросил Наполеон.

Сакеш нахмурился, что часто случалось с ним в последнее время.

— Когда Гермиона будет в трансе, вызванном заклинанием, она не будет осознавать себя и окружающих. Лучше, если в этот момент она будет лежать на чем-то мягком, чтобы случайно не пораниться.

Гарри посмотрел на небольшой кабинет, который они оборудовали для заклинания Феноморбиус. Всю мебель заменили подушками и пуфами, занимавших теперь все пространство комнаты. Подготовка к заклинанию шла полным ходом, Сакеш неохотно руководил процессом, а Гермиона большую часть дня провела за изучением всех известных случаев применения чар.

— Сколько времени это все займет? — спросил Люпин.

— Как только мы произнесем заклинание, она погрузится в состояние транса и пробудет в нем до тех пор, пока не достигнет памяти Рона. Может часы, может дни.

Гермиона бродила по периметру комнаты, скрестив руки на груди, и скрупулёзно осматривала все вокруг. Она выглядела спокойной, но Гарри знал ее слишком хорошо. По самой ее позе он видел, что она нервничает…хотя это все равно бы ее не остановило. Гарри молча наблюдал за Гермионой, пока остальные члены их группы обсуждали детали процесса. За последние двадцать четыре часа он довольно много узнал о заклинании, и был отнюдь не рад, что допустил ее участие в этой авантюре. Он хотел отменить операцию, не давать своего согласования. Это было так опасно, слишком многое могло пойти не так. Он никогда не признался бы ни ей, ни кому-либо другому, но ее безопасность для него была важнее, чем найти Рона, и он ничего не мог с собой поделать. Гарри скучал по Рону и отчаянно хотел помочь ему, но в то же время любил Гермиону настолько, что временами это даже пугало его. Она всегда будет на первом месте. И все же, он не мог ее остановить. Гарри не мог поменяться с ней местами, не тогда, когда на кону так многое. Но все-таки кое-что он мог сделать.

— Сакеш, в заклинании могут участвовать двое? — спросил он.

— Да, но это еще опаснее. Это… — он замолчал, поняв, куда клонит Гарри.

Гермиона встретилась с ним взглядом.

— Нет, — тихо сказала она.

— Я иду с тобой, — ответил Гарри.

— Гарри, нет. Только подумай, в этом нет никакого практического смысла. Ты же не отправляешь двоих агентов на опасную миссию, если с ней справится и один. Мы не можем рисковать нами обоими.

— Вместе мы сильнее, и ты это знаешь.

— Ты слишком важен! — воскликнула она. — Для Р.Д., для людей, для всего волшебного мира! Гарри, ты нужен им, чтобы сражаться в их битвах и бороться с ночными кошмарами. Ты нужен, а не я.

— Но мне нужна ты. Я иду с тобой.

— Заклинание опаснее для двух заклинателей, я не могу позволить тебе подвергнуть себя такой опасности! — в голосе Гермионы прозвучали нотки истерики.

— Может, и нет, — сказал Сакеш. — Гермиона, его ген Мага может усилить эффект заклинания.

— Или вывести его из-под контроля, — ответила она. — Невозможно предугадать, как фактор Мага повлияет на процесс, это никем и никогда не изучалось.

— Я уже связался с Сообществом Косы, — сказал Гарри. — Они считают, что в нашем случае мои способности только усилят чары. Позволь мне помочь тебе.

Гермиона всем своим видом выказывала отрицание самой этой идеи, она качала головой и переминалась с ноги на ногу, явно посылая свою рациональность куда подальше. Гарри подозревал, что она в шаге от нервного истощения. Гермиона ухватилась за это заклинание как за единственную ниточку, с помощью которой она могла дотянуться до Рона. Его предложение помочь отбросило ее самообладание за борт словно треуголку от шквалистого ветра; и теперь она могла думать лишь о том, как отговорить его от этой идеи.

— Гарри, нет! Если у меня не получится, я должна знать, что хотя бы с тобой все в порядке и ты сможешь продолжить поиски!

Гарри бросил свой блокнот и тремя большими решительными шагами пересек комнату, подходя к ней. От волнения она едва ли заметила его приближение.

— Я и сама справлюсь, Мерлин тебя побери, и ты не ммпфххх ...

Гермионе не суждено было закончить свою фразу: взяв обеими руками ее лицо, Гарри крепко поцеловал ее. От неожиданности Гермиона напряглась и уронила свои записи; карандаш и блокнот с грохотом упали на пол.

Гарри не отступил, крепко держа ее голову и прижимаясь губами к ее губам. Наконец ее мышцы расслабились, а губы ответили на поцелуй с легким выдохом, вырвавшимся откуда-то из груди. Краем уха Гарри слышал, как неловко засуетились все находящиеся в комнате. Хотя они и не скрывали трогательной привязанности друг к другу, Гарри с Гермионой не отличались особым проявлением чувств на публику. Иногда они держались за руки, да и легкий поцелуй на людях не был чем-то необычным, и все же не каждый из присутствующих в кабинете мог вспомнить, чтобы видел их целующимися, да еще так — будто это было в последний раз.

Когда Гарри наконец отстранился и открыл глаза, он увидел ее вопросительный взгляд.

— Я не позволю тебе сделать это одной, — прошептал он, все еще держа ее лицо в своих руках.

Снедаемая противоречиями Гермиона все же смягчилась.

— Ладно, — наконец выдавила она. — Мы идем вместе.

Гарри кивнул.

— Хорошо.

Он развернулся, чтобы вернуться к своим записям, но она успела поймать его за руку.

— Только не думай, что можешь выиграть любой спор, засунув мне в рот язык, умник.

Гарри криво улыбнулся.

— Всего лишь небольшая диверсия.

Когда они закончили с заклинанием, Гарри с Гермионой уселись спиной к спине на подушках в отведенной им комнате. На обоих было минимум одежды, чтобы не сковывать движения; на Гарри — спортивные штаны и футболка, а на Гермионе — леггинсы с майкой. Сакеш сидел рядом, по-турецки скрестив ноги, и копался в ворохе лежащих перед ним бумаг и книг.

— Итак, — начал он, — после того, как я произнесу заклинание, вы сразу же погрузитесь в транс. Согласно отчетам прошлых заклинателей, это будет похоже на плавание в океане, в котором возможен контакт с другим разумом. Так как вас двое, прежде всего вы должны будете найти мысли друг друга, чтобы затем вместе отправиться на поиски Рона.

— Как нам искать его? — спросила Гермиона.

Сакеш моргнул, выглядя крайне растерянно.

— Я не знаю. Я никогда не делал этого раньше. Мне кажется, вы просто будете блуждать, пока не найдете его.

Гарри вздохнул.

— Что ж, теперь я понимаю, почему это чертово заклинание может занять целые дни.

— Старайтесь держаться за разумы друг друга, — продолжил Сакеш. — Если вы потеряетесь, найтись будет почти нереально.

— Хорошо, не потеряемся, — сказала Гермиона. Она повернулась, чтобы взглянуть на Гарри. — Готов?

Он протянул свою руку, чтобы она могла дотронуться до его ладони; их пальцы переплелись.

— Готов.

Сакеш кивнул Наполеону и Люпину, и они вышли из комнаты, присоединившись к остальной группе в прилегающей наблюдательной комнатке с зеркальным односторонним стеклом, через которое можно было следить за процессом.

Сакеш приготовил свою палочку.

— Хорошо. Теперь расслабьтесь и дышите ровно, — он дал им пару минут, чтобы собраться с мыслями, а затем начал произносить слова заклинания.

— Phenomorbius incantatem, ad massonias et vitalae.

Нежная пурпурная дымка заструилась из палочки Сакеша и разделилась на два тонких усика, которые устремились к лицам Гарри и Гермионы, проникая прямо в кожу. Они моментально потеряли сознание и остались в вертикальном положении только лишь потому, что опирались друг на друга. Сакеш вытянул руку, в его ладони лежал большой белый кристалл, который теперь начал мягко светиться. Кристалл взмыл вверх, паря в воздухе примерно в трех футах над их головами.

Сакеш поднялся на ноги и вошел в смотровую.

— Для чего этот кристалл? — спросил Наполеон.

— Он следит за их жизненными показателями во время транса. Пока он светится белым, все в порядке.

— И… что теперь?

Сакеш присел, скрещивая руки на груди.

— Теперь нужно ждать.

 

… шел второй час…

 

Когда Наполеон вернулся в смотровую с охапкой сладостей из снекового автомата, никто в группе, казалось, даже не поменял позу. Сакеш сидел на том же стуле с мрачным выражением лица и скрестив руки на груди. Люпин протянул ноги на стоящую рядом кушетку и смотрел в потолок. Изобель нигде не было видно, а Генри растянулся на диване у стены.

— Ничего нового? — спросил он, кидая им пакеты с чипсами и по пачке шоколадных лягушек.

Сакеш вздохнул.

— Ну, Гермиона вышла из угла, кажется, это отличный знак. Гарри наконец перестал хрустеть костяшками пальцев, что тоже определенно хорошо, потому что уже начинало действовать мне на нервы. Потом он сел прямо и сказал «Тазик», и это, скажу я тебе, было жутковато.

Первое, что они узнали о заклинании Феноморбиус — транс отнюдь не был спокойным. Гарри и Гермиона не сидели тихо, а постоянно чем-то занимались. Они вставали, двигались по комнате, иногда даже с кем-то боролись, стонали, несли какую-то тарабарщину, а порой и ругались друг с другом. Наблюдать за этим было, мягко говоря, тревожно. Наполеон подозревал, что где бы они сейчас ни были, им там несладко. Группа не сводила глаз с белого кристалла, постоянно светящегося в воздухе, но пока он не дрогнул.

Наполеон угрюмо жевал шоколадную лягушку, на автомате выковыривая карточку из упаковки. По странному совпадению волшебником на ней оказался Гарри. Он перевернул карточку, хотя знал, что на ней написано. «Гарри Поттер, 1980 -, — гласила карта, — Также известный как «Мальчик, который выжил», Поттер впервые прославился, когда Лорд Волдеморт не смог убить его в младенчестве, тем самым положив конец Темным временам. Известен также как чемпион Турнира Трех Волшебников 1994 года и победитель Волдеморта в 1998 году. Самый молодой Ловец Хогвартса за столетие, Поттер трижды побил свой собственный рекорд по самой быстрой поимке Золотого снитча. Мистер Поттер любит садоводство, литературу и свинг».

Наполеон выбросил карточку в мусорное ведро; у него было уже не меньше трех Гарри. Он подошел к одностороннему стеклу и заглянул в комнату, где его друзья все еще пребывали в трансе. Гермиона лежала на животе ближе к краю комнаты, а Гарри сидел, подтянув колени к груди, и медленно раскачивался взад и вперед.

— Может нам пойти поработать? — предложил Наполеон. — Мне кажется, мы попусту теряем время, пока сидим тут и просто смотрим на них. Мы же ничем не можем помочь.

— Я остаюсь, — сказал Сакеш. — Я могу им понадобиться.

— Остальные могут дежурить тут с тобой по очереди, — сказал Люпин.

Генри вздохнул.

— Да, хорошая идея.

Никто не сдвинулся с места.

 

… пятый час…

 

— И я такой говорю: «Ты потеряешь эти отношения, если не сделаешь первый шаг».

— Иди ты.

— Так и сказал, честно.

— Нихрена себе, — даже такое довольно мягкое ругательство прозвучало странно из-за мелодичного индийского акцента Сакеша.

— Просто они меня уже достали со своими депрессиями.

— Как и нас всех тогда.

— Но вообще я удивлен, что сработало.

— Не думаю, что можешь приписать себе все лавры по их воссоединению, Джонс.

— Ну хотя бы половину?

— Возможно.

Наполеон хохотнул.

— Иронично, да? Что я в итоге пытался свести этих двоих.

Сакеш внимательно посмотрел на него с очень подозрительным выражением лица.

— Ты все еще неравнодушен к ней, да?

— Я думал, это все знают.

— Ох, я как обычно узнаю все последним. Замурован в этих медицинских подземельях.

— Ну в общем да, неравнодушен.

— Это как будто штамп, не находишь? Влюбиться в невесту босса. Сохнуть по женщине, которая никогда не будет твоей.

— О да. И все же есть что-то в неразделенной любви привлекательное. Сохнуть по ней — это даже что-то… терапевтическое что ли. Ни один мужик не может без этого.

Сакеш пожал плечами.

— Как скажешь.

— Да брось, только не говори, что ты никогда не вздыхал по женщине, с которой у тебя ничего не могло быть… Хотя подожди-ка, нет таких женщин, тебя ж все бабы мира хотят. Даже Королева наверняка пала бы ниц к твоим ногам, если бы ты на нее просто посмотрел.

Сакеш расхохотался, что делал крайне редко.

— Хорошая у тебя фантазия, конечно, но сомневаюсь. К тому же женщины меня не интересуют.

Наполеон моргнул, не сразу поняв, что он имеет в виду.

— Сакеш, ты что, гей?

Главврач прочистил горло.

— Я это не афиширую, но да.

— Ничего себе! Какая потеря для всех женщин мира, — он захлопал ресницами. — А стройный Кокни (уроженец Лондона из средних и низших слоев населения — прим.пер.) с великолепной прической тебя случайно не заинтересует?

Сакеш пихнул его в плечо.

— Ой, отвали. Ты же не по парням.

— Нет, но ради тебя я может и метнулся бы на ту сторону.

— Я польщен.

— Так ты прячешь где-то такого же умопомрачительного красавца-бойфренда?

— Нет, я сейчас очень одинок, — он огляделся по сторонам и продолжил заговорщицким тоном. — Но, между нами, когда я только пришел сюда работать, потерял голову от нашего местного оборотня.

— Люпина?

— У нас тут еще есть оборотни?

— Боже, надеюсь нет. Емае, Люпин, а? Полагаю он симпатичный, этот животный магнетизм, все дела, еще и волосатый.

— Я определенно так считаю.

— Диз сильно на него запала.

— Так и есть, да? Что ж, желаю ей удачи. У меня никогда не хватало смелости сказать ему что-то, кроме «Привет».

— А что насчет Гарри? От него вроде как принято сходить с ума.

— Ну, я не сходил. Он не в моем вкусе, правда.

— Везунчик. Гермиона может говорить, что угодно, но она очень ревнивая. Она бы тебе глотку вырвала.

Сакеш вздохнул.

— Я им завидую.

Наполеон уронил голову на свои сложенные на столе руки.

— Ага, мы все завидуем.

 

… восьмой час…

 

— Ну как они? — спросила Арго, впервые навестив их в смотровой. На посту были Сакеш с Люпиным.

— Пока что все хорошо, — ответил Сакеш. — Их состояние стабильное, даже, я бы сказал, умиротворенное, что ли.

Арго встала рядом с ним перед односторонним окном. В соседней комнате два волшебника находились под действием Феноморбиуса уже восьмой час, и в каких только состояниях за это время они не пребывали: сидя, лежа, даже стоя, но всего пару минут назад они слепо потянулись друг к другу, словно их тела нуждались в контакте. Сейчас Гермиона лежала на боку в позе эмбриона, а Гарри прижимал ее к груди, обхватив руками все ее тело. Лицом он прижимался к ее спине. Периодически кто-то из них дергался, стонал или даже немного бормотал.

— Это заклинание такое… жуткое, — сказал Люпин. — Прости мне мою ненаучную лексику.

— Соглашусь, — поежившись, ответила Арго. — И опасное. Я бы никогда не дала добро, не будь они… такими решительными и если бы на кону не стояла человеческая жизнь.

— Не думаю, что они сейчас занимаются чем-то приятным.

— Не думаю, что этот транс вообще можно назвать приятным.

— По крайней мере, с виду точно нет.

Сакеш вздохнул, качая головой.

— Надеюсь, это того стоило.

Люпин обернулся и посмотрел на него.

— Стоило. Он значит для них очень, очень многое. Гораздо больше, чем все эти испытания. Они бы согласились на вещи и похуже, чтобы спасти его.

Арго наблюдала за ним несколько мгновений, затем развернулась, чтобы покинуть смотровую.

— Джентльмены, держите меня в курсе.

 

… пятнадцатый час…

 

— Тебе надо поспать.

— Нет, — произнес Сакеш, допивая восьмую чашку кофе с тех пор, как на улице уже стемнело — где-то часов шесть назад. — Я остаюсь здесь, — он барабанил кончиками пальцев по столу, очевидно от передоза кофеином.

Изобель с любопытством посмотрела на него.

— Твоя преданность делу достойна уважения, Сакеш.

— Я предан своим пациентам. Моя единственная забота сейчас — их благополучие.

— Говоришь как настоящий доктор.

Она подошла к окну и встала рядом с Сакешем. В комнате Гарри распластался на спине, его тело было покрыто капельками пота. Его грудь быстро поднималась и опускалась, голова моталась в разные стороны словно в кошмаре. Гермиона сидела по-турецки рядом, держа Гарри за руку, ее собственная голова лежала на плече, а на лбу выступил пот.

— Насколько это опасно? На самом деле.

— Даже знать не хочу.

— Безумие какое-то, — сказала она сквозь зубы. — Сколько еще им нужно там быть? Они выглядят… истощенными.

— Так и есть. Но они останутся там столько, сколько потребуется.

Изобель покачала головой.

— Нам не следовало на это соглашаться.

— Я говорил об этом с самого начала.

— Тогда почему вписался в эту авантюру?

— Потому что! — воскликнул он. — Я же знаю их. Они бы все равно это сделали, но их шансы остаться в живых со мной выше, чем без меня. Думаю, я просто… — он внезапно замолчал. Изобель нахмурилась.

— Что?

Он кивнул в сторону комнаты.

— Смотри.

Кристалл, парящий над ними, все еще светился, но цвет сменился на красный.

— Это плохо?

— Нет, это значит, что они возвращаются, — он посмотрел на нее. — Позови остальных, скорее!

Изобель выскочила из смотровой, а Сакеш поспешил в комнату. Воздух внутри был спертый от пота и слабого запаха озона. Он присел рядом с ними, проверяя частоту их пульса и не сводя глаз с кристалла, цвет которого становился все более насыщенным.

Дверь в комнату открылась, и в нее влетел Люпин, а спустя пару секунд показались Наполеон с Генри.

— Что происходит? — спросил Наполеон.

Сакеш показал на Гермиону.

— Уложи ее, быстро.

Наполеон аккуратно уложил Гермиону на подушки. Все уставились на кристалл, его красный цвет становился все более ярким, и теперь от него раздавалось нечеткое гудение. Он плавно опустился на пол, и Сакеш потянулся к нему, чтобы взять в руки. Свечение стало ослепляюще красным и через секунду, с легким потрескиванием, он потемнел.

Глаза Гарри резко открылись. Он сел прямо вместе с глубоким вдохом, невероятно встревоженный, и огляделся в поисках лежащей рядом Гермионы. Она, казалось, все еще была в трансе. Он склонился над ней, едва замечая остальных.

— Она потерялась.

Внезапно Гермиона стала биться в конвульсиях, ее тело было напряжено, а голова моталась из стороны в сторону. Сакеш оттолкнул Гарри.

— Принесите мои инструменты! — прокричал он через плечо. Генри бросился за ними. Гарри попытался снова пробраться к Гермионе.

— Гарри, отойди отсюда!

Гарри взмахнул рукой, и Сакеш почувствовал, как его отбросило назад через всю комнату.

— Я могу вернуть ее, — сказал Гарри, снова склонившись над Гермионой. Он положил руки на лицо Гермионы, заставляя ее глаза открыться, и пристально посмотрел в них, находясь в паре дюймах от ее лица. Потрескивающий зеленый свет исходил от глаз Гарри, фокусируясь на лице Гермионы, пока он крепко держал ее за голову, чтобы сохранить ровное положение ее содрогающегося в конвульсиях тела.

Припадок медленно проходил, и ее тело расслаблялось. Она задыхалась и дрожала, но во взгляд возвращалась осмысленность. Гарри вздохнул с облегчением. Она моргнула и сонно посмотрела на него.

— Рон? — прошептала Гермиона и потеряла сознание прежде, чем он смог ответить.

Сакеш наконец смог протиснуться к ней.

— Так, неси ее в лазарет.

Гарри поднял Гермиону и поспешил прочь из комнаты, остальные последовали за ним.

* * *

Гарри сидел у постели Гермионы и держал ее за руку, ожидая, когда она проснется и стараясь не думать, что этого могло и не произойти из-за возможного необратимого повреждения мозга. Она будет в порядке. Он был в этом уверен, в основном потому, что просто не смел думать иначе.

Сакеш периодически заходил проверить ее состояние, ворча себе под нос о безумных заклинаниях, ужасных рисках и всеобщем помешательстве, включая его самого. Гарри не отвечал ему, сидя тихо, пока тот не ушел. Сакеш был хорошим человеком, и Гарри только сейчас начинал понимать, насколько, ведь если Гермиона не очнется или получит повреждения мозга, Сакеш никогда не простит себя за то, что позволил им пойти на это безумие.

Хотя Гарри не рассматривал вариант, что она не придет в себя, он уже начал оценивать масштабы своей собственной вины, если вдруг случится непоправимое. Если и было что-то постоянное в его жизни, так это чувство вины. Вина лежала грузом на его плечах: старая и привычная или совсем новая и еще ноющая.

Вина ежегодно приводила его к могиле Седрика, где он неизменно оставлял цветы и просил прощения за то, что не был достаточно силен, чтобы спасти его.

Вина за смерть Рона сводила его с ума и едва не стоила жизни ему и еще нескольким людям в его стремлении отомстить Волдеморту.

И все-таки его самым большим бременем было то, что родители заплатили своей жизнью за его жизнь, что им не повезло родить сына с отклонениями, с редким набором генов, а значит с постоянной угрозой для всех, кто был рядом с ним. Они были казнены без суда и без следствия, а его генетическая аномалия, ставшая причиной их смерти, даже не позволила ему умереть вместе с ними.

Гермиона отчитала бы его, знай она в каком чувстве вины он, по ее выражению, барахтается. Ты не виноват, сказала бы она, ты всегда взваливаешь на себя слишком много. Она бы встала и сделала вид, что уходит. Если так и будешь дуться, даже не думай, что я буду сидеть рядом и вытирать тебе сопли… но ее глаза переполнялись бы сочувствием, и она вернулась бы, обняла его и утешила. Ты не должен зацикливаться на прошлом, любовь моя, сказала бы она. Что сделано, то сделано. Мы должны думать о будущем — нашем будущем.

Он поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал, а затем крепко прижал к груди. Другой рукой он медленно гладил ее по предплечью. Лежа на кровати, она казалась меньше, чем была на самом деле. Гермиона не была коротышкой с ее ростом 170 см и атлетическим телосложением, но он не привык видеть ее такой беспомощной. Он всегда считал ее сильнее себя, несмотря на эти его чертовы магические способности. Если они попадали в беду, она придумывала как из нее выбраться. Если у них появлялась проблема, она находила решение. Если он был слаб, она была сильной за них обоих. Если он споткнется, она была рядом, чтобы поддержать. Смутное понимание, что на самом деле он давал ей ту же поддержку, сейчас не имело значения.

Гарри почувствовал, как к горлу подступил ком, и проглотил его. Однажды он сказал ей, давным-давно, что не знает, как быть Гарри Поттером без нее. Ему следовало сказать, что он не знает, как вообще жить без нее.

Гермиона зашевелилась, ее глаза забегали под веками. Гарри выпрямился и крепче сжал ее руку. Просыпаясь, она сонно бормотала себе под нос.

—... ммм ... Рон…?

— Гермиона? — прошептал Гарри, наклоняясь над ней.

Ее глаза распахнулись и попытались сфокусироваться на его лице.

— Гарри?

— Я здесь, милая, — он снова поцеловал ее руку. — Как ты себя чувствуешь?

— Охх, — простонала Гермиона, ее вторая руку метнулась ко лбу. — У меня ужасно болит голова.

Сакеш ворвался в палату, несомненно, предупрежденный своими наблюдательными чарами о том, что она очнулась. Он подошел к другой стороне ее кровати и занялся проверкой ее жизненных показателей.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

Она моргнула.

— Думаю, да, — ее пальцы внезапно схватили руку Гарри, Гермиона встревоженно повернулась к нему. — Заклинание! Оно…

— Все позади, — сказал Гарри. — Все позади.

— Что со мной случилось?

— Мы не уверены, — ответил Гарри. — Ближе к концу, когда мы уже возвращались, я потерял тебя. Ты очнулась, но у тебя было что-то вроде припадка.

— Я помню… зеленый свет… Я видела твои глаза.

— Я вернулся и забрал тебя.

Она нахмурилась.

— Как ты это сделал?

— Я ... не совсем уверен.

— Выглядело так, будто он использовал грубую форму телепатии, чтобы вернуть твой разум в твое тело, — ответил Сакеш.

Она улыбнулась Гарри.

— Мой герой.

Гарри усмехнулся.

— Это у тебя хватило смелости на такое заклинание. Я был так, сопровождающим.

Гермиона моментально протрезвела.

— И что… сработало?

— Хороший вопрос, — ответил Сакеш, глядя на Гарри. До сих пор Гарри не хотел обсуждать, что на самом деле произошло в трансе, пока Гермиона не поправится. Остальные, естественно, умирали от любопытства.

— Мы нашли его, — сказала Гермиона, пытаясь приподняться и сесть на кровати. Она посмотрела на Гарри. — Мы же нашли его?

Гарри кивнул.

— Это было непросто. Так много сознаний, и все они невероятно сложны, но мы нашли его. — Он взял обе ее руки в свои. — По крайней мере, теперь мы знаем, что он жив.

Ее голос надломился.

— Ты ничего не помнишь, ведь так?

Он покачал головой.

— Нет, ничего. А ты?

Ее глаза наполнились слезами.

— Все было напрасно! Мне удалось прикоснуться к его сознанию, Гарри, — сказала она, вынимая свои руки из его ладоней, чтобы закрыть ими лицо. — Я почувствовала его, но всего на секунду. Я пыталась добраться до его воспоминаний, как сказано в заклинании, но… вот дьявол! Мне казалось, у меня получилось. Я думала, что все сделала. Но теперь ничего не помню.

Гарри скользнул вперед и обнял ее, приглаживая взъерошенные волосы. Он поцеловал ее в висок.

— Все в порядке, мы его найдем. Мы найдем его другим способом.

Гермиона приподнялась на кровати, чтобы обнять Гарри, и он почувствовал, как она расслабляется рядом с ним.

— Да, мы найдем его, — повторила она.

— Так, все! — сказал Сакеш, возвращаясь в образ строгого доктора. — Вам обоим приказано взять отгул. Целый день покоя дома. Делайте, что хотите, но организуйте себе полноценный отдых. Чтоб я вас тут не видел. Все понятно?

На этот раз Гарри совершенно не испытывал желания спорить с ним.

— Да, — ответил он. — Могу я забрать ее домой?

— Да ради Бога. Валяйтесь, почитайте книгу или еще что-то в этом духе. А мы продолжим работать, так что не волнуйтесь, — Сакеш улыбнулся и вышел из комнаты, оставляя их наедине.

Гермиона отстранилась, выбираясь из объятий Гарри, в глазах все еще стояли слезы.

— Мне так жаль, Гарри. Я облажалась.

— Не извиняйся. Я ведь тоже там был, забыла?

— Но… это же моя идея… Я была так уверена, что она сработает…

— Это не важно.

— Не важно? Но Рон… и мы…

— Тссс, спокойно. Самое главное для меня, что ты в порядке. Мы найдем Рона, обещаю… но прежде всего нам нужно позаботиться друг о друге. Договорились?

Она кивнула, кладя руку на его щеку.

— Я люблю тебя, — сказала она и потянулась, чтобы поцеловать его. Гермиона склонила голову и внимательно посмотрела на него. — Ты понимаешь, что я говорю тебе это в 764-й раз?

У Гарри отвисла челюсть.

— Ты что, считаешь?

Она пожала плечами.

— Просто так работает мой мозг, полагаю.

— Да уж, твой мозг наистраннейшее, но восхитительное место, — он приподнял бровь. — А мои признания тоже считаешь?

— Конечно.

— И? Я отстаю или опережаю?

— Хочешь верь, хочешь нет, но мы идем ровно.

На мгновение Гарри задумался.

— Думаю, так и должно быть. Я говорю тебе, ты отвечаешь, и наоборот, — он поцеловал ее в лоб. — 765.

Она улыбнулась ему своей нежной, теплой улыбкой, и он почти прогнал из головы мысли, чье имя она первым произнесла после пробуждения… почти прогнал.

* * *

Гарри сидел в библиотеке и читал, когда ад разверзся под его ногами.

Они вернулись домой сразу же после того, как Сакеш велел взять отгул. Гермиона оставалась тихой и замкнутой после пробуждения. Когда они зашли домой, она раздраженно вытолкала его прочь из комнаты, сказав, что хочет вздремнуть — наверное потому, что Гарри носился с ней как курица-наседка. Он все равно хотел остаться с ней, но передумал. Ее вряд ли можно было назвать интровертом, но все же время от времени ей требовалось побыть одной. Он прекрасно знал об этом, но с тех пор, как их отношения изменились, чувствовал, что принимает на свой счет ее желание побыть вдали от всех, включая и его самого.

После нескольких опрометчивых попыток навязать себя ее обществу он понял, что дело не в том, что она не хотела быть рядом с ним, а лишь в том, что иногда ей просто нужно остаться наедине с собой. Кроме того, эти нечастые приступы затворничества все равно обычно заканчивались тем, что она находила его и сворачивалась клубочком у него на коленях.

Гарри отправился в библиотеку, чтобы немного почитать, и перспектива связанного с этим умиротворения радовала его все больше. Кажется, он перенял эту черту у Гермионы. Он усмехнулся про себя, изучая книжные полки. Гарри думал о том, что возможно взял от нее и другие привычки. На самом деле, в этом не было никаких сомнений. Он, конечно, не был ненасытным читателем, но определенно в него превращался. Да и разве могут пройти бесследно столь долгие отношения с одной и той же женщиной?

В последнее время он увлекся романами Жозе Сарамаго, только что закончив «Все времена» и планируя начать следующий. Он взял с полки «Слепоту» и устроился в одном из огромных кожаных кресел.

Почти три часа спустя звук хлопнувшей двери вырвал его из повествования. Гарри подскочил и увидел Гермиону, стоящую перед дверью библиотеки, которую она только что с силой захлопнула. Выглядела она разъяренной.

— Что? — спросил он, отмечая страницу, на которой остановился, и откладывая книгу в сторону.

Она держала в руках клочок бумаги… он не сразу понял, что это был один из ответов на приглашения к их свадьбе. Она говорила, что планирует их разобрать, но все не доходили руки. Кажется, сегодня она наконец добралась до этой задачи.

— Можешь объяснить мне это, пожалуйста? — спросила она, в ее голосе прозвучали нотки едва сдерживаемого гнева. С каждой секундой Гарри становился все более обеспокоенным. Гермиона была уравновешенным человеком, и нужно было постараться, чтобы так ее разозлить.

— Эм… Я попробую, если ты скажешь, в чем дело.

Она вскрыла конверт и начала читать вслух.

— Дорогие Гарри и Гермиона, я узнала о вашей помолвке несколько месяцев назад, и я очень рада, что это наконец случилось. Должна сказать, я была удивлена приглашению, но буду счастлива присутствовать на вашей свадьбе. С нетерпением жду встречи с вами и возможности поздравить лично. Искренне ваша, Ронин Сэвэдж, — Гермиона уставилась на него. — Это. Вот это что такое?

Гарри выглядел абсолютно дезориентированным.

— И-и-и? — наконец произнес он, растягивая звук, надеясь этим показать свое полнейшей недоумение.

— Гарри Джеймс Поттер! Ты что, пригласил чертову Ронин на нашу свадьбу?!

— Ну, да! Мы пригласили ее! Она же была в списке гостей!

Гермиона уставилась на него.

— Нет, не была!

Гарри поднялся из своего кресла.

— Да, была! Я добавил ее в список еще три версии назад! Ты что, не заметила?

— Нет! Если бы заметила, сказала бы тебе пару ласковых! Тебе не приходило в голову, что неплохо было бы мне хотя бы сказать, что ты ее добавил?

— Ты что-то мне ничего не сказала, когда добавила двоюродную тетушку Гортензию и ее восьмерых детей!

— Это семья!

— Что ж, а Ронин — старый друг.

— Она твоя бывшая! — лицо Гермионы уже приобретало тревожный оттенок красного.

— Да! Ну и что?

Руки Гермионы выполняли какие-то хаотичные жесты в воздухе, как будто она пыталась найти наиболее подходящее слово для этой несусветной глупости.

— Не думал, что я могу быть против ее присутствия?

— Да ради всего святого, Гермиона! И так уже две мои бывшие на твоей чертовой свадьбе! — воскликнул он. — Как я мог догадаться, что в вопросе «уместности» между двумя женщинами, с которыми я когда-то встречался, для тебя есть разница?

— Ну, потому что разница есть!

— То есть Чоу и Джинни — это нормально, а Ронин — нет? — теперь они уже оба кричали.

— Именно так!

— Но почему?

— Потому! — завопила Гермиона, а затем внезапно замолчала.

— Потому что — что? — спросил он, уже более мягко.

Гермиона потерла лоб рукой, как если бы у нее разболелась голова, затем глубоко вздохнула и сделала быстрый шаг вперед.

— Потому что она единственная, с кем я все еще могу тебя представить, — ответила она. — Я уверена, что тебя не интересуют Чоу или Джинни, но могу себе представить, что тебя по-прежнему могла бы привлекать Ронин.

Гарри поник, понимая, что несмотря на всю нелепость этого утверждения, он мог понять ее. У него была почти что такая же реакция, когда у нее на секунду промелькнула мысль, не пригласить ли на свадьбу Абеля Килроя. Он был единственным из ее бывших парней, в котором Гарри все еще чувствовал угрозу. Он сделал несколько шагов навстречу Гермионе. Она смущенно пожала плечами, но все же выглядела расстроенной. — Она такая экзотическая, загадочная, сексуальная…

Он взял ее за руки.

— Эй, — пробормотал он. — Меня совсем не интересует Ронин, слышишь? — Гарри аккуратно коснулся ее подбородка и приподнял ее лицо, чтобы посмотреть прямо в глаза. Она колебалась, но все-таки встретилась с ним взглядом. — Я хотел ее пригласить по той же причине, что и остальных. Я женюсь на тебе, и это своего рода чудо, — сказал он, нежно прикасаясь к ее лицу, и продолжил. — Я хочу, чтобы все, кто когда-либо был частью моей жизни, были тому свидетелями. Я хочу, чтобы весь мир знал об этом, я бы об этом с крыш орал, если б мог! — Гермиона вздохнула и, кажется, немного расслабилась. По крайней мере, недовольные морщинки уже разгладились на ее лице. — Я давно не видел Ронин. Уверен, она все еще экзотическая, загадочная и сексуальная, но это не имеет значения, да будь она хоть Еленой Троянской — она уже в прошлом. Нам было хорошо вместе, пока мы встречались, но это было ничто по сравнению с тем, что есть у нас с тобой сейчас.

Гермиона отвела взгляд, все еще немного сомневаясь… но выглядела так, будто хотела, чтобы ее убедили в обратном.

— Правда? — спросила она, снова взглянув на него.

Гарри был ошеломлен, что у нее действительно все еще оставались сомнения на этот счет и что она в самом деле могла считать Ронин угрозой для их отношений. И все же это даже немного обнадеживало, ведь получается, что ее чувства к нему были сильны настолько, что даже вызывали у нее чувство ревности.

— Конечно. Ты единственная, с кем я вообще когда-либо хотел провести жизнь. Даже встречаясь с Джинни или Ронин. Я никогда не думал ни об одной из них в качестве спутницы по жизни, а вот о тебе… — он улыбнулся. — Еще до того, как я осознал, что люблю тебя, я думал о том, как мы состаримся вместе. Как будем жить в соседних домах всю нашу жизнь, сидеть вместе на веранде в девяносто лет и вспоминать старые добрые деньки, жалуясь на современную молодежь. — Гермиона засмеялась. — Ты все, что у меня есть в этой жизни, и так будет всегда. С этим разобрались?

Она с минуту смотрела ему в глаза, затем покраснела, переминаясь с ноги на ногу.

— Да, — смущенно ответила она. — Мерлин, ты должно быть думаешь, какая я истеричка…

— О нет, — успокоил Гарри. — Открою тебе маленький секрет про мужчин. Нам нравится, когда женщины нас ревнуют. Мы чувствуем себя такими мужественными… и любимыми в эти моменты.

— Что ж, сейчас ты должен чувствовать себя максимально мужественно.

— Вообще-то, сейчас я чувствую себя полным идиотом. Конечно, я должен был сказать тебе, что добавил Ронин в список гостей. Я подумал, раз ты не высказала возражений, значит видела и ничего не имеешь против. Видимо, я принял желаемое за действительное, — он посмотрел на нее. -Хочешь, я отзову приглашение, если ты так не хочешь ее видеть?

Гермиона на мгновение задумалась, а затем покачала головой.

— Нет, не надо. Пусть приходит, я не против. — Гермиона взглянула на него, тревожное выражение внезапно появилось на ее лице. — Ох, Гарри… я действительно на тебя так наорала?Прости… Не знаю, что на меня нашло…

Он крепко прижал ее к себе.

— Не извиняйся передо мной за мою же ошибку… но согласен, наорала еще как.

Она уткнулась лицом в его плечо, ее голос прозвучал приглушенно. — Не знаю, чего это я…

Он почувствовал, как ее плечи дрожат и с растущей тревогой понял, что она плачет.

— Эй… все в порядке, правда… ты чего…

Она резко отстранилась и покачала головой.

— Дьявол, это чертово заклинание должно было сработать! Видимо… что-то пошло не так. Мы потратили время зря, которого у Рона… возможно уже и нет…

Гарри нахмурился, понимая, что настоящей причиной их ссоры был неудавшийся опыт с Феноморбиусом, и беспокоился, что она слишком сильно зацикливается на этом.

— Дорогая, почему бы тебе не присесть и …

— Нет! — воскликнула она, оттолкнув его и начав наматывать хаотичные круги по комнате. — Я не могу перестать думать об этом! Мы подводили его все эти десять ли и продолжаем подводить до сих пор! — Гарри наблюдал, как она ходила туда-сюда по комнате, все быстрее и быстрее. — Мне невыносимо думать об этом, он ведь там совсем один… один в этой камере, ему совсем не с кем поговорить… — Гарри пристально посмотрел на нее. Поток слов неосознанно вырывался из нее. — … ничего не оставалось, кроме как читать и смотреть в стену, играть в шахматы, писать, писать и писать…

Внезапно она услышала, что говорит и остановилась на полуслове. Ее рот беззвучно открывался и закрывался на протяжении нескольких секунд.

— Гермиона, что… что ты помнишь? — мягко спросил Гарри.

Она попыталась заговорить, нащупывая нить своего рассказа там, где оборвала ее, и руками цепляясь за воздух, как будто могла вырвать воспоминания из пространства.

— Я ... я не знаю, — наконец выдавила она.

— Как ты поняла, что он в комнате? И пишет… пишет что?

Она повернулась к нему со страдальческим выражением лица.

— Я не знаю! — воскликнула она. — Боже мой, Гарри ... что я только что сказала? Откуда это взялось?

— Возможно, заклинание и не было таким провалом, как мы думали, — ответил он. Он схватил ее за руку и увлек за собой из комнаты. — Пойдем, нужно увидеться с Сакешем.

* * *

Сакеш нахмурился, осматривая с фонариком глаза Гермионы.

— И ты все еще ничего не помнишь?

— Нет, — ответила Гермиона. — Но у меня как будто появились какие-то… ощущения.

— Хм. Что ж, возможно ты получила воспоминания Рона на бессознательном уровне. Такое возможно, ты сама говорила.

Гарри стоял рядом, наблюдая как Сакеш осматривает Гермиону.

— Получается, у нее есть инстинктивные ощущения о состоянии Рона.

— Да, как-то так.

— И как нам их извлечь?

Гермиона оживилась.

— Сможете загипнотизировать меня?

— Исключено, — ответил Сакеш. — Вводить тебя в новый транс так скоро после предыдущего чрезвычайно опасно.

Гарри обошел ее сзади и сел рядом.

— Гермиона, что было первое, что ты помнишь после пробуждения?

Она улыбнулась уголком губ.

— Как ты держишь меня за руку.

— А кто еще был там?

— Сначала никого, потом подошел Сакеш.

— Что он тебе сказал?

— Что я должна пойти домой, и ты тоже.

— И где Рон жил все это время?

— В комнате, довольно большой, она… — Гермиона резко остановилась, ее глаза расширились. — Эээ… я… — она потерла лоб и нахмурилась. — Черт! Ничего не могу вспомнить!

Гарри взглянул на Сакеша.

— Видишь? Когда она думает об этом, воспоминания ускользают. Специально она ничего не может вспомнить, но если подобраться к воспоминаниям с «черного хода» … они сами выскакивают наружу. — Он посмотрел на Гермиону, лицо которой впервые озарилось надеждой. — Я отвлек тебя несколькими простыми вопросами, а затем задал вопрос про Рона, которого ты не ожидала.

— Сделай это еще раз!

— Погоди, теперь надо подготовиться. Возможно, этот метод поможет нам выудить из тебя больше информации, но сначала мне нужно составить целый список простых вопросов, чтобы ослабить твою концентрацию и дать волю подсознанию.

— Ну так вперед! Чего ты ждешь? Давай за дело! — она вскочила, но Гарри жестом вернул ее на место.

— Так, полегче, босс. Ты должна быть расслабленной, поэтому… не думай слишком много.

Гермиона скорчила рожицу.

— Не думать. Нелегко мне будет.

— Даже не сомневаюсь в этом.

Сакеш встрял в их диалог.

— Может быть, легкое седативное заклинание тебе в этом поможет. Его недостаточно, чтобы повлиять на мыслительные процессы, но как раз хватит на то, чтобы справиться с твоей тревогой и нервозностью. — Он взглянул на Гарри. — Может стоит попросить Джонса?

— Нет, я сам, — ответил Гарри. — Я знаю ее лучше, как и Рона, и смогу лучше задать вопросы. К тому же, ее успокоит мой голос.

— Согласна, — сказала Гермиона. — Мне будет легче, если Гарри будет задавать вопросы.

Сакеш кивнул.

— Что ж, хорошо. Гарри, тогда начинай работать над своими вопросами. А я приготовлю успокоительное для Гермионы.

* * *

— И снова мы здесь, — констатировал Наполеон. Они действительно находились в той же смотровой, из которой наблюдали за действием заклинания Феноморбиус. Единственным отличием было то, что из комнаты убрали все подушки, вернув ей первоначальный вид. Удобное кожаное кресло, стол и стул попадали под мягкое освещение лампы. Гермиона сидела в кресле, пока Гарри перебирал какие-то бумаги за столом.

— Все готово для записи? — спросил Сакеш, входя в комнату.

— Так точно, — ответил Люпин, указывая на перо, парящее над толстым свитком пергамента и готовое записать все, что будет сказано в комнате для допросов.

Они видели, как Гарри снял свой пиджак и закатал рукава рубашки, затем встал и подошел к креслу Гермионы.

— Тебе удобно? — спросил он.

Она кивнула.

— Все отлично, — она посмотрела на него. — Думаю, должно сработать.

— Очень на это надеюсь.

Гермиона протянула руку и дотронулась до него.

— 766, — прошептала она.

— Да, и я тебя, — улыбаясь, ответил он и позволяя своей руке проскользить по ее щеке. Наблюдающие в смотровой переглянулись.

— Что это значит? — спросил Генри.

Наполеон пожал плечами.

— Без понятия.

Гарри вернулся к столу.

— Хорошо, давай начинать, — сказал он. — Просто расслабься, постарайся ни о чем не думать и отвечай как можно быстрее. Не беспокойся о правильности ответов ... Я знаю, будет странно, но это не важно. Когда ты услышишь вопрос о Роне, тебе придется бороться с желанием остановиться и подумать о том, что ты только что сказала. Не делай этого. Старайся очистить разум, не думай об ответах. Если я увижу, что ты начинаешь думать или вспоминать, я сразу буду возвращаться к простым автоматическим вопросам, хорошо?

Она кивнула и закрыла глаза. Седативное заклинание Сакеша начинало действовать, и она немного расслаблялась.

— Что ж, поехали.

… вопросы…

— Как тебя зовут?

— Гермиона Энн Грейнджер.

— Сколько тебе лет?

— 28.

— Где мы впервые встретились?

— В Хогвартс Экспрессе.

— Как?

— Я помогала Невиллу искать Тревора.

— Что в это время делал Рон?

— Пытался сделать Хвоста желтым с помощью заклинания Джорджа.

— Сработало?

— Конечно нет.

— По какому адресу находилась наша первая квартира?

— Денби-стрит, 18D, Шепердс Буш.

— Как звали пятерых наших однокурсников-гриффиндорцев?

— Ты Гарри, Рон, Симус, Дин и Невилл.

— Чем сейчас занимается Дин?

— Он живет в Германии. Учится на Профессора Зельеделия.

— А Невилл?

— Он Следователь, работает на Министерство.

— Что насчет Симуса?

— Тоже работает на Министерство, не помню, в каком отделе.

— А я?

— Ты разведчик.

— Где я живу?

— В Байликрофте, со мной.

— Дин женат?

— Нет.

— Невилл?

— Да. Его жену зовут Амелия.

— Симус?

— Нет.

— А я?

— Пока нет.

— Что сейчас делает Рон?

— Читает.

— Что он читает?

— То, что ему приносят.

— Что еще он делает?

— Играет в шахматы.

— С кем?

— Я… я не…

— У тебя есть домашние питомцы?

— Да. Щенок Лили.

— Как она у тебя появилась?

— Это твой подарок.

— В честь кого ее назвали?

— В честь твоей мамы.

— Кто самый старший ребенок Уизли?

— Билл.

— Кто после него?

— Чарли.

— Кто младший?

— Джинни.

— Где живет Рон?

— В квартире, в большой.

— Где эта квартира?

— Под землей.

— Он один?

— Да.

— Кто его держит там?

— Аллегра. И… Боб.

— Кто такой Боб?

— Я не знаю.

— Рон болен?

— Нет.

— Он ранен?

— Нет.

— Зол?

— Нет. Я… не уверена…

— Как тебя зовут?

— Гермиона Энн Грейнджер.

— Ты свободна?

— Нет, я обручена.

— С кем?

— С тобой.

— А кто я?

— Гарри Поттер.

— Как долго мы обручены?

— Где-то год.

— Когда я сделал тебе предложение?

— В прошлом августе.

— Где?

— На вечере выпускников и друзей Хогвартса.

— Ты сказала «да»?

— Конечно.

— Почему?

— Потому что я люблю тебя.

— А где Рон?

— В своей квартире.

— Один?

— Как и всегда.

— Он пленник?

— Да.

— С ним плохо обращаются?

— Нет.

— Ему разрешено читать?

— Да.

— А писать?

— Да.

— Что еще?

— Заниматься спортом, играть в шахматы.

— Что еще?

— Смотреть фильмы, читать книги.

— Как мы можем найти его?

— Я не знаю.

— Кто знает, где он?

— Аллегра. И Боб.

— У него есть палочка?

— Нет. Никакой магии.

— Вообще никакой?

— Да.

[пауза]

— Он знает, что мы считали его мертвым?

— Да.

Они увидели, как Гарри замолчал, а затем уронил голову на руки. Гермиона оглянулась.

— Это все? — спросила она.

— Мои вопросы закончились. Все, что ты знаешь — это то, что он знает, и кажется, он знает немногое.

— Что я сказала? Я вроде что-то припоминаю, но…

— Давай посмотрим запись.

Они оба встали и поспешили в смотровую, столпившись вокруг записи, которую для них сделало зачарованное перо.

— Хмм, — протянула Гермиона. — Квартира. И Аллегра ... Здесь ничего нового. Но кто этот Боб?

Гарри пожал плечами.

— Я не знаю.

Она вздохнула.

— Он знает, что мы считали его мертвым, — она слегка улыбнулась. По крайней мере, он не мучался вопросом все это время, почему мы не пытались спасти его.

Лоб Гарри нахмурился.

— Ты дважды упомянула шахматы.

— И что?

— Это странно. С кем он играет? Его бы не удовлетворила игра с кем-то, кто не умеет играть.

— Может с другим заключенным?

— Не думаю, что там еще кто-то есть. Если она хотела держать его местонахождение в секрете, Аллегра вряд ли допустила бы туда кого-то еще.

— Тогда может он играет сам с собой.

— Шахматы всегда привлекали Рона азартом выигрыша, возможностью проявить себя. Ему нужен был достойный соперник, — Гарри медленно ходил, размышляя. — У него нет ни магии, ни палочки. У него большая удобная комната, особенно если учесть, что это тюрьма. Он живет как маггл во всех смыслах. И один. Так как же маггл, когда вокруг него никого нет, играет в шахматы?

Он встретился с ней взглядом и увидел в них ответ в тот же момент, что и сам нашел его.

— Онлайн, — сказала Гермиона. — Он наверняка играет онлайн.

— Думаешь?

— Да, почти уверена в этом.

Гарри развернулся и выбежал из кабинета, зовя свой Пузырь. Он слышал, как остальные следуют за ним.

— Пейтон! — рявкнул он на Пузырь.

— Чего? — послышался в ответ раздраженный голос. Пейтон был, вне всяких сомнений, необычным персонажем. Он работал в Р.Д. консультантом, и при этом был магглом. Насколько Гарри знал, он был единственным магглом в мире, нанятым волшебным учреждением. Его работа заключалась в том, чтобы знать все, что нужно знать о магглах или находить способы узнавать. Не самый общительный парень, но полезный. Большая часть его работы была связана с Интернетом — системой, которая была совершенно чуждой волшебникам, но полезность которой они не могли отрицать. Одна из причин, по которой его наняли, заключалась в том, что в прошлом он был довольно известным хакером.

— У меня для тебя есть работенка. Бросай все.

— Ср*нь господня, Гарри. Я в самом разгаре поиска генеалогических записей о…

— Это может подождать. Что ты знаешь об онлайн турнирах по шахматам?

— К тому времени, как ты спустишься ко мне, буду знать достаточно.

Когда Гарри и остальная часть команды прибыли в похожую на темницу среду обитания Пейтона, он уже действительно задействовал все три своих компьютера для выполнения поставленной задачи.

— Нашел что-нибудь? — спросила Гермиона, пролезая вперед. Маггловские компьютерные технологии очаровывали ее, хотя она понимала в них не больше Гарри.

— Ну, судя по всему, в сети есть довольно активное шахматное сообщество, — сказал Пейтон. — Но это я и так знал. Но вот смотрите, у них еще и проходят достаточно организованные серии онлайн-турниров. Я наткнулся на ники нескольких очень известных шахматистов, зарегистрированных на этих сайтах. Похоже, что они используют эти турниры, чтобы сыграть друг с другом, не имея возможности сделать это вживую. Он посмотрел на них. — А что вы ищете?

— Кого-то таинственного, кого никто не знает. Кого-то, кто может быть волшебником.

— Окей, дай мне немного времени. Выясню.

Группа освободила место вокруг Пейтона, чтобы дать ему поработать.

— Что думаешь, босс? — спросил Наполеон.

— Если он играет в шахматы онлайн… Что ж, я не очень разбираюсь в компьютерах, но полагаю, тогда должен быть способ отследить его.

— Думаешь, ему разрешают хоть каким-то образом контактировать с внешним миром? — сомневался Генри. — Не мог он так позвать на помощь? Дать знать о себе кому-то?

— Не уверен, — возразил Гарри. — Повторюсь ... я не дружу с компьютерами. Это просто догадка. Она может ни к чему и не привести. Но я доверяю инстинктам Гермионы.

— Гарри, а у тебя есть какие-то инстинкты относительно Рона? — спросила его Гермиона, кладя свою руку поверх его. — В конце концов, ты ведь тоже был там со мной. Может и у тебя сохранились какие-то воспоминания.

— Не знаю. Не думаю. Я не ощущал, что как-то соприкоснулся с его памятью во время заклинания, — ответил он.

Дверь в подземелье Пейтона открылась, и в ней показалась голова Диз. Внезапно все замолчали.

— Вот ты где, — сказала она Гарри. — А я везде тебя ищу.

Она прошла в комнату, неся с собой ворох пергаментов.

— В чем дело? — спросил он, радуясь отвлечению.

— Тут данные о полевых операциях. Ты хотел, чтобы я их подготовила. Вот нужна твоя подпись, — Диз вручила ему документы и перо. Гарри подошел к столу в углу кабинета и быстро стал нацарапывать свое имя в конце каждого набора приказов, слыша, как остальная часть команды непринужденно болтает друг с другом позади него. Диз не участвовала в их расследовании и не могла знать, чем они тут занимались, поэтому все они были вынуждены вести себя так, будто случайно оказались в логове Пейтона и без видимой на то причины.

Диз забрала у Гарри подписанные приказы и с улыбкой обернулась на Ремуса.

— Как дела? — спросила она.

Он улыбнулся в ответ.

— Отлично, — Люпина окружили любопытные взгляды коллег. — Я хорошо провел время прошлой ночью, — тихо добавил он.

Диз широко ухмыльнулась.

— Я тоже. Позже увидимся?

— Ага.

Она потянулась и незаметно сжала его руку, а затем вышла из комнаты. Ремус снова повернулся к остальным, они уже смотрели на него со всезнающими ухмылками и поднятыми бровями.

— Прошлой ночью значит? — заговорщицки начала Гермиона, превращая вопрос в один большой намек.

Ремус выпрямился.

— Что? Мы вроде как… встречаемся, да.

— Слава Богу, хоть какие-то хорошие новости, — сказал Гарри.

— Естественно, — добавил Наполеон. — Такой шикарный улов как ты не должен гнить в этом пыльном офисе.

Ремус вспыхнул.

— У нас с ней ничего серьезного. Пара свиданий, вот и все.

— И что же вы делали прошлой ночью, когда настолько хорошо проводили время? — спросил Наполеон, видимо решив, что так просто Ремус не отделается. Гарри мог видеть смущение Люпина, но не вмешивался. Ему и самому было интересно, а кроме того, это отвлекало их внимание от все более запутанных данных в расследовании и убивало время, пока Пейтон занимался своей маггловской магией.

— Ну… мы ходили в зоопарк.

Гермиона вздохнула.

— Какая прелесть.

Ремус скорчил лицо.

— Не то слово, которое бы я использовал.

— Она же тебе нравится? — спросила Изобель.

— Да, она мне нравится.

— Ох да бросьте! Хватит ходить вокруг да около, вы уже перешли к последней базе?

— Наполеон! — воскликнул Гарри, сдерживая смех. — Что за неуместные разговорчики на рабочем месте?

Ремус упер руки в боки и впился взглядом в Наполеона.

— Если бы и перешли, Джонс, тебе бы я последним сказал, — он откашлялся и небрежно осмотрел свои ногти. — К тому же, джентльмены помалкивают о своих похождениях.

Последнее утверждение было встречено смехом и улюлюканьем, так что Пейтон остался незамеченным в своей попытке привлечь их внимание.

— Эй! — повторил он, на этот раз уже почти крича. Все моментально замолкли и повернулись к нему.

— Кажется, кое-что нашел, — он позвал их к своему рабочему месту. — Итак, я обнаружил несколько обсуждений на форумах, касающихся как раз такого таинственного человека, которого ты просил найти. Я быстренько просмотрел регистрации на онлайн-турниры, и нашел одного постоянного игрока, чей личный профиль скрыт. Он не содержит инфы о его настоящем имени или вообще какую-либо личную информацию. Он заходит на сайт под псевдонимом, и другие игроки называют его, по иронии судьбы, Волшебником.

— Почему?

— Потому что он использует оригинальные ходы и приемы, которые не входят в арсенал обычного шахматиста, и потому, что, кажется, никто не знает, кто он такой. В небольшом и активном шахматном мире это необычно. Он обыграл нескольких лучших шахматистов мира. Только пару недель назад он сделал Брюса Пандольфини в онлайн-матче, который длился пять часов. Так что кто-то с таким уровнем мастерства, безусловно, должен быть известен и в реальном мире.

— Но кто он на самом деле?

— Я же сказал тебе, не знаю. В какой-то момент он начал использовать ник «Волшебник», но первоначально выступал под логином… — Пейтон нажал комбинацию клавиш, и ошеломляющая последовательность окон начала то открываться, то закрываться, а на экране закрутился значок загрузки. — Вот. Это его первоначальный логин.

Увидев слова на экране монитора, желудок Гарри словно прокатился на американских горках. Он слепо потянулся к Гермиона, встретив ее руку на полпути, так как она тоже потянулась к нему. Он крепко сжал ее руку.

— Нужно поговорить, — сказал он, отводя остальную команду от рабочего места Пейтона. Они забились в угол и почти шептались. — Это он, — сказал Гарри, стараясь сохранять голос как можно более ровным.

Все обменялись озадаченными взглядами.

— Как ты понял?

— Имя, — ответила Гермиона. — Его никнейм — Артур Джеймс Дуглас.

— И что?

Гарри вздохнул.

— Это имена наших отцов. Его, моего и Гермионы, — группе, казалось, нечего было ответить. Гарри выпрямился и вернулся к Пейтону.

— Так это тот парень? — спросил Пейтон.

— Да, это он.

— Батюшки. Кем бы он ни был, его скрывают очень тщательно.

Гарри нахмурился.

— Как ты это понял?

— Ну… подключение его сервака защищено довольно сложной цепочкой фаерволов и блокировок, а еще, судя по всему, у него очень ограниченный доступ в интернет. Скорее всего, он ничего не может отправить, а вся его активность дистанционно мониторится.

— Как нам найти его? Мы можем как-нибудь… не знаю… отследить его? Отправить какой-то наводящий сигнал, например?

— Должен быть какой-то способ отследить его подключение, — сказал Генри. — Или можно попробовать найти его с помощью магии теперь, когда у нас чуть больше информации.

Пейтон прочистил горло.

— Его адрес поможет? — все встали как вкопанные и уставились на него. Он усмехнулся и подобрал лист бумаги, вылетевший из принтера. — Я отследил его интернет-провайдера. У вашего парня доступ через спутниковую связь.

— А это что? — спросил Гарри, смотря на лист бумаги, который ему только что вручил Пейтон.

— GPS координаты сервера.

Гарри ошеломленно таращился на распечатку. Гермиона вдруг наклонилась вперед, схватила Пейтона за плечи и расцеловала его бородатое лицо.

— Ооо, ммм, да я особо ничего не сделал, мэ’эм, — протянул Пейтон, выглядя, однако очень довольным.

Гарри отдал листок Наполеону, и тот немедленно выскочил из комнаты в сопровождении остальной части их группы.

— Пейтон, напомни мне подарить тебе машину на следующий день рождения, — сказал Гарри, обнимая одной рукой Гермиону и направляясь с ней к выходу.

— Погоди-ка минуту, — сказал Пейтон. Они обернулись. Пейтон колебался секунду, затем продолжил гораздо более серьезным тоном. — Первое, что я прочитал на форумах о вашем парне, это то, что никто не видел его уже какое-то время. Обычно он регулярно там появлялся, как минимум раз в день, многие годы, а сейчас он оффлайн уже пять дней.

Гарри взглянул на Гермиону, радость покидала его лицо, сменяясь тревогой. По ощущениям, желудок упал куда-то к ботинкам. О нет, подумал он. Пожалуйста, хоть бы мы не опоздали.

* * *

Внутри небольшого коттеджа было совершенно пусто, за исключением стола со сложным компьютерным оборудованием и спутниковой антенны. Гарри осматривался в пустой гостиной, как будто ответ мог внезапно появиться в виде надписи на стене.

Гермиона ударила кулаком по дверному косяку.

— Поверить не могу, что он был так близко все это время, — сказала она.

Гарри кивнул. GPS-координаты Пейтона привели их к месту в ста километрах к северу от Лондона, так душераздирающе близко. Все, что они нашли здесь — этот домик и сервер, который и привел их сюда.

— Ты сказала, его комната была под землей, — заметил Гарри.

— Это не значит, что она здесь, — ответила ему Гермиона. — Пейтон же сказал, они могли подключаться к серверу из любой точки мира с помощью телефонных линий.

— Здесь нет никаких телефонных линий, — сказал Генри, заходя в дом с улицы. — В этом доме вообще нет проводов, вот почему им понадобился спутник.

— Что значит, компьютер Рона должен был подключаться непосредственно к этому серверу, — неуверенно заключил Гарри, чувствуя себя не в своей тарелке в мире технологий, которых он не понимал. Нужно было взять с собой Пейтона, подумал он. — Я так думаю. Это так? — спросил он Гермиону.

— Почему ты спрашиваешь меня?

— Потому что. Я всегда тебя спрашиваю.

— Ну, я не знаю. Но звучит убедительно, как по мне. Если его комната под землей, значит доступ, видимо, осуществлялся через подвал.

Их группа тщательно обыскала дом и подвал, но ничего не нашла. Ни скрытых люков, ни потайных лестниц. Наконец, Гарри применил заклинание демаскировки, показывающее, что было намеренно скрыто. Но все, что они нашли — это банка старых монет, закопанная на заднем дворе каким-то бывшим обитателем, и ничего, что могло бы привести их в подземную камеру Рона. Они снова собрались на крыльце, озадаченные и разочарованные.

Гарри уже начинал относиться ко всей этой затее с изрядной долей фатализма. Он поднял взгляд и увидел, что Гермиона внимательно наблюдает за ним, считывая выражения его лица как раскрытую книгу.

— Ты ведь не думаешь, что он все еще здесь, да?

— Я знаю, что его здесь нет.

— Откуда?

— Оттуда, что если бы он был здесь, нам бы уже оказали сопротивление. Даже если его квартира находится под землей, я уверен, что это место на поверхности находится под наблюдением. Ну и его отсутствие здесь объясняет, почему он не заходил в систему уже пять дней. Его увезли.

— Но… это значит…

— Что они знают о наших поисках, — закончил он. Их группа обменялась обеспокоенными взглядами. — Каким-то образом они об этом прознали и увезли его отсюда прежде, чем мы сюда добрались. Даже несмотря на всю секретность и меры предосторожности, они узнали, — он покачал головой. — Я должен был догадаться.

— Да как? — воскликнул Наполеон. — Как они, Мерлинова мать, узнали?

— Подумаем об этом позже. Нам все равно нужно найти ту комнату. Кто знает, какие улики они могли нам оставить?

— Что возвращает нас к вопросу, как нам туда попасть, — сказал Ремус.

— Нужно аппарировать, — предложила Гермиона.

— Аппарирование под землю — штука непростая, — проворчала Изобель. — Особенно, если не знаешь, куда. Если ты не можешь визуализировать место назначения, можешь просто разорваться на сотню кусочков.

— Я могу это сделать, — ответила Гермиона. — У меня же есть воспоминания Рона об этой комнате.

— Воспоминания, к которым у тебя нет прямого доступа.

Она закусила губу.

— Может, если я просто ... хорошенько подумаю ...

— Нет, — возразил Гарри. — Если ты попытаешься думать об этом, только упустишь воспоминание. Тебе наоборот нужно не думать об этом.

— Ну и как тогда это сделать? — взорвалась она, подходя ближе к Гарри. — Давай опять попробуем вопросы? Что-нибудь, что угодно!

— Ладно! — сказал он, взмахивая руками в воздухе. — Я отвлеку тебя, но тебе придется очень быстро аппарировать, пока образ будет у тебя в голове. Так что лучше это спланировать. Допустим, ты доберешься туда, а как попасть нам? — Он повернулся к Наполеону. — У тебя же есть стандартный полевой комплект в багажнике?

— Конечно, — ответил Наполеон, бегом отправляясь за ним.

— Гарри, тебе придется аппарировать меня, — сказала Гермиона. — Сама я не смогу. В тот же момент, когда мне придется сосредоточиться на месте, куда я отправляюсь, я потеряю мысль. Отвлеки меня, а затем аппарируй. Надеюсь, когда я услышу тебя, я инстинктивно вспомню квартиру Рона и то, куда перемещаюсь.

— Хорошо.

Наполеон вернулся с кожаным чемоданчиком, кладя его на землю и открывая заклепки. Внутри было множество полезных талисманов, справочников, запасная служебная палочка, несколько защитных повязок оперативника против проклятий и пара небольших пузырьков со стандартными полевыми зельями.

— Полагаю, тебе нужны были они, — сказал Наполеон, доставая маленький бархатный мешочек.

Наполеон бросил его Гарри, который словил мешочек в воздухе и повертел в руке. Затем он прикрепил найденный в нем аппарационный направитель к плащу Гермионы.

— Есть еще три, — сказал он, глядя на пятерых членов команды. — Нам придется разбиться по парам, — он взглянул на Гермиону. — Пожалуйста, постарайся не расщепиться, хорошо?

— Сделаю все возможное. Ты сможешь быстро задавать мне вопросы без списка?

— Сделаю все возможное. Дай мне минуту, — он сделал шаг назад и на мгновение задумался, закусив нижнюю губу. Гермиона нервно подпрыгивала на носочках.

— Давай же, — сказала она. — Просто сделаем это.

Без всякого предупреждения Гарри внезапно бросился на нее, руками описывая в воздухе широкую дугу. Гермиона втянула ртом воздух и пригнулась, как раз вовремя, чтобы заблокировать его следующий удар, нанесенный с противоположной стороны. Гарри не давал ей времени на восстановление, нападая на нее снова и снова. Он не пытался ее ударить, это была стандартная схема спарринга, часто используемая на тренировках, и она хорошо ее знала.

Ее руки быстро перемещались в воздухе, когда она блокировала каждый удар быстрыми, ловкими движениями. Гарри ускорился, наблюдая за ее лицом, и наконец его беспокойство и тревога сменились концентрацией. Ты не можешь ни о чем думать во время спарринга, нужно просто реагировать, и это было именно как раз то, чего он добивался, чтобы затем… аппарировать ее.

Остальные наблюдали, как он еще больше ускорял темп, сильнее и сильнее стимулируя ее инстинкты. При такой скорости не оставалось времени ни на анализ, ни на размышления, ни на прогнозы. Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы ее лицо стало почти полностью лишенным всякого выражения. Ее разум отключился, и, он надеялся, это позволит ей безопасно следовать своим инстинктивным воспоминаниям о последних десяти годах жизни Рона и аппарировать туда, где он находится ... или находился.

Внезапно, не позволяя себе колебаться, Гарри оттолкнул ее и выхватил свою палочку.

— Apparatium! — прокричал он, указывая на Гермиону. Она резко остановилась и закрыла глаза, а затем исчезла в свете его палочки.

С минуту никто не двигался с места; казалось, никто даже не дышал. Гарри стоял неподвижно, закрыв глаза, молясь всякому божеству, которое могло его услышать, чтобы он все сделал правильно. Не открывая глаз, он позвал свой Пузырь, который явился с характерным для него хлопком.

— Гермиона? — позвал он.

— Да, я здесь, — сразу же ответила она.

Гарри глубоко вздохнул с облегчением и открыл глаза, видя, как все остальные тоже расслабились.

— Где ты?

— В каком-то коридоре. Это не похоже на квартиру. Лучше бы вам всем спуститься сюда.

Остальные агенты разбились по парам и использовали аппарационные направители, чтобы присоединиться к ней внизу. Гарри оглядел коридор, который, казалось, был высечен в скале умелыми мастерами. Стены внутри были гладкими и переходили в сводчатый потолок, усыпанный блестящими осколками натуральной слюды. Под их ногами, в неровном полу туннеля, располагалась металлическая решетка; факелы, расставленные через каждые несколько метров, освещали длинный коридор. С места, где стоял Гарри, было видно три двери, ведущие в другой коридор, но его внимание сразу же привлекла одна дверь в дальнем конце, примерно в двадцати метрах от него. Она была больше других, прочней и надежней.

Группа двигалась осторожно, с палочками наготове, проверяя каждый угол. Подойдя ближе, Гарри увидел, что дверь заперта на тяжелую задвижку. Он протянул к ней палочку, но ее кончик не мог приблизиться к двери ближе, чем на несколько дюймов.

— Она под охраной, — сказал он, отступая на шаг назад.

Ремус подошел двери.

— Ренунцио, — произнес он, проводя палочкой в воздухе рядом с замком. Открывающее заклинание просто отскочило, не причинив двери никакого вреда.

— Хммм, — сказал он. — Сильная защита.

С Гарри было достаточно.

— Отойдите все, — приказал он. Гарри сунул свою палочку в кобуру и встал примерно в двух метрах от двери. Он сконцентрировался, как учил его Лефти, собирая внутри себя столько магии, сколько только мог. Летом он начал проходить неформальное обучение Магов в Сообществе Косы и уже добился значительных успехов. Он знал, что получил доступ только к небольшой части силы, которая была доступна ему, но даже эта небольшая часть, к которой он уже прикоснулся, порой ошеломляла его.

Теперь он мог только надеяться, что этого будет достаточно. Гарри вытянул руки вперед, и магия заструилась из его плеч вниз по рукам и вырвалась из его пальцев. Дверь сорвалась с петель и рухнула дымящейся кучей. Он опустил руки, чувствуя себя истощенным. Гермиона подошла к нему.

— Снова эксплуатируешь свои зловещие силы Мага, — сухо прокомментировала она.

— Сработало же, что думаешь? Мы бы часами боролись с этой дверью.

— Ах ну да, высшая цель любого Мага. Эффективность, — он знал, что за ее сарказмом скрывается беспокойство. Но сейчас не время для очередного обсуждения этой бесконечной больной темы.

— Давай не сейчас, ладно? — попросил он, понизив голос. Гермиона не ответила, уже вглядываясь сквозь дымку на проход в комнату. Затем она посмотрела на него, ее раздражение сменилось опасением. Гарри тоже это почувствовал. Они собирались войти в тюрьму своего лучшего друга. Он глубоко вздохнул и шагнул в дверной проем.

Комната была не такой, как он ожидал — не ободранным складским помещением для содержания под стражей с минимальными удобствами. В действительности же это было большое и со вкусом оформленное помещение, почти роскошное. В прихожей, в которой они стояли, красовался шкаф с вешалками для одежды и зеркалом в полный рост с отполированным столом из красного дерева. В вазе стояли увядшие цветы, несколько их сморщенных лепестков упали на сияющую поверхность стола.

За прихожей располагалась гостиная с мебелью, идеально сочетающейся друг с другом: диван, несколько удобных кресел и обширная стенка с электронным оборудованием. Кухня, совмещенная с обеденной зоной, выходила в гостиную. Повсюду сверкала новенькая техника, в застекленных шкафах стояла разноцветная посуда.

Они бродили по квартире в полнейшем недоумении, не в состоянии что-либо сказать. Библиотека была больше гостиной, от пола до потолка забитая сотнями книг. Кабинет, пространство которого почти полностью занимал огромный резной стол, был уставлен письменными принадлежностями и разнообразными справочниками. Тренажерный зал был наполнен солнечным светом; а через большую спальню можно было попасть в такую же современную ванную комнату, вымощенную блестящей плиткой и обставленную новейшей техникой.

Оперативная группа собралась в гостиной, чтобы сверить свои наблюдения. Гарри чувствовал себя так, словно его протащили через черную дыру. Он ощущал присутствие Рона, оно было настолько очевидно, что он мог поклясться, что почти видел его. Одна сторона дивана примята больше, чем другая ... там, где он обычно сидел. Несколько грязных тарелок в раковине на кухне ждали своей очереди отправиться в посудомойку. Наброски в блокноте в кабинете. Он действительно был здесь. Это был не сон, не видение и не глупая попытка принять желаемое за действительное. Физические следы человека, который еще совсем недавно жил здесь, были куда более осязаемые и мощные, чем сотня заклинаний Феноморбиуса или показаний Оракула. Впервые Гарри действительно осознал, что его друг жив.

— Здесь есть все, что ему могло понадобиться, — наконец нарушил тишину Ремус. — Кажется, его содержали здесь с комфортом.

— Ага, с одним малюсеньким «но»: с абсолютной невозможностью выйти отсюда, — ответил Наполеон.

— Он старался держать себя в форме, — заметила Гермиона.

— Как ты поняла? — спросил Сакеш.

— Беговая дорожка изношена по центру, — ответил Гарри.

— И некоторые кнопки стерты.

— Он регулярно пользовался солнечной лампой.

— Потому что ковер вокруг кресла выцвел из-за ультрафиолета.

— Да, действительно.

— Без нее он бы ослаб в связи с нехваткой витамина D.

Гарри видел, как остальные переводили взгляд с него на Гермиону, завершивших свой быстрый обмен репликами, и в этот редкий момент объективности заметил, как они, должно быть, выглядят в чужих глазах. «Неудивительно, что люди спрашивают нас, можем ли мы читать мысли друг друга», — подумал он. Иногда ему и самому становилось интересно, могли ли.

В этот момент в комнату ворвался Генри, которого послали на разведку остальной части коридора.

— Гарри, у меня кое-что есть. Парень, живущий дальше по коридору. Похоже, он мог быть тюремщиком.

Гарри кивнул.

— Задержи его. Я допрошу его позже.

Он оглядел квартиру, все еще собирая все свое самообладание. Гермиона держалась чуть вдали от остальных, ее шаги были медленными и неторопливыми, а сама она выглядела совершенно ошеломленной и испуганной. Он смотрел ей вслед, зная, что она чувствует то же, что и он. Физическое присутствие Рона в этой квартире буквально давило на них, от чего ему хотелось свернуться калачиком и рыдать, и в то же время скорее вырваться из этой темницы и колотить каждого агента Круга, которого он сможет найти, пока они не скажут ему, где Рон.

— Что ж, его забрали отсюда, это точно, — сказал Наполеон. — Похоже, довольно внезапно. Никаких признаков сборов, вон чайный пакетик до сих пор в кружке, и еще его будто прервали в процессе написания какого-то письма.

Гарри кивнул.

— Идите гляньте на этого тюремщика. Может он даст нам хоть какие-то ответы. Я сейчас подойду.

Остальные ушли, снова желая действовать и добиваться прогресса в их деле, но внимание Гарри было приковано к Гермионе. Она подошла к ближайшему стеллажу и взяла стоявшую на нем фотографию в рамке; теперь она смотрела на него с неопределенным выражением лица. Гермиона подняла глаза и встретилась с ним взглядом; видно было, как она борется со слезами. В ее глазах скрывалась печаль всех этих лет, а за ней — такая же надежда.

Он подошел к ней и посмотрел на фотографию, которую она протянула ему. У него перехватило дыхание, и он инстинктивно притянул Гермиону ближе к себе, его рука обняла ее, чтобы поддержать ее или может себя, а, возможно и то, и другое. Он беспомощно смотрел на фотографию, не в силах оторвать от нее глаз.

Это был Рон.

Фотография была сделана маггловской камерой в этой самой квартире. Красная печать с датой в углу сообщила им, что ее сделали меньше года назад. Рон сидел за столом, который они видели в библиотеке, глядя в камеру и приподняв бровь, с полу раздражённой и полу веселой ухмылкой на лице, как будто его прервали посреди работы. Его волосы были густыми и ярко-рыжими, не такими короткими, как раньше, но все еще не касались воротника. Он был гладко выбрит, а его лица коснулся стройный отпечаток зрелости. Гарри понял, что он очень похож на Билла, хотя у него были теплые карие глаза Молли.

Ни один из них не проронил ни слова, глядя на фотографию. Сейчас слова были излишни. Осязаемое доказательство его существования, и впервые за десять лет они увидели его лицо; лицо, которое они видели только в своих воспоминаниях. Они смотрели в лицо его взрослой жизни, которое до сих пор могли только представлять. Гермиона подняла дрожащие пальцы и коснулась его изображения, дрожащий вздох сорвался с ее губ. Она прислонилась головой к голове Гарри, пока они вместе держали фотографию, будучи сейчас ближе к Рону, чем они были после его смерти, и все же так мучительно далеко.

— О Гарри, — прошептала она и замолчала. Он кивнул, ничего не ответив. Ведь сказать ему было нечего.

Возможно, тебя пугает не будущее, которое ты видишь где-то далеко-далеко, а лишь его последствия.

— Ричард Форд, «День Независимости»

 

Рон сделал медленный глубокий вдох, разумом находясь где-то за пределами своей черепной коробки, и соединенный с телом одной лишь тонкой ниточкой сознания. Его уже перестала беспокоить ситуация, в которой он оказался, а мысли приобрели аморфную независимость и плавали туда-сюда по собственной воле.

Он стоял в этой камере, казалось, целую вечность, хотя знал, что на самом деле прошло всего несколько дней ... не то, чтобы это было мало. Клетка, само собой, была заколдована. Все это время он не чувствовал потребности справлять нужду, как не ощущал чувства голода. Однако он испытывал сильнейшую жажду, хотя и не в той степени, в какой должен был, учитывая, что он не пил воду с тех пор, как попал сюда.

Самой большой проблемой была невозможность ни сесть, ни лечь — здесь он мог только стоять. Ноги начало сводить уже через шесть часов. Рон пытался разминать их, попеременно поднимая и сгибая, а также перенося вес на стену за своей спиной и упираясь коленями в дверь. Но даже учитывая его попытки облегчить свое положение, дискомфорт вскоре стал невыносимым.

Единственным способом сбежать от реальности для него оставалась медитация. Он изучал эту практику, разумеется, через доступные ему книги, и она очень пригодилась ему в его десятилетнем заточении, когда он почти утонул в одиночестве и отчаянии. Рон не мог черпать успокоение или утешение извне, поэтому должен был постараться сделать это внутри себя.

Он давно уже не думал ни о каких своих перспективах, но на каком-то глубинном уровне осознавал, что все-таки стал совершенно другим человеком, нежели чем был, когда впервые попал в свою квартиру ... хотя без оценки окружающих, он и не мог сказать, насколько изменился. Рон был лишен всего. Семьи, друзей, личности. И даже его сущность волшебника, данную природой, у него отняли. Время от времени он пытался сотворить магию без палочки, как всегда умел Гарри, но у него просто не было необходимых навыков. Если бы ему разрешили продолжить свое образование, он, возможно, смог бы колдовать без палочки, как и многие другие волшебники при достаточной практике, но одной его силы воли в этом деле было явно недостаточно.

Рон позволил мыслям плыть по течению и не удивился, что они привели его к друзьям, которые, как он надеялся, уже идут за ним. Волнение вперемешку с надеждой на возможную скорую встречу грозили нарушить его и так шаткое психическое равновесие, поэтому он прогнал эти мысли прочь, нуждаясь в покое больше, чем в надежде.

Интересно, как сейчас выглядит Гермиона, — подумал он. Даже не сомневаюсь, что она красивая, и уверенная, и успешная… Готов поспорить, она получила от жизни все, чего так хотела, просто потому что была именной такой. У нее все должно быть отлично. Она наверняка занимается исследовательской работой, о которой всегда мечтала — с такими же умными волшебниками и ведьмами, как и она сама. Надеюсь, она счастлива. И молюсь, что она нашла кого-то, кто любит ее так сильно, как она этого заслуживает. Если не смог я, значит пусть будет кто-то, кто также ценил бы ее. Уверен, так оно и есть. Я знаю, что она не одна.

Но боюсь, что Гарри один. Боюсь, он всегда будет один. Я знаю, он победил Волдеморта… Аллегра вполне прозрачно об этом намекала. Я знаю, что он отомстил за мою смерть. И все же… я ужасно боюсь, что он так и не смог впустить в свою жизнь счастье, потому что до сих пор считает, что не заслуживает его.

Боюсь, что после того, как для него заканчивается одна битва, он ищет следующую, а затем еще, и еще. И я боюсь, что он считает борьбу со злом своим единственным предназначением.

Я боюсь, что он безнадежно увяз в этом… И так боюсь, что он отталкивает от себя всех, кому он не безразличен и кто хочет о нем позаботиться. Мне страшно, что он, возможно, пожертвовал слишком многим в своем крестовом походе…

Я боюсь, что он отстранился и от нее, единственного человека, который всегда понимал, через что ему пришлось пройти.

Она не одинока, я в этом уверен ... но думаю, он — да. Что он при этом чувствует? Завидует ли ей? Ему с ней неловко? Смотрит ли он на ее счастье, на ее жизнь и видит себя посторонним, неспособным быть ее частью?

Рон воображал десятки сценариев жизни своих друзей с тех пор, как покинул их, но это был тот, к которому он всегда возвращался; тот, который казался ему наиболее реальным. Он часто задавался вопросом, как его характеризует то, что он всегда почему-то представлял лучшее для Гермионы, и при этом худшее для Гарри, но теперь он понял, почему.

Он верил в ее лучшее будущее, потому что не сомневался в ее силе. И не видел такого будущего для Гарри, потому что сомневался в этом мире. Гарри, возможно, и был Главным Героем их Золотого трио, но на самом деле это они с Гермионой всегда заботились о нем. Она — о практической части его жизни, а он — об эмоциональной.

Смогла ли Гермиона взять на себя обе роли после того, как Рона не стало? Он в этом сомневался. Гарри был самым искренним человеком, которого он когда-либо знал, и по-своему самым невинным и доверчивым созданием, даже несмотря на то, что Великое Зло окружало его с рождения.

Рон слишком хорошо усвоил, что миру на самом деле плевать на таких людей; он готов был раздавить их словно букашек подошвами своих ботинок. И не хотел такой участи для Гарри. Тот факт, что он не мог представить себе, кто еще мог бы позаботиться о друге в его отсутствие, наводил на мысль о бедах, которые могли приключиться с Гарри без его лучшего друга, всегда стоявшего с ним плечом к плечу.

Он хотел бы верить, что Гарри нашел любовь, счастье и покой. Просто он не представлял человека, способного дать ему все это.

 

* * *

 

Гермиона спускалась вслед за Гарри все ниже по коридору; наконец они остановились у двери еще одной квартиры на его противоположном конце. Дверь была не заперта, а Генри стоял снаружи, переминаясь с ноги на ногу.

— В чем дело? — спросил Гарри

— Думаю, тебе стоит поговорить с этим парнем. Он… жутковый.

— Кто он?

— Говорит, его зовут Боб, — Генри в удивлении поднял бровь, увидев как Гарри и Гермиона обменялись обеспокоенными взглядами. Боб. Тот самый Боб, о котором она говорила на серии вопросов? Должно быть, он. Генри пожал плечами. — Это все, что он сказал.

— Он волшебник?

— Ага. Скорее всего, член Круга, хотя последние события его, кажется, не обрадовали. Молчит как партизан, и я не уверен, что заговорит.

Гермиона видела, как сжалась челюсть Гарри, а в глазах появился опасный блеск.

— Заговорит.

Она проследовала за ним в квартиру, кажущуюся поразительно похожей на Роновскую, хотя и обставленную другой мебелью. Мужчина под сорок сидел за обеденным столом, опустив плечи, с довольно печальным видом. Гарри подошел к нему, напустив на себя деловой и в общем-то довольно суровый вид, который Гермиона про себя называла «Не Шути С Мальчиком, Который Выжил», отчего стал выглядеть еще более угрожающе — в основном потому, что редко доставал эту свою личность с пыльных антресолей.

Она отошла назад, не желая вмешиваться. Этот Боб выглядел не опаснее Сайруса, хомячка Джинни. Он увидел Гарри и весь побледнел.

— Знаешь, кто я? — без преамбул спросил Гарри.

Боб сглотнул.

— Гарри Поттер, чтоб мне провалиться. Я все думал, когда ты соизволишь появиться.

— Вы ждали меня?

— Я ждал. Знал, что ты придешь за ним.

— За кем?

— За Роном, конечно.

Глаза Гарри сузились.

— Откуда ты знаешь Рона?

Боб вздохнул.

— Я его смотритель. Его охранник.

— Вернее, тюремщик.

— Полагаю, что так, — он еще раз вздохнул. — Вы не найдете его.

— Найдем, — мрачно пообещал Гарри.

— Не сможете. Аллегра забрала его отсюда. Его новое местоположение засекречено с помощью заклятия Фиделиус. (того самого, Хранителем которого был в свое время Хвост для Джеймса и Лили — прим. пер.)

— Значит, найдем Хранителя Тайны.

— Что ж, можете попытаться, — сказал мужчина. Его ровный монотонный голос уже начинал нервировать Гермиону.

— Я же нашел это место, так?

— Кстати говоря, как вам это удалось?

— Сложные чары и небольшая детективная работенка.

— На этот раз я избавлю вас от ненужных усилий. Я Хранитель Тайны.

Гермиона была поражена. Самое глупое, что мог сделать Боб — вот так вот раскрыть этот факт. На лице Гарри злость моментально сменилась крайней степенью бешенства. Он схватил Боба за мантию, подняв на ноги.

— Тогда я выясню, где Рон, даже если мне придется пытать тебя, и не думай, что я этого не сделаю.

— Не утруждайся. Я сам расскажу.

Гарри моргнул, нахмурив брови. Гермиона абсолютно не понимала, что вообще тут происходит.

— Что ты сказал? — спросил Гарри.

— Я расскажу тебе, где она его держит.

Гарри посадил Боба обратно.

— Но почему? Зачем ты это делаешь?

Гермиона подошла к Гарри.

— Прошу прощения, — сказала она Бобу, уволакивая Гарри за руку. Она наклонилась ближе и зашипела ему на ухо. — Почему ты просто не спросишь его, где Рон?

— Потому что он хочет мне это сказать, — прошептал Гарри в ответ.

— Да ну?!

— Гермиона, первое, что я узнал как разведчик, так это то, что, когда кто-то чуть ли не из штанов выпрыгивает, чтобы выдать самую нужную тебе информацию, ты должен быть очень, очень подозрительным! Я не спрошу его об этом до тех пор, пока не выясню его мотивы.

— Но… если он знает… мы теряем время…

— А потеряем еще больше, если пустимся в погоню за уткой, которую он нам скормит. Я все выясню, доверься мне.

Гермиона все еще сомневалась, но кивнула. Гарри вернулся к Бобу.

— Давай продолжим. Итак, как долго ты был тюремщиком Рона?

— Больше десяти лет, — Боб моргнул, а Гермиона не поверила своим глазам, увидев, как по щекам мужчины покатились слезы. — Она забрала его. Ты не представляешь, на что она способна.

— Тут ты ошибаешься.

Гермиона наклонилась вперед, нахмурившись, в ее голове росло подозрение.

— Рон был твоим другом?

Боб кивнул.

— Я беспокоюсь о нем. Тебе нужно найти его как можно скорее, Гарри, пока она не успела запрятать его еще глубже.

Гарри был явно настроен в высшей степени скептически.

— Хорошо, Боб. Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты больше десяти лет был надзирателем Рона и за это время подружился с ним настолько, что теперь хочешь нам помочь. Мне интересно, а что же ты тогда просто не помог ему сбежать или не позвал на помощь… например, меня. Еще больше мне интересно, почему Аллегра оставила тебя его надзирателем, если ты так сочувствовал его бедственному положению. У нее есть свои недостатки, но глупость в их число не входит.

— Я знал, что ты задашь эти вопросы, Гарри.

— И откуда же? Мы с тобой не знакомы.

— Я знаю, что ты хороший человек, а еще сильный. Я знаю тебя лучше, чем тебе кажется. Я знаю тебя, потому что Рон знает, — он кивнул на Гермиону. — И ее я тоже знаю.

— Рон рассказывал о нас? Тебе?

— Пожалуй, мне стоит начать с самого начала, — он немного выпрямился. — Меня зовут Роберт Блэкберн-Дуайер.

Он увидел их реакцию и кивнул.

— Аллегра — моя младшая сестра. Мы с ней присоединились к Кругу вместе. Мы были командой, которую невозможно было остановить. Мы быстро продвигались по карьерной лестнице, и когда Мастер начал организовывать своих новых последователей, мы уже были близки к ее вершине. Мне выпало несчастье быть ближе, чем была моя сестра. Она завидовала моему успеху, и я стал угрозой ее собственным амбициям. Она подстроила провал одного моего дела, и я впал в немилость. Когда вашего друга похитили, ей представилась прекрасная возможность избавиться от меня. Она убедила Мастера изгнать меня сюда в качестве тюремщика Рона. Мастер доверил ей организовать его заключение, и она не пожалела сил и средств. Аллегра поместила его в квартиру, полностью лишенную каких-либо магических предметов. Вся территория, а также сам Рон, были защищены примерно шестью различными уровнями охранных заклинаний. А еще Рон был заколдован так, что если бы он покинул квартиру сам или с кем-то еще, кроме Аллегры, ну ... его свобода бы продлилась недолго.

Боб сделал глубокий вдох и продолжил. Гермионе казалось, что он ждал слишком долго, чтобы поведать свою историю.

— А я был и есть связан Темной клятвой хранить место его нахождения в секрете. Но я понял, что в ней была лазейка и воспользовался этим. Когда я произносил текст клятвы, я добавил одно слово. Только одно слово. Вместо того, чтобы хранить тайну, пока Рон находился в заключении, я стал вынужден молчать только пока он находился здесь.

— То есть, когда его увезли отсюда, ты перестал быть связанным клятвой, — заключил Гарри.

— Именно. Я не знал, как долго мне придется быть здесь его стражником или как долго его вообще будут здесь держать, но в конечном итоге я хотел найти способ отомстить Аллегре.

— Вообще-то звучит так, будто ты был связан по рукам и ногам, — сказала Гермиона.

— Это даже преуменьшение, доктор Грейнджер. Я был беспомощным. Связанный различными магическими и немагическими средствами, я был вынужден сидеть здесь и смотреть, как гниет мой пленник, не в состоянии что-либо сделать или сказать. И все же я нашел способ помочь ему.

Гарри нахмурился.

— Как именно?

— Я знал, что если мне удастся надуть Аллегру и вынудить ее перепрятать Рона, я буду освобожден от клятвы и смогу рассказать вам все, что знаю. Проблема была только в том, как заставить ее это сделать. Я нашел лишь одну причину, по которой она бы согласилась вывезти его отсюда раньше срока… — если бы вы обнаружили, что он не мертв и стали искать его.

Гарри смотрел на Боба узкими как щелочки глазами.

— Это ты сказал Аллегре, что мы расследуем исчезновение Рона.

Боб кивнул.

— Я отправил Линчу фальшивую развед-сводку о поисках вашей группы.

— Но… ты-то как узнал об этом?

— Тщательно все спланировал. Благо, времени было достаточно. Где-то лет восемь назад, во время одного из моих редких выходов на поверхность, я пришел на могилу Рона и посадил шепчущую виноградную лозу. Я принес сюда вторую половину черенка, чтобы слышать все, что говорят у его могилы. И я слышал вас там во время эксгумации тела, — он взглянул на Гарри. — Десять лет я ждал, что ты обо всем догадаешься, Гарри. Но я начинал терять уверенность. Я сотню раз пытался предупредить тебя, но Клятва всегда мешала мне.

— Что ж, скажи спасибо Гермионе, это она все поняла, — Гарри потер лоб. — И Аллегра даже не подозревала, что ты сменил лагерь?

Боб слегка улыбнулся.

— Встречайте лучшего актера в мире.

Гарри присел на корточках перед Бобом, внимательно изучая его лицо.

— Я хочу верить тебе, правда. Но ты должен понимать, почему просто так я не могу себе этого позволить.

— Разумеется. Исходя из того, что теперь тебе известно, я с тем же успехом мог бы быть самым преданным слугой Аллегры, стремящимся сбить тебя со следа и завести в засаду, чтобы выиграть время и снова упрятать Рона. Но я могу сказать, что он бы верил моему желанию помочь.

Боб взглянул на Гермиону, впервые поднимаясь на ноги.

— Одним из самых ярких воспоминаний Рона была ваша последняя встреча в оранжерее Хогвартса, — Гермиона прижала руку к горлу, ее сердце колотилось. — Ты помнишь? — она кивнула.

— Раньше ему снились сны о тебе почти каждую ночь. Он хотел, чтобы у него была возможность сказать тебе, как много значила для него та ночь, когда ты отдала ему часть себя, — Боб перевел взгляд с нее на Гарри, его лицо было полно грусти. — Думаешь, Рон поделился бы столь интимными подробностями с тем, кого не считал другом? Если не доверяете мне, поверьте ему.

Несколько секунд никто не говорил ни слова.

— Если хотите, я расскажу все под сывороткой правды.

Гарри сделал глубокий вдох.

— Нет нужды, я решил поверить тебе. Ты скажешь мне, где Рон?

Боб расслабился.

— Хорошо. Я рад. Она держит его в Лекса Кор, но вам стоит поторопиться. Там только временное убежище, пока она не подготовит новое. Когда она снова его переместит, я больше не буду ничего знать о его местонахождении.

Гарри с Гермионой обменялись встревоженными взглядами.

— Мы и рады поторопиться, но не знаем, как туда попасть. Лекса Кор Ненаходима.

Боб улыбнулся.

— У меня есть портключ — это книга «Один день из жизни Ивана Денисовича», лежит на самой верхней полке в книжном шкафу.

Гермиона слышала, как Генри немедленно сорвался с места и побежал в библиотеку Боба в поисках книги. Гарри покачал головой.

— Боб, я надеюсь, ты понимаешь, на какую сделку с самим собой мне приходится идти, чтобы поверить тебе. Я провел большую часть сознательной жизни убеждаясь, что люди, кажущиеся слишком хорошими, на самом деле далеки от таковых.

— Как я и сказал, ты можешь проверить мои слова с помощью веритасерума.

Гарри колебался.

— Хотелось бы получить доказательства, но на это уйдет несколько часов, у нас нет столько времени. Придется тебе поверить, — Гарри обернулся. — Джонс!

— Да?

— Возвращайся в Р.Д. Колдуны-оперативники должны быть готовы через десять минут. Теперь, когда мы знаем, что раскрыты, нам придется идти в полной боевой готовности. Понял?

— Будет сделано, — сказал Наполеон, исчезая в дверном проеме.

 

* * *

 

Ремус рылся в своих бумагах, наводя беспорядок на обычно идеально аккуратном столе. Он бормотал себе под нос, в отчаянии открывая ящик за ящиком.

— Что-то потерял?

Он поднял глаза и увидел Диз, стоящую в дверях и улыбающуюся ему.

— Эм… да, мои повязки против проклятий. Клянусь, они были здесь, в верхнем ящике.

Диз небрежно потянулась за дверь и сняла висящие на ручке ленты.

— Вот эти?

Он улыбнулся и выдохнул с облегчением.

— Да, спасибо, — он взял их у нее, внезапно осознав, что Диз не должна видеть его сборов. Их расследование уже дискредитировано, так что проблема была не в секретности, а в том, что объяснять все ей было бы слишком долго.

— Что происходит? — голос Диз надломился. — Выглядишь так, будто готовишься к битве.

— Нет! Нет… просто… кое-что случилось, мне нужно разобраться с одним делом.

Она вздохнула.

— Видимо, сегодня вечером мы не увидимся.

Люпин резко выпрямился, отвлекаясь от своих сборов и внезапно почувствовав себя самым большим идиотом в мире, так как совершенно забыл об их свидании.

— О. Прости, Диз. Я не могу ... Мне правда нужно ...

— Не расстраивайся. Все в порядке. Сходим в другой раз, — она улыбнулась ему. — Как раз все руки не доходили помыть холодильник.

Он улыбнулся в ответ.

— Мне правда очень жаль. Я все тебе объясню потом, когда вернусь.

Ремус уже направился к выходу, но Диз успела поймать его за руку.

— Будь осторожен, ладно? — она попыталась придать голосу непринужденный тон, но глаза выдавали беспокойство. — Мы же не хотим, чтобы ты пострадал, правда?

Он встряхнул головой.

— Я буду осторожен.

Диз кивнула, затем поднялась на носочки и быстро поцеловала его в губы.

— Отлично.

Люпин удивленно уставился на нее. Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку и потянул назад. Прежде чем он смог отговорить себя, он наклонился и поцеловал ее снова, более глубоким поцелуем; его рука скользнула вокруг ее талии, чтобы притянуть ближе. Диз ответила на поцелуй, кладя руки ему на грудь.

Когда через несколько долгих мгновений она отстранилась, на ее лице появилось осуждающее выражение.

— Ты совсем не помогаешь мне справиться с грустью из-за отмененного свидания.

— Почему это?

— Теперь сидеть дома одной будет еще невыносимее, зная, что я теряю.

 

* * *

 

Гермиона застегнула пояс Гарри вокруг талии, поправляя кобуру для палочки на его бедре.

— У тебя кончились гранулы для Конфундуса.

— Обойдусь без них. Нет времени на пополнение запасов, — Гарри повернулся и взял со стола ее пояс. Гермиона сняла с крючка свой плащ и повернулась спиной к Гарри, чтобы он помог ей надеть его.

— Знаешь, будет непросто.

— Знаю, — ответила Гермиона.

— Она выставит охрану, скорее всего преимущественно из этих ее богом забытых наемников-магглов. Клянусь, она их разводит где-то, они все не кончаются и не кончаются.

— Мы с ними справимся.

Гарри закончил с ее поясом, после чего подошел к ней вплотную и обнял за талию, склонив голову к ее плечу.

— Тебя могут ранить. И меня тоже.

— Я знаю, — снова сказала она уже мягче, прислоняясь к его груди.

Гарри колебался с минуту, думая, стоит ли ему продолжать, и видимо решил для себя, что должен. Он был просто обязан ей сказать.

— Если мне придется выбирать между твоей жизнью или Рона, я…

— Шшш, — Гермиона оборвала его. — Нет, не говори так. У нас с тобой были эти десять лет, а у него не было. Рон заслуживает шанс на жизнь в этом мире.

— Как бы то ни было, ты мой приоритет. Я взял на себя обязательство и намерен выполнить его. Если я собираюсь стать твоим мужем, а в каком-то смысле я уже им являюсь, то ты всегда будешь для меня на первом месте. Важнее работы, важнее долга, важнее Рона, важнее всего.

Гермиона вздохнула.

— Гарри, я за тебя очень волнуюсь. Такая самоотверженность однажды может стоить тебе очень дорого. Я люблю тебя и ценю то, что ты сейчас сказал, но если ты всегда будешь ставить меня на первое место, ты сам можешь пострадать из-за этого. Я не вынесу, если стану тому причиной.

Ответа не последовало. Гарри прижал ее к себе сильнее, осознавая, что они теряют драгоценное время. Гермиона повернулась в его руках и взглянула на него.

— Поцелуй меня разок и пора.

Гарри так и сделал, поцеловав ее разок — как в последний раз.

 

* * *

 

Лекса Кор была точь-в-точь такой, какой он ее помнил. Мрачное, гнетущое место, окутанное сотнями лет страданий и тайн. Он не удивился своим ощущениям, ведь в последний его визит сюда Гарри заключили в тюрьму, чуть не обратили и заставили смотреть, как Аллегра убивает женщину, в которую он только что влюбился. Он действительно ненавидел это место.

Гарри дотронулся до порт-ключа своей палочкой, посылая сигнал в Р.Д., где десять колдунов-оперативников ждали его приказа. Гермиона оглядывалась по сторонам; ее не покидало нехорошее предчувствие. Она держала свою палочку наготове, чуть опустив ее, и запястье уже сводило от напряжения.

Наполеон стоял за спиной к Гарри, осматривая территорию на признаки надвигающейся атаки. Их неприятели еще не знали, что Боб вывернул наизнанку свою клятву, но это не значило, что тюрьма не охранялась. Когда-то здесь была основная база Аллегры, кишащая темными магами, с удовольствием готовыми броситься в любую заварушку, но развед-отчеты Гарри говорили о том, что теперь старая тюрьма заброшена.

Его все еще удивляло, что Аллегра решила спрятать Рона здесь — в месте, где его было труднее охранять. И даже если Лекса Кор была заброшена, а пребывание Рона здесь задумывалось как временное, она все равно должна была оставить с ним множество нянек.

Со свистящим звуком в коридоре наконец материализовался отряд волшебников, вызванный Гарри в качестве подкрепления, и теперь все они толпились, держась за потрепанный, переплетенный кожей экземпляр «Одного дня из жизни Ивана Денисовича». Волшебники смотрели на Гарри, ожидая приказа; он жестом велел им пока оставаться на месте.

— Где мы? — шепотом спросил Гарри Гермиону. Она тщательно изучала чертежи замка со времен их последнего визита и была знакома с его планом настолько, насколько это вообще было возможно для того, кто бывал здесь только один раз.

— Мы в верхнем западном коридоре, — прошептала она в ответ.

Боб не знал, где именно в Лекса Коре Аллегра держала Рона, но это было неважно.

— Ну что ж, — кивнул Гарри Изобель. — Теперь все зависит от Смедли.

Они повернулись и посмотрели на свое секретное оружие, которое выглядело бы намного опаснее, если бы не виляло хвостом.

Драконьи гончие совсем не соответствовали своему грозному названию. Фактически, это были маленькие и дружелюбные собачки с лохматой шерстью и ярко-голубыми глазами; Гарри подумал, что они чем-то похожи на такс. Драконья гончая работала в команде с проводником-волшебником, который обычно держал собаку в своем доме еще и в качестве домашнего питомца. Гончие были очень умны и чувствительны к магии настолько, что не желали работать с практикующими Темные искусства колдунамми, потому что это их слишком расстраивало. Изобель начинала свою карьеру в разведке как Драконогончий и по-прежнему предлагала свои услуги, когда требовалась поисково-спасательная операция. Ее пес Смедли был известен своими выдающимися поисковыми навыками и настоящим профессионализмом.

Изобель присела на корточки перед Смедли, глядя в его умные собачьи глаза.

— Ладно, приятель, — начала она, — пора нам найти кое-кого. Все готовы? — Смедли лизнул ее лицо. — Хорошо. Мы должны вести себя тихо, так что не лаять. Тихо.

Когда она сказала «тихо», она нежно сжала морду Смедли двумя пальцами, чтобы он понял ее. Изобель повторила команду «тихо» еще несколько раз, а затем отпустила его. Понимая, что пора за работу, Смедли перестал вилять хвостом и настороженно посмотрел на хозяйку. Она полезла в рюкзак и вытащила старую потрепанную открытку ко Дню Святого Валентина.

Гарри посмотрел на нее, стараясь подавить беспокойство, которое открытка почему-то вызывала у него. Драконья гончая могла выследить человека по его магии, поэтому все, что им было нужно, — это предмет, который зачаровал нужный человек. Найти такой предмет в случае с Роном было нелегко, но в конце концов Гермиона выудила из своего сундука эту открытку, избегая при этом взгляда Гарри. Она никогда не показывала ему ничего, что она сохранила в память о Роне, и он не спрашивал, что осталось у нее от этих отношений. Пока она не вытащила эту карточку, ему даже в голову не приходило, что она вообще что-то хранила.

Открытка была сделана из плотной красной бумаги. На лицевой стороне блестящей золотой краской было написано «Моей Валентинке». На внутренней стороне открытки красовалась волшебная фотография Гермионы и Рона на Рождество, сделанная незадолго до его мнимой смерти. Гарри некоторое время смотрел на фотографию, наблюдая, как Рон снова и снова целовал Гермиону под омелой. Он видел, как ее руки обвились вокруг его шеи, видел, как их губы встретились, видел, как Рон по-свойски легко прикасался к ее волосам. Сейчас их интересовала лишь одна часть этой открытки — надпись на внутренней стороне, выполненная сверкающими разноцветными чернилами, которые были зачарованы складываться в слова. В самом начале появилось имя — «Гермионе», затем буквы распались и превратились в слова «С любовью, Рон».

Открытка была вся в стиле Рона, такая же немного неуклюжая, но невероятно искренняя: свою мягкосердечную натуру он всегда старался скрыть за сарказмом и проявлениями якобы безразличия. Гермиона освободила в Роне какой-то липкий, романтический дух, и он беззаветно принял этот вызов. Когда они были вместе, он был таким же нежным и заботливым, как когда-то недовольным и пренебрежительным. Проявления его чувств вот таких самодельных символов. Гарри вспомнил, как именно в тот День Святого Валентина дал Гермионе на вычитку одну из своих курсовых. Да, но тогда ты ее не любил, — сказал он сам себе. О, неужели? — прошептал в ответ другой голос.

Что ж, он любил ее теперь, ничто уже не могло изменить этого. И никто не мог. Он взглянул на нее, но она наблюдали за Смедли и Изобель. Гермиона, вероятно, очень рассердилась бы на него, узнай, что в нем жили эти опасные мысли — непрошенные и неизгоняемые. Что я должна сделать, Гарри? — спросила бы она. Мне что, арендовать самолет и написать в небе во время Чемпионата мира по квиддичу «Я люблю Гарри Поттера?» Должна ли я упасть ниц к твоим ногам, рыдать и рвать на себе одежду? Разве недостаточно того, что я говорю тебе о своей любви каждый день?

И она делала гораздо больше, чем просто говорила ему об этом. Она заваривала ему чай, точно зная сколько меда положить в него; открыто рассказывала ему о своей неуверенности, страхах, неосуществленных мечтах, делясь собой без остатка. Он чувствовал это, когда она ругалась на его, когда пела в душе, когда целовала его в макушку, проходя мимо. Он знал это и по тому, как она исцеляла его боль и чувство вины, как она успокаивала его после ночных кошмаров и как она двигалась, занимаясь с ним любовью. Она так много делает для меня, — подумал он. А что я для нее сделал? Показал ли ей что-то, что удержит ее со мной? Сказал ли достаточно? Знает ли она, что на самом деле я к ней чувствую? Эта женщина спасла мне жизнь, отдав часть своей ради меня. Что я сделал для нее, что может сравниться с этим?

В глубине души Гарри знал, что все это даже нелепо. Он понимал, что ведет себя иррационально и совершенно несправедлив по отношению к самому себе. Он отдавал себе отчет в том, что ему не нужно доказывать Гермионе свою любовь, что он уже все показал и сказал ей, что мог. Любовь — ничто иное, как акт веры, а не набор эмпирических данных. Но он также осознавал, что был безнадежным паникером. На самом деле Гарри, конечно, не верил, что потеряет Гермиону, как только они найдут Рона. Это выходило за все пределы разумного, не говоря уже о его знании ее характера, — как можно было всерьез думать, что она бросит его из-за человека, которого не любила уже десять лет? Однако в его ответах самому себе не было места разуму и реализма.

Неуверенность Гарри тысячекратно умножалась масштабом последствий для него, если бы все же произошло немыслимое. Он знал, что Гермиона не бросит его, и все же не мог не думать, что если бы она все же так поступила, он бы просто не знал, как с этим справиться. Однажды он уже потерял ее и не был готов проходить через это снова. Во время их трехмесячного расставания он всегда чувствовал внутреннюю уверенность в том, что это временно, что их трудности в итоге разрешатся. Если ему придется снова пройти через подобное, но без этой уверенности в обязательном примирении ... Нет, он не мог думать об этом, это было слишком. Прошло всего полтора года с тех пор, как их отношения изменились (Неужели так мало? Казалось, гораздо больше), но в его сознании это время с ней уже затмило все, что было до нее. Он едва мог вспомнить, каково было быть ей только другом, касаться ее только платонически, смотреть на нее и видеть лишь собеседника. Он никогда не сможет вернуться к этому мирному невежеству, этой приятной слепоте. Отныне, пока он его глаза могут, он будет видеть в ней женщину, которую любит, которую всегда любил ... даже если она не будет смотреть на него в ответ.

Изобель протянула валентинку Смедли, который коснулся ее макушкой, сопя и почесывая свой пушистый лоб о бумагу. Все отнеслись к их идее с сомнением. Не было уверенности в том, сможет ли драконья гончая выследить кого-то, кто не колдовал больше десяти лет. Может, след со временем исчез? Могла ли магия человека исчезнуть, если ей не пользоваться? Этот вопрос никогда и никем не изучался.

Смедли принюхивался и покачивал головой из стороны в сторону, ища след. Он немного подпрыгнул, как будто хотел залаять, но знал, что нельзя, а затем потянул поводок. Изобель пожала плечами.

— Он что-то нашел, я уверена.

Гарри повернулся к отряду.

— Вы трое, идите на восток. Вы трое — на запад. На видных местах не держитесь, разведайте обстановку. Остальные с нами.

Отряд разделился, и их группа начала двигаться по коридору со Смедли во главе; он яростно вилял хвостом, а его пушистая голова моталась туда-сюда.

Адреналин струился по венам Гарри, а лицо Гермионы выражало крайнюю степень волнения: Смедли почувствовал присутствие Рона. Он действительно был здесь, и они шли прямо к нему. Возможно, очень скоро они увидят его снова, освободят его, отвезут домой и вернут семье и друзьям, которые так любили его и бесконечно скучали. Гарри потянулся и схватил Гермиону за руку, не заботясь о том, адекватно ли это проявление чувств ситуации, зная только, что ничего не может с собой поделать. Он хотел найти его вместе с ней. Если и есть что-то, что им нужно сделать вместе, так это спасти Рона, их лучшего друга, недостающей трети их неполного целого. Казалось, она чувствовала то же самое, сжимая его пальцы, когда они крались по коридору, пытаясь производить как можно меньше шума.

 

* * *

 

Рон ощущал, как у него кружилась голова; он был уверен, что теряет сознание. Большие черные цветы расцветали в его глазах, а мир вокруг становился серым и вращался вокруг его макушки.

Время бесконечно тянулось, его движение в этом несущемся в никуда потоке полностью прекратилось. Ты меня видишь, Гарри? — в голове пронеслась безумная мысль. Слышишь, как я кричу? Вот только он не кричал, на это ему уже не хватало сил. Но Рону казалось, что все это время он кричал: неистово и изо всей мочи.

Боль в ногах давно прошла, теперь она просто существовала внутри него. Боль заполнила весь его мир словно красный туман, заслонивший взгляд и затмивший все остальные ощущения. Странным образом она стала его другом и союзником. Боль не давала ему уснуть, поддерживая в умеренной бдительности, когда все, чего он хотел, — это упасть в мертвый обморок. Боль означает, что ты еще не умер, — настаивал голос в его голове. Он был уверен, что где-то это слышал или читал, но источник ускользнул из его воспоминаний. Я еще не умер. Полагаю, это хорошо.

Аллегра не вернулась в его камеру. Он задавался вопросом, что, черт возьми, она делает. Придумывает для него еще одну фальшивую смерть? Трахается со своим гребаным Мастером? Она говорила о нем, словно фанатка, падающая в обморок при виде Битлз. Рону казалось, ей требовалось слишком много времени, чтобы воплотить в жизнь то, что она задумала. Разве Аллегра не боялась, что Гарри за это время найдет Рона? Вероятно, нет. По ее мнению, никто не мог найти его, и он знал почему. Это место было Ненаходимым и спрятанным в пространственном кармане. Он даже не знал, как им добраться до его старой квартиры, не говоря уже о том, чтобы проникнуть сюда.

У Рона почти не было надежды на побег, и все же оптимистичный голосок в его голове уверял, что теперь, когда его друзья знали, что он жив, они каким-то образом найдут его. Но как? Десять лет одиночества отточили его творческие способности и воображение до состояния острой бритвы, и все же он не мог мысленно построить разумный сценарий, который позволил бы Гарри и Гермионе найти его.

Сейчас сама возможность того, что его могут спасти, была даже более мучительной, чем боль в ногах. Иметь эту надежду теперь, после всех этих лет, было ужасно хотя бы потому, что если она снова рухнет, Рон окончательно и навсегда потеряет рассудок. Он давно смирился со своим заточением, но теперь мысль о том, чтобы снова увидеть своих друзей, свою семью, была слишком прекрасна, чтобы ее можно было запросто выбросить ее из головы. Поскольку разумом он запрещал себе думать о спасении, за данной ему снова надеждой не будет стоять ничего, кроме мрачного будущего, когда эта надежда рухнет вместе с остатками его рассудка.

 

* * *

 

Смедли заводил их все глубже и глубже в темные коридоры тюрьмы.

За собакой следовала группа из восьми человек: Гарри, Гермиона, Наполеон, Ремус, Изобель и трое сопровождавших их агентов. Генри и Сакеш остались в штабе на случай, если потребуется подкрепление или медпомощь.

Шея Гарри сзади начала покалывать, а кожа покрылась мурашками. За ними наблюдают, он был в этом уверен. Рука Гермионы сжала его руку, и он понял, что она тоже это чувствовала. Их маленькая группа, не говоря ни слова, держалась максимально близко друг к другу; Изобель притягивала поводок Смедли к себе, чтобы он шел ближе к ее ногам. Но пока что пес не подавал никаких признаков, что напал на конкретный след.

Гарри осторожно обошел своих сотоварищей, всматриваясь в темноту коридора. Со стороны могло выглядеть так, будто он искал место, где могли бы удерживать Рона, но в действительности он высматривал удобное для засады место. Гарри знал, что остальные думали об этом же, ведь все они прошли одинаковую полевую подготовку.

Коридор, по которому они медленно продвигались, вывел их в еще более широкий проход, упиравшийся в ведущую на второй этаж лестницу. С обеих сторон на втором этаже располагались балконы, а над ними — еще коридоры. Гарри напрягся. Идеальное место. Он оглядел остальных и увидел подтверждение своих мыслей во взглядах Наполеона и Ремуса.

Когда их противники наконец решились выступить из своей засады, группа Гарри была готова. Наемники прыгали с балконов сверху, явно намереваясь приземлиться среди них, разбить группу и отбиваться от них по одному ... вот только едва их ноги оторвались от земли, предполагаемая «добыча» разделилась на две группы и быстро нырнула под балконы на противоположных стенах галереи. Наемники приземлились в центре, в ужасе понимая, что это их окружили, а не они.

Волшебники молча бросились в атаку. Гарри сразу же заметил, что их меньше, чем наемников, но ненамного. Безо всяких приказов Изобель подхватила Смедли и нырнула в безопасное место за угол, прикрывая его своей палочкой; защитить драконью гончую было жизненно необходимо, ведь она был не только беспомощна сама по себе, но и оставалась их единственным способом найти Рона.

Отправляясь на задание, Гарри знал, что придется сражаться. Само собой разумеется, его первейшим желанием было защитить Гермиону, и он едва ли мог подавить его. Гермиона была более чем способна за себя постоять, и если он хотел добиться успеха миссии, она нужна была ему здесь, а не где-то в безопасном месте. Поэтому Гарри изо всех сил старался не смотреть на нее и на то, как ее окружали два здоровенных амбала.

У самого Гарри, впрочем, тоже было достаточно проблем. Головорезы сосредоточили значительные усилия именно на нем, точно определив его как лидера отряда — или по характеру взаимодействия их группы, или по предварительной наводке от Аллегры. Потом Гарри не смог бы подробно описать этот бой. Зрение стало туннельным, он моментально реагировал на летящие в него удары, нанося свои — быстрые и эффективные. Лучше бы Аллегра инвестировала в качество, а не в количество своих головорезов, подумал он про себя. Они, разумеется, были сильными и преданными (при условии, что им хорошо и вовремя платят), но неуклюжими и неквалифицированными бойцами. Предвидеть их удары было вовсе несложно, а еще проще было найти слабое место и нейтрализовать их.

Нападавшие были вооружены, но у Гарри не было времени подумать, почему они не использовали свое оружие, о чем он потом пожалел. Ему было пришла в голову мысль украсть несколько их пистолетов и самому использовать их, но он отверг эту идею как заведомо провальную. Без Касания Знания (кто забыл, об этом было во второй части, фишка Гарри как Мага — прим. пер.) он бы наверняка просто-напросто прострелил бы себе ногу.

Гарри присел и развернулся, зажав ногой колени нападавшего. Мужчина упал на землю, и одним быстрым движением Гарри ударил его локтем по задней поверхности шеи, в результате чего тот потерял сознание. Гарри выпрямился, готовясь к новой атаке, но больше никто не нападал. Он огляделся, тяжело дыша, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ремус поднялся с пола и отразил брошенный кинжал взмахом палочки. Гермиона все еще боролась с мужчиной азиатом примерно ее комплекции, что до странного осложняло их драку. Крупного человека обычно можно было обмануть, заставив использовать его собственный рост и вес против самого себя. Более миниатюрный нападающий в этом плане оказывался более эффективным и ко всему прочему имел меньшую площадь поражения.

Азиат выполнил весьма убедительный обманный маневр, и Гермиона попалась на него. Она подалась вперед, чтобы блокировать удар, а наемник увернулся в другую сторону, вонзая кинжал ей в плечо до самой рукоятки. Гермиона закричала и отшатнулась на несколько шагов.

Ярость взорвалась в голове Гарри при виде крови, льющейся по ее руке. Он бросился на азиата, застав того врасплох, обхватил его в районе живота и уложил на лопатки. Затем Гарри встал, резким движением поднял наемника на ноги, схватив его за переднюю часть рубашки. Краем глаза он заметил, что Наполеон поспешил обработать рану Гермионы.

— Где он? — закричал Гарри в лицо азиату. — Где она его держит?

— Да пошел ты! — прошипел головорез в ответ.

Гарри встряхнул его.

— ГДЕ ОН? — голос Гарри был похож на раскат грома.

Губы мужчины скривились в усмешке.

— Гордости предшествует, — внезапно сказал он (целиком устойчивое выражение звучит «Pride goeth before destruction», что означает «Погибели предшествует гордость» — прим. пер.)

Терпение Гарри лопнуло. Он с силой вмазал ему и крепко связал веревками, выпущенными из своей палочки. Он думал о том, что у них все еще был Смедли, чтобы привести их к Рону. Остальные члены группы осматривали вырубленных наемников. Гарри повернулся и поспешил туда, где Наполеон прислонил Гермиону к одной из колонн, поддерживающих балкон. Он вынул кинжал и теперь давил на ее рану. Она не обращала особого внимания на действия Наполеона, ее глаза следили за Гарри, который приближался прямо к ним.

— С тобой все в порядке? — спросила она, когда он присел рядом с ней.

— Со мной? Да, ты как? — сбивчиво ответил он, притягивая ее к себе.

На лице Гермионы появилась вымученная улыбка.

— Нормально. Все не так уж плохо.

Наполеон осмотрел ее рану, кивнул и вытащил палочку. Через несколько мгновений исцеляющие чары замерцали на бицепсе Гермионы.

— Через несколько минут будешь как новенькая, — пообещал Наполеон.

— Гарри! — закричал Ремус, его голос казался встревоженным. Гарри повернулся, и чувство страха пронзило его живот при виде Ремуса с Изобель на руках. Она была без сознания. В ту же секунду он понял, почему магглы не стреляли в них. Схватка была не столько частью засады, сколько способом отвлечь их внимание.

— О нет, — пробормотала Гермиона. Смедли нигде не было видно.

 

* * *

 

Рон слышал звуки битвы где-то снаружи: достаточно близко, чтобы понять, что что-то определенно происходит и недостаточно, чтобы узнать, что именно. Два наемника-маггла, стоявших у его двери, даже глазом не моргнули. Рон слышал крики, удары и тревожный грохот, как будто от падающих на землю тел. Последовала пауза ... затем мужской голос закричал: «Где он?»

Голос пронзил его, потому что он принадлежал Гарри. Он не спутал бы его ни с одним другим. Его голос стал немного глубже и более гортанным с печатью зрелости, но безусловно это был он. В сердце Рона вспыхнула надежда; надежда, которую он подавлял как безрассудную и не имеющую права на жизнь. Гарри был здесь. Он нашел его. Каким-то образом он нашел его, и теперь все будет хорошо.

— Гарри, — прохрипел он, — я здесь! — ему казалось, что он кричит изо всех сил, но едва ли смог выдавить из себя даже хриплый шепот — такой тихий, что даже двое охранников прямо за дверью его не услышали.

Еще пятеро головорезов Аллегры (где она их берет? Она держит какую-то колонию, где их разводит?) вошли в камеру Рона, явно постегиваемые какой-то целью, но стараясь не подавать виду и особенно не торопясь. Они обменялись парой слов, сказанных шепотом, затем один снова вышел, а шестеро остались стоять у его клетки.

Что-то происходит. Они пришли за мной. Но головорезы не выглядели слишком уж обеспокоенными… как будто все шло по плану. Как будто они точно знали, что делать.

— Гарри! Берегись! Они… это ловушка! — Рон снова попытался закричать… но это помогло бы не больше, чем если бы он орал сразу в три мегафона.

Рон в отчаянии откинулся головой на стену позади себя. Если Гарри наконец добрался так близко только для того, чтобы его убили при попытке спасти Рона прямо у того на глазах, его сердце разорвется из-за абсолютнейшего горя. Это было бы невыносимо. В конце концов, это было бы уже слишком.

 

* * *

 

Рядом с сидевший у колонны Гермионой организовался импровизированный штаб. После осмотра выяснилось, что Изобель практически не пострадала, за исключением ужасной гематомы на виске, наводящей на мысли о сотрясении. Гарри рукой поддерживал Гермиону, его глаза беспокойно вглядывались во тьму коридора, когда он заговорил шепотом.

— Это была не просто засада. Это ловушка.

— Чтобы забрать у нас Смедли.

— Но это не так просто, как они думают, — сказал Ремус. — Драконьи гончие умны и обладают волшебной защитой. Если Смедли сможет, он сбежит и попытается возобновить охоту.

— Будем надеяться, что он вернется к нам, но сейчас у нас есть проблемы посерьезнее, — заметил Гарри. — Я думаю, что мы здесь застряли. Если у них было достаточно мозгов, чтобы подстроить ловушку, значит их хватило и на оцепление периметра. Они сейчас и позади, и впереди нас. Все, что им нужно делать, это удерживать нас здесь и отстреливать как рыб в бочке. Мы отрезаны от подкрепления и не можем отступить. Пройдет время, прежде чем другие разведывательные группы поймут, что случилось.

— Как думаешь, что они сделают? — спросил Наполеон.

Прежде чем Гарри смог что-либо сказать, ответ на его вопрос свалился откуда-то сверху. В сводчатом каменном коридоре прогремел выстрел, и пуля попала Наполеону в грудь. Кровь вытекала из его тела нерегулярными брызгами, и он с кряхтением упал на пол. Больше он не двигался.

Агенты тут же исчезли в укрытии под выступами балконов. Гарри обхватил Гермиону чуть выше ребер и потащил обратно в тень, не обращая внимания на ее крики боли. Он прижал ее к стене коридора, заслоняя собой. Гермиона висела на его плечах, и он чувствовал, как она дрожит.

-О Боже, Наполеон! — всхлипнула она себе под нос. Взгляд Гарри был прикован к месту, где неподвижно оставался лежать его зам.

Ремус положил Изобель у стены и занял позицию за одной из колонн. Один из агентов группы стоял справа от него, двое других — по противоположной стороне коридора.

— Сколько их? — прошипел Гарри.

Ремус встряхнул головой.

— Не могу сказать. Не меньше трех. Тут дюжина укромных уголков и закоулков, с тем же успехом их может быть и десять.

Гарри хотел было встать, но Гермиона затащила его назад.

— Гарри, нет!

— Мы не можем здесь оставаться, иначе это превратится в осаду.

— Тебя застрелят!

— Я смогу отразить выстрелы.

— Только если увидишь их! Но они окружили нас!

Гарри не отвечал.

— Она права, — заметил Ремус.

— Он мертв? — ровным голосом спросила Гермиона, ее пальцы впивались в плечо Гарри. Ему незачем было спрашивать, кого она имела в виду.

— Я не знаю, — напряженно ответил Гарри. — Мы ничего не можем сделать для него, пока в нас стреляет куча магглов. Но Рон все еще где-то здесь, и мы должны найти его, прежде чем они успеют переместить его! Каждая секунда на счету!

— И что ты предлагаешь? — спросил Ремус.

Гарри вздохнул.

— Я просто Оглушу их всех.

— Гарри… это же незаконно, — прошептала Гермиона.

— Честно говоря, меня это уже не волнует.

— Ты потеряешь работу и звание. И возможно, отправишься в Азкабан.

— И разве это хуже чем то, через что пришлось пройти Рону за эти десять лет? Я ему должен!

— Я тебе не позволю. Я не могу снова потерять тебя, Гарри! — сказала она, ее шепот звучал все громче и взволнованнее. — Мы найдем другой способ!

— Какой другой способ? Подождем, пока ангел сойдет с небес и поразит злодеев?

Внезапно сверху раздался мощный грохот и выстрелы. Человеческая фигура спрыгнула с балкона прямо над их головами и упала на землю ... это был один из маггловских боевиков, в маске и плаще. Сейчас снова полетят удары, еще больше криков и выстрелов...

Гибкая фигура грациозно спрыгнула с балкона, приземлилась на корточки и улыбнулась им. Гарри облегченно выдохнул. Это был МакХью, один из Р.Д.шных оперативников, которых Гарри послал на разведку тюрьмы.

— Нужна помощь? — спросил он.

Гарри едва смог удержаться от объятий их долговязого спасителя. Он вылез из-под навеса и поспешил к Наполеону, нащупывая пульс. Гермиона бросилась следом за ним.

— Он еще жив, — объявил Гарри и взглянул на МакХью. — Доложи обстановку.

— Мы выследили нескольких из этих шестерок до места засады и встретились с другой командой, которая выслеживала свою цель. Мы увидели ловушку и отступили.

— Что, и вы просто сидели где-то, дожидаясь подходящего момента прийти на помощь?

— Нам пришлось, Гарри. Нам пришлось дождаться, когда они вас схватят, иначе они просто снова бы выставили своих наемников с пушками, — его челюсть сжалась. — Я надеялся, что мы займем позицию прежде, чем они кого-нибудь застрелят. Извини.

— Ладно, не важно. Что там сейчас происходит?

— Позади и дальше по коридору все чисто. Мы установили несколько заклинаний, чтобы убрать их у нас с хвоста.

— Отлично. Напомни мне повысить тебя до Генерала, когда вернемся.

— Есть, сэр.

— Этому человеку нужна срочная медицинская помощь. И капитану Хайд-Уайт тоже. Ваш отряд укомлектован возвращающими портключами?

— Конечно.

— Тогда выберите человека, который вернется в Р.Д. с портключом, нам нужно подкрепление. Скажите, чтобы немедленно прислали бригаду медиков. Вы трое, оставайтесь здесь и охраняйте Джонса и Изобель. Остальные со мной вперед. Он повернулся к Гермионе. — Ты тоже остаешься здесь.

— Ни за что. Я в порядке, — она согнула руку, демонстрируя чары, все еще сияющие на ее заживающей ране.

— Заклинанию потребуется еще как минимум час, чтобы…

— Я в порядке, Гарри, — ее тон не допускал возражений. — Я иду с тобой.

Он вздохнул.

— Хорошо, но держись сзади, ты меня поняла?

— Ладно.

Гарри повернулся к МакХью.

— Вы ведь не видели никого из этих отморозков с нашей драконьей гончей?

— Нет, извините. Они что, украли ее?

— Да. Она была нашем ключом к Рону, — он остановился. — Но у меня есть другая идея.

Гарри подошел к тому месту, где компактный азиат, напавший на Гермиону, все еще сидел связанным у стены. Он был единственным из наемников, остававшимся в сознании. Гарри присел перед ним на корточки.

— Ты скажешь мне, где они держат Рона, — приказал он.

— Пошел ты нах*р, — выплюнул его пленник.

— Или ты скажешь, или я убью тебя, — просто сказал Гарри ровным и смертельно опасным тоном. Гермиона выглянула из-за его плеча. Он знал, что она задавалась вопросом, была ли это пустая угроза ... честно говоря, ему и самому было интересно.

Азиат усмехнулся.

— Ты не сможешь. Ты волшебник и не можешь использовать магию против меня, иначе попадешь в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.

Губы Гарри медленно скривились в зловещей улыбке.

— Кто говорил об использовании магии? — он взял короткий зазубренный кинжал, принадлежавший наемнику. Клинок все еще блестел от крови Гермионы. Гарри наклонился ближе. — Я неважно обращаюсь с ножами, — пробормотал он, надеясь, что это прозвучало достаточно злодейски, — кто знает, что я могу случайно отрезать?

Гарри лениво размахивал ножиком. Головорез уставился на него, на его лице впервые появился страх. Гарри наклонился еще ближе и прошептал ему на ухо.

— Ты напал на мою жену, так что лучше тебе быть готовым за это ответить.

Головорез вздрогнул.

— На… кого?

— Мужчина, чья семья в опасности, очень опасен, — продолжил Гарри, — и ваш заключенный — тоже моя семья.

Глаза Гарри задержались на блестящем острие лезвия, пока он неторопливо выговаривал каждое слово.

— Итак, у меня к тебе единственный вопрос ... с чего ты хочешь начать? — он слегка коснулся лезвием кожи наемника. — С руки, куда ты ее ранил? А как насчет бедра? Человек может истечь кровью от такой раны. Может быть ...

— Хорошо, — прошипел азиат. — Черт возьми, за десять тысяч я не сдохну от ножа, — он взглянул на Гарри. — Но если я скажу тебе, ты должен предоставить мне убежище или что-то в этом роде. Она разорвет меня на части, я видел, как она это делала.

— По рукам, — выпрямился Гарри. — Где он?

 

* * *

 

После очередной вспышки звуки борьбы внезапно прекратились. Шесть магглов снаружи стояли на равном расстоянии друга от друга... так, чтобы это не выглядело, будто они охраняют какое-то одно конкретное место, понял Рон.

Один из них украдкой посмотрел на часы.

— Они уже должны были вернуться, — шепотом сказал он стоящему рядом с ним охраннику.

Прозвучал выстрел, на этот раз гораздо ближе, и звуки еще одной схватки. Низкий крик и глухой удар, затем тишина. Шесть наемников напряженно ждали. Наконец один из них сделал шаг вперед.

— Джонас? — позвал один из них. Наверное, их часовой.

Им ответил низкий смешок, угрожающий и уверенный.

— Я даю вам один шанс отступить, — раздался знакомый бестелесный голос из темноты. Он мог исходить из любого из четырех коридоров, ведущих в эту комнату, странная акустика сыграла злую шутку с ушами находящихся внутри.

Рон ухмыльнулся, волнение и надежда в ту же секунду смыли его ослепляющую усталость и боль в ногах. Гарри был где-то рядом, прятался в темноте, готовый к атаке. Он прошел через все ловушки, которые они расставили для него. Конечно, прошел! — радостно кричал его разум. Это Гарри! Он пришел за мной, и надеюсь, вам не поздоровится! Он здесь, и он готов надрать вам всем задницы!

Рон подозревал, что прозвучало все это у него в голове даже немного комично.

— Поттер? — сердито гаркнул один из головорезов.

— Если вы отойдете в сторону прямо сейчас, я вас отпущу. Останетесь, и попадете за решетку ... или хуже.

— Да пошел ты! — закричал другой наемник, но голос его предательски сорвался. Рон не винил его. Голос Гарри звучал так, будто он был вполне способен воплотить свою угрозу, а вернее сказать, очень хотел это сделать. Во что, собственно, мог превратиться его друг за эти десять лет?

— Иду. Иду, — пауза. — Что ж, не говорите, что я не предупреждал.

Вспышка прострелила комнату, вырвавшись из одного из коридоров, и загорелась под потолком камеры, заливая все пространство ярким красным светом. Рон краем глаза увидел, как в комнату ворвались несколько облаченных в черное фигур, отвлекая внимание наемников ... но ненадолго.

— Берегись! — закричал один из них, и драка началась.

Рон поморщился. Его потенциальным спасителям не позволили бы использовать какую-либо магию для борьбы с магглами, что, несомненно, и было причиной того, что Аллегра использовала их так часто. Ему не хотелось думать о том, как Гарри придется выступить против огромного неповоротливого бабуина, борясь за свою жизнь.

В комнате ворвались трое волшебников. Одного он не знал. Вторым был ... боже, это же его старый учитель Ремус Люпин. Он выглядел немного старше, но все еще устрашающе боеспособным. Третьим был ... это был ...

Когда третий волшебник обернулся, радостный недостойный вопль сорвался с губ Рона, ведь он впервые за десять лет увидел Гарри собственными глазами. Гарри выглядел практически так же: те же черные волосы, те же очки и зеленые глаза ... но только теперь он был совсем другим.

Рона сразу же сразили изменения в нем, хотя было трудно сформулировать, в чем же именно заключались эти перемены. Его лицо стало более худым и обветренным, и он больше не выглядел уязвимо как в детстве. Сама его сущность, казалось, кричала: «Герой!» Он вырос и стал таким, каким должен был, излучая стойкую ауру лидерства. Он был высоким, стройным, красивым и ... он дрался. Все они дрались.

Челюсть Рона отвисала все ниже по мере того, как он следил за движениями Гарри.

— Иисусе, — прошептал он. — Гарри знает кунг-фу.

Маггловские наемники нападали на него, но тут же получали отпор. Он отвешивал удары быстро, умело и метко, его руки и ноги двигались слишком стремительно, чтобы взгляд Рона мог проследить за ними. Магглы, должно быть, считали именно его своей главной угрозой, потому что сосредоточили почти все свои усилия на Гарри; четверо из них бросились на него одновременно. Рон ахнул, когда Гарри подпрыгнул над их головами и приземлился за их спинами. Он схватил одного из наемников и развернул его, ударил по лицу, поворачиваясь вслед за своим кулаков, чтобы снова схватить парня другой рукой и отвесить еще пару апперкотов.

Рон видел, как Гарри на секунду остановился и быстро оглянул комнату.

— Рон! — закричал он. — Ты здесь?

— Я здесь, — прохрипел Рон, зная, что его никто не слышит. Он поднял руки и попытался стучать кулаками в дверь своей камеры, но она звуки оставались глухими. Гарри все еще боролся с охраной Аллегры, но Рон больше не волновался о его победе. Очевидно, что в какое-то момент с тех пор, как он видел его в последний раз, Гарри научился драться, и научился делать это чертовски хорошо.

Люпин, свободный в тот момент от нападавших на него головорезов, бегал по периметру комнаты, осматривая стены, и вероятно, ища скрытую дверь.

— Профессор, — попытался крикнуть Рон. На этот раз ему действительно удалось извлечь из себя хоть какой-то звук, но он утонул в общей какофонии.

К схватке добавился какой-то новый шум ... сначала Рон не мог определить, что это было, но потом шум стал громче. Это был собачий лай, доносившийся из одного из коридоров. Крошечная полоска коричневого цвета пробежала в комнату и громко гавкая бросилась прямо к двери его камеры. Это была драконья гончая, на шее которой висели разорванные остатки цепей.

Должно быть, они взяли ее, чтобы найти меня, — подумал Рон.

— Хороший мальчик, — прошептал он, обращаясь к собаке. — О, какой хороший мальчик! — собака скреблась и лаяла на стену возле ног Рона, но пока оставалась незамеченной.

Люпин увидел ее первым и бросился туда, где маленькая собачка царапала дверь. Из всех охранников оставался только один, и он дрался с Гарри. Люпин прижался лицом к двери камеры Рона, которая, должно быть, выглядела для него просто еще одной стеной.

— Рон! — звал он. — Ты здесь?

Рон сделал глубокий вдох и заорал со всей мочи, которую только мог отыскать в себе.

— Да! — все еще слабо выдавил он, и все же уже гораздо громче. Глаза Люпина широко распахнулись, и он кивнул.

— Хорошо, я собираюсь вытащить тебя оттуда! Отойди! — Рон посмотрел мимо него на Гарри, все еще сражавшегося с этим последним упрямым магглом, очевидно не подозревая, что Люпин нашел его.

Люпин выхватил палочку и направил ее в стену.

- Revelorum alohomora! — выдохнул он. Заклинание ударилось о стену, и дверь в камеру Рона распахнулась.

К этому моменту Рон уже не испытывал ни облегчения, ни радости. Его голова кружилась от изнеможения, а тело было в шаге от отключки. Он наполовину боялся, что все это было иллюзией, лихорадочным сном, вызванным сенсорной депривацией Аллегры и его собственными тщетными надеждами. Люпина на самом деле здесь не было. Гарри здесь не было. Дверь в его камеру закрыта. Скоро он откроет глаза и, возможно, если ему повезет, он вернется в свою квартиру с Бобом, где ему будет не хуже, чем было раньше.

Люпин протянул руки и схватил его под мышки.

— Я нашел тебя, Рон. Ты в порядке? Боже, ты словно прямиком из ада.

Рон неверяще уставился на Люпина.

— Вы настоящий? — прохрипел он.

Люпин улыбнулся.

— Да, мы все определенно настоящие. Гарри! — закричал он.

Последний наемник наотрез отказывался быть побежденным. Гарри держал его за воротник и наносил удар за ударом по лицу.

— Да! Вырубись! Же! Ты! Наконец! — восклицал Гарри с каждым ударом, в конце концов сбив его с ног. Он сильно выдохнул и повернулся к ним лицом.

— Смотри, кого я нашел, — просто сказал Люпин.

Рон посмотрел Гарри в глаза и почувствовал, как остатки его самообладания разлетелись на миллион осколков. Ему больше не нужно пытаться примириться со своей судьбой. Больше не нужно гадать, ждать и так часто надеяться. Гарри был здесь, он нашел его.

— Гарри? — прошептал Рон.

Выражение лица Гарри отражало его собственные эмоции.

— Рон? — спросил он дрожащим голосом. Рон увидел, как на глазах у друга выступили слезы. Его плечи опустились, и он выдохнул, а подбородок предательски задрожал. — Ох ... слава богу.

Гарри пересек комнату несколькими длинными шагами и выхватил его у Люпина, заключив в крепкие объятия. Рон облегченно вздохнул и обвис на друге, его измученные ноги подогнулись под ним. Он упал на колени, и Гарри опустился вслед за ним, вставая коленями на каменный пол и крепко обнимая его. Рон чувствовал, какими крепкими были объятия Гарри, и сам он был действительно настоящим и осязаемым. Наконец он почувствовал себя как дома.

— Гарри, — сказал он. — Я знал, что ты придешь.

— Слава богу ты жив, — прохрипел Гарри. — Слава Богу… — он не смог договорить, потому что, к изумлению Рона, зарыдал. Рон попытался поднять руки, чтобы обнять Гарри в ответ, но они вдруг стали такими тяжелыми. Он просто прислонился к своему другу и снова и снова повторял себе, что это не сон, это не сон, не сон.

И это не был сон.

 

* * *

 

Гарри почти не слышал, как Люпин звал его, он был занят этим последним проклятым болваном, чья челюсть была явно сделана из чугуна. Гарри отшатнулся после очередного удара в солнечное сплетение и наемнику дал сдачи коленом по почкам. Гарри схватил бугая за воротник, его кулак устремился ему лицо.

— Да! Вырубись! Же! Ты! Наконец! — бессвязно кричал он, отвешивая наемнику удары, словно ставя знаки препинания после каждого слова. Наконец тот упал на пол с очень приятным глухим стуком.

Гарри повернулся на зов Люпина, намереваясь спросить, есть ли какие-нибудь признаки Рона, но застыл на месте, прежде чем успел произнести хоть слово.

Люпин стоял в нескольких метрах от Гарри, а за его спиной болталась выбитая дверь камеры.

— Смотри, кого я нашел, — сказал он. Рядом с ним, сильно опираясь на своего старого учителя, стоял Рон.

При виде Рона сердце Гарри забилось где-то в горле, потому что он действительно был там и действительно был жив, и еще потому, что выглядел просто ужасно. Как бы долго он ни находился вне своей квартиры, это явно было не лучшее для него время. Рон был бледен и небрит, его рыжие волосы спадали жирными прядями на лоб, а ноги безжизненно изогнулись на полу. Рон поднял глаза, и его взгляд почти заставил Гарри отступить на шаг. Он выглядел так, будто его душа постарела намного больше, чем его тело.

— Гарри? — прошептал он, с надеждой и облегчением на лице.

Гарри стоял как вкопанный, почти не в силах поверить, что действительно видит своего старого друга. Это определенно не была галлюцинация или очередная жестокая уловка Аллегры. Нет. Это был он.

— Рон? — Гарри чувствовал, как ком поднимается к горлу, а глаза затуманиваются от слез, но ему было все равно. Напряжение от этого долгого, изматывающего поиска покинуло его тело, и он сел на пол, облегчение обрушилось на него, как ведро холодной воды. — О ... слава богу, — выдавил он.

Гарри не помнил, как пересек комнату, но вот он уже сжимал Рона в объятиях так крепко, как только осмеливался. Он казался ему таким хрупким, как будто мог разбиться от малейшего прикосновения. Он почувствовал, как Рон расслабился рядом с ним, затем его ноги подкосились, и под его весом Гарри упал на пол рядом с другом. Он мягко опустился на колени, обнимая его, и гадая, сможет ли когда-нибудь снова отпустить.

— Гарри, — прохрипел Рон. Такой слабый голос, такой хриплый и в то же время такой знакомый. — Я знал, что ты придешь.

Гарри встал на колени и обнял Рона, и все наконец-то стало идеальным.

Не хватало лишь одного.

 

* * *

 

Гермиона отступила, когда остальная часть их группы оцепляла зал. Двое Р.Д.-шных волшебника были ранены в другом бою после того, как они покинули коридор засады. Один, раненый не столь серьезно, вернулся на позицию, чтобы выполнять функцию дозорного. Другой был ранен довольно сильно, и Гермиона осталась с ним, чтобы оказать первую помощь. Она отчаянно хотела последовать за Гарри, помочь ему освободить Рона, но знала, что с тактической точки зрения она должна оставаться той, кто останется позади и окажет помощь раненому. Она и сама была ранена и не на все сто процентов успела восстановиться. Комната, в которой по словам того азиата держали Рона, была совсем недалеко, и она была уверена, что услышит отсюда происходящее там.

Сначала раздался один выстрел, за которым последовала короткая борьба и глухой удар — это Гарри вырубил маггла-патрульного. А затем она услышала, как он орал предупреждение охранникам, все еще находившимся в камере ... шестерым, если верить их осведомителю. Они, разумеется, не приняли его предложение, и через несколько мгновений завязался ожесточенный бой.

Гермиона закусила губу, накладывая медицинские чары на раны агента; беспокойство о безопасности Гарри затуманило ее зрение. Эмоции гудели в голове, как рой жужжащих ос, и она начинала чувствовать себя дезориентированной и рассеянной.

Сосредоточься, Гермиона, — приказала она себе. Паника из-за состояния Наполеона балансировала где-то на грани ее сознания. Паника из-за положения Рона бурлила неукротимым водоворотом. Паника из-за Гарри, ее обычный вид паники, стала уже практически хронической. Паника из-за собственной безопасности ощущалась всего лишь фоном

Бой прекратился, и она услышала голоса, но не смогла разобрать ни слова. Гермиона снова сфокусировалась на агенте, лежащим перед ней; на человеке, нуждавшимся в ее помощи в независимости от того, что было у нее на душе.

Кто-то бегом приближался к ним. Она напряглась и потянулась за своей палочкой, но это был всего лишь МакХью, который пошел вперед с Гарри и Ремусом. Он опустился на колени рядом со своим товарищем.

— Они нашли твоего друга, — сказал он.

Гермиона подскочила, словно от удара током.

— Что?

— Твоего друга, они его нашли. Тебе лучше спуститься к ним. Я тут и сам справлюсь.

Она вскочила на ноги, пробормотала короткое спасибо МакХью и побежала по коридору, через несколько минут добравшись до места схватки. Признаки ожесточенной борьбы в виде бессознательных магглов были повсюду, но она их почти не замечала. Ее внимание было полностью сосредоточено на зрелище в центре комнаты.

Гарри и Рон стояли на коленях на каменном полу в крепких объятиях. Гарри плакал, обнимая его; Рон выглядел так, будто пытался обнять Гарри в ответ, но ему не хватало сил. Люпин парил поблизости, охраняя их воссоединение. Грудь Гермионы сжалась от еще большего количества эмоций, ее сердце переполнилось и готово было буквально разорваться на части. По крайней мере, ее паника исчезла, сменившись ослепляющей радостью и облегчением, которые были настолько сильны, что у нее закружилась голова.

— Рон! — воскликнула она. Она помчалась через комнату, упала на колени рядом с ними и обняла их обоих. Гарри немедленно обнял ее за спину; Рон сделал то же самое.

— Гермиона? — она слышала его тихий голос. — И ты тоже здесь?

— Конечно я здесь! — рыдала она. Гермиона наклонилась и поцеловала его в щеку, прижавшись лбом к его виску.

— Теперь мы все здесь, — прошептал Гарри.

Несколько долгих блаженных мгновений они так и стояли на коленях на полу в крепком тройном объятии. Гермиона почувствовала почти слышимый «щелчок», когда их недостающая часть встала на место, место, которое мог занять только Рон. Теперь он был здесь, и его отсутствие было всего лишь воспоминанием. Она понятия не имела, как он сейчас себя чувствовал, что он чувствовал, или кем он теперь был, но в этот момент это не имело значения. Она обняла двух мужчин, которых любила больше всего на свете, и время, когда его не было рядом с ними, перестало существовать.

Ее радость внезапно омрачилась беспокойством. Он казался таким дрожащим и слабым под ее рукой, что еле дышал, а на его коже выступила испарина. Наконец, Рон немного отодвинулся, глядя сначала на нее, затем на Гарри, и улыбнулся.

— Это не сон, — пробормотал он ... затем его глаза закатились, и он, подкосившись, упал вперед.

— Рон! — воскликнула Гермиона. Гарри успел поймать его.

— Он в порядке, — сказал Гарри, быстро осмотрев его. — Думаю, он просто сильно истощен и слаб. Он пробыл в этом чулане как минимум несколько дней. Нужно вытаскивать его отсюда.

Чьи-то шаги приближались к комнате, и Гермионе показалось, что она услышала звук сирен, когда полдюжины агентов появились внутри во главе с Генри Убигандо и, слава богу, Сакешем. Гермиона поддерживала Рона за голову, пока Гарри поднимал его и поднимался на ноги, слегка морщась от усилия. Гарри был сильнее, чем казался, и мог легко поднять ее, но Рон был все-таки намного крупнее. Сакеш мгновенно оказался рядом с ними.

— Как Наполеон? — сразу же спросила его Гермиона.

— Его доставили в Р.Д. — сказал Сакеш, отвлекаясь от Рона. — Он в критическом состоянии. Я едва успел осмотреть его.

Его слова никак не уменьшили беспокойство Гермионы за своего павшего друга. Она с трудом вернула свое внимание к Рону.

— Он в порядке? — спросил Гарри.

— Он истощен и обезвожен, — ответил Сакеш. Его глаза расширились, когда он увидел открытую крошечную камеру. — Он был там несколько дней? Господи, неудивительно. — Сакеш посмотрел на Гарри. — Мы взяли портключ на случай, если он будет без сознания, ключ остался в том коридоре. Я просто левитирую его, и мы ...

— Нет, — сказал Гарри. — Я сам понесу его.

Он посмотрел на расслабленное лицо Рона; Гермиона сразу поняла, что он уже надел на себя личность «Защитника», ту его часть, которую Гермиона видела чаще, чем ей хотелось бы. Гарри двинулся по коридору, Гермиона держалась рядом с ним. Одной рукой она держала Рона за руку, поглаживая его по волосам, с трудом веря, что он действительно здесь. Гарри через плечо заговорил с Люпином.

— Собери всех Уизли, — велел он. — Расскажи им, что случилось, пусть они встретят нас в Охраняемом крыле госпиталя Министерства.

— Мы разве не в Р.Д.?

— Нет, к его возвращению будет приковано внимание, мы не можем держать его в засекреченном месте.

Они вышли в коридор, где еще недавно попали в засаду, и были встречены бурными аплодисментами со стороны агентов, которые пришли им на помощь. Гермиона с облегчением увидела Изобель на ногах; она радостно протянула руки, чтобы забрать Смедли у Ремуса. Их окружали и другие агенты, некоторые из которых были ей знакомые, а некоторые — нет, но каждый из них рисковал жизнью, чтобы помочь им спасти их лучшего друга. Гермиона почувствовала, как слезы собираются в уголках ее глаз, но все, что она могла сделать, это улыбнуться. Сакеш принес новый портключ, который, по-видимому, должен был доставить их в министерскую больницу, и они неловко взялись за него. Гарри мог касаться его только одним пальцем — это все, что он смог высвободить, учитывая, что он все еще держал Рона. Сакеш активировал ключ своей палочкой, и они исчезли.

 

* * *

 

Гарри сидел за своим столом, хмуро глядя на пачку грубых предварительных отчетов от различных участников инцидента. Все они были в разной степени завершенности и разборчивости. Гермиона сидела напротив, закусив губу, и сосредоточенно занималась оформлением документов по делу Рона.

Последний час или около того пролетел как в тумане, практически со скоростью света. Они прибыли в охраняемое крыло госпиталя Министерства — зону ограниченного доступа, которая, к счастью, была свободна от хаоса, прессы, прибывающих раненых и лишнего персонала. Здесь все происходило тихо и оперативно, а это было как раз то, что нужно для давно потерянного сына министра магии, который к тому же оказался лучшим другом Мальчика-Который-Выжил.

Как только они появились в больнице, Рона переложили на каталку и увезли прочь. Сакеш заверил их, что позаботится о нем, и оставил Гарри с Гермионой одних в коридоре ... но ненадолго. Артур и Молли прибыли всего несколько мгновений спустя, чтобы сокрушить их обоих в объятиях до хруста костей и потребовать увидеть своего сына — требование, которое все еще не могло быть удовлетворено. Уговорить их присесть было непросто, но в конце концов старшие Уизли уступили. Гарри рассказал им отредактированную версию их расследования, поиска и спасения Рона. Они были в должной степени изумлены и благодарны, Молли беззастенчиво плакала, дважды вставая во время рассказа Гарри, чтобы снова обнять их обоих.

Один за другим прибывали другие Уизли, каждый новый член семьи вызывал новый виток объятий, слез и пересказов истории спасения Рона. Они взволнованно ждали в соседнем холле, когда появится Сакеш, после чего немедленно осадили и его. Сакеш терпеливо дождался тишины, прежде чем доложить, что с Роном все в порядке, он просто истощен и страдает от временной мышечной атрофии. Врачи лечили его спазмы и сведенные конечности, вводя различные жидкости и питательные вещества в его напряженное тело. Сакеш сказал, что Рон, вероятно, проснется только через несколько часов.

После того, как утихли аплодисменты и очередной раунд объятий, Гарри и Гермиона извинились перед Уизли и попросили разрешения удалиться.

— Мы оба чувствуем, что когда Рон проснется, он должен быть со своей семьей, — сказала она. — Мы видели его, мы знаем, что с ним все в порядке. А вам нужно немного времени в кругу семьи. Мы будем рядом и очень скоро тоже придем к нему.

Про себя Гарри добавил, что Уизли ни за что не поверят, сколько документов им с Гермионой теперь нужно было подготовить. Клан Уизли неохотно позволил им уйти, но не раньше, чем их еще раз заобнимали, зацеловали и, конечно, залили радостными слезами.

Гарри и Гермиона вернулись в Р.Д. абсолютно истощенными. Они не обсуждали пункт назначения, в этом не было необходимости. По дороге в лазарет они молча взялись за руки.

— Шеф, — сказала Доктор Манон Ван Шок, заместитель главного врача. — Вы пришли увидеть Джонса?

— Как он? — спросила Гермиона.

— Пройдемте со мной, — ответила она, ведя их в отдельную процедурную комнату.

Гарри почувствовал напряжение Гермионы, когда они заглянули в окно палаты Наполеона, где тот лежал без сознания. Его волосы, сегодня яркие неоново-зеленые как у теннисного мячика, казалось, светились в ярких огнях травматологического кабинета. Его кожа была почти такой же бледной, как и простыни, на которых он лежал, а лицо выглядело до странности беззащитным без пирсинга. Гарри со вздохом прислонился к стеклу. Наполеон выглядел очень плохо, его грудь была полностью перевязана. Лечебные чары и поля наблюдения пульсировали и гудели вокруг него, а колдомедик мешала зелье в большой неглубокой миске у постели своего пациента.

— Если бы у нас была только маггловская медицина, он бы уже был мертв, — сказала Манон тихим и уважительным голосом. — Даже с тем, что мы делаем для него, я не могу обещать, что он выживет.

Короткий всхлип вырвался из горла Гермионы. Гарри потянулся и притянул ее к своей груди, его челюсти сжались.

— Насколько все плохо? — спросил он.

— Что ж, пуля задела аорту, и он моментально потерял много крови. К счастью, один из волшебников, которых вы оставили с ним, знал основы медицинской магии и смог временно остановить кровотечение, пока его не доставили сюда, иначе он бы не дожил до лечения. Возможно, он все же потерял слишком много крови. Я не могу вылечить его внутренние повреждения, пока он не восстановит достаточный объем крови для того, чтобы гарантированно пережить процедуру. Я надеюсь, что смогу прооперировать его через несколько часов, — она положила руку Гарри на плечо. — Он молод и силен, у него отличное здоровье. Но не буду лгать, травма очень серьезная. Шансов… мало. Я сделаю для него все, что в моих силах.

— Пожалуйста, Доктор, — попросил Гарри. Часть его хотела, чтобы Сакеш позаботился о Наполеоне. Он почти не знал Манон, хотя о ней все очень хорошо отзывались, а особенно сам Сакеш. Гарри придется довериться ее мастерству и умениям.

— Мы можем его увидеть? — спросила Гермиона.

Манон кивнула.

— Но только на пару минут.

Несколько мгновений Гермиона просто сидела у постели Наполеона, держа его за руку и беззвучно плача. Гарри стоял с другой стороны кровати, смотря то на нее, то на бледное лицо Наполеона. Было настолько неправильно и несправедливо вновь обрести одного друга и, возможно, потерять другого.

Удары сыпались на Гарри со всех сторон. Радость по поводу возвращения Рона; горе из-за ранения Наполеона, которой не пострадал бы, не помогай он им в их поисках.

Он мог бы сказать “нет”, — подумал Гарри. Он должен был. Это наша проблема, мы не должны были позволять никому рисковать своей жизнью. А теперь Наполеон может умереть. Изобель повезло, но она тоже могла сильно пострадать. Гарри смотрел, как грудь Наполеона поднимается и опускается, осознавая даже сквозь свое самобичевание, что все это не имело никакого значения.

Он вспоминал, как неохотно начинал свое общение с Наполеоном и как в дальнейшем обнаружил, что за диковинной наружностью и непробиваемой стеной сарказма скрывался, по сути, человек с огромным сердцем. Он не мог просто стоять в стороне и ничего не делать, особенно когда люди, о которых он заботился, нуждались в его помощи.

Наконец, они удалились в неприкосновенность и тишину кабинета Гарри. Неизбежно предстояло оформить кучу документов. Эта операция была настолько чревата травмами, распределением ресурсов и участием магглов, что ему повезет закончить свой отчет до судного дня. Кроме того, в отношении Рона нужно было разобраться с определенной бюрократией.

Гермиона бросила перо.

— Я и не подозревала, что добиться признания кого-либо живым после того, как его официально объявили мертвым, будет так сложно, — сказал она. — Разве есть какие-то сомнения в степени его… эм, живости.

— Степени живости?

— А что ты хотел, меня еще только сегодня ножиком проткнули, — она вздохнула. — Нам невероятно повезло, что Аллегра не заскочила на огонек, пока мы там все громили.

— Я не думаю, что нам повезло.

Она нахмурилась.

— О чем это ты?

— Она как раз-таки должна была заскочить на огонек. Вот почему я хотел проникнуть туда и сделать ноги как можно скорее, а не как получилось в итоге. Она должна была следить за этим убежищем, она бы не оставила там только этих маггловских придурков, посчитав, что и так сойдет. Не говоря уже о том, что, как только магглы поняли, что на них напали, они должны были сообщить ей.

— Но тогда… почему…

— Что ж, это вопрос на десять тысяч галлеонов, да? Либо она посчитала, что вмешиваться будет слишком рискованно, либо… ей приказали этого не делать, — Гарри пожал плечами. — Ладно, подумаем об этом завтра. Будем решать проблемы по мере поступления.

Гермиона улыбнулась, поймав его взгляд.

— Мы вернули его, Гарри.

Он ответил на ее улыбку, не появлявшуюся на ее губах так давно.

— Определенно вернули, — он встал. — Давай, пойдем перекусим, и сразу в больницу.

— Отличная идея, умираю с голоду, — она встала в тот момент, когда Гарри проходил мимо нее, обходя стол, но внезапно остановился. Их разговор был таким деловым. Такие поверхностные, такие сухие фразы. Бумажная волокита, отвлекающая внимание. Чего они надеялись избежать?

Когда она повернула голову и встретилась с ним взглядом, он понял. Гарри думал, что, вероятно, сегодня испытал уже все обостренные эмоциональные состояния, известные человечеству. Он видел, как ранили Гермиону; видел, как стреляли в его второго офицера — возможно, смертельно. Он обнимал своего лучшего друга после десяти лет разлуки. Он был разбит, но не мог этого признать. Гарри не хотел, чтобы сложилось впечатление, что он не в состоянии держать все под контролем, как того требовало задание.

Теперь, когда их недельная одиссея закончилась, в ее глазах он увидел, что она была в том же состоянии, и точно также боялась расслабиться и отпустить свое напряжение. Он нежно сжал ее руку.

— Все кончено, — прошептал он.

Это сработало. Гермиона потянулась к нему, и он крепко обнял ее, оба шумно выдохнули, будто задерживали дыхание уже несколько дней. Он почувствовал, как ее руки крепко сжали его, когда он уткнулся лицом в ее мягкие волосы. Они держались друг за друга, позволяя себе расслабиться.

— Ты в порядке, — тихо сказал он. — Я в порядке. Мы сделали это.

Он отстранился и поцеловал ее в лоб, откинув несколько прядей волос, выпутавшихся из ее косы. Он снова встретился с ней взглядом, и атмосфера в комнате слегка изменилась. Гермиона странно смотрела на него, ее руки медленно двигались по его спине. Он нежно поцеловал одну щеку, затем вторую, а затем ее губы. Гарри снова отстранился и посмотрел ей в глаза, их носы почти соприкасались.

В какой-то момент атмосфера изменилось еще больше, на этот раз дико качнувшись словно маятник, и когда они снова поцеловались, в этом не было ничего мягкого или нежного. Гермиона схватила его за затылок, пальцами зарываясь в его волосы, а руки Гарри соскользнули вниз, чтобы плотно прижать ее бедра к себе. Их головы опрокинулись, ее язык скользнул в его рот, а из горла доносились нетерпеливые звуки.

Они кружились по его кабинету, безудержно хватаясь друг за друга. Гарри шагнул вперед, прижав ее спиной к стене, одной рукой упираясь в стену для равновесия, пока его рот скользил по бледной коже ее шеи. Она крепко схватила его за плечи, прижимая как можно ближе к себе.

— Гарри, — застонала она.

Он не отстранился, боясь, что она скажет ему прекратить, и скользнул губами ниже, к небольшому V-образному вырезу ее рубашки.

— Ммм? — лишь промычал он.

Она приподняла его лицо, чтобы посмотреть на него.

— Сейчас. И прямо здесь.

Он тяжело сглотнул, желая убедиться, что правильно ее понял.

— Ты ... эээ ...

Она резко притянула его к себе снова, наклонив голову, чтобы поцеловать его в шею.

— Я хочу тебя, — сказала она грубым и странным голосом. Гермиона подняла голову вверх и снова посмотрела ему в глаза. — Я хочу тебя прямо здесь и сейчас, — повторила она снова с таким видом, будто не могла поверить, что говорит это.

Он сам с трудом мог поверить, хотя в этом и не было ничего удивительного. Они оба были эмоционально сбиты с толку, и отчего-то казалось таким естественным ухватиться за что-то физическое, что-то сильное — за то, в чем они не сомневались. Кроме того, они не занимались сексом (нормально) почти неделю, и это уже казалось вечностью.

В любом случае эффект от ее слов был мгновенным и головокружительным; его возбуждение достигло невообразимого уровня. Гарри полагал, что это было неизбежно. Ничто так не возбуждает, как слова любимой женщины о ее настолько сильном желании, что она хочет тебя прямо здесь и прямо сейчас.

Гарри снова прижал ее к стене, целуя с дикой страстью, не знавшей сдержанности. Ее руки были повсюду. Она настойчиво стягивала его мантию, пока та не упала на пол, затем расстегнула его рубашку, просовывая под нее руки, а ее пальцы жадно скользили по его коже. Он схватился за ее рубашку спереди и резко разорвал ее; пуговицы разлетелись по всему кабинету. Гермиона ахнула, но не протестовала — фактически, она выгнулась ему навстречу, а сила ее поцелуев, казалось, даже удвоилась. Гарри стянул ее бюстгальтер с плеч и провел руками по гладкой груди, сжимая и собственнически поглаживая ее. Ее соски затвердели и покраснели от его ладоней; он почувствовал, как она вздрогнула, когда он сжал их большими пальцами.

Все произошло невероятно быстро. Прежде чем он понял, что происходит, пальцы Гермионы начали царапать его пояс, добираясь до ширинки. Гарри тяжело дышал ей в рот, пока она стягивала его джинсы и боксеры вниз до колен. Он схватился за ткань ее юбки, поднимая ее до тех пор, пока его руки не оказались под ней. Гермиона зацепила большими пальцами резинку своих трусиков и быстро стянула их. Он схватил ее за ягодицы и поднял, все еще прижимая ее спиной к стене. Она обхватила его ногами за талию и притянула еще ближе к себе. Одним быстрым движением он оказался внутри нее, и нарушение всех правил только еще больше возбудило их.

Его страсть по отношению к ней казалась даже неприличной. Такая интенсивность, конечно же, не предназначалась ни для этого кабинета, ни, возможно, вообще для этого мира; его утешало лишь то, что если он и был порочным и безнравственным человеком, значит она была такой же. Гарри думал, что видел ее во всех мыслимых настроениях на протяжении их полуторагодовой сексуальной жизни. Он видел ее игривой, страстной, знойной, нежной, дразнящей, даже пылкой ... но никогда не видел ее такой. Она запрокинула голову и застонала в потолок, хватаясь за его шею для опоры. Она прижалась к нему тазом, безмолвно побуждая входить все глубже и двигаться еще быстрее. Гарри был удивлен и до некоторой степени тронут ее раскованной открытостью. Больше, чем любые слова, которые она могла сказать ему, этот поступок показывал, насколько комфортно ей было рядом с ним, что она могла без прикрас показать ему свою грубую сущность, не заботясь о том, соответствовало ли это официальному образу Гермионы Грейнджер.

Все случилось быстро и практически мгновенно. Он едва начал, как она уже вскрикнула от облегчения, ее тело содрогнулось, а пальцы царапали его спину под рубашкой.

— Да, Гарри, — прошипела она ему в ухо хриплым шепотом, который разрядом поразил все его тело. — Еще, еще, сильнее.

Он увеличил темп, его лицо прижалось к ее горлу, так что он мог чувствовать биение ее пульса под своими губами. Ее руки соскользнули по его спине и схватили его за ягодицы, а бедра буквально впились в него в тот момент, когда он кончил в головокружительном рывке, беспомощно стеная.

Они мягко обнимали друг друга, все еще дрожа от накрывавших их волн разрядки, губами ища лица друг друга. Медленно их дыхание возвращалось в норму, пока они стояли у стены, все еще соединенные друг с другом, и целовались с нежным недоверием.

— Призрак Великого Мерлина, — вздохнула она, откидываясь на стену. Гарри внезапно пришла в голову мысль, что обитатель соседнего офиса, вероятно, пожалел, что не ушел сегодня домой пораньше.

— Боже, Гермиона, — выдавил он. — Это было ... ну, «потрясающе» даже не то слово.

Он почувствовал, как она кивнула ему в плечо.

— Новый «номер один» в списке, — пробормотала она, все еще тяжело дыша. Он не понял ее комментария, но пока оставил его без вопроса.

Гарри осторожно опустил ее на землю, гадая, сможет ли он когда-нибудь снова взглянуть на нее, не услышав в своей голове этот голос, говорящий «Еще, еще, сильнее» таким сексуальным, хриплым шепотом. Возможно, это было не так уж и плохо. Гермиона положила голову ему на плечо и какое-то время оставалась в этом положении, пока он приходил в себя.

— Так, — наконец сказал он после долгих минут молчания, все еще обнимая ее. — Мы никогда не расскажем внукам об этом.

Она усмехнулась и подняла голову, улыбаясь ему.

— Не могу поверить в то, что мы только что сделали.

— Знаешь, это была твоя идея.

Она выгнула бровь, ее глаза озорно блеснули.

— Да, моя.

— Я и не подозревал, что ты такая бессовестная секс-маньячка.

Это задумывалось как шутка, но Гермиона вмиг стала серьезной, подняв пальцы, чтобы нежно погладить его губы.

— Все из-за тебя. С тобой я могу быть кем захочу, — просто сказала она.

Гарри поцеловал ее пальцы, тронутый до глубины души. Она просто позволила ему увидеть в ней ту сторону, о существовании которой догадывались лишь немногие. Он и сам до этого видел лишь намеки. Она мне доверяет, — подумал он. Она доверяет мне себя. Он улыбнулся, проводя большим пальцем по ее опухшим губам.

— Это прозвучит очень напыщенно ... но для меня большая честь знать тебя настоящую.

Мгновение она просто смотрела на него.

— Ты прав, прозвучало напыщенно.

— Но я серьезно. Я тронут тем, что ты позволяешь видеть мне… всю себя.

— Даже эту развратную часть?

— Особенно эту развратную часть.

— Хммм… и все-таки напыщенно. Но спасибо, — она подмигнула ему, и он внезапно ощутил, как ее рука скользнула вниз к его животу. Он втянул воздух, когда она пожала «его» словно руку. — И спасибо за быстрое и качественное обслуживание. Да еще за такой короткий срок.

— Что ж, благодарим за ваше участие. Руководство надеется, что вы скоро посетите нас снова.

— Можете на это рассчитывать, — она снова поцеловала его, медленно и нежно. — Я так сильно тебя люблю, — прошептала она ему в губы.

— И я люблю тебя, со всеми твоими развратными частями.

Она удовлетворенно вздохнула, затем отстранилась и посмотрела на себя.

— Боже мой, мы выглядим как жертвы кораблекрушения.

— Мы выглядим так, будто только что перепихнулись на работе, вот как мы выглядим.

— Так вот что это было? Перепихон?

— Думаю, это общепринятый термин, да.

— Ха! Мой первый перепихон.

Гарри задумался на секунду.

— И мой, — он ухмыльнулся. — Надеюсь, не последний.

Она ответила на его ухмылку, взяла палочку и начала приводить их обоих в порядок с помощью нескольких заклинаний. Гарри поправил одежду, удивляясь тому, что только что произошло. Одно можно было сказать наверняка: этот опыт явно пошел им на пользу. Гарри чувствовал себя так, словно он снова был внутри своей кожи, воссоединившись с собой и целым миром после почти недели выматывающих перемещений. Но что еще важнее — он снова почувствовал связь с Гермионой. В разгар явного эмоционального напряжения, вызванного поисками Рона и их общей болью, они были вынуждены держать друг с друга на расстоянии вытянутой руки, иначе это просто ошеломило бы их. Гарри испытал огромное облегчение, снова притянув ее к себе. Он не был уверен, сможет ли он справиться с наверняка изнуряющей реинтеграцией Рона в их жизнь, не чувствуя, что Гермиона действительно была с ним, эмоционально и духовно.

Гермиона критически осмотрела их обоих.

— Вот так. Ну что, мы снова выглядим презентабельно?

— Думаю, да. Никаких признаков горячего секса. Так, ладно. Что мы делали до того, когда так незабываемо отвлеклись?

— Мы хотели пойти перекусить перед тем, как вернуться в госпиталь. И сейчас я еще более голодная, чем была, так что пойдем скорее.

Они вышли из его кабинета, следуя за Пузырем, который повел их к кафетерию. Гарри с Гермионой машинально взялись за руки, переплетая пальцы.

— У меня вопрос, — сказал он, пока они шли по коридору.

— Какой?

— Сразу после… ну, ты поняла…

— Да? — он слышал, как она улыбалась.

— Ты сказала «новый “номер один” в списке». Ты это о чем?

Она засмеялась.

— Ох, боже. Ты же не отстанешь, если я скажу «не твое дело», да?

— Ну, теперь ты обязана рассказать мне!

— Так и быть, если ты так настаиваешь. Это что-то вроде… — она прочистила горло. — У меня в голове есть неформальный рейтинг.

— Рейтинг чего?

— Мой Топ Пять Эротических Опытов.

Он резко остановился и уставился на нее.

— У тебя есть рейтинг?

— Гарри Поттер, такие факты тебя уже не должны удивлять!

Он продолжил идти, посмеиваясь.

— Да уж, полагаю, не должны, — короткая пауза. — О, я понял! И то, что мы только что сделали, было как раз…

— Моим новым “номером один”. Боже, да он на милю опережает все остальное.

Он взглянул на нее.

— И, эм… как бы сказать-то… и в скольких этих самых опытах фигурирую я?

— Если хочешь знать, до этого был в трех. Теперь в четырех.

— Ха! Вышиб кого-то из списка, так?

— Полегче, Мистер Нахальный Шеф, там все еще остается один.

— Ох Боже. Нужно срочно с этим что-то делать.

Она сжала его руку.

— Честно говоря, у нас с тобой было достаточно незабываемых моментов, и мне, возможно, придется расширить свой рейтинг до топ-десять.

Он немного надулся, довольный собой.

— Что ж, вперед Гарри! — он покачал головой. — Теперь ты будешь заставлять меня придумывать все больше и больше диковинных способов соблазнения, чтобы моя монополия стала безусловной.

— Преимущество, которым я буду сполна наслаждаться. В этом и есть коварная прелесть рейтинга, — беззаботно сказала она. — Врожденное мужское соперничество плюс любая рейтинговая система равно счастливые времена для женщины, которая достаточно проницательна, чтобы совместить эти два аспекта.

Гарри попытался сохранить разочарованный вид, хотя его мозг уже бурлил идеями.

— Что ж. Похоже, мной манипулируют.

— Ты это переживешь, — она счастливо улыбнулась и обняла его, притянув немного ближе, подходя к кафетерию. Когда она заговорила снова, легкомыслие покинуло ее голос.

— Гарри ... это все очень весело, и я рада, что мы снова можем наслаждаться друг другом. Я очень скучала по нам с тобой, ведь нам пришлось пожертвовать своей близостью в последнее время. Но сейчас нам нужно обсудить более важные вещи.

— Я знаю. Давай пообедаем, а потом сядем и серьезно поговорим. Хорошо? — он обнял ее за плечи. — И навестим Рона.

— Да, — сказала она с нетерпением в голосе. — Не могу дождаться, когда мы нормально поговорим с ним! Так много нужно сказать, с чего же мы начнем?

— Оно само придет, когда мы увидим его, — они встали в конец очереди. — Итак, — Гарри нарушил молчание спустя пару минут. — И какие они?

— Какие кто?

— Твои топ-пять. Ну вернее, остальные четыре? — она ничего не ответила, невозмутимо оглядывая столовую. — Давай же. Ты должна мне сказать.

— О смотри, милый, у них сегодня пастушья запеканка.

— Гермиона!

— И пудинг из крыжовника, твой любимый.

— Ты меня убиваешь!

— Я смогла бы умять большую порцию пудинга с патокой на десерт. По какой-то причине у меня, похоже, упал уровень сахара в крови.

Пауза, затем шепот.

— Ты воплощение коварства, знаешь об этом?

Оно только улыбнулась. Коварно.

 

* * *

 

Люпин быстро шел по коридору, следуя за Пузырем в кабинет Диз. Он не был уверен, почему, но чувствовал, что увидеть ее очень важно. Несомненно, сейчас она уже знала причину, по которой он ушел сегодня утром, как и все, что касалось их секретного расследования.

Он подошел к ее двери, украшенной значком в виде орла с распростертыми крыльями. Он постучал, и его сразу же пригласили войти.

Диз стояла у окна и смотрела во двор, скрестив руки на груди; ее лицо казалось измученным. Она обернулась, когда он вошел, и это болезненное выражение мгновенно исчезло, сменившись облегченной улыбкой.

— Ремус, — радостно сказала она. Диз быстро пересекла комнату, и он обнаружил себя в объятиях, полных нескрываемого энтузиазма. Спустя мгновение он обнял ее в ответ. Зачем же еще он пришел?

— Слава богу, с тобой все в порядке, я так волновалась, — она отстранилась и потянула его за собой к небольшой кушетке, стоявшей у стены. Они сели, и Диз взял его за руку. Ее прямота немного пугала, но он был этому рад. Если бы она была менее прямолинейной, он бы все еще бродил по коридорам, задаваясь вопросом, следует ли ему пригласить ее на кофе.

— Почему, черт возьми, ты не сказал мне, что устраиваешь набег на Лекса Кор? Я бы пошла с тобой, я могла помочь! Я понимаю, почему расследование держалось в секрете, но кота уже вытащили из мешка к тому моменту, когда ты ушел этим утром.

— Я знаю, но… просто не было времени, да и ввести тебя в курс дела тоже небыстро. Гарри уже распорядился мобилизовать отряд агентов, чтобы прикрыть нас, так что он не хотел рисковать кем-то еще.

Она встряхнула головой.

— Когда я услышала, что случилось с Наполеоном, и что Изобель ранили… Я так испугалась, что и с тобой могло что-то произойти.

— Я в порядке.

— Отлично, — она облокотилась на стену позади нее. — Гарри мне не доверяет, ведь так?

Ремус нахмурился.

— С чего ты взяла?

— Если бы доверял, позволил бы помочь вам с расследованием. Джонса же он взял, почему не меня? А я ведь гораздо опытнее!

Ремус не был уверен, как на это ответить и вообще должен ли был.

— Может тебе стоит спросить Гарри.

— Я спрашиваю тебя.

Он вздохнул.

— Диз, в этом нет ничего личного. Не забывай, Гарри едва тебя знает. Я даже не буду начинать рассказывать, как важна была эта операция для них с Гермионой. Рон Уизли — их лучший в мире другом, они трое были неразлучны в школе. И Гарри с Гермионой так и не оправились после его смерти. Неудивительно, что они ни за что не рискнули бы его безопасностью. Поэтому Гарри и собрал людей, которых очень хорошо знает и которым полностью доверяет. Я уверен, что здесь, на работе, он доверяет тебе. Посмотри, сколько полномочий он уже тебе предоставил, больше, чем того требует должностная инструкция. Просто в данном случае он руководствовался больше личными мотивами, ведь дело касалось людей, которые ему дороги.

Какое-то время она думала над его словами, затем кивнула.

— Думаю, я понимаю. И я поговорю с ним об этом.

— Хорошо. Я не хочу быть замешанным в какие-то проблемы у вас с Гарри. Я его друг, и я не из твоего подразделения.

— Я знаю. И не хотела сваливать все это на тебя. Просто… ну, честно говоря, меня это слегка задело.

Он улыбнулся и сжал ее руку.

— Я уверен, он высоко оценит твое желание помочь.

Несколько мгновений они сидели в тишине.

— Эй, уже шесть часов! — воскликнула она.

— И?

— Еще не поздно. Мы все еще можем устроить сегодня наше свидание.

— Неплохая идея.

— О… но ты должно быть с ног валишься. Тебе нужно пойти домой и отдохнуть.

Он покачал головой.

— Я лучше побуду с тобой, — он что, сказал это вслух? Ее улыбка говорила ему о том, что именно так и было. — Куда ты хочешь пойти?

— Не думаю, что нам стоит куда-то идти.

— Неужели?

— Мне кажется, мы можем просто завалиться домой, заказать пиццу и поболтать. Я хочу послушать твои истории. И с удовольствием расскажу парочку своих.

Он улыбнулся, задаваясь вопросом, не скрывает ли она талант чтения мыслей.

— Звучит идеально. За исключением того ... что не у всех моих историй счастливый конец.

— Еще один пунктик, который нас объединяет, — вздохнула она. — Но если ситуация станет совсем плачевной, у меня в запасе есть история о Шведе, Который Не Любит Мясные Фрикадельки. Всегда выручает.

Он засмеялся.

— Отлично. Тогда свидание. Встретимся в моем кабинете... через час?

Диз кивнула.

— Прекрасно.

— Договорились.

Разговор, казалось бы, был окончен. Пора вставать, Ремус, сказал он себе. Выходи из кабинета ... ты же хороший парень ... и все же он почему-то не встал. Фактически он наклонялся все ближе к ней. О боже, и что же это ты делаешь? Ага, ты снова ее поцелуешь. Возможно, сейчас для этого не самое подходящее время. Может, тебе стоило подумать об этом раньше ...

О черт. Слишком поздно.

 

* * *

 

Рон постепенно просыпался, выбираясь из блаженного царства Морфея, в котором не было ни снов, ни кошмаров, ни отчаянных бессознательных криков о помощи, и где ему можно было лежать. Он сразу понял, что находится в больнице, вероятно, в больнице Министерства. Он держал глаза закрытыми, смакуя сладкое осознание того, что он свободен, что его самое страстно подавляемое желание наконец исполнилось. Он слышал тихие голоса в палате и знал, что здесь его семья. Ему хотелось вскочить с кровати и обнять их всех, но он все еще чувствовал себя свинцовым и вялым. Ему придется оставаться в этом положении и позволить им подойти к себе.

Он приоткрыл глаза, видя комнату сквозь совсем маленькую щелочку. Рон хотел взглянуть на них прежде, чем они поймут, что он проснулся, и сойдет лавина. Осторожно, чтобы не насторожить их, он оглядел комнату.

Его мать сидела справа от него, отец стоял у ее плеча. Они выглядели точно так же, но ... более ухоженно. Волосы его матери больше не беспорядочно торчали во все стороны, а были профессионально уложены, а мантия отца хорошо скроена.

Папа, должно быть, наконец-то получил повышение, — подумал Рон.

Перси сидел рядом с Молли, такой же невероятно собранный, и выглядел во всех смыслах настоящим бюрократом-волшебником. Рону показалось, что возраст шел Перси. Сейчас ему было тридцать два, и острые углы и суетливость, которые так плохо смотрелись на подростке, придавали уверенную элегантность зрелому мужчине.

Билл и Чарли разговаривали в углу. У Чарли отчетливо виднелась седина на висках, а волос на макушке заметно поубавилось. Он был похож на стареющего звездного спортсмена, который занялся тренерской работой: расслабился в свои годы, но все еще был сильным и стойким. Билл теперь брился налысо, вероятно, предупреждая неминуемую природу. В последний раз, когда Рон видел его, линия его волос уже отступала, а сейчас ему было уже почти сорок. Бритая голова, как ни странно, смотрелась неплохо. Рону следовало знать, что если кто-то и сможет позволить себе расхаживать абсолютно лысым, так это его брат Билл.

Фред и Джордж сидели бок о бок на маленьком кожаном диване, изредка о чем-то переговариваясь. Они выглядели такими зрелыми ... Рон отчаянно надеялся, что они так и не выросли из всех своих низменных порывов. Они вместе вели бизнес? Он увидел, что Фред теперь носил очки, а Джордж — нет. Волосы Фреда тоже были немного длиннее, они слегка касались его воротника мягкими красными волнами.

Настоящий шок подступил, когда он увидел к женщину, сидящую слева от его кровати. Это не могла быть Джинни. Хотя конечно, это должна была быть именно она. Это было ее лицо, ее волосы, ее веснушки. Она была ... ошеломительно красивой. Когда его похитили, Джинни еще была долговязой, неуклюжей пятнадцатилетней девчушкой. Теперь она определенно повзрослела и выглядела непринужденной и уверенной, так, будто именно такой она и была на самом деле.

Ком подкатил к горлу Рона при виде ее, при виде их всех. Столько времени прошло для них, а для него оно остановилось. Сможет ли он когда-нибудь наверстать упущенное? Узнает ли он когда-нибудь людей, которыми они стали, как знал людей, которыми они были?

Он полностью открыл глаза и вздохнул.

— Мам? — прохрипел он. Его голос казался хриплым, но мгновенно привлек внимание посетителей.

Все заговорили одновременно, смеясь и улыбаясь, собираясь вокруг кровати, протягивая руки, чтобы коснуться любой из его конечностей, до которой могли дотянуться. Его мать протянула руку и обняла его, плача.

— О, Рон, мой мальчик, — всхлипнула она. — Слава богу, ты в безопасности, — из-за рыданий он разобрал процентов тридцать ее слов, но суть уловил.

Его отец сжал его руку обеими своими руками, слезы стояли в его глазах, но он улыбался.

— Это чудо, сынок, — сказал он сдавленным голосом. — Воистину чудо, что ты снова с нами.

— Ты даже не представляешь, как мы по тебе скучали, — заговорила Джинни, сжимая его вторую руку, пока Молли обнимала его, тихо всхлипывая куда-то ему в волосы.

— Ох, думаю я как раз-таки представляю, — выдавил Рон. Ему хотелось свернуться калачиком в объятиях матери и плакать, пока не кончатся слезы, но вряд ли это было бы продуктивно. — Я так скучал по всем вам.

После нескольких долгих мгновений мать наконец освободила его из своих объятий. Каждый член семьи по очереди подходил к его постели, чтобы крепко обнять, и это показалось ему лучшей вещью на свете. Он сразу понял, что его опасения по поводу того, что они могли стать чужими друг другу, были абсолютно беспочвенными. Прошло десять лет, но казалось, будто он видел их всех вчера. Их лица и голоса были ему так знакомы, став, казалось, еще более родными за все эти годы одиночества.

Наконец, закончив со слезливыми приветствиями, все пододвинули стулья к его кровати. Он подумал, не боятся ли они, что он снова исчезнет, если позволят себе хоть на минуту выпустить его из вида. Наверное, так и есть, — подумал он.

— Хочешь поговорить об этом? — спросил Билл.

— Нет, — ответил Рон, хотя до этого момента думал, что хочет. — Не сейчас. Позже. Просто… на самом деле рассказывать особо нечего. Моя жизни в последние десять лет была до невозможного скучной, как вы, наверное, уже знаете.

Молли ахнула.

— Как ты можешь шутить об этом? — спросила она, прижав руку к груди.

— Либо шутки, либо поехать крышей, мам. И если честно, все не было так ужасно. Обо мне, как ни странно, хорошо заботились и хорошо со мной обращались. Я ни в чем не нуждался. У меня было все, что пожелаю. За одним малюсеньким исключением.

— Но… нам сказали, ты был в каком-то крошечном подземелье…

Рон уставился на нее.

— Не в течение же десяти лет, мама! Господи, ведь я бы не выжил тогда. Нет, меня поместили туда только несколько дней назад. До этого я жил во вполне удобной квартире под землей. Уверен, что скоро мне придется рассказать обо всем в мельчайших подробностях каким-нибудь официальным лицам. Ну а пока я бы оставил эту тему.

— Не могу поверить, что ты так спокоен, — сказала Джинни с удивлением в голосе. — Я была готова поклясться, что ты будешь вне себя.

— Возможно, так и есть, — у него вырвался тревожный смех. Рон напомнил себе, что они только что узнали о его заключении. У него было десять лет, чтобы привыкнуть к этому факту, но для них это, должно быть, было ужасным шоком после того, как они так долго считали его мертвым. — И если я и спокоен, Джин, то это потому, что мне пришлось научиться быть таким. Я выжил, приспособившись ... как бы существовать отдельно от всего этого ужаса.

— Ты там что, Дзен постиг, братец? — ухмыляясь, спросил Фред. Все невольно заулыбались.

— Если так, я должен быть благодарен. Я всегда полагал, что если пробуду взаперти так долго, в конце концов сойду с ума. Я ... рад, что до этого не дошло, — он улыбнулся им. -Нам о стольком нужно поговорить, и я не знаю, с чего начать.

— Не обязательно делать это сейчас, — ответил Артур. — Ты только что очнулся, сынок. И ты все еще слаб и истощен. Доктор сказал, ты пробудешь здесь до завтра, и потом еще потребуется пара дней отдыха дома. У нас будет уйма времени.

Рон кивнул. Как бы он ни хотел услышать истории из их жизней, он пока не был уверен, что готов к этому. Даже просто увидеть их было пока.. тяжело и выматывающе. Они были его семьей, и он любил их, но ... Господь, их было так много. Слишком много людей после десятилетнего одиночества.

— Ты прав, пап, — Рон внезапно нахмурился, пораженный отсутствуем двух значимых человек. — Скажите ... а где Гарри и Гермиона? Я их видел ... я имею в виду, когда они пришли и вытащили меня, но ...

— Им нужно уладить пару вещей в связи с твоим возвращением, — объяснила Молли. — И Гермиона с Гарри посчитали, что после твоего пробуждения у нас должен быть именно семейный момент, только мы вместе. Но… мы можем позвать их, если ты…

— Нет, — перебил ее Рон. Он был действительно рад, что их сейчас здесь не было. Когда он сможет увидеть их, он бы предпочел, чтобы их было только трое, как в старые времена. — Нет, они правы. Семья прежде всего. Только одно мне скажите, хорошо?

— Конечно.

— С ними все в порядке?

— О да, они в порядке. Кажется, Гермиону ранили, но сейчас уже все…

— Нет, я имел в виду… в жизни. У них все хорошо?

Он видел, как они все переглянулись, на их лицах застыло одинаковое обеспокоенное выражение. Боже, что? Что случилось? Все взгляды постепенно обратились к Джинни. Она посмотрела на Рона, крепко держа его за руку.

— Ну… да, у них все очень хорошо, — улыбаясь, наконец сказала она.

— Я видел их только мельком, и я всегда думал... скажите мне, они все еще друзья? — он улыбнулся с надеждой. — Они все еще лучшие друзья, какими когда-то были мы?

Снова эти же обеспокоенные взгляды. Все хуже, чем я думал, — бормотал его разум. Они плохо ладят. Может, они просто заключили перемирие, чтобы вытащить меня ... о нет, я не уверен, что смогу с этим справиться. Они даже больше не разговаривают и будут навещать меня по отдельности, и мне придется разрываться между ними, и как я буду ...

Но Джинни ответила на его вопрос.

— Да, конечно, — просто сказала она. — Они даже больше, чем лучшие друзья, разумеется, — его захлестнула волной облегчения, но Джинни не закончила. — Просто… знаешь, нужно о многом рассказать. Очень о многом.

О чем она говорит?

— О чем ты?

Она сделала глубокий вдох и выпрямилась, как будто подбадривая себя.

— Дело в том, что… Рон, они обручены.

Рон еще никогда не был так счастлив ошибаться. Видишь, Гарри? он усмехнулся про себя. Я ошибался насчет тебя! Ты не одинок! Ты и правда нашел себе кого-то, как и она! Я так боялся, что ты этого не произойдет!

— Правда? — сказал он, ухмыляясь. — Это же замечательно! Они оба помолвлены, это потрясающе! Великолепно! — вся его семья смотрела на него. Он посмотрел на них в ответ. — А с кем? Я их знаю?

Мгновение тишины, и среди них будто раздался какой-то безмолвный коллективный стон. Джинни покачала головой, закрыв глаза.

— Нет, нет, нет, — бормотала она. Джинни подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, говоря четко и неторопливо, все еще держа его за руку. — Рон, послушай. Они помолвлены. Друг с другом.

Рон моргнул, внезапно почувствовав себя полным идиотом.

— Э-э ... ну, мм ... — он оборвал себя и резко встряхнул головой, словно пытаясь стряхнуть паутину. — Прости, Джинни, я могу поклясться, что ты только что сказала, что…

— Так и есть, — сказала она, снова улыбаясь. — Ты все правильно услышал.

Его горло сжималось. Ты точно идиот, - подумал он.

— Я просто ... я имею в виду, вау, это действительно ... э-э ...

Рон потерял дар речи, впав в состояние, о котором он не раз читал и сам лично всегда считал его преувеличением. Как ты мог потерять дар речи? Всегда есть, что сказать ... за исключением того, что в этот момент он как раз и был доказательством обратного.

Остальные Уизли смотрели друг на друга, между ними установилось какое-то взаимное согласие. Наконец Молли встала.

— Рон, я думаю, тебе стоит немного отдохнуть. Ты столько пережил, тебе нужен тишина и покой. Если понадобимся, мы будем прямо за дверью, — она наклонилась и поцеловала его в лоб, но Рон едва ли это заметил.

— Ты не останешься ненадолго, Джинни? — попросил Рон, как он надеялся, нормальным ровным голосом. — Я ... хотел бы поговорить с тобой, если ты не против.

— Совсем не против, — она кивнула остальным, пока они покидали палату с прощаниями и ободряющими похлопываниями по его плечу.

Дверь за ними закрылась, и Рон почувствовал облегчение от того, что остался наедине с Джинни. Она всегда была ему ближе всех, и по возрасту, и в эмоциональном плане, состоя в кругу его ближайших друзей, в отличие от тех же Фреда и Джорджа. По тому, как другие отреагировали на ее удивительное откровение, о котором он изо всех сил старался пока не думать, было ясно, что именно она лучше всех знала историю его друзей; историю, которую они разделяли, очевидно, гораздо более близко.

Пару мгновений они сидели в тишине. Джинни смотрела на его лицо, держа обе его руки в своей. Наконец он взглянул на нее.

— Правда? Правда правда?

Она улыбнулась и кивнула.

— Правда.

Его осенила мысль.

— Подожди-ка. Они что, заключили один из тех пактов лучших друзей, согласно которому, если ни один из них не женится до тридцати, то они…

Джинни засмеялась, перебивая его.

— О нет, ничего такого.

Он покачал головой.

— Я просто поверить не могу.

— Но это правда, — он моргнул, все еще пытаясь переварить эту информацию в мозгу, который упорно отказывался ее принять. — Рон ... они поженятся через шесть недель. Я одна из подружек невесты Гермионы. Джордж — один из шаферов Гарри, — Джинни склонила голову, нахмурив брови. — Хотела бы я читать твои мысли. У тебя такое отрешенное лицо ... как ты себя чувствуешь? Ты расстроился? Злишься?

Это был достаточно простой вопрос, но у него не было для нее ответа. Он чувствовал себя каким-то ... отстраненным, как будто читал об отношениях персонажей в каком-то романе. Это было просто нереально.

— Нет, не думаю, — выдавил он. — Черт возьми, на самом деле я не понимаю, что чувствую.

— У тебя будет время привыкнуть к этому, — она заколебалась, затем ее лицо внезапно стало обеспокоенным. — О, боже ... ты... ну, Гермиона же была твоей девушкой, когда тебя похитили. Все это время ты все еще ...

Теперь настала его очередь перебить ее мягким смехом.

— Ты спрашиваешь, вздыхал ли я по ней все эти десять лет? Нет, не вздыхал. Но поначалу было тяжело. В тот первый год я много думал о ней. Я знал, что все считали меня мертвым, так что я и не смел надеяться увидеть ее снова, или что она будет ждать меня. Конечно, я все еще люблю ее, и всегда буду. Но не в этом дело.

— Тогда в чем?

Какое-то время он обдумывал свой ответ.

— Не знаю. Но я спрашиваю себя, почему даже не думал об этом.

— Что-то я не улавливаю.

— Ну ... Я потратил много времени на размышления о том, что происходило с ними, и с вами, и со всеми остальными эти годы. Ты на что угодно готов, чтобы скоротать время, сидя взаперти. В общем я представлял различные сценарии жизни моих друзей. Но за все это время я даже не думал, что они… — он покачал головой. — Похоже, я должен был подумать об этом.

Джинни согласно кивнула.

— Я удивлена, что это не так.

— Но я мог отталкиваться только от того, что знал о них раньше. Между ними никогда не было ничего, кроме дружбы. Если бы мне пришлось охарактеризовать их, я бы, вероятно, сказал, что они были как брат и сестра. Я представлял их вместе не больше, чем тебя с Перси.

— О боже. Никогда больше такое не говори.

— Прости, — он вздохнул. — Видимо, это еще одна вещь, к которой мне нужно привыкнуть.

У него в голове роились тысячи мыслей, ища ответ, как это вообще могло случиться. Он полагал, что скоро узнает. Джинни, вероятно, была бы рада рассказать ему, но он, как ни странно, не хотел спрашивать. В конце концов он решил, что хочет услышать эту историю от них.

— Но Рон… это слишком важно, чтобы быть просто каким-то фактом, свершившимся в твое отсутствие, — она улыбнулась и сжала его руку. — Ты должен знать, что ... ну, они действительно очень сильно любят друг друга.

Ее будто обухом ударили по голове. Они любят друг друга, — повторил он про себя. Гарри и Гермиона, два моих лучших друга, влюблены друг в друга. Он почувствовал, что улыбается.

— Серьезно?

— Да. Я бы даже сказала, они этим очень известны.

— Как долго? Когда это все случилось? — его улыбка немного померкла. — Сразу ... после того, как я “умер”, они ... — мысль о том, что они сразу влюбились друг в друга, когда он едва остыл в могиле, пролила немного ледяной воды на его только начинавшее расти чувство тепла.

— О нет! — быстро сказала она. — Все было вообще не так. На самом деле, они не так давно вместе. По-моему, где-то полтора года.

— А до этого?

— До этого они были лучшими друзьями, как и всегда. По большей части даже соседями. Но даже тогда в этом было что-то особенное, что-то уникальное для них. Люди, с которыми они встречались, обычно завидовали их дружбе. Когда мы встречались с Гарри, даже я ...

Рон выпрямился.

— Ты встречалась с Гарри?! — воскликнул он.

Джинни хихикнула.

— Ох, Рон, нам столько нужно тебе рассказать. Да, мы встречались около года, когда мне было двадцать.

— А настойчивость-то окупается, а, Джин? — он поддразнил ее, страшно радуясь где-то внутри. — Наконец забыл об этой чепухе, как там было, «глаза зеленей, чем чародея жаба», да?

— Нет, он определенно не забыл! Вообще-то он все еще подкалывает меня из-за этого, — возмутилась она. — Но ты просил меня остаться не ради моей захватывающей истории свиданий, — она вмиг стала серьезной, говоря тихо и искренне. — Я действительно надеюсь, что ты порадуешься за них. Вслух они многого не могли сказать, но я знаю, что они оба переживали, как бы ты отреагировал. И еще они очень хотят, чтобы вы трое снова стали также близки, как и были, Рон.

Услышав это, он почувствовал, как в горле встал ком. Он не осознавал полностью свой глубочайший страх ... что его друзья продолжают жить своими жизнями, в которых для него больше нет места.

— Они хотят, чтобы ты снова был их лучшим другом.

Рон с минуту обдумывал ее слова, затем кивнул, улыбаясь сестре, речь которой действительно произвела на него большое впечатление.

— Я рад, — сказал он. — А еще я рад, что у меня теперь есть собственная жизнь.

* * *

Гермиона сидела и разговаривала с Джорджем в холле для посетителей, который в данный момент превратился в Уизли-Центр. Они с Гарри прибыли пару минут назад, чтобы навестить Рона, но сейчас его осматривал Сакеш, так что им было велено подождать. Молли и Артур ушли домой, чтобы немного поспать, и они даже не застали Джинни, которой пришлось вернуться в Лондон на деловую встречу из-за невозможности ее перенести. Но все братья Рона были здесь, и атмосфера царила совершенно праздничная. Единственным неловким моментом было, когда они все, как один, не захотели рассказывать Гарри с Гермионой подробности своей первой встречи с Роном после его пробуждения. Гермиона не настаивала, понимая их желание сохранить такой особенный момент внутри семьи.

Попадание Фреда и Джорджа в одно место неизбежно приводило к извержению вулкана историй и смущению всех, кто находился поблизости. Перси, их любимая жертва, как раз сейчас краснел из-за повести о его недавней поездке на день рождения в Шейк & Баррел — печально известный буйный волшебный паб в Шеффилде.

— Так что я поставил пять галлеонов, что Перси не сможет вспомнить номер каминной сети, — засмеялся Фред. — С чего он вообще взял, что сможет?

— Гордость семьи, — ответил Перси, уголки его рта подергивались в улыбке.

— Я бы сказал «глупость семьи», — парировал Джордж. — Ты может и хорошо управляешься с котлами, Перс, но с дамами, увы, нет.

— В общем, подходит он к этой великолепной брюнетке, — продолжил Фред, — и говорит ... И я не шучу! ... Он говорит: «Знаешь, что будет классно на тебе смотреться? Я».

Все присутствующие разразились хриплым хохотом, не над самой фразой, которая была хорошо известным старым дешевым подкатом, а представляя, что ее сказал именно Перси.

Перси сидел весь красный.

— Но это того стоило, — пробормотал он. — Драко сказал, что у него сработало!

— Может быть, потому что он… ну, Драко.

Гермиона похлопала Перси по руке, все еще смеясь.

— Не расстраивайся, Перси. Просто не торопись с такими подкатами, будь джентльменом.

— Да ну? Если верить моим братьям, всем девушкам это нравится, и даже ты бы, например, не устояла.

— Ты про Гарри? — улыбнулась она, показывая большим пальцем через плечо туда, где Гарри сидел на табурете позади нее.

— Эй! Что там про Гарри? — спросил он.

— Да он бы не смог придумать убедительный подкат даже под угрозой смерти, и при этом у него никогда не возникало проблем с приглашениями на свидания.

— Ему и не нужны никакие подкаты! — заметил Перси. Ему достаточно пройтись, светя лбом, и очередь уже выстраивается сама.

— Не выстраивается, это же смешно, — ответил Гарри. — И я возмущен этой атакой на мои методы пикапа.

— Признай, ты никогда не использовал ни один из них успешно за всю свою жизнь, — сказала Гермиона.

— Может я все это время практиковался?

— О, да неужели? — Гермиона выгнула бровь. — Ну тогда давай, вперед!

— Что ж, ладно! — воскликнул он. Все посмотрели на него, посмеиваясь между собой. Гарри поправил пиджак и небрежно обошел кресло Гермионы, усаживаясь на подлокотник, чтобы наклониться к ней. Гарри подмигнул Гермионе и дерзко поднял руку.

— Можно вопрос? — сказал он тихим очаровательным голосом.

Она захлопала ресницами и взмахнула волосами.

— Конечно можно, красавчик, которого я никогда раньше не встречала. Что за вопрос?

— Было больно?

Она нахмурилась, немного озадаченная.

— Больно что?

Он улыбнулся соблазнительной кривой улыбкой, глядя ей прямо в глаза.

— Падать на землю?

Уизли хохотали и улюлюкали, хлопая в ладоши. Гермиона не смогла сохранить невозмутимый вид. Гарри ждал ее реакции, все еще ухмыляясь. Она покачала головой, гадая, может ли он быть более очаровательным.

— Гарри, дорогой, ты тут немного мешаешь. Отойди, пожалуйста, там какой-то хороший парень.

Его лицо сдулось от комического разочарования, и он сполз по своему стулу. Гарри театрально надулся.

— Не могу склеить даже собственную девушку, — пробормотал он.

— Оу, ну не расстраивайся, — сказала она, похлопывая его по колену. — Тебе не нужно меня клеить. Я ... ммм уже подцеплена, склеена, ну и что там еще.

— Мне кажется, отличный подкат, Гарри, — обратился к нему Перси.

Гермиона засмеялась.

— Ваша честь, защита закончила.

Их хохот перетек в тихие смешки непринужденного общения, но как только Фред собрался снова взять на мушку бедного Перси и начать новую историю, вошел Сакеш.

— Теперь вы можете увидеться с ним — сказал он Гермионе. Она почувствовала, как рука Гарри сжала ее плечо, и они вместе поднялись, прощаясь с Уизли.

Гермиона явно нервничала, когда они с Гарри шли по коридору к палате Рона. Теперь они увидят, кем он стал, они начнут вставлять нового Рона в свою старую формочку в виде его.

Подойдя к двери, они притормозили и остановились, даже не сговариваясь. Бросив взгляд в сторону, в безмолвном соглашении они перестали держаться за руки, прежде чем войти внутрь.

Однако прежде, чем они смогли это сделать, их окликнула медсестра.

— Шеф Поттер, — выпалила она, чуть задыхаясь из-за того, что бежала. — Вам сова с пометкой «Срочно». Она от доктора Ван Шок из Дивизии.

Они обменялись встревоженными взглядами.

— Наполеон, — пробормотал Гарри. Сердце Гермионы забилось у нее в горле. О, нет, пожалуйста, нет, — подумала она.

— Я должен посмотреть, что там, — она было последовала за ним, но он покачал головой. — Нет, ты иди и проведай его. Мы ему нужны, и что бы там ни было, вспомни, зачем мы все это сделали. Ради него. Я буду через несколько минут.

Гермиона оцепенело кивнула и смотрела, как он убегает прочь.

Она повернулась назад к двери Рона. Помни, зачем мы все это сделали, снова услышала его слова Гермиона. Ради Рона. Он в порядке, и он здесь. Эта мысль позволила ей ненадолго отогнать беспокойство о Наполеоне и улыбнуться, когда она наконец открыла дверь.

К ее облегчению он уже выглядел намного лучше. Рон стоял, глядя в окно. Он повернулся, когда услышал звук открывающейся двери, и широко улыбнулся.

— Гермиона, — позвал он.

Ей не хотелось снова плакать, но она почувствовала, как у нее сжалось горло, а сердце в груди бешено застучало.

— Рон, — выдохнула она, поспешно пересекла комнату и обвила руками его шею. Он держал ее крепко в течение нескольких долгих мгновений, и было так хорошо, так правильно снова обнимать его. Она поцеловала его в щеку, когда отстранилась.

— Как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке?

— Этот ваш друг-врач говорит, что да, я в норме. Я на самом деле чувствую себя хорошо. Ноги все еще немного дрожат ... но это ничего.

Он вернулся к кровати, все еще передвигаясь довольно медленно, и сел, закинув ноги вверх. Гермиона заняла стул справа от него и придвинула его поближе к кровати.

— Где Гарри? — спросил Рон.

— Он получил срочную сову, будет через пару минут, — сказала она, улыбаясь ему. Теперь она могла лучше рассмотреть его. Он выглядел почти так же, только ... закаленным. Как будто волна омывала его десять лет, полируя и сглаживая угловатые черты лица в единое целое.

— Рон, я не знаю, с чего начать ... Я думала о тебе каждый день с тех пор, как мы потеряли тебя.

— Как и я. О вас обоих, — он немного наклонился. — Хотя первое время я, признаюсь, думал о тебе немного больше, чем о Гарри.

Она покраснела, ее снова охватила нервозность. Конечно, он не хотел ... ну, он должен знать, где мы находимся, прежде всего. Она набралась храбрости.

— Рон, я ... — и тут до нее дошло.

Он протянул руку и взял ее за левое запястье, лежавшее на покрывале. Он медленно поднял его, обхватив ее пальцы своими руками и глядя, как она нервно сообразила, на ее кольцо. Он слегка улыбнулся, затем прикоснулся к нему указательным пальцем. Он уже знает, подумала она. Кто-то ему уже сказал. Вероятно, Джинни ... Джордж упомянул, что у них был приватный разговор после того, как остальная часть семьи ушла. Нужно будет потом поблагодарить Джинни за то, что избавила ее от этой задачи.

Гермиона внимательно наблюдала за ним, пока он смотрел на ее кольцо.

— Это его кольцо, верно? — наконец тихо спросил он.

Она кивнула, не в состоянии отвести глаз от его лица.

— Да.

Пауза.

— Он опустился на одно колено?

Гермиона улыбнулась, вопрос вернул ее мыслями в ту волшебную ночь в Хогвартсе.

— Да.

— Хорошо, — он покачал головой в недоумении. — Вау, это на самом деле очень красивое кольцо. — Он поднял взгляд и встретился с ней глазами, на его лице было столько эмоций, что у нее перехватило дыхание. — У Гарри хороший вкус, — сказал Рон, смотря уже не на кольцо, а на нее.

Ее захлестнуло волной облегчение. Он не против, подумала она. Хвала Господу.

Дверь открылась, и вошел Гарри. Рон улыбнулся ему и снова спрыгнул с кровати, чтобы обнять. Гермиона смотрела, как они обнимают друг друга, радуясь тому, что это были настоящие объятия, а не одно из тех объятий из серии эй-мы-мужчины. Когда они отстранились друг от друга, Гермиона увидела легкий проблеск влаги на щеках Гарри.

— Мне жаль, что это заняло у нас так много времени, Рон, — сказал он. — Мы должны были понять все еще много лет назад.

Рон вернулся к себе кровать, а Гарри занял стул напротив Гермионы. Она хотела спросить его о Наполеоне, но сейчас казалось неуместным поднимать этот вопрос.

— Гарри, я просто рад, что вообще выбрался, — заговорил Рон. — У них был хитрый план. Ты же не всезнающий; вы были уверены, что я мертв.

— Да, так и есть. И это само по себе было ужасно, — Гарри посмотрел на нее через кровать и поспешил успокоить ее. — С Наполеоном все будет в порядке, — глухо сказал он. — Манон уверена, что он выживет.

Она осела, шумно выдыхая. Рон нахмурился.

— Кто это?

Гарри немного запнулся.

— Э ... просто наш друг, который помогал нам в Лекса Кор. Все в порядке, не беспокойся о ...

Рон выпрямился, нахмурив брови.

— Вашего друга ранили? — он переводил взгляд с одного на другого. — Кто-то пострадал, спасая меня? — спросил он более решительно. — Скажите, как есть!

Гарри кивнул.

— В Наполеона стрелял один из охранников-магглов. Он был на волоске, но выкарабкается.

— О боже мой, — пробормотал Рон. — Кто еще? Кто-то еще пострадал? — Гермиона видела сопротивление Гарри, но понимала, что Рон просто так не отстанет. — Гарри, я должен знать.

Гарри вздохнул.

— Еще четверо других волшебников были ранены, но никто так серьезно, как Наполеон, — он заколебался, но продолжил. — Гермионе раскроили руку.

Рон повернулся, чтобы посмотреть на нее.

— Тебе раскроили руку?

— Я в порядке, — поспешила она успокоить его. — Смотри, как новенькая, — сказала она, сгибая и выгибая руку.

Рон качал головой. Он был очевидно расстроен тем фактом, что кто-то пострадал в попытках спасти его.

— Не могу поверить... что люди, которые меня даже не знают, рисковали своими жизнями, чтобы вытащить меня оттуда. Почему?

— Потому что они хорошие люди, — тихо ответил Гарри. — Потому что каждый из них — по-своему герой, а невинного человека удерживали против его воли. А еще потому, что они знали, как много ты значил для нас и для твоей семьи.

Рон кивнул.

— Этот Наполеон… он близкий друг?

— Да.

— Я хотел бы встретиться с ним.

Гарри улыбнулся.

— О, обязательно. Интересно будет на это посмотреть, — Рон, казалось, немного расслабился, но все еще выглядел глубоко задумавшимся. — Мы видели твою квартиру, — сказал Гарри.

— Вы встретили Боба? — спросил Рон.

— Да. На самом деле, ты здесь благодаря ему. Он привел нас прямо к тебе.

— Гарри, пожалуйста, позаботься о нем. Он был для меня хорошим другом, и ты не представляешь, чем он рисковал, чтобы помочь мне. Женщина, которая держала меня ... ну, я думаю, ты ее знаешь, так ведь?

— Давайте пока не будем об этом, — предложила Гермиона, переживая, что разговоры об Аллегры только расстроят Рона. — Нам нужно столько всего наверстать.

— И у нас будет для этого куча времени, — улыбаясь, сказал Рон. — Прямо сейчас я просто ... Я все еще не могу поверить, что я действительно здесь с вами обоими,- он посмотрел на Гарри. — Я уже сказал Гермионе, но ты должен знать, что Джинни рассказала мне о ... вас.

Гарри кивнул.

— Это хорошо, — он выглядел немного не уверенно, не зная, что чувствует Рон по этому поводу. Она и сама была не уверена.

Рон перевел взгляд с ее лица на Гарри.

— Так ... в общем это не шутка, да ведь? Не розыгрыш парня, восставшего из мертвых? Вы двое действительно помолвлены.

Гарри покачал головой.

— Не шутка.

Рон наклонился вперед, приподняв бровь.

— Я могу буквально прочитать твои мысли, Гарри. Послушай. Я не собираюсь бросаться на тебя и бить за то, что увел мою девушку. Расслабься. Прошло десять лет. Когда Джинни сказала мне, я был ошеломлен, признаю. Просто я об этом даже никогда не думал. А теперь чем больше думаю, ну…в общем то, что вы поженитесь — это круто. Хоть избавит меня от агонии притворяться, что мне нравятся ваши тупоголовые супруги, которых бы вы иначе себе выбрали.

Гермиона думала, что звук их смеха, раздающийся в больничной палате, был самым прекрасным, что она когда-либо слышала. Когда они сидели вот так вместе, она почувствовала, как первоначальная неловкость уходит в далекое прошлое ... и эта дыра в форме Рона в их жизни, наконец, снова заполнилась.

Они заставили медсестру заказать им пиццу. Все трое сидели на полу, с удовольствием жуя ее и передавая туда-сюда кувшин со сливочным пивом. Рон подумал, что его сердце вот-вот разорвется от счастья. Это было то, о чем он мечтал, сидя взаперти в своей квартире. Просто снова быть со своими друзьями, болтать с ними обо всякой ерунде, выпивать, шутить и смеяться. Они проболтали несколько часов, перетащив подушки с дивана на пол, чтобы сесть на них, а пустую коробку из-под пиццы закинули в угол. Они избегали Больших Дискуссий, и это принесло ему облегчение. Прямо сейчас Рону было достаточно кратких рассказов о том, что случилось в его отсутствии. У него будет еще достаточно времени, чтобы получить подробные описания.

Гарри с Гермионой вкратце рассказали ему о своей работе ("Вы шпионы? "), своем доме и соседях ("Не могу поверить, что ты живешь в одном доме с Чоу Чанг, Гермиона"), о том, чем занимались все их старые друзья. ("Невилл детектив, а? Преступники, поберегитесь"). Он задавал вопросы, и они отвечали на большинство из них, откладывая некоторые на потом по понятным причинам, а некоторые — по совсем не очевидным (ответом Гермионы на его вопрос о личной жизни Джинни был: «О, смотрите, у нас кончилось сливочное пиво!») .

Все время, пока он наслаждался их обществом, Рон также наблюдал за ними. Он замечал каждый жест, каждый взгляд, каждое движение. Это был навык, который он активно развивал во время заключения ... внимание к деталям. Он наблюдал за ними. Он хотел увидеть доказательства их отношений, их новых отношений.

Но ничего не видел.

Довольно долго они серьезно говорили о вещах, которые, как он знал, ему необходимо было услышать, даже если причиняли боль. Гарри тихим голосом рассказал ему о смерти Хагрида, а затем и Дамблдора. Они оба кратко рассказали ему о том, через что они прошли после его мнимой смерти, и пообещали еще поговорить об этом подробнее, когда все уляжется.

В начале этого обсуждения Рон молча протянул руку и взял Гарри за руку слева, а Гермиону справа, удерживая их на протяжении всех этих эмоциональных тем. Они оба так сильно изменились, но в то же время остались точно такими же, какими были, когда он их последний раз видел. Рон сжимал их пальцы, благодарный за то, что мог снова находиться рядом и воссоединил их неудержимое трио. Для завершения треугольника одному из них оставалось только протянуть руку и взять другого за руку. Это было несложно, они сидели на полу вплотную друг к другу. Наверняка они много раз держались за руки.

Они продолжали разговаривать. Рон все держал их за руки, пока не понял, что пройдет вся ночь, пока кто-нибудь из них сделает этот простой жест.

Когда они наконец встали, чтобы уйти, он все еще ждал.

А когда я проснулся, оказалось — привалился к какому-то солдату, он мне улыбнулся и спросил, издалека ли я. Я сказал «да», разговаривать не хотелось.

Альбер Камю, «Посторонний»

 

Аллегра безуспешно пыталась вспомнить, была ли она в своей жизни когда-нибудь так зла. Хуже всего был даже не гнев, а замешательство, даже недоумение ... из-за раздражительной небрежности, с которой ее так просто оставили не у дел.

Она нашла Мастера (мой сын, он мой сын, настаивал ее разум) сидящим в ее гостиной и листающим журнал. Мгновение она просто стояла в дверном проеме, махая руками в воздухе от бессилия, а ее рот открывался и закрывался, пока она искала подходящие слова. Он спокойно наблюдал за ней, его пальцы продолжали перелистывать страницы.

В конце концов, она нашла нужные слова.

— Сижу я значит в своем в подземелье, — начала Аллегра, — никого не трогаю, работаю над еще одним клоном Рона. Все уже подготовила в его новой квартире. Все было в порядке. Никаких проблем. И тут мне приходит эта невразумительная записка от Линча, в которой он спрашивает, где, черт возьми, меня носит! Оказывается, без моего ведома Гарри со своей бандой веселых шутников ворвался в Лекса Кор, вырубил всех моих наемников, которых я там оставила и ... моя любимая часть ... спас Рона! Они просто взяли и аккуратненько его забрали, такие вот дела, с позволения сказать!

Мастер ничего не говорил. Неторопливо обдумывая свой ответ, он лизнул большой палец и перевернул страницу.

— Так что теперь мне очень интересно, а как это так случилось, что меня не уведомили о взломе системы безопасности, и почему никто, как я вижу, не сделал абсолютно ничего, чтобы им помешать!

Мастер встал и медленно пересек комнату, вставая позади нее. Он двигался мягко, как кошка, плавными шагами ступая на землю, и делал это практически незаметно.

— Рон больше не наша забота, — сказал он, его дыхание щекотало кожу у ее шеи.

— Ты отпустил его, — плоско объявила она.

— Он нам не нужен. Больше не нужен.

Аллегра покачала головой.

— Мне очень трудно с этим согласиться, учитывая, что я ничего не знаю о твоих планах. Я подчинялась твоим приказам больше десяти лет. Делала то, что ты просил, не задавала никаких вопросов. Это как пытка собирать паззл, когда не знаешь, какой должна быть в итоге картинка!

Она обернулась и обнаружила, что он стоит слишком близко. Она почувствовала запах кофе в его дыхании.

— Ты делала то, что тебе было приказано. И это одна из лучших твоих способностей.

— Они забрали моего брата, — прошипела она.

— Ты ненавидишь своего брата.

— Я не ненавижу его! Он надоедливый, некомпетентный засранец, но это не значит, что я хочу видеть его за решеткой в Р.Д! — воскликнула она.

— Сомневаюсь, что он там.

Она нахмурилась.

— Пардон?

Он улыбнулся вальяжной всезнающей улыбкой, из-за которой ей захотелось ударить его.

— Твой придурок братец обманул тебя, моя дорогая. Это ведь он помог им найти Рона. На самом деле, он и сказал им, где его искать. И дал портключ, чтобы добраться туда.

Аллегра уставилась на него, эта информация шокировала ее так, как ничто и никогда не шокировало.

— Боб все это устроил?

— Он самый. Но он лишь ускорил неизбежное. Гарри так или иначе все равно нашел бы Рона.

— Не могу в это поверить, — сказала Аллегра, из-за изумления она даже не могла толком сердиться, — не могу поверить, что Боб им помог!

— Возможно, он решил, что пришло время для расплаты. Он ведь тебе правда кое-что задолжал.

Она стояла как вкопанная и моргала. Казалось, снаружи все разваливалось, хотя во всем при этом, кажется, и имелся какой-то искаженный смысл. Трудно было оставаться взволнованной перед непостижимым спокойствием Мастера.

— Я ... не знаю, что сказать, — наконец выдавила она.

— Я привлекаю тебя? — тихо спросил он.

— Что еще за извращение.

— Почему это извращение?

— Ты же мой сын.

— Ты в это не веришь.

— Конечно, верю. Это доказывает, что…

— Нет, нет. Ты знаешь это, головой… но на самом деле ты не веришь, — он медленно ходил вокруг нее, словно преследуя, хотя она и оставалась стоять неподвижно, — ты запала на меня в первую же нашу встречу. Ты не знала почему, но ты никогда не оспаривала мой авторитет, хотя это в принципе противоречит твоей природе. Тебе всегда так хотелось увидеть мое лицо, узнать меня лично, узнать человека, стоящего за этим бестелесным голосом. Теперь ты узнала.

— Хватит, — слабо сказала она. Она держала глаза закрытыми, отталкивая непроизвольные реакции на возбуждение, которое он буквально источал каждым своим шагом.

— Что, если бы я не сказал тебе, кто я такой? Что, если бы я скрывал свое лицо, замаскировал эти глаза заклинанием? Что, если бы я сказал, что меня зовут ... ммм, Кристофер? Ты бы уже давно была в моей постели.

Она оттолкнула его и повернулась спиной, на коже появились мурашки.

— Даже не пытайся совратить меня, я и так достаточно извращена... но не настолько. И какая разница, как бы ты себя назвал? Я же все равно не знаю твоего настоящего имени.

— Нет, знаешь. Ты же дала мне имя, не помнишь?

Она снова повернулась, выражение ее лица смягчилось. Он стоял на безопасном расстоянии, хищное выражение исчезло с его лица.

— Ты носишь имя, которое я дала тебе?

— Конечно.

Она вздохнула и впервые произнесла это вслух.

— Джулиан Джеймс Поттер.

— Почему ты дала мне его фамилию, а не свою?

— Он твой отец, — Аллегра улыбнулась, — и к тому же, я всю жизнь хожу с двойной фамилией, и не хотела такой участи для тебя.

— А… Джеймс?

— Мой отец — Джеймс Дуайер. Его отец — Джеймс Поттер, — она упала в кресло, чувствуя внезапную усталость, — Уверена, не о таком сыне он мечтал.

— Меня часто интересовало мое человеческое происхождение. Я мало знаю о семейных традициях смертных. Родословная не имеет значения там, откуда я родом.

— Почему нам больше не нужен Рон? — спросила она, меняя тему. — Я думала, он был ключом. Он был одним из первых… разве он не важен?

— Теперь у нас есть вариант получше.

— Кто же? Никто не знает Гарри лучше, чем ... — она оборвала себя, его пустое выражение лица подтвердило ее внезапное озарение. Она откинулась назад, качая головой. — А теперь послушай свою мать, Джулиан. Если ты пойдешь за ней, он будет охотиться на тебя, как собака. Ты даже представить себе не можешь его ярость, если причинишь вред Гермионе.

— Кто бы мог подумать, ты боишься его.

— Я его не боюсь, но и не недооцениваю. Как противника я его скорее здраво уважаю, и тебе советую, если у тебя есть мозги, — она встретилась с ним взглядом. — Что ты задумал?

— Когда мне потребуется, чтобы ты узнала, ты узнаешь, — и он вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. Аллегра откинула голову на стул и закрыла лицо руками. Она так устала. Как же хорошо было бы просто сидеть здесь и больше никогда не двигаться. Может, тогда ей больше никогда не придется ничего чувствовать. Какое это должно быть благословенное облегчение — быть таким же отстраненным, как он. Быть вне времени, в котором существуешь, отделенным от этого мира невидимой чертой, которая обволакивала его как вторая кожа. Иногда она ему завидовала.

Наш сын, Гарри, — праздно подумала она. Встретишься ли ты с ним когда-нибудь? Однажды я скажу тебе правду и буду смотреть на твое лицо, пока ты будешь медленно понимать, что это правда.

 

* * *

 

Рон зевнул и потянулся, чувствуя, как солнечный свет, проникающий через восточное окно, щекочет его кожу. Он подозревал, что так и было задумано. Персонал госпиталя Министерства был настолько внимателен и обходителен, поэтому казалось маловероятным, что они предоставили бы ему комнату, где солнце могло разбудить его. К тому же, они наверняка знали, что такое пробуждение покажется раем человеку, который провел последние десять лет жизни под землей.

Он открыл глаза и улыбнулся, наслаждаясь этим восхитительным чувством, когда вспомнил: да, он был свободен, и да, он снова среди живых. Рон столько раз видел это во сне и просыпался от разочарования; теперь же он все еще привыкал к этому странному ощущению — просыпаться свободным человеком.

— Доброе утро, — поприветствовал его отец, откладывая книгу, которую только что читал. Рон знал, что кто-нибудь из членов семьи был рядом с ним круглосуточно.

Он встал с кровати и улыбнулся.

— Привет, пап.

Артур придвинул свое кресло ближе к его кровати, чтобы дотянуться до Рона и взять его за руку.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Лучше некуда. Честно, — его улыбка стала еще шире. Он не видел своего отца с прошлой ночи, когда семья оставила его наедине с Джинни. — Я слышал, мне стоит теперь называть тебя Министр Уизли.

Артур немного покраснел.

— Ну, ты все еще можешь назвать меня «папа», если хочешь.

Рон засмеялся.

— Это потрясающе. Не могу представить себе того, кто заслуживал бы этой работы больше тебя, и кто лучше бы справился ней.

— Сам я сначала не был так уверен, но стараюсь изо всех сил. По крайней мере, никто публично не критиковал меня... пока.

— Уверен, и не будет. Вы с мамой переехали в берлогу получше?

— О, нет. Мы все также живем в Норе. Мы, конечно, немного навели там марафет, но ... это наш дом. Здесь вы, дети, выросли, и это единственный дом, который у нас когда-либо был. Мы думали о переезде, но решили этого не делать. Нам с твоей мамой много не нужно.

— Я рад. Было бы странно обнаружить вас живущими в каком-нибудь роскошном дворце.

— Мы бы там, скорее всего, просто потерялись, — посмеиваясь, сказал Артур.

В дверь постучали, и голова Гарри появилась в проеме.

— Могу я войти?

— Конечно! — ответил Рон, широко улыбаясь. Гарри вошел и уселся на стуле с противоположной стороны его кровати, приветствуя их с Артуром.

— Смотри-ка, кто тут стал знаменитостью, — сказал он, бросая копию «Ежедневного пророка» Рону на колени.

Рон взял в руки газету.

«Сын министра найден живым после длительного тюремного заключения», — кричал заголовок. Внизу была его фотография — старая, сделанная еще в Хогвартсе ... вероятно, больше у них никакой не было. Рон бегло просмотрел статью, которую в лучшем случае можно было назвать поверхностной. Он подозревал, что большая часть деталей его спасения была конфиденциальной, особенно учитывая то немногое, что он узнал о профессии Гарри.

— Ну, посмотри на это, — сказал Рон нейтрально. — Я сделал первую полосу.

— Как я и думал, — ответил Гарри. — Это большая новость, Рон. Весь волшебный мир на ушах. Только потому, что ты здесь, в охраняемом крыле министерского госпиталя, мы смогли обеспечить тебе хоть какой-то покой. Иначе ты бы уже был завален приветственными совами по самые гланды. Уверен, у Норы сейчас не протолкнуться.

— Кстати, об этом, — вставая, сказал Артур, — нужно пойти разбудить твою мать. Я заставил ее остаться дома и немного поспать… на прошлой неделе ей это почти не удавалось. Она захочет прийти и навестить тебя, — мистер Уизли взъерошил волосы Рона, его рука задержалась на его плече, затем он подошел к двери, на мгновение останавливаясь в проеме. — Врач говорит, что тебя выпишут завтра утром, — сказал он. — Мы подготовим для тебя комнату дома.

Рон улыбнулся.

— Супер!

Когда мистер Уизли ушел, Рон немного расслабился. Как бы он ни был рад его видеть, он все еще оставался его отцом, и инстинкт Рона вести себя в присутствии родителей как можно прилежнее никуда не делся.

— Бог мой, сегодня я видел лучший сон в своей жизни, — сказал он.

Гарри ухмыльнулся.

— Даже не сомневаюсь.

— Где сейчас Гермиона?

— Она в офисе. К сожалению, у нас все еще куча работы из-за всей этой катавасии. Уверен, она скоро придет сюда, как только со всем там разберется.

В дверь тихонько постучали, и медсестра просунула голову внутрь.

— Шеф? В приемном отделении вам Пузырь. От какого-то Сабиана.

Гарри кивнул.

— Передайте ему, пожалуйста, что я свяжусь с ним чуть позже. Спасибо.

Рон наклонил голову.

— Шеф?

— Ага, так они меня зовут.

— Шеф чего? Отряда Придурков?

Гарри засмеялся.

— Нуу, возможно. Но они все-таки не это имеют в виду.

— О нет, конечно нет. Не в отношении тебя, Супер Скользкий Мистер Шпион или как там.

— Не знаю насчет супер скользкого, но я, пожалуй, и есть шпион.

Рон посмотрел на друга, взвешивая его уклончивые ответы.

— Тебе нельзя говорить об этом со скучными штатскими, да?

Гарри вздохнул.

— Технически, нет. Но ты едва ли попадаешь под это определение. Вообще-то, ты авторизован находиться в Дивизии, так что мне разрешено обсуждать это с тобой… хотя я бы и так это сделал.

— В Дивизии?

— Да, Разведческая Дивизия. Мы работаем там с Гермионой. Как и профессор Люпин, как и все, кто пришли за тобой в Лекса Кор.

Заинтригованный его рассказом, Рон сел ровно на своей кровати.

— Это подразделение Министерства?

— О нет, формально мы относимся к Корпусу Магического Правопорядка, но на деле мы не имеем к ним никакого отношения. Внутри Р.Д. есть шесть отделов. Я ... эм, я начальник отдела Контрразведки и Тайных Операций.

Рон впечатлённо кивнул.

— И кто тебя вызывал?

— Один из моих агентов.

— Гермиона тоже твой агент?

— Боже упаси, нет. Тогда бы я был вовлечен в ужасный конфликт интересов, если бы командовал кем-то, с кем связан лично. Она работает в отделе Слежки и Получения Информации. Так что Гермиона шпионит гораздо больше, чем я.

— Она глава этого отдела?

— Эм, нет. Она только недавно начала работать в Р.Д., с прошлого марта. Она новичок, все еще младший лейтенант.

— А ты кто?

Гарри заерзал на своем месте.

— Я майор.

— Тебе неудобно об этом говорить?

— Нет! Нет, ничего такого, просто… не знаю. Обычно я мало об этом говорю, и это немного странно.

Рон склонил голову. Здесь происходило нечто большее, чем Гарри говорил, и он думал, что знает, в чем дело.

— Я скажу, почему тебе неудобно. Ты уже долго варишься в этом разведывательном котле, но должен был держать это в секрете. Мне кажется, какое-то время тебе даже приходилось скрывать этот факт и от Гермионы. Она узнала где-то в прошлом году, да? Нет, нет ... не говори мне. Дай угадаю. Произошло что-то грандиозное; что-то, что ты не мог больше скрывать, — он кивнул, когда ему в голову пришла еще одна мысль. — Что-то, что подтолкнуло вас двоих друг к другу, верно? Какое-то травмирующее событие, которое заставило вас признать свои чувства? — Гарри смотрел на него с удивленным выражением лица, но Рон не закончил. — И, как всегда, она втянулась в эту кашу, что бы это ни было. Она работала в другом месте, но после этого Большого События она решила, что тоже хочет быть шпионом. У тебя смешанные чувства по этому поводу, потому что ты хочешь, чтобы она была в безопасности. И ты чувствуешь себя виноватым, что из-за тебя она занимается опасной профессией. Ты не хотел рассказывать мне об этом, так как боялся, что я могу подумать, якобы ты недостаточно защищаешь ее, что ты подвергаешь ее опасности, — он улыбнулся. — Ну что, я прав?

Гарри несколько раз открывал и закрывал рот.

— Емае, Рон, я… — он поднял бровь. — Тебе кто-то рассказал об этом.

— Нет, никто не говорил.

— Но… как ты…

— Так я прав?

— Абсолютно в точку!

— Для этого не нужно быть гением, Гарри. Просто немного понаблюдал. Я понял, что ты уже довольно долгое время работаешь шпионом, потому что тебе всего 28, но ты уже майор и начальник своего отдела. Значит, тебя завербовали сразу после Хогвартса. Гермиона не могла знать все это время, иначе она бы втянулась в это раньше, и к настоящему моменту уже продвинулась бы дальше в своей карьере. Я знаю, что вы двое были где-то весной в прошлом году, верно? И если она поступила на службу в Дивизию в марте этого года, ей пришлось бы сначала пройти обучение, значит начало ее обучения примерно совпадает по времени с тем Большим Событием. Тогда имеет смысл, что одно событие ускорило оба исхода… случилось что-то грандиозное. Я уверен, что ты мне скоро об этом расскажешь. Что касается твоих смешанных чувств, ну, это очевидно. И потому, что я тебя знаю, и потому, что вчера я видел это на твоем лице, когда ты рассказал про ее ранение во время спасательной операции.

Гарри покачал головой.

— И когда это ты стал Магистром Дедукции?

Рон ухмыльнулся.

— Я был под землей десять лет, Гарри. Знаешь, я же не в стену пялился… ну, возможно, только иногда. Я не мог упражняться в колдовстве, поэтому тренировал мозги. Делать все равно было больше нечего.

— Что именно ты делал?

— В основном читал. И много писал. Еще, пожалуй, посмотрел вообще все маггловские фильмы.

— Они разрешали тебе смотреть фильмы?

— Они позволяли мне заниматься практически чем угодно, если это не было связано с магией. Я читал все подряд. Романы, поэзию, учебники, научные журналы… Думаю, что знаю хоть немного, но практически о любой теме, — он вздохнул. — Кроме магии.

Гарри наклонился вперед, локтями опершись на край кровати.

— Ты что-нибудь помнишь?

— Нет, едва ли. Боюсь, я настолько близок к магглу, насколько это вообще возможно для волшебника. Скорее всего, я даже не смогу левитировать гребаное перо, если ты вложишь в мою руку палочку.

— Мы снова обучим тебя в кратчайшие сроки.

Рон кивнул, улыбаясь, и решил сменить тему.

— Так что за Большое Событие?

Гарри вздохнул.

— Это очень длинная история.

— А у меня кроме времени ничего и нет.

— Да, но Гермиона все же должна помочь мне ее рассказать. У нас у каждого своя версия.

— Но я прав в том, что все это и свело вас вместе?

— Да, ты прав.

Он улыбнулся.

— Представляю, как это было драматично. Скажи, у вас внезапно случился романтический приступ, как в кино? Вы сразу страстно бросились друг к другу в объятия?

Гарри фыркнул.

— Ты видно во всех своих книжках пропускал главу «Клише и Как Их Избежать».

— Не меняй-ка тему. Ну так что?

Гарри немного застенчиво улыбнулся.

— Ну, вообще-то по правде сказать… да, так и было.

Рон засмеялся.

— Мдаа, восхитительно. Хотел бы я на это посмотреть.

— Тогда это остудило бы наш пыл, — невозмутимо сказал Гарри. Некоторое время они смотрели друг на друга, а затем разразились безумным смехом.

 

* * *

 

Гермиона неслась по коридору, почти опережая свой Пузырь, который подпрыгивал впереди нее. Она ворвалась в лазарет, ее живот сводило, а голова раскалывалась. Сакеш оторвался от планшета.

— А, вот и она, — сказал он.

— Он мертв? — задыхаясь, спросила Гермиона, прижав руку к груди. В ушах все еще стоял голос из Р.Д-шного. Пузыря ... Агент Грейнджер, немедленно отправляйтесь в лазарет. Снова и снова повторял он этим ровным нечеловеческим голосом.

Сакеш нахмурился.

— Чего?

— Наполеон! Он мертв? Меня вызвали сюда…

Он поспешил к ней.

— О господи! Прости, я вызывал тебя не поэтому ... нет, он не умер, — поспешил успокоить ее Сакеш. Гермиона расслабилась, ее рука безвольно рухнула. — Я послал за тобой, потому что он проснулся и зовет тебя.

— Ох, — сказала она, с облегчением улыбаясь. — Ох, рада слышать. Я думала… была уверена…

— Еще раз извини, — сказал Сакеш, ободряюще приобнимая ее за плечи и провожая в процедурный кабинет. — Я не хотел, чтобы вызов прозвучал так… резко. Он там, — сказал Сакеш, указывая на ту же комнату, которую они с Гарри видели накануне. — Не оставайся слишком долго, он все еще очень слаб.

— Не буду, — ответила Гермиона, спеша зайти в палату. Наполеон лежал неподвижно и тихо, с закрытыми глазами ... но на его щеках виднелся легкий румянец, которого не было, когда она видела его в последний раз. Она села у его постели и взяла за руку. Гермиона видела, как его горло сжалось, когда он медленно сглотнул, и его голова повернулась к ней, глаза открылись лишь узкой щелью. Он слабо улыбнулся, увидев ее.

— Привет, — мягко сказала она. — Ну и заставил же ты нас понервничать.

Когда Наполеон заговорил, его голос был похож скорее на тихое карканье, чем на его обычный веселый рев.

— Что случилось?

— В тебя стреляли. Мы не были уверены, что ты выживешь, но теперь все в порядке, все позади.

— Стреляли, а? — он посмотрел на свою грудь — Вот же ж дрянь.

— Да уж, это точно.

— Вы… нашли Рона?

Она улыбнулась.

— Нашли. Он в порядке и очень хочет с тобой познакомиться.

— Как и я с ним. Знаменитый Рон, — он открыл глаза чуть шире, разглядывая ее. — Как… твоя рука?

Гермиона восхищалась им. Он лежал здесь, чудом избежав смерти, и спрашивал о ее мелкой ножевой ране.

— Все в порядке, не волнуйся, — она наклонилась ближе, сдерживая слезы. — Когда я ... я думала, что ты умираешь ... я ...

— Шшш, — сказал он, медленно качая головой. — Не говори… того, что не имеешь в виду.

— Откуда ты можешь знать, чего я не имею в виду?

— Оттуда, — он вздохнул и сделал глубокий вдох, словно собираясь с силами. — Ты любишь его. Я это знаю, ты это знаешь.

— Это не значит, что я не люблю тебя.

— Это не одно и то же.

Она запнулась.

— Не одно и то же.

— Я просто… твой друг.

— Не просто друг. Мы вместе через многое прошли.

— Черт побери, — сказал он, с легкой ухмылкой скривив губы. Она была так рада видеть, как он улыбается.

Мгновение Гермиона смотрела на их соединенные руки, гадая, что еще ей следует сказать и что еще она может сказать. Она не хотела его обманывать. В конце концов, он был прав. Она очень заботилась о Наполеоне, но она не обманывала себя ... или его ... в том, что ее чувства к нему были на одном уровне с ее чувствами к Гарри. Она любила Гарри, и эти ее чувства были чистыми, простыми и не подлежащими сомнению. Но еще не придумали слов, чтобы выразить то, что она ощущала по отношению к Наполеону, и это было непросто, и все же весьма определенно. Он льстил ей, он приводил ее в ярость, он расстраивал ее и поддерживал. Она могла признаться себе, что на каком-то уровне он ей даже нравился. Было что-то привлекательное в его личности, в этом парне-панке с саркастической внешностью и сентиментальным сердцем. Однажды он сказал, что, если бы не было Гарри, они бы никогда не смогли завязать отношения, что они слишком разные. Она не была уверена, что это правильная характеристика.

Гермиона также не оставила без внимания тот факт, что он во многих отношениях напоминал ей Рона. Он даже уже начал бочком подбираться к той пустоте, которую оставил Рон, возможно, с прицелом на то, чтобы заполнить ее самому. Она не была уверена, что в их жизни с Гарри найдется место для двух Ронов.

Гермиона впервые задалась вопросом, что подумают друг о друге Рон и Наполеон. Не будем искать неприятностей, — сказала она себе.

Прежде чем она смогла что-нибудь ему ответить, дверь в его палату снова открылась, и вошла Терк, выглядящая взволнованной и обезумевшей. Она расслабилась, когда увидела, что он проснулся и шумно выдохнула. Гермиона поняла, что Манон, должно быть, звонила ей прошлой ночью. Терк, скорее всего, летела всю ночь, чтобы попасть сюда из Америки. Она почти не заметила Гермиону, просто подошла к другой стороне кровати Наполеона. Он повернулся к ней, его улыбка стала шире. Гермиона опустила его руку и поднялась, отходя немного назад и уступая ей место.

— Привет, — сказал он Терк.

Она наклонилась над ним, убирая его волосы со лба.

— Лео, клянусь, ты меня убьешь, — ласково пробормотала она. — Или ты, или джет лаг.

— Я рад, что ты здесь, — прохрипел он.

Она села, дав ему легкий щелбан.

— Конечно, я здесь, тупица. В тебя стреляли, где мне еще быть, как не здесь? — она подняла его безвольную руку и поцеловала.

Гермиона тихо отступила к двери и почти вышла, когда голос Терк остановил ее.

— Гермиона?

Она повернулась.

— Да?

Терк посмотрела на Наполеона.

— Я скоро вернусь, ладно? — он слабо кивнул. Она встала и жестом позвала Гермиону в коридор, закрыв за собой дверь.

Гермиона повернулась к Терк, думая переброситься с ней парой слов об улучшающемся состоянии Наполеона и выпустить пар ... но все слова пересохли у нее в горле, когда она увидела каменное выражение ее лица.

— Он был на волосок от смерти, — категорично отрезала Терк.

— Да, — ответила Гермиона, не в состоянии сказать что-либо еще.

Терк вздохнула.

— В следующий раз, когда отправишься на свою личную вендетту, оставь его, пожалуйста, в покое.

Гермиона слегка вздрогнула от этого выговора.

— Он участвовал в операции по собственному желанию.

— Гермиона, мы обе женщины. Давай не будем кривить душой, говоря, что мужчины делают для нас что-либо исключительно по своему собственному желанию, — она непоколебимо смотрела Гермионе в глаза, встречаясь точно с таким же твердым взглядом. — Ты же знаешь, он и в ад пойдет за тобой. Буду признательна, если ты не будешь поддерживать его стремления. Не у каждой женщины есть такая очередь из мужчин, готовых любить ее так, как любят тебя. В отличие от тебя, для меня он не ... утешительный приз.

Гермиона подняла бровь.

— Это не я с ним развелась, — плоско сказала она.

Плечи Терк поникли, ее безупречная осанка сразу исчезла, заставив Гермиону пожалеть о своих резких словах. Что заставило ее сказать такое?

— Нет, ты всего лишь разбила ему сердце. Прошу прощения, — без эмоций проговорила Терк и вернулась в палату Наполеона. Гермиона на мгновение задержалась у окна, наблюдая, как Терк сидит у его постели и разговаривает с ним, низко склонив голову и положив руку ему на плечо. В конце концов она повернулась и ушла; ее шаги были более громкими, чем это было необходимо.

Она нашла Гарри в неофициальном Уизли Холле в больнице, где он сидел один и читал журнал. Он улыбнулся ей в знак приветствия, и она приземлилась на диван рядом с ним, повернув голову, чтобы поцеловать его.

— Что случилось? — сразу же спросил он.

Она вздохнула.

— Только что видела Наполеона, он пришел в себя.

— Что ж… это же хорошо, да?

— Да, только… Терк заходила, пока я была там, — она рассказала Гарри о своей короткой, но расстраивающей беседе с бывшей женой Наполеона. Гермиона наполовину рассчитывала, что Гарри рассердится на Терк также, как и она сама, но он отреагировал совсем иначе.

— Она права, — тихо сказал он. — Мы не должны были позволять ему рисковать из-за нас. Ни ему, ни кому-либо еще.

— Но Гарри… мы же не за руку их туда привели. Они помогали нам добровольно. Мы ведь сразу же дали им возможность не участвовать в этом.

— Ответственность в любом случае на нас. Что бы ни случилось с Наполеоном, с Изобель, или еще с кем-то — все это на нашей совести.

— Нет, не на нашей! Они делали свою работу, как и мы!

— В их работу поиски Рона не входят!

Она уставилась на него.

— Ну конечно входят! Гарри, мы все офицеры одного корпуса, мы все давали одну и ту же присягу. Кажется, припоминаю там что-то о защите невинных. И это определенно касается и Рона! Неважно, что он наш друг или что мы были эмоционально заинтересованы в его спасении. Кого-то удерживали в Круге, и наша работа заключалась в том, чтобы найти и спасти его! Тот факт, что его звали Рон Уизли — скорее совпадение. Мы сделали бы то же самое для всех, и ты, черт возьми, лучше меня это знаешь.

— Не думаю, что Наполеон бы так резво вызвался помочь, если бы не знал, как это для тебя важно.

— Да Христа ради, Наполеон — взрослый мужчина. Он в состоянии нести ответственность за свои действия, какими бы ни были его мотивы. Не все, что происходит в мире, касается нас, пойми ... даже если иногда так кажется.

Он посмотрел ей в глаза.

— Разве ты не чувствуешь себя виноватой в его состоянии?

— Конечно, чувствую. Я чувствую себя ужасно из-за этого. Но это не значит, что мне жаль, что он помог нам, или что я считаю, что он был неправ. У нашей работы есть риски, Гарри. Наполеон принял эти риски, также как ты, также как я. Если бы этим заключенным был какой-нибудь Джо МакГилликадди из Литтл Уингинга, думаешь, Наполеон сказал бы: «Извините, ничем не могу помочь, меня могут застрелить?»

Гарри вздохнул и покачал головой.

— Нет, конечно нет.

— Вот именно, — Гермиона положила голову ему на плечо. — Но я понимаю, почему Терк расстроена из-за меня. Я слишком легко могу поставить себя на ее место.

Некоторое время они сидели молча.

— Кто с Роном?

— Фред и Джордж. Рассказывают ему семейные истории. Я вышел переговорить с Сабианом и подумал, что подожду тебя тут, прежде чем вернуться к ним. Кажется, он хочет услышать Историю.

— А, Историю. Ну, мы столько раз ее рассказывали.

— Знаю, выступим с этим номером еще раз. Но он упростил нам задачу, на самом деле… о половине сам догадался.

Она подняла голову, чтобы посмотреть на него.

— Неужели?

— Да, — Гарри рассказал ей об утренних умозаключениях Рона. — Это было что-то, хотел бы я, чтобы ты это слышала. Разобрал все по полочкам на основе нескольких наблюдений и небрежных комментариев.

— Похоже, за эти годы у него появились кое-какие таланты.

— Так и есть. Интересно, чему еще он научился, — он поцеловал ее в макушку, положив руку ей на колено. Она накрыла его ладонь своей собственной, ожидая, что он продолжит. — В какой-то момент нам придется поговорить с ним и с Уизли о его жилищных условиях.

— Ты не хочешь, чтобы он возвращался в Нору?

— Нет. Я надеялся, что он сможет поехать в Байликрофт вместе с нами. Я хочу, чтобы он был в очень защищенном месте, где я бы смог за ним присматривать.

— Думаешь, он все еще может быть в опасности?

— Я в этом не сомневаюсь.

— Может ли быть такое, что ты слегка преувеличиваешь?

— Абсолютно нет. Дело в том, что мы принудительно вытащили его из-под стражи Круга. Его же почему-то держали там. Они могут захотеть его вернуть, и я не собираюсь облегчать им задачу.

— Молли и Артуру это не понравится.

— Я надеюсь, что их желание защитить его поможет мне убедить их. Они оба тоже могут оставаться в нашем доме. Все они, если они хотят, у нас достаточно места. Но я хочу, чтобы отсюда Рон сразу отправился в Байликрофт.

— Ему это тоже может не понравиться.

— Посмотрим, — он встал, подавая ей руку, чтобы помочь подняться. — Пойдем, нам еще Историю рассказывать. — Гарри улыбнулся, когда они направились вниз по коридору.

Гермиона снова немного занервничала, приближаясь к палате Рона. Прошлой ночью все было легко и знакомо, но у нее было легкое ощущение… оценивания? Ей казалось, что Рон внимательно их рассматривает, но с какой целью — она не знала. Теперь они собирались рассказать ему свою самую важную историю. Ему станет хуже? Напомнит ли это ему о том, что он пропустил?

Примерно на полпути Гарри взглянул на Гермиону и остановил.

— Гермиона, прежде чем мы войдем, я ...

Она подняла руку, готовая к этому.

— Гарри, подожди. Я знаю, что ты собираешься сказать. Но позволь сначала я. Это все очень странно для нас. Мне странно, тебе странно, да и Бог знает, что Рон чувствует по этому поводу... Сейчас для всех нас эмоциональное время, и конечно, трудно разобраться во всем сразу. Нам никогда не приходилось быть парой перед ним, мы строили наши отношения без него. Я уверена, что он предпочел бы, чтобы мы не мозолили ему этим глаза, и мы с тобой согласны с этим. Для него все и так достаточно странно, он ведь вернулся сюда после стольких лет, поэтому не нужно ему постоянно напоминать о том неожиданном векторе, по которому пошла наша жизнь. Знаю, ты чувствуешь себя также неуверенно, и я ничего не могу с этим поделать. Для меня тоже все изменилось ... но не мои чувства к тебе. Неважно, что Рон сейчас здесь, я просто хочу еще раз сказать, что я люблю тебя, и ничто этого не изменит, — она глубоко вздохнула, довольная тем, что получилось высказаться с первой же попытки. — Хорошо?

Гарри просто смотрел на нее, совершенно сбитый с толку.

— Что ж, я очень это ценю, дорогая, но ...

— Но что?

Он моргнул.

— Вообще-то я собирался сказать, что у тебя на щеке пятно, — он протянул руку и потер большим пальцем ее скулу. — Вот. След от пера. Вот и все.

Он подмигнул ей и пошел дальше по коридору. Гермиона шла немного позади, гадая, сколько крови должно было прилить к лицу, прежде чем ее голова взорвется.

 

* * *

 

История

 

Гермиона: Откуда ты хочешь начать?

Рон: С самого начала. [хихикает] Отличное места для старта.

Гарри: Тогда самым началом будет… эм, твоя смерть.

Рон: Никак не могу привыкнуть к тому, что люди так говорят. Моя смерть.

Гермиона: Не уверена, что хочу говорить об этом. Давай просто скажем, что это было очень тяжелое время для нас. Гарри, предлагаю начать с того, как мы покинули Хогвартс. Последние полтора года в школе… что ж, на самом деле это вообще совсем другая история.

Гарри: Справедливо. Ну, мы выпустились, Гермиона сдала все экзамены на отлично.

Рон: Какой сюрприз. Ты стала старостой у девочек?

Гермиона: Да. А Гарри у мальчиков.

Рон: Ого, прямо как Джеймс-и-Лили.

Гарри: Не думай, что мне это никогда не приходило в голову. Итак, мы решили переехать в Лондон. Гермиону приняли в аспирантуру Стоунхенджа. А я не знал, чем хочу заниматься, хотя у меня было очень много предложений.

Рон: Профессиональный Квиддич? Министерство? Корпус Магического Правопорядка?

Гарри: Все вышеперечисленное и еще кое-что. Мы сняли квартиру в Шепердс Буш. Гермиона училась. Я ... эм, я много занимался садоводством. И откладывал любые решения относительно моей карьеры примерно год, пока ко мне не пришла директор Р.Д. и не сказала, что меня выбрали для набора к ним. Сама идея, что я подхожу для этой работы, понравилась мне, поэтому я и присоединился к ним. Вообще-то от нас не требуется хранить свою занятость в тайне, но это крайне поощряется. И я решил сохранить этот секрет, дав очень серьезный обет самому себе ... и тебе, вообще-то ... что я уберегу Гермиону от любого вреда. Я хотел, чтобы она держалась подальше от любых схваток со злом, в которых я в конечном итоге участвовал.

Рон: Что он говорил тебе о своей работе?

Гермиона: Он мне вообще ничего не говорил, и я не спрашивала. Я знала, что он расскажет мне, если сможет. Тогда все это было довольно загадочно. Его график был крайне ненормированным, и иногда он возвращался домой раненым. Но в остальном, мы просто пытались жить нормальной жизнью. Ходили в магазин за продуктами, спорили, чья очередь мыть ванную ... в общем, вполне себе обычная жизнь. Мы оба встречались с кем-то, как и любые другие одинокие молодые люди. Моим первым настоящим бойфрендом после тебя был мой преподаватель по имени Гораций. Хороший парень, ничего особенного ... мягкий, как овсянка, но господи боже мой, какое тело.

Гарри: [откашливается]

Гермиона: Так, цыц. Как будто твоя оценка достоинств Ронин простиралась исключительно до ее ключиц. Затем я встречалась с гербологом по имени Руфус Фрост. Он был несколько ... плаксивым. И гораздо больше в меня влюблен, чем я в него.

Рон: Похоже, вы и правда выбирали себе «самых подходящих» людей.

Гермиона: Оглядываясь назад, похоже на то, да? Я всегда знала, что Гораций был чем-то вроде мимолетной фантазии, но сначала у Руфуса был более серьезный потенциал. Он был очень милым человеком. Стабильный, зрелый, умный ...

Рон: Нудный.

Гермиона: Ох, скучный, как бежевая комната. [общий смех] Но проблема была не в этом. Нашей самой большой с ним проблемой оставалась все та же проблема, что и во всех моих отношениях. Он ревновал меня к Гарри.

Рон: Но… вы двое же были просто соседями, так?

Гермиона: Да, но никто, кто нас плохо знал, никогда не мог понять, насколько мы близки. Мы могли настаивать на том, что мы просто друзья, до посинения... и, поверь мне, мы так и делали, каждый день ... и все же они чувствовали угрозу. Мои парни обычно думали, и, честно говоря, они были правы, что Гарри был для меня важнее, чем они. У подруг Гарри была такая же проблема.

Рон: Может, вы влюбились друг в друга по необходимости. Как вы могли оставаться друзьями и при этом находить других партнеров, которые не чувствовали бы угрозы? [пауза] О боже, это щекотливая тема, не так ли? Неужели я в это вляпался?

Гарри: Нет, все в порядке. Эта мысль приходила и мне в голову, но ... я никогда не поднимал эту тему.

Гермиона: [тихо] Я тоже думала об этом.

Гарри: Возможно, в этом есть доля правды, но я не отношусь к вещам так цинично. Я думаю, мы бы предпочли верить, что причина, по которой мы были так близки как друзья, и почему наши другие отношения всегда были второстепенными, заключается в том, что, э ... ну, между нами всегда было что-то большее, мы просто не признавали Это. Мы застряли в режиме дружбы, а из этого убеждения может быть очень непросто выбраться.

Рон: Думаю, ты не первый человек в мире, у которого возникла такая проблема, не так ли? [пауза] А как насчет твоей истории свиданий, Гарри? Как это тебя угораздило начать встречаться с моей сестрой?

Гарри: [смеется] Как вообще кто-то может с кем-то начать встречаться? Это случилось как-то само собой, как раз в районе моего 21-го дня рождения. Гермиона только закончила Стоунхендж. Мы с Джинни как бы ... ходили вокруг да около этой идеи уже несколько недель, флиртуя друг с другом напропалую. На самом деле, мы с ней переспали в ту же ночь, когда Гермиона рассталась с Руфусом.

Рон: Не лучшее время.

Гермиона: Это зависит от того, как посмотреть. Иногда мне кажется, что, если бы у Гарри не началось что-то с Джинни именно тогда, это могло бы случиться между нами той ночью.

Гарри: Да, возможно. И думаю, повезло, что этого не произошло. Мы не были готовы. [вздыхает] Слишком рано. Я имею в виду нас. Мы не были готовы, мы не были достаточно зрелыми. Подсознательно, я думаю, мы оба знали, что если что-то случится между нами, это останется неизменным навсегда, и мы должны были, ммм ...

Рон: Ковать пока куется?

Гарри: [смеется] Думаю, да, как-то так.

Рон: Я просто все никак не могу представить вас с Джинни.

Гарри: Это было мило. Не могу сказать, что у нас с ней была настоящая любовь, но это был хороший год.

Рон: Ты бросил ее, Гарри? Скажи мне правду сейчас же. Ты разбил сердце моей сестре?

Гарри: Ну, тебе стоит спросить ее, но в то время она не казалась убитой горем. Все закончилось взаимно и полюбовно. Честно говоря, друзьями у нас получалось быть гораздо лучше, чем кем-то еще. Через какое-то время нам пришлось прикладывать усилия, чтобы сохранять романтический оттенок у наших отношений. Это того не стоило.

Рон: Но я не поверю, что Джинни была твоей первой девушкой после Чоу. Вернемся немного назад, кто еще? [пауза] Что? Я знаю этот взгляд. Что случилось?

Гарри: Все… сложно.

Рон: Не понимаю, почему.

Гарри: Моей первой настоящей девушкой была Аллегра.

Рон: [пауза] А теперь понял. Ты встречался с женщиной, которая десять лет держала меня в заложниках?

Гарри: Я же не знал об этом. Как оказалось, я вообще мало что о ней знал. Круг послал ее ... ну, как обычно, стереть меня в порошок и всякое такое. Она была под прикрытием, проникнув в Р.Д. как инструктор, и соблазнила меня. Я уверен, это было несложно. У нас были очень ... страстные отношения, скажем так. Она играла на мне как на скрипке. Потом она предала меня, и я увидел, кто она на самом деле.

Рон: [тихо] Господи Иисусе, Гарри. И он все это скрывал от тебя?

Гермиона: Да. Тогда я думала, что Джинни была его первой настоящей девушкой. Их отношения длились год, потом была еще одна женщина, Ронин. Она была очень загадочной, очень готичной. А у меня в то время были довольно интенсивные, но нездоровые отношения с писателем по имени Абель Килрой. Я работала над докторской диссертацией, а затем устроилась на работу научным сотрудником по чарам в Институт Академических Магических наук.

Рон: Работа твоей мечты.

Гермиона: Так я думала.

Гарри: Мы купили с соседями вскладчину Байликрофт и переехали в Кент. Я довольно быстро продвигался в своем подразделении, и, к моему огромному облегчению, Гермиона порвала с Абелем.

Рон: Он тебе не нравился?

Гарри: Я ненавидел его. Я знал, что это за тип, и я мог видеть в нем то, чего она не могла. На самом деле, мне не очень нравились все ее парни. Я говорил себе, что просто защищаю ее, что хочу убедиться, что она с кем-то, кто ее действительно достоин. Но, видимо, я ревновал.

Рон: И все это время между вами ничего не было? Никаких неловких моментов? Всяких там смешных бабочек в животе, а?

Гарри: В то время мы об этом так не думали, но, оглядываясь назад ... да, вероятно, были. Незначительные вещи. Легко отмахнуться. Легко не принимать во внимание.

Гермиона: Это подводит нас к той части истории, которая тебе интересна. Все началось ... когда это началось? Собственно, все началось с Чоу.

Рон: Чоу?

Гермиона: Да. Все началось с того, что я узнала, чем Гарри зарабатывал себе на жизнь, именно от Чоу. У нее все еще были какие-то ... ну, планы на Гарри в то время, и она кажется была очень рада бросить свое знание мне в лицо. Что это она знала про его работу, а я вот нет. Затем Гарри подвергся магической атаке, которая ввергла его в кому, созданную нами до этого для его же защиты. Но она сработала слишком хорошо, и все подумали, что он мертв. Я вывела его из комы и рассказала то, что поведала мне Чоу. Он во всем признался и ... [вздох] сказал мне, что держал свою работу в секрете, потому что разведчикам нужно священное место. Он сказал, что я была его священным местом. В то время я не особенно оценила это, но именно в тот момент внутри меня все начало меняться.

Гарри: Как ты уже догадался, она втянулась в дело, над которым я работал. Оно было связано с магической атакой, которую я перенес. В конце концов случилась еще одна. Примерно тогда же мы узнали, что Аллегра была не просто темной ведьмой, а неформальной главой Круга. Мы обнаружили, что она готовила путь своему хозяину, который в то время, как мы думали, был возродившимся Волдемортом. Аллегра начала нападать на моих друзей, моих коллег.

Рон: Чтобы добраться до тебя.

Гарри: Да. И это сработало ... но все, о чем я мог думать, это то, что в скором времени она доберется и до Гермионы. Именно тогда что-то щелкнуло в моей голове. Я отправил Гермиону домой ждать весточки от меня, а сам пошел в офис, чтобы попытаться разработать план. Я знал, что мне нужно перейти в наступление, прежде чем Аллегра приблизится еще хоть на шаг. Я помню, как ходил по кабинету, но совсем не думал о том, что делать дальше. Я размышлял обо всех ужасных способах убить Аллегру, если бы она посмела причинить вред моей Гермионе. Думаю, в какой-то момент, когда я предавался своим мстительным фантазиям, я просто как бы ... осознал, что я чувствовал к Гермионе нечто иное — не то, что всегда думал.

Гермиона: Ты никогда мне этого не говорил.

Гарри: Ну, мне не показалось очень романтичным то, что я пришел к этому знанию, когда планировал ужасное убийство моего заклятого врага.

Гермиона: [мягко] И все же я хотела бы, чтобы ты мне рассказал.

Гарри: Это не было похоже на грандиозный момент откровения, а скорее на ... Знаете, это как кухонное полотенце, которое я оставил на полу и через которое просто переступал много лет, но я всегда знал, что оно было там, даже если я никогда не смотрел на него. В ту ночь я действительно посмотрел вниз и увидел кухонное полотенце. И я наконец наклонился поднять его.

Рон: А сейчас я хотел бы остановиться и отметить, что Гарри только что сравнил свои чувства к тебе с кухонным полотенцем, Гермиона.

[общий смех]

Гермиона: [саркастично] Да, знаю. Разве он не сокровище? Ему бы писать поздравительные открытки.

Гарри: Короче, как я уже говорил, я помчался домой, потому что решил, что не могу больше оставаться. Если я останусь, я подвергну ее опасности. Но она уже ждала меня.

Гермиона: Я была в ужасе от того, что он собирался уйти. У нас был большой скандал по этому поводу.

Рон: И в разгаре этого большого скандала вы в итоге бросились друг другу в объятия, да? [пауза] Ха! Идеально. Вам определенно не чужд драматизм, вот что я скажу. На что это было похоже?

Гермиона: Не знаю. Это было… на что это было похоже, Гарри?

Гарри: На чертову Хиросиму.

Гермиона: [пауза] Определенно тебе нужно писать поздравительные открытки.

Гарри: Так ты скажешь, это не было похоже на Хиросиму?

Гермиона: Ну, это не самый романтичный образ, который ты мог выбрать, но ... да, в целом, я соглашусь.

Гарри: На следующий день я уехал. Я сказал ей, что иду на работу, но в действительности собирался найти Аллегру. Я оставил Гермионе записку ... но недооценил ее.

Рон: Ты отправилась за ним?

Гермиона: Да. Мне было страшно, и я не знала, что конкретно собираюсь делать, но я должна была. Мне помогал друг, и в конце концов мы все встретились.

Гарри: Мы проследили Аллегру до Филадельфии и катакомб под городом. Она планировала ... э-э, провести со мной определенный ритуал, и ей нужны были какие-то таблички, которые там спрятаны. Мы разделились в катакомбах, но я попал в плен.

Рон: Специально, да? Все это было частью какого-то плана — подобраться достаточно близко, чтобы уничтожить ее?

Гарри: Ну ... не особо, нет. Я просто попал в плен. И все так бы и закончилось, но Гермиона снова пришла за мной. Меня поместили в Лекса Кор…

Рон: А! Мой любимый курорт ... был раньше, но потом там сменили повара.

Гермиона: Мы оба оказались в одной из тюремных камер Аллегры, но, благодаря вмешательству другого друга, о котором мы не даже не догадывались, в конце концов все закончилось хорошо. Мы добрались до дома живыми, на время можно было забыть об Аллегре ... и конечно, тогда нам пришлось столкнуться друг с другом и с нашими чувствами. Первые несколько недель было непросто. Как будто нужно было начинать все сначала. Какое-то время мы просто осторожно ходили кругами, не хотели торопиться, старались дать друг другу «пространство», когда все, чего мы на самом деле хотели, — это постоянно быть вместе. Мы проглотили все наши мелкие разногласия, боясь первой ссоры, и перестали говорить о будущем, потому что не хотели этого печально известного «давления», хотя нам не терпелось продолжить совместную жизнь. Какое-то время это было очень ... странно и неловко.

Гарри: Но мы справились, и это того стоило.

Гермиона: Несколько месяцев спустя он попросил меня выйти за него замуж на вечере Друзей и Бывших Учеников. Это было ... черт возьми, это было невероятно.

Гарри: Я так нервничал. Думал, меня вырвет. Наверное, повезло, что в итоге этого не случилось.

Гермиона: Нет, ты послушай его, а? Как будто я могла сказать «нет».

Гарри: Ну, как знать! Это непросто — сделать предложение, не заикаясь, не уронив кольцо или не заполучив других неприятностей. Я был уверен, что как-нибудь да облажаюсь.

Гермиона: Все было просто идеально. [пауза] К сожалению, только в фильмах за этим следует «и жили они долго и счастливо».

Рон: Что случилось? Аллегра вернулась?

Гермиона: Не тогда. Нет… в общем, в ноябре Гарри исчез.

Рон: Ты исчез?

Гарри: Она расскажет эту часть. Я из нее ничего не помню.

Гермиона: Он ушел на работу в воскресенье и больше не вернулся. Шли часы, дни, недели.

Рон: Бог мой, сколько его не было?

Гермиона: Два месяца.

Рон: Вот дерьмо! Два месяца?! Наверное, это было ... Я даже представить себе не могу. Я имею в виду, меня не было десять лет, но вы знали, что со мной, или, по крайней мере, думали, что знаете.

Гермиона: Я все еще не могу думать об этом. Я чуть с ума не сошла. Мы все искали и искали его. В то время я проходила обучение в Р.Д., вся дивизия была занята его поиском. Он просто бесследно исчез. [пауза] Сейчас самое сложное — вспомнить, что были моменты, когда я даже надеялась, что мы найдем его тело, просто чтобы знать наверняка. Прости, Гарри, но я ...

Гарри: [тихо] Тебе не нужно извиняться.

Гермиона: Однажды вечером в конце января он просто внезапно вернулся домой. Я вышла в коридор и увидела его, просто стоящего там и разбирающего совиную почту.

Рон: Какой-то аллегорический символизм Дэвида Линча. Ты не знал, что тебя так долго не было?

Гарри: Нет. С моей точки зрения ... и мой мозг все еще настаивает на этом, хотя я знаю, что все было не так... Я ушел с работы и аппарировал домой. Между работой и домом прошло два месяца, но я этого не знал. Я добрался до дома, и Гермиона набросилась на меня, как будто не видела целую вечность. Я был абсолютно сбит с толку.

Рон: И ты все еще ничего не помнишь?

Гарри: Нет. Я знаю, где я был, но я не помню этого.

Рон: И где же ты был?

Гермиона: [откашливается] Давай-ка пока пропустим эту часть. Мы еще к ней вернемся.

Рон: Ну хорошо. Итак, он вернулся…

Гермиона: Да. Все было странно, даже сюрреалистично. Никто не мог понять, где он был, и мы никак не могли сломать блок в его памяти. В конце концов он вернулся к работе, мы продолжили жить своей жизнью, и какое-то время все было почти нормально. Вскоре стало ясно, что с ним что-то не так. Это не случилось внезапно, это скорее был постепенный процесс, но ... в общем, он сошел с ума.

Рон: [качает головой] С вами, ребята, реально не соскучишься.

Гермиона: Ох, я еще не добралась до «лучшей» части! Так что подожди!

Гарри: У меня было ... как сейчас говорит Сакеш? Психотический срыв в результате фрагментации сознания. Что-то, что случилось со мной, пока меня не было и что-то, чего я не мог вспомнить, разделило мою личность. Был я, и был другой я. Другой я был опасно сумасшедшим, и он начал действовать. Он становился сильнее, я — слабее. Если бы он полностью взял верх, я бы умер ... и никто ничего не мог с этим поделать. К счастью для меня, Гермиону это не остановило.

Гермиона: Я собиралась вылечить его. Для этого мне нужно было найти Стража. Э ... Страж ... как бы объяснить ...

Рон: Не нужно, я знаю, кто она.

Гарри: [пауза] Знаешь?

Рон: Да. Боб рассказывал мне о ней. Откуда он сам узнал, я не в курсе. Она что-то вроде… высшей силы, так?

Гермиона: По сути, да. Мне пришлось вести с ней переговоры, чтобы спасти жизнь Гарри. И я принесла жертву, чтобы исцелить его.

Рон: Какую жертву?

Гермиона: [вздыхает] Время моей жизни. Я не знаю, сколько именно, и не узнаю пока… ну, пока не умру.

[тишина]

Рон: Вот дерьмо. [пауза] Ты сделала это ради Гарри?

Гермиона: Я бы сделала ради него и больше. Я предлагала ей забрать всю мою жизнь, но она отказалась. Я бы отдала ей все, о чем она попросила. Я не колебалась. Я знала, что ... он сделал бы то же самое для меня.

Рон: Ты знал об этом?

Гарри: Тогда нет. И еще какое-то время не знал.

Гермиона: Все это путешествие меня очень растревожило. Оно заставило меня столкнуться с множеством сложных проблем, которые у меня были с нами, с нашими отношениями. Когда я вернулась и Гарри был исцелен, я уехала ненадолго. Мне нужно было немного побыть наедине с собой, чтобы подумать.

Гарри: Когда я очнулся, а ее не было, я понял, что с ней что-то случилось. Но не знал что, и это было непросто. Когда она вернулась, она не могла рассказать мне, что сделала, чтобы спасти меня. Это привело к ... ну, это ...

Рон: Выкладывай.

Гарри: Мы расстались.

Рон: [пауза] Вы расстались?!

Гермиона: Да, так и было. И на самом деле это было невероятно опустошительно и ужасно. Как будто…

Гарри: Хиросима. Снова.

Рон: Вашу ж мать, и на сколько?

Гермиона: Почти на три месяца.

Рон: Поверить не могу.

Гарри: Мы и сами не можем. Все было слишком запутанно, намного сложнее, чем кажется сейчас. Между нами висел этот огромный секрет. Я постоянно воображал всевозможные ужасные вещи, которые ей, скорее всего, пришлось сделать, чтобы спасти меня. А она могла сосредоточиться только на том, чтобы не дать мне узнать этого, потому что боялась, что знание сведет меня с ума — снова. В общем, у нас тогда было много проблем с доверием и…

Рон: А мне кажется, вы оба были просто чертовски упрямыми идиотами.

Гермиона: [смеется] Очень точное обобщение, да.

Рон: Очевидно, ты все исправил.

Гарри: Да, во Флоренции. Она работала там под прикрытием, во время миссии, которая провалилась, и мой отдел был вынужден вмешаться и подчистить там все. Ее отравили, мне пришлось ворваться туда, где ее держали, и забрать оттуда. Во время ее выздоровления мы ... жили вместе в гостиничном номере, и я заботился о ней. Это была очень странная неделя.

Гермиона: Мы не разговаривали три месяца, почти не смотрели друг на друга, слишком было больно. И вот мы были в непосредственной близости друг от друга. Это был своего рода ... период декомпрессии.

Гарри: Через неделю мы наконец сошлись и более менее разрешили свои противоречия. Я никогда в жизни не чувствовал такого облегчения.

Рон: Уверен, не ты один.

Гарри: Да. Это было ... что, почти два месяца назад? После разрыва мы стали сильнее и лучше. Мы стали по-настоящему «вместе», гораздо больше, чем раньше.

Гермиона: Мы теперь больше понимаем друг друга. Мы ... даже не знаю. Теперь все по-другому. Почти как если бы до разрыва мы просто играли в отношения. Сейчас же все они более реальны, потому что прошли через тяжелые испытания.

[пауза]

Гарри: Такая вот История.

Рон: За скобками осталось множество деталей, так ведь?

Гермиона: Если бы мы этого не сделали, мы бы тут всю ночь просидели. Я уверена, что рано или поздно ты так или иначе по кусочкам узнаешь все.

Гарри: Есть еще кое-что, о чем мы, пожалуй, должны тебе рассказать.

Рон: О чем же?

Гермиона: Многие наши проблемы связаны с тем, что ... о, черт возьми. Ну ладно. Вот в чем дело, Рон. Гарри не просто волшебник, как все мы.

Рон: Ну, мы ведь всегда это знали.

Гермиона: Да, но мы не знали, чем именно он отличается. Оказывается, Гарри — так называемый Маг. Среди волшебников они встречаются крайне редко. Всего пол процента магического населения являются носителями фактора Мага, и если двое из них заводят ребенка, у этого ребенка есть только один шанс из четырех стать полноценным Магом.

Рон: В общем это рецессивный признак как по Менделю?

Гарри: Как по ... чего?

Рон: Неважно, я понял. Сколько еще таких как ты?

Гарри. Нисколько. Я первый известный Маг за последние две тысячи лет.

[пауза]

Рон: Я, конечно, знал, что ты особенный, Гарри…но… призрак Великого Мерлина! Что это вообще значит? Для тебя, что это такое?

Гарри: В основном это означает, что вместо того, чтобы призывать к себе магию, она существует во мне постоянно. У меня более сильная связь с магией, чем у других волшебников. Мне не нужны ни волшебные палочки, ни талисманы, я просто думаю о магии, и вот она. Если практиковаться, у меня будут и другие способности.

Гермиона: Но еще это означает, что он вечная мишень. Вот почему Волдеморт охотился на него, когда Гарри был младенцем, и почему он продолжал преследовать его потом. Вот почему его забрали на те два месяца...

Гарри: Но мне кажется, эту историю стоит отложить до следующего раза.

Рон: [вздыхает] Я думал, что услышав все это, я почувствую себя лучше, как будто я не так много и пропустил, но ... теперь у меня четкое ощущение, насколько же много я пропустил.

Гермиона: Не только ты пропустил наши жизни, Рон. И мы твою тоже.

Рон: Да, но в моей-то ничего не происходило. [пауза] Я с нетерпением жду возможности услышать обо всем этом больше. Как ты сказала, Гермиона ... по кусочкам. Все сразу понять и осознать непросто.

Гарри: Мы знаем. Слишком многое пришлось рассказать за один раз.

Рон: [тихо] Мне жаль, что я не был с вами все это время.

Гермиона: Но ты был. Ты всегда был с нами, Рон. Мы думали о тебе каждый день. Каждый раз, когда случалось что-то смешное, или грустное, или трогательное ... каждый раз, когда происходило что-то важное, или даже если ничего не происходило. Я смотрела на Гарри и видела, что у него те же мысли: как бы я хотел, чтобы Рон был здесь.

Рон: Я разговаривал с вами, ребята. Я говорил вам, что я чувствовал, что я делал, и мне было интересно, чем занимались вы. [пауза] Больше мне не нужно это представлять.

Его голос затих, слегка сдавленный. Гермиона молча протянула ему руку, и он тут же ухватился за нее; Гарри положил свою ладонь сверху. Теперь, когда История была рассказана, они несколько секунд просто сидели в дружеской тишине.

Рон смотрел на их лица, как и на протяжении всего их рассказа. Он сидел на диване в своей палате, Гермиона — лицом к нему в кресле с подголовником, а Гарри расположился на полу у ее ног. Результатом такой рассадки стало то, что Гарри сидел спиной к Гермионе во время их рассказа, и они едва ли обменялись парой взглядов за все это время. Рон был настороже и жаждал увидеть доказательства их новообъявленной привязанности, доказательства, которые он все еще искал. И он вновь был разочарован.

История была эмоциональной для каждого из них по отдельности, но слишком изолированной. Как будто они рассказывали ему сюжетную линию пьесы, которую они смотрели вместе, но которая повлияла на каждого из них по отдельности. Они рассказали ему эту историю. Увы, но она не была похожа на их историю.

 

* * *

 

Гермиона несколько раз касалась Гарри во время своего рассказа. Рука на его плече, задержавшаяся на секунду, легкое прикосновение к ладони. Целомудренные прикосновения, которые можно было подарить брату ... или лучшему другу. Сам Гарри строго держал руки при себе.

— Сакеш сказал, что тебя могут выписать утром, — произнес Гарри, меняя тему разговора.

— Ага, как раз хотел поговорить с тобой об этом, — ответил Рон, с нарастающим беспокойством в груди.

— Давай. Но ты первый.

Рон глубоко вздохнул, понизив голос до заговорщического шепота.

— Гарри ... Я не хочу возвращаться домой к родителям, — сказал он. — Я их очень люблю и невероятно рад их видеть, но ... если я поеду в Нору, они меня задушат. И все мои многочисленные родственники по-прежнему там, кроме Джорджа, конечно. Слишком много людей. — Он переводил взгляд с одного на другого. — Как думаете, могу я остаться у вас? В Байликрофте?

Они обменялись взглядами.

— Ну ... знаешь, там живет почти столько же народу.

— Но этот дом ведь намного больше, да? И вы, ребята, не будете дышать мне в затылок. А родители будут. Я не уверен, что выдержу это.

Гермиона с облегчением улыбнулась.

— Конечно, ты можешь вернуться домой с нами, Рон. Мы и сами хотели тебе это предложить.

Гарри, казалось, все еще чувствовал себя некомфортно.

— Честно говоря, я хочу, чтобы ты был рядом, — сказал он. — Чтобы мы могли за тобой приглядывать.

— Думаешь, я все еще в опасности? — спросил Рон, нахмурившись. Эта мысль не приходила ему в голову, хотя должна была.

— Все возможно. Я бы чувствовал себя намного лучше, если бы я или Гермиона все время были рядом с тобой, — Рон с некоторым сомнением взглянул на Гермиону. В ее интеллекте или шпионских навыках он не сомневался, но если бы он оказался в опасности из-за атаки Круга, он чувствовал бы себя в большей безопасности рядом с Гарри-Магом, особенно после того, как стал свидетелем его лихой расправы над четырьмя маггловскими наемниками. Этот взгляд не остался незамеченным.

— Не волнуйся, — сказал Гарри, — Гермиона так же способна защитить тебя, как и я. Ты не видел ее в действии в Лекса Кор, но ее не стоит недооценивать, — сказал он с гордостью в голосе.

Рон приподнял бровь.

— Сила, с которой нужно считаться, так что ли? — сказал он, улыбаясь.

— Я думаю, Гарри немного преувеличивает.

— Нисколько. Рон, напомни-ка мне рассказать тебе, как она сломала мне ногу, чтобы сдать экзамен в Р.Д.

Рон моргнул.

— О, обязательно. Я внезапно невероятно сильно захотел об этом послушать. Вряд ли есть видео, да? — все засмеялись. — Но что касается жилищных условий ... как же, интересно, я скажу об этом родителям?

— Может, будет лучше, если я с ними поговорю, — предложил Гарри. — Я могу сказать, что это необходимая мера предосторожности, чтобы они не думали, что ты просто не хочешь жить с ними.

Рон вздохнул с облегчением.

— Вот это было бы здорово! Спасибо, дружище.

Гермиона встала, и двое мужчин поднялись вслед за ней.

— Тогда я пойду домой и приготовлю для тебя комнату. И приготовься: Джордж, конечно, душить тебя, как мама, не будет, но заставит съесть столько, что тебе придется выкатываться из столовой, — она шагнула вперед и обняла его. — Я зайду позже, хорошо?

— Хорошо, — он обнял ее в ответ, улыбаясь. Она подняла плащ и взглянула на Гарри.

— Ты идешь? — тихо спросила она, ее тон подразумевал частную беседу, хотя она знала, что Рон все еще слышит ее.

— Позже, — ответил он тем же тоном. — Я забыл отправить сову Стефану, это очень плохо?

— Нет, я отправлю вечером. Ты забрал ту посылку от Сары?

— Да, забрал и утром передал с Джорджем, так что она уже дома.

— Отлично, — у Рона на глазах они оба как будто ... дернулись. Краткое начало движения, вспышка нечитаемого сигнала, которая прошла между ними. Затем Гермиона повернулась к Рону и, уходя, одарила его яркой улыбкой, ее глаза скользнули мимо Гарри. Если бы он не наблюдал так внимательно, он бы пропустил короткое, тайное сжатие пальцев, которое было их единственным знаком прощания. Он понял, что вздрагивание, которое он заметил, было началом инстинктивного, привычного поцелуя перед расставанием, который они прервали из-за него.

Тем не менее, даже в отсутствие этого видимого знака, он был поражен тембром их краткого разговора. Тот факт, что он понятия не имел, о чем они говорили, был мощным напоминанием того, что у них были жизни, которые не имели к нему никакого отношения и к которым он был лишь недавним дополнением.

Эти мысли проскользнули в его голове за полсекунды. Гарри улыбался ему.

— Ну, остались только мы с тобой, старина, — сказал он, снова садясь. — Ты ждешь еще кого-нибудь сегодня?

— Только семью. Они то появляются, то исчезают по очереди. Мама была здесь большую часть дня перед тем, как вы с Гермионой пришли. По-моему, Билл с Чарли забрали ее на ланч. Пришлось буквально вытаскивать ее из палаты.

— Ты винишь ее за это?

— Конечно, нет, — он ухмыльнулся. — Но теперь, когда остались только мы с тобой, я знаю, чем хотел бы заняться.

 

* * *

 

— Хочешь чаю?

— Да, спасибо, с удовольствием, — Ремус подошел к ее книжному шкафу, который был до отказа забит разными изданиями. «Практическая магия нападения, том 2», «Заклинания и чары проникновения». Он просмотрел заголовки в поисках книг, не связанных с работой. И ничего не нашел.

— А что ты читаешь для развлечения? — спросил он.

Ремус видел, как Диз выглянула из кухни в дверной проем.

— Вот это и читаю.

Он взял с полки книгу.

— То есть для тебя «Непростительные заклятия и чары» — легкая книжонка на пару вечеров?

— Развлечение в глазах смотрящего, — она вошла в гостиную и протянула ему чашку. Он ошеломленно посмотрел на нее. Эту женщину, с которой, как он полагал, он вступал в отношения, было действительно нелегко прочитать. Ее лицо было открытым, но непроницаемым. Она была осторожна, но дружелюбна. Она дотошно следовала протоколу, и все же он заметил огонек справедливости, который ярко горел в ней и мог заставить ее игнорировать любые формальности.

Когда все гудели из-за ее перевода, ему кто-то сказал, что она простая, скучная и живет только ради работы. Это правда, она жила работой, но он не считал ее простой или скучной. Накануне вечером они засиделись допоздна и просто говорили, выпили несколько чайников чая и охрипли от смеха. Они расставались неохотно, ограничившись ... с трудом ... относительно целомудренным поцелуем на ночь. И вот он снова вернулся. Что я здесь делаю? — думал он. Ничего не получится, это никогда не сработает ... кроме того, что я могу влюбиться в эту женщину. Это было бы так просто.

Он поставил свою чашку. Она нахмурилась, увидев его серьезное выражение лица.

— Что такое?

— Что мы здесь делаем, Диз? — спросил он.

Она вздохнула.

— Я думала, мы собирались поужинать.

— Я не об этом.

Она села, поворачивая чашку на блюдце.

— Ты мне нравишься, Ремус. Ты мне очень нравишься. Если ты хочешь сдать назад, лучше сделай это сейчас. Если подождешь еще немного, я могу начать использовать слово на букву «Л», и будет намного больнее.

— Ты ведь знаешь, о чем я. У меня… есть проблема.

— Я не буду притворяться, что это не имеет значения, или что мне все равно. Тот факт, что ты оборотень, — не мелочь, которую нужно сбрасывать со счетов. Это важно, — она встретилась с ним взглядом. — Но это не значит, что это единственное, что имеет значение. Как и все остальные «но» это можно и нужно обойти. И ты найдешь способ справиться с этим ... если оно того стоит.

— А это так? — он сглотнул, боясь ее ответа. — Это того стоит?

Диз отложила блюдце и встала. Она подошла прямо к нему и поцеловала, обхватив руками его шею. Это не был предварительный изучающий поцелуй, подобный тем, которые у них уже были. На этот раз поцелуй было собственнический и требовательный. Он едва успел подумать об ответе, как она отстранилась. Он моргнул, не зная, что делать или говорить. Она казалась очень задумчивой.

— Я устала, — сказала она. — Думаю, на сегодня хватит, пора расходиться.

Он осунулся, пронзенный острой стрелой разочарования.

— Если ты этого хочешь, — пробормотал он, глядя в сторону.

— Да, хочу, — она взяла чашки и отнесла их на кухню, затем вернулась туда, где он все еще стоял, понимая, что ему пора уходить, но не представляя себе, как сделать это относительно изящно.

— Я иду спать, — сказала она.

Он кивнул.

— Хорошо.

Она протянула руку и коснулась его ладони.

— Приходи, когда будешь готов, ладно? — он просто моргал, прокручивая в голове ее последние слова. Она улыбнулась и сжала его пальцы. — Не торопись.

Затем она повернулась и поднялась наверх по лестнице. Он видел, как на ходу она выскользнула из своего халата, обнажив бледные мускулистые плечи. И не обернулась.

Ремус в изумлении оглядел гостиную. Когда будешь готов. Приходи, когда будешь готов. Он улыбнулся про себя, прислушиваясь к ее движениям где-то наверху, готовящейся ко сну. Он подошел к книжному шкафу и пролистал один из ее старых учебников, увидев на полях почерк юной Диз. Ремус подошел к каминной полке над камином и посмотрел на фотографии в рамке. Он узнал ее сестру-близнеца, родителей, братьев и еще одну сестру. На другой фотографии он увидел девчушку и мальчика, которые, как он знал, были детьми Дарвина. Здесь, в ящиках, лежало несколько почетных медалей, врученных ей Федерацией. Особая благодарность Канцелярии в рамке, но висит в углу, почти как смущение. Небольшая медная табличка, очень похожая на ту, что стояла у него на рабочем столе: «Дизраэли Тейлор, Орден Мерлина».

Приходи, когда будешь готов.

И он был.

 

* * *

 

— Поверить не могу, что ты заставляешь меня делать это.

— Спокойно. Ты же большой страшный Маг, так что справишься.

— То, что я Маг, никак мне с этим не поможет.

— Ты можешь сказать это снова. Давай.

Гарри поджал губы, с ужасом глядя на шахматную доску. Он двинул своего короля.

— Ты играешь со мной в шахматы, словно Волдеморт, вступивший в схватку с корнуэлльским пикси.

— Без комментариев, — Рон переместил своего слона. — В общем так ты меня и нашел, да?

— Ага, — Гарри взглянул на своего оппонента. — Скучаешь по своим онлайн друзьям из шахматного сообщества?

— Уверен, они все гудят, гадая, где я, — он посмотрел на Гарри. — Как думаешь ... ты смог бы достать мне компьютер? Я бы хотел снова туда зайти.

— Рон, ты получишь все, что захочешь. Просто скажи.

Он вздохнул.

— Полагаю, мне следует начать думать о том, чем зарабатывать на жизнь в этом мире.

— Это не обязательно, — тихо заметил Гарри.

— Ну вообще-то, обязательно.

— Не беспокойся ни о чем.

— Я ценю твою заботу, Гарри, но я не хочу зависеть от тебя вечно. Я бы предпочел обойтись своими силами. Я просто не знаю, с чего начать.

— Что-нибудь подвернется, — во время этого разговора они продолжали двигать своими шахматными фигурами. Рон мог бы обыграть Гарри еще восемь ходов назад, но игра отвлекала их, поэтому он продолжал. Несколько минут они играли в полной тишине.

— Можно спросить кое о чем? — наконец сказал Рон.

— Конечно.

Он колебался.

— Знаешь, я просто обязан об этом спросить.

Гарри поднял голову и встретился с ним взглядом, и Рон понял, что он прекрасно знает его вопрос.

— Давай, — просто сказал он.

Рон наклонился вперед.

— Ты действительно любишь ее? Я имею в виду, правда? И не вздумай надуть меня.

Гарри задержал взгляд на мгновение, затем опустил глаза на шахматную доску. Он откашлялся и поерзал на стуле.

— Да, я действительно люблю ее, — сказал он голосом, полным тихой уверенности. Рон ждал, пока Гарри продолжит, чтобы, возможно, начать исчерпывающее объяснять этот факт, но он ждал напрасно. Гарри просто снова посмотрел на него, выражение его лица было странно нечитаемым.

— Ну что ж, тогда хорошо, — сказал Рон. Он вздохнул. — Прости, я…

— Не стоит. Ты не первый меня спрашиваешь об этом. По-моему, все наши друзья и знакомые периодически спрашивали нас об этом. Как будто все они хотели убедиться, что мы не … плывем по течению.

— Да, именно, — он улыбнулся. — Ну, полагаю, видимо, нет.

— Нет.

— Можно еще один вопрос?

— Само собой.

— Он личный, — было странно задавать вопрос, который он собирался задать Гарри, с таким предупреждением ... как будто он никогда раньше не задавал Гарри личных вопросов. Это было нелепо. Гарри был человеком, с которым он сидел допоздна, обсуждая, какие девушки хорошо целуются, а какие нет. Это был тот человек, которому он рассказал бы, если бы у него была такая возможность, о своем первом (и последнем) свидании с Гермионой в оранжерее Хогвартса. Ему не терпелось поделиться этим опытом с Гарри, но тогда обстоятельства не позволили этого. Теперь момент для этого откровения прошел, но, возможно, не для других.

Здесь и сейчас Гарри, похоже, не пугала идея личных вопросов.

— Я отвечу на любой твой вопрос, даже если ты закидаешь меня камнями, — сказал Гарри.

— Ты знаешь, о чем я хочу спросить, ведь так?

— Есть одна мысль. Опять же, ты не первый, кто спрашивает, хотя я не до конца понимаю, почему людям нужно, чтобы я подтвердил то, что они уже и так знают.

— Тогда просто ответь, не вынуждай меня спрашивать.

Гарри приподнял бровь.

— Если я собираюсь ответить на этот вопрос, я думаю, тебе все-таки следует спросить меня.

— Вот ты ублюдок, конечно.

— Виноват.

— Ладно, ммм ... тогда я так понимаю, что вы двое ... ммм ... вы, скорее, ммм ... то есть вы ... э ... я имею в виду ... — да можешь ты сказать это, тупица, — упрекнул Рон сам себя. Ты же взрослый мужчина. Практически девственник, но все же взрослый мужчина.

Гарри ухмыльнулся.

— Рон, давай, пока я еще молод.

Он сделал глубокий вдох и постарался придать голосу нормальный тон.

— У вас двоих же был секс?

К его облегчению, этот вопрос, похоже, нисколько не смутил Гарри. Фактически, в его глазах блеснула озорная вспышка.

— Ты же имеешь в виду, друг с другом?

— Ну давай, брось мне это в лицо, очень мило.

— Извини. Не смог удержаться.

— Конечно, друг с другом.

— Да, Рон, у нас был секс. Мы не спим в разных спальнях, хотя довольно долго именно так все и было.

Гарри, казалось, было вполне комфортно обсуждать эту тему, словно она не была для него непривычной.

Ты глупый идиот, конечно, не была , — подумал Рон. Он, наверное, много занимался сексом за последние десять лет. А я… эм, нет.

Рон замотал головой, чувствуя себя круглым дураком.

— Извини меня, Гарри. У меня не было никакого права спрашивать об этом, это же личное, это…

— Все в порядке, не переживай об этом. Просто так забавно, что людям необходимо это прояснить.

— Я все еще приспосабливаюсь к этой новой реальности. До сих пор сложно осознать.

— Я могу это понять. Я не пуританин, Рон, я не против поговорить о своей сексуальной жизни, особенно с тобой. Ты же мой лучший друг.

Он улыбнулся.

— Все еще?

— Всегда.

— Ну ... и когда это случилось впервые? То есть вы рассказали мне о своем Большом Событии, но ... было же еще и другое Большое Событие? Как долго вы ждали? — Гарри только моргнул. — Вы же ждали?

— Эм… пару минут считается?

Рон уставился на него.

— Прямо тогда? Вы просто ... делили этот момент откровения, вашу грандиозную эмоциональную борьбу, и вы ... ну ты понимаешь ... прямо тогда?

— Ну, когда ты об этом так говоришь…

— Вау. Потрясающе. Я-то уж было подумал, что вы двое будете гораздо больше ... ну, мучиться. Страдать по этому поводу, гадая, пришло ли То Самое Время.

— Ну, у нас точно не было времени отправить свой вопрос на рассмотрение комиссии по правильным отношениям, если ты понимаешь, о чем я.

Рон хохотнул.

— Прости, старина. Я не хотел показаться пренебрежительным. Я просто чертовски завидую. У каждого должны быть такие моменты в жизни.

— У тебя они еще будут, — Гарри улыбнулся. — Должен признать, это была фантастическая ночь, — он приподнял бровь. — И я говорю фантастическая, потому что тогда это случилось еще трижды.

Рон кивнул.

— Проверь-ка, не вернулся ли «плохой Гарри», — они вместе засмеялись. — Чувак, она, наверное, убила бы тебя, если бы услышала, что ты говоришь со мной об этом.

— Не. Она тоже не стыдливая ромашка. Скорее всего она бы еще и парочку кровавых деталей добавила, — Гарри оперся локтями о стол и отодвинул шахматную доску. Рон не возражал; они уже некоторое время совершенно игнорировали игру. — Рон, я ... я немного волнуюсь за тебя.

— За меня? Почему?

Гарри просто посмотрел на него, как будто ответ был очевиден.

— Ты сидел в тюрьме десять лет. Все твои друзья и родственники думали, что ты умер; у тебя, скорее всего, даже не было особой надежды на побег. И вот теперь ты свободен, и ... все вроде бы в порядке. Мы сидим, разбрасываясь шуточками направо и налево, как в старые времена, и это здорово, но ... ты не можешь просто вести себя как обычно. Ты через многое прошел.

Рон откинулся назад.

— Да, так и есть. Но послушай, Гарри ... ты должен позволить мне самому все решать. У меня было десять лет, чтобы усовершенствовать свой эмоциональный контроль и здравомыслие. Ты прав, у меня не было надежды на побег. Мне пришлось смириться с тем фактом, что я останусь в той квартире навсегда или пока они не сделают со мной то, что собирались. Я мечтал выбраться так же, как кто-то мечтает выиграть в лотерею. Как о чем-то отдаленном и недосягаемом, а не как о том, что могло бы произойти на самом деле. Все, чего я хочу, — это снова начать жить. Я не могу зацикливаться на том, что потерял, не могу слишком много думать о том, что я пропустил десять лет. Нужно принять этот факт и как-то двигаться дальше.

Гарри покачал головой.

— Кажется, я все ждал, что ты будешь вести себя как тот Рон, которого я знал в школе. Ты бы выпустил все, что чувствовал. Ты не умел держать все внутри себя.

— Того Рона давно нет, — тихо сказал он. — Мне пришлось превратиться в кого-то другого, чтобы выжить. — Он взглянул на Гарри. — Неужели я действительно выгляжу настолько другим?

Гарри улыбнулся.

— На самом деле нет. Даже удивительно, до какой степени нет.

— Отлично. Потому что это был единственный способ справиться с тем, что происходило внутри меня.

— С чем же?

— С попыткой оставаться Роном Уизли.

 

* * *

 

Гермиона вздохнула и поставила пустой бокал из-под вина на утолщенный бортик ванны, съезжая спиной вниз по стенке. Она смотрела через гору пены в воде на Гарри, который просто наблюдал за ней с другого конца ванны, по подбородок погруженный в воду. Они сидели в согретой магией воде уже добрых полчаса, почти не разговаривая, просто наблюдая друг за другом.

Она предположила, что такая ситуация в каком-нибудь романе должна была быть эротичной, но сегодня это было определенно не так. Им было просто ... уютно. Ванна в Чертоге была достаточно большой для двоих, но они редко использовали этот факт с пользой. Рассказав сегодня их Историю Рону, она почувствовала внезапное желание просто побыть наедине с Гарри сегодня вечером, и, похоже, он чувствовал то же самое.

Завтра утром Рон переедет к ним. Гарри объяснил ситуацию Молли и Артуру, которые на удивление поддержали эту идею, особенно когда все еще прояснили, что каждому Уизли будут рады в Байликрофте в любое время и на любой срок. Гермиона с Лаурой подготовили комнату для Рона, одну из отремонтированных спален на втором этаже. Это было большое удобное помещение с примыкающей к нему ванной комнатой, и теперь это будет единственная занятая спальня на втором этаже восточного крыла. Она знала, что Рон был бы признателен за некоторое уединение.

Он переедет, он будет жить с ними, и всем им придется привыкать жить дальше в этих новых обстоятельствах. Они с Гарри не обсуждали свое ... так сказать, колебание, в том, чтобы прикасаться друг к другу на его глазах. Почему-то это просто казалось им правильным. Рон, конечно, знал об их отношениях, и до сих пор, казалось, не возражал; в то же время Гермиона явно ощущала его пристальное внимание, как будто он постоянно был начеку, ожидая малейшего жеста между ними. Она просто чувствовала, что было бы неправильно выставлять все это на показ. Рон не должен этого видеть, пока действительно не привыкнет к их изменившимся отношениям. Это помогло бы ему войти в реальность их жизни. Им просто нужно быть осторожными, действовать медленно, шаг за шагом.

Было бы замечательно, если бы он был рядом, несмотря на любые практические нюансы, которые его присутствие могло спровоцировать. Она могла бы сидеть и разговаривать с ним о книгах, они могли бы показать ему свой дом, они могли бы отвезти его в Лондон и показать ему, где они раньше жили. Он сидел бы с ними за обеденным столом, когда Джастин рассказывал бы забавные истории о работе; он был бы с ними на заднем дворе в лучах закатного солнца. Им больше никогда не придется смотреть друг на друга с невысказанной мыслью: «Хотел бы я, чтобы Рон был здесь». Он будет здесь.

— Здорово, что он переедет сюда, — сказал Гарри, будто читая ее мысли.

— Думала об этом же.

— Когда я вернулся сегодня домой, внезапно осознал, что он будет на нашей свадьбе.

Она моргнула.

— Господи, свадьба!

Он усмехнулся.

— Да, если ты все еще помнишь о ней. Очень скоро ты выйдешь за меня замуж. Уже передумала?

— Нет, просто... ну, я только-только привыкла не думать об этом во время всей этой операции. Теперь, когда мы нашли его, я думаю, мы можем вернуться к подготовке.

Они сидели молча некоторое время, глядя друг на друга в полумраке ванной, освещенной свечами.

— После того, как ты ушла сегодня, он кое о чем спросил меня, — сказал Гарри.

— Ты про этот вопрос «ты-действительно-ее-любишь»?

— Ага.

— Это должно было случиться. Лучше сразу с ним разобраться.

— Я тоже так думал, просто… — он замолчал.

— Что?

Он вздохнул.

— Хотел бы я, чтобы ответ был получше, чем просто «Да». Он кажется не совсем подходящим.

Она улыбнулась.

— И правда, — Гарри на мгновение задержал ее взгляд, затем сел. Затем он повернулся в ванне и прислонился к ее груди, уткнувшись головой в изгиб ее плеча. Гермиона держала его, ее руки и ноги обнимали Гарри сзади. Она поцеловала его лицо, поглаживая его волосы одной рукой. — Что такое, дорогой? — прошептала она.

— Я… мне страшно.

— Из-за чего?

— Рон дома. Он в порядке и не сошел с ума, не злится, не ревнует, что ты со мной. Наполеон идет на поправку. У меня прекратились головные боли. Мой крестный счастливо женат и у него прекрасные здоровые дети. Ремус, кажется, наконец нашел себе принимающего его партнера. У нас с тобой хорошая работа, которой мы действительно наслаждаемся, и мы совсем скоро поженимся. У наших соседей все отлично, и они прекрасно ладят друг с другом. Мне все лучше удается развивать и контролировать свою силу Мага, и я так сильно люблю тебя, что порой даже не вижу ничего и никого, кроме тебя.

Она сжала его крепче.

— Тогда чего же ты боишься?

Он вздохнул.

— Я боюсь, что-то случится и разрушит все это.

Она хотела заверить его, что ничего не случится, что все будет хорошо. Она хотела сказать, что ничего не может разрушиться, но он будет знать, что она лжет.

— Давай не будем искать проблем, — просто сказала она. — Давай будем благодарны за то, что у нас есть прямо сейчас. Может, ничего и не случится.

Он фыркнул.

— Не с нашим везением.

— Я думаю, не каждый имеет то, что есть у нас, Гарри. Может быть, «наше везение» — это как раз цена, которую мы должны заплатить за это счастье.

— Тогда я заплачу и назову это отличной сделкой, — он повернулся к ней лицом и поцеловал, обнимая ее рукой за шею, чтобы притянуть к себе. Она ответила на поцелуй с грудным вздохом, ее руки блуждали по его груди.

В конце концов они вышли из ванной. Они даже не заметили, что оставили след из луж на полу и мокрые отпечатки на простынях, а если бы и заметили, им было бы все равно.

По старой профессиональной привычке Джонс сделал паузу на несколько минут, прежде чем начать сеанс. Он считал эти пустые отрезки времени очень показательными. Когда люди сталкиваются со словесным вакуумом и не знают, что сказать, их реакции могут быть просто потрясающими. Некоторые нервничали. Некоторые заполняли пустоту болтовней. Некоторые вели себя так, как будто им было все равно, как будто их ни капли не смущало сидеть в тишине. Некоторые бесцельно вышагивали по кабинету.

Но он никогда не видел реакции подобной той, которую сейчас наблюдал.

Рон спокойно сидел напротив него, небрежно положив ногу на ногу и скрестив руки на груди. Он встретился со взглядом Джонса без тени дискомфорта, его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Молодой мужчина был практически сверхъестественно неподвижен, будто мог сидеть так часами или даже днями. Впервые за всю свою карьеру психиатра Джонс почувствовал, что это ему неудобно.

— Вам это помогает? — наконец произнес Рон, разрезая тишину кабинета своим голосом.

— Что помогает?

— Ожидание. Отличная возможность для небольшого анализа, да? Большинство людей не переносят такой вакуум. Скоро, я думаю, вы поймете, что я не из них.

— В самом деле, — нейтрально сказал Джонс. Интересно, что ты решил обратить на это внимание, — подумал он. На самом деле, ты точно такой же. Ты тоже не можешь выносить это «ничего». То, что ты заметил эту уловку, не делает тебя невосприимчивым к ней.

— Не принимайте на свой счет, это старый шахматистский прием. Потянуть время, заставить оппонента нервничать.

— Так я ваш оппонент?

— Надеюсь, нет.

Джонс раскрыл блокнот.

— Доктор Субраманиам говорит, что вы в полном порядке.

— Рад слышать.

— Вы понимаете, почему вы здесь?

— Я так полагаю, они хотят удостовериться, что я у меня нет какого-то внутреннего психоза, прежде чем выпустить меня в мир.

— А он у вас есть?

— Еще раз: надеюсь, нет.

— Расскажите мне о своих чувствах после освобождения.

Рон вздохнул.

— Что ж, я совру, если скажу «все как раньше». Меня эта ... открытость все еще отчасти смущает. И всегда кажется, что вокруг слишком много людей.

— Легкая агорафобия вполне естественна, учитывая столь долгий период изоляции.

— Да.

— Что еще?

Рон пожал плечами.

— Я рад видеть моих друзей и семью. Они очень меня поддерживают.

— А что вы чувствуете?

— Знаете, я думал, что будет сложно, но пока это не так. Я чувствую себя хорошо. На самом деле, даже отлично, — он улыбнулся. — Здорово быть свободным.

Джонс улыбнулся в ответ.

— Сильно устали носить эту маску?

Лицо Рона немного дернулось. Его голубые глаза сверлили глаза Джонса, но тот не отводил взгляд. Наконец Рон откинулся на спинку стула, и всякое выражение слетело с его лица.

— Очень, очень устал, — прошептал он.

— Не могли бы вы...

— Нет.

— Почему?

— Потому что на самом деле это не я. Я как будто... — Рон подвинулся вперед на краешек стула, поднимая руки, словно ища подходящие слова в воздухе. — Когда я был один, было легко не принимать этого. Теперь все намного сложнее.

— Не принимать чего?

Рон покачал головой.

— Да всего. Двенадцать лет, семь месяцев, пятнадцать часов. Теперь это повсюду — все, что я пропустил. Выпускной сестры. Свадьба брата. Моего отца назначили министром магии, и меня не было рядом с ним. Двое моих лучших друзей влюбились друга в друга, и меня не было рядом с ними.

— То есть... все из-за того, что вы пропустили жизни других людей?

— Нет, черт возьми. Все это должно было быть частью моей жизни. Я должен был закончить Хогвартс; может быть, влюбиться и даже жениться. Я должен был найти работу и дом, в котором бы захотел жить, — его голос не был сердитым или злым, скорее покорным. Джонс видел этот огромный бездонный колодец горечи, в который каким-то образом этот человек умудрился не провалиться, и он восхищался его храбростью. Рон глубоко вздохнул. — Но зацикливаться на этом бесполезно. Я все еще молод, я могу жить дальше. Я могу начать новую жизнь. И я должен двигаться вперед — без оглядки назад.

— Вы должны поговорить об этом с людьми, которые переживают за вас.

— Может и поговорю. Но не сейчас. Они рисковали жизнями, чтобы вытащить меня, и они хотели вытащить меня. Я не хочу быть каким-то сломленным, обиженным овощем, который только скрежещет зубами и кричит "о горе мне!", потому что не смог пойти на гребаный выпускной, — Рон фыркнул. — Дерьмо случается, это точно. Но это была не моя вина.

— Это была его вина.

Рон встретился взглядом с Джонсом. Долгое время он ничего не говорил.

— Он был моим лучшим другом. Поэтому они и забрали меня.

— Думаете, он это понимает?

— Конечно, понимает. А я понимаю, что он годами мучился, обвиняя во всем себя. Так что я его ни в чем не виню.

— Вы уверены?

— Да. Гарри никогда не хотел, чтобы со мной случилось что-то плохое. Я знаю, что он считал себя виноватым в моей смерти. Та еще греческая трагедия была бы, обвини я его открыто и обруши на него свой гнев, так что я просто не могу. Он не должен был защищать меня. Вы думаете, мы с Гермионой не говорили об этом? Мы знали. Мы знали, что Волдеморт может напасть на него через нас. Мы знали, что быть его другом — это рискованно, но мы приняли это. Мы остались с ним, потому что он нуждался в нас, и потому что ... ну, мы любили его. Мы не могли просто бросить его, потому что знали, что он не бросит нас, если бы все вдруг сложилось наоборот, — он вздохнул. — Все это на самом деле подтверждает то, о чем я давным-давно подозревал.

— О чем же?

— Гермиона — лучший человек, чем я.

— Почему?

Рон посмотрел на него.

— Потому что если бы убили ее, а не меня... не уверен, что смог бы его простить.

 

* * *

 

Лаура вошла на кухню с пустыми тарелками, оставшимися после завтрака, и бросила их в раковину, закатывая глаза. В дверном проеме на внутренней веранде стояли их тошнотворные домашние секс-демоны и неторопливо целовались. Гермиона спиной прижималась к дверному косяку, ее ноги обвивались вокруг Гарри.

— Разве вам двоим не нужно быть кое-где? — спросила Лаура.

— Уходи, — ответил Гарри, звук его голоса тонул где-то в губах Гермионы, — мы заняты.

— Ага, господа-не-можем-держать-руки-при-себе, я прекрасно вижу, что вы заняты. Рона выписывают сегодня утром, вам бы пойти и встретить его!

— Это только в десять, — улыбаясь, сказала Гермиона, пока целовала Гаррин подбородок.

— Да ради всего святого, уже девять сорок пять! — воскликнула Лаура. Они оба застыли, их губы сжались, а глаза расширились. — И сколько вы уже тут стоите?

Они быстро отлипли друг от друга.

— С ума сойти, — сказал Гарри. — Мы вообще потеряли счет времени.

— Побежали, а то опоздаем! — закричала Гермиона, хватая свой плащ со спинки кресла. — Пока, Лаура! Мы скоро! — она едва успела попрощаться, как Гарри схватил ее за руку и на бегу выволок из комнаты. Лаура покачала головой, бубня что-то себе под нос, а затем услышала, как хлопнула входная дверь и завелась машина Гермионы.

Она вошла в гостиную, где сидел Джастин и читал утреннюю газету, сложив ноги на кофейном столике. Чоу писала какое-то письмо, расположившись в кресле рядом с ним.

— Что это вы двое тут делаете? — недоверчиво спросила Лаура.

Они обменялись озадаченными взглядами.

— Эм-м-м...

— Ну-ка вставайте, быстро! Рон будет здесь к полудню, мы должны привести это место в порядок!

Джастин осмотрелся.

— А что не так-то?

— Ох, ну ты серьезно?! Соберите эти бумажки, поправьте диванные подушки! Чоу, в прихожей такая пылища, а вещей сколько навалено. Ну, чего стоим, кого ждем? — она резко захлопала в ладоши.

— Мдаа, ты что-то только повышаешь градус стресса этим утром, Чант, — подозрительно сказал Джастин.

Лаура умоляюще посмотрела на них.

— Помогите мне пожалуйста, ребята. Помните, Рон знает вас обоих, а меня нет. Я очень хочу произвести хорошее впечатление. Я как будто ... собираюсь встретиться с Элвисом или с кем-то в этом роде.

Джастин размахивал палочкой по комнате, собирая мусор.

— Расслабься. Сомневаюсь, что он ожидает приехать в Букингемский Дворец. И ни один из нас раньше не был его другом. Я знал его ровно настолько, чтобы здороваться в коридоре.

— А я знала его, потому что он был лучшим другом Гарри, — сказала Чоу.

Лаура переминалась с ноги на ногу. Она понимала их удивление, и сама была немного удивлена тем, как нервничала перед встречей с Тем Самым Человеком. Рон стал какой-то мифической фигурой в ее сознании, образцом дружбы и жизнерадостности; самым верным другом, самым забавным, самым добрым, самым милым человеком. Первый парень Гермионы, гид Гарри по волшебному миру. Лаура видела, как его все еще оплакивали члены семьи и друзья, пусть и не открыто по прошествии стольких лет, и она чувствовала, как сильно его память повлияла на Гарри и Гермиону.

Накануне Лаура помогала Гермионе обустроить для Рона одну из спален в восточном крыле и слушала, как та оживленно рассказывала о времени, которое они уже успели провести с ним после его возвращении, и о том, как здорово было бы воссоединиться. Лаура была рада это слышать, но все же ей стало немного не по себе. Школьные годы вернуть невозможно, и "все как раньше" для них уже по определению было невозможно.

Если оставить в стороне тот факт, что Рон отсутствовал долгое время, за которое ему пришлось существенно измениться, Гарри и Гермиона тоже являлись теперь не теми люди, которыми были когда-то. Их связывали отношения, в которых Рон никак не участвовал, и Лаура задавалась вопросом, будет ли Рону трудно к этому привыкнуть. Сможет ли он понять, когда они захотят побыть наедине? Будет ли он чувствовать себя обделенным, столкнувшись с их близостью? Как он отреагирует, когда осознает, что друг для друга они всегда будут на первом месте? Что они теперь — единое целое, которое по умолчанию не могло включать его.

По мнению Лауры, Гермиона сильно недооценивала возможное чувство ревности. Гермиона была печально известна своей скромностью, когда дело касалась ее собственной привлекательности и обаяния, и она едва ли могла поверить, что мужчина мог "нести факел" для нее все эти годы. Лауре же было не так уж и сложно это допустить. Именно то, что Гермиона не считала себя привлекательной, делало ее таковой еще больше. Она не была девушкой с обложки, не обладала идеальной фигурой, порой бывала довольно занудной в своей любви к книгам и с почти проктологическим вниманием к деталям, и все же Лаура видела, что многие мужчины запросто бы прошли мимо более красивых женщин, просто чтобы поговорить с Гермионой. Она была уверенна в себе, держалась с царственной непринужденностью и создавала вокруг себя атмосферу открытости и доброты. Это было странно заманчивое сочетание, которое с годами становилось только привлекательнее. Очевидно, что Рон ценил все это в ней, когда им было шестнадцать. Но Лаура думала, что теперь Гермиона была еще более обаятельной и желанной. Рон мог бы легко с ней согласиться.

Она также знала, что чувства Гермионы к Рону одновременно исцеляли и тревожили ее. И все же было совершенно ясно, что никакое утешение или беспокойство не в силах пошатнуть ее чувств к Гарри. У ее лучшей подруги не было выбора. Свой выбор Гермиона сделала давным-давно. Однако Лаура переживала, что теперь уже Гарри может быть не так в этом уверен, а Рон, возможно, захочет получить свой шанс ... или, что еще хуже, подумает, что шанс у него все еще есть.

Лаура командовала своими войсками в лице Джастина и Чоу и носилась по всему дому, словно тасманский дьявол, наводя марафет. На столиках появились цветы, подушки взбили, мрамор заблестел, а изделия из дерева засверкали после полировки. Она вернулась в холл и обнаружила, что Джастин палочкой развешивает огромный баннер, растянувшийся через всю северную стену. Горящие буквы «Добро пожаловать домой, Рон!», казалось, издавали настоящий жар.

— Как тебе? — спросил он, отступая назад, чтобы полюбоваться своей работой. — Не слишком топорно?

— Хмм. Не уверена, что мне нравятся эти горящие буквы. Мы как будто приветствуем его только затем, чтобы чуть позже зажарить на костре.

Джастин взмахнул палочкой, и буквы теперь состояли из взрывающихся и искрящихся разноцветных фейерверков.

— Лучше?

Она улыбнулась.

— Намного, — Лаура похлопала Джастина по руке. — Хватит с нас огня, у нас ведь уже есть ты, дорогуша.

— Ха ха, это так ужасно смешно, что я мог бы заполыхать прямо здесь.

Чоу зашла в комнату.

— Смотрите, что я нашла, — сказала она, протягивая им фотографию в рамке. Лаура и Джастин подошли ближе, чтобы взглянуть. Это был снимок Гарри, Рона и Гермионы на какой-то вечеринке в Хогвартсе.

— Ого, это когда? — спросила Лаура. Они выглядели такими юными. Гермиона стояла между двумя парнями, держа каждого из них под руку. Они улыбались и хохотали, кудри Гермионы развевались по ветру.

Джастин всмотрелся в снимок.

— Похоже на вечеринку в честь 1000-летия Хогвартса. Наш шестой курс. Я помню ту вечеринку.

— Они же с Роном тогда встречались, да?

— Ага, как раз в то время.

Лаура посмотрела на Чоу.

— Где ты ее нашла?

— На комоде Гермионы. Я подумала, фото хорошо бы... эй, не смотрите на меня так! В вещах я не копалась!

Лаура ухмыльнулась и достала палочку.

— Я знаю, что с этим делать, — решительно сказала она. Одним взмахом палочки снимок увеличился до размера плаката и приклеился к стене фойе. — Вот. Теперь все.

— Очень вовремя, — пробормотал Джастин, выглядывая в окно рядом с входной дверью. — Идут!

— Боже, — выдохнула Лаура и попыталась поправить волосы. — Ой ей ей.

— Просто расслабься, — сказала Чоу, успокаивающе похлопывая ее по руке. — Будь собой, и он будет в восторге от тебя, я уверена.

Лаура встала рядом с Чоу и Джастином и нервно заерзала, когда голоса и шаги стали приближаться к входной двери. Она услышала голос Гарри, Джорджа, и еще один, незнакомый ей. Должно быть, он, — подумала она.

Дверь открылась и появился Гарри с чемоданом в руке, который он тут же поставил на пол. Следом вошла Гермиона, за ней Джордж, а затем ...

Лаура уставилась на него, наконец увидев Рона собственными глазами. Он медленно вошел, изумленно таращась на все вокруг. Рон был высок, выше Гарри и Джорджа, стройного телосложения и напомнил ей и Билла, и Артура Уизли одновременно. Его густые волнистые рыжие волосы касались воротника. Гермиона порхала и щебетала вокруг него.

Рон прошел в фойе, все еще оглядываясь по сторонам.

— Мать честная, этот дом просто невероятен! Вы не говорили мне, что это целое поместье! — выпалил он. Заметив баннер, Рон широко ухмыльнулся.

Джастин как настоящая хозяйка дома первым выступил вперед, чтобы поприветствовать нового сожителя.

— Добро пожаловать домой, Рон! — сказал он, протягивая руку.

Рон улыбнулся.

— Эй, Джастин! — поприветствовал он в ответ, пожимая протянутую руку. — Спасибо! Это ты сделал? — он указал на баннер.

Джастин развел руками.

— Не смог устоять перед небольшим представлением.

Взгляд Рона перешел на Чоу.

— О, а вот и Чоу, — весело сказал он.

— Рон, привет! — Чоу встала на носочки, чтобы поцеловать его в щеку. — Так здорово видеть тебя!

— Спасибо. Я рад быть здесь.

Гермиона подошла к Лауре и встала рядом с ней.

— Рон, это Лаура, — он тепло улыбнулся ей, протягивая руку для приветствия, но она едва обратила на это внимания. Некоторые из недавних эмоций Гарри и Гермионы, должно быть, передались и ей, потому что она вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха.

Прежде чем осознать, что делает, Лаура вышла вперед и обняла Рона. Она могла чувствовать его смех, и затем ответное объятие. Опомнившись, Лаура отпустила его и отошла назад.

— О, черт возьми, прости ... просто я так рада конец познакомиться с тобой, — она схватила его за руку и с энтузиазмом начала ее трясти.

— Это взаимно, — усмехаясь, сказал Рон, — и спасибо тебе, что присматривала за этими двумя, пока меня не было.

— Ой, знаешь ... они сплошная ходячая проблема. Никогда не могу вовремя уложить их спать.

Все засмеялись. Глаза Рона пробежались по фойе, осматривая новое помещение, затем остановились на фотографии-плакате.

— Ого, — пробормотал он, подходя к ней, чтобы посмотреть поближе. — Вы только посмотрите.

Гермиона коснулась Лауры, тоже заметив фотографию, и все трое сделали несколько шагов вперед, чтобы рассмотреть ее получше. Они стояли прямо перед ней, тихо переговариваясь друг с другом, и Лаура внезапно осознала, что они случайно встали точно также, как на снимке. Ей пришла в голову неожиданная идея, и она могла видеть по выражению лица Джастина, что он подумал о том же.

— Акцио камера, — тихо пробормотал он, поднимая палочку. Через несколько секунд фотоаппарат уже приближался к его руке, плавно паря со второго этажа вниз по лестнице. — Эй, ребятки, — позвал он, — повернитесь.

Троица посмотрела на него и увидела камеру, сначала озадачившись, а потом сообразив, как именно они встали перед увеличенной фотографией. Гермиона взяла под руку Рона с одной стороны, Гарри — с другой, оказываясь между ними точно также, как на плакате. Лаура снова почувствовала, что задыхается, глядя, как они стоят и улыбаются в камеру Джастина. Они не смогли бы спланировать фотосессию лучше, даже если бы думали об этом часами. Фотография из Хогвартса висела достаточно высоко на стене, так что их подростковые лица были прекрасно видны, а увеличенное изображение практически совпадало с человеческим ростом. Выглядело так, будто их собственные призраки выглядывали из-за плеча.

Лаура не могла не сравнить их теперешние лица с лицами на фотографии. Она решила, что из них троих Рон изменился меньше всех, что было более, чем удивительно ... хотя, пожалуй, с какой стороны посмотреть.

Последние двенадцать лет мир Гарри и Гермионы периодически прокручивал их через свою мясорубку. Он стер их неуверенность, обострил черты, отточил способности и разрушил не один десяток иллюзий. Этот мир оставил на их лицах печать зрелости и жизненного опыта, очистил их чувства друг к другу от хаотической смеси дружбы, зависимости и скрытого влечения до удивительно чистой любви. Теперь они были более уверенны, будучи самими собой — такими, какие есть, а это заставляло их выстраивать собственные границы.

Рон не проходил такой путь. Он сидел в изолированном от реального мира пузыре, имея доступ только к его вымышленным версиям. Он варился в собственном соку, и любые изменения в его характере были исключительно его личными разработками. Рон не усвоил уроков, которые были даны Гарри и Гермионе. Но ему пришлось выучить совсем другие.

Лаура улыбалась, пока Джастин фотографировал их с серьезным видом «работайте, крошки», в то время как мысли о таких разных судьбах этой троицы кружились в ее голове. Она наблюдали за тем, как воссоединившиеся друзья шутили, корчили рожицы и тыкали друг друга совсем как школьники. Какой бы ни была разница в их опыте, она начинала думать, что в конце концов это не было так уж важно.

— А здесь у нас кухня, — показала Гермиона, проходя в огромную комнату, мало напоминавшую кухню Рона. Две шестиуровневые печи, гигантский двухстворчатый морозильник, огромная разделочная доска для мяса как минимум метр на метр. Почти половину комнаты занимал стол, на котором, казалось, хватило бы места для всех рыцарей круглого стола, — это территория Джорджа, так что берегись.

Джордж протолкнулся впереди направился прямо к холодильнику.

— Хочешь выпить, Рон?

— Конечно.

Джордж кинул ему бутылку сливочного пива.

— Есть какие-нибудь пожелания на ужин сегодня? Все исполним.

Рон покачал головой, все еще удивляясь тому, что его шумный старший брат стал таким домохозяином. Он единогласно считался хранителем очага этого дома, не говоря уже о том, что был еще и воистину экстраординарным поваром.

— Полагаюсь на тебя, Джорджи, пока мой живот не раздуется до десяти метров в диаметре.

— О нет. Специально для тебя ограничусь только пятью.

Они продолжили осмотр, изумление Рона росло с каждой новой комнатой, которую они обходили. Впечатления от дома напомнили ему фотографии замка Балморал и Билтмор-Эстейт в Америке. Байликрофт хоть и был меньше, но все же оказался гораздо внушительнее, чем он ожидал. Одно только фойе было размером почти с его квартиру. Ему показали уютный кабинет, элегантный застекленный зимний сад, обширную заднюю террасу и беседку, гостиную и более удобную комнату отдыха прямо за ней.

Все вместе они поднялись по винтовой лестнице в гостиную на втором этаже. Гермиона указала на коридор, уходящий влево.

— Это западное крыло, — сказала она, — там находятся комнаты Джастина, Джорджа и Лауры.

— А где ваша?

— Вон там, через арку, — она улыбнулась. — Хочешь посмотреть?

— Ну конечно!

Рон с Гарри и Гермионой прошли через арку, за которой появилась еще одна лестница. Она упиралась в короткий коридор, заканчивающийся большой створчатой дверью. Гарри открыл ее, пропуская вперед Рона и Гермиону.

Рон оглядел огромную комнату, отмечая про себя, что заметил ее еще снаружи. С фасада дома была видна только выступающая позади северная башня — полукруглая конструкция, увенчанная железобетонным куполом. Тогда ему стало интересно, что за комната находится в этой башне; он должен был догадаться, что это была их спальня.

Комната Гарри и Гермионы представляла собой овальное помещение, форма которого диктовалась формой самой башни. Вдоль стен справа и слева от Рона стояли несколько кресел рядом с окнами, ряд которых прерывался двумя каминами, обращенными друг к другу. Большая аккуратно застеленная кровать с балдахином стояла в дальнем конце между двумя высокими окнами в пол. Дверь слева, вероятно, вела в примыкающую ванную комнату; другая дверь, справа, — в гардеробную. Между входом и кроватью располагалась небольшая неформальная зона отдыха, состоящая из дивана и двух кресел, стоящих вокруг низкого журнального столика из красного дерева.

Его глаза блуждали по комнате, отмечая следы их жизни в ней. На одной из двух тумбочек лежала стопка книг. Наверное, сторона Гермионы, — подумал Рон. На кушетке в изножье кровати лежал чей-то халат. На спинке одного из стульев висела коричневая кожаная куртка. Фотографии друзей и родных разложены на книжной полке, на нескольких он даже заметил себя. На стене висело еще одно изображение, которое он уже видел в кабинете — как ему сказали, это была их помолвочная фотография. Снимок Гермионы в рамке стоял на ночном столике рядом с Гарриной половиной кровати. Комната была опрятной, но явно обжитой. Пара мужских ботинок лежала на полу там, где их скинули; потрепанный кожаный портфель прислонялся к стене у двери в ванную.

Некоторое время Рон изучал комнату, зная, что они оба наблюдают за ним.

— Здесь очень красиво, — сказал он наконец. — Кто жил в ней до того, как вы вместе поселились тут?

— Я, — ответил Гарри. — Комната Гермионы была на втором этаже в южной башне.

— Очень даже неплохо для холостяцкой берлоги, — пошутил Рон.

Гарри засмеялся.

— Едва ли. На самом деле ... черт возьми, по-моему, здесь вообще не было женщин, кроме, конечно, Гермионы. Ко времени переезда сюда мы с Ронин уже расстались.

— И после у нее у тебя не было даже никаких свиданий?

— Были, конечно, но ни одно не заканчивалось здесь, у меня дома. Я же не спал с каждой женщиной, с которой ходил поужинать. Кто я вообще, по-твоему, а?

— О, ты образец мужской добродетели, разумеется, — Гермиона издала короткий саркастический смех.

— Эй! — улыбаясь, возмутился Гарри.

— Извини, — она повернулась к Рону. — Кстати о комнатах. Не хочешь посмотреть свою?

— А то, — Рон последовал за ними обратно в гостиную через двойные двери, ведущие в восточное крыло. Перед ними протянулся широкий коридор, в котором располагалось несколько дверей. Гермиона провела их ко второй, на мгновение задержавшись перед ней.

— Если тебе не понравится эта комната, у нас есть из чего выбрать. Мы можем отремонтировать любую, какую только захочешь, — она открыла дверь, и Рон наконец вошел в свой новый дом.

— Вау, — выпалил он, оглядываясь вокруг. Комната была идеальной. Она была большой, но ее пространство не давило на него. Отделанная в стиле соснового домика — с лоскутами ткани в клетку на стенах, в древесных тонах и с дубовой мебелью. Кровать стояла между двумя высокими окнами, выходившими на фасад дома и предоставлявшими владельцу солнечный южный вид. Здесь даже имелся отделенный уголок для чтения с двумя удобными стульями и лампой, а у одной из стен стоял замечательный письменный стол, полностью укомплектованный необходимыми принадлежностями. Две двери в каждом углу вели, видимо, в ванную и гардероб.

— Тебе нравится? — спросила Гермиона с некоторым беспокойством.

— Нравится ли мне? Я в восторге! — воскликнул Рон. Он прошел дальше вглубь и закружился на месте. — Ой, ребята. Она великолепна. Как будто прямо под меня.

— Мы хотим, чтобы тебе было комфортно здесь, — сказал Гарри. — Я имею в виду, теперь это твой дом точно также как и наш.

Рон кивнул.

— Я уже чувствую себя дома, — он улыбнулся им. — И когда мне ждать счет?

Они засмеялись.

— Нуу, думаю, мы вполне сможем подождать, пока ты не найдешь себе работу, — сказал Гарри.

Ужин в тот вечер был гораздо более изысканным, чем, вероятно, ожидал бедный Джордж, учитывая, что примерно к трем часам дня дом был уже наводнен рыжеволосыми захватчиками. Они носились по дому, снося Рона волной счастливых объятий и улыбок маленьких племянниц и племянников, которые хотели полазить по Новому Дяде Рону.

Гермиона оставила их в большой гостиной и заглянула на кухню, где Джордж на пальцах подсчитывал гостей к ужину.

— Сколько выходит? — спросила она.

— По-моему, двадцать.

— Мы все не влезем сюда. Придется ужинать в столовой.

— Она такая формальная, ненавижу есть там. Сегодня так тепло, и я подумал, может накроем столы на веранде?

— О, отличная идея. И Рону понравится. Не так... тесно и многолюдно получится. Он этого не любит.

— Ага, знаю. Блин, вот дерьмо, я забыл посчитать Стефана и Драко, они подойдут позже. Так, двадцать два, — Джордж взглянул на Гермиону. — А Рон знает, что Джинни встречается с Малфоем?

Гермиона сглотнула.

— Ммм, не думаю. Он знает, что Драко больше не засранец, что он спас наши с Гарри задницы, но на этом все.

— Ну, знать и принимать — это все-таки разные вещи.

— Да, Рон больше всех его ненавидел, — она вздохнула. — Думаю, мы оставим это Джинни, она же с ним встречается.

Гермиона покинула кухню, оставляя Джорджа наедине с его приготовлениями, и вышла на веранду, где стоял Гарри и внимательно смотрел на их дом.

— Что-то не так? — спросила она, вставая рядом с ним.

— Почему ты спрашиваешь?

— У тебя такой вид.

— Какой?

— Смутно Обеспокоенный Вид.

Он фыркнул.

— Ты всем моим выражениям дала названия?

— Разумеется. Есть Мрачной Решимости Вид, Шаловливо Настроенный Вид, Очень Взбешенный Вид, Глупо Скучающий Вид...

— Ну все-все, я понял, — он повернулся и посмотрел на террасу, — наверное, я и правда немного беспокоюсь.

Она вздохнула.

— Дом защищен всеми возможными заклинаниями и талисманами, ты сам их поставил. Здесь Рон в безопасности.

— Возможно, но в конце концов он ведь захочет выйти отсюда. Как мы тогда защитим его?

— Гарри, полегче, не задави его. Ты хуже Молли, честное слово.

Это вызвало у него улыбку.

— Боже, что за сравнения, — он покачал головой. — Мне просто невыносимо думать, что теперь, когда мы вернули его, кто-то может снова попытаться забрать его.

— Мне кажется, ты чересчур паникуешь.

— Почему это?

— Ты же сам сказал. Все было слишком просто.

— Просто? Мы понесли тяжелые потери, дважды подвергались атаке, мы ...

— Если бы она действительно хотела, она могла бы остановить нас. Их тактика увиливания тормозила наши поиски настолько, что у Аллегры было достаточно времени, чтобы напасть с сотней волшебников Круга и растоптать нас в мармелад.

Он беспокойно поерзал.

— Да, знаю.

— Она отпустила его.

— Зачем держать кого-то десять лет, а потом просто позволить утащить его у себя из-под носа?

Она покачала головой.

— Понятия не имею, — Гермиона взглянула на его лицо, на сузившиеся глаза и нахмуренные брови. — У тебя есть мысль?

— Скорее, крошечная догадка.

— Расскажи мне.

Он вздохнул.

— Потом. Она слишком тревожная. Мне нужно больше доказательств.

Гермиона кивнула.

— Дай знать, если понадобится помощь.

Он посмотрел на нее, и на его лице впервые появилась искренняя улыбка.

— Обязательно.

 

* * *

 

Джинни прибыла незадолго до ужина, рассыпаясь в извинениях и обнимая Рона снова и снова, который ошеломленно отвечал на ее объятия. Она отступила и нерешительно посмотрела на своего брата. Рон подумал, уж не нервничает ли она.

— Рон, я... прежде чем начнется ужин, я должна кое-что тебе рассказать.

— Оу? И что же?

Она беспокойно требила кончик своего шарфа.

— Просто ... ну ...

Он сжалился над ней.

— Ты хотела мне сообщить, что встречаешься с Драко Малфоем?

У нее отвисла челюсть.

— Что... как ты... а, Гермиона сказала?

— Нет.

— Значит Гарри.

Он рассмеялся, хотя подтверждение его умозаключений было все же немного неприятным. Он надеялся, что ошибся.

— Никто мне не говорил, Джин.

— Тогда... как...

— Всякий раз, когда речь заходит о твоей личной жизни, ты меняешь тему, начинаешь нервничать и чувствуешь себя неловко. Когда я спросил Гермиону, она отреагировала точно также и у нее стало такое... ммм, многозначительное выражение лица, когда об этом зашла речь. Мне стало ясно, что ты встречаешься с кем-то, кого бы я, как ты думаешь, не одобрил. Следовательно, это должен быть кто-то, кого я знаю, что значительно сужает круг подозреваемых, поскольку я не встречал никого нового за десять лет. А еще больше никому не кажется, что он для тебя неподходящая партия, все просто нервничаю из-за моей реакции. Так что это должен быть кто-то, кто мне не нравится, но с кем остальные ладят. Когда Гарри сказал мне, что Малфой перешел на светлую сторону, я подумал, что это должно быть он. Кого еще я ненавидел настолько, чтобы вызвать всеобщий нервоз? Остается разве что профессор Снейп, но он, пожалуй, для тебя староват.

Она вздохнула с облегчением оттого, что ей не пришлось сообщать ему эту новость самой.

— О, понятно. Очень умно с твоей стороны.

— Бывает и такое, — он улыбнулся ей. — И как долго?

— Почти год.

— Он хорошо к тебе относится?

Она кивнула.

— Да, очень, — она немного замешкалась. — Ты не ... это не слишком странно для тебя?

— Что ж, я, конечно, никак такого не ожидал, но это далеко не первая странная вещь, которую я услышал с тех пор, как вернулся. И еще, уверен, услышу. Эй, да я буду последним, кто поспорит с тем, что кто-то может сильно измениться за десять лет! Ты взрослый человек, мне придется довериться твоему мнению. Кажется, Гарри и Гермиона не против, им я тоже доверяю. И если наша мать приняла его, мне тем более лучше с этим согласиться, правда же?

Джинни хихикнула.

— Ну, он там...ждет снаружи. Я хотела сама тебе рассказать прежде, чем...

— Все нормально, заводи его сюда. Помимо всего прочего, я должен сказать ему спасибо за то, что спас жизнь моим друзьям.

Джинни подбежала к двери и жестом позвала кого-то, кто стоял снаружи. Рон приготовился, ожидая встретиться со своим худшим врагом детства, который теперь держал за руку его младшую сестренку — в доме, который он теперь должен был называть своим.

Рона сразу же успокоило то, что Малфой был ниже его, по крайней мере, на несколько дюймов. Он был одет консервативно, в темный костюм с такой же рубашкой и галстуком ... не нужно иметь воображения, чтобы представить, Малфой согласился бы не на монохромный образ. Его светлые волосы теперь были темнее, а бледная кожа обветрилась. Отчего-то от сейчас выглядел как человек, который несколько раз пробежал вокруг квартала ... но в его шаге теперь не было чванства, а надменность исчезла из гордо выпяченного подбородка. Проходивший с Джинни через холл человек, как казалось Рону, был каким-то образом унижен жизнью и был вынужден переосмыслить некоторые вещи. Я уничтожаю своего врага, когда делаю его своим другом, — подумал он.

Джинни стояла рядом с Малфоем, все еще выглядя довольно встревоженной. Рон привел черты своего лица, как он надеялся, в какое-то подобие улыбки.

— Малфой, — выдавил он.

Драко кивнул.

— Добро пожаловать домой, Уизли, — Драко протянул руку Рону, которую тот кратко пожал.

— Спасибо. Я слышал, ты тут стал героем.

Драко слегка покраснел.

— Не знал, что зашел так далеко, — это само по себе говорило о многом. Драко, которого помнил Рон, немедленно приписал бы себе все, что он сделал и чего не делал, если бы это служило какой-то его цели.

Рон кивнул.

— Пока ты не обижаешь мою сестру, для меня этого будет достаточно.

Драко слегка улыбнулся.

— Договорились.

Джинни увела своего ... парня (Господи прости) ... на кухню, на ходу одарив Рона благодарной улыбкой. Рон затаил дыхание, чувствуя, как Гарри подошел к нему и встал рядом.

— Чертов Малфой, — сказал Рон сквозь зубы.

— Ага, знаю, — поддержал Гарри. — Мы тоже далеко не сразу привыкли.

— Только не говори мне, что вы стали с ним друзьями навек.

Гарри издал какой-то неидентифицируемый звук из глубин горла.

— Мы с Драко никогда не будем друзьями, — безапелляционно отрезал он.

Что-то в его тоне заставило Рона повернуться к нему.

— Звучит довольно категорично.

— Так и есть.

— Я еще чего-то не знаю?

Гарри, казалось, не был уверен, что стоит отвечать на этот вопрос. После минутного колебания он схватил Рона за руку и повел в зимний сад, где можно было найти относительное уединение.

— Я не хотел рассказывать этого прямо сейчас.

— Ты, черт возьми, уже начал.

— Знаю, — он вздохнул. — Он... кое-что сделал. Гермионе. Она простила его, но не я. И никогда не смогу.

Темный гнев поднимался в груди Рона.

— Что? Что сделал этот ублюдок?

— Послушай, Рон, очень немногие люди знают об этом, и Джинни в том числе. Это должно остаться между нами.

— Ладно.

Гарри вздохнул.

— Прямо перед тем, как мы с Гермионой сошлись, она встречалась с мужчиной по имени Джеральд Ван Хавен. Он был молод, красив, обаятелен, у него была хорошая работа и действительно выдающийся вкус в одежде. Я правда с ума сходил, когда видел его с ней, но тогда не понимал, почему.

Рон кивнул, не понимая, что делать с этой информацией.

— И?

Гарри встретился с ним взглядом.

— Рон, Джеральдом был Драко. Замаскированный гламуром. Настоящий Джеральд Ван Хавен погиб в автокатастрофе за год до того. Не было никакого Джеральда. Это Драко находился под его прикрытием, чтобы шпионить за нами по приказу Аллегры.

Слова Гарри доходили до него очень медленно, Рон просто стоял и моргал. Разве злился он по-настоящему когда-нибудь? Эти мелкие неприятные ощущения, которые у него случались в прошлом ... похищение, заключение в тюрьму, изоляция ... разве они сравнимы с этим? Он не знал, что сказать. Этот человек сделал ... такое ... и теперь они называли его союзником?

Гарри продолжил, видя его ступор.

— Фактически, в то время он на самом деле не работал на Аллегру. Он перешел на другую сторону много лет назад и работал против нее изнутри. Прежде, чем Джеральд начал встречаться с Гермионой, Драко привел в действие план, который должен был саботировать очень опасные намерения Аллегры... но для того, чтобы он увенчался успехом, он должен был продолжать вести себя так, будто работает на нее. Когда она приказала ему замаскироваться под Джеральда и наладить отношения с Гермионой, у него не было другого выбора, кроме как подчиниться и продолжать свою работу.

Рон кивнул, понимая слова Гарри, но, как ни странно, ему было все равно.

— Он спал с Гермионой под чьим-то лицом. Он заставил ее доверять ему, он заставил ее заботиться о ком-то, кого на самом деле не существовало.

Гарри вздохнул.

— Именно.

— И она простила его?

— Она гораздо лучший человек, чем я.

— И чем я.

— Слушай, она никогда по-настоящему не любила Джеральда. Она признает, что это был чем-то вроде случайных отношений. Она порвала с ним еще до того, как мы узнали, кто он на самом деле.

— С чего это? Устала от его безупречной красоты и невероятного обаяния?

— Нет, дубина, потому что мы... мы начали... ну, ты же знаешь эту историю.

— И Слава Богу.

— Полностью согласен. Он не разбил ей сердце, но... что ж, в моей голове то, что он сделал — практически изнасилование.

— Согласен.

— Она простила его, потому что рана, по ее мнению, была нанесена только ей самой. Она единственная, кому он причинил боль. Но именно по той же самой причине я не могу его простить, — Гарри приложил руку ко лбу. — Слушай, я знаю, как это звучит. Я знаю, что ты, наверное, так же зол, как и я когда-то. Но никто об этом не знает. Ни Джинни, ни кто-либо из Уизли, никто за пределами этого дома. И они не должны узнать, понимаешь?

Рон вздохнул, желая, чтобы его зубы перестали скрежетать, прежде чем он сотрет себе эмаль.

— Да, я понял.

— Я так скажу: поскольку Драко сделал то, о чем просила Аллегра, это дало ему возможность позже спасти жизнь Гермионе, да и мою тоже. Когда пришло время, он не колебался. Он пошел против своего отца, чтобы защитить нас. И подверг себя значительному риску, чтобы помешать Аллегре сделать со мной что-то действительно ужасное. Все это не оправдывает того, что он сделал, но мы должны это учитывать. Теперь он наш союзник, его нанял Сириус и Канцелярия. У них с Джинни хорошие прочные отношения, которые, кажется, делают их обоих счастливыми. Мы с ним можем быть вежливыми друг с другом, и мы успешно работали вместе не раз. Он знает, что я никогда не прощу ему того, что он сделал с ней. Малфой говорит, что сожалеет об этом, что это было необходимо, и я должен признать, он был вполне искренен с извинениями, когда все закончилось.

Рон встретился глазами с Гарри. Было ясно, что он хотел, чтобы они с Малфоем поладили — хотя бы ради Джинни и всеобщего спокойствия. Гарри сбавил градус своего гнева смягчающими обстоятельствами. Он проглотил свою неприязнь к Драко, которая буквально сочилась из его слов, потому что был обязан ему жизнью и потому что, нравилось ему это или нет, этот парень точно будет здесь ошиваться какое-то время. Все это было до боли понятно. Что еще было до боли понятно, так это желание Гарри, несмотря ни на что, вырвать сердце из груди Малфоя за причиненную боль его любимой женщине.

Все это было сродни прогулке по тонкому льду, в чем Рон Гарри совсем не завидовал. Он начинал понимать, что его жизнь представляла собой огромный длинный узор из переплетенных нитей. Его работа, характер, долг, чувства, жизнь, секреты, его вина, его гнев... Ему постоянно приходилось балансировать на тонкой линии из одного решения, вытекающего из другого, руководствуясь только своей совестью ... а иногда чем-то совсем иным.

— Контекст понятен, — сказал он наконец, пока эти мысли тревожно роились в глубине его разума. — Были обстоятельства и все такое, с которыми нельзя было ничего поделать и опять же все такое. И я до сих пор в ужасе от того, что этот парень встречается с моей сестрой.

— Не стоило говорить тебе?

— Нет, нет. Лучше сразу в лоб. Хотя до ужина мог бы и подождать, — ответил Рон, слегка ухмыляясь.

— Прости за это. Полагаю, мое отношение все-таки не слишком объективно.

— Представляю. Я бы... хотел потом поговорить с Гермионой. Это ее расстроит?

— Скорее всего, немного. Она не слишком любит об этом говорить, у нее всегда мурашки по коже.

— Еще бы.

— Но с тобой она поговорит, я уверен, — Гарри хлопнул его по плечу. — Что ж, минус еще одно откровение.

— Дай знать, когда доберемся к концу списка, ладно?

Гарри засмеялся, будучи явно рад, что снял с себя тяжесть этого обсуждения.

— Обязательно. Ладно, пойду, пожалуй, помогу перенести столики на веранду, иначе буду ночевать в конуре.

Рон смотрел ему вслед, застряв на месте прямо у выхода из зимнего сада. После нескольких секунд тишины он услышал позади себя осторожное откашливание.

Он повернулся и увидел стоящего там Малфоя, и какое-то время просто смотрел на него, не зная, как среагировать. Малфой кивнул, заставляя Рона следовать за ним, затем развернулся и пошел по коридору. Рон последовал за ним мимо кабинета и бильярдной в пустую гостиную в задней части дома. Малфой придержал для него дверь, затем закрыл и запер ее на замок, и повернулся к нему лицом. Кулаки Рона были сжаты, зубы крепко стиснуты, вся его поза выказывала готовность перебить любые слова, которые он, возможно, хотел бы сказать.

Драко вздохнул.

— Ну давай.

Рон не нуждался в дальнейшем поощрении. Он неуклюже замахнулся рукой, и его кулак коснулся челюсти Малфоя. Запястье пронзила стрела боли, и Рон едва сдержал чуть было не сорвавшийся вскрик, пятясь назад и жмурясь из-за ноющей руки. Малфой лишь немного пошатнулся, быстро оправившись, и занял прежнее ровное положение.

— Черт побери! — прошипел Рон, держась за поврежденное запястье левой рукой.

— Ну как, лучше?

— Нет! Больно же! Охренеть, а когда Гарри это делал — выглядело так просто...

Малфой улыбнулся.

— Ты должен научиться правильно держать руку. Чудо, что вообще запястье не сломал, учитывая как именно ты ей замахнулся.

— Буду признателен, если не будешь издеваться. Я никогда раньше никого не бил, — он нахмурился. — Почему ты позволил мне это сделать?

— Я видел, как вы разговаривали с Гарри, и по твоему выражению лица подумал, что он, должно быть, рассказать тебе о Джеральде. Я решил, что тебе стоит выпустить пар до того, как мы вернемся ко всем и будем разыгрывать дружелюбие по отношению друг к другу.

— Ты просто невероятный сукин сын. Думаешь, это смешно?

— Нет, не думаю, — он вздохнул. — Рон, я не могу извиниться перед тобой за то, что мне пришлось сделать. Я этим не наслаждался, я сожалею, что это было необходимо, и мы с Гермионой пришли к своего рода пониманию в этом вопросе. В конце концов, это касается только нас с ней. Я понимаю, что у вас с Гарри могут быть проблемы с принятием этого факта, но ничего не могу поделать. Мне приходилось лгать огромному количеству разных людей, пока я был в Круге. Но с этим покончено. Я честен с твоей сестрой, и то, что между нами происходит, — только наше дело. — Он сделал паузу и глубоко вздохнул. — И ты должен быть польщен. Это, наверное, самое большое количество слов, которые я сказал обо всей этой истории за год. — Рон ничего не ответил. — Ну что, все нормально? Мир?

Рон уставился на него, массируя свою руку.

— Нет, — сказал он тихо, — но может когда-нибудь.

— Я смогу с этим жить.

— Но позволь мне сказать вот что, — продолжил Рон. — Я не жестокий человек, Малфой. Я провел десять в одиночестве, и за эти годы мне пришлось активно взращивать в себе мирное созерцание. Но если ты причинишь боль моей сестре, я тебя прикончу, — он взглянул на свою руку, — даже если мне придется заставить Гарри показать, как это делается.

Драко улыбнулся.

— Буду считать, меня предупредили.

Он открыл дверь и вышел, оставив Рона в одиночестве. Тот простоял еще несколько мгновений, пытаясь перевести дух: голова кружилась и раскалывалась. Ему вдруг пришло в голову, может ли что-нибудь когда-нибудь снова его так шокировать, но остановил себя. Не думай о таких вещах, — сказал Рон самому себе. Когда тебе кажется, что ты слышал все, что-нибудь новенькое обязательно огреет тебя по голове.

Ужин был просто восхитительным. Рон все никак не мог поверить, что Джордж на самом деле все приготовил сам, хотя его заверили, что это истинная правда. Душистый и теплый сентябрьский вечер опустился на Кент, и на просторной веранде Байликрофта уже расставили три стола, чтобы вместить всю большую толпу за ужином. Открытый внутренний дворик тянулся вдоль дома, вымощенный гладким кирпичом и окруженный невысокими каменными перилами. Его периметр усеивали высокие растения и причудливые архитектурные элементы, а ступени спускались на обширную лужайку на заднем дворе. Вид открывался поистине безмятежный. Лужайка плавно переходила в путаницу лесов, обрамляющих ручей, прерываемой узлами высоких деревьев и большой беседкой.

Рон сидел за ближайшим к лестнице столом, его мать — справа от него, а Гермиона — слева. За его столиком также расположились Джинни с Малфоем, мистер Уизли, Фред и Джордж. Гарри сидел за соседним столиком вместе с Биллом и Чарли, Джастином и его партнером, Чо, ее парнем и их соседкой по дому Лаурой. Третий стол был в основном заполнен детьми и, как ни странно, Перси. Рон немного встревожился, что ему явно намеренно отказывают в дальнейшей возможности внимательно изучать поведение своих друзей по отношению друг к другу.

С момента прибытия в дом они, казалось, почти не разговаривали друг с другом и едва ли находились вместе в одной комнате. Конечно, это был напряженный день, и он провел большую часть его со своей семьей, но был ли он единственным, кто заметил что-то неладное? Больше никто не обращал на них внимания. Он подозревал, что у него возникла озабоченность ими, или, если быть точнее, их отношениями. Доказательства их существования были повсюду вокруг него, но явно отсутствовали там, где они должны были быть наиболее очевидными.

Он почувствовал, как голова начала пульсировать. Все люди и непрекращающаяся какофония голосов заставляли его ощущать себя неважно. Терраса была живописной, но ее открытость нервировала его. Рон поймал себя на мысли, что хочет сбежать обратно в дом, в свою комнату и закрыть дверь.

Под конец трапезы мистер Уизли поднял тост за возвращение сына, обратившись к нему. Рон хотел что-нибудь ответить, но сразу обнаружил, что ему совершенно нечего сказать, поэтому кивнул, принимая отцовский жест и крепко держа Гермиону за руку. Она нежно улыбнулась ему. Она понимает, — подумал он. Рон поймал взгляд Гарри через веранду и увидел в нем то же сочувствие. Как же это прекрасно — быть понятым без нужды что-либо объяснять ...

Вскоре после ужина разношерстная толпа гостей и членов семьи разошлись в ворохе объятий, перекрестных разговоров и с заверениями скоро снова увидеться. К облегчению Рона, в доме вскоре никого не осталось, кроме его жителей, к которым он все еще с удивлением причислял себя.

Домочадцы перебрались в удобную гостиную в задней части дома. Покой казался прохладной водой для истерзанных нервов Рона, и он был рад возможности поговорить наедине со своими новыми товарищами по дому, троих из которых он почти не знал.

Гермиона вошла последней, сбросив туфли со вздохом облегчения. Он смотрел, как она пересекает комнату, едва заметно замедлившись проходя мимо Гарри, сидящего на диване. Она продолжила свой путь и села рядом с Роном в мягкое кресло, несмотря на то, что место рядом с Гарри было пустым. Больше никто этого не заметил.

— Рон, что думаешь насчет вечеринки? — спросил Джордж. — Мы с Джинни как раз обсуждали недавно, что так много народу хочет повидать тебя. Школьные друзья, друзья семьи, соседи, учителя и так далее.

— Вечеринки?

— Ага. Мы бы могли устроить ее тут. Пригласить всех желающих.

Рон на секунду задумался.

— Боже, я даже не знаю. Не хочу выпендриваться.

— Едва ли это так, — сказала Лаура с огоньком в глазах, который, как он начинал понимать, редко в них отсутствовал. — Твое возвращение — самая громкая новость в волшебном мире, а тебя послушать — так ерунда какая-то.

— Да нет, — ответил Рон, — для меня это, конечно, не ерунда. Просто я все еще привыкаю к тому факту, что и для мира тоже.

— Не меняй тему, — влез Джастин. — Мы же устраиваем вечеринку? Если да, мне уже нужно начинать все планировать!

Все посмотрели на Рона.

— Эммм... отличная идея, просто... все эти люди.

— Мы думали, что это может быть проблемой, — мягко сказала Лаура, — поэтому хотели сначала спросить тебя. Ну и вообще можно же не сейчас; подождем, сколько потребуется.

Рон вздохнул с облегчением.

— Да, так будет лучше. Немного времени для себя.

Джордж усмехнулся.

— Тебе, видимо, было недостаточно времени для себя? — все засмеялись.

— Это и правда забавно, — заметил Рон, — чем больше у тебя времени на себя, тем больше его нужно.

 

* * *

 

Гермиона была достаточно внимательна, чтобы снабдить письменный стол Рона достаточным количеством различных предметов, вероятно потому, что она не совсем понимала, что он предпочитает. Рон нашел свитки пергамента разной ширины и толщины, перья всех мыслимых птиц и головокружительный ассортимент карандашей и чернил.

Он только начал рыться во всем этом добре, как в дверь постучали.

— Войдите!

В комнату заглянула Гермиона, одетая ко сну во фланелевую пижаму с изображением маленьких пингвинов, сидящих в очаровательных гнездышках. Она выглядела так, будто только что умылась, а ее волосы были собраны в хвост.

— Не помешаю?

— Конечно нет! — сказал он, подпрыгивая. — Я рад, что ты зашла. Давай присядем и поболтаем, — они забрались на кровать и сели, скрестив ноги, лицом друг к другу.

— Так тебе правда понравилась комната? — спросила Гермиона.

— Она чудесная. Хотя немного пустовата.

— Знаешь, твоя старая квартира сейчас под контролем Р.Д. Мы можем доставить сюда все твои вещи, если это не будет слишком странно. Или просто купить новые.

— Я бы хотел забрать сюда мои книги и журналы. Больше там нет ничего, что я бы захотел снова увидеть.

— Завтра принесу их.

— Как Боб? Я хотел спросить про него весь день, но все не было возможности. Можно его увидеть?

Губы Гермионы слегка сжались.

— Он в Р.Д. Думаю, ты сможешь навестить его через несколько дней, если захочешь.

— Они там поджаривают его, да?

— Допрашивают, верно.

От того, как она это сказала, у Рона по спине побежали мурашки.

— Они же не ... причинят ему вреда?

— О нет! Он сейчас в моем подразделении, которое как раз обычно занимается допросами, и мой босс, Изобель, лично взяла дело Боба себе. Он не считается источником опасности. Но даже если бы он и был, мы не трогаем подозреваемых. Мы действуем гораздо тоньше, — она улыбнулась. — Я клянусь, с ним нормально обращаются. Но он так хорошо знает Круг, что нам нужно ...

— Ага, я понял. Если он в порядке, то отлично.

— В порядке. Ему гарантированно убежище Канцелярией, а это значит, что он официально под защитой Корпуса Магического Правопорядка, — она колебалась. — Гарри сказал, что говорил с тобой о Джеральде. Я подумала, ты захочешь это обсудить.

Рон был немного удивлен.

— Я не собирался мучить тебя этим прямо сейчас. Гарри сказал, ты не любишь вспоминать тот случай.

— Он прав, но... Драко встречается с твоей сестрой, Рон. Представляю, какой это должно быть шок.

— Так и есть. Честно говоря, за Джинни сейчас я беспокоюсь чуть меньше, чем за тебя. Я наблюдал за ними весь вечер и мне стало совершенно ясно, что между ними определенно настоящая привязанность и что у Джинни нет проблем с тем, как он с ней обращается. Ведь с ней он никогда не делал чего-то настолько же ужасного, как с тобой.

— У него не было выбора.

— Это не делает его поступок менее отвратительным.

Она вздохнула.

— Нет, полагаю, не делает. Послушай, мне потребовалось немало времени, чтобы справиться с этим. Гарри помог мне и ...

— Гарри помог тебе? — Рон попытался, но не смог сдержать нотку недоверия в голосе.

Она нахмурилась.

— Конечно, это, можно сказать, его работа. Он же мой партнер по жизни, забыл?

Он немного покачал головой.

— Да, конечно. Извини. Просто эмоциональная эмпатия никогда не была его сильной стороной.

Гермиона засмеялась.

— Пожалуй, да. Я не говорю о том, что он провел какую-то психотерапевтическую сессию, но он поддерживал меня, выслушивал мои бессвязные бормотания и обнимал меня, когда мне нужно было поплакать. Иногда это все, что нужно сделать партнеру. Я не стала бы ему говорить, но кажется самым важным, что он для меня сделал, было его презрение к Малфою. И я знаю, что он все еще ненавидит его в глубине души. Мне кажется неправильным выступать в пользу межличностной ненависти, но я ничего не могу с собой поделать. То, что Гарри так рассердился, очень мне помогло. Ведь это значило, что теперь мне не нужно было ненавидеть Драко, Гарри делал это за меня. Я могла отпустить это чувство, даже если он не мог, и я была той, кому нужно было больше всего отпустить ситуацию. Видеть, как Гарри зол на него, помогло мне, хотя я не уверена, что смогу ...

— Объяснить? Не нужно. Кажется, я понял. Это как барометр. Как бы нам ни было паршиво, нам становится легче, если наши любимые злятся из-за нашей боли.

Она кивнула.

— Похоже на недостойную реакцию, но я рада, что Гарри ненавидит Малфоя. Если и ненавидит, то только потому, что любит меня, — Гермиона на секунду остановилась, выглядя слегка задумчивой. — Вообще-то теперь, когда я думаю об этом ... впервые я призналась Гарри в любви сразу после того, как рассказала ему о ненастоящем Джеральде. Тогда мы еще не знали, что это был Драко.

— Уверен, он все равно был вне себя.

— О да. Вроде бы не должно быть связи между любовью и гневом, но я не думаю, что есть какой-то способ обойти это. Видит Бог, я могу сопереживать. Но иногда мне кажется, что я прошла боевую подготовку только благодаря тому, что представляла лицо Аллегры вместо каждой боксерской груши, которая мне попадалась.

— Ты ненавидишь ее?

Ее глаза немного затуманились.

— Ненависть — такое неподходящее определение. Его разбавили чрезмерным употреблением. Мы ненавидим новую осеннюю моду, ненавидим погоду, ненавидим утренние поездки на работу. То, что я чувствую к Аллегре, — это скорее словарное определение "ненависти". Страшная, мощная, по-настоящему мерзкая штука, которая раздувается в самые странные моменты. И это не из-за того, что она сделала мне, а из-за того, что она сделала Гарри. А теперь сюда стоит добавить и то, что как она обошлась с тобой. Что-то пенящееся и неукротимое где-то глубоко внутри меня, — Гермиона покачала головой, словно пытаясь развеять эту идею. — Но я не люблю зацикливаться на этом. Если слишком много думать о своей ненависти, она начнет тебя контролировать.

Рон посмотрел на нее.

— Вы ребята через столькое прошли.

— Это ничто по сравнению с тем, что прошел ты.

— Чушь. Со мной случилась только одна ужасная вещь, и я давно уже к ней привык. У вас же беда за бедой.

— Не все было так плохо. У нас было множество и чудесных моментов тоже. Я довела до совершенства их прокручивание в своей голове, когда Гарри исчез.

— Я узнал немного больше о том времени теперь от Джинни, Джорджа и других. Они сказали, что ты была действительно сильной и решительной, и что все восхищались твоей храбростью и выдержкой.

Гермиона закатила глаза и саркастично фыркнула.

— Джинни лучше знать. Одному господу известно, сколько я проплакала у нее на плече.

— На что это было похоже?

Она просто смотрела на него мгновение.

— Не думаю, что смогу это описать, но дам тебе кое-что, что может помочь. Сразу после его исчезновения я начала вести дневник. Он задумывался просто как заметки о тех вещах, которые он пропустил, а в итоге стал местом, куда я вложила всю себя. Я исписала три огромных тома за два месяца. Когда Гарри вернулся, я дала их ему. Завтра я принесу их тебе; по-моему, они у него в чемодане.

Рон моргнул.

— Ты позволишь мне прочитать нечто настолько личное?

— Конечно. Это же ты, — она улыбнулась ему, и Рон подумал, что он мог бы заплакать. Гермиона соскользнула с кровати. — Ладно, я пойду. В течение следующих нескольких дней мы с Гарри будем меняться, кто-то будет ходить на работу, а кто-то — работать из дома, так кто-нибудь из нас все время будет рядом. Завтра моя очередь идти на работу, так что, если если ты не ранняя пташка, мы не увидимся до вечера.

— Я определенно не ранняя пташка.

Она ухмыльнулась и поцеловала его в щеку.

— Спокойной ночи, крошечка Ронни (великие цитаты Фреда и Джорджа из ФК (гл.6) на все времена — прим. пер.)

— О господи боже, даже не начинай, — она погрозила ему пальцами, выходя из комнаты. Рон просидел на кровати еще несколько мгновений, думая об их разговоре.

Его любопытство по поводу истории отношений Гарри и Гермионы казалось безграничным. Ему, конечно, было интересно все, что произошло, пока он отсутствовал, но именно эта вещь привлекала особое внимание. Он предположил, что сдвиг на этой теме был следствием того, что у него никогда не было настоящих взрослых отношений, поэтому его и интересовали отношения между двумя людьми, которых он любил. Что еще хуже, все постоянно ссылались на их Великий Страстный Роман, которому Рон еще не видел никаких прямых подтверждений. Он не просил многого. Ничего явного, ничего грязного. Он что, провалится в преисподнюю, если они будут держаться перед ним за руки? Небольшой поцелуй, ласковый взгляд?

У него была теория, в которой он убеждался все больше с каждой минутой. Они делали это специально, но в то же время случайно. Если бы их спросили, они, вероятно, настаивали бы на том, что ведут себя нормально. В самом деле, больше никто ничего странного не замечал. Рон уже знал, что Гарри с Гермионой обычно не стеснялись друг друга дома, больше того, их несдержанность была чем-то вроде домашнего шутки.

Все было из-за него. Только из-за него они были так осторожны. Он не мог уследить за всем, но понимал, что стоит ему повернуться спиной, и они будут поглощены друг другом.

Очевидно, требовалось больше наблюдений. Часть его хотела противостоять им, но что, черт возьми, он мог сказать? Рон мог представить себе этот разговор: Гарри, Гермиона, я буду очень признателен, если вы сейчас же начнете целоваться. Да, спасибо. Ну, давайте! Чего стоим, кого ждем? Навести-ка ее миндалины. Нет, конечно же, нет.

Он подождет. И все увидит.

 

* * *

 

Когда Гермиона вернулась в Чертог, Гарри еще был внизу. Он все еще разговаривал с Джастином, когда она поднималась наверх, и, вероятно, до сих пор оставался там. Она тщательно почистила зубы и легла в постель.

Она почти вздрогнула, возвращаясь из легкой полудремы, когда наконец пришел Гарри. Гермиона наблюдала за ним, лежа неподвижно как будто во сне, как он тихо передвигался по комнате, чтобы не беспокоить ее. Он разделся, потом, видимо, о чем-то вспомнил и подошел к своему столу, начиная копаться в ящиках.

— Что потерял? — наконец спросила она.

Гарри взглянул на нее через плечо.

— О, прости, дорогая. Я не хотел тебя будить.

— Я не спала, — она вздохнула, поднимаясь на кровати. — Так что ты ищешь? — повторила Гермиона.

— А, мой старый форменный пояс. Диз потеряла свой и хотела одолжить у меня на время.

Она наблюдала за ним несколько мгновений, в какой-то мере оценивая вид, который он ей так любезно предоставлял.

— Гарри?

— Ммм?

— Могу, конечно, ошибаться, но я правда считаю, что у тебя лучшая задница во всей Англии.

Он усмехнулся, продолжая рыться в ящиках.

— Это объективная оценка, доктор Грейнджер?

— Оу, да. Я абсолютно беспристрастна.

— Ага! — победно воскликнул он, выдергивая из глубин стола свой пояс. Гарри повесил его на стул и повернулся взглянуть на нее, приподнимая бровь. — Так что там ты говорила о моей заднице?

— Ничего важного. За исключением, конечно, того, что сейчас она слишком далеко от меня, чтобы с этим мириться.

Он ухмыльнулся и немного застенчиво заерзал, от чего Гермиона растаяла. Иногда он мог быть откровенно стеснительным. Другим мужчинам это показалось бы притворством, но он в такие моменты был просто очаровательным. Гарри оставил свой стол и забрался в кровать рядом с ней, приподнимаясь на локте.

— Так лучше? — спросил он.

— Гораздо.

Его лицо стало серьезным.

— Как думаешь, как все прошло сегодня?

— Думаю, отлично. Рону вроде было комфортно. Мы с ним душевно поболтали. Думаю, он сейчас обустраивается.

— Ты тоже заметила, что он весь день наблюдал за нами, как ястреб?

— Да, заметила. Но не могу понять, что он пытается увидеть.

— Я не уверен. Может, он просто пытается логически понять то, что мы ему еще не рассказали. Он довольно сообразительный и должен знать, что у нас есть еще куча историй, о которых он не слышал.

— А мне кажется, что он до сих пор не привык к «нам». Я имею в виду, к самой идее. У него был такой странный вид, когда я упомянула об этом во время нашего разговора.

— Какой вид?

— Даже не знаю, как объяснить. Неуверенный, задумчивый. Как будто он все еще не решил для себя, что думает по этому поводу. Новости о Джинни и Драко еще подлили масла в огонь... хотя надо сказать, он воспринял их слишком хорошо.

— Да, он вроде бы нормально отреагировал. В отличие от новостей про Джеральда.

— Да, мы затронули эту тему.

— Хорошо. Кажется, они с Драко заключили своего рода перемирие. Весь вечер такие осторожные круги наворачивали вокруг друг друга.

— Нам просто нужно быть очень осторожными. Я правда так нервничаю из-за того, что ему будет неудобно. Рону еще ко многому нужно привыкнуть: новый дом, новые друзья, новая жизнь. Последнее, что ему нужно, чтобы и мы с тобой тоже были «новыми». Мы должны стараться быть настолько похожими на наши старые «я», как только можем. Что-то знакомое, на что он может пложиться, пока адаптируется.

Гарри улыбнулся.

— Значит, мне не стоит делать этого, — Гермиона резко вздохнула, — когда он рядом.

Она захохотала с придыханием.

— Я надеюсь, ты не будешь делать этого, когда вообще кто-нибудь рядом.

— Не буду. Дело в том, что...

Гермиона оборвала его.

— Хватит о Роне, — она посмотрела ему в глаза, позволяя этому простому взгляду растянуться на мгновение. Она все смотрела на него, пока в тишине менялось их настроение.

Гарри улыбнулся и притянул ее к себе. Он начал нежно целовать ее лицо, его руки скользили по ее телу, а части пижамы спонтанно покидали ее одна за другой. У него был какой-то удивительный способ раздеть ее так неожиданно и с таким эффективным отвлечением, что она внезапно обнаруживала себя обнаженной, не помня, как именно она ступила на эту дорожку.

Она почти готова была поверить, что это волшебство.

 

* * *

 

Несмотря на его заверения Гермионе, на следующее утро Рон встал довольно рано. Часы на стене говорили ему, что было всего около семи часов, и он уже не спал, несмотря на то, что просидел далеко за полночь, что-то строча за своим новым письменным столом.

Он потянулся и зевнул, надеясь снова уснуть, но ничего не вышло. Неохотно Рон свесил ноги с кровати и спустился вниз. В доме было тихо и мирно, само пространство внутри его стен казалось каким-то очень большим и пустым.

Рон прошел на кухню и обнаружил на столе две полупустые кофейные чашки. Теперь звуки доходили до его ушей — голоса с террасы, далекие, но приближающиеся к дому. Он прошел на веранду и уселся в тени навеса.

Только он успел устроиться, как из-за деревьев у ручья выскочили два человека и побежали к дому. Похоже, это были Гарри с Гермионой, возвращающиеся с утренней пробежки. Рон смотрел, как они достигли середины двора и оставили свои куртки на скамейке. Они остановились и несколько мгновений ходили кругами, чтобы восстановить дыхание. Рон наблюдал, как его друзья потягивались и расхаживали по лужайке, не говоря друг другу ни слова. Их язык тела подсказывал, что для них это обычное дело.

В конце концов Гермиона взяла со скамейки небольшое полотенце и вытерла лоб.

— Сегодня будет спарринг? — спросила она Гарри.

— Конечно. С палками?

— Это все, что я взяла с собой, так что или с палками или голыми руками.

— Ну тогда с палками.

Он взял два длинных крепких шеста и бросил один ей. Рон выпрямился и стал наблюдать. Они начали неторопливо кружиться, не сводя глаз друг с друга, напряжение считывалось в каждой мышце. Гарри держал свой бар рядом, Гермиона — перед собой, широко расставив руки по его длине. Внезапно она замахнулась на Гарри своим снарядом, скрутившись в районе талии. Гарри быстро отреагировал, выставив блок рукой и блокируя ее удар. Начало схватке было положено.

Рон изумленно таращился на них, пока утреннюю тишину нарушали резкие и громкие стуки дерева о дерево. Их ноги танцевали на траве в разгаре бушующей псевдо-битвы. Гарри рассказывал ему, что Гермиона занималась боевой подготовкой с тем же пылом, что и академическими занятиями, и Рон мог видеть результаты. Она была хороша; быстра и сообразительна даже для его неподготовленного взгляда. Тем не менее, было столь же очевидно, что она все еще училась. Возможно, навык борьбы с этим снарядом она еще только приобретала. Какой бы ни была причина, Гарри, очевидно, справлялся лучше, чем она. Когда его снаряд впервые задел ее, Рон вздрогнул. В момент, когда Гермиона впервые ударила Гарри, он снова поморщился. Через несколько мгновений он просто позволил этой пораженной морщине все время оставаться на его лице, чтобы ему не приходилось повторять это выражение снова и снова. Удары бара о плоть выглядели довольно болезненными. Рон задавался вопросом, использовали ли они какое-то заклинание, чтобы уберечь себя от травм, напоминая себе, что тренировочные спарринги обычно не предназначались для нанесения ущерба. Еще ему было интересно, как Гарри сможет перенести, если сильно заденет ее, даже в тренировочной ситуации.

По мере того, как они продолжали движение, он мог видеть, что ни один из них не испытывал видимой боли. Они определенно реагировали на удары друг друга, но быстро оправлялись. Рон немного расслабился. Они знают, что делают, — сказал он себе. Они делают это постоянно.

Они быстро кружились, бросаясь туда-сюда и блокируя удары друг друга то здесь, то там. Внезапно палочка Гермионы оказалась у нее в руке. Она указала ею вперед и закричала: «Профундиармус!» Гарри отпрыгнул на шаг как раз в тот момент, когда заклинание ударилось о землю у его ног, вырывая небольшую ямку.

— Промазала, — сказал он.

Гермиона только улыбнулась и снова бросилась вперед. Вместо того, чтобы направить свой снаряд в Гарри, она воткнула ее прямо в дыру, которую только что создала микровзрывом, и использовала свою палку как опору, которая импульсом подняла ее ноги от земли. Гермиона обхватила бар и прижалась к нему верхней частью тела, обеими ногами ударив Гарри в грудь. Он отлетел назад и ударился спиной о землю, снаряд выпал из его рук. Гермиона наклонилась и подняла его, выдергивая из земли и свой собственный.

— А вот и нет, — ответила она, стоя над ним с обеими палками в руках.

Гарри улыбнулся ей.

— Да, неплохо, — сухо сказал он, поднимаясь на ноги. Гермиона протянула ему снаряды, они взяли свои куртки и направились к дому.

— Отличное утро для зарядки, — заметил Рон, когда они поднялись на веранду. Они оба улыбнулись ему; теперь, когда они были ближе, он мог видеть пот и румянец от напряжения на их лицах.

— Доброе утро, — сказала Гермиона. — Думала, ты не ранняя пташка.

— Обычно нет. Это все новая обстановка. Поначалу сложно расслабиться.

Он кивнул в сторону лужайки.

— Вы каждый день так тренируетесь?

— Ты про пробежку? Да, почти. Иногда мы...

— Нет, я о спарринге, — сказал Рон, перебивая Гарри на полуслове.

— О. Да, мы тренируемся почти каждый день, но не всегда друг с другом. На работе даже легче найти кого-то из других агентов или инструкторов для небольшого спарринга. В последнее время мы упражняемся чуть больше, потому что Гермиона только начала осваивать новый снаряд.

— А выглядит как профи.

Гермиона засмеялась.

— О, он позволил мне выиграть. Этот ход с дырой в земле — довольно умный, но я уверена, он его за милю предвидел, — Рон действительно заметил, что Гарри просто стоял, позволяя ей схватить себя, хотя у него было достаточно времени, чтобы среагировать. Он был рад, что от внимания Гермионы это тоже не ускользнуло.

Из дома доносился грохот кастрюль и сковородок. Гарри направился к двери.

— Скоро толпа придет завтракать. Так что бежим, успеем первыми попробовать те самые булочки с корицей от Джорджа, — Гермиона последовала за ним в дом, с улыбкой проходя мимо Рона.

Джордж уже стоял на кухне в фартуке поверх пижамы и готовил завтрак.

— Тебе помочь? — спросил его Рон.

— Давай. Накроешь на стол? Нас вроде бы должно быть восемь.

— Восемь? А кто...

— Стефан здесь почти каждое утро, хотя он часто уходит так рано, что мы его не застаем.

— Он кажется хорошим парнем.

— Это правда. А еще он умный и чертовски подходит Джастину. У бедного парня всегда была проблема с самооценкой. Чрезмерно компенсирует это своими бесконечными шуточками. На самом деле история стара как мир. Вот Стефан чувствует себя комфортно, будучи самим собой. Его семья очень либеральная, они совсем не огорчились, когда он признался в своей ориентации. Чего не скажешь о родителях Джастина, вот это шкандаль был, — Джордж усмехнулся. — Не могу говорить за всех, но я почувствовал такое облегчение, когда они сошлись. До Стефана мы никогда не знали, что за существо спустится утром по лестнице из комнаты Джастина. Когда-то завтрак был здесь чем-то вроде показа, кто кого притащил к себе накануне вечером, — он моргнул и задумался. — Боже, прозвучало так, будто у нас тут был бордель.

Рон засмеялся, расставляя тарелки на столе.

— Так значит не был?

— Не. На самом деле только Джастин и Чоу соревновались за звание «лучший новый парень месяца». У меня тут были гостьи, но я не то что бы Казанова. Гермиона после переезда сюда ни с кем серьезно не встречалась до Джеральда, да и тот никогда не оставался здесь на ночь. Теперь понятно, почему.

— А что насчет Лауры? И Гарри?

— Ну, у Лауры есть Сорри. Может, он и редко тут бывает, но она определенно женщина-однолюб. А Гарри, ну ... он расстался с Ронин до того, как мы сюда переехали. После этого у него было несколько свиданий, но ничего серьезного, никто здесь не ночевал. Знаю, у него было много возможностей, но последние несколько лет он кажется не был заинтересован в поиске кого-то нового.

— Это странно.

— Я так не думаю. Оглядываясь назад, мне кажется, что он ждал. Ее. Как будто какая-то его часть знала, что скоро придет их время, и он не собирался рисковать, привязываясь к кому-то другому, когда это, наконец, случится.

Пока Рон обдумывал его слова, Стефан спустился по задней лестнице, завязывая свой галстук.

— Доброе утро, — весело сказал он, подходя налить себе чашку кофе из большой кофейника, стоящего на буфете. — Как первая ночь дома? — спросил он Рона.

— Долго не мог заснуть на новом месте, а так отлично, привыкаю.

— Не сомневаюсь. У меня та же проблема, когда ночую в другом городе из-за командировок.

Джастин с грохотом спустился по лестнице в вихре утреннего воодушевления со вздохами-охами и явно на сверхзвуковом режиме. Рон с удивлением наблюдал, как в течение пяти секунд Джастин успел поцеловал Стефана и сказать ему доброе утро, поздороваться с Джорджем, взять чашку кофе, осмотреть свой завтрак и начать готовить тосты. Это прозвучало примерно так: «Доброе утро дорогуша что-то ты выглядишь чертовски помято а у нас есть сливки ты явно плохо спал о сегодня копченая рыба знаешь я ненавижу овсянку посмотри-ка еще и мармелад есть мне кажется сегодня будет дождь ох боже передай-ка масло». Никого это даже не смутило. Стефан сел рядом с ним, спокойно потягивая кофе.

Через несколько мгновений вошла Лаура, одетая с иголочки на работу, но выглядела немного уставшей. Гермиона шла прямо за ней, с раскрасневшимся после душа лицом и влажными волосами. Чоу спустилась в пижаме, сонно потирая глаза. У нее не было такого рабочего графика, как у остальных, но похоже завтрак здесь был чем-то вроде семейным делом.

Все домочадцы расселись вокруг стола. Рон оказался между Джорджем и Лаурой. Гарри завалился в кухню как раз в тот момент, когда Джордж передавал Джастину большую миску с вареными яйцами.

— Всем доброе утро, — сказал Гарри, плюхаясь рядом с Гермионой. Рон увидел, как его рука на мгновение задержалась у нее на плече, но потом все стали слишком поглощены своими тарелками и вилками, чтобы обращать внимание на что-либо еще.

— Вот это рог изобилия, — прокомментировал Гарри. — Я надеюсь, это все мне.

— Ну, я ненавижу потом искать тебе таблетки от обжорства, так что нет, — сказал Джордж. — Завтрак — что-то вроде нашей неофициальной трапезы. Мы так редко собираемся все вместе за ужином, и никто не бывает дома в обед. Так что завтрак — наш единственный шанс ежедневно общаться друг с другом.

— Вот почему я здесь, а не в своей уютной кроватке, — проворчала Чоу, накидывая на плечи теплый уютный свитер.

Завтрак стихийно превратился в бурю пересекающихся разговоров. Рон говорил очень мало, довольствуясь наблюдением за происходящим вокруг него. Несколько вещей стали очевидны сразу. Во-первых, Чоу не была жаворонком. Во-вторых, Джастин и Джордж были лучшими друзьями, о чем ему рассказывали, но до сих пор он не имел шанса в этом убедиться. В-третьих, Лаура была очень смешливой, но невероятно одинокой за своей улыбкой. Конечно, он следил и за своим текущим наблюдательным экспериментом. Гарри и Гермиона провели большую часть завтрака, тихо переговариваясь друг с другом, время от времени делая паузу, чтобы вставить комментарий то тут, то там в другом разговоре. Они внимательно слушали друг друга, разговаривали и кивали, пока ели, но редко смотрели в глаза.

— Лаура, — наконец сказала Гермиона. — Ты сможешь позвонить сегодня портнихе? Нам нужно провести со всеми финальную примерку.

— Конечно. Наберу тогда Саре и Джинни из офиса.

— Нужно не забыть еще отправить сову Мел. Я чувствую, что отстала от жизни, столько всего нужно проверить. Уверена, у нее там все под контролем, но приятно все-таки быть в курсе.

Рон внезапно понял, что речь идет о свадебных планах. Эта мифическая свадьба, это надвигающееся событие, в реальность которого он все еще не верил. Назначенный день быстро приближался. Ему внезапно пришло в голову, а какую роль ему предстоит сыграть в их свадьбе? В безумии своего возвращения он сомневался, что они успели подумать об этом. Рон предполагал, что его, конечно, пригласят, но захотят ли они большего? Хотел бы он сам большего? Он знал, что у них уже есть свидетели. Было бы верхом самонадеянности напрямую спрашивать их о своей роли в таком событии. В конце концов, это только их дело.

Вскоре все засуетились, делая набеги к раковине, чтобы опустить туда посуду и налить по второй чашке кофе, а затем возвращаясь обратно на свои места за столом. Гермиона, однако, не стала задерживаться.

— Мне пора, — сказала она. — На работе куча дел, — она посмотрела на Гарри. — Наполеона выпишут сегодня, и я подумала пригласить его к нам, если он захочет.

— Хорошая идея, — кивая, согласился Гарри.

Гермиона улыбнулась Рону.

— Увидимся позже, хорошо?

— Хорошего дня. Не дерись с другими детишками.

Она засмеялась.

— Очень постараюсь, — Гермиона взяла свой портфель и направилась к двери, на ходу поглядывая на Гарри. Рон увидел, как он подмигнул ей. — 812, — сказала она ему через плечо и скрылась в дверях.

— 813, — ответил Гарри, допивая свой кофе. Он встал, встретившись глазами с Роном. — Мне нужно отправить несколько сов, но потом хочу показать тебе кое-что. Ты как?

— Как скажешь, — ответил Рон. — У меня все равно никаких планов.

Гарри вышел из кухни, по пути оставляя свою чашу в раковине. Стефан покачал головой.

— Кто-нибудь мне скажет, что это за цифры? — спросил он.

Лаура пожала плечами.

— Никто не знает. Я всегда думала, что это какой-то пароль по работе.

— И я об этом думал, — согласился Джастин. — Может какая-то проверка?

Рон оглядел их лица. Они что, серьезно? Неужели они действительно не понимали, что это значит? Он прочистил горло.

— Эти числа, — сказал он, немного поразив всех своим голосом, потому что до сих пор практически ничего не говорил. — Они говорят их, когда прощаются?

— Иногда. Но всегда.

— И числа всегда увеличиваются?

— Ага, раз уж ты упомянул об этом.

Рон усмехнулся.

— Тогда это код.

— Для работы? — спросил Джастин.

— Нет, для того, чтобы сказать «Я люблю тебя», — Рон оглядел их пустые лица. — Да ладно вам, — сказал он. — Это должен быть какой-то личный шифр, чтобы ... ну, сказать это, на самом деле не говоря. Перед другими людьми или там, где это может быть неуместно. Скорее всего, число — это сколько раз они сказали эту фразу друг другу, вот почему оно продолжает расти. Вести счет так похоже на Гермиону.

Лаура вздохнула.

— Так, ладно, а теперь поднимите руку, если чувствуете себя самым глупым человеком в мире, — взметнулся лес рук. — Но погодите ... перед нами-то им зачем шифроваться? Мы все слышали, как они говорили это друг другу много раз.

Потому что они не хотят говорить этого при мне, — подумал Рон, но не сказал вслух.

— О, такие шифры имеют особое значение. Вроде шутка, но способствует какой-то близости. Отношениям нужна своя собственная мифология. По крайней мере, я так это понимаю.

Он вздохнул, пока соседи по дому болтали между собой, обсуждая прокламацию Рона. Конечно, — подумал он. Они оставили себе возможность говорить это так, чтобы я не слышал. Недостаточно того, что я знаю. Я все еще хочу услышать сам.

 

* * *

 

Гарри мягко подтолкнул свою последнюю утреннюю сову к насесту Фауста, задерживая взгляд на верхнем письме в Отдел Контроля над Талисманами Канцелярии. Это была необычная просьба, на которую он решился только после долгих раздумий. Сама только эта просьба вновь и вновь приводила его к темному подозрению, неотвратимо прорастающему в голове, которым он ни с кем не делился , даже с Гермионой. Ему нужно было больше данных, прежде чем что-либо предпринимать. Похищение и удерживание Рона вели к определенным догадкам, которые он не мог игнорировать, но ему нужна была помощь ... и подходящие инструменты. Скоро ему придется решить, кому он действительно доверяет.

Гарри нашел Рона в его комнате.

— Сегодня такой шикарный день, ты чего тут сидишь?

Рон оторвался от книги.

— Гарри, у тебя тут оказывается охренительно великолепная библиотека, лучшей я еще видел. Это же как... рай!

— Что ж, у меня тоже довольно теплые воспоминания об этой библиотеке.

Рон аккуратно закрыл книгу и поднялся на ноги.

— Итак. У нас есть планы на сегодня или просто будем слоняться вокруг?

— Я за слоняться вокруг.

— Я тоже, — согласился Рон с легкой улыбкой.

Гарри усмехнулся.

— Ну пойдем, я как раз хотел показать тебе территорию.

Они спустились к ручью, следуя по размытой из-за недавнего дождя тропинке, которая повела их прямо через лес. Гарри заметил, что Рон расслабился, когда они оказались под кроной деревьев. Рон взглянул на него немного печально.

— Знаю, это глупо, но ... мне гораздо лучше, когда вокруг не так много этого ... свежего воздуха. Слишком много места, — он вздохнул. — Это очень странно?

— Еще как.

Рон засмеялся. Какое-то время они шли в тишине, пока Рон снова не заговорил.

— Расскажи мне об Аллегре.

Гарри колебался.

— Под этим, я так понимаю, ты имеешь в виду мои с ней отношения.

— Да.

Гарри вздохнул.

— Боже, я так рад, что ты здесь, Рон. Есть вещи, которые я просто не мог сказать Гермионе.

— Оу?

— Я могу говорить с ней почти о чем угодно, но все же главное слово здесь...

— Почти.

— Да. Я могу рассказать ей о том, что именно предательство Аллегры заставило меня почувствовать, но я не могу рассказать ей о том, насколько это было опустошающе. Я не могу рассказать ей о том, как эта женщина могла настолько свести меня с ума, что я едва мог ходить прямо. И я не могу сказать ей, что иногда все еще вижу ее в своей голове.

— Она может быть злющей и все такое, но... Мерлинов призрак, вот это тело.

Гарри на мгновение остановился, засунув руки в карманы.

— Как будто мало того, что она злая, как будто мало того, что она причиняет боль людям, которых я люблю. Хуже всего то, что ...

— Ты все еще хочешь ее. На каком-то...животном уровне, который не можешь контролировать.

Гарри зашаркал ногами.

— Да, пожалуй, так. Я не хочу ее, но ...

— Твой Джонсон хочет.

Гарри хохотнул.

— Мне интересно, понимают ли женщины, насколько это странно порой для мужчин. Непросто жить с чем-то прикрепленным к твоему телу и едва ли его контролировать. Или не контролировать вообще.

— Было бы проще, если бы он был ... ну знаешь, съёмным.

Гарри взорвался хохотом.

— Съемным?

— Конечно. Можно снять его, когда он доставляет неудобства, нацепить на поводок и вести за собой. Затем, когда настанет для него подходящее время, просто надеть обратно.

Гарри продолжил их путь, все еще сотрясаясь от смеха и толкая Рона локтем.

— Это сильно, конечно. Особенно учитывая, что ты это сказал.

— Почему это? — возмутился Рон, но с глупой ухмылкой на лице.

— Человек, который годами жил один в квартире? Да ты, наверное, установил мировой рекорд по онанизму.

— О, как мило! Мне нравится! Прекрасное сравнение от человека, который год кувыркался со своим злейшим врагом.

— Слушай, а есть ли какой-нибудь закон, возвращающий девственность, если воздерживаться годами?

— Мы можем сколько угодно тут обмениваться колкостями, но у меня в рукаве козырь на все времена.

— И какой же?

— Ты спал с моей сестрой. По всем неписаным правилам мужчин я должен был тебе за это врезать. Я этого не сделал. Так что вот.

Гарри кивнул, обдумывая его слова.

— Очень интересное замечание.

— А еще ты увел мою подружку.

Гарри прочистил горло.

— Боюсь, что в этом вопросе мне нечего сказать в свою защиту. Отдаюсь на милость суда.

— Мудак.

— Дрочер.

Их смех улетучился, оставив упругую тишину, единственным звуком в которой были их шаги по тропинке, засыпанной листьями. Внезапно раздалось какое-то беспечное фырканье.

— Я, э ... похоже, что-то в глаза попало.

— Чертова аллергия снова разыгралась?

— У тебя есть платок?

 

* * *

 

Когда Гермиона вернулась домой с работы, уйдя настолько рано, насколько это было возможно, чтобы не слишком смахивать на бездельника. Она застала Гарри и Рона в гостиной, наблюдающими за Призрачными Кристаллами с их выпуска из Хогвартса. Остальные кристаллы валялись разбросанными вокруг талисмана поиска. Она узнала некоторых из них ... там был выпускной в Стоунхендже, вечеринка по случаю 21-го дня рождения Гарри, поездка, которую они совершили много лет назад во Францию с Уизли. Гарри указывал на людей Рону и кратко рассказывал, чем занимаются их одноклассники. Когда она вошла, Гарри приостановил воспроизведение и улыбнулся ей.

Это был долгий день, полный бумаг и невнятных поручений, и она чувствовала себя очень уставшей. Она ничего не хотела, кроме как подойти прямо к Гарри и плюхнуться к нему на колени, чтобы приятно и долго обниматься, но сдержалась и вместо этого села рядом с Роном, поцеловав его в щеку.

— Чего делаете, ребята? — спросила она.

— Что ж, я должен признать, — ответил ей Рон, — что ничего хорошего.

— Я так и думала.

— Выглядишь уставшей, — сказал Гарри. Она встретилась с ним взглядом и подумала, что он также хочет провалиться в ее объятия, как и она сама.

— Я в порядке. Странный был день на самом деле.

— Почему?

— Ну, меня вызвали для опознания и исследования трупа, который нашли недалеко от одного из исследовательских центров ПиР ... Проникновения и Рекогносцировки, подразделение Люпина, — добавила она для Рона.

— Трупа? — спросил Гарри, нахмурившись.

— Да. Мужчина средних лет, без документов. Его нашли в лесу рядом с местом преступления, и никто не может определить, как он туда попал и почему он там оказался. Нам не удалось даже выяснить, как его зовут.

Рон подался вперед, явно заинтересованный.

— А если использовать эту... как там ее... вещь, которой вы проверяли лже-меня?

— Оракул? Я пробовала, но мне сказали, что он сейчас недоступен, — когда она это сказала, на лице Гарри промелькнуло наистраннейшее выражение, и Гермиона сразу поняла, чья была заслуга в том, что она не смогла воспользоваться сегодня Оракулом. Она решила отложить этот вопрос. — При себе у него было только это, — сказала она, протягивая им копию небольшого клочка бумаги. — Мы нашли это в кармане его рубашки.

Рон протянул руку и взял у нее листок. На левой стороне бумаги столбиком были написаны буквы Q, D, N и P, затем пробел, и числа 1 и 5. Рядом с каждой записью были указаны непоследовательные числа в диапазоне от 5500 до 38.

— Пока что никто не знает, что это значит, но похоже на какое-то сокращение или код, правда не уверена, даст ли нам что-то эта информация.

Рон откашлялся.

— Имеешь в виду, помимо того, что ваш таинственный незнакомец был американцем, магглом и работал в розничном магазине с выручкой от сорока до пятидесяти тысяч долларов в день?

Гермиона удивленно моргнула. Она взглянула на Гарри, который смотрел на Рона с таким же ошеломленным выражением.

— Как ... что ... откуда ты все это узнал?

— Здесь написано, — Рон провел пальцами по столбцу букв и цифр слева. — Видите? Q D N P ... четвертаки, десятицентовики, пятаки и пенни. Затем единицы и пятерки. Это американская маггловская валюта, я не удивлен, что вы ее не узнали. Этот человек считал сдачу в сейфе, делая пометки для себя. Числа, написанные там, представляют собой суммы в долларах, находящихся в сейфе. Видите, число четвертей кратно десяти? Четвертаки идут в стопках по 10 долларов, десять центов — в стопках по 5 долларов и так далее, как пачки по пятьдесят галеонов. Это не обязательно должен быть розничный магазин, но это самое вероятное предположение ... слишком много для ресторана, слишком мало для банка. Что касается продаж, ну ... довольно большая сумма наличных, больше восьми тысяч долларов. Сумма сдачи, которую магазин держит под рукой, зависит от его ежедневных продаж. Чем они больше, тем больше резервов под сдачу требуется. Цифра от сорока до пятидесяти тысяч — это просто обоснованное предположение, — Рон посмотрел на их лица. — Э-э ... Я прочитал несколько книг по управлению розничной торговлей. Даже исследование написал.

Гарри взял бумагу из рук Рона, изучая ее.

— Мерлин, Рон. Я бы ни за что не догадался, что это значит!

— Конечно, догадался бы. Или кто-нибудь еще. Возможно, не сразу, но догадались бы.

— Я впечатлен.

— И я! — воскликнула Гермиона, все еще таращась на Рона.

— Ты никогда не рассматривал работу в разведке? — смеясь, спросил Гарри.

Рон поднял руки.

— О, нет. Нет, нет, нет, ты этого не сделаешь. Ты не втянешь меня в свою полную опасностей и интриг жизнь. Нет, спасибо, оставляю шпионские игры профессионалам.

— Может, мы смогли бы привлекать тебя в качестве консультанта...

— Готов предоставлять справочные услуги в обмен на проживание и еду, — ухмыльнулся Рон. — Я же не могу вечно валяться тут и жить за ваш счет, правда?

Гарри наклонился вперед и положил руку на плечо Рона.

— Но ... у тебя это так хорошо получается!

Ближе к вечеру в дом вновь стали подтягиваться всевозможные Уизли. Гермиона ушла на время, сказав, что ей нужно встретить кого-то с работы.

К облегчению Рона, Джинни приехала одна.

— Спасибо тебе, что был с Драко таким любезным вчера, — тихо сказала она, сжимая его в объятиях. — Знаю, для тебя это было непросто.

Ты даже не представляешь, подумал Рон, обнимая ее в ответ.

— Все в порядке, Джин. Раз ты счастлива, я счастлив.

Она улыбнулась.

— Очень, — она поцеловала его в щеку и проследовала на кухню. Рон задержался в фойе, глядя на плакат, где он был запечатлен с Гарри и Гермионой, все еще висевший там, где Лаура оставила его в честь возвращения Рона.

Входная дверь снова открылась, и вошла Гермиона, но она была не одна. Рон изумленно уставился на ее спутника. Кем бы он ни был, он был явно не из тех, кого Рон ожидал увидеть среди своих новых и старых знакомых. Этот мужчина был высоким и худощавым, с готической бледной кожей. Его волосы были окрашены в привлекательный неоново-розовый цвет и закручены в смертоносные шипы по всей голове. Похоже, он пользовался черным карандашом для глаз, а его лицо было усыпано пирсингом, по крайней мере, в полдюжине мест. Одно из его предплечий было покрыто красочной кружащейся абстрактной татуировкой, запястье другой руки обведено чернильным витком в виде колючей проволоки. На нем были черные джинсы и удивительно обычная синяя рубашка-поло. Они с Гермионой улыбались и выглядели как друзья. Она взяла у него плащ, чтобы повесить, заметив при этом Рона.

— О, Рон! Я рада, что ты здесь, — она подвела незнакомца к нему.

Друг Гермионы посмотрел на него сверху вниз, приподняв бровь и положив руки на бедра.

— Так так, вот и тот самый парень, — сказал он с таким густым кокницким акцентом, что он казался даже слегка фальшивым.

Рон не до конца понимал, что ему думать об этом персонаже, поэтому прибег к старой доброй традиции западного мужского приветствия и протянул свою руку.

— Э-э, привет. Я Рон Уизли.

Мужчина энергично пожал ее.

— Чертовски приятно познакомиться. Я Наполеон Джонс. Думаю, это тебе я обязан пулей между ребер!

Желудок Рона немного сжался. Это был друг Гарри и Гермионы, которого подстрелили во время операции по его спасению. Для него сразу стали очевидны две вещи: во-первых, этот человек не питал к нему неприязни из-за своей травмы, и во-вторых, Гермиона им очень дорожила. Помня об этом, Рон подавил чувство вины и усмехнулся.

— Ой, привыкай, — пошутил он. — Для чего ж я еще живу, если не доставлять неприятности другим?

— Подтверждаю, — хохотнула Гермиона, широко улыбаясь.

— Надеюсь, тебе хотя бы положены всякие почести за то, что ты был ранен при исполнении служебных обязанностей, — сказал Рон.

Наполеон пожал плечами.

— Ой, даже не сомневаюсь. Мне, наверное, присудят Орден таких-то сяких-то или медаль имени Джеймса «007» Бонда за «Выдающуюся Доблесть» или бог знает что еще. Я бы, вообще-то, предпочел памятный сувенир в виде рюмашки, раз уж им все равно, что дарить ... ну ладно, в сторону шутки. Я просто смотрю на этот шрам как на еще один в своей коллекции.

Рон рассмеялся. Кажется, мне уже нравится этот парень, — подумал он.

— Ты выглядишь отвратительно бодрым для того, кому недавно изрешетили грудь.

— Чудеса колдомедицины, мой дорогой. Ты можешь висеть на волосок от смерти, а через несколько дней уже весело скачешь через маргаритки в альпийских лугах ... хотя я бы солгал, если бы ответил, что уже чувствую себя как новенький.

— Помни, Сакеш сказал, что на восстановление потребуется какое-то время, — обратилась к нему Гермиона.

Наполеон улыбнулся ей.

— Женщины. Им так нравится со мной возиться. Моя бывшая жена специально приехала в город, чтобы приглядывать за моим выздоровлением.

— Ого! Она к нам присоединится? — спросил Рон.

— Неа, она уехала сегодня утром. Пришлось вернуться на работу. Как бы я ее ни обожал, не могу сказать, что расстроился из-за ее отъезда. У меня уже почти крыша поехала, — Наполеон хлопнул Рона по плечу с такой силой, что тот потерял равновесие. — Моя святая тетя! Лихой, забавный и покойный Монсеньор Уизли. Это ж как будто встретить принца Уильяма! — он схватил Рона за руку и потащил его из холла на кухню. — Пошли, великан. Мы с тобой будем на обложке сборника «Выползшие из могилы», и я знаю, где у Джорджа тайник с корнуэлльским огневиски Адмирала Борегара (генерал армии Конфедерации США времен Гражданской войны — прим. пер.). На ней выгравированы наши имена, — совершенно ошеломленный Рон позволил тащить себя, смех Гермионы следовал за ними из холла.

После еще одного семейного ужина (на этот раз меньшего размера, по крайней мере, его можно было подать на кухне) Гермиона поднялась в свою комнату, чтобы ответить на какое-то письмо, прилетевшее с совой. Проходя через просторную галерею на обратном пути к лестнице, она почувствовала, как чьи-то руки внезапно схватили ее сзади. Она вскрикнула от неожиданности, когда ее прижали к чьей-то груди и ощутила прикосновение теплых губ к своей шее.

— О, Джордж, не надо, — пробормотала она с ухмылкой. — Гарри же дома!

— Ха-ха, — прогрохотал позади нее Гарри, разворачивая ее в своих объятиях. Она с энтузиазмом ответила на его поцелуи, не имея возможности даже поцеловать его в щеку этим вечером. Гермиона скользнула руками под его свитер, чувствуя тепло его кожи через футболку. Она могла видеть, как он улыбается в полумраке галереи.

— Долгий был день, — сказал он тем низким, хриплым голосом, который часто использовал, когда они оставались наедине; тем голосом, который проходил прямо сквозь нее.

— Очень долгий, — согласилась она, прижимаясь головой к его плечу и довольно вздыхая. — Я так скучала по тебе сегодня на работе.

— Ооу, это все потому что я разрешал тебе доедать свое мороженое за ланчем.

— Да ну тебя, — она поцеловала его шею сбоку, позволяя своим губам задержаться там. — А может, я просто надеялась на еще один перепихончик.

— Хмм. Об этом я не подумал.

— Лжец.

— Мне казалось, офисные перепихоны предназначены только для людей, занимающихся незаконными делишками.

— Это слишком неприлично для такой милой, уважаемой и благочестивой пары как мы?

— Скорее всего, — ответил он. Гермиона слышала улыбку в его голосе, хотя и не видела его лица.

— А я вот так не думаю. Даже милые и уважаемые пары могут иногда превращаться в похотливых мерзавцев.

Гарри хохотнул.

— Я оскорблен, доктор Грейнджер. Вот кто я для вас значит? Сексуальный объект?

Она отстранилась, чтобы посмотреть на него, прежнее легкомыслие моментально испарилось.

— Нет, Гарри. Это всего лишь один пункт в очень длинном списке того, что ты для меня значишь.

Он притянул ее к себе и снова поцеловал. Гермиона встала на носочки и поцеловала его в ответ, оба со стоном выдохнули, растворяясь в объятиях друг друга. Она позволила своим мыслям плыть в голове свободно и беззаботно, пока они стояли там, в тени, и в них не было ничего, кроме него. Его руки обнимали ее, скользя по нежной коже на спине под рубашкой и опускаясь ниже, чтобы обхватить ее ягодицы. Его рот накрывал ее, одновременно такой требовательный и такой уступчивый. Тело Гарри плотно прижималось к ней, его форма была настолько знакомой, что она точно знала, как и где ее собственное должно соответствовать ему в каждой точке. В такие моменты она иногда думала о ходе его мыслей. Был ли его разум точно также занят ей, как ее собственный — им? Он забывал обо всем, кроме нее, когда сжимал ее в своих руках? Неужели весь остальной мир растворялся в небытии, когда она была в его объятиях? Ей хотелось бы знать, но она не понимала, как сформулировать этот вопрос так, чтобы он не прозвучал глупо.

Может мне и не нужно спрашивать, — подумала она, ее пальцы путались в его мягких волосах, пока он целовал ее в шею. Может, я и так знаю.

Гарри схватил ее за руки и потащил из угла к арке, ведущей в Чертог, каким-то образом добившись этого, не отрывая своих губ от ее. Гермиона хотела последовать за ним ... на самом деле, она хотела даже кинуться со всех ног туда наперегонки... но не сейчас. Она остановилась и отстранилась от него.

— Не сейчас, милый. Не когда здесь ... все, — было настолько очевидно, что под «всеми» она имела в виду «Рона».

Гарри немного осунулся, но кивнул.

— Ты права. Мы невнимательные хозяева.

— Это меньшая из наших проблем. Хозяюшки Джастина хватит на весь дом.

— И то верно.

Она посмотрела мимо него на пустую лестницу.

— Где Рон?

— На веранде с Джонсом.

— Боже правый, чем они там занимаются?

— Я думаю, они там «лечатся», как, несомненно, сказал бы Наполеон.

Она усмехнулась.

— Подумать только, а мы боялись, что эти двое будут ненавидеть друг друга.

— Я с содроганием представляю истории, которые Джонс рассказывает ему о нас.

— Ой, ну что ты за зануда занудная. Он будет рад услышать какие-нибудь истории не только от нас. Если они с Наполеоном подружатся, что ж, я скажу «ура».

— Не скажешь, когда Рон придет утром с ужасным похмельем. Бедный парень явно же слишком восприимчив к алкоголю, если только в его тюремной квартире не было мини-бара.

— Да брось. Джордж знает обо всех известных противопохмельных зельях, и даже, пожалуй, о неизвестных тоже.

Гарри улыбнулся.

— Это правда, — он задумался на мгновение. — Что ж... тогда я наверное заскочу повидать Сириуса.

Она нахмурилась.

— Зачем?

Он посмотрел на нее.

— Ты знаешь, зачем.

После минутного колебания она отвернулась.

— Ах. Это.

— Да. Я откладывал этот разговор три дня. Просто не знаю, что сказать.

— Сказать, как есть — всегда лучший вариант.

— Всегда? Типа «Сириус, ты же не возражаешь, если не будешь моим шафером? Без обид, просто появился кое-кто получше». Меня аж передергивает, даже когда я говорю это в шутку.

— Я уверена, он поймет, хотя я бы не рекомендовала использовать именно такие слова. А Рона ты уже спросил?

— Нет. Сначала хотел понять, как все пройдет с Сириусом.

— Ты же на самом деле не думаешь, что Сириус разозлится?

— Нет, но это может его задеть.

— Просто дай ему понять, что мы все еще очень хотим, чтобы он был там рядом с нами.

— Конечно, я постараюсь. Просто в несколько ином качестве.

Гермиона кивнула.

— Гарри... я тут подумала.

Он коснулся ее щеки.

— О чем, дорогая?

— Ты хочешь, чтобы Рон был твоим шафером, что ж... это здорово для тебя, но а как же я? Я хочу, чтобы он был причастен и с моей стороны.

— Конечно, хочешь, но мы же не можем перетягивать его из стороны в сторону.

— У меня была другая мысль, — она вздохнула. — Я хотела попросить его провести меня к алтарю.

Гарри моргнул, выглядя несколько озадаченным.

— Но.. а как же твой отец?

Она пожала плечами.

— Нет же такого правила, что только один мужчина может вести меня туда? Почему они оба не могут? У меня две руки, — он все еще таращился на нее. Гермиона отвела взгляд и заерзала.

— Если ты, конечно, не думаешь, что это... ммм, немного странно...

— Думаю, это было бы чудесно, — улыбаясь, ответил Гарри.

Она немного расслабилась.

— Ох. Хорошо. Я боялась, вдруг это неуместно, или что-то в этом роде.

— Если это то, чего ты хочешь, тогда уместно.

— В таком случае, я хочу, чтобы на церемонии на тебе был один только бант из красной шелковой ленты.

— Тебе нравится заставлять меня брать свои слова назад, да?

— Я просто считаю несправедливым лишать всех наших друзей и семью прекрасного вида на лучшую задницу во всей Англии, — пошутила она, хлопнув по указанной части его анатомии, когда он проходил мимо нее, спускаясь по лестнице.

Гарри покачал головой.

— Иногда я так скучаю по той чопорной и приличной школьнице, с которой дружил когда-то.

Она схватила его за галстук, останавливая на нескольких ступенях ниже себя.

— О нет, не скучаешь.

— Ты права, совсем не скучаю. Мне нравится ее взрослая версия, — он снова поцеловал ее.

— Иди к Сириусу, — сказала она, отпуская его галстук. — И эй... когда вернешься...

— Да?

Она сделала несколько шагов вниз до его уровня, взяла его за руку и положила ее себе на грудь.

— Мы продолжим с того места, где остановились.

Он улыбнулся опасной полуулыбкой, затем наклонился к ее лицу, оставляя свою руку там, куда она ее положила.

— О, детка, — поддразнивающе пропел он своим фальшивым басом в стиле «Барри Уайта», как он сам его называл, а Гермиона в частном порядке считала это голосом «Заядлого курильщика». Она шлепнула его по затылку.

— Иди уже, ты, сексуальная штучка.

Он стал спускаться вниз, перескакивая через несколько ступенек, а затем ухмыляясь резко перепрыгнул через перила и поплыл по ним в холл — трюк, от которого у нее всегда немного перехватывало дыхание, хотя она чертовски хорошо знала, что гравитация не представляет для него такой же опасности, как для нее и для остальных жалких смертных. Она услышала, как Гарри попрощался с Роном и Наполеоном, а потом и с остальными, и через мгновение входная дверь уже захлопнулась за ним. Она спустилась по лестнице более традиционным образом, качая головой.

В фойе Гермиона обнаружила Лауру.

— А где Рон и Наполеон?

Лаура закатила глаза.

— Ты имеешь в виду Чук и Гек? Иди на пьяное пение, — она кивнула в сторону кухни, поскольку ее руки были полны скатертей и салфеток, которые она явно собиралась отнести в стирку.

Гермиона прошла через кухню, встав как вкопанная, когда услышала это самое «пьяное пение». Они не могли быть слишком пьяными, да и она узнала песню: это была «Eve of Destruction». Два мелодичных голоса пели не слишком мелодично, но с несомненным энтузиазмом.

— Так что не говори МНЕЕЕЕЕЕ снова и снова и снова и снова и снова...

— Чет многовато «снова», старина.

— А, плевать! И все вместе! Снова и снова, мой друг... эй, Гермиона! — оба смотрели, как она подошла к тому месту на веранде, где певцы сидели бок о бок на деревянных шезлонгах. Они ухмыльнулись улыбками счастливейших людей, вступивших в большой флот Адмирала Борегара.

— Как у вас двоих тут дела? — спросила Гермиона. Рон размахивал перед собой рюмкой, словно отдавая честь невидимой публике. Наполеон держал бутылку между ног, а его собственная рюмка надежно располагалась между шипами в его розовых волосах.

— Осмелюсь сказать, что мы немного ... пьяны! — заявил Наполеон. Они оба рассмеялись над этим фактом. Все смешно, когда ты пьян, — подумала Гермиона.

— Отличная работа, Джонс, — упрекнула она его. — Мой бедный друг вышел из тюрьмы пару дней назад, он знает тебя всего три часа, а ты уже начал оказывать на него дурное влияние.

— Эт мой священный долг, лапуля! Бедняга настолько чист и целомудрен, прям как цветущий бенедиктинский монах! Эт' был вопрос чести: напиться самому, напоить его и мм... ВОЛЬНО!

Рон взмахнул рукой, и Адмирал влетел прямо ему в руку.

— Я выпью за это!

— Давайте все выпьем за это! — они опрокинули еще по рюмке. Гермиона хотела выразить неодобрение, но не смогла. Если кто и заслуживал немного безумия в жизни, так это Рон, и она не могла представить себе более подходящего гида в Безумный Мир, чем Наполеон. Они с Гарри не особо разбирались в сумасшедших кутежах и полоумных выходках. Наполеон попытался налить еще по одному шоту, но к своему ужасу обнаружил, что Адмирал ушел в самоволку. Он поднял пустую бутылку. — Ой, вот же ж херня! Нет больше Адмирала. Гребаный дезертир, его надо пристрелить.

Рон взглянул на Гермиону затуманенным взглядом.

— Гермиона, похоже, у нас кончилась выпивка. А я еще хотел поговорить с этим парнем ... как бишь там его?

— Наполеон, дорогой.

— Точно. Можно мы больше не буим пьяными? Не взражаеш?

Она улыбнулась.

— Погодите минутку. Я сейчас вернусь, сидите здесь, — она вернулась на кухню, где Джордж энергично оттирал следы от пригорания на своей любимой кастрюльке.

— Концерт окончен? — спросил он, не отрываясь от кастрюли.

— Думаю, да.

— Хорошо. Мы как будто оказались на Вудстоке. Три дня пьянства, любви и фальшивого пения.

— У тебя не осталось апохмелина Сардоффа?

— Вроде был где-то в холодильнике. Посмотри за соевым соусом. Я приготовил пару порций после последней игры Чоу, срок годности, по-моему, еще не вышел. Если кончился, в корзине для специй точно еще есть порошок.

Гермиона открыла холодильник и стала рыться среди бутылок и склянок, пока не нашла то, что искала: прозрачную зеленую фляжку, полную сингулярного дезинфицирующего средства Сардоффа, безошибочно узнаваемого по белому цвету и пенистой консистенции. Она вынула бутылку и забрала рюмки Рона и Наполеона, наполнив оба стакана Сардоффом ... для полной эффективности зелье нужно было смешать с несколькими каплями того, что вы пили. Она покрутила стаканы, размешивая зелье, и отнесла их хмельным обитателям шезлонгов.

— Вот так. Выпейте все, сейчас же, — они откинули рюмки, поморщившись. Сардофф, возможно, и был божественным благословением для тусовщиков всего мира, но это не означало, что он отличался приятным вкусом. Гермиона поймала рюмки, выпавшие из их пальцев, и две головы почти синхронно откинулись на шезлонги. Через минуту они проснутся совершенно трезвыми.

Джорджа уже не было, когда она вернулась на кухню, его кастрюля сушилась на полке. Она ополоснула рюмки и поднялась наверх, в свой кабинет, улыбнувшись, когда проходила мимо укромного уголка, где совсем недавно ее так приятно подстерегал Гарри.

На своем столе Гермиона нашла конверт, на лицевой стороне которого было написано ее имя. Так вот что он делал, таясь в галерее, — подумала Гермиона, открывая конверт одним большим пальцем и вытаскивая оставленное внутри письмо.

Гермиона, говорилось в нем.

Странно писать тебе письмо, когда ты там внизу. Думаю, «странный» — вообще то самое слово, которое лучше всего описывает всю прошедшую неделю. Прямо сейчас все так по-другому и запутанно, и я просто хочу еще крепче держаться за то единственное, от чего я зависим больше всего ... за тебя.

Я все время думаю об этом Омуте памяти, с которого начались наши потрясения. Тогда я несколько дней бесконечно спорил сам с собой о том, стоит ли отдать его тебе. Я почти отказался от этой идеи и что, если бы я все же так и сделал? Рон бы все еще сидел в своей тюрьме. Он никогда не стал бы свободным снова. Кажется неправильным, что такие огромные последствия могут быть у такого небольшого решения. Но дело не только в этом. Подумай о цепочке тех событий, которые должны были произойти, чтобы привести нас сюда. Что, если бы Рона не ударили этим бладжером? Что, если бы он не опоздал на занятия и позволил мадам Помфри залечить ему синяк? Что, если бы вас с ним в тот день не охватило желание? Что, если бы я дал тебе Омут Памяти, но ты никогда не посмотрела бы в него или не заметила этого синяка?

Если уж на то пошло ... что, если бы я прибыл на платформу 9 3/4 двумя минутами позже и никогда не встретил бы Рона при тех обстоятельствах, как это в итоге произошло? Что, если бы Невилл умел держать Тревора под присмотром, и я никогда бы не познакомился с тобой так, как тогда? Я мог бы стать лучшим другом Малфоя, я мог бы провести свои дни в Хогвартсе слизеринцем.

Прости, что-то меня занесло. Сегодня вечером меня внезапно поразило ... не знаю. Как же все в этом мире хрупко. Как тонки веревки, связывающие все вместе. Потяни за одну из них, и развалится весь узор. Меня это беспокоит, потому что я ненавижу думать, как легко я мог упустить то, что сейчас есть у нас с тобой. Мы можем говорить о том, что это судьба, о том, что мы созданы друг для друга. Это романтическая идея, но она далека от реальности. Мы все блуждаем по жизни, случайно натыкаясь на людей, на одного за другим. Некоторые отскакивают сразу, а другие прилипают ... но почему? Почему мы втроем прилипли, если с таким же успехом могли бы отскочить?

Меня пугает не то, что я не могу представить жизнь без тебя, а то, что я могу. Я могу представить себе сто жизней, которые у меня могли бы быть, и все они столь же вероятны, как и та, которую я прожил. Эти жизни, в которых я никогда не встречал тебя, никогда не любил тебя. Я могу представить, как все эти другие Гарри занимаются своими делами на той работе, на которой они оказались, с другими друзьями, которые у него есть. Они, вероятно, думают, что счастливы, но это только потому, что они не знают ничего лучшего; они не знают, чего лишены.

Не знаю, прав ли я, но все эти странные экзистенциальные мысли заставляют меня чувствовать себя чертовски удачливым, что все события в моей жизни произошли именно так. Может быть, как раз это и называется «сказочная жизнь». Для меня это значит, что я здесь, я вернул в свою жизнь Рона и я собираюсь жениться на тебе.

Ты, наверное, не так представляла себе любовное письмо, да? Хочешь верь, хочешь нет, но я действительно собирался написать его тебе. Теперь я смотрю на него и вижу, что все время просто болтал о своей тупой сущности. Видимо, не моя это сильная сторона. И я лучше все скажу тебе лично, по крайней мере, я на это надеюсь! Что ж ... Сегодня вечером я собираюсь пойти к Сириусу, а когда вернусь, обязательно придумаю слова получше, обещаю. Так что пока я просто скажу самое простое: я люблю тебя, Гермиона. Всем, что у меня есть, и всем, чем я когда-либо буду, каждую минуту каждого дня. И если бы я мог любить тебя больше, чем сейчас, я бы любил.

Гарри

Гермиона сложила письмо и положила обратно в конверт, стараясь не позволить слезам залить его.

 

* * *

 

— Дядя Гарри! — завопила Шарлотта, путаясь в ногах Сириуса, и подбегая к двери, чтобы обнять его. Гарри подхватил ее и поцеловал в щеку. — Яна стошнило на моего мягкого бегемотика! — объявила она. Гарри рассмеялся. Никто не сможет познакомить вас с последними новостями так четко и безапелляционно как пятилетний ребенок.

— Иуу, гадость, — сказал он, корча лицо. — Надеюсь, ты не возьмешь бегемотика с собой в кровать.

— О, он в порядке. Мамочка его почистила. И его зовут Фиби!

— Фиби — это имя для девочки.

— Папочка говорит, для мальчика оно тоже подходит. Мне нравится Фиби!

— Ладно, ладно, спокойно! Фиби — прекрасное имя!

Сириус пришел ему на помощь.

— Шарли, почему бы тебе не пойти в свою комнату и не почитать сказку на ночь, а?

— Сколько? — спросила Шарлотта, когда Гарри опустил ее на пол.

— Ну, так как ты сегодня была хорошей девочкой и делилась своими игрушками, можешь взять три.

— Урааа! — воскликнула Шарлотта. — А тетя Мина может мне их почитать? — она выжидающе огляделась, предполагая, что Гермиона пришла в гости вместе с Гарри, как обычно.

— Тетя Мина сегодня не придет, милая, — сказал Гарри. Ее лицо поразило трагическое разочарование. — Если хочешь, я тебе почитаю.

Шарлотта просияла.

— Давай! Но ... ты не делаешь голоса, дядя Гарри, — она ахнула, вспомнив кое-что еще. — А ты заставишь картинки разговаривать, как в прошлый раз?

— Конечно.

— Урааа! — снова закричала она, взбегая по лестнице в свою комнату. Как такие маленькие ножки могут создавать шум будто от ракеты? — подумал Гарри.

Сириус пригласил его в гостиную.

— Они вернется минимум через час. Шарлотта не просто выбирает сказки для нас, она сначала читает их сама. Детская логика.

Корделия сидела за обеденным столом с какой-то работой, ее портфель стоял у ее ног. Ян играл на полу с несколькими зачарованными кубиками, которые меняли цвет в зависимости от того, как их сложить. Она подняла глаза с выражением «я-счастлива-но-очень-устала», которое они с Сириусом носили большую часть времени; выражение, привычное для родителей маленьких детей. Когда-нибудь с таким буду и я, — подумал Гарри. Надеюсь.

— Привет, Гарри, — кивнула Корделия. — Налить тебе что-нибудь?

— Нет, спасибо. Я пришел кое о чем поговорить Сириусом, — он откашлялся, садясь на диван в гостиной. Гарри заметил, как Блэки переглянулись, и подумал, не ожидали ли они этот визит.

Гарри бесцельно рассматривал комнату, откладывая причину своего появления.

— Вы обои переклеили?

— На прошлой неделе.

— Красиво.

— По-моему, такие же как и были, но Корделия настаивает, что это совсем другой цвет.

— Я вижу разницу. Эти вроде немного темнее.

— Возможно, — Сириус перехватил инициативу прямо перед тем, как Гарри собирался сформулировать свою следующую светскую реплику.

— Гарри, я рад, что ты пришел, я тоже хотел с тобой поговорить.

— Оу? — спросил Гарри, поднимая брови.

— Да, насчет свадьбы. Мы с Корделией подумали и, ну ...ты не обижайся, пожалуйста. Но ты бы сильно расстроился, если бы я ушел с поста твоего шафера?

Гарри моргнул.

— Ушел?

— Да. Я знаю, что уведомляю тебя об этом в столь короткие сроки и все такое, но в следующие несколько недель я буду очень занят на работе и в школе, и у меня просто не хватит времени на полноценную подготовку. Это было бы несправедливо по отношению к тебе и Гермионе, и я не хочу лишать тебя последней грандиозной холостяцкой вечеринки.

— Я ничего и не ожидал.

— Ну а я да. Просто мне кажется, что я был бы лучше в роли ... наблюдателя. Отец жениха и все такое, — он улыбнулся. — И если я не слишком ошибаюсь, более достойный кандидат как раз объявился.

Гарри вздохнул. Конечно, они ожидали его визит, возможно даже с того самого момента, когда Рон вернулся. Он криво улыбнулся крестному.

— Ты ведь знал, о чем я пришел поговорить, да?

— О чем же? — спросил Сириус, выгибая бровь.

— Это дискуссионный вопрос и ты чертовски хорошо понял, о чем я, — они оба тихо засмеялись. — Спасибо, — сказал Гарри.

— Это единственный правильный вариант, Гарри. Так и должно быть.

— Но вообще-то у меня есть к тебе еще один вопрос.

— Какой?

— Если ты не будешь моим шафером, мы хотели бы попросить тебя кое о чем другом.

— Выкладывай.

Гарри встретился с ним взглядом.

— Ты будешь вести церемонию?

Какое-то время Сириус ничего не говорил.

— О, Гарри. Я... даже не знаю, что сказать.

— Скажи, что будешь.

— Я думал, Арго...

— Мы хотим, чтобы это сделал ты. Если ты не против.

— Я никогда не делал этого раньше. Не вел свадебных церемоний, знаешь ли.

— Но ты же можешь. Как Заместитель Канцлера ты обладаешь такими полномочиями, так ведь?

— Ну, да, но... Мерлин, никто меня об этом никогда не просил.

— Я прошу. Тогда все будет действительно идеально, Сириус. Рон будет стоять там рядом со мной, пока ты будешь произносить слова, которые сделают меня ее мужем. Это все, чего я когда-либо хотел в своей жизни.

Сириус кивнул, сглатывая ком в горле.

— Ну тогда как я могу сказать нет?

Гарри улыбнулся.

— Отлично, — он встал, протягивая руку Сириусу, а затем наклонился и обнял его. — Спасибо.

Сириус обнял его в ответ.

— Спасибо тебе, Гарри.

 

* * *

 

Рон взглянул на ослепительно красный закат и удовлетворенно вздохнул.

— Я чувствую себя просто потрясающе. Кто этот гений Сардофф и когда он изобрел свое чудесное средство?

— О, один финский зельевар. Взорвал рынок где-то лет пять назад.

— Он, наверное, галлионер сейчас.

— Ага, вертит Гринготтс как хочет, — какое-то время они с Наполеоном сидели в тишине. — Так каково это вернуться? Странно?

— Не так странно, как я думал. Те годы, которые меня не было, уже начинают казаться слегка туманными, как будто их и не было.

— Что думаешь о своих друзьях? Они такие, как ты себе представлял?

— Я не уверен в том, что я представлял.

— Не на*бывай меня давай. Ну так что?

— И не собирался, — Рон ухмыльнулся, обменявшись косым взглядом с этим странным человеком, этой панк-принцессой, с которым он чувствовал себя до странного непринужденно. — Гермиона такая ... взрослая. Уверенная, намного более спокойная, чем была раньше.

— А что насчет Гарри?

— Гарри просто... ну... Гарри. Не думаю, что он сильно изменился. Если только... — он колебался.

— Только что?

Рон выдохнул сквозь зубы и сдался.

— Он практически безупречен. Когда это случилось?

Наполеон безумно хмыкнул.

— Я обязательно расскажу ему, что ты это сказал! — он быстро протрезвел и наклонился, чтобы взглянуть на Рона. — Так ты в ту сторону качнулся, старик? Если да, я просто обязан познакомить тебя с одним моим другом-доктором, он абсолютно ...

Рон засмеялся.

— Никуда я не качнулся. По крайней мере, я так думаю. Не то чтобы у меня была возможность проверить.

— Назови-ка пять фильмов, в которых Брэд Питт снимает рубашку.

— Эм, ладно. Дай подумать. Ммм, он половину «Бойцовского клуба» ходил без рубашки. Потом был... эммм...

Наполеон издал звуковой сигнал, очевидно обозначающий, что его время истекло.

— Пардоньте, ваше время вышло. Ты натурал. Подумай об этом на досуге.

— Так и быть. Но, честно говоря, не нужно быть геем, чтобы иметь глаза ... это я про Гарри. Но он-то сам так не думает, так что можно заявлять о его безупречности только по тому, как он себя ведет.

— Я знаю.

— А еще с этой славой, ну... женщины должно быть...

— О, еще как. Но он как будто не видит. Он чертовски невнимателен к таким вещам, — минутная пауза. — В любом случае, глаз он положил только и исключительно на нее.

— Рыбак рыбака, как говорится.

Наполеон взглянул на него и обреченно вздохнул.

— Ага, они говорили, что ты сообразительный.

— И как долго?

— Как будто вечность. Где-то год уже, на самом деле почти столько же, сколько я ее знаю. Но с этим покончено, — тишина. — Ладно, не покончено, но я... смирился с этим. Мне пришлось, нелегко вляпаться в такую историю с женщиной босса.

Рон моргнул.

— Гарри твой босс?

Наполеон уставился на него.

— Ну да. А ты что, не знал?

— Нет! Они просто сказали, что ты друг, который помог им спасти меня!

— Оу. Ну да, он мой босс. Я у Гарри.. мм, правая рука, с позволения сказать. Заместитель главы КиТО.

— Чтоб меня. Вот же адский котел. Но ты выглядишь с ним вполне дружелюбным.

— Я всегда дружил с ней, но было время, когда Гарри меня ненавидел. Но он с этим справился, по крайней мере, так кажется. Длинная история, но важная. Он знает о моих чувствах к ней, но еще он знает, что я никогда не сделаю даже шаг в эту сторону. Иисусе, я даже помогал им сойтись после той их малюсенькой проблемки прошлым летом. Хотя уверен, в конце концов они все равно бы это сделали и без меня.

Рон задумчиво посмотрел на профиль своего нового друга. Этот человек был умнее, чем он хотел показать миру, скрывая свой разум и инстинкты диковинной внешностью и манерой поведения «выкусите, засранцы». Довольно чувствительный, но как будто менее озабочен этой частью себя.

— Расскажи мне что-нибудь о моих друзьях, — попросил он. — Что-то, чего я не знаю. Что-нибудь.

Наполеон задумался на мгновение.

— Гарри говорит на восьми языках.

— Вау.

— У него к этому какая-то особенная склонность ... хотя два из них — магические, так что не считается, — Наполеон сделал паузу. — Гермиона просто отвратительно готовит. Она поставила на кулинарии крест несколько лет назад.

— Странно, учитывая ее навыки в Зельях.

— Гарри не умеет свистеть. Это величайший позор в его жизни.

Рон засмеялся.

— Что он делает, проходя мимо кладбища? Достает свой казу? (казу — американский народный музыкальный инструмент, свистелка такая — прим.пер.)

Наполеон засмеялся вместе с ним, поддерживая шутку.

— Гермиона ненавидит шопинг, но у нее какой-то фетиш на шляпы. Наверное, несколько дюжин в коллекции уже. Никогда их не носит, просто покупает. А Гарри потерял их обручальные кольца несколько недель назад.

Глаза Рона расширились.

— Шутишь!

— О, он их потом нашел. Гарри купил кольца где-то месяц назад. Как-то раз он достал их, чтобы показать мне, куда-то поставил и не мог найти несколько дней. Он был в бешенстве и не хотел говорить об этом, Гермионе в первую очередь.

— Естественно, — Рон уронил голову на кресло. — Все вот рассказывают мне об их отношениях, как они ...

Наполеон перебил его.

— О нет, не надо. Я не хочу сидеть здесь и снова обсуждать их великую любовь. Тебе еще не надоело об этом слушать?

— Нет, я заворожен! Как мне может надоесть, если я этого не вижу?

Наполеон нахмурился.

— О чем это ты?

— Ну... если бы я был Гарри и у меня бы была такая женщина как Гермиона, думаю, я... ну, знаешь, целовал бы ее постоянно. Да хотя бы просто держал за руку. Разве это так сложно?

— Но они это делают!

— Не передо мной, нет. Все, что я вижу, так двух моих лучших друзей, и они ведут себя так, будто они всего лишь ... лучшие друзья. И да, я все время слышу об их ... как ты там выразился? ... об их великой любви, но я уже начинаю думать, что это просто большой розыгрыш! Ха-ха! Мы скажем ему, что отчаянно влюблены, а потом посмотрим, купится ли он на это!

— Рон, послушай того, кто внимательно следил. Это точно не шутка. И я не заметил, чтобы они… ну, сдерживались.

— Это потому что ты не я. У них нет проблем с тем, что ты увидишь... эти их штучки.

— Может они не хотят тебя расстраивать или чтобы тебе было некомфортно.

— Мне и так уже некомфортно! Сложно снова влиться в чью-то жизнь, если они скрывают от тебя важную ее часть! Чего они беспокоятся-то?

— Потому что ... ну ... а я-то откуда бл*ть знаю? Ты спрашиваешь не того парня! Я что, выгляжу как психиатр?

Рон вздохнул.

— Я просто сбит с толку, вот и все. Я ничем не давал понять, что имею что-то против их отношений.

— Разве что следишь за ними, как ястреб за тухлой курицей, что они наверняка заметили. И скорее всего и сами нервничают. Так что вот тебе идея: поговори с ними об этом!

Рон вздрогнул.

— Не знаю, смогу ли я. Я прожил среди живых меньше недели, не думаю, что готов к какой-либо конфронтации. Это только ухудшит ситуацию. Как бы деликатно преподнести?

— А мне откуда знать, я ни разу не деликатный.

— Как-нибудь все уладится само собой, — сказал Рон, решительно кивая головой.

— Ну как скажешь, приятель.

Рон посмотрел на Наполеона с легкой улыбкой.

— Серьезно?

— Что серьезно?

— Мы приятели?

Наполеон улыбнулся в ответ.

— Почему бы и нет.

Они чокнулись ... на этот раз просто бокалами со сливочным пивом ... и устроились в креслах, чтобы посмотреть, как поднимается луна.

 

* * *

 

Гермиона уже спала, когда Гарри вернулся домой, пробыв у Сириуса намного дольше, чем планировал. Сначала пришлось почитать Шарлотте, а когда он спустился вниз, Корделия вытащила шахматную доску, Сириус сварганил попкорн, так что пришлось еще ненадолго задержаться.

Он подошел к ее стороне кровати и склонился над ее спящей фигурой. Гермиона свернулась на боку, лампа на ее тумбочке все еще горела, а рядом с ней лежала открытая книга, на одной из страниц которой лежала ее рука. Пальцы другой руки покоились возле ее щеки, а грудь поднималась и опускалась с глубокими, ровными вдохами. Гарри медленно отодвинул от нее книгу, отметил страницу, на которой она остановилась, и положил ее на тумбочку. Он натянул одеяло и накрыл ее плечи, а сам сел на край кровати и мгновение просто смотрел на нее сверху вниз.

Такое клише, Гарри, — подумал он про себя. Смотришь, как спит твоя любимая. Но клише откуда-то появлялись, а это было из того места, которое он понимал. Ему нравилось смотреть, как она спит. Было невероятным облегчением просто смотреть на нее так, как ему хотелось, без посторонних рядом, даже без нее самой, гадая, чем он вообще занимается. Просто смотрит. Просто наблюдает. Просто думает. Просто надеется, удивляясь, поражаясь и чувствуя. Что я делаю? Ничего особенного, просто смотрю.

— Гарри? — внезапно прошептала она, ее губы изогнулись в сонной улыбке. Она повернулась на спину и открыла глаза. — Что такое?

Он покачал головой и поднял руку, чтобы убрать волосы с ее лица.

— Ничего. Я ... просто любуюсь.

Она протянула руку и провела пальцами по его губам.

— Спасибо за то письмо.

Он вздохнул.

— Я надеялся, что ты не успеешь его найти, так что я бы смог написать получше.

— Я рада, что ты этого не сделал. Оно идеально, — она повернула голову и поцеловала его ладонь. — Я даже поплакала.

— Серьезно? — он не понял. Гарри повторно прокрутил письмо в своей голове. Множество "а что, если" и странных философских размышлений.

Она нежно улыбнулась, взяв его руки в свои.

— Гарри ... ты был сиротой в детстве, а затем одиннадцать лет подвергался словесному и эмоциональному насилию. Затем ты провел семь лет в школе, где твоей жизни угрожали несколько раз в год, и с тобой периодически обращались как с изгоем. Лучшего друга и двух твоих наставников убили, а затем тебя завербовали в профессию секретности, зла и постоянной опасности.

— И что?

— И то ... у меня слезы наворачиваются от того, что даже после всего этого ты все еще можешь сказать, что живешь сказочной жизнью, и имеешь в виду это только потому, что ... — у нее сбилось дыхание, она остановилась и продолжила. — Потому что у тебя есть я.

Он улыбнулся.

— Все дело в том, как смотреть на вещи, — сказал он. — Моя жизнь, в таком твоем описании звучит и правда довольно ужасно, но для меня это не так. Могло бы быть так, но ... У меня была ты, чтобы справиться со всем этим.

Гарри увидел, как глаза Гермионы заблестели, она села и обняла его за шею. Он прижал ее к себе, тепло сонного тела просачивалось сквозь него, приветствуя его в ответ.

— Это очень красивое письмо, — прошептала она ему в шею. Гермиона отстранилась и поцеловала его, сначала нежно, затем более основательно. Гарри прижал ее к себе еще крепче, пока их поцелуи становились все более горячими, двигаясь на кровати, чтобы он мог чувствовать ее грудь, касающуюся его сквозь пижаму. Гермиона откинулась назад и снова легла, увлекая его за собой. Гарри скинул свои ботинки и полностью забрался на кровать, нависая над ней, одеяло все еще разделяло их. — Гарри, — мягко позвала она.

— Что?

— Я хочу заняться с тобой любовью.

Он улыбнулся ей в щеку.

— Знаешь, тебе не нужно спрашивать разрешения.

— Лаура говорит, что женщины слишком самодовольны, что я должна больше говорить о своих желаниях, когда мы в постели, играть активную роль. Говорить тебе, что я хочу, спрашивать тебя, чего ты хочешь, и так далее.

— И чего же ты хочешь?

— Я просто хочу тебя, — ее нежная улыбка стала слегка озорной. — Сейчас.

— Ну, вот он я, и я весь твой. И если ты захочешь еще попозже ... ну, мы закажем пиццу или еще что-нибудь.

Их тихий смех сменился мягким шепотом, издаваемым только друг для друга, шелестом одежды и постельного белья, когда она затянула к себе под одеяло, в знакомую чувственность своего тела и объятий. С облегчением он наконец смог избавиться от своей одежды и почувствовать, как его собственная кожа гладко и мягко скользит по ее. Здесь не было ни неуверенности, ни неловкости, ни сложных разговоров, ни натянутых отношений. Это было единственное место в его жизни, где он никогда не был никем, кроме самого себя, где не было необходимости в фасадах или смелых лицах. Здесь он всегда был честен, здесь он мог снова и снова шептать, как сильно любит ее, не беспокоясь о том, что это звучит как фраза из пошлого любовного романа. Все было правильно, этого и следовало ожидать. Они могли потакать своим фантазиям, побуждениям, тем диким и эротическим сторонам своей личности, которые они показывали только друг другу. Здесь они могли даже соревноваться, иногда игриво сражаясь за то, кто должен быть на вершине ... он мог бросать себе вызовы, чтобы она кричала громче, чем в прошлый раз. Здесь он мог доставить ей удовольствие, он мог заставить ее забыть обо всем, — о том, что когда-нибудь может оттолкнуть ее от него. Здесь он мог найти в ней удовольствие и, возможно, на мгновение даже забыть об этих вещах сам.

По пути в свою комнату Рон остановился в гостиной, глядя через арку, которая вела к Чертогу. Его ухо было насторожилось, готовое уловить любые звуки наверху, но он слышал только тишину. Ему не следовало даже беспокоиться, ведь Джордж сказал ему, что в доме заглушающие чары. Они могли устроить там оргию из двенадцати человек, и он ничего не услышал бы, но это не избавило его от желания услышать.

Рон направился в свою комнату, стараясь идти как можно тише, чтобы не беспокоить домочадцев. Наполеон только что уехал, и было уже очень поздно. Вероятно, его друзья уже спали; завтра будет очередь Гарри идти на работу.

Все уладится само собой, — сказал он Наполеону. Но уладится ли? Может быть, время пускать что-то на самотек уже прошло. Завтра будет его третий день дома. Всего несколько часов назад он сказал, что не знает, что делать, как действовать и что говорить.

Но теперь он знал. У него даже созрел план. И завтра он приведет его в исполнение.