Треугольник изоляции. Сердце Метацериса (джен)

Рассвет застал нас у самых окраин города. Ночь пришлось пережидать в лесу: нужно было отдохнуть и подремать, пока есть возможность, потому что неизвестно, когда в следующий раз выдастся спокойная минутка. Выспаться не выспались, конечно, потому как каждую минуту ожидали нападения какого-нибудь метацеридового из чащи. Впрочем, до утра нас не тревожили — то ли вели мы себя достаточно тихо, то ли на территории той здоровой твари ничего больше не водилось.

Я был уверен, что алую полосу и встающее солнце едва видно, хотя горизонт скрывали всё более редкие деревья, заводские комплексы в пригороде Кёльна и осклабившиеся раскуроченными стенами небоскрёбы в отдалении, на фоне светлеющего неба похожие на угольно-чёрные постаменты. Покрытие на них и впрямь было чёрным, но не такого глубокого матового оттенка, как казалось издали. А небо… Небо здесь было странным. Тёмно-синие тучи тяжёлыми волнами спускались едва ли не к самым крышам домов, местами закручиваясь спиралью. Из пригорода уже казалось, что они нависают над всем Треугольником изоляции, хотя всего каких-то несколько часов назад я своими глазами видел их мутный край, где они растворялись в обычных серых облаках или незаметно исчезали в небесной синеве.

Кёльн навевал тоску уже одним своим видом. Брошенный, полуразрушенный и пронизанный Метацерисом… Сплошная синяя зона. «Вены» биомассы расползлись так далеко, что опутывали даже чёрные коробки заводских комплексов, из которых, подобно скрюченным пальцам, торчали погнутые или наполовину сорванные трубы. И никакого движения…

— Так спокойно… На ловушку похоже, да? — словно прочитав мои мысли, усмехнулся Вольфганг.

Мы стояли на холме, где раньше заканчивался лес и начиналась огромная свалка. За двадцать лет деревья добрались до границ города, густые заросли поглотили горы мусора и подползли к самой дороге. Там, куда природе помешал добраться асфальт, особенно хорошо был виден Метацерис. Не зря мы сошли с трассы: эта жуткая синяя «паутина» тянулась до самого Кёльна.

— И мы в эту ловушку полезем, будь неладен Дачс с его головорезами, — зло процедил я.

День, можно считать, не задался. Да и как иначе, если предстоит забраться в самое сердце Кёльна? Я мог бы бросить Вольфганга одного, подождать на окраинах и попробовать сбить со следа мародёров, однако в одиночку в заражённом городе не выжить. Ни мне, ни ему.

— Пора идти. Алард — на разведку, — отдал приказ я. Хотел бы сказать, что ещё не поздно повернуть назад… Вот только действительно поздно.

Дрон полетел вперёд, сканируя местность. От Вершины я ожидал чего угодно — стай метацеридовых, непроходимых очагов Метацериса, хитрых и изворотливых тварей, способных поджидать в засаде или незаметно идти следом, часами выслеживая жертву, и многих других опасностей, каких не встретишь больше нигде. И от того, что Алард не сообщал ни о каких изменениях, становилось не по себе. Напряжение росло, как перед грозой.

Что-то будет.

Не я один насторожился. Вольфганг стал двигаться как-то более мягко и плавно, словно крадущийся хищник. Или тот, кто от этого хищника надеется спрятаться. Ещё ни разу, где бы мы ни шли, я не замечал за ним этого почти физически ощутимого напряжения сжатой пружины. Он отлично знал, куда мы идём, — может, даже лучше меня, — и наверняка догадывался, что нас там ждёт. И хотя его неосознанная попытка производить как можно меньше шума нам не поможет, он всерьёз опасался чего-то. Настолько, что тело чисто «на автомате» подстроилось под эмоциональное состояние.

Мы рысцой бежали среди завалов сломанной техники, принадлежащей нормальному миру, брошенного транспорта и сломанных роботов. Всё органическое давно поглотил Метацерис — или оно просто сгнило. Лишь пластик и нетронутый коррозией металл уже который год покоились в начавшем восстанавливаться лесу. Даже после смерти человек оставляет след в природе, продолжает вредить ей…

Бряцая ободранными боками по выступам кучи, мне под ноги скатилось какое-то старое устройство. Не само скатилось. Я хлопнул Вольфганга по плечу и указал на мусор, тот кивнул, мол, «понял». Вскинув к плечу винтовку, я осторожно двинулся к куче.

И в этот момент сверху спрыгнула длинная худая тварь. Я кувыркнулся в сторону. Нога отозвалась болью. Вольфганг открыл огонь, и метацеридовый рванулся к нему. По чёрной коже, пронизанной синими прожилками, расползлись ожоги от плазмы. Я выстрелил монстру в спину, но он отпрыгнул зигзагом — услышал треск.

Этот метацеридовый был ненамного ниже того, что напал на нас возле «боксера», зато превосходил его в длине. Жилистый, неестественно худой, он напоминал толстый жгут с узкой вытянутой головой и усеянной мелкими клыками пастью.

— Граната пошла! — предупредил Вольфганг, пригибаясь и бросая гладкий шарик под ноги противнику.

Я отвернулся. Вовремя: полыхнула лазерная вспышка. А затем сильные лапы припечатали меня к земле, чудом не сломав хребет. Я мельком удивился, что метацеридовый увернулся от взрыва, а затем — собственным мыслям. О чём я думаю, когда мне пытаются откусить голову?!

Извернувшись, я чуть сдвинулся в сторону. Этого хватило, чтобы мощные челюсти клацнули рядом, не задев меня, а в следующее мгновение выстрел Аларда заставил метацеридового отскочить. Я рывком поднялся с земли и, развернувшись, выстрелил навскидку. В цель! Заряд плазмы прожёг грудь монстра.

Тот покачнулся, но не упал.

— Огонь, — спокойно сказал я.

Затрещала турель дрона. Раненый метацеридовый одним прыжком взлетел на мусорную кучу и скрылся из виду. Преследовать его Алард не стал: приказа не было. Мы лишь выждали немного — не вернётся ли монстр? — и двинулись дальше.

Это нападение было лишь приветствием, будто бы так Кёльн встречал гостей. Впереди ждали испытания посерьёзнее, но тревоги больше не было — только холодная отчуждённость. К чему страх перед Вершинами, если иного пути нет? Ситуация, конечно, практически безвыходная, но я привык идти до конца, пусть даже к виску приставлен пистолет, и как ни дёргайся, всё равно получишь пулю.

Мы подходили к промзоне. Сердце забилось быстрее, и я медленно вдохнул и выдохнул, успокаиваясь. Через несколько минут мы войдём в город.

— Держимся вместе и работаем слаженно, — тихо напомнил я. — Лишний раз не отсвечивай, понял?

— Советов не спрашивал, — огрызнулся Вольфганг.

— На разведку, — проигнорировав его, приказал я Аларду.

Тот поднялся выше и слился с крышами довольно высоких, этажа в три-четыре, построек. Чёрная зеркальная обшивка отлично отражала тёмные стены, испещрённые трещинами и изъеденные язвами проломов. Стихия и время потрудились над ними на славу.

Метацериса уже здесь было много. Он опутывал здания, впивался в дорогу, выламывая куски асфальта, тянулся, провисая, над узкими улочками. Пульсирующие коконы синей биомассы попадались по углам. Я не хотел даже гадать, что внутри, но Вольфганг думал иначе. Откуда-то из глубин рюкзака выудив шприц, он проткнул иглой толстую оболочку и набрал какой-то мутно-серебристой жидкости. Кокон сжался и запульсировал, как огромное сердце. Из прокола выступили похожие на ртуть капли.

Я не подходил близко.

— Что это за хрень? — спросил издалека.

— Понятия не имею, — пожал плечами Вольфганг. — Может, споровый мешок… Хотя какие, к чёрту, споры? Постой! Внутри что-то есть!

— Ну и оставь это в покое. Пошли! — Он сделал вид, что не услышал. — Вольф?

Вольфганг достал фонарик и, выставив максимальную яркость, в упор посветил на кокон. За мягкой мембраной действительно угадывались очертания… головы?.. Нет. Черепа. Черепа и костей какого-то животного или, скорее, метацеридового.

— Это что, ловушка? — поражённо пробормотал Вольфганг. — Или он… перерабатывает органические отходы? Здесь полно укрытий для метацеридовых, но нет ни одного мертвеца!

— То, что мы не видели, не значит, что их нет, — резонно заметил я.

— Допустим. Всё равно Метацерис, похоже, питается органикой. Вот как он постоянно разрастается! — Вольфганг пришёл в восторг учёного, приблизившегося к подтверждению какой-то своей теории. — Это отлаженный механизм выживания! Чем его больше, тем сложнее уничтожить подчистую, а значит, всегда есть шанс, что какая-то часть останется и разрастётся вновь, даже если выжечь всё плазмой!

— И ты этим восхищаешься?! — удивился я. — Да у тебя крыша поехала!

— Я так не думаю. Вот ты уважаешь своего врага?

Я мотнул головой. Дачс и его мародёры уважения не заслуживали — только презрение. Да, каждый выживает, как может, но эти ублюдки слишком часто переходили черту человечности. Я никогда не был моралистом, но вырезать ради наживы целые лагеря выживших — перебор.

— Ладно, я понял, — вздохнул Вольфганг.

Тяга к исследованию умерла во мне в тот день, когда до меня дошло, что лучший способ выжить — держаться подальше от Метацериса. Вольфганг наверняка тоже это понимал, и от того казался ещё более странным. Не то бесстрашен, не то безрассуден… Скорее безрассуден. Обычно такие долго не живут что в Треугольнике изоляции, что за его пределами, а он смог, и неясно, как — от большого везения или благодаря опыту. Как бы то ни было, я впервые испытал к нему нечто вроде уважения. Не такой он салага, каким кажется.

Мы пошли дальше в тишине. Алард летал поблизости. Я активировал голографический интерфейс на стекле шлема, чтобы он передавал картинку в угол голограммы. Его сканеры улавливали малейшее движение, очаги Метацериса он тоже распознавал, однако искусственный интеллект несовершенен. Алард мог пропустить какую-нибудь важную деталь, на которую обратит внимание человек, но не дрон. Поэтому я периодически поглядывал на голограмму.

Алард долетел до края промзоны, и я увеличил картинку. Оторвать взгляд было невозможно, настолько жутко и неестественно выглядел Кёльн. Смерч почти не повредил городских строений, словно специально обходя самое сердце Метацериса. Город казался бы просто брошенным, если бы не биомасса, толстыми жилами вьющаяся по смолянисто блестящему покрытию на стенах. Тут и там виднелись коконы, подобные тому, что заинтересовал Вольфганга. Космы Метацериса тянулись между строениями, затягивали окна и дверные проёмы, впивались в здания, обрушая некоторые из них, и даже на дороге лежали эти чёртовы синие плети.

Небоскрёбы обелисками возвышались среди руин, что не выдержали натиска Метацериса. Скошенные крыши и острые шпили тянулись к глубоким тучам, и это были не самые высокие постройки в городе. Башни научно-исследовательского комплекса, где строились маячки, нависали над всеми домами и офисными зданиями, а между ними тянулись галереи в пару десятков этажей каждая.

— Движение справа! — предупредил Вольфганг.

— Алард, назад! — рявкнул я.

Лёгким нажатием на экран коммуникатора свернул картинку и схватился за оружие. На крыше большого цеха стояло уродливое создание с непропорционально большой головой и перепонками между лапами и боками. По его гладкой шкуре вилась биомасса.

Вольфганг вскинул винтовку. За мгновение до того, как он выстрелил, метацеридовый издал пронзительный вопль, и ему ответили десятки таких же мерзких голосов. А затем плазма прожгла дыру в его морде.

Мы забежали в первое попавшееся здание. Это оказался цех, рассечённый надвое конвейером. Сквозь прорехи в затянувшем окна Метацерисе пробивались слабые отблески света, и без того тусклого, а здесь и вовсе теряющегося в темноте. Я активировал встроенный в шлем ПНВ.

Твари волной взметнулись с крыш и ринулись к нам. В спину им ударил Алард. Я упёр приклад в плечо и прижал палец к сенсору. Винтовка завибрировала, плюясь сгустками раскалённой плазмы. Косая очередь срезала несколько тварей, на пару секунд оттянув неизбежное.

А затем метацеридовые смели нас.

Когти и клыки царапали броню, от рычания и визга тварей звенело в ушах. Рядом с головой щёлкнули чьи-то клыки. Я рванулся, пытаясь сбросить с себя или хотя бы отпихнуть монстров, но их было слишком много. Они навалились тяжёлым копошащимся клубком, сцепляясь друг с другом и пытаясь содрать мою броню.

Я врезал винтовкой по спине метацеридового, до которого смог дотянуться, затем ещё и ещё… Он не обращал на это никакого внимания, как и его собратья — на пинки и удары. Я отбрыкивался, как мог, но один из метацеридовых оттолкнул сородичей и сжал мощные челюсти на моём горле. Прокусить броню он не мог, однако задушить меня — вполне.

Воздуха не хватало. Я с размаху ударил кулаком по голове монстра, но он лишь зло зашипел, не оставляя попыток прогрызть бронепластины. В глазах потемнело, лёгкие жглись так, будто готовы были разорваться. Как я ни пытался протолкнуть в них хоть глоток воздуха, метацеридовый давил слишком сильно.

Силы стремительно покидали меня. Тело налилось свинцом, каждое движение давалось с трудом, как если бы нас окружала вода. Или мне только так казалось?.. Сдаваться я не собирался. Не так просто! И пусть мир расплывался, я из последних сил, не чувствуя собственной руки, дотянулся до кобуры с пистолетом. Щелчок предохранителя… Ствол в голову твари… Уже теряя сознание, я провёл по спусковому сенсору.

Челюсти на моей шее разжались. Метацеридовый с прожжённой головой обмяк, а я судорожно вздохнул и зашёлся надрывным кашлем.

— Стреляй! — хрипло крикнул Аларду.

Он не мог открыть огонь без команды, пока рисковал задеть меня. Мне же стало плевать: лучше рискнуть, чем пойти на обед тварям. С громким треском заработала плазменная турель, сбивая с меня метацеридовых. Те заметались, натыкаясь друг на друга и в исступлении сцепляясь с собратьями. Во все стороны полетели выдранные куски заражённой плоти и брызги крови.

Подхватив винтовку, я полоснул очередью по мельтешащим монстрам. Одни попадали замертво, но им на смену пришли другие.

— Да сколько же вас?! — воскликнул в другом конце цеха Вольфганг.

Его окружили. Он прижался спиной к стене, трясущимися от адреналина руками перезаряжая винтовку, и в это мгновение метацеридовые бросились на него. Замелькали среди тел синие вспышки.

— Прикрой меня, — приказал я.

— Есть, — отчеканил Алард.

Шквальным огнём он смёл волну метацеридовых за моей спиной. Я же навёл ствол на гадов впереди и зажал спуск, прожигая в них дыры раскалёнными плазменными зарядами. Метацеридовые беспорядочно взметнулись к потолку. Я бросил гранату в самую гущу стаи и пригнулся.

Хлопок! Плазма разлетелась на несколько метров вокруг, сбивая тварей. Алард пристрелил несколько нацелившихся на меня метацеридовых. Пригнувшись, я проскочил под когтями ещё одного, развернулся и срезал его короткой, в три выстрела, очередью. Путь был временно свободен.

Я подбежал к Вольфгангу, выстрелом отбрасывая от него особого агрессивного метацеридового. Он оттолкнул ещё одного — и прострелил монстру лоб. Вот только тварей меньше не становилось, и я открыл огонь, отгоняя их. Вольфганг отступил ко мне.

— Цел? — перекрикивая вой метацеридовых, спросил он между двумя очередями.

— Потом поговорим, — прохрипел я, хотя вряд ли он услышал.

Горло ещё саднило. Голос я потерял, и, похоже, надолго.

Винтовка в руках харкала плазмой. Нагрелись уже не только катушки и ускоритель, но и цевьё. Индикатор заряда показывал, что батарея почти села. В какой-то момент оружие завибрировало без выстрела. Я отщёлкнул пустой картридж и вставил новый, заполненный аргоном.

Прошло всего минут десять, а казалось, будто целая вечность. Наконец, метацеридовые рванули к выходу, теряя раненых и оставляя за собой алый след. Трупы устилали грязный пол, кровь коркой покрывала броню — что мою, что Вольфганга. Мокрый от пота комбинезон лип к спине.

— Неужели всё? — тяжело выдохнул Вольфганг. — Если так и дальше пойдёт, мы отсюда живыми не уйдём.

— Отставить панические настроения, — отмахнулся я, меняя батарею в винтовке.

— Да у нас боеприпасы ещё до комплекса кончатся! Я никогда столько метацеридовых не видел, а ведь мы только зашли в город!

Кровь бурлила после схватки, нервы требовали разрядки. Я едва сдержался, чтобы не врезать напарнику, дабы привести его в чувство.

— Заткнись! — рявкнул вместо этого.

В горле запершило, и я опять закашлялся.

— Не хочешь даже выслушать — проваливай на все четыре! — вспылил Вольфганг.

Звучало заманчиво, но я понимал, что в одиночку мы оба не продержимся и пары часов.

— Ну давай, выкладывай, что у тебя на уме.

— Можно поискать боеприпасы в оружейных магазинах. Насколько мне известно, их как минимум три в разных районах. Мимо одного будем проходить.

— Где ты достал карту города? — заинтересовался я.

— Купил у одного странного типа в лагере, — Вольфганг пожал плечами. — Вряд ли карта точная, но и это лучше, чем вообще ничего.

Я вовремя прикусил язык, хотя мне было, что сказать. Очень хотелось высказать, какой он идиот, как наивно повёлся на очевидный «развод», да только сейчас не время ругаться и спорить. Если карта Вольфганга и впрямь не пригодится, он узнает о себе много нового, но не раньше, чем Кёльн останется далеко позади.

Если останется.

В глубине души я всё ещё надеялся, что мы выберемся из этого проклятого места живыми, будто за двадцать лет Треугольник изоляции ничему меня не научил, не показал, как жесток и непредсказуем. А он ведь напоминал об этом каждый раз, когда мне казалось, что человек может приспособиться. Не может — только бороться за жизнь. Вырывать из когтей тварей каждый день и каждую ночь, держаться подальше от Метацериса и стрелять, стрелять, стрелять… Чтобы выжить.

Я обвёл взглядом заваленный бездыханными телами цех. Хорошее начало, ничего не скажешь. Не успели мы пройти промзону, как забытый богами город дал понять, что это территория Метацериса.

Ничего, к трудностям мне не привыкать.

Я сменил ёмкость с ионизированным газом на турели Аларда, вышел на улицу и как ни в чём не бывало зашагал между цехами. Вольфганг держался рядом. Не задавал вопросов, не просил о привале, не ныл… Наверное, именно такого напарника мне не хватало. Пусть ему недоставало жёсткости и хладнокровия, да и его тяга к непознанному могла сыграть с ним злую шутку, он обладал куда более важным качеством, редким в наше время — надёжностью.

И какая разница, человек он или метацеридовый?

— А может, пройдём через метро? — предложил Вольфганг. — Здесь мы как на ладони.

— Под землю даже не суйся, — отрезал я. — Знал бы, ты что там водится…

Некоторые особо опасные метацеридовые очень любили тёмные сырые подземелья, в которых легко заблудиться… Заблудиться и стать жертвой хищной твари. Мне однажды пришлось спускаться в старые катакомбы, скрываясь от головорезов Дачса. Боеприпасов после этого не осталось, броня пришла в негодность, а раны заживали пару недель.

Подземные монстры были изуродованы не только Метацерисом, но и темнотой. Слепые, небольшие, но проворные и сильные, они сбивались в стаи и нападали со всех сторон. И то был городок почти в центре Треугольника! А что поджидает в извилистых тоннелях под Кёльном?

Выяснять не хотелось.

Вольфганг возражать не стал, и дальше мы шли всё так же по поверхности и в гробовой тишине. Единственным звуком были наши тихие шаги, в то время как город застыл, словно на фото. Я не видел вокруг ничего живого, не считая Метацериса, и от этого странным образом становилось не по себе, хотя, казалось бы, радоваться надо. Наверное, дело в том, что подсознательно я ожидал совсем другого — орд монстров, бесконечной стрельбы и прорыва с боем.

Кёльн напоминал подёрнутый тленом скелет — такой же неподвижный и мёртвый, ощерившийся рёбрами небоскрёбов и опутанный синей биомассой, медленно разрушающей его. Чем глубже в промзону мы заходили, тем труднее становился путь: всё чаще попадались завалы и руины, от которых безжалостные торнадо оставили лишь обломки да торчащие острыми клыками куски стен.

Перебираясь через очередной завал, я приметил странное положение бетонных обломков и отогнутые в стороны шипы арматуры. Тёмный провал уводил под землю, подобно пещере… Или норе. Большой, глубокой норе, в которую пролезет крупный метацеридовый…

Не столько зрением, сколько каким-то шестым чувством я уловил движение внутри. Сканеры Аларда не просвечивали толстый слой бетона и экранирующее покрытие, и он не мог предупредить заранее. Я медленно полез обратно, стараясь ничего не задеть. Вольфганг понял без слов и последовал моему примеру.

В глубине норы зажглись четыре синих глаза. «Только не этот!» — мысленно взвыл я, вспоминая, как такая же тварь едва не убила нас у «боксера». По крайней мере, теперь всё встало на свои места: она пришла из Кёльна, а значит, заражение и впрямь распространяется.

С утробным рыком метацеридовый выбрался из норы. Больше не таясь, мы рванули прочь по узким переулкам между цехами и ангарами заводов, петляя, как в лабиринте. Метацеридовый терял нас из виду, но не отставал. За собственным тяжёлым дыханием я слышал его топот, эхом отражающийся от стен. Боли в ноге и усталости как не бывало: здоровая махина на «хвосте» здорово придаёт сил.

Первые минут десять я бежал, падал на одно колено и стрелял, едва показывался позади метацеридовый, будто и не был ранен, но адреналин выветрился так же быстро, как придал сил. Ожог напомнил о себе жгучей болью. Сцепив зубы, я присел на здоровую ногу и развернулся к только что оставшемуся за спиной повороту. Вольфганг чуть отстал, минируя проход.

Метацеридовый вылетел из-за угла, резко затормозил, едва не проскочив дальше, и прыгнул. Я выстрелил, зная, что это нисколько не замедлит противника. Вольфганг бросился ко мне, на безопасную дистанцию, но не успел.

Полыхнул взрыв. Ударная волна отбросила и его, и метацеридового, который тут же поднялся на лапы и замотал уродливой головой. Вольфганг прокатился несколько метров по асфальту и замер. Мёртв?!

— Алард, жизненные показатели? — скороговоркой спросил я.

— В норме. Он жив, Харман, — механически отчитался дрон, просканировав неподвижное тело.

Я встряхнул напарника за плечи, приводя в чувство, и помог подняться. Он пошатывался, но бежать смог. Да и выбора, в общем-то, не было. Мы рванули дальше. С каждым шагом боль становилась нестерпимее, а Вольфганг всё чаще натыкался на стены и обломки.

Не успеем. Не убежим.

От этой мысли стало тошно. Неужели мы столько прошли, забрались в одну из Вершин, чтобы погибнуть в когтях метацеридового, не дойдя даже до центра? Что ж, хотя бы здесь, а не на какой-нибудь чуть более безопасной территории…

Нет. Только не так.

На бегу я сорвал с пояса пару гранат и бросил на опережение, одновременно укрываясь за крепкими стенами какого-то завода. Взрыв! Метацеридовый грузно повалился на дорогу, но долго разлёживаться не стал. Я бегло огляделся. Станки и сканеры непонятного назначения, длинный конвейер, крохотные окошки под потолком, толстые «корни» Метацериса… Вот оно — пожарный выход!

Потащив за собой Вольфганга, я бросился к двери с давно не работающей голографической табличкой. За ней обнаружилась многоярусная пожарная лестница из нержавеющего сплава с переломанными перилами. Мы побежали наверх. Ступени грохотали под ногами, угрожая проломиться — тот факт, что они не заржавели, жуткого износа не отменял. Метацеридовый рыскал где-то поблизости, ища пропавшую добычу.

Я выбил дверь на четвёртом этаже и, впустив в коридор офисных помещений Вольфганга и Аларда, забаррикадировал её нашедшейся в ближайшем кабинете тумбочкой. Что делать дальше, непонятно. Другого выхода, не ведущего обратно к монстру, нет, а прятаться долго не выйдет. Бой ему тоже не дать: любой взрыв в замкнутом пространстве станет летальным и для нас, а простые плазменные заряды эту дрянь не берут.

— Если мы здесь умрём, по-моему, пора сказать, поверишь ты мне или нет, — вздохнул Вольфганг, вяло садясь на грязный пол. — Я искал именно тебя, потому что только в тебе могу быть уверен. Понимаешь, не бывает таких совпадений, Харман. Фамилия, имя, год рождения, родной город и то, что ты оказался здесь, а не за Границами. Надеюсь, ты не забыл нашей дружбы… Хоть это и было давно.

— Что ты несёшь? Тебя контузило, Вольф. Жёстко контузило, — отрезал я.

Да, таких совпадений не бывает. Он не мог быть тем, о ком я сразу вспомнил. Просто не мог… Керт погиб тогда. Такие, как он, наивные идеалисты, не выживают в этом жестоком мире. А он тогда был ещё и ребёнком… Шансов у него не было.

— Я знал, что ты меня не узнаешь и не поверишь, — судя по голосу, Вольфганг печально усмехнулся. — Моё настоящее имя — Керт.

Я не верил ни единому его слову. Всё-таки хорош актёр — разыграл белого и пушистого учёного, натурально сымитировал интерес к Метацерису и правильно подобрал факты, надеясь, что я поверю в его спектакль. Зачем ему это? Хороший вопрос.

Я неторопливо подошёл к Вольфгангу и неожиданно приставил стол винтовки к его голове.

— А теперь отвечай, мразь, как ты о нём узнал и чего добиваешься? — прорычал сквозь динамики шлема.

— Харман! — Вольфганг не двигался, боясь лишиться головы. Страх отчётливо сквозил в его голосе. — Я сказал правду! Ну, помнишь, как мы чуть ли не сутками бродили по городу? Как я отвлекал, пока ты обворовывал прохожих, а потом мы делили добычу? Как я свалился в незакрытый канализационный люк и просидел там пару часов, пока ты не привёл помощь? Я тогда думал, что ты меня бросил, но в итоге стал доверять тебе ещё больше…

О тех событиях не знал никто, кроме нас двоих и тех людей, которых не осталось в живых. Я опустил оружие и неуверенно спросил:

— Керт, как… Как ты выжил?

— Благодаря удаче и осторожности. Считай, мне везло.

Я не видел его лица, но не сомневался, что сейчас он будто заново родился. Всего одно неверное слово — и я, не задумываясь, отстрелил бы ему голову. Потом, наверное, пожалел бы об этом… Или нет. Кто знает? Ему было бы уже всё равно.

— И как мне тебя теперь называть? — спросил я.

— Зови Вольфом. Моё имя — это частичка прошлого, которое уже никогда не вернуть, — пожал плечами Вольфганг. — Я никогда его не забуду, но Треугольник разделил жизнь… нет, весь мир на «до» и «после»… Господи, как же я хочу вернуться в это «до»…

— Я тоже раньше хотел, а сейчас… Научился принимать реальность и подстраиваться под неё. Я не хочу ничего менять. Хочешь верь, хочешь — нет, но мне нравится мир таким, какой он есть сейчас. С нашей грёбаной карантинной зоной, с Метацерисом и метацеридовыми.

— Конечно, тебя-то он не заразил! — Вольфганг вспыхнул, как спичка. — Ты не знаешь, как это больно и каково это — не знать, возьмёт ли он своё завтра или даст пожить ещё денёк! Может, тебе на это плевать, хорошо. Но оглянись вокруг! Мародёры, монстры, убийцы! И ты — один из них, Харман, признаёшь ты это или нет. И я бы ни слова не сказал, если бы тебе это всё не нравилось!

— Я уже не тот, каким ты меня запомнил, — холодно отрезал я.

— А жаль… Тогда ты был намного лучше, но… — он ненадолго замолчал и закончил: — Я всё равно рад, что мы встретились после стольких лет.

Я особой радости не испытывал. Раньше мне казалось, что, встреться мне кто-нибудь из жизни «до», как выразился Вольфганг, я буду пусть не счастлив, но чуть менее равнодушен. Оказывается, прошлое не так уж много для меня значит.

На пожарной лестнице раздался грохот, и в дверь ударился метацеридовый. Мы бросились в конец коридора, к окну с торчащими из рамы осколками стекла. Смахнув их, я выглянул вниз. Высоковато… Взгляд наткнулся на окно этажом ниже.

Шанс только один.

Держась за край, я прыгнул вниз. Со звоном разлетелось оконное стекло, и я ввалился в чей-то кабинет. Вольфганг повторил мой манёвр. Выбив замок на двери, мы побежали к пожарному выходу. Наверху послышался грохот: метацеридовый пробился через баррикаду. Одновременно с этим мы выскочили на пожарную лестницу и бегом спустились на улицу. Тварь показалась на пролёте четвёртого этажа. Обернувшись, Вольфганг бросил гранату.

Взрыв смешался с грохотом. Лестница не выдержала — рухнула грудой обломков и острых штырей. Метацеридовый не успел ни за что зацепиться. Я ожидал, что сейчас он бросится на нас, но, едва осела пыль, понял, что мы победили. Монстр повис на балках и подпорках, пронзённый насквозь.

Так легко? Меня пробрал нервный смех. Мы едва вошли в черту города, а и без того потрёпанные нервы уже сдавали. А ведь дальше будет только хуже…