Тёмный Час (джен)

После того, как в лавке появилась рамка с договором, дни начали лететь со страшной скоростью.

Виной этому стали не какие-то магические свойства чёртовой, измазанной кровью бумажки под стеклом. Виной стали мои воспоминания, которые начали настигать меня всё чаще. Я проваливался в мысли прямо во время работы, а выныривал из них уже заполночь, когда Уилл, извиняясь за то, что так задержался в мастерской, натягивал пальто и исчезал в ночи. Я мало что помню из происходившего в тот зябкий и грязный февраль. Ко мне по-прежнему приходили клиенты, я по-прежнему исполнял заказы, по-прежнему учил и хвалил своего подмастерье за успехи… Но какие именно это были заказы? Чему я учил? За что хвалил?

Я ничего этого не помню.

Пожелтевший свиток перевернул всё с ног на голову, и я внезапно осознал, что ничего не помню из своей прежней жизни — той, которая была до ухода отца, и слабо помню ту, которая размеренно шла до прихода Бильмо.

В тот февраль я только и делал, что вспоминал.

Первым воспоминанием, вспыхнувшим в моем сознании с отчётливой ясностью, была смерть матери. Я помню её впалые глаза — в последние свои дни она жаловалась на кошмары и бессонницу, а я даже не мог купить ей лауданума — выручка из лавки была слишком мала, чтобы тратить её на снотворное. Я помню, как на груди спокойно лежали холодные, покрытые красными пятнами руки…

Она умерла во сне, и я был малодушно рад, что она ушла спокойно, не мучаясь. Последние деньги, которых нам двоим едва хватало на лекарства и еду, пришлось потратить на услуги гробовщика.

На похоронах меня не было, я работал в лавке. Я не смог проводить её в последний путь так, как полагается любящему сыну. Всё, что я сделал — это поцеловал её в лоб перед тем, как остывшее, посиневшее тело на носилках вынесли из нашей комнатки два озлобленных санитара.

Что ж, я верю, что Берта Дей и по сей день покоится с миром. К моему сожалению, я ни разу не был на её могиле и даже не знаю дату её смерти.

Ещё одно, очень смутное и неполное воспоминание преследовало меня. Я никак не мог сложить единую картинку, только отдельные образы и ощущения вспыхивали в моей памяти: запах можжевельника, высокая табуретка и жар от камина. Образы не давали мне покоя ни в мастерской, ни в лавке, ни по ночам. Порою казалось, что мне не хватает одной маленькой детали, одной зацепки, чтобы всё встало на свои места… но зацепка никак не находилась, сколько бы я не бродил по нескончаемому лабиринту своего сознания.

Говорят, именно память делает человека человеком. Не знаю уж, насколько правы мыслители, но как только она начала ко мне возвращаться, я почувствовал себя одиноким. Вместо целого мира, родни, друзей и всего, что причитается иметь обычному англичанину к двадцати годам, у меня была только лавка, работа и старательный ученик. Я всё чаще утопал в собственных мыслях, стараясь отвлечься от действительности.

«Вернуться» обратно в лавку мне удалось только к концу марта, и эту историю, к своему ужасу и счастью, я помню от начала и до конца. Даже сейчас, спустя столько лет, я закрываю глаза и отчётливо вспоминаю каждую деталь той спокойной ночи, в которую она перешагнула порог моей лавки.

Она зашла не сразу.

Впервые я заметил её около одиннадцати. Она, эта девушка, стояла под уличным фонарём и внимательно читала вывеску. Слабый свет освещал её тонкий силуэт, и я видел испуганное лицо и хрупкие плечи, поверх которых был накинут не то плащ, не то платок. На ней не было ни шляпки, ни перчаток, ничего, что должно было быть на приличной девушке…

Видимо, почувствовав, что я рассматриваю её, она оторвалась от таблички и посмотрела вдаль, внутрь лавки, прямо на меня. Наши взгляды встретились. Она замерла. Я разглядывал её. Девушка, осознав, что её заметили, отшатнулась от стеклянной витрины и нырнула в ночную темноту.

Огромные, затравленные глаза, остались в моей памяти и по сей день. Прошёл час, прежде, чем маленькая фигурка вновь мелькнула за окном, и, на этот раз, она не задерживалась рядом с табличкой надолго. Быстрым, рваным движением девушка распахнула дверь и вошла в лавку.

— Что значит «механизмы любой сложности»? — быстро проговорила она, остановившись у порога.

Всё в ней выдавало нервозность и отчаяние. Дрожащей рукой она оправила грязный подол дорожного вишнёвого платья. Выпавшие из растрепавшегося пучка тёмные волосы упали на лицо.

— То и значит, — откликнулся я, вставая за прилавок. — Я Чарли. Чарльз Дей.

Она недоверчиво глянула на меня — я не внушал ей особого доверия. Иногда я и сам забывал, насколько неприятно выгляжу: взъерошенный, в грязных вещах, с уродливым рваным шрамом через левую щёку. Меня сторонились даже некоторые мужчины, приходящие в лавку днём, чего уж тут говорить о девушке поздней ночью?..

— Вирджиния, — еле слышно сказала она, — но можно просто Вирдж…

У неё был странный акцент. Видимо, так говорили в каких-то областях Зачеловечья…

— Вы пришли оттуда, верно?

— Откуда?.. — в медных глазах Вирдж зажглось непонимание вперемешку со страхом. — Я из цирка уродов мистера Джонсона, мы приехали сегодня вечером и только разбили шатёр…

Она была человеком.

В ту мартовскую ночь, я, уставший от мыслей, увидел в ней родственную душу. Я не исключаю своей ошибки — желание спастись от гнетущего одиночества способно толкать на немыслимые поступки даже самого расчетливого человека. Но в карих глазах, за бликами слабого керосинового света, я увидел что-то до боли знакомое. Только спустя пару наших встреч, я смог наконец понять, что нас так роднит, а тогда…

Я чувствовал, что с каждой секундой пугаю её всё больше и больше, но она проолжала стоять передо мной, натянутая, как струна.

— Вы можете сделать мне руку? — она вскинула голову, и голос её прозвучал на удивление бойко. Всеми силами она старалась сохранить самообладание и силу духа.

— Конечно. Вам брошь или статуэтку?.. Или хотите игрушку?

— Нет-нет, вы не поняли… — одной рукой девушка принялась поправлять плащ, очень неумело завязанный. — Мне нужна настоящая рука.

Медленно, будто стараясь не спугнуть меня, Вирджиния откинула левую полу дорожного плаща. Ткань перекинулась через плечо, и я увидел аккуратно закатанный до локтя рукав платья.

Он был пуст.

— Вы сможете сделать для меня руку? Сможете сделать протез? — спросила она, и её голос еле слышно дрогнул. — Это очень сложный механизм… Но ведь, «любой сложности», правда?

Я задумался. Сделать руку… Это сложнее соловья, сложнее паровозика, сложнее даже самых крошечных игрушек. Мне никогда не приходилось мастерить протезы, у меня не было готового чертежа; не мог же я просто так, за секунду взять и соорудить из воздуха что-то, сравнимое с человеческим телом? Но с другой стороны, кто ещё, если не я? И к тому же, она пришла после заката…

— Это действительно сложно, — проговорил я, осматривая пустой рукав, — да и работы потребуется немало…

— Я заплачу! — Вирджи в отчаянии выхватила из кармана плаща крошечный кошелёк. — Сколько это будет стоить? Двенадцать шиллингов? Тридцать?

— Нет-нет, не больше трёх… — я совсем растерялся, — да уберите вы деньги, в самом-то деле. Оплатите, когда получите товар.

— Вы берётесь? — её бронзовое лицо внезапно осветила надежда. — Вы берётесь, мистер Дей?..

Мог бы я сказать Вирджинии «нет, мы не предоставляем такого рода услуги»? Мог бы, конечно, но это было бы не в моих правилах. Я боялся, что не смогу и подведу её, но только из-за этого нелепого страха отказываться от работы? Нет. Вздор. Ни за что.

— Берусь, — сказал я твёрдо и решительно. — Приходите завтра на смотр, где-то около трёх часов дня. Покажу вам чертежи, материалы… Снимем мерки. Вас устроит?

Она быстро закивала.

— Спасибо, — прошептала Вирджиния почти не слышно — её голос задрожал и сорвался. — Спасибо вам большое…

Я не смог бы смотреть, как она плачет, вытирая правой рукой слёзы. Во мне проснулась невиданная доселе неловкость и смущение, поэтому я сделал вид, что мне срочно нужно найти что-то под прилавком.

— Пока ещё не за что, — сказал я внутрь тумбы, оглядывая все вещи, валяющиеся на двух полках. В самом дальнем углу я заметил игрушечную крысу. — Возвращайтесь быстрее в ваш шатер, время уже позднее.

Мне с чего-то подумалось, что Вирджи была просто необходима эта дурацкая и уродливая игрушка, которую никто не хотел покупать. Я вытянул руку, напрягся и достал её — маленькую крысу, стоящую на задних лапках.

Смущённый и немножко красный, я протянул Вирджинии своё «творение».

— Что это? — спросила она, шмыгнув носом. — Это мне?..

— Возьмите, — я как-то очень неловко улыбнулся, — и не плачьте. Она очень смешно крутит головой и дёргает ушками, если её завести. Это подарок.

— Спасибо, — Вирджи снова шмыгнула носом и аккуратно взяла игрушку в руку. — Я, наверное, пойду?..

— Да-да, конечно.

Она стояла у прилавка, держа в ладони маленькую механическую крысу, и не двигалась с места.

— До завтра?.. — она посмотрела мне в глаза, и я почувствовал себя маленьким и глупым мальчишкой.

— До завтра, — откликнулся я и тут же добавил:

— Я приступлю к работе сейчас же.

Ровно восемь шагов от прилавка до звона колокольчика. Вирджиния ушла, а я, как самый последний романтик, ещё несколько минут смотрел ей вслед в надежде разглядеть за ночным мраком её хрупкий силуэт.

Мне не терпелось начать работу. Мыслей было так много, что они разбегались в разные стороны. Идеи вились в голове, но я никак не мог ухватить нужную…

Для начала необходимо было нарисовать макет — не чертёж, а всего лишь приблизительный набросок будущего протеза. В мастерской, в каком-то из шкафов, я нашёл подробное пособие — книгу «Об устройстве человека». Мне повезло, и внутри, помимо заумного текста, нашлись иллюстрации как скелета, так и строения мягких тканей… В обнимку с пособием и карандашом я провёл не один час.

Мне удалось хоть как-то спроектировать локтевой и плечевой суставы — можно было использовать шарниры, как у кукол. Другое дело, что эти шарниры не обеспечивали самостоятельное движение — ведь кукол двигают дети, а рука должна двигаться сама по себе. Но как заставить её сгибаться в локте, хотя бы под углом в девяносто градусов? Идея в голову пришла невероятно дурацкая — можно установить на плечевой кости небольшой механизм: по моим расчётам, при повороте ключа в плече, большая шестерня внутри должна была приводить в движение цепь, проходящую через всю руку, и цепляющуюся за шарнир в локтевом суставе. Цепь, в таком случае, приводила бы в движение шестеренку поменьше внутри локтя. К ней, в свою очередь, должна быть прикреплена внутренняя ось предплечья…

Короче говоря, эта система легко бы сгибала руку до нужного угла, но очень сильно ограничивала бы её движение. Я сделал несколько эскизов, но все их двигательные характеристики меня не удовлетворяли. Я не мог заставить двигаться пальцы или плечо. У меня получалась бессмысленная огромная железяка. Толка от этой руки не было. Она несла бы в себе только декоративный смысл, и это только в том случае, если бы протез получился таким же красивым и изящным, как и его хозяйка…

Плечевой корпус было решено сделать из твёрдой кожи, а не из металла. Это сильно его облегчало, да и выглядел он так куда приятнее, живее и интереснее, чем просто кусок железки с резьбой. Хотя, макет для корпуса с резьбой я тоже нарисовал, так, на всякий случай.

Расстроенный, я взялся за подбор материалов, но и тут всё оставляло желать лучшего. Медь для такого дела была слишком мягкой. Серебро прочнее, но гораздо, гораздо тяжелее, и вряд ли хрупкие плечи Вирджинии смогли бы его вынести. Идеально бы подошла бронза или латунь. Однако мне абсолютно точно не хватало запасов — ремесло часовщика очень редко предполагает наличие под рукой четырёх или шести фунтов металла одновременно. Значится, нужно было не забыть отправить Уилла до Дерби первым же утренним поездом, чтобы к вечеру он привёз материал для выплавки…

Мне не нравилось думать, что я превращаюсь в кузнеца, но часовое ремесло, как бы мне ни хотелось это признавать, так или иначе связано с металлом. «Часовщик — это кузнец Нового Времени», — вот мысль, которая посетила меня уже под утро, когда я отливал образцы из бронзы и латуни.

Ну что ж, в таком случае, если король Артур всё-таки решит подковать у меня лошадь, я не откажусь.

 

Меня разбудил громкий скрип двери в мастерскую. Я испуганно встрепенулся и оторвал голову от столешницы — у меня ужасно болело ухо и висок. Кажется, я уснул, пока ждал полного остывания железа — два тонких, теперь уже остывших пласта латуни и бронзы лежали в раковине. Сильно болела спина и плечи: я потянулся, и с изумлением обнаружил, что до сих пор сжимаю в ладони циркуль. Щекой я всё это время лежал на почти законченном чертеже.

В дверном проёме стоял Уилл.

— Чарли? — он разглядывал меня с растерянностью. — Ты тут откуда? Ещё восьми нет…

Он не ожидал увидеть меня на рабочем месте в такую рань — я ещё ни разу не спускался в мастерскую раньше восьми тридцати.

— Я работал, — я громко и сильно зевнул. — Потом заснул. Сейчас проснулся.

В восемь часов утра я не самый лучший собеседник.

— Я вижу, — добродушно усмехнулся он, оглядывая валяющиеся вокруг меня бумаги и книги. — Интересный заказ? Что там?

— Сегодня ночью пришла девушка и… — я не удержался и снова зевнул, силясь прогнать остатки сна; я должен был с утра что-то сделать…

— Уилл, сколько сейчас времени? — спросил я, потирая шею. Мысль билась где-то в голове, но всё никак не вспоминалась.

— Семь часов сорок восемь минут, — откликнулся подмастерье, стягивая с себя пальто.

Первый поезд к нашей станции прибывал в восемь ноль две.

— Чёрт побери, Уилл, точно! Подожди раздеваться, стой, — я вскочил из-за стола, подбежал к шкафу, схватил свою записную книжку и судорожно принялся чирикать в ней расписку, — надо съездить до Дерби, купить на металлургическом заводе четыре фунта бронзового сплава и два фунта латуни…

— Нам же недавно только привезли фунт, зачем ещё?..

— Нет времени объяснять, — я вручил Уильяму бумажку на имя Чарли Дея, в которой хозяин металлургического завода, мистер Уокер, уведомлялся, что лавке «Тёмный Час» чрезвычайно необходимы материалы, которые потребует юноша, предъявивший эту бумагу. — Садись на первый же поезд. Вот тринадцать шиллингов. Двенадцать на сам металл, шесть пенсов на дорогу туда и столько же на дорогу обратно. Если сможешь вернуться к трём часам дня — цены тебе не будет.

Мой ученик так и стоял в расстегнутом пальто, а на его лице читалось полное непонимание вперемешку с испугом. Он медленно взял в руки расписку и монеты.

— Ты здоров, Чарли? — негромко спросил он, глядя мне в глаза.

— Абсолютно.

— Ты уверен, что мне сейчас надо ехать?

— Железно, — я невольно усмехнулся.

— Хорошо, — Уильям пожал плечами, запахнул пальто и сунул в портфель деньги, — постараюсь вернуться к трём.

И с этими словами, он быстрым шагом вышел из мастерской.

Мне оставалось только вынести в лавку чертежи и совмещать работу продавца с работой инженера-конструктора. Во что бы то ни стало, надо было доделать проект нескольких крупных деталей, вроде шарниров и крупной зубчатой шестерёнки, достроить ладонь с тыльной и внутренней стороны… Пару раз меня отвлекали клиенты: мужчина с бакенбардами счёл необходимым поинтересоваться, сколько именно стоят те огромные часы на стене; девушка с огромными голубыми глазами, завидев меня, очень расстроилась и спросила, где сейчас тот юноша, который обычно принимает заказы. Я ответил, что юноша сейчас выполняет очень важное поручение хозяина, и если ей вдруг что-то нужно починить, это с лёгкостью могу сделать я. Девушка невнятно что-то промямлила и быстро исчезла из лавки.

Я становился всё раздражительнее. Мало того, что приходилось отвлекаться от работы — я ужасно этого не люблю, — так ещё и макет получался отвратительным. Я чувствовал, что могу сделать ещё лучше, но у меня не было ни малейшего представления, что именно нужно исправить. Ограниченность функций — это главная проблема. Моя механическая рука не могла даже близко сравниться с живой…

«Если бы металл можно было оживить! — пронеслось у меня в голове, когда я в отчаянии отшвырнул от себя карандаш и откинулся на спинку стула. — А может можно? В Зачеловечье? Уилл должен знать…»

Мысль о возможном оживлении, признаться, немного успокоила меня. Главное сделать протез способным к движению, а с остальным можно справиться с помощью Зачеловечья…

Я поднял с пола карандаш, и снова принялся за чертёж.

Большие часы в углу лавки показывали без двадцати три, когда в лавку через мастерскую вошёл усталый Уильям.

— Обошлось без особенных приключений, — отчитался он, потирая покрасневшие ладони. — Сумки тяжеловаты, конечно, благо, у меня осталось немного мелочи в карманах и я смог схватить кэба по пути обратно. Слушай, Чарли, на кой нам вообще столько бронзы?..

— У нас крупный заказ, — я оторвался от листов. — Спасибо, Уильям.

— Да не за что… — он деловито засунул руки в карманы рабочих брюк и с любопытством посмотрел на разбросанные по прилавку бумаги. — Ничего себе!

Его глаза расширились, как только он понял, что именно на них изображено.

— Рука, Чарли?! Да ты обошёл сам себя! Сколько платят? Кто заказчик? Это из наших?

— Не из ваших, — откликнулся я, пропуская его ближе к моему импровизированному рабочему месту. — Вчера вечером пришла девушка из кочевого… театра, что ли. Платит три шиллинга…

— Это искусство, Чарли, — Уильям с присущим ему любопытством рассматривал каждую линию в чертеже.

— Громко сказано, — отмахнулся я. — Она почти не работает, только в локте сгибается...

— Зато как выглядит!

— Надо не выглядеть, а быть, — это прозвучало так пафосно, что мне самому стало смешно и неловко. — Ты лучше скажи мне, как принц, есть ли в Зачеловечье какая-нибудь фея или там… колдунья, я не знаю… которая может из неживого сделать живое, а?

— С феями и колдуньями связываться себе дороже, — безапелляционно заявил он, и вид у него сразу стал озадаченным, — но, может, живая вода?.. Мёртвых оживляет ведь, может как-то и с рукой…

— Уверен, что получится?

— Нет, но попробовать стоит.

— Сможешь достать к субботе пару пинт?

— Придётся повозиться… — Уильям озабоченно почесал затылок, — сам знаешь, дело нелёгкое: пока найдёшь карлика, пока выклянчишь у него хлебцы и прут, пока доедешь до замка…,

Я еле сдержал улыбку. На ум пришёл большой, потёртый сборник сказок, который мне читали перед сном.

— Но ты сможешь? — осторожно спросил я. — Как думаешь?

— Конечно, смогу, — кивнул мой подмастерье и, насвистывая какую-то песенку, принялся собирать со стола мои чертежи. — Куда ж я денусь?

— Спасибо, Уильям.

— Пока ещё не за что. Когда добуду, тогда и будешь в благодарностях рассыпаться. Иди в мастерскую, работай.

С одной стороны, его оптимизм меня радовал. С другой, я чувствовал, как постепенно делаю из Уилла мальчика на побегушках. Наверное, именно поэтому в качестве подмастерий обычно нанимали каких-нибудь зверей — чтобы не чувствовать угрызений совести от того, что используешь взрослого парня в качестве прислуги. Всё это как-то… нечестно. Я пытался оправдывать себя тем, что навык закупки железа определенно понадобится Уиллу в будущем, а с живой водой он помогает мне просто так, как хороший друг, союзник и, в конце концов, подмастерье, но легче от этого мне не становилось.

 

С трёх часов я рассеянно бродил по мастерской, перекладывал с места на место чертежи, разглядывал образцы и, всякий раз поглядывая на круглый белый циферблат настенных часов, ругал минутную стрелку за то, что она движется так медленно. Вирджинии не было в три. Вирджинии не было в три десять. Но в три пятнадцать звякнул колокольчик, послышались шаги, и в лавке раздался знакомый мне женский голос.

Я чуть ли не бегом вышел из мастерской.

Мне всегда казалось, что я лишён горячности. Отец всегда говорил, что нервозность и вспыльчивость должны быть чужды часовщику. Сейчас мне бы хотелось спросить у него что-то вроде «А ты был сдержан и спокоен, когда встретил мою мать?»

Увидев меня в белой рубахе и чистом фартуке, Уилл насмешливо приподнял бровь и, не удержавшись, хмыкнул. Видимо, надеть парадную рубашку и отстирать фартук было слишком широким жестом.

— А этот блестящий золотой соверен — Чарльз Дей, хозяин лавки, — Уильям небрежно качнул головой в мою сторону, не отвлекаясь от покупательницы, коей была Вирджиния. — Что вам угодно, мисс? Часы? У нас есть всякие: наручные, настенные…

Она не смогла сдержать улыбки:

— Нет, меня не интересуют часы, — проговорила она, поправляя плащ, — особенно наручные, Уильям.

И тут он понял, кто перед ним стоит. Горе-продавец смутился, покраснел до самых кончиков ушей и быстро проговорил что-то вроде «Извините, виноват…» Она кивнула в знак примирения и перевела взгляд на меня:

— Вам есть что мне показать, мистер Чарли Дей?

Я будто снова стал маленьким мальчиком. Это похоже на то чувство, которое испытываешь, когда впервые пытаешься поставить в механизм шестерёнку: ты только берёшь в руки пинцет с деталью, а отец внимательно смотрит за каждым твоим действием. Это волнительно: у тебя нет ни капли навыка, но как же хочется понравиться.

— Конечно. Следуйте за мной, мисс Вирджиния, — я взял её под локоть и краем глаза заметил, как Уильям закатил глаза.

— Уильям хороший малый, — шепнула она мне, пока мы пробирались по узкому коридору. — Он здесь продавец?

— Нет, — откликнулся я, — подмастерье.

Она задумчиво кивнула, машинально поправив манжету моей рубашки.

Что-то в ней поменялось со вчерашнего вечера. Вишнёвое платье всё ещё было грязным, носки белых ботинок давно превратились в серые, но она казалась мне ещё прекрасней, чем накануне. Не было того страха и отчаяния, которые она так силилась скрыть ночью. Наоборот, сейчас она излучала немыслимое для меня спокойствие и уверенность.

Когда мы зашли в мастерскую, Вирджи отпустила мою руку и заворожённо оглядела комнату. Я никогда не относился к этому месту, как чему-то удивительному: эта была просто каморка с камином, столом и кучей шкафов, и я не понимал, что в этой комнате видит Уилл — он относился к мастерской, как к святыне. Вирджиния, видимо, как и Уильям, увидела в этом беспорядке что-то большее, чем просто рабочее место.

— Вы здесь работаете? — спросила она, рассматривая висящую на стене полку с инструментами. — Вам тут не тесно?

— Нет, ни капли, — я пожал плечами. — Удобно, когда всё под рукой. О, чёрт, простите…

Она усмехнулась краешком губ:

— Не думайте, меня не задевает. Вас же не задевает, что вы часовщик, правда? Мой недостаток тоже давно стал моей работой, но сейчас не об этом... Вы говорили про эскизы. Можете показать?

— Да, конечно, всё здесь, — я подошёл к столу, — вот, смотрите. Я сделал несколько эскизов… У них у всех одинаковая механика, разный только внешний вид и тяжесть. Вот эта…

Я указал на чертёж полностью металлической руки.

— …состоит из латуни и бронзы. Внутренний механизм будет из латуни, а внешний корпус из бронзы. Бронза, конечно, тяжелее, но она более износостойкая, поэтому такой корпус будет долговечнее. У этой руки есть значимый минус: она будет очень тяжёлой — больше двух с половиной фунтов. А этот…

Я показал второй чертёж, с кожей.

— У этого внутри латунь, снаружи — грубая кожа, с элементами из бронзы. Она будет гораздо легче, около фунта. Оба приводятся в движение ключом в плечевом суставе, сгибается в локте на любой необходимый градус. Пальцы двигаются, за счет тугих шарниров, можно придать любое положение, но их уже придется двигать вручную, как и предплечье… Вот. Что думаете?

Вирджиния сжимала в руке тонкий пласт латуни. Она прищурилась и нагнулась над столом, чтобы лучше видеть каждую линию.

— Это… прекрасно, — выдохнула она. — Просто невероятно, Чар… мистер Дей.

— Можете просто Чарли, — тихо произнёс я, облокотившись на столешницу. — Выбирайте, какой мне для вас смастерить?

— Тот, что с кожей, полагаю, — Вирджиния выпрямилась и посмотрела на меня огромными медными глазами, — раз он легче. Сколько точно будет стоить ваша работа, Чарли?

— Три шиллинга.

— Не шутите со мной, — она слегка поджала губы. — Просто назовите цену.

— Ровно три шиллинга, — повторил я, — я и не думал шутить с вами, мисс. Это будет стоить вам ровно три шиллинга. Я не могу просить с вас больше, это не в моих правилах.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Я был настолько счастлив, что не мог придумать, что ещё можно сказать — в моей голове не было ни одной толковой мысли.

— Хорошо, — кивнула она. — Вам, должно быть, нужно снять с меня мерки?

Я встрепенулся. Наваждение отступило, наступило смущение. Я прекрасно понимал, что снимать мерки поверх платья не представляется возможным, но как-то не задумывался об этом всерьёз. А сейчас…

— Вирджиния… мисс… — я отвёл глаза и покраснел, — понимаете, измерения, сделанные с учётом платья будут не такими точными, как без, и…

Я запнулся. То, что я говорил было дико и непристойно.

— Можете ли вы снять платье и остаться в одном корсете? — выпалил я и только тогда смог посмотреть на неё. В моём воображении за ней глухо захлопнулась дверь, когда я произнёс «снять платье», но нет. Вирджиния стояла передо мной, такая же спокойная, как и прежде. В её глазах блестела мягкая насмешка.

— Конечно, — она улыбнулась, скинула с себя плащ, и аккуратно положила его на стол. — Будьте так добры, расшнуруйте платье сзади, самой мне не достать.

Сгорая от стыда, я пошёл закрывать дверь, а когда возвращался к Вирджинии, взял из тумбочки измерительную ленту, карандаш и записную книгу.

— Вы работаете в театре? — еле сгибающимися пальцами я принялся ослаблять шнуровку.

— В цирке, — негромко поправила Вирджиния, — но больше и вправду работаю, чем выступаю. Храню билеты, кормлю лошадей во время гастролей и тому подобное. Я вроде доверенного лица мистера Джонсона, понимаете?

— Давно гастролируете? И откуда?

— Из Америки. Второй месяц.

— Так вы не англичанка? Ах вот, откуда ваш акцент... — я расправился с верхними петлями и аккуратно приспустил с её плеч тонкую ткань. — Снимайте. Если хотите, я отвернусь…

— Бросьте, Чарли, — Вирджи обернулась, аккуратно стягивая вниз огромные рукава платья, — вы не самый отвратительный человек перед которым мне приходилось раздеваться. А что до вашего вопроса… Я не англичанка и даже не американка. Это всё, что я про себя знаю.

На её губах замерла горькая усмешка. Правой рукой с невероятно тонким запястьем, девушка придерживала блузу платья. Меня поражала её худоба — я с лёгкостью мог рассмотреть на спине очертания позвонков. Пришлось ощупать её плечо, чтобы найти акромион — плечевую, сильно выделяющуюся кость. На тонкой смуглой коже оставались следы от моих прикосновений и мне становилось стыдно.

— У вас никогда не было левой руки или вы её потеряли? — спросил я, отмеряя расстояние от позвоночника до кости.

— Наверное, никогда, — Вирджиния неопределенно мотнула головой. — Я не помню себя с рукой, хотя, возможно, она когда-то была.

— Можете повернуться?

Она развернулась, и смущение накрыло меня новой волной.

— Протяните вперёд правую руку, пожалуйста, я сделаю замер, — проговорил я, смотря исключительно в записную книжку. — Спасибо большое…

Я быстро расправился с замером общей длины руки, предплечья, локтя, кисти и каждого пальца. Я сделал замер обхвата запястья, предплечья и плеча, нескольких пальцев — мизинца, среднего и большого… Всё это время я пытался сосредоточиться только на цифрах.

— Вот и всё, — я вписал последний замер и, стараясь всё также не поднимать взгляда, проговорил:

— Можете одеваться. Всё, что мне было необходимо, я сделал. Вам помочь зашнуровать всё обратно?

— Да, — с удивительным для меня трепетом проговорила она, — если вам не сложно…

Я покорно вдел ленты обратно в петли, и зашнуровал платье. Надеть его было проще, чем снять — теперь не так тряслись пальцы.

— Почему вы не... смотрели на меня, Чарли?.. — шёпотом спросила Вирдж, когда я завязывал ленты.

— Я не хотел вас смущать, — таким же шёпотом признался я. — Кажется, это было бы лишним.

Она ничего не ответила, но я чувствовал, что она рассеяна, обескуражена и… благодарна? Это странное слово, но именно оно пришло мне на ум первым. Она не проронила ни слова, пока я выводил её из мастерской, ничего не сказала на прощание Уильяму.

— Можем встретиться в понедельник, чтобы вы забрали заказ? — спросил я её, придерживая для неё дверь. — Думаю, четырёх дней мне хватит, чтобы закончить ваш протез.

— Забрать заказ?.. — всё так же задумчиво и рассеяно спросила Вирджиния. — Хорошо, встретимся в понедельник… А впрочем, нет, погодите-ка…

Вмиг в её карие глаза вернулась жизнь.

— В эту субботу у нас будет шоу, — с каким-то не то озорством, не то со свойственным любой актрисе кокетством сообщила она, — приходите, Чарли. В шесть. Там, на большой площади.

— Я… — начал было я свою оправдательную речь, но Вирджи не дала мне закончить. Она встала на цыпочки, быстро поцеловала меня в щёку и тут же выбежала из лавки.

 

Было около восьми часов вечера, когда Уилл впервые со мной заговорил.

— Ясно, почему она тебе понравилась, — усмехнулся Уильям, протирая одну из отвёрток. — Мечта часовщика: бронзовая и точёная. Похожа на твоих игрушечных танцовщиц, а, Чарли?

— Отстань, Уилл, — буркнул я, прилаживая друг к другу первые отлитые шестерёнки. — Твой цинизм здесь не уместен.

Он раздражённо закатил глаза. Уже дважды за этот день. Эта дурацкая привычка меня немного напрягала.

— Не закатывай глаза.

— Зачем ты вообще за это взялся? — он недовольно цокнул языком, берясь за следующую отвёртку. — Она же не из Зачеловечья, мог бы и отказать. Нам твои романтические порывы, Чарли, обходятся слишком дорого. Потратить тринадцать шиллингов, а выручить три!.. Ты ведь не сможешь одновременно делать и этот заказ, и новые…

— Ты уже в состоянии сам чинить цепочки, — парировал я. — Слушай, Уилл, ты сам хотел научиться часовому ремеслу, а теперь у тебя появился шанс самостоятельно этим заняться…

— …заняться только потому что мой учитель редкостный дурак, — рыкнул юноша.

Я отложил детали в сторону и устало на него посмотрел. Он был взбешён: нахмурившись, он резкими движениями пытался вычистить крошечный инструмент.

— Во-первых, успокойся, — как можно мягче попросил я, — во-вторых, что с тобой, чёрт побери, происходит?

— Ты это лучше у себя спроси, — огрызнулся он. — Что с тобой происходит, Чарли? Ты работаешь и живёшь с отсутствующим видом, а стоит в лавке появится какой-то девчонке, так всё, Чарли Дей самый лучший и добрый человек во всей Англии!

Он отшвырнул от себя отвёртки.

— А вообще, — с таким же запалом продолжил он, — ты подумай, что с тобой дальше станется! Ты же даже из лавки выйти не можешь! Думаешь, больно ты нужен актрисе из вот такого вот театра?!

— Цирка, — поправил я. — Послушай, Уилл…

Он собирал по столу отвёртки, недоверчиво и зло зыркая на меня.

— Всё, что я от тебя прошу, тебе вполне по силам, а если нет — ты всегда можешь попросить помощи или отказаться, — медленно и вкрадчиво произнёс я. — Вести дела лавки, пока я занят большим заказом, тебе по силам. Или нет?..

Иногда мне приходилось разговаривать с Уильямом, как с маленьким ребёнком. Когда у него не получалась поставить шестерёнку в нужное место, мне приходилось спокойно и медленно объяснять ему, что это тяжёлый навык, с которым он когда-нибудь непременно справится… Вот и сейчас я сидел и, как образцовый отец, втолковывал своему дитя, что ему не стоит на меня злиться из-за того, что я занимаюсь важным мне делом.

— Да, — буркнул Уилл.

— Ну вот и договорились, — я облегченно выдохнул. — На сегодня всё. Иди домой, Уильям. Завтра будет тяжёлый день. Для нас обоих.

 

Всё шло своим чередом. Дни, хоть и обещали быть сложными, проходили спокойно для нас обоих. Я работал над протезом не покладая рук, каждый день отливал новые детали и старался собрать из них цельный механизм, Уилл принимал заказы и ютился за маленьким столиком в мастерской, ремонтировал разогнувшиеся звенья в цепочках, аккуратно и не дыша менял пружинки и шестерёнки. Кажется, это ему даже нравилось.

Я работал по ночам, а днём отсыпался, предоставляя Уильяму полную свободу действий в лавке. Это шло ему на пользу — он совсем освоился в мастерской, гораздо увереннее чувствовал себя за прилавком. Ответственность, возложенная на его плечи, неуловимо изменила его за эти четыре дня. В нём появилась собранность и чёткость, которых ему так не хватало.

Наверное, я слукавлю, если скажу, что не гордился им.

Впрочем, я сильно забегаю вперёд.

В пятницу утром Уилл притащил в мастерскую железный прут длиной футов в пять.

— Может отпустишь меня сегодня пораньше? — спросил он, потряхивая затёкшими руками. — До замка ехать далековато. Выходной тратить не хочется, а после полного рабочего дня уже не до ворот, прутов и сражений со львами, понимаешь, Чарли?

— Хорошо, можешь уйти, после вечернего чая.

Уильям задумчиво нахмурился:

— А если после обеда?

— Иначе я совсем не высплюсь, — невразумительно зевнул я, отложив от себя почти законченный механизм предплечья, и медленно продолжил:

— А если я не высплюсь, то не смогу работать. А если я не смогу работать, то…

— Не продолжай, — новоиспечённый мастер грустно покачал головой. — После чая так после чая…

— Вот и хорошо, — я поднялся из-за стола и скинул с себя рабочий фартук. — Разбуди, когда будешь уходить.

Спустя пять минут я уже спал на неразобранной кровати прямо в одежде.

Самым сложным, к моему удивлению, оказался чертёж и отлив деталей. Сборка проходила легко: крупные детали оказалось гораздо легче прилаживать друг к другу. Куда сложнее было собирать мелкие игрушки. Думаю, что в самом деле я бы мог управиться и за один день неустанной работы, однако желания мучится с головными болями от недосыпа у меня не возникало.

Я всё распланировал. Утром субботы я должен был закончить механизм. Ночью субботы я должен был начать оббивать его кожей. Утром воскресенья всё должно было быть готово. Ближе к вечеру воскресенья я хотел начать эксперименты с живой водой, чтобы в понедельник утром отдать Вирджинии не просто протез, а настоящее чудо.

В моём плане было только одно «но». Выступление Вирджинии вечером субботы, на которое я очень хотел попасть.

Это была сделка с собственной совестью. Я долго убеждал себя в том, что не должен этого делать: я подписал документ. С другой стороны, за семь лет неустанной работы я точно заслужил хотя бы один вечер отдыха. Я долго мучился с расплатой, но подумал, что скопил достаточно шиллингов, которые вполне мог себе позволить заплатить за один спокойный вечер…

Я принял решение идти. Ничего не стал говорить Уильяму — он не понял бы меня и стал отговаривать. О словах Контролёра я даже не задумывался…

В конце концов, я решил, что не буду никому врать о своих планах. Другое дело, что и говорить о них я тоже не собирался. По крайней мере, до тех пор, пока меня не спросят.

Утром субботы, около шести часов, я закончил делать механизм. В семь пришёл Уилл — вид у него был уставший.

— Больше я за живой водой не поеду, — мрачно изрёк он, ставя на стол закупоренную бутылку. — Я пока доехал — всё себе отбил. А потом вообще чуть без пятки не остался. Хватит с меня приключений.

— Принцесс не было? — насмешливо спросил я.

— Да к чёрту этих принцесс, — отмахнулся Уильям, натягивая рабочий фартук. — Мне они даже за погнутый пенс не нужны. Как же всё болит…

— Какие ещё твои годы…

— Иди спать уже, Чарли, — вяло огрызнулся он. — Будить, как уйду?

— Нет. Разбуди, пожалуйста, в пять.

— Зачем так рано? — по усталому лицу пробежало изумление. — Стой, подожди-ка…

Я услышал, как в его голове заскрипели шестерёнки. Он побледнел и лицо его вытянулось. Кажется, он всё понял.

— Только не говори, что ты…

Я кивнул.

Уилл покраснел. Открыл рот. Закрыл. С отсутствующим видом достал из кармана фартука плоскогубцы.

— Скажешь что-нибудь? — неохотно спросил я, чувствуя, что сейчас же пожалею об этом вопросе.

— Хорошего сна, Чарли, — пробормотал подмастерье, не отрывая стеклянного взгляда от инструмента.

 

Когда я проснулся, на будильнике было почти семь. Я вскочил с кровати, растерянный и напуганный — я опаздывал. Нет, не так: я уже опоздал. Впопыхах я натянул на себя парадные штаны и чистую рубашку, впрыгнул в выходные уличные туфли.

Почему будильник не сработал? Почему…

— Уильям! — гаркнул я, сбегая с лестницы в лавку. — Какого чёрта ты не разбудил меня?!

Уилл отвлёкся от газеты и окатил меня холодным взглядом. Я чувствовал, как кипит кровь в его венах и как он изо всех сил сдерживает свой гнев.

— Потому что тебе нельзя отсюда выходить, — деланно спокойно произнёс он и уткнулся в газету. — Так будет лучше. Ты никуда не пойдёшь.

— Чёрта с два! Я сказал, что пойду! — рваным движением я сдёрнул с вешалки свой единственный приличный плащ. Плащ звонко затрещал, и рукав разошёлся по шву. — И я просил меня разбудить, Уильям!..

— А если ты попросишь тебя застрелить, то мне и это надо выполнить, а?! — юноша отшвырнул от себя газету и вскочил со стула.

— Да! Потому что я так сказал! — не выдержав, крикнул я. — Не смей мне перечить, не дорос ещё!

— Имей в виду, Чарли, «подмастерье» и «слуга» — это разные вещи!

— Закрой рот!

Повисла гробовая тишина. Если бы у нас было по револьверу, дело наверняка бы закончилось перестрелкой.

— Хочешь идти, Чарли? Ладно, иди, — тихо процедил Уилл. — Но какой бы ни была расплата — она лежит только на твоих плечах. Я не буду тебе помогать, понял?

— В гробу я видел твою помощь, — выплюнул я, захлопнув за собой дверь лавки.

Я не шёл — я летел по улице, не поднимая головы. Я вспылил и наговорил лишнего, и, что самое обидное, я хорошо это понимал. Упрёки Уильяма имели свой резон, хоть мне и не хотелось этого признавать. В последние дни я просто использовал его. Горечь подползла к горлу, и, когда я подошёл к бакалейной лавке, то готов был развернуться и расплакаться. Но я этого не сделал. Желание увидеть Вирджи, хоть одним глазком, чтобы просто попросить прощения за моё отсутствие, взяло надо мной верх. К семи пятнадцати я дошёл до главной площади и увидел большой красно-белый шатёр, вокруг которого осталась только пара особенно медленных посетителей…

Я не знал, где искать Вирджинию. Чем ближе я подходил к шатру, тем глупее себя чувствовал. Мне не стоило приходить. Стоило развернуться прямо сейчас и идти обратно в лавку, но ноги несли меня к грязному, хлипкому, красно-белому сооружению.

Вход в цирк ожидаемо был закрыт — брезент, пахнущий сыростью и плесенью, был опущен. Не долго думая, я приподнял кусок ткани, оказавшейся на удивление тяжёлой и влажной, и прошмыгнул внутрь.

Внутри было тепло. В полутьме я слабо различал лавки и центр самой арены — работающая лампа давала слишком мало света. Было тихо. Только слабый ветер бился в купол цирка снаружи. Скрипели лавки.

По левую руку я услышал шорох. По спине побежали мурашки.

Я был не один.

Что-то негромко щёлкнуло и прямо передо мной зажёгся маленький огонёк.

— Чарли? — спросил меня еле слышный девичий голос. — Что вы здесь делаете?..

Тени от огня плясали на её лице, делая её почти неузнаваемой.

— Вирджиния, я… — начал было я шёпотом, но девушка дрожащим голосом перебила меня:

— Сюда идут. Надо уходить. Идите за мной!

Щелчок. Огонёк потух. Тонкая рука схватила меня за предплечье и потянула куда-то вперёд, в темноту. Я быстрым шагом пошёл следом, постоянно на что-то натыкаясь: на скамьи, на складки ковра на полу…

— Вирджиния, где ты? — донеслось откуда-то издалека.

— Быстрее! — шёпотом подгоняла меня Вирджи. — Сейчас налево и…

В кромешной темноте она затянула меня в какой-то тесный ящик и быстро, почти беззвучно закрыла дверь.

— Вирджиния! — послышалось ближе. — Компаньоны приехали! Где ты, дрянь?!

— Что происходит? — чуть слышно спросил я.

— Молчите, прошу вас, — выдохнула она. — Я не переживу это всё ещё раз.

За дверью послышались быстрые шаги и неразборчивая речь. Тонкая полоска света пробралась под закрытую дверь комнатки.

— Вирджиния! — рявкнул голос. — Моему терпению есть предел, что б ты знала! Выходи сейчас же!

Она вдруг боязливо вжалась в меня. Так, будто я мог спрятать её от того, кто стоит за дверью. Защитить.

— Ты сама знаешь, что лучше выйти, — умасливающе проговорил молодой человек. — Я могу попросить гостей относиться к тебе менее уважительно. Ты же помнишь, как это было?..

Она вцепилась пальцами в лацкан моего плаща. Я прижал её к себе и неожиданно почувствовал, как быстро и сильно бьётся её сердце.

— Вирджиния!

Её плечи мелко затряслись.

— Нет её тут, что ли?.. — задумчиво спросил голос в пустоту. — Вирджиния!

Тонкая полоска света медленно потухла, а шаги направились в другую сторону. Я замер в ожидании. Прошла долгая, нескончаемая минута прежде, чем шаги перестали быть слышны и ещё столько же до того момента, как Вирджи отстранилась от меня и открыла ящик.

— Пойдёмте, — еле слышно прошептала она, шмыгая носом. — Вам нельзя здесь оставаться.

Я не видел её, но знал, что по её щекам текли слёзы.

 

— Почему вы не пришли? — с упрёком спросила Вирджиния, одёргивая брезентовую ткань шатра. Свет от закатного солнца ударил в глаза.

— Я проспал, — виновато пояснил я. — Работал всю ночь, а мой подмастерье забыл меня разбудить к вашему выступлению.

Мы оказались за цирком. Вокруг стояли маленькие грязно-белые палатки актёрского городка.

— Ах, вот как… — она слабо улыбнулась. — Как продвигается работа?

— Отлично.

— Что ж… Хорошо. Я провожу вас до выхода? — она быстро подняла на меня взгляд. Я впервые за этот вечер увидел её глаза.

Циркачка с испугом смотрела на моё плечо.

— Господи, Чарли, — стыдливо прошептала она, — что с вашим плащом? Это я, наверное, слишком сильно вас тянула…

Я и позабыл, что рукав у плаща порвался. Теперь к дырке добавились ещё и следы то ли от пыли, то ли от какой-то краски. Мне стало невыносимо стыдно — прийти на встречу к прекрасной девушке и выглядеть ещё хуже и нелепее, чем обычно…

— Нет-нет, это я сегодня сам… — попытался защититься я, но Вирджиния перебила меня:

— Надо зашить, — решительно заявила она. — Я попрошу Миртл. Пойдём. Те. Пойдёмте, я хотела сказать…

Она тут же юркнула в щель между двумя ближайшими палатками. Я поспешил вслед за ней. Казалось, что в лагере было не так уж много жилищ, но когда Вирджиния сновала между ними, создавалось ощущение, что их больше сотни.

Наконец она остановилась перед белой палаткой с большой нашивкой «Миртл К». Вирджиния прислонилась ухом к толстому куску парусины. Выждала пару секунд — прислушивалась. Затем повернулась и негромко позвала того, кто сидел внутри.

— Миртл? Ты тут?..

— Тут, — послышался изнутри взрослый голос. — Заходи, только быстро.

«Будь, пожалуйста, аккуратен», — еле слышно шепнула мне Вирджи перед тем, как слабо приоткрыла вход и затолкала меня внутрь.

В палатке было тепло и пахло чаем. За небольшим круглым столом трое играли в карты: два мужчины и одна женщина. Женщина сидела спиной и, кажется, курила. Мой приход, казалось, никого не впечатлил. Более того, я остался полностью незамеченным: мужчины не отвлекались от карт, а женщина даже не обернулась.

Следом за мной в шатер протиснулась Вирджи.

—Тебя ищет Джонсон, Вирдж, — проворчала женщина, не оборачиваясь. — Уже ко мне заходил.

— Знаю, — устало откликнулась моя сопровождающая, подходя ближе к столу. — Бегаю от него по всему цирку.

— Ну, детка, а чего ты ждала? — по голосу было слышно, что Миртл усмехается. — Каждый должен работать. Кто-то работает на сцене, как мы, а кто-то, как ты, обеспечивает Джонсону золотой фонд за счёт…

— Заканчивай, Миртл, — девушка успокаивающе похлопала даму по плечу. — Ты сама знаешь, что мне это никакого удовольствия не приносит.

— Ни одной нормальной женщине…

— …я не одна, — вкрадчиво отбила Вирджиния, давая понять, что находит тему не самой уместной для разговора в моем обществе.

— Ах вот как.

Миртл обернулась. Мужчины отвлеклись от своих карт и подняли головы. Вирджиния приободряюще улыбнулась.

— Здравствуйте, — неловко поздоровался я, находясь под прицелом восьми глаз. — Я Чарльз. Чарли Дей.

— Приятно познакомиться, — Миртл окинула меня пристальным изучающим взглядом, — Чарльз Дей.

— Действительно приятно, — откликнулся мужчина, сидящий слева. — А кто с вами пришёл, Чарли? Ну, тот, за вами? Не могу разглядеть лица…

— Никто. Вам, наверное…

— Чарли надо подлатать плащ, — влезла Вирджиния, делая огромные глаза и всеми силами стараясь дать мне понять, что я говорю лишнее. — У него на плече рукав разошелся.

— Ну хорошо, — Миртл выпустила из мундштука клуб дыма, — пусть этот твой Чарли снимет плащ, сядет за стол и выпьет с нами чаю. А ты соизволь сходить за нитками. Знаешь ведь, сама не дойду.

— Знаю, — откликнулась Вирджи, не отводя от меня взгляда. — Сейчас, я заберу у Чарли плащ…

— А то он сам мне отдать его не может, — хмыкнула женщина, отворачиваясь. — Будто я не знаю, что ты хочешь лишний раз пошептаться. Ну шепчись, чего уж тут…

Вирджиния быстро подошла ко мне. Она была так близко, что моё сердце невольно начало биться чаще.

— Будь с ними вежлив, пожалуйста, — проговорила она быстро и тихо, — они обидчивы, как и все уроды. У Миртл четыре ноги, а Энг и Чанг — те мужчины в углу — близнецы с одной грудной клеткой на двоих. Делай вид, что не замечаешь их особенностей. И не обращай внимания на то, что говорит Энг — тот, который слева. На него иногда находит…

— Хорошо, — проговорил я, стягивая с себя плащ. — Я тебя не подведу.

Я не мог заставить себя не смотреть на её лицо и перевести взгляд на какую-нибудь безделушку на столе. Я аккуратно передал ей плащ, случайно задел своими мозолистыми пальцами её ладонь. Она покраснела, но не одёрнула руку.

— Присаживайся, — уже громче сказала Вирджиния, медленно отходя от меня, — сейчас я всё принесу, мы быстро всё зашьём…

— Действительно, Чарли, не стесняйтесь, — Чанг призывно помахал мне рукой, — подходите к столу. Я вам чаю налью, хотите?

— Да, пожалуй, — как можно непринужденнее улыбнулся я, стараясь не пялиться на кусок кожи, соединяющий целые тела Чанга и Энга.

На столе, среди чашек, лежали апельсины и шкурки от них. Рядом с Миртл стояла изумительная хрустальная, но невыносимо грязная пепельница. Посередине раскинулась партия в криббедж, которой я помешал своим приходом.

— Ну что, — Миртл отложила в сторону свои карты и принялась испытующе разглядывать меня, — расскажите нам, Чарльз Дей, кто вы такой?

От её взгляда мне стало не по себе.

— Я… — начал было я свою речь, но левый близнец перебил меня:

— Он часовщик. Работает тут, недалеко…

Я испуганно глянул на Энга и моментально пожалел, что не спросил у Вирджинии, что именно на него иногда находит. С ним случаются приступы телепатии? Провидения?

То что он сказал сейчас, было правдиво. А если это правда, то правдой может быть и то, что он сказал до этого. Неужели кто-то стоит за моей спиной?..

Я нервно обернулся, надеясь, что не увижу сзади силуэта. И вправду, сзади никого не было.

— Я объясню вам позже, Чарли, — Чанг протянул мне чашку. — Ваш чай.

В чашке плескался ароматнейший чёрный чай, однако пить его мне расхотелось.

Прошло долгих пять минут, на протяжении которых я отбивался от вопросов Миртл. Её интересовало всё: чем именно я занимаюсь? Откуда Вирджиния узнала о моём существовании? Давно ли я хозяин лавки? Много ли денег мне приносит моя работа?..

Наконец из недр палатки вынырнула Вирджиния. В руке она несла плащ и маленькую коробочку, по всей видимости, нитку с иголками.

— Тут немного работы, разошлось ровно по шву, — она отдала вещи женщине.

— Вот и славно, разделаюсь с этим побыстрее… Шитьём я сегодня не планировала заниматься, — Миртл достала из мундштука окурок сигареты и безжалостно вдавила его в хрустальную пепельницу. Вирджи вдруг нагнулась к ней и что-то прошептала на ухо. Миртл довольно улыбнулась.

— Мужчинам не место там, где дамы шьют, — на удивление мягко и загадочно произнесла она, не сводя с меня взгляда. — Вас это тоже касается, сэры. Время позднее. Продолжим партию завтра.

— Как скажешь, Миртл, — произнёс Чанг, отставляя от себя чашку. — Пойдёмте, Чарли, подождёте с нами снаружи.

Я посмотрел на Вирджинию. Она ободряюще кивнула, будто давая понять, что всё идёт так, как надо.

Солнце садилось. Последние лучи слабого оранжевого света поднимались из-за палаток.

— Вы ведь не простой человек? — вдруг спросил меня Энг, поправляя свой фрак и прищуривая и без того узкие глаза.

— Что вы имеете в виду? — переспросил я, с недоверием косясь на него.

— Вы, и ваш друг в чёрном цилиндре, тот, что у вас за спиной, — Энг кивнул, смотря куда-то за меня, — ваш друг не человек, это точно. А вы?..

— Что вы имеете в виду? — я испуганно заозирался. Чёрный цилиндр был ровно у одного моего «друга». И я бы не хотел его сейчас видеть.

— Ничего такого, — неожиданно успокаивающе произнёс Чанг, глядя на меня. — Знаете, мы ведь и люди, и нелюди от рождения. Сами не знаем, что мы такое — не то один человек, не то двое. А у нелюдей есть свой, отдельный мир…

Энг пристально рассматривал меня.

— Откуда вам знать?... — растерянно спросил я.

— Я знаю точно. Я слышу этот мир, Чарли, — проговорил Энг, — иногда вижу его, смутно, будто сквозь грязную воду Темзы. Как только мы приехали сюда, я начал слышать, как нелюди воют ваше имя… И один из них сильнее всех… Он знает вас, он боится смотреть вам в глаза, он просит прощения… Ему стыдно, ему так стыдно за себя… Послушайте мой совет, Чарли.

Он перешёл на шёпот.

— Ваш друг вам совсем не друг. Не верьте ни единому его слову, сколь бы обходителен и мил он с вами не был. Он сделает дурно не только вам, но и Вирджинии. Он в ярости… — слова превращались в слабый лепет. — Вы не похожи на людей, теперь я это вижу… Все люди яркие, а вы пусты… Пусты внутри, Чарли, в вас нет ничего… Вы что-то потеряли… Забыли… Продали…

Энг замолк. Он испуганно смотрел куда-то за меня. Чанг неожиданно посерьезнел. Былая мягкость пропала с его пожилого лица. Он потрепал Энга за плечо, и тот будто очнулся.

— Не придавайте слишком много значения его словам, — Чанг попытался улыбнуться, но эта улыбка показалась мне невыносимо страшной. — Спокойной ночи, Чарли.

— И вспомните, — попросил левый близнец на прощанье. И братья, тяжело переступая, двинулись к своей палатке…

Я остался один на один с собой. Солнце исчезло за горизонтом, на небе слабым очертанием виднелась луна. Чернел небосвод, утыканный звёздами. В белых брезентовых палатках начали загораться тёплые, жёлтые фонари. Жизнь цирка шла сама по себе. Уроды, нет, люди занимались своими делами, готовились к новому дню.

Даже уроды были людьми.

А кем был я?..

 

— Ты понравился Миртл, — Вирджиния вылезла из палатки и сразу протянула мне плащ. — Не замёрз?

— Нет, — я довольно улыбнулся, натягивая на себя залатанную и изрядно почищенную вещь. — Меня грело ожидание.

— Ожидание плаща? — она усмехнулась, вставая рядом со мной. Я почувствовал, как её тонкое плечо дотронулось до моего.

— Нет. Тебя.

Мои слова тут же показались мне самому неуместными и я пожалел о них. Это было неловко, глупо. Она должна была в тот же момент развернуться и уйти обратно в палатку. И я бы это понял.

Но она всё ещё стояла рядом со мной и молчала. Ничего не говорила, но и не уходила. Смотрела вверх, на звёзды и о чём-то думала.

— Ты же всё понял, правда? — вдруг тихо спросила она и повернулась ко мне. Слабый тёплый свет, сочащийся из палатки, скользнул по её профилю. — Про то, чем я на самом деле тут занимаюсь?

— Да, — я аккуратно дотронулся до руки и несильно сжал её пальцы.

Мы снова замолчали. Под её взглядом я терялся даже в лавке, а сейчас в полутьме, когда я мог смотреть в огромные карие глаза и держать её за руку, моё сердце колотилось где-то в пятках.

— И ты не уйдёшь из-за того что…

— Не уйду, — твёрдо произнёс я и замолчал. Она ждала, что я скажу что-то ещё, я это чувствовал. Но нужные слова не подбирались, а те, которые были, застряли в горле.

Она отвернулась. Пальцы выскользнули из моей ладони.

— Знаешь, мне… ты… — Вирджиния опустила голову вниз, потом подняла, нервно выдохнула, — я не знаю, как сказать…

Вдалеке был слышен шум центральной улицы. Вблизи — слабый скрип каркасов. Я хотел ей помочь, но в голове подбирались слишком пустые и громкие фразы, сбежавшие из каких-то дамских романов…

— Ты очень хороший, — вдруг прошептала она дрожащим голосом, — ты знаешь это? За всё время, пока я здесь, я не видела ни одного такого хорошего человека, Чарли. Уроды не похожи на людей. Они, конечно, не всегда ласковы и приветливы, но... Они умеют видеть дальше внешности и благосостояния, понимаешь?... Они не похожи на… людей.

Она запнулась и замолчала.

Я хороший?.. Я, угрюмый, уставший, злой, Чарли Дей?..

— Забудь, это всё совсем не то… О, Господи, Чарли, скажи хоть что-нибудь! — Вирджиния повернула голову и наконец-то посмотрела на меня. — Я тут пытаюсь перед тобой объясниться, а ты совершенно не помогаешь!

Внутри меня всё пело и дрожало, когда я взял её за руку и нежно поцеловал пальцы. Большее показалось мне неуместным. Она застыла в изумлении и, кажется, перестала дышать. Я прижал её руку к своему сердцу.

— Ты знаешь, я пойму если ты скажешь, что… — она замолкла на полуслове, а я наклонился к её уху и, собрав всю свою волю в кулак, тихо проговорил:

— Ты тоже очень хорошая, Вирдж.

— Я?.. — она растерянно выдохнула. — Тебе, наверное…

Я не дал ей договорить:

— Можно я тебя поцелую?

И в этот момент время застыло.

— Да.

В городе загорались огни. Над крышами поднимался месяц. Ветер шелестел брезентом палаток.

А я целовал самую красивую девушку в Англии и, кажется, был абсолютно, безумно счастлив.

 

Всю дорогу назад улыбка не сходила с моего лица. Ни одну мысль я не мог додумать до конца. Я цеплялся сначала за одну, потом переходил на другую, а потом в моей голове всплывало лицо Вирджинии, я сбивался, и всё начиналось заново…

Только тогда, той апрельской ночью, я понял, что именно роднило нас.

С нами всё было не так. Ей не было места в её мире — мире людей, таком жестком по отношению к уродам, как она. Мне не было места в единственном мире, в котором я хоть что-то да значил — мне не было места в Зачеловечье. В ней не видели человека, только куклу без мыслей и желаний, а я был просто молчаливым работником без права на жизнь вне стен лавки.

И вот теперь мы встретились посередине. Там, где не существует этого чёткого разграничения между людьми и уродами, людьми и нелюдями. И первое, что мы сделали — это молниеносно и бездумно схватились друг за друга, чтобы хоть на секунду почувствовать себя нормальными.

— Далеко отходили, мистер Дей?

Бархатный голос заставил меня вернуться в действительность. Я резко поднял голову и обернулся, в надежде увидеть спрашивающего.

— Простите?.. — переспросил я. — С кем имею честь?

В переулке не было видно ни одного человека. Более того, я не видел даже переулка — всё покрывал беспросветный мрак. Фонари освещали не стены домов, не витрину моей лавки, к которой я уже должен был подойти, а тёмный, беспрестанно движущийся туман, в котором и без того слабый желтоватый свет тонул без остатка. Я оказался в полностью чёрном коридоре.

— Ну как же, Чарли, мы с вами уже виделись, — раздалось откуда-то изнутри.

Подул холодный, омерзительный ветер. Туман резко двинулся прямо на меня и через секунду сложился в чёрный силуэт высокого мужчины в цилиндре. Его холодные голубые глаза испытующе вцепились в моё лицо.

— Простите, если напугал, — Контролёр приподнял шляпу и улыбнулся. Резкие черты его лица будто смягчились, а взгляд потеплел. — Добрый вечер, мистер Дей. Не впустите?

Он костяшками пальцев аккуратно постучал по стеклу двери. Над дверью висела вывеска: «Часовая лавка «Тёмный Час».

— Добрый вечер, Ник, — рассеянно, не слишком радушно проговорил я и полез в карман плаща за ключом. — Конечно, впущу…

— Вот и славно, — мужчина опёрся спиной о витрину, пристально наблюдая за тем, как я открываю дверь. — Так где, говорите, вы были?

— Ходил на Главную площадь посмотреть на Цирк Уродов, — я с лёгкостью провернул ключ в замке и потянул на себя дверную ручку.

Дверь не поддалась.

— Да? — он задумчиво покачал головой. — Мне казалось, что Главная Площадь дальше бакалеи…

Я дёрнул ручку ещё раз, но безрезультатно.

— Всё верно, — я упёрся пятками в землю и изо всех сил потянул ручку на себя, однако и эта попытка оказалась тщетной.

Такого никогда не происходило до этого. Дверь не просто заело — её будто бы кто-то держал изнутри. Я вгляделся внутрь: свет в лавке уже не горел, видимо, Уильям давно ушёл…

— Давайте я вам помогу.

Контролёр легко и элегантно отворил дверь. Аккуратно пригнувшись, он вошёл внутрь. Следом вошёл я.

Обычно я не зажигал большой свет в лавке и пробирался в мастерскую при свете маленькой керосиновой лампы, но присутствие Контролёра меня несколько пугало. Я включил верхний фонарь и увидел, что мой ночной гость, не шевелясь, стоял напротив висящего на стене свитка. Он рассматривал его с нескрываемым интересом.

— Зачем вы пришли? — спросил я, скидывая с себя плащ. Конечно, я знал ответ, но внутри теплилась надежда, что ему просто необходима внеочередная безделушка.

— Я пришёл за Расплатой, — задумчиво проговорил он, переводя взгляд на дверь за прилавком. — Там ваша мастерская?

— Да, — отозвался я.

— Покажете мне, над чем сейчас работаете?

Я не собирался ничего ему показывать. Рука была не закончена, да и само его присутствие в лавке действовало на меня угнетающе. Но я не знал, чем может аукнуться моё “нет”. Особенно сейчас, когда Ник пришёл за Расплатой.

Скрепя сердце я провёл его в мастерскую.

— Изящная работа, — мурлыкнул Контролёр, рассматривая механическую руку. — Чарли, вы настоящий гений!

Он попытался взять протез в руки, но я решительно запротестовал:

— Осторожнее, она ещё не готова! — я перехватил механизм и положил его обратно, на рабочий стол. — В конце концов, Ник, давайте уже разберёмся с Расплатой и дело с концом. Я устал и очень хочу спать.

Он нахмурился и посмотрел на меня со смесью неодобрения и сожаления.

— Что ж, Расплата, говорите… Давайте разбираться с Расплатой. Вы нарушили Договор, Чарли.

— Я в курсе, — устало отозвался я, открывая ящик комода и доставая оттуда мешочек со своими накоплениями. — Сколько вы хотите? Два фартинга?..

— Ну что вы, это ничтожно мало, — Контролёр недовольно поморщился.

— Тогда четыре? Может, пять?

— Как это пошло, Чарли. Меня не интересуют деньги, — он отмахнулся от меня, с интересом разглядывая лежащий на столе корпус. — Вы совершенно правы, ей очень подойдёт эта рука. Особенно учитывая цветовое решение…

— О чём вы?.. — напряжённо спросил я. С каждой секундой его нахождения здесь моя тревога росла. Я чувствовал, что происходит что-то нехорошее, что-то, что коснётся не только меня.

Контролёр загадочно улыбнулся и достал откуда-то из рукава большой молочно-белый шар. Белый туман внутри шара рассеялся, он стал абсолютно прозрачным. Внутри, из ниоткуда появилась маленькая фигурка Вирджинии.

— Что вы… — я наклонился ближе, стараясь разглядеть Вирджи внутри шара. — Что происходит?..

— Мне так не хочется этого делать, чтобы вы знали… — он постучал указательным пальцем о кромку шара. — Но это моя работа, таков устав…

Туман начал возвращаться. Он оплетал девушку со всех сторон. Она закашлялась, схватилась за горло.

— Я никогда не беру деньгами, мистер Чарльз Дей, — на удивление спокойно произнёс Ник. — Я беру человеческими жизнями.

Вирджиния покраснела. Её мучал кашель. Туман забирался в её горло.

— Она задыхается! — закричал я, постаравшись выхватить из рук Контролёра шар, но тот поднял его в воздух.

— Да, она умрёт через двенадцать минут от удушения, — деловито кивнул он. — Это будут двенадцать минут агонии, не сомневайтесь. А впрочем… Вы служили нашему делу семь лет верой и правдой…

На секунду в его холодных глазах блеснуло сожаление.

— Ах, Чарли-Чарли, вы мне так нравитесь. Знаете, ваше трудолюбие меня порой поражает, как и ваша честность. Гарольд таким никогда не был… Она будет жить ровно до вашего следующего проступка, так уж и быть.

Белый туман отступил, шар исчез из рук Контролёра.

— С ней всё будет хорошо?

— Да, — мужчина успокаивающе кивнул, — поверьте мне.

— С чего мне вам верить?! — во мне кипел гнев. — Вы только что чуть не убили ни в чём не повинную девушку!

— Во-первых, у вас нет выбора, — ухмылка исказила его лицо. — Во-вторых, вашу жизнь однажды уже передали мне и вы до сих пор живы… Всё-таки, мне нужно что-то взять в качестве Расплаты. Думаю, вы не будете возражать.

Контролёр резким движением схватил со стола металлическую руку.

В камине, до этого заботливо потушенном Уиллом, всполыхнуло зелёное, едкое пламя. По стене поскакали человеческие тени. Мне казалось, что они проедают меня своими яростными взглядами.

«Нарушил, — прохрипела одна из теней над моим ухом. — Чарльз нарушил договор!»

— Простите меня, Чарли, таковы правила.

Рука полетела в камин. Зелёные языки пламени облизывали её, и латунь, шипя, стекала в беснующийся костёр. Три мои бессонные ночи плавились на глазах. По мастерской полз тошный запах жженого металла и можжевельника. Я схватил кочергу, попытался вытащить из огня то, что оставалось от руки. Тени начали кричать, наперебой, все разом. Я чувствовал холод от их прикосновений на плечах и шее. Жар от зачеловеченского пламени опалял моё лицо. В мгновение ока кочерга накалилась и я взвыл от боли, откинув её.

— Вы её не достанете, — холодные глаза Контролёра смотрели на меня не то с сочувствием, не то с усмешкой, не то с надеждой. — Таков договор.

Пламя, можжевельник, жар и холодные голубые глаза внезапно сложились в моей голове воедино.

Я всё вспомнил.

 

Рука была сожжена окончательно и бесповоротно, но времени на раздумья у меня не было. Варианта было два: завтра сказать Вирджинии, что я не смог выполнить её заказ, как-нибудь обойдя те обстоятельства, из-за которых так получилось; или же попытаться из остатков латуни и бронзы соорудить новую руку, благо, я изначально заказал больше металла, чем нужно.

Решено было делать руку заново. Я дал толику надежды самой прекрасной девушке в Англии и теперь не мог её не оправдать.

Во второй раз было проще. Я уже знал точно, что и как нужно делать, предотвращал те ошибки, которые совершал в первый раз. Повторять свою же работу без малейшего отдыха утомительно, но я не мог выделить себе время на лень. Всё должно было быть сделано быстро.

Не спать было легче, чем я предполагал. Меня будоражили воспоминания детства, обрушившееся на меня бесконечным потоком. Теперь я знал точно, у кого надо расспросить про отца. Ник наверняка всё про него знал. Ведь именно Ник заключал с ним ту проклятую сделку.

К семи утра я полностью отлил весь каркас, оставалось только заново собрать его и обить кожей. Такая резвость напугала даже меня самого. Будто бы ночь специально растянулась для меня, так, чтобы я всё успел.

Уилл, как обычно, пришёл к восьми. Он был деланно насуплен и показательно недоволен. Всеми силами он старался сделать вид, что всё ещё на меня обижен и ему ни капли не интересно, почему я сейчас не сплю, приходил ли Контролёр и почему я пересобираю руку.

— Доброе утро, Чарли, — буркнул он.

Я оторвался от сборки шарнира, снял лупа-очки и неожиданно для себя бойко выдал:

— Прости меня, Уильям, я был очень не прав, зол и наговорил лишнего. Я виноват, что подставил нас под удар Контролёра.

Уильям оторопел. Он так и остался стоять в фартуке, повешенном только на шею.

— Что?.. — испуганно переспросил он. — Чарли, это точно ты?

— У меня очень мало времени, — я надел очки обратно и вернулся к работе. — В общем, Уильям, я повёл себя очень некрасиво. Ты помогал мне всю неделю и очень хорошо справлялся со своими обязанностями. Знаешь, что я думаю, Уилл? Пора бы начать платить тебе за работу.

Он всё ещё молчал.

— Сегодня ночью Контролёр сжёг первую модель руки, — я решил не говорить ему о том, что было до этого. — Поэтому, пожалуйста, будь добр, помоги мне сегодня с рукой. Там надо собрать ладонь.

— Ты шутишь? — наконец спросил он после минутной, как мне показалось, паузы.

— Нет. Ты прощаешь меня?

Снова тишина. Вздох.

— Конечно, что за вопрос? — Уилл слабо улыбнулся и наконец-то затянул фартук на поясе. — Давай сюда твою ладонь…

Всё было закончено ровно к обеду. Я оббил руку, натёр кожу воском. Вторая рука не вышла красивее или лучше первой — нет, она была абсолютно такой же. И я, признаться, был очень этому рад. Я хотел хоть немного подремать до прихода Вирджинии, но сон, как назло, не шёл ко мне, и я, взбудораженный, подтягивал последние винтики в своём изобретении.

Она снова пришла в три пятнадцать, как и четыре дня назад — только теперь эти четыре дня казались мне вечностью. Моё дыхание замерло, когда в лавке звякнул колокольчик. С каждым её шагом сердце начинало стучать всё быстрее и быстрее. Я в попыхах достал из шкафа бутылку с живой водой и, уже не сдерживаясь, выбежал в лавку.

Вирджиния бросилась мне на встречу, как не подобало ни одной приличной девушке. Я крепко прижал её к себе, и она быстро и сбивчиво зашептала мне на ухо:

— Ты не представляешь, что вчера произошло, — я еле разбирал, что именно она говорит, — это было так странно и страшно, я…

— Я знаю, — тихо проговорил я, только сильнее сжимая её в своих объятьях, — я знаю, Вирдж, я знаю…

— Чарли, я подумала…

Моё сердце сжалось.

Я знал, о чём она думала. Я бы солгал, если бы сказал, что не думал о том же, когда возвращался из цирка. Но вчерашняя ночь слишком многое изменила, и теперь я не мог себе позволить не то что допустить такое — даже помыслить об этом.

Я не дал ей договорить:

— Пойдём, — я схватил её за руку и потянул в мастерскую.

— Но, Чарли… — она расстерянно посмотрела на меня, и в её глазах мелькнула обида и непонимание.

— Пойдём, — настойчиво повторил я. — Я всё тебе покажу!

Она сдавленно улыбнулась, но любопытство и нетерпение взяло верх над обидой.

 

Уилл пристально рассматривал налитую в стакан живую воду. Она была зеленоватой, мутной и, кажется, пахла тиной.

— Чарли, — задумчиво проговорил он, — у тебя нет здесь какой-нибудь игрушки?

— Где-то должны быть, — я задумчиво потёр шею, силясь припомнить, где в мастерской лежат готовые игрушки. Выходило, что все готовые игрушки были на витринах, — Они в лавке, я сейчас принесу.

Я уже собирался отправиться на поиски какой-нибудь птицы или жука, как Вирдж остановила меня:

— У меня с собой, подожди.

Она запустила руку в огромную сумку и принялась что-то в ней искать. Через секунду на свет появилась игрушечная крыса, которую я подарил ей в ту ночь, когда она впервые вошла в лавку.

— Я возьму её? — сейчас Уилл был больше похож на фокусника, чем на будущего часовщика или бывшего принца. Всем своим видом он демонстрировал, что творит что-то таинственное и загадочное.

— Да, конечно, — Вирдж аккуратно протянула крысу Уильяму и тот, с непринуждённой грацией циркового артиста, принял её и тут же бросил в стакан.

Девушка побледнела.

— Что ты делаешь?! — тут же завопила она, кидаясь к стакану. — Она же заржавеет! Достань её оттуда немедленно! Мне её Чарли подарил!

— Спокойно, — я аккуратно приобнял её за плечи. — Сейчас подождём чуть-чуть…

— Она же испортится!..

И тут вдруг крыса шевельнула металлическим ухом.

Мы замерли на месте, стараясь не дышать. Меня и Уильяма переполняло ликование, а Вирджинию, должно быть, ужас.

— Кажется, работает… — прошептал Уилл.

Крыса дёрнула вторым ухом. Задёргала задними лапками, нащупала дно и уверенно встала в прозрачном стакане, держась передними лапками за бортики.

Она вертела маленькой бронзовой мордочкой из стороны в сторону, и как только взгляд её остановился на Вирджинии, раздалось счастливое «пи!»

— Всё не зря, оно работает! — счастливый Уилл выловил грызуна из воды и передал её изумлённой хозяйке. Прежде игрушка, а теперь уже весьма сознательная крыса побежала по руке и села девушке на плечо.

— Что это такое?.. — дрожащим голосом спросила Вирджи, не спуская взгляда со стакана. — Это чёрная магия?

Мы переглянусь. Я и думать забыл, что оборотни, принцы, маги и крысоловы с дудочками в нашем городке всё ещё не встречаются на каждом шагу. Чего уж тут говорить о живой воде…

— Нет, это… Просто живая вода, понимаешь? — объяснение Уилла ровным счётом ничего не давало.

— Как в сказках? — Вирдж нахмурилась. Крыса недоверчиво пискнула.

— Как в сказках, — кивнул я, мысленно пытаясь подобрать слова для своей речи. Вышло всё равно ужасно неказисто. — Вирдж, ты только не считай, что я сумасшедший… Такое действительно бывает… и я подумал, что это облегчит использование протеза. Что мы его смажем водой и он станет тебе как настоящая рука, понимаешь?..

Она напряжённо молчала, теперь уже переводя взгляд с меня на моего подмастерье.

— То есть, в ней нет ничего… чернокнижного? — наконец спросила она.

— Решительно нет, — заверил Уилл, и, хвастливо ухмыльнувшись, добавил, — я сам добывал.

— Ну ладно, — Вирджиния всё ещё пристально нас разглядывала. — Давайте попробуем надеть…

Мы перелили остатки живой воды в бутылку, к которой накануне я приладил два ремешка, чтобы удобнее было нести, смазали руку живой водой поверх масла, торжественно сняли с плеча крысу и отправили её в сумку — теперь Вирдж ни за что не хотела с ней расставаться. Затянули на тонком плече массивную конструкцию протеза. Я до последнего волновался, что он не подойдёт, слишком уж большой и грубой получилась конструкция… Но даже такая, она была ей к лицу. Ей всё было к лицу: испуг, слёзы, грязное дорожное платье, нагота, отсутствие руки и рука механическая.

— Попробуй пошевелить пальцами, — попросил я, любуясь собранной Уильямом ладонью, — если получится, значит мы не прогадали.

Вирдж сосредоточенно смотрела на пальцы.

— Я пытаюсь ими пошевелить, но не выходит, — проговорила она извиняющимся тоном. — Видимо, это не работает с руками…

— Дай себе время, — я постарался ободряюще улыбнуться, но внутри меня внезапно загорелся страх: а вдруг и вправду не сработает?

— Я всё равно тебе благодарна и заплачу полную стоимость, только, Чарли, я хотела кое-что обсудить…

— Давай попробуем вместе, — снова перебил я её. — Закрой глаза.

Она послушно закрыла. Уилл наблюдал за нами с нескрываемым удивлением. Я кивнул ему в сторону двери, и он, вновь закатив глаза, двинулся на выход из мастерской.

— Ты чувствуешь вес от руки? — тихо спросил я, притягивая её чуть ближе к себе. Теперь мы были одни, и я мог не стесняться и положить руки на её талию.

— Попробуй такое не почувствовать, — буркнула девушка, расправляя плечи. — Она тяжёлая.

Я слабо представлял, что делать дальше. Рука, по нашим с Уильямом представлениям, должна была прижиться…

— А теперь представь, что она такая же, как твоя настоящая рука, — продолжил я. — И что она чувствует всё ровно также, как настоящая рука.

Я взял её ладони в свои.

— Чувствуешь тепло? — спросил я, только сильнее сжимая металлическую, неживую руку, так бережно отлитую сегодняшней ночью.

— Чувствую, — она счастливо улыбнулась, широко раскрыв глаза, которые светились счастьем. — В обеих руках чувствую…

И медные, холодные пальцы нежно сжали мою ладонь.

 

Этот вечер никогда не сотрётся из моей памяти.

Я попросил Вирджинию заплатить три шиллинга за работу Уиллу, и тот тут же радостно убежал праздновать получение первых денег. Я отдал Вирджинии бутылку в чехле с ремнями и настоятельно порекомендовал смазывать руку каждую неделю.

— Я провожу тебя? — спросил я, уже стоя у двери. Я, как и четыре дня назад, вышел открыть ей дверь.

Солнце садилось за горизонт, проникало сквозь тонкие стёкла витрины в лавку, и часы внутри блестели и переливались в оранжевом свете. Чистый, потеплевший, влажный апрельский воздух забирался в лёгкие.

— Да, — откликнулась она, кутаясь в дорожный плащ.

— Тогда подожди меня здесь, ладно?

Я вошёл, только чтобы забрать с вешалки свой плащ, но остановился, увидев сквозь грязное стекло Вирджинию. Она и не подозревала, что я смотрю на неё — разглядывала что-то впереди.

В лучах закатного солнца она была ещё прекрасней. По смуглому лицу, такому тонкому и крошечному, скользило, казалось, расплавленное золото…

Я запомнил её такой. Даже сейчас, когда я закрываю глаза, то с отчётливой ясностью вспоминаю именно эту секунду нашего прощания. Её профиль смотрит на улицу, счастливый и неуловимо грустный в лучах закатного солнца.

По улице мы шли молча. Слова казались лишними. Она держала меня под локоть и слабо улыбалась.

Я бы хотел, чтобы она никогда не отпускала моей руки. Я бы хотел, чтобы мы — девушка без шляпки, но с металлической рукой и я, в котелке, но с уродливым шрамом через всю щёку — шли по узким улочкам этого городишки и никогда, никогда, никогда не доходили до её шатра… Это было невозможным — я не мог уходить дальше бакалеи, но…

— Ты придёшь ко мне завтра? — наконец спросил я. Эти слова сорвались с моих губ против моей воли.

Мне хотелось видеть её каждый день. Каждый день заканчивать её улыбкой, её лицом в оранжевом свете закатного солнца. До тех пор, пока этот её цирк не соберётся уезжать. Сколько это? Месяц? Полтора? А может всего лишь неделя?..

— Нет, — прошептала она. — Мы уезжаем завтра.

— Что?..

— Я не знала, как сказать, — она рассеянно повела плечом и замедлила шаг. — Прости, Чарли, но…

Она остановилась. Схватилась холодными металлическими пальцами за мою руку, повернулась ко мне и глядя в мои глаза выпалила:

— Я хочу остаться с тобой. Здесь. В лавке.

Это случилось. Земля уходила из-под моих ног с каждым её словом.

Весь вечер я отчаянно боялся этой фразы.

Её лицо в закатном свете. Она сидит у камина и смотрит, как я собираю заказы. Она, сидя на прилавке, перекидывается остротами с Уильямом.

Она считает последние пенсы, чтобы найти деньги на еду. Она кашляет, а я стою над её кроватью не в силах ничего сделать. Её выносят из комнаты два раздражённых санитара…

Я хотел, чтобы она осталась со мной навсегда, но вместе с тем, прекрасно осознавал, что этого никогда не случится.

— Нет, Вирдж, это невозможно, — слова давались мне с трудом, хоть и были заготовлены с того момента, как Контролёр кинул руку в полыхающий камин. — Я могу содержать себя одного на деньги, которые приносит мне лавка. Мне не так много нужно для жизни: чашка чая с яйцами на завтрак, картошка на обед и стакан джина на ужин. Двоим на мой заработок не прожить: моя мать умерла от тифа, Вирдж, а у меня не было денег ни на лекарства, ни на похороны.

— Я не собираюсь ни заболевать, ни умирать, — на её лице появилось отчаяние. — В конце концов, позволь мне самой решать! Если я сказала, что хочу остаться, значит я хочу остаться, несмотря ни на что! Значит, без денег! Но вдвоём, понимаешь?..

Её волосы снова растрепались. Она говорила с таким запалом, что мне становилось больно. Я чувствовал, как к горлу подступает ком. Что я мог сделать? Позволить ей остаться со мной и смотреть, как она задыхается в маленькой лавочке без средств к существованию? Или я мог поднять цены?..

Поднять цены — то, что всегда требовала от отца моя мать. Как же она с ним жила? Знала ли она о том, кто её муж на самом деле? И какова была его Расплата?

— Хорошо, если я не могу остаться здесь — давай ты сбежишь со мной, — проговорила она совсем тихо. — Не бросай меня, Чарли…

— Вирджиния…

— … нам в цирк нужны конюхи и декораторы, а ещё ты Миртл понравился, и…

— Послушай, Вирдж: я не могу, — я вздохнул и взял её за руку. От своих же объяснений мне становилось тошно. — Я заключил договор, за который расплачиваюсь по сей день. Я не могу выходить из лавки дальше, чем до бакалеи. Я не могу брать за свои услуги больше, чем три шиллинга. А после того, как я нарушил один из пунктов, оплатой стала твоя жизнь.

Она не сказала ни слова.

— Это правда, — прошептал я, наклоняясь ближе к её уху. — Спроси у Энга — он расскажет тебе, кто я такой. Со мной ты будешь в вечной опасности, Вирдж. Я не хочу для тебя такого.

Вирджиния отшатнулась от меня, отпустила мою руку. В её глазах блестели слёзы. Я не знал, верит ли она мне. Она утёрла капли костяшками пальцев и, как ни в чём не бывало, двинулась по улице дальше. Я шёл позади неё — невидимой тенью, молчаливым защитником.

Любые слова в этот вечер были лишними.

Она ни разу не обернулась, да оно и не нужно было. Вирджиния твёрдо знала, что я иду рядом с ней. Она не обернулась и когда я остановился у бакалеи, ровно у двери. Один шаг дальше двери по улице — и та тонкая, маленькая фигурка, которая уходила в сторону цирка — исчезла бы навсегда. Я не мог её догнать. Она уходила от меня, а я… Я оставался.

Внутри меня всё пустело с каждым её шагом. Я представил, что будет, если она так и уйдёт из моей жизни, и так и не узнает, что на самом деле я…

— Я люблю тебя!

Мой крик замер в воздухе, будто выстрел.

Это всё было абсолютно неприемлемо для нормальных людей.

Но мы и не были нормальными.

Она остановилась. Развернулась. Медленно подошла ко мне, и каждый её шаг казался вечностью. Она держалась, старалась не плакать.

— Я люблю тебя, — повторил я, взяв её за руку. — Прости меня, Вирдж.

Она обняла меня за шею и быстро, неловко поцеловала.

— Я люблю тебя, Чарли Дей, — прошептала она, отстраняясь. — Прощай. Со мной навсегда останется твоя рука, крыса и…

— Моё сердце.

Я положил её руку на свою грудь, и она неловко сжала ткань моего потрёпанного плаща.

— А теперь иди, — одними губами попросил я. Она кивнула, развернулась и размеренным, выверенным шагом двинулась дальше по улице.

Я смотрел ей в спину. Через пару футов она ссутулилась. Ещё через несколько её плечи мелко тряслись. Она ни разу не обернулась, но оно и к лучшему: стоило ей ещё раз посмотреть на меня, как я сделал бы этот треклятый шаг, а дальше — будь что будет.

— Прощай, — сдавленно проговорил я ей вслед, когда силуэт её почти скрылся из вида.

Дорога обратно была невыносимо тосклива. Я старался отвлечь себя мыслями о той недопитой бутылке отцовского джина, которая стояла в шкафу в мастерской, но слёзы всё равно подбирались к глазам.

— Ну-ну, Чарли, не рыдайте, — послышался знакомый бархатный голос у меня над ухом. — Это получилась хорошая история. За ней было интересно наблюдать, чтобы вы знали.

Рядом со мной вышагивал Контролёр. Он протянул мне чёрный носовой платок.

— Мне, признаться, безразлично, как вам эта история, — откликнулся я, отказываясь от платка. — Я не плачу, если вы не заметили.

— А напрасно, молодой человек, — он пожал плечами, аккуратно складывая платок в карман своего пиджака. — сцена была душераздирающая. Пару скупых мужских слезинок вам бы не помешали. Я-то думал, что вы сдадитесь и побежите за ней, уже приготовился к исполнению… Нет, Чарли, вы всё-таки молодец. Чёрт побери, какая хорошая история…

— Давайте без лишней болтовни, у меня паршивое настроение, — я поморщился.

— Простите мне моё отсутствие такта, — спохватился Контролёр. — Я должен был понять, что человек потеряв любовь всей своей жизни не будет особенно расположен к разговору…

— Я потерял её из-за вас, — с упрёком произнёс я. — Это же вы заключали Договор со мной? Тот, который подписан десятилетним Чарли Деем?

Ник задумчиво прищурился. По его лицу было видно, что он над чем-то раздумывает. Видимо, он не знал, что именно мне сказать. Правду? Ложь? А может ответить вопросом на вопрос?

— Кажется, да… — уклончиво протянул он. — Дела давно минувших дней я слабо помню…

То ли он пожалел меня, то ли не захотел придумывать новую загадку. Его ответ прозвучал так просто, что я невольно фыркнул.

— Не может быть, — едко проворчал я. — А мне казалось, вы любите истории. Ведь мой договор — это тоже история, верно?

Он разительно отличался от того, каким я впервые увидел его. Сегодня в нём не было ни надменности, ни холода — только лёгкая грусть и, пожалуй, усталость.

— Не такая уж и большая, — Контролёр отмахнулся. — Вы слишком самолюбивы.

Может быть среди того, что он повидал — это действительно была так себе история. Но в размере моей жизни она была чудовищно большой. Он не обязан был помнить обо мне, я понимал это. Но в душе мне было обидно, что такое значимое в моей жизни событие затерялось где-то в глубинах его памяти.

— Я ведь сидел там тогда, Ник, — я невольно сжал руки в кулаки. — Я помню, как вы кинули в огонь мой Договор.

Ник устало потёр переносицу.

— Что ж, вы правы, — он засунул руки в карманы брюк. — Это действительно была история… Обидная для вас и невероятно интересная для меня.

— Рассказывайте, Ник, — твёрдо и, наверное, даже настойчиво потребовал я.

— Понимаете ли, Чарли… Ваш отец был мастером на все руки, но это, я думаю, вы и без меня знаете. У Гарольда Дея был только один порок — он грезил о Зачеловечье, как и все в вашем роде… Сначала он добился похода в Зачеловечье, и оно так его очаровало, что он стал мечтать о месте в нём. Ни одному человеку туда не попасть бесплатно, уж поверьте мне. Иначе в Зачеловечье давно было бы больше людей, чем нелюдей… Но я отвлёкся. Желание Гарольда было очень велико, а я уже тогда, признаться, любил всякие истории… И я предложил Дею-старшему отдать вас взамен на место под Зачеловеческой луной… Кажется, тогда вам было около десяти…

Контролёр тяжело вздохнул.

— Гарольд согласился мгновенно, практически не раздумывая. Признаться, я был даже огорчён таким развитием моего импровизированного спектакля. Я поставил условие, что заберу его не раньше, чем вы соберете первые часы — нам не нужен был Часовщик, совсем ничего не смыслящий в ремесле. Вам было десять, и я вписал ваше имя в контракт. Тогда я и подумать не мог, что вы соберете свои первые часы в четырнадцать. Но договор есть договор. Я забрал мистера Гарольда в его новый мир, а вы стали самым юным из наших Часовщиков.

Мужчина печально улыбнулся.

— Что ж, простите меня за то, что я лишил вас детства. Если это что-то для вас значит, то мне безумно стыдно.

Я косо глянул на него и мне показалось, что он и вправду раскаивается. Хотя мне сейчас было плевать на его раскаяние. Мой отец! Мой отец, человек, который, как мне казалось, любил меня больше всего на свете, предал меня. Предал мою мать. Бросил нас ради… Ради кучки тварей где-то на несуществующем краю света.

Все те часы, которые он проводил со мной… Это была не забота. Не желание сделать из меня равного себе. Не искренний отцовский интерес. Это был просто план побега. Он продал меня в рабство в десять лет и даже не сожалел об этом четыре года спустя. Он просто прихватил с собой ботинки, дорожный плащ и ушёл к чёрту.

Злость и растерянность переполняли меня. В один вечер я упустил любимую девушку, а сразу после узнал о том, что отец меня предал.

— Не вам извиняться, — я остановился у дверей лавки. — Я не держу на вас зла.

— Вы благородный человек, — Контролёр похлопал меня по спине, стараясь подбодрить. — Ну что ж, пора и нам с вами расходиться, мистер Дей…

Я посмотрел через витрину внутрь лавки. Там было темно — Уильям уже ушёл, а потому ни в мастерской, ни в комнатушке наверху не было ни одного человека, который был бы рад моему приходу. Внутри лавки, как и внутри меня, было абсолютно пусто.

— Знаете, Ник, — я обернулся и глянул на него, усталого и такого же одинокого, — у меня там осталась бутылка прекрасного джина. Не хотите стаканчик?

— Я? — Контролёр удивлённо обернулся и даже снял свой извечный цилиндр. — Я буду только рад, Чарли.

Вот так в первых числах апреля я и вернулся в лавку. Теперь я точно знал, почему именно я должен работать Часовщиком. Я точно знал, где находится мой отец и, видит бог, сейчас я искренне надеюсь, что он счастливо и припеваючи живёт в одном из сотен королевств Зачеловечья. Теперь я точно знал, что значит найти и потерять любимую женщину.

Но самое главное, что я вернулся в лавку не один, а с новым, как мне тогда казалось, другом.