Лларн'Квэссан (джен)

Редакция 211023

После подъёма узкая пещера сделала резкий изгиб и начался настоящий подземский рельеф. Округлые выступы, поперечные трещины, пол, местами уходящий в узкие, глубокие воронки, в любую из которых не приведи богиня провалиться, сменялись лесами сталагмитов, натёчными каскадами, крутыми стенками, перегибами, острыми, почти как лезвие гигантского ножа. Ящерица ползла, стелилась, изгибалась во всех направлениях, подтягивалась, цепляясь гибкими пальцами, перескакивала трещины, а дроу прижималась к её спине. Это были лабиринты Сухой реки, пещеры, когда-то созданные и ныне покинутые водой. Когда-то безглазые цеплялись здесь за каждую пядь, но дроу извели их терпеливым измором.

Ремешки седла держали всадницу за бёдра и голени, а ремень с петлями, охватывающий тело животного, позволял взяться обеими руками. В некоторых местах между хаосом выступов пола и потолка было вообще не пролезть, и приходилось поворачивать назад, доверяя выбор пути чуткому четвероногому жителю Подземья.

Беговые ящеры тут не пройдут. Их сложение и длинные ноги просто исключают это. Хозяин Арагит говорил, что они вообще родом не из Подземья, а были завезены из каких-то каменных лабиринтов там, наверху. Здесь они живут лишь в неволе, в отличие от прирученных дроу исконно местных легколазов. Впрочем, дроу переловили их, и дикими они почти нигде не встречаются.

Суть перемен в жизни настигала третью дочь постепенно и бессловесно. Образ погони, всеобщая враждебность и отсутствие защитницы меняли всё настолько, что невозможно сразу осознать... Сводило челюсти, глаза застилало горькими слезами, капающими на шершавую чешую животного, но дроу душила всхлипы и пригибалась в седле, стремясь во тьму.

"Ох, мать... Неужели ты провинилась тем, что не заколола меня на паучьем алтаре? Лучше бы ты... сделала это тогда, сразу... Или ты... Чем-то другим вызвала её гнев?..»

Когда-то маленькая Фельвэ спросила свою мать:

— В соборе ты сказала, что всегда знала о нашей победе над безглазыми и Куэ'Ларр. Откуда ты знала?

Мать довольно улыбнулась в ответ:

— О, тогда, ещё очень давно, мне сказала Богиня.

— А что у тебя родимся мы с сёстрами, ты знала?

— Конечно.

— А что я буду такой? — Фельвэ собрала в руку свои чёрные волосы и показала матери. Та усмехнулась, глядя на дочь свысока:

— Я не задавала Богине вопросов о таких мелочах. И впредь не стану. Ты — здоровая, полноценная дроу — как и подобает моей дочери. А почему тебя волнует это, дитя моё?

На лице Авиширр отобразилось слегка удивлённое ожидание.

— Ну, потому, что говорят, что я... — Фельвэ замешкалась, подбирая слова.

— А-а... — понимающе протянула мать, вскидывая брови, изогнутые на краешках, — это зависть — есть такое у нас, дроу. Говорят они так — от зависти. Они очень хотят занять твоё место. Но не занимают. Потому, что ты — лучше. Ты — в большей милости у Ллот — и ты получаешь власть над миром. Души тех дроу сжирает злоба, но их разговоры пусты, как падение капель воды, когда ты в милости богини.

— А что значит — быть в милости?..

— А то и значит, — гордо улыбнулась Мать Авиширр, — что бы ты ни задумала — ты просто делаешь — и у тебя получается!

Сияющие алые глаза были красноречивым подтверждением словам. Дитя опустило взор, получив ответ. Но собственное стремление доходить до конца заставило снова взглянуть на мать:

— Но... я пыталась делать многие вещи и... у меня не всё получалось... Значит, я не...

— Я же тебе говорила, — перебила мать со снисходительной мягкостью, — что у каждой дроу свои взаимоотношения с богиней. Благосклонность надо заслужить или получить в дар — и у каждой это бывает по-своему. Есть те, кто никогда её не заслужит и погибнет зря. А есть те, кто вершит славные дела в ореоле силы. Воля богини также неуловима, как предчувствие будущего. В том и состоит искусство жрицы — как прорицание: уловить веяние воли, формирующей будущее и самой поверить в него. Тогда твоя богиня услышит тебя и сделает так, как ты веришь. Ты будешь учиться этому после того, как достаточно познаешь этот мир и свои способности.

Суммируя в голове все сведения, Фельвэ приходила в тупик.

"Как так получилось, Мать, что ты не видела своей смерти? А верила ли ты в неё?! И неужели ты теперь станешь такой же гривой? Отвергнутой душой?.. Нет, — убеждала себя Фельвэ, — она отправилась к Ллот. Ллот не отдаст её тем длиннолапым. Мать станет одним из маленьких призрачных паучков, украшающих её бесконечную сеть...

Фельвэ чувствовала себя ничтожной и сейчас, лёжа в песчаном гроте, вырытом наземником. Ладони зажимали глаза, и из-под них струилась нескончаемая влага. Всхлипнув, дроу потянула к себе горлышко бурдюка — пополнить запасы слёз в организме...

"Мать — паучком. Какое неравноценное превращение. Как живая и мёртвая. Матери больше нет. Кончился дом А'Кати. Ларсин не такая, как мать. Ни ей, ни пятой жрице никогда не стать такой же".

Мысли метались:

"Повернуть назад? Искать сестёр? Но где? Они должны были быть дома или с матерью... Почему они — невесть где? Почему Ларсин не защищала мать? Или она сама решила начать править домом, а пятую жрицу — использовала?

Фельвэ захлебнулась своими мыслями вперемешку со слезами:

"Нет вам веры! Пр-роклятые сёстры!"

К её боли добавилось безнадёжное желание узнать правду.

"Нет, не верится мне... Не верится, что всё так просто!.."

Всхлип. Устав гадать, дроу висела на спине у ящерицы и теряла слёзы, словно кровь, и терпела это существование, не имея иного выбора. Ужас и скорбь поселились в ней жгучим и давящим чувством пониже груди — где сходятся нижние рёбра, и стали методично плести себе гнездо. А ящерица продолжала идти по пещерам, деловито и умело маневрируя. Всадница, измучившись неудобным положением, подняла мокрое лицо, утирая его ладонью.

"Я — проклятие для дома. Я уйду прочь, я исчезну..."

Безутешно рыдая, она направила ящерицу в нужный проход и сгруппировалась в седле, готовясь к преодолению почти отвесного склона. Сейчас она просто не думала о том, где станет жить, что есть и тому подобном; она бежала, лишь бы подальше, под страхом перед пятой жрицей и сёстрами. Если пятая сумела погубить сестёр или стакнуться с ними в убийстве Матери — то одна брошенная богиней недоучка для них — не помеха. Теперь воинство А'Кати, как обычно, стремясь заслужить одобрение новой Матери, обшарит всё Подземье, чтобы поймать и приволочь к ней Фельвэ для жертвоприношения. Одинокая дроу, просто не желая умирать, направила свою ящерицу через густой и непролазный лес сталагмитов, сквозь водяной туман и пар, сквозь потоки капель, туда, где отовсюду лило, и казалось, что своды плачут вместе с ней... Но она знала, что сводам нет дела, и не собиралась с ними делиться своей бедой — только своей и ничьей больше. Её промочило до нитки, но она, не обращая внимания, стремилась сквозь мглу туда, где искать её будет так же сложно, как рыбёшку в мутной воде.

Через некоторое время в пути слёзы подсохли; раздражённые щёки щипало, и казалось, что от такого потока на них должны были остаться пещерные натёки. Всадница прошлась по лицу рукой. Натёков не обнаружила.

Узкий косой ход вывел в залу, подсвеченную вечно сияющими жёлтыми шариками на ножках, облепившими края натёчных выростов. Пол тут был неровный, с наклоном в сторону глубокой расшелины слева, а воздух — влажным и душным. Фельвэ знала от Арагита про пещеры, в которых из толщи камня бьют ядовитые испарения, и знала признаки, как их определить. В таких пещерах обычно бывало темно, и наросты на стенах — другие. А тут была чаша-озерцо с причудливо изгибающимися берегами, из которой вытекал ручеёк и терялся в расщелине. Фельвэ выехала за угол слева и увидела другое озерцо, чуть выше, и дальше — целый каскад перетекающих друг в друга чаш по всей широкой пещере. Причудливо изогнутые натёчные перегородки разделяли эти чаши. Оттенки коричневого, охристого, жёлтого, белого чередовались в породах пещеры, густой рыжий налёт покрывал кромки воды. Дальше была зала, потолок которой подпирала естественная колонна, а за ней раскинулась большая чаша, вода в которой казалась неровной — то ли от падения капель... Это была самая верхняя чаша каскада. Оглядев всю пещеру, усеянную железными желтовиками — так назывались здешние полупрозрачные грибы, дроу не заметила никакой опасности и затаила дыхание, любуясь красотой, подсвеченной жёлтым светом. Свет преломлялся в тихой воде, поблёскивал на мокрой породе, искрились какие-то вкрапления, где-то тихо и мелодично журчало... Расстегнув ремешки, всадница спешилась, погладила верную ящерицу по шее и прошептала:

"Аш-шу. Шшу-ра".

Это значило "жди меня" и "покормись". И сама присела к краю озерца, ощущая на спине неприятно облепляющий мокрый плащ. Сложила лодочкой руки, опустила в приятную тёплую воду. Поднесла к лицу, пробуя минеральную воду на вкус. С удовольствием напилась, умыла лицо, краем глаза заметила, как ящерица срывает пастью желтовики, и их свет гаснет в её глотке. Вспомнила маленьких ящериных детенышей у хозяина Арагита, накормленных споросветом: как они лежат и отдыхают со светящимся брюхом, так как их шкура ещё тонкая и просвечивается.

Фельвэ на цыпочках прошла по перегородке между чаш, глядя в мутноватую воду. Мельчайшие пузырьки насыщали её, покрывали стенки. В середине большой чаши пузырилось, узоры пузырей разбегались по глади воды. Это было одним из истоков Грибной реки. Дроу развлекала себя хождением по бровкам между чаш и рассматриванием естественных узоров. Здесь было такое приятное место... Но вспомнив, что следы приведут сюда охотников Дома, она пробежала по бровке обратно в сторону ящерицы, которая уже оборвала все желтовики с одной из стен, "погасив" её. Дроу издала чмокающий звук, словно громкий поцелуй, призывая животное. То обернулось, но с места не сдвинулось. Дроу насторожилась, угадав направление по положению головы ящерицы, смотрящей одним глазом на неё, вторым — на источник тревоги там, в том конце пещеры, куда убегала вода. Мигом обернув себя магическим коконом "гашения тепла", Фельвэ украдкой двинулась к ящерице, желая скорее уехать прочь. Что-то тихо заскреблось. Дроу и ящерица наблюдали. Что-то небольшое и вытянутое шевельнулось, проползло по стене и скрылось в щели.

"Грибоядная многоножка?

Не сводя глаз с тревожного угла, всадница тихо забралась в седло, соединила пряжки и погладила животное по шее. Еле слышным шёпотом:

— К-ша.

И только сейчас, в этом отдалённом подземном оазисе, Фельвэ задалась вопросом: что за сила погубила отряд Гвардии Матери, причинив такие ужасные повреждения? Посмотреть другие тела Фельвэ не удосужилась, но это не оружие бойцов. Магия? Но кто? И чем, каким эффектом? Магией можно сжечь, изломать, ударить о стену или выпить жизнь, и многие другие заклинания почти не оставляют следов... А тут — будто обвал, только нет упавших камней. Или какой-то великан, огромный тролль топтался по Матери А'Кати? Ближайшие дома Куэ'Ларр и Тил'инт не держали никого крупнее огра, а таковой явно мал для этого. Только сейчас Фельвэ осознала, что, кроме погони, где-то во тьме этих пещер рыщет то неведомое чудище. Душа снова упала в пятки. Преследуемая тревогой дроу направила ящерицу в более узкий ход, начинающийся под самым потолком.

"Та тварь должна быть крупной, — решила она, — а тут слишком тесно. Едва ли она сможет преследовать меня — если только это не меняющий форму демон... Мог ли какой-нибудь Принц Бездны напасть на Мать?.. Но тогда, если он ещё в нашем плане, и погоня может напороться на него! Впрочем, это лишь если предательница с ним не заодно..."

В смятенных гаданиях Фельвэ кусала губы, стремясь дальше и дальше, за пределы верховий Сухой реки... Дальше от них, дальше от дома.

Она знала, куда идти. Она с рождения отлично запоминала картинки и пейзажи, форму натёков, узоры мерцающих мхов и конфигурацию помещений. Путь, по которому она устремилась, она сама в прошлом году разведала. Кроме неё, его знали лишь несколько следопытов дома, и сейчас они, вероятно, погибли с отрядом Матери. Путь долгий, но вполне под силу за один переход — для той, у кого достаточно решимости. Лишь бы нигде не заплутать...

О том, что она собиралась сделать, не знал никто в Подземье... Ну, может быть, только сама Ллот. Но Ллот, видно, стало плевать на А'Кати, столько лет верно служивших ей — из-за одной маленькой дроу с почему-то чёрными волосами, не сделавшей, по сути, ничего особенного?

Треснувшая реальность, обрушенный мир. Мир народа дроу, злой и вероломный, показавший своё лицо. Мир, который Фельвэ стремилась понять, но, похоже, безуспешно. Мир, в котором нельзя ни ценить, ни радоваться. Мир, который теперь воспринимается иначе. В нём погас последний лучик света. И теперь этот мир не имеет значения — целый мир, которому Фельвэ молчаливо присудила самый высший приговор, какой только может обычный житель вынести миру.

Отреклась от него.

И Фельвэ А'Кати направила ящерицу вперёд и вверх, туда, где, по слухам, Ллот нет. Чтобы не возвращаться.

Пещеры стали суше, холоднее и темнее. Мокрая дроу зябко ёжилась в седле. Ящерица устала и ползла медленно, неохотно одолевая подъёмы. Никакой живности по пути не встречалось. Впрочем, здесь, в ходах, слишком отдалённых и не примечательных для того, чтобы дать им название, никто не жил. Вода покинула их много тысяч лет назад. Тут тихо веяло парами и запахами Подземья, обычными для носа Фельвэ. Но она чувствовала здешний сухой, необитаемый холод. Слабенькие пятнышки подземских мхов робко сияли на неровностях потолка, питаясь, наверное, парами из воздуха. Ящеры не любили такие места, и Фельвэ приходилось "упрашивать" животное настойчивыми прикосновениями. Ехать пришлось долго, много было подъёмов, много поворотов. Стало совсем темно, глаза дроу различали лишь монотонные неровные стены. Справа обнаружились древние гномьи выработки: характерная тёсаная прямоугольность. Неприятно пахло копотью. Гномы сжигали здесь что-то для обогрева, дым уходил выше по ходам. Тонкий нюх дроу раздражал этот резкий чужеродный запах. Уже близко.

Усталая ящерица едва переставляла ноги. Усталая дроу сотворила тусклый шарик белого света и послала перед собой, сгорбилась в седле, глядя на пол пещеры, пока не заметила налёт желтовато-белой пыли. Тогда она задрала голову кверху, высматривая нужную форму потолка. Затем увидела воронковидное устье хода вертикально вверх. Слезла с ящерицы, призвала силу магии и вознеслась под потолок. Подсветила: стрелка вверх, нацарапанная её рукой на сталактите. Радость затрепетала в душе, но быстро угасла, сменившись печалью; световой шарик рассеялся. Фельвэ спустилась к ящерице, погладила её по шее и прильнула к питомцу Арагита, крепко обнимая животное. Пусть едва ли оно поймёт и оценит...

— Я никогда вас не забуду... Мой родной мир... Мой дом... Дом моей... Матери...

Дроу громко всхлипнула и разрыдалась. Мокрой рукой погладив животное, прошептала команду:

"Шу-ру-зу-ш-ши..."

"Возвращайся в гнездо". И, решительно прерывая мучение прощания, воспарила над полом и понеслась вверх — в неровную каменную воронку, длинный узкий ход. Набегающим воздухом заложило уши, захолодило, смахнуло слёзы, затрепыхало волосами. Стенка неслась перед самым носом — коснись рукой и получишь ссадину. Зацепиться тут не за что, в случае чего... Дроу летела вверх, на магию одну надеясь. В затылке появилось ломящее ощущение — магическая усталость. Стали подрагивать пальцы, "поток" колебаться, но это вопрос жизни... Сил должно хватить с запасом — Фельвэ проверяла тогда, когда нашла этот ход. Держась силой воли, она старалась выровнять своё дыхание, расслабить нервно напряжённые мышцы и удерживать зазор до стенок. Проход медленно сузился до предела, почти касаясь тела летящей вверх чародейки, наросло сопротивление воздуха и шум в ушах... И стало плавно расширяться. Сердце стучалось, начало покалывало пальцы, щекотать всё тело, словно под эластичное, но плотное платье насыпали песка... Противное чувство.

"Да что ж он всё не кончается? Я поднимаюсь настолько медленнее?"

Она помнила бодрую эйфорию своего первого взлёта и гордость тем, что из А'Кати она — лучшая по умению парить в Подземье. Лица сопровождающих стражей из Гвардии Матери тогда были полны беспокойства, и они так обрадовались возвращению Лларн'Квэссан, и с таким интересом слушали её рассказ об этом ходе, а она себя чувствовала так прекрасно, по-геройски... Наконец, ход расширился, раздался, забугрился неровностями, склонился в одну сторону и заставил отклониться от вертикали. Ощущение "отдачи" — соответствие напряжения воли и скорости полёта изменилось — скорость стала снижаться. Предчувствуя опасность внезапного падения, Фельвэ пролетела вперёд и приземлилась на четвереньки в щелеподобное каменное русло древнего водотока, наклонное под изрядным углом. Слишком резко: больно ободрала себе ладони и коленки, зацепилась за край трещины, чтоб не заскользить вниз. Испуганно припала к холодному камню всем подрагивающим телом, сжала зубы, подтянулась, и, вставив мыски в трещину, распластавшись на камне, закрыла глаза, чтобы полежать так немного, успокоиться. Открыла глаза.

"Как тут круто. Помнится, тогда здесь уже был виден свет от Огненного Стража Наземья... Но сейчас темно".

Поймала пальцами амулет на своей груди, меняющий цвет с ходом времени: в конце цикла с лилового на синий, в начале с золотого на алый — равномерно по кругу: различила красновато-золотистый. Темнота была не полной.

"Там сейчас ночь, — сообразила дроу, — время, когда оно спит; а у нас сейчас начало нового цикла. Как удачно!

Когда-то давно маленькая Фельвэ спросила Ша'лассру о Наземье. Та думала перед ответом дольше, чем обычно.

— Это проклятый мир, выжженный огнём, — ответ был тихим и прохладным, — и ни дроу, ни пауки, ни ящеры там не живут. Там живут лишь наземники, рабы своих богов, которые щадят их в обмен за службу и души.

Фельвэ приподняла брови:

— Что, и грибы там не растут?

Ша'лассра задумчиво поджала губы.

— Там растут странные зелёные грибы, но... я их видела лишь на рисунках...

— А... какие у них боги?

— Это жестокие огненные боги, страшнее демонов, они ненавидят нас и научили ненавидеть тамошних жителей, — тон хозяйки, как-то затихшие движения и потемневший лиловый взгляд чуть искоса сообщали то, что не могли передать слова.

Фельвэ была озадачена.

— Но зачем? Почему?... Что случилось?

— Не знаю, Лларн'Квэссан. Согласно слухам, обрывкам легенд, мы, дроу, когда-то жили наверху. Тогда там не было жгучего огня, было множество таких вот рек, как наша, и много разных грибов. Но однажды пришли те боги. Они прокляли нашу богиню и загнали в пещеры вместе с нами. Однако тут им нас не достать. С тех пор минуло много тысяч лет — как наш народ живёт в пещерах и копит силы. Когда-нибудь, может быть, лучшие из лучших выйдут на битву богов за владение всеми мирами. Высшие жрицы знают об этом больше меня.

Ша'лассра умолкла. Фельвэ потрясённо смотрела на неё.

— А... наземники... — девочка захотела прервать такую хмурую паузу, — это вон те желтокожие рабы на твоей ферме?

— Это rivvil* — да, это они. Вместо наземных богов теперь трудятся на нас, — улыбнулась женщина. — И, по-моему, им тут лучше, чем в огне Наземья.

Фельвэ выглянула в окно, наблюдая за несколькими прямыми и высокими фигурами на дворе, развешивающими на сушку длинные тяжи водорослей. Ша'лассра не брала чёрных гномов или зеленокожих (гоблинов и орков) из-за их вредного нрава, и на её обширных пещерных плантациях всегда царил полусонный покой. Тут работали дроу и эти самые риввил, то есть люди.

— Лучше? Ты их не бьёшь плетью?

Хозяйка покачала головой с лёгкой улыбкой:

— Я научилась обеспечивать покорность без этого, управляя лишь их желаниями, — она подняла руку, пошевелила аккуратными чистыми пальцами с лиловыми ногтями, и вокруг них замерцали сиреневые волшебные пылинки. — Здоровый и опытный раб лучше работает.

— Ты такая бережливая, — восхищённо похвалила хозяйку принцесса.

Следующей о Наземье Фельвэ спросила свою мать, застав её за трапезой во дворце Дома. Она ведь высшая жрица.

— Расскажи, — попросила девочка, подсаживаясь рядом.

— Это огромный и опасный мир под властью враждебных нам богов. Они подавляют наши силы и сжигают любого дроу, который пробудет там слишком долго. Первым делом сгорают глаза, потом кожа... — мать забыла о еде и смотрела прямо куда-то вдаль. — Есть лишь короткое время, когда наземные боги спят, и мы можем использовать его, например, чтобы добыть что-либо оттуда.

— А ты сама бывала в Наземье?

Фельвэ заворожённо смотрела на мать; мягкий голос той добавлял таинственности рассказу:

— Я бывала на охотах вначале подъёма нашего Дома.

— А ты видела шар огня?

— Я видела его приближение. Я всегда успевала увести отряд под землю до того, как он поднимется и узрит нас. Иначе нас ждала бы смерть.

— А как же наземники? Почему их шар не убивает?

Мать опёрлась локтями на стол, сцепила пальцы в замок и, взглянув на дочь, продолжила:

— Этот страж враждебных был богов поставлен, когда они захватили Наземье, чтобы убивать любое из зде́шних существ, которое рискнёт выбраться. Так у нас считается. Но всё же, несколько дроу смогли пережить его огонь, сумев где-то спрятаться и дождаться, пока страж не спрячется. Но они ослепли на время. Пока страж спит, в том мире воцаряется первозданная тьма. Почти как у нас. Там это называется "ночь". И это последняя возможность для нас, — мать посмотрела на неё искоса с какой-то неоднозначностью, и, уловив эти блики смысла, Фельвэ покивала, и мать улыбнулась ей уголками губ.

"Наши познания весьма ограничены, — посылала ей мать между строк, — и далеко не все возможности мы использовали."

— Но что всё-таки тогда случилось... Давно, когда пришли те боги? Ша'лассра говорила про войну богов...

Вместо ответа Мать Авиширр закончила с едой и встала, оправила красивый костюм из переливающегося чёрного шёлка с застёжками из наземского янтаря, украшенный паутиной из серебристых нитей и искристо-зелёным платком из нездешней ткани, заколотым брошью вокруг пояса. Тиара с играющим золотыми искрами кристаллом в форме наконечника стрелы горела над её лбом. Эта дроу взглянула на свою дочь сверху вниз:

— Долгая история. Ллот защитила нас. Придёт время — узнаешь.

Надев маску деловитой решимости, она развернулась и пошла прочь по подсвеченному коридору, сопровождаемая колышущимися волосами и шёлком, словно грациозная летящая тень. У неё было мало времени на общение с кем бы то ни было. Фельвэ как вчера помнила эту сцену и многие подобные.

Как-то раз Хриза, учившаяся в храме-школе Олот'тал'исстры вместе с Ларсин, болтала про большую войну богов в древности, в которой народ илитиири был вытеснен некими предателями дартиири, которые являются прямой их противоположностью. Сестра мигом уловила интерес Фельвэ и пыталась этим её соблазнять, требуя за это какую-то цену; но Фельвэ не клюнула. Вместо храма-школы она попала в школу магии к мастеру Дайтину. И ничего нового он не смог ей сказать.

Всю свою жизнь Фельвэ с любопытством изучала всё, что могла, и однажды увидела, как с охоты в Ночи Наверху везут добычу и рабов-наземников. Она прямо-таки доняла сопровождающих вопросами, и после этого заявилась в темницу. Долго разглядывала десяток невольников, приставая с расспросами к надсмотрщикам. Тут и узнала, что самыми полезными являются крепкие на вид наземные гномы в виду их жизнестойкости. После некоторой выдержки их учат расхожим словам языка дроу и хозяева раскупают их отсюда.

"А в хозяйстве Ша'Лассры не было гномов, — подметила Фельвэ, — её магия не работает на них?

Все эти люди, полурослики и гномы, сидящие за решёткой, были лишёнными всего своего и выглядели отчаявшимися. Они не понимали язык дроу, сжимаясь в ужасе, когда она входила, и разговаривать с ними не получалось. Один наглухо молчал, другой невнятно бормотал, наверное, молитвы своим богам, женщина непрерывно плакала... Фельвэ чувствовала, что они здесь не такие, как на своей родине, вопреки представлениям дроу. Порой тюремщики просто мучали свежепойманных ради потехи, слушая, как они стонут и кричат, и сравнивали эти звуки, несмотря на приказ Матери Авиширр "не портить добычу". Запытанные, они не годились уже ни на что. Дроу поговаривали, что у этих короткоживущих существ "не столь высокие чувства, сколь у дроу", они проще переносят страдание; однако, эти "примитивные" существа оказались хрупки, они быстро заболевали и умирали, и требовалось ловить новых.

Гораздо интереснее и толковее оказалось изучать их вещи. Попадались письма и рисунки, которые везли кому-то наземные путешественники. Изучая каждый трофейный подсумок, вещицу или безделицу, Фельвэ показывала их пленникам и порой добивалась от них пары слов. Заинтригованные надсмотрщики угрозами и поощрениями помогали склонить их к общению. Рабы-наземники казались Фельвэ упрощёнными, куцыми пародиями на дроу.

Третья дочь действовала по своему: разговаривала мирно, даже пару раз снимала с пленных цепи, чтобы снизить их враждебность и расположить к диалогу, но как-то раз раб бросился на неё и свернул бы ей шею, если бы не погиб на месте от мечей стражи; перепуганную Лларн'Квэссан выпроводили из темницы. Вытянув несколько скудных фраз, Фельвэ снова садилась за трофейные письма, книги и карты, сопоставляя услышанное с увиденным. Она показывала тексты рабам, уже служившим у хозяев, за награду, и требовала читать, и таким образом запоминала наземничий язык, составляя собственный словарь. В последние годы она говорила с ними довольно уверенно, и некоторые рабы пытались узнать о своей участи, торговаться и даже запугивать, но что она могла им ответить? Мать, заметив это, дала ей задание вызнать как можно больше про Наземье. Опять же, не портя рабочую силу. И охотники получили приказ нести вниз книги, картины и всё тому подобное.

В течение нескольких лет третья принцесса говорила с пленными наземниками и выяснила, что некоторые из них никогда не верили в богов. Они утверждали, что не просят богов ни о чём, а просто живут. И пауки там живут, и ящерицы, но только другие. А "зеленые грибы" называются особым словом на наземском языке. Собрав эти откровения, Фельвэ отправилась к матери. Выслушав, Мать Авиширр деловито покивала и велела дочери помочь жрицам готовить храм к службе. Как четвёртая жрица, Фельвэ приняла участие в очередной церемонии с пением молитв и благовониями. В конце действа жрицы начали посвящать новых воинов дома согласно обычаю... Разумеется, каждая участница понимала последствия этого посвящения, ибо у А'Кати не принято губить в себе плод. Мать удалилась в свои покои. Недоумевая от такого нежданного церемониала и удивляясь появлению каких-то новых воинов, Фельвэ взяла быстронога и эскорт, и направилась прямиком к Ша'лассре. Та выслушала вдохновенный доклад с задумчивым видом и казалась удивлённой, но ничего не ответила. Зато предложила поучаствовать в ужине, и было подано священное блюдо из пауков. Были приглашены её сыновья и за столом шла увлечённая беседа, но сама хозяйка отчего-то была молчалива.

Вскоре после этого Фельвэ получила жрицу-наставницу, которая принесла ей книги из самого храма Олот'тал'исстры для углублённого изучения религии собственного дома.

Проникнутая ощущениями из воспоминаний, дроу стала карабкаться вверх по тесной щели, цепляясь за рёбра, вставляя мыски мягких сапог в малейшие трещины. Теперь полученные знания питали её последнюю надежду, и впереди ждал другой мир, о котором она кое-что знала. Целый новый мир, полный местных жителей и диковинных созданий в их естественной обстановке. В котором есть время возможностей под названием ночь, разные вкусные штуки, и, говорят, он бескрайне огромен... Ясное дело, Фельвэ будет по-дровийски осторожна, да и магия ей в помощь...

Пробираясь по узкой пещерной пропасти наверх, Фельвэ поняла, что устала. Повисла на одной из каменных плит, держась за её угол скреплёнными в "замок"руками и положив на них подбородок. Что-то тонкое, ветвистое перед носом привлекло её внимание, заставило приглядеться. Дроу засветила свою ладошку. Нечто нежно-зелёное, бледное, похожее на искусно витую проволочку, колебалось в незаметном потоке воздуха перед её взглядом. Целый кустик.

"Какие странные лишайники"... Дроу высвободила руку и потрогала тоненькие, едва лишь осязаемые листочки. Понюхала. Ничего. Подняла глаза кверху. И полезла дальше. Интуитивное чутьё подсказало ей поставить ногу рядом, не наступая на маленький кустик.

Снова призвала магию, напрягая волю, но сейчас смогла лишь едва оторваться от скалы. Стиснув до скрипа зубы, пропарила шагов десять, перелетев, однако, через неприятный отвесный выступ, и снова опустилась в каменное русло.

"Да что со мной, демоны побери? — дроу от досады стукнула по скале кулаком. Решив, что это от переутомления, ещё немного полежала на холодной скале и продолжила своё терпеливое восхождение.

Становилось положе, потолок опускался ближе. Тонкие кустики травы попадались чаще. Белый песок устилал впадины. Песок был холодным и сухим. Дроу быстрее двинулась к цели, невзирая на разодранные коленки.

"Вот-вот..."

Сузилось так, что пришлось ползти на животе, не жалея одеяния Лларн'Квэссан. Впрочем, дроу старались конструировать одежду так, чтобы она не стесняла движений. Фельвэ аккуратно и упорно пробиралась по узкой наклонной щели, и, поднимая взгляд вперёд, видела слабый таинственный свет. Светящиеся точечки на тихо сияющем тёмно-фиолетовом фоне. Наконец, руки схватились за край.

Дроу замерла в щели, чувствуя этот свет, почти осязая, как он падает ей на голову, будто бы просвечивая волосы. Душа её затрепетала.

"Охотники дома, мужчины, выходят под этот свет, и ничего... И жрицы, сопровождающие группу. Я уж точно не хуже!"

И волевым рывком выбралась из расщелины в скале, спрыгнув на каменистую осыпь, и сбежала по ней вниз, оправляя на себе дровийский плащ. Внутренняя его сторона была серой, а внешняя — цвета нездешней тьмы. Камни и песок под ногами было отлично видно, лучше, чем в пещерах с мерцающей растительностью. Было свежо и прохладно. Подняла голову, охватывая взором картину ясного ночного небосвода над собой.

Hans Zimmer — Time

У смотрящей вверх дроу закружилась голова, её повело, она мелкими шажками ступала вперёд по рассыпчатому, мягкому песку и едва не падала. Ощущение неконтролируемого движения куда-то в сторону — мерцающая бездна манила и тянула, сбивая с толку. Фельвэ смотрела в неё, задрав голову, во все глаза. Неподвижные точечки света на тёмном фоне, разбросанные хаотически, были разного размера, разной яркости, некоторые как будто бы мерцали, завораживая чувствительную к свету дроу. Они даже имели разный цвет... Большинство были одиночными, но попадались и россыпи, скопления — совсем маленьких, едва заметных звёздочек. Внизу встречались пещеры, свод которых был так высок, что мерцающие лишайники на нём пестрели подобными пятнышками, порой слагая живописные узоры. Но этот свод выглядел иначе: прозрачным и невообразимо далёким, наполненным каким-то нездешним светом, как будто всё это только мерещится.

"Может, отсюда видно другой план?"

Говорили, такие ощущения захлёстывали и других дроу, когда они выбирались в Ночь Наверху, и им приходилось некоторое время привыкать. Именно поэтому на охоту брали только самых невозмутимых и смелых.

Фельвэ остановилась, расставила ноги попрочнее, пытаясь оценить свои необычные чувства. Её всё ещё тянуло, чудная иллюзия падения была не сильной, но совсем не уходила.

"Вот откуда миф о том, что вышедший на поверхность будет бесконечно падать в бездну, ту, что наверху"...

Воздух был холодным, дышалось необычайно легко, и это дурманило. Пещерная эльфийка забралась на горку, на косую грань валуна, и устремила взгляд на горизонт. Белая равнина плавными волнами уходила вдаль и соприкасалась с небом. Глазам было так непривычно: в Подземье не увидишь такой дали. Не было даже легенд про это... Что будет, если дойти туда? Немного постояв, понимая, что не может уразуметь эти вещи сразу, она пошла вперёд. Ей всё равно было, в какую сторону. Но точно: надо идти прямо, в одном направлении. Чтобы найти наземников раньше, чем погоня найдёт её, и успеть затеряться здесь, наверху.

Некоторое время она шла, сопротивляясь странным ощущениям, но вскоре это ослабло и сошло на нет. Она отдалилась от трещины под скальным пластом, откуда выползла, настолько, что полуразрушенная скала, торчащая из песка, казалась теперь небольшим бугорком, теряющимся в волнистом пейзаже. Запомнив направление, пошла дальше. Ступать было мягко, ноги вязли в песке. Немного пробирало холодом. Посмотрела на амулет времени: красный с лиловым оттенком.

"Посмотрим, когда взойдёт этот огненный шар, который наземники именуют Солнцем... Мне это надо пережить. Наземники, из плоти и крови, живут под ним и путешествуют днём, а не ночью. Они носят одежду и головные уборы, не такие, как у нас, но чем-то похожие", — думала дроу, снимая пивафви. Своим острым кинжалом она отрезала от низа полосу, которой она рассчитывала защитить свои глаза. Волосы Фельвэ, достаточно пышные, закрывали её макушку, шею и плечи, да и плащ будет сверху. Переодев его серой стороной наружу, тёмная эльфийка деловито зашагала дальше.

Она помнила по рассказам охотников, что, если отойти от пещер, можно найти наземничью дорогу — натоптанную полосу земли, которая соединяет их поселения. Далеко ли поселения — она не знала, но наземники-то добираются. Она собиралась найти наземников, их воду и пищу, заговорить на их языке, предложить в обмен свои самоцветы и магию, и принять новые правила жизни, с которыми она знакомилась по их письмам и книгам. Какая-то шальная вера в свой способ придавала ей решимости...

Дроу замечала, как постепенно становится светлее. Краем глаза видела, что небо позади начинает таинственно разгораться, синеть, светлеть, переходя в розовый над неровной поверхностью края земли. Остановилась, глядя туда. Кажется, ничего не меняется.

"Вот как, Огненный Страж Наземья? Со спины заходишь?" — ухмыльнулась она, и пошла дальше, подбодрив себя дерзкой насмешкой и ощутив мелкую дрожь, промчавшуюся по мышцам. Как ни хорохорься, а сила, скрывающаяся там, за краем земли, была очевидна; и все дроу знают, что нет положения хуже, чем когда ты во власти противника. Фельвэ намотала ткань на голову и надвинула капюшон так, чтобы видеть только горизонт. Одним наклоном головы она сможет скрыть глаза от яркого света. Обернулась, выпрямила спину, сжала кулаки:

"Ну же, — сказала вслух, — давай, выходи! Я вижу тебя! Я не боюсь — теперь мои глаза не сгорят!"

Заметила, как собственный голос дрогнул... Некоторое время понаблюдала за горящим краем неба над чёрным краем земли; вспомнила по рассказам охотников, что рассвет всегда начинался с одной и той же стороны от пещеры, и в какую сторону они ходили в поисках дорог наземников. Пошла дальше, оставив зарево позади правее. На ходу вытянула руку, чтобы создать вокруг себя шар тьмы — и получила какую-то эфемерную тень, которая тут же рассеялась. Вторая попытка вообще без результата. Озадаченная дроу напрягла волю и попыталась воспарить, и совсем ничего не произошло. Тогда она остановилась и подхватила рукой горсть песка, и прошептала магическое слово, целясь в неё пальцами другой руки. Ни одной песчинки от этих усилий не сдвинулось. Дроу сбросила песок и проследила его падение, в лёгкой панике приходя к выводу, что ни магия, ни природная сила, доступная всем дроу, не действует в царстве огненных богов.

"Их магия рассеивает нашу, конечно..."

Постояла недолго, с немалой тревогой осознавая новую действительность.

"Но я знаю: Страж уйдёт спать, как тычячи раз уходил, и наступит тьма. Наша стихия. И тогда посмотрим".

Стало ощутимо светлее. Фельвэ шла дальше, краем зрения следя за голубеющим краем неба, за огненным светом, подпалившим край холмов и начинающим навязчиво бросаться в глаза. Слабо тянуло свежим холодящим воздухом, мир вокруг был так спокоен и тих; клонило в сон; дроу сладко зевнула и продолжила идти. Она разглядывала желтовато-палевый с блестящими вкраплениями песок, в который погружались мыски её сапог; идти было непривычно мягко и ровно. Дроу шла к волнистой границе земли, почти уверенная, что там, за перегибом, будет что-то другое, наверняка раскроется спрятанный от дроу наземничий мир.

Рассветало так медленно, но было заметно: свет копится там, за тёмной кромкой далёких бугров, таится, готовит удар. Звёзды выцвели над светлеющей пустыней, стали исчезать. Наверху обнаружилось несколько серых размазанных пятнышек, напоминающих нечаянные штрихи кистью художника. Вдруг два из них плавно расцветились рыже-золотым, засияли. Дроу замерла, задрав голову и любуясь. Постояла, ничего не менялось; пошла; вдруг третье пятнышко неуловимо перекрасилось в рыжий.

"Что это такое? Какие-то предвестники? Глашатаи Огненного Стража?"

Мелкая дрожь закралась в грудь подземной жительницы. Было завораживающе тихо. Из-за горизонта широко разлилось розовато-оранжевое зарево, затопляя синеву и намекая о мощи поднимающейся силы Наземья. Охотники Дома всегда бежали от огня небес обратно в свой ход под землю. Но юная Лларн'Квэссан, дочь своей матери, остановилась, прищурилась, готовая встретить силу первой среди своих.

"Я сделаю это, или погибну — а что мне ещё остаётся?"

Напряжением подавила дрожь в ногах, поправила полосу ткани на лбу. Стало совсем светло, светлее даже, чем в соборе Дома во время самой неистовой молитвы, бугры горизонта охватило пламя исполинской жаровни. Фельвэ сощурилась, пытаясь разглядеть место появления огненного шара на небе. И в глаза ударило, словно копьём пронзив зрение. Дроу зажмурилась, склонилась, надвинула повязку и капюшон, прижимая всё это рукой. Размытые цветные пятна затопили тьму закрытых глаз, ползая в поле зрения. Дроу помотала головой в попытке избавиться от них. Выглянув чуть, скривилась от яркости и подумала, что действительно ослепнет здесь, как и говорят слухи. Повернулась к солнцу спиной, чувствуя себя уязвимой, как на прицеле. Но решила сопротивляться; снова попробовала сотворить шар тьмы. Даже ни тени.

"Ну, ещё бы... Но наземники же остаются невремимыми, даже те, которые клянутся, что не верят в своих богов", — выглядывая между прижатых пальцев, дроу увидела, что всё вокруг будто бы горит, и смотреть вообще невозможно. Но тепло, нагревающее ткань плаща, было приятным и своевременным после холода ночи, оно успокаивало дрожь в ногах напуганной дроу. Анализируя странные, противоречивые впечатления, она прикинула направление — свет и тепло должны быть в спину и справа — повернулась и продолжила путь, пока ещё не понимая, как будет общаться с наземниками в таком виде.

"А сами-то они как?.. Ничего, оно зайдёт, и настанет моё время. А пока надо идти, и, глядишь, найду что-нибудь, где можно спрятаться."

Тепло, приходящее в спину, усиливалось, настойчиво грело сквозь одежду. Света вокруг становилось всё больше и больше. Беглянка не подозревала, что дойдёт до такого: каждая попытка выглянуть даже сквозь малейшую щель между век ослепляла, оставляя резь и пятна в глазах, и тупую боль в голове. Яркий свет — действительно, страшное средство против тёмных эльфов. Нахлобучив плащ себе на голову словно мешок, Фельвэ шла и шла вслепую прочь от света — лишь бы только в одну сторону. Она чувствовала жжение кожей сквозь одежду и так могла определять направление. Тепла стало слишком много — дроу вспотела. Она знала, что в землях наземников бывают и скалы, и большие зелёные грибы, под которыми можно укрыться. Она надеялась — что-нибудь да встретится, хотя знала, что идти наудачу — слабое решение. Шар нагревал песок, становилось так горячо, что начинало обжигать ноги. Стопы вязли в песке, идти было тяжело. Сверху гибельный свет, снизу невыносимый жар — дроу оказалась словно бы в жаровне у жриц. Никуда не спрятаться, земли не коснуться, в щель не забиться — кругом огромная равнина сухого и вязкого мучения. Дроу обливалась по́том, во рту пересохло. И никаких наземников, ни их дорог, ни зелёных грибов, вокруг ничего такого, что могло бы намекать на спасение. Только боль в глазах, пятна от каждой попытки выглянуть и неизвестность. Надежды таяли вместе с силами. Фельвэ сокрушалась о своей глупости и никчёмности, о вызове, который она в сердцах бросила силе богов, слишком мало зная о мире Наземья. Матери дроу жили и умирали в Подземье, жили и умирали их дочери, и сыновья — во тьме у Ллот, и не пытались этого менять. А нарушительницу медленно сожжёт жаровня наземных богов.

"Ssussun pholor dos!" — звучало дровийское проклятье-пожелание: "Свет на тебя!"

Весь мир для неё сузился до тени под тканой полосой, а время измерялось пределом сил: ведь попытка остановиться карала болью от раскалённого песка. При очередной попытке передохнуть она в голос вдохнула от жжения — словно попала в горячие угли, и, оступаясь, поспешила дальше. Губы засохли, и Фельвэ постанывала с каждым выдохом, стараясь идти в таком темпе, чтобы было менее больно, но при этом помедленнее уставать. Неспособная оглядеться, не знала она, на что теперь и рассчитывать.

Это был мир, который Ллот грозилась завоевать руками своих почитателей.

"Но едва ли сделает это скоро", — с ядовитой насмешкой подумала дроу. Плавно вверх и вниз, по волнам песков плелась она от огненного шара прочь, хотя висел он теперь прямо над головой — его жжение прямо в темя ясно давало это понять. В очередной раз глянув из-под плаща в ослепительный свет, она увидела какие-то вертикальные линии.

"Наземники!?.." — вслух выдохнула она, готовая броситься им в ноги и отдаться в рабство. Свернула в их сторону. Сейчас она приняла бы и удар как избавление.

Было тихо. Высокое большое нечто нависло над ней. Рука коснулась неведомой поверхности и почувствовала... Сухое, твёрдое, шероховатое, горячее. Неподвижное. Фельвэ стала щупать и нашла, что это большой стоячий камень, разогретый солнечным огнём. Обходя по кругу, нащупала самую менее обжигающую сторону. Здесь за камень можно было держаться и отдыхать, если бы не песок, который так жёг ноги. Топчась на месте, она раскидывала мысками песок и почувствовала, что так "можно жить". Тогда Фельвэ нагнулась и стала копать, ладонями откидывая горячий песок и приплясывая от боли. В ямке песок был просто тёплым... Дроу копала, копала, пока не выбилась из сил совсем, вспотевшая и полусваренная в собственном поту, как рыбёшка пиримо к знатному столу... Наконец, забилась комочком в свою ямку, закуталась плащом, руками под капюшоном прикрывая от жара голову, и стала отдыхать. Иссохший рот и дыхательное горло резало жаждой, глотку забило чем-то вязким. Она слизнула пот с локтя, но это оставило лишь отвратительный солёный привкус. Здесь жарко, но хотя бы можно терпеть. Дождаться бы ночи, ведь эта штука когда-нибудь да уберётся за край земли...

Теперь у Фельвэ было время, чтобы всё обдумать.

"Этот песок может тянуться бесконечно долго, и воды здесь нет. Это дровийский ад, тот, который наверху, и теперь я ни за что не найду пути обратно в Подземье... Да и что мне делать, если найду? Там тоже не на каждом шагу есть еда и вода. Я умру от жажды всё равно... Я отрезала себя здесь, совершив свою главную ошибку".

Тёмная эльфийка сидела и устало мирилась с тем, что догорают последние часы её жизни. Мать, сёстры — всё это крутилось перед мысленным взором. Во тьме капюшона посмотрела на амулет времени суток: сине-лиловый цвет, у дроу сейчас "ночь". Может быть, до темноты Фельвэ доживет и ещё раз увидит звёзды.

"А потом, мать, я объединюсь с тобой в тенетах Ллот, приду туда к тебе другим паучком!"

Горячее подкатило к глазам, и сжавшийся у камня тёмный комочек содрогнулся в тихих рыданиях без слёз, зажимая горячее лицо пыльными ладонями.

"О, мать, что же мы наделали?... Мы же погибли!.. А ведь жили так уверенно и достойно, так много было амбиций и интереса к жизни... Не понимаю. О, Ллот, не понимаю!.."

Фельвэ поморщилась, сжимая зубы, затем снова посмотрела на каплевидный кристалл, отстегнула его от цепочки и зачем-то взяла в рот. Как будто из камушка можно высосать воды? Или поторопить таким образом ночь?

И ещё долго Фельвэ думала, где же нужно было свернуть, как поступить иначе, чтобы свой род уберечь? Постараться найти сестёр раньше, чем погоня настигнет её? Остаться в Доме, постараться прикончить жриц и мятежников с помощью магии? Принести их в жертву Ллот и взять власть на себя? Хватило бы сил? Едва ли. Но лучше умереть в бою за Дом, чем здесь, без шанса. Тягучие мысли сменились пришедшей на ум молитвой Ллот о силе и терпении, которую дроу мысленно твердила просто так. Ведь Ллот отвернулась от неё. И от Матери А'Кати...

Фельвэ поняла, что мечта об изучении мира сгубила её.

"Я должна... Должна была остаться там. Заманить погоню в пещеры, взять языка и выяснить, кто это. Пытать его, понять, чьи это силы. И что произошло. Затем скрыться. Искать. Следить. В Лучистом Ходе есть немного еды... Если сёстры мертвы, то... А если живы?.. А если это они убили мать?.. А пятая жрица избавлялась от меня по их указке... Но их много, они все старше! Меня всё равно распяли бы на камне!"

У Фельвэ закололо в груди. Она страшно и безотчётно боялась смерти от ритуального кинжала в сердце — как и положено дроу.

"И конечно, они непременно захотят меня помучить!.. Я ничего не смогла бы сделать! Только прятаться вечно! Пока не сойду с ума или меня не убьют!"

И дроу бессильно сидела, чувствуя, как две густые слезы всё же выделяются из глаз и медленно сползают по щекам. Попыталась поймать одну из них языком.

Жар огненного шара стал чуть слабее. Это помощь Ллот? Или это иссушенная кожа отмирает и больше не чувствует его? Фельвэ почёсывала своё горячее плечо и пыталась отстранить от него раскалённую ткань плаща. Через щёлочку заметила, что тень от камня сползла вбок и увеличилась. Дроу пришлось перебраться правее, ещё покопать. На новом месте она прилегла на выкопанный песок, который попрохладнее, по прежнему гоняя брошь во рту.

Время шло, жечь стало меньше. Песок стало можно стерпеть. Серый комочек вылез из ямки, огляделся из-под плаща слипающимися щёлочками глаз. Нечёткое зрение показало ему несколько стоячих камней, словно огромные пальцы торчащих из песка. Дроу шла от солнца, а теперь размытая ветром цепочка следов приходила оттуда, где солнца не было. Огненный шар зашёл с другой стороны, словно стараясь выжечь прячущихся по щелям и за камнями. Идти теперь надо было против его лучей. Ориентируясь на приход жара, Фельвэ упрямо продолжила свой путь, так как решила действовать, даже находясь в аду. Меланхолично проговаривая молитвы Ллот и случайно пришедшие на ум строки дровийских песен, зацикливаясь на них до полубреда, она шла ещё долго-долго, иногда садилась отдохнуть, иногда падала, пока совсем не выбилась из сил. Под конец огромные тени других стоячих камней заслонили её от потока света, и, добравшись в вожделенную тень ближайшего, она ткнулась коленками в тёплый песок и упала ничком у его подножия.

Кругом было светло, сухо и однообразно. Дроу лежала под камнем и наслаждалась темнотой закрытых глаз. Песок хрустел на зубах. Покрытые корками губы рвало на части. Она не сомневалась, что впереди ждёт только смерть. Тёмный полёт в тенета Ллот, туда же, куда попала её мать. И они снова встретятся. Но что скажет мать, увидев Фельвэ там? Мать огорчится, пожалуй, сильнее, чем когда-либо в жизни Фельвэ. Возможно, проклянёт её. Фельвэ испугалась.

"А... вдруг я вообще не попаду в Паутину Ллот? Вдруг я стану отвергнутой душой, и меня сожрёт долговязый демон, такой, как тот, в том путешествии с матерью? Я испущу последний крик в его огненных челюстях, а мать никогда не увидит меня, даже в виде паучка?!"

Отчаяние захлестнуло дроу, она замерла, лишённая сил, да так и лежала, меланхолично твердя вывод:

"Мне нельзя умирать здесь, нельзя, никак нельзя, нет, нет, нет!"

Умоляя бессердечное пространство, она смотрела на две приближающиеся фигуры обожжёнными глазами, словно заплывшими плёнкой загустевших слёз, ещё не понимая, что это настоящие наземники.