Бабочка (джен)

Факс методично протягивал сквозь себя листы — конечно, на том конце их ждали. Очень ждали. Остаток механического жужжания — и тишина. Натаниэль сосредоточенно убрал челку за ухо, аккуратно сложил друг за другом страницы их рукописи: угол к углу, по номерам. Эта стопка — все, что они могли сделать, кажется. Это было очень странно, немного смешно.

— Включу телек, ладно? — спросил Нат.

Марк кивнул. Сел на диван, тот услужливо-знакомо прогнулся под его весом. Марк взял холодный пульт. Кнопка — щелчок — до боли знакомая женщина говорила примерно то же, что и многие, многие разы до этого: "Жители Парижа застигнуты врасплох: аномальное изменение погоды, из ниоткуда взявшаяся паутина, и главное — неясно, кто за этим стоит". Резиновая кнопка со стрелкой — "…репортаж с места событий. Леди Баг и Кот Нуар около трех минут находятся внутри, пока все тихо"; кнопка — "наведи камеру, идиот!" — шепотом, интимным шепотом, испепеляюще-нервным шепотом. И уже в полный сильный голос: — "Только что под пирамидой Лувра была замечена какая-то активность, схожая с движениями больших скоплений насекомых…" — другая кнопка, круглая: "Выкл звук".

Вновь настала благословенная тишина. Натаниэль стоял рядом: он мял в руках первый лист стопки, сжимал кончик черной ручки напряженными тонкими губами.

— Ну, что думаешь, Марк? — он аккуратно сел рядом. Под их общей тяжестью диван прогнулся чуть сильнее.

Марк прижал колени к груди, зарыл половину лица в широких алых рукавах кофты:

— Знаешь, Нат, это ведь и впрямь очень похоже на то, что написал я, что нарисовал ты, почти идентично. Это так странно.

— Хм, "почти", — Нат усмехнулся, надорвал листок блокнота, — Он же ведь все-таки редактор, не может все оставить как было. Надеюсь, он пойдет до последней отправленной ему страницы. Хотя, думаю, если он доведет историю до какого-то условного "момента кризиса" и бросит так…

— …то наши Госпожа Удача и Месье Хаос найдут выход так, как находили его всегда, — закончил за него Марк. Они с Натом очень хорошо понимали друг друга. — Надеюсь, он подумает именно так, не будет искать каких-то альтернатив…

— Он получил больше, чем мог мечтать, так о каких еще альтернативах может идти речь, а? — в голосе Ната была гордость. Ведь их творение было прекрасно, действительно прекрасно.

Внутри TV-экрана стекло пирамиды Лувра побурело, рассыпалось сажей и пылью: котаклизм, как он есть. Изнутри вытянулась струна металла, на ней два пятна: черное и красное. Кот и Леди.

— Сейчас должно перейти на следующий фрейм… — Нат говорил вполголоса, не отрывая глаз от экрана. — Все-таки этот эпизод хорош, правда, Марк?

Тот кивнул. И — крупный план: в руках Кота сжавшаяся в позу эмбриона Она, Леди Баг. Исключительная, словно бы не-до-конца-человеческой-природы Она. Леди отцепила от своей латексно-гладкой ноги йо-йо, размахнулась, исчезла из кадра. Струна сложилась в знакомый жезл, тут же вытянулась вновь — исчез вслед за ней и Кот Нуар.

Марк выпустил пульт из рук. Он упал на диван с глухим звуком. И Марк откинулся на спинку расслабленно и умиротворенно: теперь все соответствовало их раскадровке. Фрейм в фрейм… Ну, или было совсем немного лучше, чем задумывалось. Натаниэль придвинулся к нему: бедро к бедру. Он откладывал из стопки листы, события на которых уже произошли. Один, два… На третьем и четвертом был разворот: стены, черные тучи паучьих тел складывались буквами "la colonne Vendome" — и заполняли края страниц непроницаемо-черным…

— Очень красивый разворот, Нат.

— Жаль, что Леди Баг и Кот вряд ли оценили его по достоинству…

Дальше в стопке — ухмылка Бражника, его шаги, затемнение… Он сам на конце Вандомской колонны: перед Наполеоном, вместо него. Солнце слепило, растворяло густые лучи, смешивая две фигуры — из плоти, из камня… И у ее подножия две пары легких сильных ног: Леди и Кот. Конечно, это не мог быть никто, кроме них!..

Марк перевел взгляд на экран телевизора: он отставал от своего первоисточника, но отставал совсем немного — смаковал каждый кадр, наделял его смазанной пластикой движений. Но повторял: точно, как мог.

И снова к стопке — закатные тени оказывались телами существ: мотыльков. Они несли за собой тяжелый трупный смрад, их тела были из волокон, хитина и жира. Они были неизничтожимы, они вытесняли небо, весь мир вокруг — заменяя его туго-живой тучей своих тел… Марк положил руку на шею, прикрывая ее, защищая: привычный жест безусловного страха. Но Нат его не заметил: он сверял рукопись с TV-экраном, он вдохновенно листал дальше. Дальше — мотыльки вцеплялись в кожу Кота и Леди Баг, лишая слуха и зрения. Красная с пятнами, наполовину облепленная тяжело-живой тьмой рука дернулась вверх, подкидывая йо-йо — и красная вспышка бессильно погасла, была пожрана этой тьмой, тьмой… И маленькие лапы лезли под застежки серег на ее ушах — и под кольцо на руке Кота Нуара…

Туча распалась, обнажив двух бездвижных, но живых подростков, лежавших на площади. Подростков, конечно, не имевших, неспособных иметь отношение к Леди Баг и Коту Нуару — и все-таки они были ими секунду назад.

Марк поднял глаза, проглатывая внутреннюю дрожь: экран следовал за бумагой. Детально следовал. Нат тоже заметил это — с радостной гордостью, со стыдом за эту гордость. Но дальше — дальше…

На листе рука из черных штрихов и пятен сжимала серьги и кольцо. Фрейм — эта же рука проталкивала сквозь непроколотые мочки эти серьги, кожа отвечала багровыми каплями. Фрейм — кольцо нанизано на аккуратно-серую перчатку. Фрейм — глаза налиты светом и кровью; фрейм — и он, Бражник, сжигаем, сжигаем изнутри светом — и… Он распался на пламя и свет, на крик и взрыв. И тем же пламенем объяты вокруг него тела, крылья мотыльков…

— Ну вот и все, Нат, — голос Марка дрожал теплом, счастьем, может, освобождением.

И Натаниэль блаженно положил голову на покрытое алой тканью плечо.