Спаси меня от души (джен)

Перед троицей стояла довольно сложная задача, жизни были поставлены на кон, и теперь, когда иного выхода нет, приходилось предпринимать всевозможные действия, чтобы просто выбраться из западни, в идеальном случае ни с кем не вступая в бой. Так вот быстро роль охотников перешла на другую сторону, одним взрывом, одним хитрым действием. Что делать конкретно — неясно, а куда идти — тем более, ибо карты-то не было: отвечающий за составление схемы гробницы инженер команды Два был благополучно убит, а лист сгорел в процессе бойни. Тёмные пустые коридоры не хвастались разнообразием и уникальностью, оттого память и творческое представление пришлось напрягать особенно сильно. К счастью, отличная память и анализ Миши позволяли команде двигаться примерно в том направлении, чтобы выйти в восточную кишку подземелий. Так они считали до сего момента.

Убив добрые полчаса на передвижение, постоянно прячась при приходе местных и щурясь в темноте, как кроты, только весьма отсталые в развитии, лишь бы не так часто использовать магсферу, они забрели в тот самый коридор, в теории обязанный вывести на основной, по которому шла группа Терентьева. Но их встретил завал, причём давний, уничтожив все планы команды на спасение. Алексей, может, по-солдатски молчал, но Денис, как живой думающий мужик, начал то ли паниковать, то ли просто ругаться от дикой злобы, прикидывая потенциальную угрозу, названную им неприличным словом на букву: «Ж». Впрочем, эта «Ж» лаконично описывала ситуацию — Миша аж поспорить не мог.

Тем не менее, надо было срочно менять план. Симонов повёл команду дальше в надежде, что он крот более находчивый, чем его товарищи. Отчасти это спасало, ибо он чувствовал то, что трудно объяснить, но окрыляющее настолько, отчего никакой однообразный коридор, перекрёсток или тупик не могли подавить его настрой двигаться дальше к спасению. Даже звуки сражений, призрачно бродящие по гробнице, воодушевляли, хотя что в них было хорошего? Наверняка взрывы и вскрики, только что отражавшиеся эхом от мёртвых стен, оповещали о жестокой стычке, где кто-нибудь мог погибнуть, оказаться в плену психов или просто стать смертельно раненым. Не сказать, откуда конкретно шли звуки, кто конкретно участвовал в сражении, но сам факт отсутствия одиночества в треклятых подземках воодушевлял. Где-то рядом, через пару стен, шёл Терентьев со своей сворой — оставалось лишь найти.

Но время шло, а больше коридоров, идущие западнее к кишке, не попадались. Держаться самой левой стены было с каждым разом всё опаснее: святые бродили крупными группами, частенько выходили из-за угла, и только благодаря им стонам, рычанию и шагам парни ни разу не позволили себе глупо попасться. Но так продолжаться не могло. В очередной раз, спустя час автономного выживания, они услышали целую какофонию подобных звуков. Порабощённых, казалось, много до жути, все шли буквально впереди и вот-вот выйдут из-за угла. К сожалению, проверять ближайшую комнату не было времени, потому троица ворвалась внутрь ближайшего помещения, захлопнула дверь и притаилась. Так, в кромешной темноте, с навострёнными ушами они стояли как сторожевые в потёмках, на всякий случай держа оружие, чётко направив его на дверь.

Симонов не знал, что думать и как переживать наиболее реалистично в такой ситуации. Дело не в апатии, коей у него точно не было, а в перемешивании многих мыслей, эмоций, факторов внутри, накатив тем самым немаленький мусорный ком. Нахождение в постоянной опасности изматывало, не говоря уж о недавней стычке с рыцарем. Он, как личный демон, показал ему слабость. Выведи его из привычного состояния и конец — Миша потерян, ошеломлён и слаб.

«Как глупо, — ругал себя Миша, думая о подобных недостатках, — нельзя доводить себя до шока, если что-то не идёт по плану!»

Сейчас, например, когда на кону стояла не только его жизнь, но и выживших товарищей, он мыслил вполне здраво и хладнокровно. Но надави и заставь действовать не поминутно, неспешно, а за секунды, проявляя быструю реакцию, то тут Миша станет слабеньким котёнком, выброшенного хозяевами на улицу. Возможно, сейчас рыцарь оказался банально опытнее и опаснее, оттого ничего не получилось. Также возможно, что Миша лишний раз накручивал себя, ещё не оправившись от разгрома. Так или иначе, постоянные рассуждения обо всём плохом — не только о стычке с рыцарем — сильно истощали психически.

Толпа святых действительно проходила по коридору, причём у некоторых из них были источники освещения: то ли факелы, то ли святое пламя, просачивающееся через щели старой скрипучей деревянной двери проблески враждебного света, вынуждая Дениса сделать несколько шагов назад. В результате он врезался ступнёй во что-то такое, из-за чего солдат всполошился, сменил положение винтовки дулом к неизвестному и принялся громко шептать:

— Срочно нужен свет, — он спрашивал разрешения, будучи отвечающим за освещение, — тут что-то есть.

— Нельзя, — шептал Симонов как можно тише.

— Чего? Нужен свет, твою мать, тут что-то есть! — повторил Денис в раздражении. — А если здесь святые?

— Не сейчас, Денис! — умолял его Миша, уже не контролируя голос. — Мы спалимся!

— Чёрт…

Семя неуверенности было посажено. Кто-то ведь мог сейчас скрываться в темноте в одной комнате с ними. Поджидал как жадный, но терпеливый хищник, дабы в удобный момент, в самый неожиданный, напасть и разом убить всех троих. Слепые отсталые кроты против того, кто жил в подземельях очень долгое время — кто же победит? А мыслить иначе не получалось: теперь проходящие мимо святые в коридоре не представляли такой опасности, как мифический враг в четырёх стенах внутри. Теперь даже некоторые звуки, будто шаги или мычание, отдавались в ушах исключительно как нечто особенно близкое. Развивающиеся паранойя могла бы затухнуть за неимением доказательств, но нежданное дыхание у ног внезапно заставило Мишу покрыться холодным потом. Нет, это не сквозняк или дуновение неизвестного ветра. Это самое натуральное дыхание, тяжёлое, прерывистое. Вскоре кто-то сзади начал подниматься, причём так слышимо, что лязг винтовки казался более чем логичной реакцией не такие звуки.

— По… помогите, — прошептал мужской голос сзади Миши.

Денис мгновенно выстрелил, на долю секунду осветив комнату кристаллическим снарядом, который влетел в неизвестного за спиной Миши. Не было времени думать, отчего солдат такой меткий, как и о том, что он, как бы, мог и по Симонову попасть, ибо факт нахождения кого-то сзади совсем уж не радовал. Выстрел заставил жертву свалиться так же быстро, как он и объявился ранее. Тем не менее, звук был предостаточно громкий, чтобы святые в коридоре гневно зарычали. А оставалось немного подождать, и они бы ушли!

— Свет! — крикнул Миша, слыша, как подбегали противники.

Магсфера взмыла к потолку и ярким светом наконец сняла маски для сна с их глаз и открыла вид…на ужасающее зрелище. Как никто не почувствовал дикую вонь от подобного — загадка века, хотя, впрочем, такой запах был почти во всех посещённых комнатах. Так или иначе, они стали гостями самой натуральной комнаты для пыток. Денис как раз чуть не споткнулся о лежащее тело мужчины, весьма старого, но абсолютно голого и в странной позе, словно кто-то умышленно приподнял его бедра выше, позволяя видеть мутно-серую жидкость у заднего прохода, смешанную с застывшей кровью. Миша же был «атакован» таким же голым человеком, довольно молодым, но избитым до красно-синих отметин и с отверстием у щеки, скорее всего, из-за Дениса. Он не был святым — душа не распадалась — а внешний вид был, можно сказать, свежего человека, только лишь недавно оказавшегося в условиях гробницы. Теперь всё стало на свои места. Это место не просто пыточная, здесь мучили именно магов, кого смогли поймать.

Алексей, едва увидев шкаф у двери с инвентарём на любой вкус садизма, быстро схватил за стенки и наклонил в сторону, громко уронив мебель к двери. Временная баррикада остановила порабощённых, они будто не хотели портить дверь, потому бессмысленно пытались открыть её, дергая за ручки и толкая внутрь. Миша же осматривался, где-то глубоко в сознании не веря в увиденное. Мужчины, почему-то, лежали на полу в идентичных позах, кроме, конечно, убитого Денисом, а единственная женщина, будучи всё ещё в одежде, висела на цепи, как туша скота в холодильнике, бессознательно покачиваясь со склонённой вниз головой. Судя по одежде, она наверняка была из милиции, её чёрные ровные волосы прилипли друг к другу из-за собственной крови: видимо, ей разбили голову. Даже с критической травмой девушка дышала, мотивируя Мишу подбежать к ней и осмотреть беднягу получше. К большому счастью, деву практически не тронули, словно оставив на десерт.

— Ты чего там делаешь? — негодовал Денис, готовясь принимать гостей вместе с пулемётчиком. Он сменил винтовку на дробовик. — Их там много!

— Он прав, надо отбиваться, — соглашался Алексей. — Не до этого.

— Подождите! Можете сдержать их? Пожалуйста!

Миша видел в девушке проблески сознания. Она бы рада была очнуться, только из-за травмы головы совсем ослабела. Попытка поднять голову, хоть немного, вмиг обернулась провалом, а затёкшие руки, до посинения сжатые цепью, уже не могли даже двигаться, хотя девушка и пыталась. Миша банально боялся освобождать её, так как неверное движение, и сотрясение мозга обернётся чем-то ужасным. Нужно ведь её спасти, верно? Он может ей помочь, он обязан! Так Миша уверенно прижал ладонь к ее виску и запустил святую воду на девушку. Крайне эффективная регенерация святой воды могла, в теории, вырастить заново утерянную конечность, но только при условии, что у объекта лечения есть душа. С магами дела обстояли значительно скромнее. Лечить травмы вроде сотрясения мозга он ещё мог, как и унять боль в руках и снизить отёки, но не более. Это уже много — больше одной задачи выполнять до невозможности тяжко. Тем не менее, Симонов без колебаний смог сделать состояние девушки намного лучше. Только потом он разрубил цепи воздухом и поймал падающую деву на руки.

— Герой нашёлся! — Денис плечом держал шкаф так, чтобы он просто не упал от толчков святых. — Ну что, принц, поможешь нам теперь?

— Заглохни, — попросил Алексей, к чему-то прислушиваясь. — Там что-то происходит…

Внимательное отношение Алексея уже несколько раз поражало Мишу, сейчас — тем более, ведь в общем хаосе ревущих святых он смог услышать кого-то, кто настроен был агрессивно не к людям в комнате, а как раз к надоедливым тварям в коридоре. Тяжёлый топот не услышать теперь было трудно. Это не рыцарь — шаги были более хаотичными и беспорядочными — но точно и не мелкие пешки по типу монахов и солдат. Кто-то большой или весомый, постоянно пытаясь выговорить конкретное слово, напал на святых и начал яростно избивать, разрывать и потрошить, вызывая такие крики боли, что у Миши поджилки затряслись — настолько тот монстр яростен и жесток по отношению к своим. Удивительно, это первый подобный случай, зато какой кровавый. Ни Алексей, ни Денис более не рисковали вообще подавать признаки жизни, за исключением полной боеготовности обороняться.

В скором времени настигла тишина, точнее, никто больше из святых не вопил и не пытался пробиться, в то время как неизвестный гигант продолжил свои попытки что-то сказать, но настолько жалкие, будто ребёнок до года пытался проговорить первое слово. Конечно, оттого и шла вся жуть. Увидев, что девушка постепенно приходит в себя, Миша аккуратно встал на колени и наиболее удобно для девушки держал её на руках, попутно слушая до жути неприятный голос незнакомца по ту сторону двери. Он словно чем-то подавился, каким-то комом в горле, в принципе, мешающим говорить. Эта тварь так и стояла в коридоре с нескончаемыми попытками выговориться, сильно давя на нервы и вообще на психику. Едва от страха не вышел из себя Денис, почему-то решивший установить новый кристалл в винтовку, хотя в руках был дробовик. Вынув камешек и выбросив старый, солдат сунул его в отверстие, схватился за рычажок и передёрнул его, звучно щёлкнув на всю комнату. Кристалл также издал некий протяжённый звук, только получив доступ к мане Дениса. Миша пытался отвлечься, думая о структуре винтовки, пока не услышал самую успешную попытку монстра за дверью:

— Сю-ю-ю-юза-а-а-а-анна! — провопил тот так громко, как мог. Не угроза, не рык, не жалоба. Это зов, обеспокоенный и… собственнический. — Гд… где…

— Вот тварь громкая… — прошептал Денис, дрожащими руками направляя дробовик.

Внезапно по двери ударили, да так, что шкаф едва не опрокинулся, а следом пошли яростные попытки разбить чёртову дверь вдребезги, в одни щепки, отчего пулемётчик, не желая больше стоять и прятаться в надежде, что обойдётся, решил ответить. Протяжная очередь начала бить дерево не хуже ударов монстра, пробивать дверь и дырявить тело гиганта. Тот громко и жалобно кричал, пытался пробиться быстрее обстрела пулемёта, но шквал электричества-магии был настолько ожесточённым, что монстр, в итоге, лишь на миг взглянул через щель в комнату. Жёлтый глаз с пропорциональным крестом смотрел на всех в комнате и, видимо, разочаровался, даже видя здорового Мишу. Теперь-то монстр убежал прочь, оставив парней одних.

— Сюзанна?.. — спросил непонятно кого Миша, скорее, из-за лёгкого смятения.

— Надо уходить, — решил Денис, — иначе нам конец.

— Ну, как она? — холодно спросил Алексей, больше беспокоясь о своём нагретом дуле пулемёта.

— Жива, но без сознания…

— Оставь её, — настаивал Денис. — Она лишний груз.

— Отказано.

— Почему? Ты сам знаешь, в какой мы заднице. Если не оставишь её, я сам прибью, чтобы не мешала.

— И ты следом за ней пойдёшь.

Миша раскусил Дениса крайне быстро. Некоторое снисходительное или даже горделивое отношение прекрасно характеризовало его, как человека, не умеющего видеть границы дозволенного. При общей суетливости в критических ситуациях он казался совсем уж комичным. Впрочем, Миша далеко не ушёл.

— Мы спасём её, я сам опекать буду.

— Это безрассудно, в курсе?

— А кто ты такой, чтобы ослушиваться меня?

— Ты фальшивый лейтенант, Михаил, не забывай…

— Заткнись, — Алексей подошёл к Денису и встал к нему вплотную, угрожающе толкнув пулемётом, — ты многое о себе возомнил.

— И ты туда же? У нас, блин, по коридорам лютейшая нечисть ходит! Возьмём её, и нам всё, кранты!

Миша почувствовал телодвижения девушки. Она и вправду задвигалась! Более того, её глаза довольно быстро открылись, она даже попыталась опереться на что-нибудь, но, увидев незнакомца, девица тотчас зависла в непонимании. Её сиреневые глаза — причём резко фиолетовые, неестественной яркости — долго глядели на Мишу, пока тот смиренно ждал её реакции. К сожалению, девушка болезненно промычала и схватилась за голову.

— Всё же очнулась, — вздохнул Денис, — повезло ей.

— Что… что происходит? — девушка явно совсем забылась, в каком она оказалась положении.

Переведя взгляд на Дениса, она первым делом увидела не красного, а трупы мужчин, двое из которых стояли задницами кверху.

Она ужаснулась и вжалась в Мишу, едва ли не воткнув лицо в его китель. Он, кажется, чувствовал бурю эмоций внутри неё. Очевидно, всё вспомнила.

— Так это не кошмар… только не это… нет, прошу, пожалуйста…

— Ты в порядке? — забеспокоился Симонов. — Как твоё состояние?

— А кто вы… — вдруг задумалась она и, не найдя ответа, тут же отлетела от спасителя, как от призрака, решившись отползти к углу комнаты в ужасной панике. — Вы такие же? Не надо! Умоляю! Прошу…

— Да она кукухой поехала, — Денис уже не выдерживал. Сменив оружие, он навёл винтовку на потолок прямо над её головой и выстрелил, не только испугав её звуком, но и ямкой в камне. — Проснись, дура.

— Вы… вы не они… у них нет винтовок… — девушка от шока соображала совсем из рук вон плохо. — Как хорошо… вы пришли спасти нас? То есть… меня…

— Нет, — признался Симонов, — мы сами в этой жести застряли. Как тебя зовут?

— Василиса…

— Можно Васей буду называть? Я Гена, он Денис, а вот он — Лёша. Мы все друзья, веришь нам?

— Где он? — её кидало от мысли к мысли. — Где та паскуда?

— О ком ты?

— Тот ублюдок, что изнасиловал их… он постоянно орал про Сюзанну и трахал мужиков… он… это ужас!

— Стоп, так это правда… — Денис хотел сначала посмотреть получше на жертв насильника, но от отвращения не стал. — Сюзанна женское имя? Тогда почему…

— Что-то тут не так, — Миша не особо хотел над этим думать. — Ладно, Вася, забудем о нём, хорошо? Мы его отпугнули, и нам надо срочно уходить. Встать можешь?

Василиса смотрела на своих товарищей по несчастью с недоверием, но иного варианта не было.

* * *

Команде ничего не пришлось другого, как на всех парах мчаться по подземелью даже без какой-либо разведки и осторожности. Это было связано с наращиваемой погоней солдат, столь безумных и настойчивых, что сражаться с ними — смерти подобно. Они хотели, чтобы выжившие вступили в бой, и всячески пытались вывести на столкновение. Миша чувствовал, нет, видел, как по расположению преследователей и имеющему оружию они планировали застать их в ловушку, в эдакий капкан, запросто способный раскрошить членов команды. Их уничтоженные разумы всё ещё проявляли тактическую мысль, сохранили боевой опыт и не подверглись уничтожению чумой. В этом вся истинная жуть порабощённых. Ни личности, ни добрых качеств не осталось — только кровавая жажда убивать самыми изощрёнными, порой хитрыми и умелыми способами. Когда Симонов смотрел на тех, кто бежал следом, он видел не людей, хотя пытался считать такими; за ними бегали ходячие трупы в лёгких и средних доспехах с мечами и копьями наперевес. Их лица, их головы срослись с шлемами, их тела видоизменились в странных и неожиданных мутациях, таких, как неестественное удлинение рук, вздутие живота или мышц, появление новых ртов на теле или увеличение существующего, но подобное не было настолько мерзким, как непосредственно попытки функционировать будто нормальные люди, когда это совершенно не требовалось. Кто бежал так, словно держал в руке не копьё, а стакан, один закинул острый меч за затылок и, плотно прижимая к шее, вразвалочку, весело и расслабленно топал в преследовании, иногда высовывая свой слюнявый чёрный язык наружу. Зрелище, в общем, не из приятных.

Вскоре они вышли на очередной пустующий перекрёсток с четырьмя проходами во все стороны. Если раньше можно было спокойно побежать куда глаза глядят и особо не переживать о намеченном пути, то сейчас всё изменилось. Проблема в том, что Василиса наконец словила побочные эффекты после лечения Миши. На самом деле, тот ждал такого ещё в начале, но внезапная усталость и сонливость решили объявиться в самый неудобный момент, а-ля запоздалый покупатель перед закрытием магазина. Девушка, теряя равновесие, завалилась на четвереньки прямо посреди распутья, вынуждая команду остановиться.

— Да ты издеваешься?! — злился Денис, который сразу встал на позицию приседа, готовясь встречать солдат. — Ты заставляешь нас расстраиваться, сучка!

— О-оставьте меня, — с заметным усилием говорила она и сквозь страх, и сквозь сильнейшую усталость. Кирирова понимала всю опасность, потому пошла на такую просьбу с наполненными ужасом и отчаянием глазами. — Бегите!

— Я за, — Денис в своём репертуаре, — а то твоя одышка будет стоить нам жизней.

— Будем обороняться, — заверил Миша и встал рядом с Денисом.

— Это опасно, — напомнил Алексей, тем не менее, беспрепятственно занимая свою позицию. — Но как знаешь.

— Если продолжим убегать, мы окончательно заблудимся.

— Ага, а если останемся тут, нас сразу прикончат. Выбери нужное, да?

— Не паникуй, — Алексей был холоден и сосредоточен, словно его не брал никакой страх, — всё образуется.

— Уж надеюсь…

— Зачем… — а Вася, похоже, со всем уже смирилась. — Не надо…

— Отдыхай, — Миша пытался её успокоить, будь время и возможность, — соберись с силами и помогай нам.

Дальше отвлекаться было нельзя. В поле зрения попал строй солдат. Копейщики, мечники, даже лучники — все они стояли на расстоянии двадцати метров от красных, смотря на них, словно дуэлянты. Так или иначе, смотреть на своих врагов было невыносимо трудно, и дело не в опасности. Они так измучены, но так жестоки и кровожадны, что не понять, кем их считать на самом деле. Возможно, кто-то из них был семьянином, честным военнослужащим или банальным пьяницей — в любом случае, людьми. Когда-то в прошлом жестокие, гнилые и приращённые к броне лица были обычными, испытывающие что-то кроме боли, злости и жестокости. Если Герман был прав, то хорошие эмоции, как любовь или счастье, делали душу лучше, намного лучше. Но как подобные пережитые моменты могли спасти? Правильно: никак. Всех сразила чума, и Германа, искренне любящего Сюзанну, и тех солдат, некогда служившие во имя Царства как Родины, и всех, кто мог бы быть куда чище от грехов, чем тот же Миша. В этом вся проблема: Миша не особенный, ему просто повезло родиться в мире, где нет того хаоса, происходящего в Царстве. И тем не менее, он труп, на нём клеймо — чума настигала всех святых. В скором времени Симонов станет очередным порабощённым, а получится ли изменить текущий исход — неизвестно.

Алексей больше не мог ждать, потому открыл огонь, пулемётной очередью принявшись косить противника на раз-два. Первые ряды буквально разрывались на куски — руки отрывались и падали, органы превращались в кашу, кости трескались, а души разбивались и освещали падающие тела нежным светом уничтоженных душ — но порабощённые даже не боялись. Особо удачливые бесцеремонно готовили свои атаки, а после одними махами оружия запускали линии огня, электричества или воздуха прямо на Алексея. К счастью, Миша поставил щит и не позволил никому попасть по пулемётчику. Пока правая сторона была закрыта, левая, где находился Денис, уже подверглась атаке. Он начал так быстро, как можно было, стрелять в противника и отходить назад с громким предупреждением:

— Наступают!

И правда, Миша и Алексей даже отойти не успели и убрать щит, как оборону обошли солдаты и уже планировали сцепиться в ближнем бою. Симонов, едва увидев жёлтые глаза самого ближнего, выстрелил из револьвера, не постеснявшись снарядами разорвать лицо в уродское скопление мяса и кожи. Сразу за падающим вышел второй, как гриб после дождя, который готовился копьём уколоть живот Симонова. Алексей, не целясь, начал покрывать левую сторону электро-пулями в попытках отбиться от западни и поначалу это получалось, пока один психованный солдат с палашом наперевес не забрался по щиту Симонова и с весёлой улыбкой хотел прыгнуть на пулемётчика. Отходи, не отходи — всё равно настигнет. Очередь не переведёшь — заденешь Мишу — а блокировать рывок было бы необычайно сложно. Время шло на миги, когда вопрос выживания стоял особенно остро. Каждый член команды в определённой трудности, и никто не мог перешагнуть препятствие, дабы спасти ситуацию.

Вася показала себя очень вовремя, будто исправилась после недавнего. Её кристаллически-фиолетовый сгусток магии обрёл формы примерного копья, который с завидной скоростью влетел в кадык солдата на щите и застрял на половине. Кровь порабощённого полилась наружу, а сам он завалился назад и упал. Так команда сумела блокировать атаку без потерь и даже истребить преследователей.

— Это было близко… — прокомментировал бой Денис, перезаряжая винтовку. — Чёрт, кристаллов маловато.

— Так же, — отшвырнул использованный кристалл Алексей, — такими темпами мы сыграем в ящик из-за истощения.

— Ты как? — забеспокоился Миша, смотря на сидящую Василису, всё ещё пытающиеся противостоять сонливости.

— Паршиво, — призналась та. — Я словно дня три не спала, как перед экзаменом. Чёрт, не думала, что вспомню то время…

— Когда смерть близко, ты волей-неволей вспоминаешь прошлое, — Денис, усмехаясь, словно говорил на своём примере. — Жутко, думаешь, что это предсмертный пролёт жизни, но как-то помогает двигаться.

— Как вы с этим боретесь? — Кирирова опять начала уходить в панику, непонимающе схватившись за волосы. Её глаза застыли в неподдельном ужасе, а ноги, пускай она и сидела, безумно тряслись. — Это просто невыносимо!

— Выбора нет. Никто и нас не хочет умирать, но мы сами пошли в армию с пониманием, что встретимся с врагом первыми. Мне тоже страшно, аж напиться хочется, хотя бросил уже пять лет как!

— Главное, держись и доверься нам, — успокаивал Миша, с улыбкой на лице присев перед ней. — Нам ещё надо выбраться. Можешь встать?

Василиса не спешила с ответом, зато смотрела с явным беспокойством на Мишу. Быть может, она не доверяла новоиспечённым товарищам, или, возможно, ужасный опыт сильно изменил её личность, оттого переживала тяжёлый период адаптации и осознания. Молодая девушка пережила то, что не каждому дано, а дальше будет только хуже, намного хуже, и она это прекрасно понимала.

— Да, могу, думаю, — Василиса попыталась встать сама, и у неё получилось без проблем, правда, твёрдо стоять на ногах было всё ещё проблематично. — И куда идём?

— Тсс-с! — Денис поднял руку, призывая к молчанию. — Я слышу шаги.

При обостренных пяти чувствах Миша услышал какое-то приближение только через пару секунд. Это были не просто шаги, а бег, причём определённого количества неизвестных. Коридор справа наполнялся самыми разными звуками, кроме бега: крики и переговоры живых людей, всплески стихий в виде затвердевания льда, полыхания огня и тому подобное, а также яростные периодические стуки металла о металл, обычно сопровождающиеся чёткими приказами отступать. Красные тут же заняли новые позиции, пока Василиса и Миша стояли сзади в готовности помочь первой линии обороны.

— Пока не убедимся, кто там — не стрелять, — приказал Симонов, направляя револьвер в коридор.

Наверняка каждому хотелось бы встретить кого-то здорового, живого и желательно мага. Вскоре в их коридор выбежал человек в богатом фиалковом мундире, размахивая саблей, как указателем для приказов, но он резко остановился только при виде красных.

— Что за… — не понимал тот из-за яркого света магсферы за спинами команды.

— Мы — красные! Бегом сюда! — крикнул Денис.

Им было достаточно понять, что это люди, чтобы быстро подбежать к ним вместе с отрядом. Помимо мундира за ним шли те две эльфийки — красноволосая и маленькая — также двое обычных в кителях, а сзади всех громко топал человек в доспехах с бычьей головой. Фиалки, явно от кого-то убегающие, сразу встали по позициям, готовясь к предстоящей битве. Пока тяжеловес стоял в авангарде, а стрелки у красных, мундирный расположился рядом с Мишей. Поседевший сорокалетний мужчина был слишком напуган и напряжён, пускай и пытался сохранить командирское хладнокровие.

— Это все красные?

— Нет, отделили, — тут же ответил Миша.

— Также. Хитрые выродки завалили проход между нами, а после точечно начали бить выживших… какие же твари!

— Сколько за вами? — Денис хотел слышать именно это.

— Три рыцаря.

— Три?.. Что? — он хотел слышать не это, однозначно. — Нам конец! Может, отступим?

— Поздно, — крикнул тяжеловес с чётким намёком на приближающиеся шаги.

Миша ждал их встречи, как обычно бывает перед началом какого-нибудь экзамена. Волнение, страх, прочие переживания — всё смешивалось настолько, что здравую идею придумать или трудно, или невозможно в принципе. Ноги хотели бежать, мышцы замереть и больше не двигаться, а голова — спрятаться. Три рыцаря, три монстра, три опаснейших противника вот-вот выйдут в коридор и собственноручно уничтожат каждого вторженца этих мест. Предложение Дениса было даже здравым, только что делать дальше — вопрос существенного значения, ведь так бегать без плана и в спешке рано или поздно станет крайне опасной затеей, и не просто неожиданной встречей с врагом, а полным истреблением на всех уровнях, будто физическая составляющая, моральная или психическая. Стены давили, напевали смертельную песнь и ждали, когда их поверхность запачкается алой кровью. В этом всём, как вишенка на торте, сильно выделялась участь Миши, ведь он, как часть их мира, был главным раздражителем порабощённых. Они ненавидели здоровые души намного сильнее магов, потому, если та троица рванёт именно к нему, он даже не удивится.

И всё же трое против десятерых, этого должно быть достаточно, дабы как-то противостоять таким противникам. Так думал Миша, пока не увидел их лично. Спокойно, солдатским шагом вышел первый рыцарь. Высокий, в тяжёлой броне с крестом на нагруднике; в руках на этот раз был башенный щит, причём золотисто-серебряный, с примесью красного и даже оранжевого, и полуторный меч, который тот держал как какой-то лёгонький кортик — в общем, полная компиляция монстра, пугающего так же, как первый из встреченных, своим видом, спёртым воздухом, выходящим из забрал, и непоколебимым поведением максимально уверенного солдата. Следом за ним показались и остальные двое, совершенно идентичные друг другу, за исключением оружия и некоторых пятен крови и сажи. Боевой двуручный двусторонний молот бойком тёрся и стучал о стену, привлекая совершенно ненужное внимание к самому дальнему рыцарю, который, похоже, и добивался подобной реакции. Его товарищ, самый средний и вроде бы непримечательный, вовсе был тихим, пускай и лезвие его цвайхендера полностью было покрыто свежей кровью, от рукояти до первой гарды. Каждый из них встал в десяти-пятнадцати метрах от тяжеловеса и вызывающе, даже издевательски прорычали или простонали, всем показывая свои жёлтые коварные глаза мимо шлемов. Они словно дали беднягам, пытающиеся противостоять, шанс начать первыми атаку.

— Атакуем поочерёдно и аккуратно, — предупреждал офицер фиалок, неспешно приближаясь к тяжеловесу. — Лучше сократим расстояние и будем бить как только получится, иначе смерть.

— Вася, стой сзади и следи за ситуацией, — настоял Миша. — Денис, помоги ей.

— С радостью, товарищ лейтенант…

Дальше думать было до невозможности трудно, а всего виной сильные ограничения и в пространстве, и в ресурсах. По сути, рассуждать о тактике бессмысленно, так как рано или поздно всё перетечёт в стенку-на-стенку, где выживал сильнейший и хитрый. Но сработает ли лобовая атака против таких противников? Будь они обычной тварью по типу орков, троллей или простых преступников-варваров, то наверняка да, но сейчас — исключительный случай. Миша пытался убедить себя, что он лишний раз накручивал себя и превозносил рыцарей — как никак порабощённые, почти мёртвые — но он не мог думать иначе. Он видел в их глазах, в их душах ту кровожадность, ни с чем не сравнимую и очень мерзкую.

Фиалки аккуратно расположились так, чтобы все ближники были в авангарде, как надо, а стрелки — прямо за спинами. Миша как раз встал рядом с офицером, а буквально сзади «быка» оказалась красноволосая эльфийка, недавно отодвинувшая свою подругу к Васе и Денису. Конечно, она боец, такой же, как и красноволосая, но бережливость подруги была оправдана, едва стоило посмотреть в глаза маленькой. А они не умели врать, не могли скрыть сильнейший страх, томящийся внутри. Так против врага встали всего семеро, но в хорошей расстановке. Рыцари же ждали, стояли непреклонно и ровно, совершенно не реагируя на действия оппонентов. Рыцарь с щитом находился впереди всех, и он не боялся. Было поздно отступать, но Миша уже понимал, чем это кончится.

— В атаку! — погнал всех офицер, покрыв свою саблю горячей магмой бугристым слоем.

Тяжеловес с боевым топором рванул в атаку, как бешеный и самый смелый. Вмиг насытил лезвия камнем и размашистым ударом попытался сразить первого рыцаря, но, естественно, щит не просто отбил ужасную попытку, но и оттолкнул орудие обратно, позволив мгновенно контратаковать. Полуторный меч влетел в бок фиалки, причем одновременно с этим задев и другого, в кителе, ранее бежавшего с копьём наперевес. В результате на пол свалились части тел случайной жертвы, но лезвие меча из-за такого не пробил броню тяжеловеса. Параллельно же офицер атаковал среднего, причём его магмовый клинок удачно врезался в цвайхендер, так, что крупные горячие капли лавы брызнули на броню рыцаря, нанося какой-никакой неприятный эффект. Впрочем, наверняка сказать было трудно, ибо и Миша, и Алексей были заняты последним противником. Стройная очередь пулемёта мяла броню и стремительно продвигалась к её пробитию, но броненосец решил оттолкнуться от земли и напасть на стрелка одним махом молота. Щит Симонова отделил его от них, но ненадолго: рыцарь ударил по нему настолько сильно, причём чем-то наверняка усилив, что вся платформа полетела в Мишу. Он не мог совладать с такой кинетической энергией — был вынужден избавиться от щита, тем самым позволив рыцарю продолжить атаку. Молот летел горизонтально в голову Симонова, как язычок к стенке колокола, столь непреклонно и обыденно, словно для него подобное — обычное явление. Чудом Миша успел упасть на четвереньки, отчего получил лишь небольшие осколки стены на спину после удара. Пулемётчик же возобновил обстрел, тем самым отбрасывая порабощённого немного дальше.

Красноволосая прикрывала тяжеловеса, который яростно бился с щитовиком, а именно пыталась травяными, но крепкими стрелами попасть в уязвимые участки. Эльфийка пыталась слишком часто, а большая часть стрел просто отбивалась от брони, а остальная — только мяла. Тяжеловес только и делал, что бил то в щит, то в меч, ни разу не касаясь тела, в то время как сам рыцарь уже смог отцепить нарукавник правой руки вместе с частью мяса и кожи. Офицеру доставалось гораздо больше, и не без помощи товарища в кителе, снайперской винтовкой поддерживающего того мимо всех. Офицер явно был мастером во владении оружия, ибо так филигранно парировать каждый новый удар противника было что-то с чем-то. Раз уклон, два парирование, три уход — ну чистокровный потомственный мастер! Он постоянно двигался вокруг него и бил по броне, уклоняясь от цвайхендера, словно от тренировочной палки, при этом постоянно покрывая металл магмой, которая до безумия нагревала доспехи. Со стороны казалось, что всё идет гладко. Действительно равный бой, даже Миша встал в стойку и послушно подстраивался под атаки молота, одними уклонами получаясь сильно бить по рукам, пока Алексей, в особо подходящие моменты, мял нагрудник уже до трещин. Битва шла как надо, это так.

Рыцарь с щитом внезапно не отбил атаку топора, а проскользил её по поверхности в сторону, чтобы поменяться сторонами. Так, фиалка ушёл вперёд, а порабощённый встал напрямик к эльфийке. Точный выстрел в заднюю часть колена предотвратил опасный взмах меча, но девушка просчиталась в одном моменте. Ранение-то серьёзное для движений, но атака не остановилась, а лишь сбилась, отчего клинок пошёл совершенно непредсказуемо. Острие прошлось по передней мышце бедра, оставив глубокий порез, после которого эльфийка упала на спину. Тяжеловес тем временем напал сзади на рыцаря, но тот быстро насытил меч молниями, а после с разворота наобум зарядил в противника. Вертикальная волна молний врезалась в потолок, а вместе с этим отбила атаку топора. Удивительно, но рыцарь опять нанёс удар с разворота, словно в кружевном танце. Но удар был необычный. Он, заметив, что красноволосая уже пыталась отползти на больше, чем на метр, сильно ударил нижней частью окантовки щита чётко ей в голову. Череп раздробился, а вместе с ним и лицо выше челюсти, превратившись в единую кучу.

— Нее-е-ет, Сильтия! — прокричала другая эльфийка, от увиденного свалившись на колени.

Она была сломлена и просто уничтожена психически одним махом.

А рыцарь спокойно поднял щит, но за железные усилители на окантовках, по сути, дополнительные листы металла, закрепились волосы, так и повесившись на заклёпке. Новая атака быка вынудила рыцаря принять её на щит, но из-за ранения в ногу тот заглох в обороне. Сначала. Впоследствии он, после очередного сильного удара, попытался замахнуться мечом, правда, Василиса вбила магическим копьём в его руку, причём ровно в локоть, насквозь мимо брони. Так ситуация вновь заглохла, ибо снова начались взаимные атаки, не имеющие превосходства ни с какой стороны. Офицер же, сражаясь с врагом в неравных условиях даже при помощи снайпера, решил пойти на прекрасный умный шаг: при парировании атаки тот материализовал в нерабочей руке ком лавы, которую швырнул в шлем рыцаря. В итог забрало покрылось затухающей магмой, попутно вызвав ужасающие ожоги в районе лица. Миша впервые заметил, как порабощённые неохотно пользовались святостью, даже при таких ранениях, совершенно не пользуясь святой водой — что это значило?

Симонов не мог долго уходить от атак своего врага. Теперь рыцарь не позволял тому уходить с поля расстрела пулемётчика, намеренно атакуя или колющими атаками — на молоте, оказывается, был штык, — или резкими с малым замахом дробящими в ноги или в живот. Теперь началась игра насмерть, ведь гораздо более опытный противник уже начинал ранить Мишу в самые разные места. Пока раны слабые и случайные, но укол в ребро, в плечо, в ногу и сбоку от паха давали о себе знать. К счастью, дробящие атаки блокировались щитом, пока огонь, воздух и реже молния били о броню. Раз, мах в подмышку — огонь врезался в наплечник. Два, удар в шею — рукоять молота остановил воздух. Три, укол ниже набедренника — отбил самый край доспеха. И так постоянно. Миша был близок, он знал, куда бить, но каждый раз не мог довести атаку до конца. Остался единственный вполне продуманный план.

Тогда пришлось всё поставить ва-банк. Из-за постоянных атак врага Мише пришлось убрать револьвер в кобуру, но как раз он и мог бы спасти ситуацию. Так он покрыл клинок металлом щита и блокировал дробящий удар молота. Едва сдержав отдачу, и то по случайности и ценой отбитой кисти, Симонов быстро вынул пистолет и от бедра начал стрелять в шлем противника снизу вверх. Снаряды сильно били броню, мяли её, но суть была не в этом. С удачной, но не первой попытки Миша попал прямо в шею, скорее даже в подбородок. Противник отшатнулся назад и простонал, будучи дезориентированным. Симонов быстро пригнулся к его ногам, а пулемётчик, ловя момент, открыл шквальный огонь по нагруднику. Трещины стали превращаться в дыры, и теперь тело рыцаря охотно дробилось электро-снарядами, превращая жертву в дырявый сыр. В итоге душа вылетела наружу и распалась.

Офицер потерял руку: рыцарь оттяпал его случайным махом цвайхендера. На самом деле, слепым рыцарь стал куда свирепее и опаснее. Он силой снял с себя шлем, швырнул в сторону и открыл всем своё лицо. От магмы всё лицо было обожжено, глаза уничтожены, но остальная часть головы была не лучше. Сальные волосы прилипли к коже и стали расти, словно ниточки, проходящие по шву иглой, в итоге формируя странные комки; уши обвисли, как у слона, только мочки имели форму скорее очень-преочень тухлых блинов, а затылок имел странное сдавленное состояние. Вскоре он показал, в чём суть. Как только рыцарь повернулся спиной, из его затылка вылезли гнилые растения, выходящие стеблями с очевидным намерением напасть на офицера. Момент — и между стеблями-щупальцами образовалось… лицо? Нет, почти звериная пасть или пасть насекомого, безо рта, зато с новыми глазами. Столько мерзкое зрелище не было окончено, ведь все конечности начали выворачиваться наоборот, теперь заменяя перед задом и наоборот.

— Алексей! — пытался подключить его Миша.

Но он не успел, так как кристаллический снаряд прилетел чётко между глаз чудища. Снайпер сработал просто идеально, и теперь был убит второй рыцарь. Последний оказался намного серьёзнее всех остальных. Как бы ни старалась Василиса, щитовик постоянно давил на тяжеловеса даже раненым, потому, в очередной раз, фиалка пропустил ключевой удар меча, влетевший сначала в плечо именно между шеей и бронёй, а после напористый пуск огня прямо внутрь, отчего воин буквально начал сгорать изнутри. Недолго прошло до того момента, когда он умер.

— Тварь! — рявкнула эльфийка, объявившаяся прямо за спиной рыцаря.

Миша успел увидеть её безумный и гневный взгляд, питающийся, что удивительно, жутким страхом. Она, как зверь, загнанный в угол, стала бороться до последнего, отбросила панику и решила сделать то, что хотела, а именно — отомстить. Девица врезала посохом по шлему порабощённого, но не из-за физического урона, а последующего всплеска льда прямо на броне. Прошла пара секунд, как вся верхняя часть была покрыта толстой льдиной, ненадолго парализовав врага для удачной атаки. Миша сделал последний удар, в ту же шею, на этот раз точно клинком при помощи воздуха, дабы пробить лёд. Третья душа распалась.

— Уходим отсюда, — подгонял Денис, смотря в сторону иного коридора, — слышу голоса, много голосов, и нет, не магов. Орут, твари.

— Подожди ты, — остановил его снайпер, только-только перебинтовавший культю офицера. — Как много крови потерял… н-да, не везёт.

— Я помо… — Миша подходил к нему с намерением исцелить, но быстро остановился.

«Нельзя. Силы не бесконечные, доводить себя до предела — смерти подобно. Как бы ни хотелось, я обязан сдержаться».

— Чёрт…

— Я его понесу, не парься.

— Валим-валим! — кричал Денис. — Их десятки!

* * *

Выжившие сидели в складском помещении, как на поминках. Впрочем, своя логика в этом наблюдалась, так как никто из присутствующих не готов был расслабиться или хотя бы облегчённо вздохнуть. Давила томящаяся грусть, не из-за потери каких-либо людей в недавнем бою, а именно постоянством, словно каждый вновь убитый маг был сравним со срезанной газонокосилкой травинкой. Такая тяжесть угнетала даже стойких к стрессу красным, не говоря уж о остальных. Выжившие еле оторвались от преследователей, забрели в побочный тупиковый коридор и спрятались на складе, где кроме пустующих деревянных ящиков ничего не было. При свете одной магсферы все занимались чем угодно: Миша общался со снайпером фиалок с целью определить их точное расположение по карте, предоставленное им для анализа, Денис дежурил у выхода, несколько раз с короткой периодичностью проверяя баррикады, сформированные из тех ящиков, Алексей же рыскал по карманам и сумкам в поисках своей провизии, а вот та эльфийка, недавно потерявшая близкую подругу, сидела у стены на полу, прижала колени к себе и смотрела в пустоту, практически никак не реагируя на заботу Василисы, бесполезно пытающейся привести её в чувство, офицер же фиалок сидел на ящике, весь побледневший, и просто пытался держать себя в сознании, скорее для того, чтобы не обременять товарищей в процессе. Атмосфера, как можно заметить, была никакой.

Не сказать, что сам Симонов был в спокойствии и рассудительности, но по состоянию он наверняка занимал второе место среди всех только потому, что хотел помочь всем, чем только можно. А заслуженное первое место занимал снайпер, который вскоре слишком уж заметно выделялся отсутствием логичной реакции. Нет, это не хладнокровие, как у Алексея или Терентьева, а скорее безразличие. Он ничуть не переживал о своём командире, о той эльфийке или о недавних потерях, заставляя Мише задуматься, а знаком ли он был с ними вообще. Более того, молодой светло-русый парень с по-армейски выбритой головой преспокойно поедал свою тушёнку, аккуратненько так и аппетитно забирая ложечкой кусочек за кусочком, параллельно сверяясь с Мишей о примерном устройстве гробницы. Дмитрий, как он назвался, передал Симонову наиболее точные замечания по поводу сохранившейся им карты, некогда отобранный у мёртвого инженера, потому Миша собственноручно набросал примерный набросок их текущего расположения с учётом дальнейшего продвижения.

Алексей частенько засматривался на эльфийку, но из-за противогаза понять его конкретную целесообразность было невозможно. То или понимал её, или сочувствовал, или наоборот, считал будущей обузой — непонятно, но как только он заметил, что эльфийка косо посмотрела на поедаемую Димой тушёнку, тут же подошёл к ней и протянул плиточный сухой хлеб.

— Бери, — коротко приказным тоном сказал красный.

Эльфийка перевела взгляд на пулемётчика и отстранённо покачала головой, не обратив внимание даже на просьбу Василисы. Но Алексей был непреклонен. Он положил хлеб на ее колено, а следом снял с пояса флягу с водой и сунул между ногами и торсом эльфийки. Та в итоге не могла более отказываться от предложенного пропитания, потому наигранно-неохотно стала хрустеть сухим хлебом и запивать водой.

— Зря тратишь, — прокомментировал шёпотом Денис, упёршись спиной о стену. — Разве не видно?

— Ей всё равно надо набраться энергии.

— Нет, брат, это не играет роли. Посмотри в её глаза и сравни, что она потеряла. Дай ей нож — обязательно перережет вены.

— Нас учили помогать товарищам по возможности, будто первая помощь или передача еды. Сам знаешь.

— Товарищей — да, знаю и слова не скажу. Но разве они товарищи?

— Пока да.

— Денис, будь хоть немного дружелюбно настроенным человеком, — раздражалась Василиса, поглаживая эльфийку по плечу.

— Давай проясним кое-что. Я не желаю ей зла и не буду осуждать, если она решит убить себя. Мне, по большому счёту, без разницы на её судьбу. Я не верю, что она стоит того, чтобы тратить даже хлеб и воду.

— Вечно вы так, — вдруг взбесился офицер фиалок, чуть не скрипя зубами, — типичная аморальная красная тварь.

— Что ты вякнул, однорукий бандит?

— Вам всем насрать на «не-красных», словно какая-то элита. Ни сочувствия, ни сострадания, ни справедливости. Куча психически неуравновешенных отбросов…

Денис сам вспылил, потому тут же направил винтовку прямо на офицера. Алексей же не стал стоять в стороне и также подготовил пулемёт, но прицелился в снайпера. Пока офицер едва не плевался слюной от злости, Дима же продолжил поедать тушёнку как ни в чём не бывало.

— Продолжишь верещать, как обиженный аутист, или всё же подумаешь над своим поведением? — угрожающе-холодно и решительно сказал Денис.

— Парни, хватит! — Василиса стремилась разбавить и так ужасную атмосферу всеми силами. — Только резни нам не хватало между собой, угомонитесь!

— Прости, Василиска, но среди нас есть одна громкая шавка. Даю подсказку: одну конечность она просрала.

— Я до конца не знаю смысл ваших стычек, но давайте не сейчас. Нам надо выжить, понимаете? Гена, вот скажи что-нибудь!

Миша подошёл к Денису и аккуратно опустил его винтовку вниз. Он не меньше Василисы не хотел конфликта в такой момент, но отчасти понимал и вспыльчивость офицера, и реакцию Дениса. Их осуждать было бы глупо, оставалось лишь остановить. Тем не менее, Симонов решил сделать акцент на изначальной теме спора. Он медленно подошёл к эльфийке, ранее не реагировавшей даже на стычку, присел на корточки и достал револьвер из кобуры. Он прижал холодное дуло прямо ко лбу девушки, а после взял её за руку и приложил ладонь к пальцам Миши. Василиса тут же захотела остановить такое бесчестье, но подошедший Алексей преградил путь.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — начал Миша, смотря в глаза девушки. Она была напугана, но в то же время не хотела сопротивляться. — Я ни с чем не спутаю такой взгляд. Ты потеряла смысл жизни, свою цель, а недавнее потрясение напрочь разбило даже понимание действительности…

Миша не врал. Он начал терять память еженедельно не прямо с пятнадцати лет, прошёл ещё не такой большой период, когда Миша чувствовал, как начиналось столь ужасающее зацикливание амнезии. Было настолько больно осознавать о исчезновении пережитых чувств и эмоций и познакомленных личностей, что Симонов едва не сошёл с ума. Это было постепенно, как скатывающийся со снежной горы ком. Сначала случайно забывал недавние эмоции примерно за час-два, словно радости после победы в шахматах над Алисой и вовсе не было. После трёх дней Миша внезапно забыл о милой продавщице сладостей на центральной рыночной площади Лонгрессы и только при помощи Алисы смог хотя бы восстановить крупицы, мол, когда-то ведь действительно он видел подобную женщину. И так раз за разом, пока при достижении полугодичного ужаса Миша не начал терять память о подобном стабильно каждую неделю со вторника на среду.

Естественно, психика не выдержала. Сначала заела депрессия, а потом, невзирая на попытки Ректора и учёных помочь ему, Миша несколько десятков раз пытался убить себя. Однажды это едва не перетекло в привычку — каждую неделю резать себя — но всегда всё заканчивалось неудачей. Страх, неумение, неосторожность, внимательность учёных — причин было много, но тогда Миша не видел иного варианта.

«Это было слишком, — думал Миша, вспоминая те события, пускай и наполовину уничтоженные чумой, — тогда я понял, насколько всё-таки душа ужасна. Я не хочу ею обладать, она лишила меня смысла жить дальше, ведь кем я могу стать с такой проблемой? Даже быть обычным подростком было непосильной роскошью…»

Потому, смотря на потерянную эльфийку, он видел в ней себя. Одинокого испуганного мальчика, не знающего, что делать. Пускай проблемы не сравнимы по сути, пускай у эльфийки есть шанс оправиться, но он был уверен: если она решит убить себя, то пусть делает сейчас.

— Надави на мой палец — и ты умрёшь. Этого хочешь? Пойти вслед за своей подругой? — Симонов увидел, как на глазах девушки скапливались слёзы. Но при этом она молчала. — Сделай это, если уверена в себе. Пусть тебя забудут, как кого-то, кто жил в этом мире, пусть твоё тело здесь сгниёт, пусть твою подругу никто не вспомнит. Если желаешь оборвать свою историю, то сделай это сейчас.

Эльфийка неровно задышала, а по щекам потекли слёзы. Она обхватила руку Миши на револьвере и прижала все пальцы к его пальцу, но дальше не смогла. Правда пыталась решиться надавить на него, но что-то её останавливало. Она смотрела на противогаз Миши и с каждой новой секундой теряла уверенность в себе.

— Как тебя зовут? — внезапно спросил он, сам не замечая, как затряслась рука.

— Лью… — девушка едва держала себя от плача. — Льюша…

— Льюша, значит… милое имя, — Миша сам убрал револьвер со лба девушки. — Льюша, готова ли ты жить?

— Я не знаю… я не… я недотёпа, которая без помощи Сильтии ничего не может…

— Тогда докажи себе, что можешь. Пытайся, сражайся и не отчаивайся.

— Не знаю, смогу ли…

— Не мне это говорить, никому из здесь стоящих. Ты решишь, стоит ли сражаться и жить дальше или же нет. Выбор за тобой, Льюша, выбор за тобой. Если ты не решилась сейчас — решишь после того, как мы выберемся.

Её глаза словно блеснули. Зелёные глаза не обрели жизнь, одной речью незнакомца не спасти ситуацию, но она была готова хотя бы попытаться. Как первый шаг, Льюша крепко-накрепко схватила свой посох и аккуратно поднялась на ноги, попутно вытирая слёзы рукавом своего зелёного костюмчика мага, слишком похожего на одежду человеческого мага, за исключением качественной позволяющей дышать ткани, будто какие-то листья или что-то похожее.

— Считай, стало получше… — вздохнула Вася от невротрёпки. — За что мне всё это…

— Я не думал, что ты эмпатичная, Василиса, — заметил Денис.

— Не сказала бы, — отнекивалась она, — просто хочу спасти свою шкуру…

— Ага-ага.

— Что ты пристал? Лучше радуйся, что нас семеро! Шансов побольше теперь!

— Василиса, ты откуда? — спросил офицер, пока платком вытирал пот.

— Отсюда же… ну, местная.

— Высшая школа милиции?

— Да.

— Мои сыновья там учатся, — усмехнулся тот в очевидном недовольстве, — сказали, что не хотят в армию к фиалкам, осточертел им остров, и ничего не сделаешь. Упрямые козлы…

— Они сбежали? — почему-то спросила Вася.

— Нет, я сам их отпустил. Моя отец был в армии, мой дед, прадед, вот, планировал детишек туда же запихнуть. Но моя жена, ныне бывшая, была только рада видеть сыновей где-то в другом месте, чем у каких-то там фиалок. Сильная ссора разбила мою семью, жена ушла, а детей забрала с собой, только денег у них не было. Я был убеждён, что я прав, что традиция должна продолжаться, но, знаешь, я вспомнил себя когда-то. Такой же был, только хотел во конфедеративный флот, а отец заставил меня пойти к фиалкам. Не скажу, что жалею, но как-то тягостно, не в своей тарелке. Я дал сыновьям и бывшей жене все средства для жизни в столице, заплатил взнос в Высшую школу милиции и ушёл из их жизни, как чужой. Сам…

— К чему это… — вздохнул Дима, положив пустую банку тушёнки на ящик. — От раны бред пошёл?

— И вправду, зачем я вспомнил это…

— Дед крышей поехал, ясно, — усмехнулся Денис, — но ты хорош, пускай и фиалка.

— Пошёл ты, — офицер даже рассмеялся. — Угораздило ведь с вами связаться. Комедия, ей-богу.

— А тебя как звать? — поинтересовался Алексей.

— Рома, зови так.

— Даже звание и фамилию на назовёшь?

— А какая разница? Наша задача выжить, а не в армию играть, и так надоело.

— Пёстрая компания, — заметил Дима, хотя ему было крайне безразлично.

— Думаю, надо выдвигаться, — предложил Миша, вынув из ножен свой клинок. — Нам предстоит многое пережить.

* * *

Чувствовать постоянное нагнетание обстановки сквозь темень коридоров, словно с тяжёлым отпором борющиеся со светом магсферы, входило в некую привычку, и теперь было не так страшно и напряжённо, как раньше. Впрочем, мёртвые стены всё равно не вызывали положительных эмоций, а крики, выстрелы и редкие взрывы вовсе заставляли мурашкам бегать по коже каким-то строевым парадом. Семеро везунчиков — или невезунчиков — шли по гробнице в надежде найти тот счастливый выход к отряду Терентьева, при этом совершенно не встречая противников. Никто, будь то местные жители, солдаты или рыцари, даже не пытались уничтожить неубиваемую семёрку, внести корректировки очередным взрывом прохода или банально испугать. Миша умудрился пропустить тот переходный момент, когда злосчастная тишина быстро сменила недавнюю жестокую бойню, словно кто-то дёрнул выключатель. Тем не менее, он был рад такому спокойствию.

Отрядец шёл стремительно в северную часть подземелий, проходя раз за разом всё новые развилки, комнаты и небольшие залы, где крайне редко попадалась простая мебель типа пустых полок, ящиков или обеденных столов. Чувствовалось, как когда-то давно здесь теплилась жизнь. За этими рядами столов обедали или проводили важные разговоры люди, на этих полках стояли книжки, а может, стандартная столовая посуда. Вот сквозь приоткрытую дверь комнаты, где Миша заметил нечто похожее на маленькую берлогу обувного мастера, он увидел целую горку поношенной обуви, начиная с босоножек и заканчивая плотными сапогами. Миша даже решил, что не хватало бы там ремесленника, отсутствие которого сильно обедняло комнатушку.

Новоиспечённые товарищи имели некую пестроту в проявлении реакции на происходящие события. Алексей и Денис — понятно, солдатское хладнокровие в совокупности с пыльцой в противогазах, но вот остальные до забавности вели себя по-разному. Василиса полагалась на Мишу, ходила рядом и помимо ощущения себя в безопасности не стеснялась присматривать за ним, внимательно проверяя каждую пройденную развилку. Симонов даже ненароком вспомнил Алису и её опекунство, но вскоре Вася показала потираниями ладоней и бегающим взглядом вкупе с непостоянством дыхания свои переживания, волнения насчёт собственной выживаемости и выживаемости окружения. Она не меньше остальных боялась гробницы, конечно, старалась вести себя уверенно, но очевидное стремление к идеализму её не спасало. Почему очевидный? Походка наигранно ровная, спина прямая, движения сначала казались осторожными, но впоследствии стали резкими, почти приказными; характер никак не бился с поведением тела — Миша просто чувствовал, что она куда проще, чем кажется — а взгляд, пытающиеся быть острым и бесчувственным, всё равно питался страхом и неряшливостью.

Вдруг дверь очередной комнаты распахнулась, а оттуда свалился на пол порабощённый. Не сказать, что он представлял опасность, но испугаться дал многим. Как раз Василиса и проявила свою женскую простоту: девушка едва не провизжала и схватила Миша за ткань кителя на спине, сначала двумя пальцами, а после в удивительно сильной хватке всех сразу.

— Как бухой из паба, — усмехнулся Дима, слегка встрепенувшимся от подобного.

Не желая портить кристалл в винтовке, да и шуметь в целом, снайпер подошёл к стонущему порабощённому, достал нож и, схватив за сальные липкие волосы, поднял голову святого. Всё, что было ниже носа, было опухшим, губы вовсе сжались вовнутрь, а челюсть частично насильно вдавилась в череп, причём заметно срастаясь в новом таком виде. — А пить ты больше не можешь…

— Прикончи ты его уже! — прямо умоляла Василиса.

— А ты не привыкла? Поубиваешь пару-тройку таких бедняг — и спортивный интерес сам погонит изучать их мутации.

— Бедняг? — уточняюще спросил Миша, не веря его словам.

— Да, бедняг. Их судьбе только посочувствуешь. О, ты не подумай, мне их не жалко, просто принимаю их мучения, как факт.

— Гена, он чхать хотел на мораль и нравственность… — добавил Рома, стоя позади всех.

— Наконец-то ты запомнил различия между этими словами! А то ставишь их как синонимы, ужас, — рассмеялся снайпер и спокойно перерезал глотку порабощённому. Вытирая нож о одежду жертвы под падение осколков душ, он продолжил: — Я не стремлюсь к бесполезной трате времени, всего-то.

— И что ты подразумеваешь под «бесполезной тратой времени»? — продолжал спрашивать Миша, совершенно не обращая внимание на неподходящее время для разговора. — На что не тратишь?

— Да всякое, — Дима проверил комнату, откуда выпал святой. — Не люблю многие законы нашего общества, мол, уступи место старику или женщине, дай монетку-другую бездомному или пропусти сначала даму. А если оставить быт, то если бы убили моего командира, я бы даже пальцем не шевельнул.

— Под трибунал бы тебя… — пробубнил Рома в обиде.

— Ну прости! Ты меня бесишь!

— Парни, а с вами всё хорошо? — Василиса не унималась. — Ну, тут мы, как бы, посреди гробницы, вокруг порабощённые.

— Будто они нашего света не видят, — сказал Денис, следя за тылом группы вместе с офицером. — На вас посмотришь, плакать захочется. Разговор хотя бы поможет.

— Только тихо, — Алексей проверял развилку.

— А, действительно, зачем безопасность…

— Василиса, ну что ты, сама как на иголках, как и мы все, давай разбавим атмосферу, — сказал Дима, будучи спокойным без каких-либо препаратов.

— Нет, она права, — негодовал Рома. Он прижался спиной к стене в порыве слабости, крайне неуверенно держа уцелевшей рукой саблю. — Давайте продолжим, мы и так в заднице.

— А что изменится, если мы продолжим? Не будем в заднице? — вздохнул Дима и показательно лязгнул винтовкой. — Пошли тогда уж.

Миша не мог понять снайпера, вот совершенно. Ему было так же нервно бродить по подземельям, так же страшно, но почему он вёл себя так спокойно и отчасти весело? В чём его секрет?

Так или иначе, далее рассуждать особо было не о чем. Недавно крики и рычание некоторых порабощённых были услышаны совсем рядом, потому каждый член отряда был насторожен и готов к бою. В этот момент Миша случайно вспомнил о Льюше, потому волнительно посмотрел назад прямо на эльфийку. Она шла сзади Василисы и не проявляла практически никаких эмоций. Это натуральное опустошение или смирение с возможностью смерти. В любой удобный ей момент она решится убить себя — почему-то Симонов в этом не сомневался. Зелёные некогда красивые и любознательные глаза теперь были мёртвыми, без той искорки, показывающей любого другого человека — или эльфа, не важно — как желающего хотя бы просто жить.

И вновь Миша вспомнил своё прошлое.

Когда момент стабильного опустошения памяти ещё не наступил, Миша был готов провернуть наиболее удачную, резкую и необратимую попытку лишить себя жизни. Современный Симонов бы дал тому прошлому в лицо за такое — ни в коем случае нельзя убивать себя — но тогда было слишком плохо такое переживать. Он чувствовал, что дальше будет не жизнь, а мука без хорошего конца, потому вариант сброситься с башни научно-исследовательского института Ректора был не таким уж плохим. На подготовку ушло несколько недель, и никакие попытки приёмного отца сдержать рвение Миши не помогли. Ни изоляция, ни охрана, ни закрытие комнат — ничего не остановило Мишу, эдакого гениального сбегающего заключённого из супер-пупер тюрьмы. Осталось совсем немного: сделай шаг и ты полетишь в свободном падении на асфальт внутренней дороги. Мгновенная смерть, резкая, грубая, ужасная, но необратимая. Тогда, как помнилось, был совсем слабый горный ветер, снег, заполонивший весь хребет, привлекательно расстилался белым покрывалом по склонам, словно провожая подростка на тот свет.

Но тогда к нему ворвалась Алиса, как-то прознавшая план Миши — хотя, он уверен, Ректор сам всё понял, но решил положиться на подругу сына, хоть это не в его стиле — и она смогла остановить его от самоубийства долгим разговором обо всём, столь трепетным и хорошим, что на миг он подумал о влюблённости девчонки, столь бойкой и резкой, отчего сам факт её любви был бы экстраординарным. Тогда-то она поклялась быть рядом с Мишей, раз и навсегда. Тогда она оставила свою жизнь ради тупого друга, нет, близкого человека, не умеющего бороться с преградами. Потому Льюша в его глазах была олицетворением Миши в своё время, и дело не в причинах самоубийства или степени отчаяния. Она переживает то распутье, где решится само её существование. Слишком сложный и ответственный момент, терзающий мозг до белого каления. Миша был бы рад помочь, поговорить с ней, поддержать в конце концов, как это сделала Алиса, но сейчас было совсем не то время. Другие условия, другие преграды, стоящие перед тем распутьем. Она сама по себе вплоть до выхода из гробницы.

— Сюза-а-а-анна! Сюза-а-а-анна! — вопил знакомый голос откуда-то справа в побочном коридоре.

— Опять он… — тягостно вздохнул Денис. — Надоел…

— Это кто? — насторожился Дима, направляя винтовку во тьму.

— Он ищет одну девушку, — рассказывал Миша, — постоянно ходит и вопит одно и то же имя.

— Девушку?

— При этом эта тварь насилует мужчин, — добавила Вася.

— Прямо в за…

— Да, туда. Я не понимаю, с чем такое связано, но слышать его голос просто невыносимо…

— Я хочу проверить, — предложил Симонов.

— Отказано, — хором ответили Дима и Денис. Далее продолжил только красный: — Нас и так мало, тебя точно не отпустим, понял?

— Но…

— Я понимаю, риск кровь гоняет, — поддерживал снайпер, — но умерь свой пыл.

— Да, пойдёмте дальше… — Василиса слабо толкнула Мишу в спину. — Даже не надейся.

Симонов хотел бы узнать горе-насильника получше. Не из-за ужасного фетиша порабощённого, только лишь из-за Сюзанны, которая по везению Миши связана с Германом. Если он узнает, какое отношение к ним двоим имеет тот монстр, то получится более цельная история прошлой жизни каждого из участников. Хорошо было бы самому найти эту девушку, таинственным образом имеющая неясную популярность даже после чумы, но товарищи Миши были правы — нельзя думать о таком, когда на кону жизни всех выживших магов. В месте, где каждый готов тебя убить, важно сохранять спокойствие и вести себя в пользу группы, дабы вместе общими силами спасти свои шкуры. В Мише томилось подобное желание, точнее, эдакая жажда, характеризующиеся потребностью помочь всему окружению сейчас. Малознакомые, вынужденные товарищи и враги по идеологии — неважно, в приоритете их жизни. Это натура Симонова? Странная доброта, направленная на многих желающих помощи? Помнил бы он свои чувства и людей, кроме текста в дневниках, то сразу бы ответил на такой вопрос. Как бы точно Миша ни изложил факты на бумаге, он всё равно не мог сохранить и пятидесяти процентов значимости тех событий лично для него. Правда, он замечал некую странность: после очередной потери памяти он чувствовал довольно неясный страх. Это даже не страх перед неизвестностью, а куда более глубокий и сложный. Казалось, что это чувство — единственное, что сохранилось. Возможно, это связано и с необъяснимым стремлением быть рядом с Алисой. Так или иначе, объяснить было невозможно, как и подтвердить каким-нибудь исследованием, особенно когда мнение испытуемого так искажалось.

В любом случае, семёрка продолжила путь, невзирая на возгласы порабощённого в томительных поисках Сюзанны. Но, к сожалению, одним таким монстром всё не обошлось. Дальше, как назло, было слишком много звуков. Кто-то кряхтел, совсем рядом, будто буквально за стеной в комнате, некто постоянно харкал на грани со звуками рвоты, а прямо по курсу слышались слишком жалобные болезненные стоны. Сначала единогласно решили, что это женский молодой голос, но потом сквозь искажения и вибрации он сменился на мужской старческий. И так из одного состояния в другой, будто неумелый музыкант стучал по клавишам пианино с первой ноты до последней и обратно. Звук не столько мерзкий, сколько напрягающий и жуткий. От него исходило даже не чувство опасности, а неясной тревоги, окрашивающая подобное в нечто жалобное, требующее сочувствия.

Василиса первая пошла в разнос. Она начала отговаривать мужскую часть группы от затеи приближаться к источнику звука, но никто из потенциальных для неё единомышленников и бровью не повёл. Льюша после пережитого стресса почти не дрожала, словно страх улетучился, но Симонов видел всё прекрасно, стоило только обратить внимание на глаза. Она не хотела приближаться к источнику в равной степени, как и Вася, но уже интуитивное желание смерти, с которым она, собственно, пыталась бороться, заставляло девушку двигаться. Тем не менее, она не смогла поддержать новоиспечённую подругу, потому группа продолжила путь. При свете магсферы Дениса темнота превращалась в кладезь способов умереть, а в совокупности с такими стонами — в кладезь ловушек, засад и заманивающих в лапы какого-нибудь существа звуков. Для большей безопасности в авангард пошёл Алексей, прямо за ним, по разные плечи встали мечники — Миша и Рома — а на прикрытии, соответственно, были стрелки. Девушкам удостоили задачу охранять задницы парней, как истинные защитницы мужского спокойствия.

На свет показался источник тех звуков. На полу, прижатые спинами, лежали два тела, конечно же, живых, но настолько извращённых мутациями, что было тяжело смотреть. Появился, соответственно, и ответ на вопрос, почему голос так менялся, ибо молодая девушка-блондинка приросла к болезненно выглядевшему старику. Не просто слилась кожей — всё куда хуже. Кости плеч неудачливых компаньонов срослись и обвились, как лозы, вплоть до кисти рук, причём с заметными переломами костей; в районе непосредственно торса пытались соединиться органы кишечно-желудочного тракта в неясный ком — или сложную сеть, — в то время как головы приросли так, что рты трансформировались в единый общий. Ноги полностью отсутствовали, оттого бедняги не могли оказать никакого сопротивления.

— Вот же мерзость… — с отвращением прокомментировал Денис, отведя взгляд в сторону.

Василису вырвало. Пока Льюша пыталась привести девушку в чувство, а параллельно отдалив себя от такого вида, парни думали, что делать с такой тварью. Алексей вёл себя спокойно, внимательно осматривал порабощённых и всячески анализировал, причём вслух:

— Если так подумать, то их черепные коробки объединились, а значит, скорее всего, и мозг. Это вообще можно назвать жизнью? Такой организм не будет работать, как надо.

— Спасибо, капитан очевидность, — съязвил товарищ-красный, уже направляя винтовку в общую голову святых, — давай я их пристрелю уже, задолбали.

— Стой, — остановил его Дима. Закинув оружие на плечо, снайпер вынул нож и медленно подошёл к ним. — Ты забыл, где мы? Звуки не издаём — жизни сохранём.

— «Сохранём»? — не понял Алексей. — Ты пытался рифму придумать, да?

— Да к чёрту, у меня нет таланта придумывать рифмы, — пожал плечами Дима, встав на корточки перед порабощённым, — так… а шеи-то разделены.

— Режь обе, — настоял Денис, засматриваясь на стоящих в сторонке девушек.

Новый всплеск стонов на миг остановил снайпера от попыток прибить порабощённых, но сквозь непродолжительную паузу тот всё же приложил острое лезвие к их потускневшей коже. В результате, едва ощутив надрез на шее, святые широко раскрыли жёлтые глаза, посмотрели на Диму и завопили оглушительным голосом на всю округу, раскрыв рот вплоть до разрыва внешних щёк. Крик был настолько яростный, злостный и громкий, что снайпер перепугался и неаккуратно проделал в их шеях неправильные глубокие порезы. Святые, захлёбываясь кровью, всё же замолкли.

— Вот ублюдки! — ругнулся Денис, услышав мгновенную реакцию порабощённых рядом.

Толпа всех местных начала рваться на звук, причём почти со всех сторон, особенно сзади. Миша даже услышал, пускай и отдалённо, стук и лязг тяжёлых доспехов. Ещё не успела расколоться душа, как группа побежала вперёд подальше от преследования. Удача повернулась против них даже в ориентировании: слишком много развилок, на прямом коридоре достаточно перекрёстков, а звуки яростных воплей и шагов были слышны отовсюду. И тем не менее, пришлось бежать как можно более быстро, чем можно себе позволить в неизвестном месте. В результате из-за угла вышел местный житель с топориком в руках и уже готовился ударить по голове Алексею, но благодаря Мише и его выстрелу револьвера красный обошёлся только лёгким испугом.

Засады на этом не кончились. Далее, из комнат по разные стороны стен коридора, вышли копейщики, встав в неровный строй, как преграда. Тут понадобилась магия Ромы: он залил клинок магмой и прыснул мощной волной в противников, отчего те, получая ужасные ожоги, портящие и зрение, и функционирование конечностей, не смогли остановить группу и получили лишь смерть. Дальше группа хотела повернуть вправо, но по тому коридору шли два рыцаря, потому пришлось бежать в левую часть. По той же причине — опять вправо. Далее влево, вправо, вперёд, с крюком назад и далее, далее, далее. Куда конкретно двигалась группа, Миша уже не знал, но преследование не утихало. Один раз к ним чуть вплотную не вышел рыцарь с мешком за спиной, но резкие развилки подземелий спасли от разрушительного взрыва, вызвавший завал. Теперь они были отрезаны от остальной гробницы, оказавшись в узеньком коридорчике без каких-либо комнат.

— Где мы?.. — сквозь одышку спрашивал Рома, прижимаясь к стене. От недавнего кросса ему совсем плохо.

— Хер его знает… — очевидно ответил Дима, стоя впереди всех. — Мы или в тупике, или в ловушке.

— Хочу домой в горячую ванну, а не это вот всё, — жаловалась Василиса, аж упав на колени. — За что мне всё это…

— Надо идти, — настоял Миша.

— Глядите, какой непоколебимый, — устало проговорил Денис, положив руку ему на плечо. — Придержи коней, дай отдохнуть.

— Нет времени…

Симонов хотел бы отдышаться нормально, но сейчас его что-то сильно напрягало. Душа резонировала как бешеная. С чем-то пыталась «пообщаться», установить какую-то связь. Миша чувствовал не одну душу, неизвестным образом способную резонировать с ним, а целый каскад душ, слившийся вместе. Или это была одна, но крайне сильно разбитая, что каждый осколок стал самостоятельным? Тревога, возникшая при таких чувствах, вынуждала Мишу отбросить потребность в отдыхе.

— Я думаю, он прав, — согласился Дима, — ощущение, что мы в ловушке.

— Что ты имеешь в виду? — Рома пытался не подводить товарищей своим состоянием, но из-за головокружения он стоять нормально не мог.

— Банальная интуиция охотника. Здесь что-то не так.

— Н-нам лучше проверить, в безопасности ли мы… — добавила Льюша, встав рядом со снайпером. Она сжимала посох, как верную любовь. — Тут слишком узко, чтобы бороться… ну, если за нами придут.

— Согласен, согласен. Умничка какая! В такой тесноте нас прибьют, как мусор под прессом. Лучше выйдем.

В принципе, никто спорить не хотел, только стоило подумать о возможных проблемах. Так группа продолжила дорогу. Удивительно, но это был первый коридор, встреченный Мишей. Он узкий, будто незначительный для общественности, но важный для связи, скажем, инфраструктуры гробницы. С каждым новым шагом чувство многих душ лишь усиливалось. Это что-то иное, совершенно не привычное глазу, как толпа порабощённых. Что-то похожее на то, как резонировала душа Миши и Парсифаля. Но нет животного страха, как описывалось в дневнике, совершенно никаких неконтролируемых чувств, вызывающиеся в процессе подобного явления. Тревога и волнение были лично Мишины, но легче не становилось.

Они свернули влево, а там их ждала дверь с ритуальными изображениями, а именно человека в обширном одеянии, поднимающего ребёнка с целью показать народу его какую-то религиозную значимость. Сама дверь была железная, но ручка поддалась попытке Диме, и та спокойно отворилась внутрь помещения. Тьма — вот что характеризовала данное место. Свет магсферы не мог покрыть достаточно площади, отчего увидеть хотя бы стены было невозможно. Казалось, что по огромному помещению ходит сквозняк — неизвестно откуда — а редко попадающиеся колонны почему-то были похожи на могильные стелы, где показаны ключевые исторические события. На какое-то время Миша завис как раз у одной из колонн. Искусно выгравированные полосы от основания до потолка пытались передать какую-то историю.

— Не отходи от нас, — попросил Роман, слабо толкнув его в плечо. — Мне кажется, тут мы не одни…

— Параноик… — пробубнил Денис, будто самый смелый и уверенный в себе человек.

Но и он чуть не подпрыгнул о резкого стука чего-то металлического о пол, отчего после едва не выстрелил в источник. Василиса просто схватила простенькую статуэтку некто в балахоне и раскинутыми руками и уронила, скорее всего, из-за слизи на поверхности.

— Я мог тебя убить, дура!

— Да не виновата я! Она вся в жиже… — с отвращением оправдывалась Вася, пытаясь вытереть руку о колонну. — Мерзость…

В результате группа в помещении встала так, что ни колонн, ни стен, ничего другого видно не было. Вечная пустота окутывала их, непроглядная тьма в мифическом пустынном пространстве. Где они? Кто прятался буквально в пару метров от света? Насколько далеко выжившие забрели в пасть хищника, и как скоро эта пасть захлопнется? Трудно сказать наверняка, но Симонов видел в каждом из товарищей подобную неясность.

— Можешь сделать магсферу ярче? — поинтересовался Дима, вертя головой из стороны в сторону. — Мне некомфортно…

— Уж простите, ваша милость, я не сильно качал такое заклинание, бери, что имеешь.

— Дай я, — цокнула Вася и вытянула руку вверх.

— Ты раньше могла?

— Я думала, ты хоть сколько-нибудь хорош в магии…

Она довольно быстро сформировала свою магсферу, подняла её аж к потолку — к изображению небесного города с «зелёной» башней» — а следом, щелчком пальцев, вспыхнула светом на всё помещение. Точно. Это тот самый храм, то самое место, где молятся святые. Точнее… молились. Высокие колонны, валяющиеся ближе к стенам подсвечники, много-много перевёрнутых кроватей и скамей, причем в кучках, а также железные двери впереди, наверняка выводящие в гробницу уже со стороны главного входа.

— А вот и выход… — обрадовался было Роман, но тут он услышал вскрик Льюши.

— Что это?!

Вся группа посмотрела туда, что сильно испугало эльфийку. В другой части зала напротив входа у деревянной стенки с изображениями неясных людей стоял некто слишком мерзкий, угрожающий и пугающий. Ранее увиденные мутации теперь казались мелочными по сравнению с тем, что случилось с ними. Мишу ударило новой порцией резонанса души, на этот раз чётко картинками, которые также резко пропадали. На миг — толпа людей, начиная служителями и заканчивая рыцарями, стояли на коленях и молились кому-то во главе с настоятелем Рутценом, громогласно читая общую молитву. Симонов сразу понял, что это общая молитва, сразу понял, что это храм — и не только из-за рассказа Германа. Сама душа хотела было помолиться некоему божеству, оттого и резонировала — банально чувствовала коллективность остальных молитвенников. Новая картинка представила ему лишь лицо Рутцена — пятидесятилетний мужчина с кучами морщин и родинками на лице, но с очень добрым, проницательным и сочувствующим взглядом. А дальше Миша вернулся назад, в текущую реальность — и ужаснулся.

Словно желейная груда мяса нависала на месте недавнего места Рутцена, над которой находился приращённый торс непосредственно настоятеля. Сама субстанция была обманчиво естественной: кожа без повреждений окутывала то ли исключительный жир, то ли плотное действительное мясо, а у «подножья» виднелись атрофированные ноги разной длины, изредка подёргиваясь в конвульсиях и сжимая или разжимая пальцы ступней. Но примечательно было даже не это. Пока спина вплоть до основания груды скрывалась удивительно объёмным и длинным торжественным одеянием священника, больше похожим на плащ или накидку из-за длинной спины, перед и бока имели наросты, почти как бородавки или болячки, но не простые: это была паства Рутцена. Торсы молящихся людей прилипли к груде, наверху, ближе к настоятелю, были стандартные жители и служители — даже с сохранившегося одеждой — а у ног, или «подножья», были исключительно солдаты и рыцари. Они сжались поближе к общей массе, беззвучно продолжая молиться. Как такое не издало ни звука — великая загадка.

— Что это за тварь? — задал очевидной вопрос Денис, дрожащими руками держа оружие по направлению к монстру.

— Оно хуже любого монстра… — прокомментировал Роман, сделав шаг назад.

Ошеломление буквально всех можно понять — такое чудище вызывало практически рвотное отвращение и животный страх, в то время как Миша видел в нём лишь кучку измученных бедных людей, пытающиеся выжить в окружении чумы. Кто-то из них был хорошим человеком, великим воином и просто тем, кто жил и никому не вредил, но теперь каждый из них был развращён, уничтожен, как личность, и превращён в подобную тварь. Это не монстр, не хуже монстра — так Мише не хотелось думать — это лишь мученики, не желающие такой участи.

Вскоре Рутцен почувствовал наличие гостей, потому медленно, даже с усилием повернул торс в их сторону. Его форма священника сохранилась, словно подстроилась под мутации бедняги и потому увеличилась в размере на спине. Тем не менее, Рутцен выглядел просто ужасно даже с исключением мяса под ним: иссушенное лицо, родинки стали опухолями, а от доброго взгляда осталась лишь характерная для порабощённых жестокость. Руки тяжело держали золотистый посох с крестом на наконечнике, где на перекрестии виднелась ёмкость с какой-то жидкостью, а цилиндрическая бирюзовая шляпа странно пульсировала и двигалась.

Молящиеся же были похожими на стандартных порабощённых, но после активности настоятеля те задвигались, как пиявки по телу. Рыцари взмахнули мечами, солдаты угрожающе ударили копьями по полу, а остальные — застонали так, как будто собрался крайне неумелый хор. В конце же Рутцен поднял посох вверх и прокричал одно слово:

— Уме-ре-е-е-еть!

Как по сигналу, рыцарь окутал клинок огнём и махом запустил линию в группу. Миша, естественно, блокировал удар щитом, но он никак не ожидал, что в них кроме святости полетит один из порабощённых. И правда, над щитом напрямик в Василису летел служитель, с яростными стонами набрасываясь на неё. Пока Алексей и Рома расправлялись с новоиспечённым оппонентом, Миша, Денис и Дима контратаковали: в три ствола начали стрелять в солдат и рыцарей в надежде сразить наиболее опасных одним залпом. Магия винтовок и святость револьвера действительно оставляли смертельные ранения, в частности, пробивали головы, пускай из-за шлема рыцари сдерживали урон значительно дольше солдат, оставляли дыры в их телах, где доспехи не могли защитить, и беспощадно дробили мясо всей туши, вызывая нескончаемую боль конкретно у Рутцена. При этом должного сопротивления не было, как казалось сначала: редкие всплески огня у рыцарей более не вызывали той угрозы, способная остановить стрелков от собственной попытки. Однако результат всё равно остался никаким, ведь никто из получивших добрую порцию урона даже не испустил последние капельки жизни. Стонали, кричали и мычали — да, но умирать никто не собирался.

Миша не вовремя начал погружаться в теории, так как буквально следом солдаты разъярённо направили копья в сторону парней и, подготовив мощный заряд на наконечниках, запустили целый рой жёлтых молниевых ломаных полос. Симонов чувствовал, что за спиной были товарищи, потому решил не последовать примеру Дениса и Димы, решивших спрятаться за колоннами, а наоборот, принять атаку в лоб, точнее, в толстый металл щита. К большому счастью, электропроводность защиты не настигла в метре стоящего Мишу, а сами молнии проскользили по поверхности улетели куда-то наверх к стенкам колонн.

— Какая неубиваемая тварь! — ругался Роман, испепелив всю голову порабощённого магмой. — Жесть!

— У него… — Алексей поначалу сам не верил в увиденное, но всё же решился предположить: — У него мозгов нет?

— Ты разве что-то тут понял? В этой слякоти?

— Нет, до этого, когда я разбил черепушку…

— Может, потом поговорим?! — воскликнула Василиса, быстро встав за спиной Миши. — Что с тобой? Лицо потерянное. Тебя ранили?

— Нет-нет, просто… — Миша сам не верил в увиденное. Впрочем, за сегодня он много что пережил необычного. — В укрытие, быстро.

Перечить никто не стал. Без жесткого давления туши они попрятались за разнообразными укрытиями. Большинство, конечно, предпочли колонны, как Денис и Алексей — за одной колонной, а Василиса и Дима — за другой. Совсем рядом укрылись Миша и Льюша, прямо за кучей скамей и коек, более-менее надёжно отгораживающих от мерзкого противника. Рому Миша не видел, но был уверен, что укрылся где-то рядом с красными.

— И что дальше? — Дима попробовал точечно наделать отверстий в головах солдат, но сколько не пробивай голову — они всё не умирали.

— Не знаю, что-то странно… — не понимал Симонов.

Туша была скорее пассивной, чем опасной, но, в то же время, в особенные моменты способной преподнести ужасный урок смерти — в этом Миша был уверен. Более того, части туши, как солдаты и рыцари, совершенно не реагировали на повреждения, по идее, способные запросто умертвить организм. Внимание, естественно, перевелось наверх, к Рутцену и остальной пастве рядом. Сколько тут — десять, пятнадцать или двадцать? Скорее всего, под накидкой на спине тоже скрывалось энное количество порабощённых, а в результате — перед выжившим предстояло слишком подозрительное, тихое, но опасное чудище.

— Попробуй убить главного…

— Уже делаю, — Дима действительно целился в Рутцена ещё до предложения Симонова.

На миг Симонова кинуло в воспоминание. Настоятель стоял в том же месте, где и сейчас, только в спокойной предслужебной обстановке, когда прихожане тихонечко сидели на скамейках, молились в сторонке или ходили ставить свечки. Он, внимательно слушающий рассказ, смотрел на Германа и улыбался, как весёлый дурачок, скорее наслаждаясь переживаниями паренька. Нет, не в плохом смысле.

— Герман, — начал он, потирая в руке свой нательный серебряный крест, — я понимаю твой страх, признаваться в чувствах — уже подвиг, сам знаю не понаслышке. Но ты должен решиться, понимаешь? Сюзанна хорошая девушка, дочка кузнеца, но выросла очень женственной и красивой девой. Владыка уберёг её от становления в мужа или испорченного неверующего человека.

— Вы правы, отец Рутцен, но… — переживания паренька были слишком едкие для решимости. — Но понимаете, я столь незначительный и скромный, что такая девушка, как она, меня не может полюбить.

— Ты мне не поверишь, но я был даже хуже, — посмеялся священник, с теплотой вспоминая своё прошлое, — помню, меня из-за загнанности в себя едва не закидали камнями хулиганы. Никому не нравятся такие тихони, думал я и видел доказательства перед собой. Ох, тяжёлое было детство.

— Вот видите…

— Но на меня нахлынула романтика! Я и поверить не мог, что случилось дальше. Совершенно случайно познакомился с красавицей деревни, потом сдружились ближе любого родственника и так проводили время вплоть до моего поступления в духовную академию, — Рутцен видел интерес Германа, потому с ещё большим трепетом продолжил рассказывать. — Я хотел, чтобы она пошла со мной, в столицу, но как? Как друзья не пойдёт, да и люблю я её, все это знают, даже, наверное, сама Петра. Но всё не решался признаваться в чувствах. Тогда и не решился, а потом стало поздно, и я уехал учиться… Как я сожалел об этом.

— Вы к тому, что нельзя терять время, да? Я понимаю, настоятель, но…

— Герман, не теряй время, будь добр к себе и к Сюзанне. Хочешь признаться — признайся.

— А если откажет?

— Значит, откажет. Что хуже: получить отказ или томить себя сомнениями до конца жизни?

— Вы-то точно понимаете… — грустно усмехнулся Герман, тягостно вздохнув. — Я должен признаться… я не осмелюсь!

— Напиши тогда письмо, попробуй так. Выложи всё на бумагу, пускай прочитает и жди реакции. Это всё же лучше, чем молчать.

— Я попробую, — Герман поклонился и пожал руку священнику, поцеловав тыльную часть ладони. — Спасибо вам!

— В такое тяжкое время я должен помогать всем нуждающимся.

— А что стало потом у вашей истории, настоятель?

— О, заинтересовался? — Рутцен искренне улыбнулся, ничуть не печалясь о том времени. — Она меня дождалась.

— Не шутите?

— Правда! Я сам не думал, что она подождёт меня. После ссоры и обиды мы в итоге поженились.

— Но я не видел здесь вашу матушку… — задумался юноша.

— Перед чумой она уехала в деревню…

Миша вернулся назад, словно с того света. Эта милая для него история превратила Рутцена в ещё более жалкое нынешнее существо. Он не хотел становиться таким, никто не хотел. В одночасье счастливая жизнь священника разбилась вдребезги, как и судьба Германа, который больше никогда не передаст письмо Сюзанне. В этот момент Дима выстрелил: кристаллический снаряд летел чётко в лоб священника, но внезапно он врезался в… барьер? Сферообразная полупрозрачная ограда спасла Рутцена от выстрела, он был, по сути, со всех сторон укрыт.

— Чёрт…

— Что с ним не так?.. — Льюша не видела решения проблемы.

— Гена! — крикнул Рома. — У нас идея!

— Что такое?

— Стрелки бьют поверху, а ближники, короче, режут нижних тварей! Надо отделить тела от туши!

Посмотрев на недавно убитого порабощённого, который полетел в Васю, Миша быстро догадался о задумке Романа. Всё же офицерская голова прекрасно мыслила, как никогда не помыслит не столь опытный человек по типу Симонова. Ответив на предложение кивком, Денис быстро сообщил Роману, а тот решил стать тем самым понятливым и однозначным сигналом, просто выпрыгнув из укрытия и рванув к цели. За неимением лучшего, Миша сунул пистолет в кобуру и также побежал на чудище с клинком наперевес, пока все оставшиеся пытались сразить порабощённых наверху. Как и ожидалось, реакция на такую атаку была уж слишком незначительной. Симонов нарвался на копейщиков, но при помощи воздуха и огня удачливо отбивал рывки копий в его сторону. В один момент он вовсе оттяпал руки у противника, в то время как Рома сражался с рыцарем один на один. Стрелки били паству, Льюша морозила тела ледяными снарядами, который при столкновении обдавали холодом небольшую площадь, а Василиса пыталась пробить барьер Рутцена, запуская сиреневую магию практически в едином темпе с пулемётом.

В результате такой стычки Миша смог прорезать тело одного солдата со спины, и позвоночник удивительно легко поддался лезвию, отчего тот завалился вниз, уже из-за своего веса обрывая остаток. И тут он увидел… ничего. Никаких органов желудочно-кишечного тракта вплоть до диафрагмы. Более того, мимо мышцы проходили трубки, как и надо, но не в органы ниже рёбер, а исключительно в общую массу паствы, куда-то вглубь. Не понимая, Миша решил пойти особо жестоким методом исследования: он создал небольшой щит и силой уронил на голову почти упавшего солдата, тем самым раскрошив череп в труху кальция, мяса и волос вместе с кожаной шапочкой. Но тот не умер. Порабощённый пытался двигаться, подняться, без проблем открывая вид на пустую черепную коробку. Никакого мозга не было, лишь ствол уходил вглубь тела, сосудами и неясными трубками связывая некогда целые глаза и прочие части. Как это понимать?

— Да они не дохнут! — крикнул Денис.

— Барьер не пробивается! — отчиталась Василиса, продолжая стрелять. — Что за дичь?!

Миша продолжил пробовать, но ненадолго его отвлёк другой копейщик, с кем пришлось сражаться на постоянном парировании. Лишив того оружия, он тут же вернулся к своему объекту изучения и бесцеремонно отрубил все трубки, сосуды и прочие связывающие элементы, дабы тело более не было связано с тушей. Только так, сквозь непродолжительную автономию, порабощённый перестал двигаться. Но распад души Симонов не видел.

— Смотрите, что-то светится внутри! — сказала Льюша, показывая на нижнюю часть туши.

Действительно, сквозь толщу был виден короткий всплеск света.

«Неужели…»

— Назад! Быстро! — вновь крикнул Денис, о чём-то беспокоясь.

Его настораживала какая-то ситуация наверху. Едва подняв голову, Миша заметил, как рты всех порабощённых начали покрываться частичками неясного света, словно светлячки покрыли полости. Сами прихожане будто сдерживали рвоту, кряхтя и надувая щёки в бесполезных попытках что-то сдержать внутри. Эта пугающая подготовка вынудила и Мишу, и Романа побежать обратно к укрытиям, но было уже поздно. Линии испепеляющего света вырвались из каждого рта порабощённого, из-за вертящихся голов в порыве боли подобные всплески начали быстро бродить по всем поверхностям. Адская дискотека с белыми полосами света, оставляющие чёрные следы на камне, предвещала скорый ужас. Одна линия настигла Рому и запросто прожгла тело напополам в районе груди, отчего офицер мгновенно умер и завалился на пол, в то время как сам Симонов был вынужден спрятаться за щитом.

Обугленные края куски тел Ромы прекрасно давали понять, насколько были горячи эти полосы. Более того, помимо чёрных следов на камнях часто подгорала мебель, попавшая под шальной непредсказуемый путь света. Хаотичное мелькание десятков лучей закончились лишь через полминуты, и Симонов смог вернуться к своим товарищам. Быстрая и неожиданная потеря офицера плохо играла на общем состоянии группы, ведь подобный козырь чудища был попросту невидимым. Ничего не предвещало — и резкая смерть. От мыслей, что Рутцен и его паства скрывали в себе что-то ещё, Миша более не решался умышленно приближаться к туше.

— Что нам делать… — отчаянно сказала Льюша. Она, кажется, начала возвращаться в состояние отчаянной пугливой девчонки, больше не желающую умирать. — Как так…

— Музычки не хватает… — отшутился Дима с серьёзным выражением лица. — С нашим вооружением эту тушу не пробить…

— Надо убираться отсюда, пока не поздно, — предложила Василиса с намёком на главный вход.

Там были железные тяжёлые двери. Если противник действительно казался таким неочевидным, то кроме побега вариантов более не было. Симонов не хотел терять кого-либо ещё, потому предложение Васи было самым близким к успеху.

— Тогда я, Льюша и Дима отвлекут на себя противника, а ты забери парней и открой двери, — рассказал о плане Миша, хотя по голосу он меньше всего хотел вновь приближаться к чудищу.

Вася исполняла свои задачи точь-в-точь, всецело надеясь на товарищей-приманок. Миша не имел права страшиться — на кону жизни людей, потому, передав в точности свою задумку коллегам по приманиванию, тот одним из первых рванул в атаку. Как единственный воин-ближник, он ворвался в самое пекло, в столкновение с рыцарями и копейщиками у основания. К большому счастью, привязанность к одному месту делала их совсем уж уязвимыми, поэтому клинок Миши раз за разом отрезал руки, головы, а в особо удачных случаях — в целом тело, дабы окончательно умертвить. Однако менее безнадёжно для группы не стало: чудище словно чувствовала смерти своей паствы, оттого с каждым новым освобождением святого от мук Рутцен стонал и иногда кричал, негодуя, злясь. В один момент он начал махать посохом по воздуху с яростным призывом прихожан к действу. Но кроме жалобных всхлипов и дёрганья порабощённых сверху ничего не произошло. Неужели не слушаются?

— Эта дверь приварена! — кричала Василиса, пиная ногой могучий металл. — Вот гадство!

— Это как понимать? — не поверил Дима, периодически постреливая то в барьер Рутцена, то в прихожан ниже.

— Так и понимай! — шепелявил от злости Денис. — Охренеть просто! У них что, сварщики были?! Да тут шестой разряд, блин!

Неизвестно каким образом, но слово «сварщик» навело Симонова на одну очень смелую идею. Миша тут же отбежал тушу сбоку за левую сторону, чтобы найти свободный участок между приращённых воинов. После же он прижал правую ладонь к коже чудища и с глубоким вздохом опалил всю площадь вокруг испепеляющим пламенем. Он не сдерживался, скорее наоборот, пытался повысить градус святого огня на груду мяса, попутно сняв с себя кристаллик с шеи на всякий случай. Языки пламени гуляли по всей левой стороне, сжигая одежду у прихожан и солдат поблизости и даже слегка задевая плащ с одеяния Рутцена, скрывающую спину. Так большое тело наверняка поджарится до такого состояния, что органы внутри попросту сплавятся и так каждый порабощённый погибнет.

После пятиминутной «готовки» Миша усмирил огонь до небольших искорок у рук. На месте кожи виднелось сплошное грубое железо, защитившее тушу от подгорания. Всё это время Рутцен защищал массу от пламени, а Миша даже не заметил из-за банально сильной плотности потоков. Нет, это не было щитом поверх тела. Это кожа стала твёрдой, металлической, и это затея только Рутцена.

— Ду-у-у-уша-а-а! — кряхтел настоятель, указывая на него посохом. — Ты-ы-ы… умрё-ё-ё-ёшь…

Метаморфозы кожи откатили состояние до обычного, но сюрпризы не думали кончаться. Прямо на месте руки образовалась дыра в мясе, откуда после выполз... порабощённый? Прихожанин выбрался из туши, как крот из-под земли и совершенно обыкновенно занял позицию с целью коснуться Миши собственным клинком. Монах с лысой головой, но слизкими волосами по бокам, истошно вопил в ярости на здоровую душу, вынуждая Мишу пугливо отходить назад. Он не заметил ужасного: рыцарь рядом замахнулся мечом и метнул пламенную лавину прямо в него. Атака уже сократила расстояние до жалких десяти метров, а Миша не мог просто среагировать из-за потери внимания.

Льюша встала рядом с Мишей и пустила ответную лавину, но уже льда, настолько холодного, что пол вокруг льдин покрывался инеем. Тем не менее, святой огонь запросто плавил даже такой холод, неуклонно двигаясь к цели. Началась отчаянная борьба двух полярных стихий, где в преимуществе был лишь снаряд рыцаря. Поддерживающий второй поток пламени напрочь уничтожил всё сопротивление Льюши, и теперь весь атакующий потенциал рванул на парочку практически без потери силы. Взаимное спасение последовало сразу, ибо Миша отгородил эльфийку и себя щитом.

— Спасибо, — не забыл сказать он, прикрывая её с одной стороны твёрдым металлом, а с другой — собой, дабы ненароком случайные искорки или отводящие языки огня не задели её.

— П-прости, мой лёд не такой крепкий… — сильно переживала Льюша.

— Давай о главном… — Миша заметил, что атака прекратилась, потому он стал думать над дальнейшим планом. — Попробую прямо в лоб, значит…

— Что?..

— Можешь, пожалуйста, покрыть левую сторону льдом? Чтобы ещё потом на стене были небольшие платформы?

— Это… это я могу, да…

— Отлично. Я заберусь наверх и попытаюсь пробить барьер Рутцена.

— Это рискованно!

— А есть варианты? Внимание настоятеля на нас, мы обязаны пытаться дальше.

Миша украдкой посмотрел, чем занимались остальные. Василиса заклинаниями пыталась отворить хоть сколько-то двери от рамы, в принципе, Денис и Алексей ей помогали, а Дима же всячески стрелял по прихожанам, скорее зля цели и вынуждая некоторых отвлекаться именно на него. Так весь перед желал смерти лишь снайпера, удачно отгородив ту троицу от опасности. Миша понимал, что если не пытаться — рано или поздно кто-то погибнет. Риск — вот что требовалось. И пускай он может погибнуть!

«Возможно, это и есть спасение, — задумался Симонов, будто это желание скрывалось глубоко внутри изначально. — Мы похожи, Льюша. Я, кажется, и сейчас хочу умереть. Я не верю в себя… так же, как и ты».

И всё же он был готов. Льюша по задумке товарища провернула примерно то, что надо было: стена льда покрыло тушу, на некоторых участках лесенкой шли торчащие глыбы, позволяя Миши быстро взбираться прямо на самый верх. Прихожане плавили лёд своими телами — по желанию святости Рутцена — а сам лёд был слишком скользким, но Миша не останавливался: где нога, казалось, шла в сторону в скольжении, он тут же отталкивался воздухом, а освобождённые от холодного плена порабощённые служили прекрасной опорой для дальнейшего воздвижения. Эдакий скалолаз был неуловим для противника вплоть до непосредственно восхождения на вершину. Теперь, стоя на спинах двух прихожан, Миша смотрел в глаза Рутцену на одном уровне. Жёлтые глаза с пропорциональными крестами-зрачками, полный жестокости взгляд и хорошо заметное желание смерти парню — вот, что можно было увидеть. Но это ведь вынуждено, ведь так? Чума хотела, чтобы настоятель был таким. Не он сам, лишь треклятая болезнь души, развращающая каждого, кто попадётся.

«Но я обязан попытаться спасти себя, — продолжал рассуждать Миша. — Я не ампутировал ногу только потому, что мечтал когда-нибудь её исцелить. Я пытался убить себя, потому что не видел надежды. И был дураком. Я хотел бы спасти собственную душу. Я не верю ни в себя, ни в своё спасение, но кем я буду, если не попробую? Возможно, это глупо, но я хочу хотя бы попытаться. Суицид и принятие смерти никогда не были выходом».

— Меня зовут Михаил, — внезапно представился он. — Если ты убьёшь меня — проводи мою душу.

С такими словами он начал яростно бить мечом по барьеру Рутцена, используя святость на максимуме. Клинок отскакивал назад; ни воздух, ни огонь, ни молнии не наносили урона — просто бесполезно, но Миша продолжал. Полупрозрачная сфера не поддавалась, зато звенела и вибрировала каждый раз, намекая, что урон всё-таки она принимает, а значит, здесь был свой предел. Он обязан его найти, обязан! Иначе все погибнем! Однако вернувшиеся внимательность дала Мише небывалую зацепку: приходящая к сфере энергия слишком подозрительно вырывалась из-под плаща Рутцена, пускай и изнутри. Это какой-то поток, ведущий значительно ниже барьера по спине чудища. Он заметил, что под ним что-то шевелилось. Ещё порабощённые, только спрятанные под слоем облачения настоятеля! Неужели он…

— Берегись! — крикнула Льюша.

Миша не понимал, в чём дело, пока не посмотрел вниз. Святые под ногами опять сдерживали свет внутри себя и готовились вот-вот выпустить новые полосы наружу. Его расположение защищало от ближайшей «дискотеки», но вот что с товарищами?

— В укрытие!!! — прокричал Миша так громко, как только мог.

К счастью, услышали все, даже та троица. Время шло на секунды, каждый метр до колонн решал судьбу каждого, но Симонов видел, что они наверняка успевают. Дима и Льюша уже попрятались, а Алексей едва достиг безопасного клочка территории. Денис и Вася были дальше всех из-за того, что они в спешке побежали к более дальнему месту, но им ничего не угрожало. Успеют. Должны!

Рыцари и копейщики видели панику противников, потому особенно хитрые и подлые из них решили сыграть на этом в своей манере: в парочку полетели куда более быстрые всплески воздуха. Несколько тоненький линий, способных прорезать всякую мебель, но не камень, и совсем слабые эдакие дротики, скорее запущенные в такой же спешке, зато сравнимые со стрелой в половине мощности — и от них укрыться было уже невозможно. Маленькие три-четыре метра помогли порабощённым максимально сократить шанс выживания им двоих. Это понимал и Денис, оттого он прыгнул в сторону, но не для собственной безопасности, а с целью толкнуть Василису за колонну, по сути, подставив себя под атаку. Это всё произошло в продолжительность нескольких секунд, но Миша видел более-менее чётко: одна полоса воздуха влетела прямо в живот Дениса, а один дротик попал в Васю где-то в районе головы. Так они оба упали за колонну, но вот красный потерял часть своего тела: ноги и бедра уже лежали на полу и истекали кровью.

И только потом начался каскад лучей света, правда, не имевший значения. Только что, скорее всего, умер Денис, а с ним, возможно, и Василиса, как бы они ни старались их спасти. Верить не хотелось, но Миша не мог об этом не думать.

Теперь Симонов направил правую руку на плащ Рутцена и тут же огнемётом начал жечь ткань. Правда, параллельно с этим в его голову били воспоминания самого настоятеля. Теперь Симонов перешёл в момент, когда отец Рутцен стоял на коленях в храме в окружении испуганных прихожан, будто женщины, дети, мужчины разного возраста, монахи и солдаты вроде копейщиков и рыцарей. Пока ещё нормальные, но до жути испуганные. Один из них не молился: рыцарь огнём приваривал двери по всем щелям, пытаясь как-то обезопасить их от кого-то.

— Владыко наш верховный… — вслух молился Рутцен, пока держался за свой золотистый посох. — Владыко! Помоги нам, спаси нас от греховной напасти! Мы подверглись отчаянию, Отче, но мы никогда не усомнимся в нашей вере Тебе! Владыко, огороди нас от смертоносной чумы, спаси нас от смерти и разврата. Просим Тебя, Владыко, защити наши души! Умоляем… умоляем… — кажется, Рутцен задрожал. Он боялся, страшился смерти. Или боялся увиденного ранее. Или так сильно верил во Владыку, что не мог контролировать свои переживания. В любом случае, настоятель желал только спасти свою паству. — Владыко, мы утратили надежду, но не утратим веру в Тебя. Прихожане не заслуживают такой участи… защити их… Прошу тебя! Здесь добрые честные люди, Владыко! Все грешны, но готовы исправляться! Они оберегают души, как великую награду Твою, так защити их от оскверняющей напасти! Умоляю…

Некоторые прихожане смотрели на Рутцена с сожалением. И правда, никто уже не надеялся на спасение от чумы, но верили во Владыку до самого конца. Возможно, за неимением выбора или из чистой религиозности. Рутцен же был тем самым настоятелем, отцом прихода, защищающий каждого человека как только возможно. В такой критический момент Рутцен молился о спасении лишь своих людей, но не ради себя. Добрый почтительный человек, не заслуживший такой участи.

Миша вернулся. Он выжег весь плащ и открыл вид на десяток женоподобных порабощённых, которые встали в круг, намертво скрестив руки между собой. В самом центре кольца рук виднелись проблески света, который потоками по коже туши шёл напрямик к Рутцену. Ответ на загадку непробиваемости барьера пришёл сразу, как и простое решение этой проблемы. Невзирая на жалкие махания посохом Рутценом, Миша спустился чуть ниже и, замахнувшись клинком, начал резать женщин так, чтобы отделить от общей массы. По правде говоря, на прежних женщин они были мало похожи. Худые до костей, практически безликие и приросшие друг к другу — вот что сотворила с ними чума. Они продолжали поддерживать барьер, совершенно не реагируя на успешные попытки Миши сокращать численность поддержки этой ограды. Тела скатывались вниз, души мимолётно освещали пространство внутри туши, а сам барьер стремительно слабел. Миша не боялся поднимать руку на них и бить с усилением воздуха, пока в один момент не почувствовал резкую боль. Миша увидел, как его левая рука уже летела вниз вместе с мечом, а поверх раны уцелевшей части только что пролетел луч света.

Обернувшись, он увидел затухающий рот Рутцена. Настоятель раскрыл ещё один козырь и запросто лишил его конечности. Паства прекратила пускать свет, но настоятель как-то смог. На фоне священника кто-то взрывал колонны: видимо, порабощённые пытались прибить выживших небольшими обломками, еле-еле отделяющимися от слабых ударов сконцентрированных огнём шарами. Занимательно, что Миша смог заметить столько деталей, пока в ужасной боли не споткнулся о не отрезанный кусок тела убитой женщины и не упал в самый низ. Льюша, как хранитель его жизни, спасла его вновь, но на этот раз материализовав лёд значительно выше точки падения, потому он ничего себе не сломал. Но, истекая кровью, Симонов не мог пока вообще как-то реагировать, вынуждая эльфийку самостоятельно спустить его вниз, растворив лёд, и потащить от Рутцена ближе к какой-либо защите. В суматохе и стремлении святых убить Льюша пошла ещё дальше и рискованнее: она волной льда вытолкнула себя и Мишу напрямик к колонне, где были Василиса и Денис. Так она проделала всё расстояние как можно быстрее.

— Т-ты как?! — задавала неясные вопросы Льюша, пока пыталась начать морозить рану магией.

Но её остановил Миша. Он собрался с силами и святой водой начал снижать боль в ране, при этом останавливая кровь. Так Симонов пришёл в чувство и увидел ужасную картину: Василиса держала за ослабшую руку Дениса, лежащего мёртвым без нижней части тела. Противогаз лежал рядом, и Миша смог увидеть лицо товарища. Оказывается, он был ненамного старше самого юноши, с простой родинкой у носа и безжизненными карими глазами. Василиса же сидела в ужасной панике из-за отсутствующего левого глаза. Он ещё кровоточил, сильно болел, но она не думала как-то обезопасить себя от последствий раны. Это сделал Миша: он подполз к ней и без спроса прижал ладонь целой руки к глазу, вызвав у той крик.

— Что ты твори… — хотела выругаться та, пока не почувствовала приятное лечение.

Миша мог лишь остановить кровотечение и избавить от боли, но это максимум. Незначительный, но полезный. Василиса даже пришла в себя и более осознанно смотрела на ситуацию. Она простилась с Денисом простым закрытием его глаз пальцами, пока сама смотрела на Мишу.

Всё было хорошо, но, как уже случалось не раз, пришло нечто более ужасное. Он почувствовал свой предел. Душа ударила в организм мощной волной, вызвав мимолётную боль на всех органах. Миша упёрся рукой о пол и почувствовал, как из носа потекла кровь. Спешно стянув маску с себя, он увидел перед собой лишь размытую картинку. Внезапное помутнение намекнуло, что за сегодня Симонов уже наигрался со своей силой. Чем дальше он пойдёт — тем ближе смерть и чума.

«И что теперь?»