Двое в Рохане, не считая Плотвы (джен)

— Велик был вепрь из Эверхольта, четыре обычных вепря поместились бы в его теле. Десятки отважных охотников — и рохиррим, и гондорцы, и даже орки, — похвалялись добыть его, но добыли только безвременную смерть, а вепрь, разорвав их на части, всякий раз уходил.

Пока Фолька и народ его сражались с орками в Белых горах, то запретил он охоту на лесных зверей, чтобы не расходовались понапрасну стрелы, чтобы все они уходили на врага. Но когда смирились орочьи вожаки с властью Рохана в предгорьях и увели свои стаи в самые глубокие ущелья, то первым деянием Фольки стала охота на тварь из Эверхольта, ибо распугала она всех зверей под его сводами и уже стала вторгаться на равнины, вытаптывая и пожирая посевы и убивая людей.

Лютик тщательно записывал рассказ Мерегит в небольшой комнате, которую ей выделил Кута, правитель Меринга. Геральт не менее тщательно слушал.

- Бродил Фолька по Эверхольту, по лесам и горам, без кольчуги и шлема, с одним копьем и щитом. "Эй ты, свинья из Эверхольта, выходи же из своего логова на бой, если ты кабан, а не свиноматка!", — разносился его клич по горным склонам в Фириене.

Однажды утром почуял Фолька сильный смрад с севера и услышал грозное хрюканье и понял, что нашел он свою добычу. Крался он по кустам вниз по Мерингу, пока не увидел вепря в три человечьих роста, что стоял на берегу и жадно пил из реки.

"Ага, вот ты мне и попался!" — возликовал король и с копьем бросился на зверя Эренхольта. Три дня и три ночи бились король и вепрь и на каждый удар клыками Фолька отвечал тремя ударами копьем. Наконец завизжал вепрь в последний раз и издох, и поник пятачок его. Но не было сил уже у Фольки Охотника громогласно объявить Рохану о своей победе — не осталось на нем живого места от укусов вепря, истек он кровью и умер здесь же, рядом с добычей своей.

Орки же, собравшиеся на звуки боя, выли и визжали в великой радости, видя поверженного короля, главного врага и гонителя своего. И воскликнул орочий вождь: "Наш враг был сражен вепрем! Это могучее создание сделало то, что оказалось не под силу нам! Пусть же череп его станет знаком отмщения! У корней гор, вдали от мечей коневодов, мы окрепнем, накопим силы, и тогда народ Фольки познает гнев орков!".

На том заканчивается повесть о Фольке Охотнике. Престол в Эдорасе же занял сын его Фольквин, отец Фенгела, дед Тенгела и прадед Теодена, и да будет род их жив, здоров и благополучен.

— Это третья версия сказания о Фольке, которую я слышу за время работы над романом. Интересно, что в предыдущих — в хронике из Эдораса и в песне сказителя-беженца из Суткрофта — мотива мести орков не было, — заметил Лютик, аккуратно прочищая пергамент промокашкой.

— Белые горы далеки для них, и возможность отмщения орков их никогда не пугала, — ответила Мерегит. — Кстати, — девушка заметно встревожилась, — если правдив твой рассказ, ведьмак из Ривии, то теперь орки видят, что время их мести настало. Они обряжаются в черепа кабанов и призывают своего дохлого покровителя из Эверхольта на помощь!

— Боюсь, что у них есть и менее дохлый покровитель. Скажем так, немертвый, в черном плаще и верхом на крылатой твари. Назгула — или назгулов — уже не раз видели над Восточным Роханом. А у орков-мальдоррцев я видел не только трофейное, но и мордорское оружие, — заметил Геральт.

— Тогда надо непременно идти к тану! Требовать войска! Напасть на почитателей Вепря прежде, чем они обрушатся на Восточную марку со всей силы! — потребовала Мерегит.

— Это можно сделать. Прежде всего — для очистки совести. Потому что я примерно представляю себе, что скажет ипат города. Что солдат у него мало, большая и лучшая половина ушла на Изен, а те, что остались, должны защищать стратегическую дорогу на Гондор. Никого он нам не даст, — спрогнозировал ведьмак. — Лучше всего послать человека в Альдбург, но его могут перехватить.

Ведьмак оказался прав.

Тан Меринга, Кута, принял их с Мерегит стоя, демонстративно не прекращая следить хотя бы одним глазом за маяком Галифириен на той стороне границы.

— Благодарю за рассказ, Мерегит, дочь Спарафока, но ты же понимаешь, что на этих орках свет клином не сошелся?! Как тан Меринга я обязан неотступно следить, зажглись ли огни Галифириена, и если да, то мне придется скакать на запад. К тому же вести о бесчинствах этих орков-кабанопоклонников до вашего прихода в Меринг не приходили. Вряд ли их так уж много, — индифферентно сказал Кута.

— Я рассчитывал на тебя, Кута, сын Этелинга, — сказал Геральт. — И не я один, но и твой господин Эомер, сын Эомунда, в интересах которого я послан из Эдораса.

После тяжелого вздоха Кута добавил:

— Если ты считаешь, что орки эти так опасны, то вправе действовать в моих землях по своему усмотрению. Но дать тебе людей я не смогу — разве что сам брошу свой пост, определенный волей короля. Мало воинов осталось под моим началом, и подкрепления из Альдбурга я не жду.

— Но... — пыталась убедить его Мерегит.

— Разговор исчерпан! Ступайте, пока вас не вывели из пиршественного зала, чтобы никогда более не пускать!

Стало ясно, что никаких походов на орков в Меринге не будет. Геральт и Хорн склонялись к тому, что нужно сперва найти Нону, Корудана и углежогов из Альдбурга, а потом просить помощи у Эотейна. Но полноценно заспорить о дальнейших действиях с Мерегит они не успели — ситуация изменилась в корне.

Из последних сил трубя в рог, на улицы Меринга влетел на взмыленном коне израненный всадник. Доскакав до моста через Малый Меринг, он начал сползать с коня. Толпа рохиррим кинулась к нему с криками:

— Кутинг! Молодой Кутинг ранен! Что они с ним сделали?! Где остальные охотники?

— Орки... Нас было слишком мало... Уже не зна... знаю... Где остальные... — отвечал Кутинг, когда его несли в дом, довольно большой и богатый.

Из разговоров в толпе Геральт выяснил, что Кутинг — единственный сын Куты — пару дней назад отправился с группой охотников в горы в верховьях Меринга. И теперь, похоже, нарвался в Эверхольте на банду орков-свинопоклонников.

Мерегит напросилась ухаживать за молодым Кутингом, и уже вечером вокруг наследника Меринга образовался небольшой штаб в лице дочери Спарафока, ведьмака, Хорна и Лютика.

— Нас было пять или шесть. Мы двинулись на юг, в верховья реки, в расчете, что добудем оленя, а то и медведя. Но орков мы встретили раньше. Их были десятки, и хотя были мы конные, а они пешие, уйти удалось только двоим, — вспомнил Кутинг после того, как его отмыли, перевязали, обмазали мазями и отпоили травами. — Мне и Эдвину. Конь понес его в лощину в тридцати милях к югу отсюда, к заброшенному дому, так что не знаю уж, повезло ли ему.

— Это тот самый дом с тремя медведями, о котором тут рассказывают сказки? — не вытерпел Лютик.

— Я сам однажды видел тот дом, только издали. Но не стал приближаться — медведи есть медведи, да ещё с медвежонком, а под копытами моего коня явственно хрустели кости. В Эверхольте чего только нет. Последний потомок Убийцы Королей — вепрь размером с двух обычных вепрей — до сих пор бродит по горам с выводком подсвинков, а иные мои товарищи, кто забредал поглубже в горы, видали там и гворнов... — продолжал Кутинг.

— Мы, помнится, вели речь об орках, — напомнил Геральт. — Милсдарь проник достаточно далеко вглубь гор, и, возможно, знает, где они прячутся.

— Мне удалось, кажется, вызнать дорогу к их укрывищам, — сказал Кутинг. — Я видел две пещеры в Эверхольте, откуда к шайке Пакона — так зовут орочьего вожака — пришли подкрепления. Но главное их проклятое гнездо на юге — Дорр-шатрофул, так они его называют. Оттуда пришел Пакон и привел с собой большую часть клинков.

— Плохо дело. Орки могут атаковать Меринг сразу с юга и с запада, а тан страшится оставить свой пост и кидает камешки в реку без отрыва от Галифириена, — съязвил Хорн. — А ведь именно здесь и надо ждать одного из главных ударов — стратегически Врагу необходимо отсечь нас от Гондора!

— Точнее, Гондор от нас, — поправил Кутинг. — Но у меня, кажется, есть задумка, как этого не допустить. Первым делом надо совершить вылазку к боковым пещерам и завалить их — тогда Пакон лишится преимущества и вынужден будет идти на Меринг строго с юга. Там сложный... как его... рельеф местности, и защищаться будет легче.

— План недурен. Только для начала пещеры проверю я, — сказал ведьмак. — Где-то там пропали углежоги из Альдбурга, которых мне поручено разыскать.

— Эдвина тоже неплохо было бы найти... — задумался раненый наследник Меринга. — Кстати, а куда подевался ваш друг Лютик?

— Надо посмотреть. А то как бы его оркомыши не задрали, — буркнул Геральт.

Пока Лютик продирался через густые заросли Южного Эверхольта, он уже трижды проклял свою идею совершить экскурсию в Проклятый Дом С Медведями, пока орки не окружили город. Пней и корней под ногами было столько, что даже его Бурогрив передвигался с трудом, боясь споткнуться. А солнце меж тем уже скатилось в сторону Альдбурга, и под кронами могучих эверхольтских дубов становилось все темнее.

Тут внимание трубадура привлек огонек меж деревьев. Осторожно — а вдруг мальдоррцы? — Лютик слез с Бурогрива и тихо повел его под уздцы. Наконец чаща расступилась, и он заметил в небольшом распадке каменный домик. Само по себе это не было необычным для Белых гор, но аромат тайны от этого слабее не становился. Особенно, когда под ногой хрустнула непонятная штуковина, на поверку оказавшаяся черепом.

Лютик машинально вскрикнул, отскочил и схватился за эфес клинка, но тут заметил, что череп принадлежал орку, а не человеку, и слегка успокоился. Осмотревшись, бард не нашел вокруг домика никаких заявленных медведей, хотя Бурогрив беспокойно прядал ушами. Привязав коня, он осторожно прокрался вдоль стеночки, вслушиваясь в совиное уханье, деликатно постучал в дверь. Дважды. Не получив ответа, Лютик постучал менее деликатно и обнаружил, что дверь не заперта.

Внутри проклятый дом оказался вполне ухоженным и уютным — трещал камин, на столе стояли миски с кашей и чашки с каким-то отваром. Лютик, чувствуя, что нервное напряжение спадает, опустился на стул посидеть и тут поймал себя на мысли, что у него пересохло в горле.

— Хозяева все равно будут неизвестно когда, — рассудил надежда темерской поэзии и пригубил отварчика. И как на грех, в этот самый момент в дверной проем просунулась тень и раздался ворчливый голос:

— Кто хлебал из моей чашки?!

За время странствий с Геральтом по дорогам Средиземья Лютик встречал говорящих орлов и слыхал о говорящих пауках, но с говорящими медведями ему общаться еще не приходилось. Так что от удивления профессор элоквенции завалился на пол, уронив стул.

— Кто сидел на моем стуле и сломал его?! — продолжал кипятиться медведь.

— Полно тебе, Альдбер. Это наверняка еще один бедолага вроде того, что чудом ушел сюда от орков, — раздался другой медвежий голос, басовитый, но женский явно. Только тут Лютик заметил, что на одной из кроватей кто-то дрыхнет — скорее всего, тот самый Эдвин из отряда Кутинга.

— Этот дом был оставлен когда-то после набега, но мы худо-бедно порядок тут навели. Ты уж не дивись, что у нас лапы, — в ваших балаганах медвежата еще и не такое умеют, — объяснил виконту де Леттенхофу старый Альдбер.

— А вы, милсдари, всегда... хммм... выступаете в медвежьем обличье? Я слышал про одного влиятельного господина на Андуине по имени Беорн, который обладал даром перекидываться в медведя. Он часом... гм... не ваш родственник? — поинтересовался Лютик у главы медвежьего семейства.

— Вообще-то да. Очень дальний. С его наследником я, правда, не ужился и ушел с женой сюда, на юг. Первое время я жил не здесь, а на хуторе в Западной марке. Но набеги орков и дунландцев становились все чаще и чаще, в конце концов мне это надоело, и я попытался поговорить об этом с известным тебе господином Саруманом. Волшебник все отнекивался. В раз, наверное, в пятый я уже понял, что он сам за набегами и стоит. Мы заспорили, я рассвирепел и самопроизвольно стал медведем, и не будь он магом, заломал бы. А Саруман, Враг его побери за ... — Альдбер витиевато ругнулся, — возьми да и скажи:

"Ну и ходи так со своей каргой до самой смерти, упрямец!".

Так я и перешел с концами в медведи. И Сунильда моя, и Вамба наш, маленький еще, стал медвежонком. В Марке народ хороший, но суеверный, и дружбы у нас с другими хуторянами с тех пор не стало. Вот и поселились мы здесь, на другом краю страны. С домом справляемся — приохотились лапами разбираться. А орков отсюда надежно отвадили — черепа небось видел?!

— Я сначала тоже испугался, — присоединился к беседе Эдвин. — Теперь уже как рукой сняло.

— Может, останешься, почтенный Лютик? — предложила медведица Сунильда.

— Я бы охотно воспользовался предложенной честью, милсдари медведи, но у меня есть и некий дружеский долг. Я устроил свою вылазку без ведома товарища моего, ведьмака Геральта — истребителя порождений Врага. И он наверняка ищет меня теперь по темным лесам, где может вместо меня столкнуться с вепрем из Эверхольта, а то и кем похуже... — ответил трубадур.

Над прогалинами Эверхольта высыпали звезды, а Геральт все еще не нашел своего попутчика. Зато нашел разбитую и разоренную повозку альдбургских углежогов. Целый набор крайне любопытных следов вел от нее куда-то в сторону скалистых отрогов Эред Нимрайс, и ведьмак понял, что правильно предложил Кутингу не сразу заваливать пещеры.

Тут Геральт вспомнил, что Лютик все время рвался на юг, к загадочному дому и стерегущим его медведям, и немедленно направил коня в эту сторону. Увы, голова ведьмака была забита слишком многим, и он потерял осторожность — ненадолго, но слишком поздно заметил в чаще маленькие злобные красные глазки и услышал зловещий всхрюк.

Наследник Убийцы Королей, последний из великих вепрей Эверхольта, заметил Геральта в своих угодьях и решил показать ему, кто тут главный. С таким ревом и смрадом налетел он на ведьмака, что напуганная Плотва, dyeabl её aep arse, выбросила Геральта из седла — да так, что нога его оказалась зажата в ямке под старым толстым бревном.

Ведьмак, впрочем, сохранил-таки оружие и справился бы с кабанищем, но тот оказался не один. С одной стороны приближался огромный рассерженный вепрь, с другой — три мрачно ворчащих медведя. Теперь оставалось решать, кому из них дорого продать свою жизнь — и самое обидное, что это были не орки, назгулы, каргулы, ракопауки или другие чудовища, а обычные зверюги.

— Держись, Геральт! Медведь не выдаст — свинья не съест! — внезапно раздался голос Лютика из чащобы.

"Я схожу с ума", — подумал ведьмак.