Панк-Дозор (джен)

Альберт недовольно поелозил по панцирной кровати... Да уж, лагерь точно не Орлёнок. Хотя тоже море, почти тот же пляж, но статуса ВДЦ не имел, а потому — получите, распишитесь — расхлёстанные (что на них делали-то? Детский же лагерь, а?) узкие кровати, недостача арбуза в крови (ему особенно тоскливо было, да, без этой со-о-очной мякоти) и вожатые, которых не пойми где понабрали, латая огроменную кадровую дыру.

Ну да, ну да... Летом тех недостача. Отвечать за жизнь и здоровье спиногрызов, когда это лагерь на берегу моря и эти самые спиногрызы так и лезут в воду, где лаптем болтануть — раз, два... Скажете, спасатель на вышке сидит — трижды ха! Тот там сидит только перед проверкой... И то, сидит ли... Вышка вся облезла, краска облупилась, доски покосились — сидеть там опасно для жизни.

Так что понабрали всех, кто согласился... Без судимостей. Особенно в старшую группу, в которую, несмотря на небольшой рост и никак не желавшие расти усы (зачем ему пушок?), был распределён и шестнадцатилетний Альберт. Кому охота отвечать за чужие гормоны? То-то и оно...

Так что в лагере их отряды с первого по десятый — младшаки, а с одиннадцатого по пятнадцатый, выселенные в отдельные домики без удобств, больше напоминавшие бочки или бараки, — старшие классы. Вот и тут-то уже произошла настоящая магия. Потому что Визенберг решительно не понимал, как в вожатые сумел затесаться такой тип как, чтоб его, Горшок. Ну вот какой вожатый залетит на отрядное место для знакомства, упадёт на пол и, закатив глаза, начнёт биться в судорогах... А потом, дождавшись, пока девчонки пообмирают от ужаса, пища тоненькими голосками: «На помощь!» — вскочит на ноги и будет шутливо обижаться: а что не спасали-то, ё-моё?! А потом ещё показывать им приёмы первой помощи...

Ну вообще, это, если честно... Визенберг вздохнул... Было даже весело. Правда, поначалу немного страшно. Горшок — этот... Ну какой вожатый сразу так велит себя называть, а не по имени... Он вообще границ между ними и собой не видел. Ещё и про анархию втирал в отряде. Что каждый имеет право на своё мнение, но при этом надо, чтоб всем было максимально хорошо. Уважать друг друга. Да, правильные, блин, вещи говорил. Хоть и от волнения (было, да, немного) ё-моёкал через слово... Но вот довели его воспитательные методы.

Решив, что всё можно, некий Сашка Балунов ночью учудил. Во-первых, пробрался к девчонкам. Напугал тех. Одну поцеловал. Во-вторых, подбил на это дело некоего тоже Сашку, но Щиголева. Тот не отстал. В-третьих, пробрался на кухню, наварил там чая, очень-очень крепкого... Ещё какой-то травы туда сыпанул. И забалдел на пару с товарищем.

Ох и выволакивали потом Горшка... Там-то и узнали, что его Михаил Юрьевич Горшенёв зовут, пока директриса упражнялась в развитии связок. Но удивительно — не уволили. Усилили их отряд. Дело в том, что, вообще-то, положено каждому отряду двух вожатых иметь, но нехватка, сами понимаете... Так что не все были укомплектованы. А вот им сейчас от малышей оторвали...

И вот тут-то Визенберг пропал. Вот это девица, блин! Ноги длинные, красивые, шортики рассмотреть позволяют, ага... Фигуристая, сочная, попа как арбуз... Ну, вы понимаете... В шестнадцать легко влюбиться, а эта деваха... Ну просто бомба сексуальная была. Ещё и голос приятный. Ещё и силу убеждения имела такую, словно заклинательница змей.

Там даже самые отпетые притихли... Оставленные на птичьих правах Балунов и Щиговлев, например. Ну или они тоже залипли... Эх, всё внутри у Альберта выло — лапы прочь! Ну просто Аксинья, она такая... Такая была... Просто... Ладно, голос, ладно, формы — она ведь весёлая такая оказалась. Скажете, Горшок тоже — ну дык... Она при этом как-то управлять хаосом умела и лавировать. Истории разные рассказывала. Такие, что хоть стой, хоть падай... Рисовала — просто во! У них самое классно оформленное отрядное место вышло.

Да... Визенберг пропал. Ходил хвостом. Вздыхал, ревностно поглядывал, как то же самое проделывает ещё добрая половина отряда. Особенно его бесил один очкастый высокий, реально на четыре головы выше его, хмырь... Тот с тем же, что у Альберта упрямством, волочился — и на гитаре тоже бряцал недурно, пытаясь поразить. Гад! Как-то их гитарный поединок застал Горшок... И взял, отжал гитару у Визенберга (потому что он меньше — так нечестно!) и сыграл сам. Очень красивое, упырь этакий, сыграл. Аксинья аж как-то на него посмотрела по-новому. Мало того! Он спел, с*ка!

Вот с той поры и началась война, про которую Горшенёв не знал... Хоть Альберт, вообще, парень милый и добрый, но пубертат, сами понимаете, тут всех прёт. Вот его аж в жар кидало, когда этот... Блин, а ведь они, примерно одного возраста, на равных... И тот не метр с кепкой... В отличие от него с Сашкой (блин, их тут в отряде сколько?!) Леонтьевым — не пацан... Имел все шансы отхватить прекрасную Асю, как они ласково ту называли.

Пел он, гад... Так ведь мало того! Пел и играл тот чего-то собственного сочинения. Фея же Альбертовых снов возьми и скажи, что тексты никуда не годятся, дай исправлю... Исправила... На другой вечер на костре слушали, словно очарованные... Как эта парочка поёт. Девчонки (поголовно влюблённые в Горшка) мечтали грохнуть Аксинью... Парни наоборот. Так и жили. Особенно Альберт. Он изнемогал от любви, но, кажется... Дело было безнадёжным — те с каждым днём всё сильнее и сильнее синхронизировались. Лапищи Горшка то и дело оказывались где-то на Асе. Это было невыносимо.

Пока Альберт раздумывал, как бы ему добыть арбуз, чтоб полечить разбитое сердце, уже скомандовали подъём. На завтрак чуда не случилось — привет, макаронам в молоке, потом их повели на пляж... И всё как обычно, только вот... Сердце пропустило удар — эти двое ссорились.

Казалось бы, радоваться надо, свершилось... Можно подождать пару лет, отрастить волосы ещё длиннее, а усы гуще, подвить, залезть на белого коня, розу в зубы и подъехать к Аксинье, достав ту из-под земли, но... Альберту отчего-то стало очень-очень тревожно. А солнечный день будто разом выцвел... И правда, откуда-то нагнало тучи, в море поднялась волна, где-то вдали била молния и тревожно выл в уши ветер... И всё это за десять, блин, минут! А эти двое продолжали самозабвенно орать друг на друга, не обращая внимания, что на них выпучился весь тринадцатый отряд... И что их уже поджимает четырнадцатый, чья очередь купаться и загорать наступала... Ага, не в такую бурю!

Отчего-то никому не было слышно, о чём те там ругаются... Более того, когда Визенберг хотел подойти и вкатить Горшку претензий за то, что так смеет с Асей обращаться, его словно отбросило невидимой стеной... Что за фигня?! И не его одного... Рядом на песочке дружно в ряд сидели не понимающе крутящие головами Сашки. Наконец, этот самый главный чудик отряда Балунов вдруг ткнул пальцем в Асю и крикнул:

— Вы это тоже видите, да?

— Что видим? — Леонтьев протёр очки, а потом ругнулся...

Всмотрелся и Альберт... Да чуть было и не присел... А не присел потому, что и так уже на попе сидел. У Аксиньи вместо волос шевелились... то ли змеи, то ли... Нет, точно змеи! Точно Горгона та сейчас выглядела — разгневанная, страшно прекрасная...

«Я вижу глюки... Помогите!» — слабо подумалось Визенбергу, когда вдруг Ася посмотрела прямо на него и тут её голос, наконец, услышал весь отряд:

— Кто сегодня войдёт в воду без моего разрешения — прокляну! — и змеи в её прическе покивали в такт... Никогда ещё она так голос не повышала.

— Она может! — с какой-то дикой горечью заявил Горшенёв...Которого они тоже — во чудеса — хорошо услышали. — Проклясть!

А потом эти двоё явно наперегонки ринулись прямо в неспокойное море. Побежал было Альберт за безумцами, но куда там... Неведомая сила давила, не отпускала. Ни его, ни парней. Ни кого-либо. Там уже и вожатые четырнадцатого переполошились... Какое-то время они беспомощно наблюдали, как эти двое плывут прямо куда-то в открытое море — явно наперегонки... Причём Ася не отставала, как могло бы ожидаться. А потом скрылись оба. Где-то уже далеко за буями... Только тогда невидимый пресс и схлынул.

— Надо, надо их спасать! Это помешательство какое-то... — шептал Визенберг. Рядом серьёзно кивнул Балунов и он, командуя остальными Сашками, вместе с ним почапал было к лодкам... Но тут из воды показался Горшок — весь какой-то взъерошенный, перепуганный, аж бледно-зелёный. А в руках Ася...

Альберт не помнил, как уже без всяких невидимых препятствий добежал до них — стукнул того кулаком по спине, чтоб отмер, и прокричал, чтоб уже применял свои, показанные им в первый день навыки...

Тот его каким-то чудом услышал, растерянность уступила место сосредоточению. Миша перегнул её через колено и как следует тряхнул... Ася качнулась безжизненной куклой. Альберт не заметил, как закапали слёзы. Больше никаких блестящих змеек в волосах он не видел. Зато заметил, как неровно мерцает свет вокруг Горшка, словно тот перегорающая лампочка. Внезапно стало очень страшно.

Ветер усиливался, начиналась настоящая буря, внезапно он почувствовал, что длинная и едва заметная в этой серости тень Горшка колышется ему навстречу. Потом мир изменился. Увиденное вокруг Мишки стало чётче, а вот Аксинью заволокло тёмное поблёскивающее облачко, и оно куда-то пыталось сбежать из тела.

«Ну, уж нет...» — подумал, потом взял и прижал то ладошкой обратно, с удивлением отмечая, что от руки-то идёт... свет. Кажется, что-то начало получаться, потому что тучка прекратила попытки вырваться из тела Аси, улеглось дымчатыми, сверкающими серебром серыми кольцами обратно... А сам он отключился, успевая заметить, как из этого изменённого мира его с силой рванул Горшок.

* * *

Позже он узнает, что это был Сумрак, а он сам, Миша, Ася и даже три Сашки — Иные. Не люди... Точнее, у них тоже одна голова, две руки и ноги... Но, в отличие от людей, они — вампиры. Нет, не те, что кровь пьют, хотя и такие имеются, а энергетические. Они, дети, о том и не догадывались... Пока не прошли такую вот стрессовую инициацию. Кого в свет раскидало, как Визенберга, кого в Тьму. А вот Миша и Ася — они... Дозорные. Те, кто блюдят за соблюдением правил игры, чтоб об Иных не узнали люди. Чтоб не уничтожили друг друга... И людей, что производят эмоции, которыми те и питаются.

Да-да... Отсюда и детский лагерь... Блатные вожатые. На самом деле, осушенные в борьбе бобра с ослом Иные. Восстанавливались тут — без всяких сил. Обычными людьми казались. Не просекли, что они как Монтекки и Капулетти. Тьма и свет — Дневной и Ночной Дозор.

Озарение свершилось на пляже... И у обоих одновременно. Подгорело у обоих. Альберт так понял, что эти двое в разных городах служили — вот и не пересекались. В результате — безумный заплыв. Оба — упрямцы, и не желали проигрывать. У обоих эмоции через край. Оба толком не восстановились...

Результат они видели. Горшок оказался выносливее...

— А какая вообще разница? — Альберт пристроился к бездумно раскачивающейся на скрипучих качелях Асе. Удивительно, но у тех в самом деле крутая крыша... Ведь никого из них не выгнали на хрен. — Ну, между тьмой и светом? Если ты не вампир, не оборотень, то что знак инициации решает?

Он думал, та ему не ответит... Но Аксинья, потупив с пару минут взгляд на траву, вздохнула и проговорила:

— Разные подпитки. Светлый питается счастьем, радостью... Тёмный наполняется от волнения, боли, разочарования... ревности, — она просмотрела прямо на него. — Потому-то для обоих детский лагерь — идеальное место для восстановления сил.

— Но... — Альберт нахмурился. — Ты же не специально нас провоцировала! Я это знаю. Я чую, — он топнул ногой.

— А этого и не требовалось... — Ася снова отвела взгляд. — Вы как порох... Миша — огонь, я — ветер. Комбинация — бомба.

— Но ты ведь не похожа на исчадие ада, — Визенберг упорствовал. — Совсем!

— Это ты меня на третьем слое не видел! — Аксинья улыбнулась. — Та ещё Горгона-колдунья!

— Милые змейки, — без страха ответил он. — Зря наговариваешь.

— Ага, Горшка тоже поразили, — она снова помрачнела. А Визенберг вспомнил, что эти двое за прошедшие двое суток между собой ни словом не перебросились — молча отрядом рулили, только глядели очень выразительно. А тот чуял настроения и не шкодничал... Перепугались.

— Да дурак он, — Альберт поморщился. — Хоть и добрый, и славный, но дурак!

— Почему? — Аксинья глядела с любопытством. Тепло так... Блин. У него аж ладони вспотели, но Визенберг же решил уже...

— Потому что не понимает, что любви по фиг на знак инициации — кто в каком настроении был, при первом пролёте в Сумрак!

Вопреки ожиданиям, та не засмеялась, не сказала, что мелкий и ничего не понимает, только прищурилась, заправляя прядку за крупненькое ушко. Тихо-тихо так проронила...

— Я тогда дюже злая была... — опустила голову. — Провалила экзамен в художку третий год подряд! Ну, ты представляешь. Шла домой, встретился мужик какой-то, такой прям колоритный... Я зарисовать хотела, потому и попятилась запоминая... А он возьми и окажись самим Завулоном! — тихо прошипела, кулаком шлёпая по столбу качельному.

— Кем? — не понял Альберт.

— Главнюком Тёмных... — ответила она, вздыхая вновь тяжко. — Так и оказалась в тёмной компании — всё равно заняться чем-то надо было. Не сидеть же на шее у родителей. Тем более что дискриминация налицо была... Нас, тёмных, поголовно в твари записывают... Ты ничего не нарушал — а тебя того... Всё равно исчадием мнят. Нет, понятно, перегибы есть... Лотереи эти... Но Светлые всё это подписывают и соглашаются — они виноваты точно так же! — прошипела она... Визенберг снова увидел змеек. — Нет, — Ася вскочила с качелей. — Хватит, увольняюсь... Лучше буду стены красить!

— Да ну какие стены! — Альберт поднырнул к ней поближе. — Ты можешь гораздо больше, — выдохнул он, млея и от запахов, и от ощущений. Рядом, совсем рядом... Словно в продолжение сладкого сна, та протянула руку и ласково потрепала его по макушке... И потом, ни слова не говоря, направилась к...

Альберт протёр глаза. Там у стены неофициальной (очень-очень тайной) курилки, по документам вообще — беседки ту поджидал... Горшок... Весь нервный, аж сигарета дрожала, зато с букетиком ромашек во второй руке.

Ася к нему медленно-медленно подошла. Альберту неслышно было, что она ему сказала, но итогом стало то, что тот как-то рвано притянул её к себе и лбом уткнулся, согнувшись, в плечо...

Визенберг, становясь максимально тихим, свалил оттуда... Не сказать, что он не завидовал Мише, но... Всё равно он больше радость ощущал, нежели ревность теперь. А на следующее утро лагерь «Черноморочка» не досчитается сразу двух вожатых... Как и Дозоры не дождутся своих сотрудников из восстановительного отпуска. Зато где-то далеко-далеко, на другом конце земного шара, одна цепко держащаяся друг за друга парочка набирала на доске бесплатных объявлений музыкантов...

Как ни странно вдохновлено этими чудесными рисуночками — https://t.me/marikdoingsmthng/298?single В основе лежит Дневной Дозор история Алисы Донниковой и Игоря Теплова.