Моя семья и другие волшебники (джен)

Утро красило нежным светом уныло-серые стены домов, ненадолго превращая их в пасторальные картинки из рекламы. Рассветные косые лучи отражались от окон и заставляли жмуриться старика-молочника, который торопился развести свой товар по адресам, пользуясь быстро тающей ночной прохладой. Вдалеке тренькнул велосипедный звонок почтальона, захлопали двери, послышались вежливые приветствия. Жители Роуз-стрит готовились к новому рабочему дню.

Юлия Владимировна зажмурилась от бьющего в глаза солнца, вдохнула полной грудью и невольно поморщилась. Гадость редкостная этот горьковатый воздух Коукворта. И искреннее спасибо за это заводу, ведь только благодаря этому “благоуханию”, Юлия очень быстро перестала воспринимать окружающую действительность как долгий и нелепый сон. Женщина дождалась почтальона и, с уже ставшей привычной непринуждённостью, обменялась с ним нехитрыми новостями. А затем шаркающей походкой медленно выздоравливающей пациентки направилась в дом, по пути захватив молоко.

— Мама, каша готова, — прокричала с кухни Петуния. — Есть что-то от папы?

— Только перевод. И письмо от сестры Евангелины. Ооо, я обожаю овсяную кашу. Спасибо, детка.

Петуния еле заметно нахмурилась. И это могло в равной степени относиться и к отсутствию письма от мистера Эванса, а также к словам Юлии. Девочка терпеть не могла овсянку и считала её наказанием господним. Они неспешно позавтракали, обсуждая всяческую чепуху, а потом Петуния неловко клюнула женщину в щеку и побежала в школу. На короткое время Юлия оказалась предоставлена сама себе.

После выписки из больницы прошла неделя, за которую Юля не то чтобы полностью привыкла к новому миру или разобралась в нём… Воспоминания о доме и знакомых у неё были, представления о привычках Джулии также сохранились. И это позволяло держаться на плаву, а если Петуния что-то и замечала, то списывала это на последствия сотрясения мозга (хвала святой Лаурентии).

Сам дом Юлии очень не нравился. Он был одновременно стерильно чистым и интерьерно грязным. На стенах, оклеенных обоями в весёленький цветочек, висели редкие семейные фотографии в рамках и множественные непонятные репродукции странных картин. На полочках стояли фигурки, вазочки, статуэтки, редкие книги за авторством популярных английских писателей. По мнению Юлии — бесполезные пылесборники, по разумению Джулии — невероятно красивые вещи, демонстрирующие достаток её семьи. Маленькие комнаты были заставлены обитой вельветом мебелью, глаза слепили хром ручек и глянец столешниц. И ни единой махринки пыли или отпечатка пальцев.

Кухня была самым спокойным местом, однотонно-серая, с чёрно-белым пластиком на полу. Микроволновкой Эвансы так и не обзавелись, но были тостер, миксер и электрическая кофеварка, а также неплохой пузатый холодильник и кружевные занавески на окнах.

Бытовой вопрос не то чтобы напрягал, но всё же вызывал некоторые затруднения. Мыть посуду в тазике Юлия умела, мыться в тазике побольше — тоже. Её не пугали механическая стиральная машина с валиками отжима, угольная плита на кухне и ревущий, словно ракета на взлёте, пылесос. Спасибо за это постсоветскому детству, во время которого Юлия часто жила у бабушки. Где и познала такие прелести деревенской жизни, как туалет на улице и баня раз в неделю. А вот необходимость каждый раз при мытье рук затыкать раковину пробкой и набирать туда воду, раздражала Юлю всё больше и больше. Она с непривычки пару раз едва не обожглась. Женщине также не совсем нравилась английская традиция не переобуваться дома и весь гардероб миссис Эванс. Но хотя бы это, в отличие от водопровода, можно было со временем изменить.

А ещё Юлия наконец-то перестала каждый раз пугаться своего отражения в зеркале и более-менее приноровилась к новым габаритам, ведь Джулия была гораздо мельче. Правда координация всё ещё оставляла желать лучшего, к тому же левая рука была на перевязи, и от любой физической нагрузки женщина очень быстро уставала.

Чтобы обмануть временами бунтующее сознание, Юлия решила немного поплагиатить мисс Марпл и принялась проводить параллели между бывшими знакомыми и новообретёнными. Так у миссис Бронтипью нашлось много схожих черт с Аллой Марковной: несгибаемый характер и добрейшее сердце, которое скрывали сдержанные манеры. И пускай миссис Бронтипью довольно холодно и церемонно извинилась перед Юлией, что не смогла удержать своего питомца на поводке, поведение её говорило об обратном. Соседка не только добровольно заботилась о Петунии, но даже не упомянула о потраченных деньгах. Именно миссис Бронтипью разговаривала со страховым агентом и, не колеблясь, признала свою вину. Как потом выяснилось, обстоятельство, что несчастный случай произошёл из-за клиента ветклиники, существенно повлияло на размер выплаты.

Так что с наличными деньгами у Юлии проблем не было, можно было спокойно выздоравливать. К тому же мистер Итхёртс сообщил, что ему неожиданно помогла жена викария, которая предложила в качестве временной замены оставшуюся без работы машинистку с завода.

Отсутствие у Джулии близких подруг вначале радовало Юлю, но потом стало вызывать некоторое недоумение. Единственным корреспондентом миссис Эванс была уже довольно пожилая сестра Евангелина. Не сказать, что у Джулии были плохо развиты социальные навыки: она легко помнила мельчайшие подробности из жизни соседей, принимала живейшее участие в событиях женского клуба, во время чаепитий могла вести пространные разговоры с кем угодно. А близко с людьми не сходилась, очевидно, не было у неё такой потребности. В отличие от её заместительницы.

Поэтому Юлия с радостью принялась обновлять “старые” связи. И начала с миссис Бронтипью, которую в качестве благодарности угостила своей фирменной шарлоткой с карамельными яблоками. Затем в ход пошли сдобные сахарные рулетики-малютки и, в качестве завершающего удара, усовершенствованные булочки Челси. При этом Юлия не забывала понемногу располагать к себе соседку, благо, что считала себя хорошим слушателем. После очередной беседы, посвящённой истории челсийского фарфора, соседка призналась:

— Я, конечно, знала, что вы отличная хозяйка, миссис Эванс. Но то, что вы можете быть и замечательным собеседником, стало приятным сюрпризом. Хотелось бы как-нибудь обсудить с вами поэзию Йейтса, в тяжёлые времена я черпаю в ней стойкость и смирение. И мне будет приятно, если вы станете обращаться ко мне Агата.

Папа миссис Бронтипью был потомственным военным и звался… Маркусом. Так что, вволю посмеявшись над превратностями судьбы, Юлия время от времени стала называть женщину Агатой Марковной.

Ещё одним приятным откровением стал визит старого Олди, который напомнил одного рабочего сцены своей жизнерадостностью, нелепым внешним видом и любовью травить байки. Олди порадовал Юлию газетным кулёчком с домашними яйцами и невероятной историей о мужской дружбе.

— Вы только представьте себе, миссис Эванс, открываю я дверь, а на пороге друганы мои стоят, а в руках у них клетки с курями. Они втихую скинулись, сколько могли, и купили этих черто… Прощеньица прошу, миссис Эванс. Купили и сами привезли! Немного, конечно, всего десяток, но мне и этого за глаза для начала хватит, тем более что петушок посреди их имеется. Одна куря уже на гнезде сидит. Наседствует, стал быть. Я уж как переживал, что так всё обернулось, так переживал. — Олди даже прослезился из-за тяжёлых воспоминаний. — И вот, принёс вам свежих яичек. Вы уж простите меня, но первую партию я Киппеттам отнёс. Ну, вы же понимаете. Так воот. Я же работяга честный, долги завсегда плачу. Ежели всё хорошо сложится, с божьим благословением, буду вам полдюжины яичек в неделю приносить. А через полгода, глядишь, и приторговывать ими смогу, да со временем долг и выплачу. Ну, храни вас Всевышний, я как услышал, что вы больничку-то попали, так сразу забеспокоился. Вот так и подумал, мол, что за напасть на таких хороших людей напала. Но теперь вижу, что всё у вас благополучно.

Юлия поблагодарила искренне переживающего старика, пожелала ему всяческих благ в нелёгком деле куроразведения и угостила чаем с печеньем. А на прощание передала через него свежеиспечённый мясной пирог для Киппетов. Налаживание близких контактов в Англии дело такое, кулинарно хлопотное. Но с помощью Петунии любые кулинарные подвиги были не страшны.

За прошедшее время Юлия несчётное количество раз искренне благодарила святую Лаурентию, что родители вырастили старшую дочку самостоятельной и домовитой барышней. Девочка трудолюбивой пчёлкой хлопотала в свободное время по хозяйству, без вопросов и капризов помогала матери одеваться-обуваться. Иногда Юлии казалось, что Туни даже нравится за ней ухаживать. Порывшись в памяти, женщина убедилась, что Джулия не была щедра на поцелуи или объятия. Как и на искренние добрые слова. Хотя, что в этом странного. Миссис Придди, вспоминалась уставшей, неулыбчивой женщиной с загнанным выражением лица. А ещё неласковой и отстранённой, совсем как её дочь Джулия. Которая унаследовала или переняла эту особенность.

И по всему выходило, что Петуния таким странным образом добирала материнской ласки. А Юлия в ответ тихо радовалась, что от неё в данный момент требуется такая малость: погладить по голове, поблагодарить, похвалить, искренне поинтересоваться о делах в школе. И не спешила упрекать ныне отсутствующую Джулию, хотя та и оставила ей непростое наследство. Юля понятия не имела, каким образом повела себя она, если бы выросла в откровенных трущобах, была бы не особо образованной сиротой без роду и племени, которая по счастливой случайности вышла замуж за действительно хорошего парня. Поэтому Юлия Владимировна (как бы ей этого не хотелось) надела как виртуальные, так вполне реальные туфли миссис Эванс и пошла по чужой дороге, потихоньку расчищая завалы и радуясь, что хотя бы обувь у неё удобная и красивая. В отличие от одежды. А также тому, что на данный момент семейство Эванс состояло всего из двух человек.

Для начала Юлия попыталась применить свою “магию” и разговорить Петунию. С самого начала девочка добросовестно “напоминала” ей о событиях прошлого. Юлия с интересом всё выслушивала, при этом не только сравнивала рассказ девочки с имеющимися воспоминаниями, но и обращала внимание на те детали, которые привлекли интерес Туни. При этом о младшей сестре девочка не проронила ни слова.

Чем больше Юлия общалась с Петунией, тем отчётливее понимала, насколько этот несчастливый ребёнок. До её мыслей, глобальных мечтаний или каждодневных мелких переживаний родителям не было никакого дела. Оуэн считал, что детьми должна заниматься жена, он был папой-праздником. А Джулия была искренне уверена, что она хорошая мать. А как иначе, ведь дочери сыты, одеты и обуты. А что до прочего, то миссис Эванс даже не подозревала о необходимости разговоров по душам.

А ещё Юлия не понимала причин для материнского недовольства внешностью девочки. На её вкус Туни была довольно симпатичной девочкой-подростком. И очень сильно походила на миссис Эванс, только глаза были отцовскими. Уже сейчас было понятно, что Туни вырастет стройной и изящной, а если подберёт правильную причёску, то лебединая шея станет её главным украшением. Впечатление портило угрюмое выражение лица, но стоило Петунии улыбнуться, как девочка мгновенно преображалась. И Юлия очень радовалась, замечая, что Туни стала улыбаться всё чаще и искреннее.

О возрастной психологии Юлия знала только то, что она существует. Как общаться с девочкой-подростком, чтобы та не превратилась вдруг во взорвавшуюся хлопушку, не имела ни малейшего понятия и с тревогой ожидала возвращение Лили из Хогвартса. В прошедшее Рождество девочки настолько показательно игнорировали друг друга, что просто удивительно, как взрослые Эвансы этого не заметили.

Постепенно Юлия пришла к мысли, что, возможно, ей следует помочь Петунии найти свою мечту, чтобы та перестала завидовать уникальности и исключительности сестры. При всех своих недостатках, с которыми уже ничего нельзя было поделать, Туни была доброй, искренней девочкой, ей нравилось готовить. Как истинная англичанка, она любила сплетничать, при этом интересно рассказывала и делала любопытные замечания об окружающих. А также писала хорошие сочинения по английскому без единой ошибки. Так почему бы не свернуть всё это в правильное русло? Шеф-поваром ей может и не быть. А вот журналисткой в женском журнале?..

Учительница английского языка в школе Петунии была увлекающейся личностью и настояла на выпуске ежеквартального листка с разными новостями. Поэтому Юлия обдумывала, каким образом сподвигнуть девочку на написание для школьной газеты какого-нибудь эссе. Для проверки своей теории.

Пока Петуния была в школе, Юлия пользовалась любой свободной минутой и рылась в шкафах и ящиках, принудительно вызывая у себя недопроснувшиеся воспоминания и заново знакомясь с домом.

Она даже не удержалась и несколько часов посвятила комнате Лили, уделяя особое внимание ящику, в котором лежали вещи с первого курса. Юлия бегло пролистала учебники, чтобы быть в курсе, так сказать. Ну что сказать? Забавно и непонятно. Высокозаумные описания и почти нет картинок. Также Юлия тщательно (профессиональная деформация) рассмотрела старые мантии. К её удивлению, ткань по качеству не особо отличалась от магазинной, швы были ручными, а не машинными. Из самих мантий при желании вполне можно было раскроить прямую школьную юбку для Петунии. Можно было и две, если бы не крупные пятна. Юлия даже затосковала от невозможности у кого-нибудь уточнить, если ли на ткани или самой мантии какие-то охранные заклинания, во что верили некоторые малолетние заказчики. То, что защитных не было, говорило печальное состояние вещей.

Почему практичной миссис Эванс не пришло в голову перешить мантии или дать Лили задание отнести учебники букинисту, память умалчивала. Хотя это была бы такая хорошая возможность сэкономить и выручить для дочери карманные деньги в школу. Возможно, тут сыграло благоговение перед магическими предметами. В этот момент Юлия остро пожалела, что миссис Эванс так и не смогла завести близкие отношения с профессором Спраут. Что ж, придётся решать этот вопрос напрямую с Лили, а то и привлекать Северуса.

Данный персонаж до сих пор оставался в памяти Юлии безликим тощим черноволосым мальчишкой, который бросал на миссис Эванс диковатые взгляды и держался особняком во время поездок в Лондон и обратно. В гостях на Роуз-стрит не появлялся, Лили даже не упоминала его во время своей восторженной трескотни о школе, словно не считала мальчишку своим другом. Или не хотела, чтобы родители знали о её знакомстве с обитателем неблагополучного квартала. Понимание, с кем стоит водиться, а с кем нет, миссис Эванс вбивала в умы дочерей с грацией дятла. Все, кто жили ниже Мертон-стрит, были недостойными внимания личностями, так как не умели себя держать, не следили за своим внешним видом и зарабатывали меньше 50 фунтов в неделю, а то и вовсе не имели постоянного дохода. Пропащие люди, если совсем просто. Семейство Снейпов как раз попадало в эту категорию.

“Как забавно вышло, — подумала Юлия. — Эйлин Снейп презирала магглов за то, что они никчёмные и бесталанные, но ведь и Джулия Эванс точно также отнеслась бы к этой ведьме при встрече. Только понятие никчёмности и бесполезности у неё было другим. Очевидно, нужно будет выдрессировать Петунию не бросаться на Северуса при встрече. Если Эванс не вернётся к концу июня, забирать Лили с Кингс-Кросс будем мы с Туни. И нам понадобиться носильщик или водитель багажной тележки. Мне тяжести таскать нельзя, девчонкам подавно, а до Лондон-Юстон⁽¹⁾ либо идти почти милю, либо на метро добираться. Но что так, что так, носильщик нужен. Причём бесплатный. Поэтому будем отлавливать Снейпа, тем более что нам по пути. Заодно попробую расспросить о магическом мире побольше.”

Придумав себе ещё одну ступеньку для восхождения, Юлия предвкушающе улыбнулась. Не то чтобы она была снейпоманкой (книжный зельевар не вызывал у неё ни капли сочувствия), но разбрасываться даже такими крохами не следовало.

Блаженное состояние было прервано настойчивым стуком. Юлия с кряхтением поднялась и неторопливо направилась ко входной двери, размышляя по дороге, кого могло принести? Для миссис Бронтипью рано, у Туни есть ключ…

На пороге обнаружился курьер, доставивший два конверта на имя мистера Эванса. Один из администрации завода, другой — от муниципалитета. Ничего хорошего подобная официальная доставка с вручением под подпись не сулила.

Похоже, что на дороге из жёлтого кирпича появились первые ямы, внезапно подумалось Юлии. Вот только это были не ямы, а целые провалы.

Пришедшая из школы Петуния сразу заметила изменившееся настроение Юлии. Она по старой памяти ничего не спросила и просто бросала на женщину вопросительные взгляды, ожидая, что её, как раньше, просто поставят перед свершившимся фактом. Но Юля решила, что Туни уже взрослая и имеет право знать. Хватит ей подслушивать в ночи разговоры родителей в попытке самостоятельно понять, как завтра изменится её жизнь.

— Садись, Туни. У меня для тебя две новости. Сразу скажу, что они обе неприятные.

— Плохие?

— Нет, просто неприятные. Решения у них есть, нужно только их найти. И я пока не знаю, как буду их искать, — спокойным голосом, тщательно контролируя интонацию и выражение лица, постаралась успокоить девочку Юлия и протянула Туни первый конверт. — Завод закрыли. И это окончательно. Папе выплатили небольшую неустойку за односторонний разрыв контракта.

Они пишут, что будут рекомендовать его. Это же хорошо? — с надеждой посмотрела на Юлию Туни.

Да. Только кто знает, воспользуется ли новое руководство этими рекомендациями. Вдруг у них уже есть свои специалисты. Надо бы сходить к заместителю Тэда Юниона, возможно ему уже что-то известно через профсоюзные линии. Но, в любом случае, в первую очередь, это забота твоего отца.

Они какое-то время помолчали. Юлия не мешала Туни перечитывать и обдумывать содержание письма. Наконец девочка посмотрела на неё и задала закономерный вопрос:

— Ты напишешь папе?

— Да, и не только об этом. Муниципалитет просит освободить к первому июля дом. Нам нужно искать другое жилье.

— Но как?.. Почему?.. Где?.. — Ошеломлённая Туни забавно хватала воздух ртом и смотрела на неё круглыми глазами испуганного кролика.

— Дома предоставляли работникам фабрики. Раз уж папа теперь там не работает, мы не имеем права больше тут жить. Даже если нам это по карману. По договору между новыми владельцами фабрики и муниципалитетом — нельзя.

— Мама, мамочка — расплакалась Петуния. Юлия протянула руку и потянула девочку на себя. Та послушно встала, подошла к ней и позволила усадить себя на колени.

— Ничего страшного пока не произошло. У нас ещё есть время, у папы есть другая работа. Мы напишем ему письмо и, пока будем ждать ответ, поищем себе на всякий случай новый дом в Куоквоте. Не плач, всё, кроме смерти, решаемо.

Юлия гладила сгорбившуюся девочку по острым выступающим лопаткам и из последних сил сдерживала собственные слёзы. Блаженное отупение первых минут шока сходило на нет. Ей очень сильно хотелось злиться, кричать, но она не имела на это права. Ведь пока что она единственный взрослый в этом доме, который способен и должен решать возникающие проблемы.

— Всё будет хорошо? — прогнуснавила зарёванная Туни.

— Мы с папой постараемся сделать всё возможное для этого, детка, — пообещала Юлия. Хотя не испытывала при этом даже искры уверенности. — Умывайся, пора ужинать. И поскорее, иначе пропустим новости и не увидим кольцо принцессы Анны. Как думаешь, его покажут крупным планом?

Хвала святой Лаурентии, как сильно не была расстроена Петуния, королевская помолвка была уважительной причиной отложить переживания и полюбоваться картинкой чужого, почти сказочного счастья.

* * *

Всех с наступающим! Сбычи мечт и вдохновения музам.

1) Лондон-Юстон, вокзал, где находится конечная остановка железной дороги Лондон-Бирмингем

Вернуться к тексту