Их большая тайна (гет)

Несколько секунд царила полная тишина. Моргана не спешила отвечать на просьбу Артура.

— Пожалуйста, — повторил он.

Она повела взглядом вокруг. Сложно было сказать, что именно побудило ее согласиться — страдания ли раненых, у которых она своим промедлением отбирала драгоценные минуты, или какая-то другая причина, но Моргана опустила голову и молча пошла впереди Артура. Мерлин с беспокойством смотрел им вслед, пока фигуры обоих не скрылись за дверьми.

— Надеюсь, с ней все будет в порядке, — обескураженно пробормотала Елена.

— Все на это надеются, — тихо добавил Мерлин.

Гаюс строго посмотрел на него, вложив во взгляд все свои таланты к внушению, чтобы уберечь молодого подопечного от необдуманных поступков.

— Это их семейное дело. Не вмешивайся, Мерлин.

Моргана же, едва они с Артуром завернули за угол, схватила его за локоть и высказала свое недовольство прямо ему в лицо:

— Ты заставляешь меня делать то, чего я не хочу!

— Это в последний раз, Моргана. Другого раза не будет, и ты об этом знаешь. Отец умолял привести тебя.

— Теперь он умоляет, — хмыкнула она с презрением. — Он так часто был глух к чужим мольбам!

— Ты не такая, как он.

Моргана прикрыла глаза и покачала головой.

— Нам с ним не о чем разговаривать, Артур.

— Но ты даже не знаешь, что он собирается тебе сказать! — убеждал ее брат. — Тебе ничего не грозит. Прошло то время, когда тебе приходилось скрываться.

— Что бы ни сказал Утер, это ничего не изменит. Есть ошибки, которые нельзя исправить, Артур. Но я встречусь с ним, если тебе от этого станет легче.

— Спасибо, — Артур вздохнул. — И… постарайся быть с ним мягче.

— Хорошо, тебе не нужно напоминать мне об этом.

— Моргана! — окликнул он ее, когда она храбро зашагала по коридору. — Ты знала, что так случится?

— Случится — что?

Он нахмурился:

— Я говорю об отце.

— Не знала, — неуверенно ответила Моргана. — Я догадывалась.

— Почему ты не сказала мне?

— Это ничего не изменило бы. Не я решаю судьбу Утера.

— Не поступай так больше. Не скрывай от меня ничего важного, Моргана.

Вместе они пришли к покоям Утера, возле которых продолжали свое бдение придворные. Их лица вытянулись при появлении Морганы, однако ни словом, ни звуком они не смели нарушить ту скорбную тишину, которая окружает умирающего. Вместо слов за них говорили взгляды — Моргана прекрасно понимала их язык. Она была готова поклясться, что среди лордов есть те, кто считает, что это именно она, желая отомстить, навлекла бедствия на Камелот своим колдовством. Артур выступил немного вперед, как бы заслоняя ее собой.

Дверь покоев короля отворилась, и оттуда вышел Джеффри Монмутский со свитками в руках. На мгновение все забыли о Моргане и напряженно воззрились на него, ожидая любого известия, будто манны небесной. Встретившись глазами с Артуром, старик неловко отвел взгляд и откашлялся.

— Как он? Как мой отец? — нетерпеливо спросил Артур.

— Ваше высочество, — почтительно ответил Джеффри, — я только что засвидетельствовал его волю касательно ваших прав на трон. И ваших, принцесса Моргана, — добавил он, взглянув на девушку. — Отныне и навсегда вы обладаете всеми правами, которые причитаются законным детям его величества, короля Утера Пендрагона. Вы, Артур, как коронованный принц займете трон по его кончине.

Артур и Моргана многозначительно переглянулись. Не желая в эту минуту рассуждать о кончине отца, Артур слегка подтолкнул сестру к дверям и тихо шепнул:

— Иди, Моргана, он ждет.

Ноги Морганы будто вязли в чем-то, когда она входила в затемненные, душные покои, где витал резкий запах лекарств. Бывало раньше, она представляла себе смерть Утера — в последнее время все чаще и чаще, но ни одно из ее представлений не соответствовало действительности. Чувства — и хорошие, и плохие — затихли, спрятались где-то глубоко в сердце.

Наконец, она увидела его. Из-за ранения Утер стал беспомощнейшим созданием, бледной тенью самого себя: ни горделивой осанки, ни жесткого волевого взгляда, ни гневно поджатых губ. Его глаза были распахнуты широко и испуганно, а подбородок дрожал от волнения.

— Моргана! — хрипло воскликнул король. — Моргана, подойди ко мне!

Моргана сделала еще несколько шагов, подойдя чуть ближе, но оставшись на расстоянии от кровати. Теперь они могли хорошо видеть друг друга.

— Вы звали меня, милорд, — сказала она холодно.

Утер долго подбирал слова, чтобы начать разговор. Он морщил лоб и невнятно шевелил губами, никак не решаясь произнести слова извинения.

— Ты смертельно обижена на меня, — в конце концов, пробормотал он. — Поступить с тобой так было жестоко с моей стороны, но ты знаешь… ты знаешь, я не мог нарушить закон, народ не понял бы меня.

— И это все? — поразилась Моргана. — Это единственная причина, по которой я была изгнана? Неодобрение народа?!

— Нет… нет, нет, не единственная. О, Моргана, если бы ты знала, как я мучаюсь, как виню себя за все, что сделал дурного в жизни, ты бы простила меня.

— Легко так говорить, когда все уже сделано. Неужели ты вправду сожалеешь?

— Да, да! — горячо подхватил Утер. — Сожалею, поверь мне!

— И о тех людях, которых ты казнил без вины?

Утер страдальчески зажмурился.

— Я слышу голос Горлуа, — прошептал он. — В твоих словах я слышу его. Это удивительно… Ты так на него похожа. Я никогда не стал бы для тебя таким отцом, каким был он. Я нарушил обещание, данное ему.

— Это правда, — безжалостно подтвердила Моргана. — Ты пытался заботиться обо мне все эти годы, что я жила под твоим кровом, но ты не дал мне главного, что может дать отец. Ты не дал мне любви и доверия, так чему же удивляться?

— И в этом я виноват! Я виноват, Моргана. Мне так долго не хватало смелости сказать тебе правду, признать тебя своей дочерью.

— Я не та дочь, о которой ты мечтал, верно? Если ты вообще мечтал о дочери.

— Моргана, прошу тебя, — теряя терпение, тяжело пробормотал Утер. Его лоб покрылся испариной. — Я всего лишь хочу, чтобы ты меня услышала.

— Но ты никогда меня не слышал! — Моргана раскраснелась от гнева, вдруг всколыхнувшегося в ее душе. — Когда я стояла перед тобой, умоляла помиловать очередного безвинного человека или ребенка, ты не хотел меня слышать! Ты хочешь к себе сострадания, которого никогда не проявлял к другим!

Утер напрягся, слушая ее упреки.

— Ты ничего обо мне не знаешь! — глухо произнес он.

— Я знаю о вас достаточно, милорд, — продолжала Моргана. — Единственное, что когда-либо вас интересовало, это ваша собственная власть.

— Если бы это было так, разве я позвал бы тебя сейчас? Разве говорил бы тебе все это, Моргана? Клянусь, мои слова искренние!

— Слова ничего не значат. О любви или о ненависти говорят поступки, а ты готов был казнить меня.

Он закрыл лицо руками, как дитя.

— Я никогда бы этого не сделал, никогда! Неужели ты не поняла?

— Мне стоит быть благодарной за то, что ты сохранил мою жизнь? Должно быть, я и впрямь что-то значу для тебя, ведь ты ни разу не думал дважды, чтобы казнить кого-то, кто владеет магией.

— О, это не важно! Мне все равно, что ты владеешь магией, ты моя дочь, и я люблю тебя как свою дочь!

— Для меня — важно, — подчеркнула Моргана. — Магия не просто часть меня, она моя суть. Ты не можешь любить меня, ненавидя то, кто я есть.

— Все… все гораздо сложнее, чем ты думаешь, — стыдливо пробормотал Утер. — Пойми, я не могу объяснить тебе всего, но я хочу, чтобы ты мне поверила.

— Как? Как я могу поверить тебе сейчас? После стольких лет лжи и страха! Да, я жила в страхе рядом с тобой. Для меня было мучением улыбаться тебе за столом, притворяться послушной подопечной и хорошей дочерью, не зная, стану ли я следующей в твоем списке врагов.

От ее слов король все больше приходил в ужас и отчаяние.

— Неужели, — сказал он, глотая слезы, — неужели нет ничего доброго, что ты могла бы вспомнить обо мне?

— Было и доброе, — помолчав, ответила Моргана. — Но все было так хрупко. Помнишь, когда ты только забрал меня в Камелот из дома отца? Я была совсем девочкой. Ты старался окружить меня вниманием, баловал, прощал мне мелочи вроде разбитой на пиру ценной вазы, но стоило мне проявить характер, как ты сразу становился черствым, жестоким. Поначалу я искала твоего расположения, я верила, что твою любовь можно заслужить, но со временем остался только страх. Как думаешь, что я должна была чувствовать, когда открыла в себе магию?

— Если бы я мог знать! — сокрушался Утер. — Я мог помочь тебе, когда ты еще была ребенком.

— Сослали бы меня в дальнюю обитель на краю земли? — горько усмехнулась она.

— Я не стал бы этого делать. Я нашел бы выход, Моргана!

— Не было выхода. Это разговор пора прекращать, — пробормотала Моргана, отвернув лицо и хлопая ресницами, на которых мелкими каплями повисли слезы. — Я позову Артура.

— Нет! Постой, — Утер протянул к ней руку. — Не уходи! Я не хочу умирать, не примирившись с тобой.

Моргана оглянулась и долго смотрела на его ладонь, застыв в мучительных сомнениях.

— Мы должны сделать это ради Горлуа, — говорил Утер. — Он достоин называться твоим отцом, а не я. Я предал его дважды: когда пленился Вивианой и когда отрекся от тебя. Скоро я встречусь с ним — я жду этой встречи и трепещу перед ней, потому что мне будет нечем оправдаться перед своим единственным близким другом. Ради него, дитя мое, прости меня!

У нее болезненно сжалось сердце. Утер отдавал последние силы, обращаясь к ней с искренней мольбой, и ее отказ, ее холодное «нет» убило бы его в тот же миг. Моргана не хотела становиться убийцей. Она сделала шаг навстречу и вложила свою руку в его — холодную.

— Я прощаю тебя… отец.

— Как ты сказала?.. — затаив дыхание, переспросил Утер. — Как ты меня назвала?

— Я прощаю тебя, — повторила Моргана. — Отец.

Еще никогда ей не было настолько трудно произнести это слово, но оно безмерно осчастливило Утера. Его потрескавшиеся губы задрожали, пелена слез полностью заволокла глаза.

— Моргана! Я… я так счастлив! Мое бедное милое дитя! — шептал он, прижимая ее руку к своей шершавой щеке.

Его охватил какой-то странный экстаз, близкий к помешательству. Утер улыбался, плакал и бормотал что-то про себя. Моргана похолодела, случайно разобрав в потоке бессвязного бреда имена — как имена живых, так и имена мертвых. Он говорил с призраками, в огромном множестве окружившими его постель, но, казалось, совсем их не боялся. Сознание короля угасало, пронося его сквозь прошлое, а она стояла здесь, возле него, как последнее, что связывало его с этим миром. Но вскоре оборвалась и эта связь: в какой-то момент Утер замер, его взгляд остановился, а пальцы расслабились, отпустив руку Морганы. Заметив это, она испугалась.

— Артур! — взволнованно позвала принцесса. — Артур! Кто-нибудь!

Артур мигом влетел в покои на ее зов. Подбежав к постели отца, он склонился над ним и начал трясти за плечи.

— Отец! Отец! — кричал он, а затем сурово спросил сестру: — Что ты сделала?

— Я… я не делала ничего, — растерянно бормотала Моргана.

— Отец! Надо звать Гаюса.

Утер лежал неподвижно со своим застывшим взглядом. Стоя у брата за спиной, Моргана первая поняла и озвучила то, о чем он боялся даже подумать.

— Артур, разве ты не видишь? Он мертв.

Эти два слова будто оглушили его. Артур медленно повернулся и посмотрел на нее несчастными и отчаявшимися, как у потерявшегося в толпе ребенка, глазами.

— Как это случилось?

— Он начал бредить, и… — Моргана запнулась. — Перед этим он просил у меня прощения, мы помирились. Не знаю, утешит ли это тебя, но он умер счастливым.

— Я не верю, нет! Нет! — взвыл Артур, обеими руками вцепившись себе в волосы. — Его еще можно спасти, я позову Гаюса! Не поможет Гаюс — у нас есть магия. Если вы с Мерлином объедините ваши усилия…

Моргана схватила его за плечи — достаточно крепко, чтобы привести в чувство, но так, чтобы не ранить еще сильнее.

— Артур, посмотри на меня! Наш отец мертв, он ушел туда, откуда не возвращаются! Даже магия здесь бессильна — если только ты не решишь отдать свою жизнь взамен его. Ничего нельзя сделать, Артур. Мне жаль. Клянусь, мне жаль!

Наконец, Артур в полной мере осознал необратимость случившегося. Он неловко покачнулся, словно потеряв опору под ногами. Его страдания тронули Моргану до глубины души, но что она могла для него сделать?

— Это жестоко, — Артур всхлипнул. — Неправильно, несправедливо!

— Молчи! Молчи.

Вместо слов она обняла его — тепло, по-сестрински, со всей нежностью, на которую была способна. Артур уронил голову ей на плечо и горько заплакал, как не плакал никогда в жизни.

* * *

На площади не осталось ни души, не считая стражи. Флаги — те, что уцелели, — были спущены. На одну ночь Камелот погрузился в глубокий траур — не только по королю, но и по всем павшим в битве. Мерлин сидел на ступенях крыльца, обхватив озябшие колени и вдыхая морозный воздух. Ланселот сидел рядом и без слов разделял его одиночество. Вместе они смотрели, как мерцают на холодном ясном небе яркие звезды, и молчали.

— Я рад был снова увидеть тебя, — наконец нарушил тишину Мерлин.

— Да, я тоже, — улыбнулся Ланселот. — Я не планировал когда-либо возвращаться в Камелот, но я рад, что мне удалось поучаствовать в его судьбе.

— Жаль, что ты не сможешь остаться здесь теперь, когда Артур станет королем.

Рыцарь покачал головой.

— Нет, Мерлин, не смогу. Дело не в Артуре. Камелот никогда не был моим местом, и никогда бы им не стал. Я нашел свое место… и счастлив этому.

— Митиан, — с понимающей улыбкой сказал Мерлин. — Похоже, она сильно тебя любит, если решилась пойти за тобой на войну.

— Ну что ты, — смутился Ланселот. — Митиан сделала это не ради меня одного. Она удивительная.

Заметив, как в глазах друга мелькнула тоска, он мягко добавил:

— Не переживай о Моргане. У вас все наладится.

— Я хотел бы на это надеяться, — Мерлин сокрушенно вздохнул.

— Не теряй надежды, — подбодрил его Ланселот. — Для настоящей любви нет ничего невозможного.

— Думаешь, она простит меня?

— Я уверен в этом.

— Не знаю. Все эти пророчества даже мне заморочили голову, а каково ей? Она чувствует себя преданной.

— Со временем Моргана успокоится. Такие чувства не угасают, рано или поздно она осознает, что для нее действительно важно.

— А ты… — осторожно начал Мерлин. — Ты забыл Гвен? Можешь не отвечать, если не хочешь.

— Забыл? — переспросил Ланселот с мягкой улыбкой. — Нет, Гвен невозможно забыть. Я просто полюбил другую, так бывает. Я искренне желаю Гвен счастья.

— Я рад за тебя, — улыбнулся чародей. — Правда, очень рад!

Из дворца вышли трое — Гвейн, Элиан и Персиваль. С серьезными лицами они обсуждали что-то между собой, но, заметив Мерлина с Ланселотом, решили присоединиться к ним.

— Вы не против компании, господа? — спросил Гвейн, присаживаясь на пару ступеней ниже.

— Вообще-то я собирался уходить, — неожиданно спохватился Мерлин. — Хочу найти Артура. Вы видели его?

— Нет, не видели, — ответил Гвейн. — Но слышали, что он в церемониальном зале прощается с отцом. Похоже, он собирается провести там всю ночь.

Мерлин опустил взгляд. Повисла давящая тишина. Персиваль небрежно заматывал бинтами кисти рук, пострадавшие от ран и огня, Ланселот молчал, уважая серьезность момента; даже Гвейн притих, погрузившись в свои мысли. Наконец Элиан, который сдерживался все это время, не выдержал:

— Знаете, я нисколько не скорблю о короле. Когда Гвен рассказала мне, как погиб наш отец, я пришел в такую ярость, что готов был сам его прикончить.

— Да уж, Утер для многих был как застрявшая кость в горле, — согласился Гвейн.

— Для многих, но не для всех, — нахмурился Элиан. — При дворе полно его сторонников.

— Времена меняются, — заметил Ланселот. — На пороге новая эпоха — эпоха Артура.

Мерлин улыбнулся про себя. Поднявшись со ступеней, он отряхнул одежду и сказал:

— Я пойду. Нужно, чтобы кто-то был рядом с Артуром.

— Уверен, что стоит его беспокоить? — удивился Гвейн.

— А я не собираюсь его беспокоить.

— Ладно, дело твое.

Мерлин еще раз взглядом окинул сидящих и направился во дворец. Где-то вдалеке продолжали звучать голоса и шум, эхом отдаваясь по коридорам, но этот шум был гораздо тише той суеты, что царила здесь днем.

Двери церемониального зала были плотно закрыты. Лишь пара подсвечников по обеим сторонам едва освещала пространство — в этой части замка было так тихо и сумрачно, что даже воздух становился тяжелым. Вдруг среди мертвой тишины раздался стук каблуков, приближающийся к дверям с той стороны. Сердце Мерлина забилось чаще, предчувствуя скорую встречу.

Моргана вышла из зала, тихо прикрыла за собой дверь и прислонилась к ней лбом. Ее спина была напряжена, плечи ссутулились — во всем этом было так много усталости и внутренней боли, что у Мерлина на глазах выступили слезы. Она застыла так на некоторое время, словно прощаясь, после чего повернулась и увидела, наконец, Мерлина, стоявшего возле лестницы. Их молчаливый диалог взглядов не продлился и минуты. Моргана опустила голову и натянуто произнесла:

— Артур остался там. Ему нужно больше времени для прощания. Естественно, ведь он всегда был больше привязан к Утеру. Он так страдает, бедный.

— А ты? — тихо спросил Мерлин.

— Что — я?

— Как себя чувствуешь ты?

Моргана небрежено пожала плечами, стараясь казаться равнодушной, но это вышло у нее крайне неубедительно. Ее подбородок задрожал так, будто она вот-вот сорвется, в глазах предательски набухли слезы, а потом она сделала то, чего Мерлин никак не ожидал — подошла к нему и, не говоря ни слова, прижалась к его груди. На миг у него перехватило дыхание, но он тут же обнял ее — крепко и нежно — и начал мягко гладить по спине, стараясь тем самым унять боль, которую она больше не могла скрывать. Ее волосы слегка пропахли ладаном и запахом восковых свечей.

— Я скучаю, Мерлин, — прошептала она почти неслышно.

— Прости?..

— Скучаю по тому времени, когда могла обнять тебя вот так и все—все рассказать.

— Ты можешь это и сейчас! — горячо прошептал Мерлин. — Можешь говорить со мной обо всем, Моргана.

— Нет, не могу, — тихо ответила она и ослабила хватку рук, скрещенных у него за спиной. — Ты Эмрис.

Моргана неловко отстранилась, стыдясь своей минутной слабости.

— Я не хочу враждовать с тобой, Мерлин, мне это не нужно. Но не питай иллюзий — между нами ничего не будет, как прежде.

— Я… знаю, — сквозь боль улыбнулся Мерлин.

Она подняла на него удивленные глаза.

— Знаешь?..

— Я давно это понял, Моргана. Не бойся, я не стану тебе докучать.

— Что ж, — она взволнованно задышала и переплела пальцы, — я рада, что мы поняли друг друга. Спокойной ночи, Мерлин, я должна подготовиться к коронации Артура.

Быстро сказав это, Моргана поспешила к лестнице. Не оглядываясь, она взбежала вверх по ступеням, будто убегала — то ли от Мерлина, то ли от самой себя.

* * *

Утро встречало Камелот холодным туманом: измотанное многодневной битвой королевство прощалось со своим королем. В огромном зале собралась вся знать, чтобы воздать монарху последние почести, простые люди окружили дворец и скорбели снаружи. Слишком много испытаний свалилось на их худые плечи, однако, как бы ни была велика скорбь, была среди народа и радость — радость победы и надежда на долгое и благое правление Артура, возвращение которого воодушевило всех от мала до велика.

Посреди тронного зала возвышалось траурное ложе. Там, на алых полотнах с золотыми драконами, положенных крестообразно, в парадном одеянии лежал Утер. Лицо покойного не выглядело напряженным — скорее, умиротворенным, но просматривалось в застывших, заострившихся чертах и былое величие. Его голову сжимала массивная корона, в сложенные на животе руки был положен меч — тот самый, которым он сражался с Вортигерном в своей последней схватке. Подходя по одному, люди целовали железный нарукавник усопшего; некоторые — молча, некоторые говорили прощальные слова. Особенно горевал лорд Годвин — смерть старого приятеля так опечалила его, что он не спал всю ночь.

— Прощай, мой друг, — говорил он, склонившись над Утером. — Прости, что так редко навещал тебя. Надеюсь, ты уже встретился со своей Игрейн, которую так любил.

Елена всхлипывала, стоя сзади под руку с мужем.

— Как это ужасно — потерять отца! — сказала она, обращаясь к стоявшему рядом с ними Артуру. — Мы так соболезнуем!

— Мужайся, Артур, — сказал Эйрвин. — Каждому из нас суждено пройти через это. Ты скоро станешь королем, и такова неизбежная плата. Делай то, что должно, помни и чти отца, и со временем тебе станет легче. Поверь, я знаю, о чем говорю.

— Спасибо, — пробормотал Артур в ответ. — Спасибо вам за то, что пришли поддержать.

Всю ночь он провел возле тела отца в тишине, пока вокруг таяли свечи, и теперь на его лице были видны следы усталости и слез, однако на общей церемонии прощания Артур держался, как подобает наследнику.

Моргана стояла в стороне от остальных, неподвижно, словно изваяние, и молча наблюдала, как к смертному ложу Утера тянется вереница людей. Заметив ее одиночество, Митиан подошла к ней и спросила:

— Ты в порядке?

— Если можно так выразиться, да, — натянуто улыбнулась Моргана. — Такое странное чувство... Мне кажется, я стою на распутье. Все, что так долго мучило меня, теперь ушло, но я не чувствую облегчения. Странно, не правда ли?

Митиан по-дружески накрыла своей рукой ее запястье, на котором в знак скорби не было никаких украшений.

— Я знаю, ваши отношения с Утером не были простыми, но все же он был твоим отцом, — мягко сказала она. — Не замыкайся в себе. Жизнь преподносит нам столько возможностей — не отказывайся от своего счастья.

Ее слова вызвали у Морганы искреннюю улыбку, но короткий проблеск надежды вновь сменился сомнениями и какой-то очень сокровенной, глубокой печалью.

Когда тяжелые двери усыпальницы, что в подземелье замка, закрылись, и Утер упокоился в своей гробнице, в Камелоте начали готовиться к коронации. Таков был издревле заведенный порядок — для принца день траура становился одновременно и днем торжества, когда все прославляют его восшествие на трон и желают долгих лет жизни и правления.

Артур не хотел, не мог думать о короне. Ему вспоминалась массивная каменная плита, под которую только что положили его отца. Еще вчера он был жив, еще вчера Артур чувствовал, как бьется его сердце, мог слышать его голос и видеть уставшие, любящие глаза, а теперь холодный камень разделил их навеки.

День тянулся невыносимо долго. На площади репетировали парад, предшествующий церемонии. Из окна своих покоев Артур видел, как маршируют гвардейцы, как сияют стальные пики на выглянувшем из-за туч солнце, как развеваются на ветру алые плащи.

— Кто придумал это? — спросил он Гвен, которая стояла рядом с ним у окна, прильнув к его плечу. — Кто придумал эти торжества по случаю коронации? Кем вообще надо быть, чтобы поздравлять сына со смертью отца?

— Но ведь это и твой день, — мягко возразила она. — Ты начинаешь свой путь как король. Те, кто любит тебя и поддерживает, хотят тебя поздравить. В этом нет ничего плохого. Смотри, сколько людей собирается на площади!

— Да, вот только я не могу перестать думать об отце, — мрачно ответил Артур. — Мне все еще не верится, что он умер.

— Не вини себя за его смерть — ты сделал все, что мог.

— Так ли это?

— Конечно, Артур! Твой отец оставил этот мир, зная, что ты позаботишься о Камелоте лучше, чем он сам. Почему ты до сих пор сомневаешься в себе?

Он тяжело вздохнул, не в состоянии вырваться из плена мучительных мыслей. Гвен с тревогой ждала, что он скажет, — а он явно собирался сказать что-то важное, судя по тому, как напряглись его мускулы.

— Гвен… Мне нужно знать твое мнение. Если, взойдя на трон, я сделаю что-то, что противоречило убеждениям отца, значит ли это, что я предам его память?

— Что ты имеешь в виду?

— Не важно. Просто скажи, предам я его этим или нет.

Она проницательно покачала головой.

— Зависит от того, предашь ли ты своим молчанием кого-то еще.

— Тогда я все решил, — быстро сказал Артур и направился к дверям.

— Куда ты идешь? — удивилась Гвен.

— Я начну делать то, что должен, прямо сейчас, не дожидаясь коронации.

Он выглянул в коридор и обратился к стражнику:

— Приведите ко мне троих: Гвейна, Элиана и Персиваля. И поскорее.

— Да что ты затеял, в конце концов? — недоумевала Гвен.

— Сейчас увидишь, — загадочно ответил Артур.

Троица явилась в покои принца без промедлений. Они были озадачены таким внезапным вызовом, однако старались держаться уверенно. Как самый старший из компании, Гвейн выступил вперед, незаметно подмигнув товарищам.

— Сир, мы к вашим услугам, — сказал он, поклонившись.

— Очень хорошо, что вы пришли, — кивнул Артур. — Есть одно срочное дело, которое я хочу завершить перед коронацией.

Персиваль бросил на Элиана вопросительный взгляд. Тот лишь пожал плечами.

— Вы проявили доблесть в бою и доказали свою верность мне и Камелоту, — продолжал принц. — И я хочу воздать вам за вашу преданность. Мой отец наверняка не одобрил бы этого, но разве вы не достойны называться рыцарями и получать почет и уважение наравне с остальными?

От удивления у Гвейна раскрылся рот.

— Сир… Да будет вам известно, что мы шли за вами в бой, не ожидая за это никаких наград, — проговорил он, смущенно опустив голову.

— Это верно, ваше высочество, — подтвердил Элиан. — Мы люди простые.

— Такова моя воля, — твердо повторил Артур. — Я хочу, чтобы на моей коронации вы стояли в одном ряду с другими рыцарями Камелота. Вы сполна это заслужили. Опуститесь на колени все трое.

Им ничего не оставалось, как покориться. Артур достал свой меч и подошел к вставшим на колени мужчинам. Он поочередно касался мечом левого и правого плеча каждого из них и торжественно произносил:

— Поднимись, сэр Гвейн, рыцарь Камелота. Поднимись, сэр Элиан, рыцарь Камелота. Поднимись, сэр Персиваль, рыцарь Камелота.

Когда короткая, но такая священная церемония завершилась, новоиспеченные рыцари поднялись на ноги и распрямили плечи. Артур с гордой улыбкой пожал им руки и поздравил:

— Вы стали частью благороднейшей армии, носите это звание с достоинством. Добро пожаловать!