Наперекор судьбе (гет)

Стоял ещё один дождливый осенний день. Я дочитывал письмо, в котором говорилось, что мои люди заканчивают обучение кораблестроению в Испании и скоро должны приплыть обратно.

«Хоть что-то хорошее. Да и письмо не намокло, Мио хорошо сохранил его», — подумал я, ухмыляясь. Оставила письмо на столе, я снова стал смотреть на ливень, который, похоже, будет весь день. Хотелось сесть и ничего не делать. Ужасно скучно, я привык постоянно быть в деле, а сейчас приходилось сидеть.

Внезапно меня отвлёк голос сына, стоящего в дверном проёме:

— Папа, мне очень скучно, ты не мог рассказать что-то?

— И что тебе рассказать? — безразлично спросил я.

— Ну, — Иван запнулся и посмотрел в пол, — расскажи о своём прошлом. Пожалуйста!

«И что мне рассказать? Выдумать историю царевича? Или как?» — думал я, пока Иван выжидающе смотрел на меня. Я должен был что-то придумать.

«Лучше расскажу о том, кто я есть. Так будет лучше».

— Хорошо, садись и слушай, — сказал я, Иван сел мне на колени и приготовился слушать.

— Перед тем как я начну, Иван, мне надо кое-что сказать. Готов? — спросил я.

Мальчик кивнул. В его глазах читался восторг, будет очень жаль, если он узнает, что его отец — бывший дворянин и монах. Но это необходимо.

Делаю вдох и в последнюю минуту отмахиваюсь от мысли соврать:

— Я не тот царь. Точнее, я вообще не являюсь им.

Иван так и остался с открытым ртом.

— Пап? Ты же шу-шутишь? — выдавил он из себя.

Я покачал головой и начал не спеша рассказывать о прошлом, но Иван уже мало слушал, всё норовя уйти от меня, вдобавок ко всему он выглядел подавленным.

Я пожал плечами. Решил, что сыну нужно привыкнуть к новой для него правде. Весь день Иван проходил тише воды ниже травы, ни с кем не пытался заговорить, а лишь смотрел из окна на дождь. Кажется, он разочаровался во мне.

— Мне кажется, что что-то с Иваном не так, — задумчиво сказала Ксения, смотря на сына, который ел похлёбку и постоянно вздыхал.

— С чего бы это? Думаю, тебе кажется, — натянул я улыбку.

«Глупец. Конечно, ты же сам решил ненужную правду дать! Как же не знать!» — ругал я самого себя.

Всё оставшееся время я разбирал указы, пытаясь игнорировать пустоту в душе, но она никуда не делась.

* * *

— Мам, пап, можно я с вами лягу? — сонно спросил сын, он снова хочет поспать со мной и Ксенией.

«Ох, наконец-то он простил меня», — улыбнулся я и разрешил сыну лечь рядом.

— Папа, — наклонившись к уху, проговорил Иван, — можно просьбу?

— И какую же? — спросил я, подтыкая одеяло.

— Не обнимай меня сегодня. Я не хочу, чтобы меня обнимал тот, кто мне врал, — серьёзно сказал сын.

Я лежал, слушая мирное сопение моего сына, и думал: зачем же я всегда говорю правду?

«Но ведь моя мама так говорила мне, и отец, и Тихон то же самое твердил. Неужели они не правы? Почему я должен врать сыну? Не лучше, если он узнает правду с самого начала?» — задавал себе вопросы я.

«Нет, не лучше, — ответил я сам себе. — Отлично, теперь я стал разочарованием для моего сына. Вот этого я уже и не ожидал», — от этих бесконечных укоров хотелось спрятаться, либо забыть об этом моменте жизни.

«Легко сказать: забудь! А попробуй забыть!» — думал я. Внутренне я злился и на себя, и на свою судьбу, и на то, что вынужден лгать всем, кто был мне близок, из-за какого-то там царевича!

Вскоре я уснул, устав бесконечно спорить с самим собой.