Дофенизм (джен)

По темно-малиновым обоям в беспорядке расползлись чёрные узоры, и чёрными же шторами, только с малиновыми узорами, были занавешены вымытые окна. Чёрная пусть и красивая, явно дорогая мебель не вызывала изумления или удовольствия, и Шарлотта чувствовала себя... полной мразью.

Этот дом был чёрной дырой, самым тёмным местом, которое она знала. Какие краски! Тут забыли о свете! А о счастье можно было и не мечтать, его тепло покинуло эти комнаты так давно, что даже пепла от него нельзя было сыскать.

Да, этот дом был чёрной дырой, что затягивала Шарлотту, её стопы липли к мягкому ковру из какого-то там животного, на её ладонях оставался тёмный след ненависти, стоило прикоснуться к любой поверхности или предмету. Голые стены жались друг к другу, стискивая меж собой Шарлотту, преграждая доступ к кислороду. Сжималось и сердце до такой боли, что хотелось выть от всей темноты, от всего бесцветия, от всего горя, на котором держался, которым жил дом Бартонов, её дом.

Мрачный дом, серый город уничтожал в ней всю радость, убивал противоположностью и неправильностью, ибо так не должно было быть! Нельзя было настолько запустить жизнь, чтобы довести свой мир до состояния депрессии! И всё же у людей это получилось. Так почему же Шарлотта чувствовала себя мразью? Может, из-за дорогущих вещей, которыми был заполнен огромный шкаф? Или из-за вкуснейшего обеда, только, правда состоящего из мяса, при условии, что Шарлотта всегда была тем, кого в Дэтрике называли вегетарианцем, а о том, что она вегетарианка, узнала лишь сегодня, ибо в Эфиуме вообще не употребляли в пищу другие виды животных, такой мысли даже не рождалось ни у кого в голове: как это — убить ради своего пропитания? Вам что, мало других способов получения еды?

А может, мразью она была в целом из-за всей роскоши, ныне окружающей её? Шарлотта понимала, что такие шикарные дома получают не просто так, как в Эфиуме, но стоило заметить, что и в Эфиуме не было таких дорогих домов, у всех были похожие по тому, что в Дэтрике звалось "стоимостью", зато внутри были индивидуальны. Шарлотта словно попала в другую сказку, в жизнь, в которой у неё было всё — деньги, семья, престижный дом, наполненный дорогущими роботами и техникой. Вот только всё это настолько было переполнено неестественностью и уродством мрачности, будто Шарлотту посадили в пластиковый, ненастоящий дом, и она была точно куклой, чувствуя себя так же искусственно. И не могло быть радости и счастья в таком доме, который, по факту, был пустым. Не было фотографий, картин, игрушек, поделок, элементов декора, цветов — всё, что могло бы выделить дом, сделать его живым, особенным, создать ему память. Дело ведь было не в мрачных цветах, а в отсутствии души, не вложенной в эти этажи, которых было пять.

Пять этажей! Целых пять огромнейших этажей, высококлассные сигнализации, идеальная чистота, качественная мебель, обои и другие немало стоящие предметы роскоши заставляли Шарлотту стыдиться того, что ей тут не нравилось, будто она та ещё противная привереда, которой её учили не быть, а радоваться каждому подарку жизни. Но как радоваться, если чёрная дыра всё забирала себе, только от этого светлее не становилась?

Краски неба приобретали вечерние оттенки, а стрелки часов под грузом позднего времени стремились закончить круг на циферблате. Больше всего Шарлотте понравились в доме именно часы — вот эти старинные, со стрелками, висящие на стене библиотеки. Жаль только, что все книги в Дэтрике были серыми пластинками с белыми названиями, штрих-кодом на обратной стороне и кнопкой сбоку, при нажатии на нее в пластинке появлялось небольшое отверстие, из которого исходил луч, образующий маленькую голограммку с текстом — именно так ей описала книги Норико, именно так они и выглядели в настоящем. Шарлотте по-прежнему досаждало отсутствие бумажного варианта, тот давно был похоронен в прошлом. Самое любимое и дорогое — книги — оказалось так же под влиянием унылости Дэтрика, прогнулось и изменилось, потеряв прелесть. Нельзя было теперь насладиться запахом свежих чернил, услышать чудесный звук перелистывания страниц, полюбоваться индивидуальной обложкой — все пластинки были одинаковы на вид, как и многие другие вещи в Дэтрике. И не только внешне — внутри они оказались идентичны: сколько бы книг Шарлотта ни открывала, все они были лишь про бизнес. "Основы бизнеса", "Бизнес и все его секреты", "Как поднять количество потребителей", "Тайны бизнеса" и много-много ещё.

На входе в библиотеку, правда, стоял интернет-путеводитель, состоящий из большого экрана на ножке, который мог бы окончательно подтвердить или опровергнуть страшную догадку — в этой огромной библиотеке и правда все книги посвящены лишь бизнесу, а не другим более важным вещам, но пользоваться им Шарлотта не собиралась, не дай Элвест сломает. Ещё был вариант позвать Теда, который пусть и держался от неё на расстоянии четырёх метров, но из вида не упускал, верный телохранитель. Он не говорил, пока его не попросят, руки всегда держал сложенными на груди, а взгляд — такой же, как и у Шона, только жёлтый — не спускал со спины Шарлотты. Коротко постриженные черные волосы, бледная кожа — идеально вписывавшаяся в Дэтрик внешность, но Шарлотту заинтересовало совершенно другое — шрам, рассекавший правую щеку. Спросить об этом, конечно же, хотелось, но, с другой стороны, было страшно: вдруг он стеснялся этого шрама? Да и о каком шраме речь, если Шарлотта боялась спросить даже, как пользоваться интернет-путеводителем? А боялась, потому что было стыдно о чем-то просить его, Инфиори. Его, пережившего явно немало, тот же шрам взялся не из пустоты, его, который и так был сильнее, чем все Фиуалты, ибо держаться вот так спокойно и уравновешенно, уверенно и непринуждённо в положении Теда было настоящим показателем мужества. Шарлотта не уставала удивляться силе Теда, и ей хотелось быть такой же сильной. Она не имела права сдаваться рядом с ним, ибо у него ситуация хуже ее.

— Мадам Бартон, вас вызывает месье Бартон. Я провожу вас в гостиную, где он вас ожидает. — Мысли о Теде словно призвали его самого, и от сиплого баса непроизвольно пробежались мурашки по коже. Тед стоял около двери библиотеки, вновь превратившись в каменную статую, будто недостающий элемент интерьера. Он ждал, пока она выйдет, и Шарлотта молча кивнула, направившись к выходу.

Ей не нравилась эта сказка, в которой она будто принцесса, запертая в готическом дворце вместе с драконом. Только в таких сказках обычно добрые принцы спасали своих принцесс, помогая покинуть дом монстра, а Шарлотте бежать не хотелось, наоборот, она хотела исправлять то, что было дано ей, пусть пока и не знала как. Наверное, Дэтрик неплохой город. Плохих вещей вообще не бывает. Бывают лишь недоработанные. И если она могла сделать свою семью и их обитель хоть капельку лучше, ради этой капли стоило бороться, стоило преодолевать отвращение к мрачному унынию, стоило пытаться убедить себя, что она поладит с Шоном и Келли, но пока, как бы она ни пыталась, они оставались для неё недостигаемыми, замерев, точно Тед, по другую сторону пропасти, возникшей между ними. За обедом Шарлотта трижды спрашивала о разном то Келли, то Шона, но всё, что получала — короткие простые ответы, обрубавшие все возможности продолжать беседу, а безразличные взгляды кололи кожу острыми иглами без перерыва, без передышки, без конца. И Шарлотта съеживалась от этих ударов. Она была беспомощна и беззащитна и хотела быть другом, быть в стае, но неужто, чтобы пополнить её ряды, надо стать такой же, как они?

В гостиной почти не было света, лишь настольная лампа и электронная голограмма камина, подключенная к обогревателю, старалась хоть как-то разрушить мрак, но его не победить, пока сердца людей пропитаны им.

— Мне надо обсудить с тобой некоторые вещи, — вот так резко, без приветствия, без объятий и поцелуев, безразлично, а от того и бессмысленно, начался их диалог, когда Тед вышел, прихлопнув дверь. Шарлотта с возмущением посмотрела на него, а потом перевела взгляд на зеркало, стоявшее рядом на небольшом столике. Бледная, испуганная, уставшая девушка взглянула на неё в ответ, настолько блеклая, что походила на мертвеца, если бы не живые глаза. "Когда я только успела стать такой похожей на них?" На роботов, на людей, на Шона. Откуда это безжизненное лицо и подавленный взгляд больной души? Где вечно жизнерадостная и веселая загорелая Шарлотта? Всего-то за месяц Дэтрик умудрился сделать из неё очередную копию себя.

— Какие? — Ну хотя бы Шон захотел с ней поговорить. Разве не чудесно? Впервые сам! Шарлотта была сейчас рада любой беседе, лишь бы она просто была. Разговоров в Дэтрике, вот этих вот, душевных, в полутемной из-за вечерних сумерек комнате, за чашкой чая, ей дико не хватало, и пусть гостиная Бартонов была не похожа на милый домик на дереве, а у Шона в руке стакан кипятка — он почему-то обожал его, — Шарлотте хватило бы и этого.

— Сначала касаемо тебя. Я понимаю, что, наверное, тяжело... — он замолчал и опять нахмурился, облизнув губы — подбирал слова, ибо, видно, тяжело давалось это выражение "я понимаю", — привыкать к Дэтрику. Ты не помнишь ничего и из-за этого можешь порой вести себя... странно.

"Спасибо, что напоминаешь".

Шарлотта понимала, он не со зла, он просто прямолинеен, но слова о беспамятстве все равно пришлись небольшим уколом в сердце. Память была важной составляющей жизни, но в нынешней ситуации, возможно, даже хорошо, что её не было, ведь так Шарлотта не помнила всей жестокости Дэтрика, а значит, у этого города есть второй шанс вновь влюбить в себя, порой лучше начать с чистого листа.

— И это потом может нехорошо для нас обернуться. — Он встал с кресла и подошёл к Шарлотте ближе, переходя на шёпот. — Дело в том, что так как я далеко небезызвестный человек в Дэтрике, то постоянно, скажем так, нахожусь под прицелом камер, журналистов, желающих распространить злые слухи, чтобы подорвать бизнес. Большая конкуренция, сама понимаешь...

— Я понимаю, наверное, к чему ты клонишь, — вздохнула Шарлотта. Остальных вещей она не осознавала. Почему надо быть врагами? Почему нельзя жить в дружбе? Почему нельзя помогать друг другу развивать свое дело, коли вы так им горите и печётесь о нем, что у вас даже вся библиотека заполнена бизнесом, ибо с взаимопомощью можно добиться большего, чем играя во врагов. — Боишься, что меня посчитают неправильной?

— Боюсь, что тебя посчитает сумасшедшей и признают опасной для общества. Упекут вновь в больницу. Тебе туда хочется? — Шон даже не взглянул на то, как Шарлотта отрицательно замахала головой, округлив от испуга глаза, и продолжал смотреть на черно-белый огонь бесстрастным взглядом. — И мне не хочется. Потому что тогда и моя, и твоя жизнь превратится в настоящий Ад.

— И что для тебя есть Ад?

— Новая жена. — Шон допил кипяток и поставил с тихим стуком пустой стакан. — Поиск достойной. Открытый вопрос о наследнике. Небезопасность положения моего бизнеса.

— Ты о чем? — Шарлотта не заметила, как сама перешла на шепот, правда, в нем было столько всего смешано — непонимания, волнения, усталости, — что он казался громче спокойного шепота Шона.

— Я рад, что доктор Инган послушался меня и не рассказал тебе о контракте, который ты подписала, вступая со мной в брак, а то велика была бы вероятность искажения правды. — Шон сделал шаг назад и подошел к комоду, нажал на серый кружок одного ящика — распознаватель отпечатков пальцев, насколько понимала Шарлотта, — тот тихо запиликал, ящик выдвинулся, и Шон извлек оттуда какую-то бумагу. — Но кое-что он тебе все-таки должен был рассказать...

— Например, то, что каждый брак заключается на особенном контракте, который составляют и жених, и невеста? — уточнила Шарлотта, следя беспокойным взглядом за Шоном, что вновь подходил к ней, только теперь поднося, по всей видимости, контракт. Собственно, это было единственной вещью, которую ей вообще рассказали в больнице. И не доктор Инган, а Норико.

— Верно. Этот контракт может содержать любые пункты. Подписав его и тем самым вступив в брак, ты согласилась на все мои условия, а я — на твои. И их невыполнение, как ты знаешь, карается...

— Пожизненным изгнанием в Инфиори и полным изъятием имущества, так как среди Фиуалтов должны быть лишь порядочные люди.

Что в целом было не так страшно. Да, Норико говорила, что Инфиори живут беднее по сравнению с Фиуалтами. В общем-то, Шарлотта, наверное, даже и чувствовала бы себя лучше среди Инфиори, слишком уж непривычно было находиться среди всего этого великолепия. И кто знает, может, у Инфиори была жизнь, похожая на ту, которая была в Эфиуме? Может, люди там добрее и лучше?

— Верно. Я предлагаю тебе ознакомиться с этим документом.

Взгляд скользнул вниз к протянутому документу. На нем по левую и по правую сторону большими буквами красовались надписи: "ТРЕБОВАНИЯ ШОНА БАРТОНА К ШАРЛОТТЕ ПАУС, КАК К СВОЕЙ ЖЕНЕ" и "ТРЕБОВАНИЯ ШАРЛОТТЫ ПАУС К ШОНУ БАРТОНУ, КАК К СВОЕМУ МУЖУ".

— Мне выйти?

— Нет, лучше останься, мне будет легче с тобой.

Ей будет проще прочитать этот контракт не в одиночку. Ничего приятного Шарлотта уже не ждала от него. Словно в ужастике, во мраке гостиной, после слов, подводящих к чему-то явно плохому, Шарлотта была готова увидеть и прочитать все. И начала она с собственных требований.

Требование первое: пожизненное проживание среди Фиуалтов, даже после смерти Шона Бартона (исключение — в случае правонарушений Шарлотта Паус будет отправлена в Инфиори согласно закону).

Требование второе: переход бизнеса Шона Бартона после его смерти под полный контроль к Шарлотте Паус.

Требование третье: обеспечение Шарлотты Паус личным телохранителем и всеми мерами безопасности.

В целом, ничего даже такого ужасного. Лишь первый пункт навевал тревогу, словно стоило расторгнуть брак, что в целом было невозможно в Дэтрике, и Шарлотту отправят... Отправят в какое-нибудь нехорошее место. Иначе зачем ей просить пожизненное проживание среди Фиуалтов?

То, что чувствовала Шарлотта, отдалённо напоминало тот момент, когда доктор Инган начал рассказывать казавшиеся тогда странными и неправдоподобными вещи, в тот день она чувствовала себя точно так же — необъяснимо тревожно, особенно из-за серьезного взгляда Шона.

Его требований тоже было три — как и полагалось, поровну, и с волнующимся сердцем Шарлотта перевела взгляд на правую сторону документа.

Требование первое: запрет на организацию любых праздников и приёмов гостей без согласования с мужем.

Это было достаточно странно. "А вдруг это связано опять с конкуренцией?" Ну и что, закрыться теперь от всего мира? "Похоже, это он и сделал". Шарлотта поджала губы, но внутри постаралась смириться. Ибо кого ей приглашать-то? Да и самой можно устроить праздник внутри семьи, без гостей!

Требование второе: бизнес будет передан Шарлотте Паус только при условии несовершеннолетия старшего ребёнка.

Тут и комментировать было нечего, судя по истории, это был достаточно обычный прием.

Требование третье: исполнение супружеского долга.

— Шон, а что за супружеский долг? — Но вместо ответа ей была поднесена очередная бумажка, уже меньшего размера, чем обычный документ. — Его ты тоже лично составлял? — Не требовалось много усилий догадаться, что новой бумажкой был этот "супружеский долг".

— Нет, это утвержденный правительством документ. Я распечатал пункты, касающиеся нашего положения.

Шарлотта приняла из его рук бумагу, положила её поверх контракта. Любопытство побеждало волнение, причём, судя по вполне приемлемым вещам в контракте, это было пустое волнение. Совсем немного текста получилось на распечатанном листе, а значит, и немного новостей на нём находилось, правда, было написано такими мелками буковками, что в почти не освещённой комнате, как бы Шарлотта ни щурилась, разглядеть строки не получалось.

— Давай включим побольше света, я не могу разобрать текст.

Шон молча кивнул и нажал что-то на часах, похожих на те, что были на руке доктора Ингана. Рядом стоявшая настольная лампа загорелась белым светом, таким же белым, какими были стены в палате. Шарлотта широко улыбнулась, тем самым благодаря Шона, и опустилась в кресло, начиная читать.

"При выходе замуж за мужчину, занимающегося широким производством (имеющим бизнес), женщина обязана родить минимум двух здоровых наследников, способных позже продолжить дело отца для поддержания обеспечения жителей Дэтрика необходимыми продуктами производства..."

— Под словом "способных" подразумевается взятие ответственности за образование и контролирование учебного и воспитательного процессов, — будто бы поняв округлённые глаза Шарлотты, объяснил Шон. — Другими словами, ты обязана по закону следить за работой нянь, воспитывающих Келли, психолога, формирующего из неё сильную независимую личность, и за учителями, обучающими её всему необходимому. Но пока из-за своего состояния — официально у тебя ещё процесс восстановления — можешь не заниматься этим...

— Подожди, подожди, Шон! — Перебивать было некультурно, очень некультурно, но надо было прекращать поток информации, который Шон вливал ей в мозги, иначе бы они растворились во всех этих контрактах, долгах и листочках! Шарлотта встала с кресла и положила на него все бумаги, буквы которых теперь скакали в голове, не желая складываться воедино. — Давай начнём сначала. Исходя из твоих требований, я обязана исполнять супружеский долг. Но и по закону, как понимаю, я также обязана его выполнять. Зачем тогда надо было писать в контракте?

— Потому что за обычное несоблюдение супружеского долга в роли наказания выступает развод. А за невыполнение требования — изгнание и изъятие. Мне нужна была гарантия, что ты не расторгнешь брак, не выполнив одно из важнейших условий...

— То есть ты не доверял мне? Никогда? — срывающимся шёпотом пробормотала Шарлотта. — Но как... Почему ты тогда вообще женился на мне?! Разве брак — это не следствие бескрайнего доверия и бесконечной любви? — И тут страшная мысль стрелой вонзилась в голову Шарлотты, от чего она резко вздохнула и, чуть не плача, спросила: — Подожди… Так ты никогда не любил меня?

— Не драматизируй. Звучит глупо. Брак используется для укрепления отношений между бизнесом. Кто-то выдает сыновей и дочерей за детей конкурента, чтобы заключать перемирия, кто-то ищет другие ходы. Ты была подходящим вариантом. Самым лучшим. Тебя-то я знал лучше всех. И знал, на что ты способна, поэтому и подстраховался. — Видимо, Шон решил проигнорировать последний вопрос, но Шарлотту это не устраивало.

— Так ты любил меня или нет? — Речь то и дело прерывалась судорожными вздохами, голос срывался, а в глазах вновь стояли слезы, которые так достали Шарлотту.

— Конечно же нет, что за глупость — брак по любви? Где вообще сейчас встретить эту обманчивую любовь, так усложняющую жизнь! — ухмыльнулся он, будто не замечая ее слез, тихо падающих на ковер. — Ты думаешь, ты меня любила?

Так вот почему она ничего не почувствовала при первой встрече в палате. Просто между ними ничего и не было. Сил не хватало даже на то, чтобы вытереть непроизвольные слезы, Шарлотта стояла и плакала, чувствуя, как со слезами из нее вытекало нечто страшнее просто слезинок — из нее утекало все живое и хорошее.

А ведь она так старалась полюбить новую жизнь со всеми ее причудами. Она так старалась влюбиться в тех, кому на нее было, похоже, плевать, если для них любовь — всего лишь глупый абсурд. Только не она тут была тупой бессмыслицей. Она могла бы стать лекарством для этим неумных людей, что сами обрекали свою жизнь на бред. А у любви на самом деле была не такая уж и легкая работа, наполненная большим смыслом, чем весь Дэтрик в целом. Она вставала рано по утрам, обнимала, она поддерживала, она покупала твой любимый чай и фотографировала твои улыбки. Любовь не в бумагах и долгах, она в наших глазах.

— Мне кажется, тебе на сегодняшний вечер хватит новостей. — Шон аккуратно собрал бумаги и, сложив их обратно в ящик, захлопнул металлическую дверку. — Я просто хотел тебе показать, чтобы ты знала, что тебя ожидает. И, если честно, ожидал другого вопроса, — он, прищурившись, посмотрел на неё, заставляя Шарлотту напрячься ещё больше, пусть ей и казалось, что хуже-то быть уже не могло. Что за вечер тайных намёков? Что она должна была спросить?

Ещё раз Шарлотта прогнала всё узнанное, ещё раз профильтровала и обдумала. И правда, что-то постоянно ускользало, пропадало из виду и не сходилось, но что? То ли усталость прикрывала несостыковку, то ли...

Подождите.

— Шон, а у нас же один ребёнок, — брови Шарлотты медленно расправились, после чего она схватилась за лоб, побеждая прежнюю слабость — настолько сильно было действие этой "ускользающей детали". — У нас же ведь одна Келли, да?

— Верно. Лишь она. Догадалась. — Он слегка улыбнулся или ей показалось? — В общем, тебе есть о чем подумать. В любом случае, лучше знать, чем оставаться в неведении, и лучше это узнать от меня, чем от докторов. Как тебе спальня, нравится?

— Вполне, — она не была готова к такой резкой смене темы, и ответ, впрочем, правдивый, вырвался сам по себе, пока руки медленно сползали с лба, падая вниз. В голове вторая каша накладывалась на первую, ещё не успевшую перевариться, касающуюся Дэтрика, а теперь к нему еще прибавились документы.

— Вот и хорошо, отправляйся туда и ложись спать. Завтра будет тяжелый день, я бы хотел съездить с тобой прикупить новую одежду и кое-что еще, вывести тебя в люди, показать самый лучший торговый центр. Келли с собой захватим.

Вроде бы это было обычной заботой — предложение купить вещей просто так, беспокойство — ну, не совсем беспокойство — о её сне, но приятно и тепло от них не становилось, ибо Шон будто... приказывал ей, неоспоримо, и от этого петля на шее стягивалась всё туже и туже, становилась настолько тугой, что хватило сил лишь кивнуть и пробормотать неразборчивое "спокойной ночи", после чего уйти в спальню под пристальным надзором Теда.

Наверное, её ночь сегодня точно не будет спокойной.