Moon (гет)

В коридоре его квартирки совершенно не было мебели: он напоминал бежевую коробку с дверью в каждой из стен.

– Гостиная прямо, – сказал Марк, – а ванная справа, если что.

Он мучительно пытался вспомнить, насколько чисто в его ванной.

– А слева? – спросила она, указывая на последнюю дверь.

– Моя спальня, – ответил Марк, заливаясь краской. Одного этого вопроса ему оказалось достаточно, чтобы покраснеть. Он тут же подумал о том, сколько мужских спален в своей жизни видела Лаванда, и вздохнул. Это было глупо; он чувствовал себя дураком.

– Тяжелый день, правда? – заключила она, снова неверно интерпретируя его вздох, и открыла дверь в гостиную. Марк кивнул и приготовился к встрече с новой порцией трудностей.

Их разговор был больше похож на осторожный танец. До сегодняшнего вечера Марк ни разу не накричал на Лаванду, ни разу не попытался нарочно её задеть. Он подозревал, что сейчас она переживала из-за того, что он может потерять контроль над собой.

Лаванда собиралась предложить ему общаться, как прежде. Она хотела, чтобы они остались друзьями.

«Давай снова будем друзьями», – сказала она на улице. Марк так ничего и не ответил. Он просто не мог – потому что единственно честным ответом был бы отказ. Теперь просто дружбы было ему недостаточно.

Он был осужден на вечные муки.

Молча обойдя Лаванду, он придержал дверь в гостиную и взмахнул палочкой. Лампы ожили. Марк наблюдал за тем, как Лаванда изучает его комнату. Мебели здесь было немного. На деревянном лакированном полу ковра не наблюдалось. Одна стена гостиной пряталась за книжными полками, три остальные были выкрашены в цвет светлой магнолии. По центру стояли два чёрных, видавших вида кресла и журнальный столик, а возле окна, на невысокой стойке, было старое радио. Картину завершали старый ореховый письменный стол и табуретка. В гостиной не было ни пятнышка.

– Очень чистая комната. Мы будем ужинать здесь или на кухне? – спросила Лаванда.

– На кухне, – ответил он, кивая на ещё одну дверь.

Лаванда пошла вперёд, Марк следом за ней.

– Здесь тоже очень чисто, – с удивлением отметила она, оглядывая кухню.

– Сейчас, только уберу корзину с бельём, – он переставил корзину с квадратного кухонного столика на один из стульев. – Тарелки в буфете, на средней полке, приборы в нижнем ящике. Чай в шкафчике, холодные напитки в кладовой.

Лаванда поняла намёк, открыла шкафчик и кладовую и внимательно изучила содержимое.

– Никакой грязной посуды, никакого заплесневелого хлеба, отлично упакованная кладовая, – улыбнулась она. – Самая аккуратная из всех холостяцких кухонь, которые мне доводилось видеть, а я их повидала... – она замерла на полуслове.

Его лицо стало мрачнее тучи. Несколько неловких, напряжённых секунд они оба обдумывали сказанное. Лаванда нервничала. Тишина отталкивала их друг от друга, разделяла, как защитное заклинание; Марк не знал, что сказать.

– Я возьму тарелки и приборы, – её голос был больше похож на шёпот. – Мы поделим порции?

Марк кивнул.

– Ты что-то говорил про огневиски, – сказала Лаванда, – но я, пожалуй, лучше выпью чаю. Я видела на полке баночку жасминового. Если ты приготовишь чай, я накрою на стол, окей?

Он снова кивнул и ничего не ответил, словно язык проглотил.

Они такие разные; у неё было много мужчин, а он...

Пока Джейни не вмешалась, им было легко друг с другом. Теперь они ступали по тонкому льду, боясь, что он вот-вот треснет. Он боялся. Было ли Лаванде так же страшно? Она пришла к нему домой. У него пропал голос, его покинул последний разум. Марк чувствовал, что ему нужно было побыть одному и подумать. Он наполнил чайник и поставил его на плиту.

– Я на минутку в туалет, а потом займусь чаем, – подхватив корзину с бельём, Марк вышел из кухни, быстро отнёс бельё в спальню и вернулся в коридор.

Он обвёл взглядом все четыре двери и на мгновенье подумал о том, чтобы уйти. Сбежать. Но куда? Глянув на входную дверь, он всё же решил, что не настолько малодушен. В ванной Марк плеснул в лицо водой и с тоской посмотрел в зеркало. Мысли завертелись в его бедной голове.

Я обыкновенный, она необыкновенная. У меня заурядная внешность, она великолепна. Она прекрасно одевается и считает меня неряхой. Она – знаменитость, я – никто.

И всё же она вернулась и дождалась моего возвращения. Она хочет поговорить. Я должен её выслушать – перед кем ещё она сможет выговориться?

В конце концов, Марк пришёл к выводу, что его судьба находится полностью в руках Лаванды Браун – с тех самых пор, как он впервые её увидел несколько лет назад.

Смирившись с неизбежным, он медленно вернулся в кухню.

Стол был накрыт, две порции жареного риса, цыпленок по-сычуаньски и креветки-сатэ уже ожидали его. Лаванда успела заварить чай и достала его фарфоровые чашки. Судя по разложенным приборам, палочки она не нашла.

Лаванда ждала его, стоя возле стола. Она сняла свой красный кожаный пиджак и повесила его на дверной крючок, поверх кухонного фартука Марка. Под пиджаком на ней был надет розовый кашемировый свитер с низким вырезом, привлекательно облегающий её формы. Марк посмотрел на вырез и заставил себя поднять взгляд на её лицо. Она снова улыбнулась.

– Ты всегда смотришь мне в лицо, прямо в глаза, – сказала она.

– Это очень милое лицо и очень милые глаза, – сказал он, не задумываясь. Она наградила его счастливейшей из улыбок, от которой его сердце провалилось в пустоту.

– Пожалуйста, присаживайся, – сказал он, пытаясь скрыть смущение. Единственным человеком, с которым он когда-либо ужинал на этой кухне, была его мама. Марк пододвинул Лаванде свободный стул и сам сел к столу.

– Ужасно проголодалась, – заявила она, пробуя рис с креветками.

Марк тоже вдруг почувствовал невероятный голод. Он начал есть, отправляя в рот рис и креветки со скоростью, предельно допустимой в культурном обществе.

– Я живу в Кенте, в деревушке под названием Эплдор, – сообщила Лаванда и назвала номер дома. – Теперь я знаю, где живёшь ты, так что вполне справедливо, что ты должен знать, где живу я. Мои родители живут в городке Рай, в нескольких милях от моего дома. Я единственный ребёнок в семье. Моя мама – урождённая Гринграсс. Она вышла замуж за человека ниже себя – ну, по крайней мере, так считала её семья, потому что мой отец – полукровка. Он занимается рыбным делом. Мама и папа очень гордились мной после битвы, но я потеряла их уважение, когда стала попадать в скандальные колонки в газетах. Мы редко видимся, – она сделала паузу, чтобы отправить в рот порцию креветок.

Этой быстрой и нервной тирадой Лаванда нарушила их первое правило: не говорить о семьях. Марк быстро проглотил еду и ответил:

– Моя мама живёт в Киркубри, она маггла. Мой отец умер, сестра тоже. Его убил Сивый сразу после того, как Пий Толстоватый стал министром. Моя сестра... погибла в битве за Хогвартс... Я опоздал. Пропустил первую часть битвы.

– Лилит Мун! – воскликнула Лаванда. – Она была на моём курсе, когтевранка. Падма хорошо её знала – как же я раньше не догадалась? Кэрроу постоянно к ней придирались, потому что её отец был оборотнем!

Лаванда уставилась на Марка, открыв рот от изумления и позабыв о еде.

– Твой отец был оборотнем? Почему ты мне не сказал?

– Потому что мы не говорим о семьях, Лаванда, – напомнил он. – Это было твоё условие. Я держу обещания.

– С этого момента в наших отношениях не будет никаких условий, – выпалила она.

– Что? – удивился Марк. В отношениях? Он воспрял духом: отношения и дружба – это ведь не одно и то же? Он надеялся, что нет.

– Что случилось с твоим отцом? – осторожно спросила Лаванда, пропустив его удивлённую реплику.

– Он отказался стать егерем. Отец был не самым сильным волшебником. Он никогда не ходил в школу – его не взяли в Хогвартс, потому что...

– Потому что он был оборотнем, – закончила Лаванда, кивая с пониманием.

– Сивый пришёл в ноябре, перед битвой, и сказал, что вернётся в полнолуние. Отец отправил маму в безопасное место в Эдинбурге. Сивый и мой отец дрались, и... отец проиграл, – с мрачным видом сказал Марк.

Лаванда наклонилась над столом, пожала ему руку и сочувственно улыбнулась.

– Мама всё знала об отце – он рассказал ей ещё до свадьбы, но она всё равно вышла за него. Для неё это не имело значения. И для меня тоже неважно, что ты оборотень, – его голос дрогнул. – Я знал, что Лилит нелегко приходилось в школе. Для Кэрроу она была почти как грязнокровка. На самом деле Лилит была очень умная, гораздо умней меня, но с необразованным отцом-оборотнем и матерью-магглой её считали ничтожеством. Я не мог забрать её из школы, потому что нужен был в другом месте, – Марку было невероятно важно, чтобы Лаванда его поняла. – Я был тогда помощником бейлифа в Шотландском Отделе Магического Правопорядка. Министерство редко вмешивается в наши дела: у нас тут своя система, свои законы. Но Толстоватый и Амбридж не оставляли нас в покое. Знаешь, скольких людей наш отдел арестовал и отправил на комиссию по регистрации магглорождённых?

Лаванда покачала головой.

– Одного! Все остальные чудесным образом исчезали перед облавами. Мы были на удивление нерасторопными.

Лаванда рассмеялась.

– Было трудно проявлять такую некомпетентность, особенно к концу войны. В марте к нам прислали пожирателя из Лондона для лучшего контроля. Тогда-то мы и провели наш единственный арест – ей было сто три года, и она сама предложила свою кандидатуру. Но пока я всем этим занимался, моя сестрёнка...

Он умолк и опустил голову в ладони.

– Это было почти семь лет назад, а я всё ещё скучаю. Я даже не знаю точно, что с ней произошло.

– Я была в это время в Хогвартсе, Марк. Ты мог спросить у меня. Почему ты... – она поймала его взгляд и поникла. – Проклятье! Ты не спросил из-за обещания не рассказывать ничего о семьях... Прости. Хочешь, поговорим о ней сейчас? – мягко спросила она. В её голосе прозвучало раскаяние.

– Да... или нет... Я не знаю... Лаванда, что происходит?

– Я пытаюсь наладить наши отношения, но, кажется, только всё порчу. Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Нет! – с отчаяньем воскликнул он.

Лаванда грустно улыбнулась.

– Почему ты меня терпишь?

– Потому что тебе нужно с кем-то говорить, и вообще ты очень милая – в-основном, и красивая, и...

– Красивая, – с сомнением повторила Лаванда. – Я уродина. Все от меня сбегают – хочешь узнать, почему, Марк?

– Все знают, что на тебя во время битвы напал Сивый. Ранил в живот и сбросил с балкона, а потом хотел убить. Все знают о твоих шрамах и о том, что ты провела несколько лет в инвалидном кресле, пока тебя не укусил оборотень.

– Но никто не знает, какие у меня шрамы. Каждый, кто их увидит, бежит от Лаванды Браун, раненого оборотня, – уверенно сказала она.

– Лаванда, твои друзья – настоящие друзья – остались с тобой. Да, ты оборотень – ну и что? У тебя есть шрамы – ну и что? – Марк старался быть предельно вежливым и соблюдать спокойствие. Очень часто, когда Лаванда начинала жаловаться или возмущаться, он всё обращал в шутку. – Обещаю, что я не убегу.

– Убежишь, – уверенно ответила она. – Я калека. Это магические шрамы, они никогда не затянутся. Все мужчины, которые видели их, сбежали.

– Но не я, – твердо сказал он.

– Ну, хорошо...Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?

С этими словами Лаванда вскочила и, резко стянув свитер через голову, бросила его на пол. Взгляду Марка открылись пять рваных шрамов, полученных ею от Сивого во время битвы.

Но он на них не смотрел. Её лифчик был розовый, кружевной, местами прозрачный. И слишком открытый. Забыв о приличиях, он уставился во все глаза.

– Вообще-то шрамы ниже, – сказала Лаванда скорее весёло, чем с осуждением.

– Но на них не так интересно смотреть, – ответил он, продолжая пялиться на её грудь и пытаясь получше запомнить всю эту красоту. Он не знал, сработает его шутка или ему сейчас дадут пощёчину. – Кого волнуют шрамы?

Усилием воли он заставил себя посмотреть ей в глаза и тут же покраснел.

– Ты смотрел на мою грудь, – Лаванда пыталась быть строгой, но это было непросто. Она с трудом сдерживала смех. Марк знал, что может как рассмешить, так и разозлить её; нужно было соблюдать осторожность.

– Ты сама мне её показала.

– Я показывала шрамы.

– Ты спросила: «Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?» и сняла свитер. Мне было очень легко ошибиться, – пояснил он.

Лаванда рассмеялась. Наклонившись вперёд, она потянулась за свитером и наградила его ещё более приятным обзором своего бюста. Она подобрала свитер и стала одеваться. Марк сидел и смотрел на неё. И чувствовал, как начинает кружиться голова.

– Ты славный парень, Марк.

– Я «долговязый чудак в поношенной одежде», и ты «не знаешь, почему меня терпишь».

– Ты всегда будешь использовать мои слова против меня? – спросила она.

– Всегда, прости.

– О, ради святого Мерлина, Марк, перестань извиняться, – приказала она. – Давай начнём всё сначала?

Он должен был использовать свой шанс, сейчас или никогда.

– Спрашиваю в последний раз: ты пойдёшь со мной на свидание? На настоящее свидание.

Лаванда выждала несколько долгих секунд; его сердце замерло.

– Да, когда ты захочешь. Я думаю, что мы с тобой ходим на свидания уже много месяцев, только я этого не понимала, прости.

Она наклонилась через стол и поцеловала его.