Чертовы гены! (джен)

Через два года в Хогвартс прибыла Доминик Уизли. Та самая, вызывающая опасения, младшая сестра Мари-Виктуар.

Выглядела она презабавно, ну никак не скажешь, что в ней есть кровь вейл. Рыжие волосы сворачивались в пружинки, и она часто заправляла выбившуюся из хвоста прядь за ухо. Ее нос был вздернут и покрыт веснушками, а голубые глаза с восхищением разглядывали все вокруг.

Она мне напомнила одновременно Гермиону Грейнджер и Рона Уизли, и еще немножко Джеймса Поттера. Представляете, как меня напугала такая комбинация?

Но, попав на ее голову, я, признаться, даже почувствовала себя немного виноватой. Понимаете, ее ведь вечно дергала мать: не сутулься, с дерева слезь, расчешись, так громко не говори, а вот твоя сестра Мари-Виктуар...

В общем, с матерью у нее были не самые лучшие отношения. Зато с отцом были связаны самые приятные воспоминания: вот они катаются на качелях, он рассказывает ей о войне, и она с грустью проводит маленькой ладошкой по его шрамам, вот они смеются за столом рядом с Роном Уизли...

А ее брат, Луи — тихий мальчик, которому нравиться рисовать и сидеть в тишине. Он слушал ее жалобы, но никогда не жаловался сам. Хотя порой ей казалось, что он везде чувствует себя чужим.

Казалось, Доминик была вполне обычной девчушкой. Ей, конечно, хотелось походить на дядю Гарри, но на самом деле учиться она не любила, и рисковать ей не очень-то хотелось.

Она могла бы стать самой безобидной из всех Уизли-Поттеров-и-одного-Люпина, если бы не одно чертово но.

Она была ужасно неуклюжей неудачницей.

Ну, может, «неудачница» — не совсем правильное слово. Как бы вам объяснить... А, впрочем, смотрите сами.

На Трансфигурации, когда она пыталась превратить спичку в иголку, волосы ее соседа по парте окрасились в ярко-зеленый, а потом и вовсе выпали. Да, бедняга две недели ходил в вязанной шапке (большинство учителей сжалились над ним и разрешали это) до тех пор, пока мадам Помфри не выяснила, как нейтрализовать последствия заклинания.

Разучивая Вингардиум Левиосу, Доминик взорвала стульчик, на котором стоял бедный Флитвик, и тот неслабо так двинулся головой об стол.

Говорят, потом он долго просидел в Кабаньей Голове, бормоча что-то похожее на «Пенсия, пенсия, пенсия», при этом подозрительно всхлипывая и глядя на стакан с огневиски.

Очевидцы рассказывали, что на Зельях еще до того, как Доминик поднесла руку к котлу, он взорвался. Верю ли я этому? О, еще как верю.

Когда Доминик подходит к столу Рейвенкло, все уходят. Опытным путем они выяснили, что, как бы далеко от нее ты ни сидел, ты так или иначе окажешься мордой в салате. Ну, или еще в чем-нибудь.

Мне немного трудно ее в этом винить, но... Проклятье, такими темпами она кого-нибудь убьет к выпуску!

Даже я умудрилась пострадать! Минерва вызвала ее к себе в кабинет, чтобы поговорить обо всех этих несчастных случаях, и, проходя мимо шкафа, на котором я и находилась, никому не мешая, Доминик, конечно же, не могла не задеть его, обрушив вниз все эти штучки-дрючки, которыми так любил баловаться Дамблдор, и меня вместе с ними. При этом сама Доминик почему-то не пострадала.

После этого Минерва еще долго вздрагивала от каждого шороха.

В общем, думаю, что как только ее курс начал бы изучать что-нибудь посерьезнее, мы бы все взлетели на воздух.

Долгое время я размышляла, почему таких казусов не случалось у Доминик дома. Нет, как и у всех детей, была пара разбитых ваз, но ничего в таких масштабах. Я уж грешным делом подумала, не проклял ли Мерлин эту школу?

Оказалось, все было намного проще. Бедная девочка просто очень волновалась. Это как с Невиллом — ранее неуклюжим пухлым мальчишкой, а сейчас же уважаемым профессором Травологии и Героем Войны. Ха, а кто-то сомневался в моем решении отправить его на Гриффиндор!

Но сейчас не об этом. Очевидно, девочка рассказала о своих переживаниях дяде Гарри в письме, ибо в ноябре он стоял перед ней в кабинете Минервы. В этот раз, слава Мерлину, обошлось без происшествий на пути к креслу.

— Здравствуй, Доминик, — мягко сказал Гарри, улыбаясь. Вот что-что, а разговаривать с детьми он умел.

— Привет, дядя Гарри, — девочка явно нервничала, теребя рукой край юбки.

— Я узнал, что у тебя не очень получается учиться, — проговорил Гарри. На этом месте Минерва как-то странно икнула, портреты нервно захихикали, а Доминик покраснела.

— Я честно не знаю почему! Я очень стараюсь, но... — затараторила она.

— Я понимаю, Доминик. И вот что я тебе принес, — он раскрыл ладонь, в которой лежал маленький фиолетовый шарик из неопознанного материала.

— Что это? — недоуменно нахмурила брови Дом. Я же с подозрением посмотрела на Гарри. Он же аврор, мало ли, схватил где контузию.

— Помнишь, я тебе рассказывал про Нимфадору? — девочка кивнула. — Она в школе тоже была неуклюжей, но стала сначала аврором, а потом и участвовала в войне, будучи одной из самых храбрых и сильных женщин в Ордене Феникса, — Гарри говорил очень серьезно.

Дом погрустнела и сказала:

— Я все помню, дядя Гарри. Но я...

— Это, — он указал пальцем на шарик, — зачарованный талисман Нимфадоры Люпин. Мне отдала его ее мать, бабушка Андромеда. И я хочу передать его тебе, — он протянул ей ладонь.

Доминик с выражением крайнего благоговения на лице протянула руку к шарику и осторожно взяла его.

— Вот теперь у тебя все будет хорошо, — улыбнулся Гарри.

— Спасибо, спасибо! — воскликнула Доминик, бросившись на шею Гарри.

— Ну, все-все, иди, практикуйся в заклинаниях, — засмеялся Гарри. Она тут же пулей вылетела из кабинета, крепко сжимая в кулаке заветный шарик.

Минерва с улыбкой смотрела на Гарри. Кажется, в ее глазах стояли слезы. Фу, что за сопли с сахаром.

— Но ведь у Нимфадоры не было никакого талисмана, Гарри.

— А вот этого никто не знает, профессор, — блеснув глазами, улыбнулся Гарри Поттер, сын Джеймса Поттера.

С тех пор Доминик Уизли стала учиться намного лучше. Конечно, гением во всех дисциплинах она не стала, иногда взрывала котлы и спотыкалась, а однажды и вовсе перекрасила стены класса Чар в темно-синий, зато она намного чаще улыбалась, а профессор Трансфигурации назвал ее самой способной ученицей со времен Гермионы Грейнджер. Говорят, на седьмом курсе Доминик стала анимагом, так как уже через два месяца после выпуска зарегистрировалась в Министерстве.

А для одного мальчика со Слизерина она была самой грациозной женщиной в мире.

Только не думайте, что я простила ей падение со шкафа. И вообще, прошлые два абзаца — полностью принадлежат мисс Пенелопе. Конечно, эти все сопли-слюни не смогли разжаловать меня, великую Шляпу Хогвартса, снятую с головы самого Годрика Гриффиндора...

Ладно, возможно, мальчик со Слизерина был не так уж и плох.