Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

«26 июля

Дорогой Том…»

С самого утра у Гарри было препаршивое настроение.

Во-первых, у него болела голова — тупой, тяжёлой, нудной болью, пульсирующей за глазами и отдающей в шрам. Он дорого бы дал сейчас за какое-нибудь целебное зелье — или хотя б за простой аспирин, но, увы, единственным лекарством ему служило холодное влажное полотенце, которое он старательно прикладывал ко лбу. Аспирина больному сироте тётушка пожалела, а до зелий покуда было примерно так же легко добраться, как до Луны.

Во-вторых, Том, паршивец, третьи сутки отказывался с ним разговаривать. И с этим, как с раздражением обнаружил Гарри, он ровным счётом ничего не мог поделать. Краткое «Ступай отдыхать», полученное утром позавчера, было последним прочитанным Гарри сообщением, после чего дневник замолчал наглухо. Гарри с упорством, которого и сам в себе раньше не подозревал, продолжал писать ему примерно каждые полчаса, но Том, как видно, был ещё упрямей, и не отзывался.

Правду сказать, слова Тома имели смысл. Тем самым позавчерашним утром Гарри еле-еле выпутался из объятий липкого кошмара, в котором он куда-то спускался по каким-то нескончаемым лестницам, гоняясь за здоровенной бестолковой змеёй. Змея убегала, Гарри злился, лестницы играли с ним в пятнашки, а в конце вдруг появился пухлый, как диванная подушка, мерзковатого вида паук, и пропищал неожиданно тонким голосом, похожим на свист сдувающегося воздушного шарика:

— Мальчишка! А ну вставай! Вставай немедленно!

«Ни фига себе, арахнид![25] Говорящий!» — изумился Гарри, и наконец проснулся.

Он проспал. Требования сию минуту подниматься и готовить завтрак исходили, на самом деле, от взбешённой тётки, а вовсе не от инопланетного разумного паука, как Гарри причудилось. Голова трещала. Тосты подгорели, и Гарри выгнали из-за стола, не дав даже выпить чаю. А Том велел ему отдыхать.

Гарри назло им всем решил, что именно так и сделает. Он мёртво продрых в своём шкафу до полудня, когда его с новыми проклятиями извлекла оттуда сердобольная тётушка, отправившая Гарри пропалывать клумбы по самой дневной жаре. Сидя на корточках над отцветающими флоксами, весь по уши в земле, Гарри украдкой карябал: «Том?», но не получал ответа.

Вчерашний день был поспокойнее, да и сам Гарри немного очухался — хотя снилась всё равно какая-то муть, что-то про затопленную пещеру, и почему-то там ещё какие-то дети визжали. Том не отвечал. Тётка ворчала. Дадли методично ломал свои подарки, полученные на день рождения. Гарри маялся от скуки и в итоге рано лёг спать — в гостиной ещё даже новости по телевизору не досмотрели.

Сегодня бойкот продолжался. Гарри считал это несправедливым — по собственному мнению он уже вполне достаточно отдохнул. Кроме того, ему всё не давала покоя мысль про «когда дневник закрыт — я исчезаю».

Ну и почему тогда Том не отзывался, мазохист проклятый?!

«Том?

Том!

ТОМ

ТомТомТом

Тооооооом»

Наконец — наконец-то, Мерлин всеблагой! — чернила впитались в бумагу и исчезли.

«Что ж, это было мужественно», — вывел Том, но тут же добавил с явной укоризной:

«И невероятно глупо! Стоило терпеть до последнего, чтобы потом впасть в беспамятство! Перенапрягать свою магию — безрассудно и опасно, Гарри!»

Гарри только хмыкнул, совершенно не впечатлённый. Если бы он не воспользовался моментом — кто знает, когда Том соизволил бы хоть немного приоткрыть перед ним свои секреты? Знать ужасную правду было, ну, ужасно, но гораздо лучше, чем не знать.

Том стёр написанное и продолжал:

«Задумался ли ты хоть на секунду над тем, в каком положении окажусь я, если ты по собственной неосторожности пострадаешь или даже погибнешь?»

Это заставило Гарри присмиреть — с такой точки зрения своё поведение он, действительно, не рассматривал.

«Ой. Прости, пожалуйста! Я понял»

«Я на это надеюсь. Но всё же, повторюсь, твоя выдержка заслуживает похвалы. Годрик мог бы гордиться тобою, не к месту храброе дитя. Но он не будет»

Гарри перевернулся на комковатом слежавшемся матрасе. Всё налаживалось, и это было отлично. Он отложил мокрое полотенце в сторону, потёр глаза под очками. Фонарик светил, едва заметно мигая. Пылинки кружились. Тётка на кухне гремела противнями, пахло сдобой. Дверь была закрыта. Убежище обнимало Гарри своей тесной темнотой, будто материнская утроба — удушливая, но безопасная и спокойная.

«Да? Почему это?»

Гарри ухмыльнулся. Он знал, в какую сторону разговор потечёт дальше: они уже обсуждали факультеты, и даже несколько раз с тех пор, как Том впервые о них упомянул. Гарри вытряс из него подробный рассказ, а затем возвращался к этой теме снова и снова в поисках уточнений. У Тома — ну разумеется — было своё чётко сложившееся видение будущности Гарри на школьном поприще.

«Потому что он тебя не получит. Вместо этого, Гарри, ты станешь гордостью Салазара»

Наконец-то кто-то признавал его. Давал Гарри понять, что осознаёт его ценность. Это было так приятно — просто бальзам на душу. Гарри не часто говорили, что им можно гордиться. Даже тогда, когда Гарри, как он думал, действительно того заслуживал.

«Так уверен, что я попаду в Слизерин?»

«Конечно. Откуда взялся этот глупый вопрос?»

Гарри прикусил губу.

«Мне просто интересно. Должна же быть причина, почему ты не сомневаешься»

На самом деле он надеялся, что Том снова скажет что-нибудь приятное. Что-нибудь хвалебное про Гарри. Том был весьма привержен своему факультету и, раз прочил Гарри в дом Слизерин — значит предполагал наличие у Гарри каких-нибудь достоинств, подходящих именно этому дому.

«Парселтанг, болван. Это ведь очевидно»

Может быть — для тех, кто настолько умён, как Том. Гарри нетерпеливо вздохнул.

«И очевидно это потому, что …?»

«Парселтанг считается тёмной магией»

Отлично; было ли вообще на свете хоть что-то хоть немножечко крутое, что не считалось бы тёмной магией? Или быть крутым и классным автоматически означало быть тёмным? Гарри подумал о Дарте Вейдере и понял, что возможно так оно и есть.

«И это правда?»

«Конечно нет. Это просто язык. Язык змей, ни больше ни меньше»

Что всё ещё звучало дико, поскольку у змей не могло быть языка — в смысле, языка как языка, с фонетикой и лексикой, и морфологией, и всем таким прочим. Том совершенно определённо заявил, что не-змееусты слышат парселтанг, просто не понимают его, и это полностью опровергало предыдущую гипотезу о мыслеречи. Это была огромная загадка, и она очаровывала Гарри.

«Тогда я по-прежнему не понимаю»

Гарри почесал лоб. Головная боль унялась, но шрам периодически покалывало.

«Так напряги немного свой ленивый ум»

Том, язва и садист, поклонник сократического метода[26] и в целом — педагог от Бога, проигнорировал просьбу о подсказке, и это означало, что ответ действительно лежит где-то совсем на поверхности.

«Блин. Ой, в смысле — Мордред и Моргана! Салазар был змееустом, да? Держу пари, что да»

Ну конечно же! Он ведь был главным змеелюбом всех времён и народов, он даже символом своего дома в «Хогвартсе» выбрал змею.

«Именно так. Гарри, как ты думаешь — сколько всего змееустов в Магической Британии?»

Вопрос, если хорошенько вникнуть, уже содержал в себе ответ.

«…не очень много, да?»

«Я. Ты. Можно сказать, на текущий момент — только ты»

Гарри знал, что он особенный. В принципе, нечему было удивляться.

«Ух ты. И это важно потому, что …? Нет, не ругайся, стой. Опять из-за Салазара? Нет, всё равно не понимаю. Объяснишь?»

«Из-за Салазара, верно. Есть общеизвестная легенда, что его преемник по крови и по магии обладает властью найти и отворить сокрытый в недрах «Хогвартса» чертог, в котором хранится величайшее наследие Слизерина. Долгие годы вход туда считался утерянным, и даже само его существование стало подвергаться сомнению. Но это всё отнюдь не сказка: Тайная Комната и наследие Слизерина действительно существуют — и готовы открыться достойному»

Гарри снова потёр лоб. Ага!

«И самый простой способ узнать достойного — это поискать змееуста, так?»

«Так и есть»

Гарри подумал над этим. Потом подумал ещё немного. И ещё.

«А, ну в таком контексте это действительно имеет смысл.

стой

погоди-ка

погоди-погоди

да ладно

ДА ЛАДНО БЛИН»

«Язык, Гарри.

Да. Вот именно»

Строчки не могут улыбаться; тем более у них не бывает невыносимо самодовольного вида. Но эта строчка — могла, и вид у неё был именно что самодовольный.

Гарри закатил глаза. Том. Выпендрёжник чёртов. Самый настоящий старший брат, гнусный до изумления и при этом лучший в мире. Наследник, мать его, Салазара Слизерина. Вот это не укладывалось в голове.

У Гарри появился примерно миллион вопросов (одним из первых было — а они с Томом не кровные ли родственники, часом? разве могут два наследника быть из совершенно разных семей? хотя Салазар ведь жил почти тысячу лет назад…), но ему было нужно время на обдумывание, прежде чем начать их задавать. Пока что он вернулся к другим вопросам — более простым, но не менее животрепещущим.

«Твоя аргументация меня полностью убедила, но»

«Ну что опять?»

«А если Распределяющая Шляпа решит, что я не подхожу Слизерину? Я ведь полукровка. И — и вообще…»

Том был уверен, что знает, студентом какого дома окажется Гарри, а вот сам Гарри в этом уверен не был. Парселтанг парселтангом, но вдруг окажется, что Гарри, ну, каким-то образом недостоин, вот и всё? Мысль была ужасающей, но реальной.

«Глупости. В крайнем случае пообещай её поджечь»

И-и-и, вот в такие моменты Гарри просто мог видеть, как в голове Тома срабатывает какой-то адский тумблер, переключаясь на «я приютский, мне можно» (обычно этот тумблер стоял в позиции «я рафинированный лорд и чистокровный маг, попробуйте доказать обратное»). Но предложенный метод его заинтересовал, не без того.

«У тебя это сработало?»

«Кто сказал, что мне пришлось?»

Уж точно не Гарри. Если Слизерину не подходит Том — тогда сам Слизерин не подходит Слизерину.

Гарри всё ещё размышлял о Салазаровом наследии, развалившись на матрасе и машинально поигрывая ручкой (раскрытый дневник лежал рядом и Том, явно развлекаясь, рисовал на его страницах сплетающихся змей и черепа), когда до него донёсся звук дверного звонка.

— Мальчишка! — завопила из кухни Петунья. — Поди, глянь, кто там!

— Я не прислуга, — гордо проворчал «преемник Салазара по крови и по магии», но всё же поднялся, забрал дневник, одёрнул безразмерную рубашку, когда-то принадлежавшую кузену (уже при взгляде на неё каждый мог бы догадаться, почему кузен носил прозвание свиньи), и поплёлся, нога за ногу, открывать дверь.

На пороге стоял какой-то незнакомый темноволосый хмырь, весь одетый в чёрное, как пастор, только что без колоратки.[27] У него было длинное лицо, ещё более длинный нос и длинные лоснящиеся патлы, достигавшие воротничка. На вид хмырю было лет тридцать — тридцать пять, что в представлении Гарри являлось если и не глубокой старостью, то как минимум довольно пожилым возрастом. Они с нежданным визитёром уставились друг на друга безо всяческой приязни.

* * *

Северус Тобиас Снейп, самый юный магистр зельеварения за полтора столетия (увы, уже давненько Снейп не ощущал себя хоть каплю юным, да и мастерство как-то растрачивалось на пустяки), некогда подающий надежды молодой учёный (и это тоже в прошлом, он не публиковался вот уже лет шесть), преподаватель «Хогвартса» (но даже не того предмета, к которому на самом деле тяготел), действующий глава дома Слизерин (к своему непроходящему ужасу) и вообще глубоко разочарованный в жизни человек в тот день тоже с самого утра находился в прескверном расположении духа.

Окинув взглядом отворившего дверь дома номер четыре по Прайвит-драйв мальчишку, Снейп непроизвольно поморщился. Представшее ему зрелище вовсе не ласкало глаз. Ребёнок был очкаст, растрёпан и одет в какие-то помойные обноски: джинсы — драные насквозь, футболка — с облезшим принтом, рубашка — вся в пятнах, да еще и линялая; для полностью законченного образа модному панку не хватало только булавки где-нибудь в носу и татуировки на лбу — впрочем, булавку, как подозревал Северус, даже панки дома всё-таки снимают, а на на лбу был шрам — он, пожалуй, вполне заменял собой татуировку.[28]

«Безмозглый эпатажник, прямо как отец», — поставил диагноз Снейп. От Лили в ребёнке были разве что глаза, да и то — на поттеровском лице смотрелись они почти кощунственно. Панк выразительно шмыгнул носом.

— Добрый день, — изрёк он с интонацией, весьма далёкой от любезной, — а вы к кому?

— По-видимому к вам, — Снейп про себя вздохнул (вздыхать вслух его когда-то отучил один чрезмерно раздражительный знакомый — под круциатусом попробуй-ка, вздохни) и чисто для проформы уточнил:

— Мистер Поттер, я полагаю?

Панк покивал задумчиво, и ошарашил:

— Так вы из попечительского совета?

— Нет, — отвечал Северус, гадая, что могло бы вызвать к жизни такое предположение. — На нашу общую беду я ваш будущий преподаватель. Моё имя Северус Снейп, я профессор зельеварения и глава дома Слизерин. По просьбе, — Снейп скривился так, что было бы смешно не догадался — просьба была из тех, в которых не отказывают, — нашего глубокоуважаемого директора я принес вам ключ от сейфа в «Гринготтсе». Полагаю, вам нужны средства на покупки к школе.

«А скорее — на новейшую метлу, или чего там ещё может возжелать донельзя избалованный мальчишка, — мысленно продолжил Северус, — не верю я, что у Петуньи не хватает денег на десяток книжек, мантию и оловянный котёл. А впрочем, пусть подавятся — они оба».

Под вторым из «оба» Снейп разумел господина директора. За кратким резюме про «просьбу» скрывался безобразный получасовой скандал, который Минерва учинила Альбусу по поводу злосчастного ключа.

— Забыл? Забыл?! — вопила она, точно банши, и стекла в окнах директорского кабинета опасно позвякивали в ответ. — Что значит — ты забыл отдать им ключ? В каком это смысле — куда-то завалился?! Альбус, если ты потерял Мордредов ключ! Я! Лично! Проведу здесь генеральную уборку! И выкину! Весь! Хлам!!! Чтобы у тебя ничего больше никуда не завалилось! Давно пора!

Директор только кряхтел и вздыхал укоризненно, поглядывая поверх очков. В чём-то Снейп покойного Лорда даже понимал — за каждый такой вздох действительно чесались руки влепить по круциатусу.

Минерву Северус понимал тоже. У каждого есть своя точка кипения. Температура возгонки у Минервы была на диво высока — она безропотно тащила на себе административную работу, переговоры с попечителями, большую часть школьной переписки и абсолютно всю бухгалтерию (поскольку Флитвик заявил, что наживать горб за конторкой он мог бы и в «Гринготтсе», и за сим отказался раз и навсегда даже прикасаться к хогвартским счетам), она встречалась с магглорождёнными первокурсниками и их родителями, она же составляла расписания занятий. Дочка пастора, Минерва, даже будучи ведьмой, казалось, продолжала верить, что тяжкий труд в поте лица своего спасает душу от погибели.

Но добавление нового ингредиента разрушило хрупкий баланс, существовавший доселе. Минерва перешла в газообразное состояние и самовоспламенилась за одиннадцать секунд — именно столько ей хватило, чтобы прочесть записку (ввиду отсутствия конверта трудно было назвать её письмом) от главного героя Магической Британии, святого младенца — избавителя от ига тёмных сил, в быту именуемого также Гарри Поттером.

Который написал, что у него нет денег на покупки к школе. Как выяснилось — написал чистую правду: деньги, если и были, так только маггловские, поскольку ключ от Поттерова сейфа преспокойно провалялся все эти десять лет в недрах директорского кабинета.

Северус присутствовал при всей драме от начала до конца, и она вполне его развлекала, покуда господин директор не обратил на него взор своих добрых, чуть слезящихся глазок.

— Северус, мальчик мой, — завёл он с очередным преувеличенно-тяжёлым вздохом, и Снейп поспешил занять глухую оборону.

— Не пойду. Пусть Минерва идёт — она его декан.

Деканом Поттера Минерва покуда не была, но отпираться не стала, только фыркнула совершенно по-кошачьи:

— А магглорождёнными, значит, вы займётесь, Северус? Смотрите, а то у меня в списке целых шесть семейств — неравноценный получается обмен.

— Я мог бы послать Хагрида, — тут же вставил свои пять кнатов Альбус, и Снейп схватился за голову. Посылать к магглорождённым — или к Поттеру, невелика разница — Хагрида стоило только в одном случае: если одним прекрасным утром Северус всё-таки сорвётся, за завтраком отравит всех своих коллег, а после заавадится на куче трупов. В принципе, иногда хотелось.

— Кончайте шантаж, Альбус, — сказал он недовольно. — Так уж и быть, схожу.

И вот так Северус и оказался сегодня на крылечке обиталища Петуньи, где его встречал юный клон мерзавца Джеймса, сходный с оригиналом вплоть до неизъяснимо очаровательных манер — зайти в дом, например, он Северуса пригласить и не подумал.

Снейп извлёк из кармана маленький золотой ключик и протянул на раскрытой ладони Поттеру.

— Прошу.

Панк сцапал ключ, прижал к груди, и немедленно заныл:

— Профессор, сэр… А кто сопроводит меня за покупками? Или хотя бы до «Дырявого Котла»?

Ну нет, на это Северус не подписывался.

— Вы, мистер Поттер, — строго сказал он, — не такая уж важная птица, как вы о себе, я вижу, возомнили. Езжайте со своими опекунами, в чём проблема?

— С магглами! — негодующе воскликнул мальчишка; Снейпу выражение его лица очень не понравилось — было в нём что-то... такое. Подзабывшееся, но до отвращения знакомое.

— Чем же для вас не хороши магглы, мистер Поттер, — вкрадчиво спросил он, — когда ваша собственная мать была магглорожденной?

— Моя собственная мать умерла, сэр, — выплюнул тот, — и посему лишилась права голоса в этом вопросе.

Это было уже слишком. Северуса затрясло — от злости, от обиды и чёрт знает от чего ещё. Он развернулся на каблуках и аппарировал домой, в Коукворт. Свою задачу здесь он выполнил сполна.

…даже перевыполнил, как выяснилось мгновением спустя. У его ног скорчился пакостный мальчишка, надсадно выворачивая на изнанку желудок. Одной рукой он всё ещё судорожно стискивал край Снейповой мантии. Северус оторопел.

— С ума сошли? — спросил он юного самоубийцу. — А если б расщепились?

— Вы не понимаете, — прокашлял тот, и выплюнул комок слюны. — Они никуда со мной не поедут. Они ненавидят и волшебников, и волшебство. Сэр, вы вольны думать что угодно, но мне магглов любить не за что. Они ужасны, а мои — из самых худших.

Северус решил на это не отвечать — препираться с малолеткой означало окончательно уронить себя.

— Ну и что прикажете с вами делать? — риторически вопросил он. Мальчишка вскинулся. Блеснули очки, дёрнулся кадык на худой шее.

— Профессор! Пожалуйста, теперь-то вы переправите меня ко входу в Косой переулок, правда?

— Мне стоило бы вас переправить не туда, — Снейп снова ощутил нарастающее раздражение, — а обратно домой, где вам и надлежит быть.

— Если вы так сделаете, — серьёзно сказал Поттер, истинный сын своего ужасного отца, — то я опять напишу в попечительский совет. И буду писать хоть весь месяц до «Хогвартса», пока мне не пришлют сопровождающего. Специально попрошу, чтоб — вас.

Охваченный в этот раз уже самым натуральным бешенством, Северус подцепил мерзавца за шиворот и молча перенёсся с ним к «Дырявому Котлу».

— Герою, — прошипел он, удерживая полумёртвого нахала в вертикальном положении всё так же за шиворот — а тот всё норовил упасть куда-то вбок и раз за разом торопливо сглатывал слюну, — трудно отказать, особенно когда он так трогательно просит. Вперёд, мистер Поттер, развлекайтесь!

С этими словами он втолкнул — ещё немного, и можно было бы сказать «швырнул» — Мордредово отродье в дверь, появившуюся словно ниоткуда в простенке между книжной лавкой и магазином грампластинок.

* * *

В пабе было темно, накурено и, прямо выражаясь, грязновато. Немногочисленные посетители кучковались по углам. За стойкой Гарри увидел лысого морщинистого типа с неопрятными усами, ничуть не более презентабельного, чем его заведение. Гарри, на ходу унимая тошноту и головокружение, решительно направился к нему — задерживаться в этом вертепе хоть на минуту дольше необходимого он не планировал.

— Извините?.. Можно вас на минуточку? Прошу прощения, мне бы хотелось попасть в Косой переулок, вы не поможете?

Бармен — Гарри приходилось всё время напоминать себе, что его тоже зовут Том (что ощущалось странно и совершенно неправильно, как будто на свете имели право существовать другие Томы кроме Тома) — оторвался от размазывания сальных следов по высокому пивному бокалу. Его глаза комично расширились, усы затрепетали и он пал на стойку грудью, словно намеревался переползти её и схватить Гарри.

— Может ли такое быть?! — воскликнул он придушенным шёпотом. — Это вы? В самом деле вы?

Гарри понял, что на сегодня с него определённо уже хватит. Конечно, он и раньше сталкивался с тем, как взрослые бывают рады-радёшеньки потешить свое чувство юмора за счёт Гарри (или других детей, но их проблемы Гарри не касались), не стесняя себя при этом хотя бы призрачным намёком на деликатность. Но именно сейчас очередной ломающий комедию старый дурак был последней каплей. Гарри вышел из себя.

Он тоже улёгся — правда, не грудью, а щекой, но уж чем смог дотянуться — на стойку, вытаращил глаза и, ответно приглушая голос, страстно произнёс:

— Нет! Это не я!

Бармен икнул. Гарри продолжил, сочиняя на ходу — ему припомнился почему-то трактир «Адмирал Бенбоу» из «Острова сокровищ», должно быть, атмосфера навевала, и слог удачно подходил ко всей этой абсурдной сцене — так что импровизация родилась у Гарри в соответствующем духе.

— Клянусь Богом, сэр, не я! Не выдавайте меня, прошу! Нельзя, чтобы меня здесь видели!

В запальчивости он даже позабыл упомянуть Мерлина или Моргану, но бармен, к счастью, не обратил на то внимания. Он склонился ближе к Гарри и тоже забормотал, тревожно шевеля усами:

— Понимаю! Понимаю! Сэр! Но ваш шрам — такое дело, сэр, он очень уж бросается в глаза! А если бы не он, я бы и впрямь ни за что вас не узнал!

Гарри, которого взрослый человек впервые в жизни назвал «сэр», сначала изумился, а потом понял, что бармен подыгрывает ему, хотя шутка уже начала понемногу выходить из-под контроля.

Еще и шрам. Гарри подавил мученический стон. Эта фиговина действительно старалась испортить ему жизнь, не так ли? Он-то надеялся, что хотя бы в волшебном мире подобное прекратится — но нет.

— Что же делать, сэр? — трагически вопросил он, гадая — как далеко бармен собирается зайти в своем розыгрыше.

— Сэр! Мой вам совет: его бы как-то замаскировать. И тогда — полное инкогнито, я уверяю!

Гарри обратил к нему свое лучшее умоляющее лицо — на магглах-учителях, особенно женщинах, оно срабатывало безотказно.

— Сэр, — пролепетал он, и заморгал; его глаза наполнились слезами, вызвать которые было совсем не трудно, ибо Гарри всё ещё мутило, — помогите мне! Придумайте что нибудь!

Бармен поскрёб лысый затылок. Затем торжествующе воздел палец:

— Сэр! Кажется, я знаю, что нам делать! — и с этими словами он извлёк из рукава волшебную палочку.

Через пять минут из спрятанной за магическим барьером (и за мусорными баками, к ужасу Гарри) арки в тупиковом конце Косого переулка вышел мальчик с неумело перевязанной головой. Вид у него, не в последнюю очередь из-за накрученных по самые глаза бинтов, — но также и из-за одежды явно с чужого плеча — был как у отпрыска сильно пьющего семейства. Отойдя на десяток ярдов[29], и убедившись, что проход за его спиной закрылся, мальчик содрал с головы свою неопрятную повязку и швырнул её под ноги.

— Псих! — с чувством постановил он. — Салазар-заступник, да что за день-то сегодня такой, а?

---------

[25] Раса «арахнидов» фигурирует в романе Роберта Энсона Хайнлайна «Звёздный десант» («Starship Troopers, 1959).

[26] Метод познания, названный в честь древнегреческого философа Сократа; основывается на диалоге между индивидуумами, для которых истина и знания не даны в готовом виде, а представляют собой проблему и предполагают поиск; часто подразумевает дискуссию, в которой собеседник, отвечая на заданные вопросы, высказывает суждения, обнаруживая свои знания или, напротив, своё неведение.

[27] Колоратка — элемент облачения священнослужителей в церквях западного обряда, представляющий собой белую вставку в воротничок-стойку рубашки (вот прямо там, где был бы узел галстука). Колоратку носят также и с сутаной, в таком случае она выглядит как жёсткий полукруглый белый воротник с подшитой к нему чёрной манишкой.

[28] Панк как музыка и как субкультура родился именно в Лондоне, и произошло это 6 ноября 1975 года. К 1991 году культура панка была вполне себе жива и популярна. Нужно понимать, что внешний облик идеального панка можно описать всего двумя словами: мусор и говно. И — да, насчёт булавок в носу Северус нисколько не преувеличил, сохранились соответствующие архивные фотографии.

[29] Около 9 метров. В одном ярде 0,91 метра.