Иная (джен)

Их ожидало много дел. Дорога чрез пустынный комплекс: недолго по автономной зоне без названия, затем сквозь холодное ядро-источник, по жутковато-тихому внутреннему ядру в ядро-полигон, такое живое и нормальное при сравненьи с остальными. Они могли бы сократить путь с помощью лифта, который управлялся Ордо, откликающимся в любом месте Теты, но не стали — вместо этого прошли к сцепке мирков под дождём меж сосен, думая каждый о своём. В берёзовой аистовой роще Сирени стало легче. Узлы эмоций-ассоциаций внутри снова перестроились, и она аккуратно подправляла эти изменения. Новое, непривычное: как будто маску надела, какую не надевала раньше никогда! Руку Аиста она отпустила только в переходе.

Бета-линия Аиста встретила спокойствием и обыкновенностью. Не сговариваясь, они с Аистом направились в обеденный зал и как следует поели: Сирень прошерстила воображение и достала то, что привычно было Аисту. Ничто не приводит в чувство лучше, чем привычная еда! По крайней мере, так говаривал учитель, и с Аистом — сработало. Она слегка подействовала на него, усилив желанье спать. А после точно так же — на себя. Тринадцать культистов загнала обратно в Тету: не было ни сил, ни желания разбираться с ними прямо вот сейчас.

Дальше был глубокий сон. Для него — почти что сутки, позаботилась, чтобы восстановительные процессы отработали как надо. Для неё — полсуток. В полночь вышла из особняка, не телом, а сознанием. Устремилась в ноосферу, отправляя аккуратные, как можно более человечные запросы и, вместе с тем, раскидывая паутину по планете. Спустя каких-то пару часов задрожала ниточка. На том конце — задевший её иномаг разума. Замечательно.

Люди людьми, а с иномагами будет поступать иномагически. Она не стала вступать в диалог. Не имело смысла: первичная считка демонстрировала, что перед ней новичок, не умеющий прятаться, только-только вставший на путь под руководством некоего учителя. Другой сферы, между прочим. Ну что за глупость! Временщик, учащий разумника — смех, и только! Чему временщик, бродящий по загадочным лабиринтам связей прошлого, настоящего и будущего, научит эфемерного разумника? Как переходить между мирами? Нет. Как примерять на себя чужую точку зрения? Нет. Как менять квалиа-спектры? И тоже нет! Ноосферу временщики и разумники воспринимают по-разному совсем…

Временщик, однако, привёл Сирень к уже своему учителю, который отнюдь не спал: на другой стороне планеты светило ярко солнце. Действовать с такого расстояния сложно лишь на первый взгляд. В чистой ноосфере ничто не оказывает ей сопротивленье. Подмастерье сферы отражений нашёл причину уйти с работы (ещё один поклонник притворяться обычным человеком), а дома его поклонило в сон, где грандмастер сферы разума (она) выпотрошила память. Сну подобрала причину поубедительней, связав с парочкой его инореальных ритуалов. Заодно оставит ритуальчики в покое: нечего ему туда лезть. Сожрать сожрут — не жалко, но зачем за собой утягивать людей и учеников? Самоуверенный глупец!

Расклад был таков: в линии всего-то пара хранителей, здесь именуемых «защитниками», хах. Впрочем, иномагов так мало, что этой парочки и впрямь хватало на целую планету. Обычных волшебников зато немало, но в их мир она полезет позже. Как Аиста чему-нибудь научит. Хранители Сирени не понравились. Похоже, их выбирали по принципу «меньшее из зол». Ну да, ну да, в такой спокойной линии сильных и уверенных в себе иномагов — с фонарём не сыщешь! Для них благословлением была б она — чужак, сильный, благодушный. И определённо благословеньем будет Аист — добрый, а не просто благодушный.

Итак, двое. Женщина и мужчина. Тео и Линда. Конечно, они закрылись наглухо, и прямой поиск по ноосфере ничего не дал. Сирень опустилась туда, где «находился» стык реального и нереального. Ноосфера соприкасалась здесь не только с мозгами людей, но и с их техникой — в общем, любыми «информационными системами». Искать что-либо в этом хаосе, в отличие от туда-сюда упорядоченной ноосферы — бесполезно. Обычными методами. Но она искала не информацию. Её цель — банальное изображение. Два образа и всё, похожее на них.

Миллионы инфохранилищ, окуляров, человеческих глаз, зеркал, стёкол, рек, озёр и луж пронеслись через неё — действо, невозможное для слабого иномага. Там, где душа обычного иномага была с отверстиями, её напоминала душевидцам даже не сыр, а огромный слив, водоворот, в который утекала реальность и нереальность. Она сконфигурировала «сетку на сливе» так, чтоб на ней осели отклики, соответствующие образам. Простейший фильтр, но она владела им без стесненья филигранно.

«Осевшие» изображения, вернее, связи, к ним ведущие (она, конечно, хороша, но пропускать целую ноосферу сквозь душу «по-настоящему» — изощрённое самоубийство), реупорядочила и терпеливо перебрала, отсеивая ложные срабатывания дополнительными фильтрами. По оставшемуся десятку «сходила» лично, чтобы превратить плоские отпечатки в многомерные фигуры ассоциированных данных. Вместо того чтобы, наконец, рассмотреть эти фигуры поподробней, Сирень осторожно прощупала пробными тычками соответствующие им конгломераты реальных объектов.

Есть попадание! Правда, лишь одно из десяти: среди остальной девятки не нашлось ни одного инореального объекта, чьё «эхо» после «постукиванья» отдавалось бы специфическим бездновым привкусом. Тео выскользнул из её лап — может, жил отшельником вдали от животных и зеркал? Зато Линда обнаружилась. Схлопывая фигуру-Линду по пространственным и временному измереньям, Сирень получила список недавних мест пребывания. Наложив их на карту Земли, выделила часто повторяющиеся точки. Убрала места, в которых нельзя жить, и получила ровно одну координату в городе Мюнхен, стране Германия. Замечательно.

Открыв глаза, прикинула время. Десять минут потратила на поиск. В Мюнхене глубокий вечер, но не ночь. Спит или не спит? Подарить ли девочке проблем на ночь глядя или нагрузить их целый воз с утреца пораньше? Ухмыльнулась и вновь ускользнула сознанием, на сей раз — вдоль по реальности, ориентируясь на маяк, поставленный из ноосферы. Ночные города, леса и реки мелькнули перед глазами. Здесь! Какое окно? Вон то. Свет горит, как бы говоря: «добро пожаловать Сиреням!» А она-то и не против.

Проложить путь. Фокус. Сила. Натяжение. Тело дёрнулось, размылось и образовалось в Мюнхене. «Прыжок», конечно. У него есть свои преимущества в спокойной обстановке — скорость и дальность, например. Не безопасность — пришлось расчистить дорогу, иначе с телом вместе воплотилось бы что-нибудь ноосферное, и повезёт, если в просто иновещь, а не какую-нибудь непредсказуемую чушь. То ли дело на ненаселённых планетах! А здесь замусорили ноосферу, и поиску мешает, и прыжкам… Может, ей этим… как их там… экологом стать? Иноэколог — ведь звучит? Раз уж нельзя будет глумиться и карать без причины, нужно найти обоснование для Аиста, для общества и для себя. Экология — подходит. Бездна раздери, какие только глупости ни приходят в голову! Осталось только космическим археологом заделаться!

Спохватившись, решила переодеться во что-нибудь посовременнее. Классический брючный костюм или подругин комбинезон? Глупый вопрос, первое скучное, второе (между прочим, выдерживает температуру поверхности звезды, если заряжен!) — её выбор! Хах, теперь ещё наалхимить символ из цветов сирени в рамке попричудливей на плечи, волосы укоротить и в хвост — вот тебе и образ. Приказав комбинезону убрать перчатки и защиту головы, постучала в искомую квартиру. Как там у Аиста на родине говаривают? Наглость — второе счастье! Уж чего-чего, а наглости ей не занимать.

— Привет, — бросила, когда открыла женщина с телом лет тридцати. О духе того сказать было нельзя — Сирень бы дала семьдесят-восемьдесят. Сфера нереальности! Сдержала реакцию: хотелось поморщиться. От иномагов нереальности у неё кружилась голова. Ничего страшного, убивать их не мешает, просто круженье без влияния на что-то. Неприятное. И, нет, Сирень, фу, ты не будешь опять истреблять всех нереальностников! И вообще не будешь истреблять всё, что тебе не нравится! Даже если очень хочется, вспомни об Аисте и остановись! Вот. Так-то лучше.

— Добрый вечер, — холодный высокий голос. Блондинка. Пронзительные синие глаза, мерцающие инобытием. В мысли лезть не стала, эмоции — холодный интерес и желание прогнать её быстрей. — Что вам нужно, иномаг? — скрестила руки.

— Я странница, — искренне улыбнулась. А эта строгая немецкая леди забавная!

— Отвратительно, — окинула её долгим иновзглядом. Сирень ничего не скрывала — ну, нарочно. Поди, прочти, что на уме разумника, в скольких мирах он обитает, что в его внутреннем мире, в воображении, какими странными техниками случайно овладел! Впрочем, таких, как эта дама, нереальностников, разглядеть бывает тяжелей. — Вам нужна срочная помощь?

— Консультация. Минут десять, если вам несложно, — вежливость, Сирень, вспоминай, как играл словами твой учитель! И не смей думать, чтобы вырвать из кого-нибудь маску и для этого! Если уж ученица подруги (как её там — что-то с темнотою связано или с луною?) вежливой бывает, то и ты справишься.

— Вам никто никогда не рассказывал о рабочем времени? — отошла, пропуская её внутрь.

Мило. Если особняк Аиста дышал стариной, то коридор и гостиная Линды — уютом. Сирень в уютностях не разбиралась, но когда место пропитано чувствами, особенно чувствами иномага… Линда была одинока. Интроверт, которой не очень нравилась работа хранителем линии, но долг был для неё чем-то определяющим жизнь. Не как у Аиста — Аист просто симпатизировал людям. Был добрым? Это же так называется? Линда доброй не была. Альтруизм был для неё обязанностью. Взятой добровольно, но обязанностью, оковами, и здесь, дома, она от оков избавлялась, смещая квартиру вдоль какой-то экзотической нереальностной оси, чтобы ничего «иного» не добралось. Хах, наивная какая: изображения — вполне настоящий, физический объект, поэтому поиск и сработал.

Облачившись в тёмно-жёлтые, в тон обоям, тапочки (Линда выразительно показала взглядом, что входить в уличной обуви в её дом — запрещено под страхом смертной казни), проследовала в гостиную, небольшую, заставленную шкафами, явно рассчитанную человек на трёх, не больше. Линда безуспешно изображала из себя ледяную королеву: сама обстановка дома расслабляла. Они уместились на креслах у чайного столика, и Сирень вытащила две кружки горячего чая. Линда потянулась было за медиатором — обычные волшебники (а Линда была и волшебницей) колдовали через медиатор, кольца да жезлы, в основном, и Сирень знала, почему, но это была тайна как минимум сравнимая с Проектом. Потянулась — но остановилась.

— Если бы я хотела вас отравить, — это же вежливо? «Вас», всё как положено? — то мне не надо было бы появляться здесь лично. Ваша защита слишком… стандартная.

— Однако до вас её преодолевал только Тео, — заметила она, отпив-таки чая и приятно удивившись. Знала бы, кто его готовил! — и никто из гостей нашей линии, — интересно, что у линии не было имени и никто из хранителей сознательно его не давал, чтобы не выделить эту реальность. Что же, она тут с Аистом поселится, а значит, линия отныне называется Сиренина! Или лучше Аистова? Надо будет выбрать да в ноосфере закрепить. И почистить соседские линии от лю… кхм, от аномалий, да. Не обязательно убивать всех людей, Сирень, ты помнишь? Это, конечно, правда, что в линиях без людей аномалий тоже не будет, да и линии такие долго не живут, но ты теперь с Аистом! Без геноцидов обойдёшься! Учитель же говорил, мол, силой и добрым словом добьёшься больше, чем одной лишь силой — вот проверишь.

— Оттого, что на вашу линию не обращали внимания, — пожала она плечами. — Уж извините, Линда… — о, точно, раз она знает имя собеседницы, то и собеседница её должна! — Меня, кстати, Сирень зовут. Уж извините, но это всё, — неопределённо махнула рукой, — детский сад. Спокойная линия рождает слабых иномагов, слабые иномаги не справляются с аномалиями, обаномаленная линия порождает сильных иномагов, а те — спокойную линию… если выживают. Вы в стадии спокойствия и слабости.

— Допустим, — хах, и впрямь в стадии спокойствия! Не зря говорят, что линия связана с её хранителями. Вон, спокойная какая, приняла в расчёт, смотрит вопросительно в ожиданьи продолженья. Так и линия: сидит и ждёт, пока какая-нибудь Сирень не припрётся и не устроит здесь… да что ж воображение на геноциды тянет!

— Я тут вестник перемен, — улыбнулась (вежливо, Сирень, улыбайся вежливо, а не довольно!) её растущему раздражению. — Натолкнулась на аномалию в межреальности, — не совсем, но для упрощения сойдёт. — Рукотворную аномалию, — раздражение как шквалом сдуло — Линда резко посерьёзнела. — Подробности не важны, — она поняла всё правильно: подробности разглашать запрещено. — Важно, что туда сваливаются обычные люди. Обратной связи с их линиями нет. Есть только с этой, потому что отсюда свалился иномаг, теперь он мой ученик, кстати. Я вытащу оттуда, — прикинула в уме, — триста восемьдесят шесть человек. Я с детства странница, в человеческих обществах ориентируюсь — никак. Могу выгрузить на какую-нибудь мюнхенскую площадь сюда поближе, но думаю, — не ухмыляйся, Сирень, это невежливо! — вам это не придётся по вкусу.

— Не придётся, — нахмурилась Линда. — Я свяжусь с волшебниками — надо будет почистить им память…

— Не обязательно, — прервала её. — Это настоящее место. Там нет иномагических аномалий. Только двадцать из них поражены, но это неиномагическое отравление — к обычной магии ближе, пусть волшебники поразбираются. Если вы не собираетесь искать родные линии этих людей, — конечно, Линда заниматься этим не будет, Тео, судя по её настрою, тоже, — то их достаточно расселить по странам. Почти все за жизнь в аномалии выучились английскому, но я думаю, — вернее, так думал Аист, — что им будет лучше в странах с родным языком. Я понимаю, — Сирень подняла палец, останавливая начавшую было отвечать Линду, — что формально это не ваша проблема. Инореальных феноменов нет, поэтому, если вы откажетесь, мне нужен совет, как с ними поступить.

— Любые гости из других линий — это моя проблема, — проворчала Линда. О, а она стала относиться к Сирени лучше. Забавно. Вежливость — работает? — Мне надо всё согласовать. Найти целителей для этих двадцати, знать, из каких они стран и хорошо бы их пожелания…

— Последнее — нет, — качнула головой. — Я возьму их под лёгкий контроль и проведу сюда. Нет времени добиваться доверия. Я собираюсь разрушить аномалию, чтобы в неё больше никто не попал. Остальная информация… — вежливость, помнишь? — Хм, могу ли я передать её напрямую?

Долгий оценивающий взгляд. В ответ — уверенно и без давления. Не хочет — будет строчить на бумаге под диктовку.

— Согласна.

Глаза в глаза. Коснуться её духа, мобилизуя. Пробудить механизмы долговременного запоминания. Ввести в лёгкий транс. Протиснуть внутрь, и не голые данные, а с отпечатками личностей, с тем, как она их ощущала, одновременно позволив (и ускорив) нарасти собственным ассоциациям. Вывести из транса. Что там по «правилам» вежливости?

— Хорошо себя чувствуете? — если без правил, то вопрос глупый. Прекрасно знает, что и как чувствует Линда. После вторжения в чужой разум у Сирени есть ключ и требуется прилагать усилия, чтобы не читать мысли хотя бы по дрожи в ноосфере.

— Очень… аккуратно, — она удивлена. Тут что, вправду разумники такие вот ничтожества, что банальная аккуратность — уж сюрприз? — Двадцать один ребёнок. Будет непросто. Многие успели семьи там создать за эти годы.

— Могу помочь, но лучше не просите, — пояснила на непонимание: — Я не разбираюсь в человеческом обществе, — всё ещё непонимание. Это не Линда тупая, а странников здесь заядлых не было… вообще? Ну век так точно. — Последний раз до этой аномалии я разговаривала с нормальными людьми семьдесят три года назад, — о, начинает догадываться. — В обществе нормальных людей я жила до тринадцати лет и больше никогда.

— Я не думала, что такое возможно, — внутри сочувствие, абстрактный интерес и лёгкая опаска. — Без якорей среди людей…

— А, это, — улыбнулась. Вышло полугрустно-полувесело. — Вы же хранитель своей линии, неужели сложно вообразить, что бывают хранители пучков линий или всего листа? Я не была таким, но имела к ним отношение; жила с ними. Бывают якоря, которые встраиваются в тело, — у Сирени таких с десяток, — или разум, — эти и перечислить невозможно. — Кто-то делает своим якорем Реку времён или места меж реальностей вот как эта аномалия. Кто-то — и друг друга. Вне линий тоже есть жизнь — непохожая на вашу.

— Хотела бы я… — аж глаза загорелись! Поникла, когда Сирень взглядом показала, какова цена. — Я вас поняла. Как быстро эвакуируете людей?

— Завтра, — пожала плечами. Медлить не собиралась. Чем быстрее избавится от искушения Сердца, тем спокойней будет дальше. — Могу разбросать в любые точки мира. Ничего инореального не запомнят. Были там — стали здесь.

— Нет-нет-нет! — воскликнула она. — Вы не понимаете, но физически невозможно договориться… выработать план… Организуем отдельный лагерь. Тщательно проверим их на аномалии, придумаем легенду… Я могу полагаться на вас?

— Сокрытие и внушение будет, — прочитала её мысли, демонстративно вытолкнутые на поверхность. Это же считается за разрешение? — Могу обеспечить припасами, — не зря же — как там говорится у Аиста на родине? — экспроприировала всякие стратегические склады, которые больше никому не пригодятся, — и одеждой.

— Спасибо, не откажусь, — она бросила взгляд на часы. Вздохнула. — Десять минут, да?

— Я думала, вы откажетесь, и я ограничусь вопросом, куда безобиднее всего их выгрузить, — честно призналась Сирень.

— Теперь я верю, — слабо улыбнулась, — что вы и вправду с людьми общались мало.

— У каждого свои недостатки, — пожала плечами. — Я буду здесь через двадцать часов. Устроит?

— Дайте прикинуть… — напряжённое минутное размышление. — Согласна, буду ждать.

— Спокойной ночи, — и ушла в «прыжок», внеся коррекцию на смещение квартиры. И только оказавшись в особняке, вспомнила, что кое-что забыла: вежливость требует, чтобы собеседник попрощался тоже!

Утром же, не найдя её внутри, отдохнувший и восстановившийся Аист вышел во двор и ахнул.

— Как я тебе? — два её клона лежали на траве, расчерченной ритуальными линиями. Голые, конечно.

— Это какие-то иллюзии? — он подошёл, старательно отводя взгляд. Не понимает она стеснения-смущения людей. Ну тело и тело. Ладно бы она сама разделась — копий-то чего стесняться?

— Не-а, — достала кисточку и две банки краски. На одном клоне — серебряные символы гармонии и сосуда. На другом — золотые знаки жизни и развития. На обоих — её личные метки чёрной краской. Такие же, как уже нанесённая на лоб. — Клоны — они клоны и есть. Эти получены алхимическим путём, гомункулы сиречь. Сама выращивала! Очень удобные: руку кто вдруг оторвёт, берёшь такую же у клона, приживляешь, и как новенькая!

— Это… нормальная практика иномагов? — сей вопрос также заинтересовал наблюдателя в кустах. — Зачем тебе они? — этот тоже. Любопытные какие!

— Не-а, — повторила, хмыкнув. — Гомункулов делать — не для рядовых алхимиков. Клоногомункулов себя — ещё сложней. Я потихоньку навострилась, а некоторые бьются лбом об стену до конца недолгой жизни. Собственные клоны для иномага разума — это прекрасное вместилище. Марионетки, куклы для тех, кто послабей. Такие, как я, и вовсе переселяться из тела в тело могут; в собственные, конечно же, комфортней. С ума там не сойдёшь, — усмехнулась. — Многие недооценивают влияние тела на разум, а зря.

— Значит, так ты жила дольше обычного человека? — Аист внимательно следил за наносимыми символами, стараясь их запомнить, о смущенье — позабыв. Молодец.

— Не-а, — третий повтор — со смешком. — Я просто перестала стареть. Ты, кстати, тоже, у эликсира закалки есть такая вот побочка, — он принял это спокойно, как и рассчитывала. Растёт и адаптируется. — А эти штуки — помнишь, что просил? Магия вуду! На них продемонстрирую. Итак, урок первый, мой дорогой ученик. Здесь на площадке есть куклы вуду. Перечисли их!

— Получается, эти два клона… — он понял, что вопрос был с подвохом. Поймал её взгляд, перевёл глаза на лоб. — И ты?

— Именно! — подняла палец, слизнув с него краску. Фу, какая гадость! Золотая — повкуснее. — Три куклы вуду друг для друга! Серебряная кукла останется с тобой. Она — якорь для моей мысли и тень моей души, — если Сирень сгинет, например, развалившись на уровне души, то «тень» оживёт и выучит его как иномага, защитит. Как говаривал учитель (перед тем как лезть в пасть дьяволу), перестраховки много не бывает! — И активный якорь, и пассивный, обрати внимание. Пассивный стойкости добавит, активный — изменения откатит. С тобой, кстати, тоже поработаем над якорями. Пока я защитила от всякой иномагии, но это так, времянка, — через которую наблюдатель в кустах попытался пробиться, после чего застрял, распятый сознанием меж десятью случайными мирами. Дала ему пинка обратно в тело — Аисту досталась линия растяп!

— А золотая? — в себя наблюдатель пришёл быстро. Сверхъестественно быстро, как и положено иномагам времени. Аист уже трижды бросил на наблюдателя взгляд, едва не содрав отвод глаз на чистом любопытстве.

— Туда я свою душу и перепихну. И в ней отправлюсь рисковать, с аномалией заканчивать. Я буду как бы в ней, но как бы и не в ней. Представь себе, что душа привязана к телу какой-нибудь резинкой. Я растяну свою резинку из этого тела в золотую куклу и буду вроде бы как там, зацеплюсь там на крючок, но стоит крючочку испариться, вместе с телом, например, как меня притянет вот сюда, — ткнула на свой лоб с чёрным символом. — Хитрый план, как говаривал мой друг!

— А в ком…

— Тш-ш-ш, — прижала палец к губам. — Нас, видишь ли, подслушивают. Эй ты! — набрала в рот воздуха и дунула, сметая отвод глаз. — Да-да, ты, давай сюда, недотёпа. И ко мне не лезь сквозь иновремя, там даже защиты нет — сдует твой рассудок, а мне потом оправдываться перед Линдой, как так вышло, что второй хранитель в последней стадии деменции теперь!

— Тео, — представился наблюдатель.

Темнокожий, оттенок потемней, чем у неё, лысый (фу, как некрасиво!), в глазах крутятся часовые шестерёнки (Аист, конечно, ничего не видит — но ничего, дар редчайший, её личный, но он тоже — редчайший, её личный ученик, попробует дар трюком сделать и скопировать ему). Протянул руку — крепкую, да мягкую. Слабак. Что там нужно делать? Сжала его ладонь своей, улыбнувшись вспышке боли в его разуме. Подсматривать невежливо вообще-то!

— Сирень. Аист, — ткнула на ученика, жестом останавливая того. — Ученик, запомни, если иномаг подсматривает или лезет к тебе с чем-нибудь активным, неважно, в голову, в прошлое, к другим версиям, твоим якорям, то атакуй первым. Например, вот так, — простёрла ладонь и выпустила хлыст прозрачно-синего огня, мелькнувший в сантиметрах от отшатнувшегося Тео. — Призрачное пламя. Трюк иноразумников, в альфах работает плохо, здесь и в нереальностях — вполне. Убеждаешь реальность в том, что эта штука сжигает и причиняет боль. Убеждение формируешь в удобную форму. Иносущностей сжигает на раз-два, так что чем бы враг в тебя ни кидался, будет хороший активный щит. Ну и его сожжёт дотла. Ты зеркальщик, но учишься у меня. Иномаги разума — лучшие учителя, хе-хе, чужие приёмы копируем себе, а свои — другим. А ты… — повернулась к Тео, предусмотрительно сделавшему шаг назад.

— Прошу прощения за моё вторжение, — даже не пытался изобразить вину в душе. Вот за это вежливость Сирени и не нравилась! — Я должен был убедиться, что странница, о которой предупредила Линда, безопасна, та, за кого себя выдаёт. Линда слишком быстро поверила вам, Сирень. Подозрительно быстро.

— Ты ещё скажи, что я её зомбировала, хах, — широко улыбнулась, поймав взгляд Тео и, с ним вместе, его разум в клетку заключив. Продержала секунду. — Глупостями не занимаюсь. Ещё настраивать потом всю эту верность, новые смыслы, приоритеты… Лень, — коснулась сознанья Аиста, шепча, что поведение Тео искренне не до конца. Нужно показать наглецу, что лезть к ним — табу. — Сама как-нибудь справится, без целительного промывания мозгов. Ну что, убедился?

— Да, — бледненький какой! А кто ему мешал постучаться и зайти как обычный человек? Не зря учитель не любил невежливых людей. Кроме неё, конечно. — Я должен откланяться. Ещё раз прошу прощения за доставленное неудобство.

И попытался уйти «прыжком». Его фигура размылась, искривилась, сфокусировалась вновь. Скрючился на земле. Подошла, одной чистой силой (фактически предел её возможностей сейчас) убедила мир, что это тело умеет парить в воздухе. Подняла его за футболку и утянула к выходу под осуждающим взглядом Аиста. Открыла калитку, толкнула наружу и бросила одну из коронных фразочек учителя:

— Человека от обезьяны отличает интеллект и речь. Перед тем, как делать, человек подумает и спросит, — захлопнула калитку, а вместе с ней — контур псевдомира, в который превратила участок Аиста. Догадаться ведь мог, тупая обезьяна, что она тотемы не для красоты развешивала, раз уж не почувствовал! Но нет — сам себя почти размазал о забор. Не смягчила — убился бы. Если попробует обратно прыгнуть, то убьётся точно — туда и дорога; подруга добавила бы другую фразочку — про старину Дарвина и естественный отбор.

— Ты не слишком жёстко с ним? — прямо спросил Аист.

— Этот идиотина тут с раннего утра сидел, а я делала вид, что не замечаю. Видишь вон те штучки на заборе?

Он подошёл к ближайшему тотему:

— У меня от них мороз по коже.

— Не спрашивай, из чего их делала — не самая приятная история. Скажем так, они уже умерли, а так мне вот послужили. Мороз не зря — граница эквивалентна границе между миром мёртвых и живых. Тео видел, как я их вешала. Мог бы и проверить, ничего ль не поменялось в ноосфере, прежде чем телепортацию изображать. Так что других иномагов и всяких сущностей здесь больше не будет, если сам не призовёшь. Без твоего разрешения кто сюда живой зайдёт (поверь, зайти непросто будет!) — умрёт. Кто мёртвый — будет за хозяев нас считать, вреда нанести не сможет. А что-то среднее — распополамит. Пока не закончим с Тетой, за забор не выходи один. Я показалась вчера Линде, одной из двух хранителей. Договорилась, пленников полигона примут здесь и понемногу разместят, — раскрыла события напрямую в разум и дождалась одобрительного кивка. — Так что теперь возможны гости. Этот Тео наглый, который мнит себя самой большой лягушкой на болоте, — вниманье к нам привлёк. Сюда они не проникнут, кто-то, небось, по дурости убьётся, так что услышишь за забором стоны — не ходи. Организую каких-нибудь падальщиков, чтобы убирали тела распоследних неудачников…

— Я всё понимаю, — остановил её. — Но это… не слишком? Ты просила, чтобы я одёргивал тебя, если…

— Ой да ладно! — отмахнулась. — Иномаги — моя компетенция, я учитель, а ты — ученик. Вели б себя как люди — выходили бы через калитку, стучались бы. Кто не хочет по-человечески — тот получит по-иномагически.

— …Справедливо, — наконец, признал он. — А что, если они не знают о таком подходе?

— Один человек, — учитель, разумеется, — говорил, что вежливость и осторожность отличает чудовище от просто далеко зашедшего иномага. Я им на ноосферном заборе таблички прибила, чтоб не лезли. Кто туда заглянет перед баловством с телепортацией — постучится. Кто нет — эти и плодят аномалии, которые хранителям устранять потом. Выгнать этого Тео из хранителей б… или хотя бы технику безопасности вбить, — учитель делал это с помощью тяжёлой палки. Орудовал он ей очень ловко — заодно и уклоняться научил. Учитель вообще любил решать несколько задач одним решением. Всегда завидовала этому умению! — Ну что, с куклами я закончила, теперь им надо настояться, а тебе — учиться призрачному пламени. Не бойся, это небольно… ну, почти.

Он не поверил. И не зря. Спустя час — устал. Ещё полчаса — пытался на одном упорстве. Двух часов хватило, чтобы над ладонью мелькнула синяя искра. Сирень подивилась его эмоциям: трепету перед «настоящей магией» и, одновременно, раздражённому разочарованию в отношении себя. И заметила:

— Ты талантлив, Аист.

— Да ладно! — он бы и рад поверить, но два часа на одну искру, в то время как в голове отпечаталась не просто инструкция, а почти рефлексы…

— Ты не понимаешь, — не сдержала улыбку. — Это не твоя сфера, это твой первый трюк. К трюкам с реальным действием, без опоры на иновещи рядовые иномаги переходят через год-другой.

— И как мне… — с новой надеждой, но опаской посмотрел на свои пальцы, будто бы сейчас щёлкнет, и в синем пламени сгорит весь особняк.

— Практика, — пожала плечами. — Много практики. Сначала искра. Потом десять. Затем огонь. В твоей сфере трюки будут получаться проще — это плохо, — поднял на неё удивлённый взгляд. — Ты талантлив, Аист, — повторила с другой интонацией. — С первого раза перенёсся ритуалом. Обычные трюки твоей сферы будут сильными. Слишком сильными. Научишься управлять вниманием, освоишь медитации какие — тогда и дам. До этого — играйся с моей сферой.

Сирень дала ему время осознать сказанное, парой касаний затвердив в памяти.

— Что теперь? — он покосился на неподвижных кукол.

— Эти? Продолжат настаиваться. Нельзя ускорить образование духовных связей. Вернее, можно, но зачем мне хлипкая паутинка вместо стальных канатов? Будешь знать, что врагам советовать: «ускоряйтесь, ускоряйтесь!» Практикуйся, отдыхай, но будь аккуратен в этом своём интернете, — как вообще людям пришло в голову создать рукотворный аналог ноосферы? — Ни слова об иномагах. Ни намёка. Мне пора — прогулка по больницам, — тщательно ловя его реакцию. Такая же, слабонегативная. Лучше не будет, пока он — Аист, а не кто иной. Он может мириться с этим, а она… она будет мириться со многим другим. Отношения — искусство компромиссов, а? Так сказал однажды самый скрытный её друг.

— Помочь? — он действительно думал о помощи, а не о контроле.

— Ты не выдержишь столько «прыжков», — качнула головой. — Постарайся не пускать сюда никого без меня, — сосредоточилась, проводя путь через ноосферу в заранее найденную точку.

— А как же доставка? Холодильник пуст!

— Держи, — не глядя, сгрузила гору пайков из комплекса и консервов из резерва, кажется, США. — Вернусь к ночи. Не скучай.

Сдвиг. Тело становится потоком информации, теряет реальность, оказывается в ноосфере как конгломерат идей. Здесь нет физических расстояний. Ход времени полностью субъективен. Она растягивает миг, размышляя, как будет продолжать искать. Классический поиск не очень помогает: в сущности, сами люди, сами лекари с шаманами не знают, выйдет человек из комы (ноосфера подсказала слово точнее: «вегетативное состояние») или нет. Тогда что? Нет, работать с эхом, тенями будущего и всем таким — это к временщикам, у неё всегда выходило криво. Из других сфер ей ближе отражения и реальности. А если…

Никакая материя, будучи вытолкнутой в ноосферу, не задерживается там. Или улетучивается дальше, или возвращается обратно, если постараться — без потерь. На этом основан самый простой метод «прыжков» — её любимый. Подруга, помнится, на этой основе изобретала «реалодинамику» или что-то вроде. Главное, чтобы не вышла наука: состыковать науку и инореальность на её памяти удалось однажды. Даже создатели Теты не пытались — иномагии в их комплексе почти что не было.

Её выпихнуло в кабинет главного врача. Главврач — на месте. Заозирался: ноосферный всплеск почувствовал. Отвод глаз, впрочем, делает людей такими уязвимыми. Хрупкие, нежные, слабые — она всё ещё помнила первое своё убийство. Такое простое! Так просто — убивать. Уязвимы люди почти что ко всему. К поврежденьям мозга — тоже. Ну-ка, что скажешь, разум главного врача, о больных с такими поврежденьями?

Знал, но неподробно. Ей нужен глава отделения. Прыгнула, ориентируясь на образ. Главотделения как раз общался с матерью пациента. Заглянула ему в голову. Вот и кандидаты. Накинула иллюзию — настоящую невидимость, для простеньких приборов — тоже. Новый прыжок. Палаты. Гудят приборы. К людям — трубки, провода. Обошла отделение. Часть просто в критическом состоянии. Вылезут, не вылезут — не волнует. Вот эта парочка интересна. В одном разум спит, в другом — угас. Как там с пробуждением у первого? Может, ещё может! Что делать со вторым? Забрать? Отслеживают ли подобное? Не должны, но если вдруг…

Накинула полог незначимости на коматозника. Аурой в точности зафиксировала его и приборов положение. Забрала все приборы в воображение. Тело — алхимический сон, и пару капель эликсирчиков для стабилизации. Достала сферу с реалитом. Забрала обратно только сферу и в то же мгновение воплотила желание. Поместила точную копию в то же положение, вернула приборы. Убедилась, что всё работает (в воображеньи «время» не идёт, но мало ли!). Подхватила голого мужика и прыгнула отсюда.

Перевалочную базу обустроила в заброшенном здании. Оттуда же, уложив первую добычу, начала поиск следующей. У неё было два варианта. Во-первых, опёршись вспомогательно на сферу отражений, попробовать «поймать» фильтром сигнатуры таких же ситуаций, таких же ком. Очень затратное, очень тяжёлое действие. Во-вторых, опёршись вспомогательно на сферу реальностей, разбить ноосферу на «миры» по классам, одним из которых будут безнадёжные комы, а этот человек — как образец. Легче, но гораздо, гораздо дольше.

Большинство иномагических действий делаются не через одну сферу. Она обычно опиралась на реальности или отраженья. В алхимии — на отражения и время. В ритуалах — на что попало. Здесь время не подходило (никаких «настоящих» связей между образцом и искомым нет). Нереальность? О, лезть к этой гадости ради такой мелочи? Без неё! В итоге она обдумала оба варианта и выбрала третий, совмещающий теперь уже три сферы.

Со скрипом перешла Сирень в мир, где каждое реальное явление оставляло быстро или медленно таящие следы. Это «подмир» ноосферы — очень тонкий, эфемерный, обычно — совершенно бесполезный. Сориентировавшись, плавно, мельчайшими шагами «раздвинула» диапазон, увеличила масштаб, чтобы одновременно воспринимать лишь «срез» мира следов. И, разумеется, так, чтобы в этот срез попало конкретное явление — безвыходная кома, чей носитель был маяком, оставляющим специфическую рябь. Последовательно обращаясь в другие «миры» Сирень избавилась от всех лишних признаков, смещая срез пока не осталось единственная интерпретация. Затем удалилась от образца подальше, буквально на другую сторону планеты, и начала излучать в округу волны.

Это было возбуждение особого вида. Наталкиваясь на другие «колебательные системы» определённой формы, оно вступало в нечто вроде «резонанса» (или как там это называла подруга?), заставляя их излучать в ответ, причём с каждым разом сильнее и сильнее. Всего лишь спустя минуту Сирень ощутила яркий отклик. Поставила метку, сместилась, повторила. Ещё ответ, ещё метка, ещё смещение — двадцать раз, с запасом.

Собрала материал, потратив далеко не весь трофейный реалит. Две ошибки — в обеих она сочла нужным капнуть самого простенького (другие в воображение не влезут) из эликсиров удачи. Эти двое в себя придут. Один — хладнокровный убийца, которому не повезло. Другой — из службы тушения пожаров, тоже неудачник. На миг ей захотелось сыграть с их судьбами, как это любил один из соратников, которого другом не назвала б никогда. Глупо. Пробовала как-то. Скучно. Не шахматист она. И не фигура.

Подготовить материал требовалось, но не здесь — близ места, дорабатывая ритуал по ходу действа. А что мешало сделать по-другому? Что, кроме ослиного упрямства? И Аиста бы с жертвами не напрягала. И о ритуалах-дорабатываемых-на-ходу (страшный сон адекватного иномага) не задумывалась. Не шахматист, но не фигура! Всё то же чувство, благодаря которому выжила в детстве, — вот что мешало. Показать, что в самых жутких местах именно она — охотник, а не жертва. Именно это чувство запрещало назвать вслух учителя учителем. Лишь братом — старшим братом, и не больше! Это же чувство заставляло тянуться вверх, чтобы успевать за безусловно гениальной подругой, оно же не позволило ей сдаться в самом конце, когда и некоторые из первых решали, что «уйти» — достойный выбор. Нет, ничто, никто не смеет ограничивать её! Она уничтожила границы и собиралась избавиться от них совсем с помощью новообретённой Силы — и только вмешательство учителя…

Материал упаковала, обработав целым комплектом зелий и эликсиров, сваренных тут же, частично — из собственной крови. Удобно, когда твоя кровь адаптируется под задачи. Не зря она выбрала этот путь, а не путь каких-нибудь драконов. Изменчивость, а не статичность! Нужен был особенный сосуд, чтобы вмещать и перемешивать самые разные рода силы бесчисленных жертв, и она сделала таковым собственное тело. А затем скопировала про запас. Силу принимал дух, тело помогало усваивать и удерживать внутри. Поэтому всё, что она набрала там, в «зоне высокой опасности», будет с нею и в другом сосуде.

Прыжок. Как там Аист? Кушает. Вместо того чтобы переносить гору оставленной еды (о чём она думала?), вынес во двор столик и пару стульев. Пару — помнит о ней, догадывается, что голодненькой вернётся. Утоляя вместе с ним человеческий голод, заглушала голод другой — жажду новой силы, жажду чужой крови-плоти людоедки.

— А расскажи, за счёт чего работает иномагия? — спросил Аист, когда она заканчивала со здоровенным бифштексом.

— Что-что? — она не засмеялась сразу. Сначала уточнит!

— Ну, какой у неё механизм? Компьютеры работают за счёт полупроводников, а полупроводники — за счёт… — он замер. — Короче, что-то квантовое в электродинамике?

Засмеялась. Долго и искренне, и обиженно-непонимающее лицо Аиста делало ситуацию смешнее и смешнее!

— А ты хорош, мой ученик, — наконец, взяла себя в руки. — И нашёл же меня-учителя для такого вот вопроса! Хочешь честный ответ? А не знаю! И никто не знает. Ты сейчас напоминаешь мою подругу, — за тем исключением, что подруга — древняя фейри и что Аист не убивал людей от скуки. — Она задавалась теми же вопросами, и она вся такая научная-пренаучная, не то что глупая шаманка я! Поверь, она столькое на постижение потратила… — Сирень качнула головой и снова рассмеялась, вспоминая глупые выражения лица подруги после очередного провала. — В общем, в науках такие штуки объясняются моделями, ага?

— Ага, — неуверенный кивок. — Ну там, модели идеального и реального газов. А с иномагией что?

— А с иномагией — хаотическое расхождение цепочек моделирования-метамоделирования, — и снова рассмеялась, когда он изобразил «глупое лицо подруги номер четыре». Да, она мыслекартотеку завела! — Короче, если без подругиной зауми, то в науке модели двух штуковин, типа молния и эти твои компьютеры, сходятся к одной, ну типа электромагнетизма. Иногда не прямо, есть всякие… как там это слово… эмерджентные вещицы, всё такое, но модели явлений в цепочки собираются, и получается такая сетка объяснений.

— Никогда об этом так не думал, — нахмурился он. — Я читал о научных парадигмах, но…

— Хах, ты себе не представляешь, как в эти философии науки и метанауки подруга зарывалась! Короче, принцип в иномагии такой: цепочки рас-хо-дят-ся. Объясненья не стыкуются. Не получается сеть моделей! А, и они хаотически расходятся, у меня на голове должна быть отдельная плешь, проеденная подругой по этому вопросу! Какие-то вещи — хоп! — объясняются одной моделью. Какие-то — никак. И соседние они на практике или далёкие от друга друг — случайность! Хаос. Ну а потом подруга полезла в дебри со своей «теорией эффектов познавательной границы» и «потенциальной сходимостью по метапознанию» — о том я уже ничего тебе не расскажу. Насколько знаю — в итоге у неё не получилось, зато какие классные трюки мы освоили в процессе… В общем, расспросишь у неё сам.

— Что? — глупое лицо подруги номер три!

— То. Я же говорила про репетиторов? Использую нашу старую компанию. Только не рассказывай про Тету и особенно про ритуал! Нет, не из-за жертв. Из-за подхода. Не важно, почему! — потому что нормальные иномаги готовятся к такому по несколько субъективных лет и вообще не лезут к демиургическому, если не самоубийцы! — Просто не рассказывай. Но можешь напомнить подруге, что её метанаучные изыски начались с вопросов, как я делаю то, что делаю. Не спрашивай, о чём шла речь! Это не самая приятная история. Просто напомни и оцени её лицо. Она ведь до сих пор не объяснила! А, и имей в виду, подруга жутковата.

— Жутковата, ты серьёзно? — он вспомнил её выходки и Тету.

— Да не так! Как увидишь, так поймёшь. А пока закончим с куклами, — принюхалась к духовным связям. — Настоялись. Скоро встретимся.

Прыгнула. На этот раз прыжок был не ноосферным. Вместо этого она «ушла» из «мира», в котором существовала, полностью стерев восприятие и, в результате, взаимодействие себя и реальности. Трюк нереальностников, вот только они не стирают обычно физические связи до конца — так можно и в бездну прямиком отправиться! Но у неё и без физики были якоря, а главное — ориентиры. Например, «сохранённая» точка зрения около картины сиреневого парка. Именно на эту позицию она встала, воссоздав сначала в голове, затем — для органов чувств, наконец, для всей себя.

Её окружили угасающие тени, тихие шёпоты и темнота отстойника. И кое-что ещё. Не след, не тень, не эхо — нечто тонкое, но актуальное, сейчасное! Она перешла в «мир», в котором пару разиков бывала, чтобы отправить ровно один посыл. И получить ответ. Кивнула самой себе и улыбнулась. Это неожиданная встреча, но приятная. Непрогнозируемая, но Сирень готовилась к ней с юных лет. Уж чего-чего, а фантазии-то у неё — избыток!

Отпустить тело — не так уж и легко. Нельзя использовать тот же трюк, каким преодолела пустотитовую преграду. Тем более что кое-чьё появление — вносит коррективы. Нет, её план совсем не поменялся. Ничего критичного, так, упадёт надёжность — да и бездна с ней! Надёжность для ритуала, формируемого на ходу? Очень смешно! Учитель б оборжался, палкой тяжёлой отходив! Итак, ей требовалось не просто перейти в куклу, а перейти сразу в две, причём основным якорем должна стать серебряная, а текущим вместилищем — золотая. И хорошо бы всё-таки оставить тень в серебряной — замену на случай смерти духа. Ну что, время для импровизации? Как и всегда, Сирень, как и всегда…

Она стёрла чёрный знак рукой со лба в тот же самый момент, как отделила дух от тела. Скользнула по связи, параллельно запуская её разрушение. Рискованно, а что делать? Вцепилась в теперь уже единственную нить, связующую с материальным, в то время как нить позади исчезла, испарилась насовсем, оставив прошлое тело висеть в отстойнике. И повернула мир.

Это новый трюк. Она никогда раньше таким… кхм, такой чепухой, но чепухой работающей не занималась! Она представила себе, что мир есть часть большого метамира, что он есть грань. И плавно вращалась внутри этого метамира, ускоряя и ускоряя разум, пока не нащупала искомое — тот поворот, что улучшал её связь с материальным телом. А затем — другой поворот. Тот, что расставлял серебряную и золотую куклу в правильном порядке. Она понятия не имела, что это были за миры — вместо самих миров использовала направления вращенья к ним.

Вертеться в бесконечномерном пространстве, постоянно поправляя вектор, было чудовищно сложно. Не трудно, не долго — именно что сложно. Мозги вскипали! Тогда она повернула свой разум в сторону улучшения вычислительных способностей и в сторону дополнительного ускорения. Всё вокруг размылось, обратилось в одну большую иллюзию, майю, и её «я» — часть этой майи, часть бесконечных рождений, смертей и перерождений, и на короткий миг она почувствовала мифическую мультидушу, и метавремена, и метапространства соединялись в одной точке — точке её идентичности, и пребывание было лишь формой для идеи, выражаемой именем Сирень Вефэа, и каждая мысль, каждый нановыбор формировали новую не реальность — метареальность…

Поворот закончился, когда она открыла глаза, будучи в золотой кукле и, вместе с тем, к серебряной прикреплена. Дико кружилась голова. Не было ясно, в каком она мире и кто она такая. Чёртова иномагия нереальности! Как же она ненавидит эту чушь! Хах, да она же только что без подготовки запрыгнула в тело клона. Не одержимость, а полноценное переселение души — вот так вот, на коленке! Ай да Сирень, ай да безднова дикарка! Вот после таких случаев подруга и решила разобраться в основании инореального — ну и что бы сказала ей сейчас? Что опять ничегошеньки не понимает, что Сирень — это феномен и диагноз? Или задавалась бы вопросом, а не галлюцинация ль была?

— Планы поменялись, — произнесла она, когда звуки, цвета и прикосновения вокруг собрались в цельный, неподвижный мир.

— Всё в порядке? — спросил Аист, вновь демонстративно отвернувшийся.

— Более чем, — облачилась. Облачила и серебряную куклу. — Очень хорошая новость, но то тело мне пришлось оставить.

— Настолько хорошая, что ты лопнула от радости? — натужно пошутил он. Внутри Аисту было не смешно. Ей тоже. Ей было немного страшно. Ох и давно же не боялась! Страшно — и спокойней вместе с тем. Не за Аиста. За кое-что другое. Заодно убедилась в верности выбранного пути. Слово «выбор» можно ведь понимать альтернативно? Как там говорил учитель? «Задачу можно решить нормально, можно решить через задницу, а можно — как младшая сестра Сирень». Разве что не «Сирень» было её именем тогда…

— Что-то вроде. Я не хочу об этом говорить. Не нельзя — просто не хочу. Спроси меня в другой раз, — чтобы успела придумать новую отговорку. Ей действительно не хотелось говорить. Никаких запретов, а что-то вроде… суеверий? Как с бездной у иномагов, только — личное, её. — Серебряная останется моим якорем и резервом. Давай-ка я расскажу о видах иновещей, поужинаем, пообвыкну к телу, оценишь план спасения застрявших в Тете — и прыгну к хранительнице Линде.

Сказано — сделано. К дому Линды она прибыла сытой и довольной. Любопытство и энтузиазм Аиста — подкупали, равно как и его неожиданные кулинарные таланты. Вместо готового ужина Аист спросил её, как насчёт ингредиентов. Готовить она не любила (и дело совсем не в том, что лучшее мясо — тёплое, живое, сочащееся кровью!), но сколько там кухонь в воображении найдётся? В общем, Аист быстро сообразил, в чём прелесть для повара получать любую штуку в любом состоянии, а как закончил… пальчики оближешь! Нет, в цивилизации определённо что-то есть.

Линда считала так же, встретив её замечательным чаем (попытка «откупиться» от её чая?) и собственноручно испечёнными булочками. И когда только успела? А, неважно! Важно, что сделала другое: с помощью парочки прикомандированных волшебников и пришедшего в себя Тео (Линда оказалась неожиданно солидарной с Сиренью: этого нахала давно пора было проучить!) организовала лагерь в глухом лесу около речки.

Обычная магия (ах, она помнила те годы, когда «магия», «чудотворство» были не «обычными», а «новыми» и «страшными»!) оградила лагерь от хищников, насекомых, чужаков и спутникового наблюдения. Удобная штука — магия, но… Сирень хорошо помнила глаза первых чудотворцев, мерцающие Хаосом с заглавной буквы — без неё, обойдётся! Вон, пусть Аист осваивает, а если она попробует, то будет всё как… «как у младшей сестрицы Сирени», да.

По словам Линды, людей лагерь будет ждать хоть завтра. Сирень пожала плечами: ну завтра так завтра, чем быстрее, тем меньше случайных жертв и тем спокойней Аист. Хватит того, что за неё беспокоится: волноваться за всяких там людей… Эх, Сирень-Сирень, ну ты же будешь среди людей жить — время отбросить лишнее высокомерие! Люди, между прочим, живут без врождённой силы, как у тебя, вынуждены опираться на других людей и всячески хитрить. Тем самым заслуживают если не уважения, то хотя бы интереса к тем не иномагическим, не волшебным, а человеческим трюкам! Наука та же самая, техника — подруга ведь идею для полей безразличия не сама выдумала, половину формул тоже не изобретала — позаимствовала у людей. И тебе найдётся, чему поучиться у «смертных», а?

Когда она вернулась, Аист уже спал. Сирень привычно вошла в ноосферу, пошерстила округу на предмет следов. Парочка нашлась: приходил иномаг-разумник, заинтересовавшийся искривленьем в ноосфере, и зеркальщик, владеющий обычной магией. Разумник внимательно оглядел её «забор» и очень тихо и быстро ушёл, надеясь, что не наследил. Тщетная надежда. Сирень выследила его и повесила маяк. Потом решит, надо ли что с этим любопытным делать.

Случай с зеркальщиком — поинтересней: он прибыл отнюдь не для разговора об иномагии! Местные заклятья заприметили необученного волшебника, зеркальщик думал — какой-нибудь новичок в страну приехал. Телепортировался, оценил её заборчик, очень сильно испугался, обратился к Линде, Линда велела пока молчать и не отсвечивать, но про необученного мага — взяла на заметку, логично сопоставив, что это и есть её ученик. Правда, оба, и зеркальщик, и Линда, поленились хотя бы узнать, кто по адресу живёт (в отличие от Тео), поэтому ученика ребёнком посчитали. Понятно, почему: магический дар себя проявляет в детском возрасте, это иномагами становятся когда угодно, хоть пред самой смертью от старенья.

С обучением Аиста магии тоже надо что-то делать. Раз учитель магией особо не владел (а сильно ль ему надо?), то есть иные кандидаты! Аист не откажется познакомиться с создателем драконов. Или с его ученицей: та собиралась какую-то магическую школу делать, вроде бы, и не одна? Если вышло, то в этом метавремени остался след. Не то чтобы её привлекали вырожденные версии, но часто магии и иномагии учат в одном месте — это связано с тайнами, в которые и хранители линий не всегда посвящены. Например, понятно, почему скрывают иномагию — а «классическую», как её незнайки называют, магию — зачем? Вот бы этих вопрошающих во времена первых чудотворцев запихнуть! И Сиренин дар б не пригодился: Хаос тогда был не столько в глазах, не столько!

Всё с магией — позже. А сейчас — работа, работа, работа! Вверх, в ноосферу, а затем выше, где она соединялась с ноосферами прочих миров сквозь междуреальность. Сирени нужны были ориентиры. Первое, что проверила, — это общие метавременные часы, отсчитывающие примерное, среднее метавремя с первого «официального» собрания сильнейших иномагов. Сирень в нём, кстати, не участвовала, она прибыла немного позже. Часы не нашлись. Сдуло во время их с учителем сражения? Зато нашлись её личные часы. Она такие разбрасывала буквально миллионами по всему листу, настроив на метаморфозы Великой Реки Времени. Если какие-то одни или тысячу часов легко расстроить и запутать, то всю сеть, весь самосогласующийся узор — отнюдь.

По часам до смерти листа оставалось совсем ничего. Сирень вздохнула. Достала штуковины, что дал учитель после боя. И ведь действительно, если впихнуть их в линию и… нет, она не совсем уверена, как, но эти штуки могут заменить Реку. Дать реальности собственное время, выдернуть её из оков листа. Они с Аистом попробуют. Всё-таки жалкий метавек-другой до окончания всего — не то, чего бы она пожелала своему ученику. Нет, она обязательно, теперь уже безвариантно в метапрошлое его утащит. Придумает, как именно. Расспросит учителя подробней об этих штуках, раскроет Аистов талант. А потом — потом как он захочет. Может, эту линию попробуют вытащить из власти рока. Может, присоединятся к старому проекту по выживанию — наверняка их больше, чем парочка известных ей. Или вовсе будут жить прямо здесь: метавремени, конечно, мало, зато времени обычного, как и тихих линий на границе — с лихвой хватит. Или, чем бездна не шутит, другой лист? В любом случае, она не хочет, чтобы будущая дочь ушла следом за каким-то там листиком Мирового Древа. Её дочь переживёт весь Лес, не будь она Сирень Вефэа!

С такими мыслями Сирень полночи (потому что не теряла синхронности с линией Аиста) потратила на картографирование окруженья линии и мозговой штурм, как метавремя разорвать и ничего при этом — не сломать. Не потому, что её так заботят судьбы других линий, а потому, что привлекать внимание хранителей листа (а сейчас, в конце времён, они должны быть особенно активны) — максимально глупая идея. Тише едешь — дальше будешь, как у Аиста на родине говаривают.

Наконец, бросила безнадёжное по ощущениям дело. Достичь того же интуитивного прозрения, что в детстве, — нет, она могла вытащить буквально все ощущения, попробовать грубый подход, но брать Аиста в мир духов? Идти с ним дорогой предков? Да он свихнётся, как бы ни поддерживала! С другой стороны, у неё был рычаг. Один большой рычаг. Сердце. С помощью Сердца она сделает две вещи: сорвёт покровы и разрушит Тету (как минимум, ядро-полигон). Что, если добавить третью — аккуратный разрез в метавремени? Или не разрез, а двусторонний портал! Звучит как план, типичный для Сирени?

…Тринадцать культистов прилегли отдохнуть. Ступая по берёзовому бору, она размышляла о том, что ритуалы всегда были для неё страстью. Подруга — подруга вообще их не любила, предпочитая смешивать иномагию с технологиями. Если и делала, то рассчитанные досконально. Друг — о, ритуалистом он был прекрасным, но видели его в деле буквально пару раз, такой уж была его скрытная, загадочная натура. Учитель? Учитель ритуалы «нежно любил», а те «отвечали ответною любовью», хах. Для него ритуалы были скорее родственником. Сестрицей, как она? Не младшею, а старшей, разве что. А для неё — для неё ритуалы были страстным любовником! Алхимия была её третьей рукой, но ритуалы… Она нечасто проводила их. Но каждый раз был таким, что ах и ух!

На земле и в воздухе Сирень оставляла метки двух типов. Один тип — простейший в её системе символов. Жертва. Символ жертвы. Каждая из картин станет жертвой. Этим же символом она уже пометила лбы и животы коматозных людей. Другие метки, неритуальные, выстраивались в дорожку. Пока работала эта программа в компьютере, пока некроизлучение зачищало ноосферу, ставить в ней метки — глупость. Вместо этого Сирень оставляла метки в другом «мире». В «мире», по которому побредут пленники закартинья. Эти метки послужат и для них, и для неё: не хватало ещё лично каждого вести!

Время шло неспешно и неторопливо. Людоедка внутри притихла после неожиданной встречи. Разрушительница — эта предвкушала. Предвкушала, что вся красота вокруг прахом обратится! Она была эстетом — разрушительница. Удивительно, но именно эта сторона Сирени тоньше всего воспринимала гармонию, уникальность и очарование существ, вещей, миров. На контрасте с грядущим уничтожением! И — о, разрушительница была не чужда философии: убивать, дабы уберечь от угасания, загрязнения, уродливого старения и медленной погибели. Запечатлеть лучшее — и забрать существованье, от худшего спася. Постепенное опустошение, загнивание, истлевание — разрушительница испытывала глубокое отвращение к подобному. Быстрая же смерть — упоительная вспышка!

Для закартинья эта философия, где вещи и нельзя было разрушить по-настоящему, где каждая сожжённая доска, каждая растаявшая снежинка, каждый сорванный листок — всё восстановится за сутки… Для закартинья эта философия работала — прекрасно. Нет смысла в вечности. Нет смысла в существовании, которое лишь длится, длится, длится в цикле… Развитие? Здесь нет развития. Тета выполнила свои функции. Уничтожить её — акт милосердия, прекраснейший дар из всех вообразимых.

В конце концов, все умрут. Умрёт и она, Сирень, пред смертью постаравшись дать жизнь чему-то новому. Даже смерть свою она потратит с толком! Нет ничего более сильного в ритуалистике, чем добровольное самопожертвование. О, конечно, даже оно — лишь рычаг, передача, во много раз умножающая приложенную силу, но — самая лучшая, самая мистичная… Сирень никогда не задумывалась, что она бы сотворила, пожертвовав собой. Узнает, когда настанет время. Пока же обойдётся жертвами невинных.

Она шла по траве берёзового бора. Ступала по снегу высокогорья. Шагала по каменной мостовой. По металлическим палубам. По сырой земле. По хлюпающим болотам. Через пески и степи. Сквозь заросли и по воде. Каждую картину Сирень посетила лично. Бродяги испытывали желание вернуться в поселения, а поселенцы — никуда не уходить. Слегка подлечила двадцатку новеньких культистов, алхимией оттянув некреалит из мозга — не из жалости, а чтоб не мешал их контролировать. Одному бродяге помогла с поломанной ногой. Другому — с обморожением. Чуть подумав, подправила психику нескольким, дав надежду на исцеление в дальнейшем.

Сирень (в отличие от подруги и её ученицы) никогда не была адептом этого «выживает сильнейший» и «развитие через естественный отбор». Она не спорила с подругой, но у той были прекрасные шансы понять по многозначительному молчанию. И она перестала донимать этой убогой философией. А потом и сама переросла, став на позицию, близкую Сирениной. А вот подругина ученица — как она? Не зациклилась ли, повзрослела? Узнает, как вернётся.

Сирень полагала не природу, отбор или другие какие глупости хозяевами жизни-смерти и деградации-развитья. Нет, распоряжаться и владеть должны были люди, иномаги… и она. И любой сильный, кто хочет и хотелки подкрепляет — силой. Не была Сирень и адептом культа сила ради силы. Сила — это то, что разделяет жизнь и смерть. Владеть ей — смерти и рожденья покорить. Ранее её прельщала красота смерти, жаркая и быстрая. Сейчас — сейчас она хочет попробовать рождение, но от смерти не отказывается. А сила — сила нужна, чтобы властвовать, владеть. И природой реальности, и своею собственной. Не умереть случайно. Это тоже важно — страховка от внезапной смерти. Если выберет для себя смерть, то будет она подготовленной и закономерной, а не безумной флуктуацией судьбы-метасудьбы!

Она собрала людей в трёх поселениях и оставила на каждом метки, не забыв позаботиться об их временности. Затем отправилась во внутреннее ядро. Как говорится, нам не дано предугадать, когда понадобится парочка диванов! А значит, все диваны, мебель и вообще всё интересненькое будет конфисковано! Следом — техника из ядра-источника, какая показалась интересной. В автономной зоне ей понравились диванчики в холле — обязательно забрать! Что-нибудь ещё?

Прошлась по поселениям, забирая интересную мелочь, принадлежащую не людям, а картинам. Помедлив, вышла во «внешнее пространство», куда отдрейфовала часть картин и не только. По словам Ордо, так произошло из-за каких-то там «граничных несоответствий», и Павлу всего-то нужно было щёлкать в реализаторе кнопочку для разделения мирков, о чём тот периодически забывал, или просто делать паузы меж воплощеньями. Обошла картины и, помимо нескольких скелетов, отыскала парочку живых, но порядком истощённых людей. Ввела в транс, напоила поддерживающим эликсиром, повесила метки и отправила в поселения.

Добралась, наконец, до сиреневого парка, с которого и началось её исследование Полигона. Обратила внимание на несколько исчезнувших сиреней. Не-е-ет, парочка сиреней — это слишком мелко для Сирени-настоящей! Она хочет парк целиком себе забрать! И кое-кому показать, что такое жадность! Кхм. Наверное, не надо говорить, что ей нравится быть жадной и забирать то, что плохо лежит, себе в воображенье. Или Аист уже понял? Как-то неудобно даже… Но парк необходимо эвакуировать отсюда! Ещё не хватало, чтобы её личный парк взорвался вместе с Тетой! Нет, нет и ещё раз нет.

Конечно, загадочное «место», где хранились её вещи, не было воображением, но именно с него всё начиналось: «представь, что забрала вещь, и заставь мир поверить, что она у тебя». Предел того, что вмещает её «воображение» за раз, был не так уж мал. Комната. Дом — с огромным трудом, и извлечь его без потерь — отдельная проблема. Целый парк? Сиреневый парк не был просто парком — с небольшой городок как минимум размером! Как же запихнуть?

После «занимательной экспедиции» по метамиру она освоила совершенно новый трюк. Так почему бы не применить его повторно? Она же Сирень, а значит, правила не писаны, творить чушню — естественное состояние для каждой из Сиреней! Хах, как будто её много. Так, парочка… А может — много? Рассмеялась предположению, а потом смех выбило ударом под дых, как вспомнила об ощущении мультидуши. Нет-нет-нет, в ту сторону больше не полезет! Не совсем с ума сошла!

Метамир нашёлся интуитивно просто. Видимо, один раз дотянувшись до абстракции, она оставила на душе след-вектор-ключ. Чудно. Ну а теперь повращаем этот чёртов парк! Куда? Два, тем более, три направленья разом брать — пожалуй, нет, сама же выбрала без мультидуш, а значит, и без перегруза. Один вектор. Какой? Два варианта: или к тому миру, где её воображенье безгранично, или к тому, где невелик сам парк. Вспомнив о плавно нарушающемся самоподобии парка и всяких там математических играх с «фрактальным сжатием» или как оно там, Сирень выбрала — второе.

Выбрала второе, а получила первое в довесок! Она сдвинулась совсем немного — до условного барьера. За «барьером» находился «мир», в котором любая вещь превращается во всего лишь точку, и воображенье хоть бесконечность точек сохранит. Она бы с радостью продолжила движенье, если бы не завопившая, как глухая банши, интуиция. Там, дальше, искривлялось слишком многое, за барьером её ждало нечто особое, нечто, затрагивающее основание её разума, духа, а то и смещающее душу в метадушевом пространстве! Впервые Сирень столкнулась с тем, что какой-то жалкий переход в иную точку зрения, в иной «мир», заставил — отступить.

Ничего страшного. Достигнутый «периферийный» мир должен был сработать безукоризненно… или нет. Она резко остановилась и вернулась обратно, в нулевой «мир». Какая же она идиотка! А если с сиреневым парком что-нибудь б случилось? Кто вообще проверяет новый трюк на чём-то ценном? Так, где там рядом была бесполезная картинка-городок? Иди сюда, мой милый городок, сестрица Сирень не разорвёт случайно на клочочки… если повезёт.

Сначала она решила, что смещение через метамир уже не пригодится, и сразу шагнула в «уменьшение», как прозвала новый мир про себя. Не тут-то было! Вылез побочный эффект: в воображение запаковывалось «нечто», а не сам городок — это она ожидала, да только «нечто» оказалось маленьким, буквально — настолько маленьким, что забирать не стала, когда дошло, что оно не вместит всей реальности городка. В терминах подругиной реалодинамики в «воображение» помещается «форма», или «сложность», а «реальность» — некая мера существования, к этой форме привязанная, — переходила из актуального состояния в потенциальное. Что-то вроде обычных «прыжков» сквозь ноосферу, но если прыжки напоминали настоящие прыжки — кинетическая энергия превращалась в потенциальную гравитационную, — то здесь вещи будто бы повисали на орбите планеты, пока вниз не толкнёшь — вращаться будут вечность. Вместо планеты — она сама в качестве отталкивателя — канал в бездну, дыры в её душе буквально давили вовне, мешали вещам «упасть» обратно в реальность от какой-нибудь флуктуации. Интересно, когда она умрёт, вокруг будет дождить диванами с тушёнкой? Вот сюрприз кому-то будет!

Так или иначе, «потенциальная реальность» не связывалась с чем-то настолько мелким, во что превращался городок по форме, так же, как нельзя было налить две тонны воды в маленькое ведёрко. Правда, вода не сжимается, а реальностность? Сжимается ли реальностность? Сирень никогда не пробовала. Смысла в этом не было, потому что «степень» реальности таким образом не повысишь: всё равно что сказать, что более плотная материя реальней менее плотной. Ну, может быть, чуток? Итак, сжать реальностность. Замечательно. Нужно выбрать из всех миров-уменьшений тот, в котором сообразно форме сжимается и реальностность.

Подходящее «уменьшение» нашлось после продолжительных странствий по кромке. Отдышавшись, уняв головокружение и подождав, пока пройдут последствия инсульта, бахнувшего в середине поиска и потребовавшего отделить дух от тела посильней, Сирень предприняла попытку номер три. Мучительно долго махина городка загонялась в воображенье и зависла в некоем его отдельном измерении. Сирень дала телу передохнуть: по лбу градом тёк пот, одежду проще было скинуть (что она и сделала), чем очистить. Хах, получилось! Выкуси, подруга, без домена тебе такое никогда не повторить!

— Теперь — обратно, — и махнула рукой скорее из привычки.

Городок вырвался наружу пробкой из бутылки! Ухнуло — ткань реальности заколыхалась от неожиданного прибытка, принимая обратно его вес.

— Ага! — призадумалась Сирень. — А если я сначала чем-нибудь её ослаблю и бахну городом поверх — порвётся?

Не самая лучшая идея. Но очень разрушительная, а потому невероятно соблазнительна! Сирень не удержалась и наскоро разработала простенький ритуал ослабления плотности реальности в области. Сам по себе он был бесполезен — ну разве что как отвлечение для средненьких врагов. Но если совместить с извлечением чего-нибудь большого… так, сколько там всего висит вытолкнутых картин? Почему бы не забрать за пазуху десяточку-другую?

Городок загрузился обратно — повторить было не менее трудно. Ещё бы — такую махину затолкать! На следующем испытуемом, большущем озерце, выяснилось, что есть ещё одно препятствие: уменьшающий мир отказывался уменьшать что-то, кроме городка! Обмозговав немного, Сирень пришла к выводу, что «уменьшение» уникально для каждого нового объекта, и хоть как-то сработает, если два объекта схожи. Искать общее уменьшение для двух разных вещей, по её прикидкам, было слишком сложно. Одно на три или четыре? Да у неё не инсульт — у неё мозги полезут из ушей!

Получается, что «координаты» уменьшающего мира будут как бы ключом для особой кладовки, удерживающей вещь в сжатом состоянии. Ключей она могла хранить сколько угодно, но требовалось привязать их к ассоциациям в памяти. Так и сделала, сформировав своего рода библиотечный каталог. Пока на два десятка ландшафтов, потом — кто знает? Последним добавила сиреневый парк, после чего устало повисла в темноте и провела несколько часов, медленно вращаясь в невесомости и наблюдая за далёкими звёздочками-картинками. Медитативненько.

От безмолвного парения меж звёзд оторвал собственный будильник. Мерзость громко зазвенела в кармане брюк. Рефлекторно раскрошив его на атомы, она вздохнула, молвила в тишину:

— Хорошее место. Я тебя запомню.

Она запоминала. Она-прошлая была предельно аккуратна, и тысячи чудес, миллионы волшебств, миллиарды красот хранились в глубинах разума, многократно дублированные, такие же чёткие, такие же прекрасные, как в тот миг, когда увидела впервые. Иногда она (и она-прошлая-безумица, что характерно, тоже) уходила в эту память, порой на годы застревала в созерцании и наслаждении. А порой — вспоминала, что из этого разрушила, кого убила и насколько сладко это было!

Что бы сказал Аист, узнав об этих фактах? Расскажет ли ему? Она будет откровенной, будет искренней, но будет ли открытой до конца? Не будет. Он поймёт. Это то, что она нашла в нём. Он примет её такой, какой она является. А она — она станет во многом той, кого хотел бы видеть близ себя. Сколько раз она меняла форму, сущность сохраняя? Бывала она и мягкой, и внешне доброй, и нерешительной, и скучной, но подстраиваться под единственного человека — такое будет с ней впервые. Она будет его опорой, а он — её якорем. И бездна не подступится к ним больше никогда.

А затем? Что будет дальше? Глупо предугадывать. Она желала пожить как человек, ну, насколько иномаг её могущества человечность сымитирует. Что извлечёт из этой жизни? К чему придёт? Не кончится ли жизнь вместе с листом? А если правы паникёры — вместе с Древом в целом? Да всё равно! Она хочет жить так, а не иначе — горе тем, кто посмеет помешать!

Звёзды-картины остались позади. Она ступила в зимнюю деревню, улыбнувшись легчайшей тени собственных эмоций, рассеивающейся на снегу. Коснулась разумов людей, погружая в полусон — или, скорее, полуявь? Это не сделало их послушными. Подчинить сотню человек — не дунуть-плюнуть! Подчинить, не сломав, не оставив ни капли инореального, никаких негативных эффектов, — работа для грандмастера сферы разума. Это она. Сирень Вефэа — единственный из первых иномагов, не отказавшийся от выбора, не распылившийся на много сфер. Единственная, кто зашёл столь глубоко.

Она запела. Для каждого — собственная песнь, своя мелодия. Песнь о мечте, песнь о чуде, песнь-зов, манящая, очаровывающая, песнь, за которой добровольно побредут. Могла бы обойтись одной на всех, но это — скучно. Не вызов! Не слишком ли часто создаёт вызовы сама себе? Жить с людьми, взять ученика, решить проблему Теты по-своему, тело в подарок и переселенье душ… Как насчёт следующего вызова? Ей понравилось, как люди реагируют на песни. Что, если научиться петь в реальности? Она же хотела заняться музыкой! Почему бы певицею не стать?

Она манила их, и путеводными звёздами сверкали знаки в «мире» полуяви. Сквозь зиму шли люди навстречу своим мечтаниям, а на самом деле — к другой реальности. Ордо послушно предоставил столько лифтовых кабинок, сколько нужно, чтобы никто не ждал на месте. Не забыла разоблачить их от верхней одежды — помрут от перегрева, а ей потом пред Аистом оправдываться! Следом в берёзовый бор направились обитатели и гости «Тёмного дола», между прочим, очень красивого места… нет, фу, Сирень, ты не будешь забирать себе и этот пейзаж! Что за ненасытность!

Когда к инодвери подошли и последние зачарованные из «Закоулков Парижа», она «сплющила» переход до ровно одной двери, без коридора внутри. Подумав немного, убедилась, что все взяли личные вещи, что никто не поранился и всё такое. Довольно кивнув самой себе, прошла сквозь дверь, не открывая, чтобы не синхронизировать случайно. Время спать!

Улыбнулась, припомнив, как укладывал спать «старший братец» — учитель и сказку на ночь рассказать умел, и что-нибудь весёлое напоследок, оставляя засыпать в светлом настроении. Жаль. Жаль, что не стала светлой, как он надеялся, мысли не скрывая от неё. И речь отнюдь не о цвете кожи… Он считал себя тёмным и хотел бы увидеть в ней кого-то светлого. Он и видел. До самого конца, даже когда она рвала на куски его соратников-некромагов — он обращался к ней как к младшей сестрёнке. Она уступила тогда — не его силе, но его чувствам.

Так и заснула — со светло-грустной улыбкой на губах и мыслью, что учитель неведомым образом дотянулся и сюда, сказку рассказав.

Пробудилась же — с первыми лучами солнца. Вышла во двор и внимательно осмотрела серебряную куклу. Подправила пару символов, добавила защит, укрепила духовную связь, частично взяла куклу под контроль и сделала совместную разминку в два тела, отслеживая нестыковки ощущений и реальности, чтобы идеально откалибровать своё присутствие под реальный мир. Сварила две порции эликсира стойкости — для обоих тел. Поправила алхимические процессы в серебряной кукле и уложила её обратно. И совсем она не нервничает! Всего-то первый ритуал после перерождения, всего-то Сердце зверя-демиурга! Никто бы не нервничал на её месте, вот и она не нервничает, а так — доводит до идеала подготовку!

Сходила и перенесла материал из заброшенного здания во двор, накрыв отвлечением внимания такой силы, что не то что Аист — устройства людские не найдут! Проверила, как там Линда. Линда ждала сигнала. Проверила, как Аист. Аист только что проснулся. Ну что за соня!

— Плохо спал, — ответил он на её вопрос за завтраком. — Давай ты не будешь туда ходить? Мне не по себе. Ты же говорила, что таким занимаются хранители линии?

— Ну а этим занялась я, потому что близка была хранителям листа, — пожала плечами. — Последишь за эвакуацией из первых рядов. Смотри, какая штучка, — достала невзрачный мутно-белый камешек.

— Ничего не чувствую, — отзеркалил пожатие плечами.

— И не должен, — улыбнулась. — Это не иномагия, а волшебство. Магический переговорник, Линда дала вчера. Пора.

— Эй, а доесть? — закономерно возмутился он.

— Спать надо меньше, — несправедливо, на самом деле. Он много раз просыпался от тревоги. Интуиция ему шептала, что всё будет плохо. Будет. Обязательно будет. Но не сегодня, не будь она Сиренью!

Сжала камешек, поднесла ко рту, пока Аист большими глотками допивал кофе, зажёвывая бутербродом с колбасой:

— Доброе утро, Линда. Лагерь готов?

— Доброе утро, Сирень. Ждём гостей.

— Портальчик-то откроете? Я пропущу к себе волшебника.

— Портальчик? Мы думали, что ты сюда…

— Вход только один, — отрезала она. — Перенос невозможен, — чистая правда, между прочим. — Так что с порталом? Что-что, не расслышала? У вас только жалкие артефакты телепорта, а прямые порталы, значит, миф? Хорошо, я так Мерлину и передам, что его открытие — это миф. Да, я с Мерлином знакома. В общем, будет вам сейчас нормальный портал, ждите. Поработаю за магов!

— Всё нормально? — спросил Аист.

— Очередные недоумки, — качнула головой. — Ладно, не совсем. Я тоже оплошала. Держала в голове, что маги умеют порталы провешивать прямые, а Линда думала, что я могу открыть переход в любое место. Так что обе дуры. Пойдём, посмотришь, что такое Сиренины порталы.

— Что-то неприятное? — смягчил он матерное выражение, подсказанное интуицией.

— А то, — довольно ухмыльнулась.

Портал решила ставить прямо перед дверью на Полигон. Сначала сосредоточилась, чётко ухватываясь за кусочек пространства в форме прямоугольного прохода. Затем… снова сосредоточилась, но уже на другом кусочке, в точности скопировав выбранную форму. Внимание раздвоилось: один кусочек здесь, другой — за много-много километров в немецком лесу. Внимание соединилось: два кусочка есть одна часть реальности. Одна вещь.

Единая сущность. Вся, целиком — не только воздух, не только излучение, но и то, что ниже. То, что подруга с учителем называют «ордополем» и что управляет законами физики; и метафизики — частично тоже. Глубже! Глубже лежит непередаваемое нечто, связующее вторичное ордополе, первичное ордополе, всякую активность и всякое существование, задавая ещё не формы, а только — очертания. Ниже! Ниже лежит то, что подруга называет метапознавательной границей. Дальше, дальше! Бездна. Сирень запрещает себе чувствовать её, но, вместе с тем, разрешает охватывать вниманием. Нельзя охватить вниманием бездну. Бездна неопределима. Это парадокс. Она охватывает вниманием парадокс, все цепочки и метацепочки парадоксов.

Распрямляет сознание вглубь щели между реальностями до тех пор, пока не касается чего-то совсем неприкасаемого. Неприкасаемое захватывает тоже. Наконец, охваченное окончательно становится простым. Простым и фундаментальным — это люди, это иномаги, это волшебники так любят усложнять, придумывая системы имён, терминов, какие-то глупые модели. Африканская дикарка, она не усложняла. Она брала то, простое, что лежало перед ней. И в воображение забирала! Хлоп. Реальность трескается беззвучно, но предельно ясно.

— Пустотит? — шепнул дрожащий Аист, прижавшийся к стене.

— Что ты сделала? — испуганная Линда хотела казаться пугающей сама. Хах!

— Ещё делаю, не сбивай, — отрезала и убрала в воображенье связной талисман.

Сосредоточиться повторно. Рана, дырка в реальности, чёрный провал, в котором не осталось ровным счётом ничего, кроме потенциального бытия, — провал, столь похожий на Твердь, на которой покоится Лес Мировых Древ, — един. Един для двух мест, одна трещина, которой безразлично, что о «пространстве» думают людишки. И этим можно пользоваться, как делали на Тете.

Коснуться края раны. «Пустотит» — надо же, названьице! Щель. «Пустота» — неверно тоже, пристало к языку. Дыра, полная бесконечного потенциала. Через какие-нибудь пару миллионов лет дыра испарится — постукивание фотончиков, глюончиков и прочих реальных штучек её заполнит, «активирует». Ну а часть дыры она может активировать сама. В воображении хранится целая тьма обычного пространства. Какое с воздухом, какое — без, какое — с водой или чем-то необычным. На любой вкус!

Обычный воздух. Плотность, может быть, другая. Итак, нужно выбрать часть строго определённого размера, чтобы наложить на рану в ткани реальности. Не обычное совмещение. Не обычное извлечение. Она должна была актуализовать возможность, в некотором роде — воссоздать. Суррогат творения — как алхимия, как вся иномагия вообще. Но ей ли не знать, что граница между настоящим и ненастоящим — такая же иллюзия, такая же ненастоящая, как реальность? Линда должна если не знать, так хотя бы чувствовать то лучше — нереальностница же.

Сирень набрала полные лёгкие воздуха, чуть отвела руки, закрыла глаза. Простейший ритуал — одновременно руки вперёд (прямо в рану), глаза открыть (во тьму), два мира совместить в один (краской по пустому холсту) и выдохнуть громко и уверенно:

— Будь.

Руки прошли насквозь. Глаза видят тенистый лес. Ветер бьёт в лицо — разница давлений. Вперёд — перешагнуть километры сквозь пустотитовую арку.

— Привет, — встретилась взглядом с ошеломлённой Линдой. Позади неё — волшебник судорожно сжимает жезл, тараща на портал гляделки. Ах, как некультурно, как невежливо!

— Привет, — машинально ответила Линда. — Это что такое было?

— Иномагия, познакомься, это Линда, — осклабилась Сирень. — Линда, познакомься, так выглядит иномагия, которая не детский сад. Давай, приходи в себя, приводи в себя встречающих — пять минут, и пойдут первые попаданцы в аномалию. Или мне палкой тебя стукнуть? — вытащила любимый образовательный инструмент учителя. — Нечего зацикливаться на ощущениях через свою сферу. Улетишь, откуда не возвращаются.

— Не надо стукать, — она прикусила губу, чтобы вернуться в реальность. Сирень убрала палку и усилила боль так, что Линда вскрикнула. — Спасибо.

— Пожалуйста. Обожаю делать больно, — усмехнулась. — Четыре с половиной минуты.

Шаг обратно — кожу ветер холодил, лезли волосы в глаза. Ученик скопировал выражение волшебничка по ту сторону.

— Что, интуиция заговорила? — скопировала импульс боли Линды Аисту в сознанье.

— Ай! За что?

— Слушай внимательно, — дёрнуть его вниманье на себя, заодно отдёргивая от инореальных ощущений. Утонет ещё в них — вытягивай потом! — Сейчас я буду толкать сюда людей. Твоя задача — смотреть, чтобы никто не споткнулся и проталкивать их дальше сквозь портал. Там их примут и разместят, — свои слова она дублировала Линде в разум. Пусть скомандует своим помощничкам. — Задача ясна?

— Да, мэм, — отдал честь. Шутит — в порядке, значит. — Разрешите вопрос, мэм?

— Ну? — испытующе прищурилась.

— А если лестницу заменить на что-то без ступенек?

— Вот это мой ученик, — широко улыбнулась. Коснулась «представления» ступеней и «повернула» их в «пространстве взаимного восприятия» реальности и иновещи, превращая в плавный каменный спуск прямиком к арке на противоположной стене. Ширина коридоров особняка — как никогда кстати. — Готов?

— Так точно, мэм! — отразил её улыбку.

— Как там говорится… — коснулась ручки инодвери ладонью, давая сигнал Линде, как раз закончившей организовывать пару магов да десяток иномагов. — Поехали!

Рванула ручку. С ещё одним инореальным «хлопом» произошла синхронизация времён. Реальность Теты и линии Аиста событийно спараллелились. Она поманила столпившихся бродяг и поселенцев одного за другим. На этой стороне сила чарующей песни сходила на нет, но люди продолжали идти по инерции, а Аист подталкивал их в арку. Иномаги Линды подхватывали, накладывая лёгкую дезориентацию (творчески комбинируя отражения и разум). Чёртову дюжину культистов вытолкала первой, не забыв им память замутить.

Это заняло больше двух часов. Сирень устала удивляться про себя, что провести четыре сотни человек — так долго. Нет, несколько раз Линда просила небольшие перерывы, передышку просил и Аист, но… Какие же они люди, всё-таки! У Аиста — нагрузка скорей психологическая, закалённое тело устать от такой мелочи не могло физически. Команда Линды вымоталась так, что Сирень вытащила с десяток восстанавливающих эликсиров и влила их в каждого (злорадно отобрав для Тео самый горький), не забыв спроецировать в их сознанья бодрости поэнергичней. Останавливаться нельзя, реальности синхронизированы, очарованье до завтра не продержится! Ну а то, что она во время перерывчиков успела перетаскать весь материал на ту сторону, в иллюзии закутавшись двухслойные, — это так, «оптимизация временных трат», как подруга выражалась.

Когда всё закончилось (ну, для местных — только началось), Линда поинтересовалась, что теперь с порталом будет.

— Закрою в два этапа, — прочитала в её искусственно бодром разуме огромное желание соединить такими порталами всю Землю. — И не проси! Да, в них нет инореального, это не аномалии. Нет. Я не магистр реалодинамики и экологии пространства, но заканчивается такое — плохо. Поверь моему опыту. Держи, пока не забыла, — извлекла заранее подготовленное. — Одежда, припасы, вода на всякий случай. Ну всё, пока, — махнув рукой, шагнула в особняк. Обернулась. — И, да, Линда. Я иду аномалию взрывать. Если что, — хмыкнула собственному порыву, — с тобой было приятно работать. Живи подольше и Аиста в обиду не давай.

Ответ уже не слушала, погрузившись в ощущения. Продвинутые трюки с пустотитом (вроде того портала прямиком в желудок или пустотитовой одежды) она забыла, но самая основа в памяти засела крепко. Убрать портал на пустоту — несложно и нетрудно. Непривычно. Затратно. Раньше, до того, как вышла из автономной зоны в опасную, до того как поглотила океан морей некроизлучения вплоть до силового равновесья с близью Сердца — не хватало силы. Сейчас силы было столько, что не то что пустотит — гравитацию для Тео отменила так, что сама б и не вернулась! Он, кстати, не такой уж и идиотец, раз нащупал зацепку и вернул притяжение, пока невесомость не прилипла навсегда.

Убрать сам пустотит не вышло идеально. Она не попала извлечённой «сущностью» точно в нишу, оставив тончайший тёмный контур. Ничего, исчезнет за недельку, зарастёт. Мелкие раны сами зарастают, да без шрамов. Хах, забавная мысль, а что, если все эти дома, поля, дороги, города людей считать чем-то вроде шрамов на ткани реальности?

Если представить себе реальность, которая не требует фокусировки, реальность, полностью независимую от наличия наблюдателей, живущих в ней… вроде Теты. Или тех вселенных, что создают левиафаны. Или тех, о которых только слышала, — в конце концов, путешествия подруги заводили порой за пределы не какого-то листа, а даже и… Если представить такую вселенную и представить, что люди в ней исчезнут, то созданное ими, точно эти вот шрамы на ткани реальности, со временем исчезнет тоже, рассосётся. Останется лишь дикая природа, как в начале метавремён, да последние, упорно сопротивляющиеся штукенции из металла или камня… Ох ну и фантазёрка ж ты, Сирень! Прям как те человеческие «фантасты», а?

— Пора, — тихо сказала она Аисту, поворачиваясь к открытому входу на Полигон.

— Ты не хочешь отдохнуть? — столь же тихо, но настойчиво.

— Я не устала, — она чувствовала его тревогу, его страх. Не хотела смотреть в его глаза. — Я не из тех, кто откладывает на потом, — он хотел что-то возразить, но она продолжила: — Знаешь, Аист, у меня всегда было мало близких людей. Подруга да два друга. Я одиночка.

— Я тоже, — ей не нужно было смотреть, чтобы видеть его мысли. Но она закрыла иноглаза. — Будь осторожна, хорошо? Я… я не хочу… а, чёрт, Сирень, ты лучший человек, которого я когда-нибудь встречал! — наверное, у неё глаза стали как у волшебничка, увидавшего пустотитовый портал. Она? Лучший?? Человек??? — Ты честная! Ты не скрываешь, что… не скрываешь всё, что в тебе неправильно, и хочешь стать лучше, — не лучше, а — другой; надолго ли? — Я не хочу тебя терять.

— А я — тебя, — эхом откликнулась она. — И себя бы тоже не хотелось. Я буду осторожна, — но удержала слово «обещаю». Глупо обещать то, что противоречит её сути. Она попытается. Он не понимает, но для неё это — немало. — Дверь больше не откроется с этой стороны, — сделала шаг в проём. Развоплотила иноспуск, указывая, что путь теперь — только обратно, не сюда. — Занеси серебряную куклу внутрь, если пойдёт дождь, — следующую фразу она зачерпнула из доступной пока ноосферы Земли Аиста-Сирени. — Жди меня, и я вернусь.