Дом на колесах (джен)

Гермиона вздрогнула и проснулась – кто-то галопом проскакал по постели, обдав ее лицо горячим дыханием. С колотящимся сердцем она резко села, еще в полусне схватившись за винтовку, которую забрала из тату-салона. Однако нарушителем спокойствия оказался Клык: топоча по полу, он бросился к распахнутой дверце и с радостным лаем выскочил наружу. Гермиона со стоном отложила винтовку и потерла виски – от неожиданного пробуждения у нее разболелась голова.

– А, Гермиона! Уже проснулась? – послышался бодрый голос Хагрида. – А я вот Клыка погулять выпустил, утренние дела справить. Раз проснулась, давай завтракать вместе.

Пытаясь привести в порядок спутавшиеся за ночь волосы, Гермиона поднялась с постели, сделала несколько шагов вперед, запнувшись по пути о неубранные со вчерашнего позднего ужина консервные банки, и села рядом с Хагридом. Тот подал ей коробку с кукурузными колечками и бутылку с водой.

– Приятели-то твои спят без задних ног, – сказал он, наблюдая за тем, как Клык носится в высокой сухой траве, по нескольку раз оббегая кусты и небольшие иссушенные солнцем деревца. – Да-а-а, сумасшедшая была ночка. А ты-то как нас нашла вчера?

Гермиона поежилась от утренней прохлады.

– Я заметила из окна Клювокрыла одного зомби – вернее, труп, – ответила она, – в бейсбольной форме. Подошла к нему, чтобы забрать перчатку… Только сняла ее, как витрина тату-салона разбилась, и я увидела вас и того странного человека.

– Бейсбольная перчатка? – удивился Хагрид. – Тебе-то она зачем?

– Тс-с-с, тише, – Гермиона оглянулась на спящих друзей. – У Гарри скоро День Рожденья, я хочу сделать ему сюрприз. Смотри какая – Wilson, он давно уже о такой мечтал.

Хагрид с одобрением закивал.

– Правильно, чего только не сделаешь, чтобы порадовать тех, кто тебе дорог, – сказал он – и надолго замолчал.

Гермиона хрустела завтраком, глядя на ничем не примечательный, но в то же время какой-то очень умиротворяющий пейзаж: желтая трава, колышущаяся под ветром, колючий кустарник и дерево, отбрасывающее на землю полупрозрачную тень. В тишине слышался шорох травы и щебет птиц. Изредка лаял Клык – он изображал из себя хорошего охранника и время от времени оглядывался на Хагрида и Гермиону, будто бы проверяя, какое впечатление он на них произвел.

– Да, чего только не сделаешь, – вдруг снова заговорил Хагрид. – Я вот ради своей Макс в лепешку готов был расшибиться. Помню, как-то увидела она в журнале рекламу турагентства, будь оно неладно, и прямо загорелась вся – захотелось ей Париж повидать. Вон, даже на стенку Клювокрыла рекламу эту повесила, глянь, – Хагрид кивнул на страницу из глянцевого журнала, приклеенную скотчем поверх одного из постеров «Арагога»: Эйфелева башня в ночных огнях и подпись: «Увидеть Париж и умереть». – Слоган-то какой придумали – «увидеть и умереть», – проворчал Хагрид. – Кому захочется помирать-то? Но моей Макс так приспичило в этот Париж, прямо извелась вся, и меня замучила. «Хочу, – говорит, – сидя на Эйфелевой башне попить кофе с круассанами». Так я для нее даже чердак на нашей ферме от музыкальной аппаратуры освободил – вот, пей себе кофе на здоровье, если на веранде тебе неинтересно. Только вот круассанов в наших краях сроду не водилось – да чем же тыквенный пирог-то плох? Но Макс ни в какую. Верно, кровь предков в ней заговорила – мы ж ее неподалеку от Нью-Орлеана подобрали, голосовала на дороге – автостопом собиралась путешествовать. Сразу она мне глянулась, – Хагрид мечтательно вздохнул. – И так, и этак к ней подкатывал – хотел ей понравиться. Ну, она и сдалась в конце концов – увидела, что я не просто так, что у нас с ней любовь. Да только ребята наших чувств не поняли, – Хагрид опять вздохнул – на этот раз сокрушенно. – Не смогли смириться с тем, что Макс одного меня выбрала: раньше-то мы всё поровну делили – и выпивку, и баб… Сильно я тогда с ними поссорился. Да… Один парень наш, Норберт, моей собственной басухой по башне мне долбанул. Мне-то хоть бы хны, а вот басуха пополам сломалась… Эх… Ну, значит, после такого-то дела забрал я свою Макс и ушел из группы, – Хагрид помолчал, задумавшись. – Не, я на ребят не в обиде. Вот и все альбомы, которые они без меня записали, собрал… Отличные же песни, чего уж там… Правда, вот басист их новый – тут уж похвалить не могу, никудышный он. Тоже медиаторами играет, тьфу! Не признаю я эти мелкие хреновинки – как ими играть? Их ведь даже в пальцах не удержишь! – Хагрид засунул лапищу в коробку с сухим завтраком и вытащил пригоршню кукурузных колечек. – А так – молодцы ребята, убойную музыку играли, пока не распались. Видать, все-таки Макс нас объединяла; а как она ушла – так и «Арагог» потихоньку развалился. Такая она была, моя Макс, – сунув в рот пригоршню колечек, Хагрид долго ими хрустел. – Ты, Гермиона, умная… – начал он неуверенно. – Начитанная… Вот ты мне скажи – как думаешь, это дерьмо по всему миру случилось или только у нас? А то я всё думаю, думаю – может, это даже и хорошо, что Макс меня бросила, уехала в свой Париж? Может, там она в безопасности? – и Хагрид посмотрел на Гермиону с такой отчаянной надеждой, что той стало неловко его разочаровывать.

– Возможно, инфекция не перекинулась через океан, – утешила она его, – и твоя Макс, живая и здоровая, пьет сейчас кофе с круассанами на Эйфелевой башне…

Хагрид заулыбался.

– Точно! Точно, наверное, так оно и есть, – на радостях он вытряс из коробки целую горку кукурузных колечек и принялся их жевать. – А как Макс от меня ушла, – продолжил он с набитым ртом, – так всё мне стало не в радость. Совсем я опустился тогда… Продал свою ферму – зачем нужны тыквы, если некому печь тыквенные пироги? – погрузил аппаратуру в прицеп, взял Клыка и уехал на своем Клювокрыле. Пробовал как-то поработать со скуки – устроился уборщиком в Хогвартс тот самый – да только ничего хорошего из этого не вышло. Я ж тогда надумал снова ребят собрать, хотел возродить «Арагога», а в Хогвартсе как раз подвал был удобный, чтобы по вечерам играть, акустика там была уж больно хорошая. Но тут девчонка одна из колледжа пропала, а несколько дней спустя ее нашли бредущей по дороге близ Нью-Лондона. Она, видать, совсем умом тронулась, всё твердила о подвалах каких-то и о татуировках со змеей. Все, конечно, на нас с ребятами подумали, хотя у нас отродясь никаких змей не было, только вот пауки, – Хагрид потер татуированное плечо. – Да кто ж будет разбирать, какие там у нас татухи? Загребли нас, значит, того-этого… Потом отпустили «за недостаточностью улик»: из Хогвартса опять детишки начали пропадать, а мы-то в это время уже в каталажке сидели, стало быть, мы и не при чем. Но из Хогвартса меня всё равно поперли из-за этой истории с татухами и «Арагогом», – Хагрид поковырялся в зубах, вытаскивая прилипшие кусочки кукурузных колечек. – Я щас думаю: чего бы та девчонка делала рядом с Нью-Лондоном, черт знает за сколько миль от Хогвартса? И попечительским советом колледжа в те времена заправлял один мужик как раз с фамилией Риддл, типа крупная шишка, спонсор… Он-то и взъелся на меня, всё хотел, чтобы на нас с ребятами из «Арагога» это дело повесили. Вот и сама посуди: не зря же ему так приспичило замять это дело с девчонкой!

Гермиона, всё это время внимательно слушавшая Хагрида, встрепенулась.

– Именно! – воскликнула она. – Если по приказу этого загадочного «мистера Риддла» в лаборатории под Нью-Лондоном испытывали на людях вирус «Avada», то Риддл – или его приспешники – наверняка похитили тех пропавших детей из Хогвартса для своих опытов. Девочке удалось сбежать, и тогда Риддл свалил всю вину на «Арагога», чтобы отвлечь внимание общественности от Нью-Лондонской лаборатории.

– Во говнюк, – согласился Хагрид. – Надеюсь, он сгинул в своей лаборатории от собственной же заразы.

Хагрид смял коробку, забросил ее далеко в кусты и поднялся на ноги.

– Эй, Клык! – крикнул он, открыв собачьи консервы и вываливая содержимое в железную миску на полу. – Ты где, приятель? Иди поешь! – Хагрид постучал миской о дверцу Клювокрыла. – Тьфу, дурной кобелина, – беззлобно выругался он. – Опять за какой-то сучкой увязался… Наверное, тут где-то ферма неподалеку.

Гермиона вылезла из дома на колесах и, заслоняя ладонью глаза от солнца, огляделась.

– Клык! – тоже крикнула она. – Клык, Клык, ко мне!

В окне показалось заспанное лицо Гарри.

– Что случилось? – спросил он, надевая очки.

– Клык опять убежал, – вздохнул Хагрид. – Слушайте, вы тут посидите, позавтракайте, а я пока пойду поищу его. А то мало ли что: вдруг в какую яму свалился и не может выбраться. Тут полно этого дерьма.

– Погоди, я с тобой, – сказал Гарри. – Сейчас, только кроссовки надену.

Хагрид с сомнением оглянулся на дом на колесах.

– А кто будет Клювокрыла охранять?

– А мы Рона разбудим, – придумала Гермиона. – Всё равно ему с его свежей татуировкой лучше в доме сидеть – он вчера всю ночь на нее жаловался, пока не заснул.

– Так он не на боль жаловался, а на то, что Гарри прибил Принца до того, как тот закончил татуху, – хохотнул Хагрид.

На ступенях дома на колесах появился раскрасневшийся со сна Рон.

– Дурацкая тату, – сходу начал он. – Никто не подумает, что это половина от паука! Все решат, что это какой-то таракан, – позевывая, Рон отогнул бинт и с видом тяжелораненого стал рассматривать неудавшуюся татуировку. – Точно, таракан, – констатировал он трагично.

– Ничего, таракан тоже хорошая животина, – утешил его Хагрид. – Всё время бегает, копошится, пропитание себе добывает – вот прямо как мы с вами. Слушай, – он задрал футболку и почесал пузо. – Мы сейчас прошвырнемся тут недалеко, Клыка поищем, а ты за Клювокрылом последи. Вон, возьми Принцеву винтовку.

Рон еще раз простонал «Таракан!», но Хагрида послушался и полез за винтовкой.

Вправо от шоссе уводила грунтовая дорожка. Она тянулась, почти незаметная из-за высокой желтой травы, и примерно через четверть мили уходила вниз, к большому, выжженному солнцем дочерна пустырю. Посреди него белел одинокий фермерский дом; поодаль виднелось скопище сараюшек и силосная башня, возле которой вертелась паршивая седовато-черная собачка-обормотка. Заметив Хагрида, Гарри и Гермиону, она приветливо затявкала и побежала к ним, будто к давним знакомым.

– Ага, а вот и новая подружка нашего Клыка, – сказал Хагрид, рассматривая собачонку, которая юлила и виляла хвостом, подскакивая то к Гарри, то к Гермионе, то к Хагриду. – Что, сманила мужика, а, красотка? Он у меня такой – миниатюрных любит. А я вот наоборот, – Хагрид расхохотался утробным смехом. – Ну, давай, веди нас к Клыку.

Собачонка с бессмысленной радостью тявкнула и, не прекращая вилять облезлым хвостом, побежала вперед – будто бы поняла, чего хотел Хагрид. Добежав до силосной башни, она принялась лаять и подпрыгивать возле двери, закрытой на массивный висячий замок. Из-за двери послышался гулкий лай Клыка.

– Клык, приятель! – Хагрид подбежал к силосной башне и подергал дверь. – Как ты там очутился?

Он перевернул дробовик и уже начал сбивать замок прикладом, когда сзади раздался резкий мальчишеский голос:

– Что вы здесь забыли?

Хагрид, Гарри и Гермиона оглянулись; Хагрид вскинул дробовик. Из-за сараюшек появился белобрысый прыщавый юнец с острым, каким-то крысиным лицом и колкими серыми глазами. Завидев его, собачонка, завиляв хвостом, подбежала и подхалимски завертелась у его ног. Тот пнул ее – собачонка пронзительно завизжала и отбежала за сараюшку, продолжая оттуда повизгивать.

Хагрид возмутился.

– Эй, ты что творишь, гаденыш?! – он схватил юнца за грудки и пару раз встряхнул. – Какого хрена зверюгу обижаешь?! – Хагрид оглянулся на силосную башню, из которой всё еще доносился лай Клыка, и догадался: – Это ты, говнюк, моего пса запер? А ну живо открывай дверь!

– Ваша псина укусила меня за руку! Я чуть без руки не остался! – выкрикнул белобрысый, как только Хагрид отпустил его. Отбежав на порядочное расстояние, юнец заявил оттуда с вызовом: – Мой отец узнает об этом!

Хагрид нахмурился.

– Да вроде не водится за Клыком такой привычки – кусать людей ни за что ни про что, – пробормотал он. – Ладно, пацан, неси ключ от башни, и мы уйдем.

С опаской оглядываясь на дробовик, белобрысый убежал куда-то за сарайчики и через минуту вернулся вместе с длинноволосым бледным человеком, таким же белобрысым, как и он сам, – должно быть, его отцом. Тот обвел чужаков неприязненным взглядом. В подбородок длинноволосому упирался замызганный шейный корсет, из-за чего он смотрел на всех сверху вниз – это придавало ему необычный для фермера надменный вид.

– Что здесь происходит? – произнес он, вперившись в дробовик Хагрида, – глаза у длинноволосого были серыми, как и у юнца, но не колкими, а водянистыми, с припухшими красноватыми веками.

– Они напали на меня, сэр! – взвизгнул юнец.

– Ничего мы не нападали, – прогудел Хагрид. – Я просто хочу забрать своего пса. Откройте башню – и дело с концом.

Пропитое лицо длинноволосого приобрело еще более неприязненное выражение.

– Вы, городские, вечно заявляетесь и начинаете командовать, – выплюнул он, скривив губы точь-в-точь, как до того – его сын. – Думаете, вы самые умные, да? От таких городских умников всё зло – недаром Господь обрушил свой гнев на большие города. Мы здесь смогли сохранить чистоту крови, а вы явились со своей городской заразой и еще смеете указывать, что мне делать на моей же собственной земле! – он выразительно ткнул топором в сторону Хагрида, Гарри и Гермионы.

– С чего вы взяли, что мы заразные? – возразила Гермиона. ¬– Вы же видите, что мы не зомби!

– А ты заткнись, поганая грязнокровка! – выпалил юнец и оглянулся на отца, ожидая его одобрения; но тот, даже не взглянув на сына и продолжая сверлить взглядом дробовик Хагрида, произнес:

– Вся зараза пришла из городов, – он переложил топор из руки в руку. – Так что проваливайте с моей земли, пока я не…

Хагрид начал терять терпение.

– Послушай, приятель, плевать мне на твою землю и на всю дурь в твоей башке. Мне бы только своего пса забрать, и всё!

– У них есть машина, – опять встрял юнец, подобострастно заглядывая отцу в лицо, чем напомнил Гермионе побитую им собачонку. – Пусть отдадут ее нам! Я же из-за их проклятой псины чуть без руки не остался!

– Еще чего! – гневно отозвался Хагрид. – Я не отдам вам Клювокрыла!

Длинноволосый опять забрюзжал что-то про наглость «городских», но тут к ним подошла худая женщина с красным обветренным лицом, на котором ярко выделялись светло-серые глаза. Она была такая же востроносая и тонкогубая, как и юнец, но, в отличие от него, постоянно слащаво улыбалась. Вытирая фартуком руки, она быстро оглядела чужаков и сказала длинноволосому:

– Я уже закончила разделывать мясо. Мистер Малфой, почему бы вам не пригласить гостей в дом?

– Не хватало еще в дом тащить эту городскую заразу… – ответил тот сварливо.

Женщина заулыбалась еще шире.

– Но мистер Малфой, – проговорила она с нажимом. – Мы должны проявить гостеприимство.

– Мэм, нам бы только забрать моего пса, – напомнил Хагрид.

Женщина быстро-быстро закивала.

– Разумеется, разумеется, только придется немного подождать: моя сестра забрала ключи с собой. Но не волнуйтесь, она вернется с минуты на минуту! Вы можете подождать ее в доме. Зачем же на жаре стоять?

Женщина повернулась и засеменила к дому; Гермиона увидела ее длинную красную шею под жидкими волосами, покрытую какими-то пупырышками, как куриная кожа. Мистер Малфой двинулся за ней, не переставая брюзжать что-то себе под нос; юнец побежал следом.

Вслед за хозяевами Хагрид, Гарри и Гермиона обогнули сарайчики и оказались в поросшем сорняками дворе. Неподалеку от крыльца стоял добротный деревянный стол, пятнистый из-за уже побуревших и еще совсем свежих следов крови, над которыми вились мухи – должно быть, стол использовали для разделки мяса. Дальше, почти у самой уборной, лежал на боку мотоцикл.

– Это же «Харлей» дяди Сириуса! – воскликнул Гарри. – Он что, был здесь?

Мистер Малфой повернулся всем корпусом, поморщившись так, словно одно упоминание имени Сириуса вызывало у него раздражение.

– А почему бы ему не навестить своих родственников? – ответил он. – Сириус – кузен миссис Малфой. Что поделать, родню не выбирают, – он опять скривился. – Вечно его в город тянуло, не сиделось на месте… Паршивая овца. Всю жизнь позорил доброе имя Блэков, – мистер Малфой сплюнул, продемонстрировав вставные металлические зубы. – Семья моей жены – одна из самых уважаемых в здешних краях: предки Блэков были первыми баптистами в Америке. Потому их Блэками и назвали – из-за черной сутаны священников, – он схватился за острое плечо сына, торчащее из замызганной майки, и с его помощью поднялся по ступеням на веранду. – А Сириус ничуть не ценил свою кровь, сбежал с хиппи или как там они себя называют. Всё зло в мире от хиппи, жидов и нигеров, – заключил он весьма категоричным тоном.

Войдя вслед за фермером в дом, Хагрид, Гарри и Гермиона оказались в большой, мрачной и темной комнате, которую миссис Малфой гордо назвала «столовой». Комната оказалась удивительно захламленной, неуютной и затхло пахнущей. На стенах, обклеенных обоями, давно уже вспучившимися и покрытыми пятнами, висели какие-то картины и фотографии в старомодных рамочках. У стены стоял самодельный деревянный шкаф, а в центре комнаты – такой же грубо сколоченный стол, покрытый вязаной скатертью – когда-то белой, а теперь застиранной и желтоватой.

– Мистер Малфой, помогите мне достать фарфоровую супницу из моего приданого, – торжественно произнесла миссис Малфой – судя по ее тону, она необыкновенно гордилась этой своей супницей.

Мистер Малфой отложил топор и подошел к шкафу.

– Цените, – бросил он гостям. – Миссис Малфой не для каждого достает свою фарфоровую супницу.

– Мы очень признательны, – кисло пробормотала Гермиона.

Юнец вдруг дернул ее за руку.

– Ты сядешь со мной, поняла, грязнокровка? – заявил он, пытаясь подтащить Гермиону к столу.

Миссис Малфой погрозила ему пальцем.

– Драко Люциус Малфой, разве так следует вести себя с гостями? – сказала она строго. – Еще одна такая шалость – и отправитесь в чулан!

Тот мгновенно сник и отошел от Гермионы, косясь на ржавую железную дверь в стене, запертую на тяжелый засов. Тем временем мистер Малфой, достав из шкафа супницу, потянулся за бутылкой, стоящей тут же, на полке; но миссис Малфой, молниеносно отреагировав, выдернула бутылку у него из рук и поставила подальше.

– Мистер Малфой, еще нет и одиннадцати, – прошипела она. – Соблюдайте приличия!

Мистера Малфоя передернуло от злости.

– Приличия! – огрызнулся он. – Кто бы говорил о приличиях! Ваша семейка давно о них позабыла. Твой-то папаша, мир его праху, надул меня – дал за тобой в приданое никудышную ферму, а вместе с ней повесил мне на шею еще и твою чокнутую сестрицу! – лицо мистера Малфоя побагровело. – Знал, что мне тогда не до этого было, я во Вьетнам уходил, а вернулся – деваться некуда, уже этот сопляк родился… Глаза б мои на него не глядели…

– Мистер Малфой, не забывайте, у нас гости, – прервала его миссис Малфой с постной миной. – Негоже обсуждать семейные проблемы при гостях.

Но мистер Малфой уже распалился настолько, что с силой толкнул миссис Малфой в грудь – та упала на тумбу у стены. Вспыхнув, Драко схватил со стола нож и подскочил к отцу с криком: «Не трогай мать!». Мистер Малфой сдернул со стены ружье.

– Мне давно уже надо было разнести тебе башку, маленький выродок, – сказал он со злостью, направляя ружье на Драко.

Миссис Малфой метнулась к сыну и отобрала у него нож.

– Не грубите отцу, молодой человек, – укорила она Драко. – Что скажет на это дедушка Абраксас, когда вернется?

Миссис Малфой усадила Драко за стол и как ни в чем не бывало отправилась заваривать чай, а мистер Малфой добрался, наконец, до вожделенной бутылки и сделал несколько жадных глотков. Прихватив бутылку с собой, он развалился на продавленном диване и снова начал разглагольствовать – правда, теперь уже куда благодушнее:

– Видите фотографию прямо перед вами? Это я во Вьетнаме, – он указал бутылкой на одну из фотографий на стене, такую же темную и засиженную мухами, как и все остальные. – А рядом со мной – полковник Риддл. Какой был человек… Такие, как он, спасут Америку, – мистер Малфой любовно посмотрел на фото замутившимся взором. – Да, когда вы, городские поганцы, флаги сжигали, мы там подыхали за страну. Вы нас реднеками обзываете, «красношеими», а я вот шеи своей не пожалел, – он указал на шейный корсет, – инвалидом стал. А такие предатели крови, как Сириус, только и делают, что разваливают страну, которую мои предки основали. Джедедайя Малфой – слыхали о таком? Первый Малфой, рожденный в Америке, – он опять приложился к бутылке.

Гермиона, уже порядком уставшая от патриотической болтовни мистера Малфоя и от выходок всего семейства, шепнула Гарри:

– Я бы на вашем месте не стала пить этот чай, – она показала глазами на потрескавшиеся и, казалось, не особенно чистые чашки, которые миссис Малфой расставляла на столе. – Подозрительная какая-то семейка…

А мистер Малфой продолжал брюзжать, время от времени делая глоток из бутылки:

– …проклятые хиппи, взять бы их всех – и к вьетконговцам… А однополые браки? Мерзость! Свершилось, Господь покарал грешников, а нам расхлебывать. Я давно уже говорил миссис Малфой: когда в аду не хватит места…

– Мистер Малфой, не утомляйте гостей, – оборвала его миссис Малфой со своей обычной улыбочкой. – Садитесь лучше за стол, чай стынет. И вы садитесь… Да отложите уже свой дробовик, сэр. Идемте. Молодой человек пусть сядет рядом с мистером Малфоем, а вы, юная леди, садитесь рядом со мной… – Гермиона, к своему неудовольствию, оказалась между миссис Малфой и Драко, который тут же стал пялиться на Гермиону так, точно впервые в жизни увидел девушку. – Возьмемся за руки: мистер Малфой произнесет молитву.

Потная ладонь Драко легла на левую руку Гермионы – Гермиона едва сдержала брезгливую дрожь – цепкие пальцы миссис Малфой схватили ее правую руку, и мистер Малфой монотонно забормотал:

– Благодарим тебя, Господи, за обильную пищу, посланную нам тобой в эти трудные времена…

Вдруг из-за железной двери послышался странный звук – словно кто-то ударился об нее с другой стороны. Хагрид, Гарри и Гермиона вздрогнули и посмотрели на дверь.

– Ах, не обращайте внимания, – быстро проговорила миссис Малфой, не выпуская руки Гермионы. – Там, за стеной, у нас свинарник.

– Вы разводите свиней? – спросил Гарри, вспомнив окровавленный стол во дворе.

– А тебя это удивляет? – фыркнул мистер Малфой, раздраженный тем, что ему не дали закончить молитву. – Мы, в отличие от вас, городских, трудимся, чтобы добыть себе еду, а не покупаем ее в супермаркетах.

В этот момент за дверью снова зашумели, но на этот раз раздался странный скрежещущий звук – словно кто-то вел гвоздем по металлу.

– Ваши свиньи что, с когтями? – хмыкнул Хагрид.

Старшие Малфои нервно переглянулись.

– Давайте уже пить чай, – нашлась миссис Малфой, – а то он совсем остынет!..

Прислушиваясь к шуму за дверью, который с каждой минутой становился всё громче и настойчивей, Гермиона не заметила, как Драко придвинулся к ней; теперь он дышал Гермионе в ухо и пытался заглянуть в вырез футболки. Осмелев, Драко попытался просунуть руку ей между ног, но сразу же отдернул руку, вздрогнув от окрика матери:

– Драко Люциус Малфой, не играйте с едой!

Хагрид вскочил на ноги.

– Ну, знаете ли, это уж ни в какие ворота! – прогремел он, отпихивая Драко от Гермионы. – Где эта ваша сестра, в конце концов?! Мы забираем Клыка и сваливаем!

– О, вы скоро ее увидите, – улыбнулась миссис Малфой – от улыбки на ее тонком красноватом носу собрались мелкие морщинки.

Хагрид оглянулся в поисках дробовика, но его не оказалось у ножки стола, где Хагрид его поставил. Мистер Малфой же, схватив свое ружье, направил его на гостей.

– Проклятые городские, – произнес он с ненавистью. – Мы пригласили вас в свой дом, усадили за свой стол, а вы не можете проявить хоть немного уважения!

– Слушай, приятель, просто отдай мне моего пса, и мы уйдем, – примирительно сказал Хагрид, одновременно пытаясь отыскать взглядом свой дробовик.

Драко хихикнул.

– Вот идиот! – сказал он. – Если мы вас отпустим, то чем мы будем кормить тетушку?

Драко сдвинул засов и тут же отпрыгнул от распахнувшейся двери. В комнату ворвался тошнотворный запах мертвечины, а вслед за ним, громыхая тяжелой цепью, из темного проема выскочило нечто – не успел Хагрид понять, что это, как существо с рычанием бросилось на Гермиону. Гермиона упала навзничь… В одно мгновение Хагрид опрокинул стол, сбив мистера Малфоя с ног – ружье выстрелило в потолок. Отбросив со своего пути Драко, Хагрид тут же содрал с Гермионы рычащую тварь и несколько раз ударил существо о стену. Тварь захрипела и забилась у стены, пытаясь встать. Раздался выстрел…

Гарри опустил дробовик. У стены раскинулось тощее женское тело, покрытое трупными пятнами; лицо зомби почти полностью скрывали спутанные черные волосы, а шею обхватывал массивный ошейник. Хагрид подошел к ней и потолкал ногой – та зарычала, обнажив обломанные зубы и вытаращив глаза, затянутые бельмами; но подняться уже не смогла. Тогда Хагрид поднял ружье Малфоя и выстрелил ей в голову.

– Гермиона, ты цела? – Гарри помог подруге подняться.

– Кажется, да, – Гермиона торопливо оглядела себя. – Она не успела меня укусить.

Хагрид потер шею и посмотрел по сторонам.

– А где эти ублюдки?

– Свалили, – Гарри кивнул на распахнутую дверь, ведущую на задний двор: миссис Малфой бежала, таща за собой Драко, а мистер Малфой, прихрамывая, едва поспевал за ними.

– Сукины дети, – буркнул Хагрид. – Как бы они моему Клыку ничего не сделали. Надо освободить его и поскорее убраться из этого проклятого места.

– Посмотрите сюда!

Хагрид и Гарри повернулись к Гермионе – она указывала куда-то в «чулан». Гарри приблизился и заглянул в затхлую темноту.

– Фу, ну и вонь, – простонал он, силясь разглядеть хоть что-нибудь.

– Посмотри вниз, – подсказала Гермиона каким-то странным голосом.

Гарри опустил взгляд и увидел у самого порога, на загаженном кровью полу, оторванную руку с татуировкой по всему предплечью: «Черный пес». Рука всё еще сжимала лямку дорожной сумки.

– Это же… Черт возьми, это же рука Бродяги! – воскликнул Хагрид.

– О Господи, – выдохнул Гарри. Он зажал рот рукой и побежал к выходу – но не успел, и его вытошнило прямо на пол.

Гермиона, подобрав ружье, брошенное мистером Малфоем, прикладом подтянула руку к себе и вытащила из мертвых пальцев сумку.

– Идемте, – решительно сказала она, повесив сумку через плечо. – Нам здесь больше делать нечего. Освободим Клыка, а потом просто сядем в Клювокрыла и уедем отсюда как можно дальше.