Двое в Рохане, не считая Плотвы (джен)

Примечания:

Это последний из рассказов о Ночи живых орков в Ундерхарроу. Но не последний о ведьмаке и его странствиях по Рохану.

Войдя на Стезю Мертвецов, ведьмак понял, что до этого ничего не знал о тьме.

Тьма, царившая в туннеле под Двиморбергом, была не нависающей откуда-то извне, как в ангмарских укрывищах, не вызывала впечатления, что исходит откуда-то из глубоких провалов, как в подземельях Мории. Здесь она словно сдавливала со всех сторон и мешала дышать. Геральт понимал, что дело тут в местных скверных испарениях, отдающих непогребенной дохлятиной, но это совсем не радовало. Удручал и странный шепот со всех сторон — это был именно шепот, а не звуки капающей воды, бормотание на языке, исчезнувшем тысячи лет тому назад вместе со своим народом, наказанным свыше за предательство.

Видеть в этой темноте было сложно даже ведьмаку. Пришлось отпить «Кошки», усиливающей ночное зрение. Он заметил, что находится в широком подземном коридоре, поросшем какими-то грибами, и подумал с грустью: «Да, «Белой чайки» из них не выйдет». Кое-где меж грибов виднелись человеческие черепа. А вот следов орка с дарами клятвопреступникам видно не было.

Еще сильнее беспокоили Геральта какие-то серо-белесые потоки над его головой — похожие на дым, но в то же время не дым. В мрачных роханских сказках о Стезе мертвецов постоянно фигурировали некие неприкаянные души, и ведьмаку подумалось, что это могут быть как раз они. Благо медальон школы Волка уже откровенно рвался тут с шеи.

Пройдя с серебряным мечом наголо около получаса, Геральт обнаружил, что коридор расступается, превращаясь в гигантскую пещеру, и что он даже видит во мгле очертания чего-то вроде стен и башен. В воздухе проплыла смутная фигура ледяного синего цвета.

Внезапно шепот стал отчетливее и превратился в голос, вопрошающий ведьмака словно бы на архаичном и испорченном дунландском. Дунландский, в свою очередь, звучал как архаичная и испорченная Старшая Речь. Так что Геральт более-менее понимал, что хочет сказать призрак — или призраки?

Путь закрыт!

Он проложен теми, кто давно уже мертв!

И мертвые стерегут его, пока не исполнятся сроки!Уходи!

— Я ищу орка, который пришел сюда. Это мой враг. Я получу врага и уйду, — сказал ведьмак, коверкая Старшую Речь так, чтобы было похоже хотя бы на дунландский.

Вместо ответа со стороны силуэтов башен раздался чудовищный вопль — явно предсмертный. Снова зазвучал голос.

Он тебе больше не нужен.

Он ушел из мира живущих.

Нам нет разницы — человек ли, орк ли, пока не исполнятся сроки.

Мы не вмешиваемся в войны живых.

Нам не нужны жертвы живых.

Нам здесь нужен только покой.

Орк нарушил его.

Ты нарушил его.

Но ты не принадлежишь этому миру.

Мы не знаем, как с тобой быть.

Ты сможешь уйти.

Ведьмак развернулся и побрел к выходу, все также с опаской сжимая серебряный меч в одной руке и дергающийся медальон — в другой.

Хорн все еще ждал снаружи Черной двери, нехорошо косясь на темноту, и когда Геральт вышел оттуда, вздохнул с облегчением.

— Что там с орком? — поинтересовался он.

— Больше ничего. Мертвецам он не нужен. Они просто стерегут свою Стезю, пока не исполнятся сроки. Для кого-то ещё, но его зовут не Геральтом из Ривии.

Ведьмак не стал рассказывать Хорну, что догадывается, о каком человеке идет речь, и более того — что сражался с ним бок о бок и даже вместе пил в брийском «Гарцующем пони». Он умел хранить тайны.

В Ундерхарроу компаньоны возвращались в гробовом молчании. Только спускаясь по Лестнице Хольда под шум Сноуборна, они оживели и даже принялись неуклюже травить анекдоты об эльфах. На берегах реки встречь им уже пошли беженские повозки, снимающиеся с места.

— Оффа предупредил людей, что проход свободен. Моя работа здесь окончена, — умиротворенно сказал Геральт.

— Эомер, помнится, ещё оставил нам наказ приглядеть за своими владениями в лесах Эстфольда и отписать ему, — сказал Хорн.

— Наказ будет исполнен, но для начала я бы приглядел за Лютиком. А то будет как в Кливинге, — ответил ведьмак. В Кливинге трубадура пришлось с оружием в руках спасать от людей рива Норкрофта, хотя Лютик потом нагло заявлял, что не подал тому ни малейшего повода для ревности к его воспитаннице.

Наконец, уже в предзакатные часы путники достигли Ундерхарроу. Этот потревоженный человеческий улей был весь в движении. Беженцы снимались с места и медленно трогались на юг, на их место с севера шли другие. Воины Эдораса, пришедшие с большим караваном, везли с собой тюки с палатками и съестными припасами.

Путь в Дунхарроу был свободен.

— И это все достигнуто трудами двух человек. И в меньшей степени — воодушевлящей песнью виконта де Леттенхофа, — сказала запыхавшаяся, но радостная Эллен Фремедон, вручая Геральту мешочек с вознаграждением, а Хорну — драгоценный кровавик. После дежурных благодарственных поцелуев холеной руки она продолжила.

— Сегодня, сознаете вы то или нет, вашими усилиями спасен Рохан!

— А что стало с Оффой и пастухами? — спросил Хорн.

— Их отвели на конюшню — больше места здесь уже нет. Оффа залечивает раны, а ту фермершу, с которой развлекались орки, уже не залечить. Она бросилась в Сноуборн, и да смоют наши водопады с нее всю скверну.

— Мои соболезнования. Наша миссия здесь закончена, и нам пора в Эдорас, тем более что наши спальные места сейчас нужнее беженцам. Где мы можем найти Лютика? — сказал ведьмак.

— Он у себя. Должна заметить, благородный Хорн, что в музыке он понимает лучше нас с тобой вместе взятых, — Эллен Фремедон улыбнулась одними глазами.

Лютик сидел на пне напротив сеновала и бессмысленно перебирал аккорды. Завидя Геральта, он смог сказать ему только «Однако!».

— Так что с тобой здесь случилось? — спросил ведьмак трубадура, когда они уже покинули Ундерхарроу и приближались к Упборну. — У тебя такой вид, будто ты в шахтах Изенгарда провел месяц прикованным к тачке.

— Я так упорно молчал в Ундерхарроу, чтобы не пострадала честь дамы. Вы, ведьмаки, племя пошлое и жестоковыйное, вы не поймете, — сознался Лютик.

— Значит, ты всё-таки её... Как всех скучающих жен солтысов...

— Нет. Она меня. Ты был прав, Геральт — наше музицирование в унисон не довело одинокую женщину до добра. Чилия, жена Зоммерхальдера, оказалась самой невинностью рядом с Эллен Фремедон, женой Дунгера. Я и не знал, на что способны роханки в таком порыве... На мне осталось не меньше следов от ее когтей, чем на тебе от орочьих.

— Надо будет нам как-нибудь поменяться местами, — сказал Геральт.

— Главное — я сам такого не ожидал! Вернувшись с разведки в горах и убедившись, что все чисто, я вздумал сделать нашей хозяйке приятный сюрприз и спеть об этом, но не успел. Я так запыхался, что сел с лютней прямо на сеновале. И понесло же её туда, когда я только-только подобрал мелодию и начал!

Главное, еще ведь предупредила: «Неохота мне обманывать Дунгера, но если ты продолжишь петь и играть, мой виконт — я за себя не в ответе!» А я уже не мог остановиться. И она бросилась на меня как варг. Выжала все соки, а насладившись — показала на дверь: «Надеюсь, ты поймёшь, что связь наша может быть только мимолетной. И не завидую тебе, если Дунгер проведает хоть слово. Тогда, у реки, ты был слишком прекрасен». И всё...

— Ты просто получил отставку так же, как сам ее давал в девяти своих интрижках из десяти, — не оценил Геральт переживаний товарища.

— Да не в этом дело...

— О чем вы так оживленно беседуете? — окликнул их сзади поотставший Хорн.

— О лютнях гондорских и новиградских мастеров, — исчерпывающе объяснил Геральт.

— Представь себе, благородный Хорн — ты после долгой череды случайных и бесстыдных увлечений кем попало встретил ту, которая всецело понимает твои высшие духовные интересы, которая думает на языке поэзии и музыки, как и ты? А потом оказывается, что все это был обман, что сладчайшие созвучия подлунного мира кроме лучших чувств пробудили в ней еще и нижайшие звериные инстинкты? Падал ли ты так низко, взлетев так высоко? — закончил все-таки свой монолог Лютик.

— Бывало, — кивнул Хорн, и разговор трех товарищей до самого Эдораса перешел на галантные темы, как будто не было ни орков, ни мертвецов, ни войны, ни Кольца, как в старые добрые времена в далекой Темерии.