Unfinished bussines/ Неоконченное дело (гет)

Однажды ночью, когда Гермиона пулей неслась по коридору третьего этажа и уже почти поздравила себя с тем, что добралась до подземелий незамеченной, прямо перед ней, с глухим хлопком выбравшись из стены, появился Сэр Николас.

— Вот вы где, мисс Гермиона, — объявил он своим рокочущим голосом, и Гермиона, на миг прикрыв глаза, проглотила слова, за которые бы мама ее точно по голове не погладила. Спрятав сложенный кусочек пергамента в рукав мантии, Гермиона поприветствовала Почти Безголового Ника.

— Добрый вечер, Сэр Николас, — сказала она вежливо.

Но не обратив на эти слова внимания, Ник взял ее под руку и с изрядным энтузиазмом принялся рассказывать Гермионе, как чудно они проведут время, если этой ночь пойдут на поло Безголовых. Соперники, по всей видимости, будут из Монголии, а они известны своим виртуозным умением обращаться с головами. Ник принялся посвящать Гермиону в тонкости обмена столь своеобразными мячами, и она была благодарна за то, что у нее больше нет желудка, который могло бы вывернуть.

И размышляя о том, что сменить тему разговора — затея безнадежная, Гермиона заметила в боковом коридоре удаляющуюся Плаксу Миртл — ее выдало мерцание спектральной оболочки. Гермиона крикнула что есть мочи:

— Миртл, давай сюда! Ник только что рассказал мне очаровательную историю! — лгала она без зазрения совести.

В этом году самой большой неожиданностью стала неуклонно растущая популярность туалетной комнаты Плаксы Миртл. Та стычка с bête noir из детства поразительно подействовала на уверенность Миртл; и как феникс Дамблдора возрождался из пепла к новой жизни, так возродилась к новой жизни и она, превратившись в «телефон доверия» Хогвартса. Девушки, от любовных неурядиц почти потерявшие рассудок, обнаружили, что Миртл рада выслушать их проблемы — чем печальнее, тем лучше — и они поверяли ей свои сердца всем гуртом. Советы, которые давала Миртл, чаще всего оказывались легкомысленными и бесполезными, но ее симпатия и сочувствие были искренни, и девушки уходили от Миртл с легким сердцем.

Поэтому привидение, подлетевшее к Нику и Гермионе, было уже не тем жалким ничтожеством последней половины столетья. Миртл чуть покраснела, когда Ник поприветствовал ее, и, запыхавшись, застенчиво ответила, а потом захихикала; этот смех всегда заставлял Гермиону вздрагивать.

— Ник только что поведал мне о Монгольских мучителях, — сказала Гермиона Миртл с притворным восторгом. — Ведь так, Ник? Расскажи же и Миртл об этом.

— Конечно, — ответил Ник и чуть выпятил грудь, когда Миртл посмотрела на него сквозь темные очки с толстыми стеклами.

Гермиона изо всех сил делала вид, что восхищенно слушает рассказ Ника, и потихоньку пятилась от парочки вниз по коридору. К ее удовольствию, ни Миртл, ни Ник, казалось, не замечали того, что Гермиона молчит — Ник соловьем разливался, расписывая все нюансы игры.

«На самом-то деле, — подумала Гермиона, — я на голову могу встать — они все равно не заметят».

— Ох, звучит просто восхитительно, — преувеличенно восторженно щебетала Миртл, а потом стыдливо опустила голову. — Я раньше почти ничего не понимала в этой игре, Сэр Николас. Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь столь умный, как вы, учил меня!

И Миртл рассмеялась звонко-звонко, как колокольчик, но, казалось, Ника это не раздражало — от оказанного внимания он был вне себя от радости.

— У меня появилась великолепная идея, — вмешалась Гермиона, почувствовав, куда ветер дует. — Ник, почему бы тебе вместо меня не пригласить сегодня Миртл?

И щеки Миртл вновь окрасились серебром, а Ник что-то неубедительно бормотал о слове джентльмена, но Гермиона отмахнулась от его возражений, заявив, что ей нужно обсудить статью в новом выпуске «Зелий» с профессором Снейпом. В конце концов Гермионе удалось убедить Ника. Он поклонился ей на прощание и выразил надежду, что она не сильно расстроится, если пропустит столь восхитительную игру, а Миртл завизжала от восторга и, взяв Ника под руку, залилась серебром с головы до пят.

Гермиона не сомневалась, что сможет пережить разочарование. И даже не пыталась сдержать вздох облегчения, когда парочка привидений, обсуждающая странную привычку мисс Грейнджер так много общаться с живыми, почти скрылась из виду. Гермиона не была уверена, что общение с живыми обитателями замка такое же странное занятие, как наблюдение за толпой мертвых мужчин, пререкающихся над отрезанной головой, но даже если и так, она была готова жить с этим. Или не жить с этим. Как бы то ни было.

Махнув рукой, Гермиона решила, что хватит с нее игры в слова, и полетела в подземелья. Она не солгала насчет обсуждения статьи, но это было не к спеху. Сначала требовалось кое-что закончить. Гермиона на собственном опыте знала, что разговор со Снейпом — это попытка приласкать полуприрученного книззла. Тут не угадаешь, когда он соберется тебя укусить.

Странно, но так же неожиданно развивались ее отношения с Гарри и Роном. Письмо, которое было бережно спрятано в рукаве, она написала накануне вечером в ответ на послание Гарри, пришедшее в начале недели. Он редко писал ей — министерская программа обучения авроров не оставляла ему ни минутки свободного времени.

И расстояние, которое разделяло их, не говоря уже о спектральной сущности Гермионы, привнесло в переписку некоторую сдержанность. Гарри, как всегда, был немногословен и ни разу не упомянул про трудности, с которыми пришлось столкнуться, но Гермиона знала его достаточно — она читала между строк и понимала, как тяжело ему приходится. Он не писал ничего о личной жизни, если даже она и была; Гарри не доверил бы бумаге то, что могло быть использовано против него или против Ордена. Даже вопросы, которые он задавал ей в письме об особенностях малоизвестных зелий и о последних обзорах чар и заклинаний, звучали как-то между прочим, но вместе с тем были дотошными и точными, хотя пока совершенно непонятными оставались условия, при которых предполагалось эти зелья и заклинания использовать.

А Рон... Рон все отдалялся, и Гермиона берегла каждый листок, который он посылал ей, с тех пор как не стало в ней уверенности — напишет ли он в следующий раз. Эти письма лишились былой откровенности, пропали перечеркнутые ругательства; послания Рона стали такими неопределенными, такими вежливыми, что походили на обязательные письма тетушке — старой деве, которая привыкла посылать тебе одежду, что вышла из моды и каждый раз оказывается слишком мала. И Гермиона отвечала тем же — вежливые послания, почти никаких новостей и ничего, что можно было бы обсудить. Иногда она думала, что, в конце концов, нужно прекратить эту переписку совсем, хватит поддерживать мучительную и окончательную отчужденность. Ничего тут нет такого, что они стали отдаляться друг от друга, когда Рон уехал из Хогвартса. Наверное, это бы случилось так и так, несмотря на ее смерть, но она оплакивала потерянную дружбу так же, как он однажды оплакивал ее.

В таких вот растрепанных чувствах Гермиона спустилась в подземелья и нашла их совершенно пустыми. В классе Снейпа, как и в кабинете, было мрачно и тихо. Гермиона даже решилась проверить его закрытое хранилище, но Снейпа не было и там.

Как они и договаривались, Гермиона оставила письмо на углу стола. Тем утром, пару месяцев назад, как и ожидалось, Снейп не на шутку разозлился, когда услышал ее нахальное просьбу — использовать его ворона как почтовую сову. Гермиона попыталась объяснить Северусу, что все совы, кажется, относятся к ней несколько неприязненно, только Снейп не очень-то проникся, но в конце концов Гермиона договорилась с ним об уступке. Она будет оставлять письма на краю стола, и, если у Снейпа не будет других поручений для Эдгара, он позволит ворону доставить послание Гермионы.

— Эдгар? — у Гермионы от удивления даже дух перехватило. — Вы назвали ворона Эдгар?

— Нет, не я — он мне с этим именем достался, и я никогда не пытался придумать ему другое. И да, мисс Грейнджер, я достаточно знаком с магловской литературой для того, чтобы сообразить, почему ворона так зовут.

Когда Гермиона сделала все, что задумала, она, к счастью свободная от общественно полезных обязанностей, принялась бродить по классной комнате и кабинету Снейпа, разглядывая образцы в банках. Будучи ученицей, Гермиона часто задавалась вопросом, откуда Снейп их взял, но как-то раз в разговоре с директором он случайно обмолвился, что они достались ему в наследство от предшественника, и ей ничего не оставалось, как поверить. Только Гермиона не могла представить никого, кто специально бы обзавелся мертвыми существами в склянках, но это было по крайней мере разумнее, чем собирать карточки волшебников из шоколадных лягушек.

Почти кромешная темнота подземелий не мешала Гермионе — она всматривалась в мириады стеклянных контейнеров. Вот, по всей видимости, заформалиненные кусачьи феи и муховертки с давно истекшим сроком годности, а эти существа — вообще загадка из загадок, но выглядят достаточно занятными, чтобы поразмышлять, кем были они до встречи с постыдным последним местом упокоения.

Когда она просмотрела добрую половину банок в кабинете Снейпа, Гермиона заметила, что вдоль края глухой стены мерцает свет. Человеческие глаза не увидели бы этого, но привидения не были ограничены привычным для людей спектром, и глаза Гермионы, или те ее органы чувств, которые заменяли зрение, заметили щель. Со временем во всяком здании появляются трещины, но эта не была на такую похожа.

Гермиона чуть не забыла, что нужно стать невидимой, перед тем как пройти сквозь потайную дверь. По другую сторону обнаружился короткий коридор, который почти сразу сужался и раздваивался. Мелькнула мысль о том, как обрадовались бы Гарри и Рон, узнав о еще одном секретном ходе в замке. Сначала Гермиона отправилась на разведку в тот проход, который выглядел более старым, он заканчивался тупиком, но там, в массивной стене, была узкая щель. Со стороны прохода брешь прикрывал тяжелый гобелен, но Гермиона услышала приглушенные голоса учеников, и быстрый взгляд сквозь плотную ткань подтвердил — она нашла гостиную Слизерина. Было уже поздно, и только три старшекурсника обсуждали, что они будут делать на каникулах невнятными, сонными голосами, поминутно зевая.

Гермиона вернулась назад, до развилки, и тихонько скользнула в следующий проход, он открывался в большую комнату. И она почти сразу поняла, что это личная рабочая комната Снейпа, не только потому что на стене аккуратными рядами висели профессиональные котлы, но и потому, что на столе лежали книги, свитки, перья и другие мелочи, которые почти болезненно оберегающий свою личную жизнь профессор никогда бы не оставил на обозрение ученикам.

Гермиона представила весы, где на одной чаше — уважение к частной жизни, а на другой — любопытство, и в довесок к любопытству принялась оправдывать себя тем, что она Мерлин знает сколько часов провела в подземельях, скребком очищая котлы и смывая следы неудачно приготовленных зелий с потолка. Договорившись с собой, она наконец подплыла ближе к столу. Среди бумаг, чернильниц и книг возвышалась тяжелая деревянная подставка, покрытая плотной тканью. Как на подушке, там покоились два стекла, а меж ними был зажат ветхий, потрепанный лист пергамента. Гермиона тотчас узнала его — это был свиток, который Снейп извлек из старинного, потускневшего футляра однажды ночью, когда она, невидимая, наблюдала за ним сверху.

Возле подставки лежала стопка заметок, написанных знакомым небрежным почерком Северуса Снейпа, на полях и меж строк другими чернилами — примечания к собственному переводу. Не замечая больше ничего вокруг, Гермиона уселась в кресло и начала читать, завороженная той тайной, что раскрывалась перед ней.

Текст оказался шифрованным, и хотя он был на латыни, а Гермиона вполне сносно владела языком, она знала, что не справится. Но, к счастью, она нашла в записях Снейпа и латинский текст, и перевод на английский. Часы летели, а она и не замечала, сосредоточенно изучая записи, хмыкая порой, когда неровный почерк выдавал недовольство и раздражение профессора.

Дочитав до конца, Гермиона оказалась одновременно заинтересованной донельзя и сбитой с толку. Тот, кто писал это, ни разу не назвал себя, но потратил бездну чернил и времени, пытаясь зашифровать то, что, вполне возможно, было самой скучной историей жизни, которую Гермиона имела несчастье читать. Но среди этой пустой болтовни то тут, то там встречались упоминания о фантастических зельях, которые автор где-нибудь видел или которые создавал сам. В основном описывалась сущая ерунда — вроде зелья, что направляло сексуальную энергию монаха, которому посчастливилось попробовать эту жидкость, на стремление провести жизнь в целомудрии и непрерывных молитвах, попутно совершая добрые дела. Так как не упоминалось ни одного ингредиента, Гермиона полагала, что тут желаемое принималось за действительное.

Однако в описании одного зелья упоминались и ингредиенты. Так соблазнительно мало действующих веществ, довольно редко встречающихся, и никаких упоминаний о количестве или методике приготовления. Все это обещало то, что в переводе Снейпа называлось зельем Слез феникса. Рецепт прятался между заметкой о мозолях на пятках и рассказом о том, как правильно приготовить старую жилистую курицу.

Гермиона проглядела заметки на полях — Снейп, конечно, обратил внимание на чудодейственное зелье и уже прилично над этим раздумывал — поля пергамента пестрели названиями наиболее вероятных ингредиентов. Даже абзац о курице удостоился вопросительного знака на полях, и Гермиона легко представила, как, прочитав это, Снейп презрительно вздернул бровь.

И тут же, вспомнив о Снейпе, она подумала о том, куда же он подевался, и одновременно осознала, как много прошло времени. С тревогой — он точно не оценит ее любопытства — Гермиона аккуратно положила бумаги на место, встала и приготовилась к бегству — вдруг Снейп ворвется в комнаты и начнет кричать на нее.

Однако его все не было и не было, и страх быть пойманной быстро сменился недоумением. Гермиона не видела Снейпа в коридорах сегодня вечером и, поскольку давно делила с ним подземелья, знала, что он не пропадает просто так.

Разве только его не призвал Волдеморт.

У Гермионы не было телесного воплощения, но при мысли о том, что Снейпа призвали, мороз пробрал по спине. Ну да, пусть он неприятен, нелюбезен, но Снейп все-таки был членом Ордена феникса и, в конце концов, союзником в войне против Волдеморта. Северус был шпионом, и сведения, которые он добывал, не имели цены, да только работа эта была смертельно опасной, и Гермиона знала, что каждый раз, когда он, отвечая на призыв Волдеморта, присоединяется к Пожирателям смерти, он вполне может не вернуться — мучительная смерть ждала Снейпа, если раскроется его двурушничество.

Встревоженная, Гермиона покинула потайной кабинет, по наитию проникнув сквозь стену напротив входа. Как она и ожидала, за стеной оказались жилые комнаты. Никаких украшений, суровая обстановка, а длинная черная мантия, перекинутая через спинку стула, была главным доказательством того, что это комнаты Снейпа.

Кроме этого, во всем остальном опрятные, по-спартански скромные комнаты включали маленькую кухню, вполне подходящую для того, чтобы сварить пару яиц и вскипятить чай; гостиную и спальню. Дверь, что была напротив Гермионы, по всей видимости, вела в ванную. То тут, то там попадались личные вещи, которые как бы напоминали о том, что кто-то живет здесь постоянно, но почти ничего не говорили об их владельце.

Только одно выбивалось из общей картины — приоткрытый шкаф под книжной полкой в спальной комнате. Когда Гермиона заглянула внутрь, то увидела плоскую деревянную коробку, которая была открыта; крышку бросили в шкаф небрежно, будто содержимое забирали в спешке. Изнутри коробку выстилал бархат, но с годами ворс вытерся, сильнее всего на самом дне, где поверхность была рельефной, но на потускневшей ткани еще угадывался рисунок листьев дрока. Гермиона задумалась на миг, и бугорки вдруг сложились в бесполое лицо, и она поняла, что выпуклая поверхность — это точно то место, куда можно положить на хранение серебряную маску.

Решив, что сегодня ночью уже хватит совать нос в чужие дела, и отчасти благодарная за отсутствие телесного воплощения, которое могло бы в комнате что-нибудь потревожить, Гермиона, как дым, просочилась сквозь потолок подземелий и появилась в Большом зале. Когда она прошла сквозь каменный пол, часы пробили час после полуночи — не так уж много времени осталось до рассвета.

Если что и было хорошего в таком существовании, так это время — неограниченное время для раздумий и самокопания, и Гермиона часто размышляла о своем соседе по подземельям. Северус Снейп, конечно и бесспорно, личностью был неприятной, но она не могла не думать об опасности, которой он подвергался, и невольно восхищалась его удивительной способностью совмещать преподавание зельеварения и смертельную игру в кошки-мышки.

Гермиона, разрываясь между беспокойством за Снейпа и страхом, — что он ей скажет, если заметит ее беспокойство? — решила действовать на свой страх и риск и направилась с невозмутимым выражением лица к кабинету директора. Если что-нибудь случилось, Гермиона сможет это понять — по суете у кабинета Дамблдора.

И Гермиона подумала, что беспокоилась не зря, когда горгульи, охраняющие лестницу у покоев директора, загрохотали и повернулись; это значило, что кто-то поднимался или спускался по ступенькам. Но когда Снейп собственной персоной появился на лестнице, Гермиона почувствовала себя несколько глупо и странное разочарование овладело ею. Он выглядел усталым, но совершенно невредимым, одежда была потрепана, мантия ниспадала тяжелыми складками, а волосы сальными прядями свисали на землистые щеки.

Снейп проницательно посмотрел на нее, и Гермиона подумала, что выдала себя так или иначе.

— Доброе утро, профессор, — выдавила она.

Он лишь коротко кивнул в ответ, а потом, развернувшись, быстро зашагал вниз по коридору. Заметив, что Снейп пошел в противоположную от подземелий сторону, и так как она вроде туда же направлялась, Гермиона последовала за ним. Она подумала о том, что Северус выглядит так, словно провел на ногах всю ночь — в нем не было больше той привычной энергии, будто распрямилась прячущаяся внутри него тугая пружина. Гермиона коротко побранила себя за то, что беспокоится о человеке, который способен сам о себе позаботиться. И, не дожидаясь пока Снейп обвинит ее в том, что она его преследует, Гермиона нырнула в каменные плиты у его ног и помчалась вперед.

Северус Снейп остался позади, а Гермиона неслась по темному коридору, и темноту лишь иногда разгонял свет факелов, а потом по одной стороне каменной стены замелькали сводчатые окна. Гермиона остановилась, не спеша подлетев к окну, и мысленно покачала головой. Пусть они делили на двоих подземелья, но стоило ли обманывать себя и думать, что профессор Снейп примет, не говоря уже о том, что оценит, заботу Гермионы о его благополучии. «Волноваться за него было бессмысленно», — подумала она, с унынием рассматривая каменный пол.

И где-то в глубине, самыми призрачными косточками, Гермиона почувствовала, что скоро рассвет, и посмотрела в окно — там, за блестящими стеклянными панелями, внизу лежало озеро, неподвижное и тихое, по берегам темнели деревья — опушка Запретного леса. Приближалось зимнее солнцестояние, и с каждым днем солнце поднималось все позже и садилось все раньше, а ночи становились длиннее, потворствуя привидениям, и они могли теперь долго скитаться по коридорам. Некоторые призраки совершенно избегали солнечного света, но Гермиона, несмотря на неприятные ощущения, раз за разом наслаждалась игрой красок, наблюдая, как ночь уступает дорогу дню. Когда Гермиона была жива, то любила закаты, а теперь она отстраненно отметила свою новую склонность — к рассветам.

К удивлению Гермионы, из коридора, который она оставила позади, послышались шаги, и минуту спустя она увидела Снейпа. Он подошел к окну и, заметив ее, казалось, почти удивился и резко остановился.

— Вам что-нибудь нужно, мисс Грейнджер? — спросил он, голос его был от усталости хриплым, и поэтому в нем не слышалось обычной язвительности.

— Нет, профессор, — ответила она, смутившись. — Просто здесь мне нравится наблюдать за восходом солнца.

Оглянувшись, Гермиона увидела, как первые лучи солнца осветили восточный горизонт, как свет на глазах становились все ярче и ярче. Снейп, не произнеся больше ни слова, подошел к подоконнику и тяжело склонился над каменным средником; и вдвоем они смотрели, как солнце медленно поднимается над озером и дальним лесом.

Гермиона не знала, как начать разговор, краем глаза рассматривая его измученное лицо. И не успев подумать, она поняла, что уже спрашивает:

— Вы ночью хоть чуточку спали, профессор?

Слишком уставший, чтобы ответить что-то резкое, Снейп просто покачал головой.

— Не хочу я походить на всезнайку, профессор, да только любой человек, который ведет такой образ жизни, а потом не ложится спать, потому что ему вздумалось рассвет посмотреть, так никогда и не выспится.

— Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это, мисс Грейнджер, и — нет, я так и не добрался до кровати этой ночью, — ответил Снейп спокойно, без всякой язвительности. — А вы на няньку больше походите, — добавил он, когда Гермиона посмотрела на него с укоризной.

Она ласково улыбнулась — из-за той дневной апатии, что становилась тем сильнее, чем выше поднималось солнце, и от облегчения, что Снейп был сегодня таким простым и почти любезным.

— В таком случае, юноша, иди-ка ты спать.

— Я не могу спать, — пробормотал он. — Мне просто нужно было увидеть рассвет этим утром.

— Не в обиду будет сказано, профессор Снейп, но мне и в голову никогда бы не пришло, что вы из тех людей, которым нравится наблюдать за восходом солнца.

Прошло много времени, прежде чем он ответил ей:

— Это все, что есть в моей жизни постоянного. То, на что я точно могу рассчитывать.

Гермиона усмехнулась:

— Вот как, а я была уверена, что вы пессимист.

Взгляд, который метнул на нее Снейп, говорил так ясно — «не глупи», что Гермиона поспешила объяснить свои слова:

— Просто я слышала, что настоящие пессимисты не верят в то, что солнце взойдет следующим утром только потому, что это случается уже десять миллионов лет подряд. Или около того.

К удивлению Гермионы, Северус, услышав это, признательно улыбнулся:

— Даже я не такой циник.

И тишина, что повисла меж ними, была почти уютной, а солнце взбиралось над холмами, и краешек его горел розовым, а потом, поднявшись над неровным абрисом холмов, солнце стало золотым. Гермиона рассматривала человека, который так неподвижно стоял перед ней и чье лицо было устремлено к ярким лучам восходящего солнца, таким ярким, что они причиняли боль. В безжалостном свете острый профиль Северуса был четким-четким, и остроту эту смягчали только темные тени от ресниц и морщины на измученном лице.

Гермиона все смотрела на него, а Снейп глубоко вдохнул и, почувствовав ее внимательный взгляд, повернулся, вздергивая бровь.

— Получается, что профессор Снейп все же не создание тьмы, — поддразнила она. — Кто бы мог подумать.

И будто мантию набросили — он снова стал хмурым и сердитым, всякое упоминание о том спокойном человеке, который мгновение назад был здесь, стерлось без следа.

— Я всегда во тьме, — ответил Снейп устало и, не сказав больше ни слова, развернулся и стремительно зашагал по коридору; измятая мантия вилась за его спиной.

* * *

Когда Гермиона осторожно расставила выбранные книги на обменном столе, мадам Пинс в очередной раз фыркнула, и одобрения в этом звуке не слышалось. Главный библиотекарь Хогвартса наконец перестала возражать против того, чтобы привидение Гермионы Грейнджер пользовалось библиотекой, но не прекратила высказывать свое мнение по поводу всей этой ситуации в целом. Когда Гермиона приходила за книгами, мадам Пинс хмыкала, фыркала, вздыхала и использовала другие бессловесные способы выражения недовольства. В свою очередь Гермиона изо всех сил старалась оставаться невозмутимой и не обращать внимания на Пинс. Если и была в чем ее вина — так это в том самодовольном выражении лица, с которым Гермиона появлялась из хранилища; но только причиной ее торжества было то, что она находила действительно редкую книгу, а не то, что в глубине души Гермиона наслаждалась недовольным лицом мадам Пинс.

«Разрешите, мисс Грейнджер», — раздался робкий голос, и Гермиона повернулась и увидела второкурсницу-гриффиндорку. Девочка тоже держала в руках стопку книг, которая казалась для нее слишком тяжелой. Гермиона улыбнулась и посторонилась, и была приятно удивлена, когда ребенок застенчиво улыбнулся в ответ.

В Хогвартс приехали новые ученики, и они мало-помалу привыкли к тому, что Гермиона часто бывает в библиотеке, и даже прониклись к ней теплыми чувствами, особенно после одного достопамятного вечера, когда она помогла ребятам с домашней работой по зельям. Быстро разошлись слухи, что привидение мисс Грейнджер также здорово разбирается в чарах; и еще до того, как сама Гермиона узнала об этом, среди малышей, которым нужна была помощь, она стала самым тщательно охраняемым секретом.

Рванув напрямик сквозь стены, Гермиона устремилась к Большому залу и к подземельям, которые были под ним, миновав крыло, где находилась библиотека, и почти пересекла открытый внутренний дворик, как вдруг остановилась. Все вокруг было белым, и Гермиона удивленно заморгала, подняла голову и увидела, как падает снег. Разумеется... И ученики вернулись в школу на прошлой неделе.

Она медленно повернулась, завороженная этой грустной и тихой красотой, этим снегом, который медленно ложился на холодные каменные стены. Гермиона шла по снегу и не оставляла следов, и, подняв к небу лицо, она почти ощутила, как снежинки щекочуще касаются кожи. Они пролетали сквозь нее, а не садились на волосы, как должны были бы; и тут Гермиона ослепительно четко вспомнила, как когда-то они с Гарри и Роном стояли вот так среди снегопада, как играли в снежки, смеялись друг над другом, а каменные стены возвращали обратно их смех. Безмолвная тишина становилась все более глубокой, и Гермиона чувствовала, как падает снег, и она не знала, что больнее — вспоминать своих друзей или забывать то время, которое они провели вместе.

К тому времени, как Гермиона очнулась от задумчивости и вернулась в школу, факелы в коридорах погасли и стало совсем темно, а ученики разошлись по комнатам. И так же тихо, как на заснеженной улице, было в подземельях — мирно, меланхолично, но не мрачно. Гермионе вспомнилось, как в начале года она встречала восход солнца вместе с Северусом Снейпом, вспомнила те спокойные минуты и поняла, что вновь тревожится за него.

Как бы ни пыталась Гермиона выбросить Снейпа из головы, беспокойство за него словно прокрадывалось в ее разум. Может быть, это случилось потому, что она слишком много времени проводила рядом, не обязательно за разговором, но, во всяком случае, в одном и том же подземелье. Гермиона помнила, как дрожали его руки, когда он проверял работы; и усталость, которая читалась в каждом движении, в каждой черте Снейпа, казалось, стала такой же неотъемлемой его частью, как и черная мантия.

Гермиона даже решилась как-то вечером, во время одной из слишком частых отлучек Снейпа, упомянуть про это в разговоре с директором, но Альбус Дамблдор весело ее заверил:

— Все у Северуса в порядке, Гермиона. Ему больше не надо обучать твоего друга Гарри и армию Уизли. И ты ему помогаешь. Это с кем угодно чудеса сотворит. Он давным-давно должен был взять помощника!

И, смеясь над своей собственной шуткой, Дамблдор неспешно удалился, а Гермионе оставалось делать свои выводы. Или Дамблдор был совершенно ненаблюдательным, или он хорошо знал, что Снейп ненавидит любое вмешательство в личную жизнь и будет рад этому так же, как неожиданной вечеринке по случаю его дня рождения. Это ничуть не помогло Гермионе, и она осталась незримо парить под потолком класса в подземельях и гадать, так ли заразна задумчивость.

Она все предавалась размышлениями, когда дверь класса с грохотом открылась. Покачнувшись в дверном проеме, Снейп длинно и замысловато выругался и захлопнул за собой дверь. Мокрый снег запутался в его волосах, прилип к мантии. Северус выглядел как человек, который долго-долго продирался сквозь заснеженный лес.

— Чертовы недоумки, часами стоящие под открытым небом, — выплюнул он в пространство и, шатаясь, подошел к рабочему столу. — Думалось, что человек, который наполовину змея, окажется как-то более заинтересованным в том, чтобы держать свою задницу в тепле. Нет, ну что вы! Он желает отчитывать нас, слушать, как все хвастаются вкладом в общее дело. Да мы чуть до смерти не замерзли из-за этой трепотни.

Промокшая мантия комком свернулась на полу, за ней последовал промокший же сюртук, на котором не хватало пуговиц — они оторвались, когда неуклюжие пальцы не смогли продернуть их в петли. Добравшись до стола, Северус неловко зацепил длинной рукой котелок, и тот с лязгом упал на колечко. Снейп откинул с лица мокрые волосы, наклонился, направляя палочку на очаг, и, после нескольких гневных тычков, огонь с шипением вспыхнул.

Снейп грубо отбросил палочку, и она упала у подставки для котлов. Он вытянул руки к еще слабому пламени, пытаясь согреться, и даже не вздрогнул, когда рядом с ним появилась Гермиона.

— Как ты? Все хорошо? — спросила она участливо.

Взгляд Северуса Снейпа мог соперничать со взглядом василиска.

— А я похож на человека, у которого все хорошо?

— Нет, ты промок и замерз, — Гермиона осеклась и вновь глянула на него. — Не говоря уже о том, что полупьян.

— Спасибо, что напомнила, — огрызнулся Снейп, но совсем неубедительно — он так замерз, что зубы отбивали дробь.

— Почему бы тебе не принять горячую ванну? — проворчала Гермиона. — Ты тут никогда не согреешься.

— Спасибо, няня Грейнджер, — ответил он, окоченелыми руками доставая флакон с дистиллированной водой из шкафчика и выливая жидкость в котел. — Почему бы тебе не помочь и не принести мне желчь броненосца?

Несколько сбитая с толку, Гермиона покорно принесла пузатую бутылочку из хранилища и поставила ее на стол.

— С каких пор ты добавляешь желчь броненосца в отрезвляющее зелье? — спросила она. — Нельзя ли найти что-нибудь менее вредное для желудка?

— Желчь нейтрализует токсины, — ответил Снейп резко, отлив добрую половину в котел, где уже начала закипать вода. Там же оказался желтый щавель и горсть чертополоха. Но не ингредиенты были так необычны, а то, как готовил он зелье — возмутительно небрежно, Гермиона такого и у первогодков не видела.

Да только все вопросы вылетели у нее из головы, когда Снейп вдруг схватился за бок, будто приступ невыносимой боли скрутил его. Однако на белой рубашке не было и следа крови, а мгновением позже Снейп выпрямился и, будто ничего и не случилось, продолжил работать, но, казалось, делал все наобум.

Не прошло и минуты, как Северус застонал и снова сдавил рукой правый бок. Его повело в сторону, он наткнулся жестко на край стола и, чтобы не упасть на пол, ухватился за столешницу свободной рукой так сильно, что побелели костяшки.

Сквозь стиснутые зубы — звук позыва на рвоту, и Гермиона в ту же секунду выхватила забытый котелок из-под ученического стола... и успела, она все-таки успела до того, как Снейп упал на колени и его начало рвать.

Гермиона не знала, что ей делать дальше, она просто держала котел, пока Снейп опустошал желудок, его рвало снова и снова, в мучительных спазмах. Гермиона решила, что Снейпу, наконец, стало легче, когда он оттолкнул котелок и вытер рот рукавом. Его руки дрожали.

— Тебе это ни к чему — быть здесь, — сказал он отрывисто, пытаясь сохранить остатки достоинства.

— Но, — ответила она, — я здесь, и, похоже, пригодилась.

— Ты всегда хорошо чувствовала, когда нужно подсуетиться с котлом, — признал Снейп. — Но не сказал бы, что мисс Бетенкорт оценит это.

— Да в этом котле у мисс Бетенкорт отродясь ничего лучше не водилось, — осторожно возразила Гермиона, пытаясь понять, как себя чувствует Снейп. — Кажется, ты не просто перебрал. Тебя прокляли?

— Только если мои так называемые друзьями и их порочное чувство юмора.

— Кто-то отравил тебя? — потрясенно спросила Гермиона.

Снейп в раздражении проворчал что-то и, покачиваясь, встал на ноги, тяжело склонившись над столом. Полка с эфирными маслами с грохотом упала, и несколько флаконов покатились к краю. И очень ловко, для кого-то столь бестелесного, Гермиона подхватывала высокие бутылочки и ставила их в центр стола. Снейп попытался открыть один флакон, но руки дрожали так сильно, что она не сомневалась — он прольет все раньше, чем донесет до котла. Не в состоянии больше это выносить, Гермиона вырвала флакон из его неуклюжих пальцев.

— Садись же, глупый ты, упрямый человек, дай я тебе помогу. Хочешь на стол все пролить? Сколько?

Гермиона видела, с каким усилием Снейп подавил возмущение, подобно тому как гасят пламя. Он тяжело опустился на ближайший стул, перевел дыхание и, наконец, сказал, сколько требуется капель. Он сидел, не предпринимая никаких попыток подняться, и только направлял Гермиону. Снейп говорил таким покорным голосом, как будто ждал, что она использует в своих интересах его болезненное состояние.

И только когда был добавлен последний ингредиент, и Гермиона помешала зелье положенное количество раз, она снова спросила:

— Ты хоть что-нибудь ел перед тем, как начал пить?

И Снейп с удивлением понял, что уголок его рта дернулся.

— Да, няня Грейнджер, я ел.

— Очевидно, что недостаточно — так мало еды и так много бренди, — резко заметила Гермиона.

Не дождавшись ответа, она взглянула на Снейпа и вздрогнула, когда увидела, как капли пота крупным бисером выступили у него на лбу. Глаза Северуса были закрыты, мучительная судорога скрутила тело, и боль исказила его черты.

— Профессор, — позвала она, но Снейп не шевельнулся, и Гермиона всерьез забеспокоилась. — Профессор Снейп!

К ее облегчению, он медленно открыл глаза, и взгляд, в конце концов, сфокусировался на ее полупрозрачном лице.

— Может позвать мадам Помфри? — спросила она взволнованно.

— Нет, — ответил еле слышно Снейп. — Ничего она не сделает тут, чего бы уже не сделал я.

— Уверен?

— Прекратите нести чушь, мисс Грейнджер. Я знаю, что со мной случилось. И Поппи знает.

Взгляд Снейпа скользнул к котлу, из которого поднимался фиолетовый дым, жидкость приобрела странный оранжевый оттенок. С большей силой, чем Гермиона могла в нем предположить, Снейп поднялся на ноги и навис над столом.

— Выглядит подходяще. Давай сюда.

— Оно ужасно горячее, — предупредила Гермиона, наливая зелье в чистый бокал.

Снейп отпил больше половины и замер — снова пришли позывы к рвоте, но Северус подавил тошноту одним лишь волевым усилием.

В конце концов Гермиона забыла про тактичность и спросила без обиняков:

— Да что с тобой случилось?

— Тут односложно не ответишь, мисс Грейнджер, не говоря уже о том, что вопрос твой — большая дерзость.

— Обсуди это с Бароном. Почему ты пьешь системные стимуляторы? — Гермиона уставилась на его ладонь, которая все еще сжимала бок. Потом посмотрела на ингредиенты, разбросанные по столу. — Минутку... корень куркумы, одуванчик, шлемник, подмаренник цепкий... — Гермиона называла ингредиенты и загибала пальцы, складывая улики в уме. — Почечная недостаточность?

— Вообще-то печеночная, — вскользь уточнил Снейп, переворачивая флакон и выливая остатки зелья в склянку. — Волшебники называют это синдром Браксдиса, а маглы, полагаю, гепатитом.

— Но гепатит гепатиту рознь.

— Так же, как и синдром Браксдиса. Я страдаю неизлечимым его вариантом. Мало того, что симптомы этой болезни у всех вызывают ко мне непритворную симпатию, так вдобавок бесконечно забавляют Люциуса Малфоя, в особенности когда он настаивает на том, чтобы я пил тот скипидар, который он выдает за огневиски. Ничего удивительного, если он специально гонит этот чрезвычайно мерзкий дистиллят для своих соратников — Пожирателей смерти.

Вооруженная новой информацией, Гермиона снова изучила Северуса Снейпа и не могла не заметить, какое желтушное у него лицо, как туго кожа обтянула скулы. И эта желтушность, оказывается, не свидетельствовала о том, что Снейп редко бывает на свежем воздухе — у него плохо работала печень. Это объясняло и весь его нездоровый вид, а строгая диета из стимуляторов — потрясающую энергичность и легендарную бессонницу.

Нетрудно было представить удовольствие этого садиста — Люциуса Малфоя, который настаивал на том, чтобы Снейп употреблял дрянную выпивку — он точно был из тех, кто посчитал бы отравление мастера зелий веселой шуткой.

— Это зелье, оно избавит тебя от боли? — спросила Гермиона.

— Нет, — просто ответил Снейп. — Но с ним моя печень не вывернется наизнанку, и зелье нейтрализует алкоголь, циркулирующий в крови. Мне нужно будет все это допить, — он мотнул головой в сторону котла и продолжил, — регулярно, в равных дозах. Снейп осекся, когда очередной приступ боли парализовал его.

— Иди спать, — приказала Гермиона, когда ему стало полегче. — Я во что-нибудь перелью зелье и принесу в твои комнаты. Если только тебе не нужна помощь.

Ответ Снейпа был неразборчивым, однако он встал и, шатаясь, прошел по комнате. Как только потайной проход закрылся за ним, Гермиона схватила несколько больших флаконов и сито. Снейп выпил первую порцию со всей дрянью, которая плавала на дне, но Гермиона посчитала, что в этом нет никакой необходимости.

Разобравшись с зельем, она отнесла шесть флаконов на подставке через потайной проход в комнату Снейпа, с волнением напомнив себе, что дверь нужно открыть, а не пролетать сквозь — для стеклянных сосудов это могло закончиться плачевно. Снейп, свернувшись под одеялом, крепко спал. Гермиона поставила флаконы на прикроватный столик и, осмотревшись, ощутила потребность сделать что-то еще, а не просто изображать привидение подай-принеси. Она посмотрела на пустой колосник и вызвала домового эльфа, который рад был разжечь сильный огонь и, после обещания сделать это как можно бережнее, наложить высушивающие чары на все еще мокрые волосы, прилипшие к вытянутому лицу Северуса Снейпа.

Узнав, что надо привести в порядок одежду, брошенную на пол, эльф обрадовался еще больше. Снейп переоделся в плотную пижаму, само собой разумеется, застегнутую до самого подбородка. Гермиона надеялась, что у него хватило ума надеть пару толстых носков, но она решила не просить об этом эльфа.

Гермиона позвала эльфа с собой и, пройдя сквозь стены, вернулась в классную комнату; эльф подпрыгивал рядом и без труда аппарировал через двери. Она попросила помощника забрать мантию Снейпа и остальную грязную одежду и принялась убирать на рабочем столе, расставляя по местам инструменты, ингредиенты, флаконы и пробирки — Гермиона хорошо знала, что во владениях Снейпа эльфам запрещено до чего-либо дотрагиваться.

Когда все ингредиенты очутились на своих местах, котел — в раковине, мусор — в ведре, Гермиона обнаружила палочку Снейпа, которая, забытая, лежала на столе. Это было невообразимо — Снейп забыл палочку. Аластор Хмури, узнав об этом, смеялся бы до колик в животе над человеком, который был почти таким же параноиком, как и он сам, но, в конце концов, Хмури никогда и не отличался сострадательностью.

Подумав, что личные вещи не должны лежать вот так, без присмотра, Гермиона, решив отнести палочку на прикроватный столик, взяла ее и выронила, судорожно глотнув воздух, когда мучительная, обжигающая боль пронзила кончики пальцев. Замерев, Гермиона сунула обожженные пальцы в рот, подозрительно уставившись на палочку, и задумалась — вопросы, наблюдения, вероятности — все смешалось у нее в голове.

Она раздобыла пару деревянных щипцов, осторожно подняла палочку, словно только что отлитую полосу стали, и пронесла ее через класс в кабинет Снейпа. Верхний ящик был почти битком набит: перья, сладости и остальная чепуха, которую Снейп отбирал у учеников. Ящик подходил на роль тайника ни хуже любого другого места, здесь можно было спрятать палочку, до того как владелец оправится настолько, что попытается ее отыскать.