Пьяные, помятые (джен)

На торжественном праздновании по случаю победы над Вольдемортом мисс Сибилла Трелони сохраняла свой обычный градус.

Стою я с задней стороны теплиц, курю сигару, жду Поттера, которому в начале вечера успел сунуть записку с просьбой о встрече. Волнуюсь так, что в глазах темнеет. Приносить извинения на глазах у всех было тяжело, но необходимо. Отец требовал, чтобы я попал вместе с Поттером под прицел колдокамер. Сказал, что лишит наследства и женит на Миллисенте Булстроуд, если я не налажу отношений с победителями. Про "лишит наследства" я не очень-то поверил — помню, с какими лицами родители обнимали меня во время Финальной битвы — но вторая угроза показалась вполне реальной.

Все время, пока я извинялся, Поттер смотрел на меня с выражением, больше всего напоминающим то, что бывает на лице матери, когда перед ней рассыпается в приступе самоуничижения очередной домовик. Легкая брезгливость, жалость и желание, чтобы это побыстрей закончилось. Стиснув зубы, я договорил заученную речь до конца, протянул ему для рукопожатия ладонь с зажатой между пальцев запиской и смылся в парк.

Народ тоже начинает расползаться по территории. Из кустов роз раздается обычное для теплой погоды чмоканье. Проходящая публика бросает на меня насмешливые взгляды. Я в ответ только сильнее выпрямляю спину и выше вздергиваю подбородок. Пальцы трясутся, и я бросаю сигару на землю. Величаво складываю руки на груди, засовывая холодные ладони подмышки.

Громкий женский голос выдергивает меня из очередного круга размышлений о том, придет или не придет Поттер.

— Ю-уный Малфой! — говорит голос, завывая, словно свежее привидение.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Это профессор Трелони, одетая с присущей ей экстравагантностью. На преподавательнице прорицаний ниспадающее до пят цветастое нечто с дыркой для головы, отделанное бахромой и бубенчиками, блестящие фиолетовые, прости меня, Мерлин, панталоны, туфли на каблуке и чалма, глядя на которую я сразу вспоминаю Квирелла. Запахом бренди от нее бьет на расстоянии в несколько шагов.

— Я провижу... прови-ижу на тебе печать Мрака!

О, поцелуй ее в зад дементор, тоже мне — открыла Америку! У нас было столько неприятностей с Авроратом из-за этого.

— Подойди ко мне, ю-уноша, подойди бли-иже, взгляни мне в глаза!

Многолетний алкогольный опыт позволяет Трелони говорить без запинки. Количество выпитого проявляется только в том, что она завывает сильнее обыкновенного.

— Не бойся, ю-уный Малфой!

Моя беда в том, что я слишком хорошо воспитан. Несмотря на то, что я считаю профессора Трелони безумной стрекозой, я не могу послать ее к троллям с ее приказами.

— Что вам надо? — цежу я, делая пару шагов в ее сторону.

Она взмахивает руками — в одной из них оказывается фляга, напоминающая флягу незабвенного Барти Крауча-младшего — и всматривается в мое лицо с таким напряжением, словно пытается узнать черты украденного в младенчестве феями сына. Уверен, если бы у нее был когда-нибудь ребенок, его бы точно украли. Как вариант — она могла бы забыть его в таверне.

Трелони хватает меня одной рукой за плечо, а второй вцепляется в подбородок, заставляя наклонить голову и взглянуть ей в глаза. Надо ее спровадить как можно быстрее. Поттер может появиться здесь с минуты на минуту. Если он, конечно, вообще обратит внимания на мою просьбу. Но надежда есть — Золотой мальчик всегда был на редкость любопытен и жалостлив одновременно. Я таращу глаза так широко, как могу, лишь бы она поскорей насмотрелась и отстала. Профессор Трелони издает вопль и отшатывается, словно увидела Вольдеморта собственной персоной. Я еле успеваю подхватить ее под локоть, чтобы она не рухнула наземь.

— Бедный ма-альчик! Недолго тебе осталось!

Я чувствую, как у меня снова начинают ходить ходуном руки, закрываю глаза и пытаюсь собраться. Спокойствие, только спокойствие! Это всего лишь безумная стрекоза Трелони. Поттеру она предсказывала смерть на каждом уроке.

— Это случится с тобо-ой до зака-ата со-олнца! — последние слова она выкрикивает так громко, что из куста роз высовывается какой-то раскрасневшийся гриффиндорец, окидывает нас изумленным взглядом, насмешливо присвистывает и снова скрывается в цветах. Через секунду чмоканье в розах возобновляется.

— Профессор... Трелони, — шиплю я, пытаясь отодрать от себя ее руки, — я не нуждаюсь... в ваших... предсказаниях!! И что именно случится?!

Ее сиреневые глаза, кажущиеся огромными из-за выпуклых круглых очков, наполняются слезами.

— Тебя ждет великое потрясение, о ю-уный Малфой! — бормочет она, утыкаясь хлюпающим носом в мою мантию, — о несчастный сын многострада-ального отца!

Так Papa еще никто не оскорблял. Уверена ли Трелони в том, что правильно понимает значение этого слова? Может ли называться многострадальным тот, кто причинял много страданий другим?

Внезапно она отпускает мои плечи, делает несколько неуверенных мелких шажков назад, приваливается к стенке теплицы и замирает. Глаза ее закатываются. Мордред и вся его свита, за что мне это! Если Поттер придет, а я тут с этим пьяным насекомым... Вряд ли представится другой шанс поговорить с ним! Я никогда больше не наберусь решимости. Почему мне всегда так не везет?!

— Профессор! — шиплю я сердито, — С вами все в порядке? Может быть, вам стоит навестить больничное крыло?

Но пропрочица, похоже, уже недоступна для сигналов из этой реальности. Она вытягивает вперед руку, указывая на что-то, чего я не вижу.

— Это произойдет во второй месяц лета, — вещает она гулким замогильным голосом, — на закате солнца тот, кто бросил вызов Смерти, возроди...

— Малфой! — раздается сзади взволнованный злой голос, — Быстро, быстро, заткни ей рот, заткни ей рот!

Это Поттер. Плохо соображая от смятения, что делаю, я тычу рукой в лицо Трелони. Та продолжает что-то мычать сквозь мои пальцы. Что-то про чье-то возрождение.

— Не давай, не давай ей говорить! — пыхтит Поттер, пихаясь рядом. — Я не вынесу еще одного пророчества!

Глаза прорицательницы закатились так, что видны только белки, она неустанно мычит что-то, и мою руку, прижатую к ее губам, сводит потоком магии.

— Я не могу больше! Нельзя затыкать рот пророкам! Ее сейчас разорвет! И нас с тобой заодно!

Поттер бросает на меня отчаянный взгляд.

— Что делать? Она говорит про Него, как думаешь? Тот, кто бросил вызов смерти, это Вольде...? Не отпускай ее!!

Дикая мысль приходит мне в голову. Уверен, она заблудилась. Хотела попасть в сумасшедшую голову Поттера, но мы стоим слишком близко.

— Мисс Трелони, — говорю я, — мисс Трелони, вы говорите о Снейпе! О Снейпе! Профессоре Снейпе!

Почему-то именно это имя первым приходит мне в голову, когда я думаю, чем заменить готовое вот-вот прозвучать имя Вольдеморта. Можно ли подменить пророчество, если запутать пророка? Мисс Трелони меня не слушает, но я упорен, и Поттер, кажется, разделяет мое безумие.

— Вы говорите о профессоре Снейпе! — орем мы с двух сторон в ее уши.

Честное слово, ради удовольствия наблюдать редкое зрелище — паникующего Поттера, — я почти готов дать Трелони изгрызть свою руку в клочья. Лицо пророчицы сводит судорогой. Через секунду магия меняет окраску, теперь она более теплая... менее пугающая. Я осторожно опускаю руку. Трелони все еще в состоянии транса. Мы с Поттером отступаем на шаг и с напряжением ждем, что скажет загробный голос.

— Раньше, чем закатится солнце, герой, дважды бросавший вызов смерти, похитит у нее своего гонителя, своего отца и своего учителя! Кровь сына, поцелуй недруга и зов ученика вызовут чёрного, — Поттер вздрагивает, — человека из мрака!

Профессор Трелони приходит в себя, встряхивает чалмой, смотрит на нас томными сиреневыми глазами и кокетливо присасывается к фляжке, оттопырив неопрятно обгрызенный мизинец.

— Гарри! Ю-уный Малфой! Мое третье око давно видело, что вы созданы друг для друга! Бедные мальчики, очень жаль, что это ненадолго.

Поттер судорожно вдыхает и выдыхает воздух.

— Мисс Трелони, вам все-таки надо в больничное крыло, — злобно говорю я.

Начинается реакция, и меня слегка трясет, то ли от борьбы с магией пророчицы, то ли от присутствия Поттера. Пальцы руки, которой я затыкал рот Трелони, кажутся обожжеными. Мы молча смотрим, как профессор прорицаний неверной походкой удаляется между теплиц.

— Не понял, — напряженно говорит Поттер, ероша и без того лохматые волосы, — что, на закате трое возродятся? Учитель — это, допустим, Снейп, про которого мы ей орали... Слушай, а почему ты про него начал твердить? Можно было бы Дамблдора ей подсунуть. Давай сядем куда-нибудь, а? Хоть сюда, — протащив меня несколько метров, он плюхается на скамейку с солнечной стороны теплицы.

Я опускаюсь рядом и вытаскиваю из портсигара очередную сигару. — Герой — это точно ты, — говорю я, закуривая.

Поттер согласно кивает и пожимает плечами. Похоже, Золотой мальчик наконец смирился со своим амплуа.

— Так, — вслух рассуждает он, — недруг, гонитель. Это же она не про Вольдеморта, а? И что она плела про отца?

— Поттер, ты сейчас все волосы себе вырвешь, девочки любить не будут.

Он смотрит на меня усталыми зелеными глазами.

— А?

— Говорю, все будет хорошо.

— Где хорошо?! Дьявол, как меня все это задолбало!

— Не ори, распугаешь младшекурсников. Тут, — я обвожу рукой окрестные кусты, — всюду дети!

Он устало трет лоб, там, где шрам. Я слышал, что он у него часто болит. Неужели сейчас тоже? Теплый летний ветер чуть шевелит черную встрепанную челку.

— А ты-то что хотел мне сказать? — спрашивает он хмуро.

— Что?

— Говорю, ты зачем меня сюда звал?

Сейчас или никогда. Я обвожу взглядом округу. Вроде бы никого не видно, но у меня такое впечатление, что все окрестные розовые кусты уставились на нас своими бутонами. Поттер ждет. Я наклоняюсь. Кажется, он думает, что я собираюсь что-то прошептать ему на ухо, потому что не только не отклоняется, но даже слегка подается вперед. И я быстро целую его доверчиво приоткрытые губы. Они у него теплые и пахнут сливочным пивом, как у третьекурсника. Поттер выглядит ошарашенным.

— Вот за этим, — говорю я.

И прислоняюсь затылком к нагретой стене теплицы, запрокидывая голову к вечереющему июльскому небу.

— Ээээ, — неуверенно говорит Поттер.

Я усмехаюсь.

— Что эээ?

Поттер рядом елозит и, судя по звуку, снова терзает свою шевелюру.

— Да не напрягайся ты так, — говорю я, — просто хотел объяснить тебе свои мотивы. С самого первого дня, Поттер, с того момента, как увидел тебя у мадам Малкин, я относился к тебе по-особенному. Только не понимал до седьмого курса, чего на самом деле от тебя хочу.

— И чего же? — настороженно интересуется Поттер. Ну, хоть не проклинает, и то слава Мерлину.

— Взаимности, — пожимаю я плечами, — Того же, чего и все.

— Ты педик? — полу-спрашивает, полу-утверждает Поттер. Несколько невежливо, должен заметить.

— Не знаю, не пробовал, — огрызаюсь я.

— А целовался зачем?

— А иначе до тебя не доходит!

— Что именно?

— То, что я хочу с тобой дружить, мантикора тебя разорви! Хочу, чтобы ты был в моей жизни. Чтобы приходил в гости, разговаривал, чтобы я тоже мог хлопнуть тебя по плечу, как твой этот... рыжий.

— А целоваться-то зачем?! — еще более подозрительно повторяет Поттер.

Я вздыхаю. Кручу сорванную травинку.

— Ну, может, и педик, — соглашаюсь покладисто, — сказал же, не знаю. Мне тебя то убить хочется, то защищать. Отец говорит, что я на тебе зациклился. Я, вообще-то, не собирался накидываться с поцелуями, просто ты бы иначе и слушать не стал. Надо было тебя как-то ошарашить, что ли. Я все испортил?

— Нуу... эээ, — снова мямлит Поттер, — это все как-то... эээ.... неожиданно... ты больше так не...

— Я же многого не прошу, — потихоньку напираю я, — просто, может, наконец дашь мне... эээ... шанс?

Это его мычание очень привязчиво. Поттер вздыхает и хмыкает. Я тихо ухмыляюсь про себя. Не проклял, не проклял, не сбежал сломя голову! Мне начинает казаться, что пасьянс может сложиться. На самом-то деле я знал, чего хочу от Поттера, не с седьмого курса, а с пятого, и "взаимность" — очень деликатное определение этого. Но Золотому мальчику об этом сообщать пока рано.

— Надо разобраться с тем, что наговорила Трелони, — произносит Поттер тем временем, — поможешь? Хочу найти Гермиону и посоветоваться.

Через двадцать минут мы вычисляем парочку Уизли-Грейнджер в самой середине розовых кустов, явно уплотненных магически.

— Герми! Э-эй? — зовет Гарри, — Извини, Рон, это срочно. Трелони сделала очередное пророчество.

При слове "пророчество" Грейнджер вылетает из кустов, как пробка из бутылки эльфийского шампанского. На шее у нее засосы, волосы распущены, мантия застегнута кое-как, но глаза сверкают исследовательским азартом.

— Ты сам слышал?

— Мы с ним, — Поттер кивает на меня.

— Повторите все слово в слово!

Услышав про отца, недруга и учителя, грязнокровка надолго задумывается.

— Ну так как?

— Надо посоветоваться с Дамблдором, — заявляет она с важным видом.

И мы вчетвером идем в директорский кабинет. Уизли смотрит на меня так, будто я двуногий флоббер-червь, я стараюсь не обращать внимания. По коридорам шляются подвыпившие победители вперемешку с примкнувшими, примазавшимися и мечтающими примазаться. Неподалеку от кабинета на нас натыкаются Флитвик под ручку с мадам Хуч, оба румяные и веселые. В кабинете МакГоннагал пусто. Портрет Дамблдора делает вид, что спит, но, услышав про пророчество, неубедительно "просыпается".

— Не может быть, — шепчет он, — я даже не предполагал. Вероятно, Северус сам не знал...

— Вы думаете? — спрашивает гриффиндорка.

— Я могу только догадываться, — улыбается своей невыносимой улыбкой бывший директор, — но мои догадки часто оказываются правильными. Гарри, ты ведь знаешь, что профессор Снейп любил твою мать? Насколько я помню, месяцев за девять до твоего рождения она сильно поссорилась с твоим отцом... ммм... с Джеймсом, и переехала обратно к родителям. Кажется, Северус в то время жил где-то поблизости. Судя по всему, Лили была очень расстроена... вполне вероятно, что...

— О, не-ет! — воет Поттер, в сотый раз за вечер запуская руки в волосы, — Вы хотите сказать, и недруг, и учитель, и мой отец — это все Снейп?!

— Думаю, да, мальчик мой, — счастливо улыбается Дамблдор.

Клянусь, этот сумасшедший покойник искренне наслаждается ситуацией.

— Но профессор Снейп мертв уже больше месяца, — сводит брови Грейнджер, — как же Гарри может его возродить?

— Его портреты молчат, — мягко замечает Дамблдор. Грейнджер прижимает руку к губам.

— Неужели... но ведь его признали умершим! Мадам Помфри сказала, что ни пульса, ни биения магии, ни... никаких признаков. И у него была такая рана!

— Думаю, вам стоит попробовать. Кровь, поцелуй и призыв — это не так уж сложно, не так ли, Гарри? Тем более, что на вашей стороне пророчество.

Поттер страдальчески морщится.

— Вам знакома процедура братания? — продолжает портрет.

Грейнджер невольно вздергивает руку, словно торопится ответить на уроке. Быстро опускает, но я про себя усмехаюсь.

— Разрезать ладони и прижать ранами друг к другу, произнося заклятие.

— Да. И поцелуй. Судя по всему, в пророчестве мисс Трелони говорилось о чем-то в таком роде. Попробуйте. Формулу призыва можете найти в "Классических формулах призвания духов". Начните с нее, потом разберитесь с кровью. Поцелуй всегда идет последним. Как сказала Сибилла, на закате? Обычно требуется не менее трех магов, вставших в кольцо и взявшихся за руки, но с твоей силой, мальчик мой, ты мог бы провести весь обряд и в одиночку. А вас, я так понимаю, будет четверо?

Дамлдор бросает на меня добродушный взгляд и улыбается. Я чувствую себя ужасно неловко.

— В любом случае вы ничем не рискуете, — заканчивает портрет.

— Ничего себе "ничем"! Мы рискуем возродить Снейпа!! — дергается Уизли.

Грязнокровка смотрит на него укоризненно. Дамблдор на портрете ласково мерцает голубыми глазами. Аж дрожь пробирает. Под этим пронизывающим мерцанием мы и выходим наружу. Друзья испытующе смотрят на Поттера.

— Ты как? — спрашивает Грейнджер. Тот издает душераздирающий вздох.

— Ну, это пророчество совсем не плохое, — утешительным тоном произносит она.

— Конечно. Это ведь не ты рискуешь получить вернувшегося с того света гонителя, учителя и отца в одном флаконе. Мерлин, я точно уеду с Чарли в Монголию изучать драконов. Сил моих больше нет!

— А Джинни? — напрягается Уизли.

Поттер мрачнеет.

— И Снейп совсем не так плох! — бодро говорит грязнокровка. — Он герой! И мы просто обязаны исполнить предначертанное! Так что, Гарри? Может, аппарируем к его гробнице прямо сейчас, пока солнце не село? Разберемся со всем сразу?

Если я когда-либо и удивлялся выбору шляпы, отправившей грязнокровку в Гриффиндор, а не в Райвенкло, то это было давно. С тех пор Грейнджер сто раз успела доказать, что Гриффиндор — это диагноз, с которым рождаются. Вот так, сразу, бросаться кого-то возрождать! Не взвесив все "за" и "против"! Хотя я вполне лоялен по отношению к нашему декану, поспешные решения меня пугают. К моему удивлению, они пугают и Поттера.

— Трелони сказала, что это произойдет во второй месяц лета, — мрачно заявляет он, — У нас около двух недель до конца июля. Давай не будем торопиться?! Если Снейп действительно возродится и окажется моим отцом... то это мои последние нормальные две недели!!!