Лларн'Квэссан (джен)

Редакция 210725

Ночью Кервин спал плохо, всё смотрел в темноту, слушал храп, скрип коек и тихую возню других постояльцев — пыльных и потных рабочих мужчин среднего возраста. На постоялом дворе было душновато, несмотря на множество прорех в стенах, завешенных лишь тряпицами. И всё пытался прикидывать план дальнейшего похода.

"Много воды мы на себе не унесём. Тем более, когда несёт один. Вся надежда на каньоны. Если там действительно можно дорыться и нацедить воды — то у нас всё получится. Если же нет... Караваны-то возят с собой воду на много дней. Но куда мне в караван с дроу? Хорошо бы выкупить мула или хоть осла. Животина позволит взять намного больше воды".

С рассветом юноша прошёлся по другим бытовым заведениям неспешно просыпающегося посёлка. Тут было три корчмы, прочие поменьше этой, и склад, где оказалось можно закупить товары запакованными для хранения и тем дешевле, чем больше берешь. Хранить еду на постоялом дворе запрещалось: от крыс; однако у Кервина под койкой был окованный сундук, из которого он извлёк свои менее ценные вещи и положил на их место припасы. Сундук запирался на замок.

"Хорошо, но мало. Перед выходом закуплю ещё".

Тут были и сухари, и рыба, и копчёный сыр, и колбаски; кроме того юноша прикупил змеиного мяса и сухофруктов — "степных фиников", вкусом немного похожих на сушёные яблоки, но с косточкой внутри: не сломай зубы. Собрал неплохой паёк с запасом: пусть подопечная хранит и у себя, и приготовился выехать в немного запоздалый утренний объезд.

В дверном проёме замаячил стражник. Кервин понял, что ищут его.

— Эй, не уехал ещё? Давай за мной, — раздался приглушённый голос парня, — Старшой зовёт.

— Иду.

"Только вот этого ещё не хватало!"

Быстрым шагом двое: Кервин в своей мешковатой бежевой одежде и рослый худой парень примерно в таком же коричневом, плюс ещё кирасе-бригантине из окованной пластинками кожи да с круглым деревянным щитом, прошли по песчаной улице мимо конюшен, казарм за забором к двухэтажному зданию, возвышающемуся над прочим городом и обнесённому дополнительным частоколом. Над покатой крышей, крытой тонкой кремовой черепицей из местной глины, возвышалась высокая наблюдательная вышка, где стоял дозорный. Этот ориентир было хорошо видно из пустыни. Пройдя мимо стражников у ворот, провожатый повёл Кервина к лестнице наверх. Там был штаб и приёмная коменданта местного гарнизона, которого тут звали Старшой.

Шаги по лестнице гулко зазвучали по пересушенным солнцем доскам. Провожатый открыл дверь под тряпичным козырьком. Там был небольшой закуток с несколькими дверьми. Провожатый постучал в самую крепкую на вид.

— Войдите, — донеслось басовито.

Внутри оказалось небольшое помещение вроде конторы. Алый гобелен на стене с вышитым гербом Ра́дрога — две башни и врата меж них, перекрывшие мост через реку. Окно закрывали бамбуковые жалюзи, крашенные какой-то выцветшей картинкой. За массивным столом сидел немолодой темноволосый мужчина, высушенный солнцем до худобы и стриженный "под горшок" — как многие рыцари. Он был одет в бежевую стёганую безрукавку поверх простой рубахи. На его обветренном, пересеченном морщинами лице были густые усы единым массивом под орлиным носом. Вечно прихмуренные прямые брови, глубоко посаженные пытливые тёмные глаза. Спокойный взгляд поднялся от бумаг и писем и устремился на вошедших.

— Доброго солнца, — глуховатым басом сказал он.

— Доброго солнца, командир, — отчеканил парень, воздев руку и сжав в кулак, символизируя шар наверху.

— Доброго солнца, — вторил за ним Кервин.

— Кхм, Кервин, — сходу обратился Старшой, — есть к тебе задание. К нам на службу заступил новый главный егерь — Бе́ргон, и я знакомлю его с особенностями охраны города. Так вот, я поручаю тебе показать ему по карте в штабе, где ты видел какие следы по дням и ответить на все его вопросы. Дальше поступаешь под его команду.

— Вас понял, — с готовностью кивнул Кервин. — А как с сегодняшним обходом?

— С Бергоном решите этот вопрос. Покажешь ему, где и что там — сперва по той же карте.

— Есть...

— Ступай в штаб. Там Бергона и найдёшь.

— Вон туда, — показал ему парень в коричневом.

Кервин подошёл к нужной двери, постучался.

— Кто? — раздалось приглушённо.

— По заданию от командира, — взвешенно обозначился Кервин.

— А, это ты, Кервин. Заходи.

Штаб был просторной комнатой с большим столом посередине, на котором была расстелена обширная карта, рисованная от руки. Стояла кружка, лежал ножик, была чернильница, пара перьев и несколько черных грифелей. По ту сторону от стола стоял мужчина среднего роста, тоже немолодой, чертами лица посвежее и покруглее, с похожими усиками, как у старшого. Однако немного седых волос разбавляли его обрастающую стрижку. И в поясе он был пополнее.

-А я — Бергон, — продолжил он бодрым и звучным голосом — каким хорошо отдавать команды. — Ты, говорят, тут самый нашаренный по части пустыни, да?

Серые глаза нового егеря нацелились на Кервина.

— Да, есть некоторая... нашаренность.

— Ещё б! — усмехнулся тот. — Ты ж из пустыни не вылезаешь! Сколько дней бережёшь наш покой. Всё на солнце печешься.

Кервина приятно удивило это дружелюбие среди сонно-настороженого посёлка на тракте через пустыню.

— Люблю её покой и величие, — отвечал он, вспомнив что-то из книжек, что читал в приходской школе. — И плавность её барханов.

— Хех, да прям как мудрец степняцкий речёшь. Отколь сам-то?

— Из Ре́веля. На северо-востоке. Там у нас нет пустынь. Поля да леса...

Кервину начинал нравиться этот человек своим видимым добродушием и каким-то мгновенным взаимопониманием общих вещей.

"Вроде неплохой новый егерь. Может быть, если всё пойдёт по плохому и дроу поймают, он не станет её губить? Ну, подержат взаперти. Ну, отпустят потом. Что с неё взять, с девчонки-то? Я буду рядышком. Прослежу, если что".

Бергон тем временем задумался, глядя на карту. Посередине был обрисован посёлок.

— Гри́ма! — вдруг позвал он.

Вошёл курчавый, чернявый парень южной наружности. Бергон жестом привлёк его внимание к карте и внезапно посерьёзнел:

— Итак, парни, знаете, что в мире сотворилось?

Кервин и Грима замерли в тишине.

— На тракте снова караван пропал. Рыцари Радрога нашли, как и раньше, лишь черепки. Двадцать восемь человек, двенадцать экипажей. Снова жёны не увидят мужей, дети — отцов, а купцы — товар. Вы знаете, кто так делает: это не орки. Вот так, отставляя лишь только примятый песок, ошмётки да пятна крови, действуют лишь они — бестии подземные, исчадия тьмы. Сегодня вечером в нашей церкви будет служба за души погибших, приходите.

Гром среди ясного дня. Гробовое молчание повисло в штабе. У Кервина ком встал в горле. Ему вспомнился заунывно-глуховатый звук гонга, звучавший на рассвете с часовни в родном Ревеле, когда кому-то требовалось сопровождение Латандера Пресветлого в путь последний во царствие Келемвора Спокойного.

— Вот здесь это произошло, — Бергон ткнул пальцем в карту,

— это ущелье называется Клыкастая Пасть. Там проходит сокращённый караванный путь от Порт-Солидара на север. Вот крепость Радрог, которая охраняет подъём с прибрежного на основное плато и переправу. Чёрные бестии живут где-то под этим кряжем, вот здесь. Но последнее нападение произошло почти возле развилки. Никогда они не залезали так далеко. Торговцы пустили красный огонь и гарнизон форпоста от крепости Радрог был поднят по тревоге. Но когда рыцари приехали к месту, там остались лишь пятна крови да следы на песке. Проклятые дроу уволакивают даже трупы лошадей и верблюдов.

Некоторое время постояла озадаченная тишина.

Кервину стало страшновато, когда он подумал, зачем им трупы.

"А что, если и вправду... Взаправду она лазутчица, и дроу ищут пути, чтобы напасть?"

Тут он вспомнил кровь на ногах серой девушки и то, как она не могла идти.

"Клыкастая Пасть далеко, — цеплялся за логику его ум. — Не могла она добраться сюда оттуда. Если она говорит, что шла ночь и день... То это где-то поблизости. Да и след её не туда вёл..."

— А если по следам найти их логово? — подал голос Грима.

— Дроу, Грима — колдовские исчадия. Они заметают следы. По следу идёшь, он вроде есть — и вдруг растаял, словно ветром его замело — даже в самую тихую погоду. И собаки их след теряют. Это второй случай в нынешнем году. Кроме того на основном тракте пропало несколько телег прямо среди дня, и вообще никаких следов. Словно бы ветром унесло.

— А... Как они узнаю́т, — проронил Кервин в этой огорошенной тишине, — когда пойдёт караван? И... Там же всадники днём патрулируют?

Бергон понял его вопрос.

— В том-то и дело — всадники ничего не видят. Ни следов, ни засидок никаких. Предгорья тоже прочёсывают. Пещеры засыпали все, которые нашли. Но бестии используют колдовство, не иначе. Они как сквозь землю проваливаются вместе с добром. Даже вызывали волшебников из Солидара...

— Вот бы нам сюда волшебника, — сказал Грима. — Так что волшебники-то?

— Колдовства не увидели. И сказали, что, дескать, ночью оно творится, когда исчадья добычу ищут, и такое, что следов не оставляет. Бестии их почуяли и не показались тогда.

Некоторое время все помолчали. И в этой тишине неприятная догадка обеспокоила Кервина:

"Значит, здесь тоже есть выход из пещер, куда ближе, чем то ущелье. Здесь тоже могут напасть. Надо поговорить с ней. Если она бежала от своих сородичей, то должна знать что-то".

Молчание прервал Бергон:

— Бестий навряд ли мы тут встретим: всё ж далеко оттуда, и никогда раньше они тут не появлялись. Но знамо дело: зло притягивает другое зло. Посему нам с вами надо держать ухо востро. И наш комендант решил организовать постоянную службу охраны нашего поселения, где будут служить обученные люди. Поручил мне её возглавить. А вы с Кервином можете стать в ней первыми.

Кервин же тем временем соображал:

"Она говорила, что убили её мать? Дроу нападают друг на друга? Тогда мы с ней на одной стороне. Вот бы она поговорила с Бергоном..."

Но в свете новых вестей ему было о чём сказать ещё:

— Почтенный Бергон, увы, я долго здесь не задержусь: на горизонте вчера были облака. Мне надо готовиться к переходу и продолжить мой путь в Бреннон чем скорее, тем лучше.

Новый егерь поднял глаза от карты:

— Но ты ведь не завтра уедешь? Ты покажешь Гриме патрулирование? Жалование эти дни будешь получать, как прежде.

Очевидно, Бергон оказался не рад такому заявлению. И Кервину самому стало неудобно.

— Итак, Кервин, показывай, где ты ездишь, пески вокруг нас остерегая.

Кервин провёл пальцем неровную линию вокруг поселка, ориентируясь по закорючкам, обозначающим на карте Стоячие и Лежачие камни. Не слишком приближаясь к последним. А новой мыслью у него стало — спросить у их невольной обитательницы о нападениях возле Пасти, и посмотреть, как она среагирует.

— И как, кого, где видел и когда? — спросил Бергон. Кервин задумался.

— Да немного кого... Птичий след седмицу назад вот тут... А тут рабочие с раскопок ходили. Тут кто-то прошёл с востока да на юг повернул... Вот когда намедни припозднился я, — Кервин показывал всё на карте, — но ничего похожего на орочьих соглядатаев.

Бергон кивнул.

— Сейчас самое время ехать, чтоб до полудня обратиться, — он глянул на юношу прямо, — седлайте коней вдвоём с Гримой. Научи его, что да как — подробно показывай, дабы патрульных натасканных у нас больше было. Ты должен ему передать твою работу полностью — ты добросовестен, я слышал. По завершении объезда доложите мне и мы продолжим разговор. Ты старший, Кервин. Ступайте.

— Есть, командир, — Кервин показал кулаком солнце и молодые вышли, оставив нового егеря задумчиво стоять над картой. Кервин про себя отметил неожиданную твёрдость, что проснулась в новом егере под гнётом новостей.

— Нич-чего себе, — проговорил он на ходу себе под нос.

— Ну, — отозвался Грима, — в Радроге гарнизон-то большой. Войско тысч осмь, говорят. Справятся, наверно, с этой шайкой бестий-то?

— Должны бы, — смущённо отозвался Кервин и пожал плечами. — Я там не был, в Радроге-то, не видал...

Шли далее к конюшне молча.

— Да разобьют шайку, — заверил спутника Грима перед приоткрытыми воротами, откуда пахло навозом, — как всегда разбойников всяких разбивали. Тогда и посмотрим, как они выглядят, бестии-то энти.

Кервин мысленно ухмыльнулся, что уже знает. И на душе у него как-то странно защемило от осознания текущего противоборства. Вот как-то разбойники на трактах не вызывали у него таких чувств. А это ж эльфы, пусть и тёмные.

— Страшно выглядят, — сказал он вдруг по наитию, — чёрные все. Вот с такими глазищами, — сделал пальцы колечками вокруг глаз. — Но они боятся солнца: оно убивает их.

И пошёл к стойлу взнуздать мула; Грима ушёл и вскоре вывел степняцкого пегого ишака: крайне выносливую, но медлительную скотину.

— А ты откель знаешь?

— А в книгах написано. Я в школу ходил при храме Пресветлого.

— О, — одобрил Грима, округлив рот, — вот почему тебе Бергон так доверяет.

* * *

В теплой шкуре спалось так сладко... Фельвэ даже вспотела к рассвету. Она нежилась в рукотворном песчаном вертепе, вытягивала ноги на всю длину, переворачивалась; по ту сторону входа тихо шумел ветер Наземья. Яркий свет попадал в норку.

Расслабленная дроу чувствовала себя легко и необычно, пусть даже кожу рук и плеч снова жгло, стопы болели и губы казались грубыми корочками. Перед глазами было расплывчато и светло. Вот оно рядом, запретное, полное запахов и тайн, такое интересное Наземье. Где такое изобилие вещей, за которыми охотились дроу. Целые миры, вожделенные и недоступные подданным Ллот. Если верить священным писаниям — древняя их родина, утерянная в результате изгнания. А значит — принадлежащая тёмным эльфам по древнему праву.

На миг позабыв о своём зрении и магии, девушка ощутила, что находится в шаге от чуда. Его увидеть выпало ей... Сладко потянулась, до дрожи напрягая ноги и спину. Подтянула мешок с водой, напилась и продолжила нежиться.

Всю свою жизнь Фельвэ чувствовала себя защищённой. Она была частью нерушимого Дома дроу под управлением мудрой Матери, знала своё место и делала всё, чтобы быть такой, как хотела мать. И воля матери была залогом её безопасности: никто не смел её отвлекать от порученных Матерью Дома задач.

Тёмные эльфы Подземья жили в чёткой иерархии власти. Кто слабее — подчиняется тому, кто сильнее. Веления тех, кто более высок, приоритетнее. Пока Фельвэ выполняла распоряжения матери, сестры не имели власти над ней. Поэтому Лучистый ход, где она упражнялась в магии, был её зоной свободы. Если любая сестра осмелилась бы побеспокоить её без приказа матери, то Фельвэ могла бы посоветовать ей пойти куда подальше. Здесь все лавировали между волями тех, кто выше по положению, выбирая себе наиболее выгодный путь. Распоряжаясь теми, кто ниже, здесь удовлетворяли свои потребности. Третья дочь была властна надо всеми прочими: жрицами, магами, командирами солдат и деловыми хозяевами, вроде Арагита. Однако ей требовалось знать, какова воля вышестоящих: ведь тот, кто ниже, мог прикрыться их приказом. Ложное же прикрытие, будучи раскрытым, влекло кару, начиная с прилюдных ударов кнутом жрицы и до показательной расправы. Всем дроу следовало уметь распознавать ложь.

Лёжа в норке среди губительных сухих песков иного мира, беглая принцесса тоже чувствовала защиту. Она поймала себя на мысли, что поверила наземнику, надеется на то, что он вернётся и выполнит обещания. И готова дать взамен сколько потребуется, чтобы наладить свою жизнь. Даже почти незрячая и беззащитная, она способна ещё слушать, чувствовать и говорить. И слабой она себя как-то не ощущала. В её руках переливались чёрные жемчужины браслета, добытые от моллюсков Грибной реки. Крупные, с толщину пальца, нанизанные на паучью нить. Перебирая их, она вспоминала молитвы хищной богине, в которых дроу просят силы себе да погибели врагам.

* * *

Кервин ехал по нагревающейся пустыне, соображая, как быть. Ветер трепал куфию на его голове и заметал ночные следы. Это ещё один признак приближения сезона бурь, когда свист ветра, режущий глаза, придёт на смену тяжкому жару. На Внутреннем море прекратятся штили и оживится судоходство сквозь Горло. Под такт копыт Кервин представил себе, как он говорит новому главному егерю:

"Я нашел в пустыне девушку-дроу, она умирала от жажды, но я дал ей воды, она жива, и я знаю, где она."

Тотчас ему представился стальной взгляд и жёсткий голос Бергона:

"Вот и к нам пожаловали! Где она? Показывай!"

И стук ног по лестницам, и набат на дворе, и лязг оружия солдат, фырканье коней... И тот неминуемый вопрос:

"Давно нашёл? Почему сразу не сказал о ней?"

Кервину придётся прикинуться, будто нашёл только что, девушку свяжут и будут конвоировать как пленницу. Кроме того, она-то расскажет, что не первый день знакома с ним, и снова тот же вопрос:

"Почему скрывал?"

Сказать правду?

"Я боялся, что вы казните её, так как знал о Клыкастой пасти, и принял риск всем посёлком на себя".

И девушка в кандалах, препровождаемая в тюрьму, и её последний взгляд — на предателя, и взгляды людей — на дурака. Который сам скорее всего попадёт в кандалы и в тот же Радрог... Нехорошо стало Кервину от этих мыслей. Он сделал вывод, что стал на дорожку, которая становится всё уже и уже — опасной, словно горная тропа. Но назад на ней уже не развернёшься.

Если Грима теперь будет с Кервином во всех выездах, то подобраться к укрытию Фельвэ тайно ему не удастся. Посвящать же Гриму в это ему не хотелось. Пусть Кервин был настолько глуп и ошарашен встречей, что пошёл на авантюру, но для Гримы, парня с виду рассудительного, ни одного резона не виделось повторять эту ошибку. Грима всё расскажет Бергону, хотя бы чтоб не брать на себя ответственность. Тем более, он, похоже, доволен возможностью служить в охране посёлка и интересуется событиями вне его стен.

Кервин ехал и смотрел по сторонам. И продолжал думать:

"Значит, надо Гриму скорее одного на патруль вывести. И найти предлог самому выйти из посёлка. И тогда я уведу эльфийку отсюда. Вне пустыни ей будет куда проще обустроиться с новой жизнью".

Пески под плывущим жаром были бархатисты и безмятежны. Никаких цепочек следов, кроме тех, что оставили рабочие глиняного прииска, спозаранку ушедшие на глиняные копи.

"Какое же дело мне к копателям-то придумать, — подумал он, — чтобы из посёлка выйти без подозрений?"

Молча ехали двое юношей по пустыне, наблюдая поселок по одну руку и жёлтую бескрайность по другую. Спокойствие и истома жары не располагали к праздным разговорам. А важных поводов обстановка не подавала. Утренний объезд завершили поздно, в самую жару около полудня.

"Мы можем с Гримой разделяться, — вдруг осенило его. — Думаю, он будет не против. На вечернем объезде. А к утру мои следы заметёт. На худой конец, совру, что отрыл укрытие странника, чтобы научиться его рыть. И если её раскроют, скажу, что она заняла это укрытие только что, и я её никогда не видел. Поверят-то скорее мне, человеку, чем ей, тёмной бестии".

* * *

Принцесса дроу лежала в норке, скребла ноготком песчинки потолка и смотрела, как они сыплются по руке ей на живот. Вспоминала. Лёгкая тоска сквозила в её думах:

"Неужели никогда мне больше не видать ни Грибную пещеру, ни Ша'лассру, ни Арагита, ни сияющее цветное кольцо на шпиле Дома? — Фельвэ почему-то упорно не верила в это. Она щурилась, глядя на вход. — Наша Мать. Она считалась мудрой. Восхитительной. Священной. Высокомерной. Снисходительной. Вечно занятой. Интересной. И недосягаемой. У нас бытует поговорка: что если ты что-то теряешь и не можешь удержать, то ты этого недостойна. Я недостойна моего места в обществе? А моя мать, выходит, недостойна... Жизни?"

Такая постановка вопроса казалась принцессе дикой. Фельвэ была огорчена событиями коварного мятежа. Хотя это вполне соответствовало обычаям, которые царят среди подданных Ллот.

"Да, заговор, — одёрнула себя дроу, — это способ захвата власти средствами силы и хитрости, которым более сильная Мать сменяет слабую. У нас не принято передавать власть. Учение Царицы Пауков гласит, что истинная власть — лишь та, которая захватывается в борьбе. Так неужто я не верю, что мои сёстры истинно сильные женщины и жрицы?"

Песчинки сыпались по серой руке на золотистые оборки черного лифа платья принцессы, щекотали кожу где-то там, под ним. Внизу, в той жизни, не было песка... Высыпая его из сжатого кулака тонкой струйкой, дроу продолжала своё "расследование":

"Смерти Матери первым делом могла желать Уст'хайлесс, первая наследница, моя старшая сестра — Ларсин. Я её хорошо помню. Она была так похожа на нашу Мать, и непохожа одновременно. Она была так серьёзна, так внимательна к поручениям Матери, так задумчива над делами Дома... На нас, младших, не обращала внимания, словно бы мы были букашками; она даже двигалась не так, как мы, а как бы с замедленным тактом, но при этом всё успевала. Она старше меня всего на двадцать лет, но всегда казалась такой же женщиной-со-сводов, как и наша Мать. И при этом была крайне щепетильной в поручениях Матери. Даже если это касалось "отвести сестру в школу".

В тот раз я ехала рядом с ней на быстроноге всю дорогу в гробовом безмолвии. Затем шла, не попадая в такт её шагов, и перед высокими стрельчатыми дверьми в последний раз за шесть десятков циклов оглянулась на тоннель. Ларсин оценивающе взглянула на меня сверху вниз внимательными рубинами глаз, затем внезапно своими длинными ловкими пальцами с твёрдыми ногтями поправила мою мантию и скромные украшения ученицы, и выражением глаз поставила себе "галочку". Отвернулась и пошла к своему быстроногому ящеру, к эскорту Гвардии Матери, поблёскивая доспехами в свете кристаллических друз... Мне было двадцать, а ей — сорок. И я стояла, заворожённая мурашками по затылку от этого акта заботы, и следила за уходящей сестрой. Затем, резким движением отвернувшись, побежала по гулкому коридору навстречу одиночеству, шумному сонму чужих жестоких мальчишек, мягкому голосу Мастера Дайтина, таинству знаний, картинам и книгам, и сиянию магии".

Единственная девочка среди мальчишек, Фельвэ была обособлена и невольно противопоставлена им. Никто не спешил пытаться с ней общаться, да и она ходила, как положено женщине дроу, гордая и независимая. Выполняла свои, отдельные задания от Мастера, хотя темы были схожими. На мальчишек не глядела. Она была лучше всех. Но в глубине души надеялась, что однажды... Найдётся один такой смелый и благородный, кто преодолеет страх низших и заговорит с ней. И она мечтала, что одарит его, будто богиня, своей благосклонностью.

Лёжа в норке под песками, она начала улыбаться.

"Наземник стал тем первым смельчаком... Кто бы подумал?.. А из каких побуждений? Любопытства? Глупости? Наземничьего обычая?.. Если бы я не изучала их раньше, подумала бы, что попала в плен..."

Третья дочь поднесла палец к губам, цепляя ногтем корочки на них. Это заинтриговало её независимо ни от чего. Но она вернула себя к мыслям о первой дочери:

"Не верю. Непохожа она на мятежницу. Слишком... Зависимая от Матери. Слишком... Встроенная в её замыслы. Мать знала, что делает. Если я в этом вообще что-то понимаю..."

* * *

Утомлённые пеклом Кервин с Гримой зашли в штаб. Бергон встретил их возле карты, на которой был обрисован маршрут. Приняв доклад, он предложил ходить не вместе, а порознь и так, чтобы патрульные видели друг друга.

— Но пока нас слишком мало, — возразил Кервин. Сгорала последняя возможность добраться до Фельвэ без Гримы. — Для этого надо не меньше четырёх человек...

Ещё Бергон велел использовать красные флаги и факелы для подачи сигнала тревоги.

— Я соберу отряд конных ловчих, которые будут наготове. Часовые на башне заметят сигнал и отряд выедет, если заметите кого подозрительного.

Грима одобрил это с энтузиазмом:

— С такой охраной нашему посёлку никакие дроу не страшны.

— Ещё остаётся время глубокой ночи, — резонно заметил Кервин. — Мы ищем следы лазутчиков орков. Те, кто нападает в "волчий час", нам в патруле не попадутся, но поутру мы сможем найти следы, если они придут наблюдать.

— Дроу не оставляют следов, — возразил Грима, когда они шли на дневной отдых.

— Тогда благодари Пресветлого, — сказал на это Кервин, — что Пасть далеко, и моли, чтоб здесь их не появилось. Скоро жара спадёт и пойдут караваны. Разнесутся вести. Глядишь, в Радроге найдут на дроу управу.

Тут Кервин задумался, откуда Старшой узнал про несчастье около Пасти? Ведь караваны-то здесь пока не пошли, а до Радрога не добраться за одну ночь даже конному. И слухов о прибытии гонцов не было. Затем он вспомнил:

— Грима, помнишь ручных сов у того ловчего с рыжими усами? Вот кто помог бы нам охраниться от ночных лазутчиков.

— И правда, — парень воспрянул духом.

— Как думаешь, это они носят вести между городами?

— Наверное... Я не видел, — Грима пожал плечами.

Пообедав в Корчме, Грима ушёл отдыхать, а Кервин — готовить припасы. Тропа, на которой он оказался, становилась всё у́же. Он уже решил, если дроу поймают, он будет всё отрицать: не встречал, не видел... И будь, что будет.

Вечером заунывный колокол звал прихожан местного храмика на молебен за упокой жертв недавнего несчастья. Кто-то из офицеров рассказывал людям о случившемся, слышались вздохи и сердитое бормотание. Старатели глиняного прииска стояли гурьбой на улице и обсуждали, какое будут брать с собой оружие. Кервин с Гримой постояли в собравшейся толпе и отправились в вечерний выход, прихватив факелы.

— Ты езжай в ту сторону, — велел Кервин, а я — в эту. Смотрим внимательно вдаль, нам некуда спешить. В конце встретимся.

Он просчитал так, чтобы когда поравняется с Лежачими камнями, Грима был по ту сторону от посёлка. Выехали. На его муле был навьючен скомканный балахон — а на самом деле куль с едой и бурдюками воды.

* * *

Фельвэ прервала свои думы, желая пить. Потянула к себе кожаный мешок с водой. Вспоминала, что сосуды для воды у неё дома были серебряными или тонко сделанными из того же состава, из которого строят их дома — "жидкий камень". Ни одного острого угла, все линии плавно-неровные, как точит вода или лепят руками. На эти млечно-серые обводы падает слабый прохладный свет люминесцентных мхов или магии.

"Это красиво", — улыбнулась девушка. Губы отреагировали на растяжение резью. Полежала некоторое время, остановив все мысли и глядя в потолок. Затем протянула руку и нарисовала на песке нечто ажурно-неровное, сама не зная, что это такое. Снова подтащила бурдюк ко рту. Заметно полегчал.

"Ну, где же он?.." — Фельвэ осознала, что ждёт наземника. Столько всего невысказанного, неуслышанного было во вчерашней нерешительной встрече. И хотелось есть. Это встревожило дроу, прогнав всю задумчивость. Она цепко смотрела на вход, пусть светом и резало глаза, и терпеливо ждала, надеясь, что им удастся поговорить.

"Свет убывает. Он-то где? Или я мало ему дала? Серёжка драгоценная, наземцы такое любят..."

Нащупала вчерашний кулёк, развернула, жадно впилась зубами в солёную рыбу. Затем в кислый кусок и "пищу рабов". Выпила ещё немного воды; что осталось, припрятала на потом. Вдруг свет по ту сторону входа чуть потускнел. Что-то там, снаружи, временно заслонило его. Фельвэ залегла недвижно, чуть дыша. Прислушивалась. Шум воздуха да и только. Время потянулось испытующе медленно. Свет снова был ярок: та неведомая причина тени исчезла. Затем она услышала приглушенные шаги по песку. Так ступает то животное, на котором ездил наземник. Шаги замедлились, затем к ним присоединились более мягкие шаги человека. Фельвэ затаилась, слушая, рука инстинктивно нащупала кинжал жрицы у неё на груди. Шаги приблизились, затем во входе замаячил силуэт. Отличная мишень для броска. Её сородич никогда бы не стал так соваться в чью-то нору...

Кервин подождал, пока глаза попривыкнут. В укрытии витал странный запах c примесью шкуры, солёной рыбы и сыра. Из темноты на него внимательно смотрели два мерцающих глаза.

— Привет, Фельвэ, — сказал он простодушно. Два глаза мигнули. — Ты как себя чувствуешь? Вот, принёс тебе ещё. Мы можем недолго поговорить...

Повисла испытующая пауза. Два глаза мигнули ещё, а его зрение смогло увидеть её фигуру, закутанную, словно матрёшка.

— Поговори-ить? — иронично прозвучал бархатный полушёпот, два глаза чуть склонились набок, — Къер'вин...

— Вылезай, Фельвэ, тут уже не жарко.

— Оно... спряталось?

— Да, почти.

— Хм. Освободи мне ход, — прозвучало иронично и властно.

Кервин усмехнулся и вылез проверить мула, которого он оставил за камнями, чтобы от поселка было не видать. Когда вернулся обратно, обнаружил тёмную эльфийку снаружи: она полулежала около входа и смотрела на него щёлочками узко сощуренных глаз из-под укрывающей голову ткани. Недолго оба смотрели друг на друга.

— Фельвэ?

— Мм? Къервин... — она чуть шевельнула губами; интонация игривого удивления с небольшой ленцой.

Вдруг он спохватился, осознав, что держит в руках припасы:

— Вот, я тебе принёс... — положил возле неё бурдюки и мешок. И достал из-за пазухи яблоневый гребешок, протянул ей.

Глаза её чуть расширились, из балахона вынырнула дымчатая рука, взяла гребень, поднесла к лицу; девушка посмотрела на него с интересом и зачем-то понюхала.

— Мм, спа-сибо, — она одарила его внимательным взором, явно довольная, затем сняла с головы край балахона, выпрямила стройный стан, высвободила волосы. Кервин видел этот блестящий чёрный цвет на рынках — подземный каменный уголь антрацит, который гномы добывают и поставляют в лучшие кузницы людских городов.

Девушка стала сосредоточенно расчёсываться, глядя на темнеющий восточный горизонт. Там, вдалеке, горели, подсвеченные огненным светом, Стоячие камни — словно паруса волшебных яхт, бороздящих песчаные моря. Кромка далёких облаков наползала на небо востока. Ясные золотые глаза были прищурены, зрачки в них — крошечными точечками и девушка казалась задумчивой, словно сытая кошка, провожающая зарю. Кервин сел напротив, разглядывая её: аккуратные чёрные брови с намёком на изогнутость, ровный нос, сдержанные, нежного рельефа скулы и подбородок, — все эти черты объединяло благородная завершённость. Аккуратные некрашеные губы потемнее дымчато-серой кожи были упрямо сжаты. Уверенная прямота осанки и деловая грация движений выглядели по-нездешнему, как-то иначе, чем у привычных ему людей; эта манера держаться производила впечатление диковатой, но при этом обузданной своенравности. Среди слоя расчёсанных гладких волос, спадающих ниже груди, проглядывал кончик аккуратно заострённого уха. Эльфийка — ни добавить, ни взять; всё, что говорят про нечеловеческую и притом такую понятную красоту дивного народа — вот, было здесь, с разницей только в цвете кожи.

У Кервина возникла мысль, что он увидел эту девушку не вчера, а знает уже давно, уж не с прошлой ли жизни, и её судьба не безразлична ему. Пришло в голову: не шёл ли он весь путь, только чтобы встретить её? Он должен сделать что-то, сделать всё, чтобы прийти с ней вместе к какому-то результату, который пока скрыт в тумане будущего, и должен обязательно этот результат узнать. Откуда эта уверенность? Неужто она его и впрямь зачаровала? Впрочем, так ли плохо — быть зачарованным эльфийкой?

Закончив расчёсываться, Фельвэ коснулась взором своего благодетеля и некоторое время рассматривала его, немного морщась — как если бы человек светился и её слепило бы светом. После чего спрятала гребень и, покачнув головой, произнесла, небыстро, аккуратно выговаривая слова:

— Почему ты прячешь меня от твоих сородичей?

Тут Кервин решил, что сейчас лучший момент:

— Знаешь, тут случилось такое: на людей в пустыне напали. Дроу, — он потупился, словно сказал что-то неудобное. — Это случилось день назад, прошлой ночью...

Он усилием нахмурился, чтобы придать себе серьезный вид.

Она посерьёзнела тоже, чуть шире раскрыла глаза и натянула себе на голову край балахона.

— На-пали?

— Да. Как думаешь, могут ли они и здесь напасть на нас?

Девушка посуровела ещё пуще, призадумалась, блики сверкнули в её глазах, когда она навела их на Кервина:

— Нет. Здесь далеко. Я бежала дальше ходом тайны. Никто не видел. Если и нашел след, там не пролезть. Я хотела жить и хочу, — заявила она тихо и решительно. — Твои сородичи нечего бояться меня. Я хочу жить там, где вы.

Повисло испытующее молчание. От этих внимательных глаз было некуда деться, на миг захотелось провалиться под землю. Кервин совладал с собой и кивнул, постарался вспомнить разговор у Бергона.

"Ну что еще я могу спросить у неё? Она же говорила, что её семью убили. Стало быть, это их разбойники, которые как у нас, грабят себе подобных и всех вокруг..."

Ему вдруг очень захотелось привести её в поселок, представить Старшому и сказать, мол, это наша сестра по несчастью, у неё убили семью. Тогда она смогла бы жить в посёлке и можно было бы обо всём её расспросить. Возможно, сведения о жизни дроу подсказали бы, как совладать с их разбойниками. Он упустил свою очередь в диалоге...

— Почему ты не ведешь меня к вам? — спросила девушка так же предельно серьёзно.

Он снова замешкался. Представил себе, как вдвоём с ней подходит к калитке в частоколе... И понял, что ему едва ли дадут что-то сказать. То напряжение, что делало голос людей посёлка твердым и глухим при разговоре о дроу, как-то очень ясно побуждало отмести эту мысль.

— Понимаешь... Люди в этих краях очень боятся дроу — и вообще, всех непохожих. А после нападения всё ещё хуже. Боюсь, они убьют тебя, а меня бросят в темницу.

Она бросила взгляд под новым углом через щёлочки меж ресниц:

— Люди боятся дроу? А ты? Не боишься?

— А я не из этих мест, — нашёлся вдруг Кервин, и на душе у него сразу стало как-то легко. Это была чистая правда: в его родных краях о дроу были только легенды в потертых книжках, которые читают лишь всякие увлекающиеся магией.

— Там, откуда ты, живут такие, как я? — с интересом наклонив голову набок, спросила она. — Похожие на меня?

— Нет... Такую, как ты, я вижу впервые, — смутился юноша. — Эльфы светлокожие, как люди. Но в наших краях встречается много разных народов, и подиковиннее есть...

Серое лицо отобразило приятную заинтригованную улыбку:

— А ты из... далеко?

— Да, издалека. Так вышло, что я путешествую.

— Ты пу-те-шествуешь... часто?

— Нет, я еду к месту службы. До этого у меня была обычная жизнь в городе, при школе храма Латандера.

— Лата?..

— Латандер — человеческий бог рассвета.

На миг расширив глаза, дроу показала пальцем в небо:

— Шар? Огонь? — мимолётный испуг отразился в её облике, — ты служишь ему?

— Латандер, — смущённо усмехнулся Кервин, — добрый бог людей. Он велит верить в добро и помогать любому, кто попал в беду. Кто сильно нуждается в чём-то...

— Людям?

— Всем.

— А-а... — девушка опустила глаза, обдумывая ответ.

— А... ты едешь служить этому богу?

— Нет, — он усмехнулся, — я еду к вольным рыцарям.

— Кто это такие?

— Воины людей. Они носят меч и охраняют города.

— А каким богам люди служат?

— У людей много богов, как добрых, так и... всяких. Большинство здешних жителей вообще непонятно, кого почитают... Тимору, может быть. Они не показывают этого. Быть может, они вообще не верят богам.

Фельвэ задумчиво нахмурила брови от этого известия, поморщила лоб, прищурила глаза в размышлении.

Тут Кервин спохватился: пока они болтали, Грима, наверное, уже свой полукруг объехал. Он встал с песка, оглядел дали вокруг, отметил, что лучи заката потускнели в далёкой дымке. Внимательный взор девушки не сходил с него.

— Извини, Фельвэ, я должен ехать, — он в неловкости выставил перед собой руки, затем показал на вещи, лежащие на песке. — Вот припасы, вода и еда. Тут много, но всё сразу не ешь, растяни на подольше. Я не знаю, когда сумею принести ещё, но я постараюсь. Пройдёт несколько дней, я соберусь в дорогу и мы с тобой отсюда уйдём. Береги себя, Фельвэ, и не высовывайся на солнце!

Она внимательно взирала на него во время этой речи; он полез в её логово и выудил оттуда пустой бурдюк. Во втором ещё что-то было.

— Къервин, — одёрнул её голос со звоном повелительных ноток. Девушка сидела, держа что-то в руке. Он обернулся. Она подала ему витой серебрянный пояс:

— Вот, это ценно. Подарок.

Кервин с изумлением уставился на пояс:

— Да что ты, не надо...

— Продашь, — она посмотрела не него твёрдо. Он замешкался:

— ...Они спросят, откуда он у меня. Скажут, вор...

Дроу посмотрела с подозрением, вздохнула, кажется, понимая суть проблемы. Кервин почувствовал, как у него заливаются уши от неудобства и стыда: украшение дивной девушки как плата ему, понимаете ли, не подходит, а ведь дарёному коню, как говорится... И тут другая мысль пришла навстречу, о финансах. На вырученное можно будет купить не то что ишака, а даже мула. Наитие пришло со скоростью молнии:

— А есть ли у тебя пуговица, застёжка, цепочка, что-нибудь, что легко потерять? — он зарделся от собственной наглости... А тёмная эльфийка запустила руку за декольте и достала горсть чёрных глянцевых бусин, сплетённых тонкой, почти невидимой ниточкой.

— На руку.

Кервин благоговейно взял увесистый браслет, настоящее украшение:

— Вот! Скажу им, что нашёл в песке на тракте.

Она с недоумением посмотрела на него:

— Твои соплеменники что — не воруют?

— Воруют. Но никто не любит воров. Кое-где за это отрубают руки, — он изобразил ладонью.

— Но ты ведь — не вор?

— Не скажу же я им правду?..

Дроу мгновение думала.

— М-мм... так они ещё и лгуны... — протянула она, слегка наморщив лоб, после чего усмехнулась.

— Приходится, — вдруг потупился человек, и как будто бы устыдился, но ему вдруг стало весело от этой нотки взаимопонимания, этого юмора...

Она взглянула на него пристально:

— Лги так, чтобы никто не понял. Выразительная, как подросток, она по-взрослому строго владела своими эмоциями. Он спрятал браслет в карман, после чего вполоборота пошёл к мулу, помахав девушке рукой:

— Береги себя, Фельвэ, я обязательно приду к тебе!..

После такого подарка он чувствовал, будто должен ей. Забрался в седло, окинул взглядом дали.

"Она явно из тамошней знати или купцов, — думал он. — Такая юная, годков двадцать, не больше... И теперь вынуждена скрываться в пустыне. Жить одной, без дома, рода и племени, среди простых людей очень трудно. Я должен в этом помочь ей. Латандер будет очень доволен моим поступком, коль я так сделаю..."

Щекотливость ситуации дошла до Кервина с необычайной ясностью.

"Выходит, я её единственный шанс. Однако, это будет не просто. Наша дорожка узка и опасна, как горная тропа. Пресветлый Латандер, помоги мне, помоги нам..."

Юноша тихо молился за себя, поселок и девушку, торопя мула от Лежачих камней навстречу Гриме — точечке вдали.

Она замела следы, забралась в норку, затащила припасы и лежала в оцепенелом раздумии: может ли отринутое настигнуть её? Отряд с магом или жрицей может найти направление к цели путём магического поиска, и им не составило бы труда на ящерах повторить часть пути беглой принцессы. Но вертикальный проход, который она использовала, был узок для ящеров (поэтому она отпустила своего), и им придётся спешиться либо возвращаться и выходить через другой, более отдалённый. В любом случае им придётся встретить восход Жгучего здесь, на жаркой Поверхности. И у них появится проблема: подземные ящерицы не выносят света и перед рассветом перестают слушаться, удирая в ближайшую пещеру. Именно поэтому охотники за наземцами выходят в ночь пешком и заранее готовят укрытия. Мятежники должны будут очень постараться, чтобы её настичь. И ещё им захочется вернуться обратно: у дроу не принято бросаться в путь в один конец.

"Только я — исключение, — подумала она с колкой самоиронией. Кожу плеч, рук и спины жгло, словно не смытой кислотой, или словно бы солнце въелось в кожу. Она терпеливо вздохнула и достала баночку со здешним снадобьем, приспустила платье и стала мазаться.

"Наземец защищает меня от других наземцев. Хитрит и обманывает своих сородичей, прячет меня. Хм... Дроу тоже, бывает, защищают дроу от других дроу... — она улыбнулась этой игре слов, — и выходит, мы с ними больше похожи, чем думали..."