Качели Ромильды Вейн (гет)

— Ну, с Днём Рождения тебя, директор Вейн, ик, — Ромильда с интеллигентным видом икнула и чокнулась хрустальным кубком со своим отражением в зеркале.

— Может тебе уже хватит? — ехидно спросил мужчина на Портрете. — Ты ведь в школе всё-таки, на работе.

— Цыц! — Ромильда покачнулась. — Я всё время на работе, а тридцать восемь лет бывает один раз в жизни... Мерлин! Мне тридцать восемь — я старуха!

Вейн взвыла, размазывая слёзы, перемешанные с тушью, по лицу, и, смахнув пергаменты, уселась прямо на свой директорский стол.

— Ага, песок ещё не сыплется? Ты проверь, — немедленно откликнулся Портрет.

— У меня седина, — Ромильда выдернула из высокой прически черепаховые гребни и отшвырнула их.

Они только печально блеснули драгоценными камнями, прежде чем оказались под креслом. А роскошные, как и в юности, чёрные волосы ливнем хлынули на плечи.

— И где седина? — вежливо поинтересовался Портрет.

— Вот, — Ромильда принялась старательно выискивать предательский волос и чуть не упала со стола.

Потом, бросив это занятие, скинула туфли и босиком вернулась к огромному зеркалу, чтобы всласть пострадать.

— Вот что ты видишь? — мрачно спросила она у Портрета, презрительно ткнув пальцем в своё отражение.

— Молодую женщину, красивую, ну или, по крайней мере — дьявольски сексуальную, в платье, которое стоит дороже, чем парадная мантия Министра. И эта женщина битый час льёт слезы и сопли перед старым портретом, потому что вдрызг пьяна.

Ромильда подхватила правой рукой свой шёлковый подол, разрез разъехался до самого бедра, и полезла за гребнями под кресло.

— А палочка тебе на что, не знаешь?

— А... А-акцио!

— О Мерлин мой, дай мне сил пережить эту ночь! Ты чуть шторы не спалила. Что ты страдаешь? Или тебя мало сегодня облизывали на празднике? Или тебе мало подарков? Один Малфой чего стоит — диадема Морганы из лунных алмазов гоблинской работы. Мальчишка тебя неприлично высоко ценит, моя маленькая шлюшка.

— Заткнись, — беззлобно отмахнулась Ромильда. — А Драко, он... он...

— Что он?

— Он женат.

— И когда тебе это мешало? Сколько лет вы уже любовники?

— Семь. А если считать с первого раз, то где-то... лет десять? Отстань! Я не помню.

— Ну, разведи его, если тебе от этого станет легче.

— Да это как-то... — Ромильда задумчиво принялась накручивать свои волосы на пальцы, — как-то...

— Аморально? — подсказал Портрет.

— Неа, не по-гриффиндорски, вот.

— Что в лоб, что по лбу, — расхохотался собеседник. — Дорогая, когда тебя это стало волновать? Первый твой любовник погиб в бою, причем ты сражалась на другой стороне. Потом был Министр Магии — Кингсли Бруствер, его ты бросила, когда он перестал быть Министром. Председатель попечительского совета Драко Малфой — ещё один твой любовник. Между прочим, он обеспечил тебе место директора Хогвартса.

— Иди ты к Волдеморту на хер! Да, я самый молодой директор! Да когда я была замом, на меня Макгонагалл молилась! Хоть и не любила — проституткой считала. Однако из своего, хи-хи, Храма науки не отпустила. Да мне, ик, должности предлагали в половине департаментов Министерства. И сейчас предлагают. Я даже с Грейнджер в Отделе тайн работала!

— Чего же тебе тогда ещё надо?

Ромильда задумалась, а потом подняла голову и из-под спутанных волос посмотрела своим фирменным тяжелым взглядом на Портрет:

— Ну чего надо женщине... любви.

В директорском кабинете стало тихо, пахло алкоголем — Ромильда разбила бутылку. Пахло цветами — букеты Ромильда бросила в спешно трансфигурованую из стула ванну с водой, не хотела, чтобы срезанные цветы-смертники умирали ещё быстрее.

— А Малфой? — тихо спросил Портрет.

— Драко — ну его! Скучный он. Вроде и умный, и страстный, а в то же время вялый какой-то — тоже мне аристократ, — отмахнулась Вейн.

— Ну и кого тебе надо?

Ромильда грустно усмехнулась и молча закусила губу.

— Понятно... Поттер. Всё не успокоишься. Детская любовь, значит. А может, просто потому что он на тебя не клюнул?

— Да идти ты! — зло сказала Вейн и, покачнувшись, резко встала.

— Мне-то, дорогая, некуда идти. А вот ты бы пошла, что ли, к своему Поттеру. Может легче бы стало.

Ромильда не ответила и отошла к окну.

— Боишься замарать хрустальную мечту? — понимающе хмыкнул Портрет. — Это верно, с мечтами, с ними же как — ты её пальцами цап, а она раз и уже не мечта. Так одни осколки, да не хрусталя, а стекла обычного: дешёвого и мутного.

— Прекрати, пожалуйста. Просто Гарри — он верный. Думаешь, я не пыталась? Как школу закончила, так кинулась на баррикады — всё надеялась. Это потом начался... поток. А Гарри свою Уизли всю жизнь любит, а я чем хуже?! Чем?! Я красивее, и сексуальнее, и умнее дуры этой, она же, кроме своего сглаза мышиного и метлы, больше ничего не может. А я всего, ВСЕГО добилась! И... и что? Всё думала, что у меня в жизни всё будет по-другому. А где оно, это по-другому? Зачем вообще девочкам в детстве читают сказки, читали бы высшую трансфигурацию — так же нереально, но хоть напрасные надежды в душах не сеет.

Портрет молчал, ноябрь за окном плакал дождем. Жизнь — это такое глупое кино, что и специально не придумаешь. А потом Портрет сказал:

— А ты попробуй, Вейн. Ведь ещё неизвестно, что будет. Ну, получишь ты своего Поттера, а у него брюшко и кризис среднего возраста.

— Хватит!

— Да ты не кидайся, как гиппогриф на барсука. Я же тебя знаю. С тобой жёстко надо. Ты ведь мужчину будешь любить, только если он тебя ломать будет. Потому тебе и Малфой не такой, и Кингсли тебе мягкий. Думаешь, Поттер будет лучше?

— Он герой, — вскинулась Ромильда.

— И что? Во-первых, это когда было...

— Он глава Аврората!

— А во-вторых, — спокойным жёстким тоном продолжал Портрет, словно и не заметив, что его перебили, — герои очень часто в постели и в отношениях вообще — люди мягкие, склонные подчиняться и расслабляться.

— Ты всегда всё портишь!

— О да, до сих пор не понимаю, как ты меня терпишь.

— Вот сожгу.

— И кто тебе тогда правду скажет?

— А ты думаешь, я её не знаю? — внезапно тихо и грустно улыбнулась Ромильда. — Знаешь, что самое ужасное в качелях? Ты думаешь, что летаешь, а на самом деле — даже не идёшь, сидишь на доске и вертишься всё вокруг одной перекладины.

* * *

Спина разламывается— гребаный хондроз! А от высоченных шпилек она болит ещё больше.

«Эх, грехи наши тяжкие», — мысленно вздыхает Ромильда и одаривает ослепительной улыбкой направляющегося к ней нового заместителя Министра Магии.

Сейчас танго, лучше бы вальс — там хоть выгибаться так не надо. Но вдруг, откуда не возьмись, выскальзывает Малфой и непринужденно уводит её прямо из-под носа нового кавалера.

— Что ты хотел? — привычно чувствуя его ладони на своей талии, спрашивает у Драко Ромильда, пока они скользят по паркету.

— Давай уйдем отсюда? — мягкий, чуть томный, шёпот прямо в ухо.

— Что за мальчишество? — Вейн улыбается, но глаза холодно блестят, и Малфой, наткнувшись на этот взгляд, как-то сникает. — Уверена: у тебя не меньше здесь дел, чем у меня.

— Тогда выйдем прогуляться в сад.

Малфои не просят, они приказывают, но этот приказ звучит как-то очень жалобно.

— Ладно, там, где обычно. После танца ты иди, а я поговорю с Гермионой и приду.

— Что это за манипуляции? — вскидывает светлые брови Драко.

— Ты, между прочим, здесь с женой, — прохладно замечает Вейн.

— Ну, хочешь...

— Поговорим в саду, — почти резко обрывает Ромильда его едва ли не взволнованный шёпот.

Разговор с Гермионой затягивается. Хоть один нормальный человек в этом крысятнике. Она единственная из женщин, кто не боится силы Ромильды, может потому, что играет совсем на другом поле. А ещё Грейнджер не страдает предрассудками. Они переговариваются с Гермионой почти весело, из толпы им приветливо кивает Поттер. Ромильда мгновенно забывает о боли в спине и о парочке небольших, но важных дел, связанных с лёгким шантажом главы Отдела международного магического сотрудничества. Улыбается Гарри в ответ. Рядом с ним эта... Уизлетта — а Драко мастер придумывать меткие прозвища. Иначе ведь и не скажешь, будь она хоть трижды миссис Поттер, а всё равно в каждом жесте читается: Уизлетта, и это через столько лет. Ромильда с трудом заставляет себя вернуться к разговору с Гермионой — это слишком важно. Но мысли поминутно сбиваются в сторону народного героя. Интересно, а как бы отреагировала Грейнджер, если бы узнала, что Ромильда, как и сотни девиц и женщин по всей Британии, покушается на лохматое сокровище нации? А то лететь бы Ромильде с парадной лестницы в Министерстве, фигурально выражаясь. Мужчин Вейн не особо боялась, а вот Грейнджер — это могла бы быть битва титанов, точнее — титанид.

Когда-то, после битвы, Ромильда вошла в тот блистательный круг победителей. Ещё бы, шпионка в стане врага. Почти наследница великого двойного агента Снейпа! Орден Мерлина третьей степени. Увы, больше не дали. Первую вообще получило только Золотое Трио и всё тот же Снейп, правда последний, разумеется, посмертно. Зачем только ему этот орден, на том свете-то, Ромильда не понимала. Впрочем, ещё были медали. А потом были безуспешные попытки очаровать Гарри. Иногда Ромильда думала, что это вот такое ей наказание за всё, благо этого всего за тридцать лет сознательной жизни накопилось достаточно.

А потом Гермиона напоминает ей о закрытом банкете — только для своих, такие посиделки ОД. И ещё вдруг Вейн видит, как устало Поттер смотрит на Уизлетту. И понимает: пора! Сейчас или никогда. А Драко подождет. Никогда ещё Ромильда Вейн не была так ослепительна.

* * *

Драко ждал. Он сидел на садовых качелях, слегка покачиваясь и растерянно зачерпывая землю острыми носками своих умопомрачительно дорогих туфель. Ромильда усмехнулась: надо же созрел аристократ-то за семь лет. Она вспомнила совет Портрета. Ещё пару дней назад, она серьезно бы задумалась о смене фамилии на «Малфой», но сейчас, ещё сохраняя в своей руке тепло от ладони Гарри после танца, Ромильда только пожала плечами. Увидев её, Драко как-то резко вскочил, но потом, словно устыдившись своей поспешности, снова сел на качели, Ромильда присела рядом.

Они сидели молча. Ромильда терпеливо ждала. В зачарованном Министерском саду всегда царило лето, и в ноябре тоже. Надрывались пташки. Вейн поглаживала кожаную шнуровку на своей мантии, тонкие концы шнуров скользили по шее, напоминая о плетках, с которыми порою любила поиграть Ромильда.

— Я хотел сказать...

— Я слушаю, Драко, — безмятежно отозвалась Ромильда.

— Ну чего ты хочешь?! — взорвался Малфой и, вскочив, нервно заходил по полянке.

Вейн усмехнулась и оттолкнулась каблуками, качели лениво и покорно поплыли над землей:

— Я? Ничего, Драко.

Малфой внезапно опустился на колено, не боясь испачкать свои пижонские брюки. И этой позой он напомнил Ромильде другого мужчину много лет назад, вот только тот смотрел иначе: как зверь перед прыжком, больше она ни у кого не встречала такого хищного взгляда...

— Ну, хочешь, я уйду от Астории? — было видно, что ему нелегко дались эти слова.

Серые глаза блестели из-под светлой чёлки.

Ромильда вздохнула с лёгкой скукой:

— Нет, не хочу.

— Что?! Как это понимать?

Он вскочил, словно обжегся. Так-то мистер Малфой, получите и распишитесь, думал: она умрет от счастья. Типичное самодовольство. Только двое мужчин в её жизни не страдали этим: Долохов, потому что тот брал всё сам, не спрашивая, и Гарри, потому что был в принципе лишен такой категории, как самолюбование.

— Потому что для тебя, Драко, кусок на другом конце тарелки всегда будет слаще, — спокойно и снисходительно, словно подавая милостыню, объяснила Ромильда. — Взять хоть твою жену. Истинная леди: порода, изящество, вкус — выше всяких похвал. А какая красавица! Интересуйся я женщинами, сама бы влюбилась. Так нет же, ты ей изменяешь с первого года супружеской жизни.

— Ты с ней не жила! — не удержался от по-детски обиженной реплики Драко.

— А ты не жил со мной, — спокойно парировала Ромильда. — Тогда тебе, наверное, захочется кого-нибудь вульгарного, вроде Паркинсон, которая дымит, как паровоз, и пьёт эти отвратительно-приторные магловские коктейли. А потом кто будет? Может, железная Грейнджер? Или совсем извращений захочется — Уизлетту, к примеру?

— Ты невыносима! — Драко отвернулся и отошёл на пару шагов, чтобы отдышаться, а потом ехидно заметил. — Я думал, ты более уверена в своих силах, Ромильда.

Вейн легко встала и плавно обошла Малфоя, зацепив его своей шёлковой юбкой. Оказавшись лицом к лицу с любовником, она легонько коснулась пальцами его лица. Глаза в глаза. Её дыхание опалило ему губы:

— В своих уверена...

Быстрый поцелуй, язык скользнул по губам, а кожаный шнур по шее Малфоя:

— А в твоих, Драко, нет.

И Ромильда пошла прочь.