Six, Revisited (джен)

После этого их распорядок дня устоялся. После завтрака Гарри играл в доме, пока Снейп пил кофе и читал. Они шли гулять в лес и возвращались как раз к обеду. После обеда Гарри отдыхал в своей комнате (и иногда даже спал). Часто после обеда приходила Гермиона — чтобы провести время с Гарри и дать Снейпу возможность варить зелья или просто побыть наедине с собой. До ужина Снейп, не желающий упускать возможности обучения, тратил час или около того на то, чтобы помочь Гарри над с буквами и цифрами, потренировать его в чтении и решении простых математических задач. После ужина Гарри мылся, и за этим следовали какао, сказка и постель.

К концу дня Снейп выматывался и с нетерпением ждал момента, когда его маленький подопечный заберется в кровать. Гарри не был трудным ребенком, но ему было шесть лет, и это означало, что он проявлял здоровую долю неповиновения, когда привык к Снейпу и понял, что высказывание своего мнения (оспаривание точки зрения взрослого) не приведет к побоям или изгнанию в чулан; и он ни разу не переступил черту, проявив неуважение, так что Снейп позволял ему высказаться. Проблема была в том, что Гарри говорил почти всё время, и Снейп, привыкший к тишине и покою, остро чувствовал, насколько ему их не хватает, пока мальчик не спит.

Снейп проникся искренним уважением к родителям, особенно к тем, у кого больше одного ребенка. Он не мог себе представить, как люди, подобные Уизли, справляются со всеми этими детьми, не падая замертво от усталости и не лишаясь рассудка.

Шли недели, а у Гарри не наблюдалось никаких признаков возвращения к своему шестнадцатилетнему «я». Как ни странно, чем дольше он оставался шестилеткой, тем меньше Снейп хотел, чтобы он изменился, хотя он не мог признаться в этом даже самому себе. Он очень привязался к ребенку и не мог представить, какой была бы его жизнь без маленького Гарри Поттера.

Тем временем до Рождества оставалось всего два дня, что означало для Снейпа немногим больше недели до установленного Дамблдором срока. Снейп задумался: что он сделает, если новый год наступит, а Гарри так и останется ребенком? Что будет с Гарри? Следует ли ему предпринять долгосрочные меры по уходу за мальчиком, который может никогда не вернуться к тому, что должно быть его реальностью? Считает ли кто-нибудь Снейпа подходящим опекуном для Мальчика-который-проживает-это-снова-и-снова? Хотел бы Снейп этого? Он боялся этого желания, и по многим причинам. Заботясь о маленьком Гарри Поттере, он не сможет шпионить за Темным Лордом, и разоблачение его предательства резко увеличит опасность как для него самого, так и для мальчика. Сможет ли он преподавать и жить в Хогвартсе, заботясь о шестилетнем ребенке? Захочет ли Гарри вообще жить с ним, если до этого дойдет?

Возможно, дать ответ на все эти вопросы придется очень скоро, но сейчас до Рождества оставалось всего два дня, и это было куда более насущной проблемой.

* * *

— Не хочешь ли полетать завтра вечером? — спросил Снейп у Гарри.

— Полетать? — взволнованно переспросил Гарри. — Правда? На метле?

— Да, на метле, глупый мальчик. Я подумал, что мы могли бы прогуляться и посмотреть на рождественские огни.

— Завтра канун Рождества, — сказал Гарри.

— Именно так.

— Санта Клаус, наверное, не сможет найти меня и тут?

— Что ты имеешь в виду?

— Санта никогда ничего мне не приносил, пока я был у Дурслей. Дадли сказал, что это из-за того, что я плохой мальчик, но я думаю, что это из-за того, что Санта не знал, где я, ведь меня не было с мамой и папой.

— Говори «потому что», Гарри, — машинально поправил Снейп, хотя его разум одолевали другие мысли. — Думаю, что ты прав насчет Санты, потому что я знаю, что ты неплохой мальчик. Мы должны отправить ему письмо, чтобы он знал, что ты здесь.

— А мы не можем полетать сегодня вечером?

— Нет, потому что сегодня вечером мы наряжаем ёлку.

Снейп мало думал о Рождестве. Честно говоря, он никогда не думал, что они пробудут здесь так долго. Он мог сколько угодно укорять себя, но Гарри заслужил настоящее Рождество, которого у него, по-видимому, никогда не было с его так называемой семьей, и Снейп намеревался подарить его мальчику, хотя с таким поздним стартом готовиться ему нужно было быстро.

— Ты иди пиши свое письмо, а потом мы найдем дерево.

Гарри сел за стол и, высунув язык, стал писать письмо Санта-Клаусу.

— Папа, а где мы? — спросил он.

— Просто напиши, что мы у Дамблдора. Он знает, где это.

— А как пишется «Дамблдор»?

Снейп сел рядом с Гарри и помог ему закончить письмо, даже писал за него, когда Гарри устал писать. Гарри попросил у Санты самосвал и скейтборд для себя, а ещё попросил, чтобы Санта принес кошачью мяту для Люцифера и носки для Тоби.

Когда Гарри спросил: «Папа, что ты хочешь, чтобы Санта подарил тебе?», Снейп на мгновение очень странно посмотрел на него, прежде чем ответить, что у него уже есть все, что ему может быть нужно.

Когда это письмо было закончено, Снейп написал свое собственное — адресованное Гермионе Грейнджер, с вопросом о том, что такое "самосвал" и "скейтборд" и где можно их достать в ближайшие день или два. Он отдал оба письма своей сове, Аристотелю, с инструкцией доставить сначала письмо Грейнджер, а затем письмо Санты Дамблдору — с запиской, которую Снейп к нему приложил.

Затем они с Гарри тепло оделись и направились в лес. Снейпу показалось, что припоминает с прошлых визитов сюда вечнозеленое растение, которое подходит их цели, и без труда нашел его. Получив одобрение Гарри, Снейп заклинанием срубил дерево и левитировал его в дом. После быстрого обеда (Гарри был слишком взволнован, чтобы сидеть и есть), они поставили ёлку и стали развешивать украшения, которые дал им Тоби.

Они дошли до середины, когда вернулся Аристотель.

— О нет! — воскликнул Гарри. — Я забыл попросить Санту принести что-нибудь для Аристотеля!

— У Санты в его санях всегда есть дополнительные угощения для сов, — сымпровизировал Снейп. — Уверен, что он оставит немного Аристотелю.

Снейп оставил Гарри заниматься украшением и налил себе еще одну чашку чая, пока читал два письма, которые доставил Аристотель. Первое было от Дамблдора:

Мой дорогой Северус,

Я получил послание Гарри. Уверен, что Санта Клаус будет очень щедр к нашему молодому человеку. Подарки для вас обоих от меня будут доставлены завтра (боюсь, что совой — у меня нет доступа к северным оленям, как у большого человека).

К сожалению, я не смогу присоединиться к вам и Гарри на празднике, но я искренне ценю ваше любезное приглашение. Знай, что я буду думать о тебе.

Желаю вам обоим самых счастливых праздников.

Альбус

Второе письмо было от Гермионы:

Профессор Снейп,

Я была рада получить ваше письмо. Я считаю своим долгом доставить предметы, которые Гарри попросил у Санты. У меня есть восьмилетний двоюродный брат, который поможет мне в выборе нужных вещей.

Если вы не против, я собираюсь забрать эти предметы сегодня вечером. Если позволите, я бы принесла их утром. Таким образом я смогу лично пожелать вам обоим счастливого Рождества. Я могу остаться ненадолго, если вам нужно уйти за покупками.

Если я не получу от вас известия сегодня вечером, я буду действовать, как написала выше. Если вы сочтете нужным действовать по-другому, пожалуйста, дайте мне знать.

Я знаю, что вы не хотите этого слышать, поэтому я это напишу, чтобы избежать неловкости, которая наверняка возникнет, если я озвучу Вам свои мысли. Спасибо за то, что вы делаете для Гарри. Я уверена, что он никогда не был так счастлив с тех пор, как ему впервые исполнилось шесть, и вы этому единственная причина.

На этом все. Надеюсь увидеть вас завтра. Передайте Гарри привет.

Гермиона

* * *

— Гермиона передает привет, — сказал он Гарри, аккуратно складывая ее письмо и пряча его под мантией.

Гарри поднял голову и улыбнулся:

— Я скучаю по ней.

— Она придет завтра. Как поживает дерево?

Гарри отступил назад.

— Как оно смотрится?

Снейп подошел к дереву. Почти все украшения, которые Гарри повесил, оказались на одной ветке, и эта ветвь так провисла под их тяжестью, что украшения почти касались пола. Снейп сказал себе, что сможет исправить это позже, когда Гарри ляжет спать. Или, может, он оставит

все как есть.

— Как красиво, Гарри! Самое красивое дерево, которое я когда-либо видел. Хочешь, чтобы на нем было немного огоньков?

— Да, — сказал Гарри и стал рыться в коробке с украшениями в поисках гирлянды.

— Пойдем, Гарри, — сказал Снейп. — Я покажу тебе.

Снейп встал на одно колено позади Гарри.

— Положи руку на мою палочку, — велел он.

Как только Гарри это сделал, Снейп начал взмахивать палочкой вокруг дерева, и они вместе украсили его свечами всех цветов радуги. Они весело мерцали среди ветвей — волшебные свечи с разноцветным пламенем, которое никогда не гаснет и никогда не подожгут окружающие их ветки.

Когда они закончили, Снейп выключил свет, и они остались стоять, глядя на свою работу; зеленые глаза мальчика расширились от удивления, и в них отражались мерцающие свечи. Мужчина проникся изумлением, которое выражал этот маленький мальчик, любующийся деревом.

— Тебе нравится? — наконец спросил Снейп, потому что Гарри молчал.

— Это так красиво, что мне хочется плакать, — признался Гарри, и его голос дрогнул.

— Мне знакомо это чувство, — тихо сказал Снейп, сам чуть не расплакавшись.

— Можно поужинать здесь, у дерева? Только с зажженными свечами?

Даже не осознавая, что делает, Снейп поцеловал Гарри в макушку.

— Конечно, можно. Пойдем, скажем Тоби.

* * *

На следующее утро Снейп проснулся с головной болью, стучащей в глазных яблоках. Он проковылял от своей кровати к шкафчику с зельями и зарычал, когда обнаружил, что у него нет под рукой эликсира от головной боли. Отлично — ему придется либо сварить его, либо отправиться в Хогвартс.

Сама мысль о том, что придется варить зелье в таком состоянии, вгоняла его в тоску. Кроме того, прошлой ночью он уже начал варить очень летучее зелье, которое нужно было выдержать ровно до 15:00 сегодня, иначе оно будет испорчено, а на него потрачено несколько дорогих ингредиентов, не говоря уже о двух часах, которые он потратил на него прошлой ночью, после того как Гарри лег спать. Даже открытие двери в лабораторию зелий могло обернуться катастрофой. Нет, ему придется отправиться в Хогвартс, но он не сможет этого сделать, пока не появится мисс Грейнджер. Он надеялся, что она скоро прибудет.

Тем временем ему приходилось терпеть возбужденную болтовню и ерзание Гарри. Если бы Снейп не проснулся с адской предтечей всех головных болей, он, вероятно, наслаждался бы этим днем так же, как и Гарри. Но сейчас ему потребовалась каждая унция силы, чтобы не сорваться на мальчика.

Наконец камин вспыхнул, и Гермиона вышла из очага.

— Гермиона здесь! — крикнул Гарри, заставив Снейпа вздрогнуть. Гарри бросился к Гермионе, и она заключила его в теплые объятия.

— Завтра Рождество, — сказал он ей.

— Правда? — поддразнила она его. — Я и не знала.

Гарри заерзал, чтобы его выпустили, и Гермиона подчинилась.

— Доброе утро, профессор Снейп, — радостно сказала она, когда Гарри начал бегать по комнате, раскинув руки и издавая звуки самолетов.

Снейп мог только хмыкнуть в ответ, натягивая перчатки.

— С вами все в порядке, сэр? Выглядите бледным.

Снейп приподнял бровь при этом заявлении, хотя это действие оказалось болезненным. Он был бледным с самого рождения.

— Я имею в виду бледнее, чем обычно, — пояснила Гермиона.

— Я проснулся сегодня с головной болью, и, кажется, у меня нет ничего подходящего под рукой. Но это не имеет значения. Вы смогли достать…

— Да, — Гермиона похлопала по карману своей мантии. — Что Вы хотите, чтобы я с ними сделал? У меня есть и другие штуки.

— Вы можете остаться на обед?

— Боюсь, мне нужно вернуться.

— Гарри, — сказал Снейп, но Гарри производил слишком много шума, чтобы его услышать. — Гарри! — повторил он громче. Гарри остановился; Снейп вздрогнул.

— Да, папа?

— Прекрати этот адский шум. Пожалуйста, иди на кухню и скажи Тоби, что я ухожу, но вернусь к обеду.

— Можно я пойду с тобой, папа?

— Как тогда я смогу купить рождественские подарки для тебя, если ты будешь со мной? — возразил Снейп. — Ты останешься здесь с мисс Грейнджер.

— Почему ты называешь ее «мисс Грейнджер», папа? — спросил Гарри. — Разве она не твой друг? Тебе следует звать ее Гермионой.

— Иди. Скажи. Тоби, — сказал Снейп сквозь стиснутые зубы.

— Хорошо, — согласился Гарри, и его самолет вылетел из комнаты. Как только он ушел, Гермиона начала доставать из карманов уменьшенные подарки. Их было много, и при восстановлении размера они занимали немало места.

— Что это? — спросил Снейп, зажмурив глаза и пощипывая переносицу.

— Когда все услышали, что я пойду, они попросили меня доставить подарки от них. Здесь по одному от Рона, от мистера и миссис Уизли, от Джинни. И от меня, конечно. Эти два от Санты. Куда их? В Вашу лабораторию?

— Нет. Там варится крайне капризное зелье, и его нельзя тревожить ни по какой причине. Почему бы нам не уменьшить подарки снова и не положить в этот сундук? — Снейп поднял крышку сундука и обнаружил, что в нем лежат одеяла. — Здесь хватит места.

Гермиона уменьшила подарки до размера, чтобы можно было их спрятать, и положила в сундук. Снейп закрыл крышку как раз в тот момент, когда вернулся Гарри.

— Я сказал ему! — объявил он.

— Спасибо. Мне пора идти, чтобы вернуться до обеда. Гарри, веди себя хорошо с мисс… с Гермионой.

— Хорошо, папа, — пообещал Гарри и обнял Снейпа за ноги. Снейп погладил его по голове.

— Спасибо, мисс Грейнджер. Я вернусь, как только будет возможно.

— Не торопитесь, сэр. И удачи.

Не понимая, зачем ему удача в простом походе по магазинам, Снейп ушел.

Гарри был так взволнован, что его невозможно было удержать в доме, поэтому Гермиона взяла его на прогулку. Показывая ей свои любимые места в лесу, он взволнованно болтал о полете на метле, который они с папой планировали сегодня вечером, и о письме, которое он написал Санте, и о том, каким замечательным будет Рождество в этом году. Гермиона не могла не уловить его энтузиазма. Она была так счастлива, что ее лучший друг наконец-то сможет отпраздновать Рождество как нормальный ребенок.

Они вернулись в дом, щеки у Гарри покраснели от холода, но он не растерял от этого жизнерадостности.

— Иди убери свою одежду, — предложила Гермиона, — а я попрошу Тоби сделать какао.

— Хорошо! — согласился Гарри. Он ушел к себе в комнату, чтобы убрать плащ и зимние вещи, а Гермиона направилась на кухню.

Как только Гарри остался один, у него появилась идея. Он ждал этой возможности, и теперь должен был воспользоваться шансом. Он сделал кое-что для папы и хотел оставить это где-нибудь, где он обязательно найдет это сегодня. Это был не рождественский подарок, а скорее подарок перед полетом на метле.

Гарри выглянул из своей спальни, увидел, что он один, и пошел в лабораторию. Он толкнул дверь, вошел внутрь — всего на пару секунд, ничего не трогая, как его неоднократно предупреждали — и снова вышел. Может быть, если бы он не забыл закрыть дверь до конца, все обернулось бы иначе. Светясь от счастья, Гарри присоединился к Гермионе и Тоби на кухне за чашкой какао.

* * *

Снейп вышел из камина почти в столь же скверном настроении, как и зашел. Головная боль исчезла, любезно исцеленная Поппи Помфри, но ее сменил совершенно новый тип боли.

Снейп никогда раньше не ходил за покупками накануне Рождества. У него было очень мало людей, для которых он делал покупки, и большую часть этих покупок он заказывал совиной почтой. Косой переулок был заполнен бОльшим количеством людей, чем должно быть из соображений безопасности, и все они были такими же нетерпеливыми и вспыльчивыми, как…. ну, как Северус Снейп. Он видел, как взрослые — взрослые волшебники, заметьте, — дрались за последний экземпляр какой-нибудь глупо популярной игрушки. Он видел людей, стоящих в очереди и выглядевших готовыми совершить убийство, если вдруг появится хотя тень подозрения, что кто-то может занять их место. Он видел, как клерки теряли последнее терпение и почти проклинали возмутительно трудных покупателей. Должно быть, подумал Снейп, это один из внешних кругов ада. Даже зная точно, чего он хочет, он потратил больше времени, чем было разумно. А когда он понял, что забыл кошачью мяту, которую Гарри хотел в подарок от Санты для этого отродья сатаны, Люцифера — ему едва не пришлось наложить на себя Империус, чтобы вернуться в магазин. Когда он, наконец, закончил, он остановился выпить в «Дырявом котле», надеясь хоть немного стереть воспоминания об этом утре — паб также оказался переполнен. Стресса добавила и необходимость поддерживать чары, которые он наложил, чтобы остаться незамеченным.

Гермиона вскочила на ноги, как только он появился, и нырнула в свой плащ.

— Как покупки?

Гарри довольно быстро подошел, но, не увидев и следов подарков, вернулся к своим машинкам.

— Не хочу говорить об этом. Честно говоря, я очень удивлен, что вернулся сюда живым.

Гермиона сочувственно улыбнулась.

— Сова директора прибыла? — спросил Снейп.

— Нет. Никаких сов.

Это хорошо. Он мог бы отправить подарок Дамблдора обратно вместе с птицей, когда она придет.

— О, мисс Грейнджер, это для вас. — Он сунул руку в плащ и вытащил конверт, который вручил ей. Она заглянула внутрь и с благоговением воскликнула:

— Подарочная карта на двадцать галеонов во "Флориш и Блоттс"! Спасибо, сэр! Очень щедро с Вашей стороны!

— Считайте это отчасти знаком моей благодарности за всю помощь Гарри в последние несколько недель.

— Не за что, профессор. Я получила удовольствие, уверяю вас. А теперь мне действительно пора идти. Гарри, иди сюда и обними меня.

Гарри охотно подчинился, прыгнув в ее объятия. Гермиона крепко обняла его, и он ответил взаимностью, его маленькие ручки обвили ее шею. После объятия Гермиона сказала: «Давай поцелуемся», и Гарри чмокнул ее в губы, от чего они оба захихикали.

— Чудесного Рождества вам обоим, — сказала она, ставя Гарри на ноги.

— Того же и вам и вашей семье, мисс Грейнджер, — сказал Снейп.

Улыбнувшись на прощание, она их покинула.

— А вот и почта, — сказал Снейп. Следующие несколько минут он был занят тем, что разгружал сову от трех свертков — Мерлин! Еще три подарка для мальчика! Разве можно избаловать ребенка за одно Рождество? Снейп подумал, что нет — во всяком случае, не этого ребенка. Подарки для Гарри были от Дамблдора, Минервы и Хагрида. И еще две посылки, обе для Снейпа — одна от Дамблдора, другая от Минервы. Он угостил сову и прикрепил ответный подарок для Дамблдора (коробка невероятно сладких на вид угощений, которые, вероятно, убили бы любого другого своим содержанием сахара, но которые, как он знал, понравились бы Альбусу) и для Минервы (золотую брошь со львом) к ноге птицы и отправил ее в путь.

— Гарри, иди умойся перед обедом.

— Хорошо, папа.

Как только Гарри вышел из комнаты, Снейп положил эти подарки и те, что он сам купил для Гарри, в сундук к остальным. Мальчик был бы в восторге, когда увидел эту гору.

А потом Снейп обернулся и увидел то, от чего все мысли о Рождестве улетучились в одно мгновение. Дверь в лабораторию была приоткрыта. Подозревая худшее и злясь все больше с каждым шагом, Снейп пересек комнату и медленно, осторожно толкнул дверь, на случай, если еще есть шанс сохранить зелье. Но было слишком поздно. Зелье было черным. Любой цвет, кроме бирюзового, на этом этапе означал, что зелье испорчено. Рядом с котлом лежал набор разбитых стеклянных флаконов. Снейп зарычал, и комок серого меха выскочил из-под стола и вылетел за дверь.

Снейп пришел в ярость. Он вернулся в гостиную.

— Гарри Джеймс Поттер! — призвал он. — Быстро. Иди. Сюда!

Гарри знал этот тон. Он достаточно наслушался его за время, проведенное с Дурслями. Что он сделал? Он закончил вытирать руки и заметил, что те немного дрожат. Но ему ведь не нужно бояться папы, верно? Он не похож на тетю и дядю. Он просто был добр с Гарри. И хоть убей, Гарри не мог понять, что он мог такого сделать, чтобы рассердить своего опекуна. Должно быть, он ошибался в том, что услышал в папином голосе. Может быть, папа разыгрывает его, пытается обмануть Гарри, заставив его подумать, будто он на него зол, а затем преподнесет ему ранний рождественский подарок. Да, наверное, так и было.

Гарри вышел из ванной и с улыбкой на лице пошел посмотреть, чего хочет папа.

— Ты ходил в лабораторию? — спросил Снейп низким и угрожающим голосом.

Гарри сразу понял, что это не розыгрыш, и улыбка сползла с его лица.

— Я только...

— Ты ходил в лабораторию или нет? — перебил Снейп.

— Да, папа, но я просто…

— Сколько раз тебе говорили, что ты не должен ходить в лабораторию без меня?

— Не знаю, папа, — сказал Гарри, опустив голову.

— Сколько раз, Гарри? Больше одного раза?

— Да, папа.

— И ты все-таки пошел?

— Я хотел только...

— Думаешь, имеет значение, чего ты там хотел? Ты хоть представляешь, сколько от тебя убытков? Ты испортил зелье! Ингредиенты стоят больше, чем я зарабатываю за неделю преподавания! — у Снейпа был плохой день, и весь гнев на мальчика, который он сдерживал прежде, все то, что он держал в себе, теперь выплеснулось наружу. — Ты что, идиот?!

Большие зеленые глаза Гарри смотрели на него, полные слез и обиды от предательства. Папа говорил ему, что он не такой, как Дурсли, но нет — он такой же, как они. Они никогда не позволяли ему объяснить. Они постоянно бросали ему в лицо, сколько он им стоил. Они обидно обзывали его. И он полагал, что это только вопрос времени, когда папа ударит его и отправит в чулан без еды.

— Прочь с глаз моих! — прошипел Снейп, опасаясь, что ударит мальчика, если тот останется. — Иди в свою комнату и сиди там, пока я не разрешу тебе выйти!

Вот оно — изгнание в чулан и лишение еды — время обеда, и Гарри проголодался. Гарри повернулся и побежал в свою комнату, пока папа не начал драться. Он бросился на свою кровать, в крепость, которую он так любил, но которая теперь стала копией его чулана под лестницей, и уткнулся лицом в подушку, плача так, как будто его маленькое сердце разрывалось — как, вероятно, и было. Он думал, что здесь все по-другому — он думал, что папа другой.

Все еще клокоча от гнева, Снейп вернулся в лабораторию, чтобы привести все в порядок. Яростным взмахом палочки он избавился от содержимого котла и повернулся, чтобы разобраться с разбитым стеклом. И тут он заметил на столе кусок пергамента, которого тут раньше точно не было.

Снейп поднял его и замер. Это был рисунок Гарри, сделанный волшебными мелками, на рисунке они вдвоем летят на метле по ночному небу. Под ними мерцают рождественские огни. В одном углу Гарри написал «Счастливого Рождества», а в другом «Я люблю тебя, папа».

Что-то сжалось в груди Снейпа, стиснув сердце и заставив ком подступить к горлу. Гарри пробрался сюда, чтобы оставить ему этот рисунок с признанием в любви, а Снейп... Господь Всемогущий, он унизил мальчика, терроризировал его, довел до слез и отослал в комнату.

Капля воды упала на пергамент, и Снейп вдруг понял, что плачет. Как он мог сделать такое с Гарри? Он обращался с ним так же отвратительно, как эти проклятые Дурсли. Сможет ли Гарри когда-нибудь простить его? Он своими глазами видел замечательную способность мальчика к любви и сочувствию, но не было ли это предательство слишком большим? Он потерял Гарри? Он должен был все исправить.

Снейп тихо вошел в комнату Гарри. Гарри был в своем домике на дереве, и все еще всхлипывал, и этот звук разрывал сердце Снейпа. Взмахом палочки Снейп заставил стены домика на дереве исчезнуть. Гарри не должен считать это место, ставшее убежищем, с местом, куда его отправили для наказания. Снейп сел на край кровати. Драконий ночник Гарри яростно мерцал, и Снейп не сомневался, что его аналог в его собственной спальне неистово рычал.

Гарри не поднял на него взгляд и отодвинулся как можно дальше по кровати от того места, где сидел Снейп. Гарри не мог не задаться вопросом, не пришел ли папа его отлупить. Дурсли иногда поступали так — отправляли его в чулан, а затем снова вытаскивали, когда решали изменить его наказание в пользу физически ощутимого способа выразить свое неудовольствие.

Он попытался перестать плакать — слезы всегда заставляли Дурслей бить сильнее, запирать дольше, оскорблять злее.

— Гарри, посмотри на меня.

Гарри не мог. Он просто не мог. Слишком больно было смотреть на человека, который так много значил для него, но оказался таким же, как и все остальные. Это было даже больнее, потому что папа был так добр, прежде чем накинуться на него. Дурсли всегда его ненавидели, и в этом постоянстве было небольшое утешение.

— Пожалуйста, Гарри, — попросил Снейп срывающимся от волнения голосом.

Гарри услышал мольбу и понял — то, что он слышит, не было гневом. Он медленно повернулся.

Их взгляды встретились, хотя зрение Гарри было затуманено из-за того, что он снял очки. Даже не используя окклюменцию, Снейп мог прочесть боль предательства, печаль и страх Гарри в его выразительных зеленых глазах. Последнее больше всего ранило Снейпа — мальчик боялся его.

— Пожалуйста, иди сюда, — сказал Снейп, похлопывая по кровати рядом с собой.

Гарри покорно сел, переполз по кровати и сел рядом со Снейпом.

— Гарри, — сказал Снейп. Он подождал, пока Гарри не посмотрел на него. — Мне очень жаль, что я говорил с тобой так, как говорил. Нет никакого оправдания тому, как я поступил. Зелье — это неважно. Ты можешь меня простить?

У Гарри снова выступили слезы, и он уткнулся лицом в плечо Снейпа.

— Я зашел только чтобы оставить картинку, которую для тебя сделал! Я ничего не трогал! Прости!

Снейп обнял Гарри и притянул к себе.

— Тебе не нужно извиняться, Гарри. Извиняться должен я. Ты сделал мне такой замечательный подарок, — Снейп знал, что говорит не только о картинке, но сейчас было легче сосредоточиться на ней. — Я никогда не видел картинки чудесней.

Теперь Снейп столкнулся с закономерной эмоциональностью шестилеток: Гарри изогнулся на коленях у Снейпа, маленькие руки обвили его шею, лицо прижалось к его мантии, и Гарри разрыдался от облегчения:

— Я д-думал, что ты собираешься б-бросить меня или з-заставишь вернуться! — всхлипнул Гарри. — Я думал, ты н-н-ненавидишь меня!

Снейп отодвинул Гарри настолько, чтобы взять лицо мальчика в свои ладони.

— Я никогда не мог ненавидеть тебя, Гарри. Я… я люблю тебя.

И он снова притянул Гарри к своей груди и крепко обнял.

Когда он прижал к себе маленькое хрупкое тело, рыдания Гарри прекратились, и он полностью замер. Снейп почувствовал резкое изменение в мальчике — что-то важное изменилось внутри него, и Снейп боялся, что знает, что именно.

— Гарри? — спросил он, ослабляя объятия, но не отпуская ребенка полностью.

Через несколько секунд Гарри отстранился и посмотрел на Снейпа. Зеленые глаза, смотревшие на него сейчас, больше не были глазами ребенка. Ушла невинность, сменившись зрелостью и усталостью, которые выглядели так неуместно на фоне лица шестилетнего ребенка.

— Здравствуйте, профессор, — сказал он.

Должно быть, неловко держать на коленях шестнадцатилетнего Гарри Поттера, но ни один из них не отстранился от объятий. Они смотрели друг на друга почти минуту, понимая, что теперь все изменится, хотя ни один из них не был уверен, как именно. Но прежде чем они двинулись дальше, Снейп должен был знать, что с их прошлым покончено.

— Ты прощаешь меня? За то, что я сказал?

— За что? — спросил Гарри. — За «идиота» или за «Я люблю тебя»?

— Пожалуйста, не ерничай, — сказал Снейп. — Мне нужно знать, что ты меня прощаешь. Хотя, думаю, я бы не стал тебя винить, если бы ты не простил.

— Нечего прощать, — мягко и искренне сказал Гарри. — Люди говорят всякое, когда злятся. Это нормально.

— Спасибо, — сказал Снейп, эти слова сняли тяжкий груз с его сердца. — Полагаю, нам есть о чем поговорить.

Гарри вздохнул и соскользнул с колен Снейпа.

— Полагаю, что да.

— Пора обедать. Поговорим за едой?