На том стоим (гет)

Он посмотрел на людей, собравшихся вокруг могилы, и поёжился от охватившего его чувства одиночества.

Волшебники склонились друг к другу в поисках утешения, делясь своим теплом, в то время как Питер умирал от холода и тоски.

Лили поддерживала под руку мистера Поттера, лица были мокрыми от слёз и дождя, косыми струями разрезающего воздух над Годриковой Впадиной.

С другой стороны от Карлуса стоял Сириус.

«Лучше бы это он лежал в яме под дождём, а не Джеймс», — яростно подумал Питер.

Никогда ещё он не испытывал такого раздражения к своему другу — обожаемому всеми Сириусу Блэку.

Петтигрю упрямо не замечал бледного лица Бродяги под чёрным зонтом, потерянного взгляда.

Питер осознавал только одно: пример для подражания мёртв. Джеймса нет. Здесь только его тело. Что толку стоять над ним и плакать? Поздно.

Сохатый всегда мог замолвить за Питера словечко перед МакГонагалл или Грюмом, помочь с заданием по ЗОТИ, растолковать мудрёные речи Ремуса об оборотнях и анимагах, а иногда и осадить Сириуса с его «дружескими» мародёрскими подколами.

Иногда.

Питер не сдержался и фыркнул.

Он никогда не был гордым. Он поклонялся им, терпел их насмешки и долго пребывал в тени Поттера и Блэка, и что теперь? К чему это привело? Джеймс ушёл, а Сириус плевать хотел на своего глупого друга, никогда не дотягивающего до его уровня.

Не ровня.

Куда ему до них?

Они — герои, смелые неуязвимые маги, отважные гриффиндорцы, взявшие его в самую классную компанию во всей школе.

Как легко им всё давалось, как просто.

Вот Джеймс.

От его пируэтов на метле у зрителей захватывало дух, тогда как Питер боялся оторваться от земли и подняться выше уровня первого этажа Хогвартса.

Поттеру сходили с рук все шалости, а дурацкая ситуация после его участия превращалась в школьную легенду.

«Мы самые лучшие! Мы победим!» — зачастую заявлял Джеймс, потом подбрасывал в воздух снитч и молниеносным движением ловил его. Он всегда ожидал одобрения, и Питер не мог его разочаровать, тем более восхищение было искренним, смешанным с галлоном зависти и обожания, но настоящим.

О Мерлин! С каким бесстрашием Джеймс встал между Ремусом и Снейпом в туннеле под Гремучей ивой! Питер смотрел на Поттера во все глаза и не мог поверить, что этот храбрый человек — его друг. Он думал: «Как же мне повезло на первом курсе, когда темноволосый мальчик в круглых очках подал свою руку после распределения».

Вот только Волдеморт — не оборотень-подросток, а один из сильнейших волшебников столетия. Глупо было считать иначе и кричать на каждом углу его запретное имя.

Говорили, Сами-Знаете-Кому понадобилась минута, чтобы разнести второй этаж дома Поттеров на щепки.

Джеймс лгал.

Он вовсе не был лучшим.

«Хватит!» — сказал себе Петтигрю, не в силах стоять в такой близости от тела Сохатого.

Питер мог быть маленьким, незаметным и юрким, когда этого хотел.

Становиться крысой весьма удобно. Она могла спрятаться очень хорошо.

Нужно лишь отойти назад на несколько шагов, обернуться и убраться отсюда подальше. Кто обратит внимание на маленького зверька?

Разве что остальные Мародёры — у них одна тайна на четверых.

Питер проглотил комок в горле.

На троих.

А ведь пару раз Сохатый предлагал рассказать Дамблдору, что они анимаги. Питер был против регистрации в Министерстве магии. Как и Сириус.

Это решило всё.

Хрупкая ладонь легла на плечо. Питер вздрогнул и перевёл водянистые глаза на подошедшую к нему Лили.

— Всё в порядке, Хвостик?

Он отрицательно покачал головой, и Эванс понимающе сжала его руку. Пальцы у неё совсем заледенели.

— Кто эти люди? — прошептал Питер, кивнув в сторону трёх незнакомых волшебников, стоящих неподалёку.

— Авроры, — со вздохом сказала Лили. — Грюм настоял.

— Зачем они здесь?

— Из-за меня.

Петтигрю удивлённо посмотрел на девушку.

— Аластор считает, это необходимо. Пожирателям не удалось застать меня врасплох, как это вышло с… с Джеймсом, — проговорила Лили, опустив взгляд на кольцо, подаренное Поттером.

— Хорошо, что ты успела их заметить.

— Что? — рассеянно переспросила Эванс. — Ах, да. Заметить… Они могут вернуться. Сам-Знаешь-Кто знает имена членов Ордена. Мы все в опасности.

Питер промолчал.

Зачем она это сказала, напомнила лишний раз?

«Кто следующий? — вертелось в его голове перед сном, но никогда ещё Питера так не мучила бессонница. — Я не столь важная шишка, чтобы ко мне подсылали Пожирателей смерти», — успокаивал он себя, но, закрывая глаза, ясно видел зелёную вспышку и торжествующее бледное лицо.

Если бы только можно было откупиться от смерти...

Рано или поздно Тёмный Лорд победит. Противиться глупо.

Не прошло и месяца с тех пор, как Питер в облике крысы проникал в поместья приспешников Лорда, узнавал о встречах в Лютном переулке, секретных планах и через Джеймса передавал услышанное в Орден. Поверить, что смельчак Поттер раздобыл тайные сведения, было легко. Легче, чем в то, что слабый хиленький Питер разнюхал такое, о чём Дамблдор даже не подозревал: захват Мунго, покушение на Министра...

Не так давно Питеру удалось проскользнуть во владения Лестрейнджей.

Зацепиться за мантию Джагсона было совсем не трудно.

Пожиратель смерти привёл Хвоста в помещение, где Тёмный Лорд пытал какого-то волшебника. Тот корчился на полу, сбивая ногти о плиты пола, кричал и молил о пощаде. Питер забился в угол, наблюдая за происходящим со стороны.

Он подумал, что Волдеморт пытал какого-нибудь несчастного магла, но его жертвой оказался Рабастан Лестрейндж, и никто не произнёс ни слова, чтобы остановить столь ужасное действо. Эта сцена поразила Питера до глубины души.

Оказалось, Тёмному Лорду наплевать на чистоту крови провинившегося мага, на законы гостеприимства, богатство и статусы.

Для него все одинаковы.

Равны.

Ну а у старого директора всегда были любимчики.

И Петтигрю никогда к ним не относился.

«Выгоднее быть полезным Тёмному Лорду, а не Дамблдору, неспособному оценить мой вклад. Но как? Нельзя идти к тому, кто считает меня своим врагом, с пустыми руками. Будь Джеймс жив, такое мне и в голову бы не пришло, — решил Петтигрю, ощутив болезненный укол совести. — Конечно, нет».

Стук земли по дереву заставил Питера опомниться. Он посмотрел на Эванс, безвольно опустившую руки, и впервые подумал: «Мы все покойники. Очнись же и ты, Лили: эти три аврора не уберегут тебя от смерти. Тёмный Лорд мог бы тебя пощадить, если бы ты была ему полезна, и плевать на твою кровь. Для него нет разницы, Лили, поверь мне. Уж я-то знаю! Крысы понимают в этом больше, чем люди».

Но Лили сдаст его в Аврорат, только заикнись он. Она продолжала верить Джеймсу, верить в его пресловутое бессмысленное: «Мы победим!»

Питер передал Эванс свой зонт. Она вцепилась в полированную ручку крепко-крепко.

«Под ним не скроешься от Тёмного Лорда, Лили, а я больше не собираюсь прятаться. Не хочу умирать! Я слишком долго следовал за Джеймсом, но ступать в зловонную могилу — увольте. Он обманщик. Он не был лучшим».

Волшебники подняли палочки вверх в знак прощания.

Петтигрю развернулся и пошёл прочь.

Краем глаза он уловил движение рядом.

Одно мгновение, и шустрая крыса скользнула между колючками засохшей ежевики.

Сириус.

Он брёл в сторону выхода, спотыкаясь через шаг, точно человек, внезапно поражённый слепотой. Бродяга вызывающе поднял подбородок, когда из тени вышел какой-то парень и спросил:

— Сириус Блэк?

— Не имею удовольствия быть представленным.

Хвост навострил уши.

— Меня зовут Теодор Нотт. Я искал тебя.

— Вот и нашёл, — бесцветно произнёс Блэк. — Что дальше?

Нотт сделал несколько шагов вперёд.

— Ты — брат Регулуса, верно?

Сириус переменился в лице.

— Верно. И, кто бы ты ни был, советую проваливать на все четыре стороны! — рявкнул он.

— Нет… Я… я всё-таки заставлю тебя выслушать.

— Значит так, — угрожающе проговорил Блэк, направив волшебную палочку в лицо Теодора, — если тебя подослал Волдеморт, знай: я скорее умру, чем предам своего брата!

— Горгона вас всех разорви! — воскликнул Нотт, одним движением отведя руку опешившего Сириуса, почему-то чёрную и уродливую. — Да что вы все заладили одно и то же. Никто меня не подсылал, тем более Волдеморт! Он понятия не имеет, что я здесь, а если узнает — мне несдобровать. Я хочу избавиться от него как можно скорее. Выслушай меня, Мордред тебя возьми, Блэк! Я не желаю зла твоему брату. Честно говоря, мне плевать как на него, так и на тебя!

— Тогда чего же ты хочешь? — ошеломлённо спросил Сириус.

Нотт воровато оглянулся и зашептал.

Питер напряг слух, но ничего не расслышал.

Какая жалость. Даже маленькая крыса оказалась бессильна. Нельзя вылезать — Сириус заметит.

— Ты тоже знаешь её? — уловив что-то в лице Блэка, ухватился Теодор.

— С какой стати я должен тебе что-то отвечать? — насупился Бродяга.

— Передай ей, что я здесь, назови моё имя. Она поймёт, — забормотал Нотт, проигнорировав его недовольство. — Я должен встретиться с ней.

Сириус помрачнел, обдумывая ответ.

— Откуда мне знать, что это не ловушка?

— Никак, — шёпотом сказал Теодор. — Мы учились вместе, — добавил он совсем тихо, будто мертвецы могли услышать его из-под сырой земли. — Слишком многое зависит от неё.

— Что зависит? — невесело усмехнулся Блэк.

— Всё, — совершенно серьёзно ответил Нотт. — Я буду ждать. Завтра на станции Хогсмида в семь часов вечера.

На этом их беседа закончилась. Нотт аппарировал, и напряжение покинуло Сириуса, его плечи расслабленно опустились. Несколько мгновений Блэк в недоумении вглядывался в пустоту перед собой, затем поднёс к глазам свою руку. Питер не знал, что с ней случилось, от чего она стала похожей на высохшую пятерню скелета.

— То же самое место, — неожиданно произнёс Сириус, посмотрев прямо на могилу, возле которой схоронился Хвост, и рассмеялся.

Через несколько минут Бродяги и след простыл, а вскоре и остальные волшебники, пришедшие попрощаться с Джеймсом, покинули Годрикову Впадину.

Хвост выбрался из укрытия и принял человеческий облик.

«Слишком гордые, чтобы отступить», — прочитал Питер, скользнув глазами по плите, не понимая, что смешного нашёл в этом Бродяга. Петтигрю дотронулся до камня.

Гладкий.

Сцена, что Хвост только что наблюдал, не выходила из головы. Питер не мог объяснить важности подслушанного разговора — просто чувствовал её так же явственно, как прикосновение к мрамору.

К Тёмному Лорду не идут с пустыми руками и высоко поднятой головой. Перед ним ползают на коленях, вымаливая прощение.

Перед ним все равны, и это… замечательно!

— Я не гордый, — напомнил себе Питер и забормотал: — Вот если бы Джеймс был здесь, то, конечно, конечно... другое дело...