Мгновение (гет)

Гермиона, как в детстве, забралась в кресло с ногами и уселась поудобнее. Разгладив на коленях складки платья, она сказала:

— Всё, что я могу тебе рассказать о своих шалостях в школе, так или иначе касается тебя, — она повернулась к Драко, — и я не думаю, что мой рассказ тебе понравится.

Малфой улыбнулся:

— Это даже интересно. В Хогвартсе мы почти не общались и, тем не менее, моя персона влияла на твое поведение. Расскажи хоть о чем-нибудь, что было напрямую связано со мной. — Он карикатурно сложил руки на стол, будто сел за парту, приготовившись внимательно слушать.

— С тобой… ну, например, на втором курсе я сварила Оборотное зелье…

— Мерлин меня побери! На втором курсе?! Зачем?

— Чтобы узнать, не ты ли открыл Тайную комнату, — Гермиона смотрела на Малфоя с нескрываемым превосходством. Драко в свою очередь выглядел совершенно ошеломленным:

— Вы что, действительно думали, что это я? — его изумлению не было предела.

— Так ты же ходил по школе важный, как индюк, — Гермиона уперла руки в боки и задрала голову, изображая Драко, — да еще угрожал мне, что следующей буду я!

Драко расхохотался. Гермиона отметила про себя, что никогда не видела его смеющимся так искренне. Как правило, при виде её у Малфоя лицо перекашивалось так, будто он наступил на что-то совсем уж омерзительное.

— Мы думали, что в первый раз Тайную комнату открыл твой отец, а потом рассказал тебе, как это сделать.

С трудом преодолевая хохот, Драко спросил:

— А вспомнить о том, что я не владею парселтангом, вы не могли? Любой наследник Слизерина должен уметь говорить со змеями, это все знают.

— Ну, а мы не знали, тем более что мой лучший друг, — Гермиона старалась не употреблять в разговоре имя Гарри, — спокойно разговаривал со змеями, даже не понимая, как он это делает.

— М-да… И что было дальше? Вы сварили Оборотное зелье, кстати, где вы его варили? Не в спальне ведь?

— Нет, до спальни дело не дошло, — Гермиона запнулась, сообразив, как двусмысленно прозвучала ее фраза, — мы варили зелье в туалете Плаксы Миртл. Туда никто не ходил, что очень удобно.

— Ну, вообще, — Малфой не мог прийти в себя, — прямо под носом у всей школы наша Мисс Правильность варит Оборотное зелье, и никто ничего не замечает…

Гермиона стала серьезной:

— Это ты ничего не боялся, а подумай, каково было всем остальным! Мы думали, что спасаем школу. Нам было необходимо узнать, кто мог выпустить на волю чудовище Слизерина. Рон с Гарри превратились в Крэбба и Гойла и сходили к вам в гостиную, чтобы поговорить с тобой.

— Ты что, серьезно? Поттер и Уизли были в нашей гостиной? У вас что, всё получилось? — Малфой был потрясен. Ему еще ни разу не приходилось узнавать что-то настолько необычное о своих школьных годах.

— Да, у меня получилось замечательное зелье. Рон и Гарри узнали, что ты непричастен, а я, в свою очередь, попала на два месяца в больничное крыло, — Гермиона не понимала, зачем рассказывает ему всё это, но продолжала говорить.

Малфой немного успокоился и безо всякого веселья в голосе спросил:

— И что же тогда случилось с тобой? Это ведь не тот случай, когда ты окаменела?

— Нет, я превратилась в кошку Милисенты Булстроуд. Я по ошибке добавила в Оборотное зелье шерсть животного, чего ни в коем случает нельзя делать.

Превратилась во что-то среднее между кошкой и человеком. Зрелище, я тебе скажу, то еще. Даже Плакса Миртл перестала ныть. Хохотала так, что в коридоре слышно было, — Гермиона приготовилась к очередной порции смеха, но ее не последовало.

Драко смотрел на нее каким-то странным отчужденным взглядом.

— Плакса Миртл… Знаешь, а ведь она мне очень помогла на шестом курсе, — сменил тему Малфой, — мне было так хреново в тот год, — Драко вновь разлил вино по бокалам, — я думал, что не выживу, готовился к смерти.

Гермиона видела, как ему трудно говорить об этом, но прерывать не стала.

Малфой, не чокаясь, снова выпил.

Гермиона сидела, затаив дыхание. С одной стороны, ей было интересно, что он еще расскажет, а с другой — стоит ли разговаривать на такие темы со своим врагом, хоть и бывшим?

Малфой повернулся к Гермионе и сказал неожиданно тихо:

— В тот год я впервые узнал, что такое настоящий страх.

— Драко, — девушка старалась говорить так, чтобы в ее голосе не слышалось излишней нежности, — если тебе неприятно говорить об этом, то не надо.

Драко посмотрел на нее, и Гермиона вновь увидела в его глазах смесь отчаяния и тоски. Малфой едва заметно улыбнулся:

— Да ладно, что уж там. Я прекрасно понимаю, что мне нечем гордиться. Я никогда ничего не делал во спасение школы и тому подобное. Мне такое даже в голову не приходило. Все мои дела заканчивались в лучшем случае больничным крылом, а в худшем, — он замолчал, глядя на свой бокал.

— Я знаю, что тогда произошло, Драко. Гарри нам все рассказал. Ты не виноват.

Малфой не дал ей продолжить:

— Все эти годы после школы я постоянно думал о своих «подвигах», и прекрасно знаю им цену. Не пытайся искать мне оправдания — их нет. И давай сменим тему, Гермиона.

Девушка хотела возразить, но передумала. Всё-таки не каждый день слышишь слова раскаяния от Драко Малфоя. Ей было приятно узнать, что он сожалеет. Гермиона вдруг поняла, что подсознательно всегда надеялась на раскаяние Драко. Просто раньше это было мстительное удовлетворение: «Получи, мол, убедись, что ты был последним гадом!» А теперь это было что-то иное — чувство облегчения, что ли. Как маленький плюсик в пользу Драко и небольшой аргумент в оправдание того, что она проводит время в его обществе. Всё-таки это уже совсем другой человек. Совсем не тот, кого она знала в Хогвартсе. Гермионе вдруг захотелось узнать о нем побольше. Понять, как он теперь живет со всем этим, что чувствует. Человек, который на самом деле ничего не знает о тебе, как и ты ничего не знаешь о нем, вдруг стал близким и родным.

— Драко, каким ветром тебя занесло в маггловское кафе? — Гермиона говорила легко и непринужденно, будто разговор вообще не касался тех ужасных событий.

— А? Не поверишь, Гермиона, всё тем же маггловским ветром.

— В смысле?

— Да в прямом смысле, — Драко развалился в кресле и закинул руки за голову, — магглы прознали, что у меня много денег. И теперь требуют, чтобы я оплачивал расходы по восстановлению Брокдейлского моста, какой-то там деревушки и еще чего-то, не помню чего.

— И ты согласился? Почему ты должен все это оплачивать? — она вмиг утратила весь свой романтический настрой.

— Денег у меня действительно много. И к тому же, всё это происходит не без участия Кингсли Бруствера. Откуда бы руководству магглов узнать, что во всех катастрофах предыдущих лет виновен некий темный волшебник, как не от Министра Магии? И откуда им еще узнать, что этот самый волшебник перед смертью два года жил в поместье Малфоев?

— Не могу поверить! Они что, заставляют тебя платить за все, что сделал Волан-де-Морт?

Драко чертыхнулся и резко повернулся к Гермионе:

— Не произноси его имени в моем присутствии.

— В том, — Гермиона запнулась, — что сделал ОН, ты уж точно не виноват. Драко, но зачем ты согласился?

— Зачем? Да я и сам не знаю. Министерству нужен был козел отпущения, и им стал я. Мой папочка, знаешь ли, тоже не амулетами торговал, когда все это происходило, — Драко начал злиться.

— Я все равно не понимаю, почему ты не отказался? — без тени романтики сказала Гермиона. — Ты не можешь отвечать за всех. Почему именно на тебя повесили всю ответственность за произошедшее?

— Не отказался, потому что денег у меня действительно ОЧЕНЬ много! — Драко повысил голос. — Сумма, которую просят магглы, ничтожно мала по сравнению с тем, что у меня есть! Пускай чинят свои мосты, деревни, — мне без разницы, что еще они там чинят.

Гермиона молча смотрела на него.

— Я просто хочу жить нормальной жизнью, — все больше распалялся Драко, — чтобы в меня не тыкали пальцем, обвиняя во всех смертных грехах.

Гермиона не знала, что ответить. Она никогда не задумывалась о том, какая будет жизнь у тех, кто был на стороне Волан-де-Морта, но не попал в Азкабан. У тех, кто раскаялся, но попросить прощения уже не может, потому что некому сказать: «Прости»…

— Извини, я не думала, что всё так, … — Гермиона не могла подобрать нужное слово, — так серьезно.

Малфой нервно мотнул головой:

— Нет, это ты извини, я сорвался, — казалось, что из него выпустили весь воздух. — Скажи, что мне делать, Гермиона?

— Перестань посыпать голову пеплом, — ей нестерпимо захотелось обнять его, пожалеть… — Пойми, ты ничего не сможешь изменить, постоянно изводя себя упреками. Хочешь помогать магглам — помогай, никто не будет тебя осуждать. Но тебе самому надо жить дальше. Человек, живущий воспоминаниями, не имеет будущего.

— Это просто красивые слова, — еле слышно сказал Драко.

— Нет, это не просто слова, — горячо возразила девушка, — тебе надо научиться радоваться жизни. У тебя есть то, что многим даже и не снилось.

— Ты имеешь в виду кучу денег и прекрасную родословную? Раньше я искренне верил, что этого вполне достаточно для счастья, — он замолчал, — а хочешь правду?

— Давай, — беззаботно сказала она, а мысленно приготовилась к самому худшему: правда от Драко Малфоя может быть весьма неприятной.

— Я завидую тебе, Гермиона.

Вот так сюрприз! Она ожидала чего угодно, но только не этого:

— Завидуешь мне? Ты ничего не перепутал?

— Да, завидую тебе. У тебя было нормальное детство, нормальная семья и, что самое главное, нормальное воспитание. Никогда не думал, что приду к такому выводу, да вот так получилось. Твой дом не пестрел темными артефактами, тебе не вбивали в голову, что ты королева мира. Ты всего добивалась сама. И у тебя были нормальные друзья, если Поттера и Уизли можно назвать нормальными друзьями. Хотя, думаю, можно. Я неоднократно убеждался в том, что вы друг за друга пойдете в пасть к дракону. Просто не хотел признаваться себе в том, что у меня таких друзей нет. Да и, наверное, уже не будет.

Гермионе стало невыносимо жаль его. Поддавшись порыву, она протянула руку и погладила его по голове:

— Драко, не все так плохо.

Он посмотрел на нее. Мир вокруг перевернулся. Рассказав ей то, что он никогда никому не говорил, он почувствовал, что она вдруг стала для него самым близким человеком. Гермиона была для него воплощением счастливой жизни. Эталоном того, как все должно быть у нормальных людей. Казалось, что, находясь рядом с ней, он сам становится частью этой жизни. Нельзя, чтобы это закончилось. Надо сделать так, чтобы она была с ним. Может, тогда у него действительно получится начать новую жизнь, ту, в которой больше не будет Волан-де-Морта, сломанных жизней, чистокровности и прочей дряни, в которой он находился все предыдущие годы.

Драко встал с кресла. Девушка быстро отдернула руку. Малфой повернулся к ней и не своим голосом сказал:

— Прости меня, Гермиона, — он сделал шаг ей навстречу.

Гермиона немного испугалась, на его лице отражалась твердая решимость, только было не совсем понятно, что он собирается делать. Гермиона инстинктивно вжалась в кресло.

Драко подошел к ее креслу и, наклонившись, уперся руками в подлокотники.

Гермиону пробрал озноб: «Что же он делает?!». Не в силах пошевелиться, девушка заворожено смотрела на него. Тем временем Малфой медленно наклонялся все ближе и ближе к ней.

Приблизившись вплотную, Драко прошептал:

— Прости за то, что семь лет портил тебе жизнь, извини, если порчу ее снова…

У Гермионы перехватило дыхание. Сердце неистово колотилось в груди. От понимания того, что Малфой собирается сделать, у нее зазвенело в ушах. Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Перед тем, как он поцеловал ее, в голове мелькнула мысль о том, что Рон никогда не вызывал у нее таких эмоций.

Прикосновения говорили больше, чем слова. Остановиться было невозможно. Такой фонтан противоречивых эмоций Гермиона никогда раньше не испытывала…

Драко чувствовал себя самым счастливым человеком на свете…

Неожиданный хлопок трансгрессии был похож на раскат грома. Гермиона отшатнулась от Драко и посмотрела поверх его плеча на комнату… В ту секунду девушке показалось, что мир рухнул ей на голову.

Посреди гостиной, с расширившимися от ужаса глазами, стоял Рон.