Путешествие во времени (гет)

На следующее же утром, встретившись со Снейпом за завтраком, бывшая выпускница химфака заявила о своем намерении поступить в Хогвартс сразу на седьмой курс.

- Наконец-то вы приняли разумное решение, мисс Лапина… — заметил Снейп с нотками сарказма в голосе.

- Мистер Снейп, я… очень мало знаю о магическом мире. Мне требовалось… обдумать мои перспективы в обоих мирах, — ответила девушка уклончиво. — Но… прежде чем принять окончательное решение… я бы хотела задать несколько уточняющих вопросов.

- Я вас слушаю, мисс Лапина, — бесстрастно ответил Снейп, сцепив руки замком.

- Тогда первый вопрос… — Анна на мгновение отвела взгляд. — Могу ли я остаться пожить у вас до конца лета?

- Условия те же, — деланно-безразлично ответил Снейп, как если бы отмахнулся от комара.

- Большое спасибо, мистер Снейп, — Анна кивнула. — Тогда следующий вопрос… я помню, что в Хогвартсе обязательны для изучения… гербология, зельеварение, чары, трансфигурация, защита от темных искусств, история магии, астрономия. Предметы по выбору — это аримфантика, прорицания, руны, уход за магическими животными и маггловедение. Из них нужно выбрать два. Я намерена выбрать арифмантику и руны…

Собственно, над выбором дополнительных спецкурсов накануне начинающая волшебница и, по совместительству, бывшая выпускница химфака думала недолго: маггловедение ей, выросшей в большом мире, было ни к чему. Прорицания ассоциировались по большей части с шарлатанством и разновидностью дружеско-домашних развлечений: гадать на кофейной гуще любили мамины подруги и, по совместительству, бывшие одноклассницы тетя Настя и тетя Поля, а мама, хоть и ворчала, что это баловство и грех, выслушивала шуточные предсказания подруг с большим интересом. Да и бабушка, хоть и тоже была верующая, изредка сама раскладывала карты — те самые, с “казенным домом”, “дальней дорогой”, “пиковой дамой” и “благородным королем”. УЗМС… наверное, если бы Анне Лапиной были интересны животноводство или ветеринария, то она бы на соответствующий факультет и поступила и, вероятно, никогда бы не вляпалась в эту дурацкую историю с перемещением во времени — потому что не по стажировкам и экскурсиям бы моталась, а крутила бы хвосты коровам в каком-нибудь колхозе, лечила бы собак и кошек или занималась бы наблюдением за местной фауной в каком-нибудь заповеднике или зоопитомнике.

Оставались арифмантика и древние руны. Первый предмет напоминал своим названием арифметику: вернее, арифметика “заключалась” лишь в первой части слова; вторая же, “mancy”, происходила от греческого слова “μάντεια”, означавшего “колдовство”, “ворожба”, “гадание”. Хм… какой-то прогностический раздел математики, разработанный специально для магов? Во всяком случае, рассудила про себя бывшая выпускница химфака, вряд ли арифметику — предмет начальной школы — стали бы преподавать подросткам, да еще как спецкурс по выбору. Руны же Анна воспринимала, прежде всего, как альтернативную письменность, которую использовали древнегерманские народы до принятия христианства, и, соответственно, как изучение языка в историческом контексте. И раз в Хогвартсе это сугубо предмет по выбору, то, вероятно, на практике с ними имеют дело исключительно специалисты: историки, археологи… или шифровальщики?

- Очень похвальный выбор, мисс Лапина, вы проявились редкое благоразумие… — Снейп тем временем смерил ее скептическим взглядом, так что невозможно было понять, думает ли он так на самом деле, прячась за привычной ему маской сарказма, или, как это называли в XXI веке в интернете, “троллил”. — Арифмантика и древние руны — самые сложные из дополнительных предметов в Хогвартсе. Безусловно, они должны быть интересны для любого волшебника, стремящегося изучить магию во всем ее многообразии, но лишь немногие выбирают их для изучения. Большинство же предпочитает уход за магическими животными, прорицания и маггловедение, как наиболее легкие из факультативов… особенно в свете последних изменений в преподавательском составе школы…

- И что это за изменения? На что они повлияли? — настороженно поинтересовалась Лапина.

- А это, мисс Лапина, пусть будет для вас сюрпризом… — гаденько усмехнулся Снейп.

Внезапно Анне показалось, что только что ее крупно “надули”. Но каким образом? Неужели Снейп сам работает преподом в этом Хогвартсе и “сидит” сейчас дома только потому, что в школе каникулы? Или что-то не так именно с дополнительными предметами — вернее, с их преподаванием? Идея идти учиться в Хогвартс отчего-то показалась ей сейчас не такой уж блестящей, как вечером накануне. Потратить год и пятьсот фунтов стерлингов исключительно ради “корочки”?!

Однако спрашивать напрямую девушка не рискнула, заранее полагая, что Снейп просто не станет ей отвечать, и потому озвучила тот вопрос, который хотела задать изначально:

- Скажите, пожалуйста, мистер Снейп, сохранились ли у вас старые школьные учебники? И если да, то могу ли я ими воспользоваться для подготовки к Хогвартсу?

- Далеко не все сохраняют свои старые школьные учебники, но вам в очередной раз повезло, мисс Лапина… — вновь усмехнулся Снейп — на этот раз с чувством собственного превосходства. — И повезло вдвойне, ибо я в свое время в Хогвартсе изучал дополнительно именно арифмантику и руны. Учебники вы получите после полудня, с обязательным условием… — сделал паузу, сурово посмотрев на собеседницу, — вы должны будете вернуть мне их не позже, чем за неделю до начала учебного года.

- Спасибо, мистер Снейп. Я поняла, — ровным голосом поблагодарила Анна, кивнув. И тут же решилась задать следующий вопрос:

- Еще, мистер Снейп… может быть, у вас есть какие-нибудь книги… где… магглорожденным волшебникам объяснялись бы какие-нибудь важные вещи? Не очевидные для них, но очевидные для коренных волшебников? Какие-нибудь важные различия между культурами волшебников и обычных людей… чтобы избежать неприятных ситуаций и конфликтов в будущем?

- В отличие от вас, мисс Лапина... я не нуждался в подобной литературе… — злорадно ухмыльнулся Снейп.

Анна кивнула про себя: вот и подтвердилась ее догадка о родственных связях Снейпа с магическим миром. Тем не менее, она рискнула спросить:

- В таком случае, мистер Снейп… не могли бы вы сопроводить меня в Косой переулок, чтобы я могла купить эти книги для себя? И волшебную палочку?

Снейп недобро посмотрел на нее.

- В Косой переулок я возьму вас не раньше, чем вы, мисс Лапина, освоите программу Хогвартса на уровне СОВ, — сказал он резким, не терпящим возражений тоном. — Мне не нужна обуза, которую придется постоянно спасать и вытаскивать из неприятностей. Вы должны уметь защищать себя, знать основные заклинания и разбираться в зельях, прежде чем являть себя магическому миру. Надеюсь, мисс Лапина, ваших интеллектуальных способностей достанет, чтобы понять эту простую и непреложную истину?

Анна снова молча кивнула, после чего сказала вслух:

- Да, мне это понятно, мистер Снейп.

С одной стороны, рассудила девушка, слова Снейпа могли быть отговоркой, предлогом, чтобы отдалить поход в Косой переулок, лишая ее таким образом возможности обрести информацию и силу — то есть, купить волшебную палочку и книги. И Снейп здесь очень “удачно” именно на нее переложил ответственность: когда она, Анна Лапина, освоит программу СОВ. Освоить программу пяти или даже шести лет обучения (ведь она собирается сразу на седьмой курс) за неполных два месяца — возможно ли это?

С другой стороны, если подумать, то дети из волшебных семей до Хогвартса бывают в общественных местах, вероятно, исключительно в сопровождении родителей. Поступление в Хогвартс может символизировать, таким образом, рубеж, после которого начинается подготовка к взрослой жизни: дети на девять или десять месяцев в году отправляются в школу, где придется самостоятельно обслуживать себя в быту, выстраивать отношения со сверстниками, вовремя посещать уроки и выполнять домашние задания и так далее — и все это без напоминаний, подсказок и помощи со стороны родителей.

За магглорожденными учениками приходят, по всей видимости, учителя из Хогвартса или чиновники из Министерства — то есть, уважаемые взрослые волшебники, задирать которых не следует тем более. А вот она, Анна Лапина, уже взрослая девушка, но палочку до того в руках ни разу не державшая, магии нигде не учившаяся и о магическом мире ничего не знающая, однозначно вызовет подозрения. Снейп рассказывал, как в магическом мире относятся к сквибам — а именно за сквибку ее, неуча, не владеющую волшебной палочкой, и могут принять с большей вероятностью.

Снейп обозначил границы, до которых готов ей помогать: сопроводить, предоставить некоторые условия — да, но вытаскивать из неприятностей, в которые она гипотетически может угодить по собственной неосторожности и глупости — уже нет, а потому, чтобы не угодить в эти самые неприятности, ей необходимо интенсивно заниматься самообразованием и учиться. При таком подходе, подумалось вдруг Лапиной, Снейп, напротив, сам заинтересован в том, чтобы она быстрее обрела те самые самостоятельность и независимость — чтобы избавиться от обузы в ее лице и ответственности, которую он почему-то решил на себя взять.

- Надеюсь, мисс Лапина, это были все ваши вопросы? — после некоторой паузы строго поинтересовался Снейп, как бы давая понять своим тоном, что не стоит испытывать его терпение дольше необходимого.

- Нет, мистер Снейп. Но осталось совсем немного, — поспешила добавить она торопливо. — Скажите, пожалуйста, есть ли в Хогвартсе электричество?

- Мы, волшебники, прекрасно обходимся без него! — ответил Снейп с уже таким знакомым ей чувством собственного превосходства.

- Я вижу… — задумавшись, Анна на мгновение отвела взгляд. — И все же… почему? Ведь электричество и современные технологии здорово облегчают жизнь. Даже просто электрическая лампочка дает гораздо более яркий свет, чем свеча или керосиновая лампа!

- Видите ли, мисс Лапина… магия не сочетается с электричеством в принципе, — пояснил Снейп важным лекторским тоном. — Даже в таком месте, как это, — обвел он рукой кухню, — простейшие заклинания вызывают сильные помехи у электрических приборов. Хогвартс же стоит на самом мощном Источнике Силы…

Снейп говорил о конфликте электричества и магии как о чем-то само собой разумеющемся, и Анна мысленно кивала про себя, узнавая уже известный по “Аркануму” конфликт магии и технологии: технология использует законы природы, а магия их изменяет. Последнюю мысль девушка рискнула высказать вслух, и собеседник даже изволил в некотором роде согласиться с ней, заметив, что “подобное объяснение имеет право на существование”. И снова было непонятно: то ли Снейп намеренно темнил, не желая признавать чье-либо интеллектуальное равенство с собой (пусть даже не ее, Анны Лапиной, а создателей и разработчиков “Арканума”); то ли просто не разбирался в теме, но пытается казаться при этом знающим и важным. А еще…

Девушка вспомнила, как в своей прежней жизни, уже открыв в себе магические способности, она нормально работала на дорогущем масс-спектрометре и, нельзя сказать, чтобы при ней прибор вел себя как-то по-особенному — разумеется, лишь тогда, когда она сама была спокойна, не злилась и не нервничала. Конечно, тогда она могла быть более слабой магичкой — если предполагать, что конфликт электромагнитного и магического полей (а речь шла, как понимала бывшая выпускница химфака, именно о создаваемых источниками полях, если говорить научным языком, и аур — околомистическим) проявлялся лишь по достижении некоего порогового уровня напряженности. С другой стороны, она открывала уже один раз свой ноутбук на прошлой неделе: несмотря на многократные удары во время того сумасшествия в поезде и последовавший затем магический перенос в пространстве и времени, он продолжал нормально, без лишних помех, работать от аккумулятора — притом, что на довольно ограниченной площади находилось уже двое магов (и Снейпа Лапина считала не только намного более умелым, но и более сильным колдуном) и неизвестно сколько еще всяких магических штуковин. Только заряда аккумулятора у “любимого друга” из пластика, металла и кремния оставалось менее чем на три часа даже при экономном режиме работы, и пополнить его было негде.

В теории, рассуждала про себя начинающая волшебница, ничто не мешало ей самой найти условия, нивелирующие конфликт магического и электромагнитного полей или запускавшие преобразование одного из них в другое. Ибо магия лишь изменяла законы природы, но не отменяла. Другое дело, что для решения подобной задачи и, тем более, для создания устройства или материи, позволявших целенаправленно перемещаться во времени, ей требовались специальные знания: прежде всего, знание законов, по которым проявлялась и действовала магия в природе, и соответствующий математический аппарат для ведения расчетов. Полученного в Хогвартсе образования для этого явно будет недостаточно, понимала Анна, но оно даст ей основы, некие общие систематические знания, которые позволят в дальнейшем приступить к изучению более сложных и узкоспециализированных областей науки.

Учебники, как и обещал Северус Снейп, Анна Лапина обнаружила вскоре после полудня на кухонном столе, причем совершенно случайно, когда зашла вернуть швабру, щетку и чистящие средства на место. Учебники, надо сказать, заметно потрепанные, были разложены по предметам стопками, и количество их выходило весьма впечатляющим, так что девушке потребовался не один раз, чтобы перенести их все к себе в комнату и расставить на полках. Снейп расщедрился даже на артефактную настольную лампу, чтобы можно было читать и писать и после наступления темноты.

Выглядела лампа, как обычная “керосинка” с насаженным на нее матовым белым плафоном. Инструкции по использованию Снейп не приложил, и Анне потребовалось некоторое время, чтобы методом проб и ошибок установить, что активировать лампу можно направленным на нее заклинанием “Lumen” (до чего догадаться было, впрочем, довольно легко), а “выключить” — посредством “Nox” ⁽¹⁾, но не “Exstinguo” ⁽²⁾, “Obscuritas” или “Tenebrae” ⁽³⁾. И, хотя светила лампа не очень ярко, это было лучше, чем совсем ничего, и достаточно, если держать ее рядом.

В тот же день Анна Лапина записала в своем дневнике:

7.07.1997

Как ни странно, Снейп одобрил мое решение учиться в Хогвартсе и разрешил пожить у него в доме до конца лета. Для подготовки Снейп выдал мне свои старые учебники. Мне повезло, что в качестве спецкурсов по выбору Снейп изучал арифмантику и древние руны — именно те предметы, которые я хотела бы изучить сама. Я надеюсь поступить сразу на последний, седьмой курс. У меня будет всего одна попытка — на большее просто не хватит денег.

Снейп сказал, что возьмет меня с собой в Косой переулок лишь после того, как я полностью освою программу СОВ и буду способна сама себя защитить. Я могу лишь догадываться, чем именно Снейп рискует, но понимаю, что он не хотел бы лишний раз из-за меня подставляться. Не знаю, как поступила бы сама на его месте.

Также Снейп намекал на грядущие кадровые перестановки в Хогвартсе, но больше не сказал об этом ни слова. Таким образом, Снейп мог быть сам… если не преподавателем Хогвартса, но близко знакомым с кем-нибудь из них. Не знаю, что эти перемены принесут лично мне, станет ли образование в Хогвартсе из-за этого лучше или хуже. Не хотелось бы тратить время и деньги исключительно ради корочки, а не качественных, новых и нужных для меня знаний. Но в то же время я помню, почему я выбрала Хогвартс и магический мир — и вовсе не знания были в том выборе решающим критерием…

* * *

С чего обычно начинают попаданцы, оказавшись в новом мире, даже если одновременно приходится отбиваться от всяких монстров? Логично, что с изучения местной истории, географии, религии, культуры и политической обстановки, постепенно расширяя ареал своих знаний с небольшого городка, деревушки или поместья с прилегающими землями до целого государства, континента и даже мира — ибо знания позволяют выжить. Вот и Анна Лапина начала с изучения истории — в том числе потому, что других книг, которые позволяли бы больше узнать о магическом мире, у нее просто не было. В конце концов, она должна знать позицию местного правительства, которая будет отражена именно в учебниках истории. Ибо не в ее интересах сказать случайно что-нибудь лишнее, не соответствующее местной идеологии, или же, наоборот, не попасться на подозрительном незнании каких-нибудь важных исторических фактов и прочих всем известных вещей, как это вышло недавно со Статутом.

Первый том освещал события и персоналии времен Раннего Средневековья, примерно с V по XI века — причем имевшие место исключительно на Британских островах. Начиналось изучение истории магии с великого волшебника Мерлина — как будто до него сильных магов не существовало в принципе — и прочих персонажей артурианского цикла. Причем забыли упомянуть, что Мерлин — это даже не имя собственное, а что-то вроде титула верховного мага-жреца у друидов. Моргану выставили однозначной бякой, как в более поздних нормандских переложениях, благополучно забыв про властолюбивую Моргаузу, родственницу Морганы и жену Лота Оркнейского, которая едва ли не больше всех плела интриги при дворе легендарного короля Артура. Или Нимуэ, Владычицу озера, посередине которого находился не менее легендарный остров Авалон, верховную жрицу-магессу женской друидической ветви, у которой тоже наверняка были свои политические интересы.

А если учесть время, к которому относилось происходящее в этих легендах… V-VII века — переход от древности к Средневековью, эпоха великого переселения народов. С одной стороны, романизированные племена бриттов, основавших свое королевство на территории бывшей провинции недавно рухнувшей Римской империи — Амвросий Аврелиан, Утер Пендрагон и, наконец, Артур… С другой — недобитые друидические ковены с Мерлином Талиесином и Владычицей Нимуэ во главе. С третьей — наступающие с юга саксы, перебравшиеся с континента на остров. И каждый пытался в меру своих сил и возможностей урвать для себя хоть сколько-нибудь власти, богатства и влияния. Не стоило забывать и о борьбе христианства, новой религии, пришедшей из Рима, но еще раньше проповеданной Апостолами, и старых языческих верований, на которых стояли все те же Нимуэ и Талиесин.

Далее рассматривалось создание в VII веке Витенагемота, или Совета старейшин, Совета Мудрейших — предшественника современного Визенгамота. Одновременно Витенагемот можно было назвать предшественником Парламента, появившегося в Англии в XIII веке. Витенагемот собирался по требованию короля раз в год, а иногда и чаще, и входили в него представители родовой аристократии, военной знати, духовенства и, наконец, магов. До введения того самого Статута последние официально подчинялись короне и существовавшим тогда общественным законам, однако имели свой собственный Совет магов, обсуждавший вопросы, касавшиеся исключительно магического мира. Более того, даже после принятия Статута во главе официального института власти у волшебников стоял министр магии — но никак не король, принц, герцог и так далее.

Однако существовавшее в былые времена положение вещей никак не мешало некоторым наиболее богатым и влиятельным семействам иметь преимущественное право голоса в Витенагемоте или диктовать Совету свои условия и, как следствие, управлять местной внутренней и внешней политикой британского магического сообщества. Таким образом, уже в Раннее Средневековье в магической Британии сложился свой уникальный общественно-политический строй, который в зависимости от нюансов в тот или иной исторический период можно было назвать как “аристократической республикой” — по аналогии с Великим Новгородом или Венецией XIV-XVI веков — так и “олигархией”, то есть, властью немногих влиятельных лиц, заботившихся исключительно о собственных благах.

Особое внимание уделялось основанию Хогвартса на рубеже X-XI веков (точная дата была неизвестна). Основатели Хогвартса: Годрик Гриффиндор, Салазар Слизерин, Хельга Хаффлпафф и Ровена Равенкло — почитались в нынешней магической Британии наравне с Мерлином, и никто из современных волшебников не мог их превзойти в мастерстве и магической силе. Подробнее о Хогвартсе предлагалось почитать в отдельной книге, именуемой “История Хогвартса”; в учебнике же Батильды Бэгшот сообщалось лишь о том, что Основатели выполняли, прежде всего, решение тогдашнего Совета Мудрейших.

До этого времени волшебников никогда не обучали централизованно. Как знала Анна — впрочем, не из школьного курса всемирной истории, а из прочитанных позже популярных статей — Британия на протяжении всего Раннего Средневековья представляла собой лоскутное одеяло, состоявшее из множества мелких англосаксонских и кельтских королевств, к которым позже добавились колонии викингов — и все эти “лоскутки” постоянно то ссорились, то мирились между собой, то торговали, то воевали. Можно предположить, что у магов дела обстояли схожим образом хотя бы отчасти; юные волшебники при этом обучались в друидических ковенах, магических гильдиях и — нередко — у наставников-одиночек, которые брали к себе одаренных детей и подростков.

Но уже к середине или к концу X века — а к тому времени в Витенагемот входили представители как англо-саксонской, так и недавно появившейся датской знати, и остатки уцелевших в вихре истории кельтских династий — маги, по всей видимости, осознали необходимость в единообразном систематическом образовании для всех одаренных детей вне зависимости от того, кто где родился и к какой фракции принадлежал. Хогвартс, таким образом, можно было рассматривать как компромисс, который одинаково был выгоден всем основным политическим силам магической Британии одновременно.

Точное месторасположение Хогвартса в учебнике не сообщалось. По тому же, что это место должно было находиться в достаточном удалении от всех пылавших тогда политических распрей и междоусобных войн, а также от побережья, которое на протяжении нескольких веков регулярно “навещали” викинги, можно было думать, что это где-то на севере, в горах Шотландии, в безлюдной местности, не занятой на тот момент кем-либо из существовавших кланов. Также можно было предположить, что Хогвартсом руководили волшебники и ведьмы, принадлежавшие к разные культурам, языкам и религиям — и таким же разнородным и пестрым был состав первых нескольких поколений учеников.

Раз была организована единая школа для всех, то можно было предположить, что и обучали всех детей одинаково, смотря на личные качества и способности ученика, но не на его лицо; что волшебники, таким образом, могли быть полностью спокойны за безопасность отправленных в школу детей. Звучало все это, безусловно, красиво — но для человека из XX-XXI веков, когда после многочисленных революций и разрушительных войн стали цениться человеческая жизнь и свобода, а равенство всех и вся в естественных правах, независимо от пола, национальности и вероисповедания постепенно становилось нормой. Средневековые же волшебники в едином для всех образовании видели, скорее всего, иные преимущества — например, безопасность и силу для всего магического сообщества в целом: за давностью веков правду уже не представлялось возможным узнать.

Некоторые главы были посвящены отдельным историческим личностям — в том числе первым выпускникам Хогвартса. Так, Эмерик Злобный (Emeric the Evil) был темным магом, который летал на драконе и терроризировал население на юге Англии. Другой темный маг, Эгберт Отъявленный (Egbert the Egregious), прославился тем, что убил Эмерика Злобного. Урик Странный (Uric the Oddball) занимался исследованием магических зверей и птиц, но вошел в историю не столько своими открытиями на ниве магозоологии, сколько эксцентричным поведением, за которое и получил свое прозвище. В частности, сообщалось, что этот Урик ходил с медузой на голове и жил в одной комнате с пятьюдесятью птицами авгуреями и в результате свихнулся от их постоянных воплей.

Примерно в то же время заявили о себе гоблины и оборотни. Первые требовали для себя место и право голоса в Совете магов и впоследствии прославились своими многочисленными кровавыми восстаниями и основанием банка “Гринготтс” в 1474-м году. Оборотни были описаны как полудикая раса, живущая в основном разбоем, грабежами и насилием, чем предопределили отношение к себе на многие века вперед, а все немногочисленные попытки их цивилизовать (в частности, проект о Кодексе поведения оборотней от 1637-го года) закончились провалом.

Завершался первый том нормандским вторжением под предводительством Уильяма-завоевателя. К слову, предшествовавшие ему вторжения вначале англосаксов, а затем викингов Батильда Бэгшот не упоминала вовсе. Преподносилось все таким образом, будто власть поменялась, а жизнь — нет, и прибывшие вместе с завоевателями волшебники ничего особенно не ломали, но успешно вписались в уже выстроенную ранее систему общественных отношений. Более того, упоминалось, что такие фамилии, как Лестранжи, Малфои и Розье, существовали в Британии и поныне.

С историей немагической Британии Анна Лапина была знакома весьма поверхностно; тем не менее, ей запомнились длительные конфликты между новой франконормандской и старой англосаксонской знатью, в результате которых вырезались порой целые семьи. Учитывая относительную открытость тогдашнего магического мира весьма сомнительно, что бы нормандское вторжение прошло для магов безболезненно и гладко и что завоеватели никого не притесняли. А еще… историю, как известно, пишут победители, и подобная интерпретация франконормандского вторжения могла быть выгодна закрепившимся тогда в Англии франконормандским же родам — да-да, тем самым Малфоям, Лестранжам и прочим.

Более того, нигде в учебниках истории магии не рассматривались происходившие параллельно события большого мира — даже те, что касались непосредственно Британии, как то: Столетняя война, Война Роз, Реформация и связанные с ней царствования Генриха VIII и Елизаветы I, а также развернувшаяся позже гражданская война между сторонниками короля и сторонниками парламента, закончившаяся первой в истории Нового времени казнью коронованного монарха и установлением диктатуры Кромвеля — словно Статут о Секретности наступил на шесть веков раньше.

Не упоминались даже связанные с колдовством мифы и сказки народов древности: ни то, как они были адаптированы впоследствии для “простецов”, ни то, какое значение они имели для магов. Не приводились гипотезы, которые объясняли бы происхождение волшебников и прочих разумных и условно-разумных магических рас, таких как гоблины, оборотни, кентавры, тролли, великаны и прочие. Даже если этим вопросам были посвящены отдельные книги, Бэгшот не сочла нужным привести соответствующие ссылки — видимо, решила, что детям 11-12 лет, которые только начинают изучение магии, это ни к чему.

Учебники за второй и третий курсы формально освещали события Позднего Средневековья примерно с XIII по XV века, и выводы из прочитанного следовали странные и весьма противоречивые. С одной стороны, европейские маги в этот период относительно часто устраивали международные конференции и съезды, на которых вырабатывали некие общие законы, правила взаимодействия и способы решения тех или иных глобальных проблем. То есть, уже задолго до принятия Статута маги понимали, что рассчитывать могут на помощь лишь других магов, а потому обсуждали, разрабатывали и принимали свои собственные законы — в том числе международного характера, но касающиеся исключительно магических же сообществ.

С другой стороны, утверждалось, что уже в XIV веке инквизиция якобы активно преследовала волшебников и ведьм и сжигала их на кострах. Хотя, как знала Анна, вплоть до середины XV века костер предназначался, главным образом, для еретиков, коих сжигали порой целыми городами — как было, например, во времена крестовых походов против катаров в 1210-1245-м годах. Именно массовое распространение ереси катаров на юге современной Франции в XII — первой трети XIII веков привело к созданию так называемой Святой инквизиции, однако наибольшего могущества данная организация достигла лишь в конце XV века в Испании, при католических монархах Фердинанде и Изабелле, под непосредственным руководством знаменитого Томаса де Торквемады.

Главной задачей инквизиции было выявление и искоренение ересей и прочих религиозных преступлений. Дела “о колдовстве” церковные суды тоже разбирали, однако самого колдовства, как правило, не обнаруживали, и фигуранты дела отделывались обычно штрафами и покаянием за дачу ложных показаний и сомнения в могуществе Единого-Бога-Творца-Вседержителя. Смертельные приговоры по обвинению в колдовстве в течение XIII-XV веков выносились, но количество их было незначительно, и зачастую в данных процессах были замешаны интересы каких-либо политических группировок или влиятельных семейств.

Так, еще в IX веке сыновья Людовика Благочестивого от первого брака с Ирменгардой из Хеспенгау обвинили свою мачеху Юдифь Баварскую в супружеской измене и колдовстве. Причина была простая: Юдифь убедила мужа выделить своему сыну долю в наследстве наравне с единокровными старшими братьями — что привело к восстанию последних и гражданской войне с отцом и мачехой. Юдифи пришлось даже провести несколько лет под стражей в монастыре, а потом в изгнании. Для королевы вся эта история, однако, завершилась благополучно: Людовику удалось привести старших сыновей в повиновение, и еще при жизни Юдифи ее сын Карл Лысый стал королем у западных франков.

Всем известную Жанну Д’Арк, которая была совсем не ведьма, казнили в 1431-м году потому, что она своими военными успехами очень сильно мешала англичанам — именно благодаря ее участию начался перелом в Столетней войне в пользу Франции. Французской знати она тоже поперек горла стояла: как это, какая-то выскочка — и вдруг получила небывалое влияние на молодого короля. В результате Жанну предали, позволив англичанам захватить ее в плен, а судили впоследствии подкупленные французские богословы в Руане — на территории, к тому времени еще оккупированной англичанами. В таком примерно виде, помнила Анна Лапина, была изложена история Орлеанской девы в школьном учебнике. Впоследствии же, как слышала бывшая выпускница химфака, историки находили немало нестыковок как в “официальной” биографии Жанны Д’Арк, так и в устроенном над ней процессе. Выдвигались гипотезы о том, Жанна на самом деле была дворянкой и даже внебрачным ребенком не то предыдущего короля Карла Безумного, не то его брата Луи Орлеанского; что вместо Жанны сожгли другую женщину, а саму Жанну тайно отправили в ссылку под строгим надзором.

В XIV веке в Ирландии разбирали дело какой-то графини, имени которой Анна не запомнила. Дама эта подозрительно быстро становилась вдовой три или четыре раза подряд и каждый новый супруг перед смертью завещал ей все свое состояние в обход прочих наследников. Естественно, так долго продолжаться не могло, и родня одного из мужей инициировала дело. Однако вдова оказалась дамочкой хитрой и предприимчивой, ушла в “несознанку”, от титула не отказалась (иначе ее невозможно было бы привлечь к ответственности), а после, собрав драгоценности и деньги, и вовсе куда-то исчезла. В итоге смертельный приговор ей вынесли заочно, а “отдуваться” на костре за нее пришлось фрейлинам, которые проходили в деле как соучастницы и которых, в отличие от самой графини, удалось убедить отказаться от сословия и тем самым сделать возможной их казнь. Впрочем, по другой версии, графиней эта “черная вдова” была лишь по одному из браков и начинала свою карьеру простой трактирщицей, и якобы принадлежавшее ей когда-то заведение существовало и по сей день в одном из городков в Ирландии ⁽⁴⁾.

Или нашумевший в начале того же века процесс о тамплиерах, золото которых до сих пор продолжали искать? Вряд ли магистр ордена и его ближайшие сподвижники отправились бы на костер, если бы согласились поделиться с королем Филиппом IV по-хорошему. А если учесть слухи о том, что король перед этим неоднократно брал золото в кредит у тех же тамплиеров и неплохо им задолжал… в общем, поступил Филипп IV подобно многим современным нечистым на руку бизнесменам, использующим все доступные средства, дабы избавиться от неугодных партнеров — в особенности, должников и кредиторов. Другое дело, что благодаря своему золоту тамплиеры действительно могли оказывать влияние на политику Франции в нужном им ключе, чего Филипп IV, будучи монархом, допустить уже не мог.

Еще можно было вспомнить Агнес Бернауэр, банщицу из Аугсбурга, жившую в первой половине XV века ⁽⁵⁾. Правда, ее не сожгли, а утопили — и все потому, что на нее обратил внимание сын местного герцога: взял в свой дом, сделав полноправной хозяйкой, женился. Папаше, уже подыскавшему подходящую родовитую невесту, такое поведение сына было, естественно, не по нраву: с разводами в средневековье было туго — вот и оставался вариант “пока смерть не разлучит вас”. А дальше все было просто: под благовидным предлогом выманить из города наследника, лишив тем самым защиты его выскочку-супругу; приказать арестовать Агнес и бросить в реку — да еще притопить для верности, дабы уж точно не выплыла. Казнь Агнес Бернауэр приветствовал весь город, и никто не сомневался в том, что она “коварная ведьма”, колдовством приворожившая к себе герцогского сына: ибо своим поведением и образом жизни она ниспровергала все существовавшие тогда общественные устои. А молодой герцогский наследник… погоревал, конечно, но вскоре, как положено, женился на выбранной отцом благородной девице, с которой родил впоследствии десять детей — ибо продолжить род было необходимо.

Начало же массовой истерии насчет ведьм среди населения Европы пришлось уже на последнюю треть XV века. На происки и колдовство злобных ведьм было весьма удобно списать любые беды: неурожай, голод, мор, войну, а также собственные неудачи, совершенные из-за собственной же глупости. В 1487-м году, уже на закате Средневековья, Генрих Крамер написал свой знаменитый трактат “Молот ведьм”, идеологически опиравшийся на изданную перед тем папскую буллу “Всеми силами души”, в которой колдовство однозначно объяснялось как следствие сношения с дьяволом и, таким образом, признавалось столь же тяжким религиозным преступлением, как ересь. Одной из особенностей “Молота ведьм”, помимо пространных рассуждений автора на тему “все зло от баб” и перечисления всяческих злодеяний, которые якобы могли творить ведьмы, было подробное описание процедуры дознания, которую могли бы применять к подозреваемым не только специально подготовленные церковные суды, но и городские светские — что имело свои огромные последствия в будущем. Примерно в то же время или несколькими годами ранее в одном из кантонов Швейцарии сразу нескольких женщин сожгли именно по обвинению в колдовстве — тут Анна уже не помнила ни точных дат, ни места, ни кому и чем эти женщины помешали.

Стоило отметить, однако, что сам Крамер неоднократно получал выговоры и порицания со стороны церковных судов — то есть, да-да, той самой инквизиции — за активно продвигаемые им методы допроса. Поданные против Крамера апелляции удовлетворялись, а уже изданный и многократно растиражированный “Молот ведьм” был даже запрещен на какое-то время. Однако уже после смерти Крамера, с началом Реформации в XVI веке, “Молот ведьм” очень быстро стал настольной книгой городских судей, причем не только и не столько в католических, сколько в протестантских землях. Следствие, как таковое, уже не проводилось — важным стало не установление истины, но вынесение именно обвинительного приговора, достаточным основанием для которого признавались слухи и доносы даже весьма сомнительных личностей. Для подозреваемых в ереси и колдовстве были отменены все сословные привилегии, что при должных связях позволяло легко и быстро избавиться от политического конкурента, а также прибрать к рукам чужие богатства и земли.

Подавляющее большинство ведовских процессов пришлось, таким образом, на XVI-XVII века, эпоху Возрождения и последующего становления рационального мировоззрения. Костры массово полыхали при таких ученых, как Галилей, Декарт и Ньютон; и даже Кант и Гёте, жившие уже в XVIII веке, в эпоху Просвещения, могли застать отголоски уже сходивших на нет ведовских процессов. Последнюю “ведьму” казнили в 1782-м году в Швейцарии, официально, однако, обвинив в отравлении: якобы она, работая служанкой, подсыпала иголки в молоко к хозяйским детям ⁽⁶⁾. А в “менее просвещенной” Шотландии, как слышала Анна, продолжали сжигать по обвинению в колдовстве вплоть до середины XIX века.

В еще больший ступор девушку ввело упоминание о том, что якобы ведьмы на самом деле не сгорали в огне, а испытывали лишь приятное покалывание, и одна из них, известная как Венделина Странная, якобы специально много раз меняла обличия и подставлялась маггловским властям, чтобы снова “погореть” на костре. Притом, что обвиняемых в ходе “следствия” раздевали донага и тщательно обыскивали, изымая все предметы, которые якобы могли помочь при колдовстве и попытках избежать законной кары. Обыскивали “ведьму” и непосредственно перед казнью, после чего привязывали к столбу так, чтобы она гарантированно не могла сбежать. А в некоторых случаях вешали на шею небольшой мешочек с порохом — чтобы исключить возможность телепортации даже в таком состоянии. Практиковали такие ухищрения при казни в Швейцарии с конца XV века, а, может, и еще где — тут подробностей Анна не знала.

Иными словами, случай Венделины Странной в принципе не мог иметь место в истории, при тогдашних правилах ведения следствия, суда и исполнения наказания. Получается, эта личность выдумана — но для чего? И, наконец, какой смысл тогда был волшебникам вводить Статут о Секретности в конце XVII века и скрываться от обычных людей, если последние якобы не могли причинить им никакого вреда?

Естественно, что изложенный в учебнике материал целиком и полностью соответствовал идеологии магического правительства. Возможно, Батильда Бэгшот писала свои книги под диктовку кого-нибудь из министерских чиновников. Может быть, ее книги были подвергнуты сильной цензуре и переработке в соответствии с “требованиями партии” уже позже — сейчас это неважно. Важно то, какие выводы можно сделать из намеренного искажения и подтасовки фактов, приводимых в учебнике.

В большом мире, кстати, тоже бытовало мнение, что “плохая инквизиция” якобы уничтожала ученых и ведьм именно в средневековье. На чем основано это мнение? Наиболее вероятной причиной Лапиной здесь виделось то, что большинство ведовских процессов и религиозных войн пришлись на эпоху Нового времени, рационализма, когда наука начинала свою победную поступь по планете. Естественно, апологетам Просвещения такое пятно, как геноцид, на собственной истории было отнюдь не выгодно — вот и была организована постепенная подтасовка фактов. Уничтожение “талантливых ученых” и ведовские процессы при этом как нельзя лучше подходили к образу средневековья как “темных веков”, с его якобы запуганным, малограмотным и необразованным населением, панически боящимся всего нового и необычного. А Церковь, в особенности католическая, сильно сдавшая свои позиции в XVIII веке, была объявлена главным козлом отпущения. Еще более глубокий характер эти тенденции носили в Советском Союзе, где главными государственными “религиями” были атеизм и марксизм-ленинизм, а все, так или иначе связанное с христианством и, в особенности, православием, подвергалось очернению, забвению и уничтожению.

Историю переписывали и будут переписывать — для каждой новой власти и новой государственной идеологии: обелить себя, принизить или возвысить предшественников — в зависимости от нужд текущей политической верхушки. Вряд ли волшебники в этом плане принципиально отличались от обычных людей. В конце XVII века они принимают Статут о Секретности и с тех пор тщательно скрывают свое существование от не-магов. На первый взгляд, такой шаг выглядел логичным на фоне предшествовавших массовых ведовских процессов. Но что будет, если, например, в настоящее время о магах станет известно абсолютно всем?

Для обычных людей это фактически иная раса со своими уникальными способностями, недоступными простым смертным. Значит, либо начнется волна паники, и тогда волшебников постараются истребить как можно быстрее — как потенциальную угрозу — или, в лучшем случае, согнать в резервации, как индейцев. Либо, в обмен на сохранение жизни, их подомнут под себя всякие правительственные структуры и влиятельные преступные группировки. Магов очень мало, воевать они не смогут — вот и станут неким секретным диверсионным подразделением при правительствах. Во всяком случае, Лапиной доводилось слышать о том, что ранее к допросам политзаключенных активно привлекали гипнотизеров и колдунов, чтобы добиться нужных показаний от “свидетелей”. Правда это или нет — неизвестно, но полностью исключать такую возможность в виду новой информации о существовании не только магии и отдельных, наделенных способностями людей, но и целых магически сообществ уже нельзя.

Что же говорили нынешние учебники по истории магии? Что волшебников и ведьм пытались истреблять очень давно (еще в то самое “темное средневековье”), и что им никакого вреда от этого не было. А, значит, “магглы”, то есть, обычные люди, не несут никакой угрозы волшебникам. Что дальше? Сближение с большим миром и постепенная (или, наоборот, резкая и насильственная) интеграция в него? Разумеется, с утратой своей самобытной культуры, сформированной как предшествовавшей длительной изоляцией, так и, еще раньше, параллельным сосуществованием с миром обычных людей. Получается, в магическом правительстве сидит кто-то, кто уже долгие годы продвигает интересы “магглов”, большого мира? Тут, рассудила Анна, она ничего не знала о расстановке политических сил в магической Британии, чтобы делать столь далеко идущие и, тем более, претендующие на достоверность выводы. Так что оставалось только ждать, пока не подвернется под руку соответствующая информация по теме.

Учебник за четвертый курс был полностью посвящен гоблинским восстаниям, которые случались с перерывами со времен едва ли не Артура и Мерлина (о чем упоминалось в учебниках за предыдущие курсы) — и вплоть до конца XIX века. Пик восстаний пришелся на XVII-XVIII века, когда, как предполагала Лапина, у волшебников и без того хватало проблем: так, за время восстания в 1752-м году, возглавляемого Ургом Грязным (Urg the Unclean), успело смениться четыре министра магии. Еще одно крупное восстание, едва не закончившееся поражением волшебников, случилось веком ранее, в 1612-м году.

Можно думать, что восставали гоблины в ответ на очередное урезание в правах: так, известно, что еще в XIV веке представители гоблинов — как, например, Иргит Уродливый (Eargit the Ugly) — принимали участие в Совете магов; однако уже в 1631-м году Совет запретил иметь волшебные палочки всем нечеловеческим расам, в том числе гоблинам (о представителях нелюдей в Совете к тому времени, естественно, не могло быть и речи). С другой стороны, запретили пользоваться волшебными палочками гоблинам уже после восстания 1612-го года. Аналогично можно предположить, что и первичное урезание гоблинов в правах началось не без причины: даже если считать авторским преувеличением или устоявшимся стереотипом приписываемую гоблинским восстаниям жестокость и кровавость, число этих восстаний говорило само за себя, и гоблинов, таким образом, никак нельзя было назвать “угнетенной” и “безвинно пострадавшей” расой.

Противостояние между гоблинами и волшебниками завершилось в основном к концу XVIII века окончательной победой последних, и восстание под предводительством некоего Ранрока в 1890-м году, хотя наделало немало шума в британском магическом сообществе, не отличалось масштабностью и не переломило ситуацию в пользу гоблинов даже на короткий период. Для гоблинов в очередной раз был подтвержден запрет на использование волшебных палочек; также гоблинам было запрещено покидать пределы своих поселений.

Можно было бы сказать, что гоблинов жестоко подчинили — если бы не одно “но”: поселениям гоблинов считались в числе прочих отделения банка “Гринготтс”, основанного гоблином Гринготтом в 1474-м году. Банка, в котором, по словам того же Снейпа, все волшебники Британии хранили свои деньги и через который, надо думать, проходили все крупные финансовые операции волшебников. Иными словами, гоблинов как бы лишили политических прав, но при этом отдали им в руки экономику всего общества — не правда ли, странно? Ведь именно экономика является основной благополучия и стабильности любого общества, и многие некогда великие державы пришли в упадок в том числе по причине безграмотной экономической политики.

В отличие от гоблинов, прочие нечеловеческие волшебные расы, такие как кентавры, великаны и тролли упоминались лишь изредка — видимо, по той простой причине, что, в отличие от гоблинов, большой политической активности они не проявляли и в целом участия в жизни людского магического сообщества почти не принимали. О кентаврах сообщалось только то, что самая большая их колония обитала в так называемом Запретном лесу вблизи Хогвартса, а их интеллект официально признавался “близким к человеческому” (хотя вряд ли самим кентаврам понравилось бы подобное сравнение).

Тролли и великаны, если суммировать разрозненные сведения, вычитанные из учебников за разные курсы, жили в горах, вели первобытный образ жизни, промышляя преимущественно охотой, отличались огромным ростом и физической силой, агрессивным поведением и весьма скудным разумом. Из них, однако, великаны превосходили троллей не только ростом, но и интеллектом: они объединялись в племена и общины, которых по всей Европе от Пиренеев до Уральских гор насчитывалось не меньше сотни, и были ограниченно способны к человеческой речи.

Войнам с великанами были посвящено первые несколько глав в учебнике истории магии за пятый курс, охватывавшем события примерно с конца XVI по начало XVIII века, и мельком упоминалось, что войны с великанами продолжались вплоть до конца XIX века. Там же рассказывалось о гоблинском восстании 1612-го под предводительством Эльфрика Удалого (Elfric the Eager), которое едва не закончилось поражением волшебников: в ходе восстания была почти полностью сожжена и разрушена деревня Хогмид, и это был первый и последний раз, когда опасность нападения извне напрямую угрожала Хогвартсу.

Далее, в 1631-м году вышел уже известный Лапиной запрет на владение волшебными палочками нелюдям. Касался этот закон не только гоблинов, но и неких домовых эльфов, упоминания о которых Анна не встречала нигде больше и была уверена лишь в одном: вряд ли эти домовые эльфы имели что-то общее с эльфами Толкиена или сидами и фэйри из бритто-ирландской кельтской мифологии. А потому эльфы, сиды, а также дварфы, хоббиты и орки с равной вероятностью могли как существовать исключительно в людских выдумках, так и уйти — в холмы, как говорится об этом в мифах, на легендарный остров Авалон или еще куда-нибудь. Если на протяжении вот уже трехсот лет удается скрываться волшебникам, то почему то же самое не могли проделать другие магические расы? Или даже так: не могли ли волшебники, организуя свой Статут о Секретности, воспользоваться чужим, уже готовым опытом в деле скрывания целых рас и поселений?

В 1637-м году был предложен законопроект под названием “Кодекс поведения оборотней” (Werewolf Code of Conduct), предусматривавший личную ответственность оборотней за предотвращение нападений на людей. Вот только чтобы проект обрел силу закона, его должны были подписать не только волшебники, но и оборотни — а последние отнюдь не торопились заявлять о себе.

В 1689-м году был принят Международный Статут о Секретности, окончательно установленный в 1692-м году, после Салемского процесса. Мадам Бэгшот больше не пыталась убедить читателей, что волшебникам якобы незачем бояться магглов, а гореть на костре легко и приятно. А потому Статут маги приняли якобы для того, чтобы защитить своих детей, которые, в отличие от взрослых волшебников, не были достаточно обучены и не могли контролировать свои способности, а потому становились легкой добычей для охотников на ведьм. Вопрос, почему волшебники спохватились так поздно и не сделали ничего для защиты своих детей раньше — если охота на ведьм началась якобы еще в XIV веке — автор предпочла оставить за кадром.

Наконец, в 1707-м году, о чем радостно сообщалось в последней главе, было основано Министерство магии, основной задачей которого было и оставалось сохранение и поддержание Статута о Секретности. Впоследствии отдельно издавались законы и создавались службы для контроля над популяциями различных магических существ, колдовством несовершеннолетних волшебников и масштабными мероприятиями, привлекавшими огромное количество магов в качестве зрителей и участников. Волшебникам и ведьмам, живущим рядом с магглами или ведущими с ними дела, отныне предписывалось тщательно скрывать свою сущность и одеваться в строгом соответствии с маггловской модой, сообразно погоде, событию и местным традициям.

Именно со Статутом о Секретности на протяжении вот уже трех веков ассоциировалась безопасность магического сообщества, которое быстро адаптировалось к новым условиям. Быстро стало привычным использование созданного немногим ранее заклятия дезориентации “Confundo” ⁽⁷⁾ на слишком бдительных и любопытных магглах. Рядовые волшебники, объединяясь семьями, организовывали свои небольшие сообщества внутри уже существовавших поселений для поддержки и защиты друг друга. Среди наиболее известных в Британии смешанных поселений упоминались Тинуорт в Корнуолле, Верхний Флэгли в Йоркшире, Оттери-Сент-Кэчпоул на южном побережье Англии и Годрикова Лощина на юго-западе. О последующих же событиях, имевших место в XVIII-XX веках, более подробно рассказывалось, по всей видимости, в учебниках уже за шестой и седьмой курсы.

Почерпнутые из учебников сведения девушка старательно конспектировала, стараясь располагать в по возможности хронологическом порядке, помечая все сомнительные места и связи между разными событиями. Делала она так не только ради лучшего запоминания и упорядочивания информации, но и потому, что не имела никакого желания перечитывать в дальнейшем труды многоуважаемой Батильды Бэгшот. Нельзя сказать, что сия дама писала бы языком слишком занудным, высокопарным и тяжеловесным, но лила так много воды, что все факты из нее приходилось выуживать буквально по крупицам, внимательно читая каждый абзац, дабы не пропустить какой-нибудь мелкой, но важной детали, без которой становился непонятным дальнейший текст повествования. Более того, мадам Бэгшот не только не удосужилась кратко изложить соответствующие выводы по каждой главе, но даже не подумала снабдить свои книги иллюстрациями, картами и схемами. Как следствие, о том, какой волшебник кем и кому приходился, и где именно в Британии происходило то или иное событие, оставалось только догадываться.

Собственные впечатления Анна Лапина записала на очередной пустой странице дневника:

13.07.1997

Сегодня закончила изучение истории магического мира, вернее, магической Британии, в объеме тех учебников, что выдал мне Снейп — это с V по XVIII вв. В основном содержание этих учебников посвящено войнам волшебников с гоблинами и великанами, съездам и конференциям, на которых принимались те или иные законы или постановления. То, как развивалось само магическое сообщество, из этого сложно вывести. Автор учебников — некая Bathilda Bagshot. Жива ли она сейчас или нет — неизвестно.

Учебники плохо структурированы. С одной стороны, можно выделить отдельные эпохи, которые предполагается изучать в хронологическом порядке: раннее средневековье, позднее средневековье, XVII-XVIII вв. С другой стороны, их прорезывают темы, каждая из которых охватывает весьма широкий исторический период: международные съезды магов (XIII-XVIII вв.); охота на ведьм (XIV-XVII вв.); войны с гоблинами (VI- XIX вв.); войны с великанами (VI-XIX вв.). Не только последующие главы в своем содержании ссылались на предыдущие (что было бы закономерно и логично) — немало было отсылок также из прошлого к будущему. Так, “Кодекс поведения оборотней”, принятый в 1637-м году и изучаемый в программе пятого курса, впервые упоминался в учебнике за первый курс в связи с похищением и насильственным обращением какой-то знатной девицы, когда остальные кланы оборотней заявили, что они “ни причем”. А с учебником за пятый курс, посвященным событиям XVII — начала XVIII вв., перекликались учебники за третий курс, когда проходили охоту на ведьм (принятие Статута о Секретности), и четвертый курс, посвященный гоблинским войнам (основание и основные принципы функционирования Министерства магии).

Стиль изложения пространный, тяжеловесный и витиеватый, как было характерно для поучительной литературы и отдельных художественных произведений прежних веков. Разве что учебник за первый курс, рассчитанный все же на детей, напоминал сборник сказок, мифов и легенд, расположенных приблизительно в хронологическом порядке. Автор привносит свое (или общепринятое?) отношение в текст, рассказывая о тех или иных событиях, однако не делает выводов по каждой главе, которые кратко обобщали бы содержание последней. Кроме того, в учебниках напрочь отсутствуют карты, схемы и какие-либо иллюстрации, что также изрядно затрудняет усвоение информации. Хотя, возможно, это особенность исключительно данного, “бюджетного” издания.

В учебниках полно противоречий. Так, читая учебники мадам Бэгшот, можно подумать, будто ни вторжения норманнов или викингов, ни вспыхивающие едва ли не в каждом веке гражданские войны между королевской властью и наиболее влиятельными местными лордами, ни Столетняя война с Францией, ни Реформация, ни очередная гражданская война и установление диктатуры фанатика-протестанта Кромвеля не оказали ровно никакого влияния на британское магическое сообщество; будто волшебники в Британии приняли Статут о Секретности не в 1689 г., а гораздо раньше. В то же время упоминается, что якобы волшебников и ведьм начали уже активно преследовали за колдовство и сжигали на кострах еще в XIV веке — но при этом огонь якобы не причинял им якобы никакого вреда. И якобы была даже одна мазохистка, некая Wendelin the Weird, которая так любила гореть на костре, что постоянно меняла обличия и подставлялась властям, и всего “горела” едва ли не 47 раз.

Международный Статут о Секретности (International Statute of Secrecy) волшебники принимают в 1689 году якобы для того, чтобы защитить своих детей, которые в силу малолетства еще не обладали необходимыми навыками и не могли контролировать свои способности. То есть, волшебники настолько ненавидели своих детей или были настолько тупыми, что не предпринимали ничего на протяжении более чем трех веков и схватились за головы лишь тогда, когда их осталось совсем мало? Или мадам Бэгшот в очередной раз что-то напутала или намеренно соврала, нисколько не заботясь о том, как ее ложь будет выглядеть?

Далее, вскоре после принятия Статута о Секретности неожиданно возвышается Министерство магии, консолидирующее в себе все три ветви власти: законодательную, исполнительную и судебную. Совет Магов, или, как еще можно перевести Wisengamot (ст.-англ. Witenagemot), Совет Мудрейших, существовавший в Средневековье, отходит на второй план, превращаясь во что-то наподобие верховного суда и законодательного собрания одновременно. Иными словами, законы может издавать одновременно и само Министерство, и Визенгамот. Т.е. министр является фактически единоличным правителем, но в то же время может легко возникнуть ситуация двоевластия, стоит появиться сильному лидеру у Визенгамота.

Все это очень странно. Ведь даже в большом мире, у обычных людей, министерства оформились в более-менее самостоятельные и значимые структуры только во второй половине XIX века, хотя это не исключало появления цепких советников, канцлеров, фаворитов и т.д. Складывается впечатление, что либо мадам Бэгшот писала под диктовку то, что говорил ей какой-нибудь секретарь министра, либо что учебник впоследствии сильно подвергся редактуре со стороны министерства, либо сама эта тетка была насквозь идеологизирована и политизирована.

P.S. Вместо Бога в соответствующих выражениях волшебники поминают великого мага Мерлина, а вместо лукавого — Мордреда, мелкого колдунишку, сына короля Артура не то от Морганы, не то от Моргаузы, задумавшего с помощью саксов устроить переворот и захватить власть в Британии. Саму Моргану тоже изредка припоминают. В любом случае, разве может Мерлин, даже если он на самом деле существовал и был великим волшебником, повлиять на нынешнюю действительность из загробного мира, или где он там сейчас находится?

* * *

Чары, трансфигурацию и защиту от темных искусств Анна Лапина решила изучать единым блоком: первые, в ее понимании, служили непосредственному преобразованию энергии, напрямую воздействуя на известные законы природы; вторая, основываясь на том же принципе, производила преобразование материи; боевая же магия использовала и то, и другое. К подобным выводам Лапина вновь пришла самостоятельно, ибо в учебниках нигде не объяснялось, ни какие законы лежали в основе той или иной дисциплины, ни как они между собой были связаны.

Подавляющее большинство заклинаний, что девушка встречала в учебниках по магическим дисциплинам, за редкими исключениями, были написаны на латыни, но среди выданных Снейпом книг она не обнаружила ни соответствующего учебника, ни словаря. В Хогвартсе считали, что дети просто так должны зубрить непонятные слова? Или же должны изучить дополнительный язык еще перед школой — подобно тому, как в знаменитом Пушкинском лицее от мальчиков 10-12 лет, тех же первокурсников, требовали свободное владение французским или немецким? Но Хогвартс при таком подходе к изложению материла как по теоретическим, так и по практическим дисциплинам не казался Лапиной хоть сколько-нибудь элитной школой, как это представлялось вначале со слов Снейпа, но, скорее, ремесленным училищем. И становилась теперь понятной столь низкая стоимость обучения за год по сравнению с другими известными престижными частными школами Британии, где, в пересчете на галлеоны, заплатить пришлось бы раз в десять больше…

По сути, обучение заклинаниям в Хогвартсе сводилось к простейшим инструкциям в виде: “Сделайте такое-то движение палочкой и скажите нужные слова”, при этом нигде и никак не объяснялось, для чего нужны именно такие движения палочкой и именно такие слова. Мало того, заметила Анна, при следовании инструкциям из учебника заклинания у нее, напротив, выходили много хуже, чем когда она направляла энергию в требуемое действие напрямую. Словно физически она ощущала, как уходило лишнее время, как тратились лишние силы, пока она рисовала руками все эти спирали, зигзаги и прочие фигуры. Разве что в учебнике по чарам было упомянуто, что у каждого заклинания существуют своя вербальная и геометрическая формулы, составленные специально для оптимизации расходования магической энергии волшебника или ведьмы — но ни слова о концентрации сознания и силы воли, чему в свое время учил ее патер Йоханн.

Первые свои заклинания Анна Лапина, тогда еще аспирантка химфака, осваивала, как бы парадоксально они ни звучало, в соответствии с известным евангельским постулатом: “Εν αρχή ήν ο λόγοϛ” ⁽⁸⁾ — где “λόγοϛ” это не только “Слово”, как таковое, но и “осознанная воля”, “разумное начало”, “мысль”. Этот же принцип Анна использовала при самостоятельном освоении преподанных уже Снейпом бытовых заклинаний: “Accio”, “Aquamenti”, “Calefacto”, “Ebulli!”. Если артефакты наподобие выданной Снейпом лампы управлялись, по-видимому, строго определенными словами-ключами, то заклинания, предполагавшие в своей основе чистое преобразование энергии, успешно срабатывали при использовании любого подходящего по смыслу слова, в которое были вложены одновременно направленная сила воли и магическая сила.

Так, магические источники света, созданные посредством заклинаний “Lumen” или “Lumen solis”, гасились с помощью заклинания “Exstinguo” намного легче и быстрее, чем при использовании “Nox”. Другое опробованное на лампе заклинание “Obscuritas” искажало не то светопреломление, не то световосприятие в ограниченной области пространства, создавая вокруг колдующего неплотную теневую завесу. Заклинание же “Tenebrae” требовало существенно больших и волевых усилий, и затрат магической энергии, на поверку вызывало не очень густой, но темный, клубящийся, отчасти пугающий туман, разогнать который оказалось не так-то просто, так что, заключила тогда про себя начинающая волшебница, одного эксперимента ей будет более чем достаточно.

Она, Анна Лапина, с самого начала шла по другому пути освоения магии, тому, что оказался в итоге наиболее интуитивно-понятным и эффективным — так зачем же ей пытаться во что бы то ни стало натягивать на себя те образы и методы, которые ей не ничуть подходили?

* * *

- *Alat’ardue Leviosa!* ⁽⁹⁾

Выпад рукой вперед, ладонью вниз, размеренно и четко произносится про себя вербальная формула заклинания — и смятый листок бумаги послушно поднимается вверх. Усилием воли девушка не позволяет ему улететь под самый потолок, но заставляет повиснуть в воздухе на уровне вытянутой руки.

Нарисовала рукой мертвую петлю — смятая бумажка тут же повторяет ее движение, послушная воле молодой колдуньи. Выполнив еще несколько пируэтов бумажкой, девушка отменяет заклинание, просто коротким усилием воли прекращая подачу собственной магической энергии в систему. Бумажка, на которую не действуют больше никакие сторонние силы, согласно закону всемирного тяготения падает на пол: природа восстановила равновесие.

Девушка поднимает бумажку и задумчиво вертит в руках. В учебнике сказано, что “Leviosa” позволяет поднимать в воздух лишь те предметы, которые волшебник в состоянии сам удержать руками. Но ученики при этом тренируются только на перьях и кусках пергамента — нигде в учебнике не предлагалось поднять что-нибудь действительно тяжелое.

Лапина внимательно осматривает спальню: комната слишком маленькая, и мебели в ней совсем немного — только самое необходимое. Но со стулом можно попробовать.

- *Alat’ardue Leviosa!*

Стул послушно поднимается в воздух, однако девушке приходится прикладывать уже намного больше усилий, чтобы удержать над ним контроль. Стул слишком большой — как с перышком или листком бумаги, с ним не поиграешь: не хватало еще, чтобы он зацепил случайно спинкой или ножками потолок и стены или сбил люстру, пусть уже давно не работающую. Но если представить, что она управляет не всем стулом целиком, но только центром его инерции… Другой рукой Анна задает направление против часовой стрелки — стул медленно, но послушно вращается вокруг своей оси. Все, хватит. Сломанная мебель нам не нужна, поэтому, не отпуская контроля, медленно опускаем его ножками на пол — все, теперь можно отменять заклинание.

* * *

Во время второй подобной тренировки, в комнату к Лапиной забежал злой и взвинченный Снейп. Для девушки его вторжение оказалось столь огромной неожиданностью, что от испуга и смущения она сразу же потеряла контроль над стулом, выполнявшим в этот момент сальто-мортале под потолком. Вернуть контроль вновь ей удалось лишь в самый последний момент — и еще большего усилия воли стоило ей аккуратно поставить стул на пол под грозным, испытующим взглядом хозяина дома. На мгновение Анне даже показалось, что она — снова студентка, сдающая экзамен, и в знаниях своих отнюдь не уверена, а преподаватель — весьма придирчивый и строгий, карающий “неудом” за малейшую ошибку.

Снейп же, как выяснилось, зашел к ней отнюдь не для того, чтобы проинспектировать успехи (или неудачи — что больше соответствовало его желчному характеру), но потому, что его достала постоянно срабатывавшая сигнализация на магоуловителе, который, как выяснилось, реагировал не только на верно сработавшие заклинания, но и любое рассеяние сторонней магии в принципе. И теперь от Анны Лапиной требовалось дать немного своей крови, чтобы включить ее магию в “родной фон” прибора, на который он уже не будет реагировать.

Анна задумалась. Снейп определенно что-то темнил, и было в его словах нечто, что ее настораживало. Да, кровь, пресловутый договор с дьяволом и все такое. Если предположить, что Снейп говорил правду или полуправду, то не только волшебная палочка, но и кровь служила у волшебников своеобразным идентификатором личности. Вот только если палку при необходимости можно поменять, то кровь… полное переливание — определенно не лучший выход, а ДНК вообще выдается один раз на всю жизнь. А потому… нечего разбрасываться такими вещами: пусть сейчас она, Анна Лапина, никому не нужна, ей весьма не хотелось бы, чтобы в будущем ее таким образом подставили или втянули в какую-нибудь опасную авантюру: ведь формально получается, что добровольное согласие она-то дала…

А еще… Снейп сказал, что магоуловитель реагирует якобы на любое рассеяние магии в принципе. Это объясняло, почему он явился почти сразу же после того, как она попыталась с помощью магии поджечь вначале неработавшую газовую горелку, а потом остатки угля в печи на кухне. Но не объясняло, почему Снейп “молчал” по этому поводу последующие две недели вплоть до нынешнего момента.

Допустим, она, Анна Лапина, магией в первую неделю или даже две пользовалась очень редко: бытовые заклинания или не получались у нее вообще, или требовали немеряное количество магической энергии, а потому пользы от них тоже не было никакой. Магический же фон от использования артефактов, судя по всему, никак не фиксировался — иначе магоуловитель “орал” бы, не переставая, каждый раз, когда она вначале использовала нагревательные круги для кипячения белья, разогрева и приготовления пищи, а затем, уже во вторую неделю, вечерами и ночами читала и конспектировала учебники по истории магии.

Но сейчас шел уже третий день, как она приступила к изучению, собственно, магических дисциплин и практической отработке заклинаний из учебников. Предыдущие пару дней, когда она еще пыталась тщательно следовать “хогвартским инструкциям”, у нее, правда, ничего не получалось… так, значит, Снейп сейчас соврал, и магоуловитель срабатывал только на успешно сотворенные заклинания — как было с “Lumen” и “Incendo” в самом начале? Или все дело в том, что “Leviosa”, в отличие от каких-нибудь искр или условного превращения “ужа в ежа”, заклинание длительное, и Снейпа достало слушать непрекращающийся сигнал?

Резкий рывок вперед оборвал размышления девушки.

- Пустите! — крикнула она, когда Снейп, грубо схватив ее за руку, потащил ее прочь из комнаты. — *Repello!*

Выпущенный импульс заставил мужчину отшатнуться и отпустить ее, но было что-то неправильное в том, как Снейп поморщился и сжался словно от приступа боли, которая оставила его так же внезапно, как и настигла. Невольно Анна подумала, что Снейп мог бы погибнуть, упав и скатившись с лестницы, если бы протащил ее чуть дальше или она выпустила бы отталкивающее заклятие чуть позже.

- У меня есть… встречное предложение, мистер Снейп, — заявила она, чуть помедлив и убедившись, что последний не собирается ее хватать и тащить дальше.

- И какое же… мисс Лапина? — отозвался он с сарказмом более резким, чем обычно, по-прежнему тяжело дыша.

- Смотрите, мистер Снейп… — продолжила Анна после некоторых раздумий, — я правильно поняла… что до моего появления здесь… вы были единственным волшебником в этом городе? Вероятность того, что… после меня… здесь появится еще один… э… пришелец из другого времени… или параллельного мира… почти нулевая. И волшебники, которые знают ваш адрес здесь… вы их знаете… Поскольку они местные… они знают правила и потому… они не попадутся… как я. В таком случае… может быть, вам стоит отключить этот прибор вообще? Чтобы он никому не мешал?

К удивлению Лапиной, Снейп не только не раскритиковал ее предложение в пух и в прах, но действительно пошел на кухню и помахал палкой над магоуловителем. Однако, как обнаружила Анна тем же вечером после ужина, Снейп отключил нечто вроде оповещения, и магоуловитель, стоило ей создать простейший “Lumen” у себя в ладонях, как прежде, зафиксировал слабый, но длительный световой сигнал. Погасила маленький белый фонарик у себя в ладонях — и сигнал исчез.

Девушка поежилась, словно почувствовала на себе пристальный взгляд невидимого “Большого брата”. С помощью магоуловителя Снейп выследил ее, когда она впервые появилась в городе. Но также это значит, что с ней установка магоуловителя никак не связана. Какая-то проверка? Эксперимент? Или собирались ловить кого-то другого, а попалась она и ненароком спутала все карты? Но тогда… почему Снейп так странно поступил? Почему отключил оповещение, но не выключил сам прибор?

Не умел?

Не захотел?

Или не мог по условию задания?

Оповещение? Скорее всего, у Снейпа был приемник: пока он носил его при себе, последний причинял дискомфорт, стоило поступить сигналу о применении сторонней магии. Поколдовав над магоуловителем, Снейп оборвал связь со своим приемником, избавив, таким образом, себя от головной боли. Однако был ли Снейп единственным обладателем приемника, особенно если учесть, что магоуловитель продолжал работать?

Пожалуй, впервые Анна Лапина всерьез задумывалась о том, насколько опрометчиво она доверилась Северусу Снейпу — человеку, о котором ничего толком не знала; человеку, который еще при первой встрече предельно ясно показал, что этические нормы для него ничего не значат, цель оправдывает средства, и к этой цели он готов идти напролом. Человеку, который при всем при этом мог оказаться всего лишь бараном на поводке у куда более страшного пастуха.

* * *

В последующие дни девушка немало думала о том, как лучше избавиться от магоуловителя — и так, чтобы не вызвать лишних подозрений — а пока на время отложила изучение новых заклинаний, сосредоточившись на дисциплинах, связанных с магией лишь опосредованно, а именно на зельеварении, гербологии и астрономии. Изначально именно на зельеварение как на химию в ее прикладном аспекте Лапина возлагала самые большие надежды: для нее это была бы специальность, смежная с уже имевшейся, полученной в прошлой жизни, в будущем, и подтвержденной соответствующим дипломом. И каково же было ее разочарование и гнев, когда она внезапно обнаружила, что учебники за все пять курсов в полном соответствии со своим названием — “Магические рецепты и зелья” — содержали исключительно одни рецепты, причем составленные в духе “Вредных советов” незабвенного Григория Остера!

Против Остера и его творчества Лапина ничего не имела: его шуточные детские стихи были забавны и по-своему остроумны — но не в качестве практического руководства по органическому синтезу! Все помнят этот стишок?

Если в папины ботинки вылить мамины духи

и затем ботинки эти смазать кремом для бритья,

и полить их рыбьим жиром с черной тушью пополам,

и варить с закрытой крышкой ровно семьдесят минут —

что получится, узнаешь, когда взрослые придут.

Так вот, подавляющее большинство рецептов, описанных в учебниках по зельеварению, выглядело аналогично — с той лишь разницей, что дополнительно было указано, сколько именно этих самых “духов” и “рыбьего жира” туда лить и как мешать. Никакого описания взаимодействия ингредиентов, ни механизмов реакций, ни даже предупреждений касательно техники безопасности!

Кто-то мог бы важно заметить, что это было сделано намеренно, дабы огородить юные умы от порочного любопытства и самостоятельных, а потому опасных экспериментов — подобно тому, как для некоторых нравственная чистота и невинность ассоциируются исключительно с невежеством и наивностью. Вот только, во-первых, детям и подросткам любопытство свойственно в принципе. Умалчивание, недомолвки, запреты могут подавить любопытство, а могут, напротив, распалить еще больше — в любом случае, доверие к наставникам и старшим будет при этом полностью убито. Как следствие, вынужденный искать ответы на свои вопросы самостоятельно, подросток может легко попасть под чужое дурное влияние и наделать еще больше ошибок. Применительно же к зельеварению, не имея ни малейших представлений о взаимодействии компонентов, юный недохимик мог просто накидать в кастрюлю все подряд, что было под рукой — исключительно из того самого любопытства, чтобы посмотреть, “что получится”.

Во-вторых, в учебниках уже содержались рецепты, которые можно было смело отнести в категорию остеровских “вредных советов”. Наконец, в-третьих, отсутствие видимых логических связей и закономерностей между элементами, их свойствами, особенностями воздействия и получаемым результатом — иными словами, всего того, на чем основана современная методология науки — нисколько не способствовало лучшему пониманию и усвоению предмета в целом, что в перспективе убивало всяческий к нему интерес. Потому что… любопытство любопытством, а просто так кидать разные ингредиенты в котел, без какого-либо порядка и цели, надоест рано или поздно — особенно если каждый подобный эксперимент будет неизменно заканчиваться провалом.

Книга “Тысяча магических трав и грибов” за авторством некоей Филлиды Споры лежала в одной стопке вместе с практическими пособиями по зельеварению. Анна вначале отложила ее, приняв за гербологический справочник, но теперь, после фиаско с зельеварением, решила изучить — и не пожалела: книга оказалась просто кладезем информации о самых разных магических и не очень растениях, многие из которых, ко всему прочему, служили сырьем в зельеварении. Такой хорошей памятью, как раньше, девушка уже не обладала, а потому старательно переписывала к себе в тетрадь все, что, как ей казалось, не только могли бы спросить на вступительном экзамене, но и что могло бы пригодиться “для общего развития” в целом.

Схематично зарисовала общий вид каждого растения и отдельные части, подписала. Рядом выписала научно-латинское и тривиальное названия, ниже — таксонометрическую классификацию: несмотря на установление к тому времени Статута о Секретности, волшебникам было известно о трудах шведского натуралиста Карла Линнея, схемами которого для описания животных и растений биологи пользовались и по сей день. Далее ареал распространения и жизненный цикл — особенности роста и размножения, особенности выращивания в культуре, применение — какие части и где, в какое время и как собирать, в каких условиях хранить, где можно использовать.

Последнее Анну Лапину особенно заинтересовало в особенности применительно к зельеварению. Так, разные части одного и того же растения, собранные каждая в свое особое время, могли придавать зелью в корне различные, порою противоположные свойства. Одни растения можно было выращивать в культуре без потери ими ценных магических и не только свойств, другие же можно было собирать только в дикорастущем виде — порою в весьма труднодоступных и заповедных местах.

Изучение гербологического справочника подтолкнуло бывшую выпускницу химфака к составлению большой таблицы ингредиентов, как она ее про себя называла, а для этого так или иначе требовалось разобрать приведенные в учебниках рецепты. Последние девушка скрупулезно переписывала к себе в тетрадь, пытаясь уже рационально осмыслить то, что возмутило ее в первый раз. Например, почему в одних случаях зелье необходимо мешать по часовой стрелке, а в других — против? Влияет ли это как-либо на качество получаемого зелья, и если да, то как?

В предисловии автор, некий Арсениус Джиггер, настоятельно рекомендовал прочесть уже известный Анне гербологический справочник Филлиды Споры, а также книгу собственного сочинения — “Магические рецепты и зелья. Введение в основы тонкой науки зельеварения”. Для изготовления подавляющего большинства зелий использовались ингредиенты не только растительного, но также животного (желчь броненосца, печень дракона, иглы дикобраза, тертый рог единорога и т.д.) и минерального происхождения (лунный камень) — логично, что для них должны были существовать отдельные справочники. Опять же, где-то должна быть описана теория, с помощью которой можно было бы хоть как-то прояснить для себя непонятные и оттого раздражающие вопросы касательно зельеварческой практики.

Лапина недоумевала: Снейп выдал ей, очевидно, все книги, которые посчитал необходимыми и достаточными для подготовки к Хогвартсу; вряд ли он что-то “забыл” случайно. А если “не доложил” один из учебников, причем очень важный и нужный, намеренно, то почему? В том же, что данный учебник у Снейпа имелся, девушка не сомневалась ни на минуту: если бы Снейп вздумал их продать или передать кому-то “по наследству”, то продал бы или отдал бы, очевидно, все, а не выборочно. Можно было предположить, конечно, что Снейп по каким-то причинам не заинтересован в том, чтобы она смогла поступить в Хогвартс, но снова возникал вопрос: зачем? Тогда проще было бы вообще не выдавать учебники и не рассказывать ничего о школе — в том, что Снейп придумал бы для этого какую-нибудь отговорку, как с Косым переулком до этого, Анна была уверена на все сто процентов, однако же не видела никакой выгоды для Снейпа удерживать ее при себе хитростью и обманом: если он жил, как есть, один уже много лет, то, по всей видимости, его все устраивало, и не похоже, чтобы с ее появлением его образ жизни претерпел значимые изменения.

В отличие от учебников истории, все свободное пространство на полях и между строк в практических руководствах по зельеварению было исписано прежним владельцем — Снейпом или кем-то еще до него. Книги, что девушка получила во временное пользование, были изданы во вторых половинах 1930-х и 1940-х годов, то есть, незадолго до и вскоре после Второй мировой войны и потому даже до Снейпа могли сменить немало рук, однако записи в них нисколько не походили на обычное мальчишеское хулиганство: Анна Лапина отлично помнила, как еще в прошлой жизни аналогичным образом сама вносила правки и делала примечания к курсовым и дипломным работам вверенных ей студентов.

Чернила сильно выцвели от времени, местами расплылись от капель воды, чая или каких-то зелий, так что прочитать записи удавалось с трудом, и некоторые слова приходилось додумывать, исходя из кое-как разобранных букв и общего контекста предложения. Неизвестный прежний владелец учебников, судя по всему, был большим экспериментатором и новатором, который чрезвычайно высоко оценивал собственные познания и способности в зельеварении; авторитеты прошлого не были для него пределом, за который нельзя перешагнуть, а потому он смело вносил изменения в, казалось бы, уже давно и неоднократно проверенные рецепты.

Подавляющее большинство правок касалось технологии процесса: резать не обычным железным ножом, а серебряным; бобы не разрезать, а раздавливать; добавить один оборот против часовой стрелки после семи оборотов по часовой; мешать прутиком из определенного дерева; использовать котел не из пьютера — сплава олова и свинца — а из меди или бронзы и тому подобное. В некоторых случаях таинственный незнакомец — возможно, тот самый Принц-полукровка, что подписал своим прозвищем практические руководства по зельеварению — рекомендовал заменить один ингредиент на другой или вычеркивал отдельные стадии синтеза и дальше переписывал методику по-своему. Для юного гения-зельевара все было очевидно, бывшая же выпускница химфака могла только гадать, какое влияние все эти, на первый взгляд, мелочи оказывали на качество и выход получаемого продукта.

Лапина отчертила колонку, которую разделила на несколько больших ячеек — здесь зелья будут группироваться в зависимости от назначения или производимого эффекта: простые лечебные зелья (например, мази от прыщей и ожогов); антидоты к простым ядам, нейтрализаторы к отдельным зельям и заклинаниям (уменьшающее и увеличивающее зелья, зелье остроты ума); зелья, временно увеличивающие отдельные характеристики (зелье для остроты зрения, зелье силы, зелье бодрости) и так далее. В следующей колонке перечислены сами зелья, сгруппированные по соответствующим категориям, включая “альтернативные” рецепты. Далее в шапке перечислены ингредиенты, и девушка в каждой ячейке под ними ставит знак “плюс” или “минус” — присутствует такой ингредиент в составе зелья или нет.

Так постепенно удалось вывести, какие ингредиенты в зельях какого характера используются, какие по отдельности, а какие только в паре; какие никогда не совмещаются друг с другом и какие взаимно погашают воздействие друг друга. Анна догадывалась, что подобные таблицы, причем намного более точные, основанные отнюдь не на домыслах и умозаключениях, а на нормальном экспериментальном материале, были составлены местными учеными-магами задолго до нее. И все же, несмотря на ряд закономерностей, которые можно было отследить таким образом, данный подход был явно недостаточен.

Как сформулировала для себя проблему бывшая выпускница химфака, волшебники-зельевары оперировали связкой понятий “ингредиент — свойства”: такой подход еще был приемлем с натяжкой для прикладных исследований (например, изобретение нового зелья с заданными свойствами), но никак не обеспечивал — и не мог обеспечить — фундаментальное понимание процесса. Ученые-химики в большом мире, напротив, оперировали связкой понятий “вещество/соединение — свойства” и даже “химическая связь/функциональная группа — свойства”. Возможность установить структуру вещества (в том числе в промежуточном состоянии) и попытаться понять таким образом особенности протекания реакции заинтересовала ученых еще во второй половине XIX века. С тех пор наука сделала громадный шаг вперед, и в настоящее время — даже сейчас, в 1997-м году, не говоря о 2011-м, откуда Лапина недавно прибыла — существовало огромное количество заточенных под самые разные задачи физико-химических методов исследования и анализа, которые продолжали совершенствоваться и развиваться.

Да, можно возразить, что Хогвартс — это школа, а в школе незачем грузить подростков информацией, которая большинству из них никак не пригодится в жизни. С другой стороны, Анна помнила, как сама училась в школе — не худшей, но и далеко не лучшей в городе, и как немногочисленные лабораторные работы проходили у них в основном “теоретически”. Да, им не преподавали самые современные знания, не углублялись в механизмы реакций, квантовую механику или методы анализа (из-за чего уже в университете Анна Лапина в первые годы изрядно отставала от большинства своих однокурсников, многие из которых учились до этого в профильных лицеях и классах, участвовали в зональных, всероссийских и даже международных олимпиадах). Просто общие знания, без которых невозможно приступать к изучению химии уже на продвинутом университетском уровне: строение атома, периодический закон, составление уравнений реакций, теория кислот и оснований, качественные реакции на отдельные элементы и тому подобное — собственно, то, что и должны преподавать в обычной средней школе.

Однако ничего подобного в учебниках для Хогвартса девушка так и не увидела: словно волшебники, в отличие от своих коллег-ученых из большого мира, вообще ни разу не пытались выделить индивидуальные вещества — те самые активные компоненты, которые отвечают за образование продукта с нужными свойствами — и исследовать их состав и строение. Вместо этого волшебники, кидая в котел ингредиенты, бодяжили чрезвычайно сложную смесь из огромного количества самых разных химических соединений, которые непонятно как реагировали друг с другом, а результат определяли исключительно органолептически: по цвету, запаху и консистенции. И ни разу нигде после описания методики синтеза в выданных ей учебниках бывшая выпускница химфака не встречала рекомендации в стиле: “возьмите небольшое количество зелья и капните в него таким-то реагентом/воздействуйте светом с помощью волшебной палочки/нагрейте до определенной температуры”. Более того, даже просто измерять температуру волшебники как будто не умели и не пытались, а потому писали в рецептах просто: “Довести до кипения и далее греть на медленном огне”.

Лапина недоумевала: тенденции к обособлению и “особенному пути” в магическом сообществе намечались задолго до принятия Статута о Секретности. Волшебники придумали множество заклинаний и артефактов, облегчающих повседневную жизнь в быту — причем, вероятно, придумали даже раньше, чем аналогичные приспособления появились в большом мире. Да и те заклинания, которыми Снейп опутал книжные полки в гостиной — явно не школьный уровень. То есть, развитие наук и технологий в магическом мире в целом не стояло на месте. Но тогда почему зельеварение будто бы застыло на уровне Позднего средневековья? Почему волшебники не придумали за столько веков свой периодический закон, свой аналог атомно-молекулярного учения, свои качественные реакции, методы анализа и многое другое? Или же эти знания существуют в действительности, но по какой-то причине ограничены к широкому распространению?

В своем дневнике она писала:

16.06.1997

Продолжаю изучать программу Хогвартса за первые пять курсов. Зельеварение, которое я надеялась освоить как смежный профильный предмет, напоминает по своему содержанию фармакологию XIX — начала XX вв. Это в теории. Мне же, судя по всему, достался практикум — и то… я помню наши практические руководства по органической химии: перед каждым блоком похожих по смыслу и содержанию задач краткое изложение теории, механизм реакции, некоторые особенности изучаемого класса соединений и т.д. А тут… сборник рецептов — и ничего больше. А некоторые рецепты и вовсе кажутся предназначенными для всяких шутников и хулиганов — кому еще может быть нужно Hair-Raising Potion? (зелье “Волосы вверх”? “Волосы дыбом”?)

Невольно вспоминается Д., магистрантка-целевичка, делавшая у нас на кафедре свой не то второй, не то третий диплом. Д. рассказывала примерно то же самое про лаборанток — переученных поварих у них на заводе: что необходимо было делать по инструкции (нагреть до такой-то температуры, добавить столько-то граммов такого-то реагента) — делали, но смысла своих действий не понимали и понимать не хотели. Ибо зарплату свою они получали вовсе не за то, чтобы знать, чем отличается кислота от щелочи, или зачем нужно определять азот и серу в выдаваемых им для анализа нефтяных фракциях.

Что-то удается вытаскивать из книги “One Thousand Magical Herbs and Fungi” (“1000 волшебных трав и грибов”), написанной Филлидой Спорой (Phyllida Spore). По крайней мере, после составления таблицы ингредиентов удалось приблизительно понять, какие из них в зельях какого назначения используются. Но все же этого мало, а книга Филлиды Споры — это, прежде всего, пособие по гербологии, но не энциклопедия ингредиентов для зелий.

Снейп выдал мне явно не все учебники, которыми пользовался сам, будучи школьником. Его мотивы мне по-прежнему непонятны. Но по этой же причине все мои предыдущие рассуждения относительно качества обучения в Хогвартсе — по крайней мере, в том, что касается прикладных дисциплин — могут быть ошибочны.

Кто-нибудь со стороны мог бы сказать, что Анна Лапина вместо того, чтобы заняться действительно важными и полезными в ее обстоятельствах делами, попусту тратила время на бесплодные рассуждения и вопросы, ответы на которые она вряд бы смогла найти в ближайшем будущем. Однако, как считала бывшая выпускница химфака и, по совместительству, начинающая волшебница, во-первых, подобные размышления неплохо отвлекали от негодования, злости и уныния, переводя их из области бессознательных эмоций в конструктивное русло уже сознательных и осмысленных суждений. Так она приходила к пониманию, что именно вызвало в ней столь резкие чувства, принимала, что на данный момент изменить что-либо не в силах, и намечала для себя вектор, в каком направлении следует двигаться дальше. Пусть сейчас у нее не было ни нужного оборудования, ни реагентов для исследовательской работы, но это не значит, что она не сможет приобрести все это в будущем. Возможно, надеялась Лапина, в том же Косом переулке ей удастся найти уже серьезную научную литературу, а не сборник очередных вредных советов для школьников. Возможно… только возможно, уже в Хогвартсе она сможет попроситься в ассистентки или личные ученицы к тамошнему преподавателю зельеварения — не заработка ради (хотя лишние деньги в ее обстоятельствах будут кстати), но практического опыта и знаний.

Во-вторых, в ходе подобных рассуждений попутно могли родиться другие интересные идеи, которые стоило осмыслить. Так, Снейп говорил, что магия и электричество несовместимы, и электрические приборы не могут работать в условиях сильного магического поля, как это якобы имеет место в Хогвартсе. Но что, если обратное утверждение тоже верно, и заклинания аналогичным образом начинают сбоить в условиях сильного электрического или электромагнитного поля? А еще… есть такой метод анализа, особенно любимый химиками-органиками, как спектроскопия ядерно-магнитного резонанса, или просто ЯМР. Сама Анна Лапина на соответствующем приборе ни разу не работала (хотя вживую видела) и физику процесса — то, что когда-то им рассказывали на эту тему на лекциях и что читала она сама в книгах — помнила очень смутно ⁽¹⁰⁾.

Есть постоянное магнитное поле B0, направленное вдоль оси z. Попадая в него, магнитные оси ядер, имеющих нечетное массовое число и, следовательно, ненулевой вращательный момент (спин), ориентируются особым образом в пространстве. Есть переменное магнитное поле B с радиочастотой ν, вращающееся вокруг оси z: направление этого поля периодически меняется, отклоняясь на некий угол от оси z (создавая таким образом прецессию) и возвращаясь обратно. Когда частота внешнего магнитного поля совпадает с частотой прецессии эквивалентных ядер (то есть, имеющих одинаковое атомное окружение), наблюдается явление ядерного магнитного резонанса ⁽¹¹⁾. Ядра переходят при этом из возбужденного состояния в нормальное, передавая энергию соседним атомам (спин-решеточная релаксация). Частота прецессии для одних и тех же ядер будет различаться в зависимости от атомного окружения, что отображается в виде соответствующих сигналов в спектре (химические сдвиги). Таким образом можно установить точную структуру изучаемого вещества.

Известно, что магнит способен стирать информацию с жесткого диска компьютера. Первый компас изобрели, погрев железную ложку. В обоих случаях под воздействием сильного внешнего магнитного поля или определенной температуры, известной как температура Кюри ⁽¹²⁾, происходит разрушение упорядоченной системы электрических и магнитных дипольных моментов атомов (“магнитной симметрии”) в кристаллической решетке материала, что приводит к утрате собственной намагниченности. После этого материал может намагнититься вновь лишь под воздействием внешнего магнитного поля — например, магнитного поля Земли, что используется в изготовлении компасов простейших моделей.

А если такое двойное магнитное поле применить к магоуловителю? Как магнитное поле будет взаимодействовать с магическим? Снейп утверждал, что магия всегда “глушит” электричество, и потому якобы в Хогвартсе, построенном на мощнейшем источнике некоей загадочной Силы, не работают — и никогда не будут работать — современные электрические приборы. Однако следовало помнить, что прямой направленный ток всегда порождает вихревое магнитное поле, а кольцевой, или спиральный ток — линейное поле внутри спирали и градиентное снаружи, как это имеет место в случае постоянного магнита ⁽¹³⁾. Таким образом, речь шла о конфликте магии не с “чистой”, статичной электрикой, но подвижным электромагнитным полем.

Снейп, как уже знала Анна, мог если не врать, то недоговаривать, как минимум — а мог, в силу собственной некомпетентности, лишь цитировать общепринятое мнение, в котором не имел повода сомневаться прежде. Но… если допустить, что Снейп в общих чертах говорил правду, и конфликт магического и электромагнитного полей действительно существует… не означает ли это, что точно так же электричество и магнетизм, в свою очередь, могут подавлять магию, искажать действие и снижать эффективность заклинаний?

В “Аркануме” конфликт между магией и технологией объясняли тем, что “технология использует законы природы, а магия их изменяет”. Но что, если магия дейстует по собственным, отдельным законам, также существующим в природе, но пока не открытым? Подобно тому, как во времена “классических механиков” Кепплера и Ньютона никто еще не догадывался о существовании релятивистских и квантовых законов, применимых к околосветовым скоростям и элементарным частицам — о чем, вероятно, даже невозможно было помыслить на заре эпохи Просвещения и становления рационалистического мышления. И в таком случае можно ли говорить о существовании элементарных частиц (прежде всего, безмассовых частиц наподобие фотонов и бозонов), создающих отдельное магическое поле, обладающее своими силовыми и векторными характеристиками — подобно электрическому, магнитному и гравитационному полям?

* * *

Гулять по Коукворту днем было сравнительно безопасно, в чем Анна Лапина убедилась еще в тот день, когда самостоятельно разыскивала дом Снейпа среди местных трущоб — главное было не терять при этом бдительности. Раз в несколько дней девушка ходила в местный магазин пополнить запасы продуктов: Снейп специально для этих целей выделял ей некоторую сумму, указывал, что нужно купить обязательно, а по возвращении требовал отчитаться. Иногда Анна выходила гулять сама — для того, чтобы лучше узнать район и заодно просто пройтись, на время отвлечься от монотонного изучения истории магии или разбора рецептов.

Внешне в рабочие кварталы Коукворта мало отличались от таковых в Бредфорде, Шеффилде и Лидсе ⁽¹⁴⁾, которые, судя по виденным в интернете документальным фотографиям, начинали приходить в упадок еще в 1960-1970-е годы. Анна видела те же вплотную приставленные друг к другу, потемневшие от копоти и непогоды однотипные двухэтажные кирпичные дома, построенные, вероятно, еще в первой трети XX века, если не в конце XIX, когда нужно было обеспечить дешевым и доступным жильем огромное количество рабочих: проживать в таких домах могло от двух до двенадцати семей. Между домами пролегали мощенные брусчаткой или асфальтированные дороги, сейчас по большей части разбитые, и кое-где даже можно быстро встретить перекинутые через дорогу бельевые веревки — как в старые времена. При некоторых домах, “съедая часть тротуара”, были разбиты небольшие палисадники, своей зеленью приятно оживлявшие убогие и мрачные улицы. А жители тех домов, где входы-подъезды располагались лишь с одной стороны, наверное, даже могли считать себя счастливчиками: ведь в таком случае каждая семья имела и большую жилплощадь, и свой небольшой задний двор, огороженный высокой кирпичной стеной.

Брошенных домов в Коукворте было очень много, и узнать их было очень легко по забитым досками или, напротив, настежь распахнутым или вовсе отсутствующим окнам и дверям. На месте некоторых домов уже в 1997-м году Анна Лапина видела лишь кирпичные остовы или груды обломков, превращенные в свалки мусора, что, в сочетании с разбитыми машинами, брошенными прямо на дорогах, лишь довершало общую картину разрухи и хаоса. С одной стороны, можно было думать, что брошенные дома начинали ветшать и разрушаться от естественных причин в отсутствие должного хозяйского пригляда и, как следствие, какого-никакого ремонта, а то, что оставалось, растащили или доломали мародеры.

С другой… Анна не помнила, бомбили ли немцы во время Второй мировой войны только Лондон и Ковентри, или досталось также другим промышленным центрам и транспортным узлам — тем же Манчестеру и Ливерпулю. Но знала, что Британия, хотя понесла потери несравнимо меньшие по сравнению с СССР, еще долгие годы не могла оправиться после войны: карточную систему отменили только в 1957-м году; дефицит на товары народного потребления сохранялся вплоть до конца 1960-х. Оставшиеся после бомбежек руины никто не торопился разбирать, и даже в Лондоне — столице государства — в тех же 1960-х еще можно было встретить завалы на месте разрушенных домов.

Как рассуждала мрачно бывшая выпускница химфака, обозревая окрестности, даже в свои лучшие Коукворт и другие подобные ему рабочие городки не имели больших надежд на развитие. Зарплаты обычного рабочего едва хватало на содержание семьи и удовлетворение основных потребностей, а образования, которое давали в местных бесплатных школах, было недостаточно для того, чтобы учиться дальше, развиваться культурно и в перспективе получить более высокооплачиваемую и квалифицированную профессию. Затем случилась война, а после, едва страна кое-как оправилась от последствий, из-за внезапного и резкого скачка цен на нефть в 1970-х грянул мощный экономический кризис, растянувшийся почти на двадцать лет. В это же время Маргарет Тэтчер, вошедшая в историю как “железная леди”, начала проводить политику по сокращению государственных расходов и уменьшению доли госсектора в экономике. Многие производства были признаны убыточными, и десятки, если не сотни тысяч людей по всей стране лишились работы в самые короткие сроки. Так надежды рухнули окончательно, и рабочие городки наподобие Коукворта были обречены на агонию и вымирание.

Нищета, безработица и кризис сгоняли людей с насиженных мест, вынуждая бросать все и переезжать в поисках лучшей доли — хотя, как слышала Лапина, даже в Лондоне в те времена рабочим жилось лишь немногим лучше. Те же семьи, которые по каким-либо причинам не смогли или не захотели уехать, выживали, как умели — что неизбежно накладывало свой отпечаток на образ мышления, мировоззрение и поведение как взрослых, так и детей, которых с тех пор, как район начал приходить в упадок, успело смениться два или даже три поколения. Здесь выживал сильнейший, и любая добыча тоже считалась правом сильного, а потому мелкое воровство в рабочих кварталах Коукворта, увы, было широко распространено среди детей и подростков.

Столкнулась с данным явлением бывшая выпускница химфака далеко не сразу. В первый раз она пришла в Коукворт поздно вечером, когда на улицу выходили куда более крупные и опасные хищники, чем малолетние воришки, для которых их способ заработка еще не превратился в ремесло, но был, скорее, непостоянным сочетанием наглости и везения. Во второй раз, по дороге на вокзал, она шла вместе со Снейпом, к которому, подозревала Анна, никто из здесь живущих, имеющих голову на плечах, уже не рисковал соваться. В третий раз, когда, по возвращении в Коукорт, она пыталась отыскать дом Снейпа уже самостоятельно, по памяти, все обошлось, главным образом, потому, что шла она преимущественно по задворкам и совсем заброшенным улицам. Пусть проделанный ею путь несколько отличался от того, что показал ей Снейп тем же утром, последний, предполагала девушка позже, мог намеренно избегать заселенных кварталов — просто чтобы не связываться лишний раз.

Магазин, где по указанию Снейпа предполагалось покупать продукты, располагался, что было естественно, в заселенной части рабочих трущоб. Для Анны Лапиной это было и хорошо, и плохо одновременно: с одной стороны, как считалось обычно, даже полные отморозки поостерегутся нападать и творить непотребства средь бела дня и в присутствии свидетелей. С другой же, судя по тому, что видела девушка в этой части городка ранее, полиция не захаживала сюда в принципе (да и ей самой столкновение с полицией было бы крайне нежелательно), а местные — и взрослые и дети — чужаков вычисляли с первого взгляда и отнюдь не жаловали.

Анна не раз и не два чувствовала на себе настороженно-враждебные взгляды, которыми провожали ее местные жители по обеим сторонам улицы, но совершенно упустила момент, когда путь ей внезапно преградили сразу четверо подростков: трое парней 13-15 лет и крепко сбитая девчонка, их ровесница. Бог миловал, и в прошлой жизни ей повезло ни разу не влипнуть в подобные истории; тем не менее, девушка слышала о том, как это происходит обычно: вначале пристают с какой-нибудь ничего не значащей мелочью; затем начинают нагло вымогать деньги/куртку/телефон; а после переходят к откровенным угрозам — и отнюдь не только на словах. Вступать в диалог с такими бессмысленно, если только вы не чрезвычайно убедительный оратор или тонкий психолог. Можно проявить смекалку и находчивость, соврав, к примеру, что до этих ребят уже постарались конкуренты, сделать что-нибудь неожиданное и отвратительное внешне, приведя тем самым уличных молодчиков в замешательство, и, таким образом, выйти из ситуации без потерь — но, казалось Анне, здесь не обошлось бы без некоторой доли удачи или… Божественного Провидения?

Помня о том, что иногда лучший способ избежать поражения — это не вступать в схватку вовсе, девушка попыталась обогнуть вставшую перед ней гоп-компанию, перейдя на другую сторону улицы, но подростки, словно заранее предвидя подобный маневр, преградили ей дорогу вновь, окружив теперь полукольцом.

- Что ж вы убегаете, мисс? — заговорил один из них, по виду самый старший и, судя по всему, заводила. — Мы всего лишь хотели узнать время.

- Ничем не могу вам помочь, — покачав отрицательно головой, вновь попыталась отвязаться Анна.

- Отчего же не можете? — глумливо произнес заводила. — Например, ваш рюкзачок… вы очень нам поможете, если отдадите его нам.

- Да-да! — завопила девчонка. — Я очень хочу себе такой!

В то же мгновение Анна почувствовала, как кто-то схватился за ее рюкзак и с силой потянул назад. Решение пришло мгновенно.

- *Repello circum!* ⁽¹⁵⁾ — полукругом развела обе руки в стороны, одновременно выпустив силу.

Потеряв равновесие, подростки-гопники, повалились навзничь, чем, не мешкая более ни секунды, воспользовалась начинающая волшебница и незадачливая путешественница во времени, чтобы уйти дальше как можно скорее. Была у нее мысль сказать напоследок что-нибудь в стиле: “Я Нео! Матрица поимела вас!” — но девушка тут же отбросила ее как несостоятельную: незачем тратить время на глупые пафосные речи и привлекать к себе лишнее внимание.

В другой раз Анну Лапину “подкараулили” мальчишки помладше уже на обратном пути, когда она шла, нагруженная продуктами. Как “подкараулили”? Один понесся торпедой, сбив девушку с ног. Остальные с гиканьем побежали следом, подхватив брошенные наземь сумки.

- *Impedimenta!*

Для того чтобы сотворить это заклинание, не нужно было становиться на ноги, и, надеялась Анна, это выглядело лишь как то, что она вскинула руку просто в порыве отчаяния. А то, что мальчишки разом споткнулись и упали — это так, совпадение, ведь в магию, колдунов и ведьм уже никто не верит всерьез, особенно сейчас, на пороге XXI века, когда общество стало резко секуляризированным по сравнению даже с 1960-ми годам. Подобрать в очередной раз брошенные сумки, поборов в себе искушение воспользоваться “Accio” или “Attraho” ⁽¹⁶⁾, и идти дальше.

За магию, вернее за ее использование на улицах городка: все эти “Repello” и “Impedimenta”, которые раз за разом фиксировал стоявший на кухне магоуловитель — девушку неизбежно ругал Снейп, еще не отключивший к тому времени сигнализацию на приборе. Внутренне Анна соглашалась: с точки зрения волшебного законодательства она неоднократно и грубо сознательно нарушала тот самый Статут о Секретности, о существовании которого была осведомлена ранее. Более того, она подставляла таким образом Снейпа, которому и без этого не было никакой выгоды от ее проживания в доме, однако вслух не торопилась признавать свою вину открыто.

- Я защищаюсь так, как умею, мистер Снейп! — отвечала она на упреки и нотации хозяина дома. — Я стараюсь… не допустить большого ущерба…

В самом деле, за уличными мальчишками, вздумавшими перехватить у нее сумку, ей было бы не угнаться. Громко кричать, заламывая руки и требуя вернуть украденное, было бы еще глупее. Вооружиться камнем или палкой и использовать при случае? Одной против четырех-пяти человек, даже подростков, ей было бы не выстоять, а настраивать против себя весь район, если бы она случайно кого-нибудь прибила, девушке совсем не хотелось. Вот и приходилось использовать магию, причем post factum, исключительно для защиты.

Анна подумывала расспросить Снейпа о заклинаниях, с помощью которых можно было бы избежать встреч с местной гопотой превентивно: например, популярные в фэнтези-литературе отвод глаз и незаметность, или, напротив, что-нибудь внушающее предостережение, что с ней лучше не связываться. Сама-то она еще в прошлой жизни смогла придумать заклинание, названное “Velum umbrae” ⁽¹⁷⁾ — но для перемещения по открытым пространствам да еще с весьма ощутимой нагрузкой, оно никак не годилось. А Снейп не замедлил указать ей на всю несостоятельность подобной затеи: потому что, да-да, Статут все равно будет нарушен, а магоуловитель вместо одного-двух коротких разовых заклинаний будет фиксировать поддерживаемое длительное — и мало ли, куда эти сигналы будут передаваться дальше.

В конце концов, после некоторых раздумий девушка предложила закупать продукты в более благоустроенной и дорогой части города за рекой — просто потому, что туда можно было попасть, обогнув заселенную часть бедных рабочих кварталов вначале по пустырям, затем по разбитой набережной вдоль мелкой реки с грязной вонючей водой, значительно уменьшив таким образом вероятность столкновения с местными “авторитетами” всех возрастов: с людьми она предпочитала не пересекаться лишний раз — в особенности с теми, кто понимал исключительно право силы. А Снейп, пусть и поворчал на тему, что, мол, никакой пользы от его постоялицы нет, а только одни проблемы, идею в целом одобрил — и даже выделил найденную среди скопившегося на чердаке хлама простенькую металлическую тележку (естественно, перед этим выпрошенную): путь туда и, особенно, обратно, предстоял неблизкий.

Тем не менее, на свалке среди прочего мусора на месте одного из разрушенных домов бывшая выпускница химфака вскоре нашла железный, согнутый буквой “Г” лом, похожий на тот, что был у Гордона Фримена — выпускника МТИ ⁽¹⁸⁾, физика-инженера и, по совместительству, главного героя игры “Half-Life”. С тех пор на улицу без лома Анна Лапина больше не выходила, и — совпадение ли? — случайные прохожие больше не пытались ее задирать. Для верности девушка даже попыталась упражняться в махании ломом на заднем дворе, однако свои успехи оценивала весьма невысоко: сама себе ничего не отбила в процессе — и то хорошо.

Магоуловитель не выглядел крепкой конструкцией: стоит ему упасть, как непременно развалится на части. Лапина примерилась к прибору несколько раз, пытаясь подобрать лучшую стойку и замах, но, по некотором размышлении, была вынуждена отказаться от этой затеи. Самое простое решение — не всегда лучшее, рассудила бывшая выпускница химфака: можно предположить, что Снейп не будет возражать, если прибор однажды выйдет из строя; но вряд ли он обрадуется, если на лицо будет видно умышленную порчу имущества — причем имущества наверняка подотчетного. Девушка лишь удивилась самой себе, что не испытывала никакого чувства вины при столь несвойственных для нее прежде мыслях откровенно вредительского характера. Единственное, что беспокоило ее теперь — как сделать так, чтобы поломка магоуловителя выглядела естественным следствием времени или изъянов, уже имевшихся в исходной модели, и чтобы никто — и никак — не мог доказать, что она, Анна Лапина, хоть как-то к этому причастна.

Идея воздействовать на магоуловитель магнитным полем показалась бывшей выпускнице химфака не то чтобы изящной, но, как минимум, интересной и перспективной, и в течение следующих нескольких дней во время своих прогулок по развалинам городка девушка целенаправленно искала магниты — как и с ломом до этого, вновь выручало заклинание “Accio”. Из более чем двух десятков найденных железных брусков “рабочими” оказались только четверо, и это, считала Лапина, ей еще повезло: непогода, время, возможные соударения и нахождение под обломками не лучшим образом сказывались на сохранении магнитной симметрии и, как следствие, намагниченности материала.

Вблизи точечного источника магии, за который можно было принять магоуловитель, противоположные полюса рабочих магнитов, как вскоре установила бывшая выпускница химфака, переставали притягиваться друг к другу, а между одноименными полюсами, напротив, возникало притяжение, не доходящее, однако, до смыкания. Нерабочие размагниченные бруски на магический фон прибора никак не реагировали — из-за того ли, что реагировать было нечему, или потому, что их масса была слишком велика, чтобы поддаться влиянию сторонней силы, оставалось только гадать.

Предполагая, что точечный источник магии создавал поле, искажающее природные магнитные линии, девушка принялась по очереди выкладывать рабочие магниты в два ряда, по условным линиям лучей, отходящих от источника магии на изначально небольшом расстоянии. Предсказуемо, чем дальше, тем сильнее (уж не по экспоненциальному ли закону?) падал собственный фон прибора и, соответственно, возрастало природное отталкивание между одноименными полюсами. Однако полностью искажение исчезало лишь в радиусе около метра от прибора — и тогда же восстанавливалось естественное притяжение между противоположными полюсами.

Но это — неживой источник магии с заданными функциями. А человек? Анна брала магниты в руки, и они, как положено, смыкались противоположными полюсами и отталкивались одноименными. Иное было бы странно получить, когда она, например, без лишних помех работала на компьютере. С другой стороны, вспомнила девушка, в прошлом, которое случилось до ее “попаданства”, пока она еще не умела как следует контролировать свои способности, особенно когда злилась или нервничала, лампы над ее головой перегорали с завидной регулярностью — и хорошо еще, если не взрывались — а всякие аналитические приборы, например, хроматографы, и вовсе фиксировали какой-нибудь левый, но при этом чрезвычайно интенсивный сигнал. И ей очень сильно повезло, что ее шеф был не то агностиком, не то атеистом, да и прочие сотрудники — людьми не слишком верующими, иначе точно бы связали одно с другим и потащили бы взрывоопасную аспирантку на отчитку ⁽¹⁹⁾. Ну, или, как минимум, бы уволили — чтобы не приносила неприятности дальше.

Лапина выпустила силу сознательно — не вкладывая в какое-либо заклинание, но просто удерживая в атмосфере вблизи себя. И тут же ощутила, как заметно более плотным и напряженным стал воздух вокруг. Он перекатывался потоками и волнами, развевая волосы на голове и полы мантии. Девушка чувствовала себя, как в знойном мареве, которого коснулся слабый, ленивый ветерок — или же, напротив, на дне океана, омываемой подводными течениями. Усилием воли перекрыла магию на выход — и едва не упала от накатившего головокружения, жадно хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Магниты, прежде сомкнутые противоположными полюсами, валялись в разных уголках кухни, будто разметенные ударной волной

Однако от своей идеи начинающая колдунья и, по совместительству, молодой ученый не отступилась и принялась каждый день обкладывать магоуловитель рабочими магнитами, стараясь ориентировать их перпендикулярно друг к другу по направлению предполагаемых исходящих магнитных линий. Конструкция магоуловителя, собранного, как говорят в лабораторном жаргоне, “на коленке”, не предусматривала установку каких-либо дополнительных элементов и, тем более, их сокрытие, так что магниты приходилось снимать каждый раз: вначале перед ужином, а потом и перед сном. С другой стороны, рассуждала про себя бывшая выпускница химфака, было бы весьма подозрительно и странно, если бы прибор сломался именно вскоре после ее появления у Снейпа, а потому оставалось только ждать — и, несмотря на все свои страхи и подозрения, вернуться к практическому изучению новых заклинаний.

* * *

Как уяснила для себя Анна Лапина еще раньше, пролистав выданные ей учебники чар, подавляющее большинство изучаемых в Хогвартсе заклинаний, относилось к бытовым. Часть из них уже была известна девушке от Снейпа или по самостоятельному прошлому опыту. В частности, заклинания “Tergeo” и “Excuro” использовались для чистки и уборки, “Evanesce!” — для удаления мелких предметов и небольших объемов жидкости, “Accio” — для притягивания предметов, “Lumen” для создания небольшого точечного источника света, “Lumen maximum” и “Lumen solis” — для яркого магического светильника, “Nox” — для гашения света, “Incendo” — для розжига огня, “Aquamenti” — для создания более или менее мощной водяной струи, а “Calefacto” и “Ebulli!” — соответственно, для подогрева и вскипания жидкости.

Другие заклинания Анна впервые встретила лишь на страницах учебников. Так, “Locomotor” служило для перемещения предметов по воздуху — на небольшой высоте и небольшом расстоянии от колдующего; в отличие от Leviosa”, данное заклинание не нуждалось в постоянном контроле. “Descende!” ⁽²⁰⁾ отменяло заклинание левитации и заставляло падать вниз любые предметы, обладавшие ненулевой потенциальной энергией; “Retardo momentum” ⁽²¹⁾, напротив, замедляло падение, а “Ascendo” ⁽²²⁾ выталкивало колдующего наверх из-под воды или рассыпчатого завала. “Diffindo” ⁽²³⁾ позволяло разрезать мягкие материалы: бумагу, ткани и кожу — тогда как с помощью “Reparo” можно было починить твердые предметы — например, посуду и мебель. “Deminuo” ⁽²⁴⁾ уменьшало предметы, а “Amplifico” ⁽²⁵⁾, наоборот, увеличивало. “Impervius” создавало водонепроницаемый барьер. С помощью “Sonorus” можно было усилить голос, c “Quietus” сделать тише, а посредством “Silentio fascino” ⁽²⁶⁾ — голоса лишить. “Glacies” создавало ледяную поверхность и замораживало воду. “Alohomora” и “Aperio” ⁽²⁷⁾ предназначались для открывания механических и простейших магических замков, тогда как “Colloportus”, соответственно, для запирания дверей. “Tempus” показывало текущее поясное время, “Indica boream” ⁽²⁸⁾ служило магам вместо компаса. Наконец, “Finito!” отменяло действующее заклинание.

Некоторые бытовые заклинания находили параллельное применение в практикуме по гербологии, о чем дополнительно указывалось в соответствующих описаниях в учебниках: к таковым относились “универсальные” заклинания “Lumen Solis” (растениям нужен свет), “Diffindo” (для обрезания побегов) и “Incendo” (прижигать побеги). Отдельно упоминались специфические заклинания, применяемые исключительно в растениеводстве: “Herbivictus” ⁽²⁹⁾, использовавшееся для ускорения роста и жизненного цикла растений, “Mobili’arbor” ⁽³⁰⁾, позволявшее перемещать по воздуху деревья, “Deprimo” ⁽³¹⁾ и “Defodio” ⁽³²⁾, с помощью которого можно было быстро выкопать небольшую, узкую, но глубокую яму в земле.

В отдельный блок можно было отнести, как назвала их про себя Лапина, “заклинания самообороны, обнаружения и сокрытия”: сигнальные чары зеленых искр “Viridimillies” ⁽³³⁾ и красных искр “Periculum!” ⁽³⁴⁾; заклинание дымовой завесы “Fumus”; простейший энергетический щит, уже известный “Protego”; заклинания для проявления скрытого текста “Apparecium” и скрытых магией предметов “Veridicus” ⁽³⁵⁾. Для обезвреживания, дезориентации и задержания противника без нанесения существенного урона его здоровью предназначались уже использованные Анной ранее обезоруживающее заклинание “Expelle arma”, отталкивающее заклинание “Repello” и чары помех “Impedimenta”, а также неизвестные ранее оглушающее заклинание “Stupefac” и дезориентирующее “Confundo”, связывающие “Incarcero” и “Brachialigo” ⁽³⁶⁾, обездвиживающие “Petrificus Totalus” и “Immobilis”. Из них “Incarcero” и “Brachialigo” различались тем, что первое заклинание опутывало человека плотной сетью магических жгутов, освободиться из которых самостоятельно было очень сложно, тогда как второе связывало только руки, сохраняя телу частичную подвижность. “Petrificus Totalus” вызывало оцепенение в теле человека (или любого другого живого существа) заставляя упасть статуей, вытянувшись по стойке “смирно!”, тогда как “Immobilis” обездвиживало, заставляя замереть в любой произвольной позе.

“Заклинания для самообороны, обнаружения и сокрытия” описывались среди прочих в учебниках Миранды Гуссокл, однако практическое их изучение предполагалось уже в курсе так называемой защиты от темных искусств (ЗОТИ). В теории, как предполагала Анна Лапина, на уроках ЗОТИ юные волшебники должны были научиться противостоять враждебной магии: как минимум, подать сигнал об опасности и продержаться до прибытия авроров; как максимум — дать полноценный отпор всяким уродам вроде тех психов в черных балахонах, что напали в 2011-м году на поезд “Лондон-Кентербери”. На практике же, как следовало из содержания учебников “Тёмные силы: пособие по самозащите” за авторством некоего Квентина Тримбла и “Основы защиты от Тёмных искусств” авторства Арсениуса Джиггера (по всей видимости, того самого, что писал пособия по зельеварению), друг друга частично копировавших и дополнявших, основное внимание на уроках ЗОТИ уделялось не столько соответствующим заклинаниям и основам самообороны, сколько различным темным существам: вампирам, оборотням, красным колпакам, болотным фонарикам, зомби, каргам, японским каппам, боггартам, гриндилоу, келпи, эрклингам, погребинам и так далее.

Информация об оборотнях, вампирах и зомби принципиально не отличалась от стереотипов, бытовавших в фольклоре большого мира. Разве что отдельно перечислялись признаки, по которым оборотня в полнолуние можно было отличить от обычного волка, и упоминалось, что оборотни делились на “истинных” и “обращенных”. Первые оборотнями рождались, отличались повышенной агрессивностью и даже вне полнолуния могли подвергаться частичной трансформации и нападать на людей. Вторые оборотнями становились, заражаясь ликантропией через укусы других оборотней в полнолуние. И те, и другие равно считались изгоями в магическом мире. Зомби же, по мнению волшебников, водились исключительно в Южной Америке.

Красные колпаки описывались как злобные, враждебные к людям гномы, обитавшие преимущественно в Шотландии и странах Северной Европы, в местах, где совершались когда-то кровавые преступления. Красных колпаков можно было легко прогнать с помощью простейших школьных заклинаний, изучаемых в курсах чар и ЗОТИ, однако нападали данные существа всегда внезапно, как правило, дожидаясь, пока потенциальная жертва заснет. Считалось, что у одинокого путника, если он не был магом, почти не было шанса отбиться и уйти от красных колпаков живым. Весьма вероятно, полагала Лапина, красные колпаки могли быть также известны в фольклоре большого мира как вредители-гремлины.

Болотные фонарики и боггарты относились к условно-разумным нечистым духам. Первые, что Лапина уже знала из мифов, известных в большом мире, обитали на болотах, куда заманивали путников по ночам, и выглядели, как небольшие, полупрозрачные светящиеся облачка дыма, парящие над землей. Если путник не поддавался на их уловки, болотные огоньки быстро проявляли свою злобную сущность и начинали швыряться сгустками огня. Как считалось, победить болотного огонька можно было с помощью заклинаний “Lumen” и “Repello”, предварительно загнав его в угол.

В отличие от болотных фонариков, боггарты обитали в жилых и заброшенных домах, в любых достаточно темных местах: под кроватью, в ящике, в шкафу — и при встрече с человеком приобретали образ самого большого его страха. Истинный облик боггарта считался неизвестным, а лучшим оружием против боггарта, по мнению автора учебника мистера Джиггера, служили многочисленность и смех, а именно: с помощью заклинания “Riduculus” ⁽³⁷⁾ предлагалось “превратить страшилище в посмешище”.

Импы, эрклинги и погребины относились к числу сухопутных демонов. Среди них импы, обитавшие по берегам рек и в сырых заболоченных местах, считались наименее опасными: пакостили, организуя забредших на их территорию людям крупные и мелкие неприятности, но не пытались целенаправленно убить, как те же красные колпаки. Считалось, что импов можно заворожить красивой музыкой и обезвредить на время заклинаниями “Impedimenta” и “Repello”.

Погребины, маленькие волосатые существа с серой кожей и непропорционально большой лысой головой, происходили, ради разнообразия, из России и отличались выжидательной тактикой. Будучи превосходными мастерами маскировки (умело прикидывались камнями), погребины пристраивались вслед человеку и незаметно шли за ним в течение нескольких часов, постепенно внушая отчаяние. Когда же человек “ломался” и окончательно терял волю к жизни, погребин набрасывался на него и съедал. Тем не менее, с погребином было достаточно легко справиться с помощью простейших боевых заклинаний или просто пнуть — главное, вовремя осознать и сбросить стороннее ментальное воздействие. Также можно было проверять все крупные камни, подозрительно оказывающиеся позади.

Эрклингов, древесных и самых опасных сухопутных демонов, можно было описать как маленьких (меньше метра ростом) лысых человечков худощавого телосложения, с коричневой кожей, лысой головой, некрасивыми и резко заостренными чертами лица, тонкими руками и ногами и длинными узловатыми пальцами. Родиной эрклингов считался Шварцвальд в Германии, где происходило действие известной сказки Гауфа “Холодное сердце”. Но если злобный волшебник Миккель-голландец сидел в своей берлоге и ждал, пока амбициозные ленивцы и наивные простачки сами к нему придут, чтобы в обмен на сердце (а вместе с ним совесть, любовь, сострадание и прочие добродетели) получить богатство и деловую хватку, то эрклинги, напротив, активно выбирались к людским поселениям. Главной целью эрклингов были дети.

Благодаря своему цвету кожи и телосложению эрклинги умело прятались на деревьях, где могли выжидать очень долго. В противоположность многим другим условно-разумным магическим существам, они владели человеческой речью, отличались тонкими голосами и умели изготавливать из подручных материалов примитивные орудия труда, что определило их способ охоты: при наступлении сумерек эрклинги с помощью своих песен и игры на дудке (что, вероятно, отсылало к легенде о гамельнском крысолове ⁽³⁸⁾) заманивали детей в лес и съедали. Несмотря на то, что взрослый волшебник мог легко одолеть экрлинга с помощью простейших боевых заклинаний, время оказывалось упущено и к тому моменту, как взрослые обнаруживали пропажу ребенка, было уже некого спасать. В истории магического мира был известен только один случай, когда ребенок не только не поддался на чарующие песни эрклинга, но и сумел самостоятельно его убить.

Изучаемых в Хогвартсе водяных демонов представляли японский каппа и британские кельпи и гриндилоу. Первый обитал в прудах и реках и отличался пристрастием к человеческой крови. По описанию в учебнике каппу сложно было представить адекватно: воображение Лапиной рисовало нечто вроде Чужого из известного космического ужастика, только покрытого чешуей. Считалось, что нападения каппы можно избежать, вовремя бросив ему огурец со своим именем. Еще каппе можно было поклониться — тогда при ответном поклоне демон непроизвольно выливал воду из ямки на своей голове и таким образом якобы лишался своей силы.

Кельпи был известным персонажем британского фольклора и зачастую представал в виде лошади с длинной гривой из водорослей, обитающей в глубоких реках и озерах. Одни рассказчики утверждали, что вместо задней части тела у келпи длинный рыбий хвост, другие характерной особенностью демона называли вывернутые назад копыта. Обычно келпи заманивал жертву к себе на спину, после чего стремительно нырял на дно, где поедал свою “добычу”, но мог и просто схватить и утянуть за собой человека, неосторожно подошедшего к воде слишком близко. Справиться с келпи, как и с оборотнем, используя исключительно школьные заклинания, было невозможно, а потому мистер Джиггер настоятельно рекомендовал избегать встреч с водным демоном-конем.

Гриндилоу, или водяной черт, по описаниям в учебнике представлял собой чрезвычайно уродливое безносое существо с зубастой, как у акулы, пастью, длинными костлявыми пальцами на руках и щупальцами, как у осьминога, вместо нижних конечностей. Обитали гриндилоу, как и кельпи, в глубоких прудах и озерах и точно так же подстерегали неосторожных путников, особенно детей, подошедших слишком близко к воде. Для нейтрализации гриндилоу предлагалось сломать ему пальцы на передних конечностях.

Отдельного упоминания заслуживали карги (“hags” в оригинале) — ведьмы-маньячки и каннибалки, особенно любившие охотиться на детей. Считалось, что карг можно распознать по сутулой походке, мертвенно-бледной коже, уродливой внешности и исключительно злобному нраву. Согласно описаниям в учебнике Квентина Тримбла, карги обладали худощавым телосложением, резкими заостренными чертами лица и тонкими руками с длинными загнутыми пальцами, в чем Анна видела своеобразное сходство с эрклингами. Применяя различные заклинания и зелья для изменения внешности, карги легко могли затеряться среди обычных волшебников (“wizards”) и ведьм (“witches”): каргой могла оказаться милая на вид продавщица, нарочито добродушная и гостеприимная соседка — и даже богатая и знатная дама, занимающаяся для всех благотворительностью, как это было в фильме “Ведьмы”. Предполагалось, что именно каргам и их преступлениям волшебники были обязаны массовыми преследованиями со стороны магглов на протяжении нескольких веков.

Вероятно, карги практиковали нечто вроде магии смерти — но не некромантию с вызовом духов, подъемом нежити и прочими тому подобными вещами, а нечто, говоря почерпнутыми из фэнтези идеями, связанное с перекачкой, искажением и осквернением жизненной энергии. Можно предположить, что карги не просто поедали пойманных детей, но приносили их в жертву посредством особого ритуала, взывавшего к неким темным силам из-за Грани, в обмен на магические способности и бессмертие. Полученных же таким образом заемных способностей не хватало надолго, что приводило к новым жертвам и новым ритуалам; как следствие, карги все меньше принадлежали к земному миру смертных, а их черты искажались, обнажая мертвую, уродливую сущность.

Пожалуй, сделала про себя вывод бывшая выпускница химфака, лишь карги и боггарты были теми, кого из всех описанных темных существ (к которым из-за досужих баек отнесли даже травоядных игуан ⁽³⁹⁾), кого стоило по-настоящему опасаться. Именно потому, что карги и боггарты являлись синантропными видами, и встретить их можно было в привычном обитаемом пространстве: в любом жилом или общественном здании, на улице, среди толпы прохожих — для чего вовсе не обязательно было уезжать в далекие экзотические страны или лазить по темным лесам и болотам в полнолуние ночью. С подавляющим же большинством прочих опасных существ современный городской житель (к коим относила себя Анна Лапина) вряд ли мог встретиться хотя бы раз в жизни. А если такая встреча все-таки случилась, то, считала начинающая волшебница, чтобы остаться в полном телесном и душевном здравии, гада следовало бить на поражение, а не пытаться выполнять подчас откровенно бредовые советы из учебника Джиггера.

Бросить нападающему японскому каппе огурец, на котором перед этим необходимо успеть вырезать свое имя? И да, подойдут ли для этого привычные кириллица и латиница, или все же нужно заморочиться с японскими иероглифами? Загнать в угол болотного фонарика на его же болоте? Сломать пальцы гриндилоу, у которого куча щупалец, которыми он еще раньше успеет задушить незадачливого искателя приключений? Превратить боггарта в собственную пародию, когда с трудом стоишь на ногах, а все хоть сколько-нибудь умные мысли выветрились из головы от страха? Или охотиться за ним целой толпой в лучших традициях MMORPG? ⁽⁴⁰⁾

Складывалось впечатление, что авторы учебников — особенно Арсениус Джиггер — ни разу не встречались лично даже с наименее опасными из упомянутых ими существ, а потому в своих рекомендациях просто пересказали разнообразные легенды, досужие байки и собственные фантазии. А еще… Арсениус Джиггер, как поняла Лапина, был зельеваром: именно он составил базовый курс, по которому студенты Хогвартса обучались зельеварению вплоть до сдачи СОВ, и, не маловероятно, являлся автором некоторых из приводимых в практическом руководстве рецептов. Но тогда зачем мистер Джиггер полез в магозолоогию, которая далека от зельеварения так же, как Лондон от Пекина? Или, напротив, в зельеварении мистер Джиггер разбирался так же “хорошо”, как и в магозоологии, и только умело создавал себе образ “великого ученого”, а рекомендованное им “Введение в основы” — такая же профанация, как его же учебник ЗОТИ, а, значит, Снейп не утаил от нее ничего, принципиально важного и необходимого для учебы?

На мгновение Анна представила, как приходит в книжный магазин, покупает это самое “Введение в основы” и прочие книги, которые показались ей недостающими, а там… каждая новая глава ссылается на очередную книгу Джиггера, без которой ее содержание никак не понять — ведь “бедному автору” тоже нужно на что-то жить. Девушка мотнула головой, прогоняя возникший образ, плод собственного воображения: нужно трезво смотреть на вещи, не позволяя иллюзиям и предубеждениям брать над собой верх. Нельзя быть готовой ко всему, но уметь действовать по обстоятельствам — необходимо, а для этого нужно выжать максимум из того, что было у нее сейчас: а именно продолжать усердно заниматься, не тратя и без того ограниченное время на всякие бесплодные теории.

* * *

Практика? Снейп, если и наведывался в прошедшие дни в Косой переулок, то Анну Лапину с собой не брал, так что необходимых реактивов и оборудования для зельеварения у бывшей выпускницы химфака не было так же, как неделю, и две, и три тому назад — почти столько она жила уже в доме у Снейпа. Обыскивать городок и его окрестности в поисках всевозможных темных и не очень существ девушка не собиралась тем более. Однако ничто не мешало ей отрабатывать заклинания одновременно с изучением соответствующей теории.

Как рассудила начинающая волшебница, если у нее уже хорошо получался простейший энергетический щит “Protego”, который формально относилось к среднему уровню сложности, то и со “Stupefac” трудностей не должно было возникнуть. Ибо упорядочивать и концентрировать магическую энергию вблизи себя, создавая щит, намного сложнее, чем просто распылять в пространство вокруг себя или же, максимум, направлять концентрированным сгустком в цель, как это было характерно для атакующих заклинаний. Опять же, имея разрушительный по своей природе характер, атакующие заклинания требовали гораздо меньше вложенной энергии — лишь направление и начальный волевой импульс. Таким образом, атакующие заклинания можно было отнести к магии хаоса, тогда как щиты, а также связывающие и удерживающие заклинания — к магии порядка.

Так, обнаружила Лапина, установленные на подставке ложки под воздействием “Stupefac” отлетали назад вместе с самой подставкой в точном направлении в соответствии с изначально заданным импульсом; опрокидывались, проезжая по инерции до полуметра, стол и стулья, стоило взять цель пониже; аналогичным образом под действием оглушающего заклинания вел себя и хлам во дворе. С другой стороны, подобное воздействие на простые неодушевленные предметы оказывало и обыкновенное разоружающее заклинание “Expelle arma”, с той разницей, что иногда оставляло после себя небольшие выбоины и царапины, а хрупкие предметы, вроде старого кирпича, при особо сильном импульсе могло и вовсе раскрошить в пыль.

Получалось, оба заклинания, при отсутствии подходящего объекта, представляли собой обыкновенные энергетические сгустки заданного импульса и направления, подчинявшиеся всем законам физики, возможно, даже и классическим (как, например, закон сохранения импульса), при этом “Stupefac” гораздо сильнее рассеивался в пространстве. Как следствие, предположила Лапина, данное заклинание могло воздействовать на крупные, тяжелые объекты — но лишь на небольших расстояниях. “Expelle arma” же, напротив, почти не рассеивалось, представляя собой нечто вроде узконаправленного точечного заряда, например, лазера или стрелы — в результате чего имело гораздо более высокий импульс при столкновении с мишенью, позволяя наносить незначительные повреждения последней.

В соответствии со своими вербальными формулами и с тем, Анна Лапина видела ранее, применяя магию к людям, вели себя заклинания “Impedimenta” и “Repello”. Первое заклинание можно было представить как импульс, направленный в основание предмета и лишавший, таким образом, его опоры, что приводило к закономерному падению вперед. Последнее же, напротив, воздействовало на верхнюю часть предмета, отталкивая и опрокидывая его назад, иногда заставляя немного проехать по инерции — подобного “арканумовскому” заклинанию “Невидимая сила” из Школы перемещений.

Разумеется, подобные выводы были не более чем предположениями, основанными исключительно на наблюдениях и интуиции Анны Лапиной, дополненных приобретенным в университете научным подходом. Аналогично, предполагала девушка, взаимодействие двух противоположных по назначению заклинаний представляло собой конкуренцию сразу нескольких факторов. А именно: личных сил магов, наложивших или сотворивших заклятия (как это было в “Аркануме”); сил, вложенных непосредственно в каждое из заклинаний по отдельности; и, наконец, особенностей, свойств каждого из заклинаний, позволяющих свести роль каждого из предыдущих двух пунктов на “нет”. Иными словами, при прочих равных условиях более сильный маг относительно легко откроет замок, развеет чары или пробьет щит, созданный более слабым магом — равно как и наоборот.

В учебниках начинающая волшебница не находила ни опровержения, ни подтверждения своим догадкам — ничего, кроме стандартного описания вербальной и геометрической формул, краткой истории создания и описания наиболее подходящих способов применения того или иного заклинания. Просить же у хозяина дома дополнительную литературу, ссылки на которую все же присутствовали, в частности, в учебных пособиях по чарам, Лапина пока не рискнула: если Снейп выдал ей столько книг, сколько посчитал достаточным, то лишние просьбы здесь не помогут. Оставалось надеяться на визит в Косой переулок, где можно будет купить дополнительную литературу, или, в крайнем случае, дождаться поступления в Хогвартс и искать уже что-нибудь подходящее там: ведь в школах пансионного типа должны быть свои большие библиотеки, не так ли?

Гораздо хуже продвигалось изучение трансфигурации. Лапина честно пыталась превратить деревянную спичку в серебряную иголку, найденный на свалке старый чайник в черепаху, а пойманную на кухне крысу (у Снейпа их вообще много водилось) в табакерку, но, по большей части, лишь сосредоточенно пыхтела от натуги, попусту рассеивая собственную энергию в пространство. Пробовала она и классические хогвартские методы: выводила нужные движения ладонями, четко проговаривала слова, соблюдая размерности и ударения, не забывая при этом сосредоточиться на требуемом результате — но лишь сильнее уставала, так и не добившись ничего.

Анна не могла сказать, что она плохо старалась или мало тренировалась — в конце концов, она успешно справлялась со многими заклинаниями из программы чар и ЗОТИ вплоть до пятого курса, а тут якобы “простенькие” задания для первокурсников и детей чуть постарше. Конечно, можно было спросить у Снейпа, вот только девушка весьма сомневалась том, что он станет ей помогать в таких мелочах — не при его характере. Во всяком случае, не стоило соваться к нему, не имея на руках хоть каких-то гипотез — а причины собственных неудач в трансфигурации Лапиной хотелось бы знать и самой.

Может быть, все дело в том, размышляла бывшая выпускница химфака, что, пытаясь, с одной стороны, выполнить задание из учебника, с другой, она считала его бесполезным (а большинство приведенных в учебнике превращений, как, например, чашки в крысу, Анна Лапина считала именно таковыми) или же просто не верила в его осуществимость? С другой стороны, аналогичные “бесполезные” чары девушка тоже не пыталась учить. Что там наиболее известное? Вот, “Tarantallegra”, кажется, или “быстрая тарантелла”, если переводить с итальянского. Согласно учебнику, это заклинание предполагалось тренировать на ананасах, заставляя их танцевать — что именно, судя по всему, не важно. Возможно, это по умолчанию была та самая тарантелла, или, быть может, заклинание каким-то образом обращалось к подсознанию или долговременной памяти колдующего, “считывая” оттуда наиболее известный или нравящийся ему танец.

Ананасов в доме у Снейпа не было, ибо удовольствие сие дорогое, но чашки и яблоки в качестве учебных пособий сгодились не хуже, и Анне даже удалось заставить их “станцевать” вальс и мазурку. Правда, по своему методу, или, вернее, методу патера Йоханна, ранее ей преподанному: то есть, контролируя каждое движение, каждую фигуру. Сомнительно, чтобы такое требовали от детей 11-12 лет: с большей вероятностью, заклинание за счет собственного импульса и совершаемых движений палочкой сообщало предмету некий ограниченный по времени заряд, “программируя” при этом его действия.

Могло ли быть так, что в основе большинства трансфигураций лежали, таким образом, своеобразные “инициаторы-программаторы”, запускавшие и затем поддерживавшие процесс в течение определенного времени? Вполне. По крайней мере, в учебнике ясно говорилось о “конечности” большинства преобразований, равно как и о том, что вернуть первоначальный вид трансфигурированному предмету можно было простым “Finite”, соответствующим “арканумовскому” “Disperse Magick” ⁽⁴¹⁾. И насчет того, что “лишь поистине великие и могущественные колдуны способны совершать необратимые трансформации”, Лапина бы тоже поспорила — наверняка была какая-нибудь хитрость, о которой детишкам умолчали. С другой стороны, правильно: а то превратит кто-нибудь ближнего своего шутки ради, любопытства или из вредности в каменюку — и, почитай, с концами.

На роль “великой ведьмы” девушка отнюдь не претендовала: ей бы и с обычными, конечными превращениями разобраться!.. Превращениями, которые выпускница химфака считала невозможными с точки зрения науки! Превратить спичку в иголку? Тут, как минимум, потребуется ядерная реакция! Можно ли сгенерировать заряд такой силы с помощью той же палки, хоть трижды волшебной? И если да, то как радиация влияет на организм волшебников? Во всяком случае, Снейп нисколько не походил на человека, страдающего лучевой болезнью в хронической форме.

С другой стороны, рассуждала начинающая волшебница, это только боевые заклинания, работающие на чистой энергии, ее упорядочивавшие и направлявшие, давались ей легко. С бытовыми же заклинаниями, которые лежали на стыке трансфигурации и чар, изменяя лишь физические свойства материи, но не ее природу, или же придававшие материальные свойства упорядоченной энергии, она испытывала трудности с самого начала — и вряд ли исключительно из-за своей нелюбви к быту.

Так, в теории отвердевающее заклинание “Duro” ⁽⁴²⁾ вызывало переход вещества в некое подобие стеклообразного состояния, одновременно увеличивая его плотность. “Glacies” можно было назвать частным случаем “Duro” по отношению к воде. Однако если “Glacies” легко замораживало обычную лужу, превращая ее в сущий каток, то “Duro” делало мягкие и гибкие предметы лишь чуть более твердыми и жесткими на ощупь. С другой стороны, гораздо больше усилий приходилось прикладывать, чтобы заморозить поверхность, изначально не облитую водой — как предполагала начинающая колдунья, в этом случае она как бы “призывала” содержащиеся в воздухе молекулы воды и конденсировала их, превращая в лед. Аналогичным образом, не создавалась из ничего “Дымовая завеса”, но концентрировалась из рассеянной в воздухе и лежащей на земле пыли и сажи.

Исчезательное заклинание “Evanesce!”, предназначенное для удаления небольших объемов жидкостей, твердых веществ и даже мелких живых существ, таких как улитки, ящерицы или мыши, можно было назвать изрядно ослабленной версией заклинания “Desintegrate” ⁽⁴³⁾ из “Арканума”, распылявшего любую, даже самую крупную цель на атомы. Анна Лапина могла испарить воду из стакана — постепенно, ценой весьма ощутимых усилий; могла заморозить — с этим было полегче. Но заставить исчезнуть так, чтобы даже в воздухе молекул не летало? От беспалочкового “Evanesce” жидкость начинала разогреваться и вибрировать, иногда — кипеть, в то время как Анна Лапина, с трудом удерживая реальность в своем сознании, медленно сползала на пол. Не хватает силы воли и резерва, ага? Точно так же “Reparo” в теории позволяло устранять мелкие поломки и повреждения предметов — однако на практике словно пролетало над порванной одеждой, никак ее не касаясь, а девушка вновь чувствовала себя уставшей и вымотанной до предела.

Иными словами, подобные преобразования, не затрагивавшие химический состав материи, были возможны с точки зрения науки, однако требовали огромных затрат собственной магической энергии колдуна. С одной стороны, казалось логичным, что преобразование материи требовало существенно больших затрат магического резерва, нежели преобразование “чистой энергии” — но чтобы настолько?! Или же все дело было в том, что подобные заклинания использовали узконаправленный, концентрированный поток энергии, который невозможно было сотворить с помощью беспалочковой магии? Особенно если заклинание было длительным по времени, а параметры ее, Анны Лапиной, как личности и как мага, были отнюдь не самые высокие?

Собственные выводы и измышления девушка так отобразила в дневнике:

21.07.1997

Кажется, я поняла, почему Хогвартс так дешево стоит — это обыкновенное ремесленное училище, где готовят преимущественно фермеров и домохозяек. По крайней мере, такой вывод я могу сделать на основе того, как изложен материал в учебниках: инструкции с примитивным перечислением необходимых действий, никаких фундаментальных знаний, зато много воды. При этом у волшебников нет никакого послешкольного высшего и среднеспециального образования, кроме курсов целителей и авроров — об этом Снейп упоминал едва ли не в самом начале, когда рассказывал о Хогвартсе.

Так, по чарам, трансфигурации и ЗОТИ вся теория сводится к тому, что все вербальные формулы заклинаний и необходимые движения палочкой уже давно рассчитаны, и для достижения требуемого результата ученики должны лишь в точности повторить эти самые слова и движения палочкой. И все дружно ссылаются на “Теорию магии” (“Magical Theory”) за авторством некоего Adalbert’a Waffling’a, которую Снейп также то ли не смог, то не посчитал нужным выдать.

Я уже знаю и могу выполнить без палочки некоторые заклинания из программы чар и ЗОТИ, используя уже знакомый мне подход. С трансфигурацией, наоборот, все плохо: мне не удаются даже простейшие заклинания для первокурсников — при этом не важно, следую ли я в точности инструкциям из учебников или, напротив, использую свой подход волевого контроля. Отдельные заклинания, такие как “Reparo” и “Evanesce”, я выполнить могу, но они требуют слишком много энергии. Предполагаю, что дело в отсутствии у меня волшебной палочки, которая, по-видимому, работает как проводник-усилитель магии. Поэтому мне относительно легко даются заклинания, где идет быстрая и грубая работа с чистой энергией, но не получаются те, где требуется более тонкий и точный подход.

Что касается зелий, то в предисловии и в ссылках к некоторым рецептам упоминается учебник “Magical Drafts and Potions. Preface to bases of the subtle science of potion making” (“Магические рецепты и зелья. Введение в основы тонкой науки зельеварения”) за авторством того же Arsenius’а Jigger’а, что составил практическое руководство. Вначале я надеялась, что в этом “Введении” изложено нечто, что хотя бы условно можно было бы назвать теорией, но теперь весьма сомневаюсь. Потому что, во-первых, тот же Арсениус Джиггер написал еще учебник ЗОТИ — по сути, сборник идиотских советов на тему, как на время обезвредить или задобрить того или иного монстра. А во-вторых, автор, похоже, преследовал цель не столько дать юным волшебникам знания о зельеварении, сколько обогатиться за счет детей и их родителей. Иначе зачем составлять практическое руководство таким образом, что для понимания процесса необходима отдельная книга? Зачем писать еще один учебник ЗОТИ, во многом бесполезный и часто пересекающийся с изданным ранее учебником Квентина Тримбла (Quentin Trimble) “Тёмные силы: пособие по самозащите” (“The Dark Forces: A Guide to Self-Protection”)? Казалось, если хочешь рассказать об экзотических существах, напиши и издай энциклопедию — но энциклопедии не будут покупать столь же охотно, как обязательные по программе школьные учебники.

У меня слишком мало данных, чтобы судить однозначно. Снейпа я вижу очень редко, но даже тогда, когда мы все-таки встречаемся за завтраком или ужином, он в основном угрюмо молчит. Не похоже, чтобы он собирался мне рассказывать что-нибудь еще о магии и магическом мире. И когда это будет? Перед походом в Косой переулок? Или вообще перед началом учебного года?

По мере освоения и анализа доступной мне информации (по крайней мере, той, что имеется в выданных мне учебниках), я все больше чувствую себя наивной и доверчивой идиоткой, купившейся на бесплатный сыр. Но также я не уверена, что переменила бы свое решение, если бы тогда, две с половиной недели назад, обладала хотя бы нынешним объемом информации. Просто потому, что Хогвартс дает хоть какую-то устроенность до следующего лета. Потому что там есть библиотека и, соответственно, возможность заниматься самообразованием. Потому что после Хогвартса у меня будет на руках диплом о магическом образовании, действительный уже в этом времени. В любом случае, я буду знать и уметь больше, чем сейчас.

Однако ни ядерной реакцией, ни простым изменением в строении вещества нельзя было объяснить, к примеру, превращение стола в свинью или мыши в табакерку: в одном случае живое существо появлялось из неодушевленного предмета, в другом, наоборот, имело место превращение живого в неживое. И, если, положим, мышь — или любое другое животное — превратили в табакерку, бокал, шляпу… — не важно — и потом расколдовали обратно… Как будет чувствовать себя животное после такой “временной” смерти? Могут ли произойти в его организме какие-нибудь негативные, необратимые изменения? Наконец, какое количество превращений или какая длительность пребывания животного в трансфигурированном состоянии является критической для того, чтобы полноценное превращение обратно уже не было возможно?

В учебниках не было ответов на эти вопросы, да и сами вопросы не поднимались даже в риторической форме. Словно детей, и так входящих не в самый спокойный возраст, планомерно приучали к немотивированной жестокости и агрессии, вкладывали в подсознание ту идеологию, что издеваться над более слабыми… или низшими?.. существами абсолютно нормально и в порядке вещей. Вначале улитка, потом черепаха, потом мышь, потом кролик… и, наконец, непонравившийся маггл или сквиб — только лишь потому, что он не владеет магией и не может ответить. Или чем-нибудь не угодивший однокашник — а такие, слабохарактерные или просто не от мира сего личности, которые моментально становятся объектом издевок и насмешек всего коллектива, присутствуют если не в каждом классе, то в каждой школе и на каждой параллели точно. Сильных, авторитетных друзей, которые могли бы за них заступиться, у таких подростков, как правило, не бывает, ибо никто не хочет дружить с изгоем. Учителям же в большинстве случаев тоже нет дела до таких проблемных детей.

Конечно, в Хогвартсе все могло быть совершенно иначе, и она, Анна Лапина, просто себя накручивала, но, рассуждала начинающая волшебница, магия сама по себе нейтральна. Это просто еще один вид энергии, который действует в соответствии с собственными природными законами. Для магии ничего не значат ни людские судьбы, которые она задевает, ни разрушения, которые происходят с ее участием. И, в то же время, ее возможности, если не безграничны, то простираются куда дальше, чем может представить себе большинство людей. Возможности как созидать, так и разрушать…

А теперь представим необученного волшебника — не умея контролировать свой дар, он становится потенциально опасным как для себя, так и для окружающих людей. Полноценное обучение магии невозможно без привития юным дарованиям чувства ответственности и самодисциплины, осознания того, насколько большой вред они могут причинить, просто лишний раз не подумав, по глупости, лени или из желания самоутвердиться. И желательно, чтобы это начали объяснять с раннего возраста еще родители, а не чужие дяди и тети в средней школе, когда воспитывать уже поздно, а перевоспитывать крайне тяжело. Иными словами, процесс воспитания мага отчасти должен ориентироваться на образцы античности и средневековья, когда смерть была естественной спутницей жизни едва ли не с пеленок и люди были вынуждены взрослеть очень рано, чтобы в любой момент быть готовыми заботиться и защищать свою семью, деревню, город.

А что получается, если внимательно изучить хогвартские учебники? В умы подростков нисколько не вкладывается понятие ответственности за владение собственным даром, зато под разными углами поощряется склонность к жестокости и насилию, пренебрежение чувствами других и потакание самым низменным, эгоистичным желаниям. Так, учебники чар, особенно за первый курс, содержали немалое количество так называемых “шуточных” заклинаний: то же “Tarantallegra”, заставляющее цель безудержно танцевать; “Rictumsempra” ⁽⁴⁴⁾ и “Titillo” ⁽⁴⁵⁾, вызывающие приступ щекотки; веселящие чары, вызывающие неконтролируемый смех, и многое другое. А говоря о заклинании “Duro”, автор учебников Миранда Гуссокл лишь аккуратно предупреждала, чтобы ученики не пытались шутить таким образом над преподавателями. При этом отменяющие заклинания “Finito!” и “Finio incantatum” ⁽⁴⁶⁾ и защитное заклинание “Protego” изучались на втором и третьем, четвертом и пятом курсах соответственно.

Опять же, на первом курсе изучалось заклинание “Alohomora” — словно для того, чтобы дети легко смогли пролезть туда, куда лезть не следовало бы — и поджигающее заклинание “Incendo”, вызывающее на короткое время струю огня. Заклинание же льда “Glacies” изучали только на третьем курсе, а заклинание воды “Aquamenti” — уже на пятом. Таким образом, малолетка по собственной глупости или неосторожности мог легко что-нибудь поджечь, но уже не мог справиться с пожаром без посторонней помощи. На пятом же курсе изучали дезориентирующее заклинание “Confundo” — рекомендованное, в том числе, к применению на магглах, дабы сбить с толку и рассеять внимание, причем, подчеркивалось в описании, применять его следовало заранее для достижения лучшего эффекта.

И снова девушке казался странным такой подход к обучению, виделась в нем своеобразная… злонамеренность, которую Анна не знала, как объяснить — даже себе самой. Подростков будто нарочно подталкивали к нарушению дисциплины, поощряли немотивированную агрессию, приучали к безответственности. А что из такого может выйти? Достаточно посмотреть на историю Второй мировой войны, когда в умы “юношей бледных со взором горящим” также вкладывалась идея о превосходстве одной избранной расы над другими, по сравнению с которой все остальные — животные или, в лучшем случае, ресурс, который можно и нужно использовать, а если не годится — то “в топку”...

А еще… с одной стороны, юным волшебникам внушают, что магглы, то есть обычные люди, совершенно не опасны для них, а “злая инквизиция” “была давно и неправда”. С другой стороны, в “детках”, в особенности, на уроках трансфигурации, культивируют склонность к жестокости и насилию. В результате — нападения на мирных жителей и теракты вроде того, из которого ей только чудом удалось спастись. Да, есть Статут, но если стереть несчастной жертве память или убить, то Статут не считается нарушенным. Как там, “нету тела — нет и дела”. И само по себе стирание памяти магглам, ставшим свидетелями колдовства — обычная среди волшебников практика, если судить по оговоркам Снейпа.

С третьей стороны, могут найтись свидетели, которых просто не заметили, которые вовремя сумели скрыться. Если происшествие крупное, вроде того же теракта, его обязательно будут расследовать и все выяснять, и показания тех самых свидетелей, которых “недоглядели”, окажутся весьма кстати. Сейчас, по прошествии немалого количества времени, Лапина в очередной раз задумалась: почему за те несколько часов, что она провалялась в отключке рядом с бойней, на место происшествия не явились пожарники, полиция, скорая и толпы журналистов? А ведь самое начало нападения на поезд кто-нибудь из пассажиров наверняка успел заснять и выложить на “Youtube” для таких же адреналиновых наркоманов. Но, даже если предположить, что маги могли проникнуть в соответствующие госструктуры, стереть память следователям и прочим служителям правопорядка, уничтожить документацию или (что гораздо выгоднее и проще) приказать это сделать последним, тем самым подставив их… так или иначе, это в любом случае вызовет подозрения наверху.

Опять же, весьма сомнительно, чтобы не-маги, в особенности верхушка правительства и разведка, при всех имеющихся связях и технических возможностях, совсем ничего не знали о волшебниках. И если последние будут слишком зарываться, конфликт неминуем, и вряд ли маги окажутся в нем победителями — не только вследствие собственной малочисленности, а сколько благодаря современному и весьма мощному вооружению и техническому оснащению нынешних спецслужб. Как следствие, маги будут или истреблены под ноль, полностью как отдельная раса или вид, или согнаны в резервации, лишенные всякой возможности обучаться и развивать свой Дар. В последнем случае часть выживших волшебников легко могут запереть в каких-нибудь секретных лабораториях и пустить на опыты, заставив таким образом оказаться на месте тех самых жаб и кроликов, которых маги, будучи подростками, активно мучали на уроках трансфигурации.

Вспомнилось Лапиной и то, что Гитлер, развязавший в свое время Вторую мировую войну, якобы для очищения мира от “неполноценных рас”, в особенности евреев, сам когда-то дружил с ними в молодости. А возненавидел после того, как один из них, выступавший одновременно кем-то вроде “менеджера по продажам” у будущего фюрера, то ли не захотел продавать, то ли жестко раскритиковал очередную картину последнего. Болезненное самолюбие основателя НСДАП, страдавшего к тому же манией величия, оказалось задето, и тут “Остапа понесло…”

Конечно, случиться могло всякое, но, подумала девушка, что, если аналогичный экземпляр завелся и среди магов? Скажем, какой-нибудь волшебник, считавший себя мега-талантливым, но ужасно оскорбленный тем, что эти его “таланты” не оценили по достоинству, и, как следствие, возжелавший отомстить и полезший в политику? Если общество уже успело прогнить изнутри и явно нуждалось в переменах, то появление реформатора в том или ином виде было лишь вопросом времени — что, к слову, имело место в той же межвоенной Германии.

Немцы сами выбрали Гитлера, потому что он говорил то, что большая часть населения хотела услышать: вывести страну, истощенную репарациями, из кризиса и нищеты и привести к процветанию, вернуть былое, “имперское” величие. Потому что его идеи и политическая программа, с одной стороны, разительно отличались от того, что предлагали ранее уже успевшие дискредитировать себя, не справившиеся с кризисом другие партии, а с другой, уже относительно давно витали в воздухе и потому не только не вызывали отторжения, но и во многом приветствовались населением.

Если подумать, то такой “униженный и оскорбленный” легко мог бы стать агентом вербовки со стороны спецслужб внешнего правительства. Так, человеку внушили бы, что просто обязан отомстить обществу, которое так жестоко его недооценило, а заодно, что только у своих “новых друзей” этот “мега-талант” может обрести признание и заняться действительно важным делом, подкинуть деньжат на проведение “подрывной деятельности” изнутри, а далее…

Впрочем, даже без влияния внешних спецслужб, человеку могло бы хватить и личных обид, чтобы не отступиться от своего желания отомстить, и личной харизмы, чтобы найти себе влиятельных сторонников, которые могли бы помочь пробиться к власти, поддержать финансово и силой. Далее ведется пропаганда об очередных “угнетателях”, которые паразитируют на обществе и не дают ему нормально развиваться, и, в зависимости от напряженности в обществе, от того, для кого и против кого ведется пропаганда, устраивается революция, государственный переворот или вполне легитимная смена власти.

Во всех подобных случаях ставка делается на молодежь как наиболее подвижный и нестабильный элемент общества, в силу своей психологии, часто склонный к бунтарству и радостно приветствующий перемены. И магический мир вряд ли можно назвать исключением в этом плане. Если предположить как итог некое подобие революции или гражданской войны (в масштабах магического мира, разумеется), то “юноши бледные со взором горящим”, только-только окончившие Хогвартс, где они регулярно мучили на трансфигурации животных, а в перерывах между уроками “шутили” над непонравившимися одноклассниками, ничтоже сумняшеся поднимут палочку, когда им скажут: “Враг!”

Хотя… если посмотреть на годы издания учебников — 1940-е — то как-то слишком долго ведется этот заговор, если он, конечно был. Впрочем, тут же рассудила Лапина, она могла попасть уже в то время, когда все давно закончилось, а школьную программу не стали менять за ненадобностью. Или же… наоборот, все началось по новой, если вспомнить 2011-й год, и магов-террористов, напавших на поезд?

1) (лат.) “Ночь”.

Вернуться к тексту

2) (лат.) “Гашу”.

Вернуться к тексту

3) (лат.) “Мрак”, “тьма”, “темнота”.

Вернуться к тексту

4) Речь, в частности, может идти об Элис Кителер. Элис Кителер (Alice Kyteler), родившаяся в 1280-м году в городе Килкенни в Ирландии, происходила из семьи фламандских купцов, переселившихся в Ирландию в середине XIII в. После того, как ее отец умер в 1298-м году, Элис, как единственный ребенок в семье, унаследовала его имущество и бизнес.

Вскоре она вышла замуж за Уильяма Аутло, бывшего партнера своего отца. В браке родился сын, названный в честь отца Уильямом. Через несколько лет Уильям-старший неожиданно заболел и быстро скончался; его состояние унаследовали жена и малолетний сын.

Вторым мужем Элис стал Адам ле Блонд, тоже богатый купец. Через какое-то время Адам запил, после чего умер, завещав свое состояние пасынку.

В третий раз Элис вышла замуж за Ричарда де Валле, богатого землевладельца и дворянина. Спустя непродолжительное время Ричард заболел и умер, завещав свое имущество и земли супруге.

Четвертым и последним мужем Элис Кителер стал сэр Джон Ле Поэр, человек еще более богатый и знатный. Вскоре после женитьбы на Элис здоровье сэра Джона также внезапно ухудшилось. Опасаясь, что это дело рук его жены, он обратился за расследованием к монахам аббатства Святого Франциска, однако перед смертью внезапно изменил завещание в пользу Элис и ее сына, обделив таким образом своих детей от первого брака.

Последние выдвинули обвинение в колдовстве против Элис и по совету монахов аббатства Святого Франциска обратились к Ричарду де Ледреру, епископу Оссори, в надежде, что мачеху осудят, а они получат свое состояние. Они утверждали, что Элис "околдовала" мужа, заставив изменить завещание.

Помимо всего прочего, Элис держала таверну “Kyteler's Inn”, которая существует по сей день. При Элис заведение процветало и имело репутацию “места игрищ и хорошего настроения”. Таверна Кителер была популярным местом среди самых богатых жителей города, а ее хозяйка Элис, получавшая щедрые подарки от своих завсегдатаев, быстро стала самой богатой женщиной в Килкенни.

Следует отметить, что жители Килкени давно недолюбливали Элис и подозревали во всех мыслимых и немыслимых грехах. Успехи в бизнесе и быстро накопленное богатство Элис приписывали помощи нечистого, с которым та якобы якшалась, а девушек, которые помогали ей в таверне, подозревали в участии в шабашах и занятиях черной магией во главе со своей хозяйкой. Смерти четырех мужей, принесшие Элис значительное состояние, только усилили подозрения горожан.

Епископ Ледрер, к которому обратились сыновья Джона Ле Поэра, был настоящим фанатиком в борьбе с происками дьявола, которые виделись ему повсеместно. До того, как к нему обратились с заявлением против Элис Кителер, Ледлер возглавлял епископскую кафедру в ирландском городе Оссори. Местные нравы — а он родился в Англии и какое-то время проживал во Франции — возмущали и ужасали его. Он начал активную борьбу с пьянством и блудом как среди мирского населения, так и среди священнослужителей. Дело Кителер представлялось Ледлеру идеальной возможностью как доказать начальству в Лондоне и Авиньоне, насколько грех преуспел в Ирландии, так и приструнить местное население.

Он с жаром принялся за дело. Сначала он переговорил с пасынками Элис, затем посетил ее саму. Он установил, что Элис отказалась от христианской веры и возглавляла ковен колдунов и еретиков в графстве Килкенни. При обыске ее дома были обнаружены зелья и порошки, которые, как считалось, использовались ведьмами и колдунами для занятий черной магией. На состоявшийся вскоре после этого суд инквизиции, в котором также принимали участие важные представители местного дворянства, Ледлер выдвинул следующие тезисы:

- Элис со своими прислужницами систематически приносила в жертву демонам птиц и зверей, оставляя расчлененные тушки на перекрестках дорог;

- они готовили в черепе вора ужасные ведьминские варева, которые состояли из петушиных потрохов, червей, ногтей мертвецов и некрещенных младенцев;

- с помощью этих мазей, порошков, зелий и свечей госпожа Элис наносила вред людям, и, в особенности, своим мужьям;

- у Элис была черная собака-инкуб, меняющая свое обличие;

- у Элис был собственный демон-инкуб по имени Робин Артиссон, с которым она совокуплялась. Его еще изображали как Этиопа, мифического создателя Эфиопии.

Элис повестку в суд проигнорировала и сбежала в Дублин, где быстро нашла себе высокопоставленных покровителей. Канцлер Ирландии Роджер Аутло, шурин Элис по первому мужу, не дал разрешения на арест. Более того, сам Ледрер был неожиданно заключен в тюрьму сэром Арнольдом Ле Поэром, сенешалем Килкенни и шурином Элис по четвертому мужу. Из тюрьмы епископа освободил Джон Дарси, лорд-председатель Верховного суда, который приехал в Килкенни из Дублина. Дарси изучил результаты расследования и, найдя их верными, приказал арестовать Элис Кителер и ее сообщников.

Элис бежала из Дублина в Англию, поэтому Ледрер взялся за ее сына и слуг. Уильям Аутло-младший в соответствии с приговором суда должен был посещать мессу по три раза каждый день и раздавать милостыню бедным. Прислужницу Петронеллу де Мит подвергли жестоким пыткам, в результате которых она призналась в том, что она и ее хозяйка — ведьмы. Петронеллу приговорили к избиению кнутом и последующему сожжению на костре. Это был первый случай сожжения ведьмы в Ирландии.

Через год Элис вернулась в Дублин, чтобы обратиться к архиепископу с жалобой на епископа Ледрера, который незаконно лишил ее сословных привилегий. Последний вернулся в Килкенни, снова угрожая Элис арестом. Та уехала обратно в Англию, где ее следы окончательно затерялись. В настоящее время считается, что обвинения против Элис, ее сына и служанок, якобы занимавшихся колдовством, были сфабрикованы.

Вернуться к тексту

5) Об Агнес Бернауэр можно почитать здесь: https://ru-royalty.livejournal.com/2333856.html

Вернуться к тексту

6) Последнее дело о колдовстве в континентальной Европе: https://zen.yandex.ru/media/11ecu/posledniaia-vedma-evropy-61f7caeec06bbe1c2866f00c, https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D1%91%D0%BB%D1%8C%D0%B4%D0%B8,_%D0%90%D0%BD%D0%BD%D0%B0

Вернуться к тексту

7) (лат.) “Запутываю”, “привожу в беспорядок”, “смущаю”.

Вернуться к тексту

8) (греч.) “Вначале было Слово”, Евангелие от Иоанна, глава 1, стих 1.

Вернуться к тексту

9) (иск.-лат.) На крыльях вверх поднимись!

Вернуться к тексту

10) Спектроскопия ядерно-магнитного резонанса (ЯМР спектроскопия) — спектроскопический метод исследования химических веществ, использующий явление ядерного магнитного резонанса, то есть, резонансное поглощение или излучение электромагнитной энергии ядрами с ненулевым спином во внешнем магнитном поле, на частоте ν, обусловленное переориентацией их магнитных моментов. В зависимости от атомного окружения одни и те же ядра дают разные химические сдвиги относительно стандарта, что позволяет определить строение вещества:

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AF%D0%9C%D0%A0-%D1%81%D0%BF%D0%B5%D0%BA%D1%82%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%8F,

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AF%D0%B4%D0%B5%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%BD%D0%B8%D1%82%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%80%D0%B5%D0%B7%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D1%81

Вернуться к тексту

11) Схематичное представление явления ЯМР: http://900igr.net/up/datas/200146/004.jpg, https://disk.yandex.ru/i/MdtOUHuWuMzfhw

Вернуться к тексту

12) Температура (точка) Кюри — температура фазового перехода II рода, связанного со скачкообразным изменением свойств симметрии вещества, в частности, магнитной симметрии. При достижении температуры Кюри из-за теплового движения атомов нарушается магнитно-кристаллическая симметрия; как следствие, ферромагнетики теряют свою естественная намагниченность и превращаются в парамагнетики: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%BE%D1%87%D0%BA%D0%B0_%D0%9A%D1%8E%D1%80%D0%B8

Вернуться к тексту

13) Виды магнитных полей: https://s1.slide-share.ru/s_slide/a8551b26de0022dfdd79c9581167f663/cb212966-b4fa-4e67-8079-a1bd55b06502.jpeg

Вихревое электрическое поле при ослаблении/усилении линейного магнитного поля (электромагнитная индукция): https://fs01.infourok.ru/images/doc/22/29168/img12.jpg

Вихревое магнитное поле вокруг прямого провода с током: https://disk.yandex.ru/i/HqAF9uspcpNqhg

Магнитное поле соленоида: https://fs.znanio.ru/d5af0e/24/50/6975b364df5b987cfed7df9576f4ce3b66.jpg, https://cdn.mosoah.com/wp-content/uploads/2019/07/29163745/%D8%A8%D8%AD%D8%AB-%D8%B9%D9%86-%D8%A7%D9%84%D9%83%D9%87%D8%B1%D9%88%D9%85%D8%BA%D9%86%D8%A7%D8%B7%D9%8A%D8%B3%D9%8A%D8%A9.png

Вернуться к тексту

14) Окраины рабочих кварталов Лидса (1960-1970-е годы):

https://s1.travelask.ru/system/images/files/000/409/309/wysiwyg_jpg/2700_%2810%29.jpg?1511967111

Внутри рабочих кварталов Лидса (1960-1970-е годы):

https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/310/wysiwyg_jpg/hedges1.jpg?1511967132

Рабочие кварталы Шеффилда (1960-1970-е годы):

https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/253/wysiwyg_jpg/2700_%282%29.jpg?1511966582

Рабочие кварталы Брэдфорда (1960-1970-е годы):

https://s8.travelask.ru/system/images/files/000/409/269/wysiwyg_jpg/58e9457742e5878fd7b2b6a667026223.jpg?1511966757

Вернуться к тексту

15) (лат.) Отталкиваю кругом!

Вернуться к тексту

16) (лат.) “Притягиваю”.

Вернуться к тексту

17) (лат.) “Покров тени”.

Вернуться к тексту

18) Массачусетский технологический институт (Massachusetts Institute of Technologies).

Вернуться к тексту

19) Аналог экзорцизма (изгнание нечистого духа) в православии. Может проводиться как в индивидуальном, так и в коллективном порядке (соборно).

Вернуться к тексту

20) (лат.) “Спустись вниз!”

Вернуться к тексту

21) (лат.) “Замедляю движение”.

Вернуться к тексту

22) (лат.) “Восхожу”, “поднимаюсь”.

Вернуться к тексту

23) (лат.) “Раскалываю”, “расщепляю”.

Вернуться к тексту

24) (лат.) “Уменьшаю”.

Вернуться к тексту

25) (лат.) “Увеличиваю”.

Вернуться к тексту

26) (лат.) “Околдовываю молчанием”.

Вернуться к тексту

27) (лат.) “Открываю”.

Вернуться к тексту

28) (лат.) “Укажи на север”.

Вернуться к тексту

29) (лат.) “Питание трав”.

Вернуться к тексту

30) (иск.-лат.) “Подвижное/движимое дерево”.

Вернуться к тексту

31) (лат.) “Углубляю”, “сажаю в землю” (гербол.); “придавливаю”, “подавляю” (общ.).

Вернуться к тексту

32) (лат.) “Вскапываю”, “вырезаю”, “взрываю”.

Вернуться к тексту

33) (лат.) “Тысяча зеленых [искр]”.

Вернуться к тексту

34) (лат.) “Опасность!”

Вернуться к тексту

35) (лат.) “Говорящий правду”.

Вернуться к тексту

36) (иск.-лат.) “Связываю руки”.

Вернуться к тексту

37) (лат.) “Смешной”.

Вернуться к тексту

38) Гамельнский крысолов — музыкант и волшебник, персонаж средневековой немецкой легенды. Согласно легенде, город Гамельн (Hameln), что в Нижней Саксонии, в 1284-м году подвергся нашествию крыс. Правитель города заявил, что щедро наградит любого, кто поможет им избавиться от крыс. “В день Иоанна и Павла, что было в 26-й день месяца июня”, в город пришел “одетый в пёстрые покровы флейтист”. Никто не знал, кем он был на самом деле и откуда появился. Получив от магистрата обещание выплатить ему в качестве вознаграждения “столько золота, сколько он сможет унести”, незнакомец заиграл на волшебной флейте, под звуки которой все городские крысы сбежались к нему.

Так флейтист вывел заколдованных крыс из города и утопил их всех в реке Везере. Когда же волшебник явился за наградой, магистрат ему наотрез отказал. Тогда, возжелавший наказать вероломных горожан и их правителей, музыкант вернулся в город вновь уже в костюме охотника и красной шляпе и снова заиграл на своей колдовской флейте. Но теперь на звуки музыки к нему сбежались все жившие в Гамельне дети: как и ранее крыс, флейтист вывел их из города — “на Коппен [холм] близ [горы] Кальварии, где они и пропали”. Околдованные же взрослые не смогли помешать детям уйти.

В настоящее время основными версиями массового исхода молодежи из Гамельна считаются эмиграция и хореомания. Эмиграция могла быть связана, с одной стороны, с немецкой экспансией и колонизацией восточных земель (Померания, Моравия, Прибалтика) в XIII в., для чего в разные города засылали вербовщиков, чтобы уговорить молодежь переселиться в ещё необжитые земли. С другой, действовавший в те времена в ряде немецких земель закон о майорате, при котором наследство отца полностью переходило старшему сыну, также подталкивал младших сыновей искать лучшей доли в других местах.

Массовая танцевальная эпидемия (хореомания) охватывала Западную Европу в XIV-XV вв. после окончания чумы. Тем не менее, локальные вспышки хореомании наблюдались еще в XIII в. Так, в 1237-м году в Эрфурте около сотни детей оказались одержимы безумной пляской и отправились вон из города. Родители сумели их разыскать и вернуть домой, однако никто из одержимых так окончательно и не смог прийти в себя. В 1278-м году около сотни человек одновременно принялись плясать и прыгать на Мозельском мосту в Утрехте, вследствие чего мост обрушился, и все люди, бывшие на нем в тот момент, утонули в реке.

Вернуться к тексту

39) Игуаны — семейство крупных ящериц, обитающих в Центральной и Южной Америке, на Антильских, Галапагосских островах и островах Фиджи. Все игуаны являются травоядным животными и питаются листьями, цветами и фруктами, молодые особи дополнительно питаются насекомыми. Тем не менее, в “Хронике Перу” за авторством Педро Сьесы де Леона игуаны описаны как “более хищные” по сравнению с ящерицами, обитающими в Испании, “а тот, кому они [ранее] не были известны, убежит от них, прежде чем наберется страха и ужаса от одного их вида”.

Зеленая (обыкновенная) игуана:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/b6/Iguana_iguana_Fern_Forest.JPG

Обыкновенная игуана с красно-оранжевым окрасом:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/9/95/Iguana_iguana%2C_with_blue_and_red_coloration.jpg

Вернуться к тексту

40) Массовая многопользовательская ролевая онлайн-игра или ММОРПГ (англ. Massively multiplayer online role-playing game, MMORPG) — компьютерная игра, в которой жанр ролевых игр совмещается с жанром массовых онлайн-игр. Основной чертой жанра является взаимодействие большого числа игроков в рамках виртуального мира, который поддерживается силами издателя игры и продолжает существовать вне зависимости от выхода из него отдельного игрока.

Вернуться к тексту

41) (англ.) “Рассеять/развеять магию”. В игре "Arcanum" отменяет действие ранее наложенного длительного заклинания, если Ваша магическая сила ("склонность к магии") выше, чем у наложившего заклинание.

Вернуться к тексту

42) (лат.) “Делаю твердым”.

Вернуться к тексту

43) (англ.) “Разрушить”. Данное заклинание в игре "Arcanum" необратимо распыляет на атомы цель любой массы, объема и строения.

Вернуться к тексту

44) (лат.) “Навечно с открытым ртом”.

Вернуться к тексту

45) (лат.) “Щекочу”.

Вернуться к тексту

46) (лат.) “Прекращаю заклинание”.

Вернуться к тексту