9 и 1/2 недель (гет)

Интерлюдия 15: Северус (23 июля, 10:45)

Наконец-то я в доме один.

Еле-еле дождавшись среды, Поттер, как он сам выразился, «рванул» с приятелями в кино, да еще и Тонкс с собой прихватил. Несмотря на дождь – погода опять переменилась, и уже второй день льет как из ведра – они сообщили, что вернутся только к вечеру, так что у меня есть часов восемь-девять, чтобы насладиться тишиной и покоем.

Кстати, я теперь знаю, почему Поттер все время шляется по школе по ночам: у него явным образом аллергия на замкнутые пространства. К концу четвертого дня сидения в четырех стенах он был почти настолько же невразумительно раздражителен, как обычно во время учебного года. Я с удивлением обнаружил, что с начала лета уже успел привыкнуть к тому, что мальчишка не хамит, не огрызается и не хлопает дверями. И даже в какой-то момент пожалел об этом домашнем аресте, но отменять свое решение было бы непедагогично, поэтому пришлось терпеть. Тонкс же просто старалась избегать нас обоих... днем.

По вечерам же она теперь постоянно пытается вовлечь меня в разговор. Ума не приложу, зачем. Я совершенно уверен, что ей не интересно, почему я люблю Киплинга, а Байрона не люблю, отчего я терпеть не могу готическое безумие Бодлера (это к Люциусу), но с удовольствием погружаюсь в витиеватое многословие Готье, и чем же так притягательна «геенна из четырнадцати строк».* Однако это весьма огорчительно, потому что если раньше мне успешно удавалось делать вид, будто я в спальне один, то теперь это совершенно невозможно. Альбус, старый хрыч, по-видимому забыл, что мне, в отличие от некоторых, не сто пятьдесят. Или он еще больший садист, чем я думал.

Впрочем, сегодня у меня есть возможность отдохнуть от жены, которая мне не жена, от сына, который мне не сын, и... а все Альбус, будь он неладен! Я же знаю, что он затеял это все только для того, чтобы примирить меня с Поттером. И, что еще хуже, ему это явно удалось. Хотя его методы следовало бы запретить как особо жестокие. «Чего и ждать, когда лекарство изготовлял такой аптекарь?»** Впрочем, что толку жаловаться на жизнь? Лучше наслаждаться тем, что есть – пока есть возможность. В данном случае, тишиной, шелестом дождя за окном и гением бессмертного де Вега...

...

Придумано великолепно.

А знаешь, старые рецепты

Считают кровь нетопырей

Испытанным и верным средством

Для выведения волос... **-*

И ведь верно, между прочим, считают, хотя, разумеется, не в чистом виде... Что-то не дает мне сосредоточиться, и вдруг я понимаю, что внизу уже две минуты кряду звонят в дверь.

Вздохнув, я спускаюсь и отпираю дверь: на крыльце под зонтом стоит встрепанная и расстроенная соседка с дочкой.

– Доброе утро, Себастьян, а Элис дома? Мне ужасно неудобно...

– Доброе утро, Джейн. Нет, я один. Прошу вас, заходите.

Она проходит в прихожую, волоча за собой девочку, которая крепко прижимает к себе маленький рюкзачок.

– Понимаете, тут такое дело... Мне телеграмму прислали, с мамой что-то стряслось, мне срочно нужно в М, – она называет соседний городишко, – а Ник на работе, а Пит опять куда-то запропастился, а я должна ехать...

Я решительно прерываю этот поток:

– Я все понял, Джейн. Хорошо, я посижу с Люси. Когда вы вернетесь? Сегодня? Завтра?

Она чуть улыбается, но тут же вновь озабоченно хмурится.

– Не знаю. Ник будет дома вечером, я оставила записку, а Пита где-то носит...

– Там же, где и мою дражайшую половину вместе с отпрыском, – усмехаюсь я. – В кино. Ничего, я справлюсь.

– Ой, я вам так благодарна, вы не представляете... Люси, – она дергает дочку за руку, – слушайся дядю Себастьяна, ты меня поняла? И не смей устраивать эти свои штучки, – девочка послушно кивает, но я вижу, что у нее в глазах прыгают чертики. Ну, это мы уже видели: в конце концов, я знаю Драко Малфоя семнадцать лет – и не такое переживали. Между тем Джейн продолжает, теперь обращаясь ко мне: – Я тут сунула ей альбом с карандашами, и еще книжку, она любит, когда ей читают вслух, и кассету с ее любимыми мультиками, а ест она все, только сладкого ей много не давайте, а то цвести начнет, да что я вам говорю, у вас у самого сын...

О, Мерлин, женщина, оставь, наконец, меня и ребенка в покое и езжай, куда собралась. Только перестань тараторить.

– Поезжайте, Джейн, все будет хорошо.

– Ох, спасибо! – она в последний раз грозит дочке пальцем и убегает, торопливо стуча каблуками по блестящим от дождя плиткам садовой дорожки. Я запираю за ней дверь и поворачиваюсь к девочке. Та уже сняла с себя мокрый дождевик, положила его на стул, аккуратно поставила ботинки на коврик и, закусив губу, застегивает ремешок сандалии. Удивительно, насколько она внешне похожа на Малфоев. Если бы Нарцисса наотрез не отказалась заводить второго ребенка, может, и Драко бы не был бы так избалован... Я подбираю дождевик и вешаю его на вешалку.

– Дядя Сев?

Занятно, сколько раз обращал внимание: маленькие дети меня обычно не боятся. Только безмозглые, ленивые, недисциплинированные и посему меня безмерно раздражающие хогвартские студенты. Такое ощущение, что их туда отбирают именно по этим признакам. Правда, маленьких детей я зельеварению учить не пытался.

– М-м?

– А что мы будем делать?

– А что ты хочешь?

Люси задумалась.

– Мультики смотреть. Только вместе с вами, а иначе не интересно.

Я не знаю, что такое «мультики», но, коль скоро была упомянута «кассета», понимаю, что речь идет о телевизоре и – как это? – ах да, видеомагнитофоне. Хорошо, что я уже успел разобраться, как включается эта штуковина.

– А ты уверена, что мне будет интересно? – на всякий случай уточняю я, почти не надеясь, что мне сегодня удастся почитать.

– Конечно, – безапелляционно отвечает она, встряхивая светлыми кудряшками. – Про Тома и Джерри всем интересно.

Имя «Том» откликается у меня странным холодком где-то в области в желудка.

– Ну, если ты так считаешь, – говорю я и направлюсь в гостиную. Люси вприпрыжку бежит впереди меня, с разбегу плюхается на диван и начинает ковыряться в рюкзачке. Через минуту она протягивает мне кассету. Прожорливая пасть аппарата проглатывает ее, и на экране появляется заставка с рычащим львом. Я обреченно сажусь на диван и тут же обнаруживаю, что Люси уже в нетерпении подпрыгивает у меня на коленях. Я понимаю, что день будет долгим.

* * *

На пятнадцатой кряду серии движущихся картинок про несчастного, замученного несносным мышем кота (ох, показать бы это Волдеморту! возможно, он пересмотрел бы свои планы касательно Поттера) я понимаю, что, во-первых, смеяться я больше не в силах, во-вторых, у меня на ногах теперь непременно будут синяки – по мне ни разу в жизни столько не скакали! – и, в-третьих, ребенок скоро захочет есть.

– Люси, по-моему, нам пора готовить обед.

Ага, заинтересовалась.

– Для этого, как это ни печально, мне надо встать и пойти на кухню.

Вопросительно поднимает брови и таращит глаза.

– А для этого тебе придется с меня слезть.

Слезает. Смотрит на меня долгим взглядом.

– Ты дальше сама посмотришь?

– М-м, – мотает головой. – Можно, я с вами пойду? Я на кухне порисую. Я часто с мамой на кухне рисую, когда она готовит.

– Хорошо.

Я выключаю телевизор и иду на кухню. Люси семенит за мной, таща в охапке альбом и груду цветных карандашей. Она аккуратно раскладывает все это на столе, придвигает к себе поближе оставленные кем-то чайник и чашку и забирается с ногами на стул.

– Я натюр... морт буду рисовать, – чуть спотыкаясь на трудном слове, заявляет она. Надо же, я и не думал, что шестилетний ребенок знает такие термины. Мое мнение об этой девочке улучшается с каждым часом. И почему это мать с ней не справляется? На редкость разумное создание.

– Замечательно, – киваю я. Чем дольше, однако, она будет занята, тем мне спокойнее. – Жаркое и яблочный пирог тебя устроит?

– Что? – она, высунув от усердия язык, водит карандашом по бумаге. – Я все ем, дядя Сев.

– А если честно? – усмехаюсь я.

– Ну, я не люблю голубцы. И зеленую фасоль, – она забавно кривится.

– Договорились, никакой фасоли, – киваю я, и некоторое время мы оба спокойно занимаемся каждый своим делом.

Спустя полчаса, когда я ставлю в духовку жаркое, Люси вдруг обращается ко мне:

– Дядя Сев, а можно мне попить?

– Возьми в буфете чистую чашку, – не оборачиваясь, отвечаю я и только потом вспоминаю, что чашки на верхней полке. С другой стороны, такой самостоятельный ребенок должен с этим справиться? Я слышу, как у меня за спиной пододвигают стул, как скрипит открываемая дверца буфета...

– Ай!

А может, и не должен. Чашка, судя по звуку, разлетелась на множество маленьких осколочков. Что ж, чашкой больше, чашкой меньше... Удивительно, но я даже раздражения не испытываю. Вероятно, потому, что вреда от этого никакого. Я оборачиваюсь... и буквально кожей чувствую пробежавшую по кухне волну магической силы.

Люси, стоя на табуретке, круглыми от ужаса глазами смотрит на пол, где лежит совершенно целая чашка. Восхитительно. Шестилетняя магглорожденная ведьма и первое проявление стихийной магии. Ну почему, почему всегда я?

– Люси, – осторожно начинаю я, и девочка переводит взгляд на меня. Мне становится нехорошо, потому что я узнаю этот взгляд. Она боится, и боится не того, что ее будут ругать, и не того, что сделала что-то не так, а того, что нечаянно выдала то, о чем следовало молчать. За пятнадцать лет работы в школе я видел это выражение лица бессчетное количество раз.

Она точно знает, что только что произошло. И почему-то боится моей реакции.

– Люси...

– Дядя Сев, только, пожалуйста, не говорите никому... – из перепуганных глаз начинают течь слезы.

Мерлин, чем я это заслужил?

– Все в порядке, – как можно спокойнее говорю я. – Чашка же цела.

Я нагибаюсь, поднимаю с пола чашку и машинально ее ополаскиваю.

– Сок будешь?

– Угу, – тихий всхлип.

Я наливаю в чашку сок, снимаю девчонку с табуретки и сажаю ее к себе на колени. Сую ей в руки чашку. Она берет ее двумя руками, как маленькая, и медленно пьет маленькими глоточками.

Дождавшись, пока ребенок немного успокоится, я спрашиваю:

– Люси, нам надо поговорить. Пожалуйста, не бойся, я не сержусь. Хорошо?

Она снова напрягается, но кивает.

– Ты знаешь, что только что случилось?

Кивок.

– И что?

– Волшебство, – еле слышно отвечает она.

– Правильно. У тебя такое уже было раньше?

Опять кивок.

– Очень хорошо. А почему ты испугалась? Тебя, – я внутренне содрогаюсь: на ум приходят поттеровские воспоминания детства, которые мне довелось видеть во время наших с ним занятий, – за это ругают?

Мне трудно себе представить милую, улыбчивую, болтливую Джейн Хадсон, которая стала бы мучить собственного ребенка только оттого, что он на нее не похож, но я за свою жизнь неоднократно убеждался, что на свете возможно абсолютно все. Увы.

– Нет, – к моему невероятному облегчению, Люси мотает головой, – просто...

– Да?

– Мама говорит, что люди этого боятся.

– К сожалению, бывает, – соглашаюсь я. – А мама давно знает?

– Давно, – видя, что я не сержусь и не боюсь, Люси, кажется, совершенно успокоилась. – Она сама...

А вот это новость. Джейн Хадсон чуть старше меня, и если она училась в Хогвартсе, я должен бы ее помнить.

– Она... волшебница? Она училась в... специальной школе?

– Нет, – снова мотание головой. – Она получила приглашение, но так и не поехала. Она рассказала мне обо всем, когда я в первый раз...

– Понятно.

– А вы откуда знаете про волшебство, дядя Сев?

Ну, и что прикажете отвечать? Я с ужасом понимаю, что придется или рисковать, или, возможно, лишить магический мир новой волшебницы – а способности у нее, судя по тому, что я только что чувствовал, весьма выше среднего. Впрочем, вряд ли этот ребенок примется болтать на улицах.

– А ты обещаешь никому не говорить? – правда, я тоже умею играть в эти игры.

– Честное-пречестное слово.

Гриффиндоркой будет, клянусь Моргаузой.

– Я тоже волшебник.

– Ух ты! Здорово! – в серых глазах снова зажигаются озорные огоньки. – А ты покажешь мне что-нибудь?

Э, нет, милая леди, вам сегодня придется обойтись.

– Люси, я не могу, – мне приходит в голову, что если ребенка слегка напугать, то обещание она сдержит лучше. – За нами охотятся... очень нехорошие люди. Если я что-нибудь наколдую, они нас найдут.

– И убьют? – Люси широко распахивает глаза.

– Это в лучшем случае.

– Тогда не надо. Бабушка Касси тоже рассказывала, что за ней охотились... но это давно было. Еще во время войны.

У меня возникает совершенно необъяснимое, но очень дурное предчувствие.

– Бабушка Касси? Это мамина мама?

– Ага, мамина. Полностью ее зовут Кассиопея – правда, смешное имя?

– Очень, – предчувствие усиливается десятикратно. – Люси, а как фамилия твоей бабушки?

– Черрингтон.

– А девичья? Ну, это значит, до того, как она вышла замуж за твоего дедушку? Ты не знаешь?

– Конечно, знаю, – уверенно отвечает Люси. Она уже настолько успокоилась, что начала болтать ногами и теперь с успехом пинает мои лодыжки. – Раньше у нее была фамилия Блэк, а потом они с дедушкой поженились, и она стала Черрингтон.

Блэк. Бабушка Касси. Кассиопея Блэк. Тетка Нарциссы. Сквиб.

– Дядя Сев, что с вами?

– Ничего, Люси, все в порядке. По-моему, нам пора посмотреть, как там наше жаркое.

Я ссаживаю с колен внучку Кассиопеи Блэк, сбежавшей из дома пятьдесят пять лет назад, и принимаюсь возиться с духовкой.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Строка из шуточного сонета Лопе де Вега:

Ну, Виоланта! Задала урок!

Не сочинил я сроду ни куплета,

А ей – изволь сонет. Сонет же – это

Геенна из четырнадцати строк.

А впрочем, я четыре превозмог,

Хоть и не мыслил о судьбе поэта...

Что ж, если доберусь я до терцета,

Катрены не страшны мне, видит бог.

Вот я трехстишья отворяю дверь...

Вошел. И не споткнулся, право слово!

Один терцет кончаю. А теперь,

С двенадцатым стихом – черед второго...

Считайте строчки! Нет ли где потерь?

Четырнадцать всего? Аминь, готово!

(Перевод С. Гончаренко)

** Лопе де Вега, «Собака на сене», перевод М. Лозинского

**-* Там же

Интерлюдия 16: Тонкс (23 июля, 17:40)

Я возвращаюсь домой раньше, чем Гарри и его приятели. В двадцать четыре года уже как-то не очень хочется мотаться под дождем по мокрым скверам с кучей шумных подростков.

В доме тихо. Светится только одно окно – в библиотеке.

Я вхожу: тихо, словно все спят, и только громко тикают часы в кухне. Я разуваюсь и, изо всех сил стараясь не шуметь, поднимаюсь на второй этаж.

Дверь в библиотеку приоткрыта, и оттуда на полосатый ковер в коридоре падает лучик света. Я осторожно заглядываю внутрь.

Сосредоточенный Сев сидит на диване с очередным томиком в руках, а на коленях у него – точнее, положив голову ему на колени, – спит соседская девочка, Люси.

Я, сбросив на всякий случай домашние тапочки, на цыпочках проскальзываю в комнату, подкрадываюсь к Севу и, повинуясь внезапному импульсу, осторожно целую его в щеку.

Он вздрагивает и смотрит на меня большими – совершенно круглыми – глазами.

– Привет, Сев, – шепотом говорю я, как будто ничего не произошло. – А почему Люси у нас?

– Здравствуй, – шепотом же отзывается он. – Джейн пришлось уехать, девчонку некуда было пристроить. Она думала подбросить ее тебе, – он ухмыляется, – но ты успела вовремя сбежать.

– Бедный ты мой. Очень она тебя замучила?

– Не очень. Зато мне удалось выяснить весьма и весьма любопытные вещи. И если окажется, что Альбус об этом знал, я просто-напросто сверну ему шею. Невзирая на уважение к его сединам.

– Что такое? – если Сев принимается ругать Дамблдора в открытую, это означает, что дело совсем из ряда вон выходящее.

– Сядь. И на всякий случай зажми рот руками.

Я сажусь и, театрально зажимая рот руками, таращу на него глаза. Он беззвучно усмехается, но как-то невесело.

– Люси Хадсон – ведьма. И ее бабушку зовут Кассиопея Блэк.

Хорошо, что он меня предупредил. Рассказы о сбежавшей из дому в восемнадцать лет бабке Кассиопее я помню с детства. Мама все сокрушалась, что ее так и не нашли: мол, была бы хоть одна нормальная родственница.

– Более того, Джейн тоже ведьма, просто она так и не приехала в Хогвартс, уже не знаю почему, – возбужденным шепотом продолжает он. – Судя по рассказам Люси, Кассиопея боялась преследования Блэков, так что, скорее всего, просто не пустила дочку в школу.

– Ни фига себе! – не сдержавшись, восклицаю я, Сев кривится, и я тут же чувствую, что краснею. – Это значит, Люси...

– Твоя троюродная сестра.

Я снова смотрю на девочку: подложив обе ладошки под щеку, она сладко посапывает у Сева на коленях.

– Вы так мило смотритесь... – поддеваю я его. К моему изумлению, на щеках у Сева появляются красноватые пятна.

– Уймись... – шипит он.

Я поднимаю руки вверх: дескать, все, сдаюсь.

– А где... Джеймс? – спрашивает он.

– Они гулять пошли. Будут к ужину.

– А, – он кивает и снова утыкается в книжку. Забывшись, он рассеянно поглаживает волосы спящей девочки. Я вдруг чувствую, что смертельно ей завидую.

Я беру с полки первую попавшуюся книгу и сажусь рядом. И даю себе слово, что Северус Снейп от меня не уйдет, будь он хоть триста раз слизеринец, бывший шпион и бывший Упивающийся. Аврор я, в конце концов, или не аврор? Женщина или не женщина?

Из дневника Гарри Поттера (24 июля, 00:10)

Офигеть!

Сегодня (нет, уже вчера) выяснились совершенно невероятные вещи!

Во-первых, Снейп, как оказалось, шикарная нянька. Хотя я мог бы догадаться и раньше. В конце концов, он с нами нянчился с первого курса – конфет от него, конечно, не дождешься, но это не главное. Короче, пока нас не было, мама Пита подкинула ему сегодня Люси. Снейп сказал, что Джейн срочно уехала по каким-то делам в соседний город.

Когда мы с Питом вечером пришли домой, оказалось, что Лу вообще от Снейпа не отлепишь, как ни старайся. Мы и ужинали вместе. Потом пришел с работы дядя Ник (Это папа Пита. Черт, как я Питу иногда завидую!) и они со Снейпом в гостиной пили коньяк. Тонкс с Люси что-то рисовали вдвоем, а мы с Питом весь вечер играли в подкидного дурака.

Когда Хадсоны наконец ушли к себе, Снейп рассказал нам с Тонкс в чем дело. Оказывается, Люси – ведьма! И притом из дома Блэков. Судя по тому, что ему удалось узнать, тетя Джейн – двоюродная сестра Сириуса, а значит, Люси троюродная сестра Тонкс!!! Вроде как ее бабушка была сквибом, и сбежала из дома, и вышла замуж за маггла.

Снейп говорит, что по праву наследство Блэков должно принадлежать или Тонкс, или Люси. Мне-то что! Как будто оно мне надо. Да если б Сириус был жив, я бы любое наследство, любые деньги отдал – зачем они мне?

Тонкс тоже объявила, что на фиг ей сдались деньги Блэков. Я тогда сказал, что пусть Люси забирает наследство Сириуса, если она когда-нибудь приедет в Хогвартс. Снейп очень странно на меня посмотрел, но ничего не сказал.

Я уже потом подумал, что неизвестно, доживем ли мы все до моего восемнадцатилетия, когда я получу это проклятое наследство. Мне и семнадцать-то только через неделю.

Интерлюдия 17: Северус (24 июля, 21:30)

Только что заходила вернувшаяся Джейн. Она совершенно убита. Надо заметить, что я тоже весьма... встревожен.

Дело в том, что Кассиопея Черрингтон, в девичестве Блэк, скоропостижно скончалась от неизвестных пока причин вечером во вторник, 22 июля, у себя в коттедже. Муж с работы пришел значительно позже, а вернувшись, обнаружил уже остывающее тело.

И одна из соседок, в тот день в качестве развлечения торчавшая у окна и подглядывавшая за всеми подряд, утверждает, что видела у дома незнакомую высокую худую («сущая скелетина, жердяйка ходячая», процитировала перепуганная Джейн) темноволосую женщину лет сорока.

Я не верю в совпадения.

Я слишком хорошо знаю черноволосую женщину из дома Блэков, которая очень точно подходит под описание «жердяйки ходячей».

Я пытаюсь понять, через сколько дней Беллатрикс Лестранж будет здесь.

Из дневника Гарри Поттера (24 июля, 23:10)

Кажется, дело пахнет керосином.

Часа полтора назад я заходил в кухню и обнаружил там Снейпа: он, обхватив голову руками, невидящим взглядом уставился на чашку остывшего зеленого чая.

– Э-э... пап? – окликнул я его наконец, когда понял, что он меня не замечает.

– Что? – он очень устало посмотрел на меня.

– Что-то случилось?

Он смерил меня тяжелым взглядом, будто пытался в очередной раз понять, чего я стою.

– Я не буду настаивать, – негромко добавил я, – но я принимаю куда более осмысленные решения, если владею нужной информацией.

Снейп задумался. Минуты через две он встал, жестом велел мне сесть и поставил на плиту чайник. Скрестил руки на груди – и сразу стал куда больше похож на классический Ужас Подземелий.

– Га... Джеймс, – начал он, и я почувствовал, что глаза у меня, того и гляди, вылезут на лоб. Снейп чуть не назвал меня Гарри? Он, наверное, совсем вымотался, если так оговорился.

– У меня есть все основания полагать, – продолжал он вполголоса, – что бабку Люси позавчера убила Беллатрикс Лестранж.

Я похолодел. Почему-то вчера до меня не дошло, что Джейн – еще и двоюродная сестра Беллатрикс Лестранж и Нарциссы Малфой.

Снейп меж тем нервно сдирал с пальца широкое серебряное кольцо с черным камнем-печаткой. Сняв, он сунул его мне в руки.

– Это порт-ключ в «Три метлы». Пароль – девичья фамилия твоей матери. Надень, и чтобы я больше не видел тебя без него, – тихо сказал он. – Магглы его не увидят. Я надеялся, что это не понадобится, но теперь... – он подошел ко мне совсем близко и, глядя прямо в глаза, продолжал: – Если что-нибудь, ты меня слышишь, что-нибудь случится, ты немедленно им воспользуешься. И если ты ослушаешься, я не знаю, что я с тобой потом сделаю, Поттер.

Я с трудом сглотнул и кивнул. Снейп налил две чашки чаю, снова сел и жестом велел мне сделать то же самое.

– Я не знаю, понадобится ли это вообще, – сказал он. – Может быть, все обойдется. По плану мы должны были провести здесь еще пять недель, но теперь я уже ни в чем не уверен.

– Я буду осторожен, – хрипло пообещал я. И подумал, что сдержу слово, потому что один раз я уже сделал большую, очень большую глупость, которая дорого обошлась нам всем.

Снейп кивнул и молча допил чай. Потом встал, вымыл чашку и убрал ее на место.

– Я ложусь, – сообщил он, остановившись в дверях. – Кстати, ты дописал эссе?

– Да, еще позавчера, – растерянно сказал я.

– Дашь мне завтра, я просмотрю. Спокойной ночи, – кивнув, он ушел.

Я вымыл чашку, убрал ее в буфет и еще долго сидел в полутемной кухне, прежде чем подняться к себе.

Интерлюдия 18: Тонкс (26 июля, 22:40)

Третий день мы все как на иголках. Бедняжка Джейн болтается между городами, организовывая похороны – они в воскресенье.

Сев так и не поговорил с ней насчет Люси и всей этой истории, сказал, что сейчас не время, она только больше перепугается. Джейн думает, что у матери и в самом деле был сердечный приступ, как в конце концов решили врачи. Думаю, они не больно-то и возились: пожилая женщина, умерла дома, следов насилия никаких...

Сев сказал, что все равно Хадсоны вряд ли соберутся бежать куда-нибудь из города, а дергать людей и поднимать шум в таком случае совершенно незачем.

Вчера он связался с Альбусом, тот тоже велел не паниковать, но быть настороже. Хорошо старику, он в Хогвартсе...

Расстроенная Люси все эти дни просидела у нас, Пит и Гарри развлекали ее как могли.

Сев отдал Гарри аварийный порт-ключ и спит с палочкой под подушкой.

Завтра Хадсоны все едут на похороны, Альбус обещал, что за ними присмотрят. Если я правильно поняла, там будет Кингсли – это хорошо, на него можно положиться.

Я припасла тут один фильм, хочу попытаться уговорить Сева со мной его посмотреть, а то уж больно обстановка... безрадостная. Завтра вечером попробую.

Из дневника Гарри Поттера (27 июля, 23:10)

Это кошмар какой-то.

Нет, это просто черт знает что такое!

В собственном доме... в гостиную зайти нельзя!

Мерлин, хорошо, что это все-таки не мои родители, потому что если бы это были родители, я бы вообще умер, наверное.

Короче, Снейп с Тонкс вечером после ужина сели какой-то новый фильм смотреть. Про ангела или что-то вроде. Я сказал, что обойдусь и лучше пойду что-нибудь почитаю по зельям. Снейп, который вчера вернул мне мое эссе, испещренное пометками в духе: «Неужели нельзя списать из учебника слово без ошибок?!», «Нет такого ингредиента – конабис!» и «Да перепишите же это, черт бы вас побрал, со словарем!», только хмыкнул. А я что, виноват, что нет у меня врожденной грамотности, в отличие от некоторых?

Короче, я поплелся переписывать эссе. Через час я понял, что глаза у меня слипаются и что я только наляпаю еще больше ошибок, и решил, что надо бы лечь спать. Не знаю, с какой стати мне пришла в голову идиотская идея пожелать своим так называемым родителям спокойной ночи.

В общем, я, уже в пижаме, спустился на первый этаж и тихонько подошел к двери полутемной гостиной. На экране как раз Траволта с охрененными крыльями стоял посреди поля, прижимая к груди маленькую собачку. Но эти... двое на него не смотрели. Они были... заняты.

Я вдруг с ужасом понял, что смотрю, как Снейп, полулежа на Тонкс, целует ее взасос, а та перебирает его рассыпавшиеся по плечам волосы.

В общем, я сбежал. Моего травмированного интеллекта хватило только на то, чтобы при этом не шуметь. Если бы они знали, что я их видел... В общем, Снейп бы меня убил, а Тонкс наверняка помогла бы избавиться от трупа.

Нет, ну это надо же! Шутки шутками, но могут быть и дети! И что они тогда делать будут?!

Хорошо, что завтра не моя очередь готовить завтрак. Я серьезно подумываю о том, чтобы не выходить из комнаты по меньшей мере до обеда.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

На всякий случай: если кто не смотрел, фильм про Траволту с крыльями называется «Майкл». Рекомендую всем.