Пробуждение Зверя (гет)

Кто бы мог подумать — нет, кто угодно, но только не Эйприл, — что путь ее завершится там же, где и начался: в комнате с мониторами? На которых, ко всему прочему, мало что можно было рассмотреть из-за тумана, волнами накатывавшего с побережья. На краткий, почти неощутимый миг Эйприл ощутила разочарование — но оно быстро схлынуло, холодными льдинками под кожу заполз страх. Что еще, помимо уже увиденного, может показать, чем удивит и устрашит ее Шредер? Если задуматься — всем, чем угодно.

На пороге девушка споткнулась и уже открыла было рот — то ли спросить, то ли возразить, Эйприл и сама еще не знала, что скажет. Но застыла изумленно, когда провожатый ее, отпустив ее руку, небрежно нажал несколько кнопок на панели (лишь потом наблюдательная журналистка сообразит, что располагалась она чуть в стороне от основной и не бросалась в глаза), даже не глядя на экран. Словно бы точно зная, кого или что ей продемонстрирует. А вернее сказать — совсем не словно.

— Вы сами этого хотели…

Полыхнуло и пропало незримой вспышкой. Эйприл даже не расслышала сказанного. Рвано выдохнув, она прижала руку к горлу, машинально подалась вперед. Пальцы до боли, до побеления суставов впились в спинку кресла, но Эйприл не видела. Не осознавала. Очевидно, залитая тусклым неестественного оттенка светом комната находилась где-то в пределах Технодрома, в одном из технических отсеков, но вот неподвижные местами перебинтованные тела людей, каждый на отдельном, похожем на операционный столе, подсоединенный к аппарату жизнеобеспечения, выглядели совершенно незнакомо. Этот же аппарат бесстрастно свидетельствовал, что несчастные еще живы. И лишь потом, спустя несколько звенящих напряжением секунд Эйприл поняла, кем они были. Пусть и не поверила сразу же и напрочь. Такого просто не может быть. Не с этим исчадием ада. И все же…

— Кто… это? — хрипло, неузнаваемо сорвалось с пересохших губ. Эйприл облизнула их и, не отпуская пока показавшейся спасительной опоры — ноги предательски подкашивались, — повернулась к Шредеру. — Что?..

Голос сорвался, и Эйприл уже не пыталась ничего добавить. «Что ты с ними сделал?» — вопрос напрашивался сам собой, но… глупо сказать, однако сейчас девушка боялась ответа на этот вопрос. Она, превыше всего почитавшая правду, сейчас боялась ее услышать. Страшилась лишнего подтверждения беспощадности судьбы и стоявшего перед ней человека. Он казался совершенно бесстрастным и спокойным, почти как механизмы на экране, и лишь еле различимые искры внутреннего огня в кажущихся черными глазах напоминали о недавней вспышке.

— Не узнаете? — неразличимым движением Шредер приблизил картинку, так что один из неподвижных людей занял весь экран. Эйприл отчетливо могла видеть, как еле заметно, неровно вздымается и опадает его грудь. — Неудачливые жертвы своей самонадеянности и вашей глупости, мисс О’Нил. Бывшие бойцы вашей армии, посмевшие считать, что могут меня одолеть; те, кого вы числили погибшими после неудавшегося нападения. Странное дело, — он сделал шаг в ее сторону, потом еще один. Широкая ладонь легла на спинку кресла, почти коснувшись пальчиков Эйприл. Но — почти, отделенная долей дюйма, — вы считали меня омерзительным кровожадным чудовищем, — на этих словах Эйприл вздрогнула и вскинула голову, а Шредер, усмехнувшись, кивнул в подтверждение своих слов. — Считали и считаете, можете не спорить понапрасну. Однако именно вы подставили их под удар, а я оказал необходимую помощь, можно даже сказать, спас их, — еще один суховатый сдержанный смешок. — И теперь, как и подобает достойным, не лишенным благодарности людям, они верны мне. И пополнят мою армию и будут защищать мое владычество — единственно истинное и достойное преданности, — Шредер вновь развернулся к экрану, и тогда только Эйприл разглядела, что лежащий, видимо, без сознания человек очнулся и сел на месте, глядя прямо перед собой неподвижным взглядом. Несмотря на довольно потрепанный вид, двигался он довольно шустро, словно и не чувствуя боли и скованности от полученных ран. И все бы ничего, если бы не его глаза… не его лицо, застывшее неподвижной маской. Вид его пугал Эйприл не на шутку. Под действием какого-то наркотика? Но нет, очнувшийся огляделся более осмысленным, прояснившимся взором, спустился со стола и замер возле него, даже не пытаясь искать пути бегства. Ожидает товарищей или…

Сзади девушка разглядела движение еще одного пробужденного к жизни. А может, даже и не одного, она не особо присматривалась, находясь почти в состоянии шока. «Не может быть», — снова и снова заевшей пластинкой прокручивалось в сознании, и хотелось вырвать этот надоевший механизм, вместе с мясом, если нужно. Не может быть. Граждане великой и свободной страны — на службе у этого зверя? Даже в благодарность за помощь, вынужденно, находясь в плену? Нет, никогда. Ни за что.

— Ни за что, — повторила она уверенным голосом, а когда Шредер оглянулся на нее, продолжила звенящим от возмущения голосом: — Ты обманываешь сам себя, Шредер. Граждане свободной страны даже под угрозой жизни не станут твоими рабами — и рано или поздно ты убедишься в этом. Когда они обратятся против тебя же. Сражаться за тебя, узурпатора и тирана, против своих же братьев? Не в этой жизни, Шредер.

— Думаете? — отозвался тот с нескрываемой издевкой, затем поднял с панели какой-то предмет, на поверку оказавшийся микрофоном. — Мне даже немного жаль разрушать твои наивные мечты, Эйприл — но они мои, — в голосе промелькнули стальные нотки, больно ударили по ушам. Эйприл недовольно поморщилась, но не отвела взгляда. — Мои телом и душой, так же, как и мои ниндзя. И ты убедишься в этом прямо сейчас. Слушайте меня, мои воины, — скомандовал он уже в микрофон, глядя прямо на экран и уже не обращая никакого внимания на девушку. — С вами говорит ваш истинный повелитель, император Шредер.

Эйприл с тревогой оглянулась на экран, картинка на котором вновь отдалилась и позволяла рассмотреть всех пятерых пленников. Они выстроились ровной шеренгой, глядя прямо перед собой, словно бы в лицо наблюдателям. Вернее сказать, ему. Девушка с неприязнью оглянулась на спутника.

— Рады служить вам, повелитель Шредер, — безэмоциональным голосом отрапортовал стоявший в центре, вскинул руку, словно отдавая честь. Его товарищи синхронно, как клоны, повторили его движение. Лишь один чуть-чуть замешкался, изменившись в лице — видимо, от боли в перебинтованной, висящей в перевязи на груди левой руке.

— Убедились? — легкий кивок в сторону Эйприл. — Но для большей убедительности… вот вам первый приказ, мои воины, — голос Шредера упал до низкого зловещего рокота; ниндзя наклонился вперед, сжал перед собой руку в кулак, голубые же глаза блеснули жестоким торжеством, — сразитесь меж собой! Без всякой пощады, до полной победы. Никаких ограничений и снисхождения! Лишь лучшие из вас получат право служить мне!

Эйприл ахнула в ужасе, не в силах отвести взгляд от тут же сцепившихся меж собой пленников. Скалясь и рыча, как дикие звери, те лупили друг друга чем придется с невероятной силой, уходя от ударов и захватов с не менее потрясающей ловкостью и скоростью. Даже не верилось, что какие-нибудь несчастные пятнадцать минут назад они находились без сознания, ничем не напоминая живых. Сейчас же каждый из невольных «гладиаторов» превратился в живой смерч, обрушившийся на собственных собратьев.

Горло перехватило спазмом, и Эйприл торопливо отвернулась, часто и неглубоко дышала, упираясь ладонями в колени. Нет, девушка читала как-то о подобных сражениях в древнем Колизее, но даже там, когда на кону стояла жизнь, далеко не все дрались с таким единодушием и самоотверженностью. Здесь же — пленники словно утратили собственную волю, лупя и кромсая друг друга, подобно ожившим орудиям убийства, используя для этого буквально все попадающееся под руки. Довольно скоро их тела, одежда, бинты, и даже все предметы, находившиеся в комнате, окрасились кровью. «Никакого снисхождения», — припомнилось вдруг, и сейчас Эйприл уже верила, что так и будет. Что сражение закончится лишь со смертью одного, а то и большинства участников. Несмотря на то, что приказ отдан их общим врагом, которого они — по идее — должны ненавидеть, кому просто обязаны сопротивляться, покуда живы.

— Что ты с ними сделал? Останови их! — с трудом удерживаясь на подгибающихся ногах, Эйприл приблизилась к Шредеру и схватила его за руку. Глаза же нет-нет да возвращались к двоим пленникам, прижавшим к полу третьего — как раз того, с перебитой рукой. Должно быть, ногам несчастного тоже неслабо досталось, и опрокинуть его навзничь — к тому же вдвоем против одного, в явном неравенстве сил — удалось легко и быстро. Теперь же один из агрессоров навалился на сбитого с ног, наступив коленом ему на грудь и сжимая руками его горло. Второй же со всей силы бил по голове лежащего каким-то металлическим предметом, не иначе оторванным от медицинского оборудования ближайшего стола. Несколько раз он попал и по рукам «напарника», однако тот почему-то не реагировал, лишь морщился, но не ослаблял хватки.

— Что ты творишь?! — отчаявшаяся Эйприл с силой дернула Шредера за руку, привлекая к себе внимание. — Ты хочешь убить этих несчастных? Так-то тебе нужны новые солдаты? — привела она первый пришедший в голову аргумент. Хоть что-то, способное его образумить…

Шредер повернулся, так же пугающе медлительно и равнодушно. Губы кривила чужая кровожадная улыбка, которой Эйприл не помнила у него — но так часто представляла себе, стоило вспомнить творимые ниндзя зверства. Все ее слова были для него комариным писком, пустым звуком. Словно это вовсе был не он… Эйприл с трудом подавила желание попятиться, отступить прочь, и дернула его за руку еще раз. С меньшей силой и воодушевлением, но упрямо не желая отступать. Кто знает, скольких надумает оставить живыми этот безумец? И кто еще может спасти хотя бы одну лишнюю жизнь, если не она?

— Мне нужны лишь достойные солдаты, Эйприл, — так же неспешно, чеканя слова, отозвался Шредер, без труда освобождаясь из ее хватки. В голосе также звучало ужасающее нечеловеческое торжество. — Те, что сделают мою империю действительно непобедимой. Кто заставит врагов страшиться моего имени и возвеличит свое. Лишь сильные стоят жизни — ничтожества же должны сдохнуть и не осквернять более собой Землю!

Невозможно жестокие, невыносимые слова били плетью. Колени наконец подогнулись, и Эйприл упала, закрыв руками лицо. Ладони в отсвете ожившего кошмара тоже казались красными, покрытыми кровью ее соотечественников, которых она не сумела защитить. Погибших по вине того, в кого имела глупость поверить…

— Пожалуйста! — голос сорвался на рыдание; Эйприл всплеснула руками, словно собираясь обхватить ниндзя за колени, но в последний миг отшатнулась. — Прошу тебя, прекрати это безумие. Если только не хочешь и моей смерти…

Задушенно всхлипнув, она вновь спрятала лицо в ладонях. Силясь выбросить из памяти почти скрытое невольными палачами уже неподвижное, почти переставшее шевелиться тело менее везучего пленника. Но не могла. Он будет сниться ей в кошмарах еще не раз и не два, вместе с остальными, павшими от руки Шредера — или из-за него. И снова и снова Эйприл будет сжигать негасимое пламя вины. Ведь это она хотела дать ему еще один шанс. Она пыталась видеть человека в отъявленном безумце, утратившем даже понимание — каково им быть. Она опять и снова — причина всему.

— Довольно! — донеслось до нее, словно через густую пелену. Эйприл не подняла головы. К кому относилось это слово, она не пыталась и гадать. Да и неважно. Все неважно. Она ошиблась. Снова.

— Все закончилось, Эйприл. Они прошли свое испытание, — она почувствовала на плечах чужое прикосновение и резко вскинула голову, как ужаленная. На глазах стояли слезы — Эйприл не пыталась их вытирать. Они размывали мир перед глазами, хоть немного скрадывали случившийся кошмар. Они обращали в мутную расплывшуюся маску лицо человека напротив, милосердно пряча кровожадную гримасу на нем. Но не унимая боли. Эйприл помнила ее — и будет помнить всегда, даже если проживет сто лет.

— Они живы… но никогда, слышишь, никогда не смей сомневаться в том, что я на что-то способен, — усилием воли Эйприл заставила себя сморгнуть слезы и непримиримо уставиться на Шредера. Демонстративно не замечая протянутой руки, призванной помочь ей подняться.

— Даже так? То есть ты способен на все? Буквально на все ради своего могущества? — зло выплюнула она, сделав акцент на последнем слове, вложив в него всю горечь и злость. — И ты переступишь через кого угодно на пути к нему? Даже если это буду я…

— Что за глупости? — Шредер нахмурился, вновь становясь непроницаемым. Рука легла на кнопку, готовясь отключить «прямой эфир». — Я никогда…

— А что же тогда было сейчас? — резкий кивок в сторону экрана, на котором выстроились неровной шеренгой изрядно потрепанные, но живые «испытуемые» Показалось, или их стало меньше на одного? Эйприл не стала приглядываться. — Для чего ты показал мне все это? Чтобы я увидела всю глубину твоей кровожадности? Можешь не утруждаться, я знала это давным-давно. — Эйприл выдавила из себя презрительный смешок, поднялась-таки на ноги и отступила на шаг, выдерживая дистанцию. — Я думала… черт, я надеялась, что ты хоть на немного лучше Кренга… — сдавленный всхлип, похожий одновременно на плач и на истерический смех. — Боже, какой дурой я была! Ты ничем, ничем от него не отличаешься. Вы оба — гнусные твари, для которых существует лишь собственное раздутое донельзя «Я» — а больше нет никого и ничего.

— Не смей даже сравнивать! — тут же вскипел ниндзя, угрожающе — как показалось Эйприл — шагнул к ней. — Ты ничего не знаешь. Он… — Шредер осекся, видимо, сообразив, что сказал лишнее. В любой другой момент Эйприл заинтересовалась бы, попыталась распутать ниточку. В другой. Не сейчас…

Сейчас же Эйприл стояла недвижимо и тихо, молча глядя себе под ноги. Двуликий невозможный собеседник перестал для нее существовать. А был ли вообще?.. Мигнув, экран погас, и в комнате словно бы стало темнее. Или же это вновь показалось? Эйприл было безразлично. Оглушающее разочарование навалилось стотонной плитой так, что девушке казалось — вот-вот хрустнут кости. Но и это уже не ужасало. Шокирующая правда словно бы выжгла, вытравила до клетки все нервы и чувства, и не осталось ничего. Лишь тихая горечь с привкусом пепла. Наверно, так и должно было все кончиться. Однажды. Почему бы не сейчас?..

На ноги упала тень. Должно быть, Шредер подошел ближе. Может быть, даже остановился на расстоянии протянутой руки, способный дотянуться в любой миг. Пускай. Эйприл по-прежнему смотрела себе под ноги. Пусть закончит это прямо сейчас. Быстро. Это лучше, чем обманываться вновь и вновь и в кровь резать душу. И вполовину не так больно.

— Я не хотел… — легкое, почти неощутимое прикосновение к щеке. Эйприл дернулась, словно бы ниндзя полоснул ее бритвой, вскинула глаза, полные муки. — Просто ты должна понять…

— Зачем? — голос дрожал, снова готовый сорваться на рыдание. Комната плыла перед глазами, и в какой-то миг Эйприл шатнулась, но устояла, через секунду осознав, благодаря кому. Ладонь лежала на плече, спокойно и неколебимо, добавляя сил. Такое знакомое, согревающее — и ранящее в кровь прикосновение. Эйприл, ожесточенно потерев щеки, продолжила более уверенно. — Для чего ты творишь все это? Ты говоришь, что я нужна тебе — и тут же делаешь то, что приводит меня в ужас, уничтожает изнутри. Зачем, Шредер… Саки? — Эйприл накрыла своей ладонью его, мимоходом отметив, что та тоже дрогнула, пусть и едва ощутимо. — Ты же понимаешь, что я не могу, просто не смогу быть рядом с тобой… таким.

— Но ты же была, — напомнил Шредер. Сейчас, глядя ему в лицо, четко различая каждую его черточку, девушка не видела и тени охватившего совсем недавно воина безумия. Прошло совсем или затаилось на время? Гадать почему-то не хотелось. — Тогда, на нашей первой встрече. Она случилась почти сразу же после сражения на военной базе…

— Перестань! Ради всего святого, замолчи, — Эйприл мотнула головой, — пожалуйста… То, что ты тогда совершил… это ужасно, чудовищно. Неужели оно было так тебе необходимо?

Она ненавидела сама себя — но все же с волнением всматривалась в его лицо, ожидая ответа. Надеясь — на что? Что этот маньяк сожалеет о свершенном, повторенном не единожды? Хотела вновь быть обманутой красивыми словами о великой цели, стоящей этих жертв, этого ужаса… в которую ни тогда, ни сейчас не верила ни на грамм? Эйприл не знала и сама. Лишь смотрела, затаив дыхание.

Вопреки ожиданию, Шредер не стал оправдываться, но лицо на миг искривила гримаса такого искреннего отвращения, что Эйприл до боли, до дрожи захотелось поверить — что сожалеет, что не желал. Что не обманывает… хотя бы сейчас.

— Меня заставил Кренг, — начал было Шредер, но был безжалостно перебит:

— А если заставит снова? Сегодня или завтра? Что тогда?

— Правильнее сказать: никогда, — сухо усмехнулся Шредер. — Можешь не беспокоиться, Эйприл, он уже никогда и никому ничего не сможет приказать. Я избавил мир от этого выродка…

Он сделал два шага вперед; ладонь, соскользнув с плеча Эйприл, сомкнулась на ее запястье, потянув за собой бережно, но решительно. Девушка не нашла в себе сил противостоять.

Нажатие очередной кнопки, и включился другой экран. Еще один, совершенно незнакомый, с виду заброшенный отсек с тусклым освещением. Оно не давало рассмотреть толком даже какой-то металлический хлам в углу, хотя что-то в нем показалось Эйприл знакомым. Прищурившись, она всмотрелась внимательнее.

— Смотри, — сильные ладони легли на плечи, слегка сжав их. — Вот все, что от него осталось.

Эйприл взглянула — и тут же, скривившись, отвернулась. Теперь-то она признала в исковерканном механизме андроид Кренга. Сейчас мощные механические конечности были изломаны и выкручены под неестественным углом, местами андроид был покрыт ржавчиной, а брюшная кабина, где обычно и восседал слизнеподобный инопланетянин, была густо залита бордово-коричневой, ныне засохшей жидкостью. Ею покрылась и наверняка пропиталась и клавиатура, вдребезги разбитая.

— Боже, — пробормотала девушка, на секунду взглянув — и снова отвернувшись, даже не осознавая, что почти уткнулась лицом в грудь Шредера. — Что ты с ним сделал?

— Только то, что он хотел сделать со мной, — когда Эйприл подняла голову, Шредер медленно кивнул, глядя ей в глаза. — Со всем миром — известным тебе и за пределами твоего понимания. Со всеми нами. Ты сравнивала нас, Эйприл… — губы искривила горестная складка, ладони на хрупких плечах сжались сильнее, почти до боли, — …но ты даже не представляешь, насколько ошибаешься. На что был способен пойти этот безумец не только ради власти — просто для собственного удовольствия, какие мерзости творил походя, даже не задумываясь. Что он сделал со мной… — на миг остановившись, ниндзя повторил уверенно: — Но теперь этот маньяк никогда и никому больше не повредит. Никогда не заставит меня сотворить ничего непотребного, не потребует ненужной жестокости. Я свободен, Эйприл — и могу сделать весь мир таким же — свободным от лжи и боли. Мой гнев отныне подвластен лишь мне, и я могу управлять им, обращая лишь на тех, кто на самом деле достоин его.

Как хотелось поверить… но что-то не давало, беспощадно рушило красивую картинку. Что-то незначительное, не отложившееся в памяти, но важное. Зажмурившись, Эйприл старательно напрягла память — и вспомнила. «Бордово-коричневая, ныне засохшая жидкость…» То, что, скорее всего, было кровью инопланетного мозга. И ржавчина — возникшая явно не три дня назад. До захвата Нью-Йорка.

— В самом деле? — отстранившись, Эйприл пытливо уставилась в глаза Шредера, всем видом своим выражая скептическое недоверие. — Ты уверен, что не повторишь и не приумножишь его зверства… когда ты уже сделал это? Разве не так? Ведь это ты, ты, а не он, стер с лица земли несколько кварталов Нью-Йорка, даже те, что не мешали твоему продвижению. В них не было смертоносного оружия, не было врагов, да даже просто того, кто мог бы воспротивиться тебе — и все же ты их уничтожил. Ты можешь убить по одной лишь прихоти — я видела, каким бешенством горят твои глаза при этом, — и я боюсь… просто боюсь тебя. Как я могу даже просто быть рядом, не зная, когда ты в очередной раз сорвешься с цепи?

— Никогда, — Шредер поймал-таки ее за руку и развернул лицом к себе. — Что бы он ни сделал со мной, какого бы демона ни пробудил — теперь только я владею этой силой. Его мощью, его могуществом, его властью. Я владею им, Эйприл, и он послужит нам в построении нового лучшего мира, против любой опасности. С его помощью я подарю тебе мир, которого ты стоишь…

— Он несет лишь разрушения и смерть, неужели ты этого не видишь? — напряженно повторила Эйприл. «Демон… подумать только». Но почему-то она без труда поверила, зная не понаслышке, какими технологиями владел бывший союзник Шредера. — Он силен, да, но его сила погибельна, и для мира, и для нас всех. И однажды ты снова не сможешь его остановить. Кренг никогда больше не сумеет навредить мне… а ты? Ты тоже не сможешь?

— Можешь быть уверена, Эйприл, — наконец-то Саки улыбнулся, искренне, умиротворенно, так похоже на себя недавнего — в той, другой, жизни, где не было всего этого ужаса. — Он лишь часть меня, а ты слишком дорога мне, чтобы я мог потерять тебя. Без тебя этот гребаный мир ничего не стоит. Но будет! Непременно будет, не будь я Ороку Саки!

Эйприл тихо вздохнула. Нет, он все-таки неисправим. Она сильно сомневалась насчет помянутого контроля — слишком уж недавно могла наблюдать совсем обратное. Но сейчас Шредер вроде бы адекватен и способен рассуждать разумно, а последние его слова дали ей надежду. Хрупкую, совершенно иллюзорную, за которую, тем не менее, Эйприл цепко ухватилась, как за последнюю спасительную соломинку. Может быть, это лишь слова, и на деле они обернутся лишь новым разочарованием, новой отравой в душе. Но не попробовать она просто не могла. Ради всех, кто еще жив, но в любой миг может стать жертвой безумия Шредера.

— Ты говоришь, что я дорога тебе, Саки, — начала она тихо. — Значит, я… нравлюсь тебе? Нравлюсь настолько, что дороже целого мира?

Последнюю фразу Эйприл проговорила совсем тихо. Все-таки, пусть она и слышала заверения в любви неоднократно — но это говорил Ричард, не Саки. И это было так давно. Словно бы в другой жизни. Он уже не тот, и она — тоже. Осталось ли хоть что-то от того чувства, что связало их — или козни Кренга, безумие Саки и ее собственная неосторожность разрушили все?

— Нравишься ли ты мне? — на лице Саки появилась тонкая улыбка, скорее говорящая о тайной грусти, нежели о веселии ее владельца. — Ты нравишься мне, Эйприл, наверное, даже сильнее, чем можешь себе представить… Мне трудно обо всем этом говорить — ты знаешь: я никогда этого не делал, — однако, не будь я таким страшным человеком, я, наверное, давно уже признался бы тебе, что люблю тебя. Люблю очень давно, и любовь эта гораздо крепче тех цепей и веревок, которыми я не раз связывал тебя… чтобы ты не убежала, чтобы ты была со мной…

— А можешь ли ты доказать мне свою любовь? — Эйприл вновь пристально посмотрела на него и даже шагнула ближе, положив руку ему на грудь. Саки легко перехватил ее и поднес к губам, но девушка постаралась не замечать этого. Вся сила воли, все мужество до капельки требовались, чтобы не отступить, чтобы закончить начатое — зная, что оно ранит их обоих. — Ведь любовь всегда требует жертв и усилий, иначе это уже не любовь, а лишь пустые слова — красивая ложь, которой в моей жизни было и так уже слишком много…

Глаза Шредера гневно сверкнули.

— Чего именно ты хочешь, чем я должен ради тебя пожертвовать, Эйприл? — с угрозой в голосе переспросил он, уже догадываясь, о чем она может его попросить.

— Своей мечтой захватить этот мир. Своей жаждой власти, — ответила она тихо, но твердо. — И тогда мы будем вместе. Я буду твоей и всегда останусь рядом с тобой, Саки…

В последний момент девушка все же не выдержала, опустила глаза. И даже не глядя, почувствовала, как сгустился, словно бы похолодел воздух, становясь преградой меж ними: Саки отпустил ее руку, отстранился, и Эйприл уже догадывалась, что он ответит.

— Ты ведь знаешь меня, Эйприл — я не такой. И не смогу стать другим даже ради тебя, — ответил Шредер резко, словно пресекая дальнейшие попытки убедить его. — Я не тот человек, чтобы выбирать между тобой и властью — мне нужно все и сразу — и тебя, и власть. Твою любовь, красоту и нежность на фоне упавшего к моим ногам мира.

— Ты действительно ужасен, Саки… Неисправим и ужасен, — вздохнула Эйприл. Обессиленно опустила руки, и точно так же упал и стал еле слышим ее голос. Однако Эйприл была уверена, что Шредер расслышит каждое слово. Расслышит и поймет правильно. И может быть, все-таки… — Не так давно мне сделал предложение один парень. Я пока не дала согласия, но обещала ему подумать. Что ты будешь делать, если я стану его невестой и оставлю тебя наедине с твоей мечтой, Шредер? Если тебе придется выбирать между ней и мной? Что ты выберешь?

Ладонь Шредера, подобно стальным тискам, на мгновение сжала тонкую кисть девушки, которую еще недавно целовали его губы — но практически сразу же отпустила, давая ей свободу.

— Этого не будет никогда, — коротко, но с леденящим холодом в голосе заверил ее он. И Эйприл невольно содрогнулась, ощутив этот холод — ибо он был полон беспощадной, неумолимой решимости. — Можешь мне поверить, Эйприл: как только на вашей свадьбе прозвучит вопрос: «Знает ли кто причину, по которой эти двое не могут быть вместе?» — я достану из кобуры свой револьвер и пообещаю наполнить до отказа свинцом груди и головы всех до единого там присутствующих, если это все же случится.

— Неужели ты готов стрелять в безоружных, ни в чем не повинных перед тобою людей, Шредер?.. — шокированно переспросила Эйприл. Нет, конечно, она предполагала такое, но думать одно, а слышать — совершенно иное. Она прижала ладонь к груди, словно туда впилась отравленная иголка, и продолжила уже громче, с толикой гнева: — А меня? Меня ты тоже убьешь, Саки? Раз уж ты говоришь обо всех?..

Показалось, или его лицо тоже искривила гримаса гнева, знаменующая начало бури? Как бы ни убеждала Эйприл себя, увидеть отражение ненависти и презрения на лице недавнего врага казалось мучительнее и невыносимее, чем погибнуть от его руки. Выставленный ультиматум стал по сути шагом в пропасть. Но и не сделать его она тоже не могла. Настало время истины, чего бы она ни стоила. Она не сможет быть с ним, если останется хоть малая толика сомнения. Девушка пытливо посмотрела на Шредера, словно пытаясь прочесть на лице то, что он пожелает скрыть.

— Нет, Эйприл, никогда. Мне проще было бы убить самого себя, чем причинить тебе боль, — после длинной, показавшейся бесконечной паузы, ответил тот. Медленно, почти судорожно выдохнул и негромко добавил: — Наверное, ты не поверишь, но это правда.

Но она поверила. Сразу и безоговорочно. Эйприл не могла не видеть, как непросто дались ему эти слова — а это говорит о многом. И все же кое-какие сомнения остались.

— Неужели это правда?.. — переспросила она, после чего уточнила: — Ведь я столько раз помогала твоим врагам, снимала про тебя и твои выходки разгромные репортажи, столько раз говорила тебе гадости…

— …столько раз была в моих руках и выходила из них живой, не получив ни единой царапины… — закончил Шредер. — Ведь так? Если бы я захотел, ты бы давно пожалела и об этих репортажах, и о гадостях, и о прочих глупостях. Я мог сделать с тобой все, что угодно, возможностей было множество, и никто не успел бы помешать, если бы я действительно этого хотел. Но я никогда, ни за что на свете не причинил бы тебе боль. Лишь этим мерзким тварям, вновь и вновь стоящим на моем пути…

В голосе прозвучала нескрываемая злоба, и Эйприл невольно поежилась. Ну, вот зачем было будить лихо? Она так надеялась, что Шредер забыл о черепашках, увлеченный совсем иным, а сейчас сама напомнила о них. Словно нарочно подставляя под удар. Если… точнее, когда они вновь придут. Проклятый длинный язык! Впрочем, если не отговорить его от завоевания, то может, хотя бы защитить их она сможет? Если Шредер не соврал, и она действительно многое для него значит.

— Не причинил бы? — задумчиво переспросила она. — А как же твои слова о том, что ты собираешься сделать с моими друзьями? Ты хочешь уничтожить их и не скрываешь этого. Думаешь, мне не больно это слышать? И сердце мое не разрывается от необходимости выбирать между ними и тобой? Неужели ты и правда не знаешь, что слово может ранить сильнее ножа и пули. Я не верю, — девушка упрямо мотнула головой, словно отгоняя навязчивые мысли, и повторила твердо: — Не верю. Тогда зачем?..

На пару минут повисла гнетущая тишина. Эйприл немного жалела о сказанных словах, о возможной резкости — но не спросить она просто не могла. Раз он говорит о любви, о нежелании обидеть — значит, должен понять… Или нет?

— А если бы я уверил бы тебя в обратном, в том, что готов простить и забыть все ИХ гадости и унижения — разве бы ты поверила? — невесело поинтересовался Саки. — Ты же знаешь, что я не такой. Я не из тех глупых миротворцев, что подставляют щеку под очередной удар. И я не забываю и не прощаю причиненного мне зла. Так же, как и добра… если было бы что помнить! — неожиданно саркастически усмехнулся он. — Но если бы мне пришлось выбирать между тобой и моими так называемыми союзниками и слугами, я бы не колебался ни минуты. Ни секунды! Потому что ты — единственная, кто дорог и близок мне в этом проклятом мире. Именно это я называю любовью. А ты? — неожиданно Шредер повернулся к ней, буквально пронзив пристальным испытующим взглядом. — Кого выберешь ты?

— Не знаю, — честно призналась Эйприл, опустив голову. Это признание тоже далось ей нелегко, но не ответить она не могла. Столько лжи и лицемерия было в прежней жизни и так называемых отношениях, что теперь она поклялась себе, что не допустит больше этого. Ни за что. Чего бы это не стоило. — Я правда не знаю. Ты требуешь от меня невозможного и знаешь это, — проникнувшись этими словами, Эйприл подняла глаза и повторила: — Я не могу и не хочу выбирать, ибо, что бы я ни выбрала, это будет предательство. И если я выберу тебя и прокляну их, смогу ли потом уважать себя? И ты — поверишь ли ты мне после этого? Ведь лгать и предавать трудно лишь в первый раз…

— Так значит, нет? — угрожающе переспросил Шредер, стремительным движением подходя почти вплотную. — Ты отказываешься и выбираешь их? Ты против меня?

— Нет! — неожиданно громко воскликнула Эйприл. — Не выбираю! Как ты не понимаешь? Я знаю, кто ты и на что способен — но все равно не могу уйти. Не могу оставить тебя, ведь мое сердце остается с тобой. Потому что люблю тебя, невозможное ты создание! Люблю, несмотря на все зло и тьму, несмотря ни на что… Только, пожалуйста, не ставь меня перед таким ужасным выбором! Я просто не могу. Я не такая, и ты это знаешь…

Голос ее дрогнул, и девушка замолчала, обреченно чувствуя, что всех ее слов не хватит, чтобы переубедить его. Будь что будет — она сделала все, что можно. Дальше выбирать уже ему. И она могла лишь надеяться на лучшее.

Но прежде, чем Шредер успел что-то ответить, повисшую тишину прорезал сигнал тревоги. «Вторжение! Вторжение!» — повторял снова и снова механический голос на фоне отвратно завывающей сирены. Сигнал дополнили тревожные алые блики аварийного освещения. Бросая на лица то яркий свет, то резкие тени, они делали недавних собеседников неузнаваемыми, почти чужими. Меж ними вновь выросла пропасть, и теперь, Эйприл чувствовала это, ее не преодолеть ни мольбой, ни клятвой.

— А вот и ответ на твой вопрос, — в два шага добравшись до клавиатуры, Шредер вывел на экраны изображения с разных точек Технодрома. Они менялись с такой бешеной скоростью, что у Эйприл зарябило в глазах. Она так и не рассмотрела, кто именно спровоцировал сигнал тревоги, но без труда могла догадаться. — Скоро тебе не придется выбирать.

Эйприл метнулась к нему, но ниндзя был быстрее. Ее пальцы не успели даже коснуться его, ноги поехали, и девушке пришлось ухватиться за панель, чтобы устоять. Секунда, не более — но Шредер уже был на пороге. Снова до ужаса схожий с тем ожившим кошмаром, который и приволок ее сюда. Которого она боялась и ненавидела, не желая признавать частью личности Ороку Саки. И все-таки он был. Несмотря на все ее неприятие и ненависть.

— Я не прощу тебе этого, слышишь? Никогда не прощу! — прокричала Эйприл уже ему в спину. Шредер ничего не ответил, лишь насмешливо кивнул: понял, мол. И, чуть заметно коснувшись кнопки где-то за пределами комнаты, исчез в коридоре. А мигом позже опустилась стальная створка, точно такая же, как и на границе отсека. Эйприл чуть было не врезалась в нее, в последний момент успев затормозить. Зло ударила по ней кулачком, обессиленно съехала по гладкой стали на пол. Черепашки здесь, в этом Эйприл была уверена, но вот услышал ли ее Саки? Вспомнит ли в схватке с ненавистными врагами? Сумела ли она хоть немного помочь им или сделала только хуже? Узнать было неоткуда.