Крошки тыквенного пирога (гет)

Персонажи:

Гарри Поттер/Гермиона Грейнджер.

Рон Уизли

Как заткнуть болтливый рот, который всё время норовит произнести запретное имя Того-Кого-Нельзя-Называть?

От автора.

События 7-й книги. С воспоминаниями о 2-м и 5-м курсах. Преданным почитателям талантов и добродетелей Рона Уизли, возможно, следует воздержаться от прочтения.

В следующий раз я её сам поцелую!

Возвращение Рона к скитающимся по лесам Гарри и Гермионе было событием радостным, но на самом деле оно лишь прибавило проблем. И это несмотря на то, что они с Гермионой беспокоились о нём, что Гермиона плакала и нервничала, что без Рона Гарри мог банально не выплыть из этого проклятого ледяного озера, куда какой-то «умный» благодетель решил подкинуть меч Гриффиндора. Ведь ребята, получив меч, решили, не советуясь с умнейшей частью их команды, уничтожить крестраж. И Гарри додумался до того, что поручил это Рону.

Голос из раскрывшегося крестража слышал и Рон, и Гарри. И видения были в равной степени показаны им обоим.

«И девушку не сумел удержать, она предпочла твоего друга… Вечно на вторых ролях, вечно в тени…» — гипнотизировали Рона слова, льющиеся из черномагического артефакта. Полупрозрачные, искажённые, призрачные фигуры Гарри и Гермионы обнялись, их губы встретились в страстном поцелуе...

— Рон, ты же знаешь, я отношусь к ней как к сестре... — говорил Гарри Рону уже после разрушения крестража. Где-то глубоко внутри он чувствовал неискренность своих слов. Но всё равно он пытался убедить своего друга в том, что он ничего-ничего такого не испытывает к Гермионе.

А сам Гарри при этом раз за разом прокручивал в голове видение из осколка Волдемортовой души, всё сильнее стыдясь этого, но продолжая находить в этом странное удовольствие.

Вторая проблема была, быть может, посерьёзнее первой. Хотя первая проблема была прежде всего проблемой Гарри — ведь Рон, по всей видимости, поверил словам Гарри, и лишь сам Гарри продолжал переживать из-за того, что он обнаружил в себе некие неведомые ему чувства.

А вот вторая проблема была проблемой Рона. Гермиона, которая должна была броситься на шею вернувшемуся герою, почему-то набросилась на него с кулаками и упрёками.

— Рон, ты... ты настоящая задница! — вот что слетело с её прекрасных губ, когда она увидела Рона.

Глаза Гарри распахнулись в удивлении. Он редко слышал подобную речь от подруги. А Рон — как ни странно, Рон находил что-то приятное в том негодовании, которое изливала на него Гермиона.

— Столько времени шлялся неизвестно где, — кричала тем временем их подруга, — а теперь явился и воображаешь, что достаточно будет сказать: ты, мол, жалеешь, — и всё будет в порядке?!

Гарри пришлось наколдовать Протего между друзьями, чтобы Рон смог дожить до вечера. Гермиона, казалось, совершенно потеряла контроль над своим гневом.

— Ты уж подумай, Рон, напряги извилины, — проехалась она по его умственным способностям, — на это много времени не надо, их всего-то две с половиной…

На это Рон только улыбнулся, совсем чуть-чуть, краешками губ. А в это время Гарри пытался вставить свои полкната в их разговор.

— Гермиона, он же меня спас...

— А мне плевать! — завопила Гермиона, которая прекрасно видела ухмылку Рона. — Меня не волнует, что он там совершил!

* * *

Рон надеялся, что пройдёт час-другой, и подруга остынет. Но этого так и не случилось. Ни в этот день, ни в следующий. Рон всячески старался задобрить девушку, соглашался с ней во всём. Однако Гермиона демонстративно общалась только с Гарри, а Рон получал презрительные взгляды или, в лучшем случае, строгие выговоры и замечания от Гермионы.

Да, и это опять же стало проблемой Гарри. Потому что Гарри не мог не стыдиться того, что его неуловимо радовало то, что Гермиона никак не помирится с Роном. Ему не хотелось, чтобы Гермиона снова, как раньше, легко приняла Рона, чтобы между ними были какие-то отношения. Гарри старательно прятал эти мысли и чувства и от Рона, и от себя, и уж тем более — от Гермионы.

А о чувствах и отношениях ребята говорили, но только между собой. Сменяя друг друга на дежурстве около палатки, они иногда задерживались на несколько минут и обсуждали ситуацию с Гермионой. Рон был уверен, что всё пройдёт. А Гарри пытался обратить его внимание на то, что Рон, может быть, неправильно себя ведёт с ней.

— Рон, ты же просто подлизываешься к ней. Льстишь, и это так явно...

— Все честно в любви и войне! — бодро перебивал его Рон. — А у нас тут и то, и другое! Гарри, всё пройдёт.

Потом у Рона появлялся мечтательный вид, и он начинал рассуждать, какая Гермиона «привлекательная в гневе».

— А когда она гневается, она такая... такая при-вле-ка-тель-на-я! — Рон произносил это слово почти что нараспев, причём Гарри так и не понял, то ли Рону это слово очень нравилось, то ли он его недавно выучил. Рон не очень дружил с длинными и сложными словами.

— Слушай, мы же просто поссорились, как давно женатая пара! — говорил Рон, и Гарри чувствовал, как что-то неприятно колет ему сердце — но соглашался с Роном. Ведь говорят... вроде бы, кто-то говорил, что ссоры — это признак того, что между людьми есть чувства и отношения. Гарри было даже обидно, что они с Гермионой никогда не ссорились.

— А, точно! — вспомнилось Гарри. — Говорят, кусание и царапанье — народное шотландское ухаживанье... [пословица: Biting and scratching is Scots folk’s wooing — прим. авт.]

— Во, во! — радостно отозвался Рон. — У меня мама всё время это говорит!

Гарри тайком от Рона вздыхал, понимая, что ему ничего не светит, раз ни «укусов», ни «царапин» ему от Гермионы не достаётся. Он уже признал сам для себя, что Гермиона ему действительно нравится и что он был бы не против, если бы они... Но это были лишь бесплодные мечты.

В другую ночь Рон предался воспоминаниям о своей семье.

— Знаешь, у меня мама и папа так же делают! — заявил Рон.

— В смысле, так же?

— Ругаются! Мама на папу кричит, бьёт его, а если у неё палочка под рукой окажется, то ему та-а-ак достаётся! Куда там Джинни с её летучемышиным сглазом! — Рон глянул на Гарри с намёком, и Гарри вдруг со стыдом осознал, что он уже несколько дней вообще не вспоминал о сестре Рона. — Зато потом... — и на лице Рона появилась мечтательная улыбка, — потом они мирятся. Они, это, часто так мирятся... — Рон сделал паузу, как будто стеснялся сказать что-то, — ну, к себе уходят, в комнату, — и Рон густо покраснел, до корней волос.

— А, в спальню, что ли? — догадался Гарри. Ему тоже стало неуютно, что он со своим другом обсуждает такие подробности из жизни родителей Рона.

— Ага, — смущённо пробормотал Рон. — Наверно, у меня с Герми тоже так будет...

«Не сокращай её имя!» — вдруг с негодованием подумал Гарри и тут же спохватился — вдруг это злое чувство из-за крестража? Он с облегчением вспомнил, что крестраж уже уничтожен. Но недовольство засело где-то на краю сердца и не давало покоя. Гарри всё сильнее и сильнее желал, чтобы Гермиона не помирилась с Роном, тем более, что примирение, оказывается, бывает таким... интимным!

* * *

В следующие дни друзьям было не до выяснения отношений. Гермиона захотела навестить Лавгудов, чтобы выяснить, что знает отец Луны, Ксенофилиус, о таинственном знаке, который они с Гарри видели на могиле его родителей. У Гарри неожиданно потеплело на сердце — это были те события, где Рон не участвовал, их сокровенная история.

Он постарался выгнать из головы эти мысли, рассердившись на себя за то, что он уже так явно ревнует Гермиону к Рону. Это, оказывается, было действительно больно.

Поход к Лавгудам был и удачей, и провалом одновременно. Они действительно узнали нечто новое о знаке, который оказался знаком «Даров Смерти». Но ловушка, которую устроили Пожиратели в доме Лавгудов, чуть не стала для них смертельной — они едва успели уйти от своих врагов. Эти события, казалось, чуть-чуть смягчили отношение Гермионы к Рону, хотя потом Гермиона сразу вернулась к прежнему холодному с ним обхождению.

Дни складывались в недели, друзья продолжали своё путешествие, а ссора между Роном и Гермионой и не думала разрешаться.

И тут случился, как казалось, настоящий прорыв. Рону удалось настроить волшебное радио, и они услышали голоса друзей. Сгрудившись над крошечным радиоприёмником, трое друзей, позабыв о разногласиях и былых обидах, с упоением слушали доносящиеся из динамика голоса их друзей и соратников.

— Кингсли! — завопил Рон, узнав голос мракоборца у того, кто назвался как «Равелин» на передаче.

— Мы поняли! — шикнула на него Гермиона, но в её голосе уже не звучало прежней язвительности. Они слушали дальше, узнав в «Ромуле» Люпина, а в следующем...

«Грызун?!» — послышался недовольный и такой знакомый голос, что вся троица друзей закричала в восторге:

— Фред!

— Нет… Кажется, Джордж!

— По-моему, всё-таки Фред!

«Я не желаю быть Грызуном! Я сказал, что буду Рапирой!» — продолжал голос одного из близнецов, а друзья смеялись и чувствовали такое облегчение, какого они не ощущали уже много дней.

Гарри чувствовал себя окрылённым, хотя его немного раздражало то, что Рон несколько раз потрогал Гермиону за плечо, и она, по всей видимости, не возражала. Гарри неожиданно захотелось обсудить то, что они только что слышали по колдорадио.

— Вы слышали, что сказал Фред? — спросил он Рона и Гермиону. — Он за границей! Он всё ещё ищет Палочку! Я так и знал!

Гермиона нахмурилась.

— Гарри... — она попыталась не согласиться с ним, но Гарри просто перебил её.

— Да ну тебя, Гермиона! — отмахнулся он, чувствуя, что ревнивое раздражение растёт в нём, несмотря на недавнее облегчение. — Почему ты такая упрямая? Признай наконец, что Во…

Да, Гарри помнил, что Рон говорил ему о Табу. На краю сознания появилась мысль, что, быть может, Табу действительно существует, и называние Запретного Имени может привести к очень нехорошим последствиям. Но ему хотелось назло Рону и даже наперекор Гермионе сказать это, произнести это Имя...

— Гарри, не надо!!! — послышался панический возглас Рона.

Гарри не успел сказать больше ни слога. Гермиона резко подалась вперёд и с силой впилась в его губы хищным поцелуем.

* * *

Охваченный злобой и ревностью, Гарри чувствовал на своих губах губы Гермионы. В его голове всё перевернулось, готовые сорваться с языка слова тут же забылись, его руки инстинктивно схватили Гермиону за плечи, чтобы удержаться на ногах — ведь девушка влетела в него, как метеор, чтобы успеть остановить его. А его глаза смотрели в упор, так близко, как никогда, в шоколадные глаза подруги, в которых плескалась невозможная смесь чувств — страх, негодование, смущение... и любовь.

«Любовь?» — удивился Гарри своей безумной мысли, и тут Гермиона отпрянула от него, мучительно покраснев. Она быстро отступила от него на несколько шагов и только тогда осмелилась поднять голову и встретить его недоумённый взгляд.

— А... — произнесли они хором, одновременно вспоминая о присутствии Рона.

Рон молчал. Он смотрел на них с открытым ртом, его лицо медленно меняло цвет с бледно-розового на багрово-красный, а в глазах разгоралась гневная буря, которая была готова вырваться наружу.

— Вы!!! — раздался наконец его вопль.

Внутри него всё клокотало от обиды и ревности. Казалось, вот он — момент, когда они с Гермионой наконец помирились, когда отношения с его девушкой могли развиваться дальше, и тут этот, этот...

— Вы совсем обалдели! Вот что, оказывается, было у вас тут, пока меня не было. Я искал вас, чуть не попался Пожирателям, а вы без меня вот чем занимались! Да я...

— Рон, всё не так... — попытался встрясть в его монолог Гарри, но его слова были сразу заглушены следующими словами Рона.

— Да?! Не так?! И ты думаешь, что я поверю?! — Гарри ошарашенно замолчал, задавленный напором Рона. — Гермиона, почему ты предала меня?! — снова закричал Рон.

— С чего это я «предала», Рон? — с негодованием переспросила Гермиона. Из-за обвинения Рона у неё сразу исчезло то всеобъемлющее смущение, которое она испытывала из-за внезапного поцелуя с Гарри. — Может, это ты «предал»? Когда ушёл от нас? А я так волновалась за тебя!

На короткий миг огонёк надежды зажёгся в глазах Рона, но увидев, что Гермиона успела подойти и встать около Гарри, он снова обозлился.

— Гарри, вообще-то, Гермиона — моя девушка! И если ты с ней тут целуешься, значит, будешь иметь дело со мной! — Рон угрожающе набычился, но как-то быстро сник, увидев, что Гермиона вопросительно выгнула одну бровь.

— Да? Правда? Я — твоя девушка? Рон, а почему я об этом не знаю? — спросила она с прохладцей в голосе. Рон спрятал глаза, поняв, что он ляпнул это не вовремя. Но злоба распирала его изнутри, поэтому через несколько секунд он преодолел смущение и снова поднял глаза.

— Да вы... да вы все... предатели, вот! — рявкнул он и злобно пнул один из стульев, отчего тот проехал несколько метров и с грохотом упал на пол. — Я ухожу! Теперь уже окончательно! Я не вернусь, слышите?!

Гарри стоял, нерешительно переводя взгляд с Рона на Гермиону.

— Будь осторожен. Не попадайся Пожирателям, — спокойно ответила Гермиона. У Рона отвисла челюсть — он, несмотря ни на что, был уверен, что «его девушка» будет уговаривать его остаться. А Гарри обеспокоенно искал на её лице признаки скрытых терзаний — он решил сам попросить его остаться, ради Гермионы. Но спокойствие девушки остановило его. И Рону ничего не оставалось делать, как просто уйти.

— Гермиона... Ты уверена? — спросил её Гарри, как только сердитая поступь Рона стихла за деревьями, и оттуда прозвучал характерный хлопок аппарации. Гермиона повернулась к Гарри и кивнула.

— Так будет лучше, — ответила она, и Гарри показалось, что он увидел на её лице облегчение. Он всё ещё стоял, пытаясь переварить всё, что свалилось на него, когда Гермиона скомандовала:

— Так, Гарри, за дело. Сворачиваем лагерь.

Они упаковали палатку со всеми вещами буквально за пятнадцать минут и аппарировали несколько раз, направляясь на запад. Гермиона выбрала живописный холм, с которого открывался великолепный вид, для их следующей остановки, и стала засыпать Гарри поручениями. Гарри чувствовал, что он только и делает, что складывает, убирает, потом вынимает, расстилает, расставляет, то магией, то руками... В конце концов Гарри обнаружил, что Гермионы внутри нет, а он в одиночестве занимается расстановкой мебели в своей части их жилища.

Обеспокоившись, он выглянул наружу. Некоторое время он не мог найти Гермиону взглядом, но догадавшись поднять глаза вверх, он увидел, что она устроилась на дереве неподалёку. Её хорошо было видно из лагеря, но ветви надёжно скрывали девушку от любого, кто мог попытаться найти её со стороны склона. Гермиона сидела, отвернувшись от Гарри и устремив взгляд на вечереющее небо.

«Гермиона — на дереве?!» — ошарашено подумал Гарри. Это было более чем необычно. Задумчиво посмотрев на неё, он медленно вернулся в палатку. В конце концов, если ей нужно посидеть на дереве — пусть посидит. Он был согласен дать ей время — по крайней мере, пока она не замёрзнет и не проголодается.

Улыбнувшись своим мыслям, он вынул из сумки продукты и начал готовить нехитрую трапезу.

* * *

Гермиона вздохнула с облегчением, услышав, что Гарри вернулся в палатку. Ей нужно было подумать, и подумать срочно, пока голова не закипела от теснящихся в ней мыслей и чувств.

Девушка осторожно дотронулась до своих губ, как будто проверяя, правда ли всё то, что случилось с ними буквально час назад. Их неожиданный поцелуй вышел странным — жёстким, неловким, но буквально через полсекунды Гермиона почувствовала, что Гарри забыл о том, что он говорил о Том-Кого-Нельзя-Называть, и стал отвечать ей на поцелуй — отвечать панически, как будто он хватался за неё, как за спасительную соломинку.

Мысли Гермионы скользнули в прошлое, к тому времени, когда она впервые захотела поцеловать Гарри Поттера.

Желание поцеловать Гарри появилось у Гермионы ещё в конце второго курса. Её только-только вывели из окаменения с помощью мандрагорового зелья, а Гарри как раз вернулся буквально из-под земли, после сражения с чудовищным василиском. Гриффиндорцы устроили пышное празднество в башне (с милостивого разрешения начальства), которое затянулось на всю ночь. Когда Гарри появился в башне, Гермиона рванулась к нему с криком «Ты победил, Гарри!», ей хотелось обнять его и поцеловать, чтобы передать ему, как же она волновалась за него, как она рада, что он всё-таки жив... Но в это время Джастин оттёр её в сторону, чтобы «выразить своё почтение» Гарри. Остаток вечера Гермиона просидела в уголке гостиной своего факультета, в стороне от празднующих, пытаясь понять, что это на неё нашло, что она едва не бросилась на шею мальчику с поцелуями.

На пятом курсе Гермиона чуть не поцеловала Гарри перед Рождеством. Дело было в Выручай-комнате, где у них проходили тайные собрания Отряда Дамблдора. По поводу приближающегося Рождества стены были украшены ветвями омелы. В тот момент почти все уже вышли из комнаты, а Гермиона, собиравшая свои книги в стопку (она с ними не могла расстаться даже во время тренировок), вдруг оказалась рядом со своим другом.

Момент был, конечно, неподходящий. Гарри в то время ходил влюблённый в Чжоу Чанг, поэтому, несмотря на то, что омела была практически над их головами, Гарри сразу перевёл глаза на Чжоу, как будто боялся, что китаянка увидит его с Гермионой. А Чжоу не спешила уходить из комнаты, явно на что-то рассчитывая. Гермиона разочаровано отвернулась от друга, к которому уже давно испытывала далеко не дружеские чувства, и, пытаясь не обращать внимания на боль в сердце, вышла из комнаты.

Она так и не спросила его, поцеловал ли он Чжоу в тот вечер.

А потом Гарри стал почему-то считать, что она влюблена в Рона, а она почему-то не спешила его разубеждать. Целовать его стало совсем некстати. Она чувствовала, что у неё опускаются руки. Книжная девочка боялась раскрыться перед своим другом, боялась, что она не найдёт ответа своим чувствам. И она больше не увидит дружеской симпатии и поддержки в любимых зелёных глазах, а только непонимание или даже презрение.

А когда их покинул Рон... Она переживала за Рона, что он в одиночку сделает какую-нибудь глупость, пострадает, попадётся Пожирателям (и ведь она была права). Но больше всего она переживала за Гарри, что он не выдержит предательства друга.

И при этом Гермиона не могла поднять на него глаза, не могла спокойно смотреть на Гарри. Потому что её чувства жгли её изнутри, она хотела раскрыться ему, рассказать, что она хочет быть с ним. Гермиона стыдилась этого, зная, что Гарри влюблён в Джинни Уизли. Что бы подумал Гарри, если бы Гермиона вдруг поцеловала его?

Сорвать злость на Роне, когда он пришёл, было даже приятно. Она столько дней скрывала в себе самые разные чувства, что это было облегчением. И мириться с ним она не собиралась, тем более, что слова Рона, которые он говорил во время ночных бесед с Гарри (и которые она прекрасно слышала), вызвали у неё настоящий ужас. Провести всю жизнь с Уизли, при этом ругаясь, как кошка с собакой?!

А потом она сделала величайшую глупость на свете. Неожиданно поцеловала Гарри для того, чтобы тот не ляпнул имя Того-Кого-Нельзя-Называть. Она что, не могла наложить на него заклинание молчания? Или просто дать пощёчину?

Гермиона, сгорая от стыда, спрятала лицо в ладонях. Как теперь будет относиться к ней Гарри? Она ведь наверняка всё испортила! Вся эта суета с переносом лагеря была нужна ей только для того, чтобы не дать Гарри опомниться. А теперь... Теперь она будет бояться показаться ему на глаза.

— Гермиона, — вдруг позвал Гарри снизу.

Она замерла.

— Спускайся. Я приготовил нам поесть.

Она нерешительно выглянула из-за ствола. Гарри стоял около палатки, его лицо озаряла спокойная улыбка, которая как будто говорила Гермионе: «Я всегда с тобой». А в руке он держал две ложки.

Сопротивляться такому приглашению Гермиона была не в состоянии. Она сама не поняла, как оказалась внизу, рядом с Гарри. И Гарри, не дав ей ничего сказать, просто провёл её внутрь и усадил за стол.

* * *

Совместная трапеза немного ослабила повисшее между ними напряжение, и они мало-помалу стали разговаривать.

— Рон, наверно, будет снова нас искать, — сказал Гарри. Он умудрился произнести это бесстрастно, как будто не имел своего мнения, хорошо это или плохо.

— Гарри, — начала Гермиона, — я надеюсь, он больше нас не найдёт.

— Надеешься? — Гарри улыбнулся, хотя по его виду было понятно, что он несколько удивлён.

— Если бы остались в тот момент на прежнем месте, он мог сразу вернуться. А потом нашёл бы повод снова уйти.

— А как мы сможем ему помешать нас найти? — спросил её Гарри. — У него же есть этот подарок Дамблдора, как его...

— Делюминатор?

— Ага.

Гермиона наклонилась к своей сумке и извлекла прибор Рона из одного из внутренних кармашков.

— Вот он, — она помахала делюминатором перед Гарри.

— О, — только и сказал Гарри. Гермиона слабо улыбнулась.

— Он мне его сам отдал. А когда он собрался уходить, я не стала ему напоминать, что можно взять прибор.

Гарри рассмеялся. Заражаясь его весельем, Гермиона улыбнулась шире и тоже начала смеяться.

— Мне так спокойнее, — отсмеявшись, сказала она. — Я почти уверена, что если он вернётся в семью, они найдут способ защитить его. А мы уже поняли, что справимся и вдвоём, — произнеся это, Гермиона покраснела и опустила голову.

Гарри внимательно смотрел на неё.

— Гермиона, я хотел тебе кое в чём признаться, — сказал он нерешительно. Она подняла на него глаза, её охватило опасение, что он скажет что-то неприятное.

— Когда мы с Роном уничтожали медальон, крестраж сопротивлялся. Рон ведь не рассказывал тебе об этом?

— Нет, — она покачала головой. — Да мы почти не общались. Так как он сопротивлялся?

— Из раскрытого медальона шёл голос. Он говорил Рону, что его бросила девушка, то есть ты, — стал рассказывать Гарри, борясь со смущением, — а потом показал такое видение, где мы с тобой, мы... — он запнулся, — мы были вместе. Мы обнимались и це... це...

Гарри смешался и перестал говорить. Гермиона молчала. Её удивляло то, что мальчики ни словом не обмолвились ей об этом. В сердце Гермионы зажёгся крохотный огонёк надежды. Могло ли быть так, что Гарри тоже...

Она не успела продумать эту мысль до конца, когда Гарри продолжил:

— Гермиона, я всё время думаю об этом. Это видение не выходит у меня из головы. Наверно, это плохо, и я, может быть, плохой человек, — сказал он решительно, выпрямляясь и глядя на девушку, — если только благодаря видениям из этой гадости я стал понимать свои... свои чувства!

Да, она была права! Вот в чём причина их молчания. Это видение близко задело каждого из них, поэтому ни Рон, ни Гарри не сказали ей ни слова. Гермионе даже стало немного жалко Рона.

Она подпёрла голову руками и с улыбкой уставилась на Гарри. Он помедлил и повторил её жест. Между ними вдруг установилась атмосфера такого умиротворения и взаимопонимания, как будто они читали мысли друг друга. Говорить не хотелось, как будто бы всё было сказано. И Гермиона не собиралась с этим торопиться. Они ещё скажут друг другу всё, что нужно.

— А почему ты меня поцеловала? — неожиданно бесцеремонно спросил Гарри. Она вздрогнула, потом усмехнулась.

— Чтобы заткнуть твой болтливый рот! И у меня ведь получилось!

Он смотрел на неё, чуть качая головой в стороны.

— Но почему именно поцелуй?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Нелогично, правда? Наверно, потому, что мне уже давно хочется тебя поцеловать?

Всё-таки они смогли снова вогнать друг друга в краску. Покраснев, подростки продолжали молча смотреть друг на друга с разных сторон стола.

— Логичнее было бы дать тебе пощёчину, — вдруг выпалила Гермиона.

Гарри, который в это время решил отпить глоток воды из кружки, подавился и потрясённо посмотрел на неё.

— Ну, или наложить на тебя заклинание какое-нибудь... — она посмотрела на Гарри, и у неё появилось странное подозрение.

— Ну-ка, рассказывай, чему ты там радуешься, — строго сказала она Гарри.

— Нет, я ничего такого...

— Гарри! Расскажи-ка мне, что вы с Роном обсуждали по ночам. Насчёт ссор и отношений.

Она с мстительным удовольствием уставилась на Гарри, открывшего рот от удивления. Гарри явно не подозревал, что подслушать их разговор было элементарным делом, особенно для той, которая создавала всю систему защиты их лагеря.

— Гермиона, это Рон говорил такое, — смущённо начал Гарри, — что ссоры — это значит чувства. Что вы ссоритесь, как давно женатые...

— А ты что, соглашался? — надавила она на парня.

— Ну, да... — он опустил голову. — Но откуда мне знать, как всё должно быть?!

Она улыбнулась.

— Потом, Гермиона, есть же пословицы разные... — продолжил Гарри, — Например: «Кусание и царапанье — народное шотландское ухаживанье»...

— Ах, значит, вот в чём заключается любовь, по-твоему! — возмутилась Гермиона.

— Ну, так ведь говорят... — попытался найти себе оправдание парень.

— Вот я сейчас покажу тебе «кусание» и «царапание»! — пригрозила ему Гермиона, вставая со стула и обходя вокруг стола.

— Ну и показывай! — старался показаться смелым Гарри, хотя внутри у него всё сжалось от опасения и немного от предвкушения. Он совершенно не представлял себе, что могло быть на уме у Гермионы. В конце концов он не выдержал и зажмурил глаза, при этом чувствуя себя донельзя глупо.

Ногти Гермионы нежно царапнули его затылок. Он чуть поднял голову, и их губы соприкоснулись. Она слегка укусила его за губу, и у них одновременно вырвался короткий смешок.

Впервые за долгое время Гарри действительно почувствовал, что тьма отступает. У него как будто появились новые силы — достаточные если не для победы над Волдемортом, то по крайней мере для того, чтобы смело смотреть вперёд, в то время, когда он встретится со своим врагом. И только одно огорчало Гарри в этот момент.

«В следующий раз я её сам поцелую!»

От автора.

Крошка получилась больше, чем обычно. Надеюсь, читатели не устанут.