Позади дома 84 по Чаринг Кросс Роуд (гет)

Гермиона,

Если друзья по переписке обмениваются подобного рода корреспонденцией, то я наконец-то выяснил, почему у меня нет друзей. Какую пользу можно извлечь из столь тривиальной информации? Я удовлетворю Ваше любопытство, ответив на эти дурацкие вопросы, но только лишь потому, что Вы были нетрезвы, когда задавали их. Полагаю, к тому времени, как Вы получите мое послание, Ваше состояние изменится к лучшему.

Я предпочитаю Огденское, но если вынужден пить вино — пью красное.

Художественная литература ─ пустая трата времени. Поэтому ─ нет.

Триллер или комедия ─ в каком смысле? Пьесы? Поскольку я ни разу не был в театре, у меня нет предпочтений.

Я действительно зельевар, и знаю, что Вы управляете книжным магазином.

Развлечься. Что за странное словцо. Не думаю, что я «развлекаюсь».

Мне нравится экспериментировать. Ничто не приносит такого удовлетворения, как появление на свет зелья, которое никогда еще никто не варил и, возможно, никогда не повторит за мной.

В список вещей, приятных мне, также входят бокал хорошего бренди в дождливую ночь и жаркий огонь в камине. Иногда, если есть настроение, к этому добавляется сигара. Присовокупите одну из моих научных книг, особенно если это долгожданная книга, и я буду почти доволен.

Это то, что Вы подразумеваете под развлечениями?

Мое детство закончилось слишком давно и было слишком коротким для того, чтобы лелеять какие-либо мечты. К тринадцати годам мой выбор жизненного пути был уже сделан, и обходные варианты не рассматривались.

Нужно ли Вам антипохмельное зелье, чтобы держать его под рукой?

Неизменно Ваш,

Саймон,

Хоть зельеварение и не стало моей профессией, я вполне способна сама сварить полный котел антипохмельного зелья... Или забежать к аптекарю рано утром, до начала рабочего дня.

Что касается корреспонденции подобного рода между друзьями, боюсь, что в Вашем случае я не совсем уверена. Видите ли, все мои остальные адресаты ─ люди, с которыми я познакомилась лично прежде, чем вступить в переписку. Нам не нужно было задавать друг другу вопросы, обычные для тех, кто только начинает общаться друг с другом, ведь ответы-то уже известны.

Вы, мой друг, напротив ─ практически чистый лист для меня. Я почти ничего не знаю о Вас, кроме двух фактов: Вы можете рассмешить меня, а следующим же предложением разбудить во мне желание выдрать все волосы сначала у себя на голове, а потом и у Вас. Из Ваших предыдущих писем я поняла: Вы не принадлежите к тому типу людей, что готовы открыться любому. Я не хочу совать свой нос в Ваши личные дела, − и не стесняйтесь прямо указывать мне на излишнюю любознательность, являющуюся моей природной чертой, − поэтому остаются лишь несущественные вопросы, которые люди обычно задают при первом знакомстве.

Например, я вообще-то не употребляю алкоголь, но уж если пью, то предпочитаю что-нибудь с фруктовыми нотками. Первая и единственная моя дегустация Огденского закончилась тем, что большая часть проглоченного была выплюнута, а чувствительность к моему языку вернулась только через десять минут. Возможно, Вы заметили, что я становлюсь болтливой, когда выпью слишком много, и это − главная причина того, что я стараюсь не пить с незнакомцами.

Я прочту любую книгу, оказавшуюся передо мной, но питаю особую склонность к литературе романтической. Мне так и представляется, как Вы усмехаетесь, прочитав предыдущую фразу. Вероятно, Вам совсем неинтересно, какое выражение лица сейчас у меня.

Касаемо того, что я подразумеваю под развлечениями — думаю, сюда можно отнести все, приносящее удовольствие. Даже если это подразумевает отличный бренди, хорошую сигару и книжку поинтересней. Замените бренди на чашку какао, а сигару на ванну с пеной, и вот Вам один из моих излюбленных способов провести вечер. Я бы предложила Вам попробовать, но Вы не похожи на любителя полежать в пенной ванне.

В Вашей жизни все еще нет места обходным вариантам? Или это один из тех вопросов, которые я не должна задавать?

Гермиона,

Вы ошиблись. Я не усмехнулся.

Я вздохнул.

Каждая женщина, — многие из них гораздо, гораздо старше Вас, — похоже, имеет склонность к романтическому вымыслу. Это приводит меня в недоумение.

Неужели все женщины так сильно стремятся — в некоторых случаях я бы даже сказал «отчаянно» — сделать себя рабой какого-то мужчины? Рожать ему детей, готовить для них всех и убираться с утра до вечера? Я знаю несчетное количество блестящих умов, отправившихся по этому пути, потому что они думают (или их заставили думать), что их жизнь должна быть именно такой.

Вы не упомянули Вашу связь — должен ли я называть это так? — с одним из одноклассников. В течение достаточно долгого времени общество считает, что Ваш роман закончится свадьбой. Вы уже Уизли во всем, кроме фамилии, Гермиона?

Что я знаю про Молли Уизли, так это то, что она прекрасная жена и мать. Окончила Хогвартс, связала свою жизнь с Артуром и провела остаток своей жизни, рожая одного ребенка за другим. Найдутся те, кто скажет, что она счастлива такой судьбой. Я не знаю, ведь у меня никогда не было возможности спросить ее об этом.

У Вас есть.

Перед тем, как броситься в священную западню брака, убедитесь, этого ли Вы хотите.

Что до обходных путей, то моя дорога теперь только моя. Поэтому в обход я пойду или прямо, зависит только от меня. В случае, если Вы еще не догадались, я не женат и никогда не был.

Я не чистый лист, просто закрытая книга. Та, которой не все равно, кто ее читает. До сих пор Ваши вопросы не касались чего-то слишком личного и не были чересчур навязчивыми. Если же они станут таковыми, вы не получите ответа.

И нет, я не из тех, кто принимает ванную с пеной. Вы бы предпочли пузырьки соли? Если так, я попытаюсь разработать подходящий состав, поскольку мое антипохмельное зелье Вы отвергли.

Неизменно Ваш,

Саймон,

Романтика подразумевает много больше, чем вступление в брак и пожизненное рабство. Я думаю, что если Вы когда-нибудь взглянете хотя бы на один так называемый «женский роман», то обнаружите, что большинство подобной литературы основное внимание уделяет развитию отношений, любовных отношений, если хотите, а не тому, что происходит в следующие десять лет после того, как прозвучали брачные обеты. Мы читаем их, чтобы убежать от реальности, получить возможность представить себя на месте героини, вообразить, что за нами ухаживает, нас соблазняет мужчина нашей мечты. На несколько часов мы становимся остроумными, привлекательными и желанными, и на следующий день нам чуть-чуть легче противостоять суровой правде реального мира.

Молли Уизли удивительная женщина, жена и мать, и поскольку Вы не знакомы с ней лично, мне несколько некомфортно продолжать обсуждать ее с Вами.

После такого резкого осуждения семейной жизни я должна бы сообщить, что вполне счастлива в замужестве, и оказать Вам честь первому поздравить меня с предстоящим появлением на свет Уизли-младшего.

Однако, я, напротив, довожу до Вашего сведения, что в настоящее время не состою в романтических отношениях ни с кем, в том числе и ни с Рональдом Уизли, которого, если не возражаете, я предпочла бы не обсуждать сейчас; но если бы и состояла, можете быть уверены, что я не стала бы рабой ни для какого из мужчин. Если вообще найдется тот, с кем я хотела бы провести остаток моей жизни. Это не значит, что я не буду готовить для него, если мне вдруг захочется сделать это (а он будет готов рискнуть жизнью, съев все, что бы я ни подала ему). Это не значит, что я не буду убираться: я предпочитаю чистоту и порядок в доме, и буду убираться для моего собственного спокойствия. Но у меня есть ответные требования: вытирать ноги, заходя в дом, не беспокоить меня, когда я читаю, и…

И я уверена, что Вам не захочется читать этот список до конца, настолько он длинный.

Вы когда-нибудь принимали ванну с пеной? Если нет, то откуда Вы знаете, что Вам это не понравилось бы? Смею предложить Вам выделить час времени как-нибудь вечером и попробовать; только не забудьте сначала защитить Вашу книгу от воды.

Вы уже разбаловали меня туалетной водой и солью для ванн, так что я должна бы сказать Вам, что не стоит возиться с пеной. Но я не буду делать этого, поскольку в последнее время чувствую себя донельзя жадной.

Кстати, о ваннах: у меня свидание с хорошей книгой и горячей ванной, а посему на этом письмо придется закончить.

Гермиона

Гермиона,

Ваша чертова пена для ванной сегодня взорвалась и испортила три зелья в моей лаборатории, юная леди. Излишне говорить, что она еще не совсем готова, а я еще не выжил из ума, чтобы искупаться в ней.

Из всего, что Вы сообщили мне в своих письмах, я делаю простой вывод: Вы безнадежный романтик. Должен предупредить Вас, что во мне романтики нет ни капли.

В свое время я пролистал пару романтических историй, и ситуации, описанные в них авторами, были абсолютно нереалистичны. Вздымающиеся груди героинь, герои, которые, задыхаясь, прибывают в самый последний момент, чтобы предотвратить любые бедствия (иногда автор переиначивает сюжет, и в роли спасателя выступает героиня), истинная любовь и вечное счастье (иногда задерживающееся вследствие трагического недоразумения)… таков был стандартный рецепт для приготовления подобного творения последний раз, когда я обращал на них внимание. Что-нибудь изменилось с тех пор?

Я тянул с ответом, сколько было возможно, потому что не хочу положить конец нашей дружбе. Предупреждаю еще раз: я не романтик. Я прочел постскриптум Вашего письма бессчетное количество раз, и я не поддразниваю Вас. Чтобы между нами не было никакого недопонимания, Вам необходимо знать следующее: мне абсолютно все равно, счастливы Вы в браке или нет. Вы, насколько я понимаю, обладаете кое-чем исключительно редким для Вашего возраста, да и вообще для нынешнего времени: интеллектом. Мне просто не хочется видеть, как Вы растрачиваете его попусту.

Неизменно Ваш,

Саймон

Гермиона,

В предыдущих письмах Вы упомянули кое-что, оставленное мной без комментариев. Я хочу вернуться к этому сейчас.

Вы говорите, что понимаете: во мне отсутствует романтизм, и что это не имеет значения. Вы также говорите, что предпочитаете «суровую правду». Вот она.

Мне сорок лет. Достаточно стар, чтобы быть вашим отцом, недостаточно стар, чтобы быть вашим дедом. По моему возрасту Вы наверняка понимаете, что я был жив во время первого возвышения Темного Лорда, так что отнеситесь серьезно к моим словам.

Я позволил Вам поверить, что не знаком с Молли Уизли. На самом деле, какое-то время я общался с ней, но не вторгался в ее личную жизнь, и не спрашивал, довольна ли Молли своей судьбой. Миссис Уизли была выдающейся ведьмой, которая, на мой взгляд, впустую растратила свою жизнь на воспитание выводка детей, унаследовавших легкомысленность своего отца. Разве Вы не замечали, как легко дается ей волшебство? Как она управляется со всем этим сумасшедшим домом, который называет своей семьей?

Насколько я знаю, от руки Молли погибла Беллатрикс Лестрейндж. Фаворитка Темного Лорда. Одна из самых сильных его солдат.

Уже только по одному этому случаю должны были Вы понять: с Молли шутки плохи. Чего она могла бы добиться, что совершить, если бы на ее талии не был так туго затянут фартук?

Вы писали, что пытаетесь предупредить людей, что «это» может произойти снова. Человечество обречено повторять свои ошибки. Возможно, существовал маг, который мог бы предотвратить террор, устроенный Темным Лордом.

Дамблдор.

Именно он привел Тома Риддла в Хогвартс. Наблюдал, как растет его мощь. Если кто и мог заметить склонность будущего Темного Лорда к злу, так это Дамблдор.

Мне пришлось прерваться и пройтись по комнате, прежде чем я решился заверить Вас в этом. Я знал Дамблдора. Не так хорошо, как думал; и это становилось тем очевиднее, чем дольше длилось наше знакомство.

Многие называют его «величайшим магом». Я зову его «великий манипулятор», потому что именно им он был.

Люди для него были не «людьми», а пешками, должными идти тогда, когда это было ему необходимо, туда, где он нуждался в них для борьбы с Темным Лордом. Пешкам не позволялось знать «слишком много». Знанием же с ними делились редко и весьма неохотно.

Как много жизней было пущено в расход, потому что великий и мудрый Дамблдор уже наметил план и не хотел, чтобы одна из его шахматных фигур нарушила баланс? Я говорю об этом неохотно, потому что и в лучшей своей ипостаси я — хладнокровный подонок. Но даже я был потрясен некоторыми его уловками.

Его сердце было не просто холодным. Оно было каменным. Просто должно было быть.

Теперь Вы знаете, почему я предупреждал Вас. Я не романтик, никогда им не был и не буду. Жизнь слишком коротка для мечты, если твоя единственная награда − кошмары.

Саймон

Саймон,

Возможно, меня еще не было на свете во время первого возвышения Сами-Знаете-Кого, но я отлично осведомлена о разрушениях, последовавших за его возвращением. Я была свидетельницей того, как Молли Уизли − милая, добрая Молли Уизли — произнесла Непростительное, собрав ненависть и тьму в своем сердце, чтобы осуществить самое бесповоротное из всех проклятий. Я была там в ночь, когда она потеряла своего сына. Я была там в ночь, когда Колин Криви, Ремус Люпин, профессор Снейп и многие другие погибли из-за сумасшедшего и его последователей. Мне было восемнадцать лет, я боролась за свою жизнь против ведьм и магов, которые овладели Темной магией еще до моего рождения, и с кем я вряд ли могла сравниться в мастерстве. Мне чрезвычайно повезло, что я не погибла в ту ночь.

Вы говорите о шахматных фигурах Дамблдора; я была одной из них. Может быть, не пешкой: подозреваю, что я была слишком ценна, чтобы принести меня в жертву слишком рано; Гарри нужна была моя непоколебимость для выполнения порученного ему задания. Думаю, я была ладьей. Да, это, кажется, подходит. Но я не питаю никаких иллюзий относительно того, что в момент, когда я перестала бы приносить пользу, в тот самый момент, когда я больше не была бы необходима для осуществления великого плана Дамблдора, я была бы отдана на волю судьбы. Вы хоть представляете, какие меры были предприняты для охраны моей маггловской семьи? Для охраны беззащитных родителей грязнокровной подружки Гарри Поттера?

Ничего не было сделано. Вообще ничего. Мне пришлось самой заняться этим, защитить их единственным способом, какой я смогла придумать, и теперь они ненавидят меня за то, что я с ними сотворила.

Но они все еще живы, в то время, когда многие другие мертвы. Поэтому я считаю, что моя жертва не напрасна.

Я считаю, что заслужила право мечтать, если захочется. Если это поможет мне провести еще одну ночь, не просыпаясь от собственного крика, не видеть снова и снова, как умирает человек, а я ничем не могу помочь ему, не способна спасти его, и лишь тихо плачу и сглатываю горечь, скопившуюся в горле.

А что делали Вы, Саймон? Вы говорите о его первом возвышении, но где Вы были, когда он возродился? Вы называете его Темный Лорд. Это привычка его последователей. Это то, что Вам хотелось бы увидеть в будущем, мой друг. Другие, может, и не пропустили бы подобное высказывание мимо ушей; к счастью, Вы состоите в переписке с «романтической» Поллианной, так? Прочитав Ваши слова о Дамблдоре, я склонна полагать, что Вы были посвящены в некоторые из его планов в тот или иной момент. Каким бы манипулятором директор ни был, сомневаюсь, что он поделился бы такой информацией с кем-то, кому не доверял. Только поэтому я пишу Вам сейчас.

Ужин с Пибоди был довольно удачным. Я не только смогла приобрести еще одну книгу для Вас, что само по себе является подвигом; мне удалось озадачить моего собеседника, упомянув Ваше имя. Я пыталась отвлечь его от вопросов касательно моих последующих планов на вечер, и, боюсь, ляпнула первое, что пришло на ум. Полагаю, я должна извиниться за это.

Кажется, он и не догадывается, кто Вы, или откуда Вы можете знать его. Сначала я предположила, что Вы были приятелями с его покойным дедушкой и никогда не встречались с младшим Пибоди. Но тут прибыло Ваше письмо, а с ним и ночные кошмары, и неожиданно у меня появилось много свободного времени, чтобы ночной порой смотреть на потолок и думать.

Кто Вы, Саймон?

Я могу сказать Вам, кем Вы не являетесь. Вы не сорокалетний зельевар Саймон Сопороус. Я проверяла. Среди зельеваров есть один Сопороус, но он слишком стар, чтобы быть Вами, судя по Вашим непрестанным напоминаниям.

Возможно, Вы его внук, пытающийся заработать на жизнь и вынужденный использовать имя и репутацию своего родственника, чтобы завоевать место на рынке?

Или у Вас есть другая причина, чтобы прятаться за чужим именем?

Просто ответьте мне на один вопрос, Саймон, дайте мне увидеть это на бумаге, чтобы я успокоилась и решила, как быть дальше.

Я сделала то, что сделала в ту ночь, для Гарри. Не для магического мира, не для Дамблдора, а для Гарри, Рона и себя, чтобы положить конец опустошению и смерти, прежде чем я не выдержала бы и сломалась.

Когда Волдеморт пал, на чьей стороне Вы были? Его, Дамблдора, или своей собственной?

Гермиона,

Вы спрашиваете, кто я?

На чьей «стороне» я был?

Это не так просто.

Печальная истина состоит в том, что... Я больше уже ни в чем не уверен.

В молодости я принял Метку Темного Лорда. Мой повелитель уничтожил единственное, что я когда-либо любил, и от меня осталась лишь пустая оболочка.

Дамблдор взял эту оболочку и наполнил ее своим замыслом. Этот замысел был ужасен по сути своей. Мне он открылся лишь в самом конце.

Моя задача завершена. Дамблдор мертв. Темный Лорд мертв. А я снова пустая оболочка.

Кто я?

Я Саймон.

Сорокалетний зельевар, который просто хочет спокойно прожить остаток своих дней.

Неизменно Ваш,

Ах, Саймон,

Вы так напоминаете мне одного человека, безвозвратно ушедшего несколько лет назад. Слишком сильно напоминаете.

Я должна бы поступить определенным образом с информацией, которая не так давно стала мне известна, но ради жертвы, принесенной вышеуказанным человеком, я не стану делать этого. До тех пор, пока у меня не появятся основания сожалеть о своем решении.

Надеюсь, Вы понимаете, что я пытаюсь сказать; я обнаружила, что тонкость не является моей сильной чертой. Если нет, или если я ошибаюсь, во всем этом нет смысла, но если я права...

Невзирая на все вышесказанное, Вы − Саймон. Сорокалетний зельевар. И мой друг.