Игра теней (гет)

Сегодня был невероятно солнечный день — небо казалось необычайно чистым, таким же чистым, как вода в альпийских озёрах. Солнце приятно согревало, даруя жителям Ванкувера чуть больше тепла, награждая каждого своими хрупкими лучами, и пробуждая людей от их чёрно-белых снов.

Когда Лара вернулась домой, Джош все еще ловил отголоски сладостных снов. Он выглядел беззащитным, маленьким мальчиком, с этой лёгкой улыбкой, изгибающей его совершенную линию губ.

Лара с нежностью смотрела на любимого, и, наблюдая за его спокойным выражением лица, именно в эту секунду она была счастлива. Сейчас, во сне, он не играл никаких ролей, он был тем, кого она полюбила. Полюбила с первой встречи. Тогда, встретив его в коридорах театральной академии, она увидела его ничем незапятнанную, чистую и искреннюю улыбку, и поняла, что навеки стала пленницей своих чувств. Быть может, влюблённая девушка заблуждалась тогда, ибо Джош никогда и ни с кем не был настоящим, кроме одной-единственной женщины, хотя он действительно пытался открыться Ларе, и любил её сильно и глубоко, но у него совершенно не получалось быть искренним. Такое ощущение, что он был одним из тех людей, кто был рождён актёром, и не проходил через перелом своей истиной личности. Им всегда легко овладевала ложь, и сам он достаточно хорошо умел лгать. Его хитрость и проворность помогали ему всю жизнь, а Ларе оставалось лишь верить его сладкой лжи и видеть в нём тень, сохранившую его, как ей казалось, настоящего. Она любовалась им сейчас, как никогда раньше не любовалась, и восхищалась так, как никогда раньше не восхищалась. Сейчас он был беззащитным и… невероятно волшебным, благодаря столь любимой улыбке. Она наклонилась и лёгким поцелуем коснулась его щеки.

«Наконец-то он сможет нормально выспаться, после двух недель напряжённой работы…»

Её, конечно, печалило, что она редко видит своего мужа, но ради того счастья, которое Джош испытывал, примеряя на себя чужие жизни, она была готова терпеть всё что угодно, даже чувство ледяной обиды, охватывающее каждую клеточку тела.

* * *

Лана так и не уснула той ночью. То, что Джош пригласил её на любимый спектакль, бесконечно радовало её трепещущее в ожидании сердце. А ещё она ждала скорого прилёта Фреда, и её душа порхала, словно бы птичка, только что выпущенная из золотой клетки, у которой были отнюдь не шаткие прутья. Будучи в Ванкувере, Лана запрещала себе быть собой, потому что слишком много боли ей пришлось пережить в юности, когда она была в этом городе — да и накалённые отношения с Джошем резали по сердцу ножом. Ей хотелось открыться ему, но она отдала ключ от сердца другому, и быть собой с кем-то другим, не бывая при этом честной с любимым мужчиной — просто нелепо.

«Я не должна…» — убеждала она себя, пытаясь оправдаться перед той частицей, что осталась от неё настоящей.

Быть актрисой крайне сложно. Само по себе это всё напоминает сражение с юной душой и мудрым, стареющим сердцем. Мудрое, стареющие сердце, как правило побеждает… и стареет оно не оттого, что ты сам стареешь, а от того, что актёры отличаются от обычных людей. Во всех обычных людях юная душа вечна, а в актёрах от множества масок, которые примеряют они за всю свою жизнь на своё тело и духовную оболочку живёт уже кто-то состарившийся, порою готовый умереть; и всё это происходит оттого, что человек теряется в себе, перестаёт понимать, где он играет, а где ощущает искренность по отношению к тому или иному человеку. Сия сложность пугала Лану, и она отказывалась осознавать правду и смотреть ей в глаза, в очередной раз проигрывая сражение с чистой душой, уступая место липкой и вязкой лжи…

* * *

Если есть на свете ангелы, то перед глазами Джошуа Далласа сейчас стоял земной ангел.

Платье из синего шёлка выгодно подчёркивало фигуру, чёрные кудрявые локоны рассыпались по плечам. Она шла к месту встречи ровно в назначенный час, а он пришёл на час раньше, чтобы привести все свои мысли в порядок, ибо, проснувшись днём, он нашёл лишь записку от супруги, умчавшейся на съёмки, а ещё он постоянно думал о совершенно иной вещи.

«Сказать ли Лане?» — эта мысль не покидала его до завершения мюзикла.

— О чём ты думаешь? — спросила она его, когда мюзикл уже закончился.

— Я думаю о том, что ты прекрасна, как никогда, сегодня, — сказал он, заглянув в глаза цвета тёмной вишни.

— Спасибо, — сейчас женщина не скрывала своего смущения. Лёгкая улыбка мелькнула на губах.

— За правду не благодарят, — он улыбнулся, и сердце Ланы будто замерло. Что-то леденящее промелькнуло глубоко внутри, когда Джошуа взял её руку в свою.

— А почему ты переехал в Ванкувер? — перевести тему показалось уместным решением.

Джошуа Даллас заметно побледнел.

— Давай сейчас не об этом, ладно? — что-то погасло в его глазах цвета нежного июньского неба.

— Хорошо… я чем-то обидела тебя?

— Вовсе нет… просто… всё снова не так из-за меня, да?

Она хотела было убежать, на всё наплевав, но Джош лишь крепче сжал её руку. Взгляд Ланы упал на часы с серебряным корпусом — сердце невольно сжалось от щемящей тоски, и в то же время от странного, приятного ощущения, что Джош носит их.

— Часы моего отца… ты… ты… носишь их? — их взгляды снова пересеклись.

— Ну, конечно, — он несмело убрал кудрявый локон с её лица. — Знаешь, я всегда задавался вопросом, почему ты подарила их мне, а не Фреду…

Он видел, что Лане неудобно говорить об этом, и решил ослабить натиск, переведя тему.

— Я видел тебя здесь, и, знаешь, твой взгляд за десять лет совершенно не изменился, а талант и актёрское мастерство закрепились за твоими хрупкими плечами очень глубоко.

Лана обернулась, взглянув на здание, сконструированное в готическом стиле. Ностальгия овладела бы ею, если бы не тот фейерверк эмоций, который помешал ей в этом.

— Ты видел меня в этом театре?

— О, да. Твой голос был особенным. И в роли Эви ты была очаровательна. Эти твои кудряшки, задорные искорки в глазах… — он говорил с нескрываемым восхищением.

Теперь всё становилось на свои места. Не только она видела юного студента среди толпы, не только она запомнила его взгляд, вызывающий мурашки на каждом сантиметре кожи, и, значит, возможно, не одна она изучала каждый сантиметр его лица, совершенную линию губ, длинные и светлые, как у ангела, ресницы. Маленький шрам над левой бровью. Всё это она заметила уже тогда, увидев его среди толпы, и всё же разум её опроверг все мысли о любви с первого взгляда после первой их встречи на съёмочной площадке. Их отношения не задались с первой же секунды, и каждый из них знал, почему.

* * *

— И что ты только о себе возомнила?

— Я?!

— Да-да, дорогая, именно ты. Ты специально переигрываешь на последней реплике.

— Совсем даже и нет, — она снова подавила смущение.

— Очень даже да.

— И зачем же мне это нужно?

Тогда Джош не нашёл, что ответить, и сейчас, вспоминая этот момент своей жизни и смотря в глаза Лане, он горько усмехнулся.

— Прости… — голос его звучал глухо.

— За что? — Лана была удивлена. — Ведь спектакль был замечательным!

«Или он снова говорит о том дне в Вегасе? Боже, да он просто не смеет корить себя за это…»

— Вот за это…

Он притягивает её хрупкую фигурку к себе. Целует страстно и напористо, Лана не стремится вырваться из его крепких и согревающих объятий. Только сейчас она заметила, что без него её сердце обращается в лёд…

Знакомые и давно забытые, словно из прошлой жизни, ощущения обрушились на неё. Тот вечер в Вегасе год назад. Его дыхание приятно щекочет ухо, а запах мёда от его кожи дурманит.

Как давно это происходит, она не знала — быть может, с момента их первой встречи, но каждый из них даже в объятьях друг друга отказывался это признавать…