Лларн'Квэссан (джен)

Редакция 121023

Дверь открылась просто рывком за ручку; третья дочь решительно вошла в проём и потащила за ремешок на сбруе ящерицу, которая неожиданным образом "сложилась", протискиваясь в узкое место. Молодая дроу с развевающимися чёрными волосами, в лаконично облегающем фигуру золотисто-коричневом наряде длиной до колен, с узорной вышивкой и блестящим поясом, держащая кинжал жрицы в руке, бежала по длинному пешеходному тоннелю мимо дверей жилищ; за ней ползло длинномордое животное в коричневой чешуе, косящееся вперёд чёрным глазом и скребущее когтями — примерно такую картину повстречал мужчина, который выглянул из-за двери и хотел тут же скрыться, но девушка перехватила дверь.

— Где Арагит? — вся её фигура, её глаза пылали в тепловом зрении дроу. Лицо мужчины вытянулось от удивления, но реакция оказалась быстрой:

— У себя.

— Проводи.

Только сейчас она поняла, что ещё в храме потеряла диадему, указывающую рядовым жителям на её статус — с одним рубином в форме наконечника стрелы (у Хризы было два, а у Ларсин — три). Прошли по длинному коридору, стены которого помнили кирку гнома — ровные и с прямыми углами, и остановились у одной из дверей.

— Ящериный питомник Арагита, — сказал мужчина, коснувшись двери, — и сюда есть более короткий вход из пещеры, госпожа жрица...

— Я знаю.

— Я могу идти?

— Пройдёшь со мной к Арагиту.

Скрыв вздох, он дёрнул цепочку.

— Назовись! — раздалось приглушённо.

Фельвэ кивнула своему случайному помощнику, на языке жестов велела назваться.

— Вас'кил к хозяину Арагиту.

— Что ещё?

— Есть ещё одно дело...

— Говори.

Дроу озадаченно посмотрел на Фельвэ; та подсказала ему знаками.

— Это послание лично от жрицы и не для сторонних ушей...

— Сейчас хозяин подойдёт...

Прочная дверь приоткрылась до щели. Фельвэ силой магии распахнула её полностью, с лязгом сломав ограничитель (Вас'кил шарахнулся в сторону вовремя), и шагнула внутрь. Подстриженный прислужник по ту сторону увидел, кто перед ним, молча упал на колени и уставился в пол. В проходе появился хозяин Арагит, ладной комплекции мужчина в длинной безрукавке из ящериной кожи и кожаных брюках; свободные белые волосы едва доставали плеч, тонкие брови были вскинуты в изумлении.

Фельвэ прошла вперёд, и следом за ней в комнату влезла верная ящерица, и сразу заняла собой пол-комнаты. Судя по тишине сзади, Вас'кила уже след простыл.

Хозяин согнулся в учтивом поклоне. Она встретила его приветливой улыбочкой:

— Послание — это я. Извини, что с шумом — но так было надо.

— О, Лларн'Квэссан Фельвэ... — заулыбался хозяин, — какой внезапный визит!.. Не правда ли впечатляет, как илистые легколазы легко протискиваются в узкие ходы?..

— Правда, — перебила она, — но мне нужен гномий колодец, и быстро.

— Что-то случилось, моя дорогая? — обеспокоился дроу.

— Проверка, по замыслу Матери Авиширр, — был ответ. — А где мои сёстры, не подскажешь ли, любезный хозяин?

Фельвэ знала Арагита большую часть жизни — он был одним из первых её учителей. Он показывал ей ящериц, учил общаться с ними и ездить на них, учил ориентироваться в Подземье и множеству всяких премудростей. Общаться с ним всегда было легко и интересно, но несколько однообразно: любые беседы с этим дроу постепенно приходили к ящерицам, и часто с них всё начиналось. Ну что ж, если это основной транспорт дроу... Фельвэ чувствовала радость и сейчас, но не позволила себе отбрасывать возможности, что Арагит находится под шантажом или к нему внедрили соглядатаев...

— В алом часу Драд'Квэссан Хриза взяла у меня десять быстроногов из числа запасных — это всё, что я знаю. Я нахожусь тут с ними безвылазно, ты же знаешь.

"Хм, значит, Хриза уехала, или отослала отряд, притом, что основной состав всадников находится вне дома. Что за манёвры?.."

Закусив губу, она направилась мимо хозяина вглубь заведения.

Далее было по-гномьи прямоугольное помещение с галереями вдоль стен, а если взглянуть вниз через перила — там, в уютной темноте на подстилках из грибных волокон виднелись головы и хвосты мирно отдыдающих легколазов. Они напоминали драконов, только сильно сглаженных и бескрылых: округлые головы на умеренно длинных шеях, изящно-гибкие тела, сильные ноги с приплюснутыми пальцами с когтями и подушечками, которыми они прилипали к камню. Пахло резковато, специфически.

— Колодец — в помещении склада, но он сейчас загружен новой партией, — доносился голос Арагита, соперничающего с ящерицей за возможность идти следом за Фельвэ. — Какие они верные, слушай... Потому, что с детёныша приучаем их, что дроу для них — источник еды, и вообще, всей жизни...

"И им нет разницы, какой это конкретно дроу, — докончила мысленно Фельвэ, поглядывая назад через плечо, — недавно это была ящерица того стражника, теперь моя".

— Она мне нужна, — сказала третья дочь.

Пройдя цепь похожих комнат ("И любят же гномы однообразие!.."), Фельвэ оказалась в следующей такой же, но вместо проёма в полу там был... навал связок грибного волокна — отходов производства грибного дерева, грибной ткани... много чего грибного, из особых пород гигантских грибов Подземья.

— Кхм, да, новой партией, — Арагит протиснулся мимо ящерицы, перешагнув через её ноги и хвост, — и это едва ли быстро разберёшь...

— Давно ли прибыла партия? — покосилась на него Фельвэ.

— Более двух восьмициклов назад, — был ответ. — Мы так давно уже делаем, лично помню распоряжение твоей матери об этом.

— Всё верно, — кивнула Фельвэ, убирая кинжал в ножны, — а теперь отойди.

По взмаху рук чародейки вся массивная куча зашуршала и задвигалась, и Арагит попятился назад через вход. Связки посыпались в дальний угол, другие надвинулись сверху, и вся куча, словно желающее покоя живое существо, переползла в сторону и развалилась в углу. Фельвэ довольно улыбнулась Арагиту, он без слов всплеснул руками, восхищённый её искусством манипуляции предметами.

На месте кучи оказалась массивная крышка квадратной формы гномьей работы. Фельвэ не могла таскать такие большие каменные глыбы — силы манипуляции были ограничены весом и объёмом предмета. Лучше всего она перемещала тело дроу (своё собственное); но выломать ворота или поднять эту плиту не смогла бы. Рассмотрела плиту: на ней контррельефом был нанесён геометрически правильный угловатый знак в виде большого квадрата и нескольких меньших, с пересечением вписанных в него, поверх которого был нанесён позолоченный сдвоенный наконечник стрелы А'Кати в круге. В середине было маленькое углубление под родовой медальон дома — такой же наконечник из золота в кольце.

— А теперь я попрошу тебя удалиться, хозяин Арагит, — сказала золотоглазая чародейка, глядя на хозяина питомника, — оставь меня; а эту кучу не трогай до завтра.

— Сделаем так точно, Лларн'Квэссан, — мужчина с поклоном удалился. Немного выждав, Фельвэ сняла медальон с шеи и положила в углубление. Сложив руки перед лицом, шёпотом зачитала часть молитвы "Сила дома" и представила себе взлёт — лёгкость, отрицающую само понятие массы. Тронула рукой плиту и спокойно подняла край огромной крышки. Обойдя по кругу, оттолкнула невесомую плиту вверх выше своего роста, забрала медальон, вскочила в седло на спине ящерицы и направила её в проём. Там начинался наклонный спуск прямоугольного сечения, поверхность которого была испещрена ударами камней: гномы сбрасывали сюда руду, чтобы вывозить по реке. Спуск выглядел страшновато, и можно было себе явно представить, как груды камней с грохотом уносятся вниз, приобретая в полёте страшную и разрушительную скорость, дробятся при соударениях, выбивают пыль...

Ящерица прилипла к наклонным стенам и уверенно понесла всадницу вниз. Сжимая её бока, дроу на ходу затягивала ремешки креплений вокруг своих ног. Обернувшись, она произнесла "Освобождающее слово", сделала жест рукой и висячая плита, возвращая себе вес, спустилась и со стуком закрыла собой проём.

Кромешная тьма после мохового освещения комнат окружила дроу чернотой. Её глаза чуть попривыкли и показали ей тёмно-фиолетовую тепловую картинку с нечёткими багровыми разводами. Спуск был долгим — это камни его быстро пролетают. Квадрат в конце тоннеля, чуть светлее, чем всё остальное, постепенно вырос впереди. Пришлось прыгать, и ящерица сделала это без предупреждения и подготовки для дроу. Миг ужаса — и ту приплюснуло в седле приземлением.

Кругом стоял фиолетовый мрак, было прохладно и сыро, гулко капала вода. Третья дочь дома тёмных эльфов осталась наедине с огромным диким Подземьем, подавляющим своей темнотой и запутанностью. Прямой тоннель шёл в оба конца насколько пронзали тьму глаза. В полу были линии отверстий — когда-то здесь проходили гномьи рельсы, по которым они гоняли свои гружёные вагонетки.

Дочь дома дроу зябко закуталась в плащ пивафви, маскирующий от тепловидящих глаз и сберегающий тепло. Она не боялась: у неё была важная миссия — найти уехавшую в инспекцию владений верховную мать и предупредить о перевороте в собственном доме.

"Подумать только: перевороте! В нашем сильном, безмятежно правящем своей землёй доме! О, Богиня, скажи мне..."

Впереди нарастало бледно-зелёное сияние. Тоннель вывел к самой Грибной реке, медленно влекущей свои воды среди берегов, заросших грибами разных размеров, цветов и форм. Большинство из них были твёрдыми, почти как камень, и покрытыми шершавыми лишайниками, которые немного светились, усваивая минералы воды и энергию Подземья. Тут был гномий причал — удобная прямоугольная плита, вдающаяся в реку.

"Как эта прямоугольность чужда красоте Подземья — где нет ни одного такого угла... С чего они взяли, что надо строить именно так? Примитивные коротышки".

Гномы в своё время спрямили русло, убрали валуны, чтобы их гружёные лодки могли беспрепятственно плыть вниз безо всяких погонщиков. Фельвэ улыбнулась: о гномах ей рассказывала лично мать при объездах пещеры, освобождённой от безглазых. А сестры в это время учились в храме Олот'Тал'исстры послушанию жриц. Обучение дома проходила каждая из них, и не было сомнений: храм впереди и у Фельвэ, но не сейчас, а когда она окончит школу магии мастера Дайтина. Фельвэ поехала вперёд, мысленно благодаря богиню за своё освобождение и сопутствующую удачу, и пообещала стойко вынести испытание, коли такое уготовано ей богиней.

Грибная пещера была впечатляюще высокой и разветвлённой: темные дыры, бугрящиеся грибами, зияли повсюду — и в стенах, и в потолке. Во тьме тонули леса сталактитов, причудливые друзы наростов, "бороды" и колонны, странные пористые "головы", грибные тела...

"Трудно было выкуривать отсюда безглазых, у которых лапы, как у наших легколазов — позволяют им карабкаться почти по потолкам. Но у них не было нашей магии и метких стрел".

А'Кати гордились тем, что у них были луки — благодаря древесине, добываемой с Наземья и навыкам работать с грибным волокном — в отличие от соседей, делавших стрелы из костей, зубов и шипов подземных созданий, а потому ограниченных в боеприпасах и размерах оружия.

Одинокая всадница ехала навстречу течению реки в самую плодородную часть Грибной пещеры — верховья множества тёплых минеральных ручьёв, средоточие всей здешней жизни. Здесь было гораздо теплее, чем в Сухих ходах — на обширной территории, пограничной с Куэ'Ларр. От тёплой мутноватой воды местами шёл пар, местами со дна поднимались пузыри, пахло минералами. Справа зашипело: из расщелины среди камней полетели брызги "проснувшегося" гейзера. Из воды торчали вершины жёлтых, зелёных и пурпурных донных наростов, скользкие плодовые тела грибов на изогнутых ножках, местами виднелись пятна подводного света от люминесцентных водорослей. Плеснуло.

Здесь водилась безглазая рыба, плоские черви-бурильщики, мелкие мошки и удивительные подземные стрекозы с бархатистыми крыльями идеально чёрного цвета. Одна из таких сейчас сидела на кончике длинного сталактита, и Фельвэ задрала голову, любуясь ею, и пощупала прядь своих волос. Задрала голову и ящерица, но всадница поторопила животное приказом "К-ша!", — не дожидаясь выстрела длинным языком.

Язык ящерицы представлял собой хватательный орган с тремя концами, мускулистыми, как щупальца. Фельвэ вспомнила, как это бывает, когда маленькая дроу приходит в загон к ящерам, а те оказываются чем-то недовольны, или просто испытывают лишнее любопытство. Липкая холодная мерзость, бьющая прямо в лицо, сбивает тебя с ног и тянет за голову куда-то в темноту, но вскоре отпускает, так как вес подростка дроу для языка великоват. Фэльвэ поёжилась и стиснула зубы от одних только воспоминаний; а тогда она закатила хозяину Арагиту такой скандал — пока он умывал её тёплой водой с ароматным мылом и уговаривал не бежать к матери с гневной жалобой. Помогла история про сестру Хризу, которой не раз доставалось подобным образом.

Но сейчас надо спешить и не отвлекаться. Скоро по другому берегу будут рыбные фермы дома, которые держала хозяйка Ша'лассра; в иных обстоятельствах Лларн'Квэссан не преминула бы заглянуть к ней.

Ша'лассра была, конечно, жрицей, у неё был свой маленький храм, и она искусно готовила ритуальные кушанья из домашних пауков к священным дням. Но не за пауков Фельвэ любила хозяйку. Ша'лассра была тёплой и мягкой, как воды реки, её речь так и лилась, когда она рассказывала Фельвэ обо всём, что знала в природе. Ша'лассра казалась хранительницей всей этой пещеры и её природных чудес, которых так много, что их невозможно знать все наперечёт. Но не находилось ничего такого, про что хозяйка не сумела бы рассказать.

Именно Ша'лассра была той женщиной, которая растила маленькую Фельвэ и выкармливала своим молоком. Притом у неё рождались свои дети, и получилось что-то вроде маленького дома внутри большого, полностью лояльного Верховной матери. Когда ребенку исполнилось пять и стало ясно, что маленькая дроу здорова и полноценна, Мать Авиширр объявила всему дому о своей третьей дочери. С благоговением растущая Фельвэ наблюдала, как хозяйка и Мать беседовали за столом, журча речами, обменивались лакомствами и без злобы обсуждали всех и вся, начиная с Уст'Хайлесс Ларсин. А Фельвэ слушала в оба уха, так как знала, что настанет время, и ей самой надо будет заботиться о воспитании детей и взаимоотношениях в семействе. Потом были наёмные учителя (первыми из которых стали сыновья Ша'лассры), хозяин Арагит, школа мастера Дайтина и Лучистый ход...

— А почему мы поклоняемся паукам? — спрашивала десятилетняя Фельвэ хозяйку Ша'лассру, разглядывая таковых через прутья решётки на шелковой ферме.

— Потому, что они вьют гнёзда, охотятся и отлично приспособлены к жизни во тьме, — мягко сказала взрослая дроу с аккуратно расчёсанными волосами жемчужно-серебристого цвета, в серо-лиловом костюме под цвет глаз, — и вообще, они во многом похожи на нас. Поэтому Богиня их выбрала. Понаблюдай за ними.

И маленькая дроу устремила золотые плошки-глаза в ячейки решетки, по ту сторону которых ворсистые создания с замысловатым серебряным рисунком на тёмных телах то сидели абсолютно неподвижно, то плели, шевеля задними лапками.

— Это адамантовые ткачи, — прошептала взрослая дроу, опускаясь на колено возле ребёнка, — видишь, какой у них рисунок: напоминающий жилы адамантита. Это гнездовый вид. Они строят себе дома и дороги из паутины. Они окружают свою пещеру чувствительными нитями, чтобы заметить как добычу, так и врагов. Их основная пища — летучие мыши. Они откладывают яйца, но позволяют вылупиться только такому их количеству, на сколько особей хватит пищи в пещерах. И контролируют своё растущее потомство. Жить остаются лишь те, кто хорошо плетёт и чует добычу. И соблюдает это правило выживания.

По интригующей интонации речи — Ша'лассра была влюблена во всю эту природу Подземья. Фельвэ осознала это годами позже.

— А новые пещеры? Они завоёвывают новые?

— Да, если там есть пища. Но медленно. Ведь тогда им надо сплести новое гнездо на новом месте. Тебе нравится замок Матери? А моё гнёздышко?

— Очень, — заявила девочка, честно глядя на взрослую дроу, — замок величественен, а здесь красиво и уютно.

Ша'лассра очарованно улыбнулась:

— Наши жилища строились столетиями. Пауки справляются быстрее, но и их срок жизни настолько же меньше нашего. Вот, как они похожи на нас. И потому наша богиня выбрала их священными.

— А ты... — медленно начала девочка, решившись на новый вопрос, — ты тоже убиваешь лишних детей, которые у тебя родятся?

Такое серьёзное лицо бывает только у ребенка. Ша'лассра умильно прикрыла глаза и захихикала:

— Мы, дроу, всё же не совсем пауки. Мы не откладываем яйца, мы — живородящие. Поэтому заранее можем выбрать, сколько у нас будет детей. А лишних — просто не рожать.

Фельвэ призадумалась.

— Хитрые мы, — сделала вывод.

Ша'лассра снова засмеялась и встала, отряхнув струящуюся ткань костюма. Эта женщина была ниже ростом чем Мать Авиширр и не выглядела такой сильной; её черты и пропорции были "круглее", и она выглядела такой милой и вплоть до слабости мирной, однако Фельвэ не спешила обманываться. В её хозяйстве было всегда всё тихо, и Фельвэ наслаждалась этим, считая, что ей повезло. У других её сестёр были другие воспитательницы.

Воспоминания облегчали Фельвэ душу. Всё-таки была в её жизни и красота, и какой-то толк. Лёжа в норке под каменной плитой, Фельвэ потянулась, протестуя против стенки, мешающей вытянуть ноги, с силой упёрлась в эту стенку. Посыпался песок. Но пока что стенка была сильнее.

Вспомнила поступь гарцующего быстронога — двуногого ящера — под собой, свои искристые бирюзовые доспехи и лиловый плащ, в тон подсвеченной сиреневым стене при входе в пещеру, которую занимало поместье Ша'лассры, с закрытыми воротами. Стройную фигуру часового в окошке — одного из множества сыновей хозяйки — смотящего на неё неотрывно. И свой звонкий голос, разлетающийся под сводами:

— Эй, Кали'со, неужели ты не узнал меня?

— О, Лларн'Квэссан, это ты! Хозяйка приказала мне зорко следить, и убедиться, что это точно ты, а не грёзы мои наяву так прекрасны!

— Открывай давай, — весело упрекнула Фельвэ, заставляя ящера повернуть её другим боком и воздевая голову, украшенную родовой диадемой с одним рубином, — а не то я испарюсь, как туман, и буду считать, что ты проглядел меня!

— Не надо, прошу, проходи, дорогая Лларн'Квэссан! Я легко соглашусь стоять на страже все восемь циклов кольца, если посмотрю на тебя всего несколько ударов сердца!

— Ну спускайся же тогда со своей башни! — крикнула она уже из ворот, зная, что его вахта делает это невозможным. Но ведь его вахта не вечна, а её визит — не последний.

У лежащей в норке стало сразу так светло и печально на душе...

А тогда, проезжая по берегу, едва ли она отдавала себе отчёт о действительной сути случившегося и того, что предстоит. Всё происходило так стремительно, как приключения во сне, и чувство перемен, которых не избежать, приходило к ней постепенно, как возвращалась боль в разбитой пояснице, заглаженная чарами храмовой стражницы.

Заметив в туманном сумраке первую дровийскую плотину и частокол рыбной фермы, собранный из залитых цементом сталактитов, всадница свернула ближе к противоположной стене и прижалась к кущам грибов и причудливых мерцающих выростов, чтобы её подольше не замечали дозорные Ша'лассры, а лучше — не видели вовсе: не хотела она, чтобы хозяйка попала под удар деспотичной пятой жрицы.

И пока она была довольна собой — тем, что её оказалось не взять даже "кучей", и тем, как быстро она перехватила инициативу. Она показала себя лучше, чем можно было ожидать от "игрушки" верховной матери, как её охарактеризовали бы некоторые представители дома. С Лларн'Квэссан многие любезничали, но далеко не все были искренними; к ней было другое отношение, и она всю жизнь гадала, чего от этого ждать. Но сейчас её целью была мать, а опережение — главным козырем. Она выполняет судьбоносную для всего дома миссию в условиях, когда всё пошло не по плану, и вскоре найдёт мать, и расскажет ей о случившемся. А потом они вместе выступят против мятежников, сокрушат их, вернутся в дом, где будет торжественная молитва с принесением богине зачинщиц и самых ярых их приспешников, а затем долгий пир, на котором Мать непременно воздаст славу третьей дочери, действовавшей самостоятельно в сложных условиях, и к Фельвэ начнут относиться по заслугам... А ещё — Фельвэ хотела увидеть мать в бою, посмотреть, на что она по-настоящему способна, ибо воображение рисовало ей множество картин, как это могло бы выглядеть — самая грозная дроу дома А'Кати... Какие только заряды магии ни вылетали из её рук, круша, пронзая, рассекая, сжигая врагов, какие клинки да глефы ни выписывали сверкающие дуги... Фельвэ предвкушала, что однажды сама станет такой, почти ровня первой наследнице Ларсин, и её слово будет значимым в политике дома. Хризу, эту "типичную жрицу", по нежеланию ограничившую себе кругозор, она давно списала со счетов — капризная Хриза и в подмётки Матери не годится.

Вопреки обычаям дроу, Фельвэ обожала свою мать. Сколько раз хотела ей в этом признаться, но в мире дроу нельзя. Мать бы расстроилась от признаний дочери и постаралась бы искоренить её привязанность. Вместо этого Фельвэ выдерживала долгий взгляд алых глаз матери, ни слова не говорящей, но, казалось — всё понимающей. И на душе дочери становилось теплее и легче, и Фельвэ с упорством шла делать свои дела, и стойко выносила все трудности жизни и обхождение сестёр.

"Слабость? — подумала Фельвэ. — Да ладно! Всякий раз при любых трудностях ты в моей голове придавала мне сил!"

Верховная мать — свод мира для каждого в доме дроу; пример, ведущая сила и духовная опора. И Авиширр справлялась. Весь Дом боготворил её и боялся — кому что. А сёстры... И это слово тоже содержало какой-то священный смысл для Фельвэ. Вероятно, дело в наследовании правления домом за матерью. Сёстры были первыми, кто имел лучшие шансы и кого специально готовили к этому. На них большая ответственность, не справиться с которой означало гибель от руки следующей ступени. Это выглядело иронично, но каждая младшая сестра должна быть своего рода судьёй каждой старшей. Понятное дело, почему они смотрели на Фельвэ весьма критически.

По ту сторону реки тянулись ограды садков рыбной фермы, стояли привязанные лодки, тихо "гуляя" под действием течения. Здесь были благодатные места, в огороженных сетями заводях реки можно было купаться, не боясь мелкой плотоядной рыбёшки, выедающей кусочки из тела. Хриза как-то раз подкинула такую рыбёшку к Фельвэ в ванну, но та заметила вовремя...

Понятное дело, почему безглазые ящеролюды так цепко держались за эту пещеру, и не собирались делиться её благами с дроу.

На берегу никого не было — суточный цикл заканчивался, и рыбаки отправились по домам. Тихая всадница миновала хозяйство Ша'лассры незамеченной.

В пещере было тихо, погони не предвиделось. Фельвэ стала узнавать патрульный маршрут, по которому Мать всегда обследовала Грибную пещеру. Множество ящериных лап счищали тут плесень с камней и не давали ей заново образоваться. Последние очаги сопротивления безглазых располагались совсем в верховьях — в нескольких ответвлениях выше Развилки, где Грибная река делится на Глубокую и Сухую. Вторая сворачивает и забирает выше, в обширные грибные леса, питаемые сотней паровых гейзеров. Если Мать поехала на инспекцию — то, скорее всего, туда.

"На Развилке будет ясно по следам", — решила Фельвэ и поторопила своего ящера.

Как-то раз перед отправкой в школу пятнадцатилетняя Фельвэ осмелилась спросить свою мать:

— А что с нами случается, если мы умираем?

— Богиня решает, брать нас к себе или нет, — тихо ответила Авиширр, моргнув своими алыми глазами. — У нас ещё есть немного времени — пойдём в собор.

И была витая лестница, галерея, купол собора, и вспыхнул огонь в большой чаше. Фельвэ уселась на место крайней жрицы лицом к огню. Освещение померкло, храм озарился золотым и алым светом, льющимся из тайных ниш. По кругу ходила грациозная фигура матери, идеальная даже для эльфийки, одетая в золотисто-перламутровое лёгкое сборное платье, прикрывающее тело так, чтобы не давать лишнего мужским взглядам и ничуть не стеснять движений. Гладкие молочно-белые волосы пышным потоком обливали её плечи. Она могла вызывать зависть, но у дочери вызывала восхищение. Она возжигала чаши на ножках поднесением рук и говорила тихим голосом:

"Смотри в огонь, смотри и внемли,

Стремись туда, вперёд, вникай...

Огонь ведет тебя сквозь землю,

Сквозь грань миров, в бесплотный край..."

Её заклинания бархатным звучанием вкрадывались в голову вместе с дурманящим ароматом благовония и погружали в транс, и Фельвэ неслась вниз и вниз, сквозь кольца огня, пока огонь не сменился картинками. Это были слои Бездны, бесчисленные и однообразные тёмные каменные равнины, по которым блуждали неясные тени, и ничего более. Затем фон несколько раз сменился — зеленое свечение, багровое, фиолетовое — и тёмно-синее пространство, как холодная комната для глаз дроу. И в ней было сияние, клетчатое, хаотическое — Фельвэ узнала бескрайнюю паутину, тянущуюся из ниоткуда — в никуда. На паутине висели светлые призрачные комочки.

"Души", — шепнула мать.

Среди комочков двигались многоногие тени;

"Пауки", — догадалась Фельвэ.

Пауки карабкались по бесконечным нитям, собирали и пеленали попавшиеся души, и уносили их. Фельвэ неслась над ними с впечатляющей скоростью, и вскоре показался участок, где под нитями висели коконы. Один из коконов лопнул и оттуда вылез маленький бледный паучок, совсем ещё призрачный и слабый.

"Только жрица в милости может заглядывать сюда, — пояснила мать. — Ежели это будет грешница или чужачка — она будет уничтожена прислужницами йоклол".

Понеслись дальше.

"А теперь смотри, что будет с грешниками, отвергнутыми Богиней! — издалека эхом долетел голос матери; пронзив оболочку паучьего мироздания, Фельвэ влетела в духоту и жар, едкая пыль забила горло, юная дроу начала корчиться и кашлять, но вскоре чувства притупились, и она поняла, что реагировать на здешние факторы не обязательно. Дышать здесь было нечем совсем, багровые тучи вокруг стали реже и внизу показалась пылающая земля. Огонь от горизонта до горизонта, жгущий глаза дроу, но это тоже можно было игнорировать. Среди раскалённых скал темнели багровые впадины, в которых кипели огненные озёра, как в нескончаемой кузнечной топке или храмовой жаровне. Странные фигуры изгибались у берега, у них были длинные угловатые руки и нелепые уродливые головы, отдалённо напоминающие гоблиньи. Фельвэ снизилась почти до самой земли.

"Не бойся, — с каким-то задором сказала мать. — Ты — будущая жрица, а это — демоны Нижних кругов. Отсюда ты сможешь выбрать любого из них — чтобы обрушить весь ужас, им порождаемый, на врагов твоих и твоей богини. Он будет разить, не щадя себя, в обмен на возможность хоть одним глазком взглянуть на твой мир. Наш мир".

Фельвэ оглянулась в поисках её, но не увидела.

"Я здесь, рядом, — отозвалась мать, — всегда позади тебя."

Длиннорукий уродец был ростом с четырёх дроу, а руки его сошли бы за строительные краны. При этом двигался он как-то резко и легко, словно не имел веса, соответствующего его размерам. Огромным ковшом своих скрюченных пальцев он выхватил из огненного болота призрачно-желтое четвероногое, дёргающееся и пищащее, разинул жуткую клыкастую пасть и отправил туда странное существо. Хлопком челюстей писк оборвался.

— А кто это такие, кого он ест? — спросила ошарашенная дочь дроу.

— Слабейшие души, их называют гривами. Души тех, кто не поклонялся Богине, или прогневил её настолько, что Паутина Ллот отвергла их. Теперь ты видела, что бывает с дроу после смерти. Полетели назад.

Фельвэ пришла в себя, открыла глаза, лёжа на полу; мать стояла над ней в свете пламени жаровни, в ожидании уперев руку в бок, и контуры её тела просвечивали сквозь тонкую ткань. Испытующая улыбка не сходила с лица, голова была немного склонена набок.

"Ну как тебе? " — спрашивал весь этот облик. Фельвэ мигом стряхнула головокружение, вскочила "по струнке" и вдохновенно изрекла:

— Благодарю тебя, Мать Авиширр, за эти знания.

Та улыбнулась благосклонно, словно богиня, и качнула головой в сторону двери:

— Идём. Тебе пора.

Только десять лет спустя, изучая планарные путешествия, Фельвэ смогла оценить, что провести необученного ребенка через саму Демоническую Паутину с таким комфортом — мастерство, не иначе.

Вот так, раз от разу, мать лично давала Фельвэ уроки, как устроен мир, как защищаться и жить в нём. Но такое внимание от вечно занятой матери было нечастым явлением — по пальцам пересчитать. И Фельвэ необычайно ценила его, и чувствовала себя какой-то избранной. Но, несомненно, Мать была одна для всех в Доме, она учила и первую дочь Ларсин, и, наверное, Хризу...

Дроу торопила свою ящерицу, петляющую по низкому каменистому левому берегу реки, виляя меж групп каменных грибов, перескакивая промоины, над которыми клубился пар, иногда шлёпая лапами по лужам. Справа высилась бугристая стена Грибной Пещеры, бороды мха на которой немного мерцали, с потолка свисали невообразимые леса сталактитов и моховые "хвосты", и с таких скоплений капала вода. Ящерица старалась сторониться капели и луж, поскольку это лишний шум и следы, а подземский хищник инстинктивно стремится быть незаметным. Но дроу пресекала все попытки выписывать петли командой "К-ша!" и шлепками по спине. Надо было спешить. В очередной низине дроу почувствовала, что её плащ промок от капель. Тут было туманно из-за пара, поступавшего из трещин. Под ногами обнаружилисьнебольшие шарики на ножках, мерцающие малиновым светом. Ящерица замедлилась, выбрала путь и проскользнула дальше, не задев ни одного гриба кисло-лилового цвета. Дроу знала, что при касании "шарик" взрывается, распыляя вокруг жгучий яд. Потянуло мокрым теплом. Из трещины с шипением вырывалась парящая струйка, резко пахнуло серой. Река изгибом вдалась в берег, пришлось опять шлёпать по воде. Затем был подъём, и всадницу повело по карнизу, в незапамятные времена оставленному промывающей себе русло рекой. О том, как вода формирует Подземье, юной Лларн'Квэссан рассказывала сама Ша'лассра. Воздух стал прозрачнее; стало видно, как почти прямое русло уходит в туманную тёмную влажную даль, наполненную тысячей запахов воды, минералов и подземской растительности.

"К-ша!"

Впереди вырисовалась каменная арка над рекой: крутобокое живописно-хаотическое образование вымывного происхождения. Это был ориентир, обозначавший половину пути, и пещера здесь была совсем дикой: дозорные Ша'лассры поворачивали назад, едва завидев Арку. Основная дорога патрулей к верховьям шла по другому берегу, и всадница повернула ящерицу к Арке: путь вперёд только один. Нащупав лапами опору, ящерица полезла по почти отвесной стене, и дроу, приникая к ней, вцепилась в упряжь. На верхней точке Арки позволила себе остановиться, глядя на тихое течение вод и непривычно близкий потолок. Прозрачные капли отрывались от сталактита и улетали вниз, в реку. Мерцающие тяжи водорослей медленно извивались в чёрной воде, пористые "головы" выглядывали из её толщи. Живность в реке была хладнокровной, и зрение дроу не помогало увидеть её. Прервав затянувшееся созерцание, дроу велела ящерице спускаться. Другой берег был выше, суше и ровнее, капающие сталактиты наверху были сбиты, а ручейки направлены по стене и дальше меж камней. Плесень на камнях была счищена многократными прикосновениями ящериных ног. Тропа. Только по ней отряд Матери мог попасть в Верховья. Приглядевшись, Фельвэ нашла, что ходили тут не слишком давно.

"К-ша!"

Теперь только скорость бега легколаза определяет, когда вестница достигнет нужных мест. Дроу не смотрела по сторонам, постаралась расположиться в седле поудобнее, чтобы животное меньше уставало, и приложила ладони к его прохладной шершавой коже. Призвала энергию фаэрз'ресс и стала напитывать ею ящерицу, концентрируя мысли на беге, на тревоге, на опасности и важности цели впереди. Легколаз побежал бодрее, покачивая всадницу вправо-влево. Эта порода хорошо карабкается, но не самая быстрая. Для бега у А'Кати была другая порода ящеров — быстроноги, с длинными мускулистыми задними ногами.

Фельвэ считала ориентиры, определяя расстояние:

"Третий клык — острый камень... А, впрочем, Развилку невозможно пропустить".

И вот, впереди потолок раздался в стороны и вверх, образовав зал. Вправо по насыпи из валунов уходил подъём в округлое ответвление. Всадница во все глаза вглядывалась туда, немного замедлила ящера, добиваясь бесшумности хода. Тихо. Но кое-что бросилось в глаза: неясная кучка среди валунов на краю тропы.

Приблизившись, третья дочь Дома разглядела доспехи воина дроу. Лежащего на камнях лицом вниз в скрюченной позе. Её сердце захолонуло, забилось. Она дёрнула ящерицу за поводья вверх, задирая её голову. Слезать не нужно, чтобы заметить короткую костяную стрелу в боку мёртвого воина А'Кати. Рядом валялось метательное копьё. И больше никаких следов вокруг.

"Стрела была отравлена. Он мог получить её где-то раньше... Он бежал к дому... Или убегал от врага?.. А где его ящер?.. К-ша! К-ша!" — заторопилась дроу, зорко осматривая пещеру впереди темновым зрением. Затем, заслышав шелест воды, притормозила, пощупала кинжал на поясе и вытянула руки по сторонам, чтобы ощутить силу Подземья в своих руках. Энергия пробежала тёплой дрожью и покалыванием по телу, запульсировала в кончиках пальцев, желая найти выход.

"Смерть представителей А'Кати карается смертью, — подумала Фельвэ, хмуро глядя вперёд. — Никому не сойдёт с рук попирать гордость Дома дроу. Так установила моя мать".

Третья дочь поймала себя на мысли, что нисколечко не боится; напротив, готова, стремится столкнуться с угрозой лично и устранить её. Какой-то такой должна быть будущая Мать Дома?

Но одного взгляда назад, на неестественно недвижное тело хватило, чтобы увидеть бытиё под другим углом:

"Я несу Матери слишком важную весть. О перевороте! Донести — любой ценой. Верховная Мать решит их судьбу. Несомненно, они своей ложью хотели заманить меня в собор, но их замысел провалился. Потому, что Богиня с нами!"

Комок смутных плохих предчувствий тяготил душу Фельвэ, охлаждая рассудок. Настороженная, она приблизилась к низкому неровному мосту. А'Кати навели его, ворочая сталактиты силой магии и укладывая рядом толстыми и тонкими концами поочерёдно; мост позволял пересечь реку, не замочив ящерам лапы. Река бежала между быков моста — череды каменных глыб — по каменистому перекату, создавая шумовой фон и сводя на нет возможности прислушиваться. На той стороне в стене был большой округлый проём, ведущий в нижнюю залу Сухой реки. Осыпь камней покрывала подъём. Никаких подозрительных следов. Скользнув на другой берег, всадница пустила ящерицу вверх по склону. По мере приближения заметила среди камней несколько деревянных стрел с чёрно-белым оперением Дома и адамантитовыми листиками-наконечниками. Неприятный, незнакомый, подозрительный запах вкрался в ноздри. Остановив ящерицу перед завершением подъёма, дроу сложила ладони и мысленно прочла заклинание "Отклик жизни". Медленно повела рукой, ставшей особо чувствительной, перед собой. Если недалеко впереди окажется кто-то живой, ладонь почувствует тепло, подсказав количество, размеры, положение существ. Холодно. Тихо. Только шелест воды позади. Вся напряжённая, дроу медленно и осторожно въехала наверх, в нижнюю залу Сухой реки.

Помещение было большим, высоким, с несколькими пещерами, на некоторой высоте от пола уходящими в подземную даль. Бугристые стены мерцали разводами тусклой плесени, почти не улучшающей видимость. Пол был неровным, каменистым. Ящерица под Фельвэ шла крадучись, неохотно, вся напряжённая, скованная страхом. То там, то здесь виднелись пятна, не являющиеся частью природы Подземья.

Холодные тела в тёмно-синих доспехах Гвардии Матери; убитые ящеры в адамантитовых намордниках и кольчужной защите. Повсюду. Десяток, два, по всей пещере. Выроненные глефы, луки, щиты, мечи, зажатые в мёртвых руках. Выпущенные и не нашедшие цели стрелы со сколотыми об камень наконечниками. Склизкие пятна крови на камнях и кровавые следы.

Пещерной эльфийке резко стало плохо, тошно, душно, она утратила чувство реальности. Она просто ехала вперёд по побоищу, пока не наткнулась на труп длинноногой ящерицы с узорчатым седлом, чудовищно раздавленный какой-то невероятной силой. И воительницу-дроу — рядом.

Cradle of Filth — Walpurgis Eve

Фельвэ зажмурила глаза во тьме своей норки и выгнулась, упираясь в стены до боли в мышцах, издала долгий стон, царапая песок ногтями рук. Она была не в состоянии вспоминать это.

Она слишком хорошо помнила тот немой визг — от перенапряжения её голос сорвался в бессильное сипение. Она не помнила, как покинула седло, но слишком хорошо помнила то падение на колени в кровавую грязь, в которой опознала мёртвую мать. Мать лежала лицом вниз, ужасным образом втоптанная между камней, в окровавленной, искорёженной броне из хитиновых чешуек с мифриловыми накладками в виде пятиконечных звёзд. Другой такой брони не было ни у кого. Её поножи и наручи с блестящими каймами на тёмно-синем фоне. Родные красивые узоры. И её волосы, когда-то тёплой молочной белизны, теперь в грязи... Это она. И её больше нет.

Дочь убитой дроу закрыла лицо руками, теряясь среди ошмётков неистовой битвы, кусков доспехов, выроненного оружия, возле мёртвой ящерицы с торчащими обломками рёбер. От этой жуткой смеси запахов остывшей, но ещё не высохшей крови, железа и чего-то ещё ей свело, стиснуло горло...

Что там случилось — она не могла себе представить по сей час. Не так-то просто одолеть высшую жрицу с лучшим боевым эскортом Дома. Разбитое окно ошеломлённого неверия выбросило Фельвэ прочь из всего того, что она знала о мире. А внутри всё так сжалось, будто каменная рука голема сдавила ей грудную клетку, и магия земли глубинных гномов обратила её сердце в камень. Пожалуй, она отдала бы все хорошие воспоминания в жизни, чтоб избавиться от этих.

Она стояла на коленях, низко склонившись, как на молитве — стояла и видела мёртвую мать сквозь нерезкость выступивших слёз, боясь протянуть руку, чтобы проверить, не обманывают ли глаза и обоняние. Боясь что-либо сказать или подумать. Остекленевшая, неспособная решать, что теперь делать. В тёмном углу памяти неподвижно стоял паучий жертвенный камень. Внезапное тепло в ладони заставило тьму вокруг прийти в движение: заклинание на руке ещё не иссякло; кто-то приближался. Могло и показаться. Но тело действовало само. Ибо та дроу, которая не верит тонким чувствам на уровне инстинкта, живет недолго и не оставляет потомства.

Взметнувшись, как бесшумная тень, на спину своей ездовой ящерице, дроу касаниями велела ей быстро скрыться за грядой камней и юркнуть в ближайшую пещеру, которая от входа развилки не просматривается. Этот ход сужался и уходил вверх, в лабиринты Сухой реки. Достигнув поворота, всадница схоронилась в расщелине за натёками, на которых гребнем топорщились бледные сталагмиты, и заставила животное лечь. Привстала, выглянула. Отсюда был вид на центр залы, место убийства Матери А'Кати. Там появились два всадника на двуногих беговых ящерах — быстроногах. Из кромешной темноты ответвления их было лучше видно: серо-синие доспехи, чёрные плащи: цвета внешней стражи, работающей вне пределов врат дома; луки возле сёдел. Остановились, не спешиваясь, перекинулись парой жестов, как будто не впечатлённые страшной находкой. Затем один показал что-то жестами кому-то позади, за углом. Фельвэ припомнила, что несколько быстрых всадников недавно вернулись домой с патрулирования Холодных копей и Глубинной тропы, по которой проходит граница с Куэ'Ларр.

"Погоня! — вспыхнул в голове красный огонёк. — Сколько наших предало Мать? Где сёстры?»

Беглая дочь сжала кулаки, глаза её сузились, по телу пробежали импульсы вызванной силы. А на место гибели отряда прибывали новые всадники на быстроногах, вот их уже шестеро, восемь, озираются, у некоторых луки в руках... Пульсация силы в пальцах беглянки перешла в нервную дрожь. Она пригнулась и позволила своей ящерице бежать прочь, по крутому подъёму в резко сужающийся лаз.