Нуарный фанфик (гет)

Была суббота, и Гермиона, как обычно, с самого утра была в приюте. Это было скромное заведение, отчаянно нуждавшееся во всем: в медикаментах, одежде, игрушках, даже в еде. Сейчас основным рационом детей была картошка. Гермиона тратила весь свой оклад на мясо и овощи для детей, а праздничные премии на игрушки, но это была капля в море. Ее сердце болело за этих детей.

По выходным она помогала сестре Макгонагалл разбираться с бухгалтерскими накладными и счетами, а потом вела у малышей несколько классов. А в хорошую погоду они просто ходили гулять в парк или на экскурсии.

Однако сегодня что-то изменилось.

— Гермиона! — сестра Макгонагалл спешила к ней по коридору. — Гермиона, кое-что что произошло!

— Что-то с ребятами? — встревожилась Гермиона.

— Нет-нет, все в порядке, — поспешила успокоить ее монахиня. — У нас новый владелец!

— Что?

— Да-да, приют купили!

— И каков новый владелец? Он выделит нам средства?..

— Он хочет познакомиться со всем персоналом. И с тобой!

— Со мной? Зачем?

— Не знаю. Я рассказала ему о тебе, и он очень заинтересовался.

— Ну ладно. Когда?

— Сейчас! Пойдём, он ожидает нас.

Гермиона нерешительно кивнула, расправила юбку и провела ладонями по прическе.

Они подошли к директорскому кабинету. Тот давно пустовал. Их приют постоянно передавали друг другу разные советы попечителей, сбагривая с рук убыточное заведение. И персонал уже давно не надеялся на чью-либо помощь, стараясь обходиться своими силами.

Сестра Макгонагалл прочистила горло и постучалась.

— Входите! — послышалось из кабинета.

Войдя в помещение, Гермиона сперва обомлела, а затем, когда прошел первый шок, воскликнула:

— Что?! Ты?!..

Перед ней стоял Драко Малфой собственной персоной.

— Гермиона! — ахнула сестра Макгонагалл.

— Все в порядке, сестра, дальше я сам, — самодовольно произнёс Драко, придерживая дверь для монахини, а затем закрывая ее за ней.

— Это какая-то шутка?

— Нет, мисс Грейнджер. Я действительно выкупил этот приют. И планирую разобраться в документах, а затем назначить содержание.

— Но зачем?..

— Не так давно одна особа назвала меня «низким» и «мерзким». Хочу развеять это мнение.

— Но для чего?

— Возможно, мнение этой особы мне не безразлично…

— Что?! Да как ты смеешь?!

— Право, у тебя странная реакция на признания в чувствах, Грейнджер.

— Чувствах?.. — обомлела она.

— Да. Я люблю тебя, Гермиона.

— Что?! Это невозможно! И совершенно точно не взаимно!

— Дай мне время.

— И не собираюсь! То есть все это, — она обвела рукой кабинет, — вся эта благотворительность — из личных побуждений?!

— Есть ли разница, о чем я думаю, если у твоих подопечных теперь будет еда и теплая одежда?

— Конечно же, есть!

— И в чем же она, мисс Грейнджер?

— Добрые дела не делаются из корысти!

— О, ты идеалистка? И столь наивна! Это подкупает, — он сделал шаг к ней.

— Это не идеализм! Я не допущу, чтобы приют стал прикрытием для твоих грязных делишек!

Он сделал еще один шаг к ней. Она, казалось, не замечала этого, машинально отступая назад, к стене за спиной. Она была полностью увлечена предметом спора.

— Неужели ты, с этим твоим огромным трепетным сердцем не можешь допустить благих бескорыстных побуждений в таком, как я?

Он был вплотную к ней. Теперь ей приходилось задирать голову вверх, чтобы смотреть ему в лицо.

— Ты только что сам признался, что делаешь это не бескорыстно, а… в надежде на мою благосклонность! — одним духом протараторила она, тут же смутившись.

— Вот что ты подумала? — он взял ее ладонь в свою, и тут только она осознала, сколь близко они стоят. А сзади стена!

Второй рукой он взял ее за подбородок, приподнимая лицо, проникновенно заглядывая в глаза. — Гермиона, я хочу прожить с тобой жизнь!

— Что?.. — только и смогла едва слышно вымолвить она.

— Я люблю тебя, понимаешь? — с этими словами он резко наклонился к ней и прижался губами к ее губам.

Сказать, что она была в шоке — ничего не сказать! Широко открытыми глазами она смотрела в лицо напротив, задержав дыхание, замерев, сжавшись. Она никак не могла поверить, что все это происходит на самом деле, что все это происходит с ней.

Она пыталась сопротивляться, отвернуться, оттолкнуть его.

Он оторвался от ее губ, но не отпустил, прижимая всем телом к стене.

— Гермиона, я схожу с ума! Я готов на все! Только позволь мне!..

Его руки легли с обеих сторон ее лица, которое он осыпал бесчисленными легкими невинными поцелуями.

— Люблю, понимаешь?.. Нужна!.. — бормотал он между поцелуями.

А она стояла ни жива ни мертва, не понимая, что должна чувствовать и думать, и что чувствует и думает на самом деле. Она была глубоко возмущена самой идеей поцелуев с малознакомым человеком в запертом кабинете, но он был так искренен, так страстен и порывист, что она как-то сразу простила его.

Если бы он только мог — его бы не было здесь! В нем ощущалась не пресыщенная леность коварного соблазнителя, а искренняя чувственность мальчишки, как будто он вдруг обнажил душу перед ней, взял свое горячее и беззащитное сердце и протянул ей, безмолвно моля не отвергать его, не топтать его порыв, его душу.

И она вдруг так остро всё это осознала, что ей не хватало теперь решимости оттолкнуть его. Ему это нужно! Действительно нужно. Как больному — облегчение от боли.

Да и физически — это оказалось не страшно, не противно, не неприятно, а наоборот, эти сильные руки дарили какое-то спокойствие, а от прикосновений его губ она чувствовала, как слабеют ее ноги. И ей хотелось, чтобы эти глаза смотрели бы на нее дольше, с этим вот блеском, рождая в ней странное желание нравиться ему. Желание, чтобы то, что он видит — привлекало его.

— Малфой, подожди, — слабо пролепетала она.

Он отстранился от нее, внимательно всматриваясь в ее лицо, ловя малейшую мимику. Его руки лежали на ее плечах, нежно поглаживая их большими пальцами.

— Гермиона, ты же чувствуешь это, я же вижу!

— Так не бывает, Малфой, это какой-то морок!..

— Да! Самый прекрасный в мире морок! — и он вновь поцеловал ее в губы.

Она что-то почувствовала в сердце, какое-то тёплое бархатное шевеление, будто какое-то мягкое, бесконечно бережное прикосновение нежно сжимает его, позволяя ощущать, чувствовать так много. И этот человек напротив из далекого и неприятного вдруг стал таким реальным, теплым и осязаемым. Каким-то настоящим. Он словно вдруг появился, материализуясь во всей своей полноте.

И она ответила. Ответила на поцелуй, наплевав на блеклый шепот недоверчивого разума, на все доводы и запреты, вкладывая в поцелуй всю нежность и мягкость, которую только что обнаружила в своем сердце.

Не отрываясь от ее губ, Драко счастливо засмеялся. Одним движением он подхватил ее на руки и закружил по комнате, продолжая осыпать лицо легкими поцелуями.

— Ты сумасшедший! — взвизгнула Гермиона и засмеялась. — Ты просто безумец, Малфой!

— Так и есть, — его глазы искрились счастьем, а губы вновь нашли ее рот.

* * *

Предупреждение Теодора не оказалось пустым звуком — уже в понедельник по всему городу начали происходить вооруженные стычки. Люди Люциуса были предупреждены, а потому вооружены до зубов. Да и в принципе сражались лучше, заранее зная, чего ожидать.

Сам Малфой-старший страшно оскорбился союзом Ноттов и Паркинсонов, но тут же развил бурную деятельность по поиску союзников в других городах. Это, конечно, означало, что придётся потесниться, пуская кого-то в город, но если Нотты и Паркинсоны в итоге ослабнут — то новым партнерам будет где развернуться.

Однако уже во вторник произошло то, чего никто не ожидал — прямо у клуба напали на машину Нарциссы, в упор расстреляв ее из нескольких автоматов. Женщина погибла на месте, а ее шофер и охранник Скабиор каким-то чудом успел выскочить из машины и спрятаться за другими автомобилями так, что его даже не ранило.

По слухам, спешно прибывший на место Люциус пристрелил его сам, а очевидцы потом еще долго передавали друг другу слова босса: «Ты должен был защищать ее ценой своей жизни, а не только спать с ней!»

Вопиющая наглость этого нападения потрясла всех, но особенно это, конечно, сказалось на Люциусе и Драко. И если Люциус смог быстро собраться, полностью погрузившись в дела и переговоры, то для Драко смерть матери стала переломным моментом.

То, что до этого воспринималось забавной веселой игрой — весь этот незаконный бизнес — вдруг стало очень реальным, настоящим и осязаемым, а простое человеческое горе — близким и понятным. Он не понимал теперь, как же ему жить дальше. Вся жизнь перевернулась с ног на голову.

Когда он начинал думать о Гермионе — страх липкими прохладными щупальцами заползал под одежду, холодя испариной затылок. Он боялся за нее, боялся, что из-за него и этой глупой войны она может пострадать.

Еще до нападения на Нарциссу Драко сдержал обещание, данное Пенси — побывал на ферме Лавгудов и посмотрел коня. Животное ему понравилось, а вот атмосфера между мачехой и ее падчерицей показалась нездоровой. И это мягко сказано! Это была ненависть, чистая и незамутненная. Эти две женщины буквально источали ее, отравляя все вокруг.

А потом было нападение, началась война, и Драко стало не до Пенси Паркинсон-Лавгуд. Однако уже через несколько дней после похорон Нарциссы девушка появилась на пороге его кабинета, чтобы принести свои соболезнования. Это была странная встреча, от которой у Драко осталось настойчивое ощущение, что у визита Пенси есть какая-то определенная цель, и она отнюдь не в соболезнованиях.

Все прояснилось, когда в кабинет вошел Люциус — с мисс Паркинсон буквально на глазах произошла некая метаморфоза, и из милой чуткой девушки она вдруг превратилась в роскошную роковую женщину. Драко неверяще хлопал ресницами, борясь с желанием ущипнуть себя, глядя на совершенно другую, какую-то новую женщину, которой Люциус как раз сейчас помогал прикурить. В ней вдруг изменилось все — ее язык тела, жесты, тембр голоса. То, как она смотрела на Малфоя-старшего, придыхание меж слов, томные взгляды из-под пушистых ресниц — это была какая-то магия! Которая обволокла и окутала Люциуса за считанные секунды. Драко увидел, как что-то зажигается в глазах отца, какой-то огонек интереса.

И вот уже через несколько минут он слышит, словно из-под толщи воды, как Люциус под каким-то предлогом приглашает мисс Паркинсон в свой особняк, а та тут же благосклонно соглашается. Когда она удалилась, Драко словно ожил.

— Отец не делай этого!

— Чего, Драко?

— Эта женщина!

— Ты о мисс Паркинсон?

— Да, я о ней!

— Что не так?

— Она лицемерна и лжива!

— Ну-ну, Драко. Не будь мальчишкой!

— Отец! Это же бросается в глаза!

— Тебе показалось. Мисс Паркинсон чрезвычайно мила…

— Но как же мама?!

— Так вот в чем дело? Драко, это не имеет никакого отношения к твоей матери! У меня и в мыслях ничего подобного не было! Не глупи. И вообще, у нас есть сейчас дела поважнее…