Гермиона Грейнджер и то, чем можно гордиться (джен)

Все оставшиеся до похода в Хогсмид дни стали для Гермионы сущим кошмаром.

После очередного пятничного собрания Парвати и Лаванда развернули по-настоящему бурную деятельность. Лаванда достала откуда-то целую гору эскизов, которые, как выяснилось, она рисовала все это время, и развесила их по всем свободным поверхностям. Парвати по почте пришел уменьшенный магией сундучок, в котором обнаружилось несколько огромных рулонов ткани, которые она разрезала на части и разбросала по всей комнате в каком-то одной ей ведомом порядке. Вдобавок ко всему, каждый день с утра до вечера в их комнату начали ходить девчонки — на примерку. Оказалось, что праздничные мантии для всех Парвати собралась шить сама: ее дедушка был достаточно успешным портным, и она решила пойти по его стопам. При виде того, как Парвати ловко в одиночку или, иногда, с помощью Лаванды управляется с огромным разнообразием различных швейных чар, у Гермионы едва не отвисла челюсть. Она читала про магическое швейное дело, но никогда не видела процесс.

Это заставило ее задуматься о том, что она на самом деле ничего не знает даже о Парвати с Лавандой, хотя живет с ними шестой год в одной комнате, что уж говорить о других ребятах с факультета. Она всегда считала соседок легкомысленными дурочками, потому что они не уделяли учебе даже на четверть столько времени, сколько она, и постоянно болтали о мальчиках и моде. А оказалось, болтовня о моде была не просто болтовней: они разговаривали о том, с чем всерьез хотели связать свое будущее.

Гермиона почувствовала себя уязвленной, когда Парвати в ответ на ее заинтересованные расспросы о подробностях швейного дела в магическом мире спросила о том, чем собирается заняться после школы она сама. Потому что Гермиона понятия не имела. Она постоянно думала об учебе и — чуть реже — о грядущей войне, но никогда не задумывалась о том, чем хочет заниматься в жизни. Она выбрала для изучения в этом году так много предметов, сколько могла — потому что не могла определиться, какие из них ей нужнее и интереснее.

В ее воображаемом списке планов на ближайшее будущее помимо заметок о куче повседневных дел и учебе и особо подчеркнутой задачи о торжестве над Принцем-Полукровкой появилось еще два пункта: почитать что-нибудь про швейные чары и подумать о карьере.

Последний пункт представлялся достаточно важным, чтобы его не только подчеркнуть, но еще и обвести в кружок.

Наблюдать, как Парвати сосредоточенно колдует над тканью и та постепенно превращается в наряды, похожие на то, что изображено на красивых рисунках Лаванды, было действительно завораживающе — в первые два дня, пока Гермионе окончательно не осточертело то, что их спальня превратилась в проходной двор.

Ее дополнительные задания по рунам оказались куда сложнее, чем она предполагала, и она потратила на них непозволительно много времени, не сделав даже и половины. А еще оставалось то кошмарное снейповское эссе, проект по трансфигурации и куча другой работы. Гермиона всегда обожала учиться, но в этот раз всерьез забеспокоилась, что не успевает сделать все. По крайней мере, о Принце точно придется забыть на ближайшую неделю.

Девчонки в комнате так громко хихикали и суетились, что не спасали никакие заглушающие чары на кровати. Днем, в перерывах между уроками и на обеде Гермиона постоянно торчала в библиотеке, обложившись целыми штабелями книг, а вечером после отбоя и дежурства ходила продолжать учиться в Выручай-комнату к Гарри и черт-ее-побери Луне Лавгуд, которая в последнее время завела раздражающую привычку тоже туда наведываться. Ее присутствие Гермиону чрезвычайно нервировало, но руны были важнее.

Субботу, воскресенье и всю ночь перед понедельником Гермиона маниакально посвятила Снейпу. Она дописала свои свитки: все темы с четвертого по шестой курсы. Со всеми подробностями, сносками и гигантским списком использованной литературы. Это была Идеальная Домашняя Работа.

Гермиона знала, что остальные просто напишут конспект учебника — если не того меньше.

Гермиона знала, что конспекта учебника могло бы быть достаточно.

Но она не привыкла довольствоваться малым, если дело шло о домашнем задании.

Гермиона была ужасно довольна собой, потому что у нее была лучшая работа, лучше, чем у всех остальных, лучше, чем кто-то из них мог бы себе представить.

И уж конечно, Гермионе стоило бы быть готовой к тому, что Снейп в любом случае найдет повод втоптать ее в грязь. Ведь Снейп всегда так делает, не так ли?

Однако она едва смогла сдержать слезы обиды, когда после занятия в понедельник Снейп, смерив высокомерным взглядом кипу исписанных пергаментов, которые она ему протянула, мерзко оскалился и произнес:

— Краткость — понятие, незнакомое вашему разуму, мисс Грейнджер, не правда ли? Вы всерьез полагаете, что я собираюсь тратить свое время на то, чтобы читать всю эту графоманию с целью удостовериться, что вы достойны очередной превосходной оценки, как подобает истинно невыносимой всезнайке? Забирайте это и выметайтесь. Принесете, когда оно будет как минимум вдвое короче.

В тот момент Гермиона ощутила, что она почти ненавидит профессора Снейпа. Почти — потому что она не винила его в смерти своего и чьего-либо еще крестного. Почти — потому что она знала, что он был бы весьма доволен собой, если бы она и вправду его возненавидела, а она не хотела давать ему этой радости. Почти — потому что она верила, что чтобы заслужить ненависть, нужно совершить что-то худшее, чем быть отвратительным, злобным и предвзятым учителем.

Но она не могла поручиться, как долго сможет продержаться, если Снейп будет продолжать в том же духе.

Следующее занятие по защите от темных искусств было в четверг, но Гермиона решила, что тянуть с переделкой до тех пор — ниже ее достоинства. Снейп все равно будет недоволен, когда бы она к нему ни обратилась. Но если уж играть в его грязные игры, то, по крайней мере, на своих правилах. О, он точно будет взбешен, если она принесет ему работу заранее. Что ж, она принесет ее завтра. Переписывать собственную работу должно быть быстрее — не понадобятся снова все эти огромные пыльные книги, ночи должно хватить. Гермиона не спала уже почти тридцать шесть часов и ужасно устала, но она не будет спать хоть трое суток, если понадобится. Уступать она не собиралась.

Снейп сказал «как минимум вдвое короче». Это заставило Гермиону задуматься. Если она сократит работу ровно наполовину, Снейп точно не удержится от того, чтобы не съехидничать по этому поводу. Если она сократит сильнее — он придумает другой способ ее раскритиковать. Скажет, что работа слишком короткая. Скажет, что она лентяйка. Гермиона как наяву могла представить его лицо в этот момент: губы самодовольно и гаденько искривляются, а глаза смотрят сквозь нее, будто она — пустое место. Она поморщилась и решила сократить работу в два с половиной раза.

На секунду ей пришла в голову мысль переписать все слово в слово, просто более мелким почерком, но она ее отогнала. Это было бы вызывающе и дерзко. Гермиона хотела поступить вызывающе, но это было бы слишком. Гарри Поттер, несомненно, на ее месте поступил бы именно так. Но она не была Гарри Поттером.

Гарри Поттер, к слову, в очередной раз собирался уклониться от вечеринки Слагхорна, сославшись на свой любимый аргумент — квиддич. Гермиона почти жалела, что у нее нет такого аргумента. Почти — потому что если выбирать между двух зол, вечеринки Слагхорна были меньшим. Если не принимать во внимание клубящиеся пары напыщенности, исходившие от некоторых присутствующих, там было вполне терпимо. Иногда можно было узнать что-нибудь интересное. Джинни иногда туда ходила: было с кем посидеть рядом. Да и Блез Забини, в общем-то, неплохой парень, молчаливый. Почти не излучает ауру самодовольства. И любимые слагхорновы засахаренные ананасы были не так уж плохи, ну, то есть, чуть лучше, чем лимонные дольки. В общем, если постараться, в этих собраниях можно найти плюсы. Найти плюсы в квиддиче Гермиона не могла.

Чертов квиддич, это же значит, что Джинни сегодня тоже не придет. Чудесно. Еще один жирный минус в бесконечном списке жирных минусов квиддича — за похищение компании в лице Джинни Уизли.

Гермиона подавила желание застонать.

Можно было просто не пойти на вечеринку, но она уже внесла ее в свое расписание, а это означает, что пропустить вечеринку Слагхорна — все равно что прогулять урок. А уроки Гермиона не прогуливала никогда.

Там и правда оказалось вполне сносно. Профессор Слагхорн пригласил какого-то своего бывшего студента, который достиг достаточно высокого положения в Министерстве, и тот рассказывал о своей работе в отделе Магической Безопасности. Гермиона подумала, что, возможно, Магическая Безопасность могла бы и ей прийтись по душе. Стоило на всякий случай почитать об этом в библиотеке.

Еще она нашла непринужденный способ наконец-то спросить у Слагхорна насчет слез наяды, давно пора было это сделать. Выяснилось, что он тоже входил в то число избранных, кто овладел искусством обходиться без осадка — но, как он, весело хохотнув, признался, ему не каждый раз доводилось добиться достаточной стабильности зелья. Слагхорн расхваливал Снейпа: «Северус был первым моим студентом, кому это всегда блестяще удавалось, дорогая Гермиона, и совершенно без чьей-либо помощи! Не знаю, как именно он этого добивался, мальчик никогда не делился секретами, но его зелье было превосходно, хе-хе, я всегда знал, что этот молодой человек достигнет больших высот!».

Гермиона озадачилась, была бы она так же безмятежна, как профессор Слагхорн, если бы знала, что кто-то из ее учеников-школьников способен варить зелья лучше нее. По всему выходило, что она бы почувствовала себя как минимум неловко и всеми силами пыталась бы восстановить пошатнувшийся авторитет. Возможно, в возрасте профессора Слагхорна она будет смотреть на вещи иначе.

Упоминание профессора Снейпа не добавило Гермионе настроения, и после окончания слагхорновского собрания она на всех парах полетела в Выручай-комнату, вооруженная угрюмым азартом и жаждой мщения. Пусть он будет хоть трижды гением зельеварения, но снова отмахнуться от ее домашней работы она ему не позволит.

Гарри не было, видимо, тренировка еще не закончилась. Слава Богу, Луны тоже не было: сейчас она была последним человеком, которого Гермиона хотела бы видеть рядом с собой. Рон был на тренировке вместе с Гарри, так что Гермиону встретила священная лабораторная тишина. Они все договорились, что даже в отсутствии Гарри, приходя в Выручай-комнату, будут представлять именно его лабораторию, чтобы в любой момент каждый из них мог бы беспрепятственно туда войти, а не топтаться в коридоре.

Гермиона разложила свои пергаменты и начала яростно строчить, прервавшись только тогда, когда ввалились Гарри с Роном, возбужденные и веселые после тренировки.

— Как там Клуб Слизней? — поинтересовался Гарри. — Старина Слагхорн не плакал без меня?

— Ничуть, — ответила Гермиона и скучающе добавила, скрестив руки на груди, — мир не вертится вокруг Знаменитого Мальчика-со-шрамом, как бы вам того ни хотелось, Поттер.

Рон засмеялся:

— Великий Мерлин, Герм, только не говорили, что и тебя Снейп покусал! Я этого не переживу! Это было очень похоже, правда.

— Я просто переписываю его задание, — мрачно сказала Гермиона, мотнув головой в сторону стола. — Собираюсь отдать его завтра ему прямо на завтраке, как думаете, не перебор?

— Оооо, крепко же он тебя достал! Честно: перебор, но я бы душу продал, чтобы увидеть его лицо, так что я всеми руками голосую за, — сказал Рон. — Даже если он тебя проклянет, ты останешься в памяти Хогвартса навечно.

Гарри фыркнул и, ничего не сказав, направился раскладывать свои котлы. Гермиона решила, что его молчание стоит расценивать как знак одобрения. Она сама не понимала, откуда в ней взялось столько наглости, чтобы по своей воле вступать в противостояние со Снейпом, но мятежная гриффиндорская сторона ее души жаждала решительных действий.

С удвоенной яростью она вернулась к своим пергаментам.

К утру, когда Гарри и Рон уже давным-давно вернулись в Гриффиндорскую башню, ее работа была готова.