Панк-Дозор (джен)

Будильник сработал ровно в двадцать один ноль-ноль. Андрей Князев, полдня прокрутившийся в постели практически без сна, раскрыл красные глазищи. Наверняка сейчас он был тем ещё красавцем — краше в гроб кладут. Но туда он пока не собирался, хотя (по представлениям массовой культуры) именно там и должен был проводить весь день, а ночью…

Дикая охота за свежей кровью. Во имя непрекращающегося вечного голода и сосущей пустоты внутри. Мёртвого, но не разлагающегося за счет подпитки от других тела.

Впрочем, наш Андрей пусть и отправился сейчас к холодильнику, где среди нормального холостяцкого набора притаились трехлитровые банки со свиной кровью, нежитью не являлся.

То бишь низшим Иным, вампиром. Напротив, находился по другую сторону данной изнанки нашего, обычного с виду мира. Князев вовсе не был Князем Тьмы, оправдывая фамилию.

Он был Светлым Магом, правда, не с самыми белыми корнями. Его милая бабуля, проживающая в Голубково последние полсотни лет, а до этого также ещё в трёх деревнях Союза и Империи, была ведьмой. И сам он ей, технически говоря, приходился не внуком, а праправнуком, просто старушка приглядывала за потомками в надежде, что в родове снова блеснёт Иной.

Вот Андрей и появился. Тогда старая ведьма подсуетилась, убедила всех, что она бабушка новорожденному, и стала принимать активное участие в жизни подрастающего… Ну, бабуля очень хотела, чтоб ведьмака.

Склонность к данному виду искусства у Князева в самом деле была. На летних каникулах он с удовольствием слушал рассказы о мире Иных, воспринимая его как сказку, а также о значении той или иной травки-муравки, символа или вязи.

Неосознанно он в своих рисунках повторял эти защитные руны и придумывал новые. Фенечки парни не плели, но он отчего-то порой не мог удержаться. Не те, девчачьи, из разноцветных ленточек, а из изрезанных на полоски кожи старых сапог.

Андрею очень нравилось бывать у бабули. Хорошо и спокойно было в Голубково. Там стиралась грань нормальности. Можно было просто быть собой. Не то что в проклятой школе, которую он воспринимал как ущемление своей свободы. Только вечно так продолжаться не могло.

Позже он узнает, что бабушка его, несомненно, любила. И не желала выбирать за него цвет инициации. Хотя могла подловить в нужном настроении и сделать Тёмным. Что он с детства был увешан защитными амулетами — те у него были сокрыты даже в погремушках. Что бабуля не хотела, чтоб его прибрали к рукам Дозоры. Сама всю жизнь скрывалась в стороне, живя просто и не только не гадя ближнему, а, наоборот, ещё и помогая.

Судьба решила иначе. Это случилось летом перед реставрационным училищем. Андрей ещё жил счастливой, полной неведенья жизнью, и вся неприглядная изнанка мира Иных была для него замысловатой байкой из склепа.

Он с подругой, краснощекой Настей, также приехавшей к старшим родичам на лето, сидел у пруда. Они жгли костерок, пили умыкнутый у её деда самогон и трепетно, пока ещё невинно, обжимались. Наська была бравой девицей — кровь с молоком…

Неудивительно, что вампиры на них клюнули. Позже Андрей узнает, что то были залетные… Гастролеры. Новообращенные, дикие и голодные, за которыми тянулся кровавый след аж из Тамбова. Про договор они и слыхом не слыхивали, ещё и в стаю, как звери, собрались. Провинциальные Дозоры с ними своими силами сладить не смогли. Те перемещались быстро, а укомплектованы местные отделения были из рук вон плохо.

И вот эти хозяева мира, которые и знать не знали, что и кроме них есть Иные, а не только люди, которых те воспринимали как корм, нацелились той знойной ночью на Князева с его подругой.

Тогда-то Андрей и увидел вдруг в блеклом свете луны, что его собственная тень как-то странно колышется, словно вуаль завесы от мошкары. Добавили огоньку нападавшие, чьи голые звериные черепа сразу бросились ему в глаза. Неведомая сила потянула к завесе непреодолимо сильно.

Он плохо помнил ту ночь. Кажется, потом опёр с Ночного Дозора, Семёныч, объяснил это так: ты хотел спастись, но и не только! Подруге тоже жаждал помочь, это и определило знак инициации.

К сожалению, не только его.

Сигнализация на его амулетах сработала. Его бабуля развеяла вампиров серым молебном. Испугалась за него и не посмотрела на то, что «свои». Как она потом заявила Андрею, с такими «своими» и «чужих» не надо, и вообще, упырей и среди Тёмных, и среди Светлых хватает. Только последние кровь сосут не в прямом смысле. Позже он поймет, о чём та толковала. Ну а тогда…

Настька потеряла прилично крови, но её бабуля подлатала, а ещё выправила память. Только вот всё равно следы в Сумраке остались. Шедшие по следу и немного опоздавшие опера из Ночного Дозора выставили перед совершенно потерявшим нить с реальностью Князем ультиматум.

Либо он проходит обучение в Питерском Дозоре и затем присоединяется к службе в нём, либо его бабку-ведьму ждёт суд Инквизиции за превышение самообороны и самосуд.

Именно так Андрей вместо реставрационного побрел первого сентября в училище при Горсвете. То-то родители изумились: какой технарь из их витающего в тонких материях сына — всё одно, что самолет из брошенного валенка. Но сильно ворчать не стали, ведь оттуда Князев, вопреки ожиданиям, приносил щедрую стипендию и хорошие отметки в зачётке.

В принципе он был согласен с тем, что такая жизнь куда интереснее работы маляра. Творчество пёрло, как на дрожжах, получая реальную подпитку. Андрей только успевал, что менять тетради. В Дозоре его за витание журили, но не сильно.

В принципе к нему там даже привязались. Личный состав был безнадежно… древним. Кто-то даже, как Князь со страхом и восторгом подозревал, застал заложение первого камня на болоте этого города. Хотя большая часть, конечно, была помладше. Забавно было наблюдать, как настоящие графы и князья работали бок о бок с пролетариатом, ударниками труда и красноармейцами. И ничего — как-то уживались.

Шеф их был относительно молод. Зато — вне категорий. Возглавлял Дозор тоже сравнительно недавно. Всего-то лет пять. До этого во Владивостоке заведовал тем же заведением. Поговаривали, что до того, как стать Иным, был чекистом. И как только Светлым инициировался — поражались многие.

Впрочем, возглавлять столь серьезную организацию, в самом деле, было непросто. Поговаривали, что его предшественника, графа, убили вовсе не Тёмные, а подковерные интриги… Что поделать?! Это Питер, детка, увы, не только рок-н-ролл… Тут даже воздух пропитан не только сыростью, но и духом дворцовых переворотов… Отголосками в Сумраке пролитой крови, боли и смерти. Изнанка, доступная лишь Иным, помнила всё, что происходило с этим, не таким уж и старым, но уже столько пережившим городом…

Командировочные Иные (дозорные и инквизиция) с непривычки какое-то время ходили несколько пришибленные. Это было личное наблюдение Андрея, сам он… Привык быстро. Возможно, потому что родился и вырос здесь, хоть и не заглядывал за грань, но неосознанно считывал её отражение всегда, проецируя в своих фантазиях. Тем не менее реальность была такова, что питерские дозорные и инквизиторы были одними из самых закаленных в стране, если не в мире.

В общем и целом Дозор этот крепко переварился в собственном соку. Юрий Михайлович пытался добавить свежей крови, но их регулярно сжирали то вампиры, то оборотни. А то и просто несчастный случай какой. Или ведьмы иссушали в постели.

Когда Андрей только-только пришёл стажироваться, то самой молодой считалась Зинка, что родилась при Сталине и некогда возглавляла обком партии где-то в провинции.

Неудивительно, что к лопоухому чуду-юду четырнадцати лет от роду невольно прониклись. Волшебницы и вовсе его регулярно подкармливали: из-за чего Князев скоро перестал напоминать щепку, которую могло унести ветром. Мужики же регулярно пытались чему-то научить, а то и вовсе брали с собой в зал. Сила Иного — одно, а физическая выносливость — другое. Без неё Сумрак сожрёт и не подавится. Либо погоня загоняет до одышки, а это смех, да и только. Ронять же лицо перед низшими Иными, для которых быстрота реакций и передвижений столь же естественны, как и дыхание… Не хотелось.

В результате Андрей Князев крепко заматерел за три года учёбы, ещё больше весу он приобрел за два года стажировки у Саныча. Тот был родом не из Питера, а из области. Позиционировал себя как простого парня, для пущей убедительности даже на баяне играл. Ещё и на всех пьянках-гулянках дозорных пел, как считалось, ну очень красиво. Его Тёмные за глаза обзывали Золотым голосом. Правда, голосом — это Андрей подретушировал. Но в рифму замаскировал прозвище, что тут скажешь. Потому что, когда Саныча несло, его было не остановить… Тут тебе и весь репертуар народных песен споют, и мозги промоют, о традиционных ценностях лекцию прочитав… Как это всё в нём сочеталось и уживалось — было ну просто удивительно.

Ведь на деле же дядь Валера был крайне хитровыделан и в разрез со всеми своими проповедями… Был далеко не святой, короче, каким мог казаться. Например, спать Саныч любил исключительно с молоденькими колдуньями из Дневного. Об этом его грешке знали все, как и о необычных предпочтениях. Но продолжали держать в дозорных, потому что шеф шефов Гесер любил, как тот поёт… Ну и потому, что опер был хороший, эффективный. Мог ночью переспать с колдуньей, а на следующий день подшить под прелестницу статью в Инквизицию… Постель и дело крепко различал и бдительность сохранял постоянную.

В общем, многие были недовольны, что Князева определили к такому аморальному кадру, корчащему из себя святошу и читавшему ему проповеди… Например, когда Андрей приходил на дежурство не слегка поддатый и со следами бурной ночи на воротнике… Но, несмотря на всё это, они с дядь Валерой вполне нормально доработали до той поры (Саныч умел играть не только на баяне, против которого Андрей ничего не имел, а за гитару ему Князев и вовсе был благодарен), когда Юрий Михайлович решил, что достаточно… Пора птенцу опериться. И дал первое самостоятельное задание.

Именно поэтому вот уже неделю Князь пил кровь и совершенно не спал ночами. Если раньше они менялись в Дозоре в дежурствах, выходя в ночь, то сейчас… Он неделю жил в ночном ритме и медленно, но верно зверел.

Это было необходимо, чтобы начать чувствовать вампиров. Суть задания была такова, что по наводке неизвестного, выяснилось следующее… В одном притоне, ну, ладно, клубе для любителей нестандартной музыки под названием Тамтам, творились странные дела. Группа вурдалаков-извращенцев повадилась выпивать всякую пьянь и нариков.

Предполагалось, что те и сами в человеческом прошлом — бухарики и нарики, оттого и мечтали вернуть хоть каплю тех ощущений, и плевать, что теперь для них все эти «удовольствия» — яд… Особенно алкоголь в крови.

По мнению самого Андрея, лучше бы вся вампирско-оборотническая лотерея состояла из таких кадров, но кто б его спросил, а?! Потому приходилось думать, как спасать и таких… Тоже людей, чтоб их!

Сегодня он дошёл до нужной кондиции и почти ощущал, как собратьев, семью вампиров, что жила за стеночкой. Против тех Андрей ничего не имел. Даже водил знакомство с их сыном — Сашкой Леонтьевым. Тот отчаянно старался если не быть человеком, то хотя бы выглядеть таковым… Хотя он и помнить, каково это, не мог. Сашку обратили родители-вампиры в годик, потому что он умирал от осложнений из-за пневмонии… Но от попыток казаться самому себе человеком его это не избавило. Леонтьев даже на электрогитаре играл, порой прогуливая свою ветеринарку. Животных тот хотел не только выпивать, но и лечить. И это подкупало.

Андрея, который благодаря бабуле-ведьме не был ханжой, поэтому такое соседство его не смущало. Хотя в Дозоре над ним не всегда по-доброму подтрунивали… И из-за бабушки, и из-за собственных ведьмачьих хитростей, и из-за соседей, которых он не спешил менять, переезжая.

— За нашими пошёл? — раздалось позади, едва он вышел на лестничную клетку, намереваясь закрыть за собой дверь. Шагов, разумеется, Князь не услышал.

— За оскотинившимися вашими, — поправил Андрей, оборачиваясь. — Ты превращение освоил?

Тут этого и добивавшийся Сашка самодовольно ухмыльнулся и, сверкнув темным взглядом из-под очков, без лишних спецэффектов обратился в летучую мышь.

— А прикид такой зачем? — спросил Леонтьев, вновь приняв «человеческий» облик, после того, как облетел пару кругов вокруг Андрея. — Тебя будто оборотни драли.

В самом деле, Князь хотел мимикрировать, поэтому нацепил гады, черные джинсы, кожанку и рванную черную футболку.

— Я на вампиров-нарколыг охочусь в Тамтаме, — помедлив, сдал карты Андрей. Сашка — разумный, вряд ли пойдет таких «собратьев» предупреждать, а если пойдет… Будет ему урок впредь. Меньше доверять Тёмным.

— Там не так одеваются! — присвистнул Леонтьев. — Тебе минимум надо как следует блевануть на брюки… Ну или пивом себя полить. Ну или погоди, Андрей Сергеевич! — и он скрылся в сумраке, скользнув в недра квартиры.

Вернулся вампир с футболкой какой-то западной панк-группы и потёртой кожанкой. Князь скептически на это посмотрел, но уходить не спешил.

— На! — кинул в него вещами Сашка. — Хоть и большое тебе, но зато тру-прикид, может, не поколотят до того, как ты вампиров-нарколыг выслеживать начнешь.

— А чем тебе моя кожанка не угодила? — удивился Андрей.

— Она женская, — пригвоздил его Леонтьев, а Князев зарекся слушать по части тряпок Лер Саныча, который и приволок ему ту, заявив, что импортная, клевая и вообще, сносу не будет. С какой своей любовницы тот её снял?!

Похоже, задание будет сложнее, чем он думал.

Примечания:

Предыдущую часть я написала за 2 часа перед отъездом, сейчас вернулась и выловила тонну очепяток и чуть надписала.

Пройдя инициацию, Андрей понял, отчего в каком-то месте ему было хорошо и покойно, мысли плавно струились и гладко ложились на бумагу, а в другом было неуютно и хотелось поскорее сбежать, хотя раздражающие факторы, в виде зудящих над ухом учителей, отсутствовали.

Сумрак не был одинаков. И он помнил всё. И радость, и, особенно, горе… В родном городе почти не было мест, где не истаял бы кто-то мучительно в блокаду. Потому-то и было так хорошо в Голубково. Там и дышалось легче, и мох… Ну, с ним немного другая история. Не всё было так просто с этим паразитом.

Были и места силы, откуда энергия из Сумрака прямо-таки била ключом, подобно гейзеру… Очень скоро Андрей научился чувствовать подобные источники.

К его удивлению, клуб, куда отправил его шеф, был одним из таких мест. Там смешалось всё. И эйфория, захлёстывающая с головой, и отходняк, иссушающий и отупляющий. Счастье — настоящее и химическое — переплеталось… Боль и пустота же на другой день были настоящими и едиными. В этот гремучий коктейль примешивался и родник, бивший из Сумрака… Неудивительно, что низшие иные стекались сюда, как мотыльки на свет… В надежде на прокорм.

Да, ощущение, что просто точно не будет, лишь окрепло. На всякий случай, ещё раз удостоверившись, что линии вероятностей не предрекают ничего совсем уж ужасного, он достал из кармана помятую пачку сигарет. Курил молодой дозорный редко. Последнюю неделю так и вовсе… Задание требовало некоторого «овампиривания», а это означало ни грамма спирта и ни капли никотина.

Однако сейчас затянуться горьким дымом хотелось непреодолимо. Потому что линии вероятностей с момента получения задания предвещали, что это изменит его жизнь кардинально. Но никакой конкретики добиться у него не вышло… Всё же предсказания совсем не его профиль. Он и с дождичком в четверг порой пролетал, забывая захватить зонт… Не то чтоб он прямо так нужен был Иному, но наш герой всё ещё ощущал себя слишком человеком. Оттого и мок наравне с остальными людьми.

Простуда, правда, ему была не страшна. Как и почти все болячки.

К хорошему привыкаешь быстро. Это да… Но не к тому, что придется вот так. Ущемляться ради задания. Дозорный вновь взвесил в руках пачку, а затем по кривой запулил в переполненную урну, накренившуюся, словно Пизанская башня.

Не то чтоб он её видел вживую. Но если сейчас не накосячит, запоров дело на обычной никотиновой слабости, то имеет все шансы смотаться в командировку однажды… И не только на эту приблуду архитектора поглядеть. Всё-таки дозорных Северной столицы тоже дергали на подобного рода задания, реже, правда, чем из Московского офиса…

Но запросы порой от самого Гесера приходили. Учитывая, что за него не просто так уцепились тогда, а из-за потенциального первого уровня, то впереди его ожидала жизнь сначала полная разъездов и прикрытия дыр в провинциальных дозорах, затем вызовы в зарубежные командировки… Всё это давно ощущал на себе его наставник. Только вот в последнее время тот вставал в позу, когда его пытались сбагрить куда-то в Сибирь… Он больше по Золотому кольцу предпочитал кататься, а дальше Урала ездил со скрипом. Заграницу тоже не жаловал, но там желающих всегда было навалом…

В общем, наглел дядь Валер, пользуясь расположением самого пресветлого, однако в этом его противостоянии с Юрием Михайловичем разменной монетой вполне мог стать сам Князь.

Чувство это не покидало его с момента назначения. Во взгляде тёмных глаз шефа не читалось ничего хорошего. Лишь немой посыл: посмотрим, выживешь — дам шанс стать своим человеком… А нет — так добро пожаловать на корм вампирам.

Возможно, Андрей утрировал, но отчего-то именно так ему и казалось. Хотя это и было несправедливо… Ведь наставника подобрал ему как раз шеф. Ибо, ну, негусто у них с первоуровневыми было. А уж с готовыми взять на себя этот геморрой с обучением… Саныч же просто любил покрасоваться, вот и брал учеников, когда те были. Не все доживали до выпуска… Из тех же, кто оперился, четверо были живы и работали в Дозоре, ещё трое перевелись в область, остальные восемь — давно мертвы.

Князь не знал, стало ли ему легче, когда он собрал такую статистику, задобрив сурового архивариуса (по тонкому льду ходил наш художник) её портретом в образе Жозефины Наполеона, но удалить из мозгов эту информацию он уже не мог… Да и не хотел. В конце концов, помирать Андрей пока не планировал, линять в область тоже.

Его настоящая служба, а не долгая прелюдия к ней, вот-вот начнется. Он посмотрит и потом решит, что ему делать. В конце концов, всегда есть вариант залечь на дно… Вместе с бабулей. Не такого масштаба они фигуры, чтоб их искать слишком уж активно. А на малое их способностей к сокрытию хватит.

Никогда его особо не тянуло жахнуть вмешательством третьего, второго и первого уровня… А остальное не засекут. Видеоигра и забойный боевичок тогда хороши, когда остаются в своем выдуманном мире, когда их кривые параллельны и не пересекаются с реальностью. Ведь в жизни нельзя засейвиться…

Уже несколько раз столкнувшийся со смертью Иных, он помнил об этом всегда. Его юношеский запал порой разгорался вновь, но пределов не покидал. Князь осторожничал. Помня о том, что тише едешь — дальше будешь. Может, потому он до сих пор третий уровень… Когда давно мог быть вторым, если не первым. Для роста нужно было больше напряжения душевных сил, кроме силы Иного, а он же… Особо пока никуда не встревал.

Но всё заканчивается. И вот сейчас он, Андрей Князев, обряженный в футболку и куртку с вампирского гигантского плеча, топтался у входа. Глушащий бас пробивался и наружу. Играли что-то на ужасном оборудовании, отчего звук был зубодробительный, зато от души. Он это как Иной ощущал.

Как человек же… Андрей прислушался. Да, играли «тяжеляк». Старательно так глушили народ… Впрочем, судя по редким, вываливающимся на воздух кадрам… Тем было по кайфу. И вся «рыба» в этом омуте давно полудохлая, плавает не кверху брюхом, но уже у самой поверхности.

Князев неодобрительно поморщился. А ведь этот источник разлома в Сумраке Иные нашли. Они же и основали тут притон, которые лишь усиливает это место… И кто-то пожинает сливки. Если предположения верны, то тут дело точно не для одного желторотика, коим являлся пока что Андрей.

Но ведь Юрий Михайлович вполне осознавал, куда его посылает… Вопрос «зачем»? Как приманку или чтоб насолить Лер Санычу?! Ну так тому особо по фиг… Он к ученикам не больно-то прикипал. Своя хата ему всегда ближе. Потому сомнительно. Скорее всего, это испытание, которое он должен выдержать. Ну и, наверняка, за тем, чтоб он тут все не испортил наблюдает кто-то повыше уровнем, если не сам шеф… Их маскировку Андрею нечего и пытаться пробить.

И вообще, пора было уже вкатиться внутрь. Ибо, судя по изливаниям выкатившегося народа, большая часть публики уже в нужной кондиции, чтоб не заметить исчезновения пары-тройки товарищей… Которые среди звуков обычной для Там-Тама музыки вдруг услышат другую… Зов вампира.

Который хорошо бы заприметить самому Князю. Но вместо того, чтоб развесить свои большие уши, он, едва войдя, уставился на испещрившие стены рисунки… Те были совсем не простые. Да, тут точно приложили кисть и баллончик с краской Иные.

Это были мощные усилители. Настолько, что он сначала едва не захлебывается в кружащем его потоке Силы. Затем удается вынырнуть, худо-бедно замаскировать своё присутствие в Сумраке, так что по четвёртый уровень включительно его заметить не должны… А, по всё той же статистике, это большая часть всех Иных. И всё-таки Андрея не покидало ощущение, что здесь замешан кто-то куда сильнее. И если это вампир… То тот выпил очень много народу, чтоб достичь подобной силы.

Поморщившись он постарался сосредоточиться на своих ощущениях. Итак, вампиры-извращенцы… Обнаружились на удивление скоро. Они вообще не таились, рассчитывая, видимо, что местная публика спишет всё на наркотики и алкоголь.

Однако, прежде чем Князь успевает шагнуть на второй слой Сумрака, чтоб оттуда незаметно атаковать противника, всё также надеясь на всеобщий угар и треш, его опередили.

Одному кровососу со всего маха выбили клык, второго окатили водочкой. Внимательно наблюдая за разворачивающейся дракой, судя по силище удара, между оборотнями и вампирами, Андрей мягко внушил жертвам валить домой, только вот те крутанулись и остались на месте. Не в этом же клубе они живут, в самом деле?! Хотя его какое дело-то? Он наблюдал. Может, зло само себя уничтожит?! Князь хмыкнул, сливаясь с толпой. Нет, глупо надеяться… Но обнаруживать себя сейчас, когда силы столь неравны и низшие темные могут запросто объединиться, чтоб навалять общему классовому врагу… Нет, он не самоубийца.

И всё-таки, когда один вампир берёт верх над всклокоченным, больше напоминающем воробья парнем и уволакивает его в туалет, чтобы, видимо, добить, в то время как его товарищ сам едва справляется с натиском, тогда Андрей не выдерживает.

Не то чтоб он любил мохнатых клыкастых людоедов больше, чем живых мертвецов… Хотя первые не пытались его сожрать, когда он ещё не прошёл инициацию. Но всё случается впервые. Например, два года назад… Короче, мутная история, из которой он едва унёс ноги. И после того, как его самого едва не укусили за бочок, Андрей оборотней недолюбливал. Но… Сейчас сигнал поступил на обескровленные, а не на обглоданные тела… Так что его действия были оправданы. Наверное. Ну или просто сработало какое-то наитьё.

В развороченном туалете кто-то активно предавался плотским утехам, оттого шанс остаться незамеченными был куда выше, чем в зале. Ну или просто придётся изменять память меньшему количеству людей из числа местной публики. Да и вероятность задеть каким-нибудь заклинанием меньше. Потому Князь, почти не таясь и не труся, ибо определил этого вампира, как мелкую шушеру, для начала прописал ему в челюсть. Да, по-человечески, но кулаки приятно хрустнули, напоминая, что он живой и не зря ходит на бокс. В отличие от кровососа.

Только вот к дальнейшему наш вчерашний стажёр оказался не готов. Выглядевший обессиленным оборотень вдруг частично трансформировал руки в мохнатые лапы, напоминающие медвежьи, и придавил теми полуоглушенного вампира, крикнув растерявшемуся Андрею, чтоб сматывался.

И в самом деле… Вскоре в туалет вломились и его приятель, и второй измотанный кровосос. Эти парни справились сами. Более того… Кажется, они намеревались и позвонить куда надо, и сдать им этих двоих… Андрей не верил своим глазам. Он открывал и закрывал рот, а ещё ему показалось, что не такие уж они и оборотни, что… абсурдно. Ведь он чуял темных, видел силу и частичное превращение… Неужели они перевёртыши?! Оба?

— А с этим что будем делать? — криворуко обесцвеченный блондин склонился к своему приятелю, который всё ещё удерживал вампира в отрубе, словно не мог до конца поверить, что поймал этого гада. «Да какого хрена тут происходит?» — очень хотел бы знать Князь, но промолчал, потому что кивали теперь и косились на него. И он пока не определился… Что ему делать.

— С этим человеком? — удивительно, но у растрепанного брюнета были выбиты прежние зубы. И явно не сегодня — не было ни следов крови, ни припухлости в развороченных дёснах. Оборотень без передних зубов. Нет, у тех слишком хорошая регенерация. И это они про него? Человека?! Андрей хмыкнул, но решил, что так безопаснее… И начал отыгрывать роль испуганного, ничего не понимающего, случайно тут оказавшегося товарища… Ну, захотел он помочь, когда увидел, что к дамам кто-то активно пристает, ещё и к шее присосался, вот же извращуги! Хотел кулаками помахать, а тут такое увидал.

Именно в таком духе Князь на голубом глазу и затирал. А потом спросил, ничуть же не сомневаясь, чем же его так вставило, ибо он не помнит, что принял.

— Я его тут не помню, — обесцвеченный косился как-то недоверчиво. — А ты, Гаврил?

— Да, бл*дь! — не выдерживает Андрей. — Я только недавно про это место узнал. Пришел оттянуться, настоящую музыку, а не то дерьмо с радио послушать! А тут какие-то предъявы непонятные и глюки образуются. Пошёл я, короче! — и Князев сделал шаг по направлению к выходу. Только вот далеко он не ушёл.

Беззубый, рявкнув другу, чтоб покараулил кровососа, в один прыжок догнал его и повалил на грязный, видавший дерьмо и похуже, чем сегодня, пол местного сральника.

Сила привычно взметнулась внутри, усилием воли Андрей загнал ту подальше. Пока ничего опасного для жизни с ним не делали, но это не значит, что не сделают, когда узнают, что он из Ночного дозора. Лохматый расселся на нём, пусть и не прибегая к превращению, но настоящей неподъемной тущей, хотя и выглядел худым и длинным — точно не на свой реальный вес.

— Ты кирпичи жрешь?! — притворно удивился Князев. — Так зубы и обломал, да? Тяжелый, пздц! — может, он и нарывался, но, произнося это, он внимательно разглядывал этого тёмного недооборотня. Перевёртыши были редкостью. В особенности Светлые. Но этот был Тёмным. Их часто путали с оборотнями, но они были урожденными Иными, со зверем внутри, только знак инициации выбирался по тому же принципу, что и у остальных. Другое дело, что врожденные звериные инстинкты, повадки мешали инициации к Свету.

В их Дозоре был всего один такой кадр. И это был их шеф. К слову, его животного Андрей до сих пор не знал. Юрий Михайлович идеально себя контролировал. А так как пришел в Питерский дозор он лишь пять лет назад, то почти никто не знал. То, что он именно перевёртыш, узнали случайно, увидев, какая в нем заключалась физическая силища. Догадки были разными. Кто-то говорил — медведь, кто-то ставил на буйвола или быка, были и те, кто, смеясь, предлагали слона или носорога.

Самому же Князю, хоть и было любопытно, но не настолько, чтоб намерено драконить шефа и выводить его на истинную сущность. Сейчас же его больше интересовало то, что частенько магами-перевёртышам становились… по наследству. У тех чаще других рождались Иные, как правило, такие же, как и они сами. Ну как, чаще — не один раз на тысячу, а на сотню или две. Точную статистику знает только Инквизиция.

Отчего Андрей сейчас всё это вспомнил?! Хороший вопрос, но чем больше он вглядывался в лицо Беззубого, тем сильнее ему казалось, что те похожи. Если у Юрия Михайловича отнять все его килограммы и подмолодить лет на двадцать… Да, что-то безумно правильное в его догадке было. Только что проку? Что ему делать, Князев пока не определился… Одно ясно, что рожу особо портить Лохматому не стоит… Мало ли, что выяснится.

— А ты, я погляжу, до хрена борзый, а, Лопоухий?! Ещё и со шмота кого-то вытряхнул, не по плечу ведь куртка… — проявлял чудеса наблюдательности этот самый Гаврила. Что это, вообще, за имя такое?! Сто лет Андрей не слышал. Среди нормальных, обычных людей, он имел в виду. В Дозоре каких только Акакиев да Даздраперм не было. Но это и не есть нормально, так что всё закономерно. Как и вопрос этого беззубого. Леонтьев был тем ещё шкафом, тут уж даже странно, как он чисто теоретически должен был такого вытряхнуть из шмота…

— Тебе-то какая тапочка? — спросил он, как можно более ровным голосом. Да, не каждый день ему приходилось вести переговоры в таком положении. — Чё, больше всех надо, а, Дон Кихот, хренов?! — с другой стороны, чем больше Андрей тянет время, тем больше вероятность, что хоть кто-нибудь из Дозора сюда подтянется. И пусть задание будет провалено. Вампиры никого не выпили, и он свою шкуру надеялся сохранить.

— Ха, Балу, гляди, как Чебурашка-то заговорил! — Беззубый загоготал, чуть откинув буйную голову. — Ещё скажи, что ты Сервантеса читал… Самому-то хрена понадобилось, а, рыцарь недобитый?! Полез тут, понимаешь ли, куда не просят… Сиди дома, целее будешь. И шмот позаимствованный тоже не снимут. Ты же цивильный, домашний, это у тебя на роже твоей лощеной, масляной написано… Верно же, Сашка, говорю? — Гаврила вновь повернул голову к другу.

— Всё так, Мих, всё так, — кивнул обесцвеченный Сашка Балу, удивив Андрея этим, вполне обычным именем. Это че за подзаборные кликухи тут у всех?! Да, у Иных постарше да покруче были данные Сумраком новые именам, но… Эти пока такое впечатление не производили. Так, мальчишки, недавно перешедшие за грань, как он. Всё ещё слишком люди. — Только ты бы все-таки шел уже к телефону… А то эти скоро очухаются.

— Я думаю, — этот самый Гаврила поморщился. — Отец и без того уже в курсе… И скоро тут будут славные воины Света, — и легкой издевкой закончил он.

— Твой отец мент? — чуть немея от подтверждающихся догадок, спросил Князев. Да, не таким он ожидал увидеть потомство Юрия Михайловича… Хотя это было в его стиле — дать зеркальное имя сыну-Иному. Тёмному, между прочим. Да, о таком точнее не говорят. И уж тем более, что данное ему задание значило? Зато источник наводки стал понятен.

— Хуже, — с легким вздохом ответил Миха. — Ну, так че, парень, ты понял, что в Там-Таме тебе делать нечего?!

— Чекист, что ли?! — хмыкнул Андрей. — А че ты за других-то решаешь, а?! Не панк, что ли? Чужую свободу ущемлять, а? — насел он на него в ответ, выцепив взглядом криво подшитую анархию к рубашке.

Легкий смешок от этого самого Сашки Балу подсказал ему, что Князь попал в точку. Беззубый же как-то странно забулькал, достал из кармана бутылку пива, легким движением двух пальцев свернул крышку и с наслаждением приложился. Затем, икнув, осоловело на него уставился и выпалил:

— Да хули ты понимаешь?! Ты вообще в курсе, кто у тебя на футболке, а?!

Увы, Князев был не в курсе… Мысленно он пожелал несвежей, полусвернувшейся кровушки Леонтьеву с его благами намерениями, которые завели его в этот тупик.

По его озадаченному лицу, Мишка всё понял и, самодовольно ухмыльнувшись, сообщил чуть наклонившись к его лицу:

— Так что, позёр ты конченный, катись-ка домой, к мамочке… Да послушай потом на досуге настоящую музыку Сида Вишеса, ё-моё! — и он слез с него так быстро, словно боялся замараться о вот такого-сякого, не опознавшего самого Сида лоха.

— Гаврил, не отпускай его! Пусть дозорные ему память-то поправят! — предостерегающе заметил его приятель.

— Да кто же ему поверит?! И разве он вспомнит че? Глянь, как глаза лихорадочно блестят и зрачки расширенные — он загружен… Правда, хер знает чем. Вали, короче, — чуть подопнул его Мишка.

Но Князь прирос жопой к полу. Хоть и сел после того, как с него сошла эта гора, но… Ему хотелось теперь дождаться своих коллег. И узнать, точно ли он был прав. Да и личность сына Юрия Михайловича его интриговала. Необычный. Что до его выебонов и обидных слов… Андрею тоже палец в рот не клади.

— А чё сразу так-то?! Я, мож, хочу посмотреть, как этих маньяков повяжут! И вообще, мне местная музыка нравится! И тусовка. Да, я Вишеса не узнал и прикид мне этот друг одолжил, но я же не попсарь какой! — Князю не понравилось, как оправдательно и жалко это прозвучало, потому дальше он ввернул. — И вообще, я так категорично музыку не делю. Просто есть говно всякое без души и смысла, чисто коммерческое, а есть то, что душу трогает и без всякого оттяга и угара дикого! Че, скажешь, что ли, что Магомаев поёт отстой, а?! Я слушаю Битлз, Квин, Скорпионс и до фига всего ещё! Но могу и того же Серова послушать. И за это мне не стыдно! — глаза Андрея сверкали, да, он неделю старательно зверел, пил кровь и вел образ жизни вампира, со стороны же он, скорее всего, выглядел нариком… Что оказалось хорошей маскировкой тут.

Мишка с Сашей переглянулись. Последний, чуть пожевав губу, сказал задумчиво:

— Зря ты это начал, парень…

Следующие десять минут Князев, развесив уши, слушал… О панк-роке и попсе, об иной музыке, и почему другие — не те. Кого можно уважать, кого — хрена с два. С чем-то он, помедлив, соглашался, а на что-то спорил до хрипоты.

Это могло продолжаться дольше, если б дверь туалета не распахнулась и сюда не влетел стремительно… Ещё один Тёмный Иной. Глаз вчерашнего стажёра нервно дернулся. Не так он представлял он своё первое самостоятельное задание. Слишком много Тёмных на квадратный метр. И этот был неуловимо похож на Гаврилу. Больше даже в Сумраке, чем внешне. Перевёртыш. Ещё один, и тоже чем-то напоминающий его шефа. Только ещё более юный и… Угадывалось что-то птичье, хищное в его облике.

Андрей обернулся на обесцвеченного Сашку Балу, чуть пристальнее вглядываясь сквозь Сумрак. Ну не может же такого быть, чтоб трое перевертышей на квадратный метр, а? Оказалось, что не может. Более пристальное изучение показало, что перед ним инкуб. Только вот не удавалось отделаться от ощущения, что есть что-то кошачье в его облике… Хотя много ли Князев видал инкубов да суккубов?! Нет, только в учебнике… Может, ему так соблазнять легче?! Девушки ж без ума от котиков… Вот и про что он сейчас думает, а?! Тут ситуация аховая!

— Нам, через десять минут выступать, а вы тут провалили… — взгляд второго перевёртыша уперся во всё ещё оглушенных вампиров. — Попались-таки? — недоверчиво спросил он.

— Да, Лёха, — покивал Мишка. — Видишь, и без отцовских бравых солдатиков справились. Где ж их носит-то?! Давно пора б ему с его уровнем всё прочухать и сюда выслать отряд.

Тут Князев, признаться, впервые задумался, а не явить ли им всего пресветлого себя, забрать вампиров и отконвоировать их в контору?! Но как только он подумал, как презрительно растянутся губы у его новых знакомцев, что сделали всю работу за него, так и отказался от этого плана. Нет, отчего-то позориться перед этими ребятами не хотелось. Ну, а с Юрием Михайловичем он как-нибудь объяснится. Наверное.

— А это кто? — поинтересовался, судя по виду, младший брат этого самого Гаврилы, прямо указывая на Андрея.

— Я вообще художник, зашёл сюда в поисках вдохновения, — максимально правдоподобно солгал Князев, похлопав себя по карманам джинсов, достал одну из своих тетрадей. Кажется, в той не было ничего, прямо указывающее на Иных. — На, можешь убедиться, — он протянул ту задумчивому Мишке. — А вообще, это круто, что вы тут играете, а как группа называется?

— Контора, — коротко ответил Балу, подходя ближе и тоже сунув нос в тетрадку, которую внимательно изучал его друг. Андрей же едва собственным языком не подавился. Именно так отчего-то именовался Питерский Ночной дозор между своими. Коротко и емко. Тёмные назывались более новомодно — Офис. — Он человек, Ягода, — предупреждающе заявил тот застывшему в дверях Лёшке. — Обдолбан донельзя, но тоже хотел помочь… И для художника удар, что надо, — обернулся Сашка снова к замершему Князеву.

— Ты погляди! — совсем не слушал их Мишка. Он, не выпуская из рук тетрадь, вдруг начал возбуждено скакать по туалету. — Это ж надо! — он сунул исписанные листики брату. — Вот это текст! Читай-читай, ё-моё!

Брови того, кого назвали Ягодой, удивлённо поднялись. Он посмотрел сперва на текст, потом на рисунок к нему и спросил:

— Вы уверены, что это не Иной?

Кажется, Андрей догадывался, докуда те долистали. Что ж, Охотник был об оборотне… Но, справедливости ради, низшие Иные память не теряли и сами на себя охотиться не могли. Разве что оборотень с амнезией и какой-то болезнью мозга… Но, нет. Всё было в пределах людских представлений об этих существах.

— Да не, — Гаврила отмахнулся. — Иной б так не написал… Я всех наших тут знаю, никто б не стал так это описывать! Ха, а вот на это ты посмотри! — он перелистнул страницу, тыкая на Андрюхину смехуечку. — Ну какой тут Иной… Про непростой Инструмент текст! О, и аккорды! — Мишка как-то по-новому, оценивающе, на него посмотрел. — О, лопоухий, да ты полон сюрпризов. А что-нибудь нормальное, типа вот этого, можешь написать? — он вновь ткнул на Охотника, показывая разворот тетради Князеву. — На наше музло, например, а?

Тут, кажется, удивились уже все… Балу осторожно кашлянул и тихо спросил, какого хрена тот творит.

— Ты че против людей-то имеешь?! — удивился Гаврила. — Рябчик тоже человек. И Кабан. Че-то у них тебя это не смущало!

— Мих, — подал голос Ягода. — Балу имеет ввиду, что костяк у вас всё равно из Иных состоит. Я вот Пора, пока он служит, заменяю, а он, как ты сам помнишь, оборотень. А остальные у вас больше как наемные… И на песни влияния большого не оказывают. А тут целый текстовик… У которого и музло своё есть. И он человек! Дело, конечно, ваше с Балу, это ваша группа, но я бы… — Лёша многозначительно промолчал.

— Я его беру! — весело ответил Мишка. — Нет, Саш, это реально стоящий текст… Мы ж сразу… того, лучше звучать начнём! Это реально судьба, что мы это чудо-юдо чебурашистое тут повстречали! — и он, всё ещё листая тетрадку, мячиком скакал по туалету. — И афишки нам, пусть рисует, художник хренов!

— Э-э, — Балу почесал в затылке. — Горшок, — а вот такое прозвище обалдевший от такого виража Князь ещё не слыхал. — А ты его-то спросить не хочешь? И вообще, имя, там, узнать…

— Ой, — Миха Горшок, он же Гога, пардон, Гаврила, хлопнул себя по лбу. — Да, я — Мишка Горшенёв, можно просто Горшок, это — тычок на обесцвеченного — Сашка Балунов, можно Балу, а это… — кивок на вороном застывшего второго перевертыша. — Мой младшенький, Лёха, он же Ягода.

— Андрей Князев, можно Князь, — только и выдавил из себя вчерашний стажер, автоматически пожимая чужую сильную руку, затем вторую и третью… Отмечая, что ощущения от рукопожатий с этими Иными со всеми разные.

— А чё сразу не царь?! — поржал Мишка, а затем хлопнул его по плечу. — Ну че, пойдешь в Контору? Насчет работы сильно не ссы, Сашка у нас вообще на фабрике трудится, мебельной… Мы с Лешкой то тут, то там… Хотя Лешка чаще всего дома крутится, отец его пока от финансов не отлучил. Он же пытается учиться! — он хихикнул, а Ягода чуть смутился.

Князев же не знал, что и делать. Удивительно, но часть его существа буквально вопила, что надо соглашаться, что с Дозором как-нибудь, ели сменами меняться, совместить можно… Другое дело, что шеф его убьёт… Если, конечно, именно этого тот и не добивался. Внезапная догадка прошибла тело. Так, что мы имеем... Двух детей шефа. Иных. Тёмных причем. Явно ожиданий родителя не оправдавших… Ещё и тусующихся в рассаднике со всякой шушерой… Это опасно. Шефа запросто могут скомпрометировать, если уже не было попыток…

И тут внедряется он. Этакий не усатый нянь. Твою ж налево! Ай да Юрий Михайлович, ай да сук… Андрей осёкся: говорили, что маги вне категории могли слышать и такие мысленные проклятия в свой адрес. Он, вообще-то, удивился, узнав силу мыслей и слов. Бабушка и раньше говорила ему меньше материться и злиться, но он не уверовал, пока сам не увидел, какие воронки люди нередко, сами того не зная, друг на друга подвешивают.

Сейчас же ситуация была патовая. Что именно удумал шеф, он не знал. Согласиться мучительно хотелось, а вот умирать в муках, если это идёт вразрез с планами шефа, не больно-то. Хоть бы подсказку какую оставил… Или намекнул бы! Князь злился.

А Горшок истолковал его молчание по своему:

— Ты если, бл*дь, не хочешь, то прямо так и скажи! Мы не эти, — кивок на валяющихся вампиров. — Не сожрём! А так уламывать нас и набивать себе цену, мы не позволим. Либо да, либо вымётывайся! Ну ладно, можешь послушать, как мы играем сейчас. Это да, справедливо, ё-моё!

— Я послушаю, — зацепился за эту отсрочку Князев.

Однако он мог обойтись и без неё. Из Сумрака и расступившихся теней к ним шагнул Юрий Михайлович собственной персоной. Мазнув по Андрею предупреждающим взглядом, он осведомился:

— Ещё свидетели есть?

— Там в кабинке двое, — ответил подобравшийся весь Балу. Мишка же смотрел на отца тяжело, весь набычившись, его брат, напрягшись, оказался между ними совсем не случайно.

— А чё, где вся твоя пресветлая рать? Че ты сам на эту шваль примчался? — не выдержав, поинтересовался Горшок. — Или ты всё ещё стесняешься нашей с Лёшей тёмности, а, отец? Такой позор, да?! — звенящим от обиды голосом закончил он.

— Не начинай то, что было сказано уже тысячу раз. Ты и сам знаешь, почему я не хочу, чтоб о вас знали. Это опасно прежде всего потому, что я высший — ко мне не подобраться, вы же двое — легкая добыча, — спокойно ответил он, явно повторяя это уже не одну сотню раз.

— Бла-бла! Придумай че получше! Не такие уж мы и слабаки! Вон за Ночной дозор работенку выполнили! — Горшок заломил свои тощие руки, возбуждено подпрыгивая на месте… Андрей отстраненно подумал, что форма собаки пошла бы ему даже лучше, но как корабль назовёшь…

— Да, и Ночной дозор в моем лице вам признателен. Но вы никогда не должны забывать свой потолок, и стремиться достичь его, а не топтаться на пятом и шестых уровнях уже который год, маясь этой музыкальной дурью!

— Это не блажь и не дурь! — сжал кулаки Миша, однако его взял за плечо брат и сказал так медленно и ровно, чтоб до него дошло:

— У нас выступление через минуту. Задержимся ещё дольше, нас освищут и закидаю банками.

— Да, — Мишка потупился, затем, заметив Князя, остановился. — Отец, я хочу пригласить этого человека в группу. Не правь ему мозги! Оставь, как есть.

— Не могу, — спокойно отозвался Юрий Михайлович. — Особенно, если ты хочешь его приблизить. Сам того не зная, он может где-то проговориться и подвергнуть вас опасности. Но я обещаю аккуратно поправить воспоминание. Твой предложение он будет помнить. Могу даже сделать так, чтоб он точно согласился.

— Нет! — ощетинился Горшок. — Не смей! Какие же вы Светлые лицемеры! — он поморщился. — Пусть сам решает, — и он, посмотрев на уже готовящихся стартануть Балу и брата, кивнул.

Вскоре они с Юрием Михайловичем остались одни. Андрей не спешил прерывать молчание. Зачем? Сам всё расскажет. И в самом деле. Тот после того, как обошелся коротким внушением закончившей сношение и припавшей к щели парочке, подошёл к нему и впервые протянул руку.

— Я справился? — осторожно пожимая ту, спросил Князь. Он ждал подвоха, но тот пока не спешил его припечатывать.

— Да, мой сын в тебе заинтересован. А теперь слушай своё настоящее задание, — сказал шеф, и теперь уже настоящий дозорный подобрался. — Маги Перевёртыши крайне редко проходят инициацию Светлыми. Мне с моими детьми не повезло подгадать такое редкое стечение обстоятельств. Но если за Алексея я относительно спокоен, тот осторожен и тих, то Мишка… Это ураган эмоций и страстей. Он гоним. О нём прознали Тёмные, мой источник говорит, что на него нацелился сам Завулон… Мне не нужен шпион, мне нужен телохранитель.

Потому сейчас ты послушаешь их вопли и стенания струн, восхитишься и согласишься вступить в группу. Это отныне станет твоим основным заданием. Другие патрулирования буду давать периодически, чтоб не терял форму. Но если с тобой связывается мой сын, то должен все бросить и мчаться туда. Но ты должен запомнить одно! Они не должны тебя раскусить! Как только узнают, кто ты и на кого работаешь… Тебя сочтут вселенским предателем и, скорее всего, никогда не простят. Не стоит недооценивать приверженность понятиям Мишки и его предубеждения насчет меня. Подружись с ним, стань его тенью, но не смей рассказывать правды. Это для его блага.

Юрий Михайлович закончил. От долгой речи дышал он теперь тяжело. Андрею же с одной стороны было стрёмно. Ведь он понимал, что отчасти шпионить всё равно придется… С другой стороны, шеф был прав. И Мишка удобная мишень со своим-то характером неугомонным… Да и понравился тот ему. Но недоговаривать таиться, сколько… Бессрочно?! С другой стороны, это был шанс… Реализоваться творчески. И он решился.

— Хорошо… Но почему именно я?!

— Вы одного возраста. Ты всё ещё слишком человек, то, что надо, чтоб мой оболтус не заподозрил. И… по одной из линий вероятностей, если бы вас обоих не инициировали, судьба свела бы вас и так. Вы бы дружили и писали песни вмести. Ты идеальный кандидат, Андрей. И заявления у вас в одно реставрационное училище были поданы.

— Допустим, — Князь моргнул, дивясь на этот безумный мир. — Но в этой среде полно Иных, а сокрыться могу только от тех, кто ниже меня по уровню. С этим как быть?

— Это не проблема, — в руке у Юрия Михайловича мелькнул кельтский крест, амулет, подаренный бабулей, а он гадал, куда тот запропастился. — Один мой знакомый ведьмак его усовершенствовал. Ты надежно сокрыт от всех, кроме Высших. Но и тем надо смотреть специально на тебя сквозь Сумрак.

— Отлично, так тому и быть! — сквозь зубы выдавил Князь, чувствуя, что капкан на его шее захлопнулся крепко… Ещё жутче было осознавать, что, похоже, тот начал заготавливаться на него сразу, как цепкий взор Юрия Михайловича пал на его, тогда обритую голову…

— Тогда выполняй! — шеф придал ему ускорения легким подзатыльником. — И осторожнее с Лёшей… Он у меня умный.

Примечания:

Прода к предыдущему АУ будет. И не одна, а много. Но это не она.

Основные персонажи: Антон Городецкий, Андрей Князев.

Антон Городецкий ещё не отошёл от пришествия Двуединого. Не свыкся до конца, что он теперь человек. Да и не просто человек, а Абсолютный плюс. С таким им стало невыносимо жить и дочери — Абсолютному минусу, и жене — Высшей.

Брак плавно перекочевал в сильно-сильно гостевой, а дочь-подростка особо не навоспитываешь. Особенно, если равен по силе в этом мире Надюшке лишь Саушкин. Антон же теперь так…

Лучше б умер в самом деле. Так нет же, ходит, дышит, пьёт. Много очень. Потому что смотрят все как на неизлечимо больного. Ну для них так и есть. Да. Вот, вроде, всех спас, молодец, а сам… Лишился силы и скоро помрет. Ну как, скоро. Для человека — не особо, ибо на развалину Городецкий не походил, напротив, был моложе своих лет. Сказались годы в законсервированном Ином состоянии. Лет двадцать «лишних» у него было, если так бухать не будет. Хотя, если и будет, друзья-товарищи новую печень вырастят, конечно. Так самоубиться ему не грозит. Да и не то чтоб он пытался, да… Хотя мыслишки проскальзывали.

Возможно, не совсем уж человеком он остался. Сил Иного не хватало. Но с этим можно было смириться, как и со смертью. Только вот других в этом не убедишь. Наслаждаться оставшимся временем и жизнью попросту не давали. Нет-нет да и предлагали — укусить или еще чего сомнительного. Всякими растворчиками для долголетия норовили напоить. Задолбали! Заботливые до хрена… Не понимали, что этим лишь мешали и душили.

Привыкшему к буйной деятельности Антону было не по себе. Его берегли. Ни к какой работе не подпускали. Ренты от Дозора хватало, чтоб кутить, печали не зная, но и это очень быстро приелось. На островах, куда он свалил, одно было хорошо — почти не было Иных и сочувственных взглядов.

Городецкий говорит почти, потому что слежку приставленных телохранителей он срисовал почти сразу. Иных он отличал легко. Нет, вечно быть под микроскопом вместо стеклышка ему претило. Потому и сидел Антон сычом у себя в квартире. Там хоть не трогали, ибо столько защиты его девчонки понавесили, что не то что враг, друг без спроса не пройдет.

Вот и сейчас сидел он, пытался восполнить свою, потерянную за годы в Дозоре, квалификацию программиста, да не мог пока определиться, в какую степь лучше пойти. Ибо направлений за эти годы в АйТи появилось столько, что мозги разъезжались.

В плеере играло случайное воспроизведение. Только вот либо то поломалось, либо из всех видов магии с ним осталась только эта, но сегодня его преследовали песни группы Король и Шут, ну и сольник этого их второго вокалиста, Князя. К чему б это, а?

Нет, ну Городецкий по новостям видел, по НТВ, что где-то с недели две как этот их Горшок от передоза помер… Но он-то тут причём?! Чтоб ему плеер только их в ротацию и выдавал. Ещё и песни такие… Ни грамма не веселые.

Ну а пока Антон решительно переключал случайное на один из первых альбомов Пикника, зазвонил телефон. На табло высветился Борис Игнатьевич. А вот это было интересно.

Шеф, конечно, звонил… Но не ночью же! Заинтригованный Городецкий ответил. Гесер интересовался, может ли он зайти. Антон покосился на царящий в квартире срач — Света на этой неделе не заходила, заклинанием не убиралась, и всё же, помедлив, кивнул… Тут же в дверь раздался легкий стук.

Шеф был тут как тут. И кивок его не иначе как почувствовал. Вежливый какой… А вид обеспокоенный. Что же случилось, что снова понадобился его «нестандартный подход»? Мозги-то у Антона не атрофировались. Пока ещё. Вот порой и консультировались с ним… Лучше, чем ничего.

— Прости, что побеспокоил в столь поздний час, — издали начал Гесер, видимо, дело всё же не такое срочное. Раз начал объясняться да ответа ждать.

— Ничего, — Антон дернул плечом. — Привычка… Не спать по ночам просто так не проходит, — он грустно улыбнулся. — Чай, кофе, водку? — вежливо спросил Городецкий.

— Чай, — махнул рукой шеф, присаживаясь за кухонный стол и с горечью оглядывая царящую там обстановку. Ну да, Антон себя особо не утруждал теперь.

— Ну а я водки, — пожал плечами Городецкий, заварив шефу пакетик, на который тот чуть поморщился, а себе плеснув беленькой в стакан, не став шокировать гостя и хлебать с горла. — Так что там стряслось у вас?

— Не у нас… — вздохнул Борис Игнатьевич, гипнотизируя этот пакетик ахмада с чабрецом (а чё, не так уж плохо, шеф, ё-моё?!) — Коллегам из Питера помощь нужна.

— Из Питера? — удивился Антон. — Они же всегда сами справлялись, там сильное отделение.

— Так-то оно так, — кивнул шеф, всё-таки отпивая. — Но вот не справляются. А у нас уже прецедент был, успешный. Наши коллеги не уверены наверняка, но, похоже, как со Светой случай. Огромная воронка, что вот-вот прорвется, и всему кварталу хана… Обнаружили поздно. Сбить не получилось. Только хуже стало.

— Вот как… — Антон налил себе ещё, вспоминая, с чего, собственно, всё начиналось… — То есть они думают, что это неинициированный Иной вне категорий сам на себя повесил?

— Вообще, да… Себя сжирать поедом там есть за что. Другое дело, что персона эта довольно медийная, как наши могли не заметить — решительно не понятно. Лишь одно объяснение вижу: тот не хотел быть замеченным и прятался инстинктивно. Так редко, но бывает. Среди людей той профессии много Иных… Это бы объяснило творческий фонтан и феномен, можно сказать, магию группы. Оба фронтмена — Иные… Тут успех был обеспечен.

— Оба? — Городецкий отставил стакан. — Если с воронкой ходит сейчас Князь, то, по-вашему, Горшок тоже был Иным? Так что же, тогда он не от передоза умер?

— А ты не теряешь формы, Антон, — Гесер внимательно на него посмотрел. — Всё так. Михаил Горшенёв был Иным, и это очень помогало ему дожить до этих лет. Тёмный, не шибко выдающегося уровня… И убили-то его вовсе не за собственные проступки. Отец, так уж вышло интересно, наш сотрудник. Мы думаем, что Тёмные отомстили. Но доказательств не имеем. Чисто сработали. А может, и не они это… А фанат какой сумасшедший, разочаровавшийся… Кто ж этих ведьм знает. А пока следы на них указывают. Но тех и нанять могли. Дело, в общем, непростое, расследование ещё идет.

— Но Князев винит себя? — осторожно уточнил Городецкий.

— Да, он же не знает, что его убили. Думает, что сердце не выдержало. Но хоть тот и сознательно себя гробил, а Юрьич устал уже доставать вмешательства на его лечение, от этого б он не помер. Так, может, качество жизни снизилось, но организм Иного всё равно себя б худо-бедно залатал.

— А не могли то фанаты, разгневанные смертью Горшка, массовую порчу повесить? — пожевав губу, уточнил Антон. — Люди бывают весьма жестоки к выжившим… Прощая всё мёртвым.

— Могли. Пока только две версии и имеем. Но меня из Питера прям сильно просили с тобой поговорить. Как показала практика, ты один из немногих, кто умеет просто разговаривать. Шанс остался уже только один, если у тебя не получится, его будут пытаться ликвидировать, — Борис Игнатьевич посмотрел на него прямо. — Но это просьба, не приказ. Ты можешь и не лететь.

— Когда рейс? — почти мгновенно трезвея, спросил Антон. Предвкушение дела и адреналин вытеснили легкое опьянение. Наконец-то он снова может быть полезен.

— Через час, внизу ждет Лас. Прости, но одного тебя отпустить не смогу… Твои девчонки житья не дадут.

— Ладно, — Городецкий вполне мог смириться с такой компанией. Гесер знал, кого ему навязывать. — Поехали.

Только вот на улице выяснилось, что не один Пресветлый пожелал его видеть, Претёмный тоже был не прочь проинструктировать.

Завулон вальяжно сидел на скамейке, которую поочередно оккупировали бабульки да алкаши (в зависимости от фазы луны). Только вот Антон успел изучить этого гада, и оттого ясно видел, что тот с трудом удерживает хорошую мину при плохой игре.

Решив, что ничего тот на глазах у Гесера ему не сделает, да и вообще, попытки что-то сделать давно в прошлом… Если и были в сфере раскрывшихся обстоятельств кровно-родственной связи, ха! Короче, подсел к нему Городецкий без страха:

— Я спешу, сами знаете, — только и сообщил он.

— Знаю и куда, и зачем… Только, Антон, я здесь, чтобы воззвать к твоему благоразумию. Всё-таки говорить с ним будешь, и по моим прогнозам, если у кого получится, то лишь у тебя, но… От того, что именно ты скажешь, зависит, будет ли точить на Тёмных зуб потенциально Иной вне категорий или же нет. Ты достаточно всего этого нахлебался, чтобы понимать, как это может дестабилизировать обстановку… В этом-то и беда нашего мира: он стремится к Равновесию, низшие Иные размножаются легко, оттого и вас, Светлых, меньше, но вы выше уровнем, как правило. Иной же высокого уровня вне зависимости от знака инициации — это потенциальная ядерная боеголовка. Поэтому я и взываю к тебе, Антон, как к разумному.

— Положим, пока я согласен с измышлениями, но что именно я не должен говорить?! Что Ночной Дозор Петербурга подозревает Тёмных, мстящих отцу Горшка? Так Князев и сам это узнает. Я не понимаю, — Городецкий смотрел в поджатое лицо Завулона.

— Мы ведём своё расследование. Доказательств нет ни у кого. Лишь слабый след на ведьму, но идентифицировать его не удалось. Князеву же сейчас хватит и намёка, пусть подостынет. Научится самоконтролю, потом и узнает, — Артур провернул свою трость. Чуть в отдаление деликатно кашлял Борис Игнатьевич, но пока не вмешивался. Из дверей машины обеспокоенно высовывался Лас. Им давно пора было ехать, но Антона словно пригвоздило к скамье, и он спросил ещё:

— У вас есть подозреваемые?

— Ходим кругами, — помедлив, всё же ответил Претёмный. — От отца к брату, магу-перевёртышу, от него к жене, которая вообще Светлая волшебница, от неё к Леонтьеву-вампиру, а уже от него к Балунову-инкубу, тоже Светлому, кстати… Потом приходим и вовсе к тому, что и у Князя в группе Иных хватает. Ришко, скрипач этот, — оборотень, басист тоже, а вот техник — Светлый. Не говоря уже и о том, что жена — колдунья, даром что не Ведьма. Хотя это спорно. Она-то про воронку и просигнализировала. Тот из тура вернулся, та и ужаснулась. Сбить не получилось. В то, что тот Иной, не особо верит, хотя признает, что аура не просматривалась. А, ну ещё перчику… Жена младшего Горшенева — ведьма настоящая, на той почве с Нигровской и сдружились. Такая вот компания… И мотив-то есть у всех, почитай! Как и алиби. Вот и подумай, кто мог ведьму нанять… Или же и не нанимал никто из них. Вот и ходим кругами, только версия появится, как тут же появится опровержение.

— Ни… себе, — только и выдавил Городецкий. — А они там ещё между собой не перегрызлись часом?

— Пока держатся… Но что-то подсказывает, что рванёт в любой момент. Там ещё и мать мутная. Когда-то, давно-давно, в Ночном Дозоре работала. Но она, в отличие от благоверного своего, голову пеплом не посыпает и развоплощаться не торопится… Горшенёв-то уже всё… Одной ногой. Всё-таки предохранитель у вас, Светлых, слабый, чуть что — самоуничтожаться, — Завулон поморщился. — А те, у кого он не работает, значит, приобрели моральную гибкость и мало, чем от нас Тёмных отличаются, лишь нос всё также задирают.

Странно, но тут Антон не нашёл, что возразить.

* * *

Андрей сидел и, не мигая, смотрел на синий экран смерти своего компа. Ругаться вслух и роптать на судьбу он уже устал.

Последние недели Князев чувствовал себя как лирический герой Летова, не единожды е*нутый мешком… В том, видать, были свинцовые кирпичи. Из рук всё валилось. Лампочки перегорали — менять не успевали. Микроволновка сгорела, перед этим устроив такое представление, словно собиралась телепортнуться в космос. Третья мобила вышла из строя у него в руке, едва не тряхнув током.

С ним явно что-то нехорошее происходило. Аппаратура на недавних концертах приказала долго жить. Пришлось выкручиваться и играть акустику, благо зал вошёл в положение и там стало тихо-тихо… Но такую чёрную полосу Андрей переживал впервые.

Но всё это мелочи по сравнению с тем, что снедало его ночью и днём. Миха. Этот гад всё же рипнулся. Без всякого предупреждения, как гром среди… Нет, называть небо ясным — значит, юлить. Были звоночки, даже целые крики о помощи. Но он их проигнорировал. Решил, что ни хрена с тем не будет. Горшок был здоров как конь… Другой бы давно загнулся, а этот всё коптил небо. Вот Андрей и думал, что этот чёрт заговоренный. И позволил обиде взять верх. И к чему это привело? Миха в могиле не гниёт — сожжен, а он здесь… Корит себя и злится на него. Упрямые ослы оба, что тут сказать.

Но остался только он один. Больше не на кого дуться. Не к кому придумывать часовые мысленные монологи, чтоб всё вернуть на круги своя… Точнее, не всё: кое-что Князь хотел бы изменить. Но теперь уж поздно. Не остыл, не поговорил, не примирился как следует. Тот неловкий разговор на Окнах и телефонные звонки можно было считать первыми ласточками мира, но и только.

Больше уже ничего не будет, как прежде. Первое время он держался, некоторая обида смазывала адекватное восприятие. Но потом его всё-таки размазало, придавило осознанием. Произошло это в крематории, когда казалось, что это его, отнюдь не бесчувственного тела касаются языки пламени.

Вот тогда-то мир и стал не серым, а каким-то фиолетово-черным. Всё начало падать из рук, электрические приборы сходили с ума при его появлении. А жена… Агата испугалась его, когда он вернулся. Видимо, выглядел Андрей — краше в гроб… И обращалась та с ним соответствующе, будто он неизлечимо болен. И ладно бы только она… Пацаны на репе тоже реагировали похоже. А потом и вовсе: вчера вечером жена его обняла, что-то неловко проговорила, что, мол, надо маме помочь и, прихватив Алиску, была такова.

Так Андрей и остался сейчас один в квартире. На репточке тоже все полетело к чертям. Репать было не на чем. Хотел за игрой расслабиться — и на тебе.

Князев, дико матерясь, вызвал ремонтника. Но явился не щуплый ботанистый парнишка, а какой-то мужик его возраста, с выпирающей из кармана беленькой… Если честно, тот больше на сантехника был похож. Но дело своё сделал. Комп, кряхтя, заработал. Мастер же, ничуть не сомневаясь, поставил водку на стол. Чем, кажется, только что сломал стереотип у Андрея, как раз собиравшегося расплатиться бутылкой подарочного коньяка.

— Выпить страсть охота, а не с кем, — поделился тот. — Жена ушла, дочь забрала, а один я не выпиваю. Че я, алкаш какой?! Вот и остаюсь у некоторых клиентов, по кому видно, что им надо.

— Тебя как зовут-то? — поинтересовался Андрей, который тихо радовался хотя бы тому, что мужичок его не узнал… Ну а выпить… Учитывая всё, что с ним сейчас творится, будет кстати.

— Антон Городецкий, — зачем-то прибавил и фамилию мужик, словно проверял, не узнал ли его Князев. Интересно, а с чего должен?! Хотя нет, не особо.

— Просто Андрей, — хмуро представился Князь, но руку пожал. — Щас закусь принесу…

Холодильник встретил его разлившейся лужей… И он из строя вышёл. Да что это за проклятие-то такое?!

На его гневное шипение и рифмованные матюги вышел Антон. Немного помялся в дверях и спросил:

— Паршивые деньки, не правда ли?

— Не то слово, — отозвался Андрей, напряженно принюхиваясь к извлеченной из размороженного холодильника колбасе. — С моей удачей последних недель после неё мы с тобой окажемся в инфекционке с какой-нибудь Сибирской язвой.

— О, — мастер улыбнулся горьковато. — Это вполне может быть. Давай просто выпьем. Тут не так много.

— У меня ещё есть, — спокойно ответил Андрей, извлекая из недр какие-то орешки. Даже, кажется, грецкие… И в скорлупе. — Ща расколем и будет нам закусь. — И он заозирался в поисках молоточка для отбивных.

— Позволь мне, — Антон каким-то образом первый отыскал молоток и ловко побил орехи. — Жена на ЗОЖе? — спросил он, закончив.

— Я тоже… Пытался, — развёл руками Князь. Глядя на то, как с другими этот мир по-прежнему дружит, а не спешит перемолоть, ему стало несколько обидно.

— Не завидуй, — каким-то образом считал его Городецкий. — Мою жизнь сложно назвать несчастливой, но в то же время… Одну важную часть меня выдрали с корнем. Теперь я чужой и среди своих, и среди чужих. А это весьма паршиво, — и он щедро плеснул им обоим в стопочки, наполнив до краёв.

— Да, но меня последние дни этот мир твёрдо вознамерился убить. Даже жена — и та убежала к маме. Я её не виню, им там с дочкой безопаснее будет. А вот со мной что происходит… Я не знаю. Наверное, сейчас вот выпью с тобой, проснусь да пойду в церковь, потом в дацан, затем в мечеть, если пустят… А там и по бабкам. Такое ощущение, что меня кто-то проклял. И нет, я не псих! — Андрей поспешил откреститься от самого разумного предположения. — Я реально чувствую, как вокруг меня что-то сгущается, не даёт дышать.

— Да, я тебе верю… Только вот они тебе не помогут. Только ты сам, — странно, но Мастер говорил уверенно, словно знал наверняка. — И больше никто другой.

— И как же?! — Андрей кисло улыбнулся, водка неприятно обожгла нутро, ещё больше подогревая и без того горящее в лихорадке тело. — Я вот, право, совсем не знаю, что мне делать.

— Для начала попытаться себя простить. А потом присмотреться к собственной тени получше, — Антон смотрел на него не мигая. — Сейчас уже я кажусь тебе сумасшедшим, но в моём стаже компьютерщика был очень долгий перерыв на одну крайне любопытную профессию.

— Ведьмака? — хохотнул Князь. — Отличная шутка. Только я сейчас не в настроении…

— Тебя в самом деле прокляли, Андрей Сергеевич. Но не фанатки, а ты сам. За то, что бросил Михаила, — Антон буквально пригвоздил его своим вкрадчивым голосом. — Я уже выезжал на такой вызов. Давно… Много воды утекло, у нас уже с той женщиной родилась и почти выросла дочь. Она тоже себя живьем ела, потому что матери в донорском органе отказала… И воронка над ней готова была вот-вот прорваться и убить не только её, но и не полгорода, конечно, но около того. Твоя не меньше, Андрей. Ты сильный маг, только тебя не нашли вовремя и не инициировали. Так редко, но бывает. А сейчас, чтобы не было большой беды, тебе надо себя простить…

— Если отбросить то, что ты полный псих, то как я это сделаю?! — Андрей шипел, слова больно отдавались у него внутри. Странно, но он верил… — Это же по мановению волшебной палочки не происходит. Мишка мёртв, это не исправишь. Или у вас, магов, есть волшебный эликсир?

— Нет… Но ты можешь с ним поговорить, он не так уж и далеко. — Городецкий выглядел так, словно выдал тайну за семью печатями. — Мы, Иные, отличаемся от людей тем, что можем входить и черпать энергию из особого измерения. Мы зовём его Сумрак. Наверняка ты его видел… Но не входил ещё. Для инициации надо войти, поднять завесу со своей тени, разглядеть там неприметную дверь… Но Сумрак, как пирог Наполеон, многослоен. Для перехода на все новые уровени нужно больше сил и умений. Некоторым доступен лишь первый. Но всего их шесть. Я был там. На последнем. Там обретаются мёртвые Иные… Точнее, обретались, пока я их не освободил с помощью мудреного устройства Мерлина… Тот хотел пройти дальше, как люди. Вот и подстраховался. Но все, кто попадал туда после — остались. Как и твой друг. Если будешь много тренироваться, сможешь иногда навещать… В теории, вон какую воронку раскрутил, — Антон нервно улыбнулся.

Андрей же не знал, что сказать, кроме как:

— Мишка был Иным?

— Да, был… И сгубила его не водка с героином. Поверь, Иного этим не возьмешь, хоть он и старался, — Городецкий говорил осторожно, словно шёл сейчас по минному полю.

— Но тогда что… Как? Юрий Михайлович сказал что-то про то, что его убили, но я не поверил. Так, значит, правда?

— Это мы и пытаемся выяснить… Но следов почти нет. Ничего дельного так и не добились. Возможно, правды так и не узнаем. Если, конечно, ты не проберешься на Шестой слой и не спросишь у него самого, — Антон развёл руками.

— А почему другие не могут? — справедливо удивился Андрей.

— Потому что прогулки по Шестому слою крайне энергозатратное мероприятие… А способных туда войти можно пересчитать в России по пальцам одной руки. Да и они берегут силы на вечную борьбу с собственной тенью… Видишь ли, есть Иные Тёмные, есть Светлые и, чтоб было чем занять вечность, они играются с этим миром как хотят, за сферы влияния дерутся. Хотя… — Городецкий задумался. — Я могу попросить свою дочь выяснить и заодно передать какое-то сообщение, — он просиял. — Правда, могу. Но для этого тебе надо угомониться, погасить воронку и инициироваться Светлым, а потом я вас с Наденькой познакомлю!

И Князю не осталось ничего другого, кроме как поверить тому. Прощать себя было делом не простым, но… Разворотить город, да и самому помирать было страшно. Как и соваться в этот их Сумрак, откуда пути к привычной жизни нет, тоже. Ещё жутче было осознавать, что вокруг него всегда были одни Иные… Но всё это можно было пережить, как и жену-ведьму, что особо никогда к нему не навязывалась и больше старалась закорешиться, нежели полюбиться…

Потому что ведьмы, оказывается, способны родить лишь однажды. А потом… В уплату за силу стареют, хоть и живут, как и все остальные Иные, пока не убьют. Ходят под прекрасной паранджой древние старухи… И это видят лишь сильнее по уровню Иные.

Это всё было не так страшно, как боязнь окунуться в их междусобойные дрязги. Но он был слишком сильным Иным, чтобы Ночной его не прибрал. Удалось добиться лишь уступки. Рекрутирование его по служебной необходимости, прохождение обучения и, после прожитой человеческой жизни, полноценная служба. Всё это, впрочем, было лучше немедленного вступления.

Ночной Дозор и так вскоре лишился одного из лучших своих оперативников. Вот такое вот КГБ оказалось на деле у Юрия Михайловича… Только вот тот, снедаемый виной за то, что Мишку не уберег, развоплотился. Обставили всё как сердце.

Между тем в деле Горшка ничего нового не появилось. Антон Городецкий слово сдержал. Познакомил с Абсолютной Светлой Иной, свободно гуляющей по шестому слою. Та передала совершенно Михиными фразами, что он знает, кто его убил, но сдавать не собирается… И попросил прекратить копать. Это ещё больше убедило Андрея, что это был кто-то из близких, но ничего поделать с Мишиным упрямством он не мог… Да и выйти в ходе следствия на кого-то из этого ближнего круга ему было страшно. Потому он отступил. Только порой донимал Наденьку просьбами сходить, передать письмо и дождаться ответа… Без такого недообщения он жить нормально не мог. Оттого и тренировался на износ, всё-таки гоняя Городецкую. Пусть та и не была против, но было неудобно.

Когда, наконец, у него получилось, Князев едва не светился, оттого и ответил на вопрос журналиста кристально честно:

— Нет, я не страдаю и не скучаю. Мы общаемся.

Примечания:

14 страниц за день, хе-хе, ПБ приветствуется.

Примечания:

Прода к первому АУ будет. Пока эта короткая АУшка по песне Тёмные Князя — последняя, что я напланировала тут, окромя первой, которая грозит стать хорошим таким миди, если не макси.

Мишка надеялся, что отец шутит. Но, увы, это было не в его стиле.

Юрий Михайлович, оперативник Дневного Дозора города на Неве, скалою возвышался над своим старшим сыном. В руке у него был зажат заветный конверт, для получения которого иные оборотни были готовы ходить на задних лапках, послушно поскуливая, но Горшок нормальным никогда не был… Он от содержимого этого конверта готов был прятаться, как от чумы, но отец был неумолим.

На всякий случай он всё-таки переспросил:

— Это точно мне? Не Лёхе?

— Ему пока рано… А тебе скоро станет поздно расти в силе. Охота в лесу, куда я вас вывожу, на зверье, конечно, хорошо. Но выше пятого ты так никогда и не прыгнешь. Для такого нужна человеческая жертва. Прими лицензию, и помни, что у тебя год. Потом выпавшего в лотерею не пощадят, а попросту отдадут следующему в очереди. Он всё равно обречен. Таков людской удел, сам знаешь. В лотерею вносят всех, кроме Иных и их родственников… И то лишь первой очереди. Даже наших Посвященных, осведомителей и то… Надо очень сильно выслужиться, чтоб имя убрали из барабана, — отец говорил ровным, спокойным тоном, но Мишка всё же понял, что, если сейчас не возьмёт конверт, будет плохо…

В конце концов принять — ещё не равносильно вонзить клыки в плоть. Если он сейчас откажется, то жертву сожрут сразу. А так, может, хоть год будет… Отец же словно прочёл мысли:

— Ты волен поступать, как вздумается. Но помни: раз откажешься, второй выбить лицензию мне будет сложнее. Подумай, чего ты хочешь. Человек этот всё равно не жилец. Ты, конечно, можешь из милосердия прикончить его в последний отведенный день — это будет даже нормально, но не отказывайся вовсе. Ты хищник, это в твоей природе, а они — корм. Даже самые лучшие из них. Таков мир, и не мы его строили, — и, похлопав его по плечу, Юрий Михайлович ушёл.

С тяжелым сердцем Мишка надорвал конверт. «Только не девчонка!» — просил он… И в самом деле, там был парень. Только легче от этого не стало.

На красивой плотной бумаге каллиграфическим почерком, помимо резолюций Ночного и Дневного Дозоров, а также Инквизиции красовалось имя фамилия и точная дата рождения, чтоб не перепутал… А то мало ли в Питере Андреев Князевых бродит. А вот Мишкиных, считай, ровесников, видать, всего один.

Ещё и домашний адрес, чтоб проще сожрать было, приложили. Ну не суки ли, а?!

Горшенёв вздохнул. Листок подмывало сжечь, но вместо этого он взял и прибрал тот в шкатулку. В голову закралась было мысль — найти этого самого пацана да внушить ему, что жить осталось не так уж много, пусть кутит по полной, но… Мишка не нашёл в себе на это сил.

Зато мироздание было другого мнение. Оно жестоко посмеялось над ним, когда, придя первого сентября в реставрационное училище, постигать в пику отцу далекие от оборотнических премудрости, он едва не обмер… Потому что местный художник, один из самых колоритных штрихов в этой богадельне, что играючи изобразил его портрет, хотя его об этом никто не просил, но «уж больно зверская у тебя фактурная рожа!» Короче, тип этот при более близком знакомстве представился именно как:

— Андрей Князев. Можно просто Князь Купчинский.

Припомнив адрес, Горшок тяжко вздохнул, но руку пожал. Так началась новая для него жизнь, где зверь, вопреки всякой логике, привязывался к жертве… Которая о том не знала, шутила и болтала без умолку. Ну как такому внушишь с помощью вмешательства легкого, что скоро тебе хана, успевай жить?!

Андрей и так… Весь светился. Такое сообщать — только гасить это, не пошедшее пока уродливыми пятнами Солнце. Проводить время с ним было одновременно мучительно и прекрасно.

Так уж вышло, что раньше Горшок в основном с оборотнями и зависал. Такими же породистыми, обращенными родителями щенками и зависал. Балу был рысью, Пор — гиеной, сам Миха был бы банальным волком, если бы не его окрас — полностью черный.

Чем быстрее истекало отведенное время, тем больше он готов был выть и без всякого обращения. Способов спасти Андрея не было. Столь резко заслужить у Дозоров исключение из лотерее тот не мог… Да и не стал бы. Не из тех он был, кто всю жизнь прислуживать станет. Отца уламывать было бесполезно, тот лишь качал головой, говоря, что не надо было начинать водить дружбу с едой, какой бы талантливой та не казалась… Это уже добившихся признания, знаковых культ и полит личностей исключали Дозоры в Совете с Инквизицией, а тут… Не успел — его проблемы. В лотерею попадают все, с двенадцати и старше.

Убедить Князя уехать тоже не поможет. Лотерея была централизованной в Офисе Москвы. Рано или поздно найдут и сожрут. Встревать каждый раз, костьми ложиться против, возможно, более сильного и беспринципного противника?! Можно было… Только вот не поможет. Его быстро отыщут, всего такого заинтересованного, и Инквизиция к чему-нибудь такому, да и приговорит… Возможно, и к развеиванию.

Но и отступить? Позволить сожрать? Мишка сжимал кулаки и мысленно извинялся перед мамой и братом. Перед отцом он тоже в глубине души винился, но не настолько, чтоб признаться самому себе в этом.

Итак, когда срок вышел и лицензию передали другому, Мишка стал втайне еженощно караулить Князя. Днём они и так всё время были вместе. Проходили часы, дни, недели… Горшок зверел всё больше, ибо оборотень или вампир (могли передать обоим видам) не спешил приходить за законной добычей. И, когда он уж было решил, что тот, неведомый, возможно, тоже сторонник гуманного принципа «убить в последний отведённый день», как в тёмном мрачном коридоре их выделенной Эрмитажем хаты, где Мишка пробирался на цыпочках, как вор, мелькнул Иной.

Это была вампирша. Красивая, но дохлая. Настоящая мёртвая женщина, о которой написал недавно Князь. И как у того только получалось… Не Иной ведь! А так ловко по всем ним проходился.

Порой аж сомнения брали… Но ведь Иных-то в эту мясорубку, пардон, рулетку не включали. Так что откуда б?!

В любом случае сейчас ему стоило собрать яйца в кулак, да и отбить Андрея… А затем бежать… Далеко-далеко, скорее всего, даже в непролазную тайгу, где сам чёрт ногу сломит. Двое против всех… Ну ничего, живы будем, не помрём!

И, расхрабрившись, Миха ринулся сквозь Сумрак, подвешивая на пальцы серый молебен. Однако от увиденного в разрисованной комнатке Князя он едва не выпал оттуда в реальность.

Сперва Горшок решил, что обезумел. Потому что, ну не от крестика же на груди Андрюхи, вампирша так ужасно кричала от страха?! И верно… Вместо Князя в комнате красовался, распушив хвост, а ещё, что куда важнее, раззявив огромную пасть с тысячью мелких, но выглядевших острейшими зубов… Кот-Баюн, если Мишка верно помнил предания из сказок матери, что активно собирала фольклор Иных.

— Я думал, вы вымерли, — наконец выдал Горшок. Вампирша кричать прекратила. Теперь она занималась тем, что сосредоточенно рвала лицензию, громко ругаясь, что всё выскажет «этим дурикам с канцелярии».

— Как видишь, нет, — вновь приняв человечески облик, но всё также чеширски улыбаясь, ответил Андрей. — А я всё думал, когда же ты мне расскажешь о сущности своей!

— Я… я… Выходит, я всё это время смертному уподоблялся перед химерой в облике людском! Ещё и мучился почем зря! — голос Горшка звенел от обиды.

— Прости, — Князь по-кошачьи понурил голову, чуть прижав уши. — Кошки с собаками не особо-то уживаются… И мне интересно было это опровергнуть, а уже потом всё портить.

— Так в этом всё дело?! — Горшок хохотнул, откинув голову. — Да и из тебя кошак драный, всё равно что из меня болонка блохастая! Ты свою рожу жуткую в зеркале видел, а?!

Князь завис, задумавшись… А после тоже улыбнулся и, протянув ладонь, спросил:

— Ну, что новое знакомство?

— Да, чтоб тебя блохи закусали! — и пожал её. На миг их переплетенные руки обратились в лапы — звери тоже заключили договор о дружбе. А сказка только начиналась.

Примечания:

Мишка, с днём рождения!

Спасибо, что был.

Примечания:

В день рождения Горшка — большая часть главы от его лица.

Мишка Горшенёв никогда не был гордостью отца, только вот хоть и Лёшка прошёл инициацию Тёмным, однако больше всего недовольства Юрий Михайлович высказывал именно в адрес старшего сына. Может, дело было в том, что мелкий не отсвечивал особо и в радары Дневного попасть не норовил…

В любом случае хорошо, хоть матери было плевать, какого знака инициации её дети, но она-то давно отошла от оперативной работы в Дозоре. Так что сравнивать их с отцом было не совсем корректно. Что, впрочем, не мешало Мишке демонстративно дуться и панковать. Однако в пределах разумного. С транспарантом «Я сын шефа Ночного Дозора Петербурга» он перед офисом Дневного не ходил.

Отец же, сколько он себя помнил, закрывал дыры то в одном Дозоре областного центра, то в другом. Увы, Высшими не разбрасывались. Даже если у того дети почти наверняка пройдут инициацию Тёмными. И даже к Светлым Перевёртышам относились настороженно — ведь от животных инстинктов изначально веяло той стороной… Вот и колесила их семья по просторам необъятной. Фигаро там, фигаро тут. Юрий Михайлович, давно заслуживший, чтоб его называли без фамилии, но пока не получивший сумерочного имени, был тем, кто наводил порядок.

Он исправлял самые безнадежные случаи, на Западе бы его назвали кризис-менеджером. Потому дольше года они редко где-то задерживались. Оттого и гостили они с Лёшкой подолгу у бабушки в Питере, которая на деле приходилась им пра-пра-прабабушкой. Можно сказать, даже жили. Потому что детям часто менять коллектив — будь то садик или школа — болезненно. Бабушка же была Тёмной, также Перевертышем, но форму имела интересную. Может, именно из-за присутствия в родове совы-неясыти Ягода и обратился вороном. Тоже пернатый.

Хотя там вообще история интересная. У бабули их в потомках несколько Иных затесалось. Одна даже не перевёртыш, что особенно интересно. Но судьба в виде наказания от Инквизиции её настигла. Ольгу обратили в Сову на долгие десятилетия. Так до сих пор та бедолага и обреталась в этой форме. Только нормально с их общей бабушкой и могла общаться.

Поговаривали, что эта, самая его дальняя родственница Ольга была дорога самому пресветлому Гесеру, оттого, возможно, тот и благоволил их семейке. Ну или, что вероятнее, просто Юрий Михайлович работал хорошо. Настолько, что после удачного опыта во Владивостоке его поставили в Дозор Петербурга. Сначала навести порядок после не совсем чистой смерти предшественника, а затем и так. Отец не сталь отнекиваться. У него тут старшая родственница проживала, да и дети уже привыкли к здешнему климату. Раз уж Гесер, который был в курсе всего, так решил, он не стал оспаривать.

В Питере Мишке нравилось. Хотя, возможно, для его формы и было бы лучше, служи отец где-нибудь в Сибири или на Дальнем Востоке. Но это было не так страшно: они регулярно выезжали в лес с речкой, где Горшенёвы устраивали охоту, рыбалку и променад по буреломам.

Лёхина форма прекрасно уживалась и с городской фауной. Мама была волшебницей, ей везде было комфортно. А отец… Его форма выливалась в отпуске в Тайланде или Индии. Дело в том, что тот был Слоном. Огромным, с бивнями — боевым. Но неповоротливым — это да. Зато убить хоботом — это пожалуйста.

Клюв, хобот — их большие носы вполне были объяснимы. Один Миха со своим медвежьим несколько выпадал, но и тот у косолапого аккуратным назвать было нельзя.

Мишка наш был самым обыкновенным бурым мишкой. Любил ягодки, форель и вообще, пожрать любил. Аппетит у него был… Мама только и успевала на стол метать.

Оттого и тяжело ему уход из дома дался. Даже харизмы Иного не хватало, чтоб найти более-менее приличное жилье. В итоге обретался Горшок в какой-то каморке из доступного разряда жилья Родиона Раскольникова, правда, пока мыслей всех сожрать и лапами передавить у него не возникало.

С добычей пожрать у Иного с легким вмешательством проблем бы не возникло. Если б не совесть. Мишка больно совестливым уродился, как только Светлым не инициировался — загадка… Короче, избегал он чаще раза в год у одного и того же заведения бесплатно столоваться. А тех, увы, не так много было… Порой все ноги сотрешь, пока отыщешь, где б пожрать.

А с его зверским аппетитом… Если б он сам за себя платил, счет был бы астрономическим. Работать же Мишка принципиально не хотел: все равно в его расходах — капля в море… А вот время от реально важного занятия музыкой отнимало.

Они, вообще-то, не наглели. Да, костяк группы был из Иных. Балу честно работал… Ну из-за сущности инкуба, так уж вышло, что был его друг профессиональным жигало. Зато у группы были нормальные гитары, барабаны, струны и репточка. Горшок посмеивался, но нос не воротил. Природа требовала от Сашки ублажать много женщин, ну а что плохого, если те подкидывали им на группу… Ведь искренне же хотели помочь молодым дарованиям! Тем более с большей частью Балу крутил для души.

Так и жили, не тужили. Даже какие-никакие, а задрипанные клубы и помимо Там-Тама, (тот Миха задрипанным не считал) , собирали… Благо связей Балу хватало договориться. Но прорыва всё не было и не было. Даже их магнетизма Иных не хватало… Вскоре Мишка пришёл к выводу, что это из-за текстов. Даже стал уговаривать Сашку какую-нибудь поэтессу склеить, как вдруг…

Лопоухое чудо-юдище, совсем даже не поганое, подвернулось как нельзя кстати. Андрею Князеву ну просто цены не было. Его и зверь Михин быстро принял, что случалось не часто и вообще... Хорошо с ним было. Да не то слово — круто! Как ни с кем до этого.

Ты начнешь говорить предложение, а тот закончит! Да так ловко, словно у них эта… миндальная связь! И шуточки такие отплясывал, что Горшок едва живот не надорвал. И группе придал чего-то важного, чего ей не доставало. Какая-то светлая энергетика появилась у той, помимо прочей, к которой ещё больше людей потянулось.

Может и правда, ошибкой было столько Тёмных звать… И передавливали они слегка, это Мишка как-то так настроен был, что всего себя отдавал залу, будто и не Тёмный, а остальные пили с зала только так энергию. Он тоже порой брал, когда совсем уж всё иссякало.

Ладно, вернёмся к нашим бара… Андрейкам. Москва не сразу строилась, так и Князь тоже притирался поначалу. Первое время тихонько приходил на репточку, клал листки с текстами, на отданные ему бобины с рыбами, да рисуночки в нагрузку к песням сплавлял, садился в уголочек и не отсвечивал.

Такое ощущение было, что он там сдох… Ну или не так. Порой Мишка и парни ловили из того угла настороженные взгляды, словно, что было совершенно невозможно после батиной-то промывки мозгов, тот знал о их мохнато-клыкастой сущности.

Первому это надоело Горшку. Остальные и так недоумевали, на хрена тот присутствовать на репе автору текстов позволяет… Но, во-первых, он был за демократию, хочешь — сиди, во-вторых, не давали ему покоя те подсмотренные, аккуратно выведенные в тетрадке к песенке аккорды.

— Эй! — окрикнул он его на следующую репу. А после ткнул пальцем в текст. — Я эту длиннющую прелюдию читать не собираюсь! Так глотки на остальной текст не хватит. Давай-ка ты сам, просим! — и он шутливо указал на пустующий стульчик.

— Да-да, прочитай, мальчик Андрюша, дедушке Балу, стишок, — сгримасничал Балу. Остальные согласно заржали.

— Вы уверены? — приподнял выразительную бровь Князь.

— Да-да, иди уже! — удивительно, но к этому присоединился даже Лёшка. Андрей пожал плечами. Послушно запрыгнул на табуреточку, но сел на ней на корточки, заправский гопник… Потому как, выпрямись он в этой каморке во весь рост… Неизвестно, что бы не выдержало первым: башка Князя или гнилой низкий потолок.

Оказалось, что в декламации Князев заткнул их всех. Потому с легкой руки Горшка тому была врученная басуха, которая была в группе как переходящее знамя. Никто особо не умел и не хотел.

— На! На акустике играешь, а уж на четырехструнке и любой дурак сможет! Чтоб не зря по сцене ошивался неприкаянной душонкой! Будешь бэки ещё петь! — порешал всё Мишка.

А Князь на удивление легко согласился. Хотя, как выяснилось, басист из него х*евый. Зато бэк-вокалист чересчур хороший. Горшок призадумался, да и отобрал басуху, и, чтоб не слонялся по сцене без дела, стал давать тому больше партий петь.

Только вот басухи, вроде, в руках уже не было, а проклятие осталось. Микрофоны Андрейку не любили, потому частенько его было паршиво слышно. На что, видно было, как тот обижался, но виду упрямо старался не подавать. Выходило забавно. Вообще, насупленным тот выходил прикольный.

Ещё и в своей расписной собственноручно рубашке… Кадр Князь был яркий. Слишком даже, для человека. Хотя, может, в том и был его шарм?! Это Иные — большая часть — не такие как Горшок, живут размеренно и осторожно, зная, что если не будут высовываться, протянут хоть вечность… А люди жить торопятся. Оттого и горят ярко. Правда, и вот тут тоже странно. Предохранители у Андрея были всем на зависть. Порой Мишке казалось, что и в отрыв тот уходит контролируемый… Поскольку он и их, Иных, пьяных порой из переделок доставал. Правда, только Горшенёва начинали мучить подозрения, как Князь напивался в говно и летал на Лёхины барабаны…

Ладно, хоть за Ягоду переживать не стоило. Тот был крепче, чем выглядел. А вот Княже потом, наутро, являл всем наглядную иллюстрацию о вреде чрезмерного употребления. Ещё и от синяков синий. Правда, не стонал, мужиком держался.

Весело жили, короче. Особенно поражали Миху его некоторые тексты. Взять хотя бы Отец и Маски. Тут тебе и ведьма, и оборотень-кабан, и вурдалак, который кусал отца за шею, слегка икая… Конечно, насчет Димки и Лёшки он промахнулся, да и Балу ведьмой не был, хотя знакомство близкое водил, но! Сама суть! Вообще, Князевское представление об изнанке нравилось ему больше реальности…

Тут, конечно, нежити и злодеев хватало, но… Был там смысл, а в реальности такового порой и не видать. Например, лотереи эти среди всех людей, старше двенадцати… Почему нельзя тех же зэков лотереить?! Вон их сколько, налогоплательщики устали обеспечивать. Скажете, а как же судебные ошибки? Ну так в существующей лотерее ещё несправедливее отбор выходит. Как Ночной Дозор после такого не развоплощается — Горшок поражался. Они ведь согласуют каждую жертву. Его отец всё это делает… как?!

Нет, он и раньше не мог понять, а не когда столь крепко сдружился с человеком, который для Дозоров лишь потенциальный корм для вампиров и оборотней. Но… Сердце теперь было не на месте.

Дошло до того, что Мишка, сцепив зубы, сходил к отцу на поклон, спросил нельзя ли выбить разрешение на обращение некоего Андрея Князева. Тот не выглядел удивленным. Сказал, что выбить-то не проблема, а вот ты подумай получше сперва… И Юрий Михайлович посадил в него зерна сомнений. Потому что, ну правда, а вдруг Князь решит помереть человеком?! И всё, считай… Он его своей инициативой погубил. Тогда Горшок решил осторожно выяснить отношение Князева ко всему этому.

Впрочем, зная Мишку, осторожно не вышло. Тряслись они тогда в поезде до Москвы, в один из тамошних баров пустили выступать. Удача, а ещё новая визави Балу. Забавно, что Андрей воспринимал его просто, как Арамиса какого. Ну да ладно… Поезд мерно стучал колёсами, в бойлере закончился кипяток, в туалете снова началась санитарная зона… Короче, оставалось только пить. Что они и делали.

Времена, может, и были лихие и голодные, но они, как Иные, особо не бедствовали. Кроме Мишки — ему, с его большим зверем внутри, всего всегда было мало. Но раз уж он назвался панком, то и жил, соответственно, херово.

А вот причину масляной, но пока в меру упитанной физии Князя, они долгое время не знали. Списывали на то, что тот на мамкиных харчах столуется. Однако после того, как Мишка раз не дошёл до своего «шкафа Родиона», выяснилось, что живёт Андрейка один. И вполне неплохо… Даже кое-где дефицит виднелся. Предвосхищая расспросы, сунул тот Горшку под нос трудовую, где значилось, что некий Князев А.С. работает в издательстве, художником по обложкам. В ответ на просьбу предъявить, Андрейка с видом фокусника извлек из шкафа три книженции… Были это дамские романы, судя по обложке, ещё и эротические. Вопросы к нему резко отпали. Каждый крутится как может, верно?!

Вот ехали они в поезде, покачивались, чу-чуу-чуух… Пили самогоночку, закусывали ввиду окончания припасов черным хлебом. А Мишка вовсю задвигал любимую тему, беря заместо разгона прочитанные недавно философско-исторические трактаты. Парни сегодня были не в настроении преисполняться в познании. Те же, на чьё просвещение и хоть какую-то положительную реакцию он больше всего рассчитывал — Балу и Князь, откровенно клевали носом.

Ладно, Балу — он всю ночь развлекался… А этот лопоухий чего?! Тем более, что он-то Горшку и нужен был — аккуратно выяснить, что он там думает насчет своего обращения в низшего Иного.

— Эй, ты че ночью делал?! Бабу новую нашёл? — поинтересовался он, тыча Андрея в плечо. Тот уставился на него наполовину стеклянным взглядом.

— Работал, — наконец осознав, что от него требуется, ответил тот.

— То есть вместо того, чтоб трахать баб, ты их рисовал?! — загоготал Мишка. — Слушай, а тебя это не достало?

— Какая разница, достало или нет? Жрать-то хочется всегда, — философски ответил Князь.

— Да, — покивал Балу, просыпаясь и едва не врезаясь носом в верхнюю полку из-за того, что поезд чуть изменил свой разбег. — Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда!

Пацаны согласно заржали, а Мишка уцепился за это:

— Ну, а если б можно было… К примеру, вампиром стать! Тут тебе обычная человеческая пища не нужна… Стаканчик донорской махнул — и ходишь весь день довольный. Ну или вовсе: в лесок сбегал, какую животинку задрал, — в купе стало тихо-тихо. Кажется, Балу и вернувшийся из армии Пор готовы были съесть его взглядом, но Горшок преследовал свою цель. — Как думаешь, Андрюх? Перешёл бы на такую диету? Ещё ж и вечно жить!

— Мих, тебе че, твои зубы отбитые покоя не дают?! Хочешь, как Роб Зомби, на амплуа Цепеша выехать? — Князь поржал, но как-то при этом скованно, словно у него резко эти самые зубы заболели. — Да ну, ты если хочешь, дерзай! А мне вся эта кровососущая романтика ни к чему… Это ж ты только начнешь с животинок, а потом прыгнет тебе в постель красавица одна, благоухающая, да назад уже не воротится… А душегубом — нет, спасибо! — он поморщился едва заметно.

— А если оборотнем стать? Ну там, не тем, который себя не контролирует, а тот, что может, когда хочет, обратиться, а не только в полнолуние. Тот, что тоже может и не жрать человечину, если не захочет, а?! — Миха не сдавался.

— О! Ещё скажи, что такой чудо-оборотень ещё и живёт вечно, пока не убьют, — Андрей нагло заржал, словно не замечая, как напрягся Поручик. — Да, таким, конечно, лучше быть, чем охотником Себастьяном, но… Сорваться легко. Я, пожалуй, пас. А чего это тебя, Гаврил, сегодня на такие разговоры потянуло?

— Да, дурак он просто, — ответил за него Балу, кинув предупреждающий взгляд. — Сейчас начнет придумывать мир утопии для вампиров и оборотней, где люди тем будут свою кровь в обмен на услуги какие-то передавать… Ну там, те ж сильные? Значит, ремонт там сделать, шкаф передвинуть — с вас сто миллилитров… Ну или забраться высоко, вампир в мышь обратится, да всё и сделает! — и Сашка рассмеялся, тщетно маскируя неловкость.

Мишка же расстроенно откинулся на койку да так и молчал до конца поездки, хоть его и пытались тормошить. Больно и обидно ему было, что Андрей серьёзно это не воспринимает, ещё и высмеивает… С другой стороны, может, ему и лучше человеком-то. А уж если какая падла клыкастая сунется… По лицензии или без… Горшок ему пасть порвёт и плевать на последствия.

* * *

Время летело, не стояло на месте. С момента, как Андрей подрядился на это затяжное задание прошло больше трёх лет. Бывало разное. И такое, что ему хотелось биться головой о стены и тихонько выть, хоть он, вроде, и не оборотень. И такие моменты после, которых хотелось явиться к шефу и сказать: «Я увольняюсь, не буду я за другом шпионить!» Только вот каждый раз останавливало его то, что Юрий Михайлович это так не оставит… По доброте душевной приглядывать за Мишкой и дальше не позволит. Расскажет всё. Потому как: либо ты, Андрейка, под контролем, либо никак.

Это сводило с ума. Как и поначалу постоянное присутствие кучки Тёмных под боком, которые его и не думали гасить. Правда, к Горшку он привык быстро. Его Тьма на удивление благосклонно его принимала. А уж само то, что они делали… Это было даже лучше, чем рисовать!

Андрею дико нравилось всё. Правда, сцены он сперва подтрухивал, но потом сказал себе, что глупо боятся кучки бухих и обдолбанных панков, если он не боялся вампиров и оборотней.

Вообще, полностью от оперативной работы его никто не освободил. Дежурства ставились регулярно, так что порой Андрей вообще забывал, что такое ночной сон. Так как мелкая нечисть активничает именно в это время суток, как и рокеры с панками — тоже своего рода… м-м нечисть — с точки зрения добропорядочных граждан.

Но он не жаловался. Постепенно втянулся в коллектив, перестав дергаться, когда Поручик подкрадывался сзади. На самом деле, они все не гнушались передвигаться сквозь Сумрак, будь Андрей человеком, то не заметил бы, но, так как он всё видел, только не отсвечивал, все их передвижения были как на ладони.

Жили парни слишком хорошо для безработных панков, однако к ответу отчего-то, судя по взгляду, призвал Горшок именно его. Ну да, сотрудникам Дозора платили прилично и товары все были в наличие, но… Андрей умел импровизировать. Взмах руки и надпись в трудовой о электрослесаре третьей категории в Горсвете превратилась в иллюстратора в издательстве, в котором — Князь был уверен — никто не станет его проверять.

Однако Мишке нужны были примеры работы… Что ж, фантазия у него была буйная — нарисовал он ему мысленно отменную порнографию, аж даже у самого слюни и не только потекли… В общем, это Горшка убедило.

Только вот теперь того, очевидно, начала мучить новая идея фикс. Шеф его предупредил, что сын к нему приходил, спрашивал о возможности обращения, волновался за лотерею. Андрея, конечно, такая забота трогала, но мазаться пришлось весьма и весьма стойко. Ведь если Горшок что-то вбил себе в голову… Эх, проще убедить ведьму обриться налысо.

Но в целом дела в группе шли в гору. Контору, от наименования которой Князь то и дело нервно икал, переименовали в Король и Шут. И такое название было ему очень по душе. Миха, конечно, ворчал, что лучше б Король шутов, ну да и он смирился.

В целом же пока Горшенёва старшего никто убить или подставить не пытался. Кроме него самого, разумеется. Неприятности, в которые те влипал, были поистине фееричны. Однако изворотливость Андрея пока позволяла их тайно оттуда выпутывать. Ничего, по-настоящему опасного и ужасного, не случилось. А то, что он со скрипом пролез на второй уровень — это заслуга одного серьезного дела на дежурстве, когда он в одного брал ведьму, которая незаконно делала аборты, привороты и отвороты, а также баловалась с наведением порчи.

По своей бабуле он знал, что ведьма, независимо от уровня, крайне опасна… Особенно в собственном доме. Та была пятого, и то чуть его со свету не сжила. Спасли собственные познания в ведьмачьем искусстве да прорыв на третий слой Сумрака, откуда он её и сцапал, неожиданно вывалившись.

Впрочем, кроме ведьм внушали трепет ещё и колдуньи, и даже Светлые волшебницы. Любая женщина-Иная обладала особым чутьем и интуицией, которые и не снились мужику.

А Миху угораздило жениться на колдунье. Мало этого… И Андрей, и Юрий Михайлович подозревали, что Анфиса работает на Дневной Дозор. Но доказательств у них не было, а Горшок и слушать ничего не желал. Хотя справедливости ради, на наркоту её он подсадил, а не наоборот.

Не то чтоб та так опасна для Иного, но… Помереть не помрешь, если совсем уж сильно не передознёшься, но зависимость точно также вырабатывалась. Хоть что ты делай. А Иной под дозой — это страшно. Это и повышенный риск нарушить Договор и попасть под суд Инквизиции… Ещё и опасность, что море мне по колено, и просидишь в Сумраке, пока не станет поздно и не останешься там навсегда. Андрей так пару раз их двоих с Анфисой доставал.

Был соблазн её там и оставить… Но он же Светлый в конце концов! Те тогда так обдолбались, что ничего и не заметили… С Горшком же какая ещё опасность была… Тот порой обращался, будучи не в силах себя контролировать. Обычно Балу его пас, если чуял неладное, но порой и тот ужирался или забывался с красавицами… Однажды Андрей до утра сидел в номере, придавленный огромной медвежьей тушей… Мишка сгреб его в свои удушающие объятия и не отпускал.

Князь, конечно, мог вырваться… Но лишь провалившись в Сумрак, а так рисковать уж в очень близком контакте он боялся… Наутро он усиленно делал вид, что очень крепко спал, а Горшенёв смотрел виновато… А потом всё повторялось вновь.

Номер, спасибо, что не поезд, пышущая жаром туша, затем обращение в человека, виноватые вздохи и ахи… А затем перетаскивание его в постель. Это в обычной жизни Горшку хватало ума ему поддаваться и в их драках, бить в четверть сил, а вот когда его тащили, словно пушинку… Князь понимал, что Миха очень и очень сильный.

Что объясняло, почему попал он не в обычную психушку, а подведомственную Ночному дозору. Им же (немногочисленным людям в группе то бишь) сказали, что то была нарколожка. Впрочем, лечили Горшка именно от зависимостей. Ах, как же был прекрасен мир, если б на нем реморализация сработала! Но нет… Реморализация действует в пределах представления пациента о морали, а Мишка в наркоте и бухле ничего такого не видел.

К счастью, с Анфисой они всё же разбежались. Была ли та агентом Дневного Дозора или нет — они так и не узнали… Но Юрий Михайлович потом рассказывал, что её Гесер видел, разливающей кофе в кабинете у Завулона, что говорит о многом, а, возможно, и ни о чём. В конце концов та была вполне во вкусе Претемнейшего. Однако не успела та исчезнуть с горизонта, как там замаячила новая опасность.

Когда всё ещё сосед по лестничной летке Андрея — Сашка Леонтьев — начал тусить с младшим брата Горшка, он бить тревогу не стал. В конце концов музыкой тот занимался давно. Чего такого? Но шефу доложил… И с Леонтьевым поговорил насчет того, что, если тот не хочет иметь проблем с Ночным Дозором, то лучше ему молчать о том, кто такой Князь. Кажется, с ним и Юрий Михайлович говорил… Сашка послушно кивал и улыбался.

Но на душе у Андрея скребли кошки. К чему б это он понял, когда постепенно Сашка начал перекочевывать из Кукрыниксов в Король и шут. Сначала сессионником — усилить гитарой концерт, а потом и вовсе перебрался, с концами. Мишке он нравился, тот, вообще, всю Иную братию приветствовал. Князь же скрипел зубами. Они с Юрием Михайловичем не спешили отметать ту мысль, что Леонтьев мог быть засланцем из Дневного.

Да, Андрей его знал хорошо. Но тогда, когда он был милым, наивным мальчишкой, что хотел быть человеком, но родители не оставили выбора… Будто он и у них был! Да, с одной стороны Сашку ему было жаль. Сам-то он урожденный Иной… Деловой какой, а тому похуже приходилось.

Но, глядя каким порой амбициозным властным огоньком разгораются его глаза, Князь не спешил отметать версию с Дневным Дозором. Там были мастаки золотые горы обещать. Да и… Хорошего парня Ренегатом не назовут?

Однако больше всего его убивало другое. Если Леонтьеву что-то было нужно: протащить свою аранжировку или кинуть идею песни, то тот шёл к Андрею и просил замолвить перед Горшок словечко, намекая, что он-то на уступки ему идет и, вообще, молчит. Такое вот неявное, но понятное и коню шантажирование бесило Князя. Но что он мог поделать?

Впрочем, в основном, они с Сашкой уживались. Кроме тех случаев, когда он отчаянно делал вид, что не видит, как знакомая летучая мышь нарезает круги над ними. А та в издевку пару раз пролетела прямо перед его носом. Один раз Андрей попал в Ренегата-мышь из плевалки, смастеренной из ручки и скатанных бумажных шариков… Леонтьев потом долго дулся, ходил, а вся группа, кроме Князя, которому такие нюансы знать было не положено, ржали в слух.

О, к слову, о Мыши. Была у них такая. Машуткой звали. Чудесная, скромная, милая девочка-скрипачка. Которую привёл Князь, и которая, вопреки тому, что привёл её он, была оборотнем. И мышкой-полевкой, да. И такие оборотни бывают.

Гитарист их — Яшка тоже был Иным. Вот так интересно Княже попал… Ну или они попали, замучившись от него скрываться. Только вот делали они это препаршиво. Будто Андрей слепо-глухонемой. Ну да ладно, тому отдельно приплачивали за строенье из себя валенка.

Цвиркунов, коли о нём зашла речь, был оборотнем, что обращался в рыжего поджарого пса, хвостиком следовавшим за Хозяином… Горшком, то бишь. Он же там в группе белая кость. Урожденный маг, но перевёртыш — значит, свой. Андрея же особо тот да, и Пор не считали за лидера… Ну конечно, он же всего лишь человек! Корм, пусть и талантливый!

Впрочем, в 2001 году Мишка расслабился. Андрей уточнил у шефа, с чего бы это, а оказалось, что Юрий Михайлович шепнул старшенькому, что его из лотереи за заслуги перед отечественным панк-роком исключили. Княже посмеивался по-доброму над наивностью друга, ведь ясно ж было, что собранного Юбилейного маловато для такой щедроты, ну да ладно… Главное, что Мишка параноить меньше стал!

Всё было почти хорошо. Годы шли, постепенно убыстряясь. За Юбилейным были и Нашествия с ними в качестве хедлайнеров. Всё хорошо, и Андрею стало казаться, что так будет всегда, что он понемногу проживет человеческую жизнь, вот так, охраняя Мишку, но судьба расставила всё по своим местам.

Конец едва не наступил в 2002 году. Было знойное лето Нашествия, народ на поле сходил с ума в экстазе, они тоже были разгорячены. Андрей едва сохранял остатки мозгов, плывя по этой безумной волне эйфории и силы, как вдруг… Предчувствие дёрнуло его за душу. Он всмотрелся в Сумрак.

Отголосок чьего-то мощного Тёмного присутствия скребанул сознание, он стал озираться по сторонам, пока не увидел, что у края сцены, где пиротехники долго корячились с фейерверком лежит какой-то, знакомый артефакт… Ведьмовская ловушка! Испепеляет с треском того, кому не посчастливилось попасть в зону поражения… А та… Андрей нервно сглотнул, распространялась и на Горшка, что ошивался там, словно примагниченный, что, к слову, вполне могло быть.

Сдавленно ругнувшись, он допел куплет и рыбкой нырнул за Мишкой, который всё ещё не понимал, что рискует далеко не опаленными бровями… Наплевав на конспирацию, он выставил сильнейший из шитов, которые знал, молясь, чтобы сработало и его сил хватило. И правильно переживал. Осветились артефакты и на шее Князя, и те, что сыну навесил Юрий Михайлович, только Горшок заметил срабатывание лишь последних. Это горе-конспиратора и спасло.

Но с той поры они с Юрием Михайловичем знали, что угроза реальна. Если и раньше никто не говорил, что Князь зря ест свой хлеб, то сейчас и подавно. Требовалась постоянная бдительность, а, бухая наравне со всеми, это не так-то просто.

— Андрюх, ты в порядке? — не успели на сцене отгреметь тарелки Пора, как Горшок прижал его своей лапищей к стенке за кулисами. Только вот этот вопрос должен был адресовать ему как раз Князь, а не наоборот… Это ж Мишку сейчас едва не грохнули!

И всё же Андрея ощутимо колотило. Со Скалы он допел исключительно по инерции, ничего не скажешь. И дальше — бегал, прыгал и даже отжигал тоже, скорее, по привычке, разум же его был занят только одной проблемой.

Вы скажите, всё живы — узбагойся, Княже, как бы не так! Мало того, что враг где-то рядом, так ещё и он разрядил свой амулет. Теперь Иные, что выше его по уровню, легко разглядят в нём своего, а это катастрофа!

Нет, в группе таковых, по счастью, не было. Но вот Нашествие полнилось громадьем артистов разных величин… А вместе с тем и Иных разных уровней. Были ведь первоуровневые, были! Их-то Андрею и предстояло всячески избегать, пока крест не перезарядится… Тот уже начал. Благо энергии в воздухе летало — хоть отбавляй, но… Палиться не хотелось вот совершенно.

Да и не знал он, что там Горшок успел разглядеть. Но лучшая защита — нападение, потому Князь, не имея не палевной возможности вырваться из медвежьей хватки, с вызовом посмотрел в глаза и поинтересовался:

— А тебе, Мих, чё там мёдом было намазано?

— Чё сразу мёдом-то? — побледнел Горшок, растерянно почесывая в голове. Ну да, Андрей знал, как его смутить и заставить сомневаться, а так ли спал Князь всё то время, что он медведем сладко дрыхал, используя его вместо любимой игрушки. Как девочка-подросток, а не опаснейший зверь, ё-моё!

— А то! — дозорный сделал страшные глаза. — Только такой косолапый субъект мог оказаться столь неповоротливым, что его чуть не поджарило петардой в зад!

— А чё сразу в зад-то, ё-моё?! — уцепился теперь за другое, протянув несколько обиженно Мишка.

— А чё ты там на краю забыл, а?! Голые сиськи увидал? Чет я не заметил ни одной голой сиськи, бл*дь! — раздраженно допытывался Князь. Понятно, что было какое-то наваждение, но разобраться б ещё, какое именно да шефу чин по чину доложить.

— Да там… — Горшок замялся, отчаянно подбирая слова, отчего Андрей сделал вывод, что однозначно пахло Иным. — Короче, кто-то вырядился в нашего шута, да так похоже, что я и залип, рассматривая его.

— Шута?! — глаз Князя дёрнулся, какой-то урод взял эскиз его рисунка заместо паранджи, чтоб приманивать Миху — это произвол! — А чё ты тогда ему фак показывал? — припомнив эту деталь, поинтересовался он.

— А это… — Мишка смущенно улыбнулся. — Да чёт переклинило меня. Хотел большой палец показать, тип круто, а вместо это пальцы сработали, как привыкли, — и он заржал.

— Ну даёшь… — недоверчиво пробормотал Андрей. С другой стороны, был у всего этого значимый плюс. Мишка ничего насчет него не прочухал. Совсем.

— Ха, да ты тоже! — Горшок посмотрел как-то по-особенному проникновенно. — Зачем полез? Ничего б со мной не случилось… Отскочил бы, а вот тебя могло и… — он замолчал, чувствуя, что сболтнул лишнего. — Короче, давай прекращай меня это, спасать, во! А то, Дюх, я ж, бл*дь, не принцесса какая! — и он снова загоготал, булькая только что заглоченным пивом.

— Ну да, конечно, не поджарился бы! — Князь нахмурилось. — Сказки тут рассказываю здесь я, Мих… И вообще… Ты че думаешь, мне так нравится твою тощую задницу из передряг вызволять? Да, я б только рад был, если бы ты никуда не влипал и можно было спокойно жить, но ведь… Ты ж не умеешь иначе. А раз так, то, хрена лысого, я че тебе буду обещать! — и решив, что с него довольно, он сделал попытку свалить. — Пусти, — мрачно потребовал Андрей.

— Да ты че, бл*дь! — от неожиданности Горшок его всё же выпустил, а потом ревел вслед: — Ну ты чё, Андро?! Обиделся, что ли?! Тьфу, нах! Ну погоди, будет тебе…

Но Князев не слушал, его цель была проста — попасть в палатки, где они ночевали. Остаться с Михой означало попасть на большой угар, а там его запросто могли сцапать всякие Кости Кинчевы… А крест не перезарядился! Сказать по правде, Андрей ощущал себя голым. Нет, пусть думает, что он дуется. Так будет лучше для всех…

Погруженный в свои мысли Князь, словно титаник на айсберг, напоролся на… по счастью, не Костю Кинчева, Светлого мага первой категории, которому лет на самом деле давно перевалило за сотню, но ему нравилось сцена и этот драйв. В прошлом, говорят, у него иные выступления были… Чуть ли не во главе народных восстаний, но Андрей так далеко в глубь его биографии не вдавался, знал только, что и в Дозоре Дядь Костя успел поработать и расстаться с тем на мирной ноте. Но сейчас-то буйная головушка наша протаранила не кого-то там, а самих братьев Самойловых.

По мнению Князя, эти двое обязательно должно были присутствовать на Апокалипсисе. Оба Иные, но с разными знаками инициации, оттого и собачились. Но тут, право, история вообще занятная. Глеб уродился Иным. Ещё и Светлым умудрился пройти инициацию, чем вогнал, разглядевшего такое безобразие Андрея, в диссонанс. Хотя, мало ли… Что он, со зла, что ли, эту дичь творил?! А дурачков хватало среди всех. Правда, Светлые эгоисты встречались редко, но метко, как говорится.

Вадим же родился человеком. Только вот младший братик никак не мог смириться с такой несправедливостью… Вот и подсуетился, попросил своего дружка Снэйка его цапнуть, предварительно выбив каким-то чудом разрешение у Инквизиции. Так и стал Вадим оборотнем. Хоть и обратил его змий вида кобра, но на зверя обращенного такие тонкости обычно не влияют… А тут взяло и выдало на барабане сектор — удав…

На месте Глеба, Андрей бы, наверное, поостерегся, но тот был неправильным Светлым, который кушал неправильный мёд, то есть уживался со своим серпентарием на минималках.

К счастью, братья Самойловы находились в укуренно приподнятом состоянии и в Сумрак на Андрея не стали глядеть. Обошлось взаимным обменом приветствиями и приглашением побухать вместе, на что Князь вежливо отказался. К счастью, тем вполне по кайфу в тот момент времени было в обществе друг друга, и братцы-акробаты не стали настаивать.

Не успел Князь перевести дух, как на него выскочил сам Эдмунд Шклярский. Спрятаться он не успел… Да и не нырять же в Сумрак, а?! Об Эдмунде он знал от бабули. Один из немногих ведьмаков, что проживали в современной России. Сколько ему лет на самом деле — не знал никто. Но по оговоркам бабушки Андрей понял, что друг друга они знали очень близко… Была даже не хилая вероятность, что он был его какой-то прапрапрадед. С учетом того, как бабуля, говоря о том, прибавляла: «Козёл египетский», скорее, даже точно… Но Князю сейчас не до знакомств было, ну совсем понимаете, а?! Он при исполнении был, чтоб вас всех, повылезавших на сабантуй…

— Здрасьте, — сдавленно пробормотал Андрей, с ужасом отмечая, как на не шибко в обычной жизни эмоциональном лице проявляется удивление.

Шклярский проигнорировал его приветствие, прошествовав вперед и схватив его за кельтский крест, пробормотал:

— Знакомая вещица… Которая когда-то принадлежала мне, — а вот теперь Эдмунд присмотрелся к нему сквозь Сумрак. — И порода тоже знакомая, и рожа.

— Привет вам, — решил передать тот Андрей, коли уж его рассекретили, да и терять уже было особо нечего, а бабуле радость: — Козлу Египетскому.

Против ожиданий Шклярский не разозлился. Посмотрел ещё раз задумчиво и, присвистнув, отметил:

— Помнит значит! Ну, привет передавай, курве Княжеской!

— А что сразу курве-то?! — обиделся Князь за бабулю и фамилию.

— А потому что она меня бросила и к Князю своему усвистала! Я их тепленькими застал, понимаешь ли! Так что не надо здесь овечкой невинной прикидываться ей! — по лицу у Эдмунда пробежала рябь, прежде, чем тот признал. — Но стоит признать, хороша баба была, да! Ладно… — он снова взглянул на Андрея. — Вроде не впервой пересекаемся, а вот разглядел в тебе Иного я лишь сейчас… При исполнении, что ли?!

— Да, и очень нежелательно было бы, если бы вы стали об этом распространяться, — дозорный неловко попинал ногой камешек. — Пожалуйста, — вежливо прибавил он, а затем более угрожающее: — Если не хотите проблем с Ночным Дозором.

— Ты за кого меня принимаешь, а, щенок? — сердито нахмурился Эдмунд. — Больно сдался ты мне… И вообще, послушай совет, коли уж знакомцами оказались, кончай-ка ты скорее со всеми этими игрищами Дозорными… Не найдешь ты правды, ни там, ни тут. Как только появится шанс — слезай, — и Шклярский, почти миролюбиво похлопав его по плечу, удалился.

У Андрея зуб на зуб не попадал. К счастью, дальнейший путь до палаток он преодолел без приключений, не наткнувшись ни на каких Чертей по имени Илья из коробочки или там рыжих бестий Мавринов Сергеев.

* * *

Однако Иные оккупировали не только рок-сцену. На эстраде и, в частности, попе их тоже хватало. Гибридный, ужасающий воображение и здравый смысл продукт Бари Алибасова «На-На», полностью оправдывающего название какого-то в рифму г-на, стремительно шагал по волне бешеной популярности, зомбируя сердца и мозги граждан постсоветского пространства своей «Фаиной». Так уж вышло, что Иных в этом театре возведенного в абсолют сценического абсурда тоже хватало.

А так как Король и Шут в 2003 году всё ещё были на высоте… Ещё бы! Они гремели, и ещё как под бешеный риф «Мёртвого анархиста». Сколько бы Князь не допытывался до Сашки, но внятного ответа «откеда дровишки» не добился. Много позже такой же риф он встретит в песне Оракул Godsmack, но та вышла много позже их релиза… Вот и думай, то ли это американская группа в кои-то веки стырила у наших, то ли всё они, и Ренник в том числе, тырили у одного и того же, более древнего источника.

Ну да хрен с ним, с этим занятным вопросом. Андрею важнее было в этой песне, что Горшку его шуточный текст так понравился, что у него шерсть на загривке лосниться начала.

Много позже, оглядываясь назад, Князь поймет, что те годы, по 2003 включительно, были самыми счастливыми. Да, порой приходилось туго, но… Главное, справлялись же. Он изрядно поднаторел в валянии слепоглухонемого дурака и ваянии нетленок. Последнее окрыляло его особенно сильно. Чисто его песен становилось всё больше… И Михе это, мягко скажем, не особо нравилось.

Может, потому тот, вначале благосклонно отнесшийся к Акустическому, позже начал активно тот подтапливать. Андрей бы покривил душой, если б сказал, что его это не задевает. Но с этим пока можно было мириться… Пока можно. Мрачная тень нехорошего предчувствия нависла над ними, Князь пытался отмахнуться, но у него не выходило.

Впрочем, особо размышлять о смутном далёком ему не хватало времени. Так как большую часть времени он проводил в разъездах, то, дабы он не терял квалификацию, а наоборот старался прогрессировать, его официально командировали на некоторые задания в городах, где они были проездом.

Приходил на исполнение Андрей под личиной и с зачарованной самим Юрием Михайловичем ксивой. Это был интересный опыт вечером — концерт, ночером — пьянка-гулянка, а ночью выблевывание токсинов в ходе чар протрезвления и вперёд, Бэтмен, улицы Готэма ждут тебя! Как Князь не сдох — вопрос хороший… Но шеф особо не наглел и такие нагрузочные ночки устраивал ему не часто. Зато после Андрей спал сном младенца ну или медведя в зимней спячке, и хоть бы что сотрясало их чудо-автобус, даром, что не из Корпорации Тайн.

Пор мог выпускать клыки, Мишка частично обращаться, а Балу вязать шарфик, повелевая спицами силой мысли… Мышь с Яшкой он бы и вовсе не заметил. Что до Гордея, то этот напыщенный индюк-оборотень нисколечки не выбивался из общей шайки-лейки, кроме своего постепенно наглеющего поведения. Один лишь Княже подкачал, даже техник к ним прибился и тот — Иной!

Взять того уговорил Андрей, завидя, наконец, лучик света… Светлого, то бишь, в этом проклятом царстве теней. Горшок не стал особо упрямиться, остальные поворчали, да и согласились. Всё-таки босс так сказал.

Ну вот, а к чему эта долгая прелюдия? Так вот был Король и Шут дико популярен. Ну и, прости Плант и Оззи, «На-На» тоже. И было на российском ТВ одно интересненькое шоу, где звезды могли всласть набить друг другу рожи. Ну а так как Басков с Киркоровым ни за что бы не согласились рисковать своим драгоценным мордалом, то отдуваться пришлось звёздам эшелоном поменьше… А чтоб было интереснее, поставили друг против друга группы с диаметрально противоположными фанатскими базами, ну почти… Всё-таки Король и Шут были популярны и не только среди тру-рокеров и панков.

Для MTV проект «Бойцовский клуб» был вызовом, конечно, фриков же надо было ещё поискать… Интересных зрителю и согласных на мордобой. Это ж вам не танцы со звёздами. Хотя Последний герой с Бодровым внушал, конечно. Но туда их, по счастью, не звали, а то вскрылась бы натура истинная у всех. Конечно, Дозоры, как и всегда до этого, всё бы замяли, ну а Андрею чего делать прикажете? Да Горшок после такого в его сторону и не посмотрит.

Сердито Князь пнул ни в чём не повинную банку. Так уж вышло, что на драку они уже согласились. Вся группа пребывала в приподнятом настроении. Ещё бы, не каждый день на законных основаниях на телике разрешат набить морду попсарям… Другое дело, что существовала вероятность, что попсари надёрут задницы им. И такой позор они уже вряд ли забудут. А хрена не надрать, скажите на милость, если те тоже Иные?!

До этого уже «Отпетые мошенники» встретились на ринге с «Ленинградом», теперь настала их очередь защитить отечественный панк-рок. Группа справедливо решила, что он, человек, их слабое звено. Так ему наняли тренера по кикбоксингу… Его порывалась заменить вся их Тёмная рать, но шоу-раннеры настаивали именно на участии Горшка и Князя.

Миха взял на себя, вопреки фамилии не оборотня, а вампира — быстрого и сильного Жеребкина, Князю достался Паша Соколов, Светлый маг низкого уровня.

Конечно, Горшку пришлось тяжелее. Да, он был сильнее, но и неповоротливее. Всё-таки он медведь, а вампиры порхали и жалили, как осы. Андрею же оставалось надеяться, что Паша решит играть честно и не будет использовать силу Иного. Он видел, как перед боем пацаны из группы оттягивали того в сторону и доступно втолковывали, что будет, если тот сорвётся.

В результате бой завершился честно. Князь выиграл, также не прибегнув к Сумраку, а вот Горшок… Дело кончилось ничьей. Увы, Гавриилу, по-прежнему, точила зависимость и видно было, как его ломало… Вот кого, бл*дь, надо было заменять.

Но думали, как всегда на Князя, и это раздражало, как и то, что они с Юрием Михайловичем так и не выяснили, кто на Нашествии подложил ведьмину ловушку.

Тучи сгущались, внезапно вспылил и хлопнул дверью Балу. Отчего-то обвинили в этом Андрея, мол-де, тот жаловался на «х*евый бас». Ну конечно, это всё удобно обставить, когда в группе один человек… Валите все шишки дяди Рихтера на него.

Сам же Князь думал, что Сашка просто убежал по зову сердце. Мелькнула там на горизонте одна из его зазноб, ведьмочка Иришка… Думал он так, пока с шефом не поговорил. Оказалось, что сбежал Балу после одного казуса в Москве…

Угораздило этого инкуба переспать с нынешней фавориткой Завулона. Вряд ли та особо Претемнейшему была нужна, но тот непрозрачно намекнул, где именно развесит коки Сашки, если тот попадётся ему на глаза…

Впрочем, ушёл тот покамест не до конца. Завулона подтрухивал, но обретался ещё фигаро тут, фигаро там. С постоянной оглядкой через плечо, будто Высшему тёмному делать нечего, кроме как его, злодея-любовника, выслеживать. Окончательно свалит Балу, конечно, позже, записав Бунт и застав самый смачный скандал в истории, но об этом потом.

Ну, а так всё было неплохо. Вот клипчик записали «Проклятый старый дом», где Княже, отчаянно корча из себя кинозвезду, чуть не урылся о какую-то ржавую арматурину. Вот смеху-то было в Конторе, если б он реально там и полёг.

От вампира ушёл, от оборотня тоже, ведьма мягко стелила, но не приворожила, в результате о найденный в чистом поле гвоздь убился — красота!

Ну, Княже ещё активно окучивала в родной Конторе волшебница Алёна из отдела по связям с общественностью. Только вот та дама была серьезная, на полвека старше, ей такой оболтус как он нужен был уже заматеревшим и со штампом… То бишь, всё по-серьёзному. А как мог Андрей по-серьёзному, если это значило представить Горшку и группе, и плакала тогда конспирация?!

Не, спасибо… Вот и ходил наш Штирлиц одиноким в противовес герою повести Юлиана Семёнова — у того-то жена на родине дожидалась. Ещё и бабуля активизировалась. На прошлую побывку представила ему ведьмочку Агату, в которой Княже насилу узнал наглую малолетку, которой оливьеху на макушку высыпал… Что ж, ведьмы хорошо маскировались — это он признал. С ведьмочкой поговорил, порешили они на том, что больше переводить продукты Андрей и паясничать не станет, а та уж как-нибудь язычок свой прикусит. А что в обмен? «Ну, коли встретимся ещё, то на свидание позовёшь,» — мило поводила глазками ведьма, на что Княже согласился, недолго думая. Потому как за молчание цена не такая большая, а сам он был Светлым, любящим неправильный мёд, то бишь Тёмных, а то и вовсе мужиковатых… Проще ему с такими было.

Ладно, сделано да забыто. Поехали они в Америку, Балу приглядывать местечко да ластиться к своей Иришке, а они покорять новые горизонты.

Повышенный интерес к своей пресветлой роже от Сашки Леонтьева, достигший пика в этой поездке, Андрей не брался объяснить. Пытался разузнать, но бестолку. Ренегат отшучивался да всё тянул к нему свои огромные лапищи.

А бесноватые глаза его обещали сдать его Горшку, если Княже подумает рыпнуться. Вот и играли они в лучших друзей. На злобу Михе, которому, как Андрей отметил, особенно нездоровилось. Но как разорвать этот порочный круг, он не знал.

Примечания:

Признаюсь, честно, братцы, я Дозоры читала в 2016... Могла накосячить с деталями. Перечитывать меня лень сразила.

Сидел, значит, Андрей у окошечка, за которым проносились торговые составы и лесные массивы чередовались жилыми, никого не трогал… Рядом группа, что по обыкновению тусила в их с Горшком и Машкой купе, культурно выпивала, закусывая ни много ни мало, а красной икрой без ничего… Ибо хлеб уже кончился, а на дне трёхлитровой банки что-то красненькое ещё виднелось. Конечно, хранилось всё это в совершенно не тех условиях, но что Иным будет-то, а?! Просрачит разок в качающемся от движения поезда сральнике, да всё.

Тут и человеку, читаем, Князю, в представлении группы ничего не будет. Потому как та солёная, падла, попалась… Привет, гипертония — так баночка даров хрен знает какого моря называлась. Ну, купили-то они её в Златоглавой, и далеко не в старом Океане…

В любом случае под самогоночку та шла нормально. Хоть и в горло протискивалась не так уж скажем бодро, как в первые часы. Ехали они на концертный тур по Казахстану, там их, говорили, очень ждали.

В общем, ничего не предвещало, потому Андрей клевал носом, вполуха слушая разглагольствования Михи о том, какой крутой был царь Пётр Первый и что остальные уже не те были… Как вдруг за окном пролетела жирнющая… нет, не чайка и не Лёха, а летучая мышь! Князь выпучил глаза, очень сильно надеясь, что ему привиделось. Ну а так Ренник сидел под боком, глазищами своими то и дело позыркивал да баночку с икрой предлагал (правильно, ему-то она ни к чему, а находиться рядом с самогоночкой и вовсе было опасно. Однако имидж группы требовал бухать, потому в стакане или бутылке у Леонтьева вечно плескалась разной степени подкрашенности вода. Ну и бухого он играл неплохо, можно было вместо ветеринарки в театралку пробоваться смело), то…

Напрашивался вопрос, что за вурдалаки их поезд облюбовали. В то, что это обычная мышка, только гигант, выползшая отчего-то в середине дня-то, он как-то не верил. И Андрей тихонько выполз в тамбур, дабы проверить, то бишь попялиться без лишних свидетелей в окно, как вдруг в кармане ожил телефон.

На экране высветилось интригующее и избавляющее от лишних вопросов пацанов «Неизвестная К», Юрий Михайлович о таком наименование своего светлейшества знал, однако поделать ничего не мог. Конспирация, ё-моё, к тому же то, что художник Князев даёт контактам своих баб имена картин — так это нормально… Не есть нормально другое. Порхающие вурдалаки за стеклом средь бела дня и удивительно совпавший звонок шефа.

С тяжким вздохом Андрей нажал принять вызов, предварительно удостоверившись, что за ним никто не увязался… Как оказалось, батя Горшка в не самых печатных выражениях недоумевал, какого хрена они вечно попадают, куда не надо. А на вкрадчивый вопрос Князева: «Куда именно не туда, едем же на гастроли,» — его кратко ввели в курс дела.

Весьма и весьма пикантного. Там, видите ли, у одной очнувшейся от долгой спячки ведьмы свистнули из подполья одну крайне опасную и редкую книжку, попутно убив вампира-инквизитора. И теперь возможный убийца и похититель, скорее всего, ехал на этом поезде, где кроме них сейчас ехали вампир Саушкин от Дневного, некий Городецкий от Ночного и Инквизитор-не вампир.

Вот компания какая… Понятно зато стало, кто летал. Голову он, что ли, проветривал, м-м? Или какие черные дела, обогнув поезд, вершил? Своими опасениями Андрей поделился с шефом. Тот сказал, что передаст Гесеру.

— Неужто у самого… — Князь сделал движение вверх. — Дело на контроле?!

— Знал бы ты, что за книга пропала, так бы не хихикал, дурень, — проворчал Юрий Михайлович. — Следи в оба. Не хватало, чтоб мой балбес в эту историю вмазался.

— Так вы ж не говорите, что за книга, откуда мне знать, — пожал плечами Андрей. — Может, этому Городецкому помощь нужна?

— У тебя задача пока одна, выполняй её. О твоём присутствии Борис Игнатьевич знает — понадобишься, сообщу. И вообще, смотри у меня: без самодеятельности! — и шеф отключился.

— Да-да, спасибо, за такой предметный разговор, — хмуро брякнул отключенной трубке Князь, прекрасно зная, что, несмотря на это, сообщение может достать адресата. Неожиданно, он наткнулся на очень красноречивый взгляд. «Теряешь форму, Андрей! А думал один в тамбуре!» — возможно, это отразилось у него на лице, потому что попутчик произнес чуть извиняющееся:

— Я из Сумрака вышел — думал, никого нет… У тебя амулет работает даже слишком хорошо. Так и подслушал часть разговора случайно. Так ты с Питерского Дозора? — поинтересовался тот, протягивая руку.

— А ты Городецкий? — пожимая ту после короткого кивка, на всякий случай уточнил Андрей. В случайность подобных встреч он не верил, но коли уж одно дело они делают…

— Антон, — представился московский дозорный. — А тебя я где-то видел? — он прищурился, из уха у него от неловкого движения выпал наушник, и до Андрея донесло припев:

Они все захотели меня открыть,

Как простой чемодан, они знают одно:

Даже в самом пустом из самых пустых

Есть двойное дно…⁽¹⁾

— Если таков твой музыкальный вкус, то точно видел, — Князь улыбнулся, узнавая Шклярского. Только вот само содержание песни ему добра не сулило. Тайну своего двойного дна он предпочёл бы охранить как можно дольше. — Андрей, — представился он. — И если вспомнишь, лучше обо мне не распространяться, я тут под прикрытием.

— Интересно, — Антон задумался. — В самом деле никак не могу вспомнить, хотя уверен, что где-то видел. Но раз под прикрытием, то, конечно, не стану чинить препятствий. Вспомню, так промолчу. Только вот не думал, что ещё Иных в этом поезде встречу. У нас тут спецоперация, я слышал, твой шеф тебя немного просветил.

— Да, — кивнул Князь. — Только учти, у меня там полвагона Тёмных Иных и с вашей странной книгой, названия которой мне никто не сказал, те связи не имеют, можешь не проверять. Мы на гастроли едем, — наконец признался он.

— Вот как! — глаза Городецкого загорелись. — Я точно тебя вспомню, но позже. Сейчас в голове только дело. Человек, на которого мы думали, оказался всего лишь человеком. Панком, правда, — прибавил он, скользнув взглядом по прикиду Андрея, — кто-то намеренно ввёл нас в заблуждение, магически внушив подозреваемому сесть на поезд Москва-Алматы.

— Вечно панков во всех грехах обвиняют, — не выдержав, выдал Князь. — Но вы все всё ещё здесь и операция не отменена, значит, сенсоры чувствуют, что книга где-то рядом?

— Верно, — согласился Антон. — Она где-то рядом, но мы скоро тут весь поезд прошмонаем, ничего не найдя, я так чувствую.

— Ну, на мой вагон с нечистью вы пока не наткнулись, так что дерзайте, — тут Андрей вновь посмотрел в окно и вспомнил, почему вообще вышел. — А что если книга не в поезде? А над ним? Я тут видел одну чересчур крупную летучую мышь совсем недавно… Такая бы книжку вполне унесла, ну, в порядке бреда, — тихонько хохотнул Князь, однако Городецкий загрузился.

— Знаешь, сейчас уже любой бред принимается как версия, — тихо ответил тот.

— Вы чего там Фауран откопали? — глядя на такую реакцию, пробормотал Андрей, тыкая не просто пальцем в небо, а вспоминая, что рассказывала бабуля. Городецкий же так на него посмотрел, что Князь сразу понял, что попал одновременно и в точку, и под подозрение. После этого тот скомканно распрощался и был таков, а невскому дозорному нестерпимо захотелось курить…

Что-то ему подсказывало, что на этом история для них ни хрена не кончилась. Начать стоит с того, что сходили они на той же станции, что и веселая компания, гоняющаяся за книгой сумасшедшей ведьмы. А потом и приехали в тот же аэропорт, ну, расщедрился Гордей в кои-то веки на авиаперелёт, а может, организатор из Астаны сам подсуетился, оплатив… Короче, туда на самолете они добирались, а назад опять поездами, давая в ряде крупных городов концерты, а затем обратно на поезд — Алматы-Москва. А вот куда Городецкий и ко намылились?!

Увы, Князю суждено было узнать. До их рейса было три часа, и компанию заметил Мишка, а так как тот был любопытный товарищ, то и махнул, чтоб ему, гаду, попса одна в случайном воспроизведении попадалась, за Городецким и вампиром. С ними же увязался и тот «панк», про которого, судя по всему, говорил Антон… Ну, естественно, Андрей рванул за Горшком.

Мишке хватило ума следовать сквозь Сумрак, потому его либо не заметили, либо решили, что его присутствие ничего не изменит. Князев тоже шагал по нему, но на два слоя глубже, на третьем дышалось тяжело, но он конспирировался.

Зашли они, значит, в туалет, ладно, что в мужской… И тут вампира — Саушкина, кажись — разнесло. От такого философского, да и вполне анархического спича присвистнул, да и вывалился с Сумрака, зааплодировав Горшок. Константин, довольный произведенным эффектом, покивал на Мишку и сообщил Городецкому со звенящей обидой:

— Видишь, вот он понял, так чего ты не можешь, а?!

Андрей, который после данной речи призадумался и присел, конечно, крепко, восторгов Гаврилы не разделял. Во-первых, вампир этот производил впечатление буйнопомешанного, во-вторых, это что, получается, его бабуле каюк?! А ещё Лер Санычу, Шклярскому и многим-многим другим, кого он знал? Нет, конечно, с одной стороны, пожили уже даже лишку, но… Это ж мир будет совсем без магии, без искорки… Скучно. С другой стороны и паразитирование тоже плохо. Куда ни плюнь — жопа какая-то. Но и устраивать Иным геноцид… Нет, всё-таки Князь этого позволить не мог. Потому приготовился поддержать Городецкого в бою, если надо, он и Мишке легонько в глаз пропишет, чтоб не бузил… Анархист этакий.

— А ты что это, Антон, всё-таки хвостик притащил? Так че-то мелко ваши мыслят… Всего второй уровень отрядили, — между тем, заметив его, издевался Саушкин. — Потому что никому из вас, хоть Гесер с Завулоном скопом навались, не совладать со мной! — и он сбросил маскировку… Оказалось, что Тьмой тоже может ослепить. Если та Абсолютна и пульсирует живым огромным сгустком, что попросту вытягивает весь свет… Видимо, Файроном Костик баловался весьма успешно.

— А теперь, — произнес он нараспев, довольный произведенным эффектом, — Вы увидите воочию, как это действует, — и достал книгу… Прочитал заклинание использовал кровь двенадцати человек, и… был человек по имени Лас, стал слабенький Иной.

А ещё… Андрей с ужасом прислушался к себе, был потенциально первый уровень, а стал Высший… И не он один. Князь пригляделся. Теперь и Городецкий, и очумело моргающий Мишка — все стали в потенциале Внекатегорий. Твою ж…

Дальше события завертелись калейдоскопом: Саушкин и, следом за ним, Городецкий перешли через портал на Байконур, а они с Мишкой остались за бортом.

«Что ж, если у этого вампиреныша всё получится, то переживать не о чем,» — тщетно успокаивал Андрей, определяя текущий уровень Михи на глаз, как третий… Сам он тоже, кажется, и без тренировки перемахнул на первый.

Телефон разрывался, ловя прямо в Сумраке окольными путями, и, чувствуя, как уже не так сильно льется со спины пот, он вывалился в пустой чулан с чистящими средствами и ответил шефу. С десять минут он выслушивал цветастый мат, а затем тот тихим голосом поздравил его с тем, что апокалипсис для Иных отменяется и теперь ему придется присматривать за не просто Горшком, ну максимум Иным среднего уровня, а тем, который и глупости мог утворить масштаба соответствующего…

Что ж, Андрей не просёк, а вот Антон — да, но не сказал об этом Саушкину, что сам он паразит ещё тот и для заклинания ему нужны люди, а на орбите тех нет. Что ж, Князь испытывал смешанные чувства по этому поводу. А вот Мишка был расстроен до тех пор, пока очевидно не осознал, что части его группы пришла бы хана… И не только живому мертвецу Леонтьеву, но и Поручику, и Яшке, и даже Мышке. После этого Горшочек повеселел и стал снова всех доставать с новыми силами. Ну да, силами… Кажется, Ренегат только ахнул, заметив метаморфозы.

* * *

Ты, зловещая луна,

В мои муки влюблена!

Отобрав души покой,

Что ты делаешь со мной?

Может, ты мне дашь ответ,

Почему весь белый свет

Обозлился на меня?

Для чего родился я?⁽²⁾

Сашка Леонтьев чистил зубы, напевая Некроманта… Выпущенным клыкам уделялось особенное внимание. Сегодня он не выдержал да во время стоянки на станции поохотился на то, что было доступно, а именно, ворону. Да, крови с гулькин нос, но чувство морального удовлетворения, когда он на месте «Карыча» представлял Лёшку Горшенёва… Того стоило. К тому же живая кровь — совсем другое дело. Только замарался он — это да.

Оттого и начищал зубы с особым остервенением. Будто это поможет. И голливудская улыбка сделает из него меньшего монстра, чем он являлся. Напевал Некроманта он также с особой болью… Вряд ли Князь, строчки эти сочинивший, был способен понять хотя бы на малую долю, каково ему… Нет, куда там этой белой кости. Обоим Горшенёвым, Князеву да даже прибившемся к ним Егорычу. Они такими родились, да. Особенно Андрей.

Он ведь давно его заприметил, когда тот ещё свой свет яркий не прятал. Сосед по лестничной клетке. Весь такой из себя добродушный, что аж зубы сводит. Ещё и не стал смотреть на него, как на демона. Чем и купил без остатка, зараза.

Другие сотрудники Ночного Дозора, с которыми он сталкивался, себя так не вели. Они мнили себя богами, а его мелким падальщиком, потенциальным преступником, без пяти минут преступником… Оттого и клеймили меткой регистрации.

Будь ты хоть семь раз звездой, но если ты низший Иной — в аэропорту и на вокзале к тебе обязательно пристанут контролирующие органы. Да на нем и клейма негде ставить… Увы, не в том смысле, что понимают люди.

Князь же то ли не имел предрассудков, то ли со всеми старался вести себя не как гандон, но Ренегат это оценил. И стал почаще выползать на лестничную клетку, когда чуял, что повеяло из подъезда светлыми силами. Заводил разговор о том, о сём. Понимал, что зря приклеивается, но ничего поделать не мог.

Тянуло его страшной силой к нему. Может, так собственная мертвая душа отзывалась глухо, желая хоть чужое тепло ощутить — Сашка не знал. Он не помнил, что такое жить. Быть человеком. Всю сознательную «нежизнь» Леонтьев провёл вампиром, но это не мешало снам, где были настоящий вкус, вкус материнского молока и играли краски жизни, пробиваться в его мир.

Когда Князь стал всё реже появляться дома, он заволновался, а затем узнал в своей тусовке, что тот, оказывается, в рокеры подался. Сашка, занимавшийся гитарой с младых ногтей, едва не взывыл. Он, значит, этим, вполне человеческим занятием большую часть жизни занимается, а этот… Дозорный, пресветлый, которому доказывать, что он живой самому себе не надо, сунулся с разбегу?! Ещё и успехи имеет?!

Сначала Леонтьев рвал и метал, а потом… начал осторожно подбираться к компании, где тусил Князев. Темный маг-перевёртыш Лёшка Горшенев подвернулся как нельзя кстати.

Тогда и нарисовался воин света, весьма доходчиво объяснив, что он в Короле и Шуте на задании и сдавать его очень нежелательно для шкуры самого Сашки… Тот покивал и продолжил подбираться к Князеву. В результате цель была достигнута, помимо того, Леонтьев, наконец, реализовал себя как гитариста и вообще, был бы доволен… Не шугайся от него Андрей теперь как черт от ладана. Будто он шпион Дневного дозора какой… Хотя, возможно, того тяготило, что Лось в любой момент может его сдать… А быть зависимым от низшего Иного — сами понимаете.

От этого Ренегат злился и начинал шантажировать Андрея, а тот от этого ещё больше от него запирался. Замкнутый круг выходил. Сашка страдал. Видит око да зуб неймет… Не подумайте, испить Княжеской кровушки он не хотел… Наверное, не хотел. Ему совсем другое от него нужно было. Ну, то, что заполучил проклятый Горшок, не прилагая притом никаких усилий.

А ведь Леонтьев просто хотел быть таким как Князь. Родиться рыцарем Света, а не исчадьем Тьмы. Почему одним доставалось всё, а другим надо пить кровь, чтобы жить… Почему одним достаточно повести выдающимся ухом — и готов новый сюжет, а ему, чтоб втолковать слушателю то, где Князь обходился строкой, надо извести, как минимум, строфу.

Отчего мир столь несправедлив? И Ягоде, и Горшку, и Князю дана не только сила Иного с рождения, но и подлинный гений творца… В особенности ловок Андрей. И чтец, и жнец, и на дуде дудец. Аж тошно. Ещё и облик в Сумраке имел такой… Магнетический, но ни как у Горшка такой, что "я влюбилась и вся твоя", а тот, в котором хочется утонуть и уснуть, как в пуховом одеяле… Этаки добренький старичок-боровичок, который при необходимости и вломить клюкой может, аж искры из глаз посыпятся, ну а коли, добрый молодец ты, садись к костру… Добрый старый шут расскажет историю. Тьфу!

Вот потому-то, несмотря ни на что, ненавидеть Князя Андрея и не получалось, а к его свету, что в их легкой полутьме сиял, подобно маяку, неудержимо тянуло… Только вот сам Сашка был тёмным созданием, мотыльком, если угодно, и слишком уж сильное приближение к свету для него было чревато гибелью.

Отчего это правило не распространялось на Горшка, Лось не знал… Но очень хотел бы знать секрет, а по сейму выходило, что того и нет… Долго он бился над этой загадкой, уже и мочи не было всё это долго терпеть… Хоть и в группе он реализовывался хорошо, но чуял Сашка, что скоро ему придётся уйти.

Князь с Горшком-то, видать, были как-то кармически связаны так, что и плевать было Тёмный или Светлый. Тогда-то Ренегат и стал ненавидеть Мишку, ведь у того было то, чего он лишен, хотя они и были почти одинаково Тёмные… Только Горшку не надо было пить кровь, чтобы жить. Да… Прекрасно!

Леонтьев сплюнул в раковину, а хотел бы на Горшенёва!

Порой ему так нестерпимо сильно хотелось наплевать на уговор с Андреем, да и бросить Горшку правду в рожу… Но тогда Князя в группе они больше не увидят. Он Андрея больше не увидит. Тот ведь, наверное, ещё и для верности переедет. Такая вот дилемма. И Сашка Леонтьев молчал, стиснув клыки.

Оттого он удивился, когда произошло это…

* * *

Они только что дали концерт в Олимпийском. Хороший концерт! У Михи внутри все органы приплясывали от остатков того драйва. Дали они с Князем, конечно. Ну и остальные молодцы! Мишка довольно прищурился, втягивая морозный декабрьский воздух.

Пацаны ушли кутить, а его вот чего-то на свежачок потянуло. Но это, если честно, было не совсем правдой. Просто кайф от сегодняшнего вечера хотелось упрочить, а с начинающейся ломкой это не так уж просто. Да, он всё чаще бывал в завязке, но сейчас прямо нестерпимо хотелось ширнуться.

Только вот дилер его поджидал какой-то странный. Не то что среди тех совсем уж не могло быть неприметных интеллигентов лет тридцати в строгом и скучном костюме… Но! От этого при одном взгляде веяло силой, а ещё на спине мурашки засобирались… А это было уже странно. Горшок присмотрелся.

Дилер был худой, невысокий, щеки впалые, черные волосы коротко, по-военному, пострижены, а вот большие серые глаза цепко уставились прямо на него.

Мишка нервно вздохнул и взглянул, наконец-то, сквозь Сумрак… Отчего тут же похолодел и обмер. Сумеречный облик с лихвой компенсировал скромный в человеческим мире. Однако явившийся по его душу таковым не был. Существовал единственный Тёмный иной, кого отец в их широтах, награждал далеко не эпитетом — демон. И то был Завулон.

— Кажется, нам давно следовало поговорить, Михаил, но когда вы в результате происшествия в Казахстане стали Внекатегорий, это стало безотлагательным. Присядем, — из темноты соткалась скамейка, а у Горшка внутри что-то оборвалось.

Примечания:

Что ж, я погорячилось с числом частей до финала. То тут, то там вкуснота (ну я надеюсь) вылазит, которую хочется обозреть.

1) Пикник — Инквизитор

Вернуться к тексту

2) Король и шут — Некромант

Вернуться к тексту

Примечания:

Валерьянка и пустырник вам в помощь.

Говорят, любопытство сгубило кошку. В данном случае оно поразило и медведя. Ну вот дёрнул его Нечистый пойти в сральник, когда один двинутый вурдалак затеял там демонстрацию возможностей одной древней книжки.

На самом деле Горшок не знал, кто или что его точно дёрнуло, но он заслышал под ухом тонкий перелив колокольчиков и в той стороне, где скрылись вампир и дозорный, мелькнул шутовской колпак. Это было его личное наваждение.

Был ли то плод его, галлюцинирующего под влиянием веществ мозга или же его преследовала Сумеречная тварь, принявшая облик, который мог наиболее сильно воздействовать на его сознание, Мишка не знал.

Но итог один. Он послушал чужую вдохновенную речь, проникся, а затем и вляпался по самое не балуй. Одно дело быть просто Иным среднего уровня, и совсем другое — получить потенциал Внекатегорий. Теперь с него, живого, не слезут.

Отец едва ли слюной не брызгал, объясняя, как мало среди Тёмных магов высокого уровня… И что они теперь в ужасно шатком положении, которое может привести к тому, что отец и сын окажутся по разные стороны баррикад.

Сам Горшок искренне считал, что сила ночи, сила дня — одинакова фигня, но кто б его спросил? К тому же он опасен, так говорил отец. Любой Высший Иной — потенциальная атомная бомба, а он — наркоман… Его свои же, Тёмные, могут уничтожить — во избежание. Про Светлых отец и вовсе молчал, начиная странно хрипеть и водить носом, словно намереваясь обратиться и устроить погром хоботом. Видно было, что он уже имел на сей счет неприятный разговор с Гесером.

Однако Мишка решил философски: сдохну, так сдохну, но себе не изменю. То же он и отцу сказал, чтоб тот не смел из-за него своим положением рисковать. Только от этого Юрий Михайлович рассвирепел ещё больше. Тогда-то Мишка и осознал смысл выражения "слон в посудной лавке", правда, с поправкой, что у них-то была обычная такая кухня. Но от своих слов не отказался.

Правда, не думал он, что конец наступит так скоро. Завулон и в самом деле не стал откладывать дело в долгий ящик. Смотрел выжидающе, но Мишка так и остался упрямо стоять. Тот настаивать не стал, откинувшись на спинку скамьи.

— А ты похож на отца… Больше, чем думаешь похож, — наконец выдал тот. — И не сотрясай воздух зря. Я тебя насквозь вижу. В глубине души, ты согласен со мной.

— Если так, зачем спрашиваете? — едва сдерживая клокочущий внутри гнев, спросил Горшок.

— Привычка, — пожал плечами Претёмный. — Ну так что, Михаил, пора определиться, с нами ты или против нас?

— А что так сразу-то? — опешил Миха. — А как же долгие уговоры и танцы с бубном вокруг моей Внекатегорийной персоны?

— А разве они помогут? — Завулон чуть подался вперёд, серые глаза его сверкнули россыпью звёзд. — Моя разведка не даром ест свою красную икру.

— На что это ты намекаешь? — голос Миши сел, несмотря на то, что тот пытался его удержать. Однако сама мысль о том, что кто-то в его коллективе продался Дневному… Заставляла его кровь кипеть. — Кто?

— Так, я тебе и раскрыл свои карты, — Претёмный коротко усмехнулся. — Нет, Михаил, я мог бы сказать тебе, что ты не сможешь ужиться с пресветлым отцом… но это ты и так знаешь, я мог бы указать тебе на то, что связи ментальные могут быть крепче кровных, но ты и это знаешь… Но всё равно ты не захочешь вступить ко мне в Дозор. Да ты и не сможешь в нём работать — слишком своеволен, неконтролируем — опасен.

— Так значит, вы пришли убить меня? — в горле у Мишки пересохло. — Зачем? Не в ваших ли интересах повесить это убийство на Светлых?

— В моих… Но те не станут так подставляться, и им не хочется терять твоего отца. Они подождут. Затаюсь и я. Не за этим я пришел к тебе сегодня, — Завулон говорил спокойно, поигрывая каким-то свернутым свитком.

Мишка же жопой чуял, что содержимое его ему не понравится.

— Но не дозу же мне продать вы пришли? — собрав остатки храбрости, выплюнул он.

— Нет, не дозу… Но ты прав, я в самом деле к тебе с деловым предложением, — и он протянул Мишке свиток.

Тот уставился на него так, словно то была гремучая змея. И, мотнув головой, ответил:

— Мне родители ещё в детстве велели не брать ничего у незнакомцев, — Горшок обнажил свои отбитые зубы. — Тем более у Высших Тёмных магов.

— И ты всегда их слушал? — насмешливо поинтересовался Завулон, затем раскрыл свиток и, сунув под нос Горшенёву, сказал: — Читай, послушный сын.

И тот против воли воззрился на вензеля букв. Это была лицензия на убийство. Имя правообладателя ему было незнакомо, зато имя жертвы красовалось до дрожи знакомое.

Андрей.

В ушах зашумела поднятая кровь, в глазах потемнело, проклятая бумажка расплылась уродливым светлым пятном, но он успел вычленить визу Гесера…

Андрей.

Вот кого надо было в Казахстане в аэропорту под Фуаран толкнуть. Или хотя бы женить на ком фиктивно… Мало, что ли, знакомых баб-Иных, кто бы ему не отказал?! Надо было сделать хоть что-то, а не слепо верить отцу!

Мишка утробно зарычал, по загривку начала пробиваться шерсть. Он практически не помнил себя, лишь одна мысль билась в оголенном, точно провод, сознании, её-то он и выкрикнул:

— Отец сказал мне, что его убрали из лотереи! Как деятеля культуры! Причем давно! — Горшок злобно уставился на невозмутимого Завулона.

— А твой отец никогда тебя не обманывал?! — вкрадчиво поинтересовался тот… И тут Мишку накрыло.

Что проку было выслуживаться?! Не бывать дома?! Переезжать извечно? Чтоб потом этот самый Гесер подмахнул, не глядя…

— Выход, впрочем, есть, — с трудом донеслось до него сказанное Претёмным. — У твоего отца есть кое-что, что принадлежало мне. Артефакт волчий глаз. Хранит он его точно не в кабинете, значит, дома… Так как он вряд ли хочет, чтобы кто-то из домашних погиб в мучениях, думаю, достанешь ты его без труда… Главное преодолеть защиту на квартире, но это ведь всё ещё твой дом?

— Ты хочешь, чтобы я его украл?! — на секунду сознание прояснилось. И Горшок осознал с кристальной ясностью, что да — хочет. А у него самого выбора нет. Ладно бы речь только о нём шла, так здесь проклятый демон точно нащупал его болевую точку. Позволить сожрать Князя он, конечно же, не может.

— Вернул, — поправил Завулон, прибирая лицензию во внутренний карман. — Срок — неделя. Справишься, позвони, — и протянул ему простую, невычурную визитку, где серебром на чёрном фоне был написан только номер и больше ничего.

— А где 666?! — стремясь вернуть остатки самообладания, воскликнул Горшок, но Завулон уже растворился во тьме.

Странно, но шыряться ему расхотелось. Сплюнув, он побрел назад в номер… Князь во всю дрых, развалившись на постели звездочкой. Он даже слюни на подушку ронял, не подозревая, какая прожорливая пасть капкана наметилась на его шею.

— Не ссы, Дюх, я всё улажу, — сжав кулаки, пообещал Горшок. Только вот сам он не особо в свои слова верил. Зверь внутри него протяжно заныл, не в силах сопротивляться, Мишка обратился… Ну вот почему он родился человеком, а?! Был медведем, проблем не знал… Зачем людских кровей я стал?!

Зверь огромным калачиком улегся перед кроватью Князева. Вопреки здравому смыслу, он намеревался того покараулить эту ночь. Хоть и понимал, что есть ещё неделя, но всё равно…

* * *

Под утро Андрей проснулся, дабы избавить свой организм от излишков пива, но ноги его уперлись в непривычный мохнатый коврик… Не то чтоб он сильно удивился — нет, он и звука не издал, но… для Мишки подобная скромность была атипична. Обычно тот продавливал его кровать своей тушей, а потом, при сдаче номера, на Князя как-то странно косились… Ещё и шерсть наверняка находили. Для того-то он и пустил байку про пояс из собачьей шерсти для спины.

Ну а что, он же человек? Ему можно… К тому же пояс неплохо грел бока в автобусе, когда они морозили задницы, гастролируя по Сибири удивительно «вовремя».

Однако о чем это он?! Ах да, о том, что Мишка был какой-то сам не свой. На новый год они заезжали домой в Питер, так тот, стоило им въехать, помрачнел, словно на заклание отправлялся.

Естественно, Андрей усилил наблюдение. И чутье его не подвело. Вскоре на репетицию Горшок привалил с чем-то, ну очень сильно фонящим тьмой за пазухой. Присмотревшись сквозь Сумрак потихоньку, Князь увидал артефакт, который, вот удивительно, до этого наблюдал у Юрия Михайловича на полке. Кажется, трофейный. Так зачем он Мишке запонадобился?

Репетиция вышла какой-то никакой. Горшенёв мыслями был где-то далеко. Потому и закончили раньше, да и ушли, почти не солоно хлебавши. Андрей попробовал раскрутить Мишку на откровенный разговор и вообще, прицепиться к нему с новым текстом, но был послан по известному адресу, со словами:

— Не сейчас, Андро!

Тогда-то Княже и понял, что дело пахнет жареным. И начал слежку, то и дело скача по уровням Сумрака, когда Горшок не смотрел — следовал за ним на втором, когда тот, вот невидаль, оглядывался, то перескакивал сразу на четвертый, куда худо-бедно мотаться научился он.

Тем временем где-то через полчаса петляний у взмыленного Андрея зазвонил телефон. Оказалось, что Юрий Михайлович обнаружил пропажу. А выслушав Князя, тот пообещал догнать их.

Удивительно, но, кажется, направлялся Горшок на их старую репточку, которая располагалась в заброшенном здании. Ту пока не снесли, но тусовались там преимущественно бомжи, которых сейчас словно ветром снесло.

Впрочем, едва войдя внутрь, Князев понял, каким таким ветром… И запыхавшийся, подоспевший, Юрий Михайлович тоже понял. Там, в глубине развалины, хранившей память счастливых дней, обитало Зло. Ну или, если не так пафосно, то поджидал Завулон.

Лично с тем Андрей знаком не был, но сейчас, к сожалению, имел все шансы. Юрий Михайлович колебался, не зная, оставить его здесь или же пропнуть вон. Линии вероятности у обоих выходили путаные, надеяться на них не стоило.

— Я принес артефакт, как и договаривались! Давай, рви лицензию! — потребовал Мишка, а его звенящий голос эхом отражался от разрисованных, исписанных похабщиной стен.

— Интересная живопись… С характером, — наконец отвлекся от созерцания Завулон, а затем прибавил елейно: — А ещё с Силой Иного. Ты знал, что это защитные руны? — он кивнул на одну из Князевских почеркушек. — Такую использовали в Древнем Египте… А эту… — он передвинулся, — Привезли викинги.

Андрей стоял в стороне на четвертом слое, обессиленный и не верящий своим ушам. Рядом Юрий Михайлович сжимал кулаки.

— Хватит зубы заговаривать! — проревел белугой Горшок. — Рви давай бумагу, да я пошёл!

— Да погоди ты… Достал — молодец… Только я ведь не для того, чтоб вещичку свою вернуть — это дело провернул, — глаза Завулона сверкнули. — Юрий Михайлович, Андрей Сергеевич, выходите уже из Сумрака! А то так там и останетесь. Чай, на четвертом уровне за нами плететесь, а не на первом.

Князь с шефом переглянулись обреченно, а затем тот первым сделал шаг на поверхность. Андрей матюгнулся и поспешил за ним. Чему быть — того не миновать — так, получается?

Едва Сумрак их выплюнул, как они едва не споткнулись о жалящий взгляд Михи. Тот выглядел так, словно у него только что из-под задницы стянули стул и он грохнулся в костёр… А потом его в довесок сравнили с Ольгой Бузовой, настолько он преисполнился, что даже ноздри носа начали трепетать.

— Я же говорил тебе, Михаил, шпионы повсюду… И не только у меня, — Завулон смаковал момент. — Подумать только, твой родной отец отрядил тебе в няньки своего самого молодого и перспективного кадра. И кадр этот нагло втёрся тебе под самую кожу, а сам всё это следил за каждым твоим шагом!

Вот те на! Здравствуй, дедушка П*дос, а никакой не Мороз! Князю было почти физически больно от того взгляда, которым его, а не своего отца, сверлил Мишка. Славный конец года, ничего не скажешь… 2004 обещал стать очень и очень дрянным.

— Всё это время… — На Горшка было жалко смотреть, голос у него срывался, а уголки глаз подозрительно блестели. — Ну и твари же вы оба, хоть и Светлые!

Завулон смеялся. Конечно, сделал гадость главе второго по величине и значимости Ночного Дозора в стране — на сердце радость. А у них тут трагедия… Побаще Шекспировской.

— Мих, я… — договорить ему не дал Юрий Михайлович, который, метнув на Претёмного предостерегающий взгляд, шмальнул каким-то заклинанием в сына.

В заброшке установилась тишина, в которой Горшок шлепнулся о пол особенно гулко.

— Эй! — Андрей такого не понял, а потому метнулся к другу проверять, живой ли. Тот, по счастью, дышал… Не хватало им только тут картины «Иван Грозный убивает сына». А ведь технически это имело смысл. Миха — Высший Тёмный, теперь и имеющий нехилый зуб на Светлых… Это было разумно, хоть и немыслимо для Князя. Всё же он надеялся, что отец в шефе победит дозорного… Однако надежда — это хорошо, а добро должно быть с кулаками.

Андрей решительно развернулся к шефу, загородив Гаврилу и для верности подвесив на пальцы самое мощное проклятие, какое знал. Так уж вышло, что то среди прочего вызывало облысение и импотенцию, но… Его воспитала ведьма, помним, да?! Претёмный, мигом сообразив, что за заклинание, заржал пуще прежнего, но на рожон не лез. Осторожничал, гад.

— Отойди, — хмуро кинул ему шеф. — Всё равно меня не остановишь. Да и не в твоих это интересах. Я заблокирую Мишке воспоминания об этом дне, а ты, — Юрий Михайлович развернулся к Завулону. — Заберёшь свой волчий глаз и уберешься отсюда!

— Никаких проблем, — тот сдержано улыбнулся, прибавив: — У меня, а вот у вас… их прибавится, не если, а когда он вспомнит. Это сейчас он третий уровень, но когда-нибудь вырастет до Высшего, как вырос этот твой выкормыш, — кивок на обалдевшего Андрея, который и не заметил, как перешагнул очередную черту. — И тогда-то… Посмотрю я на вас, идиотов. Будет только хуже, — мрачно предрёк Завулон и был таков.

— Погодите! — Князь не спешил убраться с пути, голос у него дрожал. — Вы уверены? Может, этот гад прав?

— Конечно, прав! — раздраженно отозвался шеф. — Но я пока не готов стать детоубийцей… Пусть хоть немного времени… — он тягостно замолчал, а затем совсем уже убито тихо-тихо продолжил: — Возможно, тем самым я порождаю чудовище, но иначе не могу. Отойди, пока я не передумал! — потребовал Юрий Михайлович, распыляясь.

И Князь подвинулся. Он никогда не забудет, ни как смотрел на него Мишка, когда всё узнал, ни как шеф всё это вкрадчиво ему втолковывал. Стало ясно: как прежде уже не будет.

То, что произошло между ним и Горшком сегодня — не стереть, как сильно не три. На душе шрам останется. Он подспудно будет подозревать, ожидать подвоха…

* * *

И Андрей оказался прав. Именно с того момента всё и пошло по звезде. Миха злился, но не мог понять за что, пытался сделать что-то новое в пику Князю. Утяжелить, потравить сказку… Потому как в душе его та, видимо, умерла.

Сам Андрей от стресса начал жрать в три горла и пить. В результате скоро мог сойти за оборотня-борова. но ничего поделать он не мог. Мишке было больно и ему тоже, но ничего исправить было нельзя.

Они впервые за годы ругались. Да, из-за нового альбома, того, каким тот должен быть. Андрею, может, и следовало бы отступить, попуститься, но засунуть язык в жопу он не смог. И потому они отдалялись. Стремясь отстрочить неизбежное, Князь требовал теперь в гостиницах отдельный номер. Потому что Мишка после случившегося стал вторым уровнем, и он боялся раскрытия. Хотя всё ещё зря.

Потому что новые силы, что он открыл в себе, кружили. Стремясь отвлечься от пьянящей силищи, Андрей решил записать сольник. Материала, который не заходил Горшку, накопилось немало. А так он хоть время займет. Он даже Сашку Леонтьева помогать пригласил. Мишка же, как услышал, ещё больше рассвирепел и пошёл на опережение — писать свой сольный проект, трибьют «Я алкоголик, анархист». Оттого писавшаяся почти с нуля «Любовь негодяя» и была перегнана. Особого успеха, забегая вперед, не имела ни одна из пластинок.

Ладно, всё это. Так Горшок выкинул новый фортель. Выцепил себе… волшебницу. Причем Ольга появилась неожиданно. Настолько, что Андрей, в этот момент увлеченно обгладывающий куриную кость, едва не подавился.

Вот представил Гаврила новую пассию так представил! Князь знал её — видел раньше. Ольга давно, последние пятьдесят лет точно, работала в бухгалтерии Ночного дозора… Знал он и то, что Мишка не мог этого не знать, ведь та была 6 уровень. И всё равно начал встречаться!

Неужели шеф решил подстраховаться?! Неужто Юрий Михайлович понадеялся, что у него пройдёт такой фокус, раз новый засланец — сисястая баба с небольшой силой? Что ж, время покажет… Пока Андрей мог только охреневать.

Но вот вопрос… А самой Оле это зачем? Впрочем, Князь мог это выяснить, не прибегая к домыслам. Андрей выловил её, как только появилась возможность. Та с ходу покивала, что его не сдаст, а потом долго трепалась о том, её роман с Горшком — никакое не задание… Мол-де, увидела случайно его и понравился он ей сильно!

Князь не поверил Ольге ни на грамм, но сделал вид, что да. Сам же он решил, что, скорее уж, той польстила перспектива стать женой Высшего Тёмного. Это ж где такое видано и слыхано?! Ради такого эксклюзива и Дозор бросить не жалко. Да и в мире людей «ангельская жена» грозного панка — тоже сочетание интересное. В лучах славы погреться после перекладывания бумаг в бухгалтерии — самое оно. Да, такое тщеславие хоть немного объясняло бы.

Другое дело, что там разглядел Миха, кроме смазливости и сисястости? Князь пригляделся и медленно сполз под стол…

Теперь он понял. Они с Олей были похожи и внешне, и светлой начинкой. От этой мысли по спине у него пробежала дрожь.

* * *

Что ж, «Бунт на корабле» с горем пополам был записан. Нечистый на руку директор был изгнан, Балу почти совсем уже перебрался в Америку, Мышка тоже начала засматриваться на ту самую, забугорную, Сашка Леонтьев тоже засобирался оставить группу под предлогом приведения в порядок дел отца… На самом деле — и Андрей узнавал точно, там с гибелью старшего вампира дело обстояло не вполне понятное. Потому можно было предположить, что впереди у Ренегата было собственное расследование.

Ну а пока все были вместе. Даже срались минимально. Все-таки, во время отпуска на Югах, Ольга как-то Мишке то ли мозги прочистила, то ли тот попробовал сам писать текста, да и обломал остатки зубов, но факт остается фактом. Вроде как, топор войны они зарыли и следующий альбом решили делать нормальным.

Сейчас они везде отыгрывали программу Бунта, что Князю не особо нравилось, но кто ж его спрашивал. От всего этого он приходил в уныние, душа требовала какого-то выхода нерастраченной энергии и злости.

Потому-то, когда они ехали по Иркутской области, Андрей, что в последнее время ел и ел, и познакомился в вагоне-ресторане с прикольным мужичком. Тот был из местных и знал группу Король и Шут, этого Князю хватило, чтобы долго и настырно объяснять ему, почему вот они играют музыку, а условный Билан — нет.

В результате, закончив трапезу, они плавно переместились в тамбур, дабы шатающийся от обильных возлияний Князь мог перекурить. Там Андрей так разволновался, что своей активной жестикуляцией, показывающей, что такое рок проломил стекло.

Глупость страшная. Он, бухой в стелечку, даже не сразу и понял, что случилось, как такое могло произойти. Отчего окошки из закаленного стекла поддались его пьяной силушке. Пока Князь думал, он упустил момент, чтоб остановить себе кровь… Ведь собеседник побежал за проводницей, и та довольно быстро прибежала к нему, всучив полуобморочному горе-дозорному полотенце. Тот инстинктивно обмотался, понимая, что это полный пздц. Ибо повредил руку он так, что хлестало будь здоров и никакая тряпка не помогала.

А пролечить себя он не мог — к нему уже высыпала вся его Тёмная шайка-лейка, с охреневшим Горшком во главе. И так тот на него смотрел… Нехорошо, что Андрея аж нервно сглотнул.

Потом он перевёл взгляд на остальных, и ему поплохело ещё больше. Нет бы помочь, так они мало того, что встали столбом, рты раззявив, так ещё и в этих ртах явственно прорезались клыки и уже капала слюна.

«Вот сейчас меня сожрут! То-то потеха всему Дозору будет!» — ужасался Князь, глядя на это безобразие. Потом он вновь перевёл взгляд на Гаврилу, тот сел перед ним на карточки и выдыхал ему едва ли не в лицо колечки дыма. Вид он имел крайне задумчивый.

Внутри у Князя все бурлило. Вот он гад, на расстоянии вытянутой руки смотрит себе преспокойненько, как он истекает кровью, будто ждёт, что вот сейчас он не выдержит и исцелит себя сам.

Мысль эта немного отрезвила Андрея. «Хера с два, — решил тогда дозорный. — пусть сдохну и хоть весь Дозор со смеху следом помрёт, а перед тобой, Мишаня, не раскроюсь. Не на того напал!» — так он и потерял сознание, а очнулся уже в Иркутске.

После того случая подозрения Горшка отпали… И снова наступил относительный мир и благодать.

Примечания:

Глядите-ка это иллюстрация Арины с книги Сумеречный дозор — https://arthive.net/res/media/img/orig/work/a04/60539.jpg

Никого не напоминает брюнеточка, м?

По-прежнему, советую принять успокоительное нервным и впечатлительным, ибо стекло разбил Андрей, а жрать его нам всем.

Говорят, перед бурей наступает затишье. Так же было и с ними. И шеф, и Андрей знали, что та грядёт, и это лишь вопрос времени.

Того самого, которое утекает неотвратимо и неумолимо.

Ну а пока то длилось, продолжалась обычная жизнь. Была вновь и Америка, и Казахстан, уже без ставшей судьбоносной Фуаран.

Только вот былая слава меркла, словно намекая, что в некогда едином организме что-то поломалось.

А поломка была. И течь была существенной, судно медленно, но верно шло ко дну. Ну а пока корабль ещё держался на плаву, они записали «Продавца кошмаров».

Андрей любил этот альбом. После «Бунта» он стал глотком свежего воздуха в чахлом подземелье. Князь на краткий миг даже позволил себе надеяться, что всё ещё может быть, как прежде.

Но надежда ускользала, как проточная вода сквозь пальцы. За «Продавцом» было два года без записей. Прежнего бешеного темпа — новый год — новый альбом — они не выдерживали. Хотя, справедливости ради, в 2007 году они записали-таки сборник Страшных сказок.

Потому, вопреки всем орам и разглагольствованиям Горшка о том, что они поют истории, а не проклятые сказки... Эти самые сказки он любил. И к работе над озвучкой местами совсем не их историй Мишка отнесся с огромным энтузиазмом.

Только вот всё хорошее имеет свойство заканчиваться. То ли на Миху так Ольга действовала (когда они с Юрием Михайловичем приперли её, то упрямо отнекивалась), то ли тот ощущал интуитивно, что Андрей стал Высшим, и тянулся…

Горшок был в завязке. И это было бы хорошо, если б при этом он не взялся всерьез за прокачивание силы. Будь ситуация другой, Юрий Михайлович был бы только рад, но сейчас его сын недоумевал, почему его усилия не находят у того одобрения.

Мишка медитировал и гонял в Сумрак, заменив тем наркотики. Частично, опять же. Так просто та напасть тоже не желала от него отцепляться. Периодически он срывался, но затем подвязывался и начинал изучать просторы этого вовсе не космоса, но места, также доступного единицам.

В связи с этим Горшенёв считал, что меняться должен не только он сам, но и их музыка. «Тень клоуна» принесла в себе большую серьезность — претензию на историчность и мотив более мрачных мифов и легенд.

Князю же было куда комфортнее в старом-добром мире сказок, где, как и в жизни, было место и юмору, и боли. Только он больше не стоял у штурвала этого тонущего корабля. Хоть он и притащил вместо Мыши скрипача-вампира, с которым работал в «Любви негодяя», но важных решений больше не принимал.

Почему он притащил именно Низшего Тёмного? Да чтоб отвести от себя подозрения. Теперь это приходилось делать постоянно. А вот на место басиста неожиданно Горшок взял человека, видать, решил лишить Князя исключительности… Ну или хотел иметь возможность сравнивать… В любом случае Миха ошибся. Пашка пил, как чёрт… Потому все странности воспринимал как должное и выверты своих, нагруженных этилом нейронов.

На репетиции Андрей тоже стал стараться ходить всё реже. Лучше было забесить тем самым Горшка, чем спалиться. Время, которое они теперь проводили совместно, таяло. И это сводило с ума. Князю необходимо было хоть чем-то забыться и отвлечься.

Удобный случай поджидал его в 2008 г. перед 9 мая в поезде. Он сунул нос не в то купе. Очевидно, что намеренно. Ибо Андрей узнал в госте салатную ведьмочку по имени Агата. Узнал её и Мишка, потому затянул в купе и давай заново знакомиться.

Глядя сейчас на неё, Князев вдруг с легким смешком вспомнил своё обещание. Потом повернулся к Агате, и по её хитрому виду понял, что та ничего не забыла. Впрочем, он и не думал соскакивать. Обещал — значит, сделает.

Дальше — больше. Понемножечку, потихонечку, но Андрей пришёл к тому, что имел сейчас. А шеф получил право всласть поразглагольствовать перед ним, так как до Горшка докричаться не рисковал.

— Вот вы два дебила, два сапога — пара да оба левые! — брызжал слюной Юрий Михайлович.

И в самом деле: один женился на Светлой, будучи Тёмным, а Светлый, наоборот, на Тёмной. Идиоты сказочные — так припечатывал их шеф, понемногу затихая и успокаиваясь, чтобы затем начать костерить с новой силой.

Для чего это нужно было Мишке, он уже давно осознал, разглядев хорошенько Олю. А вот зачем он сам продолжал встречаться с ведьмой… Ну, начать надо прежде всего с того, что особой проблемы в том, что та ведьма, он не видел.

Ну в конце-концов, пока ещё Агата и без паранджи светилась молодостью, а что до того, что будет потом… П-ф, слишком уж долгие моногамные отношения Князя не прельщали. Любая рожа на соседней подушке рано или поздно приестся, ведь все они не Г… Андрей не договорил, даже в мыслях того побоявшись.

Главное, сейчас было отвлечься, а к ведьмам, он, можно сказать, с детства привык. Собеседницей Агата оказалась неординарной. И потенциал имела немалый, только пока отчего-то тормозила. Может, не хотела состариться раньше времени… И всё же, глядя на неё, Князь видел и немалые амбиции.

Не мудрено, зная, кто её двоюродная бабка, в которую, как говорили, та и уродилась. Арина — Высшая, теперь уж говорили, Светлая ведьма. Сменила знак инициации — удалая бабёнка, что ни говори… Только вот Андрей видел: за силу та красотою и молодостью заплатила сполна.

Короче, не жалел он о своем времяпрепровождении. Горшка появление Агаты смутило — и это тоже было плюсом. Тот всё ходил вокруг да около, ломая голову, как ему лучше сообщить, что он встречается с ведьмой… Да только долго думал. Поздно стало, зашло всё слишком далеко. И Мишка плюнул, стал ждать, когда Князь, просвещенный женой, к нему придет, за мохнатость повышенную спрашивать, но Андрей не приходил.

Пока Князь был сделанным выбором доволен. От него на время отвалили — и это было прекрасно. Чего не сделаешь, чтоб прекратило почти всё женское незамужнее отделение Дозора так уж сильно досаждать, да и не только Дозора… И в мире людей хватало фанаток. А тут… жена ведьма — это, всё-таки, пусть и временная, но стена.

Главное, с привычной Тёмной перчинкой и особо мозги не выгрызающая. С такой можно и пивко попить, и на матч «Зенита» сходить. Другое дело, а чего ей от него запонадобилось?!

— Агата, Агат, а зачем тебе я? — хитро спросил Андрей однажды.

— Ну, видишь ли, — в ответ резанула правду-матку та. — У ведьм одна попытка родить ребёнка. А мне нужен обязательно Иной, — поделилась, пока брови Князя ползли вверх. — Для этого нужен сильный и Светлый отец… Со мной, скажем так, поделилась бабушка Арина одним верным ритуалом. Ой, только не говорили, что боишься! — закатила Агата глаза в ответ на его одурелый вид.

— М-м, — пробормотал Андрей со вздохом вспоминая, что, как раз у той самой бабуси, даром не Ягуси, и был Фауран припрятан. Вряд ли же там всего один рецепт был выписан… — Ладно, — покивал он, потому как понять мог. Наверное. У него-то детьми, скорее, считались песни, но вот бабенку теперь он свою понимал.

Что ему жалко, что ли? И в самом деле…

* * *

Князь уже научился видеть, когда новости его не обрадуют. Так и сейчас… От вызова на ковёр к шефу не веяло ничем хорошим. И в самом деле, Юрий Михайлович был особенно смурной, на столе стоял початый двухсотлетний бурбон, из которого тот, завидев Андрея, щедро тому плеснул в бокал.

— Что случилось? — спросил он прямо, практически не видящим взглядом разглядывая баснословно дорогое содержимое.

— Андрей, я долго думал… — шеф прервался на тяжелый вздох. — Прикидывал, вертел линиями вероятности и так и эдак, но пришел к одному выводу, — Юрий Михайлович снова угрюмо замолчал, чтобы, не выдержав, приказать: — Да пей ты уже!

— А вы что, потравили его, да? — мрачно пошутил Князь, однако напиток осушил, почти не почувствовав наверняка тонкого и изысканного вкуса. — Ну понятно, что чего-то с Мишкой связанное сейчас мне расскажете — давайте уже, опускайте топор, коли занесли. Не тяните кота за коки!

— Единственное, что может свернуть Мишу с пути достижения силы Высшего иного — это твой уход из группы. Только так мы собьем его с толку, и он протянет подольше, — рубанул-таки шеф по теперь уже далекой от тонкой шее.

— Я должен уйти из группы, чтоб Горшок покоптил этот свет подольше?! — рявкнул, переспрашивая, Андрей, пустой стакан со звоном расколотился о стол… Осколки поранили ему кисть, но Князю было плевать. Он смотрел на Юрия Михайловича и не мог поверить, что слышит такое.

— Я понимаю, что ты чувствуешь… Но ты его любишь, и потому уйдешь. Я не говорю, что прямо сейчас, но скоро. Это я закинул ту удочку с театром и Тоддом, — наконец совсем тихо признался тот. — Знал, что тебе эта идея не по душе придется, и всё выйдет обставить как можно более естественно.

— Вы… Вы… Да знаете, кто вы?! — Князь, брызжа слюной и кровью вскочил, уперевшись руками в столешницу, так что вышло, будто он навис угрожающе над своим шефом.

Юрий Михайлович всё также был собран, печален и спокоен. В ответ на демарш Андрея он и бровью не повёл.

— Знаю, — кивнул тот. — Плохой отец, и не самый лучший шеф, но я делаю, что могу. И тебя прошу о том же… Да, это я втравил тебя во всё это, но, — шеф сделал паузу, примериваясь получше, куда бить. — Разве ты об этом жалеешь?

В ответ на это Князь зарычал, словно это он был оборотнем или перевёртышем, и покинул кабинет… Позже он сделает всё, как велел шеф. Это будет относительно не сложно. Ведь Мишка подобрался вплотную к правде, чуял её подспудно и срывал на нём злость… Тем больнее было Андрею, который знал, что это их последние месяцы вместе. Впрочем, вскоре настала и очередь Горшка это с горечью осознать.

Возможно, будь тот бесчестным, весь план бы и провалился. Но Миша считался с людьми, по-прежнему уважал и волю Князя, хоть и считал, что тот в корне не прав. Но он не стал воздействовать на него — он хотел, чтобы Андрей осознал сам, передумал, а позже чтоб приполз на коленях обратно…

Презентация «Театра Демона» проходила в раскаленной до предела, при этом довольно зловещей атмосфере, ещё не поминки, но близко… В это самое время Агата-таки родила ему дочь-Иную. Правда, у техники было побочное действие. И платой за силу стало то, что Алиска родилась физически слабенькой, подхватывала легко любую хворь, а лечить магически ту было нельзя. Призванная Арина долго осматривала младенца, а затем заключила, что всё наладится после инициации… Беда в том, что совсем уж малых детей не инициировали — Сумрак мог легко прибрать к себе, а до более сознательного возраста надо было дотянуть. Вот и билась теперь Агата, обхаживая все обычные больнички… Те хоть немного помогали.

Конечно, это и Андрея в стороне не оставило. Замечательно вообще, одно к другому навалилось… У Горшка же ещё хватило наглости ему завидовать. Вслух он то не высказывал, но Князь видел это… Да, его Сашка была человеком, но человеком здоровым. При желании та получит свой укус оборотня. А вот у него всё куда сложнее. С опасными силами рискнула сыграть Агата, и неизвестно, как в дальнейшем карта ляжет. Тут или пан или пропал. Но сделанного не воротишь, они были повязаны.

Мишка ему ухода не простил. Темнел и мрачнел с каждым днём, но по-прежнему оставался первоуровневым Иным. Тактика шефа работала. Горшок был живым, но ужасно несчастным… Как и сам Князь. Вроде, страдали порознь, а всё равно… Какая-то связь осталась. И слова Горшенёва били особенно хлёстко и по больному. Только вот Андрей напоминал себе каждый раз, в чём его вина, и становилось чуть легче. Ибо заслужил…

Но то, с какой ревностью тот его топил… Нет, так к просто коллегам по цеху не относятся. Потому Князь и не сомневался, что, когда правда вырвется на свободу, она его убьёт. Вопрос, одного ли Горшка или же зацепит всех причастных — его и Юрия Михайловича?! Или же и вовсе всех в радиусе пары тысяч километров, ведь Высший Тёмный — та ещё боеголовка…

Больше всего он боялся, что шеф не выдержит и повторит поступок разлюбимого Мишкиного Петра Первого. Попросту убьёт, не дожидаясь прорыва плотины воспоминаний. Но что он мог сделать?! Караулить Горшка теперь было невозможно, уж больно силен стал — заметит… А убеждать Юрия Михайловича бесполезно, если тот что-то решит — его с пути не свернешь. В этом отец и сын похожи.

Не вполне понятна ему была во всём этом позиция Сашки Леонтьева. Тот свои дела порешал, да так громко, что едва под санкции Инквизиции не попал, но обошёлся последним китайским предупреждением. Теперь же, когда Андрей ушёл из группы, тот вознамерился вернуться… Сказано — сделано, Миша против не был… И тогда, в Тодде, Ренегат расцвел. Оно и понятно, тот мюзикл — чисто тема для Тёмных, но… Выходило, будто ему раньше с Князем тягостно было в одной группе играть.

Потому как сейчас тот активно играл в сломанный телефон, словно мало ему было просто ухода Андрея. Он хотел окончательно их с Горшком рассорить?! Зачем, почему?! Ведь, наоборот же, Князь видел, что тот всегда к нему так и льнул…

Да, он переехал, и они не виделись, черт знает сколько, но… Не мог же вампир так измениться?! В общем, чтобы не гадать попусту, назначил он Леонтьеву очную встречу. Прозвучало, как ставку… И правильно.

Когда Лось его увидел в той полуподвальной кабинке одного из кафе, где они раньше бухали, то приосанился и нараспев произнес, поддевая:

— Привет, нищим поэтам!

Тут, пожалуй, необходимо пояснить, откуда ноги выросли. Андрей вынужден был ломать для Горшка и всего покатывающегося мира комедию, насколько дрянно идут у него дела, но, на самом деле, кроме его самолюбия, ничего больше не пострадало. На оклад Дозорного вполне можно было жить безбедно и одному, и с семьей. Хотя, признаться, тратилось и на группу, и лечение Алисы — до хрена и больше.

— И мёртвым кровопийцам не хворать! — не остался Князь в долгу.

— Будет тебе, Княже, — Сашка вздохнул тяжко и приподнял пустые ладони. — Закончили на сегодня обмен любезностями, хватит. Ты же не для того, чтоб в словоблудии изощряться, меня позвал. Давай, говори, чего хотел!

— В твои бесстыжие глаза посмотреть, — холодно ответил Андрей. — Ладно, я… Ты Мишку за что изводишь?!

— О как ты заговорил, Светлый, — усмехнулся Сашка. — Ты — самый острый гвоздь в крышку его гроба, а не кто-то ещё… Думаешь, никто из наших не видит? Нет, и поверь далеко не добра тебе желают… Был бы Миха Светлым, давно б развоплотился, но он Тёмный, и пока держится. Хотя… Более неправильно Тёмного я не видел, да. Но вот ты… Какие имеешь претензии ко мне? — Ренегат картинно развёл ручищами. — Я ведь всего-то делаю твой уход для него менее болезненным! Ведь сожалеть о сволочи сложнее… Но! Он именно это и делает!

— Не смей прикрываться благом Горшка! — Андрей разозлился, и ореол силы окутал его. — Не лги мне! Я давно знаю, что на Мишку тебе чхать! Более того, ты его за что-то ненавидишь… И всё же не сказал то, что со стопроцентной вероятностью убило б его — правду обо мне. Так почему?! — Князь вгляделся в чужие, ставшие вдруг печальными глаза.

— А то ты не догадался, — мрачно ответил Ренегат. — Я всегда хотел, чтобы ты относился ко мне хоть в четверть так же, как к Горшку. Но, — он криво улыбнулся. — Это невозможно, так ведь?

— Так, — тихо ответил Андрей, а затем, погасив орел силы, прибавил: — Мне жаль… — а затем иссушающий свет вновь загорелся в нём. — Но если ты продолжишь в том же духе, я буду вынужден принять меры!

— Развеешь, Светлый? — Лось смотрел без тени страха. — Давай, лучше от твоей руки, чем от какого-нибудь чересчур ретивого солдатика Света. Я ведь Тёмная тварь — рано или поздно оступлюсь… Потому что быть человеком мне не суждено никогда.

— Человеком — нет… А вот от становления первостатейной сволочью — никто из Иных не застрахован. Вам, вампирам и оборотням, приходится тяжелее всех… Но борьба у всех одна, — Князь опустил голову. — Это в твоей власти. Бывай, Сашка, — и он медленно побрёл прочь.

От подобных откровений ему нисколько не полегчало. Душу всё также рвало. Его тянуло к Мишке, но приближаться было нельзя. Ренегата же, напротив, влекло уже к Князю, но самому Андрею тот не был интересен. И всё, что оставалось — это бессильно ждать, когда пузырь наконец-то лопнет, и уродливая правда выплывет наружу. Подготовиться к такому у Князя не выйдет никогда.

* * *

Мишка, весь сгорбленный, курил прямо на кровати. Ему было плевать. На даче он был один. С отцом он накануне не то что поцапался, но, кажется, на этот раз всё было особенно серьёзно. Потому что в глазах у него Горшок прочёл, что дни его сочтены… Что там он ему сказал? Тебе остался один маленький шаг до обретения Высшего уровня, а это значит, что такой анархист, как ты, встанет поперек глотки и у сил Света, и у сил Тьмы. А я ничем не смогу тебе помочь.

А ведь Миша не хотел, чтоб так всё кончилось. Не хотел ставить отца перед таким выбором. Вчера он обнял мать, что также всё понимала и молча плакала, и отправился на их дачу. Подумать.

С женой у Горшка тоже разладилось. Ольга была недовольна тем, что он снова развязал. Кажется, она впервые задумалась, а каков будет высший с наркотической зависимостью? И ушла, и Сашку забрала… С их уходом как будто толика света покинули его. Мишка остался один, совсем один, хотя, на самом деле, вокруг него почти всегда была толпа.

Однако парни его не понимали. Удивительно, но после ухода Андрея он начал тяготиться их обществом… Тьма… Она душила, обвивалась кольцом, и порой Горшенёву казалось, что он тонет в этом зыбком болоте… Будто все ориентиры потеряны, а мосты сожжены.

Особенно вводило его в отчаяние, когда Мишка не получал желаемого удовлетворения от того, что делал. Да, Тодд был поставлен, и он замахивался на Шекспира, но… Хотел ли он этого? Нет, Горшок хотел лишь одного: вернуть Князя, но этот упрямый осёл был горд и безнадежно туп. Продолжал играть в своей коммерчески провальной группе безнадежно романтичные и пронизанные тоской побасеночки.

Добавляло жару в огонь, в котором горела его страдающая душа, то обстоятельство, что Оля вскоре придумала торговать встречами с Сашей посредством мелких просьб… Вмешательств 3-5 уровня, которые ей были недоступны. Ему было не сложно, но сам факт шантажа — мерзок.

Всё-таки Светлые бывали весьма жестоки. Это он и по отцу знал.

Терпкий дым глодал легкие, но легче не становилось. Вся эта тяжесть навалилась на него скалой. Пару недель назад он видел Князя. Тот сам подошёл к нему, не утерпел — это было видно по его лицу. В тот день они пообщались куда как лучше, чем за предыдущие годы… А ведь они всего-то красноречиво молчали.

Андрей сжимал и разжимал кулаки, но так и не произнес ни слова, кроме неловкого: «Береги себя» — перед самым уходом.

Мишку тоже разрывало. Он не понимал, как тот до сих пор оставался несведующим, когда его жена и дочь — Иные. И всё же Агата, эта ведьма, просила ему не говорить, а он отчего-то её послушал… Хотя понятно «почему». Горшок не хотел, чтобы Княже видел в нём монстра… Он по-прежнему хотел сохранять для него иллюзию, что они на равных.

И всё-таки… Нестерпимо хотелось поделиться с ним… Рассказать обо всем дерьме, что зрело на душе… О той глупости, что он совершил, проследив за вампиром и дозорным в аэропорту Алматы почти десять лет назад. Но Мишка не мог… Не имел права вывалить всё это дерьмо на Андрея.

Притом, что с того самого года с ним происходило нечто странное. Порой словно не он, а какой-то гоблин вселялся в него… Тот обвинял Княже во всех смертных грехах. Он ненавидел его столь же страстно, как и любил.

Та встреча вновь всколыхнула в нём воспоминания о том, как было хорошо раньше. Только вот последовавшие за «Окнами» телефонные звонки удовлетворения не приносили. Князь общался с ним с радостью… первые пару секунд, а затем он словно вспоминал о чем-то, и начинал находить предлоги, чтоб окончить разговор. Мишке это разбивало сердце.

И вот он здесь. Совсем один, и даже покурить нормально не может. Потому что на то и дело гаснущую зажигалку стекает очередная солёная капля… Горшок мог бы воспользоваться магией, но даже не думает об этом, сидит и щелкает, как вдруг…

Уха касается тонкий перелив колокольчиков, и вот рядом садится вышедший из Сумрака шут. Впервые Миша видит его так близко, и не может отвести взгляда. Тот словно сошёл с рисунка Андрея, только ещё и напитался Сумрака до краев.

Кажется, отец говорил, что в том могут обитать свои твари… И, видимо, всё это время его преследовала одна из них. И вот догнала. Вопрос: " А дальше что?!»

— Ну что, ты готов, Горшок? — весело спрашивает шут, чей колпак трясется от возбуждения. — Каков будет твой финальный аккорд?

— Это всё же конец? — тихо спрашивает Мишка, прекрашая издеваться над зажигалкой, он роняет усталую лохматую голову на скрещенные бледные руки.

— А может и начало, — загадочно говорит его собеседник, и рывком приподнимает его голову, а затем щелкает щелбаном в лобешник. От такого махонького толчка внутри у Горшенёва что-то запускается, и он делает этот свой шаг невозврата… Воспоминания лавиной обрушиваются на усталого путника.

Сердце затопляет горечь, и оно рвётся на части. Отец и Андрей… Особенно Князь! То, что они двоё все эти годы проворачивали за его спиной… А Мишка ещё мучился, думал, что предал отца, свистнув тот волчий глаз и, как он считал, благополучно обменяв лицензию на артефакт… А, оказывается, тот вечер закончился иначе. Родной отец стёр ему память, а друг трусливо поддержал его ложь.

Они боялись, что он не вынесет правды, станет опасным, и его придется ликвидировать… Что ж, они были правы. Всё его тело искрило и дрожало от гнева… Но Горшок сдержался. Нет, нельзя было показывать им, что господа Светлые здесь самые мудрые и всё просчитали… Он… он удивит их. Им не придется марать руки.

— Ну а теперь готов? — поинтересовался шут, наклоняясь к нему.

— К чему? — пересохшими вмиг губами вяло спрашивает Миша.

— Стать Хозяином моего Леса, конечно же! — весело хлопнул в ладоши его собеседник, крутанувшись перед этим вокруг своей оси нетерпеливо. — О, тебе понравится, я обещаю! Всё, как ты любишь, Горшочек! Всё, как твой сказочник любимый описал! О, и не делай такие большие глаза — я тебя насквозь вижу! — и шут ещё раз рассмеялся безумно, отчего его колпак стал неистово раскачиваться в такт льющемуся из него смеху. — Я давно тебя присмотрел! Да — он вновь подскочил, хлопнув себя по коленкам.

— Что за Лес такой? — без особого энтузиазма спросил Горшок.

— О, особенный! — шут улыбнулся мечтательно. — Он расположен на границе этого мира и шестого слоя сумрака, все, кто опускался столь низко, думают, что тот последний… А дальше снова реальность, но они ошибаются. Есть и седьмой, но туда вход строжайше ограничен! Потому что там хранится моё сердце, сердце мира! Гордись, что был избран! Старый хранитель устал, и просится на покой… А ты подойдешь идеально… Да и выбор у тебя не велик, — глаза шута зловеще сверкнули. — Поднимись-ка, друг, да сделай шаг…

Мишка скептически нахмурился, но послушался. Сделал шаг и едва не споткнулся о собственное, упавшие ничком с кровати на пол тело… От лба медленно расходилась лужица крови.

— Я мёртв? — чересчур спокойно поинтересовался Горшенёв. А в самом деле… Может, так лучше? Конец страданиям… Да и отцу не придется через себя перешагивать и убивать его. Одна польза.

— Окончательно и бесповоротно… Моторчик крякнул, новоявленной мощи и обвалившейся правды не выдержал, — разъяснил шут, едва ли не приплясывая. — Ну как, что выберешь: блуждание серой тенью по Шестому слою или работу Хранителя? Интересную работу… С некоторыми привилегиями.

— Я смогу являться в мир людей? — тихо спросил Горшок, будучи не в силах оторвать взгляда от все текущего и текущего ручейка крови… А ведь не так высоко падать было… Да и сама поза — он невольно повторил ту, где он в шуточном ролике Князя изображал трупешник. Видать, есть у кого-то из них дар предсказателя… Интересно, а что тот испытает, когда узнает?!

— Только во снах, — честно ответил шут, но потом поднял палец вверх. — Но учти… Твой друг — Князь… — увидев вмиг поменявшиеся выражение морды лица Горшка, тот всё же продолжил: — Я понимаю, ты сейчас на него зол — это естественно! Но твой друг на самом деле тебя любит. И, вообще-то, хранителей всегда двое, не больше и не меньше. Тот, второй, тоже скоро уйдет на покой, а вам было предначертано… Ты видел меня, а Андрей, как антенна, ловил видения о моем лесу и воплощал их в ваших песнях. Потому эта разлука ненадолго. И за расставанием последует встреча. Верь мне, Горшочек! — глаза сумеречной твари задорно блестели, а кончик рта подкашивался в улыбке… Вот вечно так, и после смерти всё тоже самое: скандалы, интриги, расследования.

— У меня нет времени попрощаться? — только и спросил Мишка. Отчего-то в животе все скрутило при мысли, что развернется, когда его тут таким обнаружат. Вопреки всему, ему стало за них страшно и больно.

— Не наглей, Горшочек, идём! — и шут поманил его навстречу утреннему рассвету… Или то был закат — Миша совсем запутался.

* * *

Миха умер. Просто взял и тихо-мирно помер. Не заставив никого волноваться за местечковый апокалипсис или заниматься детоубийством. Он умер. А Князь за день до этого не снял трубку, когда тот звонил. Решил не рвать себе душу… Что ж, за то решение ему сегодня воздалось сторицей.

Лось, что имел неосторожность заглянуть ему в лицо, когда они вместе выходили из дачи, в ужасе отшатнулся. Да, Андрей себя ненавидел, Юрия Михайловича, правда, больше, но что проку-то?! Мишку уже ничто не вернёт, а из его сознания никогда не исчезнет облик того несчастного, что распластался по полу.

Шеф развёл бурное расследование, всё, как помешанный, твердил про убийство, но Андрей понимал, что оба они знают правду. Которая была в сто крат хуже любого убийства.

Миха всё вспомнил и не захотел с этим жить. А может, благородно решил избавить отца от муки его порешить.Однако признать такое — означало расписаться в своей вине, что для Светлого было чревато…

В результате в августе Юрия Михайловича не стало. Андрей тогда зябко поежился, думая о том, что сам он, наверное, большая сволочь, раз не спешит совершить свой прыжок в гроб.

Но его по-прежнему держали здесь незавершенные дела. Недописанные песни жгли пятки, а Агате всё ещё нужна была помощь с Алиской. Вот и выходило, что помирать пока было рано.

Во главе дозора стал дорвавшийся наконец-таки до власти Лер Саныч, который с барского плеча разрешил ему и дальше вести светскую жизнь. Напутствуя его, тот пафосно вещал: «Посылаю тебя, Андрей, присматривать за этой сворой иных на сцене, да позакрывай-ка дыры в провинциальных дозорах… Покамест так, а дальше что-нибудь придумаем!»

Может, и правда нужда в том была, или же понял Саныч по осунувшейся роже Князя, что он, того гляди, возьмет, да и развоплотится. А ему зачем боеспособность своего отделения ещё больше снижать?! Лучше Высший в регулярных командировках, чем уже два трупа на кладбище…

А было отчего, ведь на Шестом слое Мишки не оказалось, они с Юрием Михайловичем проверяли… не единожды. И звали, и молили, но бестолку… Либо тот так разобиделся на них, что и носу не показал, либо угодил черт знает куда, что ещё страшнее.

"Где же ты, мой добрый шут?" — отчаянно вопрошал в пустоту Андрей.

И однажды та ответила, едва не доведя его до предела… Во сне к нему явился Горшок. В плаще и с рожей образца начала двухтысячных, злой, как черт, и даже не поддатый.

— Сволочь ты, Князь! — заявил он без предисловий. — Но помереть слишком рано удумал! Это дело я тебе провернуть не дам! Слышишь! — яростно насел тот на него. — Я пока на тебя слишком зол, — пояснил Миша, чуть успокаиваясь, но затем снова заводясь: — А нам, между прочим, как ты помрешь, ещё вечность вместе на Сумрак батрачить! — он остановился, тяжело дыша, сунул руку в карман плаща за зажигалкой, но не нашел ту, оттого сплюнул и продолжил: — Короче, дай время остыть, не спеши. И пара дел для тебя есть… Слышь, Князь, запоминай!

На утро, едва проснувшись, ошалелый Андрей смотался на Шестой слой и слово в слово передал послание Юрию Михайловичу. Тот несказанно удивился такому отпущению грехов, но ещё больше тому, куда занесло его старшего сына, но мгновенно просветлел, воспряв духом.

«Поздновато ты ему это все передал, — беззлобно думал потом Князь. — И всё-таки ему ты прощение передал… Пусть и поздновато для спасения. А меня не пустил, но и до отпущения твоего мне, кажется, как пешком до Магадана. Что ж ты творишь с нами со всеми, Миха?»

Горшок же, вопреки своим же словам, стал являться всё чаще и чаще. Сначала ворчал и язык его поганый несло по полной, а потом… Стал всё сильнее к нему свои ласты подгребать да щенячьим, а вовсе не медвежьим взглядом в глаза заглядывать.

А недавно и вовсе, не выдержав, выдал:

— Че ты журналюгам врешь и не краснеешь, а, Светлый?

— Насчёт чего? — удивился Андрей. Он вообще много чего представителям четвертой власти скармливал…

— Что не страдаешь и не скучаешь, — пригвоздил его Миха. — Вижу, я как ты, сволочь эдакая, не страдаешь и не скучаешь, вижу, бл*дь! — Горшок начал нервно ходить, отчего полы плаща эффектно вздымались, хотя вряд ли он о таком задумывался. — Я тут тебе весь негатив сливаю, а ты сидишь довольный, уши развесив… Хотя мог бы давно из этого сна вырваться. Но ты не хочешь, наоборот, ещё и зовёшь меня сам частенько. Думаешь, я не слышал? — остановившись прошептал он, глядя прямо в глаза из-под нахмуренных бровей.

Андрей вздохнул… Приплыли.

— Ну, раз ты все это знаешь… — он набрал в грудь побольше воздуха. — Тогда давай, Горшок, отпусти мне грехи и облегчи страдания! Раз уж такой добрый…

— А вот хер тебе! — моментально взвился Миха. — Пострадаешь ещё, сильный такой, не переломишься, — совсем глухо проворчал он.

— Но ты уже так не злишься, как раньше? — тихонько уточнил Князь. — Ну, что у тебя аж пар из ушей валил…

— Не злюсь, — так же тихо пробормотал Горшок, а затем признался: — На тебя долго невозможно… Да и стоит отдать отцу должное, если б он мне тебя в няньки не подыскал, то ничего бы этого не было. Совсем, — он замолчал на минутку, а Князь боялся прервать это, и правильно, ведь Мишка после продолжил уже почти философски: — Так что как сделали, так сделали. Всё равно это были самые счастливые годы моей жизни, — совсем убито заключил он, глядя красными глазами на незнавшего, что и сказать Андрея.

А ведь, когда не знаешь, что говорить, скажи ради разнообразия правду…

— И мои, — уверенно сказал тот.

Когда в ответ Горшок, не выдержав, обратился в огромного медведя, Андрей прикрыл глаза. Бежать из сна он и не собирался, хотя знал, что мог, но… Зверь не задрал его, а лишь обнюхал с ног до головы, словно силился почуять, правду ли ему сказали. Затем Мишка, вполне удовлетворено и одновременно низко рыча что-то на мотивчик Воспоминаний, ловко подмял его своими лапами, но не взял и задушил как в старой сказке, а просто держал и не отпускал так долго, что Князь не заметил, как взял и уснул прямо во сне, от этого он и проснулся.

Потянулся, да и пошёл давать разгон своей, теперь уж на сто процентов Светлой шайке-лейке, ведь Иные отчего-то и не приживались в его группе.

Что до Горшка… Он дождётся. А простил, судя по всему, уже давно. И это главное. Так жить эту жизнь гораздо легче.

Примечания:

Ставлю статус "закончен", но планирую вернуться с короткими зарисовочками, когда меня снова настигнут Дозорные шуты.

А они прилипчивые.

За год прошедший с написания Ведьмы и Медведя не отлипли.

Так что, до встречи!

Примечания:

АУ к АУ по просьбе трудящихся.

Написана с телефона левой пяткой автора, просьба тыкать в пб.

Мишка сидел на даче один, как тень, и курил, выпуская колечки дыма, словно собирался пробоваться на роль Гэндальфа.

Только вот с полуросликом ему не повезло, если, конечно, можно было назвать Князя таковым. Ведь это просто в группе у них все были великаны, а так тот рост имел даже выше среднего.

Так уж вышло, что медитация на собственной даче не довела его до добра. Новая ступенька в силе отлетела одномоментно с башней.

Он всё вспомнил. И выбор у Горшка, на самом деле, был не велик. Прийти посмотреть в глаза сначала Андрею, а потом отцу, и принять смерть от последнего, либо… Сражаться против тех, кого любил, и все равно умереть.

Звонок из Америки застал его врасплох. Не вовремя Балу звонил, старый черт, эх, совсем… И тут Мишка замер, поражённый своей догадкой. А ведь был и третий путь. Уйти, инсценировав смерть.

Тогда и Дозоры от него отстанут, и отец с Андреем будут наказаны… Горшок зловредно усмехнулся, потирая руки, напевая себе под нос: «Тогда поймёшь, кого ты потерял!», а закончил: «Поздно, Андрей!» Осточертело ему все, пора обстановку сменить… А Родина, что Родина — она дождётся… Пара десятков пройдет и можно будет тихонько возвратиться уставшим путником, но не в спальню, е-моё.

Только вот беда… И отец, и Князь — Высшие. Он теперь тоже, но убедить их в своей кончинушке будет не так просто.

Миха медленно повёл носом, словно пёс, что почуял что-то незнакомое. Да, наверное, так и пахла свободна… Жизнь без оглядки на должность отца.

Однако ему потребуется помощь… Только вот к отцу обращаться было нельзя, к Лехе тоже — сдаст родителям, оставался… Костя Кинчев, тот хоть и Светлый, но, кажется, всегда его понимал.

К тому же тот древний и Высший, если кто и мог помочь ему обмануть всех, то только он… В конце концов, у Михи тут вопрос жизни и смерти. И он набрал номер.

* * *

Коротко стриженный Горшок щурился на жгучее солнце лазурного берега. Пляж города-порта Марсель был полон любителями яхт, сабов и купания.

Говорили, что если проехать чуть за город, то покажется нудисткий пляж… Туда он тоже собирался попасть, как и во множество других славных мест на этой чудной планете.

Это было странно: впервые за долгие годы никуда не спешить, не спать в автобусе, согнувшись в три погибели, не жрать бегом-бегом всякую дрянь и не драть горло, скача по сцене из последних сил.

Мишка откинулся на тёплый песок, перед глазами раскинулось практически чистое небо, лишь тонкое оперенье одиноких облаков пронзало его да крик принаглевших чаек, что воровали еду у отдыхающих, разносился в выси…

Лепота… Решил он, опрокидывая в себя почти местное вино. В таком раю и колоться почти не тянуло.

Почти… Мишка смущённо взъерошил короткий ёжик волос. Те пришлось обстричь, потому что из них Дядь Костя создал его голема — тело, что должно было обмануть всех.

Сердце чуть кольнуо в груди. Да, для всех он там мёртв. Погиб от сердечной раны… Отец и Князь наверняка поняли, от какой.

Только вот все зашло слишком далеко. Сперва он бы полон энтузиазма, хотел наказать их… Но потом подумал о матери, брате, группе и фанатах. Стало тоскливо, но жить он хотел больше, а Дозоры жить ему бы не дали.

Вот и не рыпался Миха. Втайне пересёк границу с Белорусью и оттуда подался в Евротур. Опасаться ему особо было некого — все-таки Высший он…

Только вот нелёгкая вернула его глянуть видео с собственных похорон. Ощущения остались смешанные. Реакцией своего северного флота он не был доволен, слезы матери едва не довели его до трубки, а отец… Он смотрел на него и сжимал зубы.

Выглядел тот совсем хреново. Эта его реакция и красные шары Князя вызывали мрачное удовлетворение пополам с болью.

Лёшка все также держался вороном в сторонке, и понять хоть что-то по его лицу был затруднительно.

Ольгу Мишка особо не разглядывал, он поискал было Сашку, но не увидел… Сердце неприятно заныло.

Однако сильнее всего его полоснуло в конце августа. Жуткая новость застала его в Ницце. Всё зашло слишком далеко… Нет, он хотел, чтоб отец и Князь страдали, но… Мишка не думал, что у его бати наберется столько любви к нему, чтобы сдохнуть от чувства вины. Он думал, такое не про Светлых его должности и выправки…

Он ошибся. Тогда Горшок впервые сунул нос на шестой слой. С низко опущенной головой подкрался он к отцу… А тот поведал ему, что часть его не верила в его смерть, как не поверила мать.

— Отчего же ты тогда равоплотился?

— Чтоб другие уверились точно, и ты был вне опасности, — ответил Юрий Михайлович просто.

А Мишка не знал, что и сказать, хотел было уже уходить, как отец дёрнул головой и сказал прямо:

— Это я втянул во все это Андрея. Виноват только я. Позвони ему, не дожидайся ещё одного трупа, сынок.

— А вот это уже решать только мне, — рявкнул Горшок и сделал шаг прочь… Холодный пот градом струился с плеч. Да… Шестой слой — не курорт… И пребывать вечность там, где все, почти да, нереальное — бррр… Слова отца все не шли из головы. Как бы Мишка не отмахивался, но все время возвращался к мысли об ещё одном трупе, пока, не выдержав, не проложил портал в Питер…

Сначала он зашёл к матери, потом к дочери… Последней он на глаза не показался, лишь молча понаблюдал, чувствуя, как ему плохеет… Затем он сгонял к пацанам на репточку, не удержался и оставил тем зловещее послание на стене: «Я слежу за вами!»

Финальным пунктом его тура по уголкам памяти был Князь. К нему Горшок заявися глубокой ночью и долго наблюдал за тем, как этот гад преспокойно дрыхнет.

Потом тот, очевидно, почуяв его присутствие, открыл глаза и отшатнулся, свалившись с кровати, словно увидел тень отца Гамлета.

— Т-ты мне снишься, — испуганно проговорил Андрей, щемясь к батарее. — Ты умер, Мих…

— Ага, — весело подтвердил Горшок, удивительно, но ему понравилось такое представление. — Но по твою предательскую душонку буду ещё долго являться, так что ты приготовься.

— Князь сдавенно крякнул:

— Где ты, Миша? Я не могу тебя найти на шестом слое! — в голосе его сквозило отчаяние, но Горшок запретил себе на него покупаться.

— А я не там, — спокойно ответил он, стараясь дышать ровно и не выдавать себя. — Я, Андрей, в каком-то подсумке Сумрака, который ты, демиург-задрот, придумал… Ну, я ж говорил, что хочу жить в наших историях, так и вышло… Может, воздаяние мне за ваше гнусное предательство!

Князь приоткрыл рот, явно не зная, что и сказать… А Горшок думал, не переборщил ли он с пафосом, как Андрей вдруг спросил:

— А тебе там не одиноко? Там же все… Ненастоящее, — тихо сказал он.

— Уж получше, чем на Шестом слое! — разозлился Миха, этот пришибленный Князь ему не нравился… Хотелось, чтоб он так не убивался, что ли, во. Но разве мог он подобное допустить? Тот ещё не достаточно пострадал. Тут он вспомнил слова про второго трупа. — И только попробуй в ближайшее время откинуться, — Горшок угрожающе поиграл бровями. — Мне пока такой сосед дрянной не нужен… Дай срок остыть.

Князь глядел на него молча, вид притом был его печален. Наконец, он решился спросить:

— Мих, а ты ещё ко мне придёшь?

Горшок хотел было сказать, что нет, но потом снова глянул на него и против воли выдал:

— Куда ж я денусь… Жди.

Княже просиял, аж весь просветлев лицом, свою же оттягивающую лицо лыбу, Миша спрятал, отвернувшись…

* * *

Позже он ещё не раз к нему нагрянет, якобы в виде сна. За это время Горшок объездит весь свет. Он даже с туземцами в одном племени полгода поживет и обзаведётся новыми татуировками… У Балу погостил, у Мыши, в одной подпольной американской панк-рок группе полгода отыграет…

Много чего с ним произойдёт, пока однажды чисто случайно не впишется тот в одну, ну очень непростую авантюру, которая возьмёт и выведет его к изменению знака инициации. Но то будет совсем другая история, что непременно закончится его эпичным возвращением в город на Неве…

Примечания:

Привет, ребятки, скучали по мне?

Миша раздосадованно пнул пустую консервную банку — надо же, в лес уже углубился, а люди и тут нагадили! Хотя… Он присмотрелся к банке — пиво, марка знакомая… Эх, вот бы и ему сейчас… Но нельзя. Он тут не развлечения ради коки морозит.

И в самом деле… Что он тут забыл? Какого лешего не видал? В прямом смысле… Для него вся хтонь сверхъестественная — совсем и не хрень, а реальность. Некоторая даже вон родней зовётся. Лёха, конечно, не леший, но близко. Угораздило брата магом-перевертышем родиться… Алёша теперь кабан — да, это про него. Бедный отец их, совсем не молодой.

Конечно, от Иного его уровня особой молодости и не ждешь. Даже если и пожил не так много, но отпечаток силы давит, аура к земле пригибает… Недаром Ночной дозор их Северной столицы возглавляет. А младшенький — вон как вышло. Перевёртыш. Тёмный. Не потому, что плохой, а потому что это крепко надо в благостном настроении таких инициировать, чтоб подгадать. Вот батька их не сумел.

Теперь ходит, зеленеет, когда кто из коллег пресветлых чего сказанёт. Хотя… С мелким у него отношения хорошие, несмотря на это махонькое недоразумение. Ведь Лешка — примерный сын, против шерсти не идёт, в Дневной дозор копыта не навостряет. Вообще в музыку увалил, подальше от игрищ этих Тёмных со Светлыми.

Мишка — другой разговор. Боль и разочарование батькино. И силой Иного, вот удача, природа не обделила, и знак инициации нужный… Но вот беда — не вышло из него нормального дозорного. Совсем. Прошёл Горшочек обучение честно, но дальше сбежал… и из Ночного, и из дома. Отец долго бесновался. Сперва вернуть всё пытался, затем занял выжидательную тактику, оставив его без финансов и приставив соглядатаев, чтоб наладить жизнь воздействиями на людей не пытался… Ха, будто бы Миша стал… Так с людьми обращаться!

Иные ж всё по себе мерят — а он вот людей уважает. Они настоящие. Да, живут не долго, зато горят ярко — прям как надо, бл*! А батя не понимает… Вот и вышло, что Мишка бомжевал какое-то время. Ну не совсем. Однокашники выручили.

С ними-то они и банду музыкальную намутили. Строгости ради, те людьми не были. Но притом отношение его к жизни разделяли. Отец потому ещё недоволен был, что оба Сашки — Тёмные. Причем Балу — вообще инкуб. Но это не мешало ему быть нормальным человеком. Да, Миха слова не попутал. Человеком. Не Иным… Он же прежде всего на это смотрел — кто что из себя представляет, как себя видит, а не какой знак инициации за плечами носит.

Так уж и вышло, что вся-вся группа у него Тёмных Иных подобралась. Ну много тех в музыке, да и панк-роке в частности обреталось, в отличие от Светлой братии. Порой, да, их становилось слишком много и присутствие удушало, но… Всё равно большую часть времени им было кайфово. И это самое главное, ё-моё!

Вообще, Мишка был неправильным Светлым — другой бы давно от переполнявшей его энергии от зрителей взорвался, как шарик, но он… Умудрялся преобразовывать и отдавать обратно в зал, может, потому на Конторовские (назвались в пику его отцу, Контора- это неофициальное название Питерского Ночного!) концерты и потянулся народ… Забивший в ТамТаме ручеёк превратился в бурную горную реку.

Такую, что и излишки девать оказалось некуда, его возможности для перекачки переполнились. А ведь это они даже дома культуры собирать не начали — так, большие клубы.

Отец, как и все Иные его уровня, прочувствовал момент, когда Миха переполнился. Прав на воздействие высокого уровня он, как гражданский, не имел. Потому-то батька и предложил неожиданный выход. Лесок в окрестностях одной деревеньки в Ленобласти — там аномалия какая-то была. Там что хочешь твори, а другие Иные не почуют. Такие завихрения там…

Горшочек же, хоть и воспринимал всё общение с отцом, как личное не то оскорбление, не то попытку снова его в лоно Ночного дозора вернуть, но… Тут артачиться не стал. Собрал рюкзак и поехал.

Ещё на станции удивился — какая махонькая деревенька это ваше… Голубково. И магазина с бухлом, поди ж, нет… Хотя на обратном пути можно попробовать разжиться у местных самогоном, что ещё лучше…

Проходя мимо одного из особенно крепких и всего узорчатого домика, Мишка невольно остановился. Он чувствовал… силу. Ведьма, тёмная. Не будь он первоуровневым балбесом — и не заметил бы. От остальных та хорошо схоронилась. Вон какие навырезала символы — обереги.

Горшок же предрассудков лишен был, в Баб Яжек, евших на ужин добрых молодцев — светлых Иных, не верил, потому тоже решил заглянуть на обратном пути — поинтересоваться. Каково рядом жить с такой аномальщиной… Ту-то он ещё на станции учухал — бил источник, а люди и не замечали… А может, и замечали. По мере того, как углублялся Миха дальше в лес и ближе к эпицентру — отходы человеческой жизнедеятельности исчезали полностью.

Хотя места грибные, да и ягоды разной — видимо-невидимо… Шёл же Горшенёв от деревни не так уж чтоб и долго. Ну точно чуяли, что дальше лучше не ходить.

Сам он предупреждениям в виде скребущего чувства не внял, хотя уже мог без опаски творить воздействия и первого, и высшего уровня, правда, последний был ему недоступен. Но всё равно — никто б из товарищей дозорных начальников не заметил. Но Миха шёл дальше — ибо любопытство, оно ж кошку сгубило, ё-моё, а уж он-то крупнее кошки!

Неожиданно свет дневной иссяк. Деревья стали крученые, страшные, видимо, совсем близко Горшочек подобрался… Как вдруг на него что-то бросилось. Какая-то жуткого вида тень, тут уж он жахнул со всей дури серым молебном… Но твари хоть бы хны. Ладно, хоть щит сработал. Только надолго ли.

Дурного вида тень бесновалась, скрежеща невидимыми зубами и когтями, пока Горшок судорожно соображал, что бы предпринять. Чем бы убить неведомую хренотонь. Рука сама собой сжала данный отцом амулет, что, по-хорошему, давно бы выкинуть следовало, да только… Рука чего-то не поднялась.

Совсем немного влить туда надо силы — и батя, проложив портал, примчится, но… Как же не хотелось расписываться в собственной несостоятельности! А ведь тот говорил заниматься лучше… Миха же не слушал — думал, не пригодится… Раз уж дорожку человека, музыканта, избрал. А тут на тебе — распишись, бл*дь! Помирать не хотелось ещё сильнее — они ж только раз в Москву выехали… Так не пойдёт, ё-моё!

И он почти послал сигнал бедствия, когда во тьме сверкнули два горящих ровным светом меча. С трудом Горшочек вспомнил, что это оружие Светлого Иного могут активировать особо умелые субъекты и с их помощью сокрушать врага… Ну или пытаться. А у этого позёра аж два!

Самое странное — на тень те действовали… Шипя, та отступала… Мишка присмотрелся… Из земли светился тьмой разлом… Щёлкнув пальцами, он деактивировал защиту. Почесал затылок, да и сварганил себе меч… А что? Он дурак, что ли? Нет — батя его учить пытался, он тогда в позу встал, но это не значит, что он его не слушал, да.

Схватив полный света и на удивление не обжигавший его самого клинок, он помог «позёру» загнать хренотень обратно в расщелину. Помощь оказалась кстати. Тварь извивалась и шипела, норовя своими щупальцами достать паренька… Да, даже в тусклых отсветах мечей видно было, что позёрчик-то не старше его самого.

Вдвоём они её зажали, а потом… Как выяснилось, Ведьмак припечатал расщелину каким-то знаком, очерченным своею же кровью на дрожащей земле… Кровь забурлила, а затем испарилась — разлом исчез, и вышло снова солнце.

Мишка же одурело уставился на бледного-бледного паренька, что ещё б немного и неловко завалился бы. Но Горшенёв сориентировался, подставив плечо. Клинки они, по счастью, деактивировали. В мозгу вихрем проносились множество мыслей. Он-то думал, что почти всё о мире Иных знает, а тут нате — зато реально от излишков избавился.

— Чё это было? — легонько встряхнул он полуобморочного ведьмака. Вообще, интересно выходит… Нет, Мишка слышал, что бывают не только ведьмы, но и ведьмаки, но… Ни разу, как говорится, не видел. А уж Светлого и подавно. Вот те и аномалия. Какие ещё чупакабры в лесу сием чудном водятся?

— Из другого мира зловещее создание, — странно, нараспев, ответил паренек, видно, не отошёл от схватки. — Тут же ткань миров тонкая — нет-нет, да и рвётся… Приходится латать.

Тут-то Миха, присмотревшись, и заметил, что на ауре паренька горит, что называется, отпечаток дозорного. Не то чтоб у них он какой-то в самом деле, типа, удостоверения имелся, просто навострился он служилых на раз-два выявлять.

«А ведь казался нормальным человеком!» — с тоской подумал Горшочек, когда тот, удивительно угадав, фыркнул:

— Будто я хотел в Дозоре служить! Бабушку мою, ведьму, меня воспитавшую, прижучили Светлые за превышение воздействий… Инквизицией пугали. Пришлось срочный договор о службе заключить… Но ничего, — он как-то блекло рассмеялся… — Свобода, как видишь, задалась! Только приехал домой из Москвы, отработав всё… Тут бабуль говорит, что-то лезет, мол, — пацан едва не вырубился на его плече.

А ведь не щуплый совсем, да… Хотя и Горшок не рыхлый, но всё-таки прислонил он аккуратно ведьмака подневольного к ближайшей сосёнке.

— Тебя зовут хоть как? — поинтересовался Миша, глядя в глаза, казавшиеся светло-прозрачными на бледном лице, явно отдавшем больше сил, чем планировалось. — Я Миха, — фамилию он намеренно умолчал. Раз дозорный — значит, батю его знает.

— Князь, — слабо отозвался тот, заставив его лающе рассмеяться. Ну да, ну да, пошел в лесок при деревеньке махонькой, а тут Князья под сосёнками валяются…

— А чё не Король сразу? — по-доброму хмыкнул Миша, но тут заметил, что собеседник-то совсем завалился. Тихонько вздохнул, порастряс знаниями, которые мозг некогда пометил, как ненужные, но совсем, по счастью, не удалил… Да и влил немного своей силы в паренька.

— Прозвище это, позывной мой, — чуть придя в себя, моргнул тот глазищами. — А так Андрей Князев, — протянул окровавленную ладонь с явно заговоренным образом затянувшимся огромным порезом.

— Тогда, Миха Горшок, — осторожно пожал руку Горшенёв. — Так как тебя столичные-то отпустили?

— Не крепостное право же… Отработал положенное, уговаривали — не поддался, свободен, значит, — тихо ответил Андрей. — А ты сам-то че тут забыл? Я тебя раньше в Голубково не видел, аль приехал к кому?

— Я… — Мишка почесал затылок, но юлить не стал: — Я за аномалией этой пришёл… Я музыкант, короче, там это панк-рок группа у меня. Порой энергии слишком много… Вот, избавиться хотел от излишков, а то, думал, взорвусь скоро…

— Ну, значит, удачно, с пользой избавился, — Князь слабо улыбнулся. — А че за группа-то? Может, я слышал?

— Не, ты ж, если в Москве был… Мы пока туда не добрались. Питер пока весь обыгрываем — клубы, ДК там… Контора мы, — с гордостью сказал Горшок.

— Ха, — оценил иронию названия Андрей. — Здорово… А я вот в Питере редкий гость… Родители у меня — люди. Бабушка, хотя она мне не бабушка, а крепко так пра-прабабушка… Обманом меня у них забрала. Я не в обиде, но порой… — он замолчал. — Короче, не прочь я на вашем концерте побывать — во! — сформулировал Князь мысль.

— Ну, это я тебе и щас могу устроить, — неожиданно обрадовался подставившимся ему ушам Миха. Он вообще любил попи*деть, вот так подвалить с какой-нить темой, да… Но тут ещё и спеть сам попросил… Только он начал, как Князь его перебил:

— Темнеет, может, в деревню пойдем? У бабушки моей заночуешь — она пирогами накормит — не боись, Светлость твою не тронет! А песни можно и по дороге…

— А я и не боюсь, ха! пусть попробует — подавится! Я ж Горшок, Горшка съесть — это надо печкой быть! — и Миха рассмеялся, странно даже, как легко ему отчего-то было в компании этого странного ведьмака. А казалось же наоборот — настороже надо быть, ещё помело достанет, огреет им да в воздух свинтит — ну, это он утрировал. Посмотрел бы он, как Княже на древко громоздится… Улыбнувшись своим мыслям, он помог тому подняться и медленно поволок сквозь лес.

Шли они из-за полудохлого после перенапряга Андрея долго. Но Мише этот путь показался таким коротким, что аж обидно. Он нисколько не устал. Напротив, энтузиазм бил из него ключом.

Голос его похвалили. Как и манеру, как и идею… Но за реализацию он неожиданно огреб ушат критики. Пока раздумывал, в какую канавку лучше бросить дурочка недальновидного Андрюшу, тот неожиданно придумал, как все ловко исправить… И так ладно это встало, что Горшочек аж заслушался… Так и шли — глотки драли, ветки порой ломали…

Как дошли — и сами не помнили, но их, продрогших, обессилевших и счастливых, бабушка Князя едва ли не помелом за стол отогреваться погнала. Наяривая пирожки с грибами, Миха отстраненно думал, что, кажется, надо отцу спасибо сказать за наводку с этим лесом чудным.

Примечания:

Так уж вышло, но клянчить обложки у меня входит в традицию... *делает глазки котика из Шрэка* Пожалуйста)))

Примечания:

На грани ора, бреда и фола)

Жизнь разносилась, как туфля… Бл*! Если бы только, как она… И петля ведь не поможет — Миша был уверен, что он и в ней прекрасно оживёт — вскинется, если свежей кровушки рядом капнуть… Или стоит живому, по-настоящему живому рядом пройти. Не как ему, трупу живому — только вот, увы, не самому распространенному примеру оксюморона из учебника Великого и Могучего. А в самом что ни на есть прямом, с*ка, смысле.

Ведь Миха Горшенёв — вампир… Вечный. Спасибо батьке. Удружил, бл*дь. А ведь родился нормальным человеком… В самом что ни на есть хорошем смысле. Правда, родные так не считали. Парочка Иных… Светлых. Отец вообще — глава Дозора. А детки вот… Как то часто бывает — люди.

Тут уж на многое пойдешь… И плевать, что способы обращения сплошь и рядом — Тёмные. Лёха, вон, принял укус оборотня со всеми разрешительными бумажками от Инквизиции ещё в двадцать лет — и ладно. Хороший сын — не стал артачиться, когда мама с папой ему устраивали, может, не Светлое, но будущее.

Мишка же отказался. Он человеком быть хотел. Говорил, неизбывно выеживаясь, что коли человеком родился — им и помрёт… Но кривил душой, пока та у него ещё была. Потому что иначе не сработал бы батин метод судного дня…

Передознулся он тогда, в 2003, знатно. Сработал, как всегда, сигнальный амулет — отец примчался, но откачать даже Высший Светлый Иной не сумел… Вот и перенёс его полудохлую тушку к тому, кто поблизости оказался и в должниках ходил… Вязеслав — древний вампир-инквизитор — не стал тянуть, да и обратил его.

Но ежели б Миха в самом дела жаждал помереть человеком… Это бы и случилось. Но он переродился. Вампиром. Уж, право, лучше бы давно ещё на оборотня согласился… С клыками и жаждой, но живой и без пустоты внутри. Но прошлого не вернуть. Горела в душе идея их с Андрюхой мира, держала… И удержала-таки. Вопрос один — зачем, если потом всё так скверно обернулось.

Новое небытие Михе не понравилось. Совсем. Жратва потеряла своей вкус, часть красок из мира исчезла, алкоголь ему теперь вообще противопоказан был… Как и хмурый — то-то батька радовался. А то он его морализировал, морализировал, воздействия не щадя — а ему всё равно, как там тролли пели… Что совой о пень, что пнём о сову — кишки в сторону летят, йо-хо-хо-хо — вот так, да. Ведь морализировать можно только в меру представлений самого подопытного крола о том, что такое хорошо и что такое плохо…

Ну а что он мог супротив святой уверенности Михи, что это неплохо… Творческая личность — расслабиться, ё-моё, надо. Ха-ха… Дорасслаблялся! Теперь вот зато вечно хотелось крови алой — только она цвет и значимость имела… Голод, голод… Не тот, что раньше, когда из дома в никуда уходил. Более страшный — сосущая изнутри пустота обрушивалась. И ничто не в силах было заполнить, кроме — да, крови, крови… Он пробовал обходиться без неё — казалось, что всё вокруг цвета крови.

Потому, проклиная себя, пил — кровь невинных зверюшек, донорскую, которая каким-то бедолагам в больничках не досталась… Пил и ненавидел себя.

В группе его не понимали. Потому что все-все парни — люди. Да, в рок-н-ролле концентрация Тёмных Иных запредельная, но не в его случае. Увы. Совсем-совсем ни с кем поделиться было нельзя. Даже с Андро… Он человек и, что самое жуткое, значит, как и все участвовал в вампирской лотерее и однажды мог на вполне законных основаниях оказаться обедом Мишки… Или ещё какого клыкастого ублюдка. И самое скотское — это магическая подпись его отца на всех этих лицензиях на убой.

Порой его тошнило от этих мыслей — жалко, что кровью… Та и так ценный продукт, который он старался не отнимать больше необходимого… И у него даже что-то получалось.

Только вот жизнь такая всё равно сводила с ума. Одиночество заставляло страдать душу, которой у него, вроде как, больше не было, и мёртвое сердце… Или гон всё это? Почему тогда так больно необычайно?

Миша не знал. Полна страданий жизнь его, но выбор сделанный судьбой перешагнуть не в силах я — борьба с самим собой… Андрюха — тролль. Настоящий. Ещё и некстати обложка его клыкастого на акустическом вспомнилась — чёрт Купчинский! Как знал ведь… И ведь Исповедь вампира написал так вовремя, бл*дь! Может, потому Горшок и не выдержал, сорвался на нём…

Потом долго себя убеждал, что пытался дистанцироваться ради его же блага. Не хотел его свет гасить своей тьмой. Опасности подвергать. Тогда-то и начал требовать отдельный номер, ибо чувствовал, как тот дышит, как сладкая манящая кровь бежит по тонким венам… Спал себе Княже спокойно и не знал, что он сейчас над ним с клыками, выброшенными из челюсти, стоит, слюной капает… Жутко Мише было, но ничего поделать не мог — вкусным, очень вкусным кабанчиком казался располневший Княже! Потому и начал он отдаляться — хоть и больно было, но всё лучше, чем сожрать друга своего ненароком.

Но совсем отказаться не мог. Высказал мысли — мол-де, пиши текстики и не лезь… Андрей психанул и своё право отстоял. Побыв же немного без него, Горшок на стену был готов вскарабкаться — наркотиком тот для него стал, похлеще кровушки… Потому и помирились, как могли. Хотя Миха и старался чуточку дистанцироваться ради его же блага.

Но и на старуху находить проруха… Как-то умудрился тиранозавр этот в поезде стекло еб*нуть. Кровищи — море. А Мишка, что туда со всех ног примчался, замер, одурманенный… Та лилась ручеечком — манящая, ароматная… А ведь не сдержался — тяпнул за шею и без того теряющего жизненные соки друже.

Ладно, Балу с Ренником примчались — насилу вдвоём оттащили, по клыкам выброшенным надавали. Оказалось, дозорные оба. И, как ни странно, понимаешь ли: Балу из Дневного — инкуб, следил за сынком главы Ночного дозора Северной столицы, а Ренник — батин сотрудник, Светлый маг-перевёртыш… Короче, Лось реально оказался Лосём!

Андрей, по счастью, выжил. Крепкий оказался. А уж чтоб рука нормально зажила и тот смог нормально писать-играть, лично батя Горшка проследил… Сам же Мишка, окруженный своими, оказавшимися служилыми Иными, а вовсе не друзьями и сотоварищами, обтекал на Байкале.

Случай этот перевернул всё внутри него. Но отказаться от Князя он всё же не смог… Зато выпер постепенно взашей и Балу-предателя, и Сашку-Ренегата… А ведь, как чухали, назвали. Светлый… Ха! Хотя отец у него тоже… Светлость совсем не гарантия, что хоть немного человечности Иной сохранил.

Так и жил. Потихоньку. Зная теперь, что Дозоры могут вмешиваться в его жизнь. Не повезло Дагона сыном оказаться, как говориться. Сам он, может, и пешка, но через него можно уязвить ферзя… Или ладью. Тут как поглядеть.

Андрею в глаза первое время смотреть было невозможно. Потом привык… К Балу и Реннику постепенно питать неприязнь и обиду перестал. Всё же, если б они себя не раскрыли, пздц пришёл бы не только Князю… Миша бы сам нашёл способ себя отсеромолебленить. Отпеть короче, чтоб гарантировано сдохнуть.

А так хоть… Но то ли Князь с того времени чего затаил… Хотя запомнить не мог — память ему крепко почистили… То ли ещё что, но отношения, увы, стали постепенно портиться. Тот отдалялся.

Пока совсем, бл*дь, не ушёл. Вот и сидел сейчас Горшок один со своим Тоддом, думал — оно, вообще, ему надо… Рядом за ним следил батин служащий — Ренник… А ему уже всё равно — на гитаре тот играл хорошо, пусть будет. Раз Андрей ушёл.

После того, как Князь свалил, мир окончательно стал серым. Последние вкусы и запахи испарились. Одна лишь кровь на завтрак, обед и ужин кое-как помогала тащить ноги по земле.

Миха играл Тодда, чтобы забыть, в какое дерьмо превратилась, его собственная жизнь без надежды на просвет. Играл бы и дальше… Кого-нибудь ещё. Только вот на дачу пришли люди. Точнее, не люди… Иные — и явно не от его отца.

Судя по намерениям — убивать пришли. Решили, видать, батьке его показать… Что-то. Может, даже развоплотить таким образом Светлого, что не уследил… Но самому Мише они услугу оказывали. Не жизнь у него давно — существование. Потому и улыбался, только вот в последний миг…

Кто-то, какой-то дурак, шарахнул молнией по зловещей троице. Горшок почти с грустью смотрел на тлеющие тела, после чего медленно обратился к вощедшему:

— Ну и заче… — он подавился узнаванием. В дверях стоял запыхавшийся Князь. И он был ослепительно чёрен.

* * *

Много лет назад

Андрейка был ребёнком любопытным. Правда, он где-то слышал, что любопытство кошку сгубило, но на себя это не примерял. Гонял он этих хвостатых по двору, чтоб было чем себя занять.

Но вот однажды так увлёкся своим занятием, что с разбегу вписался в какого-то нерасторопного дядьку. Нет бы просто извиниться — отойти, догоняя пушистую, но Андрей с любопытством впился взглядом в мужичка.

Внешность тот имел совершенно непримечательную, возраст неопределенный, подтянутый, по-военному стриженный… Но вот костюм — не просто добротный, а такой, каких Княже ещё не наблюдал. Импортный, видать, но не кричащих цветов, как любили прихвастнуть новые русские, а черный… Будто его владелец особо привлекать внимание к своей персоне скромной не любил.

Но больше всего выделялись на его лице глаза — льдистые, серые, в которых впечатлительному мелкому на миг почудились вертикальные зрачки… А за спиной у незнакомца на миг очертились тенью силуэты драконьих перепончатых крыльев.

Андрейка отшатнулся было, но цепкая ладонь, показавшаяся когтистой лапой, уже утянула его за собой… в приоткрытый проход в иную суть. Он и раньше наблюдал порой то, что другие взрослые и не замечали, но стоило ему заговорить об этом — всё списывали на его богатую фантазию и впечатлительность. А теперь… Та дверка, что он наблюдал давно, раззявила свою прожорливую пасть… Неудивительно, что Княже испугался, но, как оглядываясь назад, он понимал, это и определило его знак инициации. Он испугался демонического мужика и Сумрака.

В результате стал на него же и работать… И сам тоже со временем и прогрессированием в уровне стал тем ещё демоном. Не нагом перепончатым, как инициировавший его Завулон, а диким вепрем с клыками и рогами!

Вообще, весь тот день был одним неудачным стечением обстоятельств. Во-первых, Всетемнейший, что лично инспектировал местный Дозор, во-вторых, забыл же тот чего-то в Купчино… в тот день, час и минуты, когда Княже гонял кошек. Спросить, что именно тот там забыл — духу не хватало до сих пор.

Но факт остаётся фактом, его заприметили, а сложно не — Андрейка ведь в него с разбегу врезался… Не испепелили на месте, не заставили думать, что он дельфинчик какой-нибудь — и ладно. Зато решивший брать от визита в Питер всё Завулон и его прихватил… Не в прямом смысле, а рискнул и обратил, догадавшись, что мальчонка-то испытывает сейчас далеко не светлые чувства… Так и получилось, что мало того, что обратили его совсем в п*здючем возрасте, опасаясь, что Светлые подсуетятся, так ещё и Завулон «лично отслеживал успехи».

Потому Князев и бунтовал. Мало ему было школы — ещё в Дозоре дрючили… Но у последних не забалуешь особо: покусают или того хуже, проклянут… Не оберешься. А в школе что? Двойки?! Да плевать на них… Вот и изнывал Андрейка.

А отставать от него никто и не планировал. Ни тебе курс молодого бойца и всё… Нет, те довольно, потирая руки, готовили с п*здючества бойца себе, благо потенциал был неплох. Завулона сумеречный облик без инициации разглядел — надо же!

Ещё и зверели, что непутевый такой экземпляр попался… Упрямый, да систему хоть и признающий со скрипом зубов, но… Нюансы, как говорится, были. Потому и прошиб Княже холодный пот, когда в 16 годков его и вызвал к себе на ковер сам Завулон, что снова притащился в дождливую столицу за каким-то неопознанным фигом… Возможно даже, за ним.

Когда в оккупированном москвичом кабинете шефа Андрей сходу наткнулся взглядом на стопочку его исписанных тетрадей, которые, вообще-то, покоились в его комнате — некоторые вообще в тайнике под защитой… Ему стало ещё жутчее. Но унывать Князевский организм не привык. Может, потому и бесил он некоторых своих претемных коллег. Больно оптимистичный живчик — засланец светлых сил — так его порой и называли.

— Знаешь что, Андрей… — Претёмный открыл одну из тетрадей и с видимым смаком впился взглядом в содержимое. — Пожалуй, нашлось применение твоим нестандартным способностям… Опер из тебя бы, скорее всего, так себе получился, а вот проповедник от сил Тьмы…

Князь мысленно проклял всё, но деваться было некуда… Да и заинтриговало его такое название… Ну какой из него свя… темщенник, а?! Так он и оказался студентом реставрационки. Где и познакомился с Михой Горшком, чья единственная ценность для Завулона состояла в его близкородственных связях с главой Светлых Питера. Но официально его задание звучало совсем иначе. Взобраться на гребень рок-н-ролльной волны, провести протемнительную работу в умах молодежи своими текстиками, обеспечить, так сказать, идеологическую работу…

Приятным бонусом для хорошо изучившего линии вероятности Завулона было то, что поможет ему в том сын главы местного Ночного. Но вот только если для Претемного тот был лишь орудием, то для Князя очень скоро стал солнцем. Ну да, какие времена — такое и светило.

А потом оно померкло. Мишку обратил… И кто — Юрий Михайлович, чтоб спасти. Не смог смириться, дать уйти человеком. И вот к пряткам от Ренника, Балу и редким, но очень нервительным от бати Горшка при помощи Амулета Завулона — прибавился ещё и сам Миха. А как иначе? Он ведь категоричный товарищ… Ему не растолкуешь, что рядом обретался он не ради шпионажа за ним — дался он больно силам Тьмы, а для начинки идеологией пирожка. правда, тут момент тоже спорный…

Вроде бы, Князь товарищ Тёмный и тексты у него тоже… не прям Светлые, но эффект и в другую сторону работал. Больше всего его Инквизиторы слушали, может, потому лавочку Завулон и не прикрывал, посмеивался… Шутом своим называл. Князь первое время и не думал, что тот умеет.

Но потом вот жизнь как-то крепко переменилась. Во-первых, обострились в Москве игры Дозорные, и тут-то и вспомнили про Мишку его… Требовать стали отчетов о передвижениях и возможности обращения к делу Тьмы вампира новорожденного. Делать это Князь никак не хотел, но и не делать… Не мог.

Во-вторых, в поезде его угораздило упиться и, вложив немало так силы Иного, расквасить окно… Красовался перед каким-то хлыщом неверующим в панк-рок. Дурак… Ещё больший дурак, что кровь остановить не успел до прихода Мишки.

Отчего в тот момент он был готов скорее помереть от потери крови, чем раскрыться перед Горшочком… Увидеть разочарование в его глазах. А потом этот гад взял и цапнул его! Князь слишком ополоумел от такого поворота событий — ешьте меня, вот он я… Ха-ха! Но не успел он и пальцем шевельнуть, как налетели тени, в которых различил Ренника и Балу. А значит, шоу продолжалось… И он для всех в нём далеко не главный герой! И хорошо, что не. А то ещё тяжелее бы было.

После этого все и начало катиться. Медленно, но верно в бездну. Андрей юлил с отчетами, бился как мог. Горшок тоже стал от него отдаляться… По своими причинам. Ложь обоюдоострая встала меж ними. И спокойно спать ночами становилось всё сложнее.

В конце концов Князь не выдержал и поддал жара в огонь. Сам. Потому что больше не мог шпионить… А так можно было пулять отписки — глядите, как у нас всё хреново, что вы хотите?

А когда Миха решил ставить Тодда, попросту свалил, заявив Завулону, что теперь Горшок — проповедник, дело сделано. Странно, но за такую наглость его не испепелили. Даже позволили жить дальше, продвигать свою группу… Его как не цензурили, так и сейчас не пытались.

Всё было бы почти удачно, если бы не тающий вид Горшка… Будто он был Светлым, что вот-вот развоплотится, но этого быть не могло. Мишка — вечный вампир… И всё равно — в грудь будто б осиновый кол вбивали. Лучше б вырубил все осины — право, да.

В какой-то момент... Князь почти проморгал тот… Тёмным Миха оказался без надобности. Тодд поставлен, а в его смерти проку в разрушении Тёмных было больше. Куда как больше, чем в жизни.

Он не был пророком в полном смысле того слова… Но порой изрекал те. И сейчас вот помчался на дачу, думая о том, чтобы только успеть… Успел. Но! Теперь столкнулся с полными изумления и обманутости тёмными глазищами… Нервно сглотнул.

Хотел произнести какую-то чушь про то, что может всё объяснить, но… Ничего он не мог. Просто не мог. Да и на хвосте были все Тёмные и, возможно, Светлые города, а быть вдвоём против всех… Княже был реалистом.

Поэтому не дожидаясь, пока Горшок взорвётся — вон уже как свою варежку широко распахнул, демонстрируя клычки, взял и обратил его… в летучую мышь. Было такое в арсенале у него.

Каждый вампир мог обращаться в сие милое животное. Только вот для этого нужна была сноровка и опыт — не знал Андрей, наверняка, умел ли сие Миша… Но заклятие сработало. И даже оправдался его расчет, что жалевший и не кушавший людей Горшочек оказался совсем махонькой, дохленькой мышкой… А не жирным бэтменом размером с Лося.

Потому он почти без труда, используя сумеречное скольжение, поймал почти птичку, мужественно засунул себе за пазуху. «Мышка» ожидаемо трепыхалась, царапалась когтями и пару раз укусила его… Но крови не пила, что странно.

Потом Михе, а теперь Мыхе то ли это надоело, то ли обессилел, то ли же сработало угроза, что он, конечно, не Оззи Осборн, но повторить совсем не фокус готов. И трепыхание прекратилось, сменившись мерным сопением.

Явившегося домой с добычей Князя колотило. Жена-ведьма всплеснула руками, молча сунула ему водки с марлей, а потом они на страх и риск выпустили мышку в квартиру… Только вот Горшок, покружив, обращаться назад не спешил.

Нахмурившись, Князь решил помочь… Но ничего не произошло. Высунув язык, взялась помогать Агата — тщетно. Мышь всё нарезала круги, кошмаря их собаку и кошку, явно не понимающих, что за жопокрыл нервный на их головы свалился.

Тогда Андрей, склонив повинно голову, глядя в тёмные глазки-бусины, пообещал вернуть всё, как было… Но это он тогда поторопился. Потому что события затем приняли интересный оборот. Во-первых, первыми на дачу всё же добрались Светлые — провели зачистку и выставили всё так, словно Мишка реально погиб… Под скрежет зубов Тёмных Юрий Михайлович даже устроил гибель своей человеческой личности, но сам он был в порядке, что явно не устраивало Завулона. А поделать тот ничего не мог.

Во-вторых, Князь и Агата с ног сбились искать способ расколдовывания своего волшебного Горшочка, а его всё не было. Тот зверел не по дням, а по часам — мстил, по счастью, мелко… Ну там, порой остервенело кусал — за палец, шею или уши — Андрея, но кровь не пил, что странно… Он, вообще-то, довольствовался сверхмалыми дозами, что без проблем доставал ему Князь. Блюдечка на день хватало…

Летал по квартире кругами, рвал обои, порой портил рисунки, но не все, а только избранные, видно, чем-то неугодившие… Кидал сахар в суп и соль в кофе… Нашёл общий язык с хвостатыми и порой сподвигал их на бунт и анархию в их квартире. У Князя дёргался глаз, когда он видел, во что превратились его очередные, изодранные животинами митенки. Но он терпел — понимал, что виноват.

Миху пытался, как мог, умилостивить — тщетно. Сдать его отцу в коробочке, перевязанной бантиком, Андрей тоже не мог. Во-первых, он отчего-то был уверен, что Юрий Михайлович в курсе и теперь посмеивается, а, во-вторых, страшно было!

Ну и, в-третьих, сколько раз форточку и балкон открывал крича, что Миха свободен — не улетал, чёрт перепончатый!

И вот однажды дело раскрылось. Агата, устав от всего, обратилась к немагическим способам… Камеры в квартире поставила. И сейчас показала ему увлекательнейшее кино. Где в пустой квартире Миха вполне себе нормально превращался в человека и валял дурака — в приставку резался, играл на гитаре, даже в инете что-то строчил, стирая потом историю посещения.

— Ах ты, гад! — взревел Князь, топая ногами к обманщику. Тот же, явно всё осознав по его голосу, уже вполне в человечьем обличье на кресле развалился. — Какого лешего, а, Мих?

— А это тебя спросить надо, — обиженно протянул тот. — И вообще, Андро, отстань, а? Видал я, что так всем лучше… На отца влиять Темные больше через меня не могут, свои за сына-кровососа не чихвостят, Балу вон книжку пишет в своей Америке, а Ренник, наконец, вольную от бати получил. Да и ты тоже не страдаешь — вон, доносы начальству обо мне не строчишь. Крови тоже потребляю теперь мизер — красота! — и он рвано вздохнул, нервно дергая плечами.

— Мих, но ведь тебе, тебе плохо… — Князь не знал, куда деться. Телепортнутся при желании он мог. Но права не имел.

— Мне за*бись, Андрей! — оскалился тот. Потом помолчал немного. — Ты погоди… Я, может, отойду попозже… Сам решу, че делать, а пока тебя покурощаю, — он почти извиняющееся, клыкасто улыбнулся, затем быстро-быстро обратился назад в летучую мышь и гордо пролетел мимо обомлевшего Князя в мрачный замок свой. Сей моднявый домик в готик-стиле ему купили давно, но раньше Горшок его игнорировал. А сейчас вот прошествовал.

— Не надо, — Агата остановила двинувшегося было к нему Андрея. — Подожди, отойдёт.

— Но он же… — Князев мрачно закусил губу. — Всё думает, что всем мешает, бл*дь! Никак не свыкнется, что теперь вампир! И что делать не знает!

— Был бы так уверен, давно бы от нас свалил, — звенящим шепотом заявляет жена. — Наберись терпения. Созреет ещё.

— Он же не Ягода… — ворчал Князь, но больше к активным действиям не порывался. В самом деле, надо было дать Мишке время. Может, до чего и дозреет. А пока на край света, например, Китай или на ту сторону Сумрака не рвался — и на том спасибо.

Примечания:

По-хорошему — это надо было оформить отдельным фичком, но к чему множить сущностей без необходимости. Пущай тут полежит.

Это дикий бред и ор, просьба не убивать за зоопарк.

Дину Винчестеру не привыкать было охотиться в одного. Сэмми усвистал в свой Стэнфорд, отец выслеживал кого-то крупного, оставив ему детку и пожелание быть паинькой. В батиной системе координат это означало — порубить как можно больше вампиров и оборотней в тыквенный пирог, упокоить побольше призраков и при этом самому остаться бодрым и здоровым потребителем дешевых, но вкусных углеводов и пива.

На последней охоте он превзошёл сам себя. Выследил и завалил здоровенного такого вервольфа. После такого дельца было бы неплохо и оттянуться как следует, потому и зашёл в первый попавшийся бар в этом городишке, который снова мог спать спокойно. Ещё на подходах к заведению Винчестер уловил какие-то странные звуки. Нет, полупрофессиональные группки часто в таких местах выступали, но сегодня что-то его насторожило.

Привычно мазнув липовым удостоверением, просочился без билета в душноватый зал. И там уставился на странную картину… Реденькая толпа пьяно передвигалась по залу, пытаясь скакать. Особенно выделялись группки, что пытались подпевать на, видимо, дурном русском. Потомки эмигрантов, пхд. А группка, что зажигала на сцене, бодренько вопя, вроде как, сто процентов с мозер раши и была.

Дин хмыкнул и пошёл к стойке. Не, он, конечно, не человек широких взглядов в музыке… В основном старую школу уважал, но на безрыбье и ради фана сойдут ребятки. Когда он ещё такую диковинку посмотрит, да?

Принял на грудь напиток дня — стопарик водки (кто бы сомневался) и вообще вопли полумелодичные хорошо пошли. Потом ещё… И ещё… По мере увеличения количества выпитого стало казаться ему, что у особо рьяного вокалиста что-то там в клыках нехорошее проскальзывает.

Не поверил — поближе перетёк. Мужичок в зачетном кожаном плаще хорошо так заводил толпу, но при этом да — клыки вампирские Винчестеру пару раз померещились… Вот и образовалось дельце после выступления — проверить, не часть ли образа это, накладная… А если нет, то того — на ловца, значится, и зверь бежит, как эти русские говорят.

Между тем второй вокалист что-то недобро на него коситься стал, поэтому Дин отступил подальше в толпу. Что он чует, что ли?! Нет, точно проверить надо… По одиночке всю группу! Мало ли там, у этих русских, какие вурдалаки водятся.

Затесался Винчестер к эмигрантам, поскакал с ними, почти не притворяясь, да и спросил, про что хоть песни поют… Не понравился ему ответ, что про нечисть всякую. Вышел загодя к черному входу, детку подогнал да стал ждать.

Забрал вскоре группу микроавтобус да в мотель выгрузил. В тот же, в котором и сам Дин остановился. Вот уж точно — интересно судьба сводит. А ещё больше он удивился, когда к нему на улице ошивавшемуся да вид усердно делавшему, что на луну полную любуется, подвалил тот самый лохматый клыкастый вокалист да на ломанном английском закурить попросил.

«Не видел ещё вампиров-курильщиков!» — подумал Винчестер, который такой дурной привычки не имел, зато имел другую и протянул мужику своё пиво. Тот не побрезговал, жадно впился, а Дин имел возможность рассмотреть, что никакой это не вурдалак… Скорее наоборот, зубы здесь пострадали не иначе как пиво и открывая. Оттого и создавалась такая иллюзия.

— Нормально спели, — в качестве компенсации поднял палец вверх и хотел было свалить охотник, но не тут-то было… Вокалист его сгрёб в охапку и потащил к ним в мотель, что-то активно жестикулируя и повторяя на русском.

Так как этот русский оказался тем ещё медведем сильным, да и был Винчестер в кондиции такой, то позволил он себя уволочь. Уже в номере с ним заобщались на почти понятном инглише блондин крашеный, лосяроподобный очкарик да типчик, про которого ничего особенного сказать было нельзя.

Короче, эти трое на перебой ему переводили, что там ему товарищи вокалисты втереть пытались. Точнее, в основном распылялся тот, которого он за вампира принял, беззубый. Все вызнавал, как у них в Америке тут к Анархии относится, что-то ещё, потом демагогию про геев и президентов США разводил, спрашивал, что он в стране своей больше всего любит…

А охотник, которому все подливали, подливали... Даже что-то отвечал про свободу, пироги, дорогу давнюю и рок добротный. Дошло до того, что акустика как-то незаметно и до Дина дошла… И он что-то даже сымпровизировал, сыграл им, тихонько напевая… А самому взгрустнулось дико, ведь думал он, что, если бы не семейное дело, то также бы колесил в маленьком автобусе из города в город да давал концерты в барах… Был бы рок-звездой. Нет, его и так девочки любили, но…

Тут вместо монстряков струны и ревущий слушатель — приятнее-то что, сами подумайте. Петь охотник любил, мелодии тоже в душе придумывал, как и текста, от которых Сэм едва не ревел от смеха. Как же там братишка, которому хватило духу выбрать себя, не отца и их общее дело? Дин скрипнул зубами, выбираясь на воздух.

Остальные в мотеле давно потеряли способность передвигаться, но ему одобрительно за песни посвистели да по плечам похлопали. Только вот на свежем воздухе чутка прояснился разум: не хватало там второго вокалиста… Того, что потише был. Да и того длинного очкарика-гитариста.

Внезапно услыхал он странный звук в тиши ночной. Тонкий-тонкий стук… Обернулся — чуть глаза из орбит не полезли: вышагивал по дорожке… Лось, а с ним и кабан. Двигались те шатко, будто вот-вот завалятся… Наконец, добрались оба до фонтанчика. Лось кое-как переступил через борта и погрузился в воду, а вот у вепря с пролезанием в фонтан проблемы возникли. Тот обиженно хрюкнул, но товарищ его странный, видимо, связь с реальностью потерял, блаженно слюни пускал, положив рогатую морду на бортик.

Помощь подоспела внезапно. Поджарый сутулый чёрный пёс да кошара с бандитской рожей того, как сумели, подтолкнули… Кабан растёкся по воде совершенно счастливый… Псина со звонким гавком запрыгнула внутрь, окатив всех брызгами, ну а кошара остался бродить по борту.

Сдавалось Дину, что где-то он эту компанию уже видел. Причем совсем недавно. Посмотрел на фонтан, превратившийся в бассейн, затем на ярко светившую луну… Матюгнулся. Нет — это точно были не оборотни… Мозг отказывался воспринимать этот сюр, и он пошёл спать.

На утро Винчестер очень сильно надеялся, что ему всё это приснилось, только вот разбудил его далеко не будильник, а настойчивый стук в дверь. За которой обнаружился пухлощекий и до отвратительного бодрый вокалист с целыми зубами. Странно — пили-то наравне, что они, эти русские, железные, что ли?!

— Подарок! — с жутким акцентом провозгласил тот и, широко улыбнувшись, протянул ему набросок… Нет, всё же у Дина назвать тот таковым язык не поднялся. Да, ручкой в тетради намалевали, но… Тот все черты его уловил, изобразив стоящим у багажника детки у уходящей вдаль дороги в кожаной куртке, из-под которой у него торчало ружьё.

Не успел Винчестер что-то из себя выдавить, как тот, махнув рукой, уже умчал к отходящему автобусу… С тех пор Дин зарёкся пить с русскими, потому что привидевшееся вчера было верхом абсурда, а рисунок вот отчего-то сохранил.

Правда, забросив в подложку собственной записной книжки, и думать забыл, пока много лет спустя Ровена, проходя мимо, не поинтересовалась, чем это у него там фонит… Пришлось выпотрошить книжку. Оттуда и выпал сложенный вчетверо пожелтевший лист. Ведьма рассмеялась самодовольно, ткнула пальцем и заявила:

— Колдуна работа… Кто-то тебя, бестолкового, пожалел, вплел в рисунок пару чар охранных — до сих пор работают, он их самоподпитывающимися сделал, вы ж вечно с ходячими батарейками ошиваетесь.

— Очешуеть… — в голове вновь с пугающей ясностью возник тот треклятый фонтан и пьяные вдрызг звери. — А чё, ваша братия может в животных обращаться?

— Мы, настоящие Иные, не эти искажения, Евой порождённые, всё умеем, — сверкнула очами Ровена. — Не всё ты ещё, Дин Винчестер, знаешь.

Примечания:

Сказочнице Натазя, раздраконила меня... На этот опус)

Сейчас

— Михаилу бы понравился сериал, — с непрошибаемой уверенностью заявляет Князь очередной акуле пера, затыкая тем самым рвущийся наружу град обвинений. Действительно, как можно спорить со свято уверенным в своей правоте человеком? К тому же таким упрямцем, да ещё и… Давно не человеком.

Только вот об этом, да и о том, откуда в нём эта незыблемая уверенность, большинству знать не дано. Достаточно и того, что все эти вопросы в самом деле ковыряют незаживающий гнойник, который не вылечить никакой авиценной.

Потому что ни разу ещё Андрей Князев, которого некоторые считали за такие высказывания сумасшедшим, не покривил душой. Да — общаются… Ничего не закончилось. Правда, первое время назвать это общением было сложно, хоть и почти каждый день были рядом… И жизнь походила на кошмар.

Только вот его мрачное пророчество не сбылось. С годами всё же стало лучше. Но ненамного.

Рвано вдыхая морозный воздух и придерживаясь ладонью за шершавую стену очередной радиостудии, Князь вспоминал, как дошёл до жизни такой.

* * *

Тогда

Впервые его мир раскололся в Голубково. Погостил у бабули, называется. Нет, Князев знал и раньше, что место то необыкновенное, но чтоб настолько… Знал бы — никогда Мишку за собой не потащил. Но все мы крепки лишь задним умом.

Позже, сидя в кабинете у главы Ночного Дозора, а по совместительству и бати Горшка, Андрей чувствовал, как нити реальности в очередной раз ускользают у него из пальцев.

Спросите, что это за частное охранное предприятие такое? А вот, бл*дь… Мир оказался полон чудес. Только вот сказка больно жуткой оказалась, а рыцари света безобразны и порочны. Но об этом потом… По порядку же идти надо, да?

Повёл Горшка в лес, но не на прокорм тварям лесным, разумеется. Показать хотел. Больно место там было… Силы, как шутил до того, как вошёл туда сам Мишка. А как ощутил — так замолчал сразу, рот приоткрыв.

— Это ведь аномалия сумерочная! — возбуждено крикнул он.

— Какая-какая? — приподнял бровь Князь.

Мишка выглядел так, словно собирался с силами перед прыжком в бездну. Совершенно непохожее на него смятение.

— Эй, — легонько потряс его за плечо Андрей, тревожась.

— Скажи, — треснуто проскрежетал Горшенёв. — Тебя бы проклятие бесконечных лет не напугало? Сила? А вместе с ней и бездна желающих использовать тебя и твой редкий талант?

— О чём ты? — Андрей по-настоящему испугался, прикладывая ладонь к его лбу — нет, холодный совсем… Так чего бредит?

Мишка тяжко вздохнул, перехватил его ладонь и снова серьёзно спросил, глядя в глаза сурово:

— Что, если вампиры, оборотни, ведьмы и колдуны — все реальны? Только вот далеки от твоих фантазий?

— Мишка, ты чего, грибов без меня попробовал? — схватился за голову Князь. — Нельзя было! Тут часть такие токсичные — можно до апостола Андрея допробоваться! — отчаянно засверкал он глазами. — Пошли — надо скорую вызвать тебе! А пока… — потянул свои лапы к нему с явным намерением вызвать рвоту.

Горшок чертыхнулся:

— Ты не понимаешь, Андро… Что ж, сейчас поймешь! Может, мне и раньше стоило, но… Мне никто роскоши остаться человеком не предоставил, а ты… Ты ведь меня не бросишь? — лицо его приобрело детское, просящее выражение.

— Нет, конечно! — Князь, изловчившись, перехватил его за шею, пытаясь теперь разжать челюсть… — Щас только отраву с тебя выведем! И обязательно — куда хочешь пойдем!

— Тогда идём в Сумрак! — рявкнул Горшок и утащил его… Прямо в их изогнутую тень… Мир изменился в первый раз.

Так Андрей Князев прошёл инициацию. Но и не только… После Мишка долго, взахлёб, рассказывал ему о мире Иных, о Тёмных и Светлых — разделении этом глупом, о грызне многовековой… О скрытии от людей — вместо помощи.

После того, как Княже узрел изнанку бытия, то попритих и попыток устроить Мишане детоксикацию не предпринимал. Смирно лежал на полянке с земляникой и слушал, не перебивая.

Оказалось, Горшочек из семьи Иных… На себе прочухал, каково это, когда отец твой Договором одним и давней игрой руководствуется. Уродился он тоже Светлым, но стал разочарованием для Юрия Михайловича, от службы в Дозоре, хоть и был силен, отказался. Завидовал Лёшке, что человеком был рожден. А тот, напротив, ему. В результате обратили брата его в оборотня — ворона. И то, хоть и низший Темный, но для отца меньшим разочарованием стал.

— Ты ведь знаешь… Он так обрадовался, когда тебя рядом увидал, — горько улыбнулся Мишка. — Я же себя Тёмными окружил — группа-то наша… А ты потенциально Светлый — сильный… Но я запретил тебя инициировать, пообещал в противном случае вообще от него отречься. Послушался. А теперь… — Горшочек опустил глаза. — Сам тебя того… Просто не мог уже скрывать… И потенциал твой рвался, и поделиться с тобой хотелось, чтобы мы одними глазами могли на этот мир взглянуть…

— Это ты правильно сделал, — тихо ответил Князь, правда, позже он не раз пожалеет, но пока… Сказка оказалась реальностью! И никакие «но» и мрачные характеристики друга его не могли в этом переубедить…

— Да! Скоро ты поймешь, как они заблуждаются! Нет бы перед людьми раскрыться, топор войны зарыть да тайны мира все постичь, развить науку с помощью магии — болезни, бл*дь, победить — эти сволочи воюют меж собой, в поддавки играют!

Князев пока молча слушал — таким чудным это всё казалось… Но сам он ведь возможности убедиться не имел, верно. Как вдруг, он почувствовал, как в глубине леса что-то заискрило… Горшенёв тоже весь натянулся, как струна.

В Сумрак за собой его утянул, шепнув: «Давай посмотрим…» Ага, посмотрели на свою голову. Так посмотрели на разборки Тьмы со Светом, что едва их же и не лишились… Хорошо, на Горшочке его сигнализация Пресветлым батькой была поставлена… Спас обоих — да обматерил знатно.

Мишка, фыркнув, ушёл, когда Юрий Михайлович попросил оставить их одних, заявив, что вот сейчас его будут агитировать… Примкнуть к Дозору. Но тот вместо этого, потупившись, попросил пройти обучение в Дозоре, чтоб подобных ситуаций не повторилось… И если уж снова утянет дурная голова Горшочка на встречу приключением, то хоть защититься оба могли.

В этот же раз Князь только мешался Мишке. Подумав, он согласился, хоть и не доволен дружочек его был… Ну дак, сам он был обучен, а Андрею что? Предлагал его Горшок сам выучить, но быть Иным — это вам не на гитаре играть… Потому и залегла между ними первая трещинка раздора.

Хотя по-прежнему согласен Князев был, что сила света, сила дня — одинакова фигня… Но мысли Горшочка его, всё более и более безумные, от которых его пока удерживало только недостаточное количество паствы и отсутствие всемирной славы… Начали пугать его. Мишка делился планами — так явить людям мир Иных, что ни одно заклинание, даже Высшего уровня не исправит. Большие надежды он на интернет и прямые трансляции возлагал. Всё ждал, когда сильнее это дело разовьётся. И потихоньку и среди Иных искал сторонников, чтобы Дозоры не мешались…

Нет, Андрея тоже текущий порядок не вполне устраивал, но… Это был порядок, не хаос. Да, несовершенный, но он был, и мир был относительно спокоен. Иные по-прежнему проводили свои эксперименты, низшие Иные питались, а все остальные… Тоже питались, но не кровью и плотью, а энергией.

Но если провести тот разворот — это будет война. Людей и Иных, Темных против Светлых… И кто бы ни победил — крови будет много. Что Темные, что Светлые — расчетливые сволочи, да и люди — несовершенны. Никто из них к Анархии готов не был. Договор, который хотел Мишка ниспослать в бездну, был нужен…

Но вот втолковать ему это не получалось. Юрий Михайлович с болью за этим наблюдал, пока у него получалось сына непутевого прикрывать, но… Возможности у него были не бесконечны.

Однажды к Андрею пришли. Так впервые он ощутил присутствие инквизиторов — Светлые тени с налётом Тьмы, Темные с отблеском Света… Стражи равновесия. И договора. Они предложили сделку.

И если первый порыв был послать их в бездну, то второй… Те стелили гладко. Примеры приводили точные. Сам Сумрак стремился к Равновесию — Зеркала и рождения Абсолютных Иных тому явное подтверждение. А Свет и Тьма по природе своей стремились к победе… Когда в дело вступал Сумрак — жертв становилось больше. Регуляция же силами самих Иных была менее кровавой. Хотя и не идеальной — предателей и подонков и среди них хватало.

Но Князю предложили то, отчего сложно было отказаться. Его служба — песнями своими толкание людей в ту или иную сторону, в зависимости от баланса сил, шпионаж за Иными многочисленными на сцене их — всё это… Как и мелкие услуги не слабого совсем Иного под маской Инквизитора в обмен на то единственное, на что он согласился бы обмениваться. Жизнь Мишки — этого Иного-Анархиста, что едва ли не изошёлся в рукоплесканиях публичных в отношении Кости Саушкина…

Оставалось лишь радоваться, что Фауран утерян… Иначе точно бы повторил подвиг, доведя дело до конца.

Так Андрей стал лгать. Прятать собственную серость. И глаза от друга. После 2003 у них разладилось, недомолвки ширились… Горшок, в свою очередь, чувствовал, что Князев далек от декабристов, обижался, злился, но следовать за ним в Восстании не заставлял всё же. Хотя видно было, что это его уязвляло и на меньшее, чем полное доверие и ступание к черту в пасть — он был не согласен, но терять совсем не хотел… Вот и жили, чёрт возьми. Не в разладе, но и не в согласии.

Пока приготовления Миши к свержению договора — сначала никем всерьез не воспринимаемые — неожиданно не показались руководству серьёзными. Князю было поручено нарушить его планы, либо же того ликвидируют.

Как Андрей не крутил ситуацию, а выход был только один… Отвлечь анархиста-революционера своим уходом. Этим он наступал себе на горло, уменьшал возможности своего влияние на людей, да и на Горшочка… Но пришло время идти ва-банк.

Предательство действительно отвлекло Мишу. Ещё два года ему купило. Но он недооценил его сторонников… Фанатичных, преданных… Они аппетиты уменьшили — пока решили действовать лишь в пределах их страны. Захватить столичные Дозоры и отделение Инквизиции, людям пока не раскрываться — так можно было избежать международного участия. В конце концов, те уже привыкли, что здесь черт-те что творится. Пока лишь избранных просвятить да объединить усилия людей и Иных, убрав систему Договора, низшим Иным предполагалось перейти на паёк из животных…

Уже никакие давние обещания Инквизитору первого уровня не могли удержать жернова. Юрий Михайлович больше не мог сделать ничего. Кроме как самому избавить сына от казни. И развоплотиться. Баланс бы тогда неминуемо качнулся в сторону Тёмных… И Андрей принимает, пожалуй, самое сложное решение. Он является к нему на дачу под покровом ночи, скользит тенью неслышной…

По счастью, находит одного, без сторонников. Мишка его до последнего не чует, а когда, наконец, замечает, то смотрит доверчиво, по-детски так… Даже, кажется, рад видеть, Князь ненавидит себя, когда сначала вырубает его подло навешанным заклинанием, а затем защелкивает на его шее инквизиторские оковы-блокаторы силы… Не отгрызет же он ту, в отличие от руки или ноги, бл*дь.

Бесполезно дергает… ошейник — тот туг, наверняка, будет причинять физические страдания, но… Те ничто по сравнению с моральными. Князь кусает губы в кровь, он себя ненавидит, хоть выбора не было. Взваливает безвольную тушу Мишки себе на плечи и прокладывает артефактом портал до… не мрачного замка, конечно, всего-то квартирка, о которой не знала Агата. С такой звукоизоляцией, что убивать будешь — никто не услышит… Окна зачарованные — не разобьешь, не откроешь… И без разрешения владельца её не покинешь. Долго Андрей эту темницу, пусть и наполненную дневным светом и уютно обставленную, зачаровывал.

Ещё дольше решался. Но вот путь назад ему был заказан. Он сам стал инквизитором и палачом своему другу. К заточению приговорил, а себя его тюремщиком назначил… Знал прекрасно, что раскроют его и отец Мишки, и босс, но… Препятствовать не станут. Напротив, следы замести помогут, а с организацией его разберутся. Наверняка без жалости совсем…

А много ли жалости в приговоре, что Андрей единолично вынес. Он опустил Горшочка своего на диван, сам присел рядом и закрыл трясущимися руками лицо…

— Ты! — вырвал его из терзаний очухавшийся Мишка, что бешено дёргался, царапая свою шею когтями. — Сними это, Андрей! Не смешно, бл*дь! Что за БДСМ?!

— Там стоп-слово есть, — невидящим взором уперся в него Князь, медленно проговаривая. — А ты, Миш, чашу терпения Дозоров и Инквизиции исчерпал… Я должен был это сделать ради мира, ради тебя. Это был единственный способ.

— Ты ох*ел?! — Горшок впился ему в плечи, встряхивая. — Андро, ты чё? Ты… Ну не разделяешь мои идеи — хер с тобой, но это слишком, бл*дь, похищение, блокировка сил — ты не остановишь Анархию, не я, так кто-то ещё!

— И его остановим… — тихо ответил Князь. — Не готов пока к этому мир, Миш. И ты будешь заключен здесь, пока не угомонишься! Пока не осознаешь всё! — голос дрожал, он сам себе не верил, но… Лучше бы Горшенёв его ударил, но тот медленно отпустил его плечи, словно брезговал теперь.

— Значит, ты Инквизитор, палач… — проговорил тот, глядя волчонком, а потом рванул на себе футболку оголяя грудь. — Лучше убей, коли занёс меч — убей, давай, Андрей, не оставляй меня в этом склепе!

— Не могу, — булькая, выдавил Князь. Он сжал кулаки. — Прости, Мих… Я… Я тебя не брошу — больше никогда — всё че хочешь принесу сюда — гитары, книги, игры…

— Слабак! Трус! — ревел Горшок, хватая себя за волосы и царапая ошейник. — В жопу иди, Андро! Я тебе не комнатная зверюшка! Ты меня куском послаще не купишь! Выпусти меня или убей!

— Прости… — Князев фактически сбежал из квартиры, медленно сползая по закрытой двери… Там внутри всё было безопасно. Ножи, вилки — он убрал. Окна законопатил. У имеющихся электроприборов не хватит мощности его поджарить… Повеситься, как и утопиться — не выйдет — браслет сигнализирует — Андрей примчится. А наглотаться там нечем… Вот такой он мудак и хреновый друг.

* * *

Сейчас

Вот так и вышло, что от людей он скрыл, пусть и не в подвале, но своё ужасное творение… Знали б, кто Горшка пленил да у них украл звезду, растерзали бы на части. И вину не искупить, и боль не унять… И Миха его не простит никогда. Но зато живой — да.

Князь с очередного вью медленно побрёл в ночи, но не домой, а в темницу… За эти годы он, хоть и был Иным, но, кажется, постарел. Первое время Мишка общался с ним исключительно матом, легче не становилось. Он его ненавидел, по крайней мере, так казалось, но… Со временем… Особо выбора собеседников у него не было.

О том, что Мишка жив, знали немногие. Юрий Михайлович его навещал, но отношение к нему было у пленника было немногим лучше, если не хуже… Не материл он отца — подчеркнуто игнорировал. С Лёхой парой слов перекидывался, но тоже волком взирал. Только у матери молча на коленях лежал… Но Татьяну Ивановну, да и Ягоду одних никогда к нему не пускали… Опасались, что слабину дадут да выпустят бунтовщика. Тянули это бремя Андрей с Юрием вдвоем, пуд ненависти приняв.

Очень-очень много лет потребовалось Мишке, чтобы чуточку оттаять. Но и этому Князев был, признаться, несказанно рад… Чем чёрт не шутит, жизнь длинная, может, и успокоится тот, и пламя борьбы и анархизма в нем несколько погаснет… И можно будет начать всё сначала где-нибудь подальше от родного Питера. А пока… Он тихонько проскользнул в квартиру.

Горшок его что-то строчил с диким выражением лица на форуме фанатском — пускай, всё равно никто не поверит. Князь тихонько откашлялся. Тот на него обернулся недовольно:

— О, тюремщик мой пожаловал. Прогулки будут, а? — с деланым отсутствием интереса поинтересовался.

— Будут, — тихо ответил Андрей. — Собирайся.

Да, он рисковал каждый раз, но… И отказать в этом ни ему, ни себе не мог. Юрий Михайлович тоже среди ночи Мишку выводил. Хотя оба лгали друг другу, что это не так. Только вот сегодня возбуждение в глазах у Горшенёва было каким-то странным. Списав это на то, что им последнее время было дюже некогда, вот и засиделся страдалец их, вышли из дома.

А когда в середине прогулки ему внезапно прилетело из Сумрака по башке, то запоздало подумалось Андрею, что очень зря они столько послаблений с Юрием Михайловичем сделали, думая, что переловлены по камерам да развеяны все его сторонники… А может, новых нашёл?! В любом случае — только и наблюдал бессильно подёрнутым кровавой пеленой взглядом Князь, как Мишка останавливает готового его прибить… А не разглядеть кого, но чует он силу Высшего Иного, Тёмного, кажется.

— Бывай, Андро, — переворачивает его половчее Горшочек, сверкая торжествующе тёмными очами. — Ты ещё обо мне услышишь! — и на его глазах оковы пали… А эти двое исчезли, шагнув в Сумрак.

Князь внутренне застонал. Ну, не дурак ли, а? Или так было предрешено — не удержать птицы в клетке. Не отвратить с пути, вбитого однажды в лоб. Что ж, теперь лишь ждать вестей и осталось.

— Ушёл? — печально спросил, помогая подняться, появившийся слишком поздно Юрий Михайлович.

— Ушёл, — подтвердил Андрей, опуская взгляд.

— Рептилоидов не существует, Андро! — Мишка с пеной у рта принялся было развенчивать очередную теорию заговора, подслушанную из телика в гостишке, но наткнулся на очень странный взгляд Князя. — Чего, ё-моё? — с опаской спросил, а то знал он этого фрукта… Как придумает чего, так хоть ложись, помирай от смеха.

— Ага, и единорогов тоже, — Андрей хмыкнул, а после зарылся в свой чемодан, скрывшись там наполовину… Вы скажете, что за шкаф таскает за собой в тур этот безумец — и будете не правы. С виду — мелкогабаритная спортивная сумка, на вес тоже, а вот внутри… Посудную лавку вряд ли туда можно было уместить, а вот скрючившегося слона — вполне. Любил Княже у них вещи в артефакты превращать.

Позаимствуешь у него, бывало, расческу, а потом удивляешься, что это изо рта одна правда-матка извергается… Пока в Сумрак не подглядишь да вещицу подальше не отбросишь. Это остальных Иных в группе жизнь научила, что подвох может скрываться даже в носках… Потому и Андрея вещички они не заимствовали. А Мишка вот никак научиться не мог, хотя весь лоб в шишках — да.

На самом деле, ему это даже нравилось. Испытателем чужой фантазии себя ощущал. Благо Горшку та никогда не вредила. А часть артефактов он и вовсе себе прикарманил. Вот и сейчас зарылся его друже в свою сумку, расширенную незримо до размера бункера небольшого аль подполья какого… А Миха гадал, что, неужели единорога живого достанет?!

Нет, ну он, вроде как, бестиарий их изучил и там никаких пони с шишаком посреди лба не имелось. Ни обычных, ни радужных. Но зачем тогда роется, спрашивается, а, ведьмак хренов? А хренов потому, что вместо реальной работы на благо Дозора, Андрюха тут с ним пел да плясал. Только что крестиком не вышивал. Но и то… Заставал его Мишка однажды за чем-то подобным, Князь тогда отмазался, что краску вымыть может — чары нарушатся, а нитки сверху на краску — крепче заклинания удержат суть.

— На, — весь пыльный, но довольный друже положил перед ним какое-то резное всё зеркальце, будто в бою у мачехи Белоснежнки какой отнятое. — Поглядись!

— Я те чё, баба какая?! — взвился Горшенёв, отскакивая от этого куска стекла. — Где обещанный единорог-то, Князь?

— Ну, — Андрей почесал висок. — На волшебного коняшку ты тянешь разве что на горбунка, но насчёт рептилоида… Тут, Мих, прости, но меня мучают подозрения!

— Ты какой трын-травы обкурился? — У Горшка глаза из орбит полезли. Княже, в самом деле, сейчас в больную мозоль наступил. Дело в том, что был Михаил магом-перевёртышем урождённым. Светлым даже — во как интересно получилось. Только вот перекинуться у него за тридцать лет топтания по земле так и не вышло. Отец вне себя был. Все надрывался, что Миха недостаточно старается и вообще, бестолочь, весь свой дар Иного пустившая гитаре под струны…

А Горшок, как это услыхал, уже из вредности пытаться перекинуться перестал. И вообще, его бы воля — и в Сумрак-то б не входил, жил бы совсем как человек… Итак старался. Но вот беда — неприятности его находили сами, и, выпутываясь, приходилось силы использовать.

Итак первые годы мучали его смутные подозрения, что Князя ему в няньки-шпионы батя с щедрого плеча и отрядил, а потом решил на них плюнуть, глядя на этого ненормального. Поскольку если в телохранителя он поверить худо-бедно мог, то шпиона… Ну рожей не вышел Андро, вот совершенно. Он, может, в противоборство с системой, как сам Миха и не вступал в открытую, но существовал внутри неё, как элемент обособленный со своим солнцем, планетами и орбитами, чьи пути с основной системой редко пересекались.

Тут надо пояснить, что и его попытки топить за Анархизм в мире Иных провалились с треском… Батя просто взял его пацаном однажды на казнь в Инквизиции. Мишка поежился. Сама смерть за идеалы его не страшила, но то, как легко стиралось любое напоминание о неугодном элементе, делало ту бессмысленной.

Потому с проклятиями и решил сосредоточиться на мире людей. Те его куда как более прельщали, а то, что у него вся группа Иные — это совпадение, не более, поняли, да?!

И вообще, вода камень точит. Вон на него народ смотрит, мож немного чего-то в головах и проясняется… Наверное. Горшочек не знал. Но, короче, он и думать забыл про свою форму зверя. Просто порой ощущал её дыхание. Жаркое и очень свирепое. В самом деле девиз «Нам — ярость!» — подошёл бы. Миха полагал, что он какой-то хищник.

Порой, это звериное обострялось в нём. Парни придумали звать то его состояние Гоблином. Горшка это обижало, а что-то голосом отца твердило, что зверь бесится, что Мишка ему вырваться на волю не даёт… Лапы размять — в себе держит. Ещё и пугали его порой, что однажды сгорит от этого. В горстку пепла обратится.

А теперь вот ещё Князь зеркало какое-то под нос суёт, гад, что-то про рептилоидов твердит… Ну да — это из той рубрики, что все люди как люди, или Иные как Иные, а Миха Горшок будто с другой планеты свалился. Вот и Андро, видать, туда же — ожидает, что он в жопокрыла обратится. А может, тоже волнуется, что он так скоро взорвётся. Переживает, гад.

— Не выеживайся передо мной хоть! — друг его терпение начал терять. — Ты не знаешь и знать тебе не надо, как и где я эту вещицу добыл! А ещё больше того ждал, когда ты речь про неведомых зверушек заведешь! Бери в руки и смотрись — без разговорчиков! Зеркало это суть являет истинную — Тёмный маг посмотрит и крокозяка какого аль демона увидит, например. А перевёртыш должен зверя своего разглядеть! — и снова упрямо сунул ему в руки зеркальце, грозной тенью нависая.

Мишка вздохнул устало. Шансов сбежать от Андрея у него не было… Да и не больно-то хотелось. Ладно, чего дурного, если он увидит, наконец, кто он, а?

— Чё там сказать надо? — набычился он больше для виду. — Свет мой, зеркальце? — сверкнул щербатой улыбкой.

— Пропеть! — не остался в долгу Андро. — Плач Ярославны!

— Издеваешься, — покачал головой Горшочек, принимая, наконец, зеркало, тут же ручка потеплела, напитываясь его силой, а отражение его подёрнулось дымкой, в которой затем полыхнуло пламенем, а потом вещица с треском хрустнула, после чего и вовсе воспламенилась.

Пока он кашлял натужно от дыма, бледный Князь с трудом потушил начинавшееся пожарище, а потом с матом принялся из рук его осколки выковыривать, заговоры шепча. Затягивались раны неохотно, но затягивались…

Дрожащими пальцами Андрей утёр себе пот со лба, а затем присвистнул, обращаясь к нему:

— Что ты вообще такое, а, Миш?!

— Лучше б единорог, — убито ответил Горшенёв. — Мож, саламандра какая?! Или дракон — огромный, такой с крылышками перепончатыми! Этакий ужас, летящий на крыльях ночи, а?!

— Из той же оперы хтонь, что и химера с рептилоидом, — не обрадовал его Князь. — Надо на тебя табличку вещать: «Взрывоопасно!» — шутки шутками, но не думать теперь об этом ни один из них не мог.

Мишке теперь в кошмарах виделось, как обратился он в огромного кровожадного ящура летающего, который в итоге сжег не только родную хату, разум потеряв… Хотя в некоторых книжках и мифах драконы мудрые создания. Ага, особенно у Толкиена, да. Толку, что умные, если на вершине пирамиды потребностей — золото и власть… Недаром драконьей лихорадкой прозвали алчность! Чем так — лучше помереть, так со своей ипостасью и не договорившись, ё-моё… Но Гоблина этого с собой на тот свет унести. Хотя мож и не злобным тот был — просто кому понравится-то, понимаешь ли, вечно взаперти сидеть… Когда летать охота!

Князь тоже приглядывался к нему странно, а потом и вовсе отдаляться стал… Словно готовил себя к тому, что скоро его друже помрёт. А то, что Мишка угасает, видели всё. Последним после Андрея пилить бросил отец… Горшочек решил умереть.

Может и хорошо, что и с женой всё разладилось, и Княже, не докричавшись, свалил в закат… И что помирал Мишка в одиночестве — хоть не зацепит в случае чего никого пламенем.

Всё случилось, как он и думал… Только вот про ещё одну мифическую чупакабру они все даже и не вспомнили… «И правда, надо бы Князеву сюжет для песни подкинуть!» — решил Мишка, что голый и грязный вылез, восстав из кучки пепла, захороненной в урне, по счастью, не глубоко…

Схоронили и даже кремировали, сами того не подозревая, активировав необходимое условие для полного его принятия формы зверя… Сначала умереть, потом сгореть, а затем Феникс тёмно-каштанового окраса, решив не шокировать людей своим воскресшим видом и костюмом Адама, кое-как взлетел и кривовато, но уверенно перебирая крыльями, направился в Купчино… Проклевать кое-кому легонько плешь, а затем и другим визиты вежливости можно нанести… В конце концов, теперь перед ним целый мир, почти безграничный, ё-моё!

Сначала она долго плакала, а потом стала злой

М и М

В кабинете шефа Питерского Дозора было накурено. Виновником сего безобразия был не Юрий Михайлович, которого запах курева раздражал и дома, действуя, как красная тряпка на быка… Старшенький совсем от рук отбился.

Поэтому он сейчас едва сдерживался, чтоб не испепелить виновницу. Дородную блондинку с тёплыми, зеленовато-карими глазами. Одета дамочка была вызывающе и по последнему слову моды… далеко не отечественной. Курила тоже совсем не Приму, а что-то очень тонкое и заграничное. Пепел стряхивала точечными движениями в принесенную с собой (!) пепельницу из китайского фарфора с жар-птицами.

Под прожигающим взглядом чужих тёмных глаз дамочка погасила недокуренную сигарету и, вздернув выразительные брови, осведомилась:

— Что, и закурить, служилый, перед отправкой в Инквизицию на суд нельзя?

— Погоди с Инквизицией, — нехотя выдал Горшенёв. Видно было, что собеседница его раздражает, да и проветрить в кабинете хочется, но из каких-то своих страхов и соображений он этого не сделал. — Хотя в этот раз ты доигралась, Аксинья.

— А чё я сделала-то? — фыркнула та сердито и некоторый флёр аристократичности с неё тут же и спал. — Душегубства за мной не водится. Водилось бы — сама б с собой разобралась и без ваших шавок инквизиторских ретивых. Дела этого я не приемлю.

— Ты ведь, Ася, не ведьма, не колдунья, — снова вздохнул Юрий Михайлович. — Волшебница Светлая. Сильная. Столько добра с твоими данными можно было сотворить…

— Да какого там добра! — перебила его собеседница. — Смеяться изволишь?! Договор ваш по рукам и ногам опоясал. Игры ваши дозорные — пятнашки и поддавки. Это, может, вы тех, кто послабее да помоложе обманывать можете. А я живу долго, Михалыч, и повидала всякого. Пустое это всё. Мы кому-то поможем, а темные потом для баланса сожрут кого. Не, спасибо, я в систему вашу себя загонять, пока жива, не собираюсь! Лучше гроб!

— Дело твоё, Аксинья, — сцепил зубы шеф. — Но при этом ты, как Иная первого уровня, бдить договор обязана. А ты… Всё живешь своими барскими замашками — моя вотчина, че хочу, то и вытворяю, никто не узнает. Но на дворе давно не девятнадцатый век, и деревни эти уже не твои, а ты не барыня. Ладно — один, ну два, но троё обращенных за последние пятьдесят лет в ослов любовников — это слишком!

— Пфф, — по мелькнувшим в глазах у волшебницы бесятам Горшенёв понял, что трое — это только те, о ком они знают. — Я им всего лишь вернула истинный облик! Причем непреднамеренно! Не специально, не со зла, служилый. И заметь, я их всех расколдовала. Не сразу, но воспитательный момент должен быть.

— Одного через полгода, второго через год, а третьего на три года травку щипать оставила… Ты нормальная, Ася?

— Ну я ж его мяснику не продала! — взвилась дамочка, чья большая грудь от возмущения звонко подпрыгнула. — Всем разное время для осознания нужно. Кому месяц, кому и три года маловато… Да им же лучше только стало — в следующий раз подумают, прежде чем женщину обманывать.

— Да, только вот это вмешательство первого уровня, которое тебе, как не Дозорной не положено. Злостное и систематическое вмешательство в судьбу человека! Аксинья, ты ж умная баба! Мне свои сказки можешь не рассказывать! Зачем тебе реальный срок и ограничения в силе на ближайшие лет с полтыщи?

— Извини, Михайлович, но я спуску не даю, — пропыхтела волшебница. — И вообще… Ну какая я ж тебе сказочница! Так, балуюсь… На досуге, чтоб было чем время бесконечное Иной занять. В миры свои проваливаюсь — да и никому ничего дурного не делаю. А мужики… Ну не могу я без них!

— Значит, так, — шеф, наконец, перешёл к сути. — Прикрою я тебя перед Инквизицией. Задним числом в Дозор оформлю — и будет у тебя не правонарушение, а вполне законные воздействия, может, с превышением, но это наше дело, внутреннее.

— Не пойду я в систему! Даже не проси! Не выйдет тебе на свободную русскую волшебницу аркан надеть! — две светлые косички Аси возмущенно взметнулись.

— Ты дослушай сначала. Для тебя задание будет — вполне реальное и к оперативной деятельности отношение имеющее… Ну, скажем, не прямое. Не кошки-мышки это, а почти личное дело.

— Ну-ка, ну-ка, — намотала Аксинья прядку на пальчик. — Что бы ты, да на такое пошёл… Что у тебя стряслось-то, служилый?

— Старшенький. Дурачок, — тяжко признался Юрий Михайлович. — Светлый Иной, третьего уровня. Перевёртыш. Гонимый — Пушкин отдыхает… Угробит того гляди и себя, и меня. С Темными спокойно якшается. А сам человеком быть хочет. Идеи у него анархические всякие, всё мечтает с системой договоров побороться. Вот тебе она тоже не нравится, но ты хоть понимаешь, что лучшего не дано и не рыпаешься, а он… Приглядеть за ним надо. Тайно, чтоб не подставили Темные его, а вместе с ним меня. И чтоб голову себе где не проломил.

— Я на Арину Родионову, знаешь ли, не похожа! — удивилась Аксинья. — В няньки наниматься поостерегусь. Че, у тебя других сотрудников нет, что ли?

— Есть, но они не подходят. Они засвечены все — он тогда ещё сильнее полыхнет и от меня отдалится.

— Ну так мы для того и Иные — маскировку твою только другой Высший пробьёт. Снабди, и дело с концом, — пожала плечами Ася.

— Смотрел я линии вероятности. Характерами нет у меня дозорных подходящих. Ни с кем не сойдется. А ты… Сказочница, по всем линиям подходишь. Стихи заодно свои пристроишь. И докажешь, что зря тебе только мелкие роли в театре давали, что актриса ты хорошая. Потому что сыграть парня надо. Девчонку Мишка к себе мой близко не подпустит.

— Он че у тебя, по мальчикам, что ли? — хмыкнула Аксинья.

— Сплюнь, — помрачнел шеф. — Просто знаю я, как ты с любовничками обращаешься. Осла мне дома не надо. Сделаем тебе маскировку, документы… Пойдешь в реставрационку на маляра учиться.

— Э-э! — задохнулась волшебница. — У меня пятьдесят тысяч душ в поместье было, ты не охренел? Какой маляр? И я че тебе, подростка играть должна?

— А тебе и играть не надо — а то я не знаю, что ты кричишь всем, что в душе тебе семнадцать. Ну так давай, докажи!

— На слабо взять хочешь? — не купилась Ася. — Ладно, сколько ты там мне говоришь, Инквизиция припаяет? Полтыщи лет с ограничением в силы? Невесело, невесело… А за сынулей твоим сколько лет надо пригляд осуществлять? Давай сразу чин по чину — с договором и магией, чтоб ни один не соскочил. Не подумай, что простушка, служилый.

— Хорошо, тридцать лет — может, за это время повзрослеет, — пожевав усы, выдал Юрий.

— Слишком долго. Я ж за тридцать лет в шкуре мужика сама в ослину аль другую парнокопытную козлину превращусь, совесть-то имей! — ахнула Ася. — Двадцать, и не больше!

— Тебе полезно будет, может, думать станешь перед тем, как проклятие насылать. Заклятие качественно наложу на годы эти, и захочешь — не расколдуешься. Тело это твоё будет. Со всеми потребностями. Двадцать пять — и это последнее слово, — хмуро ответил он.

— Не-е-е, у Инквизиции приговоры мягче! Двадцать пять лет в теле чужом да с мозгом между ног… Бр-р… — Поёжилась Ася.

— У Ольги из Московского спроси, что мягче, или у жертв своих. Ты всё ж человеком будешь. И вообще, Фрейд говорит, что вся ненависть эта напускная оттого, что вы, бабы, нашему, — он кашлянул, — завидуете…

— Да не говорил он такого! А если говорил, то вы мужики совсем того! Сколько лет от вас притеснения терпели — сейчас не многим лучше стало. Всё равноправие в том выражается, что баба стала пахать в три раза больше, в том числе и на мужских работах, а обязанности её никуда не делись! — Аксинья яростно сверкнула расцветшими изумрудами очами. В воздухе запахло магией.

— Меня превращать не надо — расколдуюсь, — предупредительно заявил шеф. — Зря силы потратишь. Давай, Ася, заодно опробуешь чужие туфли — ты ж смелая и ловкая, чего тебе.

— Умеешь уговаривать, — неохотно кивнула. — Давай, колдуй, служилый… Только сперва договор скрепим сейчас, — и она легонько чмокнула его в поджатые губы, с трудом из-за тяжелой груди перегнувшись через стол.

По кабинету пронеслась легкая вспышка, а потом… Горшенёв принялся колдовать, и фигурка волшебницы потонула в тумане.

Примечания:

Нужна ли прода?)

Аксинья покрутилась перед зеркалом. Да, так она даже в годы революции не выглядела. А там она, поверьте, проявила чудеса перевоплощения. В эмиграцию не захотела. Была она из той редкой породы людей, кто без родных мест не может.

Справила себе новые документы. Только вот лицо, осанка и нежные руки выдавали в ней белую кость. Конечно, в колхоз или обком Аську было и калачом не заманить. Потому решила она в театральный поступать. А там корчить из себя кухаркину дочь оказалось непросто.

Помнится, она тогда рубанула волосы — обрила под корень. Комиссии с вызовом заявила, что вши заели… На первое время она этим кого-то и обманула. После было много магии, чтоб отвести от себя внимание доносчиков.

Впрочем, вмешательствами она для карьерных целей не баловалась. Потому-то звёзд в театре с неба и не хватала. Мастерство было, какие-то способности тоже. Но назвать её гением было нельзя. Зато Аксинья была в знакомой среде — кружки, вечеринки, о которых не прознает обком, заграничные товары от знакомых манекенщиц и дипломатов…

Вечера, где она сияла. До революции у неё были салоны. Там собирались и выступали разные деятели… Политических она не любила и гнала в шею. А вот писатели, поэты и свободные художники… Она ими напитывалась, жарко спорила и училась. У лучших. И учила. Это была её жизнь.

Ей говорили издать альбомы, вместе с иллюстрациями. Но то, что она вращалась в кругу таких светил, сыграло злую шутку с самооценкой Аси. Она похлопывала свои толстые папочки со стихами и рисунками, говоря, что ещё не время. Ведь она, Иная, терпелива и вообще, подождёт. А пока… Она аккуратно подсовывала свой альбом и слушала, как самой приятной музыкой на свете льётся похвала. Когда же примешивали ложку дёгтя, волшебница лишь закатывала глаза и молча радовалась, что пока нигде не издалась…

В советский период она вообще сомневалась, что её рукопись бы взяли… Даже с воздействиями первого уровня. Слишком сильна цензура, а ничего править в угоду режиму она не собиралась. А потом… Перестройка. И общая бездуховность и безыдейность нового мира иссушали. Может, потому и потеряла былую осторожность, попалась Михалычу с этим козлом…

А теперь вот — снова бритая Ася. Только согласно выправленным докам, никакая она на ближайшие двадцать пять лет не Аксинья Волконская, а Андрей Князев. Словно в насмешку дозорный ей аристократического флёра в фамилию прибавил. Только вот туда, куда надлежало сегодня топать к первой паре волшебнице, лучше не соваться с превосходным французским и умением играть на фортепьяно…

Зато всё остальное в легенду хорошо ложилось. С арифметикой Ася была не в ладах, но с поместьем при помощи счетов и дьякона как-то управлялась. С правописанием была беда — советская школа её не коснулась, а ошибки вросли в её существо… Вот на французском она меньше ошибок делала. Потому что гувернантка её плохо русский знала. С остальными предметами дела обстояли постольку-поскольку.

Ася знала, что существуют эти науки, но они были ей параллельны, потому что… Не интересно было. Тем более, что уж ей ли не знать, что законы физики имеют свойства прогибаться под Силу Иного… Ну так и на фига?!

Аксинья вздохнула, поправляя на себе отглаженную рубашечку. Потом вздрогнула. Зря она это… Да и не она уже. Тощий (такой тощей она и в войну не была) пацаненок хулиганистой наружности вряд ли б стал такую носить. Потому заменила. Теперь отражение напоминало персонажа Республики ШКИД, что уже более-менее подходило её целям.

Вообще, ощущения были странные. Изменился центр тяжести. Ей не хватало привычной тяжелой груди, оттягивающей тело вперёд, но… Без них отчасти легче было. Но кожа да кости, увы, не грели ни фига. И Ася мерзла постоянно. Ещё и черепушку лысую холодило.

Ну и к новому органу примериться стоило. Тоже необычно. Мягко скажем. Экспериментов у дореволюционного года выпуска Иной хватало. Но таких… Инструмент хотелось опробовать. Главное, найти единомышленницу, которой это будет не во вред, а исключительно для приятного недолгого времяпрепровождения.

— Нет! — голосом Михалыча рявкнуло отражение. — Тебе главное подружиться с Горшенёвым!

С коммуникабельностью у Аси проблем не было… Зато те были у сынка Дозорного. Но не зря ж у них линии вероятности совпали. Значит, всё сложится. И по привычке махнув задницей она побежала учиться, учиться и ещё раз учиться, как завещал Ильич, к которому у волшебницы имелось бы немало претензий, не будь это все экспериментом провальным от Светлых сил, чтоб им пусто было!

* * *

Милый мальчик, а иначе и не скажешь. Вот как можно было охарактеризовать сына главнюка. Вот уж кому всю одежду как следует отгладили, очистили и самого расчесали. Только вот шила такой добропорядочный мешок утаить не мог.

А то было порядочное. Поняла Ася опасения Михалыча, ведь Мишка был неугомонным, и при этом выпадающим периодически из реальности. В какие такие дали отлетал, м-м? Вообще, она, конечно, не спец. Это в их кружке Булгаков с Чеховым считаться могли, но… Какой-то диагноз у него точно был. Гиперактивность, рассеянное внимание?!

Волшебница прикусила кончик ручки. Первый контакт прошёл хорошо… Ей всего-то и надо было, что в зобу дыхания зарисовать его рожу не на полях, а посреди тетрадки. А ей в самом деле этого хотелось. Давненько у неё так вдохновение не просыпалось. Как увидела… Эти его обломанные зубы… Мечта стоматолога, мля! Он что, в хоккей играл? А почему Михалыч шкету своему не нарастил? Странно… Или лучше без зубов ходить, чем батьке дать всё исправить?! Или это стиль такой? Вампир северо-западной полосы?!

В любом случае наживку Горшенёв заглотил. И вот он уже не заметил, как с легкой ругани — а хрена ж ты меня рисуешь, перешёл на — а покажи, чего ещё ты там рисуешь.

Ася любила делиться творчеством, потому охотно раскрылась. Главное, в разговоре постоянно одергивать себя, а то женского лица её собеседник не поймет… Но выходило складно. Не зря она диплом актрисы и тридцатилетний стаж имела. Ну и областного народного, конечно, тоже. За выслугу.

Не заметила, как и втянулась окончательно. Уже и играть не надо было. Мишутка — очень такой стеснительный с женщинами паренёк — ей понравился. Знал бы он, кто его новый друг, Андрейка, но Горшенёв не знал, а потому раскрывался со всех сторон. Не зашоренный, ориентированный, скорее, к людям, чем к Иным…

Ася тоже снобкой не была. Люди горели ярче, жили сочнее, и более настоящей казалась их жизнь… Вокруг них был движ. Иные же подчас напоминали увязших в древней смоле мух.

Не все, конечно. Много было личностей неординарных… Кончили, увы, плохо. Вообще, порог обычной человеческой жизни мало кто перешагивал.

Гибли. Кто на войне мировоззрений и переменчивых значений, кто от любви, кто по глупости чистой. Дуэли на её глазах убили куда большее количество Иных, чем игры Дозоров. Тот же Горшенёвский тезка — Лермонтов только… Как обидно было. Вообще, среди творческой братии Иных много было. Очень. Но такие гонимые почти все были, что не то что до седин — до зрелости не доживали. Кто-то добровольно уходил. Увы.

И этот вот дарёнок от Михалыча… Тоже ведь — звезда восходящая. И — как подсказывал её горький опыт — гореть та будет ярко и недолго… Почти как вспышка.

Тянуло Асю к нему сильно. Но яркий миг слияния с мечтой она лучше б не допустила. Сердце в груди страдать уже устало. Но и жить, ни к чему не прикипая… Ладно, она ж не Кипелова, не прирастая корнями — это тоже не вполне жизнь. Так она на остальных янтарных блошек Иных похожих станет. И ради чего, вы спросите?! Чтоб не страдать… Но ведь при этом мы живём. И порой лучше уж быть хоть сколько-нибудь счастливым быть, чем ровно прожить много-много лет в пустоте.

Да, волшебница наша также отлетать на философские темы была горазда. И тут они тоже сошлись… Плохо было, что все эти двадцать пять лет открыться ему Аксинья не может. Не потому, что Михалыча так боится… Нет. Не поймёт её такой как Горшочек — ни за что и никогда. Открыться — значит всё, что там у них имеется, спустить в канализацию… Сколько б космической связь не казалось, а некоторых вещей он не простит.

Потому жить во лжи четверть века, оберегая дурачка, а там… Может, и познакомятся они заново. И пусть Михалыч со злости трескается. Плевать. Другое дело, что узнать её могут, но… Рисковая баба Аксинья — весьма рисковая.

А чего, спрашивается, так её раздухарило?! Он ведь ей в правнуки годился… Хотя последнее уж точно никогда не останавливало волшебницу. Нравился ей юношеский пыл, эмоции… Правда, платила потом за это. Влюбчивые мальчики быстро к ней холодели и превращались в ослов, козлов, оленей — по настроению… Была парочка котов, собак и даже попугаев.

На фантазию Ася не жаловалась. Но тут другое было… Ей и без секса хорошо было с этим кадром. Может, это, кстати, и притянуло. Впервые она влюбилась в того, кого в данном теле не хотела взять. Просто было хорошо. Притворялась, что не знает ноты, позволяла учить себя играть на гитаре — а вот этого в самом деле не умела… Слушала и с серьёзным видом кивала на все: «Понимаешь, да?» Теперь почти во всех её рисунках жил он… Иногда компанию Горшку составляла дамочка, чуточку на неё истинную похожая. Не могла удержаться.

Новая жизнь сводила её с ума. Мир открылся с новой стороны — и дело не в сексуальных экспериментах, где она спешила нагуляться на жизнь вперёд. Музыка — это было что-то новенькое. Нет, она общалась и раньше с композиторами, певцами, но всё это было не то. В музыке, что приоткрыл ей Миша, чувствовался драйв, которого, оказывается, так не хватало. Она упивалась энергией… И жизнью, что точно не была поставлена на паузу.

Асе нравились его мелодии, нравилось срывать пальцы в кровь, проводя время с этой группкой неправильных Иных, которые так неловко скрывали от неё свою сущность, что было неудобно. Была б настоящим человеком — давно б к стенке приперла… Но волшебница продолжала прикидываться валенком. Это у неё хорошо получалось.

Ещё ей нравилось, как бодро и с жаром он ей затирает за историю, существенной части которой она была живой свидетельницей, но послушать мальца… Было интересно. Как и вообще с ним было интересно. Даже интереснее, чем играть за другую команду, да. Хотя и тут Анька упивалась. Правда, порой по привычке заглядываясь на окружавших её парней. Благо счет её побед на любовном фронте был нескромным и взгляды эти списывались, как что угодно, но не желание.

Главный бабник и, вероятно, кандидат на обращение в кота… кастрированного в скором времени причем, Балунов ей дико завидовал. Потому что Аська точно знала, как угодить женщинам… Так, как у нее не получалось, потому что в полной мере он, хоть и старался, их не понимал. Однако давать уроки секса волшебница не спешила. У неё дел было по горло.

Ситуация с Мишкой требовала постоянного вмешательства. Так, он окончательно поругался с отцом, хлопнул дверью и вышел в ночь. Юный шкет с ветром в кармане и дурью в голове… Естественно, Аксинья в стороне остаться не смогла.

Что ему, на улице, что ли, жить было? И так трудный мальчик, а уж что с ним выживание сделает… И волшебница решительно открыла перед ним свои двери. Квартира давно была не просто зачищена. Аська ж не дилетантка. Та была приобретена новая. В старой всё осталось по-прежнему — милые сердцу безделицы, стоимость некоторых из которых превышала саму стоимость квартиры… Ну там, рукопись неизвестная Пушкина или украшения от щедрого посла… А в новой было пустовато.

Пустоту эту волшебница заполняла рисунками прямо на стенах, но… Все равно чего-то не хватало. Стоило же туда зайти мнущемуся как-то странно Мишке, та неожиданно поняла, что вот теперь всё на месте.

Но это было непросто. Убедить его, что нет — ему совершенно не помешает Горшок. И что — да, сиротинушке Князеву так будет даже веселее. Впрочем, Миха скоро освоился…

Зато её по дороге за хлебушком сцапал себе в воронок Юрий Михалыч. Злой, как черт и, кажется, впервые о приличиях позабывший. Вот так, вашу ж сказочную мать.

— Он с тобой сожительствует! — орал дозорный. — Ты охренела! — у него аж слюни по обивке разлетались.

Аська выгнула бровь. Нет, ей вообще было что ему сказать…

— Ну а ты давил так, что твой сын ушёл из дома! Думаешь, ему лучше было бы в сквотах с торчками жить?

— Он бы прочувствовал реальной жизни и ушёл! А по твоей милости этого не случится! Аксинья, ты забываешься!

— Он упрямый, прямо как ты, служилый, — тяжко вздохнула она. — Голодал бы и замерзал, а к тебе не воротился… И вообще, — Ася фыркнула. — Какие претензии? Я вообще свою роль заботливого друга выполнению. Он знает, что я одна живу… Это даже странно было бы — не пригласить его!

Юрий долго молчал, а потом, из последних сил сохраняя лицо, пригрозил ей толстым пальцм:

— Смотри у меня, совратишь мальчика…

— Чё? Ты тело моё видел? — рассмеялась Ася. — Вряд ли я сейчас могу его привлечь, даже если захочу, — и упорхнула из машины раньше, чем Горшенёв успел взорваться.

Мишка родился в семье Иных. Отец — дозорный, мать тоже когда-то служила, но, выйдя замуж, отошла от дел. Вила гнёздышко. Потом карьера у бати пошла в гору, и как-то между делом появились и птенчики. Он и Лёха. Только вот братец — человек. А Мише повезло. Так все говорили. Но сам он так не думал.

Уж лучше наоборот… И так думали все. Но нет. Каким уродился — хоть весь объём крови замени, корабль Тесея, то бишь он, будет тем же Иным. Отец шанса не оставил, инициировав по бессознанке, подловил в благостном расположении духа. А братца тоже, не дожидаясь появления подростковой придури, в оборотня обратили. Летал тут теперь вороном, хорошо, не волчарой рыскал. Повезло, наверное, да.

Но Лёха хотел быть Иным, совершенствоваться. А Мише с людьми было интересно. Уродись его брат магом, отец был бы доволен, а так… Два сына, но оба не то. Один по своему желанию, второй — нет. М-да, неудивительно, что так из кожи вон на службе лез.

В результате дома вскоре стало находиться невыносимо. Юрий Михайлович не одобрял ничего из того, что Миша делал. Ни музыку, ни вкус в одежде, ни то, как он дышит…

Уходя из дома, Горшок особо не переживал. Как бы он от этого не открещивался, но он Иной. Не пропадёт. Даже на улице. Быстрее уж у него сварятся мозги дома.

Только вот долго он не проторчал в свободном плавании. Его нашёл и уволок под локоток Андро. Удивительно даже, как быстро разыскал. Компас у него, что ли, встроенный был?!

И вот Мишка недоуменно пялит глаза на безумно разрисованные стены в чужой квартире. Хотя на неопределенный срок это и его обиталище. Пока Горшок не начнёт хоть что-то зарабатывать на своём творчестве. Заметьте, не «если», а когда.

Монета, конечно, презренна, но совсем без неё паршиво. А присваивать добро при помощи силы Иного — гнусно.

Дома с мамиными борщами было хорошо, если бы не отец. На улице холодно и голодно, зато свободно. У Князя же… Тоже самое, но тепло. Как было отказаться?

Тем более он совсем один, ё-моё. Постоянных женщин у него не было. Андрей постоянно отшучивался, что это не для него. Поэтому не помешает Мишкино присутствие. Скорее, наоборот.

Только вот жить с человеком было странно. Страшно было спалиться. Сильно. Вдруг, узнав, что такое Миха Горшок на самом деле, он сначала обзавидуется ему, а затем возненавидит?

Поэтому первое время Миша осторожничал и ходил по одной половичке. Потом напился и дело пошло. Вот, он же хотел доказать отцу и самому себе в первую очередь, что быть человеком куда лучше, чем Иным… Так полезай же в кузов.

Дома мама активно использовала бытовые чары. Здесь же… Князь весьма однозначно заявил, что не жена ему, и что вот тряпка, вот ведро, а там картоха — почистишь. Живешь тут — будь добр тоже шевелиться.

Миха пробовал что-то вякнуть про Анархию, но промолчал. Упиваться своей свободой в ущерб свободе Андрея — это тоже было неправильно. Совсем-совсем. Но и махать тряпкой…

В квартире у Княже было уютно. Отца б удар хватил от таких стен, но в целом — очень даже чистенько. Хотя некий творческий беспорядок и присутствовал. Не сквоты, куда он нос успел сунуть. Вести хозяйство и готовить съедобное тот умел.

Мишка убеждал себя, что это от того, что тот рано один остался. Вот и научился всему. И мудрый, порой, не по годам тоже. Всё из-за этого. Андрюха легко лавировал в этом взрослом скучном мире… Но при этом знал толк в истинном веселье. Порой Горшок от него офигевал. Ибо Князь — это человек-оркестр, бл*.

Но странности были. Например, он каким-то чудом оттёр то пятно с его рубашки, которое не сумела вывести даже мама, заявив, что магия тут бессильна, проще сжечь. Или жратва получалась подозрительно вкусной… Или грим Княже наносил так, словно это для него дело было привычным.

На его вопросы получил ответ, что он художник. И с кистями обращаться приучен. Так-то оно так, но… Что-то внутри у Мишки вопило и сучило лапками, что дело тут не чисто.

Но ощущение это подтверждений не находило. Потому Горшок сходил с ума, ловя себя на мысли, что ничего менять бы не хотел. И что вот так жить кайфово…

Только вот время шло, и вскоре к группе пришла известность. Мишка давно мог позволить снимать свой угол, никого не вводя в заблуждение Силой Иного. Только вот он этого не делал. И номер у них с Княже, что, как и он, весьма странно откосил от армейки, был тоже один. Неудивительно, что вскоре поползли такие слухи, что Миха изрыгнул много матюгов и в чем был отчалил из приветливой хаты.

Группа его искала. Нашли у симпатичной вампирши Анфисы. И нет, несмотря на вопросы Балу, Горшка не смущало, что его женщина в самом деле мёртвая… У отца едва не случился припадок, но Мишка был верен себе. Плевать, что кровосос — главное, что человек позитивный, добрый. И людей она не кушает, вы что…

Сыграли свадьбу, на которой родители присутствовали с такими лицами, будто он им такое оскорбление нанёс, что всё — нежить. Но ведь присутствовали, ё-моё!

С Анфисой было неплохо. Она не ездила по мозгам, искренне восхищалась им и от неё не надо было прятать сущность Иного. И всё же с Княже ему жилось лучше. Думая об этом, Горшок трахал её с утроенным рвением, а потом напивался до беспамятства. Этого, однако, было мало… Он ещё и колоться начал. Ну а хрена ему. Он же Иной — не помрет, а здоровье легко поправить заклинанием. Другое дело, что Анфиса в этом безумии отставать не желала… Первый раз, когда она попробовала его кровь — это было прикольно.

Ну укусила в порыве страсти — с кем не бывает… В другой раз Мишка понял, что она таким образом получает дозу алкоголя и наркотиков… Да, вредно, очень вредно для вампира, но мозг дурманит, для существа, что перестало ощущать вкус пищи… Мозги сносило на раз-два. Пару раз Анфиса его чуть досуха не выпила. И он ей это почти позволял сделать… Грань невозврата была близка, и порой Миха думал о том, что в жизни этой смысла нет… Когда эти мысли стали посещать его все чаще — пришли парни и растащили их… Единственное, что волновало в тот день Горшка — с ними был Андро, а Анфи показала клыки…

Память Князеву подправил отец. По крайней мере, так сказал. Сам Мишка был в депресняке — во-первых, его заставили подзавязаться, а во-вторых, Анфи была прикольной… И он её лишился. Потому что парни сказали, что ещё немного — и она бы умерла насовсем, и он тоже.

Князь звал его обратно к себе. Этот гуляка так и не остепенился. Жилище у него было по-прежнему холостяцким, но, как бы не было заманчиво, Миха отказался. Он, может, и панк, но до такой степени на репутацию ему было не пох.

Музыка, зрители и концерты помогли. Постепенно он вылез из своего депресняка, хотя в жизни по-прежнему чего-то остро не хватало. Словно оно было рядом, чуял Горшок его запах, а ухватить этот фантом не мог. Это сводило с ума. Он был несчастлив, когда повстречал Ольгу. Внешне та ему сразу понравилась, он бросился в этот омут целиком.

Оказалась, та — Светлая волшебница. Везло ему на Иных… Будто притягивал. Отец и мать были довольны. А Мише по-прежнему чего-то не хватало. Сердце было не на месте. И вообще, он снова начал мрачнеть… Потому что чем больше времени проходило, тем страннее вёл себя Князь, словно у него какой-то таймер обратного отсчёта для пздца был. А именно его теперь ждал ещё и Горшенёв, правда, не вполне понимал, откуда должно прилететь… Но факт оставался фактом.

Князев стал раздражительнее. И сам он тоже, будто что-то чуя, начинал лютовать. Потому что странности в поведении Миха списал на то, что друже решил свалить в сольное плаванье. А все его загоны оттого, что ему, якобы, «неудобно». А что кроме этого? Точно, свалить решил… Ведь и чтец, и жнец, на хрен ему Горшок с его табуном тараканов в башке?!

В попытке отвлечься подписался на Тодда. Что-то новенькое, то, что он без Андро потянуть может… Но на душе стало ещё поганее. Ведь идея эта Князю не понравилась и тот вознамерился топнуть ножкой и уйти в закат. Причем куда конкретно — не сообщил, гад.

Мишка всё ожидал, что тот объявится в сольнике, но нет… Андрей Сергеевич Князев пропал со всех радаров. Фанаты сперва шутили, что Горшок его на котлеты пустил за предательство, а потом шутки смолкли. Ибо человек реально пропал.

Тут же и выяснилось, что никто ничего не знает. Знакомых у Андрея было полно, а вот друзей настоящих… Раз-два. И те ничего не знали. Мишка ж не знал. Хоть и был Иным, хоть и, засунув гордость в жопу, к отцу на поклон ходил. Не нашли. Ни Светлые, ни Темные — Ренника и просить не надо было…

Такое ощущение было, что до 14 лет Андрей Князев и не жил. Появился из ниоткуда с двоечно-троечным аттестатом и не вызвавшими сомнений ни у кого документами. Это было как минимум странно. Как и его поведение в последние годы.

Мишка сходил с ума. Были мысли бросить Тодда, но что-то же делать надо было, чтоб совсем не поехать башней. На пробы Ловетт он шёл без особого энтузиазма. Предварительно была почти утверждена Юля Коган, но режиссер настаивал, что надо прослушать всех. Ну и посмотреть, да.

Глаз зацепился за имя какой-то дамочки, о которой он совершенно не слышал. Поспрашивал ребят — те тоже мотали головой. Какая-то тёмная лошадка, не весть как на пробы попавшая. Хм. Из какой же деревни та выползла, что родители так назвали?.. Аксинья, ё-моё!

Примечания:

Не волнуйтесь АУ-9 я завершу, там одна часть, а сейчас настроение на трешачок и юморок.

Внимание! Ни один Лось не пострадал при написании данной части.

Ноябрь 2004

— Эй, Лось! — окликнули Леонтьева прилепившимся из-за его могучего роста и телосложения прозвищем.

Вышеуказанный субъект, совершенно не страдающий излишней скромностью, в ответ лишь слегка пошевелил ноздрями. Сашка весьма хорошо устроился, лёжа на матах (а не кроя ими) в очередном дворце спорта. Саундчек уже прошёл. Перед выступлением было немного времени — имел право. Оттого и не спешил вскакивать по первому зову… Пока его чуткий слух не тронуло следующее ужасное заявление:

— Эй, Ренегат, — Балу, очевидно, сегодня решил припомнить все его прозвища, причем в порядке проявления раздражения по отношению к его персоне без пяти минут третьего автора в группе (выкуси, Шура!). — Гляди, че мы тут нашли! — и, расправив веером, достал из-за спины ворох пёстрых перьев.

— Ну? — Леонтьев изобразил вежливое недоумение. Его напрягало то, что рядом с Балуновым возникли Яха и Пор с какими-то заговорщицкими лицами. Точнее, таковым оно было у первых двух, а покерфейс Щиголева, как всегда, не оставлял шансов.

— Их, наверное, твой родственничек оставил! — давясь от хохота, выдал гениальное Шура, и Яха с Пором поддержали его дружным гоготом… Видимо, успели принять на душу. — Филипп Бедросович который! — уточнил с умным видом Цвиркунов.

— Киркоров — болгарин, — сцепив зубы, произнес Ренегат.

— А ты у нас кто? — с непонимающим видом осведомился Пор.

— Молдаванин! — прошипел Леонтьев и, поднимаясь с матов, попытался придать себе угрожающий вид. Увы, несмотря на огромный рост и широкие плечи, друзья не испугались… Напротив, Балу попытался пристроить ему одно из перьев за ухо.

Лось чертыхнулся, вырывая перо, но не успевая его пристроить Шуре в то место, куда нацелился… Увы, к солидным габаритам бонусом шла и неповоротливость. Не помогали особо и упражнения с подскоками и гитарой в качестве утяжеления.

Вы спросите, как он, Александр Леонтьев, молдавский тёмный маг 6-го уровня до такого дошёл? Что ж, Саша мог дать вам внятный ответ. В отличие от большей части коллектива Король и Шут — тоже Тёмных Иных, невысокого уровня. Те явно легкомысленно относились и к жизни, и к тому, что они, вообще-то, Иные с силами, простому человечеству неподвластными.

Леонтьев давно для себя решил, что раз уж он уродился не самым сильным магом, то в мире Иных довольствоваться ролью шестёрки или пушечного мяса не хочет. Потому и вознамерился стать королём мира смертных. Ну, вот каким получится. Лось, знаете ли, тоже бывает царём зверья… В отсутствие некоторых персонажей, во всяком случае!

И Александр с тоской поглядел в отдельную раздевалку дворца спорта, которую оккупировали их фронтмены. И если с Горшенёвым всё понятно — Иной, причем самый сильный из их шайки-лейки, но при этом совершенно не желавший своей богатой наследственностью пользоваться. Эх, Саньку б его силы… Но не судьба. Жизнь, вообще, штука — далекая от справедливости. Ладно, о чём это он… Ах да, фронтмены.

С Мишкой всё понятно. Притягательность от неслабого Светлого Иного так и прёт в массы — девчонки, да и мальчишки с солидными дядями, тётями тащатся. А вот Андрей Князев — загадка. Или загвоздка. Леонтьев пока не разобрался.

Единственный человек в их группе. Удивительно, как ещё ни о чем не догадавшийся. Человек с текстами, которые любого Иного усомниться заставят. Сколько раз их Дозоры из-за этого трясли, но уходили ни с чем. Детали — не те, да и они Князеву не распространялись о своём Ином житие-бытие. Всё сам, хрен знает откуда, вычерпал. И ладно — истории эти про мистичную жуть с юморком, порой кабацким… Но ведь тоже он магнитом на людей действовал. И не только на людей.

Совсем не как Миха. Тот ярче, мощнее, но… Нельзя сказать, что Андрей полностью терялся на его фоне, как того следовало ожидать. И к нему тянуло необъяснимо, в том числе и Леонтьева.

Это-то и бесило. Потому что сам Князев тянуться желал только к Горшенёву, выдерживая с остальными ровные, добрососедские (точно, вот верное слово!) отношения. Соседи — так и есть. Они большую часть жизни проводили вместе — в автобусе, поездах, самолётах, гостиницах, столовках, на репточках и выступлениях.

Ладно, хрен с ним, с Андреем. Хотя для человека тот был слишком наглым. Совершенно невосприимчивым к их флюидам Иных. Непонятно, конечно, но однажды эту загадку Сашка разгадает. Без ущерба для карьеры. Что-что, а выгоду он чуять умел. Потому и перебрался из одного коллектива в другой. Если надо — провернет этот финт ещё раз.

К примеру, сейчас Ренегат успешно сидел на двух стульях, благо габариты позволяли делать такие акробатические фокусы: Князю с сольником помогать взялся и в Бунт утяжеление успешно пропихнул, Горшок его заценил… Такой вот он удалой! Везде поспел. Чуть приспустившаяся было самооценка поднялась… Тем более, что, как успел заметить, в группиз было пополнение… Одна рыженькая красотуля ему весьма однозначно подмигнула, пообещав сделать всё, что он захочет, после концерта.

Что Александр забыл, так это махонькое обстоятельство, что самые горячие цыпочки всё равно водились среди Иных… И в итоге рыжая колдунья наградила его вовсе не хламидиозом!

Нет, наивные мечтательницы среди группиз тоже встречались, но чтобы совпало столько факторов… Перворанговая ведьма, влюбленная в него, а не в фронтменов (Ха-ха, съели!), хотя она, наверное, заплатила за силу красотой… И вся та красивая картинка — не более чем паранджа. Да, а ещё искренне рассчитывающая на то, что после одной ночи он согласится на её дичайшее предложение — бросить всё и уехать с ней в какие-то дремучие *беня… Действительно, звёзды совпали.

В результате закономерного отказа разобиженная дамочка, подтвердившая, что сила не всегда достаётся умным, превратила его… Нет, не в осла, как пел явно что-то знавший Князев, а в… кота! Да, это он сейчас так спокойно всё называет, а тогда… Дело было так!

* * *

Вот угораздило ему в постель ведьмочку затащить! Но… на ней же не написано было! А высокорейтинговых Иных без их желания и не заметишь. А в результате — выставила его та прямо из собственного номера без одежды, заявив, что та ему больше не понадобится! Даже очки не отдала! Чёртова ведьма!

Настращала его, зловеще пообещав, что проклятие падёт тогда, когда он меньше всего этого хотеть будет. Что это вообще за бред? Какое такое проклятие? И как может понравиться проклятие, а? Это дичь. Лютая. Забористее только «Летучий скелетик» с «Меригуаном» Князя.

Подслеповато щурясь, Леонтьев нервно рассмеялся. Да, он, голый и почти ни хрена не видящий, стоит посреди коридора в третьесортной гостишке глубоко провинциального города. Но… Он же не проклят, как та рыжая стерва говорила! Иначе хоть что-то, да почувствовал же бы, да?

Внезапно живот скрутило… Вот только этого не хватало. Сашка задумал свернуть в Сумрак, попутно не свернув себе шею, что без очков было сложновато… Да там и добраться до пустующего номера, уборной, потом замотаться простынями на манер шейха и уже в таком виде прийти к друзьям, умолчав об унижении с ведьмой… Просто очень бурный секс и разбитые очки. Не более.

Между тем скрутило уже не только живот, но и всего Леонтьева. Он сдавленно охнул, понимая, что его проклятие явно не в расстройстве жопы.

И хотя его выворачивало наизнанку, звать на помощь, Санёк не собирался… Вот ещё! Однако особенно болезненный спазм заставил его передумать, но вместо зычного крика получился не менее зычный… мяв.

Его прекратило колбасить как после приема колёс, зато теперь мир не просто изменился. Он был, мать его, совершенно иным! Нет, не в Сумрак Леонтьев провалился. Это был их мир, их слой, но… Во-первых, его зрение изменилось. Предметы на расстоянии метра и больше приобрели дивную четкость, зато всё, что находилось в непосредственной близости, было довольно размыто. И… цветовая гамма крепко так поблекла, словно пленка была малость повреждена. Не черно-белое, но все же плохо раскрашенное кино.

Но не это самое страшное! Угол зрения и ориентация (не сексуальная!) вот что сменилось просто кардинально! Никогда ещё Александр Леонтьев по прозвищу Лось не падал так низко… Точнее, падал, конечно, когда плохо пил, но сейчас-то он употребил всего ничего! Откуда такой эффект пола?!

И что за странные ощущения, точно отражаются от его… Усов?! Да у него были усы! Длиннющие и торчащие, как антенны, в разные стороны — осознание совершенно внезапно свалившееся.

И вновь неопознанное «Мяв», вырвавшееся из глотки вместо матюга. Это что такое, бл*дь?! Внезапно вдарившие по ушам голоса и ритмичные стоны из соседнего Балуновского номера стали новым неприятным ударом судьбы. Это что за чудо-слух, вашу ж Машу?! Хотя та уже пару месяцев как в Америке была, так что была не при делах… И развлекался этот похотливый котяра явно с нормальной бабой, не ведьмой!

Погодите-ка… Котяра? «Мяук» — из груди стал почти испуганным. Леонтьев в шоке присел на задницу, с трудом осознавая, что та какая-то слишком уж шерстяная… И ему совсем-совсем не холодно! В шоке он поднес руку к лицу и в следующий миг коридор огласил истошный кошачий вой.

У него больше не было руки. Это была лапа. А как лапками играть на гитаре, а, бл*дь? Это не Томми Айоми, у которого были пальцы, пусть и железные. Это ж, бл*дь, когти, торчащие из розовых подушечек в обрамление черной, густой и длинной шерсти! И не это главное, а то, что всё это лишь доказывало, что его прокляли, превратив в лохматое, гадящее и почти ничего не делающее животное!

— Я бы так сильно не орала, — проклятая рыжая ведьма с нетипичным имением Крисания материализовалась перед ним, как черт из табакерки, наверняка с нижних слоёв Сумрака заявилась. — Потому что если тебе отрежут хозяйство, то даже при падении проклятия оно не отрастёт!

«Она же не серьёзно?..» — от ужаса Леонтьев почти забыл, как дышать. Но Крисания улыбалась, глядя на него странным взглядом, и от этого становилось только жутче.

— А ты котиком ещё симпатичнее стал! — томно вздохнула та, проводя рукой по его… телу. Александр вытянулся дугой, дико зафырчав, на что ведьма его осадила: — Я бы на твоем месте меня бы не злила… Могу ведь и в Лося обратить… А ведь ты, хоть и животное, но по-прежнему Иной. От старости не умрешь. Подумай, кем лучше время коротать… К тому же шанс у тебя есть, раз не захотел быть со мной… То вперёд — следуй за зовом природы! — и дьявольски расхохотавшись, растворилась в Сумраке, оставив Ренегата шипеть от бессильной злости.

Ну вот и что ему теперь делать-то, а?

* * *

Немного успокоившись и умудрившись скрыться от горничной, Леонтьев начал пытаться составить план. Ну правильно — не ложиться ж ему в канаве и помирать! Нет!

Сашка ясно понимал, что для него сейчас главное — остаться с группой. Те — Иные. Ну, все, кроме Андро. Да, в основном слабенькие, а Миха — балбес, не использующий большую часть сил… И та ведьма посильнее их была точно. Но маленький шанс, что те его узнают и помогут, был. К тому же у них знакомые помощнее есть. Вон хоть тот же батя Горшка… Правда, отношения у отца с сыном паршивые, да и светлый тот, всю их темную шайку-лейку недолюбливал…

Но, во-первых, это лучше, чем ничего, а во-вторых, всё ж свои. К незнакомцам идти — совсем хреново. Другое дело, что на хер он им в туре сдался… Да и вообще, если даже на секунду отвлечься от того, что они сейчас, да и большую часть жизни катают по стране… К кому бы Лось мог пойти?

Здраво рассудив, что у Горшка и мышь сдохнет, а к Балунову ему прибиваться не хотелось по личным соображениям… Оставалось уже не так много вариантов! Идеальным из которых была Машка — жалостливая и ответственная, но, увы, та уже отчалила в Америку. Жаль, Балу за ней не увязался, эх.

Ладно. Пор и Яха были неплохими вариантами, но то ли тянуло Сашку по-прежнему к Андро, то ли с человеком у него было больше шансов схорониться до поры в сумке незамеченным… Короче, хотел он, воспользовавшись Сумраком, к тому пробраться, но, увы… Тот хоть и ощущался им и даже просматривался, но впускать не пожелал. А жаль — так проще было бы парням свою необычность доказать да на верную мысль навести… Но нет. Легкого пути не было.

Пришлось ждать удобного момента, унизительно прячась в тени. И вот, когда под утро в уже не совместный с Князем номер явно по привычке ввалился пошатывающийся и, очевидно, с кем-то из местных хорошо затусивший Горшок, Сашка воспользовался поднятой шумихой…

Однако с разбегу прыгнуть в раскрытую спортивную сумку и сверху прикопаться тряпками оказалось недостаточным… Леонтьев не учел одной очень важной детали… Пахли панки после концерта не очень. А его угораздило выбрать сумочку с нестиранным Андрюхиным шмотом, в результате по его обострившемуся обонянию был нанесен такой массированный удар, что вылетал из сумки Сашка быстрее, чем пробка из шампанского… Только вот Князь с удивительными для человека рефлексами умудрился перехватить его за шкиряк.

— Кого это ты на хвосте, Мих, ко мне приволок? — возмущенно обратился к Горшенёву их весьма заспанный Сказочник. Надо же, а чего он сегодня девок не портил? Заболел, что ль? Нет, вроде, значит… Вдохновение, выходит, напало… Либо в игруху полночи прорезался. Ну не верил Леонтьев в мирный сон хорошего мальчика. Просто… Ну вот такая вот у них группа — да, что не верил. Не имел оснований, скажем так…

А вообще думать, извиваясь в воздухе, было не особо удобно. Видимо, он и котом размеры внушительные имел, потому что рука у Князева затекла, и он аккуратно опустил его на кровать. Ну либо просто живодёром не был, да.

— Ух, ё-моё! Котяра! Огромный какой! — добродушно улыбаясь, Миха протянул было руку, чтоб его погладить, но… Сашка плохо себя контролировал. Его нервы были натянуты до предела и сейчас эти струны рвались. Ведьма обратила его в кота, в животное! И, видимо, довольно милое, раз каждый норовил его погладить… Леонтьев не хотел, чтоб все его трогали! Он же не педик! Да и некоторые женщины… Нервно сглотнул, вспомнив ведьму… Нет, эта рыженькая хорошенькая скотина нанесла ему огромную моральную травму!

И да — если он хотел остаться в группе, то не стоило шипеть, перекувыркиваясь в воздухе, и царапать Горшка… Который теперь, дико матюкаясь, держался за руку.

Князь отчего-то ржал, глядя на эту картину, а Сашке и в него хотелось когти вонзить… Но… Он же не животное! Человек, просто в этой проклятой шкуре! Поэтому надо держаться.

Пока он себя успокаивал, Андрюха уже щедро плеснул на царапины по-прежнему громко возмущающегося Михи водкой и замотал какой-то тряпкой.

— Будет тебе, — привычно увещевал того Князь, а Реник поморщился. Вот вечно он так… Горшенёв ведёт себя порой с ним, как скотина натуральная, а этот, блин, все терпит от этого Гоблина, тянет. Тьфу. — Не видишь, какой он всклокоченный. Котяра этот. Будто из передряги какой вылез, а ты к нему сразу полез. Сам виноват.

— Да ну, просто психопат он, — просверлил его тяжелым взглядом Миша. — Гляди, как смотрит недобро. Коты так не смотрят. Как задолбавшиеся люди. И вообще, необычный он какой-то, понимаешь ли. Вон возле глаз отметины какие-то.

— Точно, — покивал Андрей, бросив на него взгляд. — На очки похоже! И вообще, это ж породистый какой-то зверь… Мож, потерял кто, надо хозяина поискать!

— Да, не дворый, чистенький вроде, — покивал Горшенёв, успокаиваясь, судя по всему. — Хотя такое чудовище бы везде выжить сумело — ты погляди, какой прикольный!

«Сам ты, бл*дь, прикольный! — зло думал Сашка, которого почти трясло от осознания глубины той задницы, куда он попал. — Лучше б с очками мысль развили, придурки!»

— Угу, — покивал Князь. — Ты давай, Мих, ложись, раз уж ко мне притопал — поспи немного. А я похожу — поспрашиваю насчет кота-монстра. А то ехать через два часа уже…

«Твою мать! — под ложечкой у Сашки засосало. — Два часа…»

— Эй, ты предлагаешь мне с ним спать?! — возмутился Горшок, тыча в него пальцем. — Это ж чудовище лохматое!

— Ты, между прочим, тоже… — очень тихо сказал Андрей, но Ренегат услышал, ухмыльнулся, и чтоб не будить лихо спрыгнул с кровати, освобождая место. Хотел грациозно, но пока с координацией было не очень… И лапы разъехались в разные стороны, поскользнувшись на полу… За дружный хохот солистов хотелось пристукнуть, но до отъезда оставалось два часа, и Леонтьев не стал так рисковать. Потому прилежно запрыгнул на стул и прикрыл глаза… на пять минуточек.

Сам не заметил, как его вырубило. А проснулся оттого, что, видимо, уже вернувшийся Князь громко спорил с Горшком:

— Да правду тебе говорю — нет его нигде! И на ресепшене Реника никто не видел! Да, я дал отбой по автобусу… Нет, быстро вряд ли найдем. Оргам позвонил, предупредил о переносе. Да, Мих, только один концерт. Давай, вставай — Сашку будем искать.

«Я тут, дубины!» — отчаянно заявил Леонтьев, но вместо этого издал зычный мяв.

— Да ну, блин, не мог Лосяра взять и исчезнуть! Не в его стиле! Мож, он своим ходом поехал, а? — продолжал не верить Миха, а потом посмотрел прямо на… кота. — А животины хозяина нашёл?

— Никто ничего не знает и брать его на передержку отказывается, — раздраженно пожал плечами Андрей. — Давай, собирайся, Мих. — Будем город прочесывать.

— Во дела, понимаешь ли! — всплеснул ручищами Горшок. — Лось убыл, котяра прибыл… Слышь, придержи коней, Андро. Надо ж зверя накормить, а?

— Ты прав, — бросил на него снова короткий взгляд Князев. — Найдем Ренника и купим корма, ну пошли!

«Дебилы, никого вы найдете, и не буду я ваш сранный вискас! — мрачно подумал Леонтьев, внезапно осознавший, что не просто проголодался, а хочет жрать… И не только это. Взгляд уперся в горшок с геранью. — Ладно, идите уже скорее на все четыре стороны! Обойдемся без публичного унижения!»

— Не, он щас жрать хочет, — покачал головой упрямо Мишка. — И выудил откуда-то с кармана куртки помятый беляш. — На, животное, ешь! — и положил перед ним, развернув пакет.

«Сам такое жри!», — оскорбленно и протяжно промяукал Сашка… Однако, когда парни всё же ушли, и он удобрил герань или ещё какую цветочную хрень, то, повинуясь зову рокочущего желудка, приговорил-таки беляш… Только этого, увы, было мало.

Дверь оказалась заперта. Открыть не вышло, ведь у него теперь, бл*дь, были лапки… Пить хотелось нещадно… Но из унитаза хлебнуть он побрезговал, потому развинтил кое-как початую бутылку водки и слегка налакался…

Вернувшегося Князя ожидал дикий погром в номере и дрыхнущий посреди кровати в позе морской звезды наглый котэ.

— М-да, — присвистнул Андрей, пока до слегка протрезвевшего Сашки с трудом доходил весь ужас ситуации. — Вы чего, меня с Горшком преследуете, а? Карма такая?! Надо же, кот-алкоголик… Может, ты ещё и анархист, а?

«Ну теперь точно… Привет, улица», — вяло подумал, икнув, Лось. Или единственный в мире Лосекот.

Только вот Князев, видимо, был совсем отбитым типом, потому что выгонять его не спешил, а, подвинув, без страха растянулся на кровати… Так какое-то время они совершенно молча лежали, а потом Андрей неожиданно выдал:

— Понятно теперь, почему тебя выгнали… Где бы ты раньше ни жил. Доразбойничался, морда усатая. Учти — ещё раз мне такой концерт с показательным выступлением устроишь — тоже выпну. Я хоть и добрый, но не дурак.

«Ой ли!» — подумал, хмыкнув Леонтьев, впрочем, втайне радуясь… Хотя бы с группой останется… Там, мож, поймут всё… Не они — так знакомый Иной кто — да расколдуют. Обязательно расколдуют, а пока… Надо и в таком существовании плюсы искать… А что? Работать не надо… Ответственности никакой, все девки умиляются, ходят. И из Князя, возможно, тоже удастся веревку свить — чем не шикарный опыт?!

— А назову тебя Медведка, больно ты огромный и дикий… Да и на Горшка чем-то смахиваешь, — бормотал Андрей, явно почти вырубаясь… Леонтьев фыркнул, но ерепениться не стал. Зная фантазию этого субъекта — легко отделался.

Примечания:

Ещё одна махонькая (наверное) часть и пора этот трешачок заканчивать)))

Примечания:

Неожиданно всё это безобразие форменное от стёба свернуло куда-то не туда, и ещё мягко (наверное) срослось с 9 АУшкой.

Городок, где Леонтьева постигла неудача, был небольшим. Едва полмиллиона населения набиралось. Ну ладно-ладно, для той местности, где они сейчас колесили — почти мегаполис.

В любом случае его искали неделю. С собаками. И с привлечением местных Дозоров. Ага, видел Сашка этих дозорных. Парочка хорошо ладящих темных и светлых (чем дальше от столицы — тем дружнее, что ль?!) уровня максимум четвертого. То есть Горшочек, который, вообще-то, позабыл до этого Ренегатище сию деталь важную указать, короче, был он Иным третьего уровня. Светлым. Единственным в их шайке. Только вот неучем был, оттого и проблемы все... И с батей отношениях хреновые, мог бы в Дозоре пригодиться вполне!

Естественно, не нашли и в коте ничего не заподозрили. Балунов свято считал, что Лосяра повстречал прекрасную Лосиху и свалил с ней в закат через Сумрак, потому и на ресепшене никто ниче не заметил. Что ж, если б Леонтьев согласился, то так и было б. И ищи не ищи, а ведьму хрен найдешь.

К слову, зазнобу его всё же срисовали. Больно яркая. И теперь искали, придя к правильному выводу, что та Иная. Только вот, увы, в ответ на просьбу всё же переломавшегося Горшка, батя его всё же прислал кое-кого с Питера на поиски из оперов. Но этот кое-кто прошёл мимо отчаянно мяукающего Ренегата и ничего не заметил. Увы, второй уровень. И то, покопавшись два дня уехал, заявив, что тут глухарь, пусть местные ищут Рыжую, а у них и в северной столице нехватка кадров. Поставили, короче, крест и сделать ничего нельзя.

«Вот же сволочи! А пропади Горшок или Андро — по-любому всех бы на уши подняли!» — гневно фырчал Сашка. Было больно и обидно. А ещё жаль свою, отправленную коту под хвост жизнь.

Ребята, конечно, кинули клич среди знакомых Иных с призывом помочь найти Рыжую… Но та, скорее всего, залегла на дно в какой-нибудь жопе мира. Короче, шансов было мало. Только если, разбежавшись, Юрию Михайловичу в ноги врезаться. Внимание обратить. Авось сжалится и расколдует. Хотя не факт… Кто ж этих Светлых знает, мать их.

Поэтому привыкал Ренник постепенно к новому житию-бытию. Благо хоть с группы не прогоняли. Князю было покрутили у виска пальцем, мол-де, это скотина нас всех сожрет или удавит ночью. А потом согласились, что, коли хозяина нет, нельзя животину на произвол бросать. Отдай, друже, фанаткам после концерта очередного. На этих словах Леонтьев дугой выгнулся, взъерепенившись. Вот только фанаток ему не хватало, бл*дь.

Для полного, как говорится, счастья. Только вот Андрей улыбался и мотал головой. Странный он, конечно… Хотя, может. это просто Ренник в своей кошачьей шкуре такой импозантный, да!

Короче, на всякий случай с Князевым Леонтьев вёл себя предельно осторожно. На кровать не лазил, довольствовался выделенной подушкой. Под ноги не лез, не царапался, громкость, пока тот дрыхал, не повышал. Когда дамочки приходили, сам в дверь скребся, чтоб выпустил. Нет уж, увольте его от этого зрелища. Спасибо, бл*дь. С одной стороны, любопытно, конечно, было, но с другой… Нет, он ещё надежды расколдоваться не терял. Поэтому ну, на хрен.

Зато с другими Медведка (он теперь точно спокойно играть Медведя не сможет, бл*!) отрывался как мог. Во-первых, потому, что, в отличие от неожиданно проявившего чудеса самосохранения Андро, те так и норовили его затискать. И нет, печальный опыт Горшка их не остановил. Балу вообще назвал себя заклинателем кошек и полез к нему… Царапнул того в нос, дико извернувшись, Леонтьев с превеликим удовольствием. После этого среди группы желающих его погладить поубавилось.

Зато случайные прохожие… Постояльцы и, бл*дь, фанатки. Ренегат был готов взвыть, особенно, когда в очередной раз поднимался вопрос, что, мол-де, ненормальный он. Надо коки отчикать, мож, угомонится.

«Живым не дамся!» — тяжко думал Александр, благо габариты позволяли оказать сопротивление… Другое дело, что из-за новой натуры он слишком много спал, а значит, был уязвим. С такими же угрозами недолго и параноиком стать.

Впрочем, всё было не так плохо. В кои-то веки он высыпался и вёл почти здоровый образ жизни. Ну то есть не пил как чёрт (кто знает, может, у котов печень вдвойне быстрее отстегивается! К тому же повторять разгром Князю не рискнул!), питался не подножным кормом жирным да сочным, а специальным, для мейн-кунов, бл*дь.

Первое время жрать это, кем-то уже пережеванное нечто, он отказывался, все пытался украсть со стола то сосиску, то пирожок, но… Этого безнадежно не хватало, а пах корм проклятый неплохо. К тому же… Он слышал, как Шурка присвистнул, заметив, что именно тащит ему Андро. Видать, не вискас и китикет чертовы. К тому же Князь совершенно серьезно, глядя на его голодовку второй день подряд, взял консерву и принялся читать:

— Субпродукты говяжьи, мука костная, рис, тимьян, чеснок… Твою кошачью мать, я б сам это сожрал!

«А я бы посмотрел!» — хмыкнул Лосекот и спрыгнул снимать пробу. Оказалось, в самом деле, ничего. Наверное, тому же производителю стоило начать выпускать линейку для плохо питающихся музыкантов. Сбалансированный корм для панков. Рубленный лосось бы положили, тот же рис, специи — и точно брали бы с удовольствием, блин.

В общем, со жратвой можно было примириться. С кошачьим туалетом тоже. Лоток он не признавал. И либо скребся на улицу и удобрял клумбы. Плевать, что почти зимой. Либо цветочные горшки. Тем уже ничего страшно не было. Все в окурках погрязли. Да и, как правило, в гостиницах, при приёмке номеров видели только учиненный Михой бедлам, а его дела замечали нескоро… Другое дело, чёртов поезд! Но и там были стоянки. Главное, не отстать от своего. А то будет куковать в каком-нибудь Нижнем Урюпинске на вокзале.

С чем смириться было нельзя — так это с тем, что вся его личная гигиена теперь состояла из вылизываний самого себя… Безусловные рефлексы штука мощная. Вот и его затянуло в эту бездну. Очнулся Леонтьев только тогда, когда комок шерсти отрыгнул… Но это было сильнее его. Теперь он со страхом ждал весны, ведь это означает… Нет, пока думать про такое Лосекот не мог. Это ж просто дно дна. И он поежился.

Тем временем в кошачьем теле он уже провел больше месяца, а, казалось, пару лет. Время в таком состоянии отчего-то тянулось медленнее. Подвижек никаких не было. Настал декабрь, они катали концерты в Сибири с одной гитарой, что с учетом тяжелой программы Бунта, была нелегко, но замену ему пока не искали. Это Ренника радовало, а вот звук огорчал. Однако в качестве протеста перегрызать провода он не решался — пока в кошачий рай он отправляться не спешил. К тому же, кто знает, может, его просто рипнет в Сумрак, и возможно именно в таком непритязательном виде… Ну на хрен!

Короче, тряслись они где-то по дубаку лютому. Впрочем, шерсть у Леонтьева была шикарная и на холод он не жаловался почти. Его ленивое валяние на полке Андро прервала какая-то громкая возня, топот и крики. Решив посмотреть, в чем дело, он спрыгнул, прошествовав к источнику шума в тамбур…

Проскользнув вслед за мечущейся туда-сюда проводницей, он обомлел. В тамбуре было свежо — из приоткрытого окна задувал ветер и снег, но даже это не могло перебить стойкий запах крови.

Балу с Яхой чего-то суетили, склоняясь над кем-то. Рядом мешался, невпопад суча лаптями, Горшок. Леонтьев придвинулся, и тут же отпрянул. В углу тамбура сидел полуобморочный Князь с бледной рожей и перемотанной окровавленным полотенцем рукой. Зато понятно стало, почему рядом Пора-вампира не наблюдается. Выпинали от греха.

Лосекот тупо переводил взгляд с разбитого окна на Князя. И как разбил только? Нет, в его пьяную удаль он вполне верил, но… Стекло-то калённое. Тут не каждый вампир с оборотнем выстеклит. А этот человек… И порезался нехреново так, поглядев сквозь Сумрак, он отметил, что кровь, не иначе как вмешательством Иного, Шурка остановил кое-как. Ладно, значит, жить будет… А остальное делать — уже палевно шибко.

— Кота не выгоняйте только, — неожиданно шепотом выдал Андрей, заставив Ренника вздрогнуть. Во-первых, про такую возможность он не подумал, а во-вторых… Что-то внутри подобная забота согрела.

— Мы ж не звери, — успокоил того Шурка, коротко покосившись на кота, отчего Леонтьев, схватив недобрый взгляд, фыркнул. Ну-ну, не свозят же те его в самом деле, пользуясь случаем, в ветеринарку… Под ложечкой засосало.

— И кастрировать его не надо, — прочитал мысли Князь, снова вызвав у Ренегата порцию изумления. Ну как он это делает, а?!

* * *

«Как в этом может хоть что-то понравиться? — рвал и метал Леонтьев, привязанный к кедру на поводок. Собачий, бл*дь. А все потому, что Горшка повело от того, что Князь решил его по безумию затмить, и, чтоб Миху образумить, группа поехала отвлекать его на Байкал. А кота, чтоб не убёг и не мешался, к кедру присобачили, черти! — Эта ведьма — дура набитая! Это ж издевательство форменное! Да, говорят, что коты — животные свободолюбивые, гуляют, где хотят, но ведь по факту — это не так! И они зависят от кожаных мешков с костями!»

В любом случае, чем так жить, лучше убежать в лес, на хрен перегрызя поводок, благо зубы острые и на него занятые Горшком и его психами пацаны обращали ноль внимания… Что он и сделал. Вот только в лесу оказалось холодно, что аж коки затряслись, а пойманная мышь — невкусной… Короче, вернулся он, поджав хвостище, и втайне радуясь, что не уехали без него.

Обматерив его на чём свет стоит, Балу закинул его в автобус, пробурчав что-то про несносное животное, которое и через Сумрак отыскать не могли.

В Иркутске к ним на на концерт неожиданно притопал перевязанный и всё ещё бледнющий Князь. Не просто притопал, а ещё и выступил. Правда, то и дело мотаясь за кулисы за обезболом. Ренник, видя такое дело, вёл себя тихо. Даже нагадить Балунову и Горшенёву в ботинки раздумал. На фиг им тут новый скандал.

А вечером в гостишке, он взял и прыгнул к странно молчаливому Андрею на колени. Тот странно на него покосился, но прогонять не стал. Просто взял и легонько почесал за ушком.

Ренекот напрягся, когти уже готовы были выпуститься и впиться Князю в колени… Только вот мысль, что тому и так досталось, помешала осуществить задуманное. Тогда он решил вспрыгнуть с колен и удалиться с видом оскорбленного достоинство, но вот беда… Тело вновь предало его, расслабившись. Впрочем, Леонтьев не скоро осознал, что низкие утробные звуки, исходят от него. Он, бл*дь, мурлыкал! Ему, етит этого Сказочника за ногу, было хорошо… Хорошо?!

Внезапная мысль прошила его сознание, знакомо перекручивая… Александр резво соскочил с коленей, но убраться с номера не успел. И вот свершилось то, о чем Леонтьев мечтал — он снова человек! Только вот совершенно голый и в номере у человека Князева. От чего со страшной силой захотелось провалиться куда-нибудь подальше… Слоев на десять в Сумрак, хотя столько, вроде, и нет.

— С возвращением в мир прямоходящих, — а Князь-то, зараза, даже и не удивился. С чего бы это?! А ещё бросил ему футболку и какие-то штаны, в которые Сашка и в прежних габаритах-то не залез бы, а сейчас, отожравшись за месяц ленивых валяний в кошачьей тушке, и подавно.

— А ты, гляжу, совсем ничему не удивляешься? — натянув футболку и замотав бедра сорванной шторой на манер тоги (юбчонки), тихо спросил Ренегат, отчаянно силясь не краснеть. Он был без очков и видел чуть больше, чем ни хрена. Но ненормальность ситуации он кожей чувствовал. — Не оттого ли, что с самого начала всё знал? — холодея от внезапной догадки, произнес.

— Твои очки, — вместо ответа вложил ему в ладонь искомое Андрей. — Конечно, я увидел твою истинную сущность. Только вот в случае с ведьмами снять чужое проклятие не всегда может даже другая ведьма. Ты знал, кого тащить в постель!

— Ты-то ведьма? — хмыкнул Лось, наслаждаясь, наконец-таки, нормальным зрением. Князев был спокоен, аки скала. Всех провёл, скотина! От желания фыркнуть его удержало лишь титаническое усилие. — А где метла? И сиськи?!

— Я ведьмак, Лосяра! Не ведьма! — в глазах у Андрея, наконец-то, сверкнули живые эмоции. — И нет, не надо закатывать сцену. Проклятия всё же тебе снял. Условие у Крисании было не такой уж невыполнимое.

— Так ты её знаешь?! Может, вы ещё и в сговоре?! — взвыл Леонтьев. — Ах ты сволочь, Князь!

— Нет, решительно, котом тебе было лучше! — разозлился в ответ Князев. — Неблагодарная ты Лосяра!

— Мне тебе что, ещё и спасибо сказать? — охренел Сашка.

— Обойдусь, — мрачно ответил Андрей. — Главное, поклянись Тьмой, что о том, что я Иной, не узнают от тебя остальные!

— О, а пяточки тебе не потере… Че?! А всё-таки, почему ты от всех скрываешься? Горшок бы только обрадовался.

— Не твоё дело, Сань, а клятву тебе принести придётся! Иначе парни узнают о том, кто все эти дни был Медведкой, а ещё получат твоё фото у меня на коленях… Ты же этого не хочешь? — неожиданно дошёл до манипуляций «простачок» Князев.

— Кажется, я что-то понял, — восхищенно присвистнул Ренеко… гат. — Меня давно удивляло, как Батя Горшка со своими ресурсами не организовал для своей проблемной кровинушки няньку. А, оказывается, та давно была под носом! Ты — Светлый, и работаешь в Дозоре… И если Миха узнает, то не простит, верно?

— Верно, — мрачно кивнул Андрей. — Клянись, давай.

— А ведь для тебя это давно не просто работа… — кажется, наконец-таки пазл пошёл вставать на место. — Но ведь он всё равно узнает рано или поздно!

— Предпочту, чтоб поздно, — свистящим шепотом ответил Князев. — Не тяни, Сашка… Я тебе помог, хотя не должен был, по-человечески помог, ну и ты не будь Лосём!

— Ладно, — кивнул Ренегат и принес клятву.

Позднее он узнает, что и здесь Князев его обманул… И что тянуло его к нему по вполне определенной причине. Впрочем, сперва из-за притяжения этого ненормального он свалит из группы. Вернётся, когда и Андро, так и не раскрытый засланный Дозором казачок, сам оттуда уйдет. Нежданно-негаданно.

Князь как сквозь землю провалится, а вот никого Светлого Ведьмака в Дозоре Ночном наводивший справки Леонтьев не обнаружит… Он так и будет не догонять в чем тут дело, пока не ощутит знакомое притяжение к пришедшей пробоваться на Ловетт дамочке… Не ведьма, не колдунья, а светлая волшебница к ним пробоваться приходила! И до этого его дурила.

Ай да Юрий Михайлович, ай да афера века! Настолько все продумать и загасить шпионку… Кто-то носил костюм кота, а кто-то — мужика. Ещё и бабником, бл*дь, стать сумел. Нет, решительно Леонтьев требовал компенсации.

— Сегодня, после репы! — прошипел он завершившей кастинг дамочке. — А не то всё ему расскажу, — болотные глазищи вспыхнули, но волшебница кивнула. Ладно, хоть не рыжая… Блондинка! Натуральная… Понятно, чего Князь перекрашивался.

Примечания:

Проде 9 АУшке тоже быть)

Примечания:

Нагнала я вам... Не последняя это часть))

Пробы длились четвертый час, Мишка нетерпеливо ёрзал на отсиженной заднице, но злить режиссера очередной отлучкой в сортир не стал. Во-первых, подумают, что у него с простатой чего, а это ему не надо, а, во-вторых, перед дамами неудобно.

Те ж старались, ё-моё, играли и пели. Надо слушать и изображать заинтересованность, иногда вежливо задавая вопросы. Юля им всем понравилась, и пока в просмотре остальных женщин Горшенёв видел пустую трату времени, но реж настаивал. Может, в этике дело было, что людей уже позвали. Ладно, вдруг бриллиант какой, неогранённый, к ним заявился.

Хотел Мишка в театралы податься — теперь не ной. И он сидел, всё сильнее сползая с кресла… Пока не вошла она. Стоило ему мазнуть по вошедшей дамочке скучающим усталым взглядом, как в башке точно молния стукнула. Горшок резко выпрямился, подаваясь чуточку вперёд.

Иная. Светлая. Судя по расходящемуся присутствию — весьма сильная. Совершенно не таящаяся, отчего сияние её мерно обволакивало зал. Ну куда такая на роль помешанной на маньяке Тодде Ловетт, а?

И всё же он, затаив, дыхание наблюдал, чувствуя, как тепло, знакомое какое-то, наполняет и его. Эта Светлая щедро делилась своей энергетикой. Не жадничала, не тянула со зрителей крохи тепла и света, а скорее, преобразовывала их собственные эмоции, отзеркаливая и усиливая.

Теперь понятно стало, как на пробы попала никому неизвестная Аксинья Волконская… С таким именем и фамилией — та скорее не из дыры выползла, из прошлого столетия. Зачем, спрашивается, а? Неужели постановка заинтересовала?

И Мишка, сглотнув в миг ставшую вязкой слюну, наконец обратил внимание и на внешность. Блондинка в теле — таких-то он и любил. Не кожа и кости, а ухватить есть что. В платье таком… Ну точно с начала двадцатого века родом. Непышная юбка, приталенный силуэт и закрытая, весьма и весьма выдающаяся грудь… А вот цвет весьма вызывающий — ярко изумрудный. Только вот дополняли образ кожаные митенки и не менее кожаные корсет, точно из секс-шопа. Обута была дамочка в тяжелые кованые ботинки на шнуровке, а прическу имела тоже начала двадцатого века — пышную, с начесом, приколотую…

Мишка не заметил, как перестал дышать. Внутренности охватил жар. Давненько его так в одетом виде барышни не заводили… Так что он и без спичек полыхал. Хорошо, в зале полумрак царит — и его раскрасневшаяся физиономия с лихорадочно блестящими глазами не так заметна.

Пока он тщетно пытался совладать с собственным телом, дамочка, Аксинья, начала петь. Только вот совсем не требуемый отрывок. Точнее, тот, но Мишка его насилу узнал. Та — суть оставив прежней, текст изменила. Изменила текст, бл*дь… Да так, что у Горшка ум за разум зашёл… Так хорошо то встало на музло. Кажется, даже парни, уставшие за вечер играть одно и то же раз десять, от неожиданности сбились пару раз.

И нет, текст от проф. авторов, к слову, тоже Андрея и Михаила, хорош был всем с литературной точки зрения и правилен, но… Сейчас, слушая иной вариант, Горшенёв обомлел. Теперь текст и музыка по-настоящему гармонировали меж собой, как это было с Князем… Пропавшим, чтоб его, как сквозь землю фантомом-Андро. Он не заметил, как до побеления в костяшках вцепился в подлокотники. Рядом режиссер, кажется, тоже выпал в осадок…

Ну да, всеми флюидами Иной да по человеческому разуму… Мишка нервно сглотнул, заставив себя прислушаться вновь к голосу… Тот, может, и звучал не так чисто, как у Юленьки, но… Вот ж дело какое необычайное, тоже подходил лучше.

Потому что пела Аксинья эта с чувством и душой. А, кажется, в погоне за качеством звука, Миша стал забывать, что, вообще-то, в искусстве не это главное. А именно что драйв, эмоции, а некоторая грязь… Панки грязи не боятся.

Всё это пробежало по его голове так быстро, что Горшочек и не заметил, как ноги его на сцену вынесли, руки схватили микрофон и он начал аккомпанировать дамочке почти привычным «лай-лай»… И так покойно и хорошо вдруг на душе стало. Мишка даже не заметил, что весь суперсерьёзный трагизм партии Ловетт куда-то испарился, подправленный самоиронией.

Когда они окончили, Горшенёв просто изваянием застыл на сцене. Под конец их взгляды пересеклись — и зелёно-карие глазищи Аксиньи впились ему в душу на миг, а затем та улыбнулась и кивнула пораженному режиссеру:

— Ну, вы мне позвоните! А сейчас, прошу простить — тороплюсь! — и, бодро отбивая шаг набойками, скрылась в закат, пока Миша не отмер. Отпавшая челюсть его, кажется, начала высыхать…

— Это чё было?! — первым подал голос Яха. — Мне одному показалось… — что именно, тот не договорил — ему на ногу наступил подскочивший Ренник со зверской рожей.

— Пацаны, извините! — немного нервно произнёс Леонтьев. — Тоже тороплюсь… Запись! — и свалил вслед за роковой дамой.

У Мишки это исчезновение… Чересчур поспешно вызвало непреодолимое желание погнаться за Аксиньей. И если надо Лосю одному ретивому рога обломать… Хотя он даже и доказательств не имел, что тот реально побежал за ней, а запись не имел, например, к дантисту! Но планы Горшенёва нарушил режиссер своим покашливанием:

— Михаил, я думаю, вы со мной согласитесь — это находка… Но по поводу текста, если и менять, то звоните Волконской сейчас и договаривайтесь! Куда убежала, егоза!

— Что и остальных слушать не будем? — пересохшим голосом спросил Горшок.

— Нет, последняя она… — вслух мыслил режиссер. — Аксинью мне рекомендовал такой человек… Что не включить нельзя было — теперь понимаю, почему.

Учитывая, что перед ними была сильная Иная — Мишка мог представить, кто примерно. Испытывая стойкое желание закурить, он начал бочком пробираться к выходу… Аксинье же он позвонит. Только немного в себя придёт.

* * *

Время быстротечно. Это Аксинья знала наверняка. И в её долгой жизни четверть века — это пшик. Вот только и молния умещается в пшик, меняя всё существо. Двадцать пять лет она, нося костюм очередной, играла, наверное, одну из лучших своих ролей.

Андрей Князев получился классным. Пожалуй, Ася бы сама в себя влюбилась, если бы всем сердцем не прониклась к Мишке. Это-то и было самым страшным. Не просто привязаться к объекту своего задания… А чувства, может, тоже срок годности, как миссия, имеют, но у неё тот не то, что не вышел, он, бл*дь, ещё сильнее стал после окончания договора с Горшенёвым-старшим.

Наверное, тому стоило сказать спасибо. За эти годы Ася, наконец, открыла миру своё творчество, реализовалась как единица… Но вместо этого она ощущала, как крепла внутри ненависть. Ведь всё это пришлось оборвать, словно нить перерезать… И со сценой попрощаться, хотя сейчас отход в тень, некогда родную, ощущался болезненно-горьким, почти невозможным. И, самое главное, с Мишкой.

Она могла бы остаться. Да, договор был на двадцать пять лет. Но попроси она Юрия Михайловича, тот бы с радостью продлил чары, хоть насколько… Но так было нельзя. Ещё пять, десять лет обмана ничего бы не принесли, кроме горя. Это всё же была не она. Собранная личность всё равно рассыпалась бы в труху. Аксинья скучала по себе настоящей.

Да и, глядя, на то, как мучается Горшочек, она надеялась, что так будет лучше. Что он сможет отпустить. И жить без неиссякаемого раздражителя для чувств под боком. Последнее сомнениям не подвергалось. Увы, но его вторая жена… Когда Ася ту увидела, то решила, что смотрит в кривое зеркало.

Нет, с этим надо было кончать. Время шло, она, конечно, научилась вести себя со временем матёрым мужиком, но… Природу всё ж не спрячешь. Не один Мишка в сети её невольные попался. Ренник. Тот тоже пал жертвой.

Признаться, с ним вообще странно вышло. 2004 близился к своему завершению, а Волконскую достал Балунов. Ей всё время, казалось, что котяра этот о чём-то догадывается. Вот и подговорила она свою должницу старую — Крисанию, того обратить в кота. Исправить, так скажем, ошибочку, по которой тот человеком родился… Чтоб малость не до Князева стало ему.

Только вот рыжая всё перепутала, общались-то они под градусом. И обратила в огромного черного кота, аки Бегемот… Не того Сашку. Ладно, хоть Пора не задело. Тот-то вообще не при делах. И как его расколдовать — Ася бы ума не приложила… А вот с Лосем хоть и не без эксцесса, но всё прошло гладко. Даже разбитое в гневе на остолопа Горшка стекло пригодилось… Правда, побочка всё ж оказалась. Вылезли наружу чувства Ренекота. Увы.

И ладно бы… Тот всей правды себе и не представлял, а от того, что знал, сбежал подальше. Только вот сейчас бумеранг настиг её… Аксинья прикрыла глаза.

Да, она ушла, растворилась без следа. Словно Андрея Князева до 14 лет и не существовало. Квартиру, купленную специально для спектакля длиной в 25 лет, она оставила нетронутой. Словно владелец просто вышел прогуляться в магазинчик за углом. Единственное, что забрала — рубашку расписанную свою да пару рисунков с фото. Не стоит объяснять отдельно, кто там был изображен… Даже текста оставила. Мишка их не мог не найти.

Со стороны это, конечно, дико выглядело. Но ещё хуже было бы инициировать свою смерть. Это было бы слишком жестоко по отношению к Горшенёву. А так… Люди пропадают. В Японии целые агентства есть, которые помогают исчезнуть и начать новую жизнь. Тут уже вариантов больше остаётся, согласитесь.

К тому же ряд намеков она группе и Мишке, в частности, оставила. Во-первых, в последнем альбоме. К слову, словила она немало фейспалмов при его записи… Унесло Мишу в прошлый век. Ещё на тени клоуна начало. Ей, как живой свидетельнице, было нелегко не закатывать глаза. Впрочем, через раз ей сдерживаться не удавалось. Увы. В общем, на фотосессии и съёмке клипа Князев был единственный весь в белом. Это был намёк. И что Светлый иной, и что единственная женщина в коллективе… Ну, теперь-то уж — да.

Вторым звоночком для Горшка должен был послужить оставленный текст с музлом. Поздно, Адель — идеально ложилась на Поздно, Андрей, но Адель таила в себе намёк… Ну и, наконец, отказываться полностью от Мишки она не собиралась, несмотря на всё ментальные подпрыгивания его бати, хотя четкого запрета, к слову, она и не услышала…

Князева была не в восторге от Тодда, но с театром была на «ты», если уж так вообще можно выразиться, говоря о нём. Её расчет был прост — попасть на роль Ловетт, постепенно занять своё законное местечко в истинном обличье… Там уж либо до самого допрёт, либо сказать придётся. Реакции, конечно, могут быть разными. И ни в одном из вариантов Мишка ей на шею не кинется, но… Позлится, да, может, и остынет.

А если не попробует так и вовсе не узнает. Но нельзя было, чтоб с наскока узнал… В душу родную надо было снова тропку найти. Может, и не только в душу. Рассуждала Ася, одеваясь на прослушивание так тщательно, как на Императорский приём не являлась… И эффектное появление удалось. Правда, не без ложки дёгтя — её узнал Лось… Ладно, и не таких плутов обламывали. Только бы не узнал, кому на самом деле, обязан своим месячным пребыванием в кошачьей шкурке.

Примечания:

Чем дальше в текст, тем дремучей автор. Помним, да?

Всё ещё не конец блин.

Эх, Мишка-Мишка… Сердце тревожно билось к концу прослушивания. Лишь собачья выдержка и годы тренировок помогли удержать лицо. Скучала. А ещё тело вернула своё, женское… То тоже реагировало эмоционально. Очень. Не способно было дольше пяти минут рядом продержаться. Жаром обдавало. И от открытости её нынешней — сиянию в Сумраке ровному, сильному.

А Мишка… Вон как резво соскочил и «Лайлала!» — затянул. Был бы хвостик — вилял. Да, его и превращать-то не надо было. И так видно, на кого похож пёс… Этот, по-детски чистый, наивный Светлый… Деть, короче, по сравнению с ней и её опытом. Но ведь тянуло же. Что ж, она, Ася, не обжигалась, что ли? Ещё как. И не раз. К годкам своим могла бы и броню покрепче отрастить, но нет. Выше это было её сил. Лезла упрямо вперёд, как мотылёк на лампочку. Знала, что больно будет. Может, в этот раз и не оправится даже — развоплотится. Но и не попробовать не могла.

Выскочила сейчас на улицу, а перед глазами плывёт. Едва осознала, что рассекретивший её Лось следом увязался. Резко остановилась, чувствуя, как замедлялись и тяжелые шаги позади.

— Признал, значит, — срывающеся шепчет, не оборачиваясь. — Ну, пошли, Сань, поедим, — и также без оглядки пошла… На конце улицы был неплохой ресторан. По крайней мере, тридцать лет назад был таковым.

На середине улицы тяжело со свистом дышащий Леонтьев её нагнал, поравнялся и спросил:

— Далеко ещё?

— Тебе надо больше двигаться, — Аксинья за словом в карман не лезла. — А то гитару сможешь без ремня на пузе таскать! — не дожидаясь возмущенного бухтения, прибавила. — Да вот, почти пришли… Было здесь местечко одно, — остаток пути проделали молча. А когда дошли — знакомой вывески не оказалось, её сменила другая — современная и красивая. Ася подозрительно прищурилась… Однако нет — линии вероятностей явно указывали, что идти надо было именно туда.

— Тут раньше был литературный салон, потом бордель, затем ресторан. Очень хороший ресторан. Место Сумраком благословлённое, короче, — криво усмехнулась она, глядя на подозрительно замершего собеседника. — Не думаю, что новый владелец убил всю атмосферность.

— Сколько тебе лет? — глаза Ренегата блеснули из-под линз.

— Дамам задавать такой вопрос неприлично, — обожгла его взглядом Аксинья.

— Так ты двадцать пять лет мужиком притворялась. Отчего не задать-то, а, Андрюх? — не унимался Леонтьев.

— Так, если намерен продолжить наезды, то я ухожу, — не стала церемониться Ася. — Выбирай.

Ренегат хмыкнул и демонстративно первым вошёл в рестобар под названием «Розалий», едва дверь приоткрылась, Аксинья безошибочно считала присутствие своего давнего знакомого. Так вот кто выкупил помещение. Что ж, зная Петра Ильича, сеанс классической музыки и много танцев её неудавшемуся кавалеру обеспечены. И, беззлобно посмеиваясь, она побрела назад к театру. Час форы у неё точно был. Осталось перехватить Мишку.

* * *

Колечки дыма сегодня выдыхались поразительно гладко. Ещё немного и можно ярмарочным фокусником вместо Серой Хламиды устраиваться. Благо и хоббитцы имелись. Ну, опять же, относительно. Просто Миша и тот же Сашка Леонтьев на фоне остальных парней всегда великанами казались. Даже не низкорослый от слова совсем Андрей. Ну вот, снова вспомнил… Закашлялся аж от попавшего «не в то горло» сигаретного дыма.

Что это вообще сегодня было? Помрачнение? Массовый психоз? Коллективная шиза как тазиком накрыла бывалых панков-Иных? Перед глазами снова выплыла статная фигура Аксиньи. Вот это реально баба, что надо. Такую ветром не унесёт. Она сама кого хочешь заломает… Возбуждение накатывало волнами, аж кончики пальцев пощипывало.

Да когда его в последний раз от кого-то так вштыривало? Ответ просился всего один и дико очевидный, но Миша от него отмахнулся и переформулировал. Когда его так от бабы вело? Да никогда, он выплюнул сигарету, растоптал окурок и собрался было позвонить по данному номерку, как почувствовал, как знакомое теперь присутствие выплывает из подворотни. Чувствуя себя совершенно больным и дурным, обернулся.

Раскрасневшаяся, но не запыхавшаяся она решительно приближалась к нему, пока не остановилась в трёх метрах, словно налетев на невидимую стену. Красивое лицо её свело в судороге. Не успел он хоть как-то отреагировать, как та с видом обреченной на казнь ведьмы рубанула ему:

— Это я, Мих.

— Кто я? — не понял Горшок, но внутри что-то резко обломилось. Какой-то сук, который уже понял «кто», пока остальной организм отказывался верить.

— У бати своего спроси, — вязко выдохнула Аксинья, чьи глаза в отсвете подозрительно блеснули.

— Тебя че, он подослал? Шпионить за мной? — от обиды аж замычал Мишка. — А че так хреново кандидатов отбирает! Ты ж и не прячешься даже. В открытую, ё-моё. Че, не срослось у него, да? — с надеждой протянул, вглядываясь в сделавшееся отчего-то очень несчастное лицо напротив. — Эй, — он приблизился, едва не запинаясь на каждом шаге. Протянул было засмоленную ладонь к чужой мокрой щеке и окончательно растерялся. — Ну, ты не реви, блин, — стушевано пробормотал. — Терпеть не могу слёзы, блин.

— Нет, не хреново, — мотнула головой, заметно кусая губу. — Скорее, наоборот, слишком хорошо, — и подняв лицо с вызовом вскинула бровь. Миха нахмурился. Жест был демонстративным, но на хрена, спрашивается?! — Мне разбирательство в Инквизиции грозило реальное. Сил лишение лет так на полтыщи.

— О, а ты чей-то натворила? — вскинул мордало Горшочек. — Ты ж Светлая! Чудеса направо и налево, что ли, раздавала, а? Всех реморализовать удумала?

— Я, Мишк, для подобных выходок долго слишком живу, — после недолгого молчания порвало плотину у этой Волконской. Странная какая бабёнка! — Нет, я договор в другой части нарушила. Одного в осла превратила, другого — в кота, третьего в козла. Ну, Дозорным о троих известно только стало, любовничках моих, а уж сколько их было за эти сотни лет, — она нервно хмыкнула. — Им польза одна, но попалась, Юрий Михайлович меня с поличным снял, — зябко дёрнулась было, а затем по-хозяйски запустила цепкую ручонку ему в карман, выуживая сигареты… Мишку аж тряхнуло, а во рту пересохло. Дамочка же и не заметила, подожгла пальцем, бл*дь, и затянулась.

— Не, я не понял, — Горшок внимательно на неё глядел. — Ну поймал, ну завербовал и че ты мне это всё рассказываешь? Захотела под суд пойти? На фига — ты вон какая… Я че, тебя, что ли, в театр бы не пустил? Играй, ё-моё, можешь даже папочке докладывать — всё равно он ничего нового не узнает! Я открыт, ё-моё! К чему такие сложности?

— Шпион ему и не нужен был, — она выпустила ему в лицо горький дым, нисколько не поморщившаяся на эти мужицкие забористые дешевые сиги дамочка.

— А кто, бл*дь? — чуя какой-то подвох, поинтересовался Миша.

— Путь творца тернист и зыбок, и не избежать ошибок, — нараспев качнулась Аксинья, горько улыбаясь. Ну, хотя бы больше не плакала. — Ты, конечно, не Саша Пушкин, но няня тебе до сих пор нужна, Мих. Посмотри на себя, — и она закусила губу, глядя на него очень-очень странно. Боль смешивалась с виной.

— Бл*дь, — Горшок реально разозлился. Не столько за принижение его или выдвижение (с Пушкином ж сравнила, не с Достоевским!), а потому что он совершенно потерял нить реальности. — Мы что, знакомы? Сегодня ж впервые встретились!

— Ты меня правда не узнаёшь? — тёплые каре-зелёные глаза блеснули. — Совсем?

— Я б запомнил! — прорычал Миша, понимая, что не догоняет, но что именно — вот вопрос. — Такую встречу!

— Ты знаешь… — дамочка покрутила прядь волос на пальце, скручивая её в спираль. — Я вот неверных скотин в животин реальных профилактически обращала — баловалась, каюсь. А твой отец и покруче умеет фокусы заворачивать… Мишк, спроси у Ренника — он всё понял сразу, а я пойду… Захочешь лично прикопать — звони, я сопротивляться не стану. Я в этой жизни уже всё повидала, с разных сторон, — и криво улыбаясь, собралась было уходить, но Горшок схватил её за запястье, разворачивая к себе и требовательно, с нервозностью выдыхая на ухо:

— Я ничего не понял!

— Не в первый и последний раз, — коротко парировала дамочка. — Пусти, Мих, всё равно не быть нам на одной тропе! — и ловко вывернулась, падая сразу на глубинные слои Сумрака. Удобный способ убежать, если твой собеседник подобного рода забегами себя никогда не утруждал.

— Какая ещё, бл*, тропа?! — возопил было, схватившись за голову Горшок, как его тут же пронзило молнией осознания. Эту строчку он уже видел. В черновиках Андрея… И он не думал, что это просто совпадение. Чертыхнувшись, Миха набрал Ренника. Сначала были долгие гудки, а затем на том конце очень грубо и зло ответили. Видимо, не у него одного вечер не задался.

— Можешь назад в театр подогнать?

Судя по согласному урчанию — Сашок обещался скоро быть…

Нельзя доверять красивым женщинам. Кажется, этот урок Сашка должен был бы уже усвоить после случая с Крисанией. Тем более нельзя было доверять той, что четверть века изображала из себя мужчину. То, что она при этом всё же ему помогла в том мохнатом инциденте, Ренник как-то предпочел упустить.

Он был вне себя. Сначала заставила сомневаться в себе и своей ориентации, а затем издевательски подложила свинью в виде гейбара. Ещё и необычного. Просто так уйти, встретившись взглядом с владельцем, Леонтьев уже не мог. Неуважение. А это всё же сам… Он нервно сглотнул, вспоминая, как осушил предложенную стопку одним махом, а затем его повели на танцпол со словами: «Коли зашёл, голубчик, отрабатывай выпивку и живую музыку!» Держать его, впрочем, тоже никто не стал. И спустя пять танцев Сашка вырвался из пахнущего цветником заведенья.

«Розалий», бл*дь, да в Италии — это… Хотя владелец точно знал. На то и расчет. Не одного мертвеца он там заметил. Общество мёртвых поэтов, композиторов и прочей интеллигенции с альтернативным приводом! Это было б даже интересно, не пробирай его так мурашками.

Ах ты ж хитрая куница! Ну Аксинья, ну даёт бабёнка! Только не ему! А ведь вернулась же. Даже зная, как это Горшок воспримет, что психанет, что не простит. Думал, что не расскажет ему, вот и останется ей с ним считаться… Что поймал волшебницу на крючок, что ответит та за то, что с ума сводила! А хрен там… Привела и показала ему!

Ещё и Мишка позвонил, взволнованный какой-то. Вовремя. Поговорить хочет? Ну, что ж, он расскажет. Хоть это и явно входит в планы непонятно на что рассчитывающей Аси. Ощущать себя использованным Леонтьев ненавидел, но иного выхода не видел.

* * *

Пока Лось тащил свои копыта в негласную курилку, Горшок умудрился порядочно закипеть. Итак, что он имел? Бесследно исчезнувшего Князя, если тот не умудрился какому Иному сильному дорогу перейти, то это было в природе невозможно, чтоб дозорные не смогли отыскать какого-то там человека. Значит, выходило, что либо Андро вляпался и теперь кормил собой карасей — это было бы не просто скверно, это… Мишка пнул кирпич, чувствуя, как грудь начинало жечь.

Но и второй вариант немногим лучше — Князь сам сильный Иной, скорее всего, Светлый, ставленник его бати… Тот умел за коки подвешивать. Вон Аксинья весьма недвусмысленно намекала. Хм, та подозрительно много о нём знала. Может, знакомая Андро? Любовница? Сестра? А что — было у них что-то схожее неуловимо. Что говорило в пользу обеих версий. Иные — долго живут, а все кто долго вместе становятся схожи меж собой. Перенимают повадки… Жесты, мысли.

Ренник заявился весь взъёрошенный, дико вращающий глазами. А у него-то что случилось? И с чего Ася велела у него спросить? Почему все, кроме него, что-то да знали?! И вообще, жизнь — несправедлива. В кои-то веки повстречал шикарную женщину, а та мало того, что в открытую признаётся, что имела целый зоопарк… Что там Волконская говорила — превращала бывшего в осла, собаку, кота и козла! Так ещё и отец её за жабры поймал! Тоже, блин, Арину Родионовну ему отыскал… Да если б у Пушкина была такая няня, то сдалась тому вообще Гончарова, ха!

Нет, Горшок решительно не понимал. И разговаривала главное с ним так, будто она — мастер Угвей, а он — щенок. Несмышлёный. Нет, ну ей что, лет пятьсот, чтоб так с ним себя вела? Миша — мужик! Он глава семьи, не приблуда там какая-то, а эта… хороша. Дивно. Он с силой втянул в себя воздух. Невозможно не думать. Горело всё внутри. Тянуло. Но нет — Аксинья ушла, звонко цокая каблучками по асфальту, оставив после себя шлейф недосказанности и странно знакомых духов. Где бы он мог их раньше почуять? Горшенёв резко напоролся прямо на воздух.

Вспомнил. Князев. Ещё на той старой квартире. Нашёл у него на антресоли флакончик. Зачем тот у него валялся — решительно непонятно. Но был тот чудной, с виду аж дореволюционный, поэтому понюхал. На свою голову, ага, сей чудной аромат. Аж в ноздри запал и спустя двадцать лет помнит. И вот снова он. Интересное совпадение. Ещё одно. Не многовато ли?

— Сань, че случилось? — интересуется у Ренника, попутно поджигая очередную сигарету. Зиппо, а не пальцем. Как Волконская вы*бываться не умел, ё-моё. Да и перед кем? А что та перед ним, неужто решила, что очередного осла нашла, а? Нет, ну почему у него все мысли именно туда сваливаются? Что за нахер за котострофа? Кото… — 2004! Ты тогда исчез на месяц, а к Андро кот прибился! Наглая такая животина! Медведка его звали, во! Это что, тебя Аксинья обратила? — охнул Мишка. — Ты че с ней спал, отвечай, бл*дь!

— Нет! — ошкерился весь дёрганый и злой Леонтьев, что аж чуть не позеленел. — В ту пору я бы с ней спать не стал!

— Ты дурак? — хмыкнул недоверчиво Горшок. — От таких женщин добровольно не отказываются! И чё как-то иначе её разозлил, да, что она тебя в животину того? А мы ж тебя чуть не кастрировали тогда, помнишь? — заржал Мишка, припоминая. — А чё ты сигналов никаких, бедствия, не подал? Ну там, магнитики с буковками на холодильнике? Кубики, блин? Ну нитки у Балунова бы спёр!

— Че хотел-то? — зычно протянул. — Зачем звонил? — явно не желал поддерживать эту тему Леонтьев.

— Да вот, — пожал ручищами Миша, раз уж всё равно развернулось всё к тому же. — Аксинья очень странно себя вела — хрень какую-то говорила и в результате сказала у тебя подробнее спросить. Я потому и решил, что это она тебя тогда… Ну то точно ты был! Медведка! — снова хохотнул Горшок. — Теперь-то я понял, как мне Ася рассказала, на чём погорела, на каких превращениях! Ну, не она — так другая значит обратила, да — точно, ё-моё! Но я не понял, че мы где-то, что ли, с Волконской пересекались? Но почему я не помню, а, Сань? Уж такую бабу я б запомнил. И чё ты там бычил, а, про стал бы и не стал! Про поры там разные, а? Ну говори ж ты, Лось! — требовательно навис над ним Миша, может, разница в габаритах у них была небольшая и не в пользу Горшка, но ему всегда на это по фиг было.

— Как ты говоришь, её фамилия? — вместо ответа нервно заржал Ренник, за что его тут же захотелось прибить. Смешное ему, бл*дь, а у Михи в мозгах полные непонятки. Разрывает его. Душа не на месте. И бабёнка эта, Ася, из башки не идет. Впервые с тех пор, как Андро исчез, кто-то посторонний в его черепную коробку проник. И ведь как быстро и нагло — что это вообще за дела, а?

— Сашка, ты че бл*? — почти взвыл он. — Лось, ну будь человеком, объясни! — вспомнил Горшочек Баранкина. — Ну, Волконская почти Болконская, бл*дь, — вспомнил он и другой пример из классической литературы. — И что?

— А то, — нервно заржал Леонтьев. — Что человека не только в животное превратить можно, но и пол сменить! На время, бл*дь! Была б Сила и желание, поэтому твоя Волконская — это наш Князь. Князь Андрей, — сделав дикие глаза, выдал Рене и, торжествующе икнув, возвестил: — Вот и живи теперь с этим! — и юркнул в Сумрак, оставив Горшенёва одного.

Они что, сегодня все сговорились? Погодите-ка, а что он сейчас сказал? Мишка медленно осел по стеночке, ощущая себя тем самым ослом из песенки.

Юрий Михайлович взял трубку со второго звонка. Значит, почувствовал. Аксинья вздохнула и выпалила бесполезное уже, наверняка, с таким-то уровнем силы собеседника:

— Я вернулась. И Миша обо всём узнает от Леонтьева через пару минут. Это не остановить ни вам, ни мне — да и я устала прятаться.

— Этого было не избежать, — без какой-либо паузы ответил шеф Северного дозора. — Я предвидел это ещё когда вербовал тебя.

— Ту боль, которую придётся испытать вашему сыну? — поддела Ася, она вышла на обезлюдевшую набережную, цоканье каблучков звонко отражалось, пока она не облокотилась на перила. — И ладно — вы, Миша всегда подспудно чего-то такого и ожидал от вас, но выпутаться мне — шансов ноль!

— Ты получила, что хотела. Обвинения против тебя не выдвинули. Живи, радуйся, хоть новый зоопарк собирать начни, только мне не попадайся! — от души пожелал шеф, судя по звукам, плеснувший себе в стакан чего покрепче.

— Я не хочу зоопарк, — тихо ответила, попутно выбирая плоский камушек (её, что ли, дожидался!) и запуская плисточку. Семь раз — её предел, но после камень всё равно пошел ко дну, а от него по реке пошли круги. Ничто не проходит бесследно. Только чьи-то круги по воде быстро затухают, а иные устраивают такую бурю в стакане… — И вы не можете этого не знать. Почему было не подослать меня, как есть?

— В ту пору Мишка б тебя настоящую не воспринял. Его тогда только протест волновал. На тебя он, конечно бы, взглянул, но как только понял, какая ты мощная Иная — мигом бы свинтил. Назад к людям и свободе. Подальше от умудрённой тебя, — Юрий Михайлович вздохнул. — А сейчас не хорони ваши отношения раньше срока. Не одна ты привязалась. Не недооценивай его.

— Я боюсь за Мишку, — Ася вцепилась пальцами в ледяные перила, не чувствуя холода. — Что, если это его убьёт? Вы должны приехать. Или отправьте хоть кого-нибудь. Пусть последят за ним. Нельзя одного оставлять!

— Но сейчас ему это необходимо. Спокойно всё обдумать, — веско ответил шеф. — Аксинья, он, конечно, незрел психологически, но думает-то, что ого-го каков! Поэтому не надо его в этом разубеждать — хуже будет. И, конечно, мои ребята аккуратно за ним издали проследят. Иди домой, не мерзни, — прибавил он, то ли услышав стук её зубов, то ли почувствовав.

— Угу, — непонятно, совой, ухнула Волконская, думая, что уж домой-то она точно не пойдет. Московская квартира её была расконсервирована, но казалась такой одинокой, что хотелось выть. Поэтому она, тяжело отлепившись от заиндевелых перил, направилась искать приключения. Проще говоря, поскакала в клуб 1930. Выступали там, кажется, кто-то из своих… Старых знакомцев. Вот и узнает заодно кто.

* * *

Выступал Чёрт, не тот самый Булгаковский, а Илья. Иной, конечно, Тёмный, но даже в Сумраке чересчур страшно не рисовавшийся. Концерт уже заканчивался, когда Ася прошагала сквозь второй слой (на всякий случай) в зал. Оказавшись в толпе и убедившись, что народ вокруг и пришествие Сида не заметил бы, вышла. Стремясь слить бушевавшие эмоции, вдоволь накричалась, пропевая хиты дружественной группы. В результате её в таком занимательном наряде заметили и даже попытались неудачно подкатить, однако даже эта мышиная возня не смогла избавить от мрачных мыслей и сгорающего в адских муках ощущения, что где-то там, даже не далеко, а близко Мишка всё крушит и чувствует себя безмерно обманутым и покинутым.

«А ведь это не так!» — скрежетая зубами, думает она, но понимает, что Горшенёв-старший прав. Нельзя трогать. Совсем нельзя. Сами всё предложат и всё дадут. По шее.

Петь, чтоб хоть немного унять боль, приходится так, что группка слушателей Пилота, что стояла по близости, кажется перестали слушать Илью, немного приоткрыв рты. Осознав, что портит тому малину, да и вообще, палится, Волконская юркнула в толпу, растворяясь, а по факту проваливаясь в Сумрак. Только вот и там её прожёг красноречивый взгляд со сцены. Чертыхнулась и перешла на второй, так и выбралась наружу, чувствуя, как постепенно стынет на ветру разгоряченная кровь.

Внезапно ожил телефон. Причем такими знакомыми вибрациями в Сумраке отозвался, что она долго не решалась снять блокировку и прочитать сообщение. Мишка. Не звонил. Не скандалил. Просто прислал СМС. Страх сковывал так, что она почти не дышала. Так и простояла, замерзая у служебного входа, пока не услышала позади знакомое покашливание:

— Мы точно где-то встречались, — не вопрос, утверждение.

— Может скажешь, где? — Волконская развернулась к Илье.

— Ну, не в приемной Дневного Дозора, Светлая, — хмыкнул тот. — Нет, я думаю, в Там-Таме.

— Что там делать нормальному Светлому? — пожала плечами.

— Ты ненормальная, — легко ответил тот. — Может, прочитаешь уже сообщение, а, Светлая? — обратил он внимание на её судорожно зажатый телефон.

— Слышал о Коте Шредингера?

— Пока не откроешь СМС — кот может быть и как жив, и как мёртв. Только вместо кота кто-то покрупнее. Нет, тут дело в любви… Всегда когда потеряны столь сильные дамочки, это может быть только она. Я прав?

— Возможно, — хмуро ответила, но затем, подумав, всё же прибавила: — И сильной надо быть до конца — и открыла сообщение, краем глаза замечая, как Чёрт куда-то благоразумно испарился. Правильно, нечего находиться рядом с эпицентром возможного взрыва.

Которого не произошло. Ася смотрела на экран и не могла поверить. Неужели Ренник ничего ему не рассказал? Она прислушалась к себе, дернула за линии вероятности — да нет же! Рассказал. Тогда какого лешего?

«Жду завтра в 5 на репе с текстами. Не опаздывай».

Репа была назначена на 5, а ощущалась, как разбирательство в Инквизиции. Предварительное. Вызывали её пару раз, было дело. Аксинья тогда выпутывалась, в том числе и благодаря различным неформальным связям. Она же не только с людьми развлекалась.

Сейчас же… Вот говорят, можно ощутить, когда матом смотрят. Мишка же и вовсе всегда эмоционален был. Бочка пороховая, но в этом СМС коротком она не чувствовала ора и крика. Какое-то странное спокойствие. Какой ценой то ему далось? Зачем на свою территорию заманивает? Может, решил взрослым показаться и вместо сцены и битья телефонов и морд почти Чеховское СМС?!

В любом случае Волконская терялась в догадках. Полночи прокрутилась без сна. Наконец, сумела заснуть. Снилась ей весьма тревожная мешанина из воспоминаний и фантазий. Свист канонады, бомбёжка, пожар — угораздило её в Москву смотаться вовремя, как говорится. Смерти — и людей, к которым привязалась, и Иных, которых тоже не уберегла. Ярко вспыхнувшие звёзды. Посреди этого она — бл*дь. По мнению очень многих весьма натуральная, только вот у Аси это всегда было по зову если не души, то крови. Очень грустно быть бессмертной — те же глупые ответы на вопрос: «Зачем живём?»

Непотопляемая, хоть и на Титанике не плыла. Пришлось на её долгую жизнь одно кораблекрушение. Вроде перед покупкой билета смотрела линии вероятности, но то ли проглядела, то ли линии лично для неё ничего опасного не сулили (это же не самолёт, где если всмятку, то всё), она-то с половиной пассажиров жива осталась, да. Но вот само зрелище уходящего под воду… Много было того, что Ася забыть хотела бы. Чтобы какая-нибудь бурная река унесла её печали прочь. Только хотеть одно, сделать бы — не сделала никогда. Всё это — и горе, и радость, и каждый мужчина, оставивший след в её жизни — делало Аксинью собой. И да, она такая, какая есть. И меняться не собиралась.

Лишь одно всегда вызывало в ней непримиримое смятение. Собственное решение — не играть в русскую рулетку. Слишком мало она видела тех, кто выиграл… Да и они особо радостными не выглядели. Вот Юрий Михайлович тому наглядный пример. Сын — Светлый Иной, что ещё надо? А нет, и тут всё непросто.

Ася вздохнула. Проснулась она ближе к часу, совершенно разбитой от кошмаров и не отдохнувшей. Времени до репы оставалось мало. В квартире у неё стояло раритетное джакузи. Много голых задниц мёртвых и не очень дипломатов, поэтов и даже ювелиров та повидала. Вода всегда успокаивала, но сегодня хотелось утопиться. Впрочем, это сделать не позволяло врождённое упрямство и неутолимое любопытство. В мире столько всего интересного, чего топиться-то? Она ж далеко не бедная Лиза. Вовсе нет!

Из джакузи Волконская выползла через час, чувствуя, что не опаздывать не получится. Впрочем, у Горшка была куда более весомая причина её убить. Вообще, Ася многих мудростей придерживалась. Например, лучше опоздать, чем обосраться. В её случае — явиться не во всеоружии. Красота — страшная сила, только вот спасение мира она бы скорее доверила искусству.

Волконская покосилась на набойки своих тяжёлых ботинок — странно, но вчера очарованные мужики принимали их лязганье по асфальту за цокот каблучков, ха. Сегодня она решила не искушать судьбу и нацепить на себя реальные шпильки. Смотреть в лицо этому судье самопровозглашённому — так хоть на равных, а не снизу вверх. Ходить в этих орудиях пыток и даже бегать Ася научилась давно. Любила производить фурор, что поделаешь.

Поэтому наточила не только зубки, но и шпильки. Шутка. Хотя… Волконская примерилась — вогнать при желании ту можно глубоко в мягкие ткани. Убить не убьёшь, но такой поджопник запомнят надолго. Что-то её совершенно не туда занесло, вот оказия какая! К слову, об этом… Сегодня она не стала мучиться в юбке. Хватит и каблуков размером с небоскреб для лилипута.

Аксинья нацепила кожаные штанцы, по силе натяжения определяя, что кто-то от стресса поднаел бока. Делать что-либо с этим она не стала: от прорыва те удержит магия, а остальное… Так даже лучше. Красно-полосатый свитер обеспечивал нужные ассоциации, хотя и пришлось пожертвовать декольте. Впрочем, скрыть природное богатство он не мог, поэтому… Мужики любят фантазировать, а когда всё открыто — становится не так интересно. Сообразила себе высокий хвост с начёсом спереди. В довершении образа намалевалась ярко и броско — помада, будто кого-то уже скушала и кровь запеклась, глаза со стрелками, почище, чем у поезда, что нёсся прямо на Анну Каренину…

Ну вы уже поняли, что Асю куда-то не туда сегодня завихряло. В линии вероятностей посмотреть она опасалась — иначе можно и вовсе из дома, трусливо забившись, не выходить. Когда на часах было полпятого она, используя силу Иной, поймала «такси» — можно было и на метро, вида своего она не стеснялась, но шпильки призывали к максимальному комфорту. В общем, опоздала она всего на 15 минут не иначе как чудом.

Музыканты разыгрывались, и Михи видно не было, потому зашла она спокойно. Ренник смотрел со вселенской обидой, Яшка так, словно призрака увидел, Сажинов по клавишам попадать перестал, Захаров умудрился слажать на басу, один Пор казался невозмутимым, но и у него глаз то и дело упирался в её обтягивающие штанцы. Волконская кашлянула:

— И снова здравствуйте, — вполне мирно поприветствовала. — Будет вам — вон Ренник месяц котом у меня жил!

— Он хотя бы самцом, — тихо-тихо ответил Щиголев, пока побагровевший Леонтьев силился что-то сказать.

— Ну, если б не моё вмешательство, то он им бы и после превращения б не был. Коки чик — и ты евнух, никакая магия не прирастит, если только донорские… Но всё равно носить чужие причиндалы… Трупака — брр, — не осталась в долгу Волконская.

— Ты же… — Яша покраснел. — Нас видела! — со значением произнёс он.

— Ты думаешь, я до этого не видела? — Ася рассмеялась. — Вот вы наивные! И поверь — вы меня в том теле не интересовали!

— Но ты же бабник… была! — тут уж даже Поручик не выдержал, с круглыми глазами на неё поглядел.

— Прибор есть — надо пользоваться, — пожала плечами. — А вам что, скажете, не любопытно было бы сыграть за другую команду?

Их слишком горячим заверениям она нисколечко не поверила, но сделала вид, что да. Хмыкнула только и произнесла:

— Это потому, что вы ещё даже первой человеческой жизни порог не перешагнули!

— А тебе сколько? — голову высунул Егорыч, что тут вокруг да около аппаратуру настраивал.

Аська скривилась. Не любила она этот вопрос, но парни от неё ответа ждали, поэтому всё же уклончиво ответила:

— Кукурузный хлеб ела, дым Отечества нюхала не единожды, на Императорских приёмах бывала, в театре играла, пока вы не родились… Вам этого мало?

Ответа отчего-то не последовало. Парни смотрели куда-то позади неё. И Волконской не было нужны оборачиваться, чтоб понять, кто там стоял.

— Ого, а кого играла? — голос, к её удивлению, хоть и был похож, но принадлежал Лёшке. Аксинья отмерла, да и обернулась, намереваясь ответить, но подавилась воздухом. Горшенёв позади обнаружился не один.

Не успела оглянуться, как все, включая Ягоду, куда-то укатились, убежали, роняя тапки сквозь Сумрак, «театралов» же и вовсе ни одного не наблюдалось. Что, им позже, что ль, назначено было? Ася прерывисто вздохнула и посмотрела прямо на Мишку.

Тот стоял с непроницаемым лицом на несколько тонов бледнее обычного, смотрел на неё и, кажется, даже не мигал. Горшочек не орал благим матом, не истерил, не крушил тут ничего — и этим пугал ещё больше. Он просто смотрел и, кажется, почти не дышал.

Волконская, устав созерцать этот трофей Горгоны, медленно, стараясь не спугнуть, двинулась к «добыче». И только приблизилась на расстояние вытянутой руки, когда, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, нажала пальчиком ему на кончик носа со смешным звуком: «Бип!» Неизвестно, какую там кнопку она на Мишке активировала, но он отмер, ладонь перехватил и с каким-то потерянным совершенно видом ощупал обеими лапами. «Неужели до сих пор не может поверить?» — горько подумала Волконская и тихо-тихо произнесла:

— Это я, Миш, — лапы убрались, глаза напротив сверкнули чернотой, а потом… Как это произошло, Ася вспомнить не могла. Миг — и вот она с диким грохотом летит прямо в барабаны. Прям как тогда, много лет назад, только там она намеренно играла неуверенного лопушка, перебравшего от страха, а тут… Горшок разозлился. Оттолкнул её не только физически, но и силы вложил порядочно. Несмотря на ситуацию, такого выпада от него она не ожидала — сориентироваться и выставить щит не успела.

Впрочем, Волконская крепкая, а вот барабаны — не очень. С некоторым изумлением, размазав кровь из носа по лицу, она резво вскочила на свои треклятые шпильки:

— Хочешь подраться? Так надо было учиться Силе Иного! — прошипела она, подвешивая на пальцы одно неприятное, но неопасное заклинаньице, только вот то так и застыло на кончиках. Мишка обнаружился стоящим на коленях, обхватившим голову и низким жалобным голосом ревущим что-то нечленораздельное. Сердце гулко ухнуло куда-то в пропасть.

Лось же не вовремя просунул голову, заклинание всё же сорвалось и с коротким чавканьем отразилось от его чайника… На голове у него буйно выросли роскошные ветвистые рога. На сей раз заревел уже Леонтьев. Даже Мишка от своего занятия оторвался, вскидывая жало. И всё равно потерянная Ася не сразу осознала, что хриплый смех исходит от Горшка. Да уж, кидало того из крайности в крайность.

Тихонько подошла, благо больше их никто беспокоить не решался. Это Лось недоделанным экземпляром получился, а остальных может ожидать полноценное приращение рогов, копыт, хвостов и шерсти! Села рядом прямо на пол. С трудом извлекла текста, ещё тёпленькие, из-под свитера. Положила рядом с трясущимся, нервно смеющимся Горшком.

— Пользуйся на здоровье, — тихо проговорила, да попыталась было подняться, как её потащили назад, подмяв боками к полу для верности. Тёмные глаза смотрели обиженно.

— Куда? Тебя же уже утвердили на роль, — как само собой разумеющееся произнес, неловко попытавшись оттереть ей кровь.

— Пчи! — от поползновений к своему носу Аксинья расчихалась. — Ты уверен? — Мишка её удивлял. Подобное предложение можно было расценить фактически, как предложение... Остаться в его жизни, а не то, что вы подумали.

— До меня, может, и не сразу доходит, но я не дурак, — сверкнул очами Горшочек. — И уж что я хочу, — он особенно выделил слово «я», — понять в состоянии.

— Эй! — кажется, на репетицию подтянулись театралы. — Вы там что, Отелло репетируете?!

Мишка подскочил с неё как ошпаренный. После опомнился и помог подняться. Из-за кулис робко вылезли и остальные музыканты. Кроме Леонтьева. Аська охнула и побежала исправлять колдунство под аккомпанемент из горестных вздохов оплакивающего свою установку Поручика.

Примечания:

Ну и ещё одной части быть.

Живи теперь с этим. Ха! Они оба свалили через Сумрак, но сделали это так по-разному, что у него, кажется, начала пухнуть голова. Что этот Лось болезный говорил вообще такое?.. Мысли путались. Неужели эта бабёнка эффектная и, похоже, жившая дольше, чем вся их группа вместе сложенная… Андрей?!

Да ну, не может бы… Он осёкся, окончательно сползая по стенке. Слово «невозможно» давно перестало для него существовать. Границы стираются, знаете ли, когда растёшь в таком окружении. Да и человека в кота на месяц обратить — тоже, понимаешь ли, не фунт изюма сожрать. А они ничего и не заметили. Уровня не хватило. Так и с Князем. Отец его — Высший, куда им было… Рассекретить мог только другой Внекатегорий, но ему какое дело до панков-алкоголиков? Хотя, ё-моё, из-за Мишкиного происхождения могло быть дельце-то. Потому и няню ему подобрали — прямо-таки магический спецназ. Опытная первоуровневая, бывает, стоит и неоперившегося Высшего. А если её ещё и артефактами снабдить… Он застонал.

В голове вспышками ярких пятен вспыхивали все моменты — счастливые и не очень, спорные и безрассудно прекрасные, собственные потаённые мысли и желания. Ярость волнами напревала в мозгу. Получается, всё это время он был нормальным, просто батя удружил?! Мусорный бак перевернулся от заискрившей вокруг него силы.

Так, спокойствие, только спокойствие. Они ж этого и ждут. Очень-очень сильно. Что он не выдержит, будет в ярости звонить отцу, всё вокруг ломать, крушить — это от него ожидают. Вон как, обычно, батя смотрит, когда он дома объявляется маму проведать… и как эта… Княже, бл*дь, на него вот только что со страхом глядела. Боятся за него. Реакцию предвидели — умные какие, конечно, куда ему, понимаешь ли, детю неразумному, да?!

Сила понемногу улеглась внутри. Он облокотился головой о холодную стенку. Мишка просто не знал, что и думать — он ведь так извёлся за это время, пока думал, что Князь с концами пропал. А он вон… Пф… Горшок издал звук проколотой шины. Мальчика никогда и не было. Была старая хитрая лисица — заботливая и нежна… Тьфу, бл*! Хотелось взять и вынуть глаза, прополоскать и вставить на место. С мозгами ту же процедуру проделать. Только вот не поможет. И сердце, с*ка, стучит, захлёбываясь, поскрипывая, как расшатанное стекл… седло, бл*дь. Только вот красавица с сюрпризом оказалась, такое ни один кубок забыть не поможет. Не Тайланд — хуже.

Ему в душу, понимаете, в душу наплевали! Ну что за новомудни, а, многовековые, а, блин? Им-то, поди, да, пустяки, дело житейское — совсем уж всё человеческое чуждым стало, ну а ему, с*ка, нет! А ведь Андрей казался нормальным человеком! На фоне самого Мишки так вообще… И всё же…

Горшок, поскрипывая зубищами, признал правду: Князев удивительный был. Да и есть. Просто оказалось всё дело в том, что познакомился он не с человеком-парнишкой гопнической наружности, а с бабёнкой, хрен знает скольки годков. Но на утомлённую жизнью муху из янтаря тот похожим никогда не был. Да и Аксинья… Нет, не как другие перешедшие рубеж человеческой жизни Иные. Другая даже среди Иных.

Может, всё же не всё фальшь, а? Так играть двадцать пять лет невозможно, ведь так? Он снова застонал. Проклятье. И что теперь делать, когда ты буквально загнан в пат? Плюнуть и побежать по зову души к на всё согласной, вроде как, Аксинье да пополнить её коллекцию зоопарка, став Жирафом каким-нибудь?.. А что — ресницы, брови, всё как… Тьфу! Единственный в мире сутулый жираф! Лучше верблюд — плюнет в ответ и ей, и отцу, во, ё-моё! Ну либо ещё вариант — оскорбиться и выкинуть на хрен своё сердце, притворившись, что нет его.

Ага, прекрасные варианты! В стенке осталась вмятина от кулака — всё совсем не крушить не вышло. Но стало самую малость легче на душе. Да и вообще всё это слишком было для него. Наконец-то, в голове встали в единую картину детальки пазла, и тяга эта объяснилась, и припомнилось, как хорошо и спокойно было дома, вот реально дома — у Андро. Задание от бати, няня, ха. Наверняка ожидает от него раз*ба полного. Он же неуравновешенный, за ним следить надобно. Мишка упрямо закусил губу да собрался с силами. Потому-то решил удивить всех, нах, вон спокойную и чётко по делу СМС отправил. Да и домой почапал. Слежку Горшочек за собой теперь, краем глаза в Сумрак поглядывая, замечал. Эх, дилетанты… А, стоп, ещё и Лёха промелькнул крылом ворона. Ну всех, кого можно, батя напряг, а что ж сам… сама, бл*дь, Княжна не осталась? Стыдно? Неужто совесть за эти годы не отсохла, а?!

Нет, как бы он ни злился, но терять совсем не хотел… Ну просто не мог — что-то внутри говорило: всё, бл*дь, выскочу на хрен, как в мультике, если такое выкинешь, дружок. Поэтому надо было понять. Справиться со своей мукой как-нибудь. Угу. То, что задание это, ясно, понятно, ё-моё. Спасалась так, шельма, у-у!

Другое понять надобно: только ли это для неё работа и развлечение было?.. Да, нельзя сгоряча сук рубить… Расти надо, и нос утереть и батеньке, и Андрею без сосиски, хы. Всё лучше, чем в закат свалит и не увидит вовсе. Бл*, вот ж попал он — никакой мел судьбы не поможет. Не приворожила ведь, сам попал. Потому и та мысль паничку почти вызывала. Не увидит, бл*. Сейчас наиграется и всё равно свалит — сколько у неё таких, как он, было? Наверное, и не упомнит.

Меньше суток до репы Миша провёл как на иголках. Пару раз брался за бутылку, но потом руку убирал, слегка подрагивающую. Ему, увы, и на трезвую-то голову думалось обо всём со страшным скрипом. А от выпивки неизвестно, в какую сторону разнесёт и не утворит ли чего непоправимого. Не рисковал, короче.

Просидел на полу у дивана, снова и снова перечитывая оставленные в той квартире — теперь уже понятно, что намеренно — тексты и музло. Фотки смотрел, с трудом удерживаясь от желания раздолбать экран. Концерты пересматривал, и всё гадал, как, бл*дь, такое возможно-то? Потом врубил интервью… Много разных, доверившись слепой нарезке от ютуба. Нет, так играть в его представлениях было невозможно. Коротко взвыл, но, чувствуя шевеления в Сумраке от пасущей его дозорной братии, заткнулся.

Под утро всё же вырубился. Снилось Горшку всякая чертовщина. То Аксинья прямо в разгар интима в Андрея превращалась, то, блин, его превращала… В телёнка по имени Гаврила, а ласково — Гаврюша, бл*дь. То вообще они с батей, сговорившись, его в бабу обратили — мол, приём такой из психологии. Устал жить свою жизнь — проживи другую… Проснулся Миша в холодном поту, что-то несвязно бормоча. Кое-как собрался да поехал, как на казнь, самим собой же и назначенную, на репу. Весь запаренный и растерянный.

Театралы должны были прийти на час позже. Присутствие же парней должно было помочь ему сдержаться. В теории. На практике же — Лёха ходил за ним хвостом, как привязанный. А этот… эта, бл*, Княжна опаздывала, заставляя его нервничать. Вдруг вообще испугается и не придёт? Ну и пожалеть пришлось потом, что театралов только на час позже задвинул… Женщины ведь часто опаздывают! Вот почему не догадался-то?

Пока братец его отвлекал надуманными предлогами, Аксинья прибыла. И общалась вполне-таки живо и панибратски с парнями. Этого Мишаня не выдержал… И что толку, что парней оставил — всё же сбежали! Причём сразу. Даже Лёха. В первую очередь он — только пятки сверкали.

И вот они остались вдвоём. Вот ж зараза красивая. И одеваться, и держаться умела — бестия. Хороша… И чувства вызывает противоречивые: и хочется, и колется. Дико-дико и то и другое. В театре играла — вот ж, ё-моё! Да, в это Горшок верил — вон как сыграла своего парня Андрюху… Бл*дь. И снова в жар бросило. Актриса, значит, ну-ну. И насколько же это всё игра, а? Где грань? И уплачен ли должок его отцу? Или это новый виток? И партия продолжается? Неужели… Может, это всё же не Княже? Ну там, шутка такая, дурная, а?!

От прикосновения её к носу ласкового всего прошибает — видно, крепко из реальности выпал, раз приближения не заметил. Нет, всё-таки не шутка — руки хоть и ощущаются чуть более нежными и мягкими, но тепло, от них идущее, знакомое.

Рассудок помутился. Мишка плохо помнил дальнейшее. Кажется, когда он окончательно признал в ней Андрея, то разозлился, сила вспышкой сверкнула… Ну а дальше он не соображал. Очнулся позже, смутно осознавая, что заливисто хохочет над принявшем лосевидную форму Ренником… А что это ему-то досталось? Откуда он вообще здесь оказался?!

Горшок непонимающе заморгал и совершенно выпал в осадок, пока мелькнувшим озарением не осознал, что подсунутые под нос бумажки это… За кого его эта мамзель дореволюционная принимает? Неужто текстами откупиться решила?! Тут Миха не выдержал, да и, подмяв под себя, навалился, чтоб не смела снова от него сбежать… Раствориться — и поминай как звали. Убежит — уже не поймаешь.

Невольно рассмотрел и лицо разбитое… Тут уже кольнуло совестью болезненно. Бабу избил. Да что б… Это с Андрюхой драться можно было, а тут… От конфликта восприятия ролей он задрожал всем телом. Неловко попытался отереть кровь — та совсем не шла такой хорошенькой особе. Что странно — злющей Аксинья не выглядела, а глаза… Хоть и были лишены привычной синевы, наблюдали за ним со знакомым выражением. Правда, сейчас в них прибавилось настороженности и немого вопроса: «Ну и какую х*йню ты дальше выкинешь? Я ожидаю!»

Разочаровать хотелось ну чисто из чувства противодействия. А ещё… Так хорошо лежать на ней было, да… Поэтому задумал удивить. Удивил, впрочем, и самого себя. Больно уж легко дались слова о том, что она Ловетт и точка. Неожиданно неприятно кольнул опять этот недоверчивый тон про уверен ли. Ну нет, бл*дь — он не будет сгоряча рубить.

И так уже дров наломал за жизнь свою порядочно — если и сейчас не сдержится, то навсегда потеряет, а этого бы не хотелось. И потому во всём постепенно разберётся. Обязательно. Мишка всё повторял и повторял это, как мантру, потому и не заметил появления театралов, которые, мягко говоря, не ожидали такой сцены не по сценарию встретить.

Что они там брякнули сейчас? Шекспир, конечно, крут, но сравнение ему не понравилось. Убить из верности?! Так она ему и не жена. Ё-моё. Нет, Миша прислушался к себе — штамп ничто, особенно для Иных, не жена, но чтобы там ему не доказывали — Горшок будет считать своей. Напрягать людей, впрочем, не стал. Поднялся сам, хотел помочь и Волконской, но та побежала резво догонять рогоносца… то бишь Лося.

Он лающе рассмеялся, чувствуя, что если так пойдёт и дальше, то скоро *бнется. Но если прогонит сейчас, то сойдёт с ума ещё вернее. Вот такая вот засада. Ладно… Он поднял тексты и внимательно вчитался, отчаянно стараясь не думать о том, как хочется догнать и посмотреть разборки с рогатым.

* * *

Леонтьев не мог поверить. Оказывается, дно ещё не было пробито, когда красотка Крисания сделала его счастливым обладателем пушистого хвоста и кок. Аксинья, которая пряталась столько лет за маской Князева, унизила его ещё сильнее. Превращение не было полным, и оно было прилюдным…

Кустистые рога постоянно перевешивали его, не рассчитанную на такую тяжесть шею, но Сашка бежал, пока ещё и ноги в копытца не обратились, бл*дь. У-у, ну точно заточила на него зуб, поняла, кто её сдал… Нет, нельзя с женщинами Иными связываться, и Светлая аль Тёмная — особой роли не играет. Они все ведьмы, только часть ещё и превращается из-за Силы в старых перечниц, а другие обманчиво привлекательны, но… Цена тесного знакомства с ними слишком высока, да!

— Погоди! — за ним образовалась погоня. Неужто хочет завершить начатое? Ну уж нет, быть страдающем лосём Ренегату не улыбалось. И он припустил что есть мочи, не забывая придерживать рога, а то шея не выдержит и получится внезапная голова… А, Князев… Короче, погоня не унималась, орала:

— Ну погоди же ты!

Впрочем, одними словами не ограничилась, и вскоре над ухом Леонтьева пролетела сначала одна туфля, а потом над макушкой просвистела не пуля, но десятисантиметровая шпилька… Вот те и разношенная туфля!

— Это вообще не тебе, Сань, предназначалось! — Аксинья его всё же нагнала, скинув свои не стальные кандалы.

— Да? — яростно ответил, понимая, что терять уже нечего — всё равно он теперь Ренелось до конца своих дней в лице друзей… Интересно, а Ренекот было бы лучше? Хм… — Что, хотела Горшку рогов заранее наставить, а?! — и всё же, умирать не хотелось. Но подумал об этом Сашка запоздало.

— А вот это! — Волконская со свистом втянула воздух, но не прокляла (а ведь могла так колдануть, что и член мог усохнуть или вообще, в соплю его превратить!), а наоборот, убрала рога. — Не твоё дело, — по яростному взгляду Сашка понял, что попал в точку сплетения опасений самой Аксиньи насчёт Мишки. Что и Горшок думает схожим образом… А ведь, казалось бы, с таким крутым нравом женщина, а боится же! И Леонтьева чуток попустило. Не хочет с ним быть — ладно, целее будет. А Михаилу Юревичу на роду предписано приключения на задницу искать.

* * *

Позднее

И всё же за работой время пробегает быстрее. Тодд был поделён на две части. Премьера первой уже состоялась, альбом вовсю тиражировался. Чтоб фанаты не строили гипотез, проверка которых не могла привести ни к чему хорошему, было решено сообщить, что Андрей Князев словил белку вдохновение и ушёл искать просветление в тайгу. Впрочем, порой тот всё же выходил на связь и посылал Горшку тексты по старой дружбе. Даже к Тодду и то — поломался, но выдал продукт.

На самом деле, следить за тем, как разворачивается их с Юрием Михайловичем афера, было даже интересно. Как и редко, но метко выбрасывать посты от имени Андрея в соцсети. Подогретая публика следила с живейшим интересом. Находились и те, кто пробовал его отыскать, во! Преисполнившись, Ася подумывала даже клипчики порисовать, да.

К ней самой отношение пока не сформировалось. В штыки не воспринимали. На сцене от её ореола Иной бились в экстазе, а так трындели по соцсетям, что вот-де, странно много с ней времени проводит Горшок. Ха, одни называли новой пассией, другие резонно отвечали, что пассиям Миха столько внимания не уделяет. Да и всколыхнуло общественность решение не просто на роль её взять, но и второй вокалисткой в группу.

Одни рычали, что с бабой на корабле звучание переменится навсегда и на Короле и Шуте можно ставить жирный крест, другие, что иначе после ухода Князя и быть не могло — мол, нужны перемены и свежая кровь… И только, потом спустя полгода, начали проводить параллели, что неспроста ей всё дано было.

Князезаменитель — писал кто-то больно вумный, а его собрат по разуму прибавлял: только с сиськами и текста не пишет, но зачётные титьки — это компенсируют! Не будь Аксинье столько лет, её, может, и задело бы… А так... Усмехнулась, грудь колесом, и дальше общественность шокировать.

В любом случае волновало её не это. Мишка к ней попривык, пообтёрся, но некоторую дистанцию сохранял всё же и от этого было больно. Да и порой прорывалось раздражение у него. Становился невыносим почти. Она терпела, но то уже было на исходе… Как бы на выходе не наградить Горшочка подарочком почище, чем Лося в оба раза, а? Превратить его в блоху подкованную, ух!

Вот накануне так раскапризничался — текст поисчеркал ко второй части, а у них запись совсем скоро. Вот психанёт же она и будет знать — пчёлкой с жалом в жопке летать!

В джакузи Аксинья полезла не для того, чтоб словить вдохновение, а чтоб хоть немного успокоиться. Нет, ну право, порой ей казалось, что Мишка её специально выводит. Да он и сам явно не знал, чего хочет, хотя пыжился доказать, что сам с усами. Ага, удалец! То фырчит и мордой дергает, то спокоен и старательно не реагирует, то ласкучим котом льнёт. И все это в течение часа происходит. Смена настроений, блин!

Водица в старом джакузи не остывала благодаря магии, замерев на комфортной температуре. Ася лежала, слушая, как лопаются пузырьки, и думая отстраненно, что с её терпением происходит то же самое… И что Мишку вскоре не спасёт и литр отвара успокаивающих трав, который она влила и в джакузи, и в себя.

И всё же наглое вторжение вышеупомянутого медведя в свою квартиру она заметила, только поэтому тот не превратился в горстку пепла. Но Волконская и не думала, что он ворвётся к ней в ванную. Всё же, кхм, у всего должен быть предел.

Мишка, впрочем, судя по оттопыренной челюсти, никак не ожидал, что она тут в неглиже лежит. Ну а, скажите, кто запирается в ванной в собственном доме, если уверен, что никто не прервёт покой, а? Или, по его мнению, она ни одно действие без просмотра линий вероятности не делает? Нет, не настолько в ней дух авантюризма угас, чтоб подсматривать, можно ли сейчас в джакузи расслабиться.

— Ты ж мне текст обещала, — наконец, собравшись с мыслями, он выдыхает с обидой. Ну-ну. Прям-таки обещала. Ася призывает всё своё самообладание и с видом фокусницы, выуживает из-под джакузи, а по факту из сумрака, листочек и пожёванный карандаш со словами:

— Так я его и пишу, — однако посмотреть нахальному вторженцу не дала. Забросила, откуда взяла и решила ударить в ответ:

— Ну, проходи, располагайся, милый друг! — радушно заявила, отмечая с удовольствием, как заалели его уши. — Уж коли пришёл, — негромко прибавила.

Тут Горшочек, что до этого старательно отводил взгляд от плохо прикрытых прелестей, не выдержал. Взял, да и посмотрел прямо, побуравил тяжёлым взглядом, да и айда скандалить:

— Для тебя это че, так просто, а? Хоба — и с разбегу в джакузи, ё-моё! Чё ты, блин, такая, даже не покраснела и не наорала, что я к тебе, голой, тут ворвался, а ещё и приглашаешь присоединиться!

Аксинья, что, вообще-то, имела в виду «проходи и жди в гостиной», только дёрнула бровью: «вот это поворот», но разубеждать и возбухать не стала. Чай, не сахарная баба. А вот Мишка… Ну даёт, моралист хренов! Посмотрим, насколько хватит его святости! Испытаем терпение. Разбежавшись, прыгну с места в джакузи — о да! Может, оно и кстати: пусть давно вызревший нарыв порвётся.

— А че? — нарочито просто дёрнула она плечами. — Я тебя третий десяток знаю. И со своей стороны давно всё-всё видела! Посмотри и ты! Мне не жаль… Для тебя совсем ничего не жаль, — совсем тихо и уже серьёзно пробормотала.

Миха взвыл было, но против ожиданий, быстро прокусив кулак о пасть, собрался, да и поскидал одежду на пол, залезая к ней, но забиваясь при этом в прямо противоположный угол.

Они молчали почти полчаса. Горшок, кажется, и дышал-то через раз, не шевелясь, сверлил её тяжёлым взглядом. Рисковать его трогать пяточкой или ещё какие поползновения совершать Ася не стала. Она ловец. И зверёк на неё обязательно прибежит. Нужно только запастись терпением. У неё того несоизмеримо больше, чем у Мишки.

Как и ожидалось, Волконская была права. Вскоре он немного расслабился и принял более открытую позу, отчего они теперь почти соприкасались.

— Успокоился? — спросила она, внимательно глядя.

— Чё это за раритет такой? — вместо этого пробормотал Миша, преувеличенно интересующееся разглядывая джакузи.

— Дореволюционный, — просто ответила, а потом без задней мысли продолжила, — не представляешь какой тут… — и замолчала. Наверное, не стоило размахивать красной тряпкой и задвигать про движ, который пережила эта ванна. Но было поздно.

— Что тут? — прорычал.

— Да ничего, — дёрнула плечом, слегка задевая (да не специально она!) ногой его бедро. — Я старая, и это джакузи тоже.

— Что ж, вы обе на свой возраст не выглядите, — поморщился и перевёл тему. — Если так, то ты многих именитых жмуров знала! Но меня все не интересуют. А вот Кропоткина или Махно вживую видела? А Петра?

— Эй! — прошипела Ася. — Я не настолько древняя! — необходимо было срочно отомстить! И не придумалось ничего лучше, как мило улыбнуться и выдать. — Знаешь, Мишк, вот прям там, где ты сейчас жопой ёрзаешь, они оба у меня и сидели.

— Чё? — выражение лица Горшка было бесценным. Было непонятно, то ли тот хочет превратиться в пробку от шампанского, то ли её прямо тут утопить, то ли заявить: «Крутое, ё-моё!», но вместо этого Волконская взяла и прибавила:

— Шучу, — это она заявила громко, но неслышным чужому слуху шёпотом вышелестела: — Только Кропоткин, — собеседник её явно не знал, что и делать: верить или нет, и вообще… Неожиданно так обидно стало, что аж душить начало, потому и спросила: —

— Миш, а чё тебя так моё прошлое волнует-то, а? Точнее, не столько оно, как вопрос, а сколько у меня мужиков было — я ж права, да? По лицу твоему вижу, что да, — горько заключила. — Так вот, заруби себе на носу: я много старше и иными категориями мыслю… Ты ж Анархист, так чего ты на чужую свободу покушаешься, а, Мих? Или боишься чего? Что ты один из множества, а? — что-что, а читать его Аксинья за годы научились. Тяжко вздохнула и неожиданно для самой себя предложила:

— Ну хочешь, докажу, что ты особенный, а? Хочешь, рожу тебе?

И всё же недостаточно хорошо изучила, видать, потому как тот почти сразу, не переварив информацию, выдал непрошибаемое:

— Хочу! — заявил совершенно неожиданно, ещё и глядя на неё с вызовом. — Давай, ё-моё, докажи! Че ты там ранее напридумывала? Любовь — это игра, в которой проигрывает тот, кто воспринимает это всерьёз? Так вот, нет, так не получится, — он неожиданно к ней придвинулся, сграбастывая: — Ты сама предложила выход, и так я смогу тебе поверить! Что это не игра, — твёрдо заявил он, прижимаясь гулко колотящимся сердцем.

М-да. Аксинья, чувствовала, что всё же надо смотреть линии вероятности почаще… И не распускать язык. Но… Если такова плата, то она готова рискнуть. Испытать себя — хочет боли, что ж, придётся испить эту чашу вместе. До дна. Может, и отца своего, наконец, поймет, если им повезёт и родится Иной. Тут уж в пору цитировать другую песню: «Я от вас ребёночка хочу!» Но сделать это на своих условиях, пусть не думает, что загнал её в угол… Нет!

— Тогда не вижу смысла откладывать! — хищно улыбнулась она, клацая коготками по его, тут же поджавшейся заднице. — За дело!

Примечания:

Спасибо замечательнейшей paputala за вдохновение! Люблю))

Ночь шуршит над головой, как вампира чёрный плащ

Мы проходим стороной — эти игры не для нас

А пока у нас в груди тонкая не рвётся нить

Можно солнцу гимны петь и о ночи позабыть

Пикник — Ночь

Андрей вяло цедил кровь в номере. Тёплую. От аномальной жары не спасало даже замораживающее заклинание. К тому же он-то вынужден был прятаться. Инквизитор на задании, а скован по рукам и ногам невидимыми ограничениями.

Его защиту ставил сам шеф Европейского офиса. Было бы глупо проколоться на фонящей магией сумкой с кровью. И тёплую попьёт. Угу, очень быстро выбулькает, пока Мишка не вернулся. И не застал тут картину поглощения совсем не томатного сока.

Вообще, Князь Андрей (и именно так, если титул вспомнить этого двухсотлетнего вампира, не пережившего первую Отечественную, а ставшего нежитью) настолько привык к своей миссии, которая длилась больше десяти лет, что ему будет не почти, а в самом деле жаль расставаться с этой частью своей нежизни.

Он нежить. Да, довольно сильная — пережив столько войн, имел возможность нарастить мощь, упиваясь кровью вдоволь. И сейчас с пайкой старшего Инквизитора никогда не голодал. И всё равно погиб там, под Бородино. Пушечным ядром пронзило живот — шансов не было. Но Андрей почему-то продолжал цепляться за жизнь. Упрямо и бесполезно. Даже пережил эвакуацию почти до самых Мытищ. И уже там, когда костлявая простёрла над ним свою длань, а сам он, кажется, совсем примирился, тогда его обратили. Очнулся Князь, уже трясясь в повозке по пути в Питер.

Как объяснил Эдмунд, Инквизиторскому корпусу досталось, и он решил проблему нехватки кадров радикально. О нём и его хождении по краю слышали многие — это было глупо, хотя и сам Андрей таковым признан не был. Но, как сказал его будущий учитель, зачем-то же ты дожил до моего появления в городе, хотя по всем прогнозам не должен был.

Так, из Князя Волконского он стал нежитью — сотрудником секретной организации, что блюла равновесие между тьмой и светом. И хотя он был Высшим вампиром, это не избавляло ни от печати на ауры, ни от гнетущего чувства, что всё внутри как-то замерло — пища потеряла вкус, а свет хоть и не причинял вреда, как это муссировали люди, но был неприятен. Больше нельзя было утопить тоску в вине. Никак. Спирт стал ядом.

И вот в это-то проспиртованное царство Андрея и направило верящее в него начальство. А ведь порой и просто дышать с парнями одним воздухом было затруднительно. Сейчас же дело отягощала и погода — знойное черноморское побережье. Сорок пять градусов в тени. Вампир Андрей практически плавился в этом аду с неработающим кондеем.

Но это в номере... А вне номера? Со вздохом он отложил коктейль и потопал в седьмое пекло. Ну почти. Вообще у нормальных инквизиторов таких командировок не бывало, но только не у него со спецзаданием.

Горячие камни, раскалённый песок, так, что жгло даже через сланцы, а тело обгорало даже сквозь рубаху… И они давали среди всего этого концерт. Когда на сцене вентиляторы нисколько не помогали — тупо обдували всё тем же раскалённым воздухом. То ли дело Питер… Штаб-квартира российской ячейки инквизитория была там, чему Андрей был несказанно рад.

Климат — мечта вампира. Не то что эта ваша Ялта… Он изнывал. Помереть, конечно, не помрёт. Но было крайне тяжело. Просто ходить и как-то существовать. Не то что петь.

Да, его задание было очень… Творческим. И с двойным дном. Для всего офиса, кроме высочайшего начальства, Князь (а титул стал кличкой очень быстро, пережив революцию) занимался экспериментом по воздействию на умы людей. Например, когда Свет начинал побеждать — активно популяризировал силы Тьмы, а когда Тьма — силы Света. Вообще, он и этим занимался.

Но основная задача — Мишка. Того угораздило родиться не в той семье, не с тем даром и не с тем характером. Горшенёв-старший возглавлял Дневной Дозор Санкт-Петербурга. Его младший сын без хлопот был обращён в Ворона и спокойно жил. А вот старшего угораздило.

Урождённый Иной, только вот сколько бы отец того ни перетягивал, знак инициации не поменялся. Светлый. Внекатегорий. Неизвестно только, как Юрий Михайлович до самой инициации спасал его от Завулона, что был твёрд в своём убеждении — если не с нами, то должен умереть… А после инициации Мишка взял и не дался Светлым, внаглую всех послав, ушёл из дома тусить к людям… Этот мало того что Высший Светлый иной, так ещё и маг-перевёртыш совершенно неопознанной формы. Но необученный от слова совсем.

И это само по себе опасно было, что необученный. Проще было бы позволить того убить кому-то из сторон: обломавшимся Свету или Тьме. Но вот начальство Андрея увидело потенциал, раз и тех, и тех послал — наш клиент. Мы терпеливы, мы подождём, когда дозреет. Вот и охранял Андрей из тени этот «неогранённый бриллиант» от самого себя и остальных, а ещё мир от него. Потому что силища есть, а сноровки — нема…

Да и не жаловался, надо сказать. Можно сказать, временами даже чувствовал себя более живым, чем тогда, когда ещё был человеком. Не мог подумать, что так ещё с ним может быть.

Думал, что когда узнал о свадьбе Пьера и Наташи, уже чувствовать ничего не сможет. Но нет. Что-то внутри нежити всё же ожило. Потому как совершенно мёртвый душой поэт не написал бы всего того, на что его вдохновлял этот, совершенно невозможный кадр.

Они так и не выяснили, в какое существо переворачивается Горшок. Тот и сам не знал, ведь тщательно бойкотировал эту часть своей жизни. Жил как человек и любил как человек… Страдал, впрочем, тоже. Но Андрей мог поклясться, что кто-то огненный. Феникс, может. Саламандра. Ну или дракон… Чем судьба не шутит. Бывали среди Высших перевёртышей и совершенно невообразимые существа. И Химеры, и Единороги.

Сам он являл собой летучую мышь, что при желании могла достигать размера птеродактиля, который мог унести Оззи Осборна на хрен из города, отомстив за смерть собрата. Ладно, Принца Тьмы он бы не тронул… Тем более что тот заслуженный Ведьмак. Но, да, в максимальном раскрытии обхват крыла Андрея мог достигать двух метров. Увидишь такую мышку, кружащую над головой, душа из пяток выскочит…

Впрочем, сейчас он бы улетел. Куда в пещеру морскую. Там прохладно. Забился бы в грот дальний и там переждал… Однако нельзя. Концерт. И хотя все парни, хоть и люди, ну некоторые, и нелюди, например, Балу — кот-оборотень, изнывают… Это ни в какие сравнения со страданиями Андрея не идёт. Так что зря ты, Яша, стринги надел, гитаркой прикрывшись… Не ты главный страдалец, которому уже настолько невыносимо, что, кажется, скоро в прах скукожится!

И только одному Горшку было за*бись. Он скакал, точно ничего не бывало. В футболке и шортах. Во как! Самый одетый член команды. Видимо, в самом деле огонь — его стихия, пока Князь опасается, как Стокеровский вампир, испариться…

И всё же… Как никто до сих пор не догадался? Он ведь разве что прямым текстом в Акустическом не спел и не зарисовал… Себя с Наташкой. Ну или… Да много женщин он знавал, мало ли отчего так черты причудливо извернулись, что дама смахивала…

— Андро? — лапа Мишки обжигала, вообще, жар от него буквально пыхал. Он едва не застонал, кажется, это была последняя капля… крови… которая очень быстро испарялась из пережаренного организма. И несмотря на то что тот был явным источником пламени иссушающего, Горшочек ещё и одновременно был полон живительной жидкости. Князь уже не соображал, когда облизнулся во всю свою вампирскую пасть, с показавшимися там клычками. Только вот Миха не отшатнулся.

— Да ты горишь! — чертыхнулся он, а потом крикнул парням. — Перерыв, — затем схватил уже совершенно ничего не понимающего Андрея под локоток и оттащил за сцену… Где воровато оглянулся по сторонам и протянул своё запястье:

— Кусай, — велел почти приказным тоном, но от тона этого и картины наваждения с Князева спало.

— Охренел? — скорее, оттолкнул руку, очень-очень живую, биение от которых уже в ушах отражалось. А потом сообразил. — И давно ты знаешь? — сильно прикусил выступившими клыками губы, почти что последней своей-чужой крови лишаясь.

— Это ты дурак, вампир древний, ещё называешься! Инквизитор, блин! Че ты выполз сегодня? Мы б сказали — заболел… Нет, ты сгореть решил… А кому ты чего доказал бы? — Горшок просто поражал своей информированностью.

Казалось, случилось то, чего он больше всего боялся, но не было ни взрыва, ничего. Хотя Мишка и был злой, но не из-за сущности и рода деятельности Андрея. А потому что он попёрся на концерт в самое пекло, переоценив свои возможности. Ну что за… Князь, насколько клыки позволяли, счастливо улыбнулся, чем и воспользовался Горшенёв…

И просунул ему ладонь прямо под них. А дальше уже как в тумане… Из которого Андрей, которому знатно похорошело и одновременно подурнело из-за примешанного к крови пива, вылетел, осознав, чью кровь он сейчас пьёт. Оторвался, испуганно посмотрел на… ржущего как конь Горшка. Тот его по спине снова похлопал, горяченный, как печка какая или батарея:

— Видел бы ты свою рожу! Не ссы, Андрюха, я ж не барышня кисейная… От поллитры не свалюсь, обращайся, если припечёт, чудило ты перепончатое! — тут он прекратил ржать, уже серьёзно спросив: — Лучше?

— Лучше, — тихо ответил Князь. — Пойдём доиграем?

— Конечно! — просиял Мишка, — Особенно теперь, когда ты чудить, от меня ныкаясь, больше не будешь.

— Неужели так заметно? — чуть поник Андрей.

— Нет, ты для мёртвого поэта, Князь, вполне ничего — и живой, да и глаза добрые, не чета обычным кровососам, но… — тут Горшенёв посерьезнел. — Больше мне не ври, драконы, может, мертвечину и не едят… Но испепелить могут, — заявил он и усвистал на сцену, причём пока тот почти взлетал по ступенькам, Андрею явственно увиделись ядрёно зелёные многостворчатые крылья. Помотав головой Князь, втянул клыки обратно и полетел следом… Жить.

Примечания:

Если вам кажется, что это кроссовер с "Я — зомби" — вам не кажется.

Спасибо, Гамаюн и Папутала, за наводку на сериал))

— Шурка? — ночь в июле, конечно, полна соблазнов, но Миша как-то иначе планировал этот ночер скоротать. Конь уже был откупорен, игра загружена и вообще… Что тут Балунов забыл? Не то что не рад был — рад, как же, весьма рад старого видеть, но… Когда он в прошлый раз ему звонил, ответила Иришка. Так что, повторюсь, ё-моё, что у него забыл Сашка, который, предположительно, влёжку у себя в солнечной Калифорнии?

— Сорок лет как Шурка, — ответил тот, приподняв свои, какие-то слишком уж светлые брови. Мишка нахмурился: совсем друже обезумел. Раньше брови не обесцвечивал! А тут ещё и оттенок блонда совсем уж какой-то нереальный… Пепел, на хрен! Скоро совсем на Кена какого станет похож… Хотя… Мишка опустил взгляд — у того попсового кукольного парня фигура иная. — Впустишь, не?

Вместо ответа Горшенёв сгрёб гостя дорогого в медвежьи объятья. Кен или нет — всё равно друже. Вообще, он как-то сильно бледноват был для жителя побережья. Видать, правда, болел. И к нему сорвался — странно. А ещё странно, что во время этого короткого, но тесного объятия он ощутил только биение собственного сердца. Это что же, Шурка такой спокойный, как удав какой, вот и неслышно ни шиша?

— Паршиво выглядишь, — неожиданно выдал Сашка, сыграв на опережение. — Гаврил, нельзя так.

— Я-то? Я? А сам? — Миша был возмущён. Вот те на, мертвецом ожившим выглядел как раз гость заокеанский, а не он. Он-то, чай, не такой бледный… Ну да, сердце побаливает, но и только. Мотор не первой свежести, чай, уже. Да и жизнь у него не сахар, из которого самогон перегоняют… В его жизни неправильные пчёлы создали неправильный мёд.

— А мне уже пофиг! Я таким и останусь. Навсегда, а вот ты жизнь свою почти проиграл, — круги вокруг глаз у Сашки были круче, чем у панды.

— Ты под чем вообще? — не нравились его вид и слова Горшку. Совсем не нравились. — Тебя как такого обдолбанного в самолёт пустили? Или ты уже тут загрузился?

— Сейчас уже не под чем, — кисло ответил Балу. — А вот на днях в Сиэтл сгонял, называется. Нюхнул там дури одной… Не без последствий. Ладно, ноги унести успел — чего-то прямо город этот пасти начали наши доблестные Дозоры. Не удивлюсь, если это их очередной эксперимент, под который я и попал.

— Вирус какой-то? Или по мозгам особенно даёт? Здоровье вырубает даже Иного? Что за хрень? — Мишка нахмурился. Вот ведь экспериментаторы хреновы! Не живётся тем спокойно. Они с Балу два Тёмных мага, правда, котяра этот ещё и с уклоном в суккуба по специализации.

Были б людьми — давно бы померли от тех нагрузок на организм, давно б и печень, и почки отстегнулись, а мозги сжарились… Но и так Горшок периодически на грани отхода навсегда в Сумрак оказывался. Сначала вампиршу Анфису полюбил, та к веществам, губительным для вампира, пристрастилась, ещё и его кровь пила в изменённом сознании. Да и сам он тоже потреблял отнюдь не безвредные даже для Иного препараты… А потом не мог он спокойно жить. Хоть и игрища эти дозорные презирал, но периодически на него покушались, чтоб батю его уязвить… Тёмные — свои якобы. И светлые, потому что он тень бросает на их шефа и вообще, уязвимым делает. Но как-то каждый раз проносило. Удивительно даже.

А сейчас вот накатила на него депрессуха. И, кажется, организм перестал справляться с обилием вливаемых в него токсинов. Включилась программа самоуничтожения. Батя его — и так и эдак, показывал разным целителям, но те руками только разводили. Бесполезно. Так что не так уж и не прав Балу в своей оценке. Конец близок. Только вот с ним, похоже, что-то уже весьма страшное свершилось.

— Нет, прикинь, они новую породу нежити вывели! — Сашка был то ли в гневе, то ли в восторге. — Ну, видимо, решили брать вдохновение из массовой культуры. Взяли и слепили, но не голема, а зомби! Только не учли, что — как и вампиризм, и оборотничество — зараза эта передаётся и урождённым Иным, только вот носитель вируса Иным не делается. Даже низшим. Просто живой мертвец. Не, ты не подумай! — поднял он руки, — Тупо слюни ты не пускаешь, мечтая только об одном — мозгах!

— Так ты зомби? — Мишка очумело выставился на друга, который хоть и выглядел вполне кошерно для ожившего мертвеца, но на типичного героя зомби-песен похож не был.

— Ага, зомби, — покивал Шурка. — Зомби-иной. Иной-мертвец, — с этими словами, он достал из подставки кухонный нож и вонзил себе в грудь под судорожный вздох Горшка. — Гляди, как теперь могу! — похвастался он, красуясь торчащей рукоятью.

— Пздц, — прокомментировал Горшенёв. — Чё и руки-ноги, если чё, отрастут? — недоверчиво прибавил.

— Если пришить — да… Ты не подумай, — поправился Сашка, увидев совершенно лютый взгляд, — Я только с пальцем экспериментировал. Короче, я теперь так же быстр, силён и могуч, как и оборотень или вампир… Но так же, как и они, почти не чувствую вкуса пищи — только если острый соус какой. Я тут на днях салатик ел — халапеньо с чили под соусом из хрена — вкуснятина! Но вампирам и этого не дано!

— Охренеть, — Мишке резко захотелось предложить Балу водку с перцем. — А с алкашкой как? Яд, как для вампиров?

— А вот знаешь, нет, — Сашка улыбнулся. — Прекрасно пью и даже пьянею. На самом деле, не всё так плохо, а приходы какие ловлю… От мозгов, — тихо-тихо ответил.

— Ты ешь мозги? Человеческие? — выкатил глаза Горшок. — Серьёзно? Значит, всё-таки есть жажда?

— Есть, — покивал Балу, — но для Иного не так сложно за скромную мзду с моргами договориться. Я никого не убиваю… Но вот как там люди, ставшие зомби в Сиэтле, справляются, я не знаю. Я-то ловлю себе приходец — воспоминания съеденного мозга… И, знаешь, порой такие жуткие кошмары получаю, а порой прям вообще кайф, а не мозг. Мне же знаешь, что серпом по яйцам — зомбизм этот половым путем передаётся, даже самые толстые презики не помогут… Но вот сожрёшь мозг нимфоманки — и сразу так хорошечно становится… — он вздохнул, пожевав губу. — Иришку свою обратил случайно, так и выяснил. А она своего этого… — он вздохнул. — Вот и живём семейкой Аддамс теперь.

— Пздц, — присвистнул Мишка. — То есть ты жрёшь мозг мертвяка и как будто его личность перенимаешь, частичку?

— Не частичку, а по полной так погружаешься… Хочешь стать Полом Маккартни — сожри его мозг, условно. Не, не, — замахал руками Балу, увидев потемневший взгляд друга. — Я и не думал жрать никого специально… Ни там космонавта, ни ниндзя крутого, но оно само порой в меню морга попадается. — Короче, наркота мне для расширения сознания точно не нужна.

— То есть, — хмыкнул Мишка. — Сожру я, допустим, мозги Князя, и смогу, как он, писать текста и рисовать?

— Конечно, — покивал Балу, а потом настала его очередь пугаться. — Гаврил, ты это дело… Брось, блин! В голову Андрея есть и менее травматичный для черепушки способ попасть!

— Угу, — мрачно ответил Горшок. — Я пошутил, — ответил он, но в контексте его недавней роли Тодда прозвучало не очень убедительно. — Я ж не маньяк какой. — А на Иных Сильных охота не начнётся? Вдруг их способности передаются с мозгами?

— Знаешь… — Балу пожевал губу. — Сильные Иные они на то и Сильные, чтоб так не попадаться… Хотя — да, ловушки отрицать нельзя, как и охоту на мамонта, но даже если так — это всё до нового сожранного мозга. Хотя, конечно, создали они опасную штуку, блин!

— Думаешь, зомби-апокалипсис реален? — ужаснулся Горшенёв.

— Может быть, хотя Иные вроде Сиэтл под контролем держат… Но я ж сбежал, с другой стороны! — задумался Шурка.

— А чем зомби убивают? — дёрнув жалом, поинтересовался Миша. — Я, конечно, вряд ли доживу, но… Огнемёт поможет? Ну как в Игре престолов — сжечь, да и всё?

— Поможет, но, насколько мне удалось узнать, можно и проще — пуля в голову… И ты готовенький.

— М-да, — Горшенёв снова посмотрел на друга. — Ну ты это, береги башню тогда.

— Шлемак носить не буду, и не проси, — хмыкнул Балу. — Вообще, я ж зачем пришёл, — лицо его посерьезнело вмиг.

— Зачем? — с каким-то тянущимся предчувствием спросил Мишка, но в этот самый миг Сашка совершил невообразимо быстрое движение — и вот на его руке расползается уже затягивающаяся царапина… — Ты ох*ел? — спрашивает Горшенёв, понимая уже, что только что произошло.

— Я тебе умереть не дам, Миш, — серьёзно отвечает Балунов, а потом визитку протягивает. — С моргом я договорился. В тур и поездки запас с собой бери. Ну бывай, Гаврил, пойду я, пока ты меня добить не придумал… — и был таков, оставив его со странным расползающимся чувством внутри.

* * *

В семье не без урода — так, кажется, говорят. Ну вот в «Короле и Шуте» уродом был Андрей, потому что уродился Светлым. Но, как уверял Мишка, хоть серо-буро-малиновый в крапинку — цвет инициации не важен. Угу, может, ему нет, но когда он его с группой знакомить притащил… Выражения их лиц надо было видеть. Нахвалить, однако, нахвалил, уши все прожужжал, но сообщить о «маленьком» нюансе забыл.

Они и сами-то с Горшком встретились весьма случайно. Столкнулись впервые — свежеинициированный Князев на обязательные курсы в Дозор ходил, а Мишка за углом, кривясь, что-то у бати из рук в руки забирал. Тогда мазнули взглядами — Андрея удивило, что шеф что-то передаёт Тёмненькому пареньку, но да ладно, поди, начальство пойми. А потом оказалось, что они в одной шараге, в одной группе учатся.

Сперва этот типчик от него демонстративно нос воротил, как позднее признавался, решил, что Князя подослал шпионить батя его… А шеф-то именно батей этого Тёмного мага оказался. Но потом понял, что Андрюха для этого, цитата: «слишком простой валенок!» Князев же не стал его разубеждать, вспоминая, как совершенно спокойно принявший его отказ после обучения идти работать дозорными Юрий Михайлович пообещал «просто так» пристроить его в училище, которое Цой оканчивал… Потому что, ну раз решил пока человеком пожить, художку ты пока не тянешь, а вот тут сможешь уму-разуму набраться годик, да и руку отточить, близкое же к художественному направление. А оно вон как оказалось… Разубеждать не стал.

А с Мишкой они довольно быстро столкнулись. Ну двое иные в группе, пусть и цвета разные. Князь особо предубеждений не питал, у него бабуля — ведьма! А Мишка тоже, как выяснилось, плевать хотел на игры Дозорные. Оба как люди жить хотели.

А началось-то всё с того, что чудик этот возмутился, проходя мимо, что Андрей его каким-то вурдалаком рисует! Он же маг тёмный! На что Князев ответил, что он художник и так видит, и вообще, мордало у него фактурное… Короче, поцапались сперва, так и подружились.

Андрея при этом не отпускало чувство, что всё идёт именно так, как надо Юрию Михайловичу. Потому что Мишку периодически прибить пытались, тут и пригождался его первый уровень. Но спросить прямо, не спрашивал — зачем? Будто бы он и так впрягаться не стал, будто бы он жизнью своей недоволен был… Так бы шиш отстали, пришлось бы в Дозоре потеть, бегать за вампирами и оборотнями, Договор нарушившими!

Короче, жили, не тужили. Пока Мише шлея под хвост не попала. Раньше хоть как-то можно было свыкнуться, что остальные его светлость больше терпят… А потом и Горшка куда-то глубже во Тьму повело. Захотел спектакль поставить про маньячелло форменное. Андрея же и раньше атмосфера вокруг поддушивала, а тут вообще, что ли, пропадать? В общем, отказался он в этой авантюре участвовать… Пошёл временно сольниками баловаться.

Но Горшка его нежелание ввязываться за ним в любую авантюру крепко задело. Тот и отомстил. Если раньше помалкивал, то теперь стал в открытую говорить, что «Король и Шут» — это он и только он. Тут уже и у Андрея обида взыграла, свалил он с концами. Пусть эта тёмная компашка сама как хочет, так и варится.

Ему раньше с Мишей комфортно было. И никогда его тёмность не мешала. Та родной была, не душила, не обволакивала липко, родная темнота, приятная. А вот последние месяцы всё разладилось, ему почти физически плохо было от испускаемых от Горшка волн обиды, горечи и иных чувств… Очень и очень злобных. То, что раньше только временами обрушивалось в виде прихода Гоблина некоего, теперь стало спутником постоянным почти. Вот и ушёл, чувствуя, как родного человека вытеснил Иной, Тёмный, и в Сумраке имевший очертание пресловутого Гоблина, бл*дь.

Только вот полностью выкинуть из головы Мишку не получалось. Хоть и пытался по максимуму абстрагироваться, но долетали до него камешки… Болючие, напоминавшие, что нет — всё ещё не пофиг. Как бы ни убеждал себя, что из союза Тьмы и Света ничего бы хорошего не вышло… Что просто человек в Михе погас… В нём самом однажды тоже — это участь всех Иных…

Но вот когда летом 13-го слухи стали доходить совсем уж странные, Князь насторожился. Поведение Мишки вообще ни в какие ворота не влезало. То он вещал что-то о ядерной физике с серьёзным лицом, что народ аж прижух, не ожидая такой глубинной лекции услышать на невинный, в общем-то, вопрос журналистки, то неожиданно ударялся в религию, всех поразив, то, блин, один раз вообще всех вынес, заявившись в обтягивающем кожаном костюмчике с эполетами — короче, вёл себя так, как ни одна дурь принятая не объяснила бы. Ещё он умудрился песню записать с достаточно приемлемым текстом… Князь все мозги сломал, но не мог поверить, что автор — Миха, не его это стиль совершенно…

Так продолжалось полгода, пока однажды к нему в дом не позвонили… На пороге оказался гладко причёсанный, прилизанный, в классическом костюме-тройке Михаил Юрьевич.

* * *

Наверное, он успел проклясть Балу и его зомбизм уже раз триста. А ещё возблагодарить. Догадавшись приплачивать работнику морга дополнительно, Миша вскоре научился избегать подобных подъ*бок от судьбы, как тогда, когда ему попался мозг священника. Впрочем, те всё равно случались, потому что в нашей стране геи скрываются… Как и многие, многие другие. Большая часть жизни человека тщательно скрыта.

Например, за это время он стал поочерёдно носителем и странных привычек, и фобий, и вкусов… Побывал и боксёром, и снобом, и грёбаным танцором… Пока, наконец-то, не добыл ему патанатом Кирилл мозг дико крутого психоаналитика. Вот сожрав его и, наконец, проанализировав их разлад с Князем, Мишка и помчался на всех порах к чудиле этому лопоухому, пока мозг не выветрился. Он очень надеялся, что понятого хватит, чтобы убедить Андрея, что он его не обесценивал и не душил… И вообще, не Гоблин, ё-моё. Так, зомби. Мёртвый анархист.

Примечания:

Огрызок по просьбам трудящихся

Последний раз, когда Андрей видел Мишу в брюках с отглаженными стрелочками, тот жил с родителями. Немудрено, что когда тот нарисовался у него на пороге при полном параде, точно со съёмок фотосета к Театру демона сбежал, он насторожился.

Во-первых, последние полтора года они не общались. Не считать же общением Мишины разгромные интервью о его скромной персоне и Князевские уклончивые фразы о Михаил Юрьевиче. А ещё два телефонных разговора и одно неловкое объятие на Окнах, пару месяцев назад случившееся. Потому что Андрею Иные, которым он доверял, донесли, что что-то хреновато Горшок выглядит… Так и оказалось, хоть и на умирающего тоже не тянул. Поэтому Княже чуточку и успокоился. И всё ждал, когда Мишка сделает робкий шаг к примирению, нельзя же постоянно только ему идти навстречу — звонить, на фесте подходить… Пусть тоже пошевелится. Ну вот, пошевелился. Так, что аж на пороге возник.

Спросите, что, во-вторых? До него доходили слухи, что чудачества Горшенёва вышли на новый уровень… Но у него перед порогом топталось что-то запредельное по странности. Ладно, одежда — смена имиджа хоть как-то объяснима… Вдруг новый клип в классическом стиле снимал, мало ли. Но вот выражение лица… Оно чужеродно смотрелось.

— Привет, Андрей, — как ни в чем не бывало поздоровалось это чудо. — Пустишь? — и он вежливо (?!) улыбнулся. В башке у Князя от неправильности происходящего уже не просто звоночек прозвенел, у него там набатом Царь-колокол зашёлся.

Впервые в жизни совершенно не найдясь с ответом, он лишь потеснился, чтоб тот прошёл. Точнее, не так: Миша, или кто-то с его лицом, уверено проманеврировал мимо. Дошёл до кресла, в котором обычно сидел сам Князь, и развалился в вольготной, но не свойственной ему позе.

Андрей, подвесив на кончики пальцев пару несмертельных, но болезненных проклятий, зашёл следом и замер напротив этого чужака. Он не спешил. Надо было выяснить всё.

— Садись, — кивнул ему Горшенёв, точно это был его дом, и вообще… Какие-то знакомые нотки уловил от всего этого Князев. Его бывшая Алёна. Мозгоправ. Но у Мишки-то это откуда? Решив пока не нарываться, сел на диван, напряжённо вглядываясь в этого престранного субъекта. Раз уж тот взял на себя инициативу — пусть говорит. Андрей же наш отнюдь не Малахов, но послушает, ушатать заклинанием всегда успеет.

— У тебя ко мне много претензий, — не заставил себя долго ждать Горшок. — Поэтому сейчас я готов их все выслушать.

Бровь Князева описала высоченную дугу… Он кашлянул, потом провёл рукой по волосам, потом посмотрел на этого, жутко спокойного кадра и прямо спросил:

— Например, какие?

— Недостаток внимания, — не моргнув и глазом, стал перечислять этот чудила. — Принижение роли в истории группы, нежелание отпускать и старательное перекрывание творческого кислорода, настраивание фанатов против…

— Так, — Князь не выдержал и вскочил, готовый атаковать. — Кто ты такой и что сделал с моим Мишкой? Тебя что, бл*дь, семейный психолог покусал?! — и он бы точно применил подвешенное заклинание, если бы не услышал:

— Не он покусал, а я. Его мозг. Сожрал, понимаешь, да? — Горшок наконец-то проступил через эту маску. — Я теперь зомби, Андрей, — возложил он вишенку на тортик из форменного безумия.

— Не понял, — Князь в самом деле растерялся. — Хочешь сказать, что долго не спал и много пил, потому зомби? И ты ходил к психологу? Бедняга… Ты точно своими загонами сожрал ему мозг! Так только ты, Мих, можешь… Сделать так, чтоб специалисту самому понадобилась помощь специалиста!

— Нет, Княже, — Мишка покачал своими, какими-то чересчур черными волосами. Краситься, что ли, начал? Охренеть. — Я зомби в самом что ни на есть буквальном смысле. И сожрал я мозг уже умершего в силу каких-то своих причин Говоруна от психоаналитики. Просто потому, что это теперь моя жизнь, которая после смерти.

— Очень несмешная шутка, — нервно ответил Андрей. — Что ж, молодец, хотел заинтриговать и удержать моё внимание — у тебя получилось. А теперь, Зигмунд Фрейд, убирайся-ка проспаться… Будешь трезв, приходи, поговорим. Как нормальные люди! — подчеркнул он прилагательное голосом.

— Я сейчас на таком мозге, что прекрасно понимаю, отчего ты не веришь мне, Андро. Ну ты же хотел в меня запустить чем потяжелее, давай. Мне сейчас всё, что мёртвому припарка. Только файерболом не кидай… — меланхолично отозвался этот типчик. Дело приняло совсем скверный оборот.

— Иди ты! — несколько разозлился Князев. Стало очевидно, что это хоть и очень странно себя ведущий, но Мишка. А причинить этому придурку вред, даже если тот сам просит, он никак не мог.

— Ладно, ё-моё, всё самому делать приходится, — спокойно отозвался его собеседник, и пока Андрей пучил глаза, достал из кармана бритву Тодда, да и как полоснул себе по горлу…

Против ожиданий бешено подскочившего к нему Князева, кровь не хлынула фонтанчиком… Нет, даже ручейка не последовало. Так, пара капель, которые даже обивку кресла не замарали… При этом ополоумевший от раскрывшегося зрелища Андрей тупо наблюдал за тем, как у этого невообразимого дурака шевелятся перерезанные связки, жилы и со свистом гоняется воздух по обнажённой гортани… И всё это регенерирует прямо на глазах.

— Теперь веришь? — спустя минут пять, когда процесс зарастания страшной раны завершился, спокойно спросил Миша.

Князь рвано кивнул… Да, верил. И, кажется, те перемены настроения, поведения почти что лиц, стали объяснимы. Горшочек теперь мозгоед. Ладно, значит, в бестиарии мира Иных пополнение. Мёртвый анархист. Хорошо, но это не значит, что он был намерен терпеть сеанс психоанализа от этого кадавра.

— А ты можешь сменить колё… мозги? Не могу с таким тобой разговаривать… — тихо признал он. И — о чудо — мозги, видимо, реально работали, Горшок не стал ни ёрничать, ни подкалывать…

— Ну, если у тебя в морозилке не завалялись, то нам придётся съездить до морга и что-то выбрать. Точнее, мне, — поправился Мишка, глядя на вытянувшееся лицо Князя.

— Нет уж, — неожиданно твёрдо ответил Андрей. — Нам, — и стремительно вышел в коридор за курткой, силясь унять бешено колотящееся сердце. Мише и раньше-то нелегко в этом мире приходилось с его-то характером и убеждениями, а сейчас ещё и зомбизмом судьба наградила… Нет, в стороне он остаться не сможет. Что-то внутри рычало, что не позволит. Да и притащился же он к нему? Сделал этот чёртов шаг навстречу? Сделал. Вот и надо и дальше шагать — может, что и выйдет. А если не шагать — оно так совсем тоскливо…

Примечания:

Дикая дичь)

Понесло меня в дебри какие-то. Как всегда ничего серьёзного.

Стынет лёд на губах,

Смотрит сквозь меня судьба,

И вперёд дороги нет,

Нет назад пути.

Я один навсегда —

Так жесток небесный дар.

Жизнь забыла, смерть не ждёт

У своей черты…

Пророк — Кипелов

Легко ли жить, когда тяжесть грядущего припечатывает, не давая свободы дышать и петь? Можно ли вообще примириться с неотвратимостью увиденного? Потому что сколько бы ты ни стремился пойти наперекор, фатум всё равно оказывался сильнее. А собственная жизнь казалась насмешкой, полной боли и несущей только беды впереди.

Как сказал Софокл, никто не рад тому, кто принёс плохие вести. Пророков, быть может, как некоторых гонцов в древности не убивали за безрадостные пророчества, но… Друзей им это не прибавляло. Никогда.

И верно: не очень-то приятно, должно быть, находиться рядом с тем, кого в любой момент могло запуржить, и ты станешь носителем какого-нибудь ну очень гнилостного пророчества, которое, благодаря тому что нашло твои уши, теперь точно исполнится. А самому пророку страшно и больно привязываться к кому-то, чтобы затем увидеть беду как на ладони, но ничего не суметь сделать. Ведь любое вмешательство в истинных пророчествах всё равно ведёт так или иначе к его исполнению. Путей много, а сходятся они в одну точку. Исключения столь редки, что заставляют всё чаще задумываться о сдаче.

Мишка никогда не хотел для себя такой участи. Но судьбу не выбирают. А вот его отец был горд чрезвычайно, заметив в новорождённом посреди августовской грозы не просто искру Иного, а вполне определённую метку пророка в узоре ауры, уже тогда заметную. Пророк, сильный. Не как все Иные, способные просматривать линии вероятности, а изрекающий по-настоящему пугающие откровения, поддерживающий связь во сне не просто с Сумраком, ведь даже сам Сумрак опасался пророков, а с иными мирами, от которых ответов прямых редко кто получал даже из этой касты. Но, может, оно и хорошо — витиеватость изложения давала хоть толику иллюзии, что не всё предопределено.

Его рано инициировали, рано обучили — ведь на пророков негласно была охота. Отец подстраховался. Мишка умел себя защищать, правда, он не понимал, зачем. Иные — большая их часть — опасались «душой прозреть», а люди… Вот люди — другое дело, тоже среди них никогда бы он своим стать не смог, слишком уж тяжела шапка Мономаха, но… те хоть не шугались его откровений. Не воспринимали серьёзно.

Так что на службу в Ночной Дозор он не поступил. Впрочем, отец не стал упираться до последнего. Мишка подозревал — оттого, что кто-то в его окружении тщательно слушал и отделял крупные пророчества, когда Горшок впадал в транс, от мелких, когда он находился в сознании и запоминал свои слова… И все их тщательно записывал и передавал шефу. Кто именно — выяснять не тянуло совершенно.

Его группа, названная в пику бате, «Контора» состояла как из людей, так и из Иных. Людей они просветили, чтоб не прятаться вечность. Что до Иных, находившихся в группе, то Шурка Балунов не особенно боялся, порхал как бабочка от одного прелестного девичьего цветочка к другому. Будущее его не страшило — он был намерен прожить всё отмеренное на полную катушку, а ежели что и случится, как он говаривал Гавриле, так прятаться он не станет. И будет знать, что использовал отведённое по максимуму. И вообще, мол, х*й на всё — жить надо с кайфом, поменьше загоняясь. Философия эта Горшенёву понравилась. Пытался применять.

Только вот всё равно жесток был этот дар его, больше проклятие напоминал. Тяжко, очень тяжко жить со знанием, что тебе выпало умирать молодым. Долго. И в одиночестве. В том самом, в котором и прожил большую часть жизни, отравленной меткой Пророка. И рад бы рот залепить, но это сильнее его. Люди-фанаты наверняка списывали всё на вещества. Ну ими Миша тоже закидывался — те дурманили мозг и позволяли отпускать ситуацию…

И всё равно — вечно пьяным или под кайфом не походишь. Будь ты хоть высшим Иным — здоровья на это не хватит. Да и под хмурым, и под синькой тоже выпрастовывалось одно и то же видение: в груди простреливает, пол качается, затем резко приближается, и ко всей дурноте добавляется расшибленный лоб, кровь из носа перемешивается с рвотой, кажется, выступают слёзы… И он один-один со страшной мыслью, что, быть может, это и не конец, не смерть, а инвалидность, с которой мало что смогут сделать и лучшие Иные-целители. Финала он так никогда и недосматривал. И к лучшему.

Мише вполне хватало и увиденного. Правда, в последнее время он более боялся не самого этого момента даже и тем более смерти (он жаждал избавления), а того, что, вообще-то, Иные могут сохранять молодость вечно. То есть его организму, отравленному всем, чем можно, совсем необязательно выйдет срок прямо-таки скоро. Он же всё-таки Иной. Это-то и пугало.

Беспросветность. Потому как он не хотел, но всё равно знал, что происходит в мире Иных. Знал, что о его имени часто шепчутся в коридорах настоящих контор. И не только Дозоров. Инквизиторий тоже. Знал, что, пока был в отрубе транса, выдал за свою жизнь с дюжину настоящих пророчеств, знал, что половина из них уже сбылась полностью, а ещё два — на треть, до остальных же пока не дошло время… Вряд ли он промахнулся, увы.

Хоть и события те происходили без его вмешательства, но Миша ощущал себя так, будто лично заверил печатью подписанный кем-то приговор и довёл его до сведения общественности. Ужасное чувство причастности к трагедиям. Хоть бы раз что-то хорошее в трансе наплёл — но нет. Сплошные предостережения и страшилки.

Оттого и текста у их Конторовских песен были совсем не весёлыми. Драйва они, конечно, давали, но вот искры юмора таяли в темени длинной ночи, которая окружала по ощущениям с самого рождения и той грозы.

Фанатов было не то чтобы много, но они были. Преданные. Им нравился этот развязный образ вечно пытавшегося освободиться панка Горшка, что с видом грозного мессии завывал в микрофон, правда, хоть он порой и совершенно серьёзно вещи по синьке задвигал, всерьёз его не воспринимали. А вот слухи о его колдунстве ходили. Но их не хватало, чтоб Инквизиции сшить дело. А вообще, хорошо, что люди сильно не грузились и не верили ему… Жить, не зная возможной скорой боли, — это благословение.

И всё текло своим заунывным чередом по замкнутому кругу, выходить, из которого добровольно и на своих условиях он пока не мог решиться, ну потому что, во-первых, маму жаль, а во-вторых, терпимо пока было. Организм не сильно разваливался, а удовольствие от концертов, записей альбомов и мотаний по стране перекрывало тяготы, что это накаркал. Хотя ворон у них в семье как раз таки Лёха.

Младший брат-оборотень, которого обратить попросил сам отец, со своей группой, существование которой родители никогда не подвергали критике. Ну потому что они Светлые, а Лёху, естественно, Тёмным обратили. А такое занятие, максимально далеко от игр Дозоров, для их семьи вариант хороший. Это Миша — позор семьи и Светлого роду-племени и далее по тексту.

Он научился уже как-то с этим жить. Что для отца он пятно на репутации. Как не ликвидировал ещё — непонятно. Ну, видимо, тоже маму любит. Ну или надеется, что молодой ещё, даже человеческую жизнь не прожил, перебесится. Ха, зря. Горшочек скорее умрёт, чем перебесится. Во как.

Короче, так жизнь б и текла уныло и неказисто, да только после концерта в Екатеринбурге позвали их, представив вип-билетики, на шоу «Уральских пельменей». Горшок ломаться не стал, юмор это хорошо, а хороший юмор, вообще, столь же редок, как самородок золотой. Не весь, далеко не весь материал бывших КВНщиков ему заходил. Но всё лучше, чем в номере до рейса утреннего на стены лезть да бухать или колоться. Какая-никакая, а развлекуха, во!

Так вот, пришли они на шоу это, посадили их в рядах, близких к первым, предупредив, что могут товарищи артисты попросить подняться и помочь им в номере сыграть. Ну а что, поможем. Мишка, осклабившись, устроился поудобнее, плащ свой он снимать отказался. Ну а хрен ли — толпиться потом, что ли, в гардеробе? И вообще, тут съёмки ж ведутся — во, пусть радуются, что к ним сам Горшок пришёл, ну, если знают, конечно, кто таков. А если не знают — им же хуже, ё-моё! А если приспичит выйти — выйдет, актером себя попробовать всегда любопытно было. Да и тут явно ж ничего сверхъестественного не попросят.

Правда, внутри разлилось какое-то чувство такое странное, что будто бы сегодня что-то случится. Неплохое даже, но очень и очень важное. А вот что именно — подсмотреть мешал некий туман в голове. Необычайно. Так что Горшок впервые в жизни едва ли не грыз ногти от нетерпения, так как он в самом деле не знал до конца, чего и ожидать.

Только вот начался концерт обыденно. Ну позавидовал чуток — собственное, постоянное место для выступлений, кажется, даже аудитория своя, родная, годами посещающая, и лишь небольшая часть залётных птиц, вот как они. И музыканты есть свои — вон с бочков стоят, м-да, жируют. Впрочем, кроме Миши, никто на это внимание не обратил — Пор с Балу вон вовсю ржут и обсуждают формы Юленьки. Яша тихо себе сидит, а Лосяра их отчего-то пялит взглядом… Но не одну из двух девиц. А на мужика какого-то.

И вы не подумайте, Лось — это не оскорбление и не указание на то, что жена Сашке Леонтьеву изменяет. Просто он маг-перевёртыш, Светлый даже. И форма у него самая что ни на есть парнокопытная. Впрочем, Миха хоть змей подколодной бы стал, только б не Пророком. Но увы.

— Чё смотришь? — ткнул его в плечо, отвлекая от прожигания на ничем не примечательном мужичке пятна.

— Да вот, — Сашка подслеповато прищурился. — Я парней провожал в местный Ночной, для регистрации — ну сам знаешь ж. И там этот тип тёрся!

— Хм, — Мишка глянул сквозь Сумрак, среди собравшихся он был самым ранговым Иным. — Либо человек, либо маскируется.

— Значит, человек, — удовлетворённо кивнул Ренегат. — Откуда в Ебурге взяться первоуровневому? Да ещё и в пельменях! Они не слипнутся там, ха?!

— Не знаю, может, и есть откуда, — Горшенёв снова внимательно глянул на ничем не примечательного мужика. Ну честно, таких «типичных славян» легко в этом зале штук десять найти. А всё-таки что-то взгляд заставляло останавливаться. И только к середине номера-подводки к шоу понял, что — серьга в ухе торчала. Надо же, капитан Барбаросса нашёлся!

Меж тем сюжет лениво раскручивался. Вот им показали стем с туповатой брюнеткой и не менее туповатым мужем за рулём картонного кабриолета. Банально до крайности, но тащили несколько острых и точных шуточек и игра Рожкова. Тот уж, конечно, могёт, да.

А вот другой номер был поприкольнее. Бабушек изображать эти парни любят, хлебом не корми. Скажете, плагиат Кривого зеркала? Ну дык… Что теперь, вообще всё плагиатом считать, что ли, если всё лучшее придумано до нас?! И вообще, раньше в театрах мужики все роли играли, в том числе и женские. И бабок, и пионерок. Хотя последних — нет, другая эпоха. Ладно, легионерок… Хотя не лучше. Ну, вы поняли.

Бабушка-Мясников — это понятно, а вот бабушка… Тут Миша оживился. Тот самый мужик с серьгой, ага. А и тему-то какую взяли. Внучка обсуждали. Тот у них по наклонной покатился: стал рисовать странные сатанинские символы, вечно в наушниках ходить повадился, да мыться-стираться перестал, как и интересоваться девочками, а стал больше в библиотеку ходить — наверняка ж, ты ж это понимаешь, да, там литературу, как призвать Лилит и Люцифера брал, да!

— Так, может, он у тебя в панки подался, а Кузьмишна?!

Тут Миха оскорбился за весь панк-рок. Вообще-то, они моются. И стираются. Правда, последнее делает мама, но ведь делает же. Не свиньи ж они, ё-моё.

— Не, Петровна, — ухмыльнулась «Кузьмишна» — тот самый мужичок неприметный. Кстати, бабка из него колоритная вышла. Платочек расписной, дивный какой-то совсем уж, сарафан тоже вроде роспись ручная, ещё и макияж навёл — во, типчик, блин. Где вы бабку с макияжем видали? Ну разве что молодящуюся. Но тогда платок… Диссонировал образ, потому что бабёнка то ничего вышла, а вот нарядец ржачный откровенно. — Был бы панком походил бы вон на того, ты в окно глянь, глянь получше, — и бабки привстали, а потом Кузьмишна ткнула в слегка опешившего Горшка. — Во, это панк! А мой Алик не панк, он сатане душу отдал, я знаю… На, ты почитай, я у него книжку умыкнула…

— Способ итераци… Во многих случаях, имея приближённое значение корня… Ой, ой, — Петровна не дочитала и положила книжку, на обложке которой можно было заметить надпись «линейная алгебра», — Ну точно докапываются до корня, до ада, то есть, и эти их символы, не, спасать твоего внучка надо. Так щас я позвоню, жди, знакомому священнику, будем беса изгонять! Так, а священник у нас будет… — с маньячным видом Бабушка-Мясников выцепила с интересом наблюдающего Балу — вот уж кому точно сутана пошла бы в той же степени, что и Арамису из «Трёх мушкетеров».

В общем, понравился им этот сюжет, потому что закончилось всё тем, что внучок Альберт в итоге бросает идею стать математиком-теоретиком и покупает электрогитару, чтоб отомстить вредной бабуле Кузьмичне… А ещё этот белобрысый хрен вполне-таки неплохо сыграл отрывок из «Дороги в Ад».

Дальше было ещё несколько средней интересности номеров про бытовуху и политику. Ну не жалел Мишка точно, что пошёл. Но потом, в конце уже, после побренчавшего на гитаре Мясникова на сцену вылез этот самый «обычный мужик», но уже не в образе Кузьмичны. Наконец-то того представил диктор — Андрей Князев. Впрочем, выполз на сцену этот Князев не с пустыми руками. Нет, без гитары, хотя Мишка бы уже не удивился. Нет, с ним была большая интерактивная доска для письма-рисования, не флип-чарт, а та, с которой всё проецировалось на большой экран. И сейчас тот плотоядно оглядывал зал, пока снова не остановил взгляд на нём, крикнув, что в добровольцы ему нужен вон тот панк в плаще.

Странное дело, но ноги у Горшка, что вообще ни черта, ни Бога не боялся, как он сам задвигал, сейчас предательски задеревенели. Так что его Лось ретивый в проём вытолкал, а дальше он сам уж пошёл кое-как. Нельзя же было панк опозорить. Вообще же, обидно было, что его да не узнали. Просто какой-то там панк в плаще. Они, вообще, на Нашествии на главной сцене выступают, ё-моё! Три года как уже…

Но пока шёл, вдруг ясно взял и увидел типа этого, Андрея, бл*, рядом с собой. На одной сцене, но не как сейчас. И выглядел тот получше, как человек, ё-моё, ну то есть рокер. Интересные шутки сознание проворачивает, можно было б подумать, если бы не сбывалось почти всё, что он видел… А толпа-то какая там к ним собралась! Он аж опешил. Ну ни хрена б так… Стадион, что ли? Мишке тем временем опомниться не дали — всунули бумажки со стихами какими-то юморными, но при этом пропуски там везде были с вариантами ответа.

Как объяснил ему этот чувак, Андрей, сейчас они сложат интерактивный комикс. Мишка будет читать в микрофон, не слишком торопясь и выбирая на свой вкус из предложенных вариантов сюжетных поворотов, а Князев рисовать всё это на доске… Причём главным героем там будет изображаться сам Горшок. Ну вообще, пророк наш скептически хмыкнул. Сложный какой-то номер, ё-моё, Андрей этот что, многорукий Шива?!

Но хозяин — Князь, потому и привычно вцепился в микрофон, а вот читать не стал, пропел, причём манеру он откуда-то знал, какую приложить. Правда, не успел куплет допеть, чуть микрофон не выронил — на до этого девственно белой доске начала твориться настоящая магия. Шарж на Горшка вышел ну очень колоритным, а затем обрядился и отправился туда, куда его отправил дёргающийся за ниточки Миша.

Отмерев, он продолжил петь, делая коротенькие паузы между куплетами, которых там было аж 12, чтоб художник, совершенно не сбившийся с панталыку, успевал зарисовывать. Впрочем, те и ему самому были необходимы: поглазеть да восстановить дыхание — то отчего-то сбивалось.

А когда песня-комикс закончились, то Миху прострелила дикая мысль, что пусть и совершенно несерьёзно, но он хочет этот текст. В голове уже и музыка к нему возникла. И комикс тоже хочет. И спросить, какое-такое попсовое говно слушает этот самый тип, что для него Горшок — это безымянный панк в плаще. Потому и решает сцапать тёпленьким, как только выйдет тот из здания… Иной Мишка или нет, блин! Должно же то ему хоть раз службу сослужить в плюс, а не в минус.

Только вот не успел он занять наблюдательный пост в Сумраке у служебного выхода, когда с более низкого слоя, его окликнули совершенно неоригинальным: «Привед, медвед!» Однако! Ежели «медвед», то знал, что ли, всё-таки имя его, вот же гад… Или же, тут Горшочек вспомнил, что ему говорили, будто в сумраке он напоминал именно этого зверя… Как и все Иные — у них там человеческие черты искажались. А вот оказавшийся весьма-таки пресветлым Князем Андрей, напротив, напоминал — и Мишка дико заржал, вспоминая про размышления о панках и свиньях — вепря.

Примечания:

Нужна часть про то, как Андрей дошёл до жизни такой?)

Примечания:

13 АУ потом завершу, эта идея вынесла мне мозг.

Кроссовер с фд "Ария", легкий налёт Дозоров.

Если бы в Сумраке можно было посмотреть в зеркало, то наверняка Андрей бы ослеп. Ведь он пылал от гнева, а так как он не слабый такой Светлый, то вышло, будто сноп света лазерным мечом бьёт в Сумрак.

Причина была, как всегда, всегда одна. И было у неё и имя, и фамилия. Миша Горшенёв. А ещё отчество, но это совсем Андрей неистовствовать должен был, чтоб о том вспомнить. Правда, сегодня как раз тот случай был.

Ну, казалось, а что может пойти не так?! Познакомился за партой Ночного Дозора с этакими «мажором», бунтующим сынком главы местного отделения. Тот, как жил с девизом: назло бате, вампирша пусть меня засосёт — так и жил. Думаете, они обязательные курсы для всех неслабых товарищей окончили и пошли трудиться на благо дела Света? Да конечно же, нет!

У бунтаря была группа своя. Конторой, опять же, папеньке в пику названная, и на вред ему же играли там исключительно Тёмные товарищи. Суккуб, вампир и оборотень — опять же, догадались, кому наперекор?! Андрей был первый и последний Светлый, кого Мишка притащил в группу на радость папе. Просто потому, что захотелось. Дальше — тот непреклонен был. Только Тёмные, только хардкор. Со Светлыми хлопот не оберёшься, дай морализаторством позаниматься, а мне и одного тебя, Княже, хватает.

Так и повелось. Мишка корчит из себя неправильного Светлого, в дёсна якшается с Тёмными и людьми, своими силами специально не пользуется, но на инстинктах — только так.

Уже и название сменили, Князю удалось убедить, да и парни согласились, что много чести Конторой зваться, что ничего общего с системой лучше не иметь. Мишка пробовал что-то возникать, но потом подумал, что исторически-сказочное — это тоже в пику бате.

Так и жили и не тужили. Порой в Князе поднимала голову мысль, а что они вообще делают? Точнее, Горшок делает — бабы сплошь и рядом — колдыри до колдобины, то бишь вампирша, оборотница да колдунья, только вот с ведьмами не связывался — опасался их. Зря. Те всего-то выглядят не так молодо, как у них внутри устроено — и всё. Остальные не менее опасны. Сколько раз Андрей с него снимал присосавшуюся и потерявшую контроль Анфису?! Так бы и выпила досуха. А оборотницы? Да, самые страстные любовницы, но порой царапались и прикусывали так, что потом магия не спасала, швы приходилось накладывать.

Да, Князь сто раз успел воздать хвалу Творцу за то, что он его не обделил даром целителя и что в Дозоре он таки до конца доучился. Если б не это, не факт, что вытащили бы. И то, каждый раз было страшно, что его скудных познаний и больше наитья и таланта хватит, чтобы удержать на тонкой грани, куда Горшок с видимым удовольствием, адреналина ли аль дури ради, мотался. Пока Андрей седел, медленно, но верно сатанея.

А сейчас ещё и новшество подъехало. Втемяшилось Мишке в голову, что, несмотря на текста про нечисть всякую, всё равно больно светлый окрас имеют их текста и служат активному распространению дела его бати. А это непорядок. И вообще, серьёзнее надо быть, без хихонек и хахонек.

Поэтому и вышли два последних альбома мрачными, словно тени, ну с проблесками, конечно… Но куда-то от весёлого разухабистого панка несло Мишу. А Князю это не нравилось. Ему комфортно было с тем, что есть, работать. Это и энергия, идущая от зрителей, позволяли компенсировать некую Тёмность окружения. А тут… Тучи-то засгущались и ему как целителю больше по душам, нежели по телесному, становилось всё хуже и хуже… Врач, спаси себя сам — ага, сейчас! Нелегко это, особенно когда не только за себя отвечаешь, но и за всех — и друга, которого вечно убиться с развесёлым гиканьем тянет, и жену-красавицу, которую лихорадит, что, раз она ведьма, то скоро красавицей быть перестанет… И бывшую жену, что своими отлетами по части пророчеств мрачных порой и его пугает.

Но жён из уравнения точно не исключишь — те ему дочек подарили, причём Лиска в прямом смысле лисёнком оказалась. Уже сейчас по ауре считали — мага-перевёртыша — редко, но бывает. Агата довольна была: ведьмам, вообще-то, дитя совсем не просто зачать… Диану же, наоборот, что просто удивительно было, в ведьмовские круги занесло. Такой вот Андрей со статистикой 2 из 2, отчего на него многие знакомые Иные облизывались… Как знать, вдруг он совсем-совсем фартовый такой? Ага, повезло в одном, зато фантастически провалился в дружбе.

Потому что жён и их проблемы захочешь — не выкинешь из уравнения, а вот Горшочка с его бесноватостью — вполне. Хоть и протестовало всё внутри, но своя шкура ближе, как и проблемы семейные. Вон Лиску что-то рано перекидывать начало — надо было бдеть и бдеть, чтоб Сумрак не прибрал огонёчек маленький… Силы для этого нужны, а где их взять, если Спрут Юрьевич вцепился и давит, и давит…

Предпоследней каплей в чаше его терпения стало то, что Миха вписался в постановку мюзикла со столь отчётливо тёмным привкусом, что Князя аж повело. Поначалу он даже согласился. Думал, ну вот он двадцать пять лет с Тёмными в одной упряжке… Даже текста и музла чуток принёс, а потом прогнали разок — и на него свалилось понимание, что если он во всём этом до конца пробудет, то *бнется окончательно. И кто тогда сильным за всех будет?! Потому-то и объявил Михе, что Тодд — это без него, пока ставите, он сольный альбом запишет, благо накопилось материала, которому в «Короле и Шуте» место не нашлось. Точнее, Миха его безжалостно зарубил.

Но Горшку нет бы согласиться, понять хоть как-то — начал срываться на него и говнить. Причём, чем дальше к лету 11-го, когда Андрей впервые должен был выступить на Нашествии — и там, и тут, тем сильнее его несло. Словно шлея какая под хвост попала, ну или компания их претёмная увидела в этом шанс от хотя бы одного раздражающе светлого фактора избавиться. Он не знал и знать не хотел. Факт оставался фактом, последней каплей стало, когда Андрею как бы вскользь чужие люди шепнули, что Миха-де зарегистрировал бренд Король и Шут на себя одного.

Тогда он сорвался, едва дождался окончания репы, когда парни разойдутся, и припёр того к стенке. Тот отпираться не стал, только глазами моргал с видом «а чё таково?» Подстраховался он, а то вон Андрей лыжи навострил… Не ровен час, свалит, хотя кому он на хрен нужен был! Коллективы все по большей части Тёмные, кто ж его Светлость терпеть будет?! И вообще — всё по фактам, ведь это Миша Князя за шкирняк в свою группу привёл, а чего тот хотел?!

Тогда-то Князев и психанул. В самом деле, а чего хотел?! Он же не полноправный сооснователь, а так… Наёмник, бл*дь! А Михаил Юрьевич — у них царь-батюшка. А он в лучшем случае Князь на побегушках. Короче, прорычал он в гневе:

— Вот и посмотрим, кому я нужен! Считай, из группы я ушёл — будьте довольны, Михаил Юрьевич, уж извините, без отработки 2 неделей, можете вычесть неустойку из гонорара за тексты!

И свалил, чтоб Горшок, растерянно моргавший, его не догнал, аж через третий слой. Туда-то не желавший в пику отцу учиться Миха не совался. И в самом деле, теперь уже сольник делать не хотелось. Тот неизбежно будет собирать первое время совсем немного народу, а Горшок, как гиена, смеяться будет. Нет, нельзя ему такое удовольствие доставить… Надо наказать его, побольнее ударить, чтоб так же больно, как Князю сейчас было. Значит, нужен коллектив крутой, даже более динозавристый и статусный, чем «Король и Шут», бл*дь, у которого вакансия имеется и который в целом не против светлых сил… Ага, это как же звёзды должны совпасть в нереальности чужой, чтоб такое приключилось?! Редкое, прям как Северное сияние в Африке, явление!

Тут Князь воздухом поперхнулся, из Сумрака пробкой вылетая! Случилось ведь! Недавно причём! 27 июня! Чем не знак-то?! Прям бэт-сигналом в воздухе ему горело. Ария-де Беркута то ли выжила, то ли тот сам заманался… Светлого Иного, между прочим. Как и Кипелов, что был до него, и, кстати, слухи о возвращении опроверг. Как Самосват Максим, тоже Светлый Иной, что поспешно открестился, мол, нет, в Арию он и не собирается… Как и Маврин Сергей, что тоже Светлый Иной! В то время как остальные — от Дуба с Холстом до Попова с Удаловым — Тёмные. А ведь Князю не привыкать…

Он хохотнул, за фонарь хватаясь. Ария, бл*дь! Динозавры отечественной рок-сцены. Известные плагиаторы и скандалисты… Променять царя Михаила на диктатуру Престарелого Холста с Дубом?! Хм, ну а что ему терять, своим демаршем Миха фактически определил его место где-то на подпевках и в колено-преклонном положении. Какая на хрен разница?! Если он хочет проучить, Ария — это в самый раз. Тут тебе и слава, и шумиха дикая подымется… Да и обвинял его Горшочек, что Княже застрял в своих побасёночках детских и на эксперименты смелые не способен! Из панк-рока в хэви-метал уйти — чем, бл*дь, не поступок безумный?!

Короче, покопался Андрей в памяти телефона, да и позвонил Маргарите… Рыбак рыбака, как и поэт поэта… Короче, пересеклись однажды — славно затусили. Номерок и остался. Пусть Княже ей и конкурент, но вполне цивилизованно общались. До этого дня, как он лыжи в Арию навострил, ха. Ну, впрочем, та ж прорицательница, если не захочет содействовать, то с первого гудка поймёт и либо пошлёт, либо проигнорирует.

Однако Марго взяла.

— О, какие Светлые! — хрипло рассмеялась та, судя по звуку сигареткой затягиваясь. — Вижу, вижу я, чего удумал. Ладно, у меня всё равно заказов — и Валера, и Серёжа, и ещё куча страждущих текстов товарищей имеется из семейки и вне её. Переживу, Андрей, если Дубу с Холстом угодишь! Погоди, я с ними договорюсь и тебе перезвоню — пробы у тебя будут, — и она снова захихикала, не давая Князю и слова вставить.

Так трубку и положила, оставив его моргать осоловело и думать, во что вообще ввязался-то, если с такой радостью Пушкина готова ему жирный кусок ваяния текстов Арии отдать. Но было поздно — колёсико уже завертелось, так не специально, не со зла, а Аннушка масло разлила.

* * *

Судя по тому, что перезвонила ему Марго через пятнадцать минут, да тут же и назначила встречу в караоке-баре, то Арийцы тоже были близки к отчаянию, ведь многие в сети сейчас писали про развал группы и прочее-прочее. Ну, либо Марго, спеша избавиться от ярма привередливых музыкантов, нахвалила его так, что те преисполнились и в тот же вечер на пробы помчались.

В любом случае Князь сидел сейчас в небольшой кабинке, где перед ним стояло много разной закуси и бухла, а напротив него как-то неуверенно его рассматривали Виталий и Володя. Когда тишина стала совсем уж оглушительной, Андрей сдавленно крякнул да полушутя поинтересовался:

— А чё мне теперь волосы отращивать надо?!

Холст с Дубом переглянулись, а затем первый ответил:

— Вообще, неплохо было бы, мы же хэви играем. А у нас хаер — это святое. Другое дело если не растёт, — тоскливо прибавил он.

— Ну для того мы вроде и Иные, — пожал плечами Андрей. — Нет проблем — давно думал образ поменять.

— Не только его придётся, — басист всё же припал к пивку. — У нас ещё и стиль другой совсем. Манеру петь полностью свою оставить не получится. Как и тексты… Они… э-э… — он оглянулся на друга, тот, кашлянув, закончил:

— Тематика у тебя подходящая, но нам бы больше лирики твоей, музло тоже можешь предлагать, но утяжелять мы гарантированно будем, имей в виду. Это хэви, — снова прибавил.

— Пойдёт, — немного нахмурившись на упоминание манеры петь, покивал Андрей. — Шутки в сторону, даёшь серьёзные темы, — с грустью заключил он.

— В целом, да, — покивали арийцы. — Давай тогда, мы же в караоке — спой нам… — тут Владимир хохотнул. — «Я свободен» спой! Сможешь?!

— Это ж вроде не ваше? — хмыкнул Андрей, явив вовсе не нулевое знание дискографии.

— Ну, ты всё равно спой, — одобрительно покивал Виталий. — Потом «Штиль» можно! — прибавил он.

Ну, хозяин — барин… Князь микрофончик взял, музычку подождал, да и спел требуемое, впрочем, в пику им не подражая Лер Санычу. Обойдутся. Андрей, может, и в чужой монастырь пришёл, но до конца ломать себя ради какой-то там мести не собирался.

Впрочем, поющего басиста и гитариста спетое удовлетворило. Потому что те удовлетворённо покивали. И налили ему стопарик за «свежую кровь». Потом они пили. Почти до самого закрытия. Дуб с Холстом что-то затирали ему, что теперь-де Князь у них самый молодой — ему и скакать козликом, хаером отрощенным трясти — дамочек привлекать.

Потом бойко планировать те начали, что Князю за неделю буквально надо выучить пятнадцать песен и припеться к ним, чтоб на фестах заключительных летних громко выступить. А ещё желательно песню одну родить совместно, чтоб было, с чем бешено в чарты ворваться, сыграв на сенсации.

Но пока надо хранить строгую секретность, чтоб на фиг Князя выпустить, как залп пушечный, уже на концерте! При этом активно слухи распуская о найденном солисте. Андрей всё это слушал, бешено кивал, для сета будущего песни помогая накидывать — из тех, которые, да, потянуть ему реально, хотя, конечно, примеряться позже на точке будут… А у самого на душе кошки скребли. Будто это не Миша — козёл, а он — предатель и судьбы своей изменник. Но ничего… Уже назвался дезертиром, в конце концов, раз он не основатель и не правообладатель, а так-то имел право моральное, то надо до конца идти. Хоть альбом с мужиками записать, навсегда себя в историю Арии вписав.

Главное, чтоб Миша до той поры со злости не распух и не лопнул совсем-то. А так — аккурат Тодда успеет поставить, как он вернётся, уже доказавшим, что могёт… А может, и душа панка-анархиста не выдержит — сам придёт, уговаривать! Эх, мечты-мечты… И, заметив, что обсуждения завершились грустным пением, Андрей присоединился к завываниям:

Ты устала быть покорной

Ты устала быть рабой

Жить надеждой иллюзорной,

Отвечать на жест любой

В самом деле! Он устал… Тля он дрожащая аль право вырваться из тени имеет и достать рукой до звёзд. А душа всё одно плакала, вторя печально:

Жизнь идёт где-то за стеною,

А ты в плену пустоты

О, как жаль, но всему виною

Мечты, мечты, мечты.

На него издевательски смотрела афиша. Жуткая морда очередной Арийской Химеры подозрительно напоминала лицо друга. Друга, показавшего звериный оскал и странно чужими, льдисто-синими, нарисованными глазами холодно взирающего на него с плаката. Матового, бл*дь, и весьма-таки огромного. Видимо, по бабкам Ария не бедствует. Хоть и на концерты их и натуральные бабки ходят. Мишка недовольно рыкнул, прочерчивая ногой землю.

У них не хуже, просто не каждую тубу в городе увешали. Удивительно, но за всё это время они как-то умудрялись попадать в разные дни фестов, концерты же и вовсе — разница составляла месяц или даже месяцы, словно орги, не будь дураками, старательно их разводили. Угу, ужасное слово, но правды не отменяющее. Князь оформил самый настоящий развод. Потому что через день, после того как Миша узнал, что тот теперь ариец, бл*дь, истинный, с*ка! Дезертир, падла! Короче, уже через день с их директором, коим остался Вахтанг, связался представитель Арии с предложением, оговаривавшему размер авторских Андрея. Наглеть тот не стал, попросив едва ли не меньше того, на что мог рассчитывать, но Горшок всё равно посчитал своим долгом это дело оспорить. И рявкнуть, чтобы предателю жизнь мёдом не казалась, что он не согласен.

Ага, рявкнуть, а потом получить иск. Потому как выступать со СВОИМИ, бл*дь, песнями Горшок не прекратил. А тут, нате, выясняется, исходя из прилетевшей претензии, — они и не его. Точнее, мелодии — да, его, а вот слова-то без разрешения правообладателя Князева А. С. использовать не можешь. Читай между строк: не хочешь договариваться — можешь хоть всю песню лалулалай тянуть. Ну или на псевдоанглийском рыбу реветь, а вот слова, что на подкорку врезались, в отличие от текстов никак не желающего запоминаться Тодда, нельзя.

И как ни ревел Мишка, ни рвал и метал и на суды не являлся, тот вынес заочное решение — признать иск правомерным. Ещё и в пользу Андрея компенсацию с них взгрели не хиленькую. Так что нет, не могли они сейчас позволить себе каждый сантиметр в городе уклеивать афишами!

Со злобно-тоскливым воем Горшочек сорвал вырывающую глаза афишу, и нет бы разорвать в клочья — уволок с собой. Сдавленно матерясь: значит, 11, 12 они здесь гремят, а уже 13 Ария… Что ж, надо попросить Вахтанга билеты из Москвы перебить. Отчего-то Горшок был уверен, что не один из группы останется воочию поглядеть на мерзкого предателя, называемого сейчас не иначе как молодая кровь группы Ария и Арийский Князь. Тьфу, бл*дь. Ну, благо у них небольшая передышка в графике была. Тодд-то уже поставлен, налажен и отлажен, поспокойнее дышалось им в апреле 2013 года… Можно и сходить на презентацию альбома Тень Шута, где в издевательской афише от жуткого Арийского уродца со знакомой серьгой и рожей тянулась стройная, дурного вида тень в шутовском колпаке.

Ну вот не сволочь ли?! Мало того что палки в колёса наставлял, запретив тексты и музло своё в Тодда тащить, мало того что и текста свои петь запретил, ибо Мишка, гонимый болью и обидой, договариваться посчитал ниже своего достоинства (второй год с одним Тоддом по стране катал — и, да, публики в зале всё меньше становилось, хоть и не критично, но, с*ка, заметно!), так он ещё и Шута с собой унёс, в совершенно новую и чуждую их миру историю переселив. Ему же там больно и плохо. Шут их — добрый и смешливый — не заслужил теряться среди патлатых металлюг в чертогах холодных, где погас последний отзвук их лучистого, доброго смеха… Больно, с*ка.

И вдвойне больно, что частично — лишь частично — Мишка сам в этом виноват. Говнился, что-де, Князь застрял, что смехуечки эти никому не нужны, что взрослеть надо. Сейчас бы незнамо что отдал, только б как прежде, только б отмотать всё назад. Когда ещё не покусала его та шлея. Когда Князь возьми и не послушайся, и не стал предельно серьёзен, что аж, трагичную позу приняв, в Арии соловьём заливался.

Новый альбом у них, бл*дь. Вот и «Королю и Шуту» альбом позарез нужен, Тодд опротивел уже. До чёртиков песни запеты. А не пишется ничего дельного. Поэта-то найти не проблема — вон их очередь под забором стоит… А не-ет… Унёс не только Шута с собой Князь, но и часть его по ощущениям.

А ведь поначалу и не верилось. И Горшок провалился в тяжкие воспоминания о былой дружбе.

* * *

Когда твой отец — военный, то и в детстве особо не забалуешь. А когда выясняется, что отец не просто «какой-то там чекист», а настоящий Маг и Волшебник, к тому же служащий в этой самой «чудесатой» полиции, то шансов «забаловать» почти не предвидится. Но вот Миха предвидел, ё-моё.

А что ему терять-то?! Он и так разочарование отца. Благо хоть Лёшенька не подвёл — примерный сын, маг-перевертыш, то бишь. Ворон. Он везде ворон. Но так как большой силой наделён не был, то батя и не прессовал его столь уж явно работать в Дозоре. В итоге Лёха лабает рок — ему можно, а Мишенька — дурью мается. Тем более что как подозревал не без оснований Горшок, братец просьбы отца выполняет — оттого и график имеет гастрольный весьма вольготный. Ну а что — ворон-Иной — находка для шпиона. Как, впрочем, и форма самого Михи. Только в отличие от Лёхи он и сам с усами, то бишь силами не обделён, можно и на серьёзное что-то отправлять.

Но Горшок встал в позу. Ни в какую. Тем более что формы своей он, вопреки ценностям анархии и панка, а именно изрядной доли пох*изма, стыдился слегка. Ну а как иначе-то?! Если он и в самом деле, как кто-то недалёкий из фанатов метко в комментариях прошёлся, псина сутулая.

И ладно б, огромный волкодав, или там овчарка немецкая, дог ли, да хоть ретривер — главное солидная «рабочая» собака. Так нет, Миха ведь Аффенпинчер, бл*дь! Ну, да язык сломаешь… А ведь с немецкого почти что, обезьянья рожа переводится! А ещё и основная фобия данной породы — это одиночество, показательно, не правда ль?! Такие вот пироги от Ловетт — и смех, и грех, и печаль неизбывная. Мелкая собачонка, вечно взлохмаченная, Горшок. Вон Андрюха таких любит — гад.

Признаться, по первости ведь вообще забавно вышло. Ну, забавно для Князя. Миха до сих пор, как вспоминает — трясётся, то от смеха, то ли от гнева. Короче, у Андрюхи дома было двое то ли болонок, то ли шпицев, Миха в их родословной не копал. И так уж вышло — те начали на него крыситься, ну и он, не будь терпилой, зато будучи дураком, взял и, пока Андрей скрылся сообразить, что пожрать, перекинулся, да и ай да показывать, кто теперь главная животинка в жизни Князя.

Вцепился, короче, так, что прибежавший на звуки грызни Андрей, сначала не поверил, а потом как отмер. Спас своих собачонок от дикого Горшочка, а потом, дико смеясь, и его за шкирняк схватил, очумело разглядывая… А Миха — из-за адреналина ли, стыда ль — в тот день так обратно в человека перекинуться и не сумел. С шавчонками Андреевыми он общий язык нашёл, а вот вместо уроков игры на гитаре — весь день практически на пятки, слегка продырявленные, Князевские просмотрел.

Ну а ещё тот с ним в канат и мячик играл… А ещё порывался вычесать, но Миха ему не дался. Потом и вовсе с непривычки лапы устали, Князь каким-то образом это понял, да остаток вечера его на руках таскал. А Горшок слишком устал, чтобы возражать тоненьким тявком. Так и заснул, короче, на краешке Андрюхиной постели примостившись, зато проснулся уже человеком… Да и не просто человеком — звездой морской… Ладно, мама Князя, зашедшая будить того на учёбу, всё нормально поняла. Два плюс два сложив со странным, притащенным откуда-то щенком-подростком. Хотя маленькая собака — до старости щенок. Так и Миха.

Да уж были времена… И вот куда-то сплыли. Потому что своим желанием стать серьёзнее, а ещё желанием одновременно и делать всё во вред отцу, и чтоб он им гордился — да, Миха вообще биполярочку часто ловил! Короче, испортил он всё.

Вон поддался на уговоры, решив, что ничего страшного не будет и вообще, за кидалово в Тодде Андрея надо проучить… А тот серьёзно обиделся. Так обиделся, что утром в аэропорт не заявился. Ну, признаться, это ещё сильнее злиться заставило. Что там этот безумный про уход с группы вещал?! Да кому он на хрен нужен… А вот пропускать крупняки в обход договорённостей — не дело. Совершенно. Так что скоро с виноватыми глазками приползёт, а Миха его милостиво простит — и всё нормально будет. Это подтверждало и то, что Вахтанг с ним вдруг поговорить решил. Сказал, что Андрей скруглил проект с сольником. Ну одумался, значит. Радуйся — не сегодня, так завтра жди извинений! Только вот их всё не было и не было.

А через какое-то время активно готовящегося к опере Миху отловил опять же Махарадзе, какой-то странно встревоженный. Отловил да ткнул под нос телефон с включённой концертной записью — судя по дате и оформлению — Байк-Фест в Находке.

— Ну и че?! — недоуменно воззрился Горшок, не наблюдая в запущенном видео ничего предосудительного. Хотя, нет — на сцену вон арийцы выползали. — На хрен ты мне их включил? — недовольно поморщился он. Не любил он этих плагиаторов, патлатых и заунывных, текста которым писала какая-то баба, стырившая псевдоним великого поэта.

— А ты дальше смотри, — мрачно ответил Вахтанг. — Беркута же ушли с Арии, слышал, может?

— Ну, слышал, чё, кого-то интересного, что ли, на роль Кипеловозаменителя поставили?! Чё ты мне их суёшь — неинтересно даже, кого они там себе купили аль именем поманили.

— Ты его знаешь, — мрачно ответил Махарадзе. — Слишком хорошо, — прибавил он, вздыхая как-то совсем уж тяжко.

— Чё, — хохотнул Мишка. — Чёрта, что ли, калачами заманили жирными?! Да брешешь! — но в голосе у него зажглась искра интереса, он снова обратился к видео. Играла Ария что-то незнакомое. И в то же время — какие-то нотки неуловимо схватывались и внутри оставались, тлея огоньками.

— О, и новым музлом, что ли, разродились! Даж не узнаю, у кого вдохновлялись, рифаки тыря… Погоди-погоди, — Миха на месте приплясывал. — Давай погадаю, кто там у них теперь птица певчая! Может, тот типчик с Куражей, ну, которые поют типа, вообще им не подражая, а?! Только я не помню, как бишь того зовут…

— Миша Житняков, — подсказал совсем невесёлый Вахтанг. — И, нет, он в своей группе недавно выступал. Тут половина интернета гадала, на кого же Дубинин с Холстининым соохотились — никто не угадал. А те хороши — тайну до самого конца сохранили. Правда, интересно, как незаметно его на арену провели…

— Чё, бабу какую-то пригласили? Типа ребрендинг, а?! Ну а чё — текста у Пушкиной бабские, чё бабе не петь б… Мож, Лусинэ пригласили? Ну не Юльку ж?! — Горшок развеселился, пока мелодия печально-красивая набирала обороты… И тут послышался голос. Сначала он услышал его и сразу же на мгновение оглох, обомлев, но не ослеп, потому что следом за своим голосом на сцену бодрым кабанчиком выскочил и весь Андрюха. Румяный, розовощёкий, в джинсовой жилетке с нашивками Арии и банданой с черепками на голове. Кажется, именно так выходили из положения лысые металлисты. Но сейчас это последнее, что занимало мысли Горшка…

С криком: «Што, бл?» — он отшатнулся, роняя пятки и всё-таки падая наземь жопой. Это был розыгрыш? Шутка не смешная. Сейчас середина августа, а не апрель… И ладно, что Князь не поздравил его с днём рождения — обиделся человек, с кем не бывает, хотя, признаться, Миша заманался уже ждать от него извинений… но вот это, бл*дь, вступление в ряды динозавров-металлюг — точно перебор!

В голове вихрем проносилось собственное, в пылу ссоры ядовито выплюнутое «да кому ты на хрен нужен»! А вот, оказывается, нужен, и не абы кому, бл*дь. Интересно, что же такое крупное и рогатое сдохло в Сумраке, что одновременно от него удрапал злой обиженный Князь, а Дуб с Холстом в очередной раз лишились своего мальчика для битья…

Ну ладно, в случае с Валерием — кто кого перешипит ещё, Беркут тоже — врагу не даётся наш гордый варяг, хотя проезжались те по здорово их выручившему человеку знатно. Но Андрей, зная это… Он что, с ума сошёл?! В пусть и затуманенную яростью голову всё равно вгрызалась одна мысль. Увели бычка, как есть увели. Искали, с*ки, медь, нашли золото, теперь им и «какая-то баба» не нужна, и самим можно и поболее филонить — музло, всё ещё звучащее, тоже, поди, Андрей написал… Текст-то — сто процентов.

Нет, ну как Князь мог в здравом уме на такое подписаться? Точно ведь околдовали, сволочи, как есть… Они ж Тёмные там все, а со светлыми вокалистами работать умеют. Точно, поймали, про раскол прочухав, как раба на галере к своему кораблю приковали да весло всучили — вон он им за неполные две недели песню родил, а те её аранжировали под себя… Да чтоб Андро да в здравом уме так утяжелиться решил?! Нет, бл*дь, не верю! Он и бунт на корабле-то тяжело пережил — штормило их знатно, а тут…

— Вахтанг, — хрипло обратился Миша к протягивающему ему стакан воды, куда что-то капал… о, Лось, а пофиг, залпом выпел. — Андрея спасать надо! Эти старые Дубы-Холсты его явно силой там держат, приворожили, демоны, узнай, где они, бери билеты — будем отбивать!

— Мих, — Сашка Леонтьев осторожно взвалил его на себя да повёл в гримёрку, где остальные парни уже на ноуте весь этот бл*дский цирк с Князьями включили. — Ну ты сам подумай, они Кипелова не похитили, Беркута не похитили, а вот Андрея сразу как раба на галеры! Да он посильнее многих Иной будет, к тому же у него и жёны такие, что лучше не связываться… По собственной воле он там — карьеру… — Ренегат запнулся. — Делает.

— Да как так-то, бл*! — возмущению Горшка предела не было, да и поверить он не мог, пока вот в суд повестку не получил… Но это будет потом. Сейчас он, очумело качая головой и периодически сдавленно матерясь, приговаривал потерянное «нет-нет», на разные лады склоняя и Дуба с Холстом, и Андрея. А концерт меж тем всё шёл. Строки первой песенки, явно Князевской, в душу вгрызались злыми воронами, щипая и терзая.

Лучше промолчи, прошлое забудь

Вряд ли ты сможешь его вернуть…

Взял на плечи бремя,

Предал своё племя,

Чтоб у нас с тобой один был путь!

С*ка, невыносимо просто. И из всего спетого верен только этот куплет о предательстве. Но как тут прошлое забудешь?! Как молчать-то, когда внутри всё рвётся? А дальше хуже — Андрей пошёл по арийскому репертуару… Правда, это нетипичных концертный или фестивальный сет был.

Под Кипелова манеру он подстроиться не пытался, но, определённо, как-то с вокалом поработал. Почти постоянно был на высоких нотах, чувствуя себя, судя по тому, как легко двигался по сцене и общался с уже малость отмершей от первичного потрясения публикой, как дельфин в воде. Экий гад!

Впрочем, какой-то умелец сделал поминутную карту выступления в ютуб, потому треки им были видны и в единой канве подряд зачитанные они почти послание образовывали. Ну сами посудите:

Я не сошёл с ума

Всё что было

Игра с огнём

Свет былой любви

Не хочешь не верь мне

Искушение

Беги за солнцем

Бой продолжается

Твой новый мир

Кровь королей

Что вы сделали с нашей мечтой!

У Мишки аж глаз дёргаться начал… Ну явно ж это неспроста, да?! Ему это послание? Ну кому как не… Бл*дь! Вот это хлопнул дверью. Никому не нужный гад. Ну, ничего, сейчас наиграется, как надоест ему терпеть сумасбродство двух старых пер… колдунов, так и обратно, поджав хвост, прибежит. Правда, есть маленький такой нюанс. Хвост-то имеется у самого Михи, а у Князя и в помине не было и нет. Эх.

Он снова обратил внимание на взорвавшее Интернет выступление. Завершали арийцы новьём, как и начинали, чувствовалась там Княжеская рука — и не только в тексте, хотя те и славно, бл*дь, утяжелили Серого кардинал и Пьеро. Странный выбор песен — это то ли, что из багажа Андрея приглянулось тем или сам Князь на что-то намекал… Например, на то, что не так прост и месть не заставит себя ждать? Или и то, и то… Мишка не знал, какой вариант хуже. Куда ни плюнь, одно дерьмо и сомнения его со всех сторон окружили, заставив сомневаться в том, в кого верить всегда было жизненно необходимо.

* * *

И вот сейчас Миша здесь. Один. Без парней, что только бы мешались и выдали его инкогнито. То-то Интернет бы залихорадило — узнай их кто… Уже оказавшись в гримёрке, он подумал-подумал, да и решил скрыть своё желание посетить концерт Андрея. Только Вахтанга предупредил, наказав молчать, но тот не из болтливых у него. Человек и пароход, блин. О котором ходили слухи, что до сих пор с Андреем на футбик ходит. Ну пусть ходит, хрена. Сам Миха старался в эту сторону не думать, а то сорвётся с цепи. Он, может, и мал, да удал — это он о своей собачьей ипостаси. Так в щиколотки вцепится — мама не горюй! Зубы-то заточенные…

В общем, скрыл и пошёл один. Одевшись максимально обыденно. Ну как люди на рок-концерт ходят?! Кожанку, футболку — тут он даже свои надел, но без нашивок палевных, футболку вот — да там никто и не отличил бы — нацепил любимый Мисфитс. Хаер приметный в хвостик собрал да кепарик натянул. Не мерчовый, зато с молнией в череп бьющей, зачётной.

Вот и подрапал шоу смотреть. Впервые за без малого два года живьём на Андрея поглядеть. Не напился даже, потому как башка ему трезвая нужна. И так держаться придётся, зубы стачивая друг о друга. Потому что это невыносимо, бл*дь, даже в записи было. Оттого и не кривил душой он, когда журналюгам отвечал на вопрос, как ему новый альбом Арии при участии А. Князева… Отвратительно. Тошнило его, почти натурально выворачивало, потому как неправильно это всё было. И Андрей там, и голос его, и текста, и даже часть музла его, которую Дуб с Холстом пропустили-таки. И обложка — о да, с*ка. Всё неправильно!

И особенно неправильно, что он-то просто не хочет, но может старые песни петь, к которым и музло, и текст в Короле и шуте написал, а вот у Михи репертуар одним Тоддом да Защитниками с МТВ, Хозяином леса, Королём вечного сна да СФ ограничивался. Негусто, да?! И вот, имея все эти возможности, Андрей, надрываясь, бодрым зайчиком тянет чужие песни только так. То, что до него пели — Кипелов и Беркут. Колизеи там всякие, да про высоту. А ещё Ангельскую пыль про кокаин. Прекрасно.

И вот на это пришёл смотреть Миха. А ведь публика в восторге. Писали даже, что Князь высоко забрался и вообще — молодец, себя нашёл, пока Горшок этот в театре окопался. Ну, не все, конечно. Были те, кто радостно помогали ему Андрея в фекалиях топить… Испражняясь в комментариях, крича о предателях и о том, какой у того слабый голос, и что Ария с каждым разом всё херовее и херовее вокалиста берёт. Подобрали-де второго, припевалу-панка-говнаря… Смешно, правда, было такое об Андрее читать. Ну какой из него панк-то? Он же, ё-моё… Не такой, как они все. Совсем. Ну, Миха так думал раньше — сердце привычно кровью облилось.

Поработав локтями, он пробился в самую гущу, откуда был самый неплохой вид на сцену. Никто пока не узнал. Напротив, встретил он парочку и в мерче даже своём (ха, а не боялись, что истинные арийцы их побьют?!), ну а что — Князь за собой привёл новых фанатов группе. И те вот сейчас мимо него в майке Король и Шут пролавировали — и, с*ка, не узнали. Обидненько. Ну да, этого и добивался. Для верности он ещё и в Сумраке скрылся…

И вот концерт начался. Ну… Несмотря на боль и желание щёлкать челюстью, как акула из одноименного фильма, Горшок с неудовольствием признал, что держался Князь неплохо. Работал с публикой вполне уверено и дерзко — не так, как у них, но всё равно достойно. На некоторые тычки от тру-фанатов отвечал шутливо и так, что другая часть зала катилась со смеху — инцидент был исчерпан. Только вот, кажется, это была его единственная возможность для шуток.

Князь пел серьёзные вещи на серьезных щах, а боль вокруг него можно было практически пощупать. То ли что-то сделалось с его самоконтролем, то ли уже просто невозможно было сдерживать в себе, но он буквально фонтанировал ею. Болью.

Это оказалось неожиданным открытием. Потому что экран этого передать был не в силах, а сейчас Мишку словно обухом ударило. Ему тоже несладко. Что-то внутри мстительно потёрло руки, но большая его часть сжалась. Андрюхе тут плохо, он не в своей тарелке однозначно, хоть и волосы до жопы отрастил, шелковистые, Рапунцель хренова, и держится молодчиком — но хреново ему. В Сумраке едва не маячок СОС расходится. И Михе тоже плохо без этого лохматого чебураха неразумного… Так и какого хрена?

Оба хороши: один поржал несмешно да глупость отмочил, не подумав, второй взял, да и назло батьке в дичь какую-то ввязался, а теперь и сам не рад, одному теперь петь нечего, а второму хоть и есть чего, приходится и чужое только так выть, потому что публика требует хитов!

Совсем Миха уверовался, что надо что-то делать, когда в один момент всё-таки Князь с лицом не справился — промелькнуло несчастное выражение, когда радостный Дуб объявил, что сейчас вы увидите летающего на абордаж во время пиратской песни солиста. И в самом деле подцепили на страховку быстренько Андрея, которого, к слову, и обрядили-то чудно, под Уилла Тёрнера или Леголаса — короче, на Блума похож аж стал, особенно с волосней своей развевающейся, да и запульнули под купол… Ну что за бл*дский цирк-то, а? Княже им что, акробат? Собачка цирковая? Миха сжал кулаки… Нет, смотреть на это он не в силах больше был.

Вылетел пулей на улицу. И так плохо ему было, что обратился в пса — собака, воющая от тоски — это нормально, а вот панк-интеллигент — нет. Только вот не учёл он, что не одного его нелёгкая продышаться позовёт. Двум амбалистым мужикам в шиповках не понравился его вой. Только вот заметил их погруженный в свои переживания Миха слишком поздно, да и Сумрак, падла, промолчал… Увидел он уже опускающийся на него сапог тяжёлых ботинок… Махонькому пёсику, коим он был, хватило и одного мощного удара, чтоб потерять сознание.

* * *

Очнулся Миха всё в том же псовом обличье, это было понятно по обрушившемуся ощущению маленьковитости… Но лежал он на чём-то мягком, кажется, даже на подушке. Откуда-то тянуло приятным котлетным запахом. Слабо бормотал телеканал История. Миха так удивился необычности выбора кнопки зомбоящика, что аж притявкнул… Вышло очень жалобно. И стыдно. Он тут, незнамо где, расслабился и растявкался, блин.

Может, его какая-нибудь сумасшедшая арийка подобрала, не дав затоптать, за что ей, конечно, спасибо, но если он сеййчас откроет глаза, а тут вся комната уклеена Холстами да Дубами… А то и вовсе Князьями, то он не выдержит — утопится в унитазе.

Впрочем, рука, осторожно пригладившая его за шёрстку, определённо, женской не была. Более того, Миха с первого касания узнал его. Привычная сила, что перетекала в него, давая облегчение. Значит, Андрей… Стыдно-то как… И как только нашёл его там? Не иначе как что-то дёрнуло? Ну или кто-то всё-таки не гнушался просматривать линии вероятности в Сумраке.

— Тчщ, Мих, — тихо ответил Князь, открыть глаза и посмотреть на которого он так и не мог себя заставить. — Тебе досталось, блин, неслабо… Разным я тебя видал, но такой вот ушиб всего Горшка впервые констатирую… Тебе лучше пока пёсиком побыть — оно ж не зря говорят, как на собаке заживает. И ты это, если есть хочешь, то вот, — запах усилился, словно прямо под его нос котлету положили.

Что ж, спасибо, хоть хорошим мальчиком быть не велел… Однако то ли Миха так устал, то ли приложило его в самом деле не слабо, сил злиться и бежать отсюда не было. Как и желания общаться с Князем. Потому, может, и хорошо, что ему посоветовали Бобиком побыть. Глаза он всё-таки раскрыл. Так и есть — блюдечко с мелко порубленной котлетой. Всё ещё заботливый, гад… Ага, настолько, что в суд, с*ка, обратился! Перед этим свалив от него к плешивым динозаврам. Сволочь.

Горшок предпочёл бы впиться Андрею в мягкое место, но вместо это вонзил зубки в котлетку… Хоть и долбанули его, но жрать странно хотелось. Видимо, много энергии организм потратил, чтоб не помереть от удара. Докончив этот ужин, он всё-таки поднял взгляд.

Они были на кровати, а Князь, убравший руку с его шерсти, как только он показал, что очнулся, делал вид, что смотрит телик. Ага, передачку про древних инков. Ну-ну. Мишка присмотрелся к тому повнимательнее. В растянутой футболке и трениках, тоже с собранными в хвостик волосами, а под глазами — тени. Издали не видно. Он гипнотизировал его, наверное, с десять минут, а потом издал резкое тяв, решив привлечь к себе внимание.

Андрей встрепенулся, брови сдвинул да просканировал его взглядом — не обнаружив ухудшений, недоумённо воззрился, пока не осмелел настолько, что вернул свою тёплую мягкую ладонь ему на голову, поглаживая и одновременно принося такое облегчение, что Горшок был согласен мириться с унижениями. Так он не заметил, как уснул, а проснулся от резких голосов.

Один он узнал с ходу — это был Князь, что, видимо, потерял свой… Да, охренеть не встать — выпрямитель для волос, а вторым, очевидно, Виталий, который выговаривал ему за всяких там подобрышей, из-за которых Андрей не может вылететь вместе со всей группой.

— Знаешь что, вы бы позвонили всё-таки тому парнишке с Куражей! — неожиданно воскликнул Князев, устав что-то объяснять. — Вам ведь нужен мальчик, шустрый и податливый! Так вот, я не такой, и вы это знали, когда меня брали. Так и чего теперь устраивать сцену? Меня уже не перевоспитать под себя.

— Это мы посмотрим, — зловеще пообещал Дубинин. Ну уж такого Мишка снести не мог, он резво открыл глаза, но не вцепился зубами тому в коленку, подпрыгнув, а обратился в человека, с удовлетворением глядя на то, как расширяются глаза этого вора… Князь что-то невнятно крякнул и отошёл в сторонку — очень предусмотрительно с его стороны, бл*дь.

— Слышь! — Мишку потряхивало от гнева. — Так с Андреем могу обращаться только я, ты понял?!

— Говном в интервью то есть поливать? — и всё-таки Виталий достойный противник. — Чё ты тут взъелся — как ты последнее время Князя никто не унижает!

— Я… — Миха от возмущения едва язык не проглотил, но прав этот старпер был. Прав, бл*дь. Но неожиданно голос подал Андрей:

— А может, меня спросите? — рявкнул тот.

И тут Дубинин от «нет» не удержался, а вот Миха успел себя тормознуть, тяжело дыша да глядя на эту отвратительную сцену. В этом он свой шанс углядел. Подошёл к Князю, что прямо-таки пылал от гнева, осторожно положил ладонь на плечо, чуть морщась от ощущений, что прокатились по всё ещё ушибленному телу, и проникновенно спросил:

— Пойдём, домой, ну, Андрейк?

— Это смешно. — закатил глаза Виталий. — Он тебя только поманил, и ты побежишь, забыв про всё, радостно виляя хвостом, а?

— Захлопнись! — рыкнул Горшок, чувствуя, что от правдивости этого замечания внутри всё горит. — Князь, давай, не дури, был я на вашем концерте — тебе плохо там, хоть и хорошо ты выступаешь. Ну, давай уже, не ломайся, ё-моё, клянусь, как приедем в Питер — перерегистрируем права на Король и Шут!

Дуб тем временем присвистнул да спросил, яростно буравя взглядом Андрея, всё ещё молчавшего, но не скинувшего руку Михи:

— Нам, я так понял, звонить Житнякову и заодно Пушкиной?! Вот старая… прорицательница удружила! Тебе, бешеному, понятно, что отомстила за язык бескостный, а мы ей чё сделали?!

— Может, тоже козлились, а? — Миху никто не спрашивал, но это его не интересовало. Но внезапно его спор с Дубом стал неважен. Ведь Князь, дёрнув плечом, тихо и ровно ответил:

— Звони, но месяц, если надо, я с вами ещё поезжу, пока тот впишется — не отменять же концерты.

— Всё с вами ясно! Так и думал, что притянет всё равно, ведь два дебила — это сила. А хэви — это для избранных! Жаль, ошиблись в тебе, Андрей! — Виталий, ещё что-то проговорив нелицеприятное, *бнув дверью, свалил. Видимо, Пушкиной звонить и орать. Ну или Холста предупреждать. Горшку плевать было, он смотрел только на всё ещё мрачного Князя.

— Ты это серьёзно? — осторожно спросил.

— А ты? — в тон ответил тот. — Не на*бешь доверчивого дурачка?

— Ты не такой, — тихо ответил Мишка. — И нет, я всё сделаю сам, как вернусь. А ты только, — голос странно сел, — возвращайся, Андрюх, через месяц… Не дури, блин, — и чувствуя, как эмоции подводят, дабы совсем не расклеиться, поспешил к выходу.

— Ты тоже, — застало его брошенное в спину. — И себя береги. Ещё пару дней башка кружиться может. — это уже доктор Айболит Сергеевич в том проснулся. У Михи же от этого замечания на душе потеплело, он повернулся к тому и благодарно улыбнулся. А потом вышел из гостишки, зная, что наконец-то жизнь начала возвращаться на круги своя.

К слову, волосню металлическую Князь сбреет нескоро. Так и будет всех с пропавшим утюжком доставать, с ума сводя.

Примечания:

Спасибо Сказочнице Натазя за ту светлую мысль, что она вложила мне в голову.

Спасибо paputala за идею, родившуюся после обсуждения 14 АУшки, вы сделали мой день❤️‍?

Про проду 13 я помню.

И осторожно в этой части насилие над детьми. Физическое. А ещё жестокое обращение с животными. Короче, 18+ часть.

«Да чтоб этому Фёдору Михайловичу… Светлому Иному, хрен знает какого уровня, икалось, бл*!» — Мишка, едва ли не трясясь от гнева, сбежал с лестницы, перепрыгивая через три ступени.

Если и была у него какая-то фора перед отцом Иным Вне категорий — так только скорость. Тот, в силу специфичности своего внутреннего зверя, был неповоротлив и грузен.

А сбежать Горшочку было необходимо. Потому как он совершенно не вовремя выпал из мечтательной прострации на уроке литературы, чтоб услышать, как Марфа Николаевна поёт очередную оду русскому реализму и Достоевскому Ф. М. в частности, которого большая часть из них и не пройдёт, покинув недружелюбное учебное заведение после 9 класса. Впрочем, сейчас им вообще далековато было и до этой отсечки.

Мишке было почти 13. Ну как, почти… Летом исполнится. А сейчас декабрь-месяц на дворе. Ну и чё?! Он мечтал скорее вырасти и свалить на фиг с этого дома. Правда, с возможностями его бати подойдёт только переселение на другую планету, но об этом он предпочитал не думать.

Потому как изобрести дельный космический корабль для поиска инопланетных форм жизни ещё ни одному Иному не удавалось. Ну и на хрен они тогда нужны? Живут долго, а проку мало. Нет бы, ё-моё, науке себя посвятить… Вот Горшок таким не будет. Не погрузится в мелочные дрязги. Сначала он одну человеческую жизнь, что называется, «откайфует», а потом займётся поиском. Не может же быть всё образование таким же системным и дрянным, как школа?! Есть же наверняка какие-то другие возможности? В идеале — собственный Мерлин или там Йода-сенсей?! Ну, мечтать-то не вредно!

Только этим и жил. А ещё музыкой. Но вынужден был торчать в пропаренном потом и кро… просто потом классе. И тут Марфа Николаевна почти соловьём запела оду Достоевскому. Миша же имел и другую страсть — чтение, не зря Книгоедом кое-кто прозвал. Так вот, с Федор Михайловичем он ознакомился с опережением программы. А ещё от бати наслушался того, что в биографии не напишут. Иной он, Светлый. Хотя по его больным книжкам и не скажешь. Короче, чудил тот не по-детски. В итоге его Инквизиция в розыск объявила — так до сих пор и ищут. Ну то, что с системой призывал бороться — это, наверное, хорошо, но вот к чему именно призывал и само содержание книг… Короче, Миха был предельно честен, когда заявлял своей учительнице, не моргнув и глазом, что это говно полное.

Спор за Достоевского вылился для него в вызов отца к директору. Почему не матери? Ну так учителя — отнюдь не дураки, знали, кого Горшенёв больше боится. И без того вечно им недовольный отец, что возглавлял местное отделение Ночного Дозора, получив втык от директора-человека, был вне себя от гнева. А недоволен им отец был, кажется, с рождения.

Уже тогда было ясно, что хоть ребёнок и Иной, более того, маг-перевёртыш, как и сам Горшенёв-старший, но переломить знак инициации к Свету будет непросто. По мере взросления и характер Миши неоднозначно намекал, что тяжело будет воина света вырастить. И всё же отцу удалось всеми правдами и кривдами инициировать его Светлым, подловив в нужном настроении. Когда чрезвычайно довольный жизнью Мишка вернулся с их первого выступления в музыкальном кружке, и даже рано возвратившийся отец не смог испортить его настроения. Да, ему 12 лет, и он уже Светлый Иной.

Это неплохо, если не знать, что его брата Лёшу обратили к силам Света уже три года как, хотя тот был младшим — просто поймать его в нужном настроении оказалось проще. Мелкий был неконфликтным, спокойным ребёнком, в отличие от гиперактивного и вечно страдающего от недостатка внимания или безделья Мишки. Более того — и от этого крепло недовольство отца — брат Лёха давно вороном носился по городу, а вот Мишка за этот год так ни разу и не смог перекинуться в своего зверя.

Он даже не знал кто он. Мама порой лохматила ему волосы, целовала в носик (хотя Горшок и пытался увернуться — он же взрослый почти!) и говорила, что он у неё Мишутка, который скоро станет совсем-совсем рослым и сильным медведем. Но подтвердить или опровергнуть это никто пока не мог. Как бы ни приглядывался батя к его ауре — так вычислить и не смог. Может, вообще, как отец — слон. Мощное, но совершенно бесполезное в их каменных джунглях животное. Вообще, хорошо бы — медведем, да, оказаться… Сила, клыки, ярость — масса, блин! Ну и по городу можно пробежать, не вызывая разрушений в асфальте, который и так каждую весну, как после бомбёжки, из-за высокой влажности.

Тем временем именно из-за этого вот затыка батя и наседал, злился и в результате заставлял посещать после школы допзанятия в Дозоре, а ему не хотелось. Ему хотелось с Шурками носиться по дворам, а ещё бренчать на гитаре, сочиняя музыку и даже целые песни, во! Отец же этой «блажи» не признавал и невзлюбил друзей его, Тёмных — правда, не специально их он выбрал… Потом, правда, делал вид, что специально, в пику отцу. Но, когда познакомились, ещё не был Иным Горшок.

Давно, ё-моё, копилось у них. И желание отца его перекроить под себя и контролировать постоянно, и этот вот занос на уроке литературы просто стал последней каплей. Из кабинета директора Мишка выходил весь красный. Ну, потому что в самом деле нехорошо было выражаться при русичке-литературоведе — та, тонкая и звонкая, выглядела точно дамочка с Института благородных девиц. Может, и покоробило её до глубины души, нежную такую, вот будто классики не матерились, как черти последние, ага… Ну да ладно — не сдержался, накосячил — это да.

Но вот и Иным не нужно было быть, чтоб ощущать, как пылает отец по дороге домой. Потому прохожие спешили перейти на другую сторону дороги. Тому ведь пришлось краснеть за сына своего непутёвого, матерящегося при преподавателе и покусившегося на святое — свет русской литературы, культового для Петербурга писателя!

Мишка понуро плёлся за ним, борясь с желанием сбежать тихонько. Но хуже ведь будет. Точно хуже, потому и плёлся. Всё равно ведь домой вернуться придётся. Там мама, там братик, там сытно и тепло в конце концов. Было б лето — может, и подумал бы, как сбежать… Но до лета ещё далековато.

Только вот дома не оказалось ни мамы, ни Лёшки. Первая, наверное, вышла в магазин, а второй, поди, в библиотеку ускакал. Сердце Горшочка ёкнуло. Один на один с отцом, и больше того не будут сдерживать ни люди вокруг, ни казённые стены. Сейчас… Сейчас на него будут орать так, что даже бывалые дозорные затрепетали бы.

Но нет. Батя выглядел спокойным. Молча прошёл внутрь, разделся, а потом закопался в нише. Порадовавшись этому, Мишка попытался под шумок бочком проникнуть в их с Лёхой комнату. Но куда там! Отец, не отрываясь от своего копошения, рыкнул ему:

— Мы не закончили, жди.

И Миша покорно замер, недоумевая, что сейчас тот придумает. Какое наказание? Домашний арест до самого Нового года? Внутри всё заныло… Столько планов Достоевскому под хвост… Хотя про собаку-человека не он писал. Булгаков — да, тема… Тем временем батя окончил копаться — зачем-то он достал из ниши свой старый армейский ремень, оставшийся ещё со времён службы представителем Иных в человеческих структурах.

— Это чё?! — выпучил глаза Горшочек. Наказывал их с Лёхой, ну чаще, конечно, самого Миху, отец не телесно. В угол отправлял. Дома запирал. Но руку не поднимал, а тут — во рту вдруг пересохло. Он же ведь уже большой, так какого хрена? Унизить решил? Он помотал головой, чувствуя, как набухают на глазах злые слёзы.

— А это зря я вас в детстве жалел. Значит, будем устранять пробелы в воспитании сейчас, пока выше меня не вымахал, — горько заключил отец.

Мишка закусил губу и ничего не сказал. Если тот что-то решил, так и сделает. Просить, умолять, что-то обещать — себя не уважать. Тем более в своём проступке он не раскаивался. Да, зря высказался непотребными выражениями, но суть-то верная!

Также молча и прошёл за таким же молчаливым батей в залу, да и встал, ожидая указаний. Отец тяжко опустился в кресло, смерил его тяжёлым взглядом и приказал: «Ложись», кивком указав на свои колени. Тут-то Мишка и вспыхнул, а внутри что-то заныло, почти завыло. Как дитя какое-то! Через колени перебросить решил и отшлёпать… Это… совсем уже. Видя его замешательство, отец нахмурил брови и бросил сердито:

— Не тяни время, мать пожалей. Лучше ей это не видеть.

А вот тут он прав был. Горшочек снова прикусил губу. Нет, Мусика нервы он побережёт. Той ещё больнее, чем ему будет. Да и ему, скорее, обидно, блин, что батя так с ним обойтись решил. Признав, что иные методы воспитания себя исчерпали. Такой вот он, щенок бракованный. Как только уродился у всего такого правильного и крутого?! Бравого воина, а?

Дыша как трактор, кое-как взгромоздился на колени, чувствуя себя, во-первых, в крайне неудобном положении — руки и ноги длинные, блин, девать некуда, а во-вторых, впервые за хрен знает сколько времени столь близко к отцу. Тот был горячий, как печка, дремлющая мощь ощущалась в нём особенно хорошо. Такой маг-перевёртыш, если высечет в полную силу, не щадя, то хорошо, если инвалидом не останешься. Мишка тихонько сглотнул вязкую слюну. Ну вот чего он медлит-то?

Тут его прошибла холодом мысль, что — если тому мало унижений — сейчас попросит портки стянуть… От этого он весь аж сжался. Отец это почувствовал, рукой осторожно коснулся его плеча и отмерил сурово:

— Будь мужиком! Не позорься, — плечо сжали крепко-крепко, а Мишка почувствовал, что от невыносимой обиды на него внутри всё захлюпало и вот-вот прорвётся больше горькими, чем яростными слезами. Неужели тот совсем его не понимает? Решил, что тот боли боится? Горшочку многое хотелось высказать, но неудобно высказывать что-то собеседнику, когда твоя задранная кверху задница у него на коленях, а ты совсем не видишь лица, только узоры на ковре.

По счастью, от этих мыслей его отвлёк короткий свист и последовавшая за ним жалящая боль. Мишка дёрнулся, отец удержал его за плечи и бёдра. Хоть и ударил тот его без замаха, но ощущалось… Он хлюпнул-таки носом. Боль Горшочек практически не переносил. Она сразу била по нервам, прогрызаясь прямо в мозг, и сводила с ума. Совершенно не мужичий болевой порог. И за этого его батя тоже стыдил.

Ладно, хоть сейчас ничего не сказал. Ещё и не бил дальше почему-то. Хотя Мишка мечтал, чтоб уже скорее всё это закончилось. Чего тот тянет-то? Он нетерпеливо заёрзал, на что получил исчерпывающий ответ:

— Не спеши, тебе ещё четыре удара, — тяжёлая ладонь почти ласково прошлась по плечам. А затем последовал новый свист и новый удар, обрушившийся на его пятую точку. На этот раз Мишка весь сжался в клубок нервов и не дёрнулся. Потому следующий не заставил себя ждать, только вот прошёлся тот уже по отбитому, отчего он не выдержал и тихонько вскрикнул.

Батя, по счастью, внимания на это не обратил, ну или тоже хотел скорее закончить, потому лишь ненадолго замешкался, занося и опуская на него ремень ещё два раза. В последний ему прилетело бляшкой — и тут уже Горшок не сдержался и коротко взвыл, резво соскакивая с батиных колен и потирая горящий зад, намереваясь юркнуть в свою комнату. Только в спину ему прилетело удручённое:

— Молодец, а теперь иди, похнычь, как девчонка. Я и не отлупил тебя толком, хоть и надо было, а ты расклеился весь. Позор на мою голову. Хорошо, что не обратился пока. По поведению ты, Миша, щенок жалкий, шавка подзаборная, которой фигу покажи — уже тявкает обиженно!

Выслушав и невольно прижав пылающие уши, Горшочек сначала обомлел, а потом разозлился так, как никогда в жизни. Слёзы, ярость и боль физическая, перемешивающаяся с душевной, заволокли всё его существо. Он резко крутанулся, показал отцу средний палец и, не слушая несущихся вслед проклятий, пулей вылетел из квартиры. Даже куртку не нацепив. В тапочках.

Ему было решительно плевать, что декабрь — это не май (май здорового человека, а не курильщика!), и он может окочуриться раньше, чем добежит до кого-то из Шурок. Главное было — не видеть больше отца, чьё разочарование било хлеще любого, самого дубового армейского ремня.

Так, он и бежал, не разбирая дороги и чувствуя, как постепенно сводит от холода мысли, а люди… люди смотрели на него. И их взгляды тоже жалили. Никто его не понимал. Ну, может, только Шурка Балунов. И всё. Все остальные — хоть люди, хоть Иные — были одинаково пресными, скучными взрослыми. И его хотели видеть таким же.

Внезапно захотелось никогда-никогда не взрослеть. Ну или вовсе исчезнуть из этого мира, чтоб отцу больше не пришлось за него краснеть, маме переживать, а Лёхе, чтоб, перепало всё внимание…

Не успел он об этом подумать, как Сумрак вокруг загустел… Но Мишка не провалился туда, он всё так же бежал, просто в какой-то момент что-то сделалось с его координацией, и он споткнулся о небольшую канавку… А потом кости начало выворачивать, тело ломать, но не успел он испугаться или почувствовать боль, кроме как во всё ещё горящей светофором заднице, как всё прекратилось. Мишка прерывисто выдохнул и гаркнул:

— Что это за бл*дь?! — только вот услышал совсем не это, а тонкий собачий тяв. Горшка аж подбросило. Ага, на четырёх лапах! Ла… Лапах?! Существо обожгло догадкой. Он покрутился вокруг себя — да, мёрзлая, покрытая голым льдом земля стала ближе… Зрение изменилось, палитра оскудела, зато сама картинка — чётче. А ещё запахи… Те накрыли внезапно. Фу, пахло носками. Какое благословение быть человеком, оказывается! Но и не только ими — людьми, множеством людей, другими собаками, крысами, даже кошками и птицами.

А его шерсть — коротковатая, лохматая — и чёрная как смоль. И, что резануло сильнее всего — короткой была не только шерсть, но и его лапки. Махонькие, словно игрушечные. Прав был батя, он — щенок. И вряд ли вырастет. Так-то Горшок уже подросток, а тут совсем уж — до земли сантиметров двадцать… Правда такова — он шавка. Не бравый волкодав или там овчарка немецкая, гордая, а какая-то, блин, болонка или тойтерьер, блин. Миха не разбирался, да и мордочки своей не видел.

Прекрасно. Теперь возвращаться домой и вовсе было нельзя. Поэтому, втянув в маленькие легкие дурновато пахнущий выхлопными газами и носками воздух свободы, он с непривычки неловко засеменил куда глаза глядели. Теперь к Шуркам его путь был заказан. Батя его там в первую очередь будет искать, а Михе нельзя, чтоб его нашли. Ну уж нет — помирать от холода будет, а туда не вернётся. Плана как такового не было, кроме как убраться подальше от родной Ржевки.

Только вот это оказалось легче решить, чем осуществить. Миха был маленьким, очень маленьким… В результате приходилось дико лавировать между ногами — а теперь только они и были ему видны по большей части… Но пару раз на него чуть не наступили и не наехали. Маленькое сердечко заполошно билось, грозя проломить грудную клетку. Горшок одурел от обилия новых впечатлений, сигналов и информации — его вело.

Но он как-то сумел заскочить в автобус, где его тоже едва не затоптали. А потом какая-то девочка заметила «милую собачку», и Михе-безбилетнику пришлось выходить на следующей… Вообще, пугать мелкую не хотелось, он так-то добрый, но иначе его бы затискали до смерти, потому пришлось показать зубки и предупредительно зарычать… Мама девочки мигом пропнула его в открытую дверь, заявив дочери: «Фу, не трогай, он, наверное, бешеный!» «Сама ты бешеная!» — обиделся Миха и остался на остановке ждать другой автобус, куда можно запрыгнуть…

И там его тоже шпыняли как какого-то… А, ну да… Он и есть щенок. То хмурая кондукторша выгонит взашей на остановке, презрительно скривив носик, то пацаны, чуть младше самого Михи, и которым тот бы уж точно навтыкал… Пристали, как репей, рассуждая, что будет, если отдавить пёселю лапку… Миха их речь понимал, потому сыграл на опережение — вцепился зубками в щиколотку — серьёзного урона не нанесёт, но вот пусть дураку хоть одному 40 уколов поставят… Но, судя по уткнувшимся в толстые зимние штаны зубам — и этого не добился. Зато его самого пнули с подножки автобуса весьма жестоко. Даже башка слегка закружилась. Он едва соображал, шатался и чуть не попал под колёса другой маршрутки. Свет фар его ослепил, но водитель успел тормознуть.

Дальше испытывать этот мир на человечность Миха не рискнул. Побрёл на подгибающихся лапках. Добравшись до пустой подворотни, он, чувствуя, как опускаются лапы, всё же решил обратиться в человека. Чтобы хотя бы подлечиться худо-бедно силами Иного. А потом дальше продолжить свой путь в никуда. Может, удастся найти незапертый подвал. Бомжующее животное вызовет меньше подозрений, чем ребёнок. Щенка родителям не возвратят… Только вот не вышло. Перекинуться в человека.

Миха, зная, как оно должно быть в теории, попробовал раз, потом ещё… Никак. Совсем. Страх обуял его существо. Как же так? Неужели он такая бестолочь? И что теперь?! Холод ощущался немилосердно и в собачьей шкуре. Шерсть-то короткая, а сам он маленький. Замёрзнуть теперь?!

От отчаяния Горшок протяжно завыл… Зря — этот звук привлёк внимание какого-то алконавта, тот, улыбаясь и благоухая бухлом и аммиаком, доплёлся до него. Посмотрел и выдал:

— Да, собачка, жизнь и вправду — дерьмо… — он вздохнул, а потом, отхлебнув от бутылки, взял и вылил оставшиеся капельки ему на мордочку со словами: — Выпей, брат, полегчает.

Ага, сейчас! Миха яростно взвыл! Теперь он весь воняет, шерсть липкая и скоро замёрзнет сосульками — удружил, бл*дь. Алкаш же уже ушёл, что-то напевая. Горшок же, почти охрипнув от возмущённого тявканья, всё же решил заткнуться и поберечь силы. Нужно было найти незапертый подвал. Или в парадную прошмыгнуть… Что угодно, только б согреться.

Однако сколько б он ни шёл — таких не попадалось. Наконец, он остановился напротив дверей одной из парадных, всё, сил искать подвал не было. Только вот в подъезд ему юркнуть, если и удавалось, то вскоре его оттуда вышвыривали с воплями: «Загадишь тут всё!» Уже вредности ради, а не по реальной нужде, попав внутрь в очередной раз, он, неловко задрав лапку и, кажется, окропив с непривычки и свою шерсть, пометил им лестницу. Снова ор, на этот раз с пинком — и вот он на улице…

Разочаровавшись в мире и в себе, Миха побрёл умирать. Не хотелось рядом со злыми людьми. Потому направился куда-то в сторону парка. Или карьера ли какого. К природе, короче, ближе. Вот еле как тащил он лапки, что ныли и гудели, и думал о том, как несправедлива жизнь, в которой Миша так и не успел ничего толком… Ни доказать, ни спеть. Так и плёлся по утоптанному, местами льдистому снежку, чувствуя, как разъезжаются лапы, пока чуткого слуха не дотронулась рвущаяся из наушников (о, вот чудо техники! И у кого, у гопарей каких-то из промзоны?!) мерзотная попса… Сразу захотелось вцепиться зубами и расхреначить как минимум кассету, ну а то, что в пылу сражения пострадает и плеер — ему было глубоко фиолетово.

Хотел бы подпрыгнуть и впиться, да вот только сил хватило на какой-то задушенный тяв… Ноги окончательно подкосились, и он рухнул на брюшко… Вот так… Даже и помрёт из-за обострённого слуха под попсу голимую. Несправедливо. Внезапно дьявольская музыка заткнулась.

— Держи, Юр, — судя по тонкому звонкому голосу какой-то «совсем пацан», отдал плеер второму. Пахло от прогуливающихся вдоль карьера парней куревом. Да уж, такие молокососы (и молоком тоже пахло! А ещё сосисками!), а уже затягиваются. Самому Михе отец бы, наверное, голову отодрал. А пацан с тонким голосом меж тем договорил. — Клёвый аппарат!

«Аппарат, ё-моё, клевый, но вот вы на нём х*йню слушаете!» — подумал, чуток оживая, Горшенёв, вообще, он это им и сказал, но услышали те только тявканье, как и он сам.

— Надо же, — протянул второй, — а вот и вскорости мёртвое тело. Гляди, Андрюх! Вон какая тряпочка лежит, — и счастливый обладатель пердящих попсой наушников склонился над бессильно лежавшим Михой. Но пока тот пытался наскрести в себе остатки сил, чтоб на чистом упрямстве тяпнуть того за наглую рожу, его отодвинул приятель.

— Дурак ты, — шикнул на него названный Андрюхой, и вскоре Горшок отчаянно завизжал, чувствуя, как земля уходит из-под его живота… Этот пацан его поднял! И пока он извивался, предчувствуя, что сейчас он не только умрёт, но ещё и промучается напоследок в каких-то, по-дикому жестоких, пацанячьих играх, тот договорил спокойно: — Вишь, какой живчик! Просто подмёрз, а ещё устал… Эй, Тузик, тихо, успокойся, я тебя не обижу, — прибавил тот, всё ещё держа его в руках. Это нисколько не убедило Миху, на Тузика он вообще окрысился, но тяпать сжимавшие его бесстрашно и осторожно пальцы всё же не стал.

— Это ты дебил, Князь, причём форменный, — фыркнул второй. — Он, может, бешеный какой, укусит ещё… А ты возишься всё. Тебя мало мама журила за двух кошек подобранных, ты ещё и собаку решил притащить? Ну ты, Бать-Тереза! — хмыкнул тот. — Ладно, бывай — дело твоё, — и натянув наушники с отвратительным музлом, Юрка быстро скрылся.

И хорошо. Мишка чуть выдохнул. Хоть не под попсу помирать. Что тот за бред о кошках и Князьях нёс, он не понял. Только осознал, что, вроде как, попал в жалостливые руки. Те и правда приятно отогревали, правда, в то же время и отшибленные места сжимали… Но холод сейчас страшнее был. И сосисками от него приятно пахло. В общем, уставший бороться с судьбой Горшок просто обвис, решив: будь что будет… Окрепну немного и сбегу из города, а там в человека обращусь!

— Ну вот, так-то лучшее, — пробормотал этот Андрей, заметив, что он прекратил извиваться. — Мы тебя подлечим, чудище ты лохматое, верь мне, — и приподнял его морду на уровне своего лица. С минуту Мишка разглядывал эту проказливую фактурную рожу, приблизительно одного с ним возраста, с выпирающими даже из-под шапки ушами и синими чистыми глазищами. А потом кивнул согласно — он, может, в теле этом нормально Силу Иного использовать и не мог, но злых намерений точно не ощущал.

— Ну ты смешной, — прокомментировал его кивок этот самый Князь. Интересное, кстати, прозвище. А морда-то деревенская. Ха, ё-моё. В любом случае сегодня доверие к миру у Мишки сильно подкосилось, оттого ему огромных трудов стоило сидеть смирно, не дёргаясь, когда Андрей устраивал его внутрь своей куртки. Спасибо, морду оставил наружу. Потому как пах этот типчик не только сосисками, а впрочем, люди вообще вонючи, а этот… Горшочек ноздрями воздух втянул — вполне ничего. И разморенный долгожданным живым теплом, не заметил, как отрубился. Пусть недолго, но погреется. А там наверняка родители лопоухого пацана завернут его с этой «заразой страшнюче-вонючей».