Ночь была тихой и душной: согревающее и заглушающее заклятия действовали хорошо. Даже слишком хорошо. Гарри лежал на кровати поверх покрывала, широко раскинув руки, и смотрел в потолок. Сна не было ни в одном глазу. Изверг лежал под правой рукой и делал вид, что дремлет. Тонкая полоска света от уличного фонаря освещала его хвост, нервно подрагивающий в ожидании.

— Трудно, Изверг, — сказал Гарри и повернул голову к коту, — трудно шагать в неизвестность. Я иду вслепую. Как новорождённый котёнок. Ты когда-то тоже был таким, — он ухватил кота за кончик хвоста, и тот резко выдернул его из пальцев Поттера. — Только ты был, а я сейчас иду и тыкаюсь мордой во все углы и впадины. Раньше была определённость, конечная точка: В о л д е м о р т. Или я его, или он меня, тут уж не особо важно. Важно было то, что была точка конца. И точка отсчёта чего-то нового. И мне, — тут Гарри вытянул из-под головы подушку и запустил её в стену, — и мне всегда почему-то казалось, что за этой перевалочной чертой будет сразу что-то простое, понятное, лёгкое... тогда «начнётся». А что в итоге? В итоге у нас только одна чёткая и ясная цель — Смерть. Просто, понятно и несколько... неизбежно даже. Никого не минует, ко всем придёт, будь ты хоть семи крестражей во лбу. Только цель какая-то… неправильная.

Гарри закинул руки за голову и вновь уставился в потолок.

— Как сложно найти самого себя, — он замолчал, а потом добавил чуть слышно, — но ещё трудней потом продолжать быть самим собой.

Рональд Уизли растянулся поперёк дивана и храпел. Гарри наблюдал его уже с пятнадцать минут, но ни один мускул не дрогнул на лице друга. Рон спал мертвецким сном счастливого семьянина. По старой привычке запустив руку в спутанные и длинные волосы, Гарри прошагал в кухню. Пачки сока батареей выстроились вдоль подоконника, а на столе развалилась груда печенья. Что ж, судя по непочатым запасам и того и другого, Рон временно проживал в квартире один, иначе бы печенье лежало в ящике, а батарея пачек из-под сока выстроилась у мусорного ведра. Тем лучше. Вход в библиотеку открыт и из-за книжного шкафа на Гарри не попрёт боггартообразный вариант Гермионы Библиотечной. Поттер радостно протопал на второй этаж. Портреты приветствовали истинного хозяина дома, и, стоило Гарри повернуть за какой-нибудь угол коридора, начинали с жаром обсуждать его появление. Вот она, коридорная слава — беззлобно подумал Гарри и толкнул массивную дверь в библиотеку. Миру мир, как говорится. Два этажа с книгами — это вам не скромный «Флориш и Блоттс». У Поттера в зобу дыханье спёрло и, как ни странно, сейчас он напомнил себе маленькую Грейнджер, первый раз влетевшую во владения мадам Пиннс. Каталог слетел к нему в руки откуда-то с полки и вежливо открылся на первой странице. Видимо, соскучился по хозяйской магии.

Через пять часов буквы в восьмом томе Хатури Маахаби стали расплываться и клониться к краю страницы. Не почерпнув для себя ничего интересного, кроме книги «О ядах сквозь века (страницы не слюнявить, работать в перчатках)», Гарри решил прерваться на чай. Что-то ненадолго взвилось в его голове, но тут же потухло. Он решительно захлопнул пыльный том и отложил в третью стопку справа. Всего стопок было девять. Вот бы Гермиона сейчас порадовалась!

Гарри вышел из библиотеки и под взглядами двенадцати пар нарисованных глаз миновал второй этаж. В кухне он столкнулся с Роном, который от неожиданности заорал, попытался дать в глаз и совершил невероятный с точки зрения гравитации прыжок через стол.

— Рон, я тоже тебе рад! — ответил Гарри, поднимаясь с пола и отряхиваясь. — Извини, что без стука, не мог тебя добудиться.

— Г-гарри, как я рад тебя видеть, — ещё не полностью отойдя от шока сказал Рон, — здорово, что зашёл, дружище. Ты как? — на лице Уизли появилось классическое школьно-виноватое выражение. -Я тебя того, с перепугу, не это?

— Нет, что ты, когда ты так, я туда! — поддержал беседу Гарри и протянул Рону руку.

После традиционных пожатий, обниманий и похлопываний по плечу друзья уселись за стол.

— Хочешь печенья? — участливо спросил Уизли и указал на возвышающуюся перед ними гору упаковок.

— Нет, я бы что-нибудь посущественней съел. От сладкого у меня болят зубы, — душевно заверил друга Гарри и принялся разглядывать кухню.

Рон вскочил и заметался от холодильника к плите. Общими усилиями друзья вспомнили, как кипятить чайник, и откопали в каком-то шкафу банку солёных помидоров. Кухня, по наблюдениям Гарри, не сильно изменилась, разве что стала чище и как-то педантичней. Гора печенья выглядела в ней как подростковый протест против чистоты и порядка. Приятно, чёрт возьми, знать, что где-то мир остался старым добрым плюшевым миром. Рон тем временем успокоился и, пронаблюдав взгляд Поттера, решил объясниться.

— Понимаешь, Гарри, Герм теперь живёт на работе, а у меня через две недели матч в Гренландии, так что заморачиваться покупкой еды кроме как на завтрак… — Он картинно развёл руками и улыбнулся.

Вскипевший чайник водрузили на стол. Две чашки решено было наколдовать из зубочисток, чтобы «не заморачиваться». Рон достал чайные пакетики и приступил к таинству чайной церемонии.

— А что, у Герми теперь какой-то важный проект? Почему она живёт на работе?

— Да нет, она же ещё в начале октября получила письмо от МакГонагалл и теперь преподаёт в Хогвартсе.

Гарри чуть не подскочил со стула.

— В самом деле? — спросил он, откидывая волосы с лица, — поразительно! И что она там ведёт?

— Маггловедение. В газетах не писали, но осенью было совершено нападение. Слава богу никто из детей не пострадал, а вот их преподавательнице Кэмпбер хорошо так досталось. Герми писала, что преподавателя прокляли двое неизвестных. Спасибо, Снейп там что-то успел распутать, а то бы убили ко всем чертям эту Кэмпбер.

Уизли вдруг хряпнул кулаком по столу:

— Нет, Гарри, ты представляешь, ни одной статьи! Ни намёка! Как будто ничего не было. Чёрт знает что такое! Прошло уже полгода с момента победы, а они боятся и рта раскрыть.

— Ну, может быть, верят в сглаз… — Гарри задумчиво принял от Рона свою чашку и помешал чай ложечкой, — ты же знаешь, многие министерские работники очень серьёзно восприняли в своё время уроки Трелони. Вдруг у них в кафетерии в бумажном стаканчике выпал Гримм?

Рон громко рассмеялся и стал говорить что-то про то, что Гарри ничуть не изменился, и что-то там про уроки и школу.

А Гарри сидел и думал о Снейпе. О проклятиях, которые тот распутывал, о том, что Гермиона теперь там... а он тут, ищет какой-то рецепт зелья...

Иногда нам кажется, что всё, что мы делаем — бред сивой кобылы. Дилетантство, несерьёзность. Вот другие — они Дааа... а ты так, пописать зашёл. И ведь что обидно, когда-то тебя твои мысли очень даже занимают, ты считаешь их верным путём, лучом света в склепе незнания, вектором. А вот в такие моменты как этот, всё предстает пред тобой детским лепетом, одержимостью туфты над разумом, потерей собственного времени. Гарри оценивал собственную жизнь. У Гермионы была несравненно лучше.

— ...варежку потеряла, а я ей тогда свои отдал. Помнишь, ещё на Филча вечером напоролись? — Рон взглянул на Гарри с участием. — Нам тогда здорово досталось! — причмокнул он.

— Да… досталось и впрямь, — протянул Гарри и ещё раз помешал ложкой чай в кружке. Надо было что-то уже делать. Или назад, или вперёд, но не вот так, как он теперь, зависнуть над пропастью во ржи и надеяться, что всё как-нибудь обойдется.

— ... теперь такие вещи происходят, просто закачаешься. Недавно Герми прислала мне очередное письмо — читаю просто как романы! — Уизли тряхнул головой и хлебнул чая, — я тебе сейчас покажу, ты не поверишь, кого они там поймали…

Гарри сделал внушительный глоток чая и поперхнулся.

— ...Рон, — просипел он, кода отплевался, — Рон, что это за гадость?

— Ты что, Гарри, это чай… мы его с Мионой постоянно покупаем. Он хоть и маггловс...

— Рон! Это не чай! Это отрава в пластмассе. Этим только нежелательных гостей травить, — сказал Гарри и осёкся.

Вот оно, то, что уже всплывало в голове там, в библиотеке: «Травить нежелательных гостей…» Он ухватил мысль за хвост.

— Мне надо кое-что проверить, — буркнул Поттер и стремглав побежал на второй этаж.

— Фью-у-у! — присвистнул Уизли, входя в книгохранилище дома на Гриммаулд Плейс. — А ты тут времени даром не терял.

Гарри в окружении пяти топчущихся вокруг него свечек сидел на полу и читал увесистый том в чёрной кожаной обложке. Рядом с ним прилёг каталог, иногда перелистывающий страницу-другую. Видимо, заигрывал.

— ...угу, — отозвался Гарри, выделив палочкой ещё три абзаца книги.

Конспект, лежащий на стопке книг, стал быстро заполняться самопишущим пером. Рон перевернул один из раскрытых фолиантов.

— Хельга Ноэ… — прочёл Рон, скосившись на корешок книги, — кто она такая?

— Ведьма, сожжённая на костре инквизиции, — ответил Поттер, листая очередной том.

— Ведьмы, как и рукописи, не горят! — авторитетно сказал Уизли и вернул книгу в первоначальное положение. — Сразу видно, что ты вырос среди магглов, эта прописная истина в каждой сказке есть. Мне мама их много перечитала.

— Да, но в сказках нет рецепта парализующего зелья с миотропным эффектом! — буркнул Гарри и, перевернув страницу, поднял глаза на друга.

— Рон, я ещё тут немного повожусь. Надо сделать выписки.

Уизли возвёл очи горе:

— Ну да, ну да, Гермиона тоже всегда так говорит. Тут, видно, какой-то вирус завёлся книжный, раз даже ты залез в библиотеку на несколько часов.

Гарри ничего не ответил, так как уже не слушал Рона. Он наткнулся на то, что искал.

Он искал что-то в полумраке. Какую-то дверь, чтобы выйти. Ощущение было знакомым, словно бывал тут раньше. Много раз. Вот и сколотый кусок камня. Стена холодная и влажная. Синяя. Он вырвался наружу и перешёл на бег. Он должен успеть. Он опять должен. Опять успеть. Опять он. Зелёные ветви свисали чуть ли не до земли. Воздух в городе был влажен и терпок. На какую-то секунду ему показалось, что его кто-то окликнул, но времени обернуться не было. Он в последний раз глубоко вздохнул и сделал свой первый шаг в синем коридоре.

Северусу надоело удивляться этому сну. Он знал его наизусть, знал все камни, все ступени, все запахи и звуки. Он не удивлялся ему. Просто после этого сна Северус просыпался больным. Душевно больным, опустошённым и измученным человеком. Человеком, да. Те, кто думают, что Северус Снейп вампир — те ошибаются. Ну и на здоровье. А он, Северус, всего лишь потрёпанный жизнью человек, который чувствует себя бесконечно уставшим и до одури ненужным. Д-о о-д-у-р-и. Диктую по буквам: «Д» -Демиан... «О» — Оливия…

Снейп встал с кровати и облачился в мантию. Прямо поверх пижамы. Чёрт с ней, с педантичностью. Его волосы ещё лет двадцать назад стали школьным брендом, его нос уже четверть века фигурирует в хогвартских страшилках... Так почему бы не добавить к этому школьному образу ещё и потёртую пижаму в голубую полоску? И Снейп добавил. Вышел из своих комнат и пошёл добавлять в образ. Он гулял по школе часа три. Один раз спугнул целующихся, другой раз столкнулся с миссис Норрис… Северус бродил по школе и прокручивал в голове одну и ту же фразу, оброненную в Мунго: «А если решите, что жить всё же не имеет смысла, единственная просьба: пришлите сову, если не затруднит», — кажется, так он тогда сказал? Четыре месяца назад сказал, через месяц после победы? Откуда у Поттера такая уверенность? Личный опыт? Неудачная попытка суицида? Нет, нет, этот мальчик идиот, кретин и бестолочь, но после всего, что произошло, решить покончить с собой? Впрочем, мало ли? Разве что после всего этого только и можно. Но «пришлите сову, если не затруднит»? Знал, что Снейп потеряется? Или предполагал такое, так как сам успел потеряться? Что он? Где он? Может, письмо написать?

Акстись, Северус! У мальчика настали золотые годы, он молод, красив, известен, богат… Хотя последний пункт и под сомнением, после таинственного пожертвования: Северус всё ещё был свято уверен, что такое состояние передают или очень гласно ради газетных шумих, или от небольшого ума, а такое только у Поттера. И всё же, у Поттера сейчас, при всех составляющих, был прекрасный период в жизни. Все счета оплачены. Все дороги открыты. И тут письмо от старого профессора зельеварения? Бред. Снейп оторвался от созерцания окна и побрёл к себе в покои. Было начало шестого утра, а он чувствовал себя смертельно уставшим.

* * *

Гермиона проводила взглядом удаляющуюся фигуру профессора и вздохнула. Вот уже четвёртую ночь она смотрела, как тот приходит, нагулявшись по замку, к этому окну и тоскливо смотрит куда-то. Если бы не её дежурство, она бы тоже с удивлением смотрела на Снейпа во время обедов и ужинов, как это делали другие учителя. Никто не рисковал с ним заговаривать без особой нужды, но тем не менее весь вид Северуса говорил, что с профессором не всё в порядке. Ссутулившись, он сидел за столом, прихлебывал свой чай из чашки и как-то грустно смотрел на хлебницу. Отодвинь её — и не заметит.

Тогда, в одну из ночей, Гермиона возвращалась к себе в комнаты после дежурства, когда в конце коридора увидела слабый «Люмус». Она решительно направилась к нарушителю, но успела замереть на половине дороги. Северус Снейп, гроза Хогвартса, зельевар столетия и почётный кавалер ордена Мерлина, стоял у окна, в пижаме, прислонившись лбом к стеклу, и тихо барабанил пальцами по подоконнику. Странное и страшное зрелище в пять утра. Гермиона для вежливости ещё постояла секунд тридцать, а потом тихонько ушла восвояси. Но через неделю она обнаружила, что ставший угрюмым профессор снова пришёл к этому окну. К следующему дежурству Гермиона была морально подготовлена. Осталось только выяснить, как часто Снейп совершает такие увеселительные прогулки. На четвёртую ночь своего расследования Грейнджер уверилась в мысли, что всегда. Или как минимум с того момента, как ярость Снейпа сменилась полной апатией. Учителя тоже смотрели на Снейпа странно. Странно и сочувственно. В один из своих немногочисленных перерывов в расписании Гермиона решилась подойти со своим вопросом к МакГонагалл.

— Простите, Минерва, — сказала Грейнджер, подойдя к Минерве и мучительно покраснев от того, что теперь ей надо называть её по имени, — я могу с вами поговорить?

МакГонагалл отложила в сторону перо и воззрилась на Гермиону с грустной улыбкой:

— Конечно, Гермиона, присаживайтесь.

Говорить о Снейпе было делом трудным, но говорить о Снейпе, о живом Северусе Снейпе, сидя за чашечкой чая в учительской, казалось просто-таки святотатством. Грейнджер смутилась ещё больше.

— Ну-ну, Грейнджер, вы взрослая ведьма, преподаватель Хогвартса, герой войны и прочая-прочая, а краснеете как первокурсница! — Минерва сухо рассмеялась. — Дорогая моя, я не легилимент, как наш ненаглядный профессор зельеварения, но чует моё сердце, что разговор у нас с вами пойдёт именно о нём, не так ли? — и она скрестила пальцы домиком.

Гермиона набрала воздуха, как перед прыжком в воду, и, сказав себе: «Ты сможешь!», — решительно уставилась на МакГонагалл.

— Да, Минерва, вы правы! Я не понимаю, что происходит.

Гермиона всё-таки села в предложенное ей кресло, так как количество вспорхнувших в голове вопросов резко увеличилось и потребовало от Грейнджер большей устойчивости, нежели она могла себе позволить.

— Когда я получила от вас письмо, я предполагала всякое. Ну, вы понимаете… видеть его тогда, в Визжащей хижине, быть… мы же думали, что он умер. Гарри тогда, во время финальной схватки… — Гермиона запнулась, — вы должны помнить, что он говорил, да это потом и в газетах печатали. Для профессора мы трое неотличимы друг от друга. Где я, там и Рон, где Рон, там и Гарри… Я думала, будет взрыв, будет море яда, плевков, вызовов… Боже мой, я даже продумывала, кого бы предложить на моё место в случае скандала...

Минерва смотрела на Гермиону с какой-то сочувственной жалостью.

— Дорогая моя, мы все ждали чего-то подобного.

— Да? — с облегчением выдохнула Грейнджер и взглянула на Минерву. — Тогда почему же?.. Ну, то есть тогда, через неделю, он нахамил, и вы все сказали «слава Мерлину, Северус опять вернулся»… то есть он вот так уже уходил в себя?

— Да, и возвращался, — МакГонагалл взяла в руки перо и стала его внимательно разглядывать. — Мы все надеялись, что твоё присутствие здесь, Гермиона, вернёт Северуса обратно навсегда. Но как видишь, он долго не продержался.

— А… — встрепенулась девушка, но замолкла.

— Предупреждая вопрос, который вертится у тебя на языке, скажу так. Мы не близкие друзья с профессором Снейпом по... — тут настала очередь Минервы резко покраснеть, — по ряду причин, и думаю, хоть он и простил меня за всё… но настоящими и близкими друзьями, такими, чтобы говорить о его проблемах, мы вряд ли сможем когда-нибудь стать. О моих проблемах — да. Об общих и близких всем нам страхах, о бездействии министерства, о Волдеморте — да. Но никогда о том, что происходит в душе Северуса Снейпа. Он и раньше никому не доверял. Кроме, пожалуй, Дамблдора, — МакГонагалл нервно дёрнула щекой. — Но мне... мне он ничего не хочет говорить. Один только раз мы затронули тему последней битвы, и он попросил меня показать ему всё, что я сама видела. Но это тоже страх, страх, что что-то ещё не кончилось, что мы что-то пропустили, что снова потребуются такие жертвы... Это страх Ордена Феникса о невыигранной битве. Северус благородный человек, он чувствует свою ответственность... но сейчас, мне кажется, дело не в войне с тёмными силами. Не только в ней. В чём-то другом… — МакГонагалл растерянно посмотрела на девушку.

— Извини, Гермиона, я ничем не смогу тебе помочь. Хотела бы, да не могу, — и МакГонагалл как-то слишком поспешно стала протирать очки.