Дофенизм (джен)

Внутри царил аромат мимозы, и неудивительно — от той милой старушки пахло так же, да и она не раз обронила слово о мимозах, пока рассказывала о всех прелестях домика, который теперь отдавала Шарлотте.

— Я лучше перееду поближе к внукам, хоть и тяжело будет привыкать к ежедневно жаркой погоде. — Старушка поправила седые кудри, взглянув в круглое маленькое зеркальце. Заалевшие её щеки и бегающие глаза выдавали волнение и спешку в скатопорт, откуда скоро отлетал, видимо, её скат, направлявшийся на юг Эфиума в "ежедневно жаркую погоду". Везёт же этой старушке! Шарлотта всегда хотела пролететь на скате, что парил в небесах, такой же розовый, как и облака. Скаты были благородными, умными и верными животные, с удовольствием катали на спинах всех и вся. — А вам, молодёжи, надо, конечно, поближе к центру жить. Вот ты там кем работаешь?

— Феей, — ответила Шарлотта, и её голос был полон гордости, ещё бы, у неё самое чудесное призвание по расе — лечить детей, что могло сравниться с этим? Но если вы спросите молчаливых ведьм и ведьмаков, призвание по расе которых было лечить взрослых, то они не согласятся, назвав деток назойливыми комарами, на родину которых как раз-таки собиралась бывшая старая хозяйка дома.

— Особенно прекрасны тут рассветы. Ну сами понимаете, вид прямо на гору Элвеста. Это великое везение — просыпаться напротив неё, — старушка ещё раз перепроверила, ничего ли она не забыла, тяжело вздохнула, печально продолжив: — Не буду больше задерживать. Обустраивайтесь и будьте счастливы.

— И вам того же! Счастливого полета! — они обнялись на прощанье, пусть и были знакомы недолго, но почему бы и нет, ведь это так приятно — обниматься. Наверное, поэтому почти на каждой улице Эфиума можно было встретить специальных людей, которые могли подойти и обнять вас просто так. Как же мило это было!

Шарлотта аккуратно захлопнула дверь за вышедшей старушкой, погладила по кожаной обивке и прислонилась к ней спиной, медленно скатываясь вниз. Ноги гудели, жалобно ноя о неудобных ступеньках, но Шарлотта и не думала их слушать, ибо сбылась её мечта — она будет жить в доме на дереве! Уже завтрашним утром за чашкой чая она будет наблюдать, как спешат на работу всякие существа, а вечером любоваться играющими детьми на площадке, что была совсем недалеко от домика Шарлотты. Это была жизнь, похожая на сказку. Да и в целом вся жизнь Шарлотты была похожа на счастливый и прекрасный сон, и она бы не хотела его конца.

"Ну что-то меня совсем унесло в далёкие дали воображения, какие сны? Вещи надо разбирать!"

Ноги были не согласны с этим, они были не прочь ещё посидеть на мягком ковре, но смотреть на голые стены Шарлотта больше не могла. Пора бы придать этому дому новые краски и новые детали.

Иначе как счастье может быть в доме с пустыми стенами?

* * *

Впервые она не понимала, что чувствует. Вновь страх, в игре которого Шарлотта была марионеткой? Волнение, что наконец-то случится то, что ответит на большинство её вопросов? Или просто радость от возвращения в некое место, зовущееся домом?

День выписки. И именно в ночь перед ним к Шарлотте возвратились сны из Эфиума, будто он вновь пытался вернуть её себе. Она ловила себя всё чаще на ощущении некой тревожности перед мыслями об Эфиуме, будто начинала его остерегаться, будто поставила на нем чёрное клеймо за его райский обман. С одной стороны, заслужено, но с другой — ощущалось это как предательство того, что она любила. И вот он словно вновь напоминал ей о себе, моля не отпускать, не заменять его Дэтриком. Но разве Дэтрик сравнится с Эфиумом? А вымышленный мир с реальным? О многом ли она могла рассуждать, не увидев Дэтрик и не проверив все плохие слова о нём — вот какая мысль обычно останавливала все глупые вопросы, на которые пока не было ответов. И Шарлотта ждала. Ждала момента, когда хоть отчасти что-то должно было встать на свои места.

Черви-провода были выдернуты из неё ещё, похоже, ночью, ибо засыпала Шарлотта с ними, а проснулась уже без них и без экранчиков — ещё одно доказательство не верившей в выписку Шарлотте. Курс с Норико подошел к концу, и как никогда Шарлотта была благодарна ей за ту тетрадку, в которую она записывала множество омерзительных подробностей о Дэтрике, что так и не уложились в голове, а что-то она просто отказывалась принимать — например, лаборатории в зоопарках, используемые для экспериментов над животными, что не всегда имели хороший финал. Шарлотту теперь всеми силами мира нельзя было и близко подтащить к зоопаркам, на них было поставлено черное клеймо, похожее на то, которое стояло на Эфиуме, только оно было в пару раз жирнее и темнее.

Что же ждало её за белыми стенами? Город, полный несправедливости, жестокости, странные существа люди, что были будто роботы — в то, во что верить не хотелось? Или что-то хоть немного лучше? Например, замкнутые, немногословные и стеснительные жители, которым просто надо показать, что означало быть собой и не бояться показать эмоции?

Когда часть стены в последний раз исчезла, Шарлота вздрогнула, не от неожиданности, наоборот — от слишком долгого ожидания этого мига. Доктор Инган сегодня выглядел как всегда, всё в той же одежде и с той эмоцией, точнее, её отсутствием. Хотя чего она ожидала? Всего лишь до конца верила, что доктор Инган хоть на прощанье подарит ей полуулыбку.

— Шон и Келли ждут вас внизу, пойдёмте.

Ну да, как всегда, лаконично и безразлично — в его стиле. Шарлотта просто закивала, подарив улыбку, но стоило ей встать с постели, как закружилась голова, а руки и ноги перестали слушаться. Когда она в последний раз так волновалась? Только, наверное, когда начинала лечить детей на дому — в той затее было так же много сомнений и волнения, как и в том, чтобы наконец переступить порог своей палаты. Тогда же она решилась, значит, и сейчас должна решиться.

Тёмно-синее платье было единственной цветной вещью, которую Шарлотте предложили надеть, а выбор был большой, но только черно-бело-серый, видно, заработок Шона вполне мог обеспечить такое разнообразие, ну, тут больше подходило однообразие, вряд ли же больница предлагала бы столько нарядов за свой счёт. Шарлотта ни в коем случае не осуждала чьи-то вкусы одеваться только в такой гамме, только вот самой ей нравились цветные вещи. Темно-синий — слабая замена жёлтому или зелёному, но платье хотя бы было длинным, почти достающим до пола, какие в моде были в Эфиуме, и капельку... Нет, не цветным, таким его язык не поворачивался назвать. Скорее, капельку не бесцветным. Несмотря на то, что платье было вполне удобным, сшитым из хорошей ткани, опять-таки знак, что она принадлежала к этим Фиуалтам вместе с Шоном, оно, казалось, сковывало движения, причиняя дискомфорт, словно Шарлотту связали толстой веревкой, прижав руки по бокам и мешая перебирать ногами. Маленькими шажочками она вышла из палаты и последовала за доктором Инганом.

Позади оставались лишь многочисленные повороты серых коридоров, которые напоминали маленькие туннели в огромном муравейнике, нескончаемые и однотипные, но в итоге они привели ее к лестнице, рядом находился, как понимала Шарлотта, лифт — мечта всего Эфиума. По крайней мере, и на голограмме, и в реальности он был одинаково похож на душевую кабинку. Да, именно на нее. Цилиндрическая форма, стеклянные стены, только не видно самого душа. Выглядело это всё в реальности странно и непривычно, но Шарлотта уже убедилась, что почти всё, касающееся технологий Дэтрика, представлялось для нее странным и почти невозможным для понимания, как, например, роботы-животные, ибо смысла в них не было никакого. Зачем нужно было животное? Для любви, но роботы не умели любить — ещё одно их отличие от живых существ. И от людей, как надеялась Шарлотта.

А если ещё оставалось непонятным, почему лифт был мечтой всего Эфиума, то надо было представить, чего порой стоило прошагать нескончаемую дорогу ступенек, чтобы подняться на ту же гору Элвеста. А тут такие удобства! Вообще, огромное разнообразие технологий было чуть ли не единственной вещью, в которую поверила Шарлотта, потому что была относительно возможной в ее представлении и доказываемой многими вещами — теми же экранчиками. А остальным Шарлотта предпочла себя не терзать до того рокового момента, когда она сможет сама убедиться во всём. И этот миг тихо подкрадывался к ней.

— А тут ещё много лежат... больных? — аккуратно попыталась начать диалог Шарлотта. Этот вопрос ее давно мучил, так же, как и любопытство, связанное со всем, касающимся именно вируса Ридженте и заболевших. Почему-то Шарлотта словно чувствовала некую связь с теми людьми, что сейчас оставались запертыми в своей же голове и в белых стенах. Наверное, это потому, что она знала, через что им придется пройти, и Шарлотта всем сердцем верила, что у них получится.

— Много.

— А много человек... вылечилось?

— Немало.

— То есть достаточно много?

— Средне.

И вот как строить с ним диалог?! До этого доктор Инган говорил подробно и много лишь по делу и о вирусе, но сейчас, когда Шарлотта полностью оклемалась от сна Ридженте, их общение становилось всё более замкнутым, коротким и однотонным.

Цифры медленно сменялись, приближая лифт к первому этажу. Оказывается, кабинка лифта останавливалась прямо напротив огромных дверей, надпись над которыми гласила: "До новых встреч". Не очень удачный выбор прощания, возвращаться сюда, если честно, вряд ли кому захотелось бы, хотя лично у Шарлотты вопрос о занятиях с доктором Инганом все ещё оставался открытым.

Около гардероба в раздельных креслах сидели Шон и Келли, несмотря на рядом стоящий длинный черный диван, на котором им хватило бы места, но Келли, погрузившись в какую-то книгу, сидела с идеально выпрямленной спиной в отдельном белом кресле, а Шон, что-то нажимая в телефоне, с какими Шарлотта также была знакома лишь по голограмме и учебнику, хмурил брови. Стоило Шарлотте выйти из лифта, как они оба отвлеклись от своих занятий, одновременно подняв голову, что выглядело жутко, невольно подумала Шарлотта, будто они и правда роботы. Одинаково запрограммированные роботы.

Шарлотта широко улыбнулась им, помахала рукой, прижимая ее к телу. Так сказать, аккуратно контролировала чересчур сильные эмоции после прошлой встречи, которые и так хлестали под влиянием трепещущего сердца и волнения. Шон, не удостоив ее и обычного маленького кивка, молча поднялся с кресла, отложил телефон, направившись к гардеробу, и когда он вернулся вместе с двумя черными пальто, Шарлотта уже остановилась напротив Келли, замерев. Вдруг этот образ спокойно читающей и словно не замечающей ее девочки начал угнетать Шарлотту огромным давлением, смешанным с неловкостью и неким стыдом за принесенные неудобства — объятия, пусть Шарлотта и считала, что сделала все правильно, сделала то, что на ее бы месте сделала любая нормальная мать, а то поведение Келли... Шарлотта списывала его на эффект неожиданности, ибо Келли наверняка ожидала, что мама будет вести себя отдаленно, может быть, сначала даже не будет верить, а тут та обнимает ее. А может, Келли просто было неудобно? Или Шон запрещал ей обниматься, что, впрочем, Шарлотта тоже планировала исправлять. Причин могло быть много, помимо той самой страшной, которую Шарлотта даже не воспринимала всерьёз, ибо в её понимании не могло быть такого, как бы она ни старалась понять позицию, настроенную против объятий и чувств, она не могла. Легче всего сейчас было просто спросить, и не только об этом, а обо всём — о Дэтрике, Фиуалтах и Инфиори, зоопарках и лабораториях, но все эти слова не могли прорвать воцарившееся напряжение, заглушающее все попытки сказать хоть что-то.

— Келли, отложи книгу, начинай одеваться, — подошедший Шон, не переставая хмуриться, кивнул Келли на легкое пальто, похожее цветом и длиной, но другого фасона, на то, которое Шон, видимо, принес Шарлотте. Вполне подходящая одежда, если знать и учитывать, что в феврале, как рассказывала Норико, температура колебалась около двенадцати-четырнадцати плюс, было влажно, а туманы сгущались чаще, чем выглядывало солнце.

Шон и Келли будто сговорились делать вид, что Шарлотты не существует — Шон молча передал ей пальто и сам накинул свое, после чего вновь уткнулся в экран телефона, ну а Келли пыталась справиться со всеми пуговицами своего пальто, которые отказывались подчиняться маленьким бледным пальцам. Парочка длинных прядок волос, специально не входящих в состав прилизанного пучка, мешали, лезли в глаза, и Келли постоянно немного то встряхивала головой, то прерывалась, рукой заправляя пряди за ухо, но ненадолго. "Может, стоит ей помочь?" — Шарлотта уверенно согласилась с этой мыслью, но стоило ей сделать шаг в сторону Келли, как суровый голос Шона остановил ее:

— Не надо. Пусть сама учится.

Цепкий взгляд стрельнул в её сторону, будто парализуя и так скованную в платье, в волнении и напряжении Шарлотту.

— Но это лишь мелочь, она потом может научиться. Тем более, что пуговицы огромные, их неудобно засовывать в тонкие отверстия...

— Это "потом" длится уже месяц. Она хотела это пальто и знала, какие трудности ее ожидают. Пусть сама же и привыкает брать ответственность за те трудности, на которые шла.

Шарлотта посмотрела на бедную Келли, старавшуюся из-за всех сил, и смотреть на эту картину было так больно, что Шарлотта не сдержала тяжелого и объемного выдоха, вырвавшегося из легких, больно прошедшегося по пути ко рту. В чем-то Шон прав, они должны были привыкать нести ответственность с раннего возраста, но то ли из-за его железного равнодушия, то ли ещё из-за чего-то Шарлотте показались эти слова жестокими. В ней боролись две стороны: одна приказывала ей плюнуть на Шона и помочь, а другая, рожденная смесью легкого страха перед Шоном и давлением безразличия, советовала остаться на месте, но потом обязательно поговорить с Шоном касаемо воспитания Келли. Но обе стороны объединяла уверенность, что Шон поступал не как отец, да и вообще, посмотрев на них со стороны, не зная, что они отец и дочь, Шарлотта ни за что бы не догадалась об их родстве. Благо, той битве двух сторон не удалось прийти к какому-то одному исходу — с пуговицами Келли сама справилась.

— Пойдемте в машину, — слова Шона были похожи на приказ, и ноги Шарлотты, которая начинала чувствовать себя потерявшимся котенком, сами подчинились. Она оглянулась назад, дабы попрощаться с доктором Инганом и сказать ему спасибо за всё, но его на прежнем месте не оказалось. Неужто уехал на бесшумном лифте, даже не попрощавшись? Она ему так надоела, а может, чем-то обидела?

Как же тяжело было с этими безэмоциональными людьми! И вот после этого оставались ли у кого-то вопросы, зачем были нужны эмоции? Да затем, что они и есть наши главные подсказки, что говорят нам, как вести себя в той или иной ситуации. Приятен ли ты человеку или нет? А как ты это поймешь, если у него на лице пустота, пустота, что была чуть ли не такая же страшная, как и пустота в сердце! Эмоции давали цену всему, эмоции помогали осознать, насколько важно то или иное, что ближе к сердцу. А без них ты обречен на вечные поиски и бессмысленные скитания.

Белые огромные двери выросли перед Шарлоттой великанами, что были сейчас ее единственной и последней преградой, отделяющей ее от истинного обличия Дэтрика и людей. Она шла позади Шона и Келли, нервно теребя пуговку пальто, но перед белыми гигантами с черной ручкой остановилась.

— Ты готова? — впервые Шон понял состояние Шарлотты и замер, давая ей время на ответ.

— Думаю, что да. — Внутри разлилось согревающее теплом удивление. Неужто и правда осознал, как ей тяжело? Ну вот, не такой уж он и монстр! — Спасибо, что спросил, — тихо добавила она, сжав потные ладошки.

Этот момент, когда двери начали раздвигаться в стороны, исчезать, подобно стене в палате, ощущался как конец, но это как раз-таки лишь начало всего нового, а всё, что было до этого — лишь вступление. Важные решения, жизнь, проблемы, всё это готовилось закипеть, стоило только выйти из больницы, Шарлотта чувствовала это. И то ли плохое предчувствие вновь возвращалось в её голову, то ли интуиция стремилась подсказать о надвигающихся проблемах. Кто из них был на самом деле прав, Шарлотта не успела разобраться, замерев перед видом, открывшимся ей.

"Какой кошмар..."

А может, лучше эти двери не открывались бы никогда. Лишь на секунду поверилось во все плохое в людях, в отвратительные вещи, которые они творили вплоть до смертной казни, ибо сам Дэтрик — место, в котором они жили, явно это доказывал, но Шарлотта постаралась вновь отогнать страшные мысли.

Она не видела верхушки зданий, что пропадали в густом тумане, закрывшим солнце, а вместе с ним и будто всосавшим все краски. Серые постройки высокими шпилями устремлялись вверх, похожие друг на друга, будто близнецы, построенные по одному эскизу, квадратные, с кучей тёмных окон. На высоте двух метров одиноко висели андроиды-фонарики, бросавшие холодный свет на тёмный асфальт, украшенный грязными лужицами, но ничего не могло быть грязнее и противнее того, как выглядел Дэтрик, который, видимо, отстранился не только от соседних городов, но и от цветов. Чёрные андроиды-фонари, бледно-серый туман, тёмно-серые здания, чёрные окна — олицетворение унылости и несчастья. Безэмоциональный, словно робот, сам город.

Шарлотта просто стояла с открытым ртом и обводила взглядом серые одинаковые многоэтажки, пока внутри у неё разрушались все сказочные образы Дэтрика. Она представляла его, конечно, не слишком ярким, как Эфиум, но точно не таким, придумывая ему широкие клумбы с красивыми цветами, белые или кирпичные дома с бежевыми крышами, но на деле Дэтрик был не просто противоположностью Эфиума, он был противоположен всему, что Шарлотта знала и любила, то есть он был противоположностью неё. Как зря, что люди не додумались сделать чёрно-белую голограмму цветной, хотя даже если бы она и была таковой, её картинка не поменялась бы.

Как же Шарлотта ошибалась, ибо Ад начинался здесь, а не в больнице. Дэтрик, казалось, даже в ней убивал всё живое, отравляя и уничтожая счастье похуже всякого вируса. Под тяжестью однотонного обличия хотелось сжаться, будто отравленный воздух сдавливал всё тело, ещё больше заставляя прижать к себе руки, делать шаги меньше, сделаться самой меньше и незаметнее, хотя ощущение, что твоя жизнь и тело ничтожны, и так появлялось из-за грозно нависающих и недовольно смотрящих многоэтажных зданий. Судя по всему, больница Шарлотты выглядела точно так же. И ни одного человека, да куда уж там — ни одного представителя жизни, ни растения, ни птички, ни даже червяка. Одиночество.

— Всё в порядке? — Шон подошёл поближе, его голос не потерял суровости, а брови не перестали хмуриться, но Шарлотта не могла ему ответить, словно ее рот залепили скотчем, таким же мерзким, как и сам Дэтрик. Она вглядывалась в каждую его частичку, но не видела ничего, что могло бы радовать в нем. Может, из-за безрадостного города люди и были такими безэмоциональными, а в их характере Шарлотта сомневалась всё меньше, и это отдавалось болью в сердце, ибо все мысли об образе злых, жестоких, равнодушных людях она всё это время гнала прочь, боясь представить их в плохом свете, ведь из этих ужасных мыслей рождался страх, что ей придётся жить среди них, и Шарлотта не знала, сможет ли она это делать.

— Нормально, — немалых усилий ей стоило, чтобы выдавить одно слово, которое было переполнено грустью и разочарованием, как и Дэтрик, как и все её мысли. — А так выглядит... весь город?

— Нет. — Вдруг среди пепла надежды вновь блеснул оранжевый огонёк, Шарлотта в ожидании чуда посмотрела на Шона, но тот коротким ответом разрушил окончательно все надежды. — Есть часть Инфиори. Мусорка. Ну и так как мы в "медицинской" части города, то есть там, где много больниц, то тут нет множества летающих машин и скейтбордов, которые шумят своими орущими моторами.

— И мы сейчас полетим? — испуганно уточнила Шарлотта. Да, на скатах полетать она мечтала, но не на летающих машинах, ибо больше доверяла жизни, чем холодному металлу.

— Конечно, нет. Я подумал, что тебе будет комфортней в машине добираться. Но потом, если хочешь, можем и на летающей проехаться.

Шарлотта сглотнула, но ничего не сказала, лишь отметила про себя, что Шон все же немного о ней порой задумывался, и это давало хоть маленькую веру, что это он просто такой... Суровый. Холодный. А другие, может, и не такие, как Шарлотта, но подобрее Шона, и эта надежда даже немного приподняла упавшее настроение. Надо было идти. Через Ад. С улыбкой.

Серую тишину Дэтрика прервала подъехавшая машина, конечно же, чёрного цвета. О них Норико говорила особенно часто, ибо это был один из главнейших способов передвижения, так что этого чуда науки Шарлотта не боялась. На окна машины будто натянули того же цвета ткань — нельзя было ничего и никого разглядеть. Келли, прежде молчавшая и спокойно стоявшая недалеко от Шона, направилась к задним дверцам, а Шарлотта за ней, планируя хоть немного побыть с ней наедине, может быть, даже завязать разговор. Это было самое подходящее время, никто не смог бы им помешать, ибо Шон должен был вести машину, по непоколебимому предположению Шарлотты. Единственное, что ее смущало, это сама подъехавшая машина — без Шона, но тут же вспоминались слова Норико о способности машин подъезжать к водителям самостоятельно благодаря какому-то сигналу. Но все оказалось проще. Стоило Шарлотте только усесться в удобном заднем кресле, отделенном от второго, на котором сидела Келли, как тихий бас спереди ее поприветствовал:

— Здравствуйте, мадам Бартон.

Шарлотта вздрогнула сразу по двум причинам: она совершенно не ожидала увидеть мужчину за рулем, вернее, его затылок с чёрными короткими волосами, и ее поразило странное обращение "мадам Бартон", к которому она, наверное, никогда не привыкнет. Звучало это как-то грубовато...

— Привет, — по привычке ответила Шарлотта и поймала в зеркале, направленном прямо на неё, строгий взгляд Шона:

— Шарлотта, это наш водитель и твой личный телохранитель Тед. Обращайся к нему, пожалуйста, как положено.

Шарлотта прекрасно знала, что это означало, а именно, "этот человек принадлежит к Инфиори, которых мы можем брать к себе на работу, оплачивая их труд и позволяя жить в благоприятной части города, но это не даёт ему права обращаться к нам на "ты", как и нам к нему, ибо переход на "ты", как и любое другое выражение дружеского отношения, обеспечивает равенство между вами, что просто унизительно и потому запрещено". Глупо, не правда ли? А это была точная цитата Норико, которая объясняла ей неравенство между Инфиори и Фиуалтами. Возможно, это описание не раскрывало всей жестокости положения Теда, но ведь он не просто работал на Шона, он был привязан к нему железными раскаленными цепями документов, по которым жизнь Теда полностью принадлежала Шону. Стоило ослушаться, сделать что-то не так, и наказания не избежать. Фиуалты словно не воспринимали Инфиори как живых, видя в них лишь недорогую рабочую силу, и договоры о сроке службы, нечеловеческое обращение, побои, фактически, оплачиваемая работа холопа, были подтверждением такого отвратительного положения бедных людей, бедных во всех смыслах.

— Я не считаю, что это правильно— относиться к живому человеку, как к... предмету, неживому, — это были самые точные слова, пришедшие сами на ум. Шарлотта постаралась придать голосу уверенность, ибо сама в своём убеждении была уверена на сто. И менять его, что бы там кто ни говорил, не собиралась. Может, сейчас даже получится переубедить Шона?

— Шарлотта, я понимаю, что это влияние сна Ридженте, но это не просто моё желание, чтобы ты так обращалась к Теду, таков закон. Фиуалты не имеют права приравнивать к себе Инфиори, иначе вся система управления испортится.

Не получится. Шон словно читал лекцию Шарлотте о правильном проведении, его занудный голос не менял интонации, что заставило Шарлотту тяжело вздохнуть. Всё равно она не согласна с этой системой, но против закона силы её были малы. И, похоже, против Шона тоже.

— Я знаю, что это запрещено законом. По привычке так поздоровалась, у меня же, благодаря сну Ридженте, хорошее воспитание и правильное мировоззрение, — буркнула Шарлотта и сделала то, что сделал бы на её месте ребёнок — уставилась в окно, за которым ничего не менялось: всё так же возвышались безжизненные здания, крыши которых накрыл туман, нагоняющий ещё большую тоску. "И с Келли не поговорить". При Теде этого не хотелось делать, всё же объятия, которые Шарлотта хотела обсудить первым делом, были чем-то их, личным.

— Тут часто такой густой туман? — спросила Шона Шарлотта, не отрываясь от окна. Многоэтажки, что были больницами, начали пропадать за окном, а вместо них появляться точно такие же.

— В феврале да. Давным-давно он вообще был около земли, что сильно затрудняло дорожное движение, но при помощи нового оборудования учёные теперь могут управлять погодой. Немного, правда. Сделать так, чтобы исчез туман, невозможно пока что, но поднять его, чтобы не мешал — можно. Рассказать ещё что-нибудь?

— О нас, — тут же предложила Шарлотта. — Расскажи о себе, о нашей семье, о Келли и Теде. — При последнем слове Шон немного сморщил нос, а Тед никак не отреагировал. Пока что он занимал первую строчку, смещая с нее Норико, Шона и даже доктора Ингана в рейтинге самых безэмоциональных. — Начни, к примеру, с возраста, работы, самых обычных вещей.

— Мне двадцать шесть, есть компания, занимаюсь созданием сайтов, приложений, программ. В наше время это достаточно прибыльный бизнес, как ты, наверное, уже догадалась — Интернетом и всем, что с ним связано, пользуются достаточно часто.

О да! Дэтрик был буквально погружён в него, полностью окутан в его паутину. От Интернета зависело всё, например, зайдешь ли ты домой, потому что почти у каждого тут стояли замки, представленные малюсенькими роботами, работающие благодаря Интернету. В кафе и других местах не расплатиться, ибо для этого так же нужен Интернет и специальное приложение, наличные, как и банковские карты давно ушли из общего пользования. Деньги вообще были для Шарлотты новинкой, ибо в Эфиуме никогда не надо было ни за что платить. А тут, оказывается, услуга за услугу, так сказать. Шарлотта, знакомая с такими возможностями Интернета лишь по урокам, с трудом представляла, как он действует, но азы вроде как усвоила, судя по результатам итогового экзамена, проводимого Норико перед выпиской.

— Мы поженились с тобой, когда тебе было восемнадцать, а мне девятнадцать. — И это была еще одна удивительная черта такого мрачного места. Совершеннолетними тут становились в шестнадцать, а в школу начинали ходить с шести, что было немного раньше, чем в Эфиуме. — Через два года появилась Келли, хорошо всё же, что тебе не пришлось вынашивать её девять месяцев. Два месяца и в инкубатор-няню ещё на немного. — Ещё одна вещь, не пришедшая Шарлотте по душе. Роботы заменяли даже мам, заменяли также и учителей, официантов, уборщиков и много кого ещё, а у самых богатых Фиуалтов роботы работали везде — и в качестве поваров, и на месте личных секретарей.

Шарлотта внимательно взглянула на Теда и немного успокоилась, он вроде не был роботом, но Шарлотта была не уверена, ведь Норико она вначале также приняла за человека. С другой стороны, сколько воды уже утекло с того дня, сейчас Шарлотта была больше уверена в своих навыках определения, человек ли перед ней или робот. Говоря о последних, Шарлотта отличала их по слишком идеальной коже, без дефектов, а у Теда как раз была родинка под правой щекой.

Пустые улицы мелькали за окном, лишь порой виднелись одетые в темное тени, да так редко, что Шарлотте показалось, будто Дэтрик был заброшенным, полупустым, никому не нужным. И поэтому встретить живого человека, а не очередную технику, да ещё и так близко, было для Шарлотты радостью, а то и так слишком много вокруг неё было неживого.

— Ты занималась с Келли стихотворениями с трёх лет, сама в детстве их любила. Ты в целом занималась Келли с ранних лет, беря на себя полностью воспитание, в то время как я работал,

Так вот в чем дело! Вот где был посажен зародыш отстранённости Шона от Келли — он просто не знал, как с ней общаться, а она понятия не имела, что такое забота отца, пробыв всю недолгую жизнь под крылом матери. Шон, наверное, даже во время пребывания Шарлотты в больнице работал не меньше, а значит, за Келли если и смотрели, то лишь роботы-няни, которые много заботы и любви не дали. Здесь-то и росли ноги у взаимного холодка, студившего отношения Шона и Келли, у раздельных диванчиков и даже, возможно, у взрослого спокойствия Келли.

— А как у неё в школе дела? — нетрудно было посчитать, что Келли сейчас шесть лет, а значит, она в первом классе.

— В школу она не ходит. Занимается дома, чтобы можно было больше контролировать процесс обучения. Раньше литературу и математику преподавала ей ты — больно хорошо разбиралась в этом. Пока что результаты хорошие, хотя, конечно же, можно было и получше.

Келли при этих словах немного опустила голову, и Шарлотта, оторвавшись от созерцания неменяющихся улиц, взглянула на неё обеспокоенно, но та лишь открыла книгу и принялась её читать.

— Что читаешь? — Шарлотту этот вопрос интересовал ещё в больнице, но из-за того, что книга постоянно лежала на коленях Келли, разглядеть название не получалось.

— Историю. Задали прочтение параграфа, — Келли не подняла взгляда, лишь перевернула страницу.

— И пусть читает. В последнее время четвёрки по этому предмету пошли, — мрачно добавил Шон. Шарлотта уже открыла рот, чтобы прикрикнуть на него, но Шона спас вдруг громкий ревущий звук.

— Что это?! — испугано взвизгнула Шарлотта, и даже Келли немного дёрнулась, но явно от неожиданности.

— А это мы взъезжаем в центральную часть города. Вот и первая летающая машина пролетела прямо над нами, — спокойно сказал Шон. — Верный признак центра — ревущие моторы, носящиеся автомобили и скейты. Всего в Дэтрике несколько центров, они как "подгорода". Минут через шесть, думаю, будем дома...

Но до Шарлотты эти слова еле долетели, не растеряв свой смысл, ибо все её внимание было приковано к Дэтрику, в пару мгновений изменившемуся настолько, будто она попала уже в совершенно другой, новый мир.