Гарри Поттер и Герой с Тысячей Лиц (гет)

“Первое правило клуба — не упоминать о Бойцовском клубе. Второе правило клуба — не упоминать о Бойцовском клубе!”

Чак Паланик, “Бойцовский клуб”

три дня спустя...

Рон сидел за своим письменным столом. Перед ним лежал сверток пергамента, слова лились из его пера ровными, аккуратными рядами ... но внимание только лишь наполовину принадлежало его занятию.

Его все время отвлекал другой дневник. Вернее, три дневника. Три толстых тома в кожаном переплете лежали на тумбочке напротив и пылились там уже два дня с тех пор, как Гермиона вытащила их из сундука Гарри и подарила Рону. Три тома, полные ее сочинений, пережитых во время сильного стресса, ее очень личные переживания. Его тронул этот жест, но он до сих пор не мог открыть их. У него даже было благословение Гарри и Гермиона, но смелости сделать это ему все же пока недоставало. Рон не был уверен, что готов принять в себя ее опыт именно так, и если уж быть полностью честным с самим собой, он даже немного боялся того, что мог там прочесть. Рон вполне мог представить, о каких вещах она могла писать, и, хотя он был глубоко польщен тем, что она доверила ему прочитать свои дневники без цензуры, он подозревал, что ее подарок был скорее жестом, а не реальным приглашением к прочтению.

Возможно, когда-нибудь он познакомится с ними. А пока у него были другие дела.

В ночь, когда он познакомился с Наполеоном (который уже и сам почти стал соучастником в этом преступлении), Рон наконец решил привести свой хрупкий план в исполнение. Это хороший план, — подумал он. Гениальный в своей простоте. Гарри и Гермиона не могли быть собой рядом с ним. Рон не мог придумать, как поднять эту тему. Они явно зашли в тупик, и он должен был найти способ выйти из него.

Как? Очень просто: поймать их в действии.

Оу, ну не само действие, конечно. Это было бы уж слишком неловко. Ему нужно было поймать их в действие, а не само действие. Так и был разработан его План. А именно: красться по дому, пока не поймает их в умеренно озорных объятиях, и завалиться прямо к ним, как бы случайно, но при этом намеренно, а затем вести себя так небрежно и непринужденно, будто все так и должно быть, чтобы они наконец поняли, что его не беспокоят их изменившиеся отношения.

Звучало так просто на бумаге. Единственное возражение было высказано Наполеоном, который, услышав План Рона, немедленно поинтересовался.

— А что ты будешь делать, если застукаешь их и поймешь, что тебя это все-таки беспокоит? — Рон на мгновение растерялся: такую возможность он даже не рассматривал.

— Наверное, с воплями убегу прочь, — наконец ответил он.

Наполеон мудро кивнул.

— Это сразу устранит любую неловкость, — сказал он, изогнув темную бровь почти до линии волос. Свое замечание он сопроводил брошенным яблочным огрызком прямо в голову Рона, который не смог ответить ему чем-либо столь же мудрым.

Рон был абсолютно уверен в своем Плане. Идеальный способ разбить лед, создать заурядный неловкий момент на неприятную тему, над которой они потом все вместе посмеются. План откроет им дверь для конструктивного обсуждения, и они снова будут на равных. Блестяще.

Оставалась только одна проблема. Сначала ему нужно было их подловить.

Даже в своих самых невероятных фантазиях Рон и подумать не мог, что это будет так трудно. Учитывая высокий уровень их предполагаемой страсти друг к другу в сочетании с мрачными рассказами домочадцев о подслушанных полуночных сеансах в беседке и горячих вояжах по библиотечным полкам, он решил, что это должно быть несложно. Но пока все не было так.

В первую очередь он заручился поддержкой Джорджа в качестве своего сообщника. После некоторых первоначальных сомнений в правильности Плана (Джордж завел такую знакомую, но абсолютно бесполезную песню «Просто поговори с ними!»), в конце концов он присоединился к нему, как и ко всему, что включает в себя слово “скрытность”. Джордж провел Рону более подробную экскурсию по дому, указывая на маленькие укромные уголки и закоулки. По его словам, любимым местом для поцелуев Гарри и Гермионы, помимо их собственной комнаты, был читальный зал на втором этаже. Это была уютная маленькая комнатка в передней части восточного крыла, напротив личного кабинета Гермионы. К сожалению, его удаленное расположение и тот факт, что в него можно было попасть только из одной из двух спален, располагавшихся по бокам, не оставляли пространства для маневра. В нем некуда было спрятаться, и зал определенно не было местом, в которое можно было попасть случайно.

Библиотека была более многообещающей. По словам Джорджа, их ловили там не раз, и она было намного удобнее для осуществления его Плана. Большая комната, по большей части двухэтажная, за исключением того, что у восточной стены второй этаж был по сути широким балконом, на который можно было попасть по винтовой железной лестнице в углу. К тому же, этот балкон вел прямо к отдельному входу со второго этажа дома ... и эта дверь находилась аккурат рядом со спальней Рона. А еще библиотека была просто забита укромными уголками, большой мебелью и темными книжными шкафами. Наткнуться на кого-нибудь здесь? Сложнее этого не сделать.

Когда Рон почувствовал, что достаточно хорошо знаком с домом для воплощения своего Плана в жизнь, он сразу же приступил к работе. Он постоянно осознавал, что ступает по скользкой дорожке, шпионя за шпионами и даже не зная, как это делается. В конце концов, его первая (и, он надеялся, последняя) попытка скрытого наблюдения свелась к тому, что он просто выглядывал из-за углов, прислушивался к тому, что происходит за закрытыми дверями и крался по дому на цыпочках.

Временами Рон чувствовал себя полным идиотом. Однако он был вполне готов вынести эту нотку абсурда, если его План сработает. За поразительно короткий промежуток времени План превратился в Миссию, а Миссия стала его Целью. Какая-то часть его гадала, не поехал ли он крышей, другая часть шептала, что он вел себя постыдно, третья часть хихикала в безумном ликовании и чисто детском восторге от выполнения сверхсекретного задания. Ему не хватало только трубки для мыльных пузырей и картонного меча, и он будет готов к приключениям на заднем дворе или, возможно, в ветхом домике на дереве с табличкой на двери: «Девчонкам вход запрещен!»

Большую часть времени он старался сохранять голову холодной. Но одно можно было сказать наверняка: это было намного сложнее, чем он предполагал.

Независимо от того, насколько Рон был осторожен или насколько коварным он себя считал, он просто не мог поймать их вместе ... по крайней мере так, чтобы это было полезно Плану. Даже просто словить их в одной комнате оказалось миссией невыполнимой. Гарри с Гермионой работали в каких-то хаотичных беспорядочных графиках, а чередование дней с работой из дома для “его же блага” еще больше осложняло ситуацию. Бывало они могли даже разминуться на пять минут, когда один убегал на работу, а другой возвращался с нее, но чаще всего они лишь обменивались парой торопливых фраз в коридоре, пока кто-то в спешке засовывал свой ланч в портфель, а кто-то — устало снимал плащ и скидывал ботинки.

— Здесь всегда такая суматоха? — спросил он Лауру однажды вечером, когда они убирались на кухне после ужина.

Она пожала плечами.

— Да нет, не всегда. Но сейчас у всех голова кругом. Этого следовало ожидать, мы же организовываем свадьбу с почти четырьмястами гостями. Не самая легкая задача.

В этом она была права. Со времен Ночи Адмирала Борегара, той ночи, когда он разработал свой План, и часа не проходило, чтобы кто-нибудь не пришел или не ушел по свадебным делам. Если Гермиона была дома, она общалась с поставщиком провизии, портнихой, диковинным фотографом, который был настолько ярким геем, что по сравнению с ним даже Джастин казался капитаном королевской гвардии. Если Гарри был дома, он решал какие-то дела с заклинателем, секретарем по социальным вопросам Хогвартса, магом-специалистом по путешествиям. Лаура организовала других подружек невесты в целевые группы и практически заставляла их маршировать в ногу. Рону еще ничего не сказали о том, какую роль ему предстоит сыграть на свадьбе. Ему было до ужаса любопытно, но сам он не хотел поднимать этот вопрос.

Учитывая все эти обстоятельства, невероятно сложно было не то что красться по дому, но и вообще застать кого-то в приватный момент.

Пока что самое интересное, что он видел, — как Гермиона стригла Гарри волосы в зимнем саду, где можно было потом легко вымыть кафельный пол. Сначала это показалось ему многообещающим ... он видел и читал десятки сцен, в которых стрижки устраивались как прелюдия ... поэтому он наблюдал несколько мгновений из-за высокого дерева в исполинском горшке, но его надежды оказались тщетными. Возможно, это было из-за того, что в реальной жизни, к сожалению, не было душевного саундтрека, подталкивающего главных героев к романтическому настроению, так что Гарри просто сидел там, скрестив руки на груди, а Гермиона ловко стригла его волосы. Они болтали без умолку, но их разговор был удручающе банален. Они говорили о делах на работе, о запланированных на завтра задачах, связанных со свадьбой, о семейных проблемах тети Гермионы Джулии, о предстоящем визите Лили к ветеринару и о забавной истории, которую Гарри услышал на работе, с участием какого-то агента из отдела исследований и потерявшейся бутылки слизи. Когда они дошли до нее, стрижка уже была окончена, так что они просто разговаривали, Гермиона сидела в кресле напротив него, и вскоре они оба громко смеялись. Сцена заставила его улыбнуться, но это ему не помогло. Он шесть лет наблюдал, как они вместе смеются, болтают о том, как прошел день, и рассказывают друг другу случайные истории. Когда он наблюдал за ними вместе, они казались такими же, как и всегда: лучшими друзьями.

В этом и была проблема. Так многое в их поведении было похоже на то, какими он их помнил. Да, они обнимались, но он видел, как они обнимались и раньше. Да, Гермиона часто касалась плеча Гарри, проходя мимо него, но она делала так все время, и с самим Роном тоже. Да, им было явно легко и хорошо вместе ... но все это не было для него новостью. Остальные постоянно напоминали ему о том, что их отношения стали новыми и отличными от тех, что он помнил, но в то же время все, что он видел — те же самые отношения двух друзей. Он видел их каждый день, и каждый день он замечал кольцо на пальце Гермионы, но ему все же приходилось напоминать себе, что это Гарри надел его. Это Гарри любил ее, Гарри сделал ей предложение, это Гарри она любила и с ним делила постель. Рон знал, что это правда, он не сомневался в этом и все же почему-то не верил.

После того, как он провел в новом доме чуть больше недели, пять дней из которой активно реализовывал свой План, уверенность Рона в его успехе резко пошатнулась из-за события, которое про себя он прозвал Инцидентом.

Вечер начался довольно невинно. Большая часть домочадцев находилась в гостиной, в которой они собирались довольно часто. Гарри сидел за своим столом, Джастин валялся на полу с журналом. Джордж расположился у камина с прототипом новой метлы на коленях и рассматривал материалы в увеличительное стекло. Чоу не было дома, как и Гермионы. Рон растянулся на диване рядом с Лаурой, которая показывала ему фотографий Байликрофта до ремонта, хотя он мог уделять им лишь часть своего внимания ... остальное было занято ее непосредственной близостью.

На самом деле его внимание все больше и больше отвлекалось Лаурой. Рон замечал, что ее присутствие странно на него влияет. Он задавался вопросом, привлекала ли она его. Он так давно не испытывал этого ощущения, что не был уверен в своей оценке происходящего. Она была очень хорошенькой, гибкой и экзотической, ее темно-каштановые волосы спускались до талии и были мягкими и густыми, словно овечья шерсть. Что было еще хуже, с ней было весело, тепло и приятно находиться рядом. У них действительно еще не было времени познакомиться друг с другом поближе с момента их первой встречи, и он подозревал, что сегодняшнее “а-давай-посмотрим-фотоальбом” как раз было попыткой с ее стороны провести с ним немного времени. Рон приветствовал эту возможность, хотя и не думал о ней в романтическом смысле. Он даже представить себе не мог, что попытается с кем-то встречаться, когда и двух недель не провел среди живых, и, судя по всему, она совершенно и бесповоротно была занята. Конец истории.

Но это не значило, что он не мог наслаждаться ее обществом здесь, на диване, поэтому он с интересом слушал, как она рассказывала об особняке, его комнатах и ремонте. Ее истории были достаточно интересными, поэтому, когда дверь распахнулась, и в нее влетела Гермиона, Рон был раздражен этим вмешательством.

Его раздражение быстро сменилось тревогой, когда он увидел ее лицо; она была почти багряной от ярости. Он много раз видел ее рассерженной, но никогда настолько. Гермиона держала в руках смятую пачку бумаг и все еще была в плаще ...еще более тревожным было то, что все это время ее враждебный взгляд был устремлен на ее жениха.

— Гарри! — сказала она суровым и требовательным голосом.

Все в комнате обратили внимание на ее тон. Гарри моргнул, на его лице безошибочно читалось выражение страха.

— Что? — спросил он сбитым с толку и встревоженным тоном человека, который знает, что у него серьезные проблемы, но который понятия не имеет, что натворил.

Гермиона быстро и решительно подошла к его столу.

— Нам нужно поговорить, — сказала она, поджав губы.

— Ладно, давай выйдем в...

— Нет. Прямо здесь. Остальным тоже нужно это услышать.

Рон встревожился еще больше. Она была такой холодной и злой; ему было больно видеть, как она направляет свой гнев на Гарри, которого она якобы любила и с которым никогда не говорила так резко.

— Да в чем дело? — нахмурившись, еще раз спросил Гарри.

Она развернулась и сделала несколько шагов в противоположном от него направлении, затем остановилась и заговорила, обращаясь ко всей комнате, и к Гарри в том числе.

— Сегодня я обедала с Невиллом, и он сказал, что процентные ставки снова падают, поэтому я пошла в банк, чтобы узнать о возможном рефинансировании нашей ипотеки на дом. Мы с кредитным специалистом просматривали старые документы, ему пришлось заново открывать некоторые файлы, потому что он новенький и не знаком с нашими условиями, — она сделала паузу для эффекта. Рон видел, что Гарри молчал; казалось, он знал, что она скажет дальше. — Ребята, помните, как дешево мы взяли этот дом? Ведь он был в таком плохом состоянии и, предположительно, населен привидениями? Ну, так вот оказывается, сделка, которую мы заключили, изначально не была такой уж выгодной. Наш дом стоил дешево не из-за плачевного состояния, а потому что Гарри заплатил половину исходной цены в качестве первоначального взноса, а затем позволил нам профинансировать оставшуюся часть, не потрудившись нам этом сообщить.

Остальные домочадцы таращились друг на друга со смесью крайнего недоумения и удивления. Джордж поднялся на ноги.

— Гарри? Это правда?

Он кивнул.

— Да, правда, — Гарри оглядел их лица. — Слушайте, я видел, как вам всем понравился этот дом. У нас было столько прекрасных идей по его ремонту и обустройству, и мы все так и сделали! Мы бы никогда не смогли позволить себе его первоначальную стоимость, поэтому я просто пошел в банк и заключил сделку. Я хотел, чтобы у всех вас был этот дом.

Теперь уже Джастин был на ногах; впервые с момента прибытия Рона он не лучился добродушием.

— Ну спасибо тебе, Гарри, — саркастически сказал он. — Только мы не нуждались в твоей благотворительности.

— Благотворительности? Я хотел помочь!

— Может быть, — заметила Лаура, — но ты мог бы обойтись без того, чтобы мы чувствовали себя на несколько дюймов ниже. И ты должен был сказать нам! Мы должны были это обсудить!

Гарри явно начинал выходить из себя.

— Не понимаю, что я сделал такого ужасного! Все, что я сделал, так это...

— Все, что ты сделал — это предъявил себе больше прав на дом, чем у нас всех, — оборвала его Гермиона. — Мы должны были быть равноправными партнерами во владении этим местом! А теперь выходит, что ты... мажоритарный акционер! У тебя больше прав собственности, ты заплатил половину первоначальной цены плюс одну шестую оставшейся части! Ты можешь выгнать нас всех, если захочешь!

— Да с чего бы мне этого хотеть?!

— Дело не в этом! Просто все не так, как должно было быть! И ты знал, что мы никогда бы не согласились позволить тебе заплатить так много, иначе ты бы не сделал этого тайно! — Гермиона встряхнула бумагами, которые она все еще держала в руках ... видимо, бумагами по ипотеке... перед его лицом. — Знаешь, кем мы теперь себя чувствуем, Гарри? — воскликнула она. — Какими-то детьми малыми, которые не в состоянии ничего решить сами… или это ты нас такими видишь.

Гарри наклонился вперед, обращаясь к ней напрямую.

— Это не имеет к тебе никакого отношения.

— Нет, имеет! — закричала она. — Я думала, у нас больше нет секретов друг от друга! Ты поклялся, что рассказал мне все, ты сказал...

Вдруг Гарри ударил кулаком по столу, напугав всех.

— Давай только не заводи свою любимую песню про честность, — прогремел он, уже сам багровея от ярости. Остальные соседи по дому, включая Рона, перестали иметь значение. Теперь они уже были свидетелями того, что превращалась в очень личную ссору. — Можешь орать о секретах сколько угодно, но мы оба чертовски хорошо знаем, что у тебя и своих немало!

— Что это, черт возьми, значит?

— Куда ты уходишь, когда не находишься в офисе и мой Пузырь не может тебя найти? — сказал он, его голос внезапно оборвался, как будто он давно ждал подходящего момента, чтобы спросить ее об этом. — Как минимум раз в неделю!

Она выглядела ошеломленной.

— Думаешь, только в твоем отделе регулярно проводятся секретные собрания персонала? — спросила она. — Конечно, мы отключаем наши пузыри, вы тоже так делаете!

— Это ничего не объясняет!

— В чем ты меня обвиняешь?

— Ты мне скажи.

— О, хочешь поиграть в эту игру? Давай, но тогда у меня тоже есть пара вопросов! Что на самом деле произошло между тобой и Аллегрой прошлым летом перед Флоренцией?

Гарри выглядел так, будто она ударила его.

— Я рассказал тебе все, что произошло.

— Ты так сказал. Как я могу верить твоим словам, если ты лжешь мне даже о сраной ипотеке? Я знаю, что она все еще привлекает тебя. Она сексуальная, соблазнительная, загадочная и все такое, а я нет. Может быть, то, что она злая, делает ее еще более желанной, более запретной!

Выражение лица Гарри стало ледяным.

— Я думаю, тебе следует заткнуться, прежде чем ты скажешь то, о чем пожалеешь.

— Единственное, о чем я жалею — что поверила тебе, когда ты сказал, что у тебя больше нет от меня секретов! Больше я не совершу эту ошибку, так и знай!

— Знаешь, ты принимаешь абсолютно все на свой счет! Не могу поверить, что ты так взбесилась только из-за этого первоначального взноса! Может, у тебя самой совесть нечиста? Ну можешь снова вырубить свой Пузырь и пойти поплакаться Ллойду Ллевелину!

Гермиона громко ахнула, вздрогнув от его слов, как будто они буквально ударили ее.

— Да как ты посмел? — воскликнула она, чуть не расплакавшись, сжимая кулаки. — Как ты посмел выступить с таким оскорбительным, отвратительным обвинением? Боже, видеть тебя не могу!

— Ну так уходи! — закричал он. — Ты же в этом профи, да? Натренировалась уже на мне! Давай, возьми еще один творческий отпуск!

Они смотрели друг на друга в течение одного долгого, бесконечного мучительного момента, пока нижняя губа Гермионы не начала дрожать, и она не развернулась и не выбежала из комнаты. Все оставались неподвижными и молчаливыми, слишком потрясенные, чтобы двинуться с места или что-то сказать. Гарри просто стоял как вкопанный несколько секунд, а затем вернулся к своему столу. Он сделал вид, что возится с бумагами и книгами, его лицо странно дергалось. Он взял тяжелый том, с грохотом швырнул его обратно на стол, затем вышел, прижав руку ко лбу. Рон услышал, как где-то в доме хлопнула дверь, через мгновение тяжелая задняя дверь на веранду открылась и тоже захлопнулась.

— Иисусе, — пробормотала Лаура. Джордж и Джастин тоже вышли, оба странно подавленные, оставив Рона одного сидеть на диване с Лаурой.

Он был настолько сбит с толку конфронтацией, свидетелем которой только что стал, что едва мог осмыслить ее. Пожалуй, он не удивился бы, увидев как они ругаются… в конце концов, все ругаются… но это был так грубо, так лично. Казалось, они возвращались к старым, давно неактуальным аргументам, пока текущие вопросы оставались нерешенными. У Рона появилось тревожное чувство, пока он наблюдал за их ссорой, основываясь лишь на предыстории, которую знал весьма отрывочно. Очевидно, этот ссора уходила корнями в их общую историю, все еще остававшейся для него загадкой.

Рон не знал, как реагировать, поэтому решил довериться инстинктам. Он встал и последовал в направлении, в котором ушла Гермиона, но тут же почувствовал руку Лауры на своем плече.

— Не надо, — тихо сказала она.

— Я хочу убедиться, что Гермиона в порядке.

— Она в порядке. Дай ей побыть одной.

Рон повернулся и сменил направление, намереваясь последовать за Гарри, но рука Лауры снова оказалась на его плече.

— Лучше не стоит.

— Я должен что-нибудь сделать! — сказал он.

— Почему? Это не твое дело, и не мое тоже.

Он упал назад на диван.

— Часто такое случается? — наконец, спросил он.

— Что, ссоры? Нет, не очень. Они, конечно, ругаются время от времени… но чтобы так, честно говоря, впервые вижу.

Мгновение он колебался, затем снова встал.

— Я должен с ними поговорить.

Лаура затянула его обратно на диван.

— Я же сказала тебе, оставь их. Это не твое дело.

— Да как это, черт возьми, не мое! Они же мои лучшие друзья, я должен...

— Предоставить их самим себе, вот что ты должен. Они твои друзья, и это все, что ты знаешь о них. Ты не знаешь их как пару. А я знаю. И говорю тебе, лучше не лезть. Они сами разберутся.

— Откуда ты знаешь, что разберутся?

— Разберутся, как и всегда. Ты только хуже сделаешь, если попытаешься поиграть в миротворца. Уж поверь мне.

— И почему это я должен тебе верить? — спросил он, повышая голос. Ее всезнающий тон уже начинал бесить его. Да кем она себя возомнила, в конце концов? Экспертом? Если и существовал эксперт по этим двоим, так это был он, а не она.

Лаура отложила фотоальбом и повернулась к нему, на ее лице явно считывалось раздражение.

— Потому что я прожила с ними четыре года и наблюдала, как они вместе проходят все стадии! Я была с ними, когда они были друзьями, когда они стали любовниками, когда были вместе, и даже когда нет!

— Я их лучший друг, никто не знает их лучше, чем я, — возразил Рон.

— Ты знаешь, какими они были, Рон. Но понятия не имеешь, какие они сейчас. Если бы знал, не крался бы по дому в попытке поймать их вместе.

Ее заявление поразило его. Он и не подозревал, что кто-то знал о его Плане, кроме Джорджа и Наполеона.

— Что, черт возьми, ты знаешь об этом? — спросил он со все возрастающей яростью, которая была ничем иным, как попыткой скрыть смущение от того, что она поймала его.

— Больше, чем ты думаешь. Эй, это не мое дело. Хочешь вести себя как глупый подросток, играясь в шпиона и крадясь на носочках по всему дому — пожалуйста, даже не буду тебя осуждать, но не пытайся выставить себя экспертом по их отношениям только потому, что сто лет назад вы играли во Взрывного Дурака в гриффиндорской гостиной!

Рон разинул рот.

— И ты еще говоришь, что не будешь осуждать!

— Извини, я старалась изо всех сил.

— Я был в заключении больше десяти лет! Я немного отстал от жизни, но это едва ли моя вина!

— Я этого и не говорила. Я прекрасно понимаю все обстоятельства и нет ничего постыдного в этом. Но что стыдно — так это не признавать их и вести себя так, будто ничего не изменилось!

— Я не веду себя так, это все они! Почему они просто не могут быть собой при мне?

— А почему ты не поговоришь с ними как взрослый? — возразила она, ее лицо покраснело.

— И снова: ты говорила, что не осуждаешь меня.

— Я соврала. Осуждаю еще как и считаю это очень глупым. Послушай, мне очень жаль, что ты провел все это время в тюрьме, но сейчас-то ты на свободе и своими идиотскими играми только все усложняешь!

— Кажется, мы отошли от темы.

— Я так не думаю. Прямо сейчас в этом доме находятся двое очень расстроенных людей ... помимо нас, конечно ... о которых мы оба заботимся. Разница между нами в том, что я уважаю их как взрослых с их собственными отношениями друг с другом, которые со мной не имеют ничего общего. Ты же все еще цепляешься за идею, что знаешь их такими, какими они уже не являются, и вместо того, чтобы принять и признать, кем они стали, грызешься тут со мной на тему, кто из нас лучше их знает! — Лаура встала и бросил фотоальбом. — Не думал, почему ты так на этом зациклился? Не все во вселенной вращается вокруг них, понимаешь ... включая и твою жизнь. Тебе следует скорее обзавестись своей собственной, вместо того, чтобы копаться в их, — она выскочила прочь из комнаты, ее волосы подпрыгивали на ходу, а Рон остался позади, совершенно разъяренный.

* * *

Гарри просидел в беседке несколько часов, медленно и размеренно дыша. Он сидел очень тихо и неподвижно, пока его ноги не затекли, а спину не начало сводить. Он не смог прогнать непрошеные слезы, и теперь просто сидел здесь, смущенный, обиженный, злой и немного напуганный одновременно.

В своей голове он снова и снова слышал отголоски тех отвратительных вещей, которые она сказала, не менее отвратительных слов, которые он сказал в ответ. Он ужаснулся и самому себе, и ей. Как он мог обвинить ее в неверности? Гарри едва мог поверить в это.

Но она первая обвинила тебя, прошептал ему внутренний голос. Это не имело значения. У нее было больше оснований для обвинения, чем у него. Он, по его собственному признанию, поцеловал Аллегру. Тогда он сам рассказал Гермионе об этом инциденте, который она, казалось, поняла, но, возможно, он обеспокоил ее больше, чем она позволила ему увидеть. Гарри знал, что его собственные мучительные страхи, что она может обратить на кого-то внимание, не имели реальной основы ни в чем, кроме его собственной неуверенности и страха потерять ее. Ллойд Ллевеллин явно интересовался ею, но она так и не ответила на его внимание.

А потом он бросил эту фразу про творческий отпуск. Он приложил огромные усилия, чтобы убедить ее, что больше не испытывает боли из-за ее ухода. И все теперь было напрасно, ведь он использовал это как оружие в их глупой ссоре. А из-за чего? Проклятая ипотека.

Вот только не это ее расстроило. Ее расстроила ложь, а не деньги. Все было бы в порядке, если бы он сказал ей об этом давным-давно, если бы он рассказал им всем. Что его останавливало? Он не был уверен, и в этот момент не хотел копаться в собственных мотивах. Но даже учитывая его ложь, она казалась слишком рассерженной по этому поводу. Гарри не мог не думать, что там было что-то еще. Нет, — сказал он себе. Не накручивай себя. Этот путь ведет к безумию и ночам на диване.

Небо стало оранжевым и пурпурным, и с заходом солнца в воздухе пробежал холодок. Гарри взглянул на окна Чертога, в которых горел свет. Он попытался разглядеть ее там, но не смог различить четких контуров с такого расстояния.

Давай, старина, — сказал он себе. Будь мужчиной, сделай первый шаг.

Гарри встал и пошел обратно к дому, темное облако нависло над его головой. Ненавижу быть мужчиной, — проворчал он себе под нос.

Он медленно толкнул дверь Чертога, оглядываясь вокруг, неуверенный, найдет ли вообще ее здесь ... но она была тут. Гермиона сидела, свернувшись клубком, на одном из кресел у окна, прижимая подушку к груди, а ее любимое одеяло окутывало ее плечи. Она не подняла глаз, когда он вошел и когда пересек комнату, осторожно садясь на край кушетки, соблюдая минимальное безопасное расстояние.

Несколько мгновений Гарри просто смотрел на свои руки, не понимая, с чего начать. В конце концов он решил, что лучше начать с самого главного.

— Мне очень жаль, — тихо сказал он.

Гермиона повернула голову и посмотрела на него; он заметил, что ее лицо было мокрым от слез.

— Мне тоже, — прошептала она.

— Не могу поверить, что я...

— Шшш, — сказала Гермиона, поднимая палец, чтобы не дать ему договорить. — Не надо. Не будем снова переживать это. Мне жаль, тебе жаль, остальное может подождать.

Он нахмурился.

— Подождать чего?

Гермиона робко улыбнулась, затем поднялась на ноги. Она медленно подошла к краю кровати и повернулась к нему лицом, показывая взглядом, что он должен позволить ей взять инициативу на себя.

Он наблюдал, как она расстегивала пуговицы на своей рубашке и осторожными движениями стягивала ее с плеч. Ее глаза не отрывались от него, пока она снимала бюстгальтер, позволяя ему упасть на пол; она стояла перед ним, обнаженная по пояс, затем отвела взгляд и повернула голову, отвернув лицо и обнажая горло ... затем остановилась и стала ждать.

Ее посыл было настолько ясным, что он почти мог слышать ее голос, говорящий ему в голову. Меня ранили твои слова, — словно бы говорила она. Из-за твоего поступка я сказала то, что сделало тебе больно. И все же я предлагаю себя тебе и по-прежнему тебе рада. Я уязвима для тебя, потому что я сама решила быть таковой, и если ты снова захочешь причинить мне боль, ты можешь сделать это, и я позволю тебе, потому что люблю тебя ... но я верю, что ты не причинишь мне вреда, потому что я тебе доверяю.

Гарри стоял в нескольких футах от нее и смотрел на гладкие, бледные линии ее тела, на тени, отбрасываемые лампой, лежащие на изгибах ее шеи, и был тронут до глубины души. Он взял стеганое одеяло, которое она отбросила, и встал перед ней, ее голова все еще была отвернута от него. Он обернул одеяло вокруг ее плеч, прикрыв ее наготу, затем обхватил ее подбородок рукой и приподнял ее лицо, чтобы она посмотрела на него. Он подождал, пока она не взглянет ему в глаза и не поймет, что он хотел сказать, а затем поцеловал ее долгим и медленным поцелуем. Он чувствовал, как ее руки тихонько скользят к его талии, но больше не останавливал ее.

Они отошли на несколько дюймов друг от друга. Гермиона застенчиво посмотрела на него.

— Как думаешь … — она откашлялась и продолжила более уверенно. — Как ты думаешь, мы могли бы сразу перейти к примирительному сексу, а с самим примирением разобраться позже?

Гарри хотел немедленно согласиться, но осмотрительность заставила его засомневаться.

— Тебе не кажется, что само примирении все-таки важнее, чем примирительный секс? — спросил Гарри. — Мы ... сказали друг другу вещи, которые стоило бы обсудить.

— Да. И мы их обсудим. Но сначала я хочу тебя. Я хочу почувствовать, что ты меня все еще хочешь. Я хочу почувствовать снова нашу близость и хочу, чтобы ты показал мне, что несмотря на все ужасные ссоры, которые у нас есть и будут, мы все еще любим друг друга, — она отвела взгляд. — Наверное, звучит так по-детски.

— Нет, — прошептал он. — Это именно то, что я хотел сказать, но не хватило духа.

Она отошла и повернулась к кровати. Они разделись быстро и тихо, не помогая друг другу. Гермиона была уже на полпути, так что это заняло у нее не так много времени; она лежала под одеялом и смотрела, как он сбрасывает остатки одежды. Гарри давно перестал чувствовать стеснение из-за того, что обнажался перед ней, но по какой-то причине сегодня вечером он почувствовал укол боли, когда разделся до того места, которое она когда-то окрестила Большим Поттером. Он постоял так какое-то время, пока это чувство не прошло, побудив ее приподнять бровь.

— Хвастаешься?

Он покраснел и присоединился к ней под одеялом.

— Ничего, что ты еще не видела, — пробормотал он. Гермиона не ответила и казалась удивительно сосредоточенной... Он не подвергал сомнению ее отношение, напротив — он разделял его. Гарри был так встревожен и все еще возбужден, что казалось, что им просто нужно было поскорее покончить с этим. Обычно они тратили много времени и сил на прелюдию; сейчас они обоюдно решили ею пренебречь. Едва простыни под ними начали нагреваться, как она притянула его к себе, и он оказался внутри нее.

Потом Гарри думал, что несмотря на все удовольствие, которое они получили от примирительного секса, он был все же неудовлетворительно быстрыми и поверхностными. Через пять минут все уже было кончено, и он лежал напротив нее, уткнувшись головой во впадину ее плеча. Напряжение распространялось от их тел и потекло к краям кровати, в пространство, которое было для него почти священным. Сколько часов они провели вместе в этой постели? Часть этого времени была потрачена по прямому назначению, а именно на сон и секс, но это было далеко не все. Задушевные разговоры у изголовья кровати со сложенными простынями у них на коленях, множество часов комфортной тишины бок о бок и столько же часов с носами, застрявшими в книгах. Сколько часов они провели здесь, утешая друг друга в печали, сколько было напряженных дискуссий, которые иногда перетекали, а иногда не перетекали в споры? Сколько шутливых драк с щекотаниями, сколько завтраков в постель, сколько ночных кошмаров, сколько звонков в три часа ночи с работы? Каждый раз он просыпался, чувствуя приятный вес ее руки, лежащей на нем. Сколько раз он слышал, как она произносила его имя в темноте. Все это в этой постели. Они оскверняли свой храм, лежа здесь вот так, только что после самой отвратительной ссоры, их пульс все еще был частым от бессмысленного и бесполезного секса, в котором не было секса как такового. Если его цель заключалась в том, чтобы успокоить друг друга, эксперимент провалился.

Он начинал думать, что, возможно, следовало бы встать и держаться подальше от постели, когда что-то случается — жест настолько простой и инстинктивный, что должен был быть максимально искренним. Гермиона подняла руку и начала медленно гладить его по волосам. Он чувствовал, как ее ногти слегка царапают кожу его головы, пока она прочесывала его волосы медленными, ровными движениями руки. Он начал расслабляться, когда она прикоснулась к нему, ее пальцы остановились, чтобы обвести полукруглый контур его уха. Он сделал глубокий вдох и притянул ее ближе, чтобы они оказались лицом к лицу.

Гарри обнял ее за шею и слегка поцеловал, затем снова, когда почувствовал приглашение сделать это еще раз. Хотя на самом деле она не двигалась, он чувствовал, как она тянется к нему, поэтому продолжил свое наступление. Она запустила пальцы в его волосы и ответила поцелуем, выдохнув ему в рот.

Он не был уверен, как долго они так пролежали, целуя друг друга, он знал лишь, что это было очень, очень приятно. Это был как будто освобождающий опыт — просто целоваться ради самого действия, безо всяких ожиданий. Просто наслаждаться мягкостью ее губ, прижатых к его губам, и прикасаться друг к другу только потому, что они могли и хотели. Поцелуй может быть всего лишь поцелуем при других обстоятельствах, но когда вы лежите обнаженные в постели с вашим партнером по жизни, интимный поцелуй обычно являлся первым шагом на хорошо знакомом пути, ведущем к тому, что Наполеон бы назвал "хорошеньким трахом". Было немного странно, но очень приятно целоваться, не думая об этом пути и не задаваясь вопросом, к чему же он приведет.

Они целовались долго. Ни один из них не пытался двигаться дальше. Гарри четко осознавал, что происходило в его собственных мыслях, и он также знал, что Гермиона чувствовала то же самое. Он знал это, потому что мог ощущать, как она двигалась, как она ему отвечала. Долгое время никто из них не издавал ни звука. Когда Гарри покрывал ее подбородок серией нежных, медленных поцелуев, он услышал, как она глубоко вздохнула и прошептала «мой Гарри». Слова были настолько тихими, что он почти пропустил их, и был почти уверен, что она не осознавала, что говорила вслух. На нее это не было похоже, но все-таки удивительно подходило моменту. Я ее Гарри, — подумал он, и от этой мысли ему стало жарко. Я всегда был ее Гарри и ничьим больше. Когда я был с Аллегрой, Джинни или Ронин ... Я все еще принадлежал ей, и они это знали. Ее Гарри.

Наконец, после долгой серии поцелуев, они отстранились и теперь просто лежали, глядя друг другу в глаза. Гермиона довольно вздохнула.

— Почему мы сразу этого не сделали? — спросила она.

Гарри улыбнулся.

— Тебе так не терпелось заняться примирительным сексом.

— Я даже не знаю, почему. Секс явно не стоил усилий, но… так прекрасно было просто целовать тебя.

— Согласен, — кончиком пальца он очертил контуры ее лица, пристально глядя ей в глаза, — скажи мне, что на самом деле ты не ревнуешь к Аллегре.

Она снова вздохнула, но как-то разочарованно.

— Хотела бы я, но не могу.

— Знаешь… ты же не думаешь...

— Нет. Нет... Я правда не думаю, что ты к ней что-то чувствуешь, не больше, чем я к Ллойду Ллевеллину, — он печально кивнул. — Как будто все мои ночные кошмары вскипели и внезапно вылезли из моего рта сами по себе, — она пожала плечами. — Ты всего лишь человек, Гарри. По крайней мере физически Аллегра может привлекать тебя.

Он выпустил воздух сквозь зубы.

— Я могу смотреть на нее и видеть, как она изгибается в нужных местах в этом своем черном виниловым комбинезоне, но ... это видит только какая-то примитивная часть пещерного человека. Но я все-таки не пещерный человек, и я знаю, кого она из себя представляет. Она не привлекает меня.

Гермиона перекатилась на спину, глядя в стеклянный потолок, ее волнистые волосы в беспорядке лежали на подушке вокруг ее головы.

— Я ненавижу ее, — сказала она тонким сдавленным голосом. — Иногда мне даже страшно от того, как сильно я ее ненавижу. По всем понятным причинам, по которым все ее ненавидят, но еще и по другим причинам, имеющим отношение только ко мне. Я ненавижу ее, потому что она причинила боль мне, Рону, но в основном потому, что она причинила боль тебе. Я ненавижу то, что она заставила тебя что-то почувствовать к ней, и я ненавижу то, что она лежала здесь, на моем месте, в постели рядом с тобой. Я не знала, что способна ненавидеть кого-то так сильно, как ненавижу ее. Я думала, что выше этого, что я хороший человек, а хорошие люди так не ненавидят. И я ненавижу ее еще больше, потому что она вызывает во мне чувства, которые мне противны. Это какой-то бесконечный цикл, в котором я ненавижу ее, а потому ненавижу себя и из-за этого ненавижу ее еще больше, даже смешно становится, — Гермиона повернула голову и посмотрела ему в глаза; он увидел в них слабый блеск. — Но больше всего я ... ненавижу то, что когда-то ты принадлежал ей.

Гарри покачал головой.

— Я никогда не принадлежал ей, — сказал он. — Я всегда был твоим, — она улыбнулась, немного застенчиво, и он крепко обнял ее, пока не почувствовал, как тревога покидает ее тело. Гермиона повернулась спиной к его груди, и они прижались друг к другу под приятно тяжелым одеялом.

— Мне так жаль, что я не рассказал тебе об ипотеке, — сказал он.

— Ну что ж, теперь мы все знаем, — ответила она. — Но дело же на самом деле не в ней.

— Ох, я знаю.

— Еще один секрет, который ты от меня утаил, — она заколебалась. — Вот что я скажу. Я просто не буду больше спрашивать тебя, все ли ты мне рассказал, хорошо? Это избавит тебя от необходимости врать мне. Если захочешь со мной чем-то поделиться, я рядом в любое время. То же самое касается меня. Что думаешь?

— Честно? Похоже на временную меру.

— Может быть. Гарри, если что-то и относится к нам больше, чем к кому-либо еще, так это секретность и честность одновременно. Так?

— Да.

— Думаю, мы достигли точки, когда нам, возможно, придется просто согласиться с тем, что мы не можем знать все секреты друг друга, и что если мы что-то держим при себе, ну ... на то есть чертовски веская причина.

— Мне это не нравится. Наши определения чертовски веских причин могут сильно отличаться.

— Тогда я думаю, нам придется довериться друг другу. И пересмотреть то, что это значит для нас с тобой.

Гарри наклонился над Гермионой; она перекатилась на спину, чтобы смотреть на него снизу вверх.

— Мы снова и снова говорим, что доверяем друг другу свою жизнь, — сказал он. — Но этого недостаточно. Нам придется доверять друг другу и свои чувства.

Она улыбнулась.

— Помнишь, что я сказала Рону? Тебе нужно подписывать поздравительные открытки.

— Тогда моя первая будет “Мне так жаль, что я наговорил тебе все эти ужасные вещи. Простишь меня?

Она мигом протрезвела.

— Если ты простишь меня за те ужасные вещи, которые наговорила я.

— Договорились, — он снова поцеловал ее.

Гермиона отстранилась, и в ее глазах появился знакомый и такой долгожданный блеск.

— Не хочешь дать примирительному сексу еще один шанс? Но на этот раз мы все сделаем правильно.

Ответ Гарри, как и все лучшие ответы на подобные вопросы, был невербальным.

* * *

Остальные домочадцы сидели за ужином и мало разговаривали. Два пустых стула постоянно напоминали им о неприятной сцене, свидетелями которой они стали днем. Даже Чоу, которая все пропустила, была необычайно тихой, чувствуя общее напряжение ... напряжение не только между двумя их отсутствующими в данный момент соседями по дому.

Рон знал, что остальные должны были озадачиться, почему это они с Лаурой вдруг старательно стали игнорировать друг друга. Каким-то образом за столом они оказались сидящими рядом, что только усугубляло ситуацию. Рон ожидал, что их ссора утихнет, но с течением времени его собственное негодование только росло. Да кем она себя возомнила? Она же меня совсем не знает!

Он подозревал, что Лаура так накинулась на него, потому что могла чувствовать в нем угрозу. Она была лучшей подругой Гермионы и одной из друзей Гарри. Присутствие Рона могло немного отодвинуть ее на задний план. Но это было вполне естественно. Люди несут и делают всякую чушь, когда чувствуют угрозу.

Этим вечером он отказался от своего Плана. Впервые с момента его прибытия ему было совершенно не интересно, чем занимаются его друзья.

— Ну, по-моему, это хороший знак, — радостно сказал Джастин, нарушая долгую тишину.

— Что именно? — спросил Рон.

— Они не спустились на ужин, несмотря на умопомрачительный аромат от знаменитого Мясного Рулета Джорджа. Это определенно значит, что они где-то там мирятся, возможно жестко трахаются или соревнуются в том, кто больше попросит прощения.

— Надеюсь, ты прав, — сказал Джордж. — Ненавижу все это.

Чоу вздохнула.

— Да уж, когда Мамочка и Папочка ссорятся всем не до шуток, — она взглянула на их озадаченные лица. — Ой, ну хватит. Мы все ведем себя как маленькие детишки, съежившиеся в углу, потому что услышали, как их родители кричат друг на друга. Эй, я не издеваюсь. Я чувствую то же самое.

— Интересно, почему это так, — поинтересовалась Лаура.

— Потому что мы смотрим на них снизу вверх, — выдал Джастин, заставив всех уставиться на него с удивлением от серьезности его тона. Он смотрел на свою тарелку, нарезая еду, пока говорил. — Они наши герои, да и не только наши. Они защищают нас, борются за нашу безопасность, и мы идем к ним, когда чувствуем себя потерянными, — его слова встретила лишь тишина, тишина неоспоримости. — Все мечтают о таких отношениях, как у них, — продолжил Джастин, его голос снизился почти до шепота. — Когда им появляется угроза, мы тоже ее чувствуем. Это как узнать, что вся эта зеленая трава по ту сторону забора — просто сорняки.

Никто ничего не говорил после того, как Джастин произнес свой монолог. Единственным звуком был лишь звон столового серебра. Рон задумался над его словами. На данный момент у него было мало контактов с остальным волшебным миром, что его вполне устраивало. Он знал, что это произошло только лишь потому, что его семья и друзья активно защищали его от остального мира, и он также знал, что его собственная история была горячей темой с тех пор, как стало известно о его несмерти. Тем не менее, даже он уловил то, о чем говорил Джастин; ему не нужно было читать газеты, чтобы знать, что все, связанное с Гарри и Гермионой, становилось новостью. Он с трудом мог представить, какой был фурор, когда они объявили о своей помолвке ... и потом снова, когда они на время расстались.

Шаги на лестнице прервали его задумчивость, и через мгновение все оглянулись, когда Гарри вошел в кухню. Гермиона шла позади него, закалывая на ходу волосы. Рон почувствовал, как весь стол слегка прогнулся от облегчения, потому что, хотя они и не ... касались друг друга и не подавали никаких других внешних сигналов, сразу становилось очевидно, что они помирились. Оба улыбались, и их позы были расслаблены.

— Что-то здесь ужасно тихо, — сказал Гарри. — Джордж что, налепил партию каменных пирогов Хагрида?

Гермиона поспешила к столу.

— О, Его Величество Мясной Рулет, мой любимый!

— Специально для тебя, дорогуша. Экстра порция грибов.

Они уселись за стол. Как будто кто-то щелкнул переключатель, и все внезапно заговорили... хотя все-таки осторожно, никто не рискнул упомянуть о сегодняшних неприятностях. Рон попытался поймать взгляд Лауры, отчасти надеясь, что они увидят в этом знак и тоже помирятся, но когда ему наконец это удалось, ее лицо стало ледяным, и она сразу же отвернулась. Прекрасно, — подумал он. Как знаешь. Мне-то что.

* * *

План — Полевые Заметки

Вторник, 7 октября 2008

17:30 GMT

Цели замечены вместе прогуливающимися на террасе. Наблюдатель следует на осторожном расстоянии, укрываясь за мебелью и деревьями. Цели входят в лесную зону возле ручья. Наблюдатель преследует, сокращая дистанцию до радиуса слышимости разговора. Похоже, что Цели обсуждают ссору, произошедшую в понедельник, 6 октября. Наблюдатель подкрадывается ближе. Отвлеченный диалогом, Наблюдатель сваливается в ручей, промокая до колен. Цели останавливаются и оборачиваются, слыша всплеск. Наблюдатель сматывается. Ругательства бормочутся. Наблюдатель проклинает себя и очевидную глупость оного.

Вторник, 7 октября 2008

21:12 GMT

Наблюдатель незаметно пробирается на балкон второго этажа библиотеки, занимаясь разведкой. Сохраняя прикрытие в тени, Наблюдатель осматривает нижние части комнаты. Наблюдатель отмечает присутствие Цели B (белой женщины), занятой изучением книжных полок. Цель A (белый мужчина) отсутствует. Наблюдатель считает себя незамеченным в помещении до тех пор, пока Противник C (белая женщина), присутствие которой ранее не было замечено Наблюдателем из-за эффективной маскировки, громко не обращается к Наблюдателю, делая дальнейшую попытку сокрытия невозможной. Цель B приветствует Наблюдателя, выражая удивление из-за его нахождения там. Наблюдатель симулирует дружеское радушие и присоединяется к Цели B в основной части библиотеки. Противник С саркастически отступает, на что Наблюдатель отвечает невербальным выражением неудовлетворенности ее вмешательством.

Среда, 8 октября

12:45 GMT

Наблюдатель мониторит ситуацию изнутри частично открытой двери библиотеки, пока Цель А собирается на работу после краткого возвращения домой на обед. Цели беседуют в фойе, пока Цель А готовится к отъезду. Расстояние исключает любой протокол диалога, но на основе контекста и языка тела Наблюдатель определяет, что обсуждаемые темы касаются текущих планов по предстоящей свадьбе. Поскольку отправление Цели А неизбежно, Наблюдатель видит возможность решения своей Задачи в форме обмена физическими знаками привязанности перед расставанием. Когда Цель A надевает верхнюю одежду и, кажется, приближается к Цели B, Цель B приветствуется Противником C из кухни. Цель B отвлекается, а Цель A поднимает свой портфель; Цель В приносит устные извинения и выражает надежду увидеть Цель А позже. Цель А отвечает тем же и уходит. Наблюдатель следит за продвижением Цели B на кухню, а затем замечает, что Противник C, все еще видимый в дверном проеме, осведомлен о его присутствии и наблюдении за предыдущей сценой, о чем свидетельствуют ее приподнятая бровь и презрительное выражение лица, направленное на Наблюдателя. Наблюдатель удаляется из библиотеки, негласно озвучивая сомнения относительно семейного положения родителей Противника C.

Четверг, 9 октября 2008

19:00, GMT

Наблюдатель, не добившись заметного успеха в своей существующей стратегии, принимает новую методологию для решения Задачи. Благодаря тщательной расстановке мебели в кабинете Наблюдатель может сесть в кресло с высокой спинкой лицом в дальний угол, делая себя почти невидимым для остальной части комнаты, но из которого он может наблюдать за кабинетом в отражение из окна и книжного шкафа со стеклянным фасадом, находящимся прямо перед ним. Наблюдатель занимает наблюдательную позицию и ждет возможности проследить за Целями и затем выдать себя.

За три часа мониторинга Наблюдателю не удалось вступить в визуальный контакт ни с Целью А, ни с Целью В. Он наблюдает за Нейтральным D, занятым музыкальными экспериментами на фортепиано в течение последних 36 минут. Наблюдатель отмечает, что Нейтральная Е (азиатская женщина) пишет совиное письмо в течение 17 минут. Наблюдатель видит, как Союзник F (белый мужчина) входит и выходит несколько раз в течение десяти минут, очевидно, участвуя в поисково-спасательной операции потерявшейся перчатки. В течение последних 77 минут своей операции Наблюдатель вообще ничего не наблюдает, поскольку впал в бессознательное состояние.

Наблюдателя внезапно возвращает к активному наблюдательному статусу громкий голос Противника C, чья голова видна в отражении окна прямо перед ним, когда она обнаруживает его положение. На запрос объяснить цель своего присутствия, Противник C выражает преувеличенное сожаление по поводу прежнего бессознательного состояния Наблюдателя и сообщает ему о недавнем присутствии Целей A и B, сидевших на соседнем диване и участвовавших в различных непристойных действиях, которые не следует описывать в официальной документации. Наблюдатель сначала сбит с толку, но быстро осознает, что противник C сфабриковал данное наблюдение, после чего пытается покинуть комнату. Противник C блокирует выход и требует полного отчета о наблюдении Наблюдателя за Целями A и B в рамках текущего дежурства. Наблюдатель напоминает Противнику C, что запрашиваемая информация строго служебная.

Противник C оспаривает данную политику.

Начинаются шумные дебаты.

Пятница, 10 октября 2008

20:32, GMT

Наблюдатель проводит приятный вечер в компании Целей A и B, участвуя в неожиданных беседах на самые разные темы. Наблюдатель несколько раз напоминает себе о Задаче, но его решимость несколько пошатнулась перед лицом его возможной жалкой неудачи. Наблюдатель ставит под сомнение моральное обоснование своей Задачи, но убеждает себя, что должен быть уже совсем близко. Заметив признаки усталости, Наблюдатель извиняется и поднимается по главной лестнице, скрываясь в шкафу, из которого он может наблюдать за прогрессом Целей. После проверки на коварное присутствие Противника C в непосредственной близости, Наблюдатель успокаивается и остается наблюдать за Целями.

Спустя какое-то время Цели были услышаны на лестнице, где они тихо разговаривали. Цели входят в гостиную на втором этаже, весело обсуждая общие воспоминания и обнадеживающие планы. Они останавливаются в центре живой галереи, и Цель A поворачивает Цель B к себе лицом. Наблюдатель увеличивает свою внимательность. Цель A выражает восхищение внешним видом Цели B сегодня вечером; Цель B благодарит его и улыбается. Цель A поднимает одну руку, чтобы коснуться лица Цели B, и начинает наклоняться ближе.

Цели прерываются прибытием большой полярной совы, несущей письмо. Наблюдатель ненадолго отвлекается, когда забывает, что удар головой о стену должен быть символом разочарования, а не причинения физического вреда. Цели обсуждают прибывшую совиную почту, после чего Цель А спешит обратно вниз по лестнице. Цель B кажется обеспокоенной; через мгновение она продолжает свой путь в спальню.

* * *

— Неужели тебе нужно уходить прямо сейчас? — спросила Гермиона, наблюдая, как Гарри собирает сумку с вещами на ночь. Она присела на край кровати, стараясь вести себя как можно более непринужденно.

— Боюсь, что да, — рассеянно ответил Гарри. Она знала, что в мыслях он уже наполовину не здесь. — Там заложники, и ситуация быстро ухудшается. Я в списке экстренной оперативной группы по освобождению, мне нужно идти.

Она вздохнула.

— Хорошо, я буду сопротивляться желанию надуться.

Он на секунду прекратил свои сборы и улыбнулся ей.

— Я это ценю.

— Но все-таки… ох, Гарри, мы все должны были поехать завтра утром в загородный дом Артура и Молли в Девоншире! Большой семейный уикенд для Рона!

— Боюсь, тебе придется разбираться с этим большим семейным весельем без меня.

— Будет совсем не то.

— Ничего не могу поделать, дорогая, извини.

Она скорчила лицо.

— Хотела бы я, чтобы меня тоже вызвали. По крайней мере, мы могли бы отправиться туда вместе.

Он поднял бровь.

— Разведка мало чем поможет, когда люди уже заперты внутри дома.

— Я знаю, знаю. Просто говорю, — она вздохнула. — Когда ты вернешься?

— В воскресенье днем.

Она удивилась такой четкости его ответа, ожидая привычное “я не знаю”.

— Правда, в воскресенье днем? Как ты можешь быть в этом уверен?

— Потому что нам разрешено проводить операции под противопроляктными чарами максимум двадцать четыре часа подряд, потом они начинают плохо влиять на концентрацию. Сегодня вечером меня введут в курс дела, а потом погрузят в сон. Я приступлю завтра рано утром. Если ситуация не разрешится, меня в любом случае выведут оттуда в воскресенье утром, а затем проведут допрос. Так что в воскресенье днем я уже буду дома. Возможно, даже раньше. Я дам знать, если освобожусь пораньше.

Гермиона кивнула, глядя, как он закрывает сумку, и ненавидела все это. Его вызывали не в первый раз, и далеко не в последний. Иногда вызывали ее. Каждый раз она ненавидела это чувство.

— Будь осторожен, ладно?

Он улыбнулся, натягивая свой полевой плащ.

— Конечно, — Гарри взял свою сумку и подошел к кровати, чтобы поцеловать ее. — Увидимся в воскресенье.

Гермиона встала, чтобы посмотреть, как он уходит. В дверях он помедлил, поставил сумку и вернулся, чтобы привлечь ее к себе и поцеловать снова, более основательно.

— Удачи, — прошептала она ему в плечо. — Я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

— Буду ждать, когда ты вернешься.

Он поднял свою сумку с того места, где ее оставил.

— Теперь есть причина поскорее вернуться, — сказал он, подмигивая ей и закрывая за собой дверь.

* * *

Рон наконец сдался и ушел в свою комнату, где Гарри и нашел его с сумкой в руке.

— Вызвали куда-то? — спросил его Рон.

— Боюсь, что да. Прости, приятель, но мне придется пропустить наш уикенд.

— Не думай об этом. Я так понимаю, ты на побегушках у целого мира. Включай свой старый Бэтсигнал и вперед, — Гарри только смутно улыбнулся, выглядя озадаченным. — О, ты, наверное, не знаешь о Бэтсигнале. Не бери в голову. Просто аккуратней там.

— Обязательно. Передавай всем от меня привет.

— Конечно, старина, — Гарри улыбнулся и ушел, выглядя слегка рассеянным, за что его, как думал Рон, можно было легко простить, учитывая обстоятельства.

Рон подождал, пока входная дверь захлопнется после Гарри, затем поднялся по лестнице к двери в Чертог. Он мягко постучал.

— Гермиона?

— Входи, Рон, — услышал он ее голос. Он входил в их комнату, борясь с чувством, что вторгается на чужую территорию. Гермиона сидела на одном из кресел у окна в пижаме и расчесывала волосы. Рон пересек комнату и сел напротив нее.

— Я только что видел Гарри, — начал он.

Гермиона кивнула, выдавливая улыбку.

— Мне жаль, он пропустит наш грандиозный уикенд, — сказала она.

— И когда он вернется?

Она вздохнула, глядя на свою расческу.

— В воскресенье днем, — Гермиона немного поерзала. — Как думаешь, твои родители не будут против, если я вернусь домой из Девоншира в воскресенье, а не в понедельник вместе с остальными?

— Нет, конечно нет.

— Просто я бы хотела быть здесь, когда он вернется. Да и у нас давно уже не было возможности побыть наедине.

— Это будет здорово для вас. Дом ваш до понедельника, уверен, вам бы не помешало немного тишины и покоя после всей этой суматохи.

Гермиона потянулась и взяла его за руку.

— Мы не против суматохи.

Рон посмотрел на их сцепленные пальцы.

— Ты волнуешься, когда его нет, так ведь?

Она тихо усмехнулась.

— Я все время волнуюсь, Рон. Когда он в отъезде, когда нет, когда он стоит рядом со мной. Я переживаю этот изнуряющий, бесконечный цикл, о котором никогда ему не расскажу. Это просто данность моей жизни. Заботиться о Гарри — значит постоянно о нем беспокоиться. Издержки профессии. Но ты же и сам это прекрасно знаешь.

— Он беспокоится о тебе точно также.

— Я знаю. И да, все гораздо хуже, когда он уходит. Сейчас он просто отправился помочь справиться с опасной ситуацией. Конечно, не такой опасной, как некоторые, но все же, — она вздохнула. — С ним все будет в порядке, как всегда.

Рон сжал ее руку.

— Ты сможешь заснуть?

Она улыбнулась.

— Конечно. Не зацикливайся на этом. Он ушел далеко не в первый раз, и уж точно не в последний. Я ... уже привыкла.

— Ну что ж, чтобы отвлечься, в твоем распоряжении будут все отпрыски чертового клана Уизли… и еще Чоу, Джастин и Лаура.

Гермиона какое-то время задумчиво смотрела на него.

— Кстати говоря, что там у вас с Лаурой? Вы поссорились или что?

Он прочистил горло.

— Почему ты спрашиваешь?

— Оу, я просто почувствовала некоторое… ммм, напряжение.

— Думаю, мы все еще присматриваемся друг к другу.

Гермиона на мгновение задержала на нем взгляд.

— Ага, — сказала она с сомнением. — Что ж, может ты сможешь поговорить с ней в эти выходные.

— Ммм… да, конечно. Может быть.

* * *

— Куда это ты, черт возьми, собираешься?! — прогремела Лаура.

Рон подпрыгнул, пораженный ее внезапным появлением.

Вот и все, не ускользнул ты незамеченным, — подумал он. Во дворике загородного дома его родителей было пусто, все остальные спустились к озеру, кроме Гермионы, которая уехала этим утром в Байликрофт.

— Что ты делаешь? — прошипел он Лауре.

— Здесь я задаю вопросы! — ответила она.

— Потише, а то остальные захотят узнать, в чем дело!

— О, так ты об этом переживаешь? Они все равно узнают, что ты свалил. Знаешь, я предполагала конечно, что этот твой План перерос в одержимость, но я и подумать не могла, что он стал уже абсолютной манией!

— Не понимаю, о чем ты говоришь! — он и сам не знал, кого пытается обмануть. Улизнуть воскресным утром, никому ничего не сказав, — вряд ли это такое уж невинное занятие.

— Да ты же в Байликрофт собрался, а? Гарри должен вернуться домой сегодня днем, и ты хочешь прокрасться туда, чтобы подловить их!

— Вот это дедукция, Шерлок.

— И как ты туда попадешь? Ты не можешь аппарировать!

— Я возьму машину Джорджа.

— Ты не умеешь водить!

— Могу, Наполеон научил меня на прошлой неделе.

— Так что, покажешься там просто так и все?

Он отошел от машины и остановился перед ней, сразу почувствовав, насколько жизненно важно было убедить ее.

— Слушай. Это мой большой шанс. Он возвращается домой после какого-то задания. Они думают, что одни дома! Все может закончиться уже сегодня!

Она потрясенно покачала головой.

— Ты совершенно потерял связь с реальностью. Ты готов отнять у них первую за долгое время возможность побыть вдвоем, просто чтобы ты смог преодолеть какой-то странный психологический блок в своей голове!

— Дело не во мне, а в нас троих! Как только я раскрою себя, мы, наконец, сможем поговорить обо всем открыто! Они должны знать, что быть самими собой при мне совершенно нормально.

— Проблема только у тебя, Рон. Ты должен решить ее сам, не пачкая грязью своих друзей. Это все так ... так гнусно. Ты просто собираешься ждать, пока они не окажутся в нужном настроении, а затем набросишься на них?

— Никакого водевиля, но вообще верно, — он бросил сумку на заднее сиденье машины Джорджа.

— Как ты будешь оставаться вне их поля зрения до этого момента? И они же заметят машину!

— Я припаркую ее в роще за воротами и пойду к дому пешком ... и у меня есть это, — сказал он, залезая в карман плаща и вытаскивая горсть серебристой ткани.

Лаура уставилась на него.

— Ты украл мантию невидимку?!

— Одолжил! Одолжил! Слушай, он не будет возражать, если я воспользуюсь ей по уважительной причине.

Она просто моргнула, несколько раз открывая и закрывая рот.

— В этом предложении столько всего неправильного, что я даже не знаю, с чего начать.

— Тогда не стоит, просто дай мне с этим разобраться.

— Рон, подожди… подумай хотя бы об этом. Как ты вообще объяснишь, что ты дома? Ты должен быть здесь с нами до завтрашнего утра!

— Я просто скажу, что захотел вернуться и повидать Гарри, а затем поехать навестить Джинни в Лондоне, так как они с Драко не смогли сюда приехать.

— Тогда они удивятся, почему ты решил припарковаться за воротами!

— Скажу, что приехал на Ночном Рыцаре.

Она выглядела так, будто хотела высказать еще одно возражение, но ни одно из них не сорвалось с ее губ. Наконец она сдалась.

— Ну, кажется, ты определенно обо всем подумал.

— Возвращайся к остальным, сегодня слишком прекрасный день, чтобы стоять тут и ругаться.

— Поверь мне, последнее, чем я хотела бы заниматься, это стоять во дворе и спорить тут с тобой.

— Тогда что ты до сих пор тут делаешь? Уходи и занимайся своими делами!

Она печально покачала головой.

— Ладно, Рон. Ты выиграл. Делай, что считаешь нужным. Но если у тебя получится ... что ж, Гарри и Гермиона узнают о тебе куда больше, чем ты о них, — она повернулась и зашагала за дом. Рон не стал терять ни минуты. Он сел в машину Джорджа и завел двигатель.

Просто придерживайся Плана, — сказал он себе. Скоро все закончится.

К тому времени, как Рон припарковал машину Джорджа у ворот Байликрофта и подбежал к дому, скрытый плащом Гарри, было уже за полдень, и ярко светило солнце. Он двигался быстро, держась поближе к деревьям, обрамляющим дорогу. Плащ-невидимка позволял вам оставаться незамеченным, но не мешал отбрасывать тень, поэтому при использовании его на открытом пространстве нужно было соблюдать осторожность.

Рон обошел заднюю часть дома по веранде, на ходу заглядывая в многочисленные окна. Он нигде не видел Гермиону, хотя знал, что она была внутри ... он видел через окно рядом с входной дверью, что ее плащ висел на крючке. Его целью была узкая дверь, которая открывалась в коридор, пролегавший между кухней и столовой. Он был не проходной, и окно в нем находилось почти под потолком, так что он мог быть уверен, что при входе его не заметят.

Он тихонько проскользнул внутрь и вошел в центральную галерею. Комната зимнего сада открывалась перед ним, утонувшая в кафельном полу, как сверкающая призма. Он остановился и склонил голову, прислушиваясь к любой активности. Он ничего не слышал.

Пройдя через дом, Рон наконец обнаружил Гермиону читающей в кабинете на втором этаже, который, по иронии судьбы, находился прямо через восточный коридор от его собственной комнаты. Он остановился в дверном проеме и смотрел на нее, прижавшуюся к углу потрепанного кожаного дивана и одетую в леггинсы и джемпер. Она выглядела такой домашней и беззащитной, ее очки сидели на кончике носа, волосы собраны в низкий хвост, колени подтянуты под себя, а на них лежал экземпляр «Ребекки». На столе рядом с ней стояли кружка чая и недоеденный бутерброд.

Рон слегка улыбнулся, чувствуя сильное искушение сбросить плащ и плюхнуться рядом с ней, чтобы приятно поболтать или, возможно, самому почитать книгу, но он помнил о Плане. Гарри скоро будет дома ... все, что ему нужно было сделать, это не попасться до тех пор.

Рон уселся в удобное кресло в гостиной, глядя через открытые двойные двери в холл, откуда он мог беспрепятственно видеть возвращение Гарри, когда бы он ни вернулся. Вскоре после прибытия сюда он решил, что было бы несколько, ну, жутковато просто преследовать Гермиону по дому, поэтому он оставил ее в покое, расположился на этом своем посту наблюдения и задремал. Он проснулся только один раз ближе к вечеру, когда услышал движение наверху.

Рон тихонько пробрался на второй этаж в жилую галерею как раз вовремя, чтобы увидеть как Гермиона спускается по лестнице из Чертога, переодетая в джинсы и шелковую блузку, с аккуратно расчесанными волосами. Она хочет хорошо выглядеть для Гарри, когда он вернется, — подумал Рон. Это так... мило. Он видел, как она вошла на кухню, а затем вернулась в свой кабинет.

Рон сидел там, на всякий случай стараясь не двигаться слишком часто. Было так странно находиться здесь, в доме, с женщиной, которая считала, что она здесь одна. Еще более странным было стоять рядом с ней и быть полностью проигнорированным. Отчасти он даже верил, что она каким-то образом инстинктивно чувствовала его присутствие, несмотря на мантию невидимку, хотя она ничем и не показала этого.

Он был полон решимости. Это был его лучший шанс. Все могло закончиться прямо здесь. Он мог достичь своей Цели, и все могло бы вернуться на круги своя, когда все трое станут совершенно расслаблены и больше ничего не будут скрывать друг от друга. Он не облажается. Ведь он был человеком с Миссией.

Оглядываясь назад, он подумал, что, вероятно, неизбежно бы заснул во время ожидания. Фактически, он даже не осознавал, что заснул, пока его не разбудил звук закрывающейся входной двери. Он моргнул и быстро встал, сохраняя присутствие духа, чтобы убедиться, что плащ надежно закрывает его. Он слышал голоса, но никого не видел. Рон подошел к двери гостиной как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гарри поднимается по лестнице с сумкой в руке. Гермиона шла на кухню.

— Поставь свои вещи, я сделаю тебе чай, — говорила она.

Рон разочарованно стиснул зубы. Невероятно! Он все пропустил! Гарри вошел в парадную дверь и, по-видимому, поприветствовал Гермиону в какой-то нежной манере, а он заснул и, черт возьми, все пропустил.

Может еще не слишком поздно, подумал он. Она принесет ему чай… если я буду действовать быстро, я все еще могу спасти ситуацию. После минуты мучительной нерешительности он повернулся и побежал вверх по лестнице, его кроссовки не издавали ни звука на мраморных ступенях.

Он снова вышел в гостиную галерею, в которой было совершенно пусто. Он колебался, не зная, куда идти дальше. Ему не хотелось подниматься по лестнице Чертога; она была узкой, как и коридор наверху, который вел к самой комнате ... если бы он встретил Гарри, спускающегося вниз, он бы непременно наткнулся на него. С другой стороны, он может вообще не выйти, тогда Гермиона просто присоединится к нему там. Может, ему стоит сейчас подняться в их комнату. Но опять же, действительно ли он хотел застрять с ними в их спальне? Это вывело бы его план на совершенно новый уровень вуайеризма, который даже ему не нравился.

Пока Рон колебался, решение было внезапно принято за него. Гарри спустился по лестнице Чертога, выглядя чертовски усталым и выжатым. Он развернулся и вошел в дверной проем рядом с лестницей, ведущей в восточное крыло дома. Рон поспешил за ним. Он не мог поверить в свою удачу, когда Гарри направился в оранжерею.

Это была необычная комната из-за самой архитектуры дома. Северная башня была изолированной на третьем этаже, как раз там, где находился Чертог. На первых двух этажах она представляла собой полукруглый выступ на северной стене дома, придавая двум комнатам в ней, а именно зимнему саду и столовой, необычную форму. На втором этаже полукруглая часть башни была фактически занята богато украшенным балконом, выложенным сложной мозаикой и окруженным каменными колоннами, поддерживающими башню сверху. На этот балкон можно было попасть через зимний сад — комфортабельную элегантную комнату, которую соседи по дому иногда использовали как своего рода переговорку.

Выбор Гарри именно этой комнаты был удачным для Рона, поскольку она разделяла необычную архитектурную особенность с рядом других комнат в этом доме ... в ней были окна, выходящие в коридор. Это означало, что Рон мог наблюдать за своими Целями, не входя в комнату, что значительно упростило бы выбор момента, когда он мог ворваться к ним в соответствии с Планом.

Он стоял у одного из окон, наблюдая за Гарри, который просто стоял у французской двери и смотрел через балкон на задний двор. Его плечи были слегка опущены, а одежда выглядела помятой, как будто ему пришлось в ней спать.

Рон услышал позади себя шаги. Гермиона прошла мимо него в зимний сад, неся поднос с двумя кружками чая. Она поставила его на стол и протянула Гарри одну из кружек. Он взял ее, но не стал пить чай, просто стоял, держа кружку и глядя на нее. Гермиона села на подлокотник ближайшего кресла и стала наблюдать за ним.

— Не хочешь рассказать мне, что случилось? — наконец спросила она.

Гарри вздохнул и отвернулся от окна.

— Знаешь, кто это был? Я имею в виду того парня, который держал заложников?

— Кто?

— Дуг Толан.

Гермиона ахнула; имя явно ей о чем-то говорило, хотя Рон никогда его не слышал.

— О боже, — сказала она. — Что с ним произошло?

Гарри только покачал головой.

— Понятия не имею. Последнее, что я знаю, он все еще был регулятором (как когда-то Наполеон и Джек Лью из первой части, который передал свои знания Сорри — прим.пер.) где-то в Финляндии. Похоже, что в какой-то момент он свернул не туда.

— Думаешь, ему помогли свернуть не туда?

Гарри пожал плечами с видом безнадежно уставшего человека, который был больше не в силах об этом думать.

— Может быть. Я знаю лишь то, что он ворвался в дом этой невинной семьи в Дарбишире. Семейная пара и их трое маленьких детей.

Гермиона поставила кружку.

— Какие у него были требования?

Глаза Гарри были растерянными, непонимающими.

— В том-то и дело. Он ничего не требовал. Ничего не просил, ни выкупа, ни сил, ничего. Просто заперся с ними внутри и угрожать убить их. Когда я прибыл туда, все были в тупике. Он ничего не говорил. Никто не мог пройти через запечатывающие чары, которые он развесил по всему дому ... Собственно говоря, именно поэтому меня и вызвали.

— Ты тоже не смог туда пробраться?

— Я пытался. Я пытался прорваться, я пытался поговорить с ним ... все без толку. Я часами сидел на крыльце и разговаривал с окном. Никакого ответа. Я слышал, как он бредит, как плачут дети, а родители умоляют Дуга отпустить своих детей и ... — он замолчал, тяжело сглатывая. Рон уже знал, что счастливого конца не случилось. Гарри был слишком расстроен, а если бы ему удалось спасти всех, он бы таким не был.

Гермиона встала и встала рядом с ним, ее лицо выражало нежность и абсолютное понимание.

— Что произошло?

Гарри вздохнул.

— Дуг заорал, что собирается убить кого-то из детей, и прозвучало так, будто на этот раз он действительно собирался это сделать. Мужчина умолял Дуга убить его и оставить в живых его жену и детей, — Гарри запнулся. — Я решил еще раз попытаться ворваться в дом, пока Дуг был занят семьей. Я закрыл глаза и попытался собрать всю до последней капли магию, которую только мог, но ... прежде, чем я успел что-нибудь сделать, раздался такой ужасный крик из дома, и чары развеялись сами по себе, — он встретился глазами с Гермионой. — Я побежал внутрь и обнаружил, что Дуг убил двоих детей, а затем и себя.

Гермиона ахнула, прижав ладонь ко рту.

— Гарри... Мне так жаль.

— Это было ужасно, — прошептал Гарри, глядя в пустоту, и сцена, о которой он рассказывал, вероятно, воспроизводилась перед его глазами. — Родители плакали и держали своих мертвых детей ... и тот, что выжил, самый старший, бил Дуга по телу. Думаю, мальчику не больше десяти. Он просто бил его снова и снова своими маленькими кулачками… — Гарри снова замолчал и сделал глубокий дрожащий вздох. — Я был недостаточно быстр.

— Ты сделал все, что мог, — мягко сказал Гермиона, сжимая его ладонь в своей.

— Этого оказалось недостаточно, чтобы спасти этих детей или остановить Дуга.

Рон смотрел в лицо своего друга, чувствуя себя ничтожнее, чем слизняк. Это было то, с чем Гарри приходилось иметь дело в своей жизни, а на что он тратил свое время? Носится со своими идиотскими схемами. Лаура права, — подумал он. Я потерял связь с реальностью.

Гермиона потянулась и притянула Гарри к себе.

— Иди сюда, — тихо сказала она. — Все позади, сейчас ты дома, все кончено. Выбрось это из головы.

Гарри положил голову ей на плечо и обнял ее; она гладила его по волосам и шептала ему на ухо слова утешения. Рон зачарованно наблюдал за ними; стыд, накрывший его несколько мгновений назад, быстро исчез, когда перед ним снова замаячила его Цель. Он был поражен их вовлечением в объятие; оно превзошло простой физический контакт и достигло определенного уровня близости, который не имел ничего общего с механическим жестом утешения. Рон видел, как Гарри начинает расслабляться в ее руках, как будто он заряжался от ее прикосновений.

Гермиона отстранилась и мягко коснулась его лица, улыбаясь.

— Я так рада, что ты дома, — сказала она.

Он улыбнулся в ответ.

— Я тоже.

Когда они поцеловались в первый раз, Рон почувствовал легкое вуайеристское возбуждение, но оно быстро прошло. Когда они поцеловались во второй раз, он ощутил прилив торжества из-за близящегося успеха своего Плана. Ха! Попались! — подумал он. Когда они поцеловались в третий и последний раз, по-настоящему отдаваясь своим чувствам и расслабляясь, он не мог поверить своей удаче.

Однако ликование было недолгим. Через несколько секунд Рон внезапно получил подтверждение жизненного урока, который он впервые услышал в исполнении Мистера Спока, а именно: желание часто доставляет гораздо больше удовлетворения, чем обладание.

Столь же быстро становилось очевидно, что наблюдать за целующимися людьми, когда они знают, что на них смотрят — совсем не то же самое, что наблюдать за целующимися людьми, которые думают, что они одни.

Рон видел (или думал, что видел) страстные поцелуи и раньше, но стоя там и наблюдая, как двое его лучших друзей разносят его предубеждения вдребезги, он понял, что те или были полностью выдуманы, или же целующиеся сильно сдерживались из-за присутствия других людей.

Он стоял с открытым ртом, совершенно ошеломленный. Какая-то его часть знала, что ему следует отвернуться, но он ничего не мог с собой поделать, это было слишком ... слишком ... что? Его мозг подсветил правильное слово, прежде чем оно упало на него с глухим стуком. Это было ... неприлично. Неприличный поцелуй, не предназначенный для публичного просмотра. Он не был похож на правильные, обходительные поцелуи, которые он видел у Джинни с Драко, у Джастина со Стивеном, у Сириуса с Корделией, даже у его собственных родителей.

Нет. Это был поцелуй за закрытыми дверями, когда дома никого нет, включающий все тело — запрокидывающий головы, сжимающий ягодицы, запутывающий волосы, хватающий за руки, тянущий за одежду, задыхающийся, нуждающийся, стонущий, неприличный акт бессознательного взрыва. Но дело даже не в этом. Больше всего Рона поразило не то, что они так целовались, а то, с каким полным доверием и комфортом они это делали, которые приходят только со временем и настоящей близостью. Было совершенно очевидно, что они делали это много, много раз и были полностью расслаблены. Без колебаний, без неловкости, без этих быстрых, едва заметных взглядов, чтобы убедиться, что все в порядке, что никто не двигается слишком напористо. В этом не было необходимости. Они были парой, и Рон впервые увидел это с полной ясностью. Они знали, как касаться друг друга. Это было окончательным доказательством реальности их отношений ... наконец.

Вот он, мой шанс, — сказал он себе. Вот сейчас я войду и отреагирую совершенно нормально. Последний шаг в моем Плане. Давай, ты сможешь. Встряхнись.

Он протянул руку и положил ее на дверную ручку, следя за своими Целями через окно. Собираясь открыть дверь, он увидел, что они остановились; Гарри немного отстранился и обхватил лицо Гермионы одной рукой, его большой палец погладил ее щеку.

— Я люблю тебя, — сказал он тихим, искренним голосом. — Очень сильно.

— Я тоже тебя люблю, — прошептала она в ответ, ее пальцы гладили его как всегда взъерошенные волосы. Он прижался лбом к ее лбу, закрыв глаза. Она вздохнула.

— Остался всего месяц.

— Не могу дождаться, — он улыбнулся ей. — Миссис Поттер.

Она подняла бровь.

— Мистер Грейнджер.

Он усмехнулся и снова прижал ее к себе, и они продолжили с того места, где остановились. Рон вздохнул, его сердце болело от собственной тоски, не имевшей ничего общего с его друзьями. Счастливые ублюдки, — подумал он. Рон снова посмотрел на свои пальцы на дверной ручке.

После долгого колебания Рон Уизли отпустил дверную ручку, повернулся и пошел прочь так быстро, как только ноги могли унести его.

Его собственная спальня находилась слишком близко к зимнему саду, поэтому Рон скрылся в игровой комнате на первом этаже. Он не беспокоился о том, что его обнаружат, он знал, что, по всей вероятности, когда Гарри и Гермиона закончат то ... чем бы там они не занимались... они, вероятно, поужинают, а затем проведут вечер либо в кабинете, либо в гостиной.

Он сидел в кожаном кресле с открытой книгой на коленях, не обращая на нее никакого внимания, лишь размышляя о собственной тупости. Я должен был послушать Лауру, — подумал он, огорченный этой мыслью. О чем я только думал? Подлови их, действительно.

Проблема заключалась в том, что Рон знал, о чем думал. Он думал только о себе. Он провел долгое время в одиночестве, и навык учета потребностей и чувств других атрофировался за неиспользованием... фактически, его заключение вынудило его уделять первостепенное внимание своим собственным потребностям. Ему пришлось агрессивно заботиться о себе и своих чувствах, чтобы сохранить рассудок. Он мог это признать. До сих пор он действительно думал о Гарри и Гермионе только с точки зрения того, как они повлияли на него. Он мог говорить об их разобщенности, но на самом деле не верил в это.

Так что изменилось? Что ж, он увидел истинную природу их отношений друг с другом, но это было далеко не все. Он увидел, как они ведут себя и разговаривают друг с другом, и стало до боли ясно, что его самого нигде в их мыслях не было. Он боялся, что тюремное заключение сделало его безнадежным эгоистом; в глубине души он, как ребенок, верил в то, мир крутился вокруг него. Очевидно, это не так. Он не сомневался, что был важной частью их жизни и что они действительно много думали о нем, но его подсознательная иллюзия была разбита. В первую очередь, их жизни были связаны друг с другом.

Так где же тогда место для меня?

Через несколько часов Рон нашел их в гостиной, сидящих вместе на глубоком плюшевом диване. Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь, оценивая обстановку. Гарри пытался следить за ходом квиддичного матча, но его лицо было мрачным и рассеянным. Наверное, все еще думает об этой ужасной ситуации с заложниками, — подумал Рон. Бедный парень. Гермиона сидела, прижавшись к нему и уткнувшись носом в книгу, с ногами забравшись на диван. Одна рука Гарри небрежно покоилась на ее плече, другая — поглаживала по колену. Они выглядели такими уютными и производили впечатление единения, хотя были заняты разными делами.

Рон глубоко вздохнул и вошел, не удосужившись заявить о себе. Они оба удивленно подняли глаза. К его ужасу, их первая инстинктивная реакция заключалась в том, чтобы немного отодвинуться друг от друга на диване. Он поднял руки.

— Нет, не делайте этого. Пожалуйста. Просто останьтесь, как были, хорошо?

Они обменялись недоуменными взглядами.

— Рон, что ты здесь делаешь? — нахмурившись, спросил Гарри. — Я думал, ты был за городом с …

— Был. Я вернулся пораньше.

Гермиона улыбнулась.

— Ну… здорово! Мы не знали, что ты...

Рон снова поднял руку, прерывая ее.

— Нет. Ничего не говори. Просто позволь мне объяснить, — он на мгновение закрыл глаза, затем устремился вперед, говоря быстро, но отчетливо. — Так, ладно. По какой-то причине вы, ребята, не ведете себя со мной нормально. Я имею в виду, правда! Вы же должны быть влюблены и все такое, и до сегодняшнего дня я даже не видел, чтобы вы целовались, держались за руки или что-то в этом роде! Это просто смешно! Джордж, Лаура и все остальные говорили, что обычно вы ведете себя прямо противоположно, что не можете удержать руки при себе! Так что, полагаю, дело во мне. Вы не хотите, чтобы я это увидел. Но пока я только лишь слышал о ваших Великих Отношениях, но не мог поверить в них. Я знаю, что это правда, все так говорят, но меня, наверное, поразит молния, если я сам стану тому свидетелем. Я вижу только своих лучших друзей, потому что именно так вы себя и ведете. Я не знал, что делать, как поднять этот вопрос, поэтому и придумал План. Я начал за вами шпионить. Ну крался, подстерегал там, вы поняли. Я подумал, что если поймаю вас в разгаре поцелуя, и отреагирую как ни в чем ни бывало, вы поймете, что я ничего не имею против, что вы можете быть собой при мне и мы поговорим об этом, — Рон глубоко вздохнул. — Но это было чертовски сложно! Я все никак не мог застать вас вместе! Честно говоря, мне кажется, что Лаура и Сорри проводят вместе времени больше, чем вы, ребята! Так что, когда Гермиона сегодня вернулась домой раньше, мне показалось — это мой шанс. Я пробрался сюда незадолго до полудня и спрятался в доме. Я видел вас недавно в оранжерее, вы разговаривали... и так далее. Но я не подумал о том, что почувствую, когда все-таки увижу вас. А почувствовал я себя глупым, невежливым, незрелым и много каким еще, кем быть не хочу. Я увидел вас вместе и впервые действительно понял, что то, что происходит между вами — это что-то особенное, мощное… и реальное. Мне так стыдно, что я относился к вам как к какому-то ярмарочному призу, который нужно выиграть. Так что я хочу извиниться перед вами за свое поведение. Теперь мы можем поговорить об этом, как взрослые? — Рон замолчал. Гарри и Гермиона сидели на диване с пустыми выражениями на лицах. — О, кое-что еще, — быстро добавил он. — Я одолжил твой плащ-невидимку, Гарри. Уже вернул его обратно в шкаф.

Они снова обменялись изумленными взглядами. Гермиона только покачала головой, очевидно совершенно растерявшись. Гарри вздохнул.

— Что ж, — наконец сказал он. — Слишком... много информации, чтобы сразу ее переварить, — он прочистил горло. — Так ты говоришь, что ... шпионил за нами?

— Ага, так и есть.

— Но почему ты просто нас не спросил...

Гермиона накрыла своей ладонью руку Гарри.

— Не надо, — сказала она. — Мы тоже в этом виноваты.

Гарри кивнул.

— Видимо, да, — он внимательно посмотрел на Рона. — Садись, Рон. Ты прав, нам стоит поговорить обо всем как взрослым людям, — Рон уселся в кресло перед ними. — И ты прав в том, что в последнее время мы не были самими собой.

— Но почему? — спросил Рон. — Почему вы думали, что нужно скрывать это от меня?

— Ну, мы сошлись на том, что было бы неплохо проявить немного сдержанности по отношению к тебе, — Гарри хмыкнул, чувствуя себя неловко из-за этой темы. Он обратился к Гермионе за помощью.

Она продолжила.

— Мы знали, что для тебя все здесь будет новым и странным и не хотели усугублять ситуацию. Мы хотели казаться знакомыми и боялись, что тебе будет неудобно. Мы знали, что ты был шокирован, узнав о нас, и я думаю, мы просто не хотели тыкать тебе постоянно этим в лицо.

Гарри согласно закивал.

— Мы решили, что лучше оставить все вот так, пока ты не привыкнешь к этой мысли.

Рон переводил взгляд с одного на другого, их лица были настолько полны искренней серьезности, что он просто не смог громко не рассмеяться.

— Ох, просто великолепно!

— Ты о чем?

— Ты говоришь, вы не хотели показываться мне, пока я не привыкну? Проблема в том, я не могу привыкнуть, если не вижу вас.

Несколько секунд они смотрели на него в недоумении. Гермиона посмотрела на Гарри, затем протянула руку и переплела их пальцы.

— Милый, неужели мы самые большие идиоты на планете? — деловито спросила она.

Гарри просто кивнул.

— Возможно, хотя стоит заметить, что на этой планете есть еще и Гилдерой Локхарт.

— Хмм, тоже верно, — она улыбнулась Рону. — Нам жаль, Рон. Мы что-то надумали о тебе, ты что-то надумал о нас ... и, как всегда говорит Наполеон, предположение — есть мать всех лаж, пардон за выражение. Просто какое-то одно гигантское недопонимание.

Рон был вынужден согласиться.

— Но у нас троих никогда не было с этим проблем. Что случилось?

— Случилось то, что прошло двенадцать лет и многое изменилось, — ответил Гарри. — Мы попытались жить дальше, как будто не изменилось ничего, мы попытались притвориться, что все как прежде. Но это не так. Это не значит, что стало хуже или лучше, просто ... по-другому, — он вздохнул. — Как бы ни было трудно в этом признаться, но все это показывает, что ... ну, все просто не может быть так, как было раньше, — Гермиона кивнула его словам.

Рон улыбнулся, посмеиваясь над серьезным тоном Гарри.

— Но ... это не обязательно плохо. Послушайте, моей жизни некуда идти, кроме как вперед. Меня только что спасли от пожизненного заключения! Я выхожу, и узнаю, что вы двое нашли друг друга. Я хочу быть частью этого, и я не могу дождаться, чтобы узнать, что еще ждет меня впереди. Так что да, теперь все не так, как раньше, когда мы болтались в гостиной Гриффиндора. Теперь все гораздо лучше! Мы, прости господи, взрослые. Подумайте как прекрасно дружить, не беспокоясь, что нас поймает Филч!

Он видел, как на их лицах появляются ответные улыбки.

— Боже, Рон, — сказал Гарри. — Когда это ты стал настолько умнее нас?

— О, ну знаешь… я-то последние двенадцать лет учился, пока вы спасали мир и вовсю тискались.

На этот раз все засмеялись.

— Итак, мы договорились, — наконец сказал Гарри. — С этого момента. Никакой неловкости, никакой фальши. Просто будем собой. Верно?

— Верно, — подтвердила Гермиона, кивая.

— Чертовски верно, — кивнул Рон.

Гарри ухмыльнулся.

— Тогда я знаю, с чего начать.

— С чего же?

— С того, что ты соглашаешься быть моим шафером.

У Рона отвисла челюсть, и мгновение он просто сидел, ошеломленный, пока Гарри и Гермиона улыбались ему.

— Ты ... хочешь, чтобы я стоял там с тобой?

— Конечно, хочу, глупый идиот. Кто ж еще?

— Но я думал, Сириус...

— Мы попросили его провести церемонию вместо этого, — Гарри протянул руку и сжал плечо Рона. — Честно говоря, Рон. Как я могу жениться без моего лучшего друга, стоящего рядом?

Рон почувствовал, как в глазах защипало, и несколько раз быстро моргнул.

— Боже, Гарри, — сказал он. — Я ... это будет для меня честью.

— Есть еще кое-что, — заговорила Гермиона, наклоняясь вперед, чтобы взять руку Рона в свою. — Ты будешь стоять рядом с Гарри, но ... Рон, я хотела бы спросить тебя, не поведешь ли ты меня туда.

Вдобавок к просьбе Гарри, этого было слишком много для слабого эмоционального контроля Рона. Он закусил нижнюю губу, чтобы она не дрожала.

— Чего? Не поведу ли я тебя куда?

— К алтарю.

— А как же твой отец?

— Вы оба сделаете это. Ты можешь проводить меня, а затем встать рядом с Гарри. Мы обсуждали это, Рон, и мы оба хотим, чтобы ты был рядом с обеих сторон.

Рон покачал головой.

— Даже не знаю, что и сказать.

— Так ты согласен?

— Что? Конечно! Я просто… ну, у меня нет слов!

Они оба усмехнулись, сжимая его руки и, как заметил Рон, друг друга. Вот он, наконец, тот замкнувшийся круг, которого он так безуспешно ждал в своей больничной палате. Гермиона фыркнула и смахнула слезы.

— В каком-то смысле эта свадьба и о тебе тоже, — сказала она. — Ты будешь такой важной частью нашего брака. Поэтому ты должен быть вовлечен в нее как можно больше.

Рон вздохнул, чувствуя разливающееся тепло внутри.

— Спасибо, — он посмотрел на Гарри и усмехнулся. — Итак, где мы собираемся провести медовый месяц?

Гермиона засмеялась, но Гарри только устремил на него угрожающий взгляд.

— Даже не шути по этому поводу, Уизли.

— О нет, этот Смертельный Взгляд Поттера. Я весь дрожу.

Они снова засмеялись легким смехом людей, которым было абсолютно комфортно друг с другом. Гермиона успокоилась и теперь переводила взгляд с одного на другого.

— Знаешь, я думаю, пора Рону узнать о нас еще что-нибудь, — сказала она Гарри.

Он нахмурился.

— Что? Со всем этим шпионажем, думаешь, он еще не знает о нас все?

— Я весь во внимании, — сказал Рон.

Она вскочила, увлекая за собой Гарри.

— Давай-ка. И ты тоже, Рон. Пришло время для полного раскрытия.

* * *

Рон покачал головой.

— Я никогда не научусь, это безнадежно.

— О, неправда. У тебя отлично получается, — сказал Гарри, отходя в сторону. — Попробуй еще раз.

Рон держал правую руку Гермионы своей левой рукой.

— Я запутался где-то с середины. Можно еще раз?

— Смотри, здесь восемь счетов. Шаг, шаг, тройной шаг, — сказал Гарри, хлопая в ладоши для демонстрации. — И потом еще раз.

— А на каком счете я должен начать вращаться?

Гермиона засмеялась.

— Ты не вращаешься, это я вращаюсь, на первые два счета. Ты просто шагай.

— А, ясно! Я должен просто шагать, пока тебе достается все веселье! Едва ли это справедливо.

Гарри пожал плечами.

— Проклятие быть мужчиной, Рон. Твоя задача, чтобы она хорошо смотрелась. Давай, попробуй еще раз.

Рон снова споткнулся на базовых элементах, в какой-то момент Гермиона чуть ли не тащила его за шиворот. К концу изучения двух основных элементов все трое безумно хихикали. Рон всплеснул руками.

— Покажи еще раз, — попросил он. Гарри встал на его место и взял Гермиону за руку; они повторили три базовых шага подряд со скоростью примерно вдвое большей, чем пытался Рон.

— Смотри, — сказал Гарри, начиная четвертый базовый элемент. — Если я хочу войти в поворот, я группируюсь вот так, а потом раскручиваю ее, — продолжил он, дважды закручивая Гермиону, притягивая ее к себе, а затем каким-то образом возвращаясь к первому счету. — А дальше вы идете вперед.

Рон покачал головой.

— С виду так легко.

— Ну, для нас легко, — сказала Гермиона, — Это базовые шаги.

Чуть ранее они вывели озадаченного Рона из гостиной и привели в танцевальный зал, после чего сообщили ему удивительную новость о том, что их любимым хобби были танцы. Рон был абсолютно ошеломлен, особенно из-за Гарри ... в конце концов, это же был тот парень, которого Парвати Патил практически тащила по танцполу на Святочном балу их четвертого курса. Однако все сомнения развеялись, как только они включили музыку и продемонстрировали свои умения. Рон смотрел, как они танцуют, пораженный их мастерством. Он просидел так несколько песен подряд, ухмыляясь, как идиот, и безумно хлопая в ладоши, пока, наконец, его не вытащили и не заставили попробовать самому.

— Для меня все не так просто, — проворчал Рон. — Разве ты не можешь научить меня магией?

— О нет, это против правил, — сказал Гарри. — Никакой магии на танцполе. Это было бы жульничеством.

— Однажды ты ее использовал, — напомнила Гермиона.

— Мне пришлось, иначе ты могла получить травму.

— Травму? — нахмурившись, спросил Рон.

— Это было в разгар соревнований в Лондоне, — ответил Гарри, — но те, кто готовили площадку, явно понятия не имели, что делают. Все участники жаловались на пол. Он был слишком гладким и скользким. Что ж, мы вышли в финал, и выполняли действительно сложный элемент, мне нужно было перекинуть Гермиону через спину и через голову. Но я поскользнулся и чуть не упал назад. Я этого не сделал, но я бы не успел ее поймать. Это был просто рефлекс. Она бы упала, если бы я не использовал магию. Не думаю, что кто-то заметил. Конечно, все вокруг были магглами. И это произошло довольно быстро.

— Соревнования, а? — сказал Рон. — Вы ребята еще и соревновались с кем-то?

— Да, и много, — ответила Гермиона. — У нас куча трофеев. Фактически, мы даже думали вернуться в танцы.

— Обязательно! Вы чертовски хороши, вы оба! Я смотрел множество соревнований по телеку, и, насколько я могу судить, единственная разница между вами и ними — это пара тонн сценического макияжа и блесток!

Гермиона засмеялась.

— О, я не о профессиональных соревнованиях. Просто клубные выступления, среди таких же любителей свинга. Боюсь, мы не справимся с настоящими профессионалами! Мы далеко не настолько разнопрофильны.

Гарри рылся в большой коробке компакт-дисков.

— Но мы пытаемся немного расширить наш кругозор. Разучивать что-нибудь новенькое.

— Например?

— Мы начали осваивать латину где-то год назад. У нас довольно неплохо получается, но трудно поймать нужный тон.

— Она совсем другая, да?

— Совершенно, — сказал Гарри, возвращаясь в центр комнаты. — Свинг — это поддержки, наклоны и прыжки. Латина — это мягкие повороты и вращения. Как будто изучаешь новый язык тела. Когда танцуешь свинг, хочешь передать чувство, что ты свободен от гравитации, что, если ты не будешь держаться за своего партнера, можешь запросто улететь в небо. С латиной нужно чувствовать себя заземленным и связанным, как будто тебя магнитом притягивает к полу, и каждый раз, когда твои ноги отрываются от него, это грандиозное событие.

— Ну и еще свинг — это невинно и весело, — сказала Гермиона, беря Гарри за руку и поворачивая его к себе. — Латина прежде всего — это секс.

— Точно, — ответил он с ухмылкой. Он прижал Гермиону к себе, и Рон усмехнулся, когда они начали танцевать танго. В конце концов он подошел и включил для них музыку, а затем сел и стал смотреть. Музыка была слишком быстрой для танго, и они переключились на ... ну, Рон не знал названия того, что они делали, но это было быстро, сексуально, и определенно ему нравилось. Он стучал ногами и аплодировал, пока они кружились по полу. Они разговаривали друг с другом, когда танцевали, исправляя ошибки друг друга, смеясь над промахами ... но они смотрели друг другу в глаза, и их окружала заметная аура единства.

Такое занятие им подходит, — подумал Рон. Гарри такой физический, а Гермиона такая интеллектуальная, а танцы — это и то, и другое. И они так хорошо смотрятся в разгаре своих па.

От его внимание не ускользнула еще одна вещь, которую он узнал о них и которая по необходимости исключала его из их общества, снова низводя до роли наблюдателя… но теперь, как он понял, он ничего не имел против.

Рон вернулся в свою комнату только после трех часов утра. После еще нескольких танцев они вернулись в гостиную и выпили несколько бутылок домашнего сливового вина Джорджа и умяли целый пирог с патокой. Разговор тек как вода, на этот раз настоящий, полный эмоций, всяких подробностей и был абсолютно честным. Он услышал лучшие версии историй, которые уже знал, и некоторые рассказы, которые стали для него новыми. Ему даже в красках рассказали историю их первого поцелуя, хотя эффект был несколько испорчен особенно драматической инсценировкой Гарри, решившего примерить на себя роль Кларка Гейбла.

Они бездельничали на большом диване и валялись на полу, меняясь местами и перемещаясь по комнате, как будто это была спальная вечеринка из трех друзей, которые бросаются друг в друга подушками и вспоминают старые шутки, одновременно придумывая новые.

Для Рона самым лучшим в этом было наблюдать за своими друзьями, пока они разговаривали втроем. Принудительный указ о дистанции был отменен, и он почувствовал, что наконец-то действительно их увидел. Не было и минуты, когда они каким-то образом не касались друг друга. Если они сидели рядом, их руки были соединены. Если Гарри лежал, его голова покоилась на ее животе. Если Гермиона полулежала, ее ноги были у него на коленях. Когда один из них говорил, Рон часто замечал, что другой смотрит на другого с нескрываемой любовью в глазах. Он потерял счет быстрым, случайным поцелуям, которыми они делились; казалось, будто они делают это, даже не осознавая.

Когда они наконец разошлись спать, Рон почувствовал себя лучше всего с тех пор, как приехал. Это чувство, что он плывет по миру, не касаясь его, исчезло. Ему было позволено вернуться в их жизнь, и теперь ему оставалось только определить свою собственную форму ... но не все сразу.

Он переоделся в пижаму, чувствуя себя абсолютно довольным. Когда он подошел к своему столу, его взгляд снова упал на дневники Гермионы, лежащие на краю стола и словно осуждающие его. Рон долго простоял там, глядя на их безмолвные кожаные обложки.

Решение оказалось на удивление простым. Рон прошел в свой уголок для чтения и сел в кресло, взяв первый дневник. Он сделал глубокий вдох и перевернул страницу. На ней стояла дата 29 ноября 2007 года ... спустя четыре дня после исчезновения Гарри, подумал он. Ровный заостренный почерк Гермионы покрывал всю страницу. Он увидел, что записи приняли форму писем отсутствующему Гарри, ее слова были адресованы непосредственно ему.

«Дорогой Гарри, — так начиналась первая запись, — Прошло четыре дня, и тебя все еще нет. Мы больше не можем притворяться, что это временно или что тому может быть вполне разумное объяснение. Тебя просто нет, а я ничего не могу с этим поделать. Как мне с этим справиться, Гарри? Ты должен мне помочь. Как мне заниматься своими делами, разговаривать с людьми, есть, спать в нашей постели? Как я могу что-либо делать, когда человек, которого я люблю, исчез с лица земли? Каждую минуту я думаю, что не смогу прожить больше ни минуты без тебя, но мне приходится ... и все, что мне остается — это еще одна минута, которую я должна пережить. Я онемела, я чувствую себя покрытой льдом с головы до ног. Я говорю всем, насколько я полна решимости найти тебя, я устроила целое шоу, но, честно говоря ... Всем сердцем я просто хочу свернуться калачиком в постели, не говорить и не открывать глаза, пока ты не вернешься и не скажешь мне, что можно снова дышать.»

Рон оторвался от дневника, его грудь сжималась от эмоций, которые вспыхивали на странице при каждом взмахе пера Гермионы.

Он сделал несколько глубоких вдохов и продолжил читать.