Unfinished bussines/ Неоконченное дело (гет)

Наступили рождественские каникулы, и ученики, которые бесцельно слонялись по школе, почти все разъехались, поэтому Северус Снейп вернулся с обычного ежевечернего обхода к десяти часам. Обычно в это время он все еще прочесывал коридоры и проверял те уголки, где влюбленным парочкам так нравилось тискать друг друга и целоваться, но сейчас почти все эти взъерошенные сорванцы спали в безопасности в своих постелях, и Северус мог заниматься тем, что ему нравилось. Он пропустил и дополнительный обход, который совершал около полуночи. Пусть хоть раз маленькие чудовища побегают на свободе, наградят друг друга засосами, пусть над ними не маячит угроза его порицания и бессчетные взыскания. Последние сутки выдались тяжелыми, и Снейп считал, что заслужил отдых, в том числе и от привычных забот.

Прошло почти двадцать четыре часа с тех пор, как он был у Волдеморта, как смотрел на новообращенных Пожирателей смерти, принимающих Темную метку, приносящих клятву в верности. Взамен их до тошноты пичкали привычной смесью тщеславия, ложного превосходства, лицемерных оправданий, — смесью, щедро приправленной лестью и пропагандой...

Он был слишком стар для этого. Черт с ними, с мелкими кознями и клеветой, с постоянным напряжением, с политическими интригами, но это бдение на поляне посреди леса в декабре месяце находилось за гранью того, что Снейп готов был вынести. Лучше бы его угостили Cruciatus, а не заставляли пять часов стоять на колючем, сыром ветру. Ноющие суставы молили только об одном — о горячей ванне, и у Снейпа были причины для уверенности — он свалится с простудой.

Зелье справилось с насморком, а разумная порция бренди успокоила ноющие кости. Что чуть беспокоило его совесть — так это то, что он пренебрег своими обязанностями — обходом коридоров после отбоя, но становилось легче, когда Снейп вспоминал, что в замке почти не осталось учеников, да и всепоглощающая скука наполняла его при мысли об ответственности и обязанностях.

Сегодняшний вечер он решил посвятить одной из немногих своих радостей — переводу текста о зельях, который прислали ему коллеги из Южной Америки. Манускрипт, написанный архаичными буквами, был найден в одной из хорошо сохранившихся лабораторий Майя. Тем не менее язык был латинским, вдобавок — и что поразительно — классическим латинским. Такое сочетание говорило о том, что текст, вероятно, содержит зашифрованную информацию, невидимую при беглом просмотре. Кроме того, что загадка была интересна сама по себе, главная привлекательность ее состояла в том, что она не имела ничего общего с Волдемортом, с этим постоянным бегом по лезвию ножа, чем, в сущности, и была его жизнь. Конечно, Северус охотнее бы свернулся перед очагом с бокалом хорошего бренди и с женщиной, умеющей делать своим ртом что-то помимо хихиканья, коим отличались бестолковые подростки обоего пола, которыми кишел Хогвартс. Вот только если запасов бренди у него было много, то женщина, к несчастью, становилась все большей и большей редкостью, честно говоря, почти и не было их в последние годы.

Снейп выбросил навязчивую фантазию об умной и опытной женщине из головы, взмахнул палочкой и зажег несколько ламп. Еще взмах — справочники, стопка пергаментов, несколько чернильниц и новое перо выстроились на большом столе, который он использовал для демонстрации на занятиях. Наконец, с чем-то близким к почтению, Северус достал из запертого ящичка продолговатый деревянный футляр и положил его на стол. Маленькие медные петли были тускло-зелеными от патины, как и застежка. Она с неохотой поддалась, и футляр открылся. С осторожностью — свиток был хрупким — Снейп медленно развернул его и прижал пытающиеся скрутиться края тяжелыми стеклянными полушариями, они удерживали тонкий пергамент своим весом.

Высоко под потолком, в нескольких футах над головой Северуса Снейпа, в свиток молча вглядывалась Гермиона Грейнджер и мечтала осмелиться и оказаться чуть ближе, чтобы прочитать его. Почерк был убористым, и перо, которым писали этот текст, должно быть, изъяли у колибри. На миг Гермиона захотела, чтобы Снейп просто произнес переводящее заклинание, но подумала, что для осторожности есть причины. Никакой сложности не было в том, чтобы наложить заклинание самосожжения на пергамент, если автор хотел уберечь текст от чужих глаз; и Гермиона решила, что уж кто-кто, а Снейп ловушки не активирует.

Ей оставалось только ждать, и она тихонько перелетела на другую сторону. Снейп переписывал зашифрованный текст обычной латиницей, очевидно, сохраняя стиль оригинала. Гермиона могла поклясться, что сосредоточенность его достигла высшей точки в тот момент, когда Снейп перестал обращать внимание на промозглый холод и сквозняки и только кидал равнодушное «Protegera!», если пламя в лампе начинало мерцать.

С этой удобной наблюдательной позиции Гермиона видела, как Снейп своим характерным почерком записывает перевод. Рецепт — хотя рецепт ли? — написан был небрежно, там почти не встречались цифры. Зато в изобилии анекдоты про тот год, который автор провел в итальянском мужском монастыре. Гермиона пыхтела и пару раз чуть не фыркнула в ответ на язвительные замечания, которые бормотал себе под нос Снейп, точно копируя пергамент.

Боясь, что он услышит ее, она не спускала глаз со Снейпа, пытаясь уловить малейший признак того, что он заподозрил постороннее присутствие. Снейп перестал кричать на нее каждый раз, как находил Гермиону в классной комнате, и в ответ она старалась уважать его территориальные притязания. Как бы то ни было, Северус не поднимал глаз; его худощавое тело было неподвижным и таким расслабленным, как можно было только расслабиться, устало сгорбившись над столом. Это казалось несколько странным на самом-то деле, потому что Снейп обычно излучал энергию и едва сдерживаемое напряжение, когда шел по длинным коридорам и залам Хогвартса.

Гермиона заметила, что когда он писал, движения были четкими и уверенными, но пальцы чуть дрожали, когда он тянулся к чернильнице, чтобы обмакнуть перо. Опустились его узкие плечи, прядка сальных волос была заправлена за ухо. Она увидела старый шрам на макушке, скрывающийся в темных волосах. Снейп напомнил ей в это мгновение дикое животное: загнанное, доведенное до того предела, когда выпадает шерсть, когда даже те крохи, которые животное способно добыть, не идут ему впрок просто потому, что тело измучено постоянным напряжением, постоянной тревогой, постоянной опасностью — со всех сторон.

Ни один член Ордена феникса не питал иллюзий насчет той опасности, которой подвергался Северус Снейп, пытаясь шпионить за Пожирателями смерти, последователями Волдеморта. Просто, если и могло возникнуть сочувствие к нему, оно пресекалось на корню этим неприятным человеком. В первый раз Гермиона подумала, что поведение это так или иначе было преднамеренным. Конечно, ни один человек не мог быть так неумолимо жесток ко всем, кого он знал.

И все перечисленное не сочеталось с образом человека, который стал бы оплакивать смерть ученика в полуночных бдениях у его гроба. Хотя образ этот соответствовал старомодному складу ума обычного чистокровного волшебника, казалось, что Снейп никогда бы не избрал такой способ проявлять свои чувства. По словам Гарри и Рона, было уже хорошо за полночь, когда они видели Снейпа на коленях у ее гроба, он опирался на задрапированную белой тканью подставку и прятал лицо в ладонях. И хотя Гермиона и сомневалась, что Снейп был настолько чувствителен, чтобы оплакивать ее, одно его присутствие там, не говоря уже обо всем остальном, наводило на мысль, что Снейп не просто собрание презрительных ухмылок и едких замечаний.

Или, возможно, он всего лишь искал покоя и пытался смириться со своей ролью в ее смерти.

И, мысленно вздохнув, Гермиона пролетела сквозь каменный потолок подземелий и оказалась в коридоре наверху. Размышления о Снейпе — вот верный путь к сумасшествию, и, несмотря на то что, очевидно, впереди сотни лет, Гермиону терзали сомнения — чтобы понять этого человека не хватит и вечности.

* * *

В последующие дни Гермиона занималась тем, что благоразумно собирала всякие мелочи, оставленные забывчивыми учениками; так у нее появилась небольшая коллекция бумаги для записей, вполне приличное перо и чернильница. Гермиона не хотела полагаться на благосклонность Снейпа, если она вообще у него была, да и долгими зимними вечерами коллекционирование мусора оказалось вполне занимательным времяпрепровождением. Она веселилась, проглядывая работы, забытые учениками, и пару раз не удержалась от того, чтобы не нацарапать короткие замечания на полях. Гермиона ни разу не осталась посмотреть, какие будут лица у тех учеников, чьи работы она правила, но, для того чтобы посмеяться, ей вполне хватало той картины, которую рисовало ее воображение.

В заброшенных комнатах на третьем этаже пылилась старая мебель, и Гермиона отыскала себе письменный стол. Сначала она думала не писать ни Гарри, ни Рону, но, наконец, решила, что так будет лучше — знать, как они живут, хоть она и не принимает участия в их жизни. В первых же строчках Гермиона осторожно поинтересовалась у Рона — решил ли он, что будет делать дальше, а Гарри спросила, как проходит обучение в школе авроров. В письме были и важные новости — она рассказала, что научилась двигать предметы, вопреки ли, вследствие ли той помощи, которую получила; упомянула и о том, что все-таки сдала ТРИТОН по зельям и не провалилась.

Как только Гермиона дописала письмо, она полетела в совятню, чтобы отправить послание. Да только это оказалось труднее, чем ей представлялось. Сначала Гермионе пришлось пронести письмо через весь замок, иногда проталкивая конверт под двери, запертые, конечно, не без причин. Ну а как только она добралась до чердака, где жили школьные совы, Гермиона поняла, что трудности только начинаются.

— Будьте любезны — спуститесь! — шипела Гермиона сквозь стиснутые зубы.

Сова, к которой она обратилась, просто помигала испуганно, потом сорвалась с жердочки и метнулась в дальний конец чердака. Ничего не было удивительного в том, что и следующие пять сов, с которыми Гермиона пыталась поговорить, поступили так же. К какой бы птице она ни приблизилась, та ерошила перья, кричала, как полоумная, и спасалась бегством.

Сквернословие никак не помогало, но Гермиона ругалась все равно. Она принялась всерьез размышлять о том, чтобы найти ученика или преподавателя, которые передали бы письмо, но на самом-то деле не хотела идти окольным путем. Из всех учеников, кто знал ее живой, только Джинни заговаривала с Гермионой, но было заметно, как ей при этом неуютно. Гермиона не хотела пользоваться прошлой дружбой и давить на Джинни. Хотя, так или иначе, это не имело значения — Джинни была на каникулах дома.

Едва справляясь с желанием завыть от досады, Гермиона наметила себе следующую птицу, но тут насмешливое карканье привлекло ее внимание. Она взмыла вверх и увидела черное пятно среди темно-рыжих сов, которые сгрудились на стропилах. В самом дальнем конце чердака сидел большой ворон, он посмотрел на Гермиону сначала одной блестящей бусинкой глаза, потом другой.

— Не думаю я, что ты хочешь взять мое письмо, — сказала Гермиона, не ожидая, конечно, ответа, но черная птица осторожно расправила крылья, сорвалась с жердочки и полетела к ней. На полпути ворон вдруг заложил вираж, пронесся к большому окну и, резко приземлившись на подоконник, глянул на Гермиону. Во взгляде его ясно читалось: «Ну и чего ты ждешь?»

У Гермионы от страшного предчувствия екнуло сердце — черное оперение, презрительный взгляд, повадки...

— Пять галлеонов на то, что ты принадлежишь профессору Снейпу, — разочарованно протянула Гермиона, смирившись с тем, что надежды ее обмануты.

Птица снова презрительно каркнула.

— Ну ладно, ты просто работаешь у него, так? — поправилась она. — Ты не похож на того, кто согласился бы быть чьей-то собственностью.

Ворон тотчас коротко кивнул черной блестящей головой и вытянул желтую чешуйчатую лапку так, будто оказывал невообразимую любезность.

— Если он начнет на меня орать, я скажу, что это была твоя идея, — предупредила Гермиона птицу, привязывая письмо. — Думаю, ты уже знаешь для кого оно.

— Поттер, — каркнул ворон именно с теми презрительными интонациями, которые проскальзывали в голосе Снейпа, когда он произносил это имя.

— Да, — подтвердила Гермиона, пытаясь скрыть улыбку. — Гарри Поттер и Рон Уизли, семейное гнездо. Нора, — уточнила она.

— Уизли, — усмехнулся ворон, потом вылетел из окна, и его частое карканье напоминало смех.

* * *

В этом году Гермиона не заметила, как подошел к концу семестр — всю эту суету, все это сумасшествие, и, когда школа внезапно опустела, это стало для нее неожиданностью. Почти все свое время она тратила на то, что выполняла указания Кровавого барона, который, впрочем, предпочитал, чтобы его называли или Барон, или, что еще лучше, Ваше Превосходительство. Гермиона узнала, что у Барона есть и другие прозвища, которые привидения, коими он командовал, произносили между собой шепотом, и как-то обнаружила, что и сама несколько раз назвала его так, когда Кровавый барон принялся привлекать её к участию в своих замыслах в Хогвартсе и его окрестностях.

Самым запоминающим приключением стала борьба с хулиганами, которые пакостили на кладбище в маленькой магловской деревушке в нескольких милях от Хогсмида. Местные привидения, дружившие с соседями, обратились к призракам Хогвартса за помощью. Барон на пару с Сэром Николасом решили, что это станет великолепным посвящением в сложное искусство явления привидений и последующего запугивания, и взяли с собой Гермиону, чтобы вместе совершить облаву на незваных гостей. Ими оказалась всего лишь компания подростков, которые решили, что распитие пива и бесконечное курение сигарет на семейном склепе — вечернее увеселительное мероприятие.

Призраки выжидали, наблюдали терпеливо до тех пор, пока мальчишки не начали барабанить по надгробьям, и вот тогда привидения напали. Крича и завывая, они появились перед осквернителями могил, которые тут же завизжали и дали деру с кладбища.

Барон оказался настолько мстительным, что пролетел сквозь улепетывающих мальчишек, заставив их почувствовать такой холод, которого они до конца своей жизни не забудут. Правда, позже пожаловался на пренеприятнейшее тепло, что получил взамен. Гермиона и Сэр Николас воззрились друг на друга и закатили глаза, пока Барон ворчал и тряс рукой; и как только он заметил, что еще несколько ночей им стоит подежурить на кладбище втроем — вдруг хулиганы наберутся смелости и вернутся — они тут же согласились.

И точно, спустя два дня, долгим летним вечером, когда солнце только-только скрылось за горизонтом, худощавый мальчишка перелез через старую каменную стену. Он подкрался к тому месту, где обычно собиралась компания — там вся земля была усеяна сигаретными бычками — и с вызовом закурил.

Сэр Николас энергично мотнул головой в сторону мальчишки, Барон махнул рукой — кыш! — и ободренная Гермиона поплыла к дереву, на красный огонек сигареты. Она кружила задумчиво вокруг мальчишки, наблюдая, как ее присутствие, хоть она и была невидимой, заставляет его все больше нервничать. Гермиона, любопытствуя, дотронулась пальцем до затянутой в кожу спины, и охватившее руку липкое тепло стоило потерпеть ради того, что случилось дальше — жертва от испуга подпрыгнула чуть ли не на пять футов и принялась кружиться, осматриваясь.

Непонятные татуировки на тыльной стороне ладоней — те же символы, которые Гермиона видела на кладбище нарисованными на надгробьях. И если и было у нее сочувствие, оно тут же исчезло — больше всего Гермиона не любила, когда человек издевается над теми, кто не может себя защитить.

Гермиона подлетела еще ближе, и ледяной, пронизывающий холод охватил мальчишку — он издал что-то среднее между криком и визгом. Страх, исходящий от его тела, окатывал Гермиону волной предельно сильного ощущения, и она внезапно поняла, почему многим привидениям так нравится преследовать живых. Страх, волнение, ощущения учащенного, сбивающегося сердцебиения затопили Гермиону; ничего столь яркого она не чувствовала с тех пор, как умерла, и это было так, будто сильный ветер бил в лицо. Эти ощущения, эта власть — делать с другими то, что однажды сделали с тобой — пугать и устрашать, — пьянили, и без труда можно было понять, как двойное удовольствие становится почти непреодолимым соблазном. Драко Малфою, например, это бы понравилось.

И тут же Гермиона решила прекратить игру. Правда, она не получала от этого никакого удовольствия, а если подумать, что она соблазнилась той же мелочной забавой, которой упивался Малфой, становилось еще хуже. Что же это как не издевательство над тем, кто не может себя защитить?

И Гермиона еще раз облетела вокруг мальчишки и появилась перед ним.

— Эти штучки убьют тебя, понимаешь? — заметила она подростку, чьи глаза тут же стали огромными.

Его рот беззвучно открывался и закрывался, и неудачным следствием этого стало падение сигареты за отворот фланелевой рубашки, которая была надета под куртку.

— Что... ух... Ой! — прокричал он, когда наконец почувствовал жжение. Он неистово хлопал ладонями по телу, пытаясь вытряхнуть наполовину сгоревшую сигарету из-под одежды. — Черт!

— Эй, придержи язык, — резко сказала Гермиона. — Ругайся у себя дома, юноша, а тут мой дом, и еще — не оставлял бы ты здесь свой мусор, — тут ей пришло на ум, что она напоминает Минерву МакГонагалл, но Гермиона решила, что такая тактика подойдет.

— Скажи лучше своим друзьям-хулиганам, что им нечего делать на этом кладбище до тех пор, пока они не будут похоронены здесь — отрезала Гермиона, и ответ ее не допускал двусмысленностей. — А если они явятся раньше, то очень, очень сильно пожалеют!

— Да-а-а, мэээм, — заикаясь, выдавил мальчишка.

Судорожным движением он схватил с земли погасшую сигарету и сорвался в бешеный бег — до ворот кладбища и дальше, по дороге.

— Великолепно, мисс Грейнджер, — сказал Николас, появившись перед ней и беззвучно хлопая в ладоши. — Брависсимо!

Барон возник рядом и угрюмо глянул на соотечественника, потом, словно нехотя, пожал плечами:

— Не положено так, но, по всей видимости, действенно. Славно — немного жестокости, чуть беспощадности — и ты уже освоил навыки полтергейста. Хорошее зрелище, как ни крути. У тебя есть способности к тому, чтобы стать первоклассным привидением, мисс Грейнджер.

Гермиона пробурчала: «Спасибо», но порадоваться этой сомнительной похвале у нее не получилось.

Как только они оказались в Хогвартсе, она снова вернулась в строй, и Барон дал ей почти те же указания, что и другим призракам. Так как Гермиона не была официальным привидением факультета, ее освободили от обязанностей, связанных с учениками. Однако попросили сопровождать Хагрида в прогулках по Запретному лесу, особенно с тех пор, как там стали встречаться кентавры. Вряд ли она сможет помочь, если на него кто-нибудь нападет, кто-нибудь, с кем Хагрид не справится, но, по крайней мере, Гермиона позовет на помощь.

Кроме того, ей поручили патрулировать коридоры по ночам, эта мера предосторожности была принята после провала с Тайной комнатой. Гермиона терпеть не могла, когда ее назначали дежурить вместе с Миртл: в то время как большинство призраков закрывали глаза на проказы учеников, хуже доносчика, чем маленькое мстительное привидение, не было. Плакса Миртл получала несказанное удовольствие, поймав ученика за каким-нибудь озорством.

Несмотря на то что летом ученики разъезжались по домам, нельзя было сказать, что жизнь в Хогвартсе замирала. Все были начеку, все ждали настороженно, когда в волшебном мире разразится неотвратимая война. Тревожились даже привидения — хотя бы потому, что они любили свою сравнительно спокойную жизнь в посмертии и не желали, чтобы сменилось нынешнее начальство. Короткое бытие директором Долорес Амбридж нарушило привычный порядок жизни многих обитателей замка, причем не только живых.

* * *

Одним прекрасным днем Гермиона очнулась поздно или, вернее, рано и ринулась очертя голову в подземелья. Добравшись до класса зельеварения, она на полном ходу круто повернула и с коротким резким звуком прошла сквозь стену. Потом просочилась меж ножек стола, затем через дверь в кабинет Снейпа и со звонким «хлоп!» скрылась в письменном столе.

Северус отвлекся от стопки бумаг, лежащих перед ним, поднял голову и вгляделся в пустой класс и безмолвную стену за частоколом ножек перевернутых стульев, что выстроились на столах. Нахмурившись, Снейп отодвинулся на пару дюймов вместе со стулом и осуждающе уставился на тяжелый стол черного дерева.

Одна темная бровь поднялась, а другая озадаченно изогнулась. С осторожностью Снейп протянул руку и открыл верхний ящик. Мельком глянув внутрь, он увидел только перья, пустые флаконы, монетки, безделушки и прочую чепуху, что изъял у учеников.

Следующий ящик, который он выдвинул, был до краев наполнен мисс Грейнджер. Призрачное тело было плотно заклинено в деревянной коробке, и, как только Снейп посмотрел вниз, лицо Гермионы обратилось к нему.

— Закройте ящик, — прошептала она настойчиво.

— Какого черта вы делаете в моем столе?

— Прячусь. От Пивза, — уточнила она. — Директор сегодня ждет важных гостей из Министерства, он попросил нас убрать Пивза с глаз долой.

Снейп уже знал, что пожалеет об этом, но все равно спросил:

— А вы, спрятавшись в моем столе, так претворяете поручение в жизнь? Верно?

— Салки с Пивзом, — пояснила Гермиона рассудительно. — Два-три привидения допекают Пивза, как только могут, а он гоняется за нами по очереди. Если Пивз настигает кого-нибудь, тот прячется, и следующий принимается злить его. Потом, конечно, хлопот не оберешься, но пока Пивз занят, он не пытается опрокинуть рыцарские доспехи, когда Аластор Хмури прогуливается по коридорам.

Северус без труда представил, что этот печально известный своей несдержанностью бывший аврор сделает, если несколько сотен фунтов стали вдруг с грохотом упадут позади него. Кого бы он ни сопровождал из Министерства, этому человеку повезет, если он выживет в том шквале заклятий, которые Аластор Хмури, без сомнения, будет безудержно метать вокруг.

И прежде чем он успел ответить, в комнату влетел Сэр Николас:

— Осмелюсь спросить, сэр, вы не видели мисс Грейнджер?

Снейп уже открыл рот, чтобы ответить утвердительно, да был смущен тем, что увидел — Гермиона отчаянно мотала головой. Снейп быстро закрыл ящик.

— Как ни странно, нет, — соврал он, глазом ни моргнув. — Она, кажется, носилась недавно неподалеку, но я ее уже минут пять как не видел.

Ник отвесил профессору Снейпу полупоклон и вежливо кивнул. С тихим хлюпающим звуком голова отделилась от шеи.

— Благодарю, сударь. Уверен, я скоро ее отыщу.

Как только учтивый призрак покинул класс, Северус снова открыл ящик.

— Я думал, вы прячетесь от Пивза, — сказал он спокойно и щелкнул пальцами, требуя, чтобы Гермиона немедленно освободила стол.

— Я и пряталась, — ответила Гермиона, осторожно выбираясь из ящика, глянув сначала поверх стола, дабы увериться в том, что опасность миновала. — Спасибо, профессор. Мне правда не хочется сейчас разговаривать с Сэром Николасом.

— Осмелюсь надеяться, что Сэр Николас не вызовет меня на дуэль из-за дамы своего сердца? — протянул Северус, наблюдая, как Гермиона разглаживает складки на одежде, которая совсем не была похожа на школьную форму, но и те слишком театральные лоскуты на мантии исчезли.

Гермиона тяжело вздохнула:

— Вот, вы тоже заметили.

К ее удивлению, Снейп холодно фыркнул:

— Гриффиндорцам не свойственна утонченность, мисс Грейнджер. Сомневаюсь, что они и слово-то такое знают.

— Он очень милый, — призналась Гермиона. — Но, к сожалению, он не любит меня на самом-то деле. Ему просто эта мысль — влюбиться в меня — нравится. Я достаточно разбираюсь в симптомах, профессор, — добавила она как-то печально.

Северус только хмыкнул в ответ и вернулся к бумагам на столе, хотя он понял, о чем толкует Гермиона. Чего он только не видел за свою бытность учителем в Хогвартсе.

— А что это такое? — спросила Гермиона осторожно. Снейп мог разозлиться, когда она внезапно вмешивалась в ход его мыслей, несмотря на то что он, казалось, привык к мисс Грейнджер, постоянно бывавшей неподалеку.

— Домашние работы, — равнодушно ответил Северус.

— Но они на немецком.

— Да, а на каком языке им быть? Они же из Дурмштранга, — он осуждающе воззрился на потолок в направлении кабинета Дамблдора. — Очередная идея директора, правда, мало какая другая причиняла столько мук. Обмен образовательными инновациями среди высших магических заведений.

И Гермиона поступила разумно, воздержавшись от замечаний. Прозвучало все так, будто Дамблдор, воплощая в жизнь свои фантазии, и не вспомнил о том, что некоторые учителя питают собственнические чувства к своему предмету. Минерва МакГонагалл шипела бы, как разъяренная кошка, если бы ее попросили поделиться учебным планом с профессором трансфигурации Шармбатона.

— Очень напоминает продолжительное взыскание, — наблюдательно заметила она.

— Сейчас июль, мисс Грейнджер, — сказал Снейп, погруженный в работу. — Учеников мало.

— А я, когда очнулась и поняла, что обречена целую вечность провести в подземельях, подумала, что это похоже на бессрочное взыскание, — сказала Гермиона со смешком. — Я могла бы помочь.

— Вы очень великодушны, — произнес Северус медленно, несмотря на то что заметил намек на им же некогда сказанные слова. — И это не имеет никакого отношения к тому, чтобы избавиться от Пивза.

— Имеет, конечно. Если я буду работать с вами, Барон освободит меня от этой обязанности — следить за Пивзом.

— Не упоминая уже о том, что вы избавитесь от своего любовника.

Гермиона просияла, а Северус сердито хмыкнул.

— Отлично, тогда приступайте. Начните с тех котлов, — приказал он, показывая на забытые котлы у дальней стены класса, которые были составлены друг на друга вверх дном под раковиной и напоминали поляну с ядовитыми черными грибами. — Добрая половина пятикурсников оставила их здесь, когда наконец-то сбежала из моего класса, и котлы, как всегда, невообразимо грязные.

Гермиона взвыла, но затихла, когда Снейп грозно посмотрел на нее.

— Я умерла, но все еще чищу котлы, — проворчала она.

— Но ты приносишь пользу — это состояние большинству вообще недоступно. Если они не хаффлпаффцы, — язвительно добавил он.

Засучив рукава, Гермиона признательно хмыкнула и склонилась над раковиной.

* * *

— Мисс Грейнджер?

Первого сентября Гермиона неслась на всех парах в Большой зал, боясь пропустить сортировку, и потому едва услышала голос, звавший ее. В попытке резко остановиться она пропустила поворот в коридор и по инерции пролетела сквозь стену, появившись несколькими футами ниже.

— Да? — со всевозможным достоинством произнесла Гермиона, вернувшись и подлетев к директору.

— Я едва узнал тебя, Гермиона, — сказал Дамблдор, поправляя очки и быстро оглядывая ее. В поблекших голубых глазах все так же плясали искорки, лишь чуть потускневшие за последние годы. — Ты совершенно изменилась.

— Правда? — Гермиона посмотрела на свою одежду. В изгнание отправился спадающий гольф и полуботинки с закрытой шнуровкой — к прочим призрачным вещам, взамен им пришли скромные туфли-лодочки. Волосы, которые так раздражали Гермиону, были собраны на темени и скреплены заколкой, существующей, потому что Гермиона сказала ей существовать; и послушные локоны спадали на плечи.

— Да, и должен сказать — ты очаровательно сегодня выглядишь. На мгновение я принял тебя за Серую даму. Как ты знаешь, в этих стенах она — самое хорошо одетое привидение.

И Гермиона не удержалась от смеха в ответ на тонкую остроту директора: Серая дама была известна как особа весьма одержимая своим внешним видом.

— Благодарю вас, милостивый сэр, — ответила она и сделала реверанс в воздухе.

— На самом деле, мисс Грейнджер, это я должен поблагодарить вас, — сказал директор серьезно. — Я хорошо знаю, с какими трудностями вы столкнулись с тех пор, как умерли. Друзья уехали... и мне очень жаль, что профессор МакГонагалл не смогла смириться с вашим новым статусом.

— Ригидность мышления — характерная черта гриффиндорцев, так? — повторила Гермиона слова Снейпа, но в них не было той язвительности, потому что улыбка чуть тронула ее губы. — Не стану говорить, что мне не больно, что не обидно, ведь это не так, но я же понимаю. Правда, — заверила Гермиона директора.

— Да, должен признать, что вы правы. Минерва, она всегда была такой — непреклонной, негибкой, хотя столь преданного союзника, как она, можно только пожелать.

Гермиона согласно кивнула:

— Я скучаю по ее советам. Они всегда были столь благоразумны.

— Знаете, она все-таки согласилась добавить баллы, набранные вами на экзамене по зельям, в академическую справку, — сказал Дамблдор. — Несколько недель подряд Северус заговаривал об этом на каждом совещании.

— Правда? Северус Снейп?

— Да. В конце концов он пригрозил Минерве, что прыгнет через голову и обратится ко мне с официальной жалобой, — добавил Дамблдор.

— Ох, тогда это здорово, — уклончиво сказала Гермиона. — Я думала, что он, возможно, попытается, но и представить не могла, что это вправду случится.

Дамблдор посмотрел поверх очков.

— Северус Снейп всегда был человеком слова, Гермиона. Я могу припомнить только несколько случаев, когда он не сдержал данное им обещание. И он не из тех, кто не заметил бы усилий, с которыми ты, превратившись в привидение, преодолевала трудности, встающие на твоем пути.

— Раньше за ним такого не водилось, — проворчала Гермиона.

— Полагаю, ты не понимаешь, в чем разница, — сказал Дамблдор. — Северус способен оценить по достоинству тех, кто за совершенство борется, но не тех, кому успех дается легко.

Гермиона нахмурилась. И подумала про себя — это, верно, одна из причин, по которой Северус так ненавидел мародеров: отец Гарри и Сириус Блэк были, по всей видимости, золотыми мальчиками Хогвартса. Этой мыслью Гермиона не стала делиться с директором, тем более что Джеймс Поттер и Сириус Блэк были мертвы. Вместо этого она подумала о том, что Дамблдор разговаривает с ней как со взрослой, а не как с ребенком, которым она по-прежнему была. Приятное уважение, ведь Гермиона не училась больше в Хогвартсе, и ей нравилось, когда к ней не относились как к ученику. И, раздумывая об этом, Гермиона с осторожностью выбрала следующие слова:

— Вы переживаете за него, да?

— Конечно. К моему великому стыду, я однажды подвел Северуса и почти потерял его. И с тех пор, как он вернулся, я стараюсь относиться к нему как к сыну. Но, к сожалению, есть вещи, которые сыновья иногда не желают обсуждать с отцами. Вот почему, мисс Грейнджер, я благодарен вам за то, что ему есть с кем поговорить.

— Если честно, не думается мне, что я та, с кем он разговаривает. Он все время мне приказывает и кричит на меня, хотя иногда мы и правда беседуем о чем-нибудь.

— Он и этого давно не знал, — уверил ее Дамблдор. — Ваша смерть задела его сильнее, чем вы думаете, мисс Грейнджер. Он поклялся защищать учеников этой школы.

— Гарри и Рон рассказали, что он оплакивал меня, — призналась Гермиона тихо. — Было бы гораздо легче, если бы он открыл ту сторону своей души миру.

— Может быть, — ответил директор неопределенно. — Может быть, он не осознает того, что та сторона его души в самом деле существует. И, как ты уже, конечно, успела понять, то, как ты видишь себя, не всегда совпадает с тем, как тебя воспринимают другие. Я сам, например, всегда несколько удивляюсь, когда каждое утро встречаюсь в зеркале с этим стариком.

Гермиона рассмеялась, а Дамблдор продолжил:

— А сейчас, мисс Грейнджер, я думаю, нам нужно идти. Сортировка не начнется без директора. Что скажут ученики?

* * *

Как только начался новый учебный год, Гермиона заметила, что отношение к ней изменилось. С тех пор, как она умерла, прошло больше двух лет. Это, а еще изменения во внешности — и ученики позабыли, что когда-то она была одной из них. Новички стали охотно обращаться к Гермионе за помощью.

Она обнаружила, что раздает советы первогодкам — вроде того, как дойти до классов или ванных комнат, и еще одно — то, что не требовало отлагательств, — никогда, никогда не доверять Пивзу. «Таких бедокуров свет не видывал, и характер у него дурной», — рассказывала Гермиона, а малыши рассудительно кивали и настороженно смотрели на нее широко раскрытыми глазами.

Той осенью кто только не был в замке, большинство по делам, связанным с Волдемортом. Однако приходили и те, кто и не думал помогать. Прошло несколько недель с тех пор, как Северус Снейп завершил классификацию и описание зелья, которое стоило Гермионе жизни, и Министерство магии отправило к Дамблдору своих представителей. Они должны были провести расследование — не было ли тут нарушения этики.

Не на шутку заинтересованная результатом встречи, Гермиона притаилась, невидимая, в кабинете Дамблдора и вся обратилась в слух. Лукавый директор пичкал гостей чаем, лимонными дольками и своим собственным взбалмошным обаянием. Раз или два Гермиона ловила на себе его взгляд, несмотря на то что была невидимой, но он никак не показал ей, что нужно удалиться. Снейп, сидящий у стены, заметил, как Дамблдор смотрит в тот угол, где пряталась Гермиона, но лишь задумчиво хмурился и молчал.

После долгих споров и обсуждений подозрительные представители Министерства наконец успокоились и согласились с тем, что изучение смертельного зелья находится в интересах общественного здоровья и образования. Однако одна ведьма, более чем довольная завершением следствия — она первая стала выгораживать Снейпа — внезапно принялась спрашивать Дамблдора о его планах по противостоянию Тому-Кого-Нельзя-Называть. В конце концов директор был вынужден потребовать, чтобы секретарь Министерства прекратил это непрерывное словоблудие. Ведьма ощетинилась и попыталась намекнуть на то, что ей, как представителю Министерства, позволено быть в курсе всего, что планирует Дамблдор.

Гермиона знала наверняка, что давным-давно бы прокляла ее и делу конец, но Дамблдор спихнул ведьму Снейпу, когда тот отправился провожать представителей Министерства в переднюю. Гермиона последовала за ними, вслушиваясь в то, как ведьма расписывает недостатки мягкотелых дураков, работающих в Министерстве, и как в разы все станет лучше, если они, сокурсники-слизеринцы, возьмут бразды правления в свои руки.

Гермиона совсем не обратила внимания на то, что бормотал Снейп:

— Да, конечно, мадам Фитц Херберт.

— Хорнби-Фитц Херберт, — грубо поправила напыщенная женщина. — Происхождение и положение семьи Хорнби ничем не уступает твоему, Снейп. Прояви немного уважения.

Гермиона долго думала, где же она слышала это имя, оно крутилось и крутилось в голове, и тут ее осенило... Внезапно — хлопок — и Гермиона преградила ведьме дорогу:

— Ваше имя Хорнби? Олив Хорнби? Та самая Олив Хорнби, что училась здесь лет пятьдесят назад?

Полная приземистая женщина приосанилась.

— Да, я, — ответила она гордо. — А тебя как это касается? Я не припомню, чтобы в мое время было такое привидение, хотя я и тогда умела не обращать внимания на подобные недоразумения.

Глаза Гермионы превратились в щелочки, но лишь на мгновение, а потом она очаровательно улыбнулась.

— Не могли бы вы уделить несколько минут вашего драгоценного времени и подождать меня? — спросила она, скрипя зубами от старания казаться дружелюбной. — Думаю, профессор Снейп составит вам компанию. Не возражаете, профессор?

— Ничуть, — ответил Северус, бросив на Гермиону быстрый взгляд, говорящий, казалось: «Что бы ты там не придумала, лучше бы это было приличным».

Гермиона пролетела сквозь замок до заброшенного туалета девочек.

— Миртл! — громко крикнула она, слушая, как вода журчит в трубах. Из кабинки Миртл по обыкновению струились ручейки.

— Чего тебе? — угрюмо спросила Миртл откуда-то изнутри, голос ее гулко отражался от керамических раковин и унитазов.

— В Хогвартс кое-кто пришел, тебе нужно его увидеть, — решительно сказала Гермиона.

— Никого мне не нужно видеть, — заныла Миртл. — Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Гермиона просунула голову в кабинку, что среди призраков считалось совершенно недопустимым нарушением этикета.

— Миртл Бакрэм! Ты сейчас же идешь со мной, или я всю твою загробную жизнь превращу в одно бесконечное несчастье, тебе даже компания Пивза сказкой покажется!

Миртл, сидящая на унитазном бачке, от такого нагоняя сникла.

— Зачем? — надула она губы. — Мне и тут хорошо. Никто из привидений не хочет дружить со мной, а ты все время командуешь.

— Поверь мне, Миртл, пожалуйста, один-единственный раз, — уговаривала ее Гермиона. — Обещаю, тебе понравится.

— Тебе-то что за дело?

— Не я ли всегда приходила с тобой болтать, даже когда была жива? Неужели это ничего не стоит?

И, скрестив ноги в луже на крышке туалетного сиденья, Миртл ответила:

— Ох, ну ладно.

Миртл летела следом за Гермионой, которая устремилась сквозь стены назад и вниз — к центральной части замка. Когда они увидели профессора Снейпа, он выслушивал бесконечный монолог о том, что совершенно неправильно в программе обучения детей в волшебной Англии, и, казалось, лишь несколько мгновений отделяют Снейпа от того, чтобы наложить на Олив Хорнби-Фитц Херберт заклятие молчания. Вряд ли бы она справилась с ним раньше чем через пару дней.

— Спасибо, профессор, — горячо поблагодарила его Гермиона, и он коротко кивнул в ответ. — Я кое-кого позвала из туалета девочек.

Чуть озадаченное выражение лица Северуса сменилось пониманием, а потом он прикрыл глаза, чтобы никто не увидел, как вспыхнули они предвкушением. Он чуть отошел в сторону, не решаясь непосредственно соседствовать с местом битвы, которая здесь состоится.

— Почему, во имя Мерлина, ты хочешь показать мне кое-кого из туалетной комнаты? — спросила мадам Хорнби-Фитц Херберт, презрительно фыркнув. — Что за детские шуточки? Я не потерплю этого!

— Как ни странно, но это вас я хочу показать кое-кому. Эй, Миртл! — позвала Гермиона через плечо — Миртл отстала сразу, как увидела в передней смертных. — Давай сюда!

— Что в них такого важного, что мне туалет пришлось оставить? — подозрительно спросила Миртл.

— Я хотела, чтобы ты кое-кого увидела, Миртл. Вот, — показала Гермиона на коренастую женщину за собой, — ты должна ее знать.

— Миртл? — спросила Олив Хорнби капризно. — Нет. Пожалуйста. Не говорите мне, что это она — я думала, что Министерство с ней разделалось.

Миртл вглядывалась в посетительницу, медленно спускаясь вниз.

— Олив? Олив Хорнби? Неужели? — Нарезала она круги вокруг ведьмы, не сводя с нее глаз.

— Миртл Бакрэм! Ты совершенно не изменилась, — сказала ей Олив, не скрывая презрения. — Все воешь в своем туалете? Да?

— Зато ты изменилась, — быстро вмешалась Гермиона, прежде чем Миртл успела пустить слезу. — Ей сколько, Миртл, семьдесят? Неплохо сохранилась для своего возраста, верно?

Олив изумленно уставилась на Гермиону.

— Это слишком личное замечание, почти оскорбление, и мне оно не нравится, — проговорила она, тяжело дыша. — Я требую, чтобы ты сейчас же извинилась!

— А я уверена, что Миртл не нравилось, когда ты дразнила ее очкастой дурой, — ввернула Гермиона. — Тебе хоть раз пришло в голову перед ней извиниться?

— Это случилось пятьдесят лет назад, — возразила Олив. — Я была ребенком!

— Это не оправдание, — ответила Гермиона. — Ты, может, и не убивала Миртл, да только ты несешь ответственность за то, что она тогда была несчастна, и за то, что она несчастна до сих пор.

— Тут нет моей вины, — возразила Олив, с отвращением глядя на Миртл. — Если бы она не была такой противной маленькой надоедой, которая все время ошивалась поблизости от меня и моих друзей...

— А она растолстела, — внезапно сказала Миртл, повернувшись в изумлении к Гермионе.

И никто не заметил, как Олив чуть не задохнулась от возмущения.

— Верно, толстая-претолстая, — согласилась Гермиона.

— Да и симпатичной ее сейчас назвать трудно, — наблюдательно заметила Миртл.

— Ага, Миртл. Я вообще не пойму, как ей удалось запугать тебя, — фыркнула Гермиона. — Не могло этого быть, хотя она, конечно, внушительная личность.

Толстые щеки Олив начали краснеть, а когда задрожала верхняя губа, то ее высокомерная ухмылка лишилась всей своей силы. Она, казалось, примерзла к месту, ее гнев не мог соперничать с жестокой, беспристрастной правдой, высказанной теми, кого она не могла запугать.

— И посмотри на эти ее морщины, — продолжала Миртл, все кружась вокруг Олив. Вдоволь насмотревшись, она приземлилась рядышком с Гермионой. — Она похожа на болонку. Точно — гадкая, толстопузая болонка.

Олив простонала и заплакала. Прижимая одну руку ко рту, она вылетела из передней, и всхлипы перешли в рыдания еще до того, как за ней захлопнулась дверь.

Гермиона и Миртл посмотрели друг на друга.

— Не очень-то любезно с нашей стороны, — сказала Миртл, тщетно пытаясь прикрыть лукавую улыбку ладошкой.

— Да, честно-то говоря, — ответила Гермиона, и такая же шаловливая улыбка расцвела на ее губах.

Они снова взглянули друг на друга и расхохотались. И понеслись вниз по залу к лестнице — рука об руку, и звонкий смех отражался от каменных стен и разносился по коридору.

Северус Снейп шел вслед за ними, задумчивый, сцепив за спиной руки, и уголок его рта приподнялся лишь в намеке на улыбку.