Три гурии нужды в моём гареме (джен)

— Пусть стреножит коня своего нетерпения светозарный эмир, остался последний подарок, и его история будет самой долгой, — Ходжа Насреддин сделал многозначительную паузу, что должна была показать важность минуты. — Мудрейшему эмиру довелось услышать о красоте дочери халифа Дамаска, и посватавшись, он получил не совсем благоприятный ответ. Но она обещала его изменить при выполнении некого условия.

Эмир недовольно засопел, условие иметь джинна, выставленное Барийя-бану, отвечало его страстным желаниям — едва ли не более страстным, чем стремление жениться, но, увы, до той поры было неисполнимо.

— Но добродетельному эмиру, лишённому подлости, корысти и скверны, невдомёк, как коварно может быть чёрное сердце.

— Нам известно, известно! Нас окружают воры, глупцы и лжецы, только ты, Гуссейн Гуслия, возвращаешь нам радость и покой, — вскричал эмир.

— Тогда светлейшего эмира не удивит вероломство магрибского колдуна, что когда-то был милостиво выкуплен из рабства благородным эмиром. Пусть солнцеподобный эмир не имел к пленению магрибца никакого отношения, а, напротив, прекратил его муки и вырвал серьгу подчинения из его уха⁽¹⁾, магрибец затаил зло в своей разъеденной ненавистью гнилой душе за то, что эмир видел его презренным рабом. Долго вызревала его месть, но пусть несравненный эмир не верит этому затишью. Колдун-чернокнижник скитался по дорогам и разным землям, пока не стал придворным колдуном в Дамаске. Опутав своими чарами халифа, магрибец стал его языком, его рукой, его волей. Он уже отомстил султану Багдада, прочитавшего по лицу чернокнижника глубину его пороков и выдворившего его из своих земель. Султан, так же, как и дамасский халиф, имел джинна, способностями своими взращивающего благосостояние и процветание Багдада, против него и направил свою месть и зависть колдун. Джинн султана — раб сосуда; отправленный чернокнижником шпион, поддерживаемый и сокрытый его чарами, совмещёнными с чарами дамасского джинна, сумел пробраться к обиталищу джинна багдадского и планировал похитить кувшин. Но чудом и волей аллаха задержанный стражниками, из отчаянного злого умысла всыпал в кувшин соду, кислоту, песок и тальк, смешанные с волокнами асбеста, дабы загасить пламя, из которого соткано тело огненного джинна. Только моя мудрость и опыт врачевательства, пусть светозарный эмир простит упоминание моих заслуг, помогли джинну султана не погибнуть. Но он очень и очень плох. Только это было причиной, по которой султан Багдада отказывал своему венценосному брату, правителю Бухары, в его просьбе прислать джинна в подарок. Теперь джинн достаточно оправился и смог пережить переезд, но до полнейшего исцеления ещё далеко. Я прибыл вместе с ним, дабы продолжать наблюдение за ним.

Эмир ни на минуту не усомнился в истории, рассказанной Ходжой Насреддином, ибо его сердцу были хорошо знакомы и зависть, и мстительность, и вероломство. От того, кто не ест чеснок, чесноком не пахнет.* Всегда проще поверить в то, что отвечает нашим устремлениям, и как недоверчивы мы бываем к делам и помыслам тех, кем движут убеждения иные.

Отпустив мнимого Гуссейна Гуслию, после того как полюбовался призванным из кувшина джинном, эмир предался мечтам о делах, что сможет он вершить с помощью такого раба, о своей славе, что прокатится по всем сопредельным и несопредельным землям, о своей мощи и величии, что будут воспеваться во всех уголках подлунного мира. В этих блаженных мыслях эмир пребывал до вечера, но и сон, спустившийся на него, не прервал сладостных видений, напротив, сделал их ещё более фантастическими.

Новый день принёс новые радости; Ходжа Насреддин под бородой Гуссейна Гуслии сообщил, что долгий путь не навлёк на джинна возвращение тяжёлых дней болезни, и попросил дозволения встретиться с седельщиком Файзуллой, что так полюбился джинну. Седельщик же, в качестве благодарности эмира получивший пятьдесят палок, был брошен в подвал, где томилась его семья, но и там им не удалось воссоединиться, ибо были они в разных камерах. Возражения эмира были сметены коротким замечанием, что джинну для восстановления необходимо больше поводов для радости, и Файзуллу извлекли из подвальных казематов. А после озвученного желания джинна познакомиться с семьёй седельщика эмир, сетуя и удивляясь странностям духов и тому, что может приносить им радость, распорядился выпустить из подвалов и родню Файзуллы.