Лабиринт забвения (джен)

Примечания:

Глава тяжёлая — закадровый фашизм и применение химоружия против мирного населения.

На Северной войне ходила байка про лётчика, который, будучи сбитым на вражеской территории, пешком отмахал за сутки больше сотни томаэ и добежал-таки до своих. Состояние аффекта — так, кажется?

Мон-Со было до этого далеко. Он оценивал своё состояние как вполне нормальное. Пока, по крайней мере. Ещё один такой день, и он как минимум проклянёт тот миг, когда решил бежать.

Карта отражала лишь основные элементы рельефа. Горы, ущелья, реки, озёра… Лес на ней был неделимым зелёным монолитом. Для полёта этого бы хватило, но вот для пешего перехода…

Выдерживать направление оказалось трудно — арзакский лес был таким же непонятным, как они сами.

Пролазав по каким-то ветвистым дырам и каменистым спускам до поздних сумерек, Мон-Со понял, что даже без угрозы со стороны разведчиков доберётся до своего дома не раньше тринадцатого, если не свернёт себе шею на полдороге.

Бродить в темноте не было никакого смысла, так что Мон-Со нашёл защищённое от ветра место — ложбину между вросшими в землю валунами — и устроился там.

Почти ничего не видя, он раскрыл рюкзак. В нём обнаружились два контейнера, небольшая походная аптечка и термос, но на этом содержимое не закончилось. Под контейнерами лежала ткань, на ощупь напоминавшая эллет. Пригодится.

Мон-Со вытащил плащ, и из размотавшегося свёртка ему на колени посыпалась какая-то мелочёвка. Хм… Лиофон? Дальше… коммуникатор, часы, ключ, удостоверение… Единственным, что не принадлежало Мон-Со, оказался карманный фонарик. И зачем Киан сложил в рюкзак его вещи?

На самом дне Мон-Со, уже почти не удивившись, обнаружил свой лучевик, обмотанный листом бумаги и перевязанный обрывком бинта.

Убрав всю мелочь обратно в рюкзак, Мон-Со отвинтил крышку термоса. Горячий чай пришёлся как нельзя кстати, как и бутерброды, наверняка приготовленные Морни.

Бутербродов явно положили больше, чем съели бы на обед три человека, да и у Кау-Рука был ещё один рюкзак. Подозрение переросло в уверенность.

В свете фонаря Мон-Со достал пистолет и отвязал от него бумагу. Это оказался тетрадный разворот с дырой, оставшейся от нижней скобы. Все четыре страницы испещряли строки. Письмо.

«Сердечно приветствую!

Если Вы это читаете, Мон-Со, значит, я был прав относительно Вас. И Вы сами, полагаю, правы: здесь, в Ламиэре, Вы ничего не найдёте.

Ильсор рассказал мне, что пытался вернуть Вам память, но безуспешно, ибо сделать это можете только Вы.

Я не буду вести речей о том, что Вы — сволочь, раз бросили друга. В конце концов, я тут постоянно вижу тех, кто может послать свою семью к духам, потому что просто не помнит. Не арзакам Вас винить.

Однако в своём «не помню и не приму» Вы способны зайти довольно далеко, так что, прежде чем Вы совершите очередное безумство, позвольте рассказать Вам историю другого менвита. Такого же, как Вы.

Его звали Ден-Хес. Он не был одиночкой вроде Вас — у Ден-Хеса были жена и сын. Он работал в Службе надзора за арзаками, а если точнее, в Отделе контроля численности».

Название было прописано с таким давлением, что бумага не выдержала — на самых жирных чернильных линиях зияли прорехи.

«Я работал в том же отделе врачом…»

* * *

Интерес — основа деятельности учёного. Большинство открытий на ранних этапах науки были сделаны под девизом «Ах, как интересно!». Однако учёные не всегда считались с жертвами.

Если ты разумен, пусть и чисто гипотетически, то обязательно перенимаешь нормы поведения общества, в котором существуешь. Даже если ты — арзак, а нормы установлены менвитами.

Есть некая часть, которую ты знаешь и используешь: вежливость, столовые приборы, манера речи… Есть то, что тебя не касается. В частности проблема детей.

Киан знал, что у разных рас она выглядит по-разному. У менвитов есть семья — концепция, арзаку не вполне понятная, но очевидно устойчивая, держащаяся на психоэмоциональных связях, физиологии и тех же социальных нормах.

У арзаков это была чистая наука. Родители и ребёнок представляли собой три не связанных друг с другом единицы, из которых лично виделись только две — лишь потому, что иначе было невозможно.

Иногда Киан задавался вопросом, могли ли у арзаков существовать семьи. Это были знания из разряда условно запрещённых, но он читал, что менвиты осознали, что являются избранной расой, только около семисот лет назад, а до этого они и арзаки существовали независимо друг от друга. Как? К сожалению, информации об этом не было нигде.

Как оказалось, менвиты этим вопросом тоже интересовались. Вот только у них были возможности для проведения экспериментов.

Когда они решили перейти от теоретических изысканий к практике, их выбор пал на Киана и на домашнюю служанку доктора Ден-Хеса.

Для чистоты эксперимента гипноз почти не применяли. Обоим дали только установку достичь цели. Сознание оставили.

Её звали Эшани. После… Киан готов был на коленях молить Ден-Хеса заставить его забыть. Останавливало одно: у неё такой возможности пока не было.

Им разрешали видеться. В основном Ден-Хес брал Киана с собой, когда работал с документами дома.

В продолжение эксперимента он даже оставлял арзаков одних в комнате Эшани. Потом в подробностях расспрашивал обоих. Киан не исключал, что где-то в комнате есть камера.

Они просто молча сидели на кровати. Иногда разговаривали. Чем дальше, тем дольше. Пересказывали друг другу прочитанные книги — госпожа Тей-Лан, жена Ден-Хеса, позволяла им читать художественную литературу.

Между книг говорили друг о друге. Киан рассказывал о необычных случаях из практики, хотя довольно часто приходилось опускать неприятные подробности. Эшани часто делилась подробностями своей жизни: как лучше очистить шторы от пыли, как восхитительно сын её хозяев играет на пианино… Однажды похвасталась, что он немного учит её.

Однажды Киан заметил, что они больше не отсаживаются друг от друга как можно дальше. Теперь Эшани каждый раз клала голову ему на плечо, а он обнимал её.

В один из таких моментов в комнату зачем-то заглянул Ден-Хес. Он обвёл арзаков тяжёлым взглядом и ушёл. После этого Киан не видел Эшани месяца два. Он не признавался себе до конца, но всё-таки скучал по ней.

Через эти два месяца — через пять после начала эксперимента — им всё же позволили встретиться. Ден-Хес… извинялся. Он просил простить его за то, что он сотворил с ними.

Потом… потом выяснилось, что он, думая, как загладить вину, наткнулся на госпожу Ин-Тар и её «Путеводную звезду». События увлекли его семью и двух арзаков в неудержимый водоворот.

Кончилось всё облавой Комитета Равновесия. Искали, главным образом, арзаков, и Ден-Хес решил лично отвезти Киана, Эшани и их сына в Ирмель.

Изначально планировалось, что туда отправятся только Эшани и Ильсор, но Киан к тому времени знал слишком много того, чего ни ему, ни КР знать не следовало.

Момент был неудачный, но выбирать не приходилось. Погода оказалась хуже некуда. Вертолёт упал. Ден-Хес погиб на месте.

Арзаки спустились ниже по западному склону. Тариан, старейшина Ламиэре, дал им приют. Они могли бы уехать вглубь страны, где точно были бы в безопасности, но остались. Просто не было сил бежать куда-то ещё.

Им выделили жильё. Киан работал врачом, Эшани устроилась поваром в местную школу, в память о своей менвитской семье училась играть на пианино.

Увы, она прожила всего четыре года. Ильсор и Киан остались вдвоём.

* * *

«Извините, если, с точки зрения менвита, получилось чересчур сумбурно и эмоционально. Я никогда и никому — даже сыну — этого не рассказывал.

Возможно, в изложенном выше не хватает информации, но Ин-Тар может быть ещё жива. Я не хочу бросить на неё тень. Думаю, Вы можете узнать о ней в Библиотеке — Ильсор упоминал господина Гал-Леса, с которым она состояла в доверительных отношениях.

На этом я, пожалуй, закончу. Думаю, Вы понимаете, чего от Вас хотят арзаки, в том числе и я, собственно говоря. Однако Вы свободны сделать выбор. Ищите свой путь, Мон-Со. Куда бы он ни привёл, он Ваш.

С искренним пожеланием удачи,

Д-р Ансара Киан».

Информации и в самом деле не хватало. Почему Ден-Хес так резко изменил мнение? И что происходило после этого? «Путеводная звезда» — подпольщики? Кто такая Ин-Тар?

Надвигалась, сметая в сторону тучи, очередная бессонная ночь. Под светом звёзд и с фонарём можно продолжить путь. Это лучше, чем ворочаться несколько часов на мёрзлой земле.

Эллет пригодился. Правда, его пришлось надеть как юбку. Куртка оказалась достаточно тёплой, но слишком короткой для блужданий в ночных горах, к тому же по лесу носился зимний ветер.

По пути удачно подвернулась крепкая длинная ветка — и дополнительная опора, и щуп для обманчиво устойчивых порогов.

Фонарь исправно освещал землю и хищные переплетения кустов по бокам тропы, и каким-то чудом на него ещё не слетелись все окрестные арзакские разведчики.

Их слово «разведчик» оказалось созвучно имени одного из пустынных духов — тэльси и телль-си. Наверное, те подростки, которые вломились к Мон-Со, испугавшись человека из тени, пришли бы от этого факта в ужас.

Под утро Мон-Со всё же остановился. На этот раз такого удобного места не нашлось — только более или менее укрытая от ветра яма под кривой елью. На пару часов хватило и этого.

Следующий день прошёл так же — в унылом и бесконечном пути. Древние монахи-странники должны были обладать огромным терпением, чтобы вот так бродить не пойми где. Зато, пройдя подобный тернистый, зорн-ари, путь, по-любому станешь святым… если не возненавидишь мир раньше.

Для ночлега снова подвернулось удобное укрытие в скалах. Правда, с нависших над ним ветвей всю ночь падала какая-то труха.

Проснулся Мон-Со внезапно. На грани сознания маячил знакомый гулкий свист. Финальной точки в виде грохота и эха не прозвучало, однако ощущение пролетевшей над головой ракеты никуда не делось.

Он посмотрел на небо. По сереющей глади расплывался сиреневый дым. «Лисья пляска», крупнокалиберная химоза, о существовании которой в мирное время предпочитали не вспоминать. Здесь это могло прилететь только в одно место.

Мон-Со вырвал лиофон из рюкзака быстрее, чем подумал зачем. Он не хотел их видеть, но всё-таки почему-то надеялся, что все живы.

Ильсор вряд ли успел вернуться, так что пришлось писать последней, чей номер Мон-Со знал, — Морни. С ней общаться хотелось меньше всего.

3-16-10-15.

«Вы там живы?»

Ответа не было долго. Мон-Со успел пройти томаэ пять или около того.

«Я — да. Кэлен, кажется, нет. Что с остальными, пока непонятно. Надеюсь, ты, дорогая моя сволочь, уже достаточно далеко».

Обвиняет? Кажется, Мон-Со разрушил её ожидания. Сломал им все планы по перевербовке — вот Морни и бесится. Морни… Почему её так много?

И бутерброды. Плоская лепёшка, в которую завёрнуты уложенные друг на друга ветчина, сыр, помидор и ещё сыр. Похоже, скорее, на сплющенный рулет, чем на бутерброд.

…На тарелке лежала горка рулетов. Разложены красиво, конечно, но смысл?

Сидящая за столом Морни подпёрла лицо руками и, глядя на Мон-Со снизу вверх, выдохнула:

— Ну что опять? Специально их рационализировала: подвернула конвертиком, чтобы снизу ничего не падало. Это удобнее, чем бутерброды на хлебушках!

— Ты издеваешься?

— Немного. Твоя кислая рожа напоминает мне гнилую капусту. Сатисфакция!

Кислая капуста и сатисфакция категорически не сочетались друг с другом.

— Ты невыносима, Морни.

— Не надо меня выносить, лучше попробуй. — Она протянула Мон-Со один из рулетов.

— Не хочу, спасибо. Я и так знаю, что ты прекрасно готовишь.

Морни покраснела и всплеснула руками.

— Комплимент от менвита? Мне?!

А рулеты действительно оказались удобнее бутербродов…

В этом воспоминании мелькнул небольшой экран над входом в кают-компанию. Точную дату Мон-Со не разглядел, но год был 9289-й. Никаких странных чувств в отношении Морни не вспомнилось, значит, он продержался как минимум шесть лет.

Однако за последующие одиннадцать арзаки влезли в душу и хорошенько там угнездились. Иногда у Мон-Со было слишком хорошее воображение: искорёженный взрывом труп Кэлена заставил его стиснуть палку до ссадин на ладони.

Стряхнув искрошившиеся кусочки коры, Мон-Со осмотрел ладонь в поисках заноз. Их не было, зато ближе к большому пальцу нашёлся застарелый шрам — тонкая, почти незаметная полоска, будто проведённая скальпелем. Специфический знак. Откуда?

Шрам обязан был вызвать хотя бы какой-то проблеск воспоминаний. Мон-Со заранее опёрся о дерево, чтобы не улететь в пропасть, если его опять накроет.

Единственным, что он получил, был водопад переливающихся разноцветных цифр, текущий почему-то вверх и немного влево. За водопадом следовала лишь головная боль.

Выждав минут пять, Мон-Со ни с чем продолжил путь.

Разведчики доехали до Ламиэре за восемь часов. Средняя скорость машины на горных дорогах вряд ли превышала тридцать томаэ в час. К тому же они ехали кругами, а Мон-Со двигался почти по прямой.

Он неоднократно с разных сторон просчитывал примерное время своего возвращения. Каждый раз результат выходил иным.

Разведчики не попадались. То ли у них сегодня был второй выходной подряд, то ли Мон-Со неправдоподобно повезло.

Около трёх он остановился отдохнуть. Чай давно кончился, и приходилось набирать воду в редких речушках. Зубы сводило от одного её вида. Еды пока хватало.

Место оказалось удачным: опушка леса перед обрывом. Впереди простирался склон. Далеко слева, на высокой бурой скале, вертелся радар. Чуть ниже ютились безликие постройки. Правее виднелась знакомая дорога. Прямого пути нет, но в обход будет… часов пять, наверное. А там — не больше полутора до дома.

Эти последние полтора часа стали самыми сложными. Хотелось спать, температура сильно упала, вдобавок Мон-Со ухитрился-таки поскользнуться и свалиться в хлюпкую канаву, продрав эллет.

Дом замаячил впереди мёртвой тенью примерно в полдесятого. От озера тянуло холодом, рваный плащ и куртка уже не спасали.

Дома всё оказалось не так. Книги на полках стояли криво, словно их кто-то перебирал, оставленная Кэленом на плите кастрюля исчезла (позже она нашлась в мойке), учебник лежал не на кровати, а на столе… Кто-то успел обыскать дом Мон-Со в его отсутствие.

Ладно, это подождёт до завтра. Что там из неотложного? Поставить коммуникатор на зарядку, бросить вещи в стирку, не заснуть, стоя в душе… И не забыть проверить будильник — Мон-Со и так непростительно долго не появлялся на работе.

* * *

За окном проносились сменявшие друг друга поля и леса, шагали опоры мостов, вились дороги, перемигивались редкими огнями города. В отличие от менвитских поездов, в этом не было отдельных купе. В воздухе витали ленивые разговоры, осязаемая белизна чистых простыней и запах домашней выпечки.

Людей, к счастью, с каждой станцией оставалось всё меньше. За годы вдали от родины Ильсор, в понимании арзаков, из просто интроверта превратился в законченного мизантропа. Они были родными и милыми, но чрезвычайно шумными, назойливыми и утомительными.

На предпоследней станции он и Лиена остались в вагоне одни. Во всём поезде теперь наверняка не набралось бы и сотни человек.

— Он был твоим хозяином? — без предисловий спросила Лиена.

Ильсор не сразу понял, о чём — вернее, о ком — она говорит. Он потряс головой, вспоминая их разговор после встречи со старейшинами.

— Нет. С хозяевами мне не больно-то везло. Он был одним из заместителей. Знаешь, я тогда… я не знаю, что меня сподвигло.

Лиена, до того опиравшаяся от стену, подалась вперёд и навалилась на стол, ловя каждое слово.

— Сподвигло на что?

— На сближение, — ответил Ильсор, поморщившись. — Мы постоянно оказывались в дурацких ситуациях. Провалились в заколдованный подвал, оказались заперты в спальне генерала, который потом запустил сплетню о том, чем мы на самом деле занимались… Не подозревай: я учил его играть в шахматы, а он читал мне лекцию об именах оружия. Они к этому весьма серьёзно подходят… Так вот, что ещё?..

— Он был учёным?

— Нет, военным. Доверенным лицом командира, как и я. Генерал даже послал нас вместе на одно задание. Получилось по-идиотски. Потом была всякая мелочь, потом — катастрофа… он чуть не убил меня, вообще-то, но обошлось.

Зря Ильсор это сказал. Если до слова «убил» Лиена выделила неизвестному менвиту некий кредит доверия, то после забрала обратно, оставив на память проценты.

— Потом я его какое-то время почти шантажировал. Мы договорились на самом деле — про шантаж он себе сам придумал. Знаешь же, есть такие люди: ты к ним с душой, а они не верят и сочиняют такое, что и иситам не снилось, лишь бы картину мира не порушить.

И сама Лиена тоже из таких. Наверняка до сих пор теории заговора менвитских сказочников сочиняет. А ведь и она, и Мон-Со — отнюдь не идиоты. Но упря-а-амые!

— Шантаж в обмен на попытку убийства едва ли можно назвать дружбой, — заметила Лиена.

Помнится, Кау-Рук примерно то же самое сказал. Иными словами и в стиле, больше похожем на Лон-Горовское «Вы идиоты, но интересные», однако суть была та же.

— Мы разглядели друг друга. Ещё с падения в подвал присматривались. Однажды он нашёл в себе силы изменить взгляд на мир. Дорогого стоит, разве нет?

— Пожалуй. Я бы хотела его увидеть. Хоть узнать, что это за странный менвит такой.

Не верит. Как доказать? Не через Мон-Со — он пока не в себе. Зато двенадцатого, то есть уже сегодня, Ильсора ждёт Кси-Лей. Можно будет познакомить их с Лиеной. Риск, конечно, велик, но с чего-то надо начинать.

На станции вышли только двое. Остальные, кто оставался в поезде, ехали южнее.

Вокруг стояло запустение. Женщина-кассир, пара старушек в зале ожидания. Нерданы, которая обещала забрать Лиену и Ильсора в город, не оказалось.

Лиена звонила ей дважды, потом в Комиссариат, затем снова Нердане.

— Может, доедем сами?

Старый почтовый рогор был свободен — по словам механика, машина не будет никому нужна ещё дня три, так что можно будет потом попросить кого-нибудь отогнать её сюда.

Девятого вниз по серпантину доехали за час, а вот на обратную дорогу ушло около двух. Гололёд, а в одном месте оползень сошёл, и Ильсор даже думал идти дальше пешком.

От дороги город заслоняли скалы. Когда-то, во времена его блеска, зрелище должно было поражать путника: камни разом расходятся в стороны, и перед тобой возникает великолепный серокаменный город, заполненный светом и цветом.

Сегодня на их месте были дым и смрад.

— Что это?! — прошептала Лиена.

Прямо на дороге валялись мелкие камни и осколки выбитых стёкол. Над домами танцевал на ветру лиловый дым.

Нет. Нет-нет-нет. Нет!

— Я — в Комиссариат! — крикнула Лиена, выскочив чуть ли не на ходу.

— Стоять! — Ильсор догнал её и схватил за руку. — Дым может быть ядовитым. Пошли в дом колдуна — я видел там противогазы.

В арсенале они тоже есть, но арсенал в центре города, а там, кажется, больше всего дыма.

Вот только дым метался с ветром. Эпицентр удара с центром города не совпадал. Он пришёлся на окраину.

Дом колдуна был наполовину разрушен. Перед ним уже лежали тела. Кто-то — судя по зелёному с жёлтым эллету, отец — склонился над ними. От дома к нему шёл Кау-Рук с ещё одним телом на руках.

Со стороны леса бежали две высокие фигуры. Рыжие. Один — в длинной бледно-синей куртке, второй… вторая — в чёрной и явно не по размеру.

Бегущие встретились перед домом. Со стороны города появились Инвир, трое его разведчиков и Нердана.

Кау-Рук невозмутимо положил кого-то с окровавленной головой рядом с остальными и отошёл на пару шагов назад.

Разведчики вскинули винтовки. Лиена выхватила пистолет. Нур-Лей оттолкнул Кси-Лей себе за спину, а она вцепилась ему в руку, не давая достать лучевик.

— Ни с места! — прошипел Инвир. — Одно движение — и вы трое сдохнете.