Поторопите вечность (гет)

Так странно слышать радостно-переливчатое пение птиц. Я сначала даже не понял, что это такое… Вчера вечером кто-то открыл окно. Наверное, Лили. Я это почувствовал сразу, как только проснулся, по комнате гуляли непривычные запахи улицы. Я все утро развлекался, пытаясь различить их все вместе и по отдельности. Вот тут пахнет осенней листвой, она начинает преть, и ее запах особенно силен, он терпкий и немного горьковатый, вроде и неприятный, а все равно вызывающий учащенное сердцебиение. Свежий, дурманящий аромат недавно окончившегося дождя бодрит и вселяет новые силы. Я осторожно ощущаю свое тело, оно еще плохо слушается, мышцы болят и ноют, будто существуют отдельно от тела. Иногда по ним проходят легкие судороги, напоминающие о недавнем приступе. В камере я практически не двигался — незачем было. А теперь, когда мои ноздри щекочет пряный воздух и заставляет сердце биться сильнее, гоняя кровь по венам, хочется вскочить с постели и броситься туда, на улицу.

А вот здесь пахнет какими-то цветами… очень нежный и мягкий аромат. Жаль, что я никогда не интересовался этими бесполезными, но приносящими столько разнообразных эмоций в наши жизни, растениями. Они для меня всегда были не более чем сырье, очередной ингредиент для зелья, и только. А, оказывается, от них можно получать еще и эстетическое удовольствие. Память мягко напоминает мне, что когда-то я был зельеваром… Какая бесполезная информация! Цветы… вот, что сейчас действительно важно.

Я медленно подползаю к краю кровати, бережно уложив медведя на подушку, и спускаю ноги на пол. Ступни касаются мягкого, ласкового ковра. Напрягаю мышцы и поднимаюсь… однако тут же падаю назад. Каждую клеточку ног пронзает острая вспышка боли.

Я слышу легкий перестук маленьких пяток по полу и шум открывающейся двери. Это Лили, я ее узнаю по легкому аромату духов и потрясающей ауре счастья и радости, которая всегда приходит вместе с ней.

— Доброе утро! — радостно сообщает она.

Я улыбаюсь ей. Ах, как я жалею, что не могу увидеть ее. Наверное, она похожа на свою бабушку, в честь которой названа: пушистые рыжие волосы, белая кожа, усыпанная мелкой россыпью веснушек, и пронзительные ярко-зеленые глаза, невинно заглядывающие прямо в душу. Становится, как всегда горько… Мотаю головой, отгоняя наваждение. Сейчас главное — это цветы…

— Доброе… — соглашаюсь я. Какое странное слово… Шесть букв, а вызывает такую палитру разнообразных эмоций, что хочется петь.

С чего бы это? Настроение резко падает вниз, не к добру все это! Нельзя чувствовать себя счастливым. Я твердо уверен, что как только происходит что-то хорошее, то жизнь тут же дает болезненную оплеуху, чтобы человек не расслаблялся.

Лили быстро подбегает ко мне:

— Что случилось? Тебе стало плохо?

Я мотаю головой:

— Все в порядке! — уверяю я ее. — Просто вспомнил кое-что плохое.

Лили осторожно проводит рукой по моей щеке:

— А ты не вспоминай плохое, — советует она. — Вспоминай хорошее… так папа всегда говорит. Он у меня очень умный.

Я горько улыбаюсь ей, обхватывая рукой ее ладошку и прижимаясь к ней щекой. У нее кожа нежная, а моя грубая, шершавая и немного колючая от отросшей щетины. А ведь меня побрили… надо же.

— А если у меня нет хороших воспоминаний? — уточняю я.

Лили молчит, будто решает для себя что-то очень важное:

— Значит, надо их придумать, — уверенно сообщает она. — Надо их создать…

Мой бедный ребенок. Твое доброе сердечко не может понять, насколько тяжело в моем возрасте перестраивать свое мировоззрение. И никто не поручится, что это возможно, особенно для меня.

Девочка подхватывает меня под локоть.

— Ты хотел встать? — заботливо спрашивает она.

Я киваю.

— Ну, так вставай! — подбадривает она.

Я качаю головой:

— Я не смогу, Лили, — шепчу я. — У меня ослабли ноги.

Девочка разочарованно вздыхает.

— А зачем ты шел к окну? Тебе холодно? Хочешь, я могу закрыть его.

Я хватаю ее за руку.

— Не надо! Я просто хотел понюхать цветы, — честно признаюсь ей я, возвращаясь обратно в постель. Настроение откатывается назад, а вслед за ним исчезает и ощущение силы своего тела. Все не может быть хорошо… я не умею чувствовать себя счастливым. Прости, Лили.

Девочка подпрыгивает и куда-то быстро убегает. Я растерянно откидываюсь на подушки. Неужели не придет? Может я чем-то обидел ее? Или испугал? Какой же я дурак! Напугал бедного ребенка. В сердце прокрадывается жгучее чувство разочарования в себе. Нашариваю рукой медведя… ладонь касается мягкого, немного замусоленного бока игрушки. Становится спокойнее и теплее… даже дышать становится легче.

Лили вбегает в комнату, принося с собой несколько десятков разномастных запахов. Она принесла цветы? Да, так и есть, моих рук касается мокрый стебель одного из них, а сами цветы уже тыкаются мне в нос.

— Это астры, — объясняет Лили. — А еще там есть осенние лилии и ирисы! А в оранжереях скоро зацветут красные и белые розы. Правда, папа не разрешил их трогать пока. Но я обязательно принесу тебе несколько штук, когда они распустятся. Мы поставим их рядом с твоей кроватью, и ты сможешь нюхать их, когда захочешь. Они такие красивые!

Я улыбаюсь. Ты сама как цветочек…

— Правда, дядя Драко говорит, что некоторые наши цветы могут расти только в чистом поле, возле какой-нибудь деревни, — оправдывается она.

Я удивленно приподнимаю брови. Драко? Откуда он может быть здесь?

— Я буду очень рад любым цветам, — признаюсь я, беря в руки благоухающую лилию и жадно втягивая в себя ее запах.

— Лили, если бы ты знала, как давно я не держал в руках растения. Не только цветы, но и вообще…

Я чувствую, что моя юная подружка улыбается:

— Я принесу тебе травы, а еще недалеко от дома у нас есть ель. Знаешь, как она хорошо пахнет? А еще… я принесу тебе яблок!

Я ласково останавливаю ее, когда она срывается, чтобы прямо сейчас принести мне все требуемое.

— Лили, а можно мне несколько листочков?

— Конечно!

Девочка убегает, а я остаюсь на кровати, усыпанной разнообразными цветами.

Неожиданно я замечаю, что в комнате еще кто-то есть. Я осторожно принюхиваюсь, стараясь запомнить и осознать этот новый запах. Этот человек мне знаком, хотя я привык его воспринимать по-другому. Я помню, каким он был тогда, двадцать лет назад. Пусть неясно, болезненными обрывками… маленьким ребенком, на которого возложили все судьбы мира разом, вызывающим раздражение, своим умением попадать в разные истории, и в тоже время жгучее желание защищать и оберегать его. Но помню и то, каким он был там, в моей камере… Мне незнаком этот уверенный, властный человек, держащий в руках одну из самых могущественных стран магического мира. Я чувствую исходящую от него силу. Она пугает, и в тоже время притягивает к себе… заставляя уважать и верить. И все же этот человек спас меня…

— Поттер, так и будешь молчать? — строго спрашиваю я.

Это человек спас меня! Меня!

Он молчит, будто не решаясь заговорить. Может быть, ему также как и мне непривычно и неудобно?

— Как вы себя чувствуете, профессор? — спрашивает он, наконец.

Я киваю:

— Все в порядке, — уверяю я его. — Немного болят мышцы, но обычно так всегда после приступа.

— Значит, он может повториться? — напряженно спрашивает Поттер.

Я опускаю голову, хотя и не могу видеть его глаза.

— Я никогда не могу предсказать, когда он начнется, — рассказываю я. — Но обычно перед этим случается что-то, что заставляет меня нервничать.

Поттер вздыхает, и я слышу, как он садится куда-то.

— Это можно вылечить?

Я усмехаюсь:

— Я не знаю, — признаюсь я. — Безумие выше меня, я не могу контролировать это. Оно словно червь подкрадывается из-за спины и точит мой мозг, вгрызаясь в него и поглощая постепенно.

Поттер елозит.

— Мы постараемся найти врача, — вдохновенно уверяет он меня и его тон незаметно преображается, становясь мягче и добрее. — Завтра приедет Малфой, он обещал поискать кого-нибудь. У него всегда получалось… он не подведет.

Я качаю головой:

— Зачем тебе это? — такой важный сейчас вопрос. А я так боюсь услышать ответ… вдруг, это всего лишь очередной приступ милосердия?

Поттер снова молчит.

Пауза затягивается. Тишина становится нестерпимой… Меня спасают только цветы, чье благоухание продолжает распространяться по комнате.

— Я не знаю. — Тихо отвечает он.

Я киваю, это все-таки лучше.

Поттер поднимается и подходит ко мне ближе. Я чувствую его тепло, и легкий запах духов Лили.

— Лили сказала, что вы хотели подняться и подойти к окну… — неуверенно спрашивает он. — Я могу вам помочь.

С какой любовью он произносит имя своей дочери! Этот человек не может предать, я верю ему. Я улыбаюсь и неожиданно для себя протягиваю ему руку. Да, когда-то мы были врагами. Когда-то ты сам считал меня своим врагом и подозревал в предательстве. Ты помнишь это? Я знаю, что помнишь, я чувствую это в твоем виноватом тоне. Поверь, мне не нужно твое раскаяние, я давно переболел этим. Двадцать лет заточения очень помогают взглянуть на мир с других, более терпимых, точек зрения.

Я не говорю, что ты мне друг, но я верю, что и не враг. Наши руки встречаются где-то в бесконечном, абсолютно ко всему безразличном пространстве. Что такое наше рукопожатие в рамках бесконечного мира? Ничто… а в рамках моего мира?!

Он осторожно помогает мне подняться и ведет в сторону, откуда доносятся дразнящие запахи улицы.

— Итак, ты дружишь с Малфоем? — заинтересованно спрашиваю я.

Поттер неожиданно спокоен. Я ожидал напряжения, злости, раздражения, но никак не приветливого спокойствия.

— Да, — коротко отвечает он.

Значит, что-то случилось.

— Я могу задать вопрос?

Поттер молчит. Потом вздрагивает…

— Конечно.

— Где мать Лили?

— Сбежала, — холодный, абсолютно невозмутимый ответ. Хотя его тело напряглось, будто приготовившись к прыжку.

Я не стал уточнять, незачем бередить старые раны.

— А твои друзья Уизли и Гренжер? Я всегда считал, что они должны были пожениться и нарожать кучу маленьких рыжих детишек, — признаюсь я, радуясь про себя, что память так щадящее ласково возвращает мне воспоминания.

Поттер хрипло втягивает в себя воздух, а по телу пробегает дрожь.

— Гермиона погибла, — тихо отвечает он. — А Рон…

Он замирает.

— Давайте не будем на эту тему, — просит он, мгновенно напоминая мне пятнадцатилетнего мальчишку, которого я когда-то знал.

В комнату влетает Лили.

— Я принесла!

Облегчение чувствую и я, и он. Правильно, пока что мы не доросли до того, чтобы разговаривать на эти темы. Раны еще кровоточат и болят, но что-то подсказывает мне, что только пока…